Встречи с песней

ЧЕЛОВЕК УЗНАЕТСЯ ПО ПЕСНЕ

Я хочу рассказать об удивительном человеке — Митрофане Ефимовиче Пятницком, собирателе русских народных песен, создателе замечательного хора, который носит теперь его имя.

С Митрофаном Ефимовичем я подружился в давние годы.

Однажды в нашем студенческом общежитии устроили концерт хора работниц кружевной фабрики. Это были крестьянки, приехавшие на фабрику из Воронежской губернии. Вместе с ними пришел руководитель хора — высокий узколицый старик с детски-светлыми глазами и небольшой седой бородкой.

В задней комнате работницы переоделись и вышли на небольшой помост, устроенный в углу зала. И случилось чудо: темноватый полуподвальный зал будто озарился тихим северным сиянием. Певицы вышли в старинных русских костюмах — в расшитых рубашках, сарафанах и поневах. Они не сразу стали петь, словно испытывая от многолюдья некоторую неловкость и смущение. Очевидно, выступления им были непривычны.

Из хоровода на полшага выдвинулась старушка с сухим лицом и большими темными кругами у глаз, будто сошедшая с иконы старого русского письма, а по сторонам от нее встали две крестьянки помоложе. Строго, без улыбки оглядев своих товарок и как бы приглашая их этим взглядом на разговор, старушка негромко завела песню. И так, переглядываясь друг с дружкой, они стали петь старинную народную песню, грустную, как осеннее поле в дождь, ладно и задушевно, и эта песня хватала за сердце своей глубокой и безыскусной правдой. Их пение было мне родным и знакомым, так пели моя мать и бабушка... Одна за другой сплетались песни — протяжные, величальные, хороводные, они вызывали в памяти что-то полузабытое и щемящее.

Все слушали затаив дыхание. Но больше всех радовался седобородый кудесник, управлявший хором: он то взмахивал густыми бровями, то приплясывал вместе с хороводом, то весь будто растворялся в песне, в общем праздничном веселье.

После концерта я пошел проводить его. Он жил на Девичьем поле.

Митрофан Ефимович Пятницкий служил в клинике кастеляном, заведовал бельем. Я был счастлив, что подружился с этим человеком. Он помог мне вслушаться в русскую песню, еще больше полюбить ее. На свои скромные сбережения этот энтузиаст приобрел фонограф и в отпуск ездил по деревням, записывал народные песни, былины, сказания. Любимому делу он посвятил всю жизнь.

Находя одаренного человека, Митрофан Ефимович увозил его с собой в Москву и устраивал на работу на кружевную фабрику, где у него были знакомые. Так постепенно создавался хор.

Небольшая квартира Пятницкого, в две комнаты, располагалась в глубине двора. На полках во всю стену одной из комнат стояли в ряд картонные коробки с записями народных песен.

Митрофан Ефимович рассказал мне о знаменитой исполнительнице русских песен, простой воронежской крестьянке Аринушке Колобаевой, о ее дочерях. Зная, что от каждого поворота хрупкие восковые валики изнашиваются, он все же дал мне послушать редчайшие записи в исполнении этих замечательных певиц. И все это без всякой корысти, от чистого сердце, видя мою влюбленность в народную песню.

— Вот послушайте-ка старинную песню «Синий кувшин»:

В старину больше печальные пели. Раньше, до революции, наш хор на задворках собирался, позади Новодевичьего монастыря. Никому до нас никакого дела не было. А тут нами вдруг сам Ленин заинтересовался...

— Ленин?!

— Да, Владимир Ильич. Лично.

И Митрофан Ефимович рассказал о своей встрече с Лениным.

— Владимир Ильич любил русскую песню. И сам пел...

Будто прислушиваясь к негромкому голосу Пятницкого за раскрытым окном стояли задумчивые деревья. Над ними светили тихие звезды.

— Сентябрь 1918 года в моей жизни останется навсегда. Нас пригласили в Кремль. Мы были от радости на седьмом небе. Но еще большая радость охватила всех, когда мы узнали, что на концерте будет Владимир Ильич. Радостно было вдвойне: и оттого, что он придет на наш концерт, и оттого, что его здоровье пошло на поправку. Ведь еще и месяца не прошло со дня злодейского покушения на Владимира Ильича.

Концерт давался для курсантов школы ВЦИК. Был он из трех больших отделений. Пели старинные народные песни, обрядовые песни-причитания. Показывали сцены из крестьянской жизни: «Свадьбу», «Посиделки», водили хороводы. Среди красноармейцев сидел и Владимир Ильич. Он еще не совсем оправился после болезни, был бледен, с перевязанной рукой. Но слушал он с большим вниманием. Концерт длился долго, и Владимир Ильич терпеливо просидел все три отделения до конца. Концерт ему понравился.

Я получил приглашение прийти на другой день к Ленину. Как я волновался! Ночь не спал. А певицы наши всю ночь полотенце вышивали в подарок Ильичу. Собрали огромный букет полевых цветов. Думали-думали, что бы еще такое преподнести, решили: по русскому обычаю — сноп пшеницы. Обвязали его вышитым полотенцем, очень получилось красиво!

Приехал я в Кремль, да, кажется, не вовремя: Владимиру Ильичу как раз перевязку делали. Эх, думаю, угораздило. Но буквально через несколько минут пригласили меня к нему. Ильич приветливо встретил и так просто, даже виновато как-то: извините, мол, ничего не поделаешь, медицина...

Очень ему по душе наша хлеб-соль пришлась — сноп и полевые цветы. Он тут же попросил убрать со стола букет роз и вместо них поставить в кувшин наши простые цветы. Разговор пошел о песне: оказалось, Владимир Ильич не только любил песню, но и понимал ее тонко, разбирался в этом деле. А ведь исполнение даже одних и тех же песен в разных губерниях разное. Рязанские песни отличаются от тульских, воронежские от смоленских. Так же и пляски. В некоторых деревнях женщины, чтобы не показать некрасивость своих мозолистых рук, держат в пляске ладони согнутыми «кулачком». Стыдятся. Это в тех местах, где на женщину в старину взваливали непосильную мужскую работу. От крепостного права еще осталось. А полюбуйтесь, как свободно отплясывают украинки или казачки! Там женщине привольней жилось.

Ильич слушал мой рассказ с глубоким вниманием. А потом стал расспрашивать: как мы живем, в чем нуждаемся, как песни собираем. Вник в наши нужды. За работу похвалил. Дело, мол, народу родное, необходимое. Пообещал хору поддержку и свое обещание выполнил! Без всякого промедления мне выдали пропуск в Кремль.

И Митрофан Ефимович показал бумагу, помеченную 1918 годом. В ней значилось:

«Удостоверение Наркомпроса

Выдано в том, что организатор крестьянских концертов Митрофан Ефимович Пятницкий отправляется для собирания народных песен в Воронежскую губернию.

Ввиду ответственности и важности работы в культурно-просветительном отношении, выполняемой с ведома Народного комиссариата по просвещению (отдела искусств), отдел просит все советские учреждения и железнодорожные власти оказывать ему всевозможное содействие как в деле выполнения работы, так и в передвижении, вплоть до получения билета вне очереди и предоставления ему права ехать в делегатском вагоне».

Более четырехсот валиков с редчайшими записями привез Митрофан Ефимович из своих путешествий по глубинкам России: песни и частушки, былины, хороводы и прибаутки.

Спать не хотелось, мы вышли на улицу и переулками спустились к Москве-реке. Где-то справа от нас в темноте плыла лодка. Два сильных девичьих голоса, подхватывая друг дружку, пели «Калинушку». Молодые голоса звучали в ночной тишине чисто и свободно. Повернув свою белоснежную голову к реке, Пятницкий вслушался и восхищенно заметил:

— По песне любого человека узнать можно. Послушайте-ка, прямо в поднебесье взлетает! Сразу слышно, что у человека на сердце радость...

Много лет прошло с той ночи, но разговор с прославленным собирателем русских песен глубоко запал в душу, и с той поры, встречаясь с разными людьми и помня завет Пятницкого, я всегда старался узнать, какая же у этого человека самая любимая, самая заветная песня и с чем она связана в его жизни. А встреч было немало...