Встречи во мраке

3. Вторая встреча

Телефон зазвонил в дьявольски неподходящий момент. Его жена тоже была в комнате.

Флоренс стояла перед ним совсем одетая. Она уже направлялась вниз, чтобы сделать последние приготовления. Только неполадка с ее ручными часами вынудила ее снова вернуться в комнату. Очевидно, замок браслета был слишком зажат. Требовалось некоторое время, чтобы его как-то исправить.

Они имели параллельный телефон в своей общей спальне. Он был поставлен вскоре после того, как он захромал, и он тогда еще подумал, как стало удобно звонить.

Поскольку ее часы были неисправны, она решила заняться ими и не взяла трубку.

— Хью, — сказала она и кивнула на телефон. — Надо надеяться, что никто не откажется в последний момент.

Он занимался своим галстуком.

— Пусть там, внизу, снимут трубку, — сказал он.

Звонок смолк, но вскоре в дверь постучала девушка-прислуга.

— К телефону мистера Стрикленда.

Занятие с часами было типичным для Флоренс. Она села за свой туалетный столик, взяла в руки шпильку для волос и с видом специалиста принялась поправлять замок браслета.

Он подошел к телефону.

— Хэлло? — сказал он, ничего не подозревая.

— Хэлло, — насмешливо отозвалось сопрано.

Шок был подобен холодному душу.

Хорошо еще, что Флоренс не смотрела на него и целиком погрузилась в занятие со своими часами. Он торопливо повернулся к ней спиной.

— Хэлло, Грейнджер, — сказал он.

— Грейнджер? — повысило тон сопрано. — С каких это пор? Ну, хорошо, как тебе будет угодно. Ты говоришь своим стилем, как я понимаю. Посмотрим, кто останется в дураках…

Если он положит трубку, будет еще хуже. Флоренс обращается с ним со свойственной ей бесцеремонностью.

— В данный момент у меня очень мало времени, — холодно продолжал он. — Вы должны учитывать это.

— Ближе к делу, мой друг. В этом месяце ты остался моим должником, насколько я помню. 15-е число уже миновало. Я подожду, пока возможно, но, как тебе известно, у меня большие расходы и…

— Я недавно уже говорил им, — нетерпеливо прервал он ее, — что вы должны взять дело в свои руки. Это лучшее, что вы сможешь сделать…

— То, что ты сейчас говоришь, меня совсем не интересует. Так просто нельзя выпутываться из затруднений.

Он вздохнул.

— Послушайте, позвоните мне утром на работу…

— Это тебе вполне подходит. Я уже делала подобные попытки, но там у тебя слишком дрянной аппарат и ты жалуешься на слышимость. К тому же, ты достаточно ловкий и предусмотрительный. Позднее я позвоню тебе домой и тогда мы договоримся, где встретиться. Я уже давно пришла к этой идее…

Флоренс тем временем исправила свой замок и выходила из комнаты. В дверях она повернулась и сделала нетерпеливый жест.

— Боже мой, я вижу, ты еще не совсем одет, как всегда это бывает. Я жду тебя внизу, ты будешь мне нужен. Гости могут придти в любую минуту.

Дверь за ней закрылась, но и теперь он не чувствовал себя в безопасности. Она могла снять трубку внизу и подслушать. Поэтому он торопился закончить разговор:

— Слушай, ты, стерва! — яростно воскликнул он. — Мы оба пропадем! Я тебе достаточно долго помогал!

— Ах, значит, она ушла из комнаты, не так ли? Ты должен мне 15 сотен еще с прошлого раза. Когда ты со мной расплатишься?

— Оставь меня, наконец, в покое!

— Либо ты принесешь мне деньги, либо я приду к тебе сама. Я расскажу твоей жене, ее гостям и всему свету про нас обоих. Даю тебе срок до девяти часов.

— Я убью тебя! — вышел он из себя. — Если только ты посмеешь появиться где-нибудь поблизости, я собственноручно убью тебя!

Ее презрительный смех звучал в трубке, пока он не положил ее.

Стол у Флоренс был превосходный. Гости поели холодных закусок и около девяти часов начались танцы. Оркестр заиграл первые такты и начался шумный ночной бал, один из тех, которыми прославилась Флоренс, не жалевшая на них труда.

Он танцевал с малопривлекательной приятельницей своей жены, женщиной уже не первой молодости. Прямо напротив него была входная дверь бального зала.

Вдруг он увидел ее, стоящую на улице. Высокую и гибкую в мелькающем свете. Он сразу же узнал ее еще издали. Она вошла и с наигранной грацией подала слуге накидку из куницы, ту самую накидку, которую он когда-то подарил ей. Когда они еще любили друг друга. Он знал ее манеру позировать. Ему был хорошо знаком ее самодовольный смех и привычка небрежно надевать почти до локтя дорогие браслеты.

Она перекрасила свои волосы. Ее прическа ему не понравилась. Ему больше ничего не нравилось в ней. Он больше не любил ее.

С трудом поборол он свой страх, свой гнев, свою ненависть, с трудом вернул самообладание.

Он оглянулся на Флоренс. Она танцевала в отдаленном конце огромного зала. Без сомнения, она увидит ее, как только приблизится к выходу. Правда, они до сих пор не встречались, но, конечно, они познакомятся. В этом отношении Флоренс была очень щепетильна. Он должен во что бы то ни стало предупредить эту встречу.

Танцуя, он шаг за шагом приближался к стене, чтобы не оставить свою партнершу на середине танцплощадки. Затем он молча повернулся и неуверенными шагами направился к выходу.

— Добрый вечер, мистер Стрикленд, — непринужденно приветствовала она его. — Как было мило с вашей стороны пригласить меня.

— Я пригласил тебя? — сквозь зубы процедил он.

Она улыбнулась ему знакомой самодовольной улыбкой, полузакрыв глаза.

— Что за милая вечеринка! И моя любимая мелодия… Давайте потанцуем!

Он взглянул через ее плечо в огромный зал.

— Она в самом деле очаровательна, — пробормотала она, с искренним восхищением глядя на его жену. — Ты просто несправедлив к ней. Должно быть, ты слепой. Как мог ты когда-то предпочитать меня…

Она замолчала. Кажется, в первый раз в жизни она была искренней.

Он быстро огляделся. Флоренс танцевала с партнером и прошла в танце мимо входной двери. Она не смотрела в их сторону. Может быть, она видела их еще до этого. Во всяком случае, она может увидеть их в любой момент.

Пот выступил у него на лбу.

— Давай урегулируем денежный вопрос, — быстро предложил он.

Она ответила ему странным образом. Вытащила свой слегка надушенный платок и нежно вытерла ему лоб.

— Постой здесь минутку, — попросил он, — и не заговаривай ни с кем.

— Я не имею привычки делать это, пока меня не представят, — возмутилась она. — Все же скажи, как мне назваться, на случай…

— Ты — знакомая Боба Мэллори. Он сидит там полупьяный. Он не обратит на тебя внимания, даже если вдруг ты предстанешь перед ним.

Быстро покинув ее, он поспешно вошел в библиотеку и запер за собой дверь. Затем открыл вделанный в стену сейф и достал из него пачку денег. В пачке была ровно тысяча долларов. Спрятав деньги в карман, он дрожащей рукой выписал на ее имя чек на остальные 500.

Потом отпер дверь и вернулся в зал. Он нашел ее там, где оставил. Теперь она сидела за столиком, оставаясь неопознанной.

— Быстро дай твою сумочку, — сказал он приглушенным голосом.

Положив в нее чек и деньги, он вернул сумочку.

— И теперь…

Его взгляд многозначительно обратился к двери.

Она с достоинством поднялась. Слуга подал ей накидку из куницы.

— Этот вечер мог быть очаровательным, — обратилась она к Стрикленду с наигранным сожалением. — И я так старательно к нему нарядилась.

— Гаррис, — сказал он, — вы вызвали для дамы такси?

Мгновением позже она уже стояла у выхода.

— За это ты заплатишь мне своей жизнью, — гневно пообещал он.

Он был уже в спальне, когда Флоренс еще провожала гостей.

Сняв свой пиджак, он надел спортивную куртку. Затем, подойдя к письменному столу, он выдвинул ящик и достал оттуда пистолет. После случая взлома они постоянно хранили его здесь вот уже шесть лет. Он сунул оружие в карман.

Она появилась в комнате, такая свежая и очаровательная, словно не провела вечер в компании, словно не заметила непрошенную гостью.

— Ну, милый? — приветливо улыбнулась она.

Проходя через комнату, она сняла с себя бриллиантовое колье и держала его в руке.

— Как ты смотришь на это? — продолжала она. — Разве это не было нашим большим успехом?

— Что? — рассеянно спросил он.

Она снисходительно улыбнулась.

— Сегодняшний вечер, милый.

Сегодня он не мог выносить ее хорошего настроения.

— Бог мой, сегодняшний вечер!

Он содрогнулся.

— К концу его ты стал не очень-то занимательным собеседником.

— Моя голова, — оправдывался он. — Она разламывается.

— Почему ты не примешь аспирин?

— Аспирин мне тоже не…

Она закончила фразу за него:

— Аспирин тебе не может помочь, не так ли?

Он отвел глаза в сторону.

«Что она имела в виду? Что она знает? Видимо, не знает ничего особенного… Видимо, ничего не знает». Это заговорила его нечистая совесть.

Она сняла вечернее платье и скользнула в ночную рубашку.

Вдруг он заметил, что в какой-то момент она что-то делала за письменным столом. Когда это дошло до его сознания, она уже отошла от стола.

— Что тебе, между прочим, нужно в столе? — резко спросил он.

— Что такое? Я кое-что туда положила, — неопределенно ответила она. — Разве я не имею права пользоваться ящиком своего собственного письменного стола?

Она могла не заметить, что пистолета там нет, иначе она что-нибудь сказала. Какой-нибудь намек, хотя бы одно слово. Но она ничего не сказала.

Она не заметила небольшой выпуклости на его брюках. Она всецело была поглощена своими мыслями. Вероятно, вспоминала вечер со всеми его подробностями. Это свойственно всем женщинам.

Он взялся за ручку двери.

— Я хочу побыть немного на свежем воздухе, — сказал он, — иначе у меня может не пройти головная боль.

Она не возражала.

— Не забудь взять ключ, милый, — как всегда сказала она. — От сегодняшней работы прислуга устала до смерти.

— Я не буду тебя беспокоить, — сказал он, подойдя к ней.

— Спокойной ночи, — сказала она и поцеловала его в щеку.

Он отошел от нее, но поздно. Кончики ее пальцев слегка коснулись того места, где лежал пистолет. Так осторожно, что это не дошло сначала до его сознания.

Она никак не реагировала. Возможно, приняла пистолет за портсигар, который он часто носил с собой.

Бросив мимолетный взгляд, он увидел, что портсигар лежит на письменном столе. Она не проследила за его взглядом. Она подошла к кровати и откинула покрывало. Она улыбалась и даже перед сном была свежей и очаровательной. Возможно, она мысленно еще видела своих гостей.

В виде заключительного пожелания спокойной ночи, она послала ему воздушный поцелуй.

Он быстро спустился по широкой лестнице. В зале он заметил кое-что, напоминающее о вечере, который, как теперь ему казалось, уже давным давно прошел. Недопитый бокал шампанского стоял на столике возле стены, а рядом пустой стул. Это, должно быть, был ее стул, на котором она сидела, дожидаясь его. Он никак не мог вспомнить, держала ли она в руке бокал шампанского, однако она могла его у кого-нибудь попросить.

Внезапно в порыве гнева он схватил этот бокал и допил остатки шампанского. Он выпил за ее смерть из принадлежащего ей бокала.

Сильный ветер пронесся через зал из открытой двери. Он вышел из дома…

Он шел медленно и бесшумно. Достав ключ, который она так давно дала ему, он бесшумно отпер дверь.

Он хорошо знал, где ее спальня, и мог найти ее в темноте. Войдя в гостиную, он включил свет. Комната осветилась великолепной люстрой, которую она так любила.

Он прекрасно знал эту квартиру. Когда-то раньше это было его вторым домом. Или, вернее, его настоящим домом. Удивительно, как все изменилось.

Зеркальная дверь спальни была приоткрыта. Он открыл ее и заглянул туда. В спальню проникало достаточно света из гостиной, и можно было все детально рассмотреть.

Она лежала в постели и спала, повернувшись на правый бок, спиной к нему. Ее невинный облик, ничуть не подозревающий, что ее ожидает, снова возбудили его ненависть. Накидка из куницы была небрежно повешена на спинку стула, а белое платье висело на вешалке на дверце шкафа.

Воздух был полон тяжелым запахом ее духов. Однажды она сообщила ему их название — «Стикс». О цене их она не упоминала, но он хорошо ее знал по бесчисленным счетам. Тем самым бесчисленным счетам, оплату которых он с некоторого времени приостановил. Тогда-то и началось это настоящее вымогательство.

Некоторое время он смотрел на нее, все более подогревая свою ненависть. Потом с холодным расчетом он спокойно расстегнул пуговицы куртки, в которой лежал пистолет, снял ее, сложил и аккуратно положил на стул.

Затем он спустил жалюзи на окнах для того, чтобы на улицу проникало меньше шума, и подошел к ее кровати. Она все еще лежала спиной к нему. Расстегнув пряжку, он снял с себя ремень. Затем взял его правой рукой за пряжку, как за рукоятку.

Быстрым движением он сдернул одеяло. Ее прекрасно сложенное тело лежало перед ним в полутени его фигуры.

Его лицо исказилось, и он поднял ремень высоко над головой. Так поступить с этой женщиной. Она это заслужила, ей придется перенести это наказание.

Удары зазвучали, как медленные ритмичные рукоплескания. Снова, снова и снова, быстрее, быстрее и быстрее. По ее изогнутым плечам, затем по спине, наконец по бедрам. Белые полосы появлялись от каждого удара.

Она оставалась неподвижной.

Внезапно его пылающий ненавистью взор затуманился. Внезапно он понял, что она даже не вскрикнула, не попыталась вскочить. Что-то произошло с ней уже давно.

Он бросил ремень на пол. Наклонившись над кроватью, он схватил ее за волосы и повернул голову. Голова повернулась необычайно легко. Она повернулась, а тело осталось неподвижным. У нее была сломана шея.

Он избивал мертвую…

Пока он поднимался по широкой лестнице, его тень все время следовала за ним по стене. Она обгоняла его, поднималась над ним, угрожающая и обвиняющая. Он прикрыл ладонями глаза, спотыкаясь в непостижимом мраке, добрался до спальни и вошел в нее.

Тень его больше не преследовала. Она осталась подстерегать его снаружи, за дверью.

Он глубоко вздохнул и запер дверь.

Флоренс, казалось, спала. Свет был выключен. Ее голова покоилась на подушке в том же положении, в каком он ее оставил. Глаза ее были закрыты. Дневной свет струился серебристыми полосками через ставни окон.

Он положил на место пистолет, обернувшись и украдкой посмотрев на нее. Она спала, ее веки не двигались.

Он отправился в ванную, дрожащий от нервного напряжения. Вытер полотенцем лоб и сел на край ванны. Там он побыл совсем немного в тупом ужасе, наконец начал раздеваться. Снял куртку, галстук, рубашку расстегнул только до ремня.

Спать, спать, он должен спать, это единственное средство освободиться от ужасного кошмара… Спать! Но сну не прикажешь придти.

Открыв домашнюю аптечку, он достал таблетки снотворного. Он вытряхнул себе на ладонь две, затем три таблетки и поднес руку ко рту. Затем вдруг с отвращением отбросил пилюли. Такого рода сон ему не поможет, не освободит его от ужасного гнета.

Он один вообще не сможет с этим справиться. Он не может оставаться один. Ему нужно с кем-то поговорить… Он должен поговорить с Флоренс.

Без сомнения, сюда придут полицейские. Она должна ему помочь.

Он вернулся в спальню. Серебристые полоски из окна стали шире.

— Флоренс! — произнес он, задыхаясь. — Флоренс!

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Это был, пожалуй, не вопрос, а скорее утверждение.

— Да, да. Ты можешь меня выслушать, Флоренс?

Он сел на край ее кровати.

— Ты уже совсем проснулась и можешь меня выслушать?

— Да, я проснулась, — последовал лаконичный ответ.

— Эта женщина…

Он замялся, не зная, как продолжать.

— Вчера вечером здесь была одна женщина. Я не знаю, видела ли ты ее?..

Она улыбнулась слегка иронически.

— Мельком. Платье от Хетти Карнеджи, белое, стоимостью от ста до ста пятидесяти долларов… Я предполагаю, конечно, что оно было куплено на последней распродаже еще в прошлом сезоне. Туфли с Пятой авеню… Вообще, очень хороший вкус, даже превосходный вкус, но…

Она покачала головой и наморщила нос.

— …но подо всем этим — дешевка. Она может стараться сколько угодно, но с этим ничего не поделаешь. Она выглядит лет на 35 и только в самом лучшем случае ей можно дать 28.

«Ей и в самом деле 28», — чуть не выпалил он, но во время спохватился. Возможно, на самом деле ей было 35.

— Ее парфюмерия, видимо, марки «Стикс» или ей подобной. Приторная и тяжелая.

Он безмолвно вытаращил глаза.

— Да, Хью, полагаю, я знаю, что ты думаешь.

Она закурила сигарету, словно хотела дать ему время собраться с мыслями. Она предложила и ему сигарету, но он отказался.

— Я… эх… я не знаю, как тебе объяснить, Флоренс… Это была одна связь, о которой тебе неизвестно.

Она снова иронически улыбнулась.

— Я должна тебе и дальше помогать, Хью?

Стряхнув пепел с сигареты, она глубоко затянулась и обратила свой взор задумчиво вверх, словно пыталась собраться с мыслями.

— Ее зовут Эстер Холлидей. Она живет на Феррегат-драйв, номер 24. Квартира 7-Д. Она платит за нее 105 долларов в месяц. Телефон Берфильд 71–76. Она вошла в твою жизнь, или, как это лучше сказать, стала твоей любовницей… гм… около четырех лет назад, пожалуй, даже чуть-чуть раньше. Я не ясновидящая, Хью. Я не могу точно назвать день, когда ты с ней познакомился, даже не могу точно назвать месяц. Это было весной. Весенние мечты одного старого господина…

Она шутливо пригрозила пальцем.

— Ты любил ее в продолжении трех лет. Последние полтора года ты ее уже не любил, однако был слаб и поддерживал ее материально.

Он сделал совершенно очевидный вывод:

— Итак, ты знаешь все. Ты знаешь об этом все.

— Уже с год, — коротко сказала она и раздавила сигарету. — И что же? Что следует из этого? Почему-то вдруг заговорила твоя совесть? Нет, этого не могло произойти. Это не из хороших побуждений.

— Флоренс, я к тебе обратился, чтобы…

Но она на этот раз не стала ему помогать.

— …потому что она умерла.

— Я знаю.

— Ах, Флоренс! — простонал он и весь поник.

Казалось, он обессилел от того, что собирался рассказать ей об обстоятельствах, которые она уже прекрасно знала. Теперь ему оставалось признаться в немногом.

— Это было так очевидно, — вскользь заметила она. — Спортивная куртка поверх вечерних брюк… Выпуклость на этой куртке. Пистолета не оказалось в ящике стола… Знаешь ли, ты не очень-то ловко работаешь…

И затем добавила деловым тоном:

— И ты это сделал?

Он рассеянно посмотрел на нее.

— Я только сделала вывод из твоих сообщений, Хью. Все улики говорят за это. И несмотря на это, ты кажешься таким испуганным, что я…

Он наклонился вперед, закрыл лицо руками и, задыхаясь, проговорил:

— Она была уже мертвая. Я нашел ее мертвой на ее постели. Кто-то ее убил — я не знаю, кто он, знаю только, что я не убивал ее…

Она обняла его и матерински похлопала его руками.

— Разумеется, ты этого не делал. Разумеется, не ты.

Он поднял голову. Он вдруг оживился, будто его осенила какая-то мысль.

— Я могу это доказать. Конечно, я могу доказать, что я не убивал ее. Подожди минуту, где это…

Он вскочил, бросился в ванную и вернулся со своей курткой.

— Здесь! Здесь она! Я нашел это в ее комнате.

Он протянул ей лист бумаги! Она прочитала записку вслух:

Флоренс всегда соображала немного быстрее его.

— Ты должен был оставить ее там, где нашел, а не приносить сюда, ее никто не увидит.

— Но я не хотел, чтобы мое имя…

Вдруг ей в голову пришло иное соображение.

— Может быть, это тоже не плохо. Да, возможно, это верно. Но что хорошего даст тебе эта бумажка? Думается мне, что теперь она потеряла для тебя значение при любых обстоятельствах. Если будет необходимо, ты можешь ее показать. Но ты не должен придавать ей большого значения, так как ты не можешь доказать, что нашел бумажку в ее комнате. Ты только можешь доказать, что она не тобой написана, но найти ее ты мог где угодно. Но теперь это поздно.

Увидев его полное отчаяние, она поспешно добавила:

— Но и без этой бумажки ты в безопасности. Тебе не могут приписать убийство, так как ты его не совершал. Это привело бы к судебной ошибке, а судебные ошибки случаются очень редко.

— Но они могут придти сюда. Они будут задавать вопросы…

Она неторопливо кивнула.

— Они будут разузнавать о ее прошлом. А ты поддерживал с ней связь довольно долго.

— Флоренс, ты должна мне помочь! Неважно, что они разузнают о ее прошлом… Это не так важно. Если бы только мы смогли помешать им узнать кое-что о сегодняшней ночи… Понимаешь, этот большой бал, который ты сегодня давала… Это превосходное алиби! Весь вечер и до конца я был на людях и десятки людей видели меня, Флоренс. СЕГОДНЯ НОЧЬЮ Я НИКУДА НЕ ВЫХОДИЛ ИЗ ДОМА после ухода гостей. Я не переступал порога дома, понимаешь? Флоренс, ты не должна подводить меня под удар… Ты поддержишь меня? Моя единственная надежда на тебя!

— Я твоя жена, Хью, — ответила она. — Ты разве забыл это? Я твоя жена.

Она посмотрела на него нежным и преданным взглядом.

Он положил голову на ее плечо и с долгим вздохом выключил освещение.

Она нежно гладила его рукой по волосам. Все прощая и все понимая, она утешала его со всей преданностью, на какую способна женщина.

Эстер Холлидей умерла в ночь со среды на четверг. Ни в четверг, ни в пятницу ничего не произошло. Было только краткое сообщение в газете, холодными словами, черным по белому. Наконец, в субботу взорвалась бочка с порохом. На пороге их квартиры стоял какой-то мужчина.

— Проводите его сюда, — сказал Хью Гаррису. — Или нет, подождите минутку.

Он сидел за своим столом, сделав вид, что перебирает бумаги. Нет, это выглядит неестественно. Он пересел в удобное кожаное кресло, откинулся на спинку, положил ногу на ногу. Потом снова встал, взял с полки книгу, выдвинул ящик, достал сигару и вернулся в кресло.

— Так… Ну, можете его пригласить.

Мужчина не произвел особого впечатления. Он был высокий и худой, со впалыми щеками. Он представился, как мистер Камерон.

— Мне очень жаль, что я должен вас побеспокоить, мистер Стрикленд. Я из полиции. Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов?

— Присаживайтесь, — предложил ему Стрикленд. — Нет, я нисколько не возражаю.

Мужчина сел, сильно наклонившись вперед. Он робко оглянулся, смущенно посмотрел на Стрикленда, затем откашлялся.

«Великий Боже, — подумал тот, — чего же я так боялся?»

— Хотите сигарету?

Он протянул своему посетителю пачку сигарет и чиркнул зажигалкой.

— Что за вопросы хотите вы мне задать?

Мужчина вздрогнул, словно испугался, что забыл, о чем хотел спросить.

— Ах да, извините. Скажите, вы знаете… вы знали одну женщину, одну даму… по имени Эстер Холлидей?

— Да, я знал ее, — быстро ответил он.

— Хорошо знали?

— Так хорошо, как мужчина может знать женщину. Как видите, я говорю совершенно откровенно об этом.

Затем он добавил:

— Но это было когда-то. С того времени прошло уже полтора года.

Мужчина смущенно крутил свою сигарету.

— Она умерла, вы знаете это?

— Она была убита, — поправил его Стрикленд. — Я прочитал об этом в газете.

— Вы случайно не виделись с ней в последнее время, мистер Стрикленд?

— Нет.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Года полтора назад, как я уже говорил.

— Ох! — и прибавил к этому: — Ну…

Это прозвучало так, словно он выдохся, как перестоявшее пиво.

— В таком случае…

Очевидно он не знал, что еще сказать, и встал.

Стрикленд тоже поднялся и с рассеянным видом положил книгу на стол.

Мужчина нервно перебирал пальцами, как человек, который не знает, как закончить разговор. Затем он обратил внимание на книгу.

— Новая?

— Напротив, — ответил Стрикленд, — довольно старая.

— Я подумал так, потому что некоторые страницы еще не разрезаны…

— Я еще так далеко не зашел.

— В таком случае обязательно нужно возможно быстрее отвечать на вопросы.

Камерон провел ногтем большого пальца по краю первой страницы. Следующие три или четыре страницы прилипли к ней.

Он закрыл книгу и вышел из дома.

Они собирались ложиться спать. Он сидел на корточках на краю кровати, скрестив руки и устремив на пол полный отчаяния взор.

Она сидела за туалетным столиком и занималась косметикой.

— Как выглядели ее руки? — вдруг спросила она. — Ее руки, я имею в виду.

Он знал, что она имела в виду. Он скривил лицо и провел рукой по губам, словно хотел избавиться от дурного вкуса во рту.

— Тебе неприятно, что я об этом спрашиваю? — тактично осведомилась она.

— Нет, — вздохнул он. — Я и без этого все время думаю о ней. Ее руки, Бог мой, такие же, как и все женские руки… мягкие и белые.

— Нет, я имею в виду, как лежали они? Как она держала их? Ты говорил, что у нее был поврежден затылок.

Только теперь он понял ее.

— Они были у нее наверху, примерно так.

Он показал ей.

— Она хотела защитить свою шею или, пожалуй, пыталась освободиться. Пальцы у нее были скрючены, словно она пыталась царапаться.

— Тогда она могла оцарапать или поранить убийцу.

— Да, вероятно, это было единственное, чем она могла защищаться.

Поскольку она ничего больше не сказала, он поднял голову.

— А почему ты спросила об этом?

— Ах, просто так. Я глядела на свои руки и подумала о ней… Извини…

— Хорошо.

Он снова опустил голову. Она встала и подошла к кровати.

— Ты сможешь заснуть?

— Попытаюсь. Не буду тебе мешать. Можешь выключить свет.

— Не можешь же ты всю ночь сидеть на краю кровати?

— Как только я ложусь, меня снова одолевает это… Прошлая ночь была такой же. Я все время находился в ужасе, обливался потом… Это было поистине ужасное зрелище! И так неожиданно…

Роковым образом он до сих пор не признался ей об истории с ремнем.

Она задумалась.

— Мы должны что-то предпринять, — сказала она. — Подожди, у меня есть идея!

Она ушла в ванную и вернулась с трубочкой таблеток снотворного.

— Попробуй принимать это, пока не пройдет первоначальный шок. Подойди, давай руку.

Он послушно, как ребенок, проделал это.

Она встряхнула трубочку и две таблетки высыпались на его ладонь. Затем она выпрямилась и прочла этикетку.

— Рекомендованная доза — две таблетки.

— Я полагаю, в твоем состоянии можно смело принять три… может быть, даже четыре. Ты решишься принять четыре?

— Да, пожалуй. Лучше одну лишнюю, чем снова это.

Она подала ему стакан воды и он проглотил таблетки.

— Так, теперь ложись и попытайся заснуть.

Он сконфуженно улыбнулся.

— Ты очень мила ко мне, Флоренс.

— Разве ты ожидал чего-то другого, милый? — спросила она, полная нежности.

— После всего этого… Все же она была…

— Теперь все позади и забыто. Мне очень жаль, что это закончилось таким зверским образом. Но для нас обоих все это теперь отошло в прошлое.

Она взбила ему подушку, накрыла его и выключила свет.

— Спасибо, Флоренс, — проговорил он приглушенным голосом.

— Попытайся уснуть, милый, — нежно ответила она.

Прошло несколько минут, пока не подействовало снотворное.

Несколько раз он вздрагивал от страха в полусне, переворачивался с одного бока на другой, вздыхал и стонал, пока, наконец, сон не привел его в спасительное бесчувствие и погрузил в забвение. Только один раз он увидел неясный расплывчатый сон, который прошел перед ним подобно туману и медленно расплылся в пустоте.

На следующее утро до нее донесся его отчаянный крик из ванной.

Он протянул вперед руки тыльной стороной, ладонями вверх.

— Посмотри на это! Повсюду… Отчего это у меня произошло?.. Я обнаружил это только сейчас, когда взялся за кран!

Она приподняла его дрожащую руку и осмотрела ее. Красные следы царапин протянулись по ладони. Некоторые короче, другие длиннее, иные бледные, светло-красные царапины, другие глубокие до мяса, темно-красные.

— Тебе не следует снова волноваться, — успокаивала она его. — Ты мог это сделать во сне.

Она взяла его вторую руку, осмотрела ее и удивленно покачала головой.

— Может быть, у тебя аллергия к барбитуратам, которые ты вчера принимал? Они могли вызвать у тебя раздражение кожи, и ты во время сна непроизвольно расчесал руки.

В его глазах был ужас.

— Сейчас я вспомнил… Я видел сон… Появилась она… Ох, это было так страшно!..

Он вздрогнул, его лицо стало белым, как мел.

— Она хотела, она принуждала меня сделать с ней то, что с ней было сделано… Ты хорошо понимаешь? Она крепко схватила меня за руки и пыталась приложить их к своему затылку… Естественно, я всеми силами противился этому, но у нее была хватка, как стальная… Она впилась в мои руки своими острыми когтями и сильно царапала меня!.. Долгое время я не мог от нее освободиться…

Он вытер пот со лба.

— И она… она была одета в свой пеньюар… Мне это виделось так явственно.

Флоренс приложила свои пальцы к его губам, чтобы он замолчал.

— Забудь это, — сказала она. — Пожалуйста, не надо больше. Это лишь понапрасну возбуждает тебя. Подожди, я перевяжу тебе руки.

— Мне все еще больно, — сказал он. — Долго ли так будет?

— Это скоро пройдет, — успокоила она его. — Через неделю от этого ничего не останется.

Идя на допрос, он поднимался по лестнице и встретился с Флоренс. Они глянули друг на друга не сказав ни слова, но оба знали, что его ожидает.

Наконец, она ободряюще обняла его. Вдруг ее взор упал на его руки, на которых еще были заметны таинственные полоски, хотя теперь они стали коричневые и покрылись струпьями.

Она попросила его подождать минутку, спустилась в холл, взяла в гардеробе перчатки и принесла ему.

— Надень их, — прошептала она.

— Но не будет ли это казаться странным? Дома в перчатках?

— Но эти рубцы… В конце концов, они еще подумают… Они ни в коем случае не должны видеть их!

Он испуганно вытаращил глаза.

— Боже мой, об этом я совсем не подумал! Не могут же они всерьез подумать…

— Они вовсе не подумают, пока не увидят. Поэтому ты должен надеть перчатки.

— Но дома! Как я могу…

— Ты только что вернулся домой.

Она сбегала вниз и принесла ему на этот раз шляпу и плащ.

— Быстро накинь плащ на плечи и надень шляпу.

— Но им известно, что я был здесь, когда они пришли. Гаррис…

— Тогда ты только что собирался уходить… В любом случае, тебе просто необходимо надеть перчатки. Давай свои руки!

Внезапно открылась дверь библиотеки и показалось лицо Камерона. Видимо он потерял терпение, что допрос сильно затягивается.

Их маленький разговор неожиданно прервался. Они быстро разошлись, несмотря на то, что почти не чувствовали за собой вины. Инсценировка была не очень удачной, особенно с ее стороны. Она слишком явно отпрянула от него.

Он продолжал свой путь и вошел в библиотеку.

— Здравствуйте, господа, — учтиво приветствовал он присутствующих.

Там их было трое. Двое новых и мужчина, уже побывавший здесь. Они заметили шляпу и плащ, которые он держал в руке.

— Вы уже намеревались уходить, мистер Стрикленд?

— Да.

— Очень жаль, но допрос, несомненно, более важное дело.

Это прозвучало как категорическое приказание.

— Хорошо, — покорно вымолвил он. — Как вам будет угодно.

— Садитесь и устраивайтесь поудобнее, — сказал Камерон.

Это снова был приказ. Он сел. И вдруг ему стало ясно, что Флоренс дала ему неразумный совет. Надетые перчатки, наоборот, только привлекут внимание к его рукам.

— Мы хотим задать вам парочку вопросов.

Это снова говорил Камерон. Он говорил почти непринужденным тоном, в противоположность своей первоначальной застенчивости.

Стрикленд постарался скрыть свои руки, насколько это было возможно. Одну он просунул между ручкой кресла и своим бедром, вторая — была в кармане пиджака.

Внезапно кто-то протянул ему пачку сигарет:

— Закуривайте, мистер Стрикленд!

Он невольно протянул руку, но тотчас отвел ее.

— Нет, благодарю… Я… сейчас не хочу.

— Но, пожалуйста, почему вы отказываетесь? Видите, мы все дымим.

— Я… я в данный момент не хочу.

Пачка сигарет исчезла. Их истинная цель не была достигнута, или, еще, пожалуй, не была.

— Какая причина вынуждает вас, мистер Стрикленд, надевать дома перчатки?

Кровь бросилась ему в голову.

— Я… я собирался уходить из дома.

— Но шляпу и плащ вы уже сняли.

Он тяжело вздохнул, затем попытался принять надменный вид.

— Может быть, здесь кому-нибудь неприятно, что я надел перчатки?

— Никоим образом, — вежливо ответил Камерон. — Но, возможно, это неприятно вам, мистер Стрикленд? Вы же просто надели их наоборот.

Действительно, рубцы были ясно видны. Должно быть, в спешке она неправильно их надела.

Его надменность исчезла. Краска тоже сошла с его лица.

Они выжидали. Его руки казались ему непомерно большими, они сделались теперь центром внимания.

— Почему вы не хотите их снять, мистер Стрикленд?

Если Камерон когда-либо проявлял свою инициативу, то это было сейчас.

— Вы не можете принуждать меня в собственном доме снимать перчатки, если я сам этого не пожелаю, — это было единственное, что у него вырвалось.

— Разумеется, не можем. Но тогда вы должны иметь основательные причины не желать этого.

— Вовсе нет! У меня нет никаких причин.

Он буквально обливался потом.

— Почему вы их до сих пор не снимаете? Кажется, здесь достаточно тепло. Теплее, чем нам всем.

Он взялся за кончики пальцев и потянул. Перчатка упала на пол.

Наступила абсолютная тишина. Только слышалось его учащенное дыхание.

— Вот что вы не хотели нам показывать? Где это вас так поцарапали?

— Я… я не знаю. Как-то утром я проснулся и увидел это. Во сне… во сне я мог… Я видел сон…

Они молчали, но их презрение было так ощутимо. Во сне он их так разукрасил!

В сущности они задали ему всего два вопроса.

— Вы отрицаете, что она была здесь. Что в тот памятный вечер она приходила к вам домой и появилась на вечеринке, которую устраивала ваша жена?

— Совершенно верно, я не признаю этого! — решительно ответил он.

— Позовите сюда слугу, — тихо сказал Камерон. — Мы допросим его еще раз в вашем присутствии.

Стрикленд остановил его жестом руки.

— Может быть, она была здесь. Я… я не видел ее, во всяком случае.

— Мы не можем доказать, что вы видели ее. Но мы можем точно доказать, что у входа вы кому-то сказали: «За это ты заплатишь мне своей жизнью!»

Затем настала очередь второго и последнего вопроса.

— Вы также не признаете, что в тот самый вечер, только много позднее, вы ходили к ней на квартиру? Сделали, так сказать, ответный визит?

— Да, это я также не признаю. Меня здесь видели больше десятка людей. По окончании вечеринки я тотчас и лег спать.

— Нам нет нужды беспокоить десяток людей. Достаточно одного… К примеру, водителя такси, который опознал вас по фотографии и который довез вас до ее дома.

Камерон обратился к одному из своих спутников:

— Приведите его сюда. Мы заставим его повторить свои показания.

Снова Стрикленд остановил его движением руки, затем бессильно опустил ее. Он дал этому шоферу тысячу долларов за то, чтобы тот держал язык за зубами. Что же заставило его заговорить? Вероятно, большие деньги, которые кто-то дал, чтобы он заговорил.

— Откуда у вас мое фото? — необдуманно спросил он.

Ему никто не ответил. Он видел их уклончивые взгляды и старался разгадать их значение.

Неожиданно в комнату привели Флоренс.

— Господа, я протестую! — привстал он со своего кресла. — Вы не должны этого делать! Я требую, чтобы вы оставили мою жену в покое!

На него не обратили никакого внимания. Они вежливо предложили Флоренс стул. Она была настоящая леди. Леди, которая только на короткое время встала с ними на одну ступеньку, окруженная грязными проделками мужа.

— Вы говорили, миссис Стрикленд, что 31 мая ранним утром после устроенного вами званного вечера ваш муж не выходил из дома.

— Я говорила, что, насколько мне известно, мой муж не выходил из дома ни рано утром 31 мая, ни позже.

— Почему вы настаиваете на этой столь подробной формулировке? — спросил ее Камерон.

— А почему вы настаиваете на том, чтобы я изменила свои первые показания? — с очаровательным видом задала она встречный вопрос.

— Мы только хотим знать, настаиваете ли вы на своих первых показаниях или можете их пересмотреть?

— Я не изменю их, — коротко ответила она.

— Речь идет об очень серьезном деле, миссис Стрикленд.

Камерон с огорчением посмотрел на нее.

— Даже очень серьезном. К сожалению, мы уже не исходим из тех предпосылок, которыми располагали при вашем первом допросе. Поэтому я еще раз прошу вас заново дать показания. Водитель такси, некий Юлиус Глезер, опознал в лицо вашего мужа как пассажира, которого он возил в ту ночь.

Он вынул из кармана конверт.

— Здесь тысяча долларов, которые он мне вручил и заявил, что получил их от вашего мужа, как взятку. Ваша лояльность мужу несомненна, миссис Стрикленд, но она теперь бесполезна. Итак еще раз: выходил ли ваш муж из дома в ранний утренний час после вечеринки или нет?

— Можно ли принудить меня выступать против моего мужа?

— Нет, принудить вас нельзя.

После этого она замолчала. Как раз этим она уличила его еще больше.

Он видел, как они торжествующе переглянулись. Внезапно страх охватил его. Пришло время, когда он должен пойти своим последним козырем. Это было единственное, что могло его спасти.

— Флоренс, покажи им лист бумаги! — неожиданно вырвалось у него. — Тот лист бумаги, который я отдал тебе!

Она непонимающе посмотрела на него.

— Какой лист бумаги, Хью? — спросила она наконец.

— Флоренс… Флоренс…

Им пришлось удержать его в кресле.

Она смущенно покачала головой.

— Единственное, что ты отдал мне, было…

— Да? Да? — спросили все разом.

Она взяла свою сумочку, помедлила, потом вытащила из нее бумажку.

Камерон схватил ее. Она не подала ее ему, но и не сопротивлялась, когда он взял ее у нее из рук. Она была настоящей леди и не могла позволить себе сопротивляться.

— Чек на 500 долларов, — прочитал Камерон вслух. — Выдан на предъявителя. Дата 30 мая, накануне убийства…

«Она перепутала и сожгла не ту записку. Она сделала ужасную ошибку… Сожгла записку, которая могла спасти его, а вместо нее сохранила чек… Эту ошибку уже не поправишь, но чек выдан на предъявителя. Им может быть любой человек. Это еще ничего не значит, потому что он…»

Камерон перевернул бумажку.

— Подпись, — сказал он, — Эстер Холлидей.

Наступила мертвая тишина. Затем вскрикнул Стрикленд:

— Нет! Этого не может быть! Чек не был подписан, когда я взял его! Это не ее подпись! Это невозможно! Она уже была мертва, когда я… Это подделка! Кто-то другой мог…

Вдруг он встретился взглядом с Флоренс. Она была какая-то необычная — холодная, расчетливая, почти торжествующая. Он внезапно прервал начатую фразу, и больше ни слова не сорвалось с его уст.

Камерон опустил руку.

— Вы только что сказали, что она была мертвая, когда вы взяли у нее чек. Естественно, это так и было. Перед тем, как забрать чек, вы должны были убить ее.

Он обратился к своим спутникам:

— Дело ясное, господа! Следы царапин, которые эта леди оставила ему на память — определенно косвенная улика. Мы должны сделать с них пару снимков, пока они совсем не побледнели.

Они помогли Стрикленду подняться. Он не мог без посторонней помощи стоять на ногах. Она же, напротив, продолжала сидеть. На ее губах лежала холодная, застывшая улыбка, которая выражала удовлетворение и утоление жажды. Эта улыбка выглядела ужасней, чем маска смерти на лице Эстер Холлидей.

С умоляющим взором он обратился к Камерону:

— Разрешите мне на одну минутку поговорить со своей женой? Только одну минутку, прежде чем вы меня уведете.

— Мы не можем выпускать вас из поля зрения, мистер Стрикленд. Вы арестованы.

— Ну так здесь, в этой комнате… немного в стороне, пожалуйста…

— Вашу сумочку, миссис.

В виде предосторожности он забрал у нее сумочку на случай, чтобы она не передала ему оружия или яд. Но она не собиралась этого делать. Она была сама своего рода смертельным оружием, своего рода ядом.

Она поднялась и разрешила ему подойти. Она была такая же холодная и такая же очаровательная, как всегда.

— Почему ты так со мной поступила, Флоренс? Я не убивал эту женщину.

Она заговорила очень тихо, так, что кроме него, никто не мог разобрать:

— Я знаю, что ты не убивал ее, Хью. И это было, пожалуй, самой большой твоей ошибкой. Если бы ты это сделал, то твой поступок, наоборот, был бы мне приятен… Тогда я была бы с тобой и стала бы бороться за тебя до самого конца! Но ты этого не сделал, и в этом твоя вина по отношению ко мне, как я уже объяснила… Я не люблю неоплаченных счетов… Ты должен заплатить, Хью! А эти три года унижений стоят дорого, очень дорого…

Где-то позади них послышалось звяканье металла, видимо, кто-то приготовил пару наручников.

Она стояла и улыбалась ему — такая холодная, такая очаровательная, такая невозмутимая.