Встречи во мраке

2. Первая встреча

Сообщение в «Дейли Ньюс» от 1 июня в рубрике извещений о смертях:

Все окна занавешены, на входной двери висел венок. Шел небольшой дождь. Выкрашенный в белый цвет дачный домик казался холодным и нежилым.

Большая машина, тоже с занавешенными окнами, свернула на мокрую от дождя подъездную дорогу и остановилась у входа в дом. Вышел шофер и открыл дверцу машины. Из нее вышел мужчина с серьезным выражением лица и помог выйти другому, на лице которого была глубокая скорбь. Он взял с благодарностью протянутую руку и с некоторым трудом поднялся по ступенькам. Входная дверь была широко открыта, возле нее стоял слуга, с потупленным взором ожидающий хозяина.

В доме царила та мрачная, душная атмосфера, которая сопутствует обычно смерти. Мужчины прошли в библиотеку, слуга закрыл за ними дверь.

Один усадил другого в кресло. Тот устало поднял голову, его взгляд был пустой.

— Она выглядела, как живая, не правда ли?

— Она выглядела прекрасно, Грей.

Друг неловко посмотрел в сторону.

— Не хочешь ли ты подняться и отдохнуть?

— Нет, мне и так хорошо… Я… я уже в норме.

Он вымученно улыбнулся.

— Это может с каждым произойти. Слезами и рыданиями делу не поможешь. Она бы этого тоже не желала.

— Выпей бокал коньяка, — заботливо предложил друг, — на улице очень сыро.

— Нет, спасибо.

— Или, еще лучше, кофе. Ты со вчерашнего дня ничего не ел.

— Спасибо, не хочу. Не теперь. Для этого еще будет подходящее время. Я смогу еще всю свою долгую жизнь есть и пить.

— Могу ли я здесь переночевать? Морган может устроить меня в гостиной.

Гаррисон отговорил его.

— Это не нужно, Эд. Мне гораздо лучше. Тебе предстоит длинный обратный путь, а утром ты должен опять быть на службе. Поезжай прямо домой и ложись спать. Ты заслужил это. Я очень благодарен тебе за это.

Тот протянул ему руку.

— Я позвоню тебе утром.

— Я тоже скоро пойду спать, — заметил Гаррисон. — Вот посмотрю еще пару этих присланных соболезнований. Это будет для меня каким-то занятием.

Друг попрощался с ним:

— Спокойно ночи, Грей.

— Спокойной ночи, Эд.

Дверь за ним закрылась. Гаррисон слышал, как он вышел из дома, затем подождал, пока Морган не постучал в дверь, как он обычно делал это перед сном.

Он сказал ему, как и своему другу Эду:

— Вы мне сегодня больше не нужны. Я еще только посмотрю почту. Нет, спасибо, мне ничего не нужно. Спокойной ночи.

Теперь он был один, как и желал этого. В скорби всегда лучше одиночество. Некоторое время он думал о ней. О ее смехе, о звуках ее голоса, когда она приходила домой и спрашивала Моргана: «Мистер Гаррисон уже здесь?»

Очень скорбно. Всегда будет скорбно, ибо он всегда будет думать о ней.

Он попытался обратить свое внимание на письма с соболезнованиями.

Как однообразно все звучит. Но будет ли звучать это иначе, если ему самому встать на их место?

Он продолжал читать. Читая четвертое письмо, он был ошарашен.

Он ужаснулся, он не верил своим глазам. На некоторое время он оцепенел. Он застыл, держа в руках записку.

Затем встал, положил ее дрожащей рукой на стол и снова застыл в неподвижности.

Потом решительно пошел к двери и вышел из кабинета. Сняв телефонную трубку, он набрал номер и стал ждать.

Когда он, наконец, заговорил, его голос звучал возбужденно и нервно.

— Это полицейский участок? С вами говорит Грэхем Гаррисон, Пенроуз Драйв, 16. Не сможете ли вы кого-нибудь прислать? Да, сейчас, если это возможно. Я полагаю, это касается убийства… Все остальное я сообщу тому человеку, которого вы пришлете… Нет, я не люблю по телефону… Хорошо, я буду ждать.

Он положил трубку и вернулся в библиотеку, опять к столу, на котором лежала записка. Он прочитал ее еще раз. Подписи не было. Там говорилось просто:

Прислали Камерона. Это дело как раз поручили ему. Камерону не поручали трудных дел. Его послали потому, что в такое позднее время никого другого не было. Или, может быть, потому, что по поводу подобного телефонного звонка следовало послать именно такого человека, как он. Его имя было Майк-Лайн. Камерон был худой и его лицо имело угрюмое выражение. У него были выдающиеся скулы и впалые щеки. Походка его была неуверенная, его поступки были необдуманными и опрометчивыми. Он брался за каждое дело с неуверенностью новичка. Это происходило и в простых делах, которые для него казались бы явно рутинными.

Свою рубашку он уже давно не менял.

— Мистер Гаррисон? — спросил он и представился.

Гаррисон произвел на него впечатление подавленного горем человека.

— Я сожалею, что побеспокоил вас, — сказал Гаррисон. — Мне кажется, что я немного поторопился.

Камерон вопросительно посмотрел на него.

— Когда я поразмыслил, то дело вдруг представилось мне совсем в ином свете. Я хотел уже снова позвонить и попросить вас больше об этом деле не заботиться, что вы напрасно приехали сюда…

— Но, может быть, вы все же расскажете мне, что вас угнетает, мистер Гаррисон?

— Это несерьезно. У меня был своего рода шок. Как нарочно сегодня. Когда я это прочитал, то в первый момент мне в голову пришло ужасное подозрение…

Камерон ждал, но Гаррисон не закончил фразу.

— Именно сегодня я похоронил свою жену, — вот единственное, что он добавил.

Камерон с сочувствием кивнул.

— Я видел венок на двери. Но, тем не менее, скажите, что вы прочли?

— Вот. Это находилось среди писем с соболезнованиями.

Тот взял протянутую ему бумагу и внимательно рассмотрел ее. Потом поднял голову и испытующе взглянул на Гаррисона.

— Этому, естественно не следует придавать значения, — быстро сказал Камерон. — Очень пошло, даже цинично сформулировано. Может быть, кем-то, кто сам скорбел о своей потере. Но, впрочем…

Камерон вдруг уселся поудобнее, словно не собирался скоро уходить.

— Может быть, вы закончите эту фразу, которую недавно начали? Что же вызвало то ужасное подозрение, которое возникло у вас в первый момент, когда вы это прочитали?

Гаррисон неохотно ответил:

— Ну, моя жена, само собой разумеется, умерла от болезни самым обычным образом. Но когда я прочитал это, то сразу же подумал, что, возможно… возможно, пожалуй, понять все по-другому. Необоснованная мысль, навязчивая идея, подумаете вы? Мысль, что кто-то мог приложить к этому руки. Но, вероятно, эта идея, вспыхнувшая в моей голове, была совершенно нелепой.

Он закончил фразу с извиняющейся улыбкой.

Камерон не ответил улыбкой. «Все же идея, — сразу подумал он, — а нелепая она или нет, в этом мы должны еще разобраться».

Он снова взял бумажку в руки и стал балансировать ею в пальцах, словно хотел ее взвесить.

— Я полагаю, что вы совершенно правильно поступили, позвонив нам, — заметил он.

— Я не пациент, — сказал Камерон ординаторской сестре доктора Лоренца Миллера. — Я могу подождать, пока доктор не найдет для меня время. В крайнем случае, я могу прийти попозже.

— Там кто-то из полиции, — сказала сестра врачу в заключении разговора. — Он хочет задать вам пару вопросов о миссис Гаррисон. — Она повторила просьбу Камерона.

Врач, совершенно естественно, заинтересовался.

— Можете пройти к нему, — сказала она.

Доктора Миллера забавляло, что в виде разнообразия явился не пациент. А то, что его визитер из полиции, еще больше развеселило его. Он взял сигару, предложил Камерону и затем удобно устроился в своем кресле.

— Меньше всего желал бы я слушать вам пульс, инспектор, или измерять кровяное давление, — шутливо проговорил он. — Хотелось бы мне быть полицейским. Тогда, по крайней мере, я общался бы со здоровыми людьми.

— Со здоровыми преступниками, — сухо заметил Камерон. — И при этом были бы бедняком.

Они перешли к делу. На Камерона врач произвел хорошее впечатление. По крайней мере, он был убежден в его честности.

— Вы лечили миссис Гаррисон, доктор?

— В течение нескольких лет я был их домашним врачом. Когда-то он был моим школьным товарищем. Он вызвал меня…

Врач взглянул на календарь.

— …по телефону 31 мая, рано утром. То, что я увидел, мне не понравилось, но сразу я затруднился поставить диагноз. В тот же день позже я нанес визит второй раз и немедленно забрал ее в больницу.

Он понизил голос.

— Больше я не терял времени, но, несмотря на это, было уже поздно. Еще до наступления ночи она умерла.

— И какова была причина смерти?

Врач нахмурился. Какое-то время он смотрел на пол, будто ему трудно было говорить.

— Тетансу, — тихо проговорил он. — Не пожелал бы своему злейшему врагу.

— Вы сказали, что во время своего первого визита вам не удалось установить диагноз?

— Это даже врачам редко удается. Только при втором визите я стал подозревать это. Исследования в больнице подтвердили мое предположение.

Он вздохнул.

— Было уже поздно вводить сыворотку. Мы ничем не могли помочь.

Камерон глубоко вздохнул.

— И от чего, вы считаете, это произошло?

— Входя в дом, она поранила себе ногу гвоздем. Но для меня главное было то, что с ней произошло, а не причина заболевания.

Камерон неторопливо кивнул.

— В этом заключается разница между нами обоими. Я работаю над прошлым, вы — над будущим.

— Однако, в этом случае, я полагаю, не может быть и речи о преступлении, — возразил врач. — Поэтому ваше сравнение к данному случаю не подходит.

Камерон на момент опустил глаза, словно хотел скрыть свои мысли.

— Не можете ли вы рассказать мне кое-что об этой болезни, доктор? Я не специалист и, откровенно говоря, даже не слышал о такой болезни.

— Ну, это естественно. В просторечии ее называют столбняком. Она развивается от повреждения кожи. Даже царапина или укол иглы могут стать причиной этой болезни — при условии наличия вируса. Случаи выздоровления очень редки, большей частью больные умирают.

— Существуют ли еще другие причины заболевания, кроме этих? Ну, например, контакт с другими людьми?

— Нет, столбняк — не заразная болезнь, а следовательно, она не может передаваться от человека к окружающим.

«Очень даже может, — подумал Камерон, вставая и направляясь к выходу. — Однако, совсем в другом смысле…»

Гаррисон в пижаме спустился по лестнице.

— Мне очень жаль, что я вас побеспокоил, мистер Гаррисон, — сказал Камерон. — Я знаю, что сейчас три часа ночи, но я проделал такой путь, что при всем желании не мог раньше прибыть. Мне нужно задать вам только пару вопросов о том гвозде, который явился причиной смерти вашей жены.

Гаррисон не понимал его.

— Это был обычный гвоздь, — удивленно сказал он.

— Можете ли вы показать его мне?

— Нет. Я его выдернул и выбросил на улицу.

— Можете ли вы показать мне, где он торчал?

— Да, это могу.

Гаррисон повел его в входной двери.

— Вот здесь, внизу. Видите крошечное углубление в дереве под дверным косяком? Здесь он торчал. В ту ночь мы поздно пришли домой. Я распахнул перед ней дверь и, когда она вошла, то поранилась об эту проклятую штуку. При всем желании мы не могли понять, каким образом здесь оказался гвоздь. Здесь не было щели, которую нужно было бы забить. Должно, быть, он совершенно случайно был вбит в косяк.

— Случайно?

Камерон поднял брови.

— Имеете ли вы представление, как давно торчал здесь гвоздь?

— Пожалуй, он появился только в этом году. Но его как-то не замечали.

— Кто-нибудь из вас раньше натыкался на него?

— Нет, нет. Никто не натыкался.

— Тогда его, несомненно, не было до того вечера.

Камерон сделал недовольную мину.

— Слышали ли вы когда-нибудь удары молотка?

— Это исключено. Нас целую неделю не было дома. Два дня дом вообще был заперт. Прислуга вернулась раньше нас, утром в понедельник.

Камерон открыл входную дверь и снова распахнул ее.

— Насколько я понимаю, гвоздь был вбит с наружной стороны. Дверь отворяется внутрь, и поэтому гвоздь не мог ее блокировать. Давайте воспроизведем ваши движения. Вы стояли с этой стороны, давая ей пройти. А она, вероятно, проходила, стараясь взяться за ручку двери. Таким образом, она должна была приблизиться сюда и действительно приблизилась к тому месту, где торчал гвоздь.

Он неторопливо кивнул.

— И вы просто выдернули этот гвоздь и выбросили его на улицу? — спросил он.

— С какой стати я должен был сохранять его? — возразил Гаррисон. — В конце концов, я не желал повторения этой истории: мы оба были сильно раздосадованы, и поскольку Моргана не было, я сам взял клещи. Рассказать вам, что за идиотство я обнаружил?

— Да, слушаю вас, — тихо сказал Камерон.

— Гвоздь был вбит наоборот. Головка была вбита в дерево, а острие торчало наружу.

— В таком случае, гвоздь не был вбит. Нельзя вбивать гвоздь шляпкой в дерево.

— Но он был воткнут в дерево очень глубоко. Там был длинный кусок гвоздя, почти такой же длины, как мой большой палец.

— Может быть, сначала было просверлено отверстие, в которое затем вставляли гвоздь головкой внутрь. Считаете ли вы это возможным?

— Да. В таком случае его могли вставить одним махом.

— И как он выглядел? — спросил Камерон. — Он был гладкий или ржавый?

— Я не могу сейчас вам этого сказать. Я только смутно припоминаю, что с нижней его половины свешивались какие-то грязно-коричневые нити. Все это так важно для вас?

— Теперь уже не так важно, — ответил Камерон. — Гвоздь пропал, а ваша жена умерла.

— Я не совсем понимаю, к чему вы, собственно, клоните, — медленно проговорил Гаррисон.

— Вы можете сами ответить на все вопросы, — ответил Камерон ворчливым тоном. — Мне больше нечего к этому прибавить.

Шеф протянул Камерону пачку связанных бумажных бланков.

— Для вас есть поручение, — кратко сказал он.

Камерон прочитал бумаги и его лицо вытянулось.

— Но ведь это совсем другое дело, — запротестовал он. — Это не связано с Жаннет Гаррисон…

— Займитесь этим делом, — резко перебил его шеф. — Или, вернее, прекратите ваше расследование, в основе которого нет ни одного достоверного факта. Да, да, я знаю, вы вообразили, будто это умышленное убийство, но ваше личное мнение меня не интересует. Я хочу использовать вас на более нужной работе.

— Но, сэр, эта женщина…

Шеф ударил кулаком по столу.

— Женщина умерла от столбняка. Это подтверждают врачи, известный врач-специалист. Опытный ученый-медик подписал свидетельство о смерти. Если этого недостаточно, я могу показать вам протокол вскрытия. В нем также ничего другого найти нельзя. Даже если в этом случае и есть какая-то тайна, то она биологического характера и, следовательно, это дело лечебных учреждений, а не полиции. Но если вы так горячо интересуетесь бациллами, то я могу только посоветовать вам сменить профессию и заняться медициной.

Камерон хотел возразить, но шеф сделал негодующий жест.

— Бросьте заниматься этими соболезнованиями. Каждый раз, когда мы имеем дело со смертными случаями, нам пишут сотни людей и убеждают нас заняться расследованием. Это вам хорошо известно. Однако, в тех случаях, которые действительно нужно расследовать, нам никто не пишет. Я вам уже сказал, что она умерла от столбняка, и с этим покончено.

— Но, сэр, судя по всему, она была убита. Предположите только, что столбняк был вызван умышленно. Он ведь может служить таким же оружием, как пистолет, нож или топор.

Голос шефа стал резким. Он произносил каждое слово раздельно:

— Я сказал: вы должны прекратить расследование. Это ясно?

На это мог быть получен только один ответ:

— Да, сэр, — поспешно сказал он.

Гаррисон сидел за столом и завтракал. Морган подал ему половину грейпфрута со льдом и положил на стол утреннюю почту.

Это письмо было третьим сверху. Оно гласило:

Подписи не было.

Тот моментально освободился от своей летаргии. Его взгляд обратился к двери и к той комнате, где стоял телефон. Он собирался встать и позвонить.

Потом его взор стал хмурым и усталым, и он никуда не пошел. Он сжал губы и медленно покачал головой, словно хотел сказать: «Один раз я уже свалял дурака, но больше этого не будет».

Он разорвал письмо и бросил его в корзинку для бумаг под столом. Затем снова принялся за свой грейпфрут.