Эту историю рассказал мне старый друг, летчик-испытатель полковник Максимов.
— В первый же день войны летчики-испытатели столицы вызвались на фронт. В девять утра наш полк истребителей на одноместных машинах типа «Чайка» вылетел из Москвы. К вечеру мы опустились на полевой аэродром невдалеке от линии фронта. Ничто здесь не напоминало о войне: светило заходящее солнце, так же, как светило оно и несколько часов назад в Москве, в деревне разноголосо пели петухи, а на поле неугомонно трещали кузнечики. Механики готовили самолеты к бою. Вскоре наступила темнота.
Тот вечер, перед схваткой с фашистами в небе, оставил глубокий след в памяти. Вокруг на траве лежали боевые друзья. Каждого из нас томила неизвестность: что-то будет завтра. Однако не в характере наших хлопцев было унывать даже в самой сложной обстановке. Жора Бахчиванджи притащил баян и под общий гул одобрения вручил его нашему лучшему баянисту Косте Груздеву.
Музыка в тот вечер особенно трогала сердца. В небе сверкают звезды, вокруг друзья, вспоминаются родные и близкие, оставленные в Москве, а рядом нежная песня баяна. Хотелось сделать что-то необыкновенное — совершить подвиг, отдать жизнь за товарищей!
Больше всех переживал Кеша Субботин, самый молодой летчик полка. Кеша улетел на фронт, не попрощавшись с невестой. Несколько раз просил он Костю сыграть «Чайку» — очень популярную тогда песню Милютина. Было видно, что она напоминает ему что-то дорогое. Мы просидели так далеко заполночь, слушая задушевную песню. Помнишь:
Ну-ка, чайка, отвечай-ка,
Друг ты или нет?
Ты лети-ка, отнеси-ка
Милому привет!
Утром проснулись как-то все одновременно, будто и не ложились. Кеша Субботин даже запел:
— Что день грядущий мне готовит?..
Кто-то из друзей шутливо заметил:
— Вероятно, Героя!
На аэродроме был получен приказ: сопровождать на боевое задание штурмовиков и бомбардировщиков.
Я вылетел на сопровождение штурмового полка. После выполнения операции наша группа первая возвратилась домой. Все сразу бросились на командный пункт, чтобы узнать о судьбе своих товарищей, еще не вернувшихся с задания.
Связь с командным пунктом держали по радио все летчики. Нас обеспокоило сообщение Кеши: «Остаюсь с больным большим другом!» Это означало, что он отстает от строя с одним из наших подбитых бомбардировщиков. Мы потребовали, чтобы он не прекращал с нами постоянной радиосвязи.
— Все в порядке! — успокоил Кеша.
Он напевал любимую «Чайку», несколько изменяя слова. «Ну-ка, чайка, замечай-ка и следи кругом!», «Ну-ка, чайка, наблюдай-ка...» Ведь мы тогда и летали как раз на «Чайках».
Неожиданно голос Кеши передал тревожное сообщение:
— Справа из-под облаков выскочило звено «мессершмиттов»! Иду на сближение! Связь по радио временно кончаю!
Но, вероятно, волнуясь, Кеша забыл выключить ларингофон, и нам ясно слышалось его прерывистое дыхание и напряженное откашливание. По-видимому, фашисты наседали. Мотив песни сначала замер... Но вот мы снова услышали «Чайку», но уже совсем иную. Голос Кеши был неузнаваем. Что-то в нем зазвенело новое — грозное, воинственное: «Ну-ка, «Чайка», выручай-ка!.. Ну-ка, «Чайка», отвечай-ка!.. Ну-ка, «Чайка», получай-ка!!!» Видно, он отбивался от фашистских истребителей.
И это было ужасно: сидеть и слушать, как твой товарищ один дерется в неравном бою против тройки «мессершмиттов», и не быть в состоянии помочь ему. Вдруг послышался непонятный треск, какой-то шум, и наступила тишина. На наши вызовы ответа больше не последовало.
А вечером наша разведка донесла о геройской схватке Кеши. Он сбил одного «мессера», поджег второго и сам погиб, тараня третьего. Но он спас своего «большого больного друга».