Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3

Пролог

Было два часа дня 7 мая 1915 года. «Лузитанию»[1] одна за другой поразили две торпеды, и пароход начал быстро погружаться. Матросы поспешно спускали шлюпки. Женщин и детей выстраивали в очередь. Жены и дочери судорожно обнимали мужей и отцов, молодые матери крепко прижимали к груди младенцев. Чуть в стороне стояла совсем еще юная девушка, лет восемнадцати, не больше. Она, казалось, не испытывала страха — ясные серьезные глаза спокойно смотрели в морскую даль.

— Прошу прощения, — раздался рядом с ней мужской голос.

Девушка, вздрогнув, обернулась. Этого мужчину она уже не раз замечала среди пассажиров первого класса. Было в нем нечто таинственное, бередившее ее фантазию. Он заметно сторонился остальных пассажиров. Если к нему обращались, он тут же пресекал все попытки завязать разговор. А еще у него была привычка нервно и подозрительно оглядываться через плечо.

Сейчас он был чрезвычайно взволнован. Его лоб был покрыт капельками пота.

Она не сомневалась, что этот человек способен мужественно встретить смерть, тем не менее он явно находился во власти панического страха.

— Да? — Взгляд ее выражал участие.

Но он смотрел на нее в нерешительности, почти с отчаянием.

— А что поделаешь? — пробормотал он словно самому себе. — Другого выхода нет! — И уже громче отрывисто спросил: — Вы американка?

— Да.

— И патриотка?

Девушка вспыхнула.

— Разве можно спрашивать о таких вещах?

Конечно, патриотка.

— Не сердитесь. На карту поставлено слишком много. Я вынужден довериться кому-то. Причем женщине.

— Но почему?

— «Женщины и дети первыми в шлюпки!» Вот почему. — Торопливо оглядевшись по сторонам, мужчина понизил голос. — Я везу документ. Чрезвычайной важности. Он может сыграть решающую роль в судьбе союзных держав. Понимаете? Его необходимо спасти! И у вас на это несравненно больше шансов, чем у меня. Ну что, возьмете?

Девушка молча протянула руку.

— Погодите… Я обязан вас предупредить. Это сопряжено с риском… если меня выследили. Но, по-моему, я ускользнул. Однако, как знать? Если все-таки выследили, вам будет угрожать большая опасность. Хватит у вас духа?

Девушка улыбнулась.

— Хватит. Я горжусь тем, что вы выбрали меня. Ну а потом что мне делать?

— Следите за колонкой объявлений в «Таймс»[2]. Мое будет начинаться с обращения «Попутчица!». Если оно не появится в течение трех дней… Значит, я вышел из игры. Тогда отвезите пакет в американское посольство и отдайте послу в собственные руки. Все ясно?

— Все.

— Тогда приготовьтесь! Пора прощаться. — Он взял ее руку и уже громко произнес: — Прощайте! Желаю удачи!

Ее пальцы сжали клеенчатый пакет, до последнего момента скрытый в его ладони.

«Лузитания» все заметнее кренилась на правый борт. Девушку окликнули, и она спустилась в шлюпку.

Глава 1 Молодые Авантюристы с ограниченной ответственностью

— Томми, старый черт!

— Таппенс, старая перечница!

Обмениваясь этими дружескими приветствиями, молодые люди на секунду застопорили движение на выходе из метро на Дувр-стрит. Словечки «старый» и «старая» были не слишком точны — общий возраст этой парочки не достигал и сорока пяти.

— Сто лет тебя не видел! — продолжал молодой человек. — Куда ты летишь? Может, перехватим где-нибудь пару плюшек? А то здесь нам, того и гляди, врежут — перегородили проход. Пошли отсюда!

Девушка кивнула, и они зашагали по Дувр-стрит в сторону Пикадилли[3].

— Так куда мы направимся? — осведомился Томми.

Чуткие уши мисс Пруденс Каули, по некой таинственной причине которую в кругу близких людей звали «Таппенс»[4], не преминули уловить легкую тревогу в его голосе.

— Томми, ты на мели! — безапелляционно заявила она.

— Да ничего подобного! — запротестовал Томми. — Кошелек еле застегивается.

— Врать ты никогда не умел, — сурово изрекла Таппенс. — Разве что сестре Гринбенк, когда ты внушил ей, что тебе назначено пиво для поднятия тонуса, просто врач забыл вписать это в карту. Помнишь?

— Еще бы! — Томми засмеялся. — Матушка Гринбенк шипела точно кошка, когда дело прояснилось. Хотя вообще-то неплохая была старушенция! Госпиталь — наш госпиталь! — тоже, наверное, расформирован?

— Да. — Таппенс вздохнула. — Тебя демобилизовали?

— Два месяца назад.

— А выходное пособие? — осторожно спросила Таппенс.

— Израсходовано.

— Ну, Томми!

— Нет, старушка, не на буйные оргии. Где уж там! Прожиточный минимум нынче, — самый минимальный минимум, — составляет, да будет тебе известно…

— Детка! — перебила его Таппенс. — Относительно прожиточных минимумов мне известно все, и очень хорошо известно… А, вот и «Лайонс»![5] Чур, каждый платит за себя. Идем! — И Таппенс направилась к лестнице на второй этаж.

Зал был полон. Бродя в поисках свободного столика, они невольно слышали обрывки разговоров.

— …и знаешь, она села и… да-да, и расплакалась, когда я ей сказал, что надеяться на квартиру ей в общем нечего…

— …ну просто даром, дорогая! Точь-в-точь такая же, какую Мейбл Льюис привезла из Парижа…

— Поразительно, чего только не наслушаешься! — шепнул Томми. — Утром я обогнал двух типчиков, которые говорили про какую-то Джейн Финн. Нет, ты слышала когда-нибудь подобную фамилию![6]

Тут как раз две пожилые дамы встали из-за стола и принялись собирать многочисленные свертки. Таппенс ловко проскользнула на освободившийся стул. Томми заказал чай с плюшками, Таппенс — чай и жареные хлебцы с маслом.

— И чай, пожалуйста, в отдельных чайничках, — добавила она строго.

Томми уселся напротив нее. Его рыжие волосы были гладко зализаны, но некрасивое симпатичное лицо не оставляло сомнений: перед вами джентльмен и любитель спорта. Безупречно сшитый коричневый костюм явно доживал свои дни.

Оба они смотрелись очень современно. Таппенс — не то чтобы красавица, но маленькое ее личико с волевым подбородком и большими широко расставленными серыми глазами, задумчиво глядящими на мир из-под прямых черных бровей, не было лишено очарования. На черных, коротко остриженных волосах кокетливо примостилась зеленая шапочка, а далеко не новая и очень короткая юбка открывала на редкость стройные ножки. Весь ее вид свидетельствовал о мужественных усилиях выглядеть элегантно.

Но вот наконец им принесли чай, и Таппенс, очнувшись от своих мыслей, разлила его по чашкам.

— Ну а теперь, — сказал Томми, впиваясь зубами в плюшку, — давай обменяемся информацией. Мы же не виделись с самого госпиталя, то есть с шестнадцатого года.

— Ну что ж! — Таппенс откусила кусок жареного хлебца. — Краткая биография мисс Пруденс Каули, пятой дочери архидьякона Каули из Малого Миссенделла, графство Суффолк[7]. В самом начале войны мисс Каули, презрев прелести (и докучные обязанности) домашней жизни, едет в Лондон и поступает на работу в офицерский госпиталь. Первый месяц: каждый день перемывает шестьсот сорок восемь тарелок. Второй месяц: получает повышение и перетирает вышеперечисленные тарелки. Третий месяц: получает повышение и переводится на чистку картошки. Четвертый месяц: получает повышение и намазывает маслом ею же нарезанный хлеб. Пятый месяц: получает повышение на следующий этаж с возложением на нее обязанностей санитарки и вручением ей швабры и ведра. Шестой месяц: получает повышение и прислуживает за столом. Седьмой месяц: на редкость приятная внешность и хорошие манеры обеспечивают ей очередное повышение — теперь она накрывает стол для самих палатных сестер! Восьмой месяц: печальный срыв в карьере. Сестра Бонд съела яйцо сестры Уэстхевен. Великий скандал! Виновата, естественно, санитарка. Недопустимая халатность в столь ответственном деле! Назад к ведру и швабре! Какое крушение! Девятый месяц: опять повышение — подметает палаты, где и натыкается на друга детства в лице лейтенанта Томаса Бересфорда (Томми, где твой поклон!), которого не видела долгих пять лет. Встреча трогательная до слез. Десятый месяц: строгий выговор от старшей сестры за посещение кинематографа в обществе одного из пациентов, а именно: вышеупомянутого лейтенанта Томаса Бересфорда. Одиннадцатый и двенадцатый месяцы: возвращение к обязанностям уборщицы, с коими справляется блестяще. В конце года покидает госпиталь в сиянии славы. После чего, обладающая множеством талантов, мисс Каули становится шофером и возит сначала продуктовый фургон, грузовик, затем генерала. Последнее оказалось самым приятным. Генерал был молод.

— Кого же из них? — спросил Томми. — Просто тошно вспомнить, как эти хлыщи катали из Военного министерства в «Савой»[8] и из «Савоя» в Военное министерство.

— Фамилию его я позабыла, — призналась Таппенс. — Но вернемся к теме. В известном смысле это был мой высший взлет. Затем я поступила в правительственное учреждение. Какие дивные чаепития мы устраивали! В мои планы входило испробовать себя на сельскохозяйственных работах, поработать почтальоншей, а завершить карьеру на посту автобусной кондукторши — но грянуло перемирие. Пришлось, точно пиявке, присосаться к своему учреждению на долгие-долгие месяцы, но, увы, в конце концов от меня избавились. С тех пор никак не устроюсь. Ну, а теперь твоя очередь — рассказывай!

— В моем послужном списке повышений куда меньше, — не без горечи сказал Томми. — Сплошная рутина, никакого разнообразия. Как тебе известно, меня снова отправили во Францию. Потом в Месопотамию[9], где я опять угодил под пулю. Отлеживался в тамошнем госпитале. Потом до самого перемирия застрял в Египте, поболтался там некоторое время и был демобилизован, как я тебе уже говорил. И вот уже долгие десять месяцев мучаюсь в поисках места! А мест нет. Или, если и есть, меня на них не берут. Какой от меня толк? Что я смыслю в бизнесе? Ровным счетом ничего.

Таппенс угрюмо кивнула.

— А как насчет колонии? — Она вопросительно взглянула на него.

Томми мотнул головой.

— Вряд ли мне там понравится, и уж я там точно придусь не ко двору.

— Может, богатые родственники?

Томми еще раз мотнул головой.

— О, Томми, ну, хотя бы двоюродная бабушка!

— Есть у меня старик дядя, который более или менее преуспевает. Но он не в счет.

— Да почему?

— Он хотел усыновить меня, а я отказался.

— Кажется, я что-то об этом слышала… — задумчиво произнесла Таппенс. — Ты отказался из-за матери…

Томми покраснел.

— Ну да, представляешь ее положение. Ведь, кроме меня, у нее никого не было. А старикан ее ненавидел. И хотел забрать меня просто назло ей.

— Твоя мать ведь умерла? — тихонько спросила Таппенс.

Томми кивнул, и ее большие серые глаза затуманились.

— Ты настоящий человек, Томми, я это всегда знала.

— Чушь! — буркнул Томми. — Вот такие мои дела. Я уже на пределе.

— Я тоже! Держалась, сколько могла. Исходила все конторы по найму. Бежала по каждому объявлению. Хваталась за любую возможность. Экономила, скаредничала, во всем себе отказывала! Все без толку. Придется вернуться под отчий кров.

— А тебе неохота?

— Конечно, неохота! К чему сентиментальничать. Папа — прелесть, и я его очень люблю, но ты и вообразить не можешь, какой я для него крест! Этот ярый викторианец[10] убежден, что короткие юбки и курение неприличны и безнравственны. Я для него хуже занозы, сам понимаешь. Когда война забрала меня, он вздохнул с облегчением. Видишь ли, нас у него семеро. Просто кошмар! С утра до вечера домашнее хозяйство, да еще заседания в клубе матерей! Я всегда была кукушонком. Так не хочется возвращаться. Но, Томми, что мне еще остается?

Томми грустно покачал головой. Наступившее молчание снова нарушила Таппенс:

— Деньги! Деньги! Деньги! С утра до ночи я думаю только о деньгах. Наверное, я чересчур меркантильна, но что с собой поделаешь?

— Вот, и со мной так же, — согласно кивнул Томми.

— Я перебрала все мыслимые и немыслимые способы оказаться при деньгах. Впрочем, их набралось только три, — продолжала Таппенс. — Получить наследство, выскочить за миллионера и заработать. Первое отпадает. Богатых дряхлых родственников у меня нет. Все мои престарелые бабушки и тетушки доживают свой век в приютах для неимущих дам и девиц благородного происхождения. Я всегда перевожу старушек через дорогу и подаю оброненные свертки старичкам, в надежде, что они окажутся эксцентричными миллионершами или миллионерами. Но ни один из них не пожелал узнать моего имени, многие даже и «спасибо» не сказали.

Они помолчали.

— Естественно, самый верный шанс — это брак, — продолжала Таппенс. — Я чуть не подростком подумывала выйти замуж за богатенького! А что? Достойное решение для всякой разумной девицы. Ты же знаешь, что я не сентиментальна. — Она помолчала. — Ну скажи, разве я сентиментальна? — в упор спросила она.

— Конечно нет, — торопливо согласился Томми. — Никому и в голову не придет заподозрить тебя в этом!

— Не слишком лестно! — возразила Таппенс. — Впрочем, ты, я полагаю, просто неудачно выразился. Ну и вот: я готова, я стражду, но ни одного миллионера на примете. Все мои знакомые молодые люди сидят на мели, как и я.

— Ну, а генерал? — осведомился Томми.

— По-моему, в мирное время он торгует велосипедами, — пояснила Таппенс. — Вот так! Но ведь ты-то можешь жениться на богатой.

— У меня тоже никаких перспективных знакомств.

— Ну и что? Взял бы да познакомился. Ты ведь мужчина. Я же не могу, подсторожив у «Ритца»[11] какого-нибудь типа в меховом пальто, остановить его и брякнуть: «Послушайте, вы человек богатый. Мне бы хотелось с вами познакомиться!»

— А мне ты советуешь подкатиться с такими словами к соответственно одетой девице?

— Не говори глупостей! Ты же можешь наступить ей на ногу, поднять ее носовой платок или еще что-нибудь в этом роде. Она поймет, что ты хочешь с ней познакомиться, обрадуется и остальное возьмет на себя.

— Боюсь, ты переоцениваешь мое мужское обаяние, — вздохнул Томми.

— Ну, а мой миллионер, скорее всего, бросится от меня как ошпаренный! Нет, на брак по расчету надеяться нечего. Остается, стало быть, «сделать» деньги!

— Но мы ведь попробовали и у нас ничего не получилось, — напомнил Томми.

— Мы испробовали все общепринятые способы, верно? А если попробовать что-нибудь неординарное? Томми, давай станем авантюристами!

— Идет! — весело ответил Томми. — С чего начнем?

— В том-то и загвоздка. Если бы мы могли себя чем-нибудь зарекомендовать, то нас нанимали бы для совершения разных преступлений.

— Восхитительно! — заметил Томми. — И особенно в устах дочери священника.

— Нравственная ответственность падет на работодателей, — возразила Таппенс. — Согласись, есть все-таки разница: украсть бриллиантовое колье для себя или для того, кто тебя нанял.

— Если тебя поймают, никакой разницы не будет!

— Возможно. Но только меня не поймают. Я жутко умная.

— Твоим главным грехом всегда была скромность, — вздохнул Томми.

— Не ехидничай. Послушай, Томми. Может, правда попробуем? Образуем деловое товарищество.

— Компания по краже бриллиантовых колье с ограниченной ответственностью?

— Ну, колье это я так, для примера. Давай организуем… как это в бухгалтерии называется?

— Не знаю. Я никогда не имел дел с бухгалтерией.

— В отличие от меня. Только я всегда путалась и заносила убытки в графу прибыли, а прибыль в графу убытков, за что меня и уволили… Вспомнила! Совместное предприятие![12] Когда я встретила это название среди занудных цифр, мне оно показалось ужасно романтичным. Есть в нем какой-то елизаветинский привкус: напоминает о галеонах и дублонах![13] Совместное предприятие!

— «Молодые Авантюристы» с ограниченной ответственностью? Так и назовем, а, Таппенс?

— Смейся, смейся, но, по-моему, в этом что-то есть.

— Ну и как ты собираешься находить потенциальных клиентов?

— Через объявления, — не задумываясь ответила Таппенс. — У тебя не найдется листка бумаги и карандаш? Мужчины, по-моему, всегда их носят с собой, ну, как мы — шпильки и пудреницы.

Томми протянул ей довольно потрепанную зеленую записную книжку, и Таппенс начала деловито царапать карандашом.

— Начнем так: «Молодой офицер, дважды раненный на фронте…»

— Ни в коем случае!

— Как угодно, мой милый. Но, поверь, именно эта фраза может растрогать сердце богатой старой девы, она тебя усыновит, и тебе уже не придется идти в молодые авантюристы.

— Я не хочу, чтобы меня усыновляли.

— Да, совсем забыла, у тебя на этот счет идиосинкразия. Не сердись, я просто пошутила. В газетах, полным-полно таких историй… Ну, а если так? «Два молодых авантюриста готовы заняться чем угодно и отправиться куда угодно. За приличное вознаграждение». Это надо, чтобы было ясно с самого начала. Да! Еще можно добавить: «Любое предложение в пределах разумного будет принято» — ну, как с квартирами и мебелью.

— По-моему, любое предложение в ответ на такое объявление может быть только очень неразумным!

— Томми, ты гений! Так куда шикарнее. «Любое неразумное предложение будет принято — при соответствующей оплате». Ну как?

— Я бы про оплату больше не упоминал. Звучит как-то назойливо.

— Ну, так оно и есть. И даже более того! Впрочем, может, ты и прав. А теперь я прочту, что получилось: «Два молодых авантюриста готовы заняться чем угодно и куда угодно отправиться. За приличное вознаграждение. Любое неразумное предложение будет принято». Как бы ты воспринял такое объявленьице?

— Как розыгрыш или как бред сумасшедшего.

— Ну разве это бред? Никакого сравнения с тем бредом, который я прочла сегодня утром. Совершенно замечательное объявление. Начиналось с имени «Петуния», а подписано было «Самый лучший мальчик». — Она вырвала листок и протянула его Томми. — Ну, вот. Я думаю, лучше всего это поместить в «Таймс». Обратный адрес: почтовый ящик номер такой-то. Будет стоить пять шиллингов[14]. Вот мои полкроны.

Томми вдумчиво изучал текст, лицо его заметно покраснело.

— Может, действительно попробовать? — сказал он наконец. — А, Таппенс? Просто для смеха?

— Томми, ты молодец. Я знала, что ты согласишься. Выпьем за наши будущие успехи! — Она разлила по чашкам остатки остывшего чая. — За наше совместное предприятие! Пусть оно процветает!

— «Молодые Авантюристы» с ограниченной ответственностью! — подхватил Томми.

Они поставили чашки и немного смущенно засмеялись. Таппенс встала.

— Ну, мне пора возвращаться в мои роскошные апартаменты.

— А я, пожалуй, прогуляюсь пешком до «Ритца», — сказал Томми с усмешкой. — Где и когда встретимся?

— Завтра в двенадцать в метро на «Пикадилли». Тебе удобно?

— Я целиком собой располагаю, — величественно объявил мистер Бересфорд.

— Тогда пока, до завтра.

— До скорого, старушка.

И они разошлись в разные стороны. Общежитие Таппенс находилось в районе, который слишком великодушно именовался «Южной Белгрейвией»[15]. Из экономии она не села в автобус. И уже прошла половину Сент-Джеймского парка[16], как вдруг вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной мужской голос:

— Простите, не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Глава 2 Предложение мистера Виттингтона

Таппенс резко обернулась, но приготовленные слова так и не сорвались с ее языка: ибо внешность и манера держаться окликнувшего ее человека начисто опровергли ее естественные предположения. Она озадаченно молчала, а он, словно прочитав ее мысли, быстро сказал:

— Уверяю вас, вам не стоит меня опасаться.

И Таппенс успокоилась. Хотя незнакомец естественно должен был вызвать у нее неприязнь и недоверие, она чувствовала, что у него нет тех намерений, которые она поначалу ему приписала. Высокий мужчина, чисто выбритый, с тяжелой челюстью. Под ее пристальным взглядом маленькие хитрые глазки заюлили.

— Так в чем же дело? — спросила она.

Он улыбнулся.

— Я случайно услышал часть вашей беседы с молодым джентльменом в «Лайонсе».

— И что же?

— Да ничего. Только я подумал, что могу оказаться вам полезен.

— Ага, вот оно что! Значит, вы все время шли за мной?

— Я позволил себе такую вольность.

— И чем, по-вашему, вы можете оказаться мне полезным?

Он достал из кармана визитную карточку и с поклоном протянул ей. Таппенс внимательно ее прочла. «Мистер Эдвард Виттингтон». Под фамилией было написано «Эстонское стекло» и адрес лондонской конторы. Мистер Виттингтон сказал:

— Зайдите ко мне завтра утром в одиннадцать, я изложу вам мое предложение.

— В одиннадцать? — с сомнением повторили Таппенс.

— В одиннадцать.

— Ладно, приду, — решительно сказала она.

— Благодарю вас, всего хорошего. — Он элегантным жестом приподнял шляпу и ушел. Таппенс несколько секунд смотрела ему вслед. Затем передернула плечами, словно терьер, стряхивающий воду с шерсти.

— Приключения начинаются, — пробормотала она. — Интересно, что ему от меня нужно? Есть в вас нечто такое, мистер Виттингтон, что мне очень и очень не нравится. И все же я ни капельки вас не боюсь. Сколько раз мне приходилось твердить: «Малютка Таппенс умеет за себя постоять, можете не сомневаться!» — я готова повторять это снова!

И, тряхнув головой, она быстро пошла вперед. Однако кое-какие соображения заставили ее свернуть с дороги и зайти на почту. Там она несколько минут размышляла, держа в руке телеграфный бланк. Мысль о том, что пять шиллингов могут быть потрачены зря, перевесила остальные соображения. И она решила рискнуть всего девятью пенсами.

Презрев скрипучее перо и густую черную патоку, которыми благодетельное почтовое ведомство снабжает свои отделения, Таппенс вынула карандаш Томми, который нечаянно присвоила, и быстро написала: «Объявление не помещай. Объясню завтра», указав адрес клуба Томми, с которым ему на следующий месяц, видимо, предстояло расстаться — если только судьба не смилостивится и не пошлет денег на ежегодный взнос.

— Может, он успеет ее получить, — пробормотала Таппенс. — Может, и повезет.

Расплатившись, она поспешила домой, заглянув лишь в булочную, чтобы купить свежих плюшек на три пенса. Расположившись в своей каморке под крышей, она жевала плюшки и размышляла о будущем. Что за фирма «Эстонское стекло» и зачем там могли понадобиться ее услуги? Ее охватило приятное волнение. В любом случае отчий кров снова отодвинулся далеко на задний план. Будущее уже не казалось столь безнадежным.

Ночью Таппенс долго не могла заснуть, а потом ей приснилось, что мистер Виттингтон поставил ее мыть груду штуковин из эстонского стекла, которые почему-то жутко напоминали госпитальные тарелки.

Было без пяти минут одиннадцать, когда Таппенс приблизилась к зданию, в котором размещалась контора фирмы. Прийти раньше означало бы проявить недипломатичную заинтересованность. А потому она решила прогуляться до конца улицы и лишь ровно в одиннадцать нырнула в подъезд. Фирма «Эстонское стекло» была расположена на верхнем этаже. В здании имелся лифт, но Таппенс предпочла подняться по лестнице. Слегка запыхавшись, она остановилась перед дверью, на матовом стекле которой краской было выведено «Эстонское стекло и К°».

Таппенс постучала. Изнутри донесся голос, послышалось что-то вроде «войдите». Она повернула ручку и оказалась в небольшой, довольно грязной приемной.

Пожилой клерк соскользнул с высокого табурета у конторки возле окна и вопросительно на нее посмотрел.

— Меня ждет мистер Виттингтон, — сказала Таппенс.

— Сюда, пожалуйста. — Он подошел к внутренней двери, постучав, открыл ее и пропустил Таппенс внутрь.

Мистер Виттингтон сидел за большим письменным столом, заваленным бумагами. Таппенс поняла: вчерашнее впечатление ее не обмануло, в мистере Виттингтоне действительно чувствовалось что-то подозрительное. С одной стороны, холеная физиономия преуспевающего дельца, с другой — бегающие глазки — сочетание несимпатичное.

Он оторвался от бумаг и кивнул.

— Та-ак, значит, все-таки пришли? Отлично. Садитесь, прошу вас.

Таппенс опустилась на стул напротив. Такая миниатюрная, такая застенчивая. Скромно потупив глазки, она ждала, а мистер Виттингтон все шуршал и шуршал своими бумагами. Наконец он отодвинул их в сторону.

— А теперь, милая барышня, перейдем к делу. — Его широкое лицо расползлось в улыбке. — Вам нужна работа? Ну, так я могу вам кое-что предложить. Сто фунтов на руки и оплата всех расходов. Что скажете? — Мистер Виттингтон откинулся на спинку кресла и засунул большие пальцы в проймы жилетки.

Таппенс настороженно посмотрела на него и спросила:

— А что мне предстоит делать?

— Ничего. Практически ничего. Приятное путешествие, и только.

— Куда?

Мистер Виттингтон снова улыбнулся.

— В Париж.

— О-о! — задумчиво произнесла Таппенс, а про себя подумала: «Слышал бы это мой папочка, его бы удар хватил. Но мистер Виттингтон в роли Дон-Жуана… — что-то не представляю».

— Да, — продолжал Виттингтон, — что может быть чудеснее? Отвести стрелки часов на несколько лет назад, всего лишь года на два-три, не больше. И вновь поступить в один из тех очаровательных пансионов для молодых девиц, какими изобилует Париж…

— В пансион?! — вырвалось у Таппенс.

— Вот именно. Пансион мадам Коломбье, авеню де Нейи.

Таппенс прекрасно знала это имя. Пансион для избранных! Несколько ее американских подруг в свое время учились там. Ее недоумению не было границ.

— Вы хотите, чтобы я поступила в пансион мадам Коломбье? И на какой срок?

— Пока не знаю, возможно, месяца на три.

— Это все? И никаких других условий?

— Никаких. Разумеется, вы поступите туда под видом моей подопечной и не станете поддерживать никакой связи со своими близкими. Пока будете находиться там, никто не должен знать, где вы находитесь. Это мое условие. Да, кстати, вы ведь англичанка?

— Да.

— Но говорите вы с легким американским акцентом.

— В госпитале я дружила с одной американкой. Возможно, заразилась от нее. Но мне ничего не стоит от него избавиться.

— Нет-нет. Даже лучше, если вас примут за американку. Не придется изобретать подробности вашей прошлой жизни. Да, так оно будет лучше. Итак…

— Минуточку, мистер Виттингтон, вы, кажется, решили, что я уже согласилась?

Виттингтон посмотрел на нее с удивлением.

— Неужели вы хотите отказаться? Уверяю вас, пансион мадам Коломбье чрезвычайно фешенебельное заведение. А оплата весьма щедрая…

— Вот именно, — сказала Таппенс. — В том-то и дело. Оплата слишком щедрая, мистер Виттингтон. Я не понимаю, зачем вам платить мне такие деньги?

— Не понимаете? — мягко сказал Виттингтон. — Ну хорошо, я вам объясню. Конечно, я мог бы найти кого-нибудь еще за гораздо меньшую сумму. Но раз уж мне требуется благовоспитанная барышня, причем умная и находчивая, способная хорошо сыграть свою роль и к тому же умеющая не задавать слишком много вопросов, я готов платить.

Губы Таппенс тронула улыбка. Очко в пользу Виттингтона.

— И еще. Вы пока не упомянули про мистера Бересфорда. Как будет с ним?

— Мистер Бересфорд?

— Мой компаньон, — с достоинством ответила Таппенс. — Вчера вечером вы видели нас вместе.

— Ах да. Но, боюсь, его услуги нам не понадобятся.

— В таком случае нам не о чем больше разговаривать! — отрезала Таппенс, вставая. — Либо мы оба, либо… извините. Очень сожалею. Будьте здоровы, мистер Виттингтон.

— Погодите. Попробуем что-нибудь придумать. Садитесь, мисс… — Он вопросительно умолк.

Таппенс вспомнила про архидьякона, и ей стало совестно. Она выпалила первое пришедшее в голову имя:

— Джейн Финн… — И так и осталась с открытым ртом, ошеломленная действием, которое возымело это простенькое имя. Маска добродушия сползла с лица Виттингтона. Он побагровел от ярости. На лбу вздулись жилы. Но весь его гнев не мог скрыть мучительной растерянности. Перегнувшись через стол, он свирепо прошипел:

— Изволите развлекаться?

Таппенс, хоть и была захвачена врасплох, сохранила ясность мысли. Она понятия не имела, что он имел в виду, но мигом сообразила, что расслабляться ей в любом случае не следует. А Виттингтон продолжал:

— Решила со мной поиграть, точно кошка с мышкой? С самого начала знала, зачем мне понадобилась, и разыгрывала дурочку? Знала? — Он постепенно успокаивался, лицо его обретало обычный цвет.

— Кто проболтался? Рита? — Он буравил ее взглядом.

Таппенс покачала головой. Она понимала, что нечаянный розыгрыш долго длиться не может, но все равно не стоило впутывать в игру еще какую-то Риту.

— Нет, — честно сказала она. — Рита обо мне ничего не знает.

Его глаза все еще сверлили ее точно два буравчика.

— А ты что знаешь? — выпалил он.

— Собственно говоря, ничего, — ответила Таппенс и с удовольствием заметила, что тревога Виттингтона не только не уменьшилась, но и возросла. Похвасталась бы, что знает все, у него бы возникли сомнения.

— В любом случае, — рявкнул Виттингтон, — ты знаешь достаточно, чтобы явиться сюда и брякнуть это имя.

— А если меня и в самом деле так зовут? — заметила Таппенс.

— Да уж, рассказывай, чтобы этакое имечко — и у двух девиц?

— А может, я назвала первое попавшее? — продолжала Таппенс, опьяненная собственной невероятной честностью.

Мистер Виттингтон ударил кулаком по столу.

— Хватит чушь молоть! Что тебе известно? И сколько ты хочешь?

Последние слова воспламенили фантазию Таппенс, чему немало способствовал скудный завтрак и вчерашний ужин из плюшек. Она явно чувствовала себя авантюристкой, а не новоиспеченным сотрудником фирмы, но и эта роль открывала определенные возможности. Поведя плечами, она многозначительно улыбнулась.

— Дорогой мистер Виттингтон, — проворковала она. — Давайте-ка раскроем карты, и прошу вас, не сердитесь так. Вы ведь слышали, как я вчера говорила, что собираюсь жить своим умом. По-моему, я сейчас доказала, что у меня есть ум, которым можно жить. Не отрицаю, мне действительно известно некое имя, но, возможно, этим все мои сведения и исчерпываются.

— А возможно, и не исчерпываются, — съязвил Виттингтон.

— Вы упорно не желаете меня понять, — сказала Таппенс с легким вздохом.

— Повторяю: хватит молоть чушь, — сердито сказал Виттингтон. — Перейдем к делу. И можешь не разыгрывать передо мной невинность. Ты знаешь куда больше, чем говоришь.

Таппенс помолчала, восхищаясь своей находчивостью, а потом сладким голосом произнесла:

— Мне очень неприятно раздражать вас, мистер Виттингтон.

— Итак, вернемся к главному вопросу: сколько? Таппенс растерялась. До сих пор она очень ловко водила Виттингтона за нос. Но если она назовет явно неподходящую сумму, у него сразу же возникнут подозрения. И тут ее осенило:

— Предположим сначала небольшой аванс, остальное обсудим потом, идет?

Виттингтон прожег ее свирепым взглядом.

— Шантаж, так?

Таппенс кротко улыбнулась.

— Ну что вы! Просто предоплата будущих услуг.

Виттингтон буркнул что-то невнятное.

— Видите ли, — объяснила Таппенс все так же кротко, — деньги — моя страсть.

— Нахалка ты, и больше ничего, — проворчал Виттингтон с невольным одобрением. — Ловко ты меня провела. — Думал, тихоня, у которой мозгов ровно столько, сколько мне нужно.

— Жизнь полна неожиданностей, — назидательно изрекла Таппенс.

— И все-таки, — продолжал Виттингтон. — Кто-то трепал языком. Ты говоришь, не Рита. Так, значит… Войдите!

Тихо вошел клерк и положил перед начальником какой-то листок.

— Передали по телефону, сэр.

Виттингтон схватил листок и, прочитав, нахмурился.

— Хорошо, Браун, можете идти.

Клерк удалился, прикрыв за собой дверь. Виттингтон взглянул на Таппенс.

— Приходи завтра в это же время. А сейчас мне некогда. Для начала вот тебе пятьдесят фунтов.

Быстро отсчитав несколько банкнот, он подтолкнул пачку к Таппенс и нетерпеливо поднялся, ожидая, когда та уйдет.

Таппенс деловито пересчитала деньги, спрятала их в сумочку и встала.

— Всего хорошего, мистер Виттингтон, — сказала она вежливо. — Или мне следовало бы сказать — au revoir[17].

— Вот именно, au revoir! — Виттингтон вновь обрел благодушный вид, и в душе Таппенс шевельнулось дурное предчувствие. — До свидания, моя умненькая очаровательная барышня.

Таппенс единым духом одолела ступеньки лестницы. Ее распирало от восторга. Уличные часы показывали без пяти двенадцать.

— Устроим Томми сюрприз! — пробормотала она, останавливая такси.

Когда машина подкатила ко входу в метро, Томми был на месте. Вытаращив от удивления глаза, он кинулся открывать дверцу. Ласково улыбнувшись, Таппенс бросила с нарочитой небрежностью:

— Уплати по счетчику, старичок, ладно? А то у меня нет ничего мельче пятифунтовых бумажек.

Глава 3 Нежданная помеха

Однако торжество было чуть-чуть испорчено. Наличность в карманах Томми была определенно ограниченна. В конце концов леди пришлось извлечь из своей сумочки плебейский двухпенсовик и вложить в ладонь шофера, уже полную разнообразной мелочи, и таксист, возмущенно ворча — что, мол, это ему насовали, — полез в машину.

— По-моему, ты заплатил больше, чем следует, — невинным голоском заметила Таппенс. — Он, кажется, хочет вернуть лишнее.

Вероятно, это ее замечание заставило таксиста окончательно ретироваться.

— Ну, — сказал мистер Бересфорд, получив наконец возможность дать волю своим чувствам. — Какого дьявола… тебе вздумалось брать такси?

— Я боялась, что опоздаю и заставлю тебя ждать, — кротко ответила Таппенс.

— Боялась… что… опоздаешь! О, Господи, у меня нет слов! — воскликнул мистер Бересфорд.

— И честное-пречестное слово, — продолжала Таппенс, округлив глаза, — меньше пятифунтовой бумажки у меня ничего нет.

— Ты отлично это сыграла, старушка, но он ни на секунду тебе не поверил. Ни на одну.

— Да, — сказала Таппенс задумчиво. — Не поверил. Такая вот странность: когда говоришь правду, тебе никто не верит. В этом я убедилась сегодня утром. А теперь пошли питаться. Может, в «Савой»?

Томми ухмыльнулся.

— А может, в «Ритц»?

— Нет, пожалуй, я предпочту «Пикадилли». Он ближе, не надо брать такси. Пошли!

— Так теперь принято шутить? Или ты действительно свихнулась? — осведомился Томми.

— Второе твое предположение абсолютно верно. На меня свалились деньги, и я не выдержала такого потрясения! Для исцеления такого рода заболеваний некий светило психиатрии рекомендует набор закусок, омаров по-американски, котлеты де-валяй и пломбир с персиками под малиновым соусом! Пошли, приступим к лечению.

— Таппенс, старушка, все-таки что на тебя нашло?

— О, неверующий! — Таппенс открыла сумочку. — Погляди вот на это, на это и на это!

— Тысяча чертей! Девочка моя, поменьше размахивай фунтиками.

— Они вовсе не фунтики. Они в пять раз лучше фунтиков. А вот эта так в десять!

Томми испустил глухой стон.

— Видимо, я нализался, сам того не заметив! Таппенс, я брежу? Или действительно созерцаю неисчислимое количество пятифунтовых банкнот, которыми размахивают самым непотребным образом?

— Твоими устами глаголет истина, о повелитель! Ну, теперь-то ты пойдешь завтракать?

— Пойду куда угодно, и тем не менее, что ты успела натворить? Ограбила банк?

— Всему свое время. Нет, Пикадилли-Серкус[18] все-таки жуткое место. Этот автобус так и норовит нас сбить. Какой будет ужас, если пятифунтовые бумажки погибнут!

— В «Гриль»? — спросил Томми, когда им удалось благополучно добраться до тротуара.

— Это для меня слишком дешево! — уперлась Таппенс.

— Нечего зря транжирить. Вот и лестница!

— А ты уверен, что там я смогу заказать все, что мне хочется?

— То крайне дикое меню, которое ты только что составила? Конечно сможешь. Во всяком случае, в той мере, в какой ты это выдержишь. Ну, а теперь рассказывай, — не утерпев, скомандовал Томми, когда перед ними наставили закусок, сочиненных воспаленным воображением Таппенс.

И мисс Каули все ему рассказала.

— А самое смешное, — заключила она, — что Джейн Финн я назвалась совершенно случайно. Выдумала с ходу, — ради папы предпочла не упоминать свою настоящую фамилию — а вдруг бы впуталась в какое-нибудь темное дело?

— Все верно, — медленно сказал Томми. — Но это имя ты назвала не случайно.

— То есть как не случайно?

— А вот так! Ты услышала его от меня. Помнишь, я упомянул вчера, как двое типов говорили про какую-то женщину по имени Джейн Финн? Потому оно тебе сразу и пришло на ум.

— Ну, конечно! Теперь припоминаю. Как странно… — Таппенс на секунду умолкла, потом выпалила: — Томми!

— Что?

— А как они выглядели, эти двое?

Томми сосредоточенно сдвинул брови.

— Один толстый, огромный такой, с гладко выбритой физиономией и темными волосами.

— Он! — пискнула Таппенс. — Это Виттингтон. А другой?

— Не помню. На второго я вообще не обратил внимания. Просто мне запомнилось имя девушки.

— Да, нарочно не придумаешь! — Таппенс ликующе принялась за пломбир с персиками.

Но Томми стал вдруг очень серьезен.

— Таппенс, старушка, а дальше что?

— Еще денег дадут! Что же еще? — заявила его собеседница.

— Это-то ясно. Это ты хорошо усвоила. А дальше что, что ты ему дальше будешь плести?

— Ты прав, Томми! — Таппенс положила ложку. — Тут есть над чем поломать голову.

— Ты же понимаешь, что долго морочить его тебе не удастся. Рано или поздно на чем-нибудь споткнешься. К тому же можешь угодить в какую-нибудь историю, — шантаж, ты же понимаешь?

— Ерунда. Шантаж, это когда ты угрожаешь, что все расскажешь, если тебе не заплатят. А я утверждаю, что мне рассказывать нечего, что я ничего не знаю!

— Хм-м, — с сомнением протянул Томми, — и все же, дальше-то что? Сегодня Виттингтону надо было от тебя поскорее избавиться. А в следующий раз, прежде чем раскошелиться, он захочет кое-что выяснить. Что, собственно, ты знаешь, и если знаешь, то откуда получила свои сведения, и мало ли еще что, о чем ты вообще не имеешь представления. Так что же ты намерена делать?

Таппенс нахмурилась.

— Надо подумать. Закажи кофе по-турецки, Томми. Крепкий кофе стимулирует деятельность мозга… Боже мой, сколько я съела!

— Да уж, все летело прямо как в прорву. Впрочем, не ты одна, но льщу себя тем, что мой выбор блюд был более благоразумен. Два кофе! (Это адресовалось официанту.) Один по-турецки, другой по-французски.

Таппенс в глубокой задумчивости прихлебывала кофе, а когда Томми с ней заговорил, буркнула:

— Помолчи, я думаю!

— О, Господи! — ошарашенно воскликнул Томми и погрузился в молчание.

— Ну вот! — наконец объявила Таппенс. — У меня есть план. Совершенно очевидно, нам следует прежде всего выяснить, в чем, собственно, дело.

Томми беззвучно похлопал в ладоши.

— Не измывайся. Выяснить это можно только через Виттингтона. Надо узнать, где он живет, чем занимается — короче говоря, установить за ним слежку. Взять это на себя я не могу, потому что он уже хорошо меня разглядел. Но тебя он видел всего один раз, и то мельком, и вряд ли запомнил. В конце-то концов все молодые люди на одно лицо.

— Ну, тут я готов с тобою поспорить. Я убежден, что моя замечательная физиономия и благородные манеры просто не могут не запомниться.

— Так вот что я придумала, — продолжала Таппенс, пропустив его реплику мимо ушей. — Завтра я пойду туда одна и буду морочить ему голову, как сегодня. Не беда, если не получу всех денег сразу. Пятидесяти фунтов на первые дни должно хватить.

— И не только на первые!

— Ты будешь ждать на улице. Когда я выйду, то даже не взгляну в твою сторону — на случай, если за мной будут следить. Встану неподалеку, а когда он выйдет из подъезда, уроню платок или еще как-нибудь дам тебе знать. Тут ты и примешься за дело.

— За какое еще дело?

— Пойдешь за ним следом, глупышка. Ну что? Как тебе мой план?

— Прямо как в романе. Только в жизни-то, если часами будешь без толку торчать на улице, я думаю, очень скоро почувствуешь себя идиотом. Да и прохожие заподозрят неладное.

— Только не в Лондоне. Здесь все так торопятся, что на тебя просто никто не обратит внимания.

— Опять ты непочтительна к моей замечательной особе! Впрочем, прощаю. Во всяком случае — придумано неплохо. А сегодня ты что собираешься делать?

— Ну-у, — мечтательно произнесла Таппенс. — У меня были кое-какие мысли насчет шляпки, насчет шелковых чулок, насчет…

— Уймись! — порекомендовал Томми. — Даже пятидесяти фунтам есть предел. Знаешь, пообедаем вместе, а вечером сходим в театр.

— Заметано!

День был упоителен, а вечер — еще лучше. Две пятифунтовые бумажки канули в небытие.

На следующее утро они встретились, согласно уговору, и отправились в Сити[19]. Томми остался на противоположной стороне, а Таппенс, перебежав улицу, нырнула в подъезд.

Для начала Томми медленно прошелся до конца улицы, потом зашагал обратно. На полпути его перехватила Таппенс.

— Томми!

— Что случилось?

— Дверь заперта, и никто не отзывается.

— Странно.

— Вот именно! Пойдем и попробуем вместе.

Томми с готовностью последовал за ней.

На третьем этаже из двери какой-то конторы вышел молодой клерк. Немного поколебавшись, он спросил Таппенс:

— Вам нужно «Эстонское стекло»?

— Да.

— Они закрылись. Еще вчера. Говорят, фирма ликвидирует свои дела. Мне лично об этом ничего не известно. Но помещение они освободили.

— Спа… спасибо, — пробормотала Таппенс. — Вы случайно не знаете домашнего адреса мистера Виттингтона?

— К сожалению, нет. Все это произошло так неожиданно.

— Большое спасибо, — сказал Томми. — Идем, Таппенс.

Выйдя на улицу, они с недоумением переглянулись.

— Вот так-то, — высказался наконец Томми.

— Этого я никак не ожидала, — пожаловалась Таппенс.

— Веселей, старушка, тут уж ничего не поделаешь.

— Да? — Подбородок Таппенс упрямо вздернулся. — Ты думаешь, это конец? Если так, ты очень и очень ошибаешься. Это только начало.

— Начало чего?

— Наших приключений! Томми, как ты не понимаешь? Если они до того перепугались, что сразу убежали, значит, за этой историей с Джейн Финн что-то кроется. И мы доберемся до истины. Мы их отыщем! Устроим настоящую слежку!

— Да, вот только за кем?

— Просто нам придется начать с самого начала. Дай-ка сюда карандашик. Спасибо. Погоди… только не перебивай! Ну, вот. — Таппенс вернула карандаш и с удовлетворением посмотрела на листок бумаги, зажатый у нее в ладошке.

— Что это?

— Объявление.

— Неужели ты все-таки решила напечатать эту чушь?

— Да нет, совсем другое!

Она протянула ему листок, и Томми прочел:

— «Требуются: Любые сведения, касающиеся Джейн Финн. Обращаться к М. А.».

Глава 4 Кто такая Джейн Финн?

Следующий день тянулся очень медленно. Требовалось резко сократить расходы. Если экономить, сорок фунтов можно растянуть надолго. К счастью, погода стояла прекрасная, и, как объявила Таппенс, «нет ничего дешевле прогулок пешком». А вечером они отправились развлекаться в дешевую киношку.

Итак, крах надежд произошел в среду. Объявление появилось в четверг, и вот теперь, в пятницу, на адрес Томми должны были поступить первые письма. Под некоторым нажимом он дал торжественное обещание не вскрывать их, а принести в Национальную галерею[20], где в десять часов его будет ждать компаньон.

Первой на свидание пришла Таппенс. Она уселась на красный плюшевый диванчик в зале Тернера[21] и принялась невидящими глазами созерцать его шедевры. Зато знакомую фигуру увидела сразу:

— Ну?

— Ну? — повторил мистер Бересфорд ехидно. — Какое полотно тебе особенно приглянулось?

— Не измывайся! Пришло что-нибудь?

Томми покачал головой с глубокой и несколько ненатуральной печалью.

— Не хотелось сразу разочаровывать тебя, старушка. Очень грустно. Только деньги на ветер выбросили. — Он вздохнул. — Но что поделаешь! Объявление поместили и… всего два ответа.

— Томми, черт тебя возьми! — почти крикнула Таппенс. — Дай их мне сейчас же. Это же надо быть такой скотиной!

— Следи за своей речью, Таппенс, следи за своей речью! Ты в Национальной галерее. Все-таки государственное учреждение. И, пожалуйста, не забывай, как я уже тебе неоднократно напоминал, что, поскольку ты дочь священнослужителя…

— То должна была бы пойти в актрисы![22] — ядовито докончила Таппенс.

— Я хотел сказать совсем другое. Однако если ты сполна насладилась радостью, столь острой после отчаяния, в которое я так любезно тебя поверг, причем совершенно бесплатно, то займемся нашей почтой.

Таппенс бесцеремонно выхватила у него оба конверта и подвергла их тщательному осмотру.

— Этот из плотной бумаги. Пахнет богатством. Его отложим на потом и вскроем другое.

— Как угодно. Раз, два, три, давай!

Пальчики Таппенс вскрыли конверт и извлекли на свет его содержимое.

«Дорогой сэр!

Касательно вашего объявления в утренней газете. Полагаю, я могу оказаться вам полезен. Не сочтите за труд посетить меня по вышеуказанному адресу. Завтра в одиннадцать часов утра.

Искренне ваш, А. Картер».

— Каршелтон-террас, 27, — прочла Таппенс. — Где-то в районе Глостер-роуд. Если поехать на метро, у нас еще масса времени.

— Объявляю план кампании, — сообщил Томми. — Теперь моя очередь взять на себя инициативу. Меня проводят к мистеру Картеру, и мы с ним, как водится, пожелаем друг другу доброго утра. Потом он скажет: «Прошу вас, садитесь, мистер… э?» На что я незамедлительно и многозначительно отвечаю: «Эдвард Виттингтон!» Тут мистер Картер лиловеет и хрипит: «Сколько?» Положив в карман стандартный гонорар (то бишь очередные пятьдесят фунтов), я воссоединяюсь с тобой на улице, мы двигаемся по следующему адресу и повторяем процедуру.

— Перестань дурачиться, Томми. Посмотрим второе письмо. Ой, оно из «Ритца»!

— Ого! Это уже не на пятьдесят, а на все сто фунтов потянет.

— Дай прочесть.

«Дорогой сэр!

В связи с вашим объявлением был бы рад видеть вас у себя около двух часов.

Искренне ваш, Джулиус П. Херсхейммер».

— Ха! — сказал Томми. — Чую боша![23] Или это всего лишь американский миллионер, с неудачно выбранными предками? Кто бы он ни был, нам следует навестить его в два часа пополудни. Отличное время: глядишь, обломится бесплатное угощение.

Таппенс кивнула.

— Но сначала к Картеру. Надо торопиться.

Каршелтон-террас, по выражению Таппенс, состояла из двух рядов благопристойных, типично «дамских домиков». Они позвонили в дверь номера двадцать семь, открыла горничная настолько респектабельного вида, что у Таппенс упало сердце. Когда Томми объяснил, что они хотят видеть мистера Картера, она провела их в небольшой кабинет на первом этаже и удалилась. Примерно через минуту двери отворились, и в кабинет вошел высокий человек с худым ястребиным лицом. Вид у него был утомленный.

— Мистер М. А.? — сказал он с чарующей улыбкой. — Вас и вас, мисс, прошу садиться.

Они сели. Сам мистер Картер опустился в кресло напротив Таппенс и ободряюще ей улыбнулся. Что-то в этой улыбке лишило ее обычной находчивости. Однако он продолжал молчать, и начать разговор была вынуждена она:

— Нам хотелось бы узнать… То есть не могли бы вы сообщить нам что-нибудь о Джейн Финн?

— Джейн Финн? А-а! — Мистер Картер как будто задумался. — Прежде позвольте спросить, что вы о ней знаете?

Таппенс негодующе выпрямилась.

— А какая, собственно, разница?

— Какая? Большая. И очень. — Он опять утомленно улыбнулся и мягко продолжал: — Итак, что же все-таки вы знаете о Джейн Финн? Так что же, — настаивал он, поскольку Таппенс молчала. — Раз вы дали такое объявление, значит, вы что-то знаете, не так ли? — Он слегка наклонился к ней, его утомленный голос стал вкрадчивей. — Так расскажите…

Вообще в нем было что-то завораживающее, и Таппенс лишь с усилием заставила себя выговорить:

— Это невозможно, верно, Томми?

Но, как ни странно, партнер не поддержал ее. Он внимательно смотрел на мистера Картера, и, когда заговорил, в его тоне звучала необычная почтительность:

— По-моему, то немногое, что мы знаем, вам вряд ли будет интересно, сэр. Но, конечно, мы вам все расскажем.

— Томми! — удивленно воскликнула Таппенс.

Мистер Картер повернулся и вопросительно посмотрел на молодого человека.

Тот кивнул.

— Да, сэр, я вас сразу узнал. Видел во Франции, когда был прикомандирован к разведке. Как только вы вошли, я сразу понял…

Мистер Картер предостерегающе поднял руку.

— Обойдемся без имен. Здесь я известен как мистер Картер. Да, кстати, это дом моей кузины. Она охотно предоставляет его в мое распоряжение, когда расследование ведется строго конфиденциально. Ну, а теперь… — Он посмотрел на Таппенс, потом на Томми. — Кто из вас будет рассказывать?

— Валяй, Таппенс, — скомандовал Томми. — Это твое право.

— Да, барышня, прошу вас.

И Таппенс послушно рассказала всю историю от учреждения фирмы «Молодые Авантюристы» с ограниченной ответственностью до самого конца.

Мистер Картер слушал молча все с тем же утомленным видом. Иногда проводил рукой по губам, словно пряча улыбку. Но когда она закончила, кивнул очень серьезно.

— Немного, но дает пищу для размышлений. Тут есть, есть над чем поразмыслить. Позволю себе заметить: вы забавные ребята. Не знаю, не знаю. Возможно, вы добьетесь успеха там, где другие потерпели неудачу… Видите ли, я верю в везение, и всегда верил… — Он помолчал. — Итак: вы ищете приключений. Хотите работать со мной? Совершенно неофициально, разумеется. Гарантирую оплату расходов и скромное вознаграждение.

Таппенс открыв рот смотрела на него, круглыми от удивления глазами.

— А что нам нужно будет делать? — выдохнула она.

Мистер Картер улыбнулся.

— То, что вы уже делаете. Искать Джейн Финн.

— Да, но… но кто такая Джейн Финн?

— Да, пожалуй, вам следует это узнать, — кивнул мистер Картер.

Он откинулся на спинку кресла, заложил ногу на ногу и, соединив кончики пальцев, негромким монотонным голосом начал рассказ:

— Тайная дипломатия (кстати, в подоплеке ее почти всегда лежит неумная политика!) вас не касается. Достаточно сказать, что в начале тысяча девятьсот пятнадцатого года был составлен некий документ. Проект тайного соглашения… договора… Называйте как хотите. Составлен он был в Америке — в то время еще нейтральной стране — и его оставалось только подписать неким лицам. Он был отправлен в Англию со специальным курьером — молодым человеком по фамилии Денверс. Предполагалось, что все сохранится в полной тайне. Как правило, такие надежды оказываются тщетными. Кто-нибудь из посвященных в тайну обязательно проговорится.

Денверс отплыл в Англию на «Лузитании». Бесценный документ он вез в клеенчатом пакете, который носил при себе. И вот именно в этом плавании «Лузитания» была торпедирована и потоплена. Денверс значился в списке погибших. Через некоторое время его труп прибило к берегу, и он был опознан. Однако пакета при нем не нашли! Оставалось только гадать, что стало с бумагами — были ли они похищены, или он успел их кому-то передать. Скорее второе. По словам одного очевидца, после того как судно начало погружаться и команда принялась спускать шлюпки, Денверс разговаривал с молодой американкой. Никто не видел, передал он ей что-нибудь или нет. Но, по-моему, весьма вероятно, что он доверил документ этой американке, поскольку у нее, в силу ее пола, было больше шансов благополучно добраться до берега. Ну, а если так, то где эта девушка и что она сделала с документом? Позже из Америки пришли сведения, что за Денверсом с самого начала велась непрерывная слежка. Была ли девушка сообщницей его врагов? Или за ней, в свою очередь, также установили слежку, а потом обманом или силой отобрали бесценный пакет?

Мы приняли меры, чтобы разыскать ее. Но это оказалось неожиданно сложным. Зовут ее Джейн Финн, и эта фамилия значилась в списке оставшихся в живых. Но сама девушка бесследно исчезла. Справки, наведенные о ее прошлом, ничего существенного не дали. Она была сиротой, преподавала в младших классах небольшой школы, где-то на Западе Соединенных Штатов. Судя по паспорту, она ехала в Париж, где собиралась работать в госпитале. Она сама предложила свои услуги, и после соответствующих формальностей ее зачислили в штат. Обнаружив ее фамилию в списке спасшихся с «Лузитании», начальство госпиталя было, естественно, очень удивлено тем, что она не явилась и не дала о себе знать.

Короче говоря, было предпринято все, чтобы разыскать эту барышню, но — безрезультатно. Нам удалось установить, что через Ирландию она проехала, но в Англии ее след теряется. Документом же до сих пор никто не воспользовался, хотя удобных моментов было предостаточно — и мы пришли к выводу, что Денверс его все-таки уничтожил. Военная ситуация тем временем изменилась, а с ней — и дипломатическая, так что надобность в договоре вообще отпала. Слухи о том, что существуют предварительные его варианты, категорически опровергались, исчезновение Джейн Финн было забыто, как и все связанное с этим делом.

Мистер Картер умолк, и Таппенс спросила нетерпеливо:

— Так почему же оно всплыло опять? Война ведь кончилась.

Усталость мистера Картера как рукой сняло.

— Потому что документ, как выяснилось, остался цел и сегодня его тоже можно употребить, но теперь уже с самыми скверными для нас последствиями.

Таппенс удивленно уставилась на него, и мистер Картер, кивнув, продолжил:

— Да, пять лет назад договор был бы нашим оружием, а теперь он оружие против нас. Сама идея оказалась ошибочной. Непростительный для нас промах! И если его условия станут известны, последствия могут оказаться самыми пагубными… Вплоть до новой войны, и на этот раз не с Германией! Это, разумеется, лишь в крайнем случае, я не думаю, что дойдет до такого. Тем не менее документ, бесспорно, компрометирует ряд наших государственных деятелей, что в настоящий момент совершенно недопустимо, поскольку в этой ситуации к власти могут прийти лейбористы, что, по моему мнению, весьма отрицательно скажется на английской торговле. Но даже и это отнюдь не самое страшное.

Помолчав, он негромко добавил:

— Возможно, вы слышали или читали, что нынешнее недовольство рабочих во многом результат большевистских интриг.

Таппенс кивнула.

— Так оно и есть. Большевистское золото буквально рекой льется в нашу страну, чтобы вызвать в ней революцию. А некая личность — чье настоящее имя нам неизвестно — ловит рыбку в мутной воде. За рабочими волнениями стоят большевики… но за большевиками стоит этот человек. Кто он такой? Мы не знаем. Его называют просто «мистер Браун». Но одно несомненно: это величайший преступник нашего века. Он создал великолепную организацию. Значительную часть пацифистской пропаганды во время войны налаживал и финансировал он. И у него повсюду есть агенты.

— Натурализовавшийся немец? — спросил Томми.

— Отнюдь. Есть все основания считать, что он англичанин. Он занимает пронемецкую позицию, но с тем же успехом она могла бы быть и пробурской[24]. Чего он добивается, мы не знаем. Возможно, заполучить в руки такую власть, какую не удавалось иметь ни одному политику. А нам пока не удалось найти и намека на то, кто он на самом деле. Видимо, даже его приспешники этого не знают. Всякий раз, когда мы нападали на его след, он действовал где-то на втором плане, а в качестве главаря выступал кто-то другой. И всякий раз мы неизменно обнаруживали — среди действующих лиц не обратили внимание на какую-то малоприметную личность… слугу или клерка… а мистер Браун снова от нас ускользнул.

— Ой! — Таппенс даже подпрыгнула. — А вдруг…

— Ну-ну?

— Я вспомнила, что в приемной мистера Виттингтона… Клерк… он называл его Браун. Вы не думаете?..

Картер кивнул.

— Очень вероятно. Любопытно, что эта фамилия постоянно упоминается. Причуда гения. Вы не могли бы его описать?

— Я не обратила на него внимания. Самый обыкновенный. Ничего примечательного.

Мистер Картер вновь утомленно вздохнул.

— Только так нам его и описывают. Принес Виттингтону телефонограмму? А в приемной вы видели телефон?

Таппенс подумала и покачала головой.

— По-моему, его там не было.

— Вот именно. С помощью «телефонограммы» мистер Браун дал необходимое распоряжение своему подчиненному. Разумеется, он слышал весь ваш разговор. Виттингтон дал вам деньги и велел прийти на следующий день после того, как прочел «телефонограмму»?

Таппенс кивнула.

— Да, характерный почерк мистера Брауна! — Мистер Картер помолчал. — Теперь видите, с кем вы столкнулись? Вероятно, с самым хитрым преступником в мире. Мне это не слишком нравится. Вы оба еще очень молоды, и мне бы не хотелось, чтобы с вами что-нибудь случилось.

— Не случится! — заверила его Таппенс.

— Я за ней присмотрю, сэр, — сказал Томми.

— А я присмотрю за тобой, — отрезала Таппенс, возмущенная типично мужским самодовольством.

— Ну, если так, присматривайте друг за другом, — с улыбкой сказал мистер Картер. — А теперь вернемся к делу. С этим пропавшим договором далеко не все ясно. Нам им угрожали — прямо и откровенно. Заговорщики, по сути, объявили, что он находится у них и будет опубликован в нужную минуту. Однако им явно неизвестны частности. Правительство считает, что это чистый блеф, и придерживается политики категорического отрицания. Но я не так уж уверен. Определенные намеки, косвенные ссылки явно указывают, что угроза достаточно реальна. Они намекают, что опасный документ у них в руках, но они не могут его прочесть, поскольку он зашифрован. Но мы-то знаем, что договор зашифрован не был — по самому его содержанию это было бы невозможно. Следовательно, тут что-то другое. Конечно, Джейн Финн давно могла погибнуть, но мне почему-то в это не верится. Самое странное, сведения о ней они пытаются получить у нас.

— Что?

— Да-да. Некоторые детали можно истолковать только так. И ваша история, милая барышня, — еще одно тому подтверждение. Им известно, что мы разыскиваем Джейн Финн: ну, так они предъявят собственную Джейн Финн… например, в парижском пансионе. — Таппенс ахнула, и мистер Картер улыбнулся. — Ведь никто понятия не имеет, как она выглядела. Ее снабдят правдоподобной историей, а истинной ее задачей будет выведать у нас как можно больше. Понимаете?

— Значит, вы полагаете… — Таппенс умолкла, стараясь осмыслить этот план целиком, — …что они собирались отправить меня в Париж как Джейн Финн?

Улыбка мистера Картера стала еще более утомленной.

— Видите ли, я не думаю, что такие совпадения могут быть случайными, — сказал он.

Глава 5 Мистер Джулиус П. Херсхейммер

— Ну что ж, — сказала Таппенс, оправившись от изумления, — значит, это было предопределено.

Мистер Картер кивнул.

— Вот именно. Я тоже суеверен. Верю в удачу и тому подобные вещи. Судьба избрала вас.

Томми позволил себе усмехнуться.

— Черт побери! Неудивительно, что Виттингтон сорвался с катушек, когда Таппенс брякнула эту фамилию. Я бы на его месте тоже не сдержался. Но мы у вас уже отняли столько времени! Вы нам что-нибудь посоветуете на прощание?

— Нет. Мои специалисты, действуя обычными методами, потерпели неудачу. А у вас есть воображение, и вам не будут мешать профессиональные шаблоны. Но, если у вас ничего не получится, не падайте духом. Тем более, что события, вероятнее всего, будут развиваться дальше, и очень стремительно.

Таппенс поглядела на него с недоумением.

— Когда вы разговаривали с Виттингтоном, у них было еще много времени. По моим сведениям, их удар планировался на начало следующего года, однако правительство намерено ввести закон, который станет серьезным препятствием для забастовок. Скоро они об этом узнают, или уже узнали, и, вероятно, начнут действовать. Во всяком случае, будем надеяться. Чем меньше у них остается времени на подготовку, тем лучше. А вот у вас времени почти нет, и в случае неудачи вам не в чем будет себя упрекнуть. В любом случае задача перед вами стоит очень нелегкая. Вот и все.

Таппенс встала.

— Я думаю, нам пора браться за дело. Мистер Картер, на какую помощь от вас мы можем рассчитывать?

Губы мистера Картера чуть-чуть дрогнули, но ответ его был предельно четок:

— На финансовую в определенных пределах. На получение подробной информации, но в общем на помощь сугубо конфиденциальную. Иными словами, если у вас выйдут неприятности с полицией, я вмешаться не смогу. Тут вы должны рассчитывать только на себя.

Таппенс понимающе кивнула.

— Все ясно. В свободную минутку составлю список того, что мне необходимо узнать. Ну, а как насчет денег?

— Вы хотите знать, сколько, мисс Таппенс?

— Да нет. Пока нам хватит, но вот когда потребуется еще…

— Они будут вас ждать.

— Да, но… я не хочу сказать ничего дурного о правительстве, раз вы имеете к нему какое-то отношение, но вы же знаете, сколько времени уходит на то, чтобы хоть что-нибудь из них выжать! Сначала нас заставят заполнять голубую анкету, через три месяца зеленую, ну и так далее… Что толку в этих деньгах!

Мистер Картер рассмеялся.

— Не беспокойтесь, мисс Таппенс. Адресуйте ваш личный запрос мне сюда, и с обратной почтой получите указанную сумму. А что касается жалованья, то, скажем, триста фунтов в год. И столько же мистеру Бересфорду, разумеется.

Таппенс одарила его сияющей улыбкой.

— Замечательно! Вы ужасно добры. Я ведь ужасно люблю деньги! И буду вести запись наших расходов по всем правилам: дебет, кредит, остаток справа и красная черта, а под ней итог. Нет, я все это умею — если постараюсь.

— Не сомневаюсь. Ну, всего хорошего. Желаю вам обоим удачи.

Он пожал им руки, и минуту спустя они покинули дом номер двадцать семь по Каршелтон-террас, не зная, что и думать.

— Томми, немедленно скажи мне, кто такой «мистер Картер»?

Томми шепнул ей фамилию.

— А-а, — почтительно протянула Таппенс.

— И поверь, старушка, он — во!

— А-а! — снова протянула Таппенс, а потом задумчиво добавила: — Мне он нравится. Вид у него такой утомленный, скучающий, но под этим чувствуется сталь. Острая, сверкающая. Ой! — Она запрыгала на одной ноге. — Ущипни меня, Томми, ну, пожалуйста, ущипни! А то я никак не могу поверить, что это не во сне.

Мистер Бересфорд любезно оказал ей эту услугу.

— Ух! Хватит. Да, это нам не снится. Мы нашли работу!

— Да еще какую! «Молодые Авантюристы» начинают действовать!

— И ничего противозаконного! — горько вздохнула Таппенс.

— К счастью, у меня нет твоих преступных наклонностей. Который час? Пошли поедим…

И тут им обоим в голову пришла одна и та же мысль, Томми воскликнул:

— Джулиус П. Херсхейммер!

— Мы ведь ничего не сказали про него мистеру Картеру.

— А что нам было говорить, раз мы его еще не видели. Лучше возьмем такси.

— Ну, кто теперь сорит деньгами?

— Так ведь все расходы оплачиваются, не забывай.

— В любом случае, — сказала Таппенс, небрежно откидываясь на сиденье, — прибыть к дому в такси куда пристойнее. Шантажисты наверняка не раскатывают на автобусах.

— Но ведь мы больше не шантажисты, — напомнил Томми.

— Ну, не знаю, — загадочно ответила Таппенс.

Они осведомились у портье о мистере Херсхейммере, и их немедленно проводили в его номер. В ответ на деликатный стук рассыльного нетерпеливый голос крикнул: «Войдите!», и бой посторонился, пропуская их внутрь.

Мистер Джулиус П. Херсхейммер оказался куда моложе, чем они себе представляли: Таппенс решила, что ему лет тридцать пять. Среднего роста, коренастый, с квадратным подбородком. Вид у него был задиристый, но скорее приятный. В нем сразу можно было узнать американца, хотя говорил он практически без акцента.

— Получили мою записку? Ну, так садитесь и рассказывайте все, что вы знаете про мою кузину.

— Вашу кузину?

— Ну, да. Джейн Финн.

— Она ваша кузина?

— Мой отец и ее мать были братом и сестрой, — педантично разъяснил мистер Херсхейммер.

— А! — воскликнула Таппенс. — Так вы знаете, где она?

— Нет. — Мистер Херсхейммер стукнул кулаком по столу. — Понятия не имею. А вы?

— Мы дали объявление о том, что желаем получить информацию, а не предлагаем ее, — сурово напомнила Таппенс.

— Полагаю, я это понял! Читать я умею! Но я подумал, может, вас заинтересует ее прошлое, а от вас я смогу узнать, где она сейчас.

— Ну, так расскажите про ее прошлое, — осторожно произнесла Таппенс.

Однако мистер Херсхейммер вдруг сделался очень подозрителен.

— Послушайте, — заявил он, — это вам не Сицилия! Не вздумайте требовать выкуп или грозить, что отрежете ей уши, если я откажусь. Здесь Британские острова, так что без шуточек! Не то я кликну того красавца полицейского, что я видел на Пикадилли.

— Мы вашей кузины не похищали, — поспешил объяснить Томми. — Мы сами ее разыскиваем. Нам дано такое поручение.

Мистер Херсхейммер уселся в кресле поудобнее.

— Выкладывайте, — только и сказал он.

Томми изложил ему тщательно проработанную версию исчезновения Джейн Финн, упомянув, что она могла случайно «вляпаться в какую-то политическую интригу». Себя и Таппенс он величал не иначе как «частными сыскными агентами», которым поручено ее отыскать, и посему они будут рады любым сведениям, какие им может предоставить мистер Херсхейммер.

Тот одобрительно кивнул.

— Что ж, пожалуй, я немного поторопился. Но Лондон меня допек! Я же ничего, кроме старикашки Нью-Йорка, не знаю. Валяйте задавайте свои вопросы, а я отвечу как смогу.

Молодые Авантюристы в первый миг растерялись, однако Таппенс тут же мужественно ринулась на штурм, начав с вопроса, заимствованного из детективов:

— Когда вы в последний раз видели покой… то есть, вашу кузину?

— Я вообще никогда ее не видел, — ответил мистер Херсхейммер.

— Как? — воскликнул Томми.

Херсхейммер повернулся к нему.

— А вот так. Я уже сказал, что мой отец и ее мать были братом и сестрой, ну, вот как вы. (Томми не стал выводить его из заблуждения.) Но они не очень ладили, и когда тетка решила выйти за Эймоса Финна, школьного учителишку где-то на Западе, мой отец взбесился и заявил, что если разбогатеет — а он уже был на пути к этому, — то ей от него ни гроша не обломится. Короче говоря, тетя Джейн уехала на Запад, и мы больше не имели от нее никаких известий. А старик разбогател. Занялся нефтью, потом сталью, поиграл с железными дорогами и, можете мне поверить, здорово тряханул Уолл-стрит! — Мистер Херсхейммер помолчал. — Ну, а потом он умер — случилось это прошлой осенью, и доллары перешли ко мне. И, хотите — верьте, хотите — нет, меня начала грызть совесть. Так и шипела мне в ухо: «А как твоя тетя Джейн там у себя на Западе?» Меня это в общем-то тревожило. Я ведь понимал, что Эймос Финн ничего не добьется. Не из того он теста. В конце концов, я даже нанял сыщика, чтобы найти ее. Выяснилось, что она умерла, и Эймос Финн тоже умер, но у них была дочь… Джейн… и на пути в Париж она чуть не пошла на дно с «Лузитанией», которую торпедировали немцы. Джейн спаслась в шлюпке, но в Англии про нее вроде бы никто ничего не знал. Я решил, что просто до нее никому нет дела. Вот и приехал сюда все выяснить. Для начала позвонил в Скотленд-Ярд и в Адмиралтейство[25]. В Адмиралтействе мне дали от ворот поворот, но Скотленд-Ярд любезно обещал навести справки. И утром ко мне даже явился от них человек за ее фотографией. Завтра сгоняю в Париж поглядеть, что там поделывает префектура. Если я буду гонять то в Париж, то в Лондон да хорошенечко их подстегивать, они зашевелятся!

Энергии у мистера Херсхейммера было хоть отбавляй, и Молодым Авантюристам оставалось только склониться перед ним.

— Ну, а теперь вы! — закончил он. — Вы чего-нибудь ей клеите? Ну, неуважение к суду или еще что-то, до чего можете додуматься только вы, британцы? Независимая молодая американка могла и не посчитаться с вашими военными правилами или инструкциями. Если я угадал и если у вас тут берут взятки, я ее выкуплю.

Таппенс поспешила его успокоить.

— Что ж, тем лучше. Значит, мы будем действовать совместно. Может, перекусим? Закажем в номер или спустимся в ресторан?

Таппенс предпочла ресторан, Джулиус не возражал.

Разделавшись с устрицами, они приступили к палтусу, и в этот момент Херсхейммеру принесли карточку.

— Инспектор Джепп, уголовная полиция. Опять Скотленд-Ярд. Еще один полицейский! Чего ему надо? Я ведь уже все рассказал первому. Надеюсь, хоть фотографию они не потеряли! Негативов нет — сгорели при пожаре в фотоателье. Так что это единственная ее фотография. Я раздобыл ее у директора тамошней школы.

Таппенс почувствовала смутную тревогу.

— А… а как была фамилия того, кто к вам приходил утром, вы не помните?

— Помню, конечно… Да, нет… погодите! Он тоже прислал карточку… А, да! Инспектор Браун. Тихий такой, ненавязчивый.

Глава 6 План кампании

О том, что происходило в следующие полчаса, лучше вообще умолчать.

Достаточно упомянуть, что «инспектор Браун» Скотленд-Ярду известен не был. Фотография Джейн Финн, без которой розыски ее полицией крайне затруднялись, исчезла без следа. Вновь победа осталась за «мистером Брауном».

Однако эта неприятность невольно стала поводом к raprochement[26] Джулиуса Херсхейммера и Молодых Авантюристов. Все барьеры разом рухнули, и Томми с Таппенс почувствовали, будто знакомы с молодым американцем всю жизнь. Оставив благопристойную сдержанность «частных сыскных агентов», они поведали ему всю историю совместного предприятия и услышали от своего собеседника вдохновляющее «Нет, я сейчас умру от смеха!».

Потом он повернулся к Таппенс и объявил:

— А я-то думал, что английские девушки какие-то пресные. Старомодные, благовоспитанные и шагу не сделают без лакея или оставшейся в старых девах тетушки. Видно, я отстал от жизни.

В конечном итоге Томми и Таппенс тут же переселились в «Ритц», чтобы — как сформулировала Таппенс — находиться в постоянном контакте с единственным родственником Джейн Финн.

— При такой формулировке, — добавила она, обращаясь к Томми, — никто и пикнуть не посмеет из-за расходов!

Никто и не пикнул, и это было прекрасно.

— Пора за работу, — заявила юная барышня на следующее утро.

Мистер Бересфорд отложил «Дейли мейл»[27] и принялся рукоплескать с таким энтузиазмом, что партнерша любезно попросила его не валять дурака.

— Черт побери, Томми! Мы же должны что-то делать, раз нам платят деньги!

— Да, боюсь даже наше милое правительство не пожелает вечно содержать нас в «Ритце» в роскоши и безделье.

— Ты меня слушаешь? Поэтому мы должны взяться за работу.

— Вот и берись, — ответил Томми, возвращаясь к «Дейли мейл». — Я тебе не препятствую.

— Понимаешь, — продолжала Таппенс, — я долго думала…

Ее перебили новым взрывом аплодисментов.

— Ну, хватит, Томми. Тебе тоже не помешало бы напрячь извилины.

— А что скажет мой профсоюз, Таппенс? Он строго-настрого запрещает мне приступать к работе до одиннадцати.

— Томми, ты хочешь, чтобы я в тебя чем-нибудь запустила? Мы должны немедленно составить план кампании.

— Вы только ее послушайте!

— Ну, так начнем!

В конце концов Томми пришлось отложить газету.

— В тебе, Таппенс, есть что-то от непосредственности гениев. Не томи, выкладывай. Я слушаю.

— В первую очередь, — начала Таппенс, — посмотрим, какие данные есть в нашем распоряжении.

— Никаких, — весело отозвался Томми.

— Неправда! — Таппенс энергично погрозила ему пальцем. — Кое-что у нас есть!

— Это что же?

— Во-первых, мы знаем одного из членов шайки в лицо.

— Виттингтона?

— Вот именно. Я его ни с кем не спутаю.

— Хм-м, — с сомнением отозвался Томми, — тоже мне данные. Где его искать, тебе не известно, а надеяться на случайную встречу глупо: тысяча шансов против одного.

— Ну, не знаю, — задумчиво ответила Таппенс. — Я часто замечала, что совпадения, стоит им только начаться, следуют одно за другим, тут действует, вероятно, какой-то еще не открытый закон природы. Но ты прав: полагаться на случай нельзя. Тем не менее в Лондоне есть места, где человек рано или поздно просто не может не появиться. Пикадилли-Серкус, например. Я буду дежурить там каждый день, буду продавать флажки с лотка.

— Без обеда и без ужина? — осведомился практичный Томми.

— Чисто мужской вопрос! Как будто нет ничего важнее еды.

— Это ты сейчас так рассуждаешь, умяв прямо-таки чудовищный завтрак. У тебя, Таппенс, такой здоровый аппетит, что к пяти часам ты примешься за флажки, булавки и что тебе там еще подвернется под руку. Но, если серьезно, мне эта твоя идея не нравится. Ведь Виттингтон мог вообще уехать из Лондона.

— Верно. Зато у нас есть еще одна зацепка, и, по-моему, более надежная.

— Ну-ну?

— В сущности, тоже немного. Женское имя «Рита». Его упомянул Виттингтон.

— И ты собираешься дать третье объявление: «Требуется мошенница, откликающаяся на кличку Рита»?

Вовсе нет. Просто я рассуждаю логически. За этим офицером, за Денверсом, на «Лузитании» вели слежку? И наверняка это была женщина, а не мужчина.

— Это, интересно, почему?

— Я абсолютно убеждена, что это была женщина, и красивая женщина, — холодно ответила Таппенс.

— Ладно, подобные вопросы я предоставляю тебе решать самой, — мягко произнес мистер Бересфорд.

— Далее, эта женщина, кто бы она ни была, несомненно, спаслась.

— Это почему же?

— Если бы она не спаслась, откуда бы они знали, что договор попал к Джейн Финн?

— Справедливо. Продолжай, дорогой Шерлок Холмс!

— И можно предположить — только предположить, — что эта женщина и есть Рита.

— Ну и?

— Будем разыскивать всех, кто спасся с «Лузитании», пока не выйдем на нее.

— В таком случае, нам надо раздобыть список спасшихся.

— Я его уже раздобыла. Я уже написала мистеру Картеру, перечислила все, что мне не мешало бы знать. Сегодня утром пришел от него ответ, там имеются и фамилии всех спасшихся. Скажешь, милочка Таппенс не умница?

— Высшая отметка за прилежание, низшая — за скромность. Короче, Рита в этом списке имеется?

— Вот этого я и не знаю, — призналась Таппенс.

— Не знаешь?

— Ну, да. Вот, смотри сам! — Они вместе склонились над списком. — Видишь, имен почти нет. Просто «мисс» или «миссис» и фамилия.

Томми кивнул.

— Это усложняет дело, — пробормотал он.

Таппенс передернула плечами в обычной своей манере «отряхивающегося терьера».

— Просто надо действовать — только и всего. Начнем с Лондона и его окрестностей. Выпиши адреса всех женщин, живущих здесь или в пригородах, пока я надену шляпу.

Через пять минут молодые люди вышли на Пикадилли, и несколько секунд спустя такси уже везло их в «Лавры» (Глендоуэр-роуд, 7), резиденцию миссис Эдгар Кифф, чья фамилия была первой из семи, занесенных в записную книжку Томми.

«Лавры» оказались ветхим особнячком, отделенном от улицы десятком чахлых кустов, неубедительно создававших иллюзию палисадника. Томми заплатил шоферу и следом за Таппенс направился к двери. Она уже подняла руку, чтобы позвонить, но он схватил ее за локоть.

— А что ты скажешь?

— Что скажу? Ну, скажу… Господи, не знаю! Как глупо.

— Так я и думал, — ехидно заметил Томми. — Чисто по-женски. Все с бухты-барахты. А теперь посторонись и посмотри, как просто выходят из положения презренные мужчины.

Он позвонил, и Таппенс на всякий случай попятилась. Дверь открыла неряшливая служанка с чумазой физиономией и глазами, смотревшими в разные стороны.

Томми уже извлек из кармана записную книжку и карандаш.

— Доброе утро, — сказал он бодро. — Из муниципалитета Хемпстеда. Проверка списков избирателей. Здесь ведь проживает миссис Эдгар Кифф?

— Ага, — сказала служанка.

— Имя? — спросил Томми, держа карандаш наготове.

— Хозяйкино-то? Элинор-Джейн.

— Э-ли-нор, — записал Томми. — Сыновья или дочери старше двадцати одного года?

— Не-а.

— Благодарю вас. — Томми захлопнул книжку. — Всего хорошего.

Тут служанка решила внести свою лепту в разговор.

— А я думала, вы насчет газа, — разочарованно произнесла она и закрыла дверь.

— Вот видишь, Таппенс, — сказал Томми своей сообщнице, — сущий пустяк для мужского ума.

— Не спорю: в кои-то веки очко в твою пользу. Я бы до такого не додумалась.

— Чисто сработано, верно? И ничего другого не придется выдумывать.

В два часа молодые люди зашли в скромную закусочную, где с аппетитом набросились на бифштекс с жареным картофелем.

Их коллекция пополнилась Глэдис-Мэри и Марджори, одна из адресатов поменяла место жительства, вследствие чего они были вынуждены выслушать целую лекцию о женском равноправии из уст энергичной американской дамы по имени Сэди.

— А-а! — вздохнул Томми, приложившись к кружке с пивом. — Так-то лучше. Ну, куда теперь?

Таппенс взяла со столика записную книжку.

— Миссис Вандемейер, — прочла она. — Саут-Одли, номер двадцать. — Мисс Уиллер, Клепинтонг-роуд, номер сорок три. Это в Баттерси, и, если не ошибаюсь, она горничная. Так что вряд ли это она.

— Следовательно, наш следующий рейс — в Саут-Одли.

— Томми, боюсь, у нас ничего не получится.

— Выше нос, старушка. Мы же с самого начала знали, что шансы на успех тут невелики. Но ведь это только начало! Если не поймаем ничего в Лондоне, нам предстоит увлекательное турне по Англии, Ирландии и Шотландии.

— Верно! — живо подхватила Таппенс. — Ведь все расходы оплачиваются. Но, знаешь, Томми, я люблю, чтобы одно следовало за другим. До сих пор приключения сыпались на нас без перерыва, и вдруг такое занудное утро.

— Таппенс, ты должна избавиться от вульгарной жажды сенсаций и помни: если мистер Браун таков, каким его нам изобразили, то в ближайшем же будущем он предаст нас смерти! Что, красиво звучит?

— Ты куда самодовольнее меня, причем с меньшим на то основанием! Кхе-кхе! Но действительно странно, что мщение мистера Брауна нас еще не настигло. (Как видишь, высокий стиль и мне по плечу!) Ведь все у нас идет как по маслу.

— Возможно, он просто не хочет марать о нас руки, — заметил молодой человек.

— Томми, ты просто невыносим! — возмутилась Таппенс. — Можно подумать — мы пустое место.

— Прости, Таппенс. Я хотел сказать, что мы роем вслепую, как два трудолюбивых крота, а он даже не подозревает о наших коварных подкопах, ха-ха!

— Ха-ха, — с готовностью подхватила Таппенс, вставая из-за столика.

Саут-Одли оказался внушительным многоквартирным домом за Парк-Лейн[28]. Квартира номер двадцать была на втором этаже.

К этому времени Томми успел вжиться в роль и отбарабанил вступительное слово пожилой женщине, которая открыла ему дверь. Она более походила на экономку, чем на горничную.

— Имя?

— Маргарет.

Томми начал писать, но она его остановила.

— Да нет… пишется Мар-га-ри-та.

— А, Маргарита! На французский лад. Так-так. — Он помолчал, а потом сделал смелый ход: — У нас в списке она значится как Рита Вандемейер, но, вероятно, тут какая-то ошибка?

— Обычно ее называют именно так, сэр. Но полное имя — Маргарита.

— Благодарю вас. Это все, что мне требовалось. До свидания.

Еле сдерживая волнение, Томми сбежал вниз по лестнице. Таппенс ждала его на площадке второго этажа.

— Ты слышала?

— Да. Ах, Томми!

Томми понимающе похлопал ее по плечу.

— Можешь не говорить, старушка, я чувствую то же самое.

— Это… До чего же здорово — только что-то придумаешь, и вдруг все сбывается, — в восторге воскликнула Таппенс.

Держась за руки, они спустились в вестибюль. На лестнице послышались чьи-то шаги и голоса.

Внезапно, к удивлению Томми, Таппенс потащила его в темный закуток у лифта.

— Какого ч…

— Ш-ш-ш!

По лестнице спустились два человека и вышли на улицу. Пальцы Таппенс впились в локоть Томми.

— Быстрее… Иди за ними! Я не могу — меня он узнает. Второго я прежде не видела, но тот, который повыше, это Виттингтон.

Глава 7 Дом в Сохо[29]

Виттингтон и его спутник шли довольно быстро, но Томми успел увидеть, как они свернули за угол. Он пустился бегом, и, когда в свою очередь свернул за угол, расстояние между ними заметно сократилось. Узкие улочки Мейфэр[30] были безлюдны, и он счел, что благоразумней держаться подальше.

Такого рода занятие было ему внове. И хотя из романов он досконально знал, как следует себя вести, когда берешься за кем-то следить, в реальной жизни идти за кем-то, оставаясь незамеченным, было отнюдь не просто. А если они сядут в такси? В романе герой просто прыгает в другую машину, обещает шоферу соверен[31] (или более скромную сумму), и дело в шляпе. Но Томми предвидел, что в решительную минуту свободного такси рядом, скорее всего, не окажется. Следовательно, ему придется бежать. А что произойдет с молодым человеком, который вздумает бежать во весь дух по лондонским улицам? На магистралях прохожие еще могут подумать, что он спешит на автобусную остановку, но в этом аристократическом лабиринте его почти наверняка перехватит ревностный полицейский и потребует объяснений.

Именно в этот момент впереди из-за угла появилось такси с поднятым флажком. У Томми перехватило дыхание. Что, если они его остановят?

Нет, не остановили. Он перевел дух. Судя по выбранному ими маршруту, они хотели кратчайшим путем добраться до Оксфорд-стрит[32]. Когда они вышли на нее и повернули на восток, Томми слегка ускорил шаги. В толпе прохожих он вряд ли привлечет их внимание. А было бы недурно подслушать их разговор. Нагнать-то их он нагнал, но его ждало разочарование: говорили они тихо, и уличный шум начисто заглушал их голоса.

Перед станцией метро «Бонд-стрит» они перешли через дорогу (Томми — за ними) и вошли в «Лайонс». Там они поднялись на второй этаж и расположились у окна. В этот час зал был полупустым, и Томми из опасения быть узнанным сел за соседний свободный столик, за спиной Виттингтона. При этом он мог прекрасно разглядеть спутника Виттингтона — блондина с неприятным слабовольным лицом. Русский либо поляк, решил Томми. На вид ему было лет пятьдесят, он сутулился, а его маленькие глазки, когда он говорил, шныряли по сторонам.

После недавнего бифштекса Томми удовлетворился гренками с сыром и чашкой кофе. Виттингтон заказал для себя и своего спутника полный обед, а когда официантка отошла, придвинулся поближе к столику и понизил голос. Собеседник отвечал ему полушепотом, и, как Томми ни напрягался, ему удавалось расслышать лишь отдельные слова. Похоже, Виттингтон давал блондину какие-то инструкции, а тот иногда возражал ему. Виттингтон называл его Борисом.

Томми несколько раз услышал слово «Ирландия», потом — «пропаганда», однако имя Джейн Финн не было упомянуто ни разу. Неожиданно шум в зале поулегся, и он расслышал несколько фраз подряд. Говорил Виттингтон:

— Но вы не знаете Флосси! Она просто чудо. Ни дать ни взять, матушка архиепископа. Умеет взять нужный тон, а это главное.

Ответа Бориса Томми не расслышал, но Виттингтон добавил что-то вроде:

— Ну, конечно, только в крайнем случае…

После этого Томми опять потерял нить разговора, однако немного погодя то ли те двое повысили голос, то ли уши Томми приспособились к их шепоту, он снова начал разбирать, о чем они говорят. И два слова, произнесенные Борисом, подействовали на него, как удар электрического тока: «мистер Браун».

Виттингтон вроде что-то возразил, но блондин рассмеялся:

— Почему бы и нет, друг мой. Весьма респектабельная фамилия и такая распространенная! Не по этой ли причине он ее и выбрал? Мне бы очень хотелось встретиться с ним… с мистером Брауном!

Посуровевшим голосом Виттингтон ответил:

— Как знать? Возможно, вы с ним уже встречались.

— Ну да! — воскликнул Борис. — Детские сказочки, басни для полиции. Знаете, какой я иногда задаю себе вопрос? Не выдумка ли это местных патриотов? Средство, чтобы нас запугивать? А если так оно и есть?

— А если не так?

— Хотелось бы знать… правда ли, что он с нами, среди нас, но знают его лишь немногие избранные? В таком случае он хорошо умеет хранить свою тайну. И идея удачная, несомненно! Мы никогда ни в чем не можем быть уверены. Мы смотрим друг на друга: один из нас мистер Браун. Но кто? Он отдает приказ — но он же его и выполняет. Он среди нас, он один из нас, и никто не знает, кто он…

Русский замолчал, заставив себя вернуться к действительности, и взглянул на часы.

— Да, — сказал Виттингтон, — нам пора.

Он подозвал официантку и попросил счет. Томми последовал его примеру и через минуту уже спускался по лестнице.

Выйдя на улицу, Виттингтон подозвал такси и велел шоферу ехать на вокзал Ватерлоо[33].

Такси здесь было хоть отбавляй, и в следующую секунду еще одно затормозило рядом с Томми.

— Следуйте вон за тем такси, — сказал молодой человек, — не выпускайте его из виду.

Пожилой шофер не проявил к его словам ни малейшего интереса, только что-то буркнул в ответ и опустил флажок. Все шло как по маслу, и такси Томми остановилось у входа на вокзал прямо за такси Виттингтона. И в кассу Томми встал прямо за Виттингтоном. Тот взял билет первого класса до Борнемута[34]. Томми сделал то же. Выйдя из кассы, он услышал, как, взглянув на вокзальные часы, Борис произнес:

— Еще рано, у вас в запасе целых полчаса.

Томми задумался. Ясно, что Виттингтон поедет один, а Борис останется в Лондоне. Иными словами, он должен выбрать, за кем следить дальше. Не может же он раздвоиться… Хотя… Он тоже взглянул на часы, а затем на табло. Борнемутский поезд отходил в 15.30. Стрелки часов показывали десять минут четвертого. Виттингтон с Борисом прохаживались у газетного киоска. С опаской на них поглядев, Томми юркнул в ближайшую телефонную будку. Он не стал тратить время на поиски Таппенс — скорее всего, она не успела вернуться. Однако у него был в запасе еще один союзник. Он позвонил в «Ритц» и попросил соединить его с Джулиусом Херсхейммером. В трубке щелкнуло, зажужжало. А если американца не окажется в номере? Раздался еще один щелчок, и знакомый голос произнес: «Алло!»

— Херсхейммер, это вы? Говорит Бересфорд. Я на вокзале Ватерлоо. Выслеживаю Виттингтона и еще одного. Времени объяснять нет. Виттингтон уезжает в Борнемут, поезд пятнадцать тридцать. Вы успеете?

— Само собой!

В трубке зазвучал сигнал отбоя. Томми повесил ее со вздохом облегчения. Расторопность американца он успел оценить, и нутром чувствовал, что Джулиус не опоздает.

Виттингтон и Борис все еще прогуливались возле киоска. Если Борис решил проводить своего приятеля, то все в порядке. Тут Томми задумчиво сунул руку в карман. Хотя ему и была обещана carte blanche[35], он еще не приобрел привычки носить с собой значительные суммы. После того, как он взял билет первого класса до Борнемута, у него осталось лишь несколько шиллингов. Ладно, авось Джулиус явится с туго набитым бумажником.

А большая стрелка все ползла и ползла по циферблату: 15.15, 15.20, 15.25, 15.27… Неужели не успеет? 15.29…

Двери купе захлопывались[36]. На Томми накатила холодная волна отчаяния, и в этот момент на его плечо легла тяжелая ладонь.

— Вот и я, дружище! Ваши дорожные правила — это черт знает что! Ну-ка, где эти бандиты?

— Вон Виттингтон. На ступеньках вагона. Смуглый толстяк. А иностранец, с которым он разговаривает, — это второй.

— Усек. Кто из них мой?

Томми был готов к этому вопросу и ответил тоже вопросом:

— А деньги у вас с собой есть?

Джулиус мотнул головой, и Томми похолодел.

— Долларов четыреста, не больше, — виновато объяснил американец.

Томми с облегчением выдохнул.

— Черт бы вас, миллионеров, побрал. Человеческого языка не понимаете. Живо на поезд, вот билет. Ваш — Виттингтон.

— Мой так мой! — без особого энтузиазма буркнул Джулиус и прыгнул на подножку двинувшегося вагона. — Пока, Томми!

Поезд набирал ход. Томми перевел дух и покосился на Бориса, который шел теперь ему навстречу. Томми пропустил его, развернулся и возобновил слежку.

Борис спустился в метро и доехал до Пикадилли-Серкус. Там он свернул на Шефтсбери-авеню[37] и нырнул в лабиринт переулков Сохо. Томми следовал за ним на почтительном расстоянии. В конце концов они достигли грязноватой площади. Обшарпанные ветхие дома вокруг выглядели зловеще. Борис стал озираться по сторонам, и Томми отступил под укрытие ближайшего подъезда. Площадь была пустынна. К ней вела только одна улочка, и машины туда не сворачивали. Настороженный вид Бориса воспламенил воображение Томми. Притаившись в подъезде, он видел, как тот, поднявшись по ступенькам самого мрачного дома, несколько раз резко стукнул в дверь, не подряд, а с паузами. Дверь тут же открылась, Борис что-то сказал и вошел. Дверь сразу захлопнулась за ним.

И вот тут Томми сплоховал, поддавшись азарту. Всякий разумный человек на его месте стал бы терпеливо ждать, пока тот не выйдет на улицу. Да, именно так следовало бы поступить и Томми. Он же, вопреки обычному своему благоразумию, ринулся вслед. У него в голове (как он объяснял впоследствии), словно что-то щелкнуло: не раздумывая, он взбежал по ступенькам и постучал, сделав нужные, как он надеялся, паузы.

И опять дверь немедленно распахнулась. Перед ним вырос человек, подстриженный ежиком и с угрюмо-злобным лицом.

— Ну? — пробурчал он.

И только в эту секунду Томми понял, какую он сотворил глупость. Однако времени для раздумий не было, и он выпалил первое, что пришло ему в голову.

— Мистер Браун? — спросил он.

К его удивлению, человек с ежиком посторонился.

— Наверх! — Он указал большим пальцем через плечо. — Вторая дверь слева.

Глава 8 Приключения Томми

Хотя слова эти ввергли Томми в некоторую растерянность, колебаться он не стал: если его безрассудство увенчалось таким успехом, так, может, оно и дальше будет его выручать. Он решительно вошел в парадное и поднялся по скрипучей лестнице. Все вокруг было невероятно запущенным и грязным. Под слоем копоти невозможно было различить узор на обоях, отклеившиеся края которых фестонами свисали со стен. По углам серела паутина.

Томми шел не спеша. Еще до того, как он достиг верхней площадки, привратник, судя по звукам, ушел в каморку под лестницей. Значит, никаких подозрений он не вызвал. Видимо, он угадал пароль и правильно запомнил условный стук.

На верхней площадке Томми остановился, обдумывая, как действовать дальше. Перед ним был узкий коридор с дверями по обеим сторонам. Из-за ближайшей слева доносились голоса. Именно туда его и направил привратник. Однако он как завороженный уставился на нишу справа, полузакрытую рваной бархатной портьерой. Ниша была расположена почти напротив нужной ему комнаты, но из нее хорошо просматривалась и верхняя часть лестницы. Два фута вглубь, три — вширь — идеальный тайник для одного, а то и двух людей. Это укрытие так и манило Томми. По своему обыкновению, он обдумывал ситуацию обстоятельно и методично. Видимо «мистер Браун» — просто пароль, а не конкретная личность. Назвав наугад именно эту фамилию, он получил доступ в дом. И пока не возбудил никаких подозрений. Однако ему без промедления следовало действовать дальше.

Предположим, он решится войти в указанную привратником комнату. Не потребуют ли от него еще какой-нибудь пароль или удостоверение личности? Привратник явно не знал в лицо всех членов шайки, но наверху его могут встретить люди более осведомленные. Пока ему очень везло, что и говорить, но не следует искушать судьбу. Войти в комнату — затея весьма рискованная. Да и вообще, вряд ли ему удастся морочить им голову дальше. Рано или поздно, он наверняка себя выдаст и из-за своего дурацкого легкомыслия лишится счастливой возможности узнать что-то действительно ценное.

Снизу вновь донесся условный стук в дверь, Томми моментально юркнул в нишу и осторожно задернул портьеру. Теперь он надежно скрыт, а сквозь прорехи в ветхом бархате можно было наблюдать за тем, что происходит снаружи. Теперь он хорошенько вникнет в ситуацию и решит, стоит ли ему присоединяться к собравшимся.

Человека, который тихо, словно крадучись, поднимался по лестнице, Томми видел впервые. Он явно принадлежал к малопочтенной части общества. Низкий лоб, тяжелые надбровные дуги, скошенный подбородок, зверски тупая физиономия — такой тип был в новинку молодому человеку, хотя любой сотрудник Скотленд-Ярда с первого взгляда раскусил бы, что это за фрукт.

Детина, тяжело дыша, прошел мимо ниши, остановившись перед дверью напротив, постучал тем же условным стуком. Из комнаты что-то крикнули, и вновь прибывший отворил дверь, дав Томми возможность на секунду увидеть комнату. Он успел заметить длинный стол, занимавший добрую ее половину. За столом сидело человек пять. Внимание Томми привлек высокий, остриженный ежиком человек с короткой заостренной бородкой, какую обычно носят морские офицеры. Он сидел во главе стола перед какими-то бумагами. Взглянув на вошедшего, он с правильным, но каким-то слишком старательным произношением спросил:

— Ваш номер, товарищ?

— Четырнадцать, хозяин, — последовал хриплый ответ.

— Верно.

Дверь закрылась.

«Ну, если это не немец, тогда я голландец, — сказал себе Томми. — Ни на шаг от инструкции — проклятая немецкая педантичность. Хорошо, что я туда не сунулся. Ляпнул бы не тот номер, и пиши пропало. Нет, лучше места, чем это, мне не найти… Эгей! Опять стучат».

А теперь кто? Вновь прибывший — полная противоположность предыдущему уголовнику. Похоже, ирландский шинфейнер[38]. Видимо, организация мистера Брауна отличалась некой универсальностью. Заурядный преступник, благовоспитанный ирландский джентльмен, блеклый русский и деловитый немец-распорядитель! Да, пестрая компания. И зловещая! Кому и зачем понадобилось собрать в одну цепь столь разные звенья?

С приходом ирландца процедура повторилась: условный стук, требование назвать номер, одобрительное «верно».

Внизу с коротким перерывом еще дважды раздавался стук. Сначала наверх проследовал неприметный, чрезвычайно скромно одетый человек, не глупый на вид, видимо, конторский клерк, Томми видел его впервые. Следующий оказался рабочим, и Томми почудилось, что где-то он его уже встречал.

Минуты через три прибыл еще один человек — представительный мужчина, элегантно одетый и, видимо, аристократического происхождения. Его лицо тоже показалось Томми знакомым, хотя он никак не мог вспомнить, где мог его видеть.

Затем наступило долгое затишье. Томми, решив, что все, кого ждали, в сборе, уже собрался незаметно выбраться из своего укрытия, но тут в парадную снова постучались.

Опоздавший поднимался по лестнице так тихо, что Томми заметил его только у самой ниши.

Он был невысок, очень бледен, с мягкими, почти женственными движениями. Скулы выдавали его славянское происхождение, но точнее определить его национальность Томми не сумел. Проходя мимо ниши, он медленно повернул голову, и странно светлые глаза словно прожгли занавеску насквозь. Томми даже вздрогнул. Ему показалось чудом, что тот его не заметил. Хотя Томми, как и большинство его сверстников, отнюдь не был склонен к мистицизму, он не мог избавиться от ощущения, что от этого человека исходит какая-то странная скрытая сила. Чем-то он напоминал ядовитую змею.

Секунду спустя Томми понял, что встревожился недаром. Этот светлоглазый тоже постучал, как и все остальные, но как его встретили!

Человек с бородкой вскочил, а за ним — и все до одного остальные. Немец сам подошел к светлоглазому и, щелкнув каблуками, пожал ему руку.

— Вы оказали нам большую честь, — сказал он. — Весьма, весьма польщены. Я боялся, что ваш визит сюда окажется невозможным.

Светлоглазый ответил негромким и шипящим голосом:

— Да, это было сопряжено со значительными трудностями. Вряд ли я смогу выбраться сюда еще раз. Но хотя бы одна встреча необходима… Чтобы как следует все уточнить. Это невозможно без… мистера Брауна. Он здесь?

Немец, чуть помявшись, ответил дрогнувшим голосом:

— Нас предупредили, что явиться лично он никак не может… — Он умолк, но чувствовалось, что фраза не закончена.

Лицо светлоглазого медленно расплылось в улыбке. Он обвел взглядом кольцо встревоженных лиц.

— А! Понимаю. Наслышан о его методах. Полная конспирация: никому не доверять. Не исключено, что сейчас он здесь, среди нас… — Он снова посмотрел вокруг, и снова на лицах присутствующих отразился страх. Все с опаской поглядывали друг на друга.

Русский дотронулся пальцами до щеки.

— Ну ладно. Приступим.

Немец тем временем взял себя в руки. Он указал на свое кресло — во главе стола. Русский покачал головой, но немец настаивал.

— Это единственное возможное место для… Номера Первого. Не соблаговолит ли Номер Четырнадцатый закрыть дверь?

И секунду спустя перед Томми снова были лишь облупленные филенки двери, и голоса за ней вновь зазвучали тихо и неразборчиво. Томми растерялся. Его любопытство разгорелось, и он чувствовал, что любой ценой должен узнать, о чем там будут говорить.

Снизу не доносилось больше ни звука. А привратнику тут наверху вроде бы делать нечего. Томми, прислушиваясь, высунул голову из-за занавески. Никого. Он нагнулся, снял башмаки и оставил их в нише. Потом, осторожно ступая, пересек коридор, опустился на колени перед дверью и прижал ухо к щели. Но тут обнаружилось (вот досада!), что он может разобрать лишь отдельные слова, да и то, если кто-то из говоривших повышал голос. Любопытство Томми достигло апогея.

Он посмотрел на дверную ручку. А что, если легонечко нажать на нее, так, чтобы внутри никто ничего не заметил? Если не торопиться, то можно рискнуть. Затаив дыхание, медленно-медленно, то и дело останавливаясь, он давил на ручку. Еще немножко… и еще чуточку… Долго еще? Ну, наконец-то! Дальше вниз ручка не шла.

Он держал ее в таком положении целую минуту, потом, переведя дух, легонько нажал на дверь. Дверь не дрогнула. Томми стиснул зубы. Если нажать сильнее, она почти наверняка скрипнет. Но вот голоса зазвучали чуть громче, и он снова нажал. Опять ничего. Он нажал посильнее. Неужели эту чертову дверь заело? В конце концов, потеряв терпение, он навалился на нее всей тяжестью. Но дверь и тут не поддалась, и тогда он понял, что она заперта изнутри.

От огорчения Томми забыл про осторожность.

— Черт побери, — вырвалось у него. — Вот свинство!

Дав выход своим чувствам, он успокоился и начал обдумывать ситуацию. Ну, во-первых, необходимо вернуть ручку в прежнее положение. Только постепенно. Если ее отпустить сразу, кто-нибудь обязательно заметит, как она прыгнет вверх. И он начал отпускать ее с прежними предосторожностями. Все сошло благополучно, и он со вздохом облегчения поднялся на ноги. Однако Томми был упрям, как бульдог, и не мог смириться с поражением. Он не собирался сдаваться. Любой ценой нужно выведать, о чем они там договариваются. Надо придумать что-то еще.

Томми осмотрелся. Чуть дальше по коридору слева была еще одна дверь. Он осторожно подкрался к ней и нажал на ручку. Дверь приоткрылась, и он скользнул внутрь.

Судя по мебели, он попал в спальню. Мебель была под стать всему остальному; казалось, она вот-вот рассыплется на куски. А уж пыли и грязи — больше, чем снаружи.

Но Томми некогда было глазеть по сторонам, главное, что его расчет оправдался: слева, ближе к окну, он увидел дверь, ведущую в соседнюю комнату. Плотно затворив дверь в коридор, он стал тщательно изучать дверь у окна. Она была на запоре. Судя по ржавчине, задвижку давно не трогали. Осторожно подергав задвижку взад и вперед, Томми сумел отодвинуть ее почти без скрипа. Затем он повторил свой прежний маневр с ручкой — и на этот раз с полным успехом. Дверь приоткрылась на узенькую щелку.

Этого оказалось достаточно. Теперь ему было слышно каждое слово. За дверью висела бархатная портьера, скрывавшая от него участников совещания, но он довольно точно различал их по голосам. Говорил шинфейнер. Его сочный ирландский баритон было невозможно перепутать ни с каким другим голосом:

— Все это очень мило, но нужны еще деньги. Нет денег — нет и результата!

Ему ответил другой голос, Томми решил, что это Борис:

— А вы гарантируете, что результаты будут?

— Через месяц — можно чуть раньше или позже, если желаете, — я гарантирую вам в Ирландии такой разгул террора, который потрясет Британскую империю до основания.

Наступило короткое молчание, затем раздался мягкий шипящий голос Номера Первого:

— Отлично! Деньги вы получите. Борис, займитесь этим.

— Через американских ирландцев и мистера Поттера, как обычно? — спросил Борис.

— Думается, дело выйдет, — произнес некто с заатлантическим акцентом. — Хотя должен сразу предупредить: нынче все ой как не просто. Сочувствующих все меньше, и все чаще раздаются голоса, требующие оставить ирландцев в покое — пусть, дескать, разбираются сами без вмешательства Америки.

Ответил Борис, и Томми почудилось, что он пожимает плечами:

— Какое это имеет значение, ведь на самом деле деньги поступают не из Штатов, просто банк американский.

— Главная трудность с доставкой оружия, — сказал шинфейнер. — Деньги доходят без особых хлопот… Благодаря нашему здешнему коллеге.

Еще один голос (по мнению Томми, он принадлежал высокому властного вида человеку, чье лицо показалось ему знакомым) произнес:

— Ну и буча поднялась бы в Белфасте[39], если бы они могли вас услышать!

— Следовательно, с этим пока все, — прошипел Номер Первый. — Теперь о займе для английской газеты: вы об этом позаботились, Борис?

— Да.

— Отлично. Если потребуется, Москва пришлет ноту протеста.

Наступила тишина, которую нарушил четкий выговор немца:

— Мне поручил… мистер Браун кратко ознакомить вас с сообщениями от разных профсоюзов. От горняков — более чем удовлетворительные. Железные дороги даже приходится сдерживать. Туго поддается профсоюз машиностроителей.

На этот раз тишина была долгой, слышалось лишь шуршание бумаг да отдельные пояснения немца. Затем Томми услышал легкое постукивание пальцев по столу.

— Ну, а дата, мой друг? — спросил Номер Первый.

— Двадцать девятое.

— Не слишком ли скоро? — засомневался русский.

— Пожалуй. Но так постановили профсоюзные лидеры, а вмешиваться слишком уж явно нам нельзя. Надо создать видимость, будто все делается по их собственной инициативе, без чьего-либо давления.

Русский негромко засмеялся, словно его что-то позабавило.

— Да-да, — сказал он. — Совершенно верно. Они не должны знать, что мы используем их в наших собственных интересах. Они честные люди, потому мы ими так дорожим. Как ни парадоксально, совершить революцию без честных людей невозможно. Народ сразу чует мошенников. — Он помолчал, а затем с явным удовольствием повторил: — В каждой революции участвовали честные люди. Впоследствии от них быстро избавлялись. — В его голосе прозвучала зловещая нота.

— Клаймса надо убрать, — проговорил немец. — Он слишком проницателен. Этим займется Номер Четырнадцатый.

Послышалось хриплое бормотание:

— Будет сделано, хозяин! — Затем с сомнением: — А если меня сцапают?

— Мы гарантируем вам лучших адвокатов, — невозмутимо ответил немец. — Но в любом случае вас снабдят перчатками, на которые нанесен слепок с отпечатков пальцев громилы-рецидивиста. Вам нечего бояться.

— Да я ничего и не боюсь, хозяин. Ради великого дела! Мы еще побеседуем с богатенькими, так что улицы утопнут в крови! — свирепо смаковал он. — Мне уж и по ночам снится, как в сточные канавы сыплются жемчуга и брильянты, — хватай все, кому не лень.

Томми услышал скрип отодвигаемого кресла, затем Номер Первый сказал:

— Значит, все на мази. Мы можем не сомневаться в успехе?

— Да… по-видимому. — Но в голосе немца не было прежней уверенности.

Интонация Номера Первого стала неожиданно жесткой:

— Что-то сорвалось?

— Ничего, но…

— Но что?

— Да профсоюзные лидеры. Без них, как вы сами сказали, мы ничего делать не должны. И если они не объявят двадцать девятого всеобщую забастовку…

— И почему же они ее не объявят?

— Вы ведь сами сказали, что это честные люди, и, как мы ни старались скомпрометировать правительство в их глазах, они, возможно, все еще ему доверяют.

— Но они сами…

— Да-да, конечно, они непрерывно его поносят. Но в целом общественное мнение склоняется на сторону правительства, а против общественного мнения они не пойдут.

Русский опять принялся барабанить пальцами по столу.

— Говорите конкретней, друг мой. Мне дали понять, что существует некий документ, который гарантирует успех.

— Совершенно верно. Если этот документ представить профсоюзным лидерам, то считайте дело сделано. Они опубликуют его по всей Англии и без колебаний станут на сторону революции. Уж тогда-то правительство потерпит полный и окончательный крах.

— Так чего же еще вам не хватает?

— Самого документа, — ответил немец без обиняков.

— А, так, значит, он не у вас? Но вы хотя бы знаете, где он?

— Нет.

— Кто-нибудь еще знает?

— Один человек… быть может. Мы даже в этом не уверены.

— Кто именно?

— Одна девушка.

Томми затаил дыхание.

— Девушка? — Русский презрительно повысил голос. — И вы не в состоянии заставить ее говорить? Мы в России умеем развязывать девушкам языки.

— Это не тот случай, — угрюмо ответил немец.

— Что значит, не тот? — Помолчав, он продолжал: — Где она сейчас?

— Кто? Девушка?

— Да!

— Она в…

Но больше Томми ничего не услышал. На его голову обрушилось что-то тяжелое, и он провалился во тьму.

Глава 9 Таппенс нанимается в прислуги

Когда Томми отправился выслеживать Виттингтона и его напарника, Таппенс только отчаянным усилием воли заставила себя не кинуться вслед. Однако, взяв себя в руки, она утешилась мыслью, что ее логические рассуждения подтвердились. Эти двое, несомненно, вышли из квартиры на третьем этаже, и тонюсенькая ниточка в виде женского имени «Рита» вновь навела Молодых Авантюристов на след похитителей Джейн Финн.

Ну, а что дальше? Таппенс не терпела бездействия. Помочь Томми в его нелегком положении она не могла и чувствовала себя совершенно неприкаянной. Подумав, она вернулась в вестибюль «Саут-Одли». Там мальчишка лифтер чистил латунные завитушки и, почти не фальшивя, с энтузиазмом насвистывал последнюю модную песенку.

Он оглянулся на Таппенс. Она все еще сохраняла мальчишечьи повадки, которыми отличалась в детстве, и умела отлично ладить с подростками. Между ними мгновенно возникла взаимная симпатия. Ей пришло в голову, что совсем неплохо обзавестись союзником во вражеском лагере.

— Ну что, Уильям? — начала она бодрым тоном больничной санитарки. — Все блестит?

Мальчишка ухмыльнулся в ответ.

— Альберт, мисс, — поправил он.

— Альберт так Альберт, — сказала Таппенс и стала с загадочным видом озираться по сторонам, так усердно, что Альберт просто не мог этого не заметить. Потом наклонилась к нему и перешла на шепот: — Мне надо с тобой поговорить, Альберт!

Альберт тут же забыл про свои завитушки, рот у него слегка приоткрылся.

— Вот, смотри! Знаешь, что это такое?

Эффектным жестом Таппенс отогнула лацкан жакета и показала ему эмалевый значок. Она рассчитывала, что Альберт видит его впервые (иначе из ее затеи ничего бы не вышло), поскольку значок был заказан архидьяконом в первые дни войны для добровольцев его прихода. Наличие значка на жакете Таппенс объяснялось просто: два дня назад с его помощью она прикрепила бутоньерку к лацкану костюма. Глаз у нее был зоркий, и она успела заметить уголок потрепанного детективного романа, торчащий у мальчишки из кармана. Заметила она и то, как широко открылись его глаза, значит, она избрала верную тактику, и рыбка вот-вот попадется на крючок.

— Американская сыскная полиция! — прошипела Таппенс.

И Альберт клюнул.

— Черт! — прошептал он в упоении.

Таппенс кивнула ему с многозначительным видом и доверительно поинтересовалась:

— Знаешь, кого я пасу?

Альберт еще больше вытаращил глаза и восхищенно произнес:

— Кого-то из жильцов?

Таппенс кивнула и ткнула пальцем вверх.

— Квартира двадцать. Называет себя Вандемейер. Вандемейер! Ха-ха-ха!

— Аферистка? — осведомился Альберт, засовывая руку в карман.

— Аферистка? Еще какая! Рита-Рысь. Ее так в Штатах называют.

— Рита-Рысь, — повторил Альберт, тая от блаженства. — Прям как в кино.

Он не ошибся. Таппенс была большой поклонницей киноискусства.

— Энни всегда говорила, что она из таких, — продолжал мальчик.

— А Энни — это кто? — небрежно спросила Таппенс.

— Да горничная. Она сегодня уволилась. А сколько раз, бывало, мне твердила: «Помяни мое слово, Альберт, за ней, того и гляди, явится полиция». Так прямо и говорила. А красотка она что надо!

— Да, красивая дамочка, — легко согласилась Таппенс. — Для ее ремесла это полезно, можешь не сомневаться. Да, кстати, изумруды она носит?

— Изумруды? Зеленые такие камешки?

Таппенс кивнула.

— Из-за них мы ее и разыскиваем. Старика Рисдейла знаешь?

Альберт мотнул головой.

— Питера Б. Рисдейла, нефтяного короля!

— Вроде слыхал.

— Это его стекляшечки. Самая лучшая коллекция изумрудов в мире. Стоит миллион долларов.

— Ух ты! — восхищенно охнул Альберт. — Ну, прям кино.

Таппенс улыбнулась, довольная произведенным эффектом.

— Только прямых доказательств мы еще не раздобыли. Но она у нас на крючке. И, — она выразительно подмигнула, — уж теперь ей от нас не улизнуть.

Альберт в ответ восторженно пискнул, не в силах ничего сказать.

— Только, приятель, никому ни слова! — предупредила Таппенс, оставив шутливый тон. — Может, я зря тебе доверилась, да только мы, в Штатах, с ходу понимаем, на кого можно положиться — на таких вот ловких надежных парней.

— Да я никому ни словечка, — поспешно заверил ее Альберт. — А помощь вам не требуется? Ну, там следить или еще что?

Таппенс притворилась, что обдумывает его предложение, потом покачала головой.

— Пока нет, но буду иметь тебя в виду, приятель. А что это ты говорил про горничную, которая увольняется?

— Энни? У них настоящий скандал вышел. Как Энни говорит: «Прислуга теперь в цене, так что извольте уважать». А если она язык держать не умеет, так пусть-ка попробует найти себе новую дурочку!

— Не найдет? — задумчиво повторила Таппенс. — Ну, не знаю…

Ее осенила блестящая мысль, и после минутного раздумья она хлопнула Альберта по плечу.

— Знаешь, приятель, мне пришла одна мыслишка. Почему бы тебе не сказать им, будто у тебя имеется двоюродная сестра… или не у тебя, а у твоего приятеля… сестра, которая ищет место. Усек?

— Угу, — мгновенно среагировал Альберт. — Положитесь на меня, мисс, я это в два счета устрою.

— Молодец! — одобрительно сказала Таппенс. — И добавь, что к работе она может приступить сразу же. Если все будет о'кей, дашь мне знать, и завтра к одиннадцати я явлюсь сюда.

— А где мне вас найти, если дело выгорит?

— В «Ритце», — лаконично ответила Таппенс. — Фамилия Каули.

Альберт с завистью поглядел на нее.

— Выгодная, значит, работенка у сыщиков?

— Да, ничего, — отозвалась Таппенс. — Особенно когда счета оплачивает старик Рисдейл. Но не горюй, приятель, если дело сладится — за мной не заржавеет.

На этом Таппенс простилась со своим новым союзником и удалилась энергичной походкой, весьма удовлетворенная результатами своей деятельности.

Однако нельзя было терять ни минуты. Она немедленно вернулась в «Ритц» и отослала короткую записку Картеру. Затем, поскольку Томми еще не вернулся, — чего и следовало ожидать, — она отправилась по магазинам. Экспедиция эта (с перерывом для чая с пирожными) длилась почти до половины седьмого, и в отель она вернулась усталая, но довольная своими приобретениями. Сначала она посетила дешевый универмаг, потом — несколько магазинчиков, торгующих подержанными вещами, а завершила день в шикарном парикмахерском салоне.

Теперь в покое и тиши гостиничного номера она развернула наконец последнюю покупку и через пять минут не без удовлетворения улыбнулась своему отражению в зеркале. Гримерным карандашиком она слегка изменила линию бровей, и это, вкупе с пышными золотистыми кудрями, настолько преобразило ее внешность, что Виттингтону теперь ее нипочем не узнать, даже если она столкнется с ним нос к носу. В туфли она положит высокие супинаторы. И наденет чепчик и передник, более надежной маскировки не придумаешь. Работая в госпитале, она успела убедиться, как часто пациенты не узнают своих сестер и санитарок, едва те снимут белые фартуки и шапочки.

— Ну, — сказала она, обращаясь к задорному отражению в зеркале, — пожалуй, сойдет.

После чего стерла с лица краску и стала похожа на прежнюю Таппенс.

Обедала она в грустном одиночестве, раздумывая над тем, куда запропастился Томми. Джулиус тоже отсутствовал, но это ее ничуть не удивляло. Его розыски не ограничивались Лондоном, и Молодые Авантюристы успели свыкнуться с внезапными появлениями и исчезновениями энергичного американца. Она не удивилась бы, узнав, что Джулиус П. Херсхайммер внезапно отбыл в Константинополь[40], так как ему взбрело в голову, что там может отыскаться след его кузины. Этот сгусток энергии успел превратить в ад жизнь нескольких сотрудников Скотленд-Ярда, а телефонистки Адмиралтейства сразу узнавали и в ужасе вздрагивали от его зычного «Алло!». В Париже он три часа «расшевеливал» префектуру и вернулся оттуда в твердой уверенности (эту идею бросил ему французский чиновник — не знал, как от него отделаться), что ключ к тайне следует искать в Ирландии.

«Наверное, сразу помчался туда, — думала Таппенс. — Это, конечно, очень мило, но мне-то каково? у меня полон рот новостей, а поделиться не с кем. Все-таки Томми мог бы прислать телеграмму или позвонить. Куда он запропастился? Во всяком случае, „сбиться со следа“, как пишут в детективах, он не мог. Да, кстати…» — И мисс Каули, прервав свои размышления, вызвала рассыльного.

Десять минут спустя она уже уютно устроилась в постели и, затянувшись сигаретой, погрузилась в книгу «Гарнаби Уильямс — юный сыщик» — захватывающее произведение, которое, среди прочих ему подобных (три пенса за штуку), принес рассыльный. Ей, резонно решила Таппенс, следует пополнить запас «шпионских» словечек перед тем, как вступить в дальнейшие разговоры с Альбертом.

Утром пришло письмо от мистера Картера:

«Милая мисс Таппенс!

Поздравляю вас с великолепным дебютом. Но считаю своим долгом еще раз предупредить: игра опасная, особенно если будете действовать согласно вашему плану. Это абсолютно беспощадные люди, не способные ни на жалость, ни на милосердие. По-моему, вы недооцениваете степень риска; и я вынужден повторить, что не могу обещать вам помощь и защиту. Вы снабдили нас ценной информацией, и никто не упрекнет вас, если вы захотите выйти из игры. Я призываю вас хорошенько подумать, прежде чем принять окончательное решение.

Но если вы все-таки рискнете действовать дальше, то все необходимые меры с нашей стороны приняты. Вы два года служили у мисс Дафферин, дом священника в Ллонелли, и миссис Вандемейрер может обратиться к ней за рекомендацией.

И еще вам мой совет. Старайтесь, по мере возможности, придерживаться правды. Это уменьшит опасность мелких промахов. При знакомствах разумнее всего говорить правду, а именно что вы служили санитаркой в добровольческом отряде, а теперь решили стать прислугой. Сейчас таких девушек очень много. Это сразу прояснит, почему у вас грамотная речь и приличные манеры, которые иначе могли бы вызвать подозрение.

В любом случае желаю вам удачи!

Искренне ваш,

мистер Картер».

Таппенс воспрянула духом. Предостережения мистера Картера казались ей, естественно, совершеннейшей чепухой. Ее уверенность в себе была слишком велика, чтобы считаться с подобными пустяками.

С некоторым сожалением она отказалась от той интересной роли, которую уже успела придумать. Она сыграла бы эту роль безупречно — и была бы в «образе» столько времени, сколько потребуется, но поскольку Таппенс была человеком весьма здравомыслящим, она не могла не согласиться с доводами мистера Картера.

От Томми пока не было никаких вестей, зато с утренней почтой пришла довольно грязная открытка с лаконичным сообщением: «Все о'кей».

В половине одиннадцатого Таппенс гордо оглядела слегка помятый жестяной сундучок со своими пожитками. Он был очень умело упакован и перевязан веревками. Позвонив коридорному, она, чуть порозовев от смущения, распорядилась, чтобы сундучок снесли в такси. Приехав на Паддингтонский вокзал[41], оставила его в камере хранения. После чего удалилась в неприступную крепость — в женский туалет. Десять минут спустя преобразившаяся Таппенс вышла из дверей вокзала и села в автобус.

И уже минут через сорок она вновь переступила порог «Саут-Одли». Альберт уже ждал ее, явно пренебрегая своими прямыми обязанностями. В первую секунду он не узнал Таппенс, а узнав, пришел в невероятный восторг.

— Лопни мои глаза, мисс! Я-то думаю, кто такая! Маскировочка высший класс.

— Рада, что тебе понравилось, Альберт, — со скромной миной ответила Таппенс. — Да, кстати, кто я — твоя двоюродная сестра?

— И никакого акцента! — воскликнул он восхищенно. — Ну, совсем нашинская, из Англии! Нет, не сестра, я сказал, что знакомая одного моего друга. Энни сразу разозлилась. И решила остаться еще на денек — сделать хозяйке одолжение, как она сказала. Но на самом-то деле, чтобы отвадить вас от места.

— Какая милая девушка! — заметила Таппенс, но Альберт даже не заподозрил иронии.

— Да, она горничная что надо, и серебро чистит — загляденье. Только вот характерец. Вам наверх, мисс? Пожалуйте в лифт. Двадцатая квартира, говорите? — И он лихо подмигнул.

Таппенс приструнила его суровым взглядом и вошла в лифт.

Она позвонила в двадцатую квартиру, чувствуя, как Альберт все ниже опускает голову, старательно разглядывая пол.

Дверь ей открыла щеголеватая молодая женщина.

— Я насчет места, — объяснила Таппенс.

— Место паршивое, дальше некуда, — тут же выпалила женщина. — Стерва старая! Так и рыщет за тобой! Наорала на меня за то, что я читаю ее письма. Это я-то! Конверт расклеен был, а я тут при чем? А в мусорной корзинке никогда ничегошеньки — все сжигает. Она из таких, одно слово. Одевается шикарно, а манеры — те еще! Кухарка что-то про нее знает, только помалкивает, боится ее до смерти. А уж подозрительна-то! Стоит словечком с кем перемолвиться, сразу все выпытывает, кто да почему. Я еще и не то могу рассказать…

Но Таппенс не суждено было узнать, что еще могла бы рассказать Энни, ибо в эту секунду звонкий голос со стальными интонациями произнес:

— Энни!

Щеголеватая горничная подпрыгнула, словно в нее пальнули из ружья.

— Слушаю, мэм.

— С кем это вы разговариваете?

— Одна девушка пришла насчет места, мэм.

— Сию секунду проводите ее сюда.

— Слушаю, мэм.

Таппенс провели по длинному коридору.

У камина стояла женщина не первой молодости, чью бесспорную красоту несколько огрубили годы. В юности она, вероятно, была ослепительна. Бледно-золотые волосы если и подвитые, то совсем немного, тяжелой волной спадали на шею. На редкость яркие васильковые глаза, казалось, смотрели вам в самую душу, читая все ваши мысли. Элегантнейшее синее шелковое платье подчеркивало безупречность ее фигуры. И все же, вопреки ее томному изяществу и почти ангельской красоте, вы явственно ощущали, что у этой женщины поистине железная воля; агрессивное бездушие выдавал этот металл в голосе, этот пронизывающий взгляд васильковых глаз.

Впервые с начала всей истории Таппенс охватил страх. Виттингтона она не испугалась, но эта женщина — дело другое. Как зачарованная Таппенс смотрела на злобный изгиб алых губ, и вновь на нее накатил панический страх. Ее обычная уверенность в себе куда-то исчезла. Она сразу почувствовала, что эту женщину обмануть куда труднее, чем Виттингтона. В ее памяти мелькнуло предостережение мистера Картера. Да, действительно, здесь ей не будет пощады. Подавив в себе безудержное желание развернуться и убежать, Таппенс с почтительной миной, но очень твердо посмотрела в васильковые глаза.

Видимо, удовлетворенная первым осмотром, миссис Вандемейер указала ей на стул.

— Можете сесть. Откуда вы узнали, что мне нужна горничная?

— От одного знакомого. Он дружит со здешним лифтером. И подумал, что место мне подойдет.

Вновь ее прожег взгляд василиска[42].

— Судя по вашей манере говорить, вы получили образование?

Таппенс без запинки изложила свою биографию, используя детали, подсказанные мистером Картером. Когда она умолкла, ей показалось, что миссис Вандемейер чуть-чуть расслабилась.

— Ну-ну, — сказала она наконец. — Я могу у кого-нибудь навести о вас справки?

— Последнее время я жила у мисс Дафферин, дом священника, в Ллонелли. Я служила у нее два года.

— А потом поняли, что в Лондоне будете получать больше? Впрочем, меня это не касается. Я буду платить вам пятьдесят… шестьдесят фунтов… Сговоримся позже. Можете сразу приступить к своим обязанностям?

— Да, мэм. Если угодно, сегодня же. Вещи я оставила на Паддингтонском вокзале.

— Ну, так берите такси и сейчас же поезжайте за ними. Обязанности у вас будут необременительные. Я редко бываю дома. Да, кстати, как вас зовут?

— Пруденс Купер, мэм.

— Ну, хорошо, Пруденс. Поезжайте за своими вещами. Я скоро уйду. Кухарка вам все объяснит.

— Благодарю вас, мэм.

Таппенс вышла в коридор. Щеголеватой Энни нигде не было видно. В вестибюле великолепный швейцар совершенно затмил своим величием Альберта. Таппенс, проходя мимо со скромно опущенными глазами, даже не посмотрела на своего союзника.

Долгожданное приключение началось, но ее утренний восторг поугас. Ей пришло в голову, что неизвестной Джейн Финн, попади она в ручки миссис Вандемейер, пришлось бы очень туго.

Глава 10 Появляется сэр Джеймс Пиль Эджертон

Со своими новыми обязанностями Таппенс справлялась без особого труда. Дочерям архидьякона любая домашняя работа была по плечу. К тому же они умели прекрасно отесывать «новеньких». В результате чего «новенькая» без промедления использовала только что приобретенные навыки, чтобы найти место с жалованьем куда выше того, чем позволяли скудные средства архидьякона. Поэтому Таппенс не опасалась, что ее сочтут подозрительно неловкой. Что ее настораживало, так это поведение кухарки. Она, видимо, смертельно боялась своей хозяйки. Таппенс предположила, что та каким-то образом держит ее в своей власти. Но готовила она как шеф-повар, в чем Таппенс убедилась в первый же вечер. Миссис Вандемейер ожидала к обеду гостя, и Таппенс накрыла великолепно отполированный стол, сервировав его на две персоны. Она с волнением ожидала этого гостя. А что, если явится Виттингтон? Вряд ли он ее узнает, но все-таки было бы лучше, если гостем окажется какой-нибудь незнакомец. Впрочем, ей оставалось только полагаться на милость судьбы.

В дверь позвонили в девятом часу. Таппенс не без опаски пошла открывать и испытала большое облегчение, узнав в голосе пришедшего спутника Виттингтона.

Он попросил доложить о графе Степанове. Миссис Вандемейер, поднявшись с низкого дивана, радостно воскликнула:

— Как я рада вас видеть, Борис Иванович!

— А я — вас, мадам. — Он поцеловал ей руку.

Таппенс вернулась на кухню.

— Какой-то граф Степанов, — сообщила она и с очень невинным видом полюбопытствовала: — А кто он такой?

— Русский, по-моему.

— И часто здесь бывает?

— Иногда. А вам что за дело?

— Подумала, может, хозяйский ухажер, вот и все, — объяснила Таппенс и добавила с притворной обидой: — Чего цепляетесь-то?

— Как же его готовить, это самое суфле, — только и услышала она в ответ.

«Ты что-то знаешь!» — подумала Таппенс, но вслух сказала только:

— Так подавать, что ли? Это я мигом.

Прислуживая за столом, Таппенс ловила каждое слово: ведь Томми отправился тогда выслеживать и этого человека. А ее, хотя она себе в этом не признавалась, все больше мучила тревога. Где он? Почему не дает о себе знать? Уходя из «Ритца», она распорядилась, чтобы все адресованные ей письма и телеграммы, немедленно доставлялись рассыльным в мелочную лавочку по соседству, а Альберту были даны инструкции заглядывать в эту лавочку почаще. Правда, уговаривала она себя, они расстались только вчера утром и беспокоиться еще рано. Но все-таки странно, что от него нет никаких известий!

Как Таппенс ни напрягала слух, узнать ей ничего не удалось. Борис и миссис Вандемейер вели чисто светскую беседу о спектаклях, о новомодных танцах, о последних великосветских скандалах.

После обеда они перешли в уютный будуар, и миссис Вандемейер расположилась на диване, блистая какой-то особенно зловещей красотой. Таппенс подала кофе с ликерами и очень неохотно удалилась. До нее донесся голос Бориса:

— Новенькая?

— Да, поступила только сегодня. Та была невозможна. А эта как будто ничего. За столом прислуживает вполне прилично.

Таппенс помедлила за дверью, которую «по нечаянности» закрыла не совсем плотно, и услышала, как он сказал:

— Полагаю, она не опасна?

— Борис, ты подозрителен до нелепости! Она не то двоюродная сестра швейцара, не то подружка рассыльного. Да и кому в голову придет, что я как-то связана с нашим… общим другом мистером Брауном.

— Рита! Ради всего святого, будь осторожна. Дверь же не закрыта!

— Ну так закрой ее, — со смехом сказала миссис Вандемейер.

Таппенс торопливо ретировалась на кухню.

Пренебречь своими обязанностями она не рискнула, но посуду перемыла молниеносно (сказался госпитальный опыт) и снова тихонько пробралась к двери будуара. Кухарка, менее расторопная, все еще возилась с кастрюлями. Да и в любом случае, заметив, что новенькой нет, она подумала бы, что та прибирает верхние комнаты.

Увы! Голоса за дверью были такими тихими, что Таппенс ничего не удавалось разобрать. А приоткрыть дверь даже самую малость было слишком опасно: миссис Вандемейер сидела к ней вполоборота, а наблюдательность этой дамы уже успела произвести на Таппенс впечатление.

Да, она дорого дала бы, лишь бы что-нибудь услышать. А вдруг они заговорят о Томми, что, если он успел нарушить их планы? Таппенс озабоченно нахмурилась, но тут же ее лицо просветлело, она быстро прошла в спальню миссис Вандемейер, выскользнула через стеклянную дверь на длинный балкон и бесшумно подобралась к окну будуара. Как она и надеялась, рама была чуть поднята, и можно было расслышать почти каждое слово.

Таппенс вслушивалась изо всех сил, но их разговор явно не имел никакого отношения к Томми. Миссис Вандемейер и этот русский о чем-то спорили, и вдруг он с горечью воскликнул:

— Своим легкомыслием и упрямством ты всех нас погубишь!

— Чепуха! — Она засмеялась. — Иногда скандальная известность — лучший способ усыпить подозрения. В один прекрасный день ты и сам в этом убедишься. И может быть, раньше, чем думаешь.

— Тем временем ты всюду показываешься с Пилем Эджертоном, а он не просто чуть ли не самый знаменитый адвокат в Англии, криминология — его хобби. Это чистейшее безумие!

— Я знаю, что своим красноречием он многих спас от виселицы, — спокойно ответила миссис Вандемейер. — Ведь так? Как знать, не потребуется ли в будущем его помощь мне? И очень полезно заручиться таким другом в суде или, говоря точнее, для суда.

Борис вскочил и начал расхаживать по комнате, видимо, он очень волновался.

— Ты умная женщина, Рита, но при этом большая дура! Поверь мне, я о тебе же забочусь. Дай этому Эджертону отставку.

— Ну нет. — Миссис Вандемейер легонько покачала головой.

— Ты отказываешься? — В голосе русского зазвучала угроза.

— Наотрез.

— Ну это мы еще посмотрим, — рявкнул он.

— Миссис Вандемейер тоже вскочила, глаза ее сверкали.

— Ты забываешь, Борис, — сказала она, — что я никому не подчиняюсь. Я получаю распоряжения прямо от… мистера Брауна.

Русский в отчаянии махнул рукой.

— Ты невозможна, — пробормотал он. — Невозможна! А вдруг уже поздно? Говорят, у Пиля Эджертона нюх на преступников. Откуда мы знаем, чем объясняется его внезапный интерес к тебе? А если он уже что-то подозревает? Догадывается…

Миссис Вандемейер смерила его презрительным взглядом.

— Успокойся, мой милый Борис. Ничего он не подозревает. Где же твоя хваленая галантность? Ты забыл, что кроме всего прочего я еще и красивая женщина? Поверь, интерес Пиля Эджертона объясняется исключительно этим обстоятельством.

Борис с сомнением покачал головой.

— Он досконально изучил механику преступлений — лучший английский криминолог, и ты надеешься, что сумеешь его обмануть?

Миссис Вандемейер сощурила глаза.

— Ну, если он действительно так мудр, тем забавнее будет обвести его вокруг пальца.

— Господи, Рита!

— К тому же он очень богат, — добавила миссис Вандемейер, — а я не из тех, кто презирает деньги. Или как их еще называют — «мускулы войны», милый мой Борис.

— Деньги, деньги! В этом твоя главная слабость, Рита. По-моему, ты за деньги душу продашь. По-моему… — Он помолчал, а затем вполголоса добавил: — Иногда мне кажется, что ты способна продать… нас всех!

Миссис Вандемейер с улыбкой пожала плечами.

— Представляю, какую мне дали бы цену, — сказала она небрежно. — Такая цена под силу разве что миллионеру.

— А! Значит, я прав! — прошипел русский.

— Дорогой мой, ты не понимаешь шуток?

— Ах, это была шутка!

— Конечно.

— Ну, знаешь ли, у тебя весьма своеобразное чувство юмора, моя милая.

Миссис Вандемейер засмеялась.

— Ну, не будем ссориться, Борис. Пожалуйста, позвони. Давай выпьем чего-нибудь.

Таппенс молниеносно ретировалась, задержавшись на секунду в спальне миссис Вандемейер, чтобы оглядеть себя в трюмо — все ли у нее в порядке, а затем с почтительным видом предстала пред хозяйские очи.

Подслушанный ею разговор, хотя и доказывал причастность Риты и Бориса к каким-то темным делишкам, ни разу не коснулся того, что ее интересовало. Имя Джейн Финн даже не было упомянуто.

На следующее утро Альберт доложил, что на ее имя в мелочной лавочке ничего нет. А ведь Томми, если он жив и здоров, обязательно дал бы о себе знать! Она почувствовала, как ее сердце словно стиснула ледяная рука. А что, если… Но она мужественно подавила страх. Переживаниями делу не поможешь. Тем не менее она ухватилась за возможность, предоставленную ей миссис Вандемейер, которая вдруг спросила:

— Когда вы брали выходной вечер, Пруденс?

— По пятницам, мэм.

Миссис Вандемейер подняла брови.

— А ведь сегодня пятница! Впрочем, вы начали работать только вчера и вряд ли нуждаетесь в отдыхе.

— Да нет, мэм. Я как раз хотела сегодня у вас отпроситься… Вы не против?

Миссис Вандемейер внимательно посмотрела на нее и улыбнулась:

— Жаль, что граф Степанов не слышит! Вчера он высказал кое-какие предположения относительно вас. — В ее улыбке появилось что-то кошачье. — Ваша просьба такая… типичная. Я очень довольна. Вы, конечно, не поняли, что меня так радует. В общем, я вас отпускаю. Меня это не стеснит, меня вечером не будет дома.

— Благодарю вас, мэм.

Выйдя из комнаты, Таппенс почувствовала облегчение. Вновь она явственно ощутила, насколько боится, ужасно боится этой красивой женщины с жестокими глазами.

Перед уходом Таппенс наспех дочищала серебро. Но ей пришлось прервать это занятие, поскольку в дверь позвонили. Это оказался не Виттингтон и не Борис, а некто с очень незаурядной внешностью.

Чуть выше среднего роста, этот мужчина тем не менее производил впечатление человека крупного. Тщательно выбритое лицо было очень выразительно и свидетельствовало о незаурядной силе воли и энергии. Казалось, от него прямо исходили магнитные волны.

Таппенс никак не могла решить, кто перед ней! Актер? Адвокат? Но ее сомнениям тут же был положен конец: он попросил доложить, что пришел сэр Джеймс Пиль Эджертон.

Она еще раз посмотрела на него. Так вот, значит, какой он, этот прославленный адвокат, чье имя известно всей Англии. По слухам, его прочили в премьер-министры. Из профессиональных соображений он уже не раз отказывался от поста в правительстве, предпочитая оставаться просто членом парламента от одного из шотландских избирательных округов.

Таппенс в задумчивости вернулась к серебру. Знаменитый адвокат произвел на нее впечатление. Теперь она поняла опасения Бориса: да, Пиля Эджертона обмануть нелегко.

Через четверть часа зазвонил колокольчик, и Таппенс вышла в прихожую проводить гостя. Еще когда она ему открывала, он очень внимательно на нее посмотрел, и теперь, подавая ему шляпу и трость, она опять почувствовала на себе этот зоркий, все примечающий взгляд. Она распахнула входную дверь и почтительно посторонилась, но он задержался на пороге и спросил:

— Недавно в горничных?

Таппенс с удивлением подняла на него взгляд. В его глазах таилась доброта и что-то еще — она не могла понять, что именно.

Он кивнул, словно она ответила на вопрос.

— Демобилизовались из добровольческого медицинского отряда и оказались, как говорится, на мели?

— Это вам сообщила миссис Вандемейер? — с подозрением спросила Таппенс.

— Нет, дитя мое, это мне сообщил ваш вид. Вам нравится это место?

— Очень. Благодарю вас, сэр.

— Впрочем, сейчас хорошее место найти нетрудно. Иногда очень полезно поменять хозяев.

— Вы хотите сказать… — начала Таппенс.

Но сэр Джеймс уже спускался по лестнице. Он оглянулся и бросил на нее все тот же добрый проницательный взгляд.

— Только намекнуть, — уточнил он. — И ничего больше.

Вконец озадаченная, Таппенс снова вернулась к недочищенному серебру.

Глава 11 Рассказ Джулиуса

Одевшись, как обычно одеваются горничные, собираясь приятно провести свой «выходной вечер», Таппенс покинула квартиру. Альберта внизу не оказалось, и она сама заглянула в лавочку — удостовериться, нет ли для нее письма. Потом отправилась в «Ритц». Там она выяснила, что Томми не возвращался. Это не было для нее неожиданностью, но только сейчас она окончательно потеряла надежду что-либо узнать. Надо срочно обратиться к мистеру Картеру, все ему рассказать и попросить выяснить, что произошло с Томми после того, как он последовал за Борисом и Виттингтоном. Немного воспрянув духом, она осведомилась, у себя ли мистер Джулиус Херсхейммер. Портье ответил, что он вернулся примерно полчаса назад, но тут же снова ушел.

Таппенс ободрилась еще больше. Джулиус здесь — уже что-то! Может, он придумает, как выяснить, что случилось с Томми. Расположившись в гостиной Джулиуса, она написала мистеру Картеру письмо и уже запечатывала конверт, когда дверь с треском распахнулась.

— Какого черта… — начал Джулиус, но тут же переменил тон. — Прошу прощения, мисс Таппенс. Дурни внизу твердят, что Бересфорд не показывался тут с самой среды. Это верно?

Таппенс кивнула и спросила прерывающимся голосом:

— Так вы не знаете, где он?

— Я? Откуда? Я от него никаких известий не получал, хотя протелеграфировал ему еще вчера утром.

— Наверное, ваша телеграмма так и лежит у портье.

— Но где он?

— Не знаю. Я думала, вы знаете.

— Да говорю же вам, я не получал от него никаких известий с той минуты, как мы расстались в среду на вокзале.

— На каком вокзале?

— Ватерлоо. Юго-Западная ветка.

— Ватерлоо? — недоуменно нахмурилась Таппенс.

— Ну, да. А разве он вам не сказал?

— Так я ведь его тоже не видела, — нетерпеливо перебила Таппенс. — Почему именно Ватерлоо? Что вы там делали?

— Ну, он мне позвонил. По телефону. Сказал, чтобы я поторопился. Сказал, что выслеживает двух мошенников.

— А-а! — воскликнула Таппенс, широко открывая глаза. — Ясно. А дальше что?

— Ну, я сразу кинулся туда. Бересфорд меня ждал и указал, за кем следить. Мне предназначался высокий. Ну, тот, которого вы надули. Томми сунул мне в руку билет и велел быстрей садиться. Сам он собирался отслеживать второго. — Джулиус помолчал. — Но я думал, вам это все известно.

— Джулиус, перестаньте метаться, — сурово изрекла Таппенс. — У меня из-за вас голова кружится. Сядьте вот в это кресло и расскажите все по порядку. И поменьше отступлений.

— Ладно, — послушно сказал мистер Херсхейммер. — С чего начать?

— С того, чем кончили. С Ватерлоо.

— Ну, залез я в замечательное старомодное английское купе, — начал Джулиус. — Поезд тут же тронулся. Не успел я оглянуться, как ко мне подкатывается проводник и вежливенько так говорит, что это вагон для некурящих. Я сунул ему полдоллара, и все уладилось.

Двинулся я по коридору в следующий вагон, а он как раз там. Посмотрел я на этого вонючку Виттингтона, на его лоснящуюся рожу, вспомнил, что у него в когтях бедняжка Джейн, и аж зубами заскрипел, оттого, что не прихватил с собой револьвер. Я бы его пощекотал!

Мы благополучненько прибыли в Борнемут. Виттингтон взял такси и назвал отель. Я тоже взял такси и подъехал к отелю сразу за ним. Он снял номер, и я снял номер. Пока все шло гладко. Ему и в голову не приходило, что за ним следят. Ну, он уселся в вестибюле, читал газеты, глазел по сторонам, пока не подошло время обеда. Обедал он тоже не торопясь, и я уж начал думать, что зря сюда притащился, что он просто приехал отдохнуть. Но тут я сообразил, что к обеду он не переоделся, хотя отель этот из самых шикарных. Стало быть, после обеда он собирался заняться делом.

Ну, и действительно: часов около девяти[43] он взял такси и покатил через весь город — красивый, между прочим, городок! Я, пожалуй, свожу туда Джейн, когда отыщу ее. Уже на самой окраине он заплатил шоферу и пошел через сосновый лес над обрывом. Естественно, я от него не отставал. Брели мы с ним эдак с полчаса. Сначала мимо разных вилл, но потом виллы стали попадаться все реже и, наконец, добрались вроде бы до последней. Большой, надо сказать, домище, и вокруг сосны.

Вечер выдался темный, хоть глаз выколи. Я слышал, как он шлепает впереди по дорожке, ведущей к дому, но самого его уже не видел. Шел я очень осторожно, чтобы он не догадался, что его выследили. Тут дорожка повернула, и уже возле самого дома я успел увидеть, как он позвонил и ему открыли. А я остался где стоял. Тут пошел дождь, и скоро я промок до костей. Да еще холодно было, просто жуть.

Виттингтон все не выходил, и я решил побродить вокруг, оглядеться.

Нижние ставни были плотно закрыты, но на втором этаже — вилла двухэтажная — я увидел освещенное окно. Причем с незадернутыми шторами.

А как раз напротив окна, шагах в двадцати, росло дерево. Ну, я и решил, что надо бы на него забраться. Посмотреть, что там в этой комнате. Конечно, я и не надеялся увидеть Виттингтона. Уж скорее, подумалось тогда мне, он внизу — в одной из парадных комнат.

Только мне жуть как обрыдло без толку торчать под дождем. Вот я и полез на это самое дерево.

Намучился я порядком. Ствол и сучья от дождя скользкие, того гляди, сорвешься. Но потихонечку-полегонечку дополз до уровня окна.

И что вы думаете! Окно оказалось немного правее ствола, так что в комнату заглянуть я никак не мог и видел только край занавески да примерно ярд[44] стены, оклеенной обоями. Ну, думаю, какого черта мне тут торчать, и уже собрался спуститься вниз, как вдруг вижу — на этот самый кусочек стены упала тень. Тень Виттингтона, чтоб мне пусто было! Тут уж меня охватил азарт. Ну, думаю, будь что будет, а я в эту комнату загляну! Оставалось только придумать как. В сторону окна отходил толстый сук. Если бы добраться до его середины, я наверняка смог бы заглянуть в это самое окно. Я все прикидывал, выдержит ли он мой вес. В конце концов решил проверить это на опыте и пополз к середине. Медленно-медленно. Проклятый сук потрескивал и раскачивался. Я старался не думать о том, сколько метров мне придется пролететь до земли. В общем дополз до нужного места.

Комната оказалась небольшая, обставленная, что называется, по-спартански — посередине стол с лампой, а за столом лицом ко мне Виттингтон, сидит и разговаривает с женщиной, одетой в форму медицинской сестры. Она сидела ко мне спиной, и ее лица я не видел. Окно было закрыто, и я не слышал ни звука, но вроде бы говорил один Виттингтон, а она его только слушала. Иногда кивала, иногда покачивала головой, словно отвечая на вопрос. Он вроде бы на чем-то настаивал: раза два стукнул кулаком по столу. Дождь тем временем перестал, и небо сразу прояснилось, так часто бывает.

Ну, он вроде бы выговорился и встал. Она тоже. Он взглянул на окно и что-то спросил — про дождь, наверное. Во всяком случае, она подошла к окну и выглянула наружу, а тут, как назло, из-за тучи выплыла луна. Я перепугался — луна была яркая и хорошо освещала дерево — и попытался отползти назад. Но подлый сук не выдержал, затрещал и рухнул вниз — вместе с Джулиусом П. Херсхейммером.

— Джулиус! — выдохнула Таппенс. — Потрясающе! А дальше?

— Мне еще повезло: я приземлился на мягкую клумбу, однако на время дух у меня отшибло. Очнулся — и вижу, что лежу в кровати, с одной стороны стоит сестра (не та, что была с Виттингтоном, а другая), напротив — чернобородый человечек в золотых очках; сразу видно, что врач. Увидев, что я смотрю на него, он потер ладони и, подняв брови, сказал: «А, так наш юный друг пришел в себя? Превосходно, превосходно!»

Ну, я не растерялся и говорю: «Что случилось?» А потом: «Где я?» Хотя прекрасно знал где, потому что мозг у меня работал на всю железку. «Я думаю, пока больше ничего не нужно, сестра», — говорит чернобородый. Она выходит деловитой такой, дисциплинированной походочкой, но у дверей все-таки исподтишка на меня взглянула — я ее явно заинтриговал.

Этот ее взгляд навел меня на одну идейку. «Вот что, доктор…» — говорю я и пытаюсь сесть на кровати, но тут мне правую лодыжку буквально ожгло огнем. «Небольшое растяжение, — объясняет доктор. — Ничего опасного. Дня через два уже будете ходить».

— Я заметила, что вы прихрамываете, — сказала Таппенс.

Джулиус кивнул и продолжал:

— «Что, собственно, случилось?» — спрашиваю я опять. Он сухо ответил: «Вы свалились с моего грушевого дерева — прихватив с собой, между прочим, не худшую его ветку — на мою только что вскопанную клумбу».

Этот врач мне понравился. У него было чувство юмора, и я решил, что он-то, во всяком случае, честный человек. «Понятно, доктор, — говорю. — За дерево очень извиняюсь. Ну и новые цветочные луковицы за мной. Но вы, наверное, хотите узнать, что я делал у вас в саду?» «Да, мне кажется, что некоторые объяснения были бы не лишними», — отвечает он.

«Ну, начну с того, что к серебряным ложкам я не подбирался».

Он улыбнулся. «Не скрою, в первый момент я подумал именно это. Но только в первый момент. Да, кстати, вы ведь американец?» Я назвался и спросил, кто он.

«Я доктор Холл, а это, как вам, без сомнения, известно, моя частная клиника».

Мне это, без сомнения, не было известно, но возражать я не стал и был очень ему благодарен за полезные сведения. Он мне понравился, я чувствовал, что он честный человек, но посвящать его в наши дела не собирался, да он мне, скорее всего и не поверил бы.

Тут я мигом придумал, что мне плести дальше. «Понимаете, доктор, — задушевно так начал я, — дурака я свалял препорядочного. Но, поверьте, я совсем не собирался изображать из себя Билла Сайкса[45]». Тут я начал сочинять что-то про девушку. Дескать, суровый опекун, в результате нервный срыв, а под конец залепил, что я случайно узнал ее среди пациенток клиники, чем и объясняется мой ночной визит.

Наверное, чего-нибудь в этом роде он от меня и ожидал. «Очень романтично», — сказал он посмеиваясь. «Вот что, доктор, — говорю я. — Можно спросить вас напрямик? Есть у вас здесь — или, может, прежде была — девушка по имени Джейн Финн?» Он так задумчиво повторяет: «Джейн Финн?» А потом говорит: «Нет».

Конечно, я скис, и, наверное, это было заметно. «Вы уверены?» — спрашиваю. «Совершенно уверен, мистер Херсхейммер. Это редкое имя, я бы наверняка его запомнил».

Сказал как отрезал. Вот тебе и на. Я-то ведь решил, что мои поиски подошли к концу. «Ну что ж, — говорю. — Еще один вопрос. Пока я обнимался с этим чертовым суком, мне показалось, что я видел в окно, как с одной из ваших сестричек беседует мой давний знакомый». Я специально не стал называть никаких имен на случай, если Виттингтон был известен тут под другой фамилией. Однако доктор сразу же переспросил: «Вы имеете в виду мистера Виттингтона?» «Ага! — отвечаю. — Что ему тут надо? Только не говорите, что у него расстроены нервы. Его нервы расстроить невозможно». Доктор Холл засмеялся. «Нет-нет, он приезжал повидаться с сестрой Эдит. Она его племянница». «Подумать только! — восклицаю я. — И он еще тут?» — «Нет, он почти сразу же отправился назад в город». «Какая жалость! — кричу я. — А можно мне поговорить с его племянницей? Сестрой Эдит, вы сказали?»

Но доктор покачал головой. «К сожалению, и это невозможно. Сестра Эдит тоже уехала сегодня — сопровождает пациентку». «Ну, уж если не везет, так не везет, — говорю, — а нет у вас адреса мистера Виттингтона? Я бы навестил его, когда вернусь в город». «Адреса не знаю, но если хотите, могу написать сестре Эдит, и она пришлет дядюшкин адрес». Я его поблагодарил и добавил: «Не упоминайте только, кто его спрашивал, мне хотелось бы устроить ему небольшой сюрприз». Больше я ничего сделать не мог. Конечно, если эта сестра и правда племянница Виттингтона, она вряд ли бы попалась в ловушку, но все равно попробовать стоило. Потом я отправил телеграмму Бересфорду: написал, где я, что лежу с растяжением, и попросил приехать за мной, если он не слишком занят. Я постарался напустить побольше тумана. Но он не ответил, а нога у меня скоро прошла. Это же был не вывих, а просто растяжение. Так что сегодня я распрощался с коротышкой-доктором, попросил его сообщить мне, если сестра Эдит ему ответит, и тут же вернулся в Лондон… Послушайте, мисс Таппенс, что-то вы очень побледнели.

— Но что же все-таки случилось с Томми?

— Не расстраивайтесь. Ну что с ним может случиться? Кстати, тот малый, за которым он пошел, смахивал на иностранца. Может, Бересфорд отправился с ним за границу… ну, там в Польшу или еще куда-нибудь.

Таппенс замотала головой.

— Без паспорта и вещей? Кроме того, я видела этого иностранца — Борис Как-Его-Там. Он вчера обедал у миссис Вандемейер.

— У какой еще миссис?

— Я совсем забыла, вы же не знаете!

— Конечно, не знаю, — сказал Джулиус. — Выкладывайте.

Таппенс посвятила его в события двух последних дней. Удивление и восхищение Джулиуса не знало границ.

— Молодчага! Заделаться горничной! Умереть можно! — Затем тон его стал серьезным. — Только мне это не нравится, мисс Таппенс. Очень не нравится. Я знаю, вы очень смелая девушка, но лучше бы вам держаться от всего этого подальше. Таким типам что мужчину прихлопнуть, что девушку — разницы никакой.

— Думаете, я их боюсь? — негодующе воскликнула Таппенс, мужественно отгоняя воспоминания о стальном блеске в васильковых глазах миссис Вандемейер.

— Так я же сказал, что вы жутко смелая. Но они-то все равно мерзавцы!

— Ну, хватит обо мне, — нетерпеливо воскликнула Таппенс. — Лучше подумаем, что могло случиться с Томми. Я уже написала мистеру Картеру. — Она пересказала ему свое письмо.

Джулиус кивнул.

— Это, конечно, правильно. Но ведь и нам следует что-то предпринять.

— Что именно? — спросила Таппенс, снова оживившись.

— Лучше всего — выследить Бориса. Вы говорили, что он приходил туда, где вы теперь служите. Он там еще появится?

— Не знаю, но вполне вероятно.

— Ага. Пожалуй, мне не помешает купить автомобиль пошикарнее, переоденусь шофером и буду болтаться поблизости. И если этот Борис явится, вы подадите мне сигнал, и я начну за ним слежку. Годится?

— Даже очень, но ведь мы не знаем, когда он прилет. А если не раньше чем через месяц?

— Придется действовать наугад. Я рад, что вам понравилась моя идея. — Он встал.

— Куда вы?

— Покупать автомобиль, куда же еще? — ответил Джулиус с удивлением. — Какую марку вы предпочтете? Рам же наверняка придется в нем кататься.

— О! — мечтательно протянула Таппенс. — Мне, естественно, нравятся «Роллс-Ройсы»[46], но…

— Ну и чудненько, — согласился Джулиус. — Ваше слово — закон. Покупаю «роллс-ройс».

— Вот так сразу? — воскликнула Таппенс. — Люди годами не могут заполучить эту машину.

— Малыш Джулиус не любит ждать, — объявил мистер Херсхейммер. — Не волнуйтесь. Через полчаса я вернусь на машине.

Таппенс даже вскочила.

— Вы просто прелесть, Джулиус, но, по-моему, из этого вряд ли что-нибудь выйдет. Я очень надеюсь на мистера Картера.

— И зря.

— Но почему?

— Мне так кажется.

— Но он должен что-нибудь сделать! Больше некому! Кстати, я забыла вам рассказать про одну странную вещь, которая случилась сегодня утром.

И она рассказала ему про свою встречу с сэром Джеймсом Пилем Эджертоном и его последних словах. Джулиус был заинтригован.

— К чему он, собственно, клонил? — спросил он.

— Точно я не знаю, — задумчиво произнесла Таппенс, — но мне кажется, что он просто хотел меня предостеречь, не называя имен, никого не компрометируя.

— С какой стати?

— Понятия не имею, — призналась Таппенс. — Мне показалось, что он очень добрый и страшно умный. Я даже подумываю о том, чтобы все ему рассказать.

К ее удивлению, Джулиус резко воспротивился.

— Послушайте, — сказал он, — нам законники не нужны. И помочь он нам ничем не может.

— А я думаю, что может, — упрямо возразила Таппенс.

— И напрасно. Ну, пока! Через полчаса я вернусь.

Вернулся Джулиус ровно через тридцать пять минут. Он взял Таппенс за локоть и подвел к окну.

— Вот она.

— Ай! — с благоговейным ужасом воскликнула Таппенс, глядя на гигантскую машину.

— И бегает прилично, можете мне поверить, — самодовольно сообщил Джулиус.

— Но как вы ее купили? — еле выговорила Таппенс.

— Ее как раз должны были доставить какому-то важному чиновнику.

— Ну и что?

— Поехал сразу к нему, — объяснил Джулиус, — и сказал, что машина стоит двадцать тысяч долларов. А потом пообещал ему пятьдесят, если он отступится.

— И что же? — ошалело спросила Таппенс.

— Ну, он и отступился.

Глава 12 Друг в беде

Пятница и суббота прошли без происшествий. Таппенс получила короткий ответ от мистера Картера. Он писал, что Молодые Авантюристы взялись за эти поиски на свой страх и риск, что он предупреждал их о возможных опасностях. Если с Томми что-нибудь случилось, он глубоко об этом сожалеет, но помочь ничем не может.

Сомнительное утешение. Без Томми приключение утратило всякую прелесть, и Таппенс впервые усомнилась в успехе. Пока они были вместе, она ни минуты не задумывалась о возможных неудачах. Ну да, она привыкла командовать и гордилась своей сообразительностью, но в действительности очень полагалась на Томми — куда больше, чем отдавала себе в этом отчет. Он такой трезвый и рассудительный. Его здоровый скептицизм и осмотрительность были для нее надежной опорой, лишившись которой Таппенс ощущала себя кораблем без руля и без ветрил. Даже странно, что с Джулиусом, который несомненно был умнее Томми, ей не было так спокойно. Она много раз укоряла Томми за пессимизм, а он просто умел предвидеть трудности, о которых она сама предпочитала не думать. Что и говорить, она привыкла полагаться на его суждения. Он долго все обдумывал, зато редко ошибался.

Таппенс поймала себя на том, что только теперь по-настоящему осознала, в какое опасное дело они по легкомыслию ввязались. Да, поначалу все было как в приключенческом романе, но теперь увлекательные прожекты сменились суровой реальностью. Томми! Сейчас ее интересовал только он. Уже не раз Таппенс решительно смахивала слезы с глаз. «Идиотка! — твердила она себе. — Не хнычь! Ну конечно, он тебе дорог, ты же с ним знакома всю свою жизнь, но нечего распускать из-за этого нюни».

А Борис все не появлялся. И Джулиус напрасно томился в своей новой машине. И мысли Таппенс все чаще возвращались к той странной встрече с именитым адвокатом. Она целиком разделяла сомнения Джулиуса, и тем не менее ей не хотелось расставаться с этой идеей — поискать помощи у сэра Джеймса Пиля Эджертона. Она даже выписала из справочника его адрес. Действительно ли он ее предостерегал? А если да, то что имел в виду? Во всяком случае, его странный намек дает ей право просить у него объяснения. И какие добрые у него были глаза! А вдруг он знает о миссис Вандемейер что-то такое, что выведет ее на Томми?

В любом случае, решила Таппенс, как всегда нетерпеливо передернув плечами, попробовать стоит, и она попробует! В воскресенье она освободится рано — полдня в ее распоряжении. Она встретится с Джулиусом, убедит его, и они вместе отправятся в логово льва.

Убедить Джулиуса оказалось нелегко, но Таппенс проявила твердость. «Во всяком случае, мы ничего не теряем», — твердила она. В конце концов Джулиус сдался, и они поехали по адресу, выписанному ею из «красной книги»[47] — Карлтон-хаус-террас[48]

Дверь открыл величественный дворецкий, и Таппенс немножко оробела. Может, она и в самом деле слишком самонадеянна? На всякий случай она решила не спрашивать, дома ли сэр Джеймс, а выбрать более интимную формулировку.

— Я бы хотела узнать, не уделит ли мне сэр Джеймс несколько минут? У меня для него важное известие.

Дворецкий удалился. Вскоре он вернулся.

— Сэр Джеймс готов вас принять. Вот сюда, пожалуйста.

Он проводил их в комнату в глубине дома. Это была библиотека. Причем очень богатая. Таппенс заметила, что полки вдоль одной из стен были сплошь заставлены книгами, имевшими отношение к преступлениям и криминологии. Возле старомодного камина стояло несколько глубоких кожаных кресел, а в эркере[49] — большое бюро с полукруглой крышкой, заваленное документами. Возле него сидел хозяин дома.

Он поднялся им навстречу.

— У вас ко мне поручение? А! — Он узнал Таппенс. — Это вы. Видимо, от миссис Вандемейер?

— Не совсем, — ответила Таппенс. — По правде говоря, я сказала так, потому что боялась, что иначе вы меня не примете. Да, простите, это мистер Херсхейммер. Сэр Джеймс Пиль Эджертон.

— Рад с вами познакомиться, — сказал американец, протягивая руку.

— Прошу присаживаться, — сказал сэр Джеймс, придвигая им два кресла.

— Сэр Джеймс, — с места в карьер начала Таппенс, — вы, конечно, сочтете большой наглостью, что я к вам вот так явилась. Поскольку к вам наше дело никакого отношения не имеет, и вообще, вы такой известный человек, не то что мы с Томми. — Она умолкла, переводя дух.

— Томми? — переспросил сэр Джеймс, взглянув на американца.

— Да нет, это Джулиус, — объяснила Таппенс. — Я очень нервничаю и говорю до ужаса бестолково. Мне просто надо узнать, что вы подразумевали тогда? Вы же предостерегали меня тогда — у миссис Вандемейер? Ведь так?

— Милая барышня, если я ничего не путаю, я просто заметил, что вам можно было устроиться и получше.

— Да, конечно. Но ведь это был намек, правда?

— Если угодно, да, — очень серьезно сказал сэр Джеймс.

— Вот мне и хочется узнать, в чем дело. Узнать, почему вы мне это сказали.

Сэр Джеймс улыбнулся ее настойчивости.

— А что, если ваша хозяйка подаст на меня в суд за клевету?

— Я знаю, что все юристы ужасно осторожны, — сказала Таппенс. — Но ведь достаточно оговорить, что мы не имеем в виду никаких «конкретных субъектов», а потом спокойно откровенничать.

— Ну что же! — сказал сэр Джеймс, снова улыбнувшись. — Если не иметь в виду «конкретных субъектов», то скажу прямо: будь у меня молоденькая сестра, которой пришлось бы зарабатывать на жизнь, я бы не позволил ей служить у миссис Вандемейер. Я просто обязан был намекнуть вам, что это не место для такой молоденькой неопытной девушки. Больше ничего сказать не могу.

— Понимаю, — задумчиво произнесла Таппенс. — Благодарю вас, но, видите ли, я не такая уж неопытная. Поступая к ней, я прекрасно знала, что представляет собой моя хозяйка. Собственно говоря, потому я к ней и поступила…

Заметив недоумение адвоката, она умолкла, а потом сказала:

— Пожалуй, я расскажу вам все как есть, сэр Джеймс. У меня такое ощущение, что, если я начну что-то скрывать, вы сразу выведете меня на чистую воду. А потому лучше я расскажу все с самого начала. Как вы считаете, Джулиус?

— Раз уж вы решили, валяйте всю правду, — ответил американец, хранивший до тех пор молчание.

— Да, рассказывать, так уж все, — сказал сэр Джеймс. — И объясните, кто такой Томми.

Ободренная его вниманием, Таппенс принялась излагать факты. Адвокат слушал ее с большим вниманием.

— Очень интересно, — сказал он, когда она кончила. — Довольно много, дитя мое, я уже знал. Касательно Джейн Финн у меня есть кое-какие собственные предположения. До сих пор вам, на удивление, везло, однако со стороны… Каким именем он вам назвался?.. Со стороны мистера Картера было не слишком хорошо впутать в подобное дело двух неопытных молодых людей. Да, кстати, чем оно так привлекло мистера Херсхейммера? Этого вы не объяснили.

Джулиус ответил сам.

— Я двоюродный брат Джейн, — объявил он, глядя в проницательные глаза адвоката.

— А-а!

— Сэр Джеймс, — не выдержала Таппенс, — что, по-вашему, случилось с Томми?

— Хм… — Адвокат встал и начал медленно прохаживаться по комнате. — Когда о вас доложили, милая барышня, я как раз укладывал вещи. Собирался уехать ночным поездом на несколько дней в Шотландию. Половить рыбу. Но ведь главное ловить, а рыба бывает разная. Я почти решил остаться и поискать след вашего предприимчивого молодого человека.

— Ой! — От радости Таппенс даже захлопала в ладоши.

— Позволю себе еще раз заметить: не слишком хорошо со стороны… со стороны Картера дать такое поручение вам, можно сказать, еще младенцам. Ну-ну, не обижайтесь, мисс… э?..

— Каули, Пруденс Каули. Но мои друзья называют меня Таппенс.

— Ну, хорошо, мисс Таппенс, ибо меня с этой минуты смело можете считать другом. Не обижайтесь на меня за то, что я назвал вас еще очень молоденькой. Молодость — недостаток, от которого избавляются, увы, слишком быстро. Ну, а что касается вашего Томми…

— Да? — Таппенс стиснула руки.

— Откровенно говоря, прогноз не слишком утешительный. Он, видимо, допустил какую-то оплошность, это очевидно. Но не будем терять надежды.

— И вы, правда, нам поможете? Видите, Джулиус! А он не хотел, чтобы я к вам обращалась, — пояснила она.

— Хм. — Адвокат бросил на Джулиуса еще один проницательный взгляд. — А почему?

— Я думал, что не стоит беспокоить вас из-за такого пустячного дела.

— Так-так. — Сэр Джеймс помолчал. — Это пустячное дело, извините, как вы изволили выразиться, напрямую связано с делом очень крупным. Настолько крупным, что вы и представить себе не можете, ни вы, ни мисс Таппенс. Если этот мальчик жив, он скорее всего сумел заполучить весьма ценные сведения, и поэтому мы должны его отыскать.

— Да, но как? — спросила Таппенс. — Я думала, думала — и так ни до чего не додумалась.

Сэр Джеймс улыбнулся.

— Между тем рядом с вами имеется человек, которому, весьма вероятно, известно, где он или, во всяком случае, где он скорее всего может находиться.

— О ком вы? — спросила Таппенс с недоумением.

— О миссис Вандемейер.

— Да. Только она ни за что нам не скажет.

— Вам, но не мне. Я полагаю, что сумею заставить миссис Вандемейер выложить интересующие меня сведения.

Он забарабанил пальцами по столу, и Таппенс вновь ощутила исходящие от него покой и силу.

— А если она все-таки не скажет? — внезапно спросил Джулиус.

— Думаю, скажет. В моем распоряжении есть достаточно мощные рычаги воздействия. А уж в самом крайнем случае всегда можно посулить хорошенькую сумму.

— Ага! И тут уж положитесь на меня! — воскликнул Джулиус, ударяя кулаком по столу. — Можете рассчитывать на миллион долларов. Да, сэр, на миллион долларов!

Сэр Джеймс опустился в кресло и вновь внимательно оглядел Джулиуса.

— Мистер Херсхейммер, — сказал он наконец, — это очень большая сумма.

— А что делать? Такой публике шестипенсовик[50] не предложишь.

— По нынешнему курсу это больше двухсот пятидесяти тысяч фунтов.

— Верно! Может, вы думаете, что я плету неизвестно что, но я действительно могу уплатить такую сумму, и кое-что еще останется — хватит и вам на гонорар.

Сэр Джеймс чуть покраснел.

— Гонорар тут совершенно ни при чем, мистер Херсхейммер. Я не частный сыщик.

— Извините, я опять что-то не то ляпнул. Из-за этих денег я вечно попадаю впросак. Хотел предложить через газеты большую награду за какое-нибудь сообщение о Джейн, так ваш замшелый Скотленд-Ярд недвусмысленно посоветовал оставить эту идею. Мне заявили, что это очень нежелательно.

— И, вероятно, были совершенно правы, — сухо заметил сэр Джеймс.

— Но Джулиус говорит чистую правду, — вмешалась Таппенс. — Он не пускает вам пыль в глаза. Денег у него полным-полно.

— Да, папаша их поднакопил основательно, — подтвердил Джулиус. — Черт с ними, с деньгами, вернемся к нашему делу. Что вы предлагаете?

Сэр Джеймс задумался.

— В любом случае нельзя терять времени. Чем скорее мы начнем действовать, тем лучше. — Он обернулся к Таппенс: — Миссис Вандемейер обедает сегодня не дома?

— По-моему, да. Но, видимо, вернется не поздно, иначе она взяла бы ключ.

— Отлично. Я заеду к ней часов в десять. Когда вы обычно возвращаетесь?

— От половины десятого до десяти. Но могу и раньше.

— Ни в коем случае. Это может вызвать подозрения. Не нарушайте обычного порядка. Возвращайтесь в половине десятого. А я приеду в десять. И неплохо бы, если бы мистер Херсхейммер ждал нас в такси.

— У него новенький «Роллс-Ройс», — объявила Таппенс, почему-то с гордостью.

— Тем лучше. Если удастся выведать у нее адрес, мы сразу сможем отправиться и, если понадобится, прихватим и саму миссис Вандемейер, понятно?

— Да! — Таппенс чуть не подпрыгнула от радости. — Мне сразу легче стало.

— Еще неизвестно, что из всего этого выйдет, миссис Таппенс, не радуйтесь раньше времени.

— Значит, договорились, — сказал Джулиус адвокату. — Я заеду за вами в половине десятого.

— Пожалуй, это самое разумное. Не придется держать внизу две машины. А теперь, мисс Таппенс, настоятельно рекомендую вам хорошенько пообедать. Обязательно! И постараться не думать о том, что будет дальше.

Он пожал им руки, и через минуту они уже были на улице.

— Он прелесть, верно? — восторженно спросила Таппенс, сбегая по ступенькам. — Ах, Джулиус, какая он прелесть!

— Не спорю, он, похоже, малый что надо. Признаю, я был неправ, когда отговаривал вас идти к нему. Ну, что, едем прямо в «Ритц»?

— Нет, я хочу немножко прогуляться. Я слишком перенервничала. Высадите меня у парка, хорошо? А может, вы тоже хотите пройтись?

— Мне надо залить бак, — ответил он. — И послать парочку телеграмм.

— Ладно, тогда в семь встречаемся в «Ритце». Обедать придется в номере. В этом отрепье я не могу показаться на людях.

— Заметано. А я попрошу Феликса помочь мне с меню. Он классный метрдотель, плохого не посоветует. Ну, пока.

Таппенс, взглянув на часы, быстро пошла по берегу Серпентина[51]. Было почти шесть. Она вспомнила, что после завтрака у нее во рту не было ни крошки, но от возбуждения совсем не чувствовала голода. Она дошла до Кенсингтон-Гарденс[52], развернулась и неторопливо направилась к «Ритцу». Прогулка и свежий воздух помогли ей немного успокоиться. Однако последовать совету сэра Джеймса и не думать о том, что ей предстоит вечером, было очень нелегко. Уже почти приблизившись к Гайд-парк-Корнер[53], она почувствовала неодолимое искушение тут же вернуться в «Саут-Одли».

Ну, не вернуться, хотя бы просто подойти к дому, подумала Таппенс, надеясь, что это поможет ей дождаться десяти часов.

Дом был все такой же, как всегда. Таппенс и сама не знала, чего она, собственно, ждала, но при виде его внушительных кирпичных стен одолевшая ее смутная тревога отчасти рассеялась. Она уже хотела было уйти, как вдруг до ушей ее донесся пронзительный свист и из дверей выскочил верный Альберт.

Таппенс нахмурилась. Ей было совершенно ни к чему раньше времени привлекать к себе внимание, но Альберт был не просто красный, а уже какой-то сизый от едва сдерживаемого возбуждения.

— Послушайте, мисс. Она смывается.

— Кто смывается? — нетерпеливо спросила Таппенс.

— Да преступница. Рита-Рысь. Миссис Вандемейер. Складывает вещички и как раз прислала посыльного сказать мне, чтобы я искал такси.

— Что?! — Таппенс вцепилась ему в плечо.

— Чистая правда, мисс. Я так и подумал, что вы про это не знаете.

— Альберт, — вскричала Таппенс, — ты молодчина! Если бы не ты, мы бы ее упустили.

Альберт смущенно покраснел, польщенный похвалой.

— Нельзя терять ни минуты, — сказала Таппенс, переходя через улицу. — Я должна ей помешать. Любой ценой. Я должна задержать ее здесь, пока… Альберт, — перебила она себя, — в вестибюле есть телефон?

Мальчик мотнул головой.

— Нету, мисс. У всех жильцов свои. Но за углом есть телефонная будка.

— Скорее туда и звони в отель «Ритц». Спроси мистера Херсхейммера и скажи ему, чтобы он забрал сэра Джеймса и немедленно ехал сюда, потому что миссис Вандемейер смазывает пятки салом. Если его нет, звони сэру Джеймсу Пилю Эджертону. Его номер найдешь в телефонной книге. И все ему объяснишь. Имена запомнил?

Альберт отбарабанил их без запинки.

— Не беспокойтесь, мисс, все будет в ажуре. Но вы-то как? Не боитесь с ней связываться?

— Еще чего. Не переживай. Но ты беги скорей звонить!

Переведя дух, Таппенс вошла в вестибюль и помчалась по лестнице к квартире номер двадцать. Она понятия не имела, как ей задержать миссис Вандемейер до прибытия своих союзников, но нужно было срочно действовать и рассчитывать только на себя. Но почему такой внезапный отъезд? Неужели миссис Вандемейер ее заподозрила?

Гадать было некогда. Таппенс решительно нажала кнопку звонка. Во всяком случае, надо попробовать хоть что-нибудь разузнать у кухарки.

Никто не открывал, и, выждав несколько секунд, Таппенс вновь позвонила, не отпуская кнопку чуть ли не полминуты.

Наконец внутри послышались шаги, и ей открыла сама миссис Вандемейер. Ее брови вздернулись.

— Вы?

— У меня зуб разболелся, мэм! — не моргнув глазом, проскулила Таппенс. — Ну, я и подумала, что лучше мне тогда посидеть дома.

Миссис Вандемейер молча посторонилась, пропуская Таппенс в прихожую.

— Какая неприятность! — произнесла она холодно. — Вам лучше будет лечь.

— Я посижу на кухне, мэм. Попрошу кухарку…

— Ее нет, — перебила миссис Вандемейер с некоторым раздражением. — Я отослала ее с одним поручением. Так что вам лучше будет лечь.

Внезапно Таппенс охватил страх. В голосе миссис Вандемейер было что-то зловещее. К тому же она медленно оттесняла ее в коридор. Таппенс судорожно обернулась к двери:

— Но я не хочу ло…

Не успев договорить, она почувствовала, как к ее виску прижался холодный кружок, и миссис Вандемейер с ледяной угрозой произнесла:

— Идиотка! Ты думаешь, я не знаю! Можешь не отвечать. Но если вздумаешь сопротивляться или кричать, пристрелю как собаку. — Холодный кружок крепче прижался к виску девушки. — А теперь марш, — продолжала миссис Вандемейер, — марш, ко мне в спальню. Сейчас я с тобой разделаюсь, сейчас ляжешь в постельку, как я тебе велела, и уснешь… да-да, шпионочка моя, крепко уснешь!

Последние слова были произнесены с жутковатым добродушием, которое совсем не понравилось Таппенс. Но сопротивляться было бессмысленно, и она послушно вошла в спальню. Пистолет был все еще прижат к ее виску. В спальне царил хаос. Кругом валялись платья, нижнее белье. На полу стояли открытый чемодан и шляпная картонка — уже наполовину заполненные.

Таппенс усилием воли взяла себя в руки и осмелилась заговорить (правда, голос ее немножко дрожал):

— Ну, послушайте, это же глупо. Если вы нажмете курок, выстрел услышат во всем доме.

— Ну и пусть, — весело ответила миссис Вандемейер. — Имей в виду, до тех пор, пока ты не начнешь орать, ничего плохого с тобой не случится. А я думаю, орать ты не станешь. Ты же умная девочка. Сумела меня провести. И я-то хороша! Поверила! Ты ведь прекрасно понимаешь, что сейчас последнее слово за мной. Ну-ка, садись на кроватку. Ручки подними повыше и, если дорожишь жизнью, не вздумай их опустить.

Таппенс молча подчинилась. У нее не было иного выхода. Даже если она начнет звать на помощь, шансов на то, что ее услышат, очень мало. А вот на то, что миссис Вандемейер ее пристрелит — более чем достаточно. И нужно тянуть, изо всех сил тянуть время.

Миссис Вандемейер положила пистолет рядом с собой на край умывальника и, не спуская глаз с Таппенс, сняла с мраморной полки маленький плотно закупоренный флакон, накапала из него в стакан какой-то жидкости, и долила туда воды.

— Что это? — подозрительно спросила Таппенс.

— То, от чего ты крепко уснешь.

Таппенс слегка побледнела.

— Вы собираетесь меня отравить? — прошептала она.

— Может, и собираюсь, — ответила миссис Вандемейер, ласково ей улыбнувшись.

— Тогда я пить не буду! — твердо объявила Таппенс. — Лучше уж пристрелите меня. Так хоть кто-нибудь услышит, если повезет. А покорно подставлять шею, как овца на бойне… Это уж дудки.

Миссис Вандемейер топнула ногой.

— Не строй из себя дурочку. Ты что, думаешь, я хочу, чтоб мне пришили убийство? Если у тебя есть хоть капля ума, ты должна сообразить, что мне травить тебя не к чему. Это обыкновенное снотворное. Проснешься завтра утром — целая и невредимая. Просто не хочу терять время. Пока тебя свяжешь, пока засунешь в рот кляп. Так что выбирай. Только учти, валяться связанной — удовольствие небольшое, и если ты выведешь меня из терпения, я покажу тебе небо в алмазах! Так что пей, будь умницей, ничего с тобой не случится.

В глубине души Таппенс ей верила; доводы были достаточно вескими. Действительно, снотворное позволило бы миссис Вандемейер временно от нее избавиться — быстро и без хлопот. Но Таппенс все равно не хотела сдаваться, не попытавшись вырваться на свободу. Ведь если миссис Вандемейер от них ускользнет, вместе с ней исчезнет последняя надежда отыскать Томми.

Таппенс была девушкой сообразительной. В мгновение ока проанализировав ситуацию, она увидела, что у нее есть небольшой шанс, правда, весьма ненадежный, но все-таки шанс.

А потому она внезапно скатилась с кровати, упала перед миссис Вандемейер на колени и намертво вцепилась ей в юбку.

— Я вам не верю, — простонала она. — Это яд… Это яд! Зачем вы заставляете меня пить! — Ее крик перешел в пронзительный вопль. — Я не хочу его пить!

Миссис Вандемейер, держа стакан в руке, смотрела на нее сверху вниз, с презрительной усмешкой выслушивая ее причитания.

— Да, встань же, идиотка! Довольно хныкать. Просто не понимаю, как у тебя хватило духу так нахально притворяться! — Она топнула ногой. — Вставай, кому говорю!

Но Таппенс продолжала цепляться за нее и рыдать, перемежая всхлипывания бессвязными мольбами о пощаде. Дорога была каждая выигранная минута. А кроме того, рыдая, она незаметно приближалась к намеченной цели.

С раздраженным восклицанием миссис Вандемейер рывком приподняла ее голову.

— Пей, сейчас же! — раздраженно крикнула она и властным жестом прижала стакан к губам Таппенс.

Та испустила последний отчаянный стон.

— Вы клянетесь, что мне от него не будет вреда? — пробормотала она, продолжая тянуть время.

— Да, конечно же, не будь дурой!

— Так вы клянетесь?

— Да-да, — с нетерпеливой досадой ответила миссис Вандемейер, — клянусь!

Таппенс протянула к стакану дрожащую левую руку.

— Ну, ладно! — Ее рот покорно открылся.

Миссис Вандемейер с облегчением вздохнула и на мгновение утратила бдительность. И Таппенс в тот же миг резко плеснула снотворное в лицо миссис Вандемейер, та непроизвольно ахнула, а Таппенс свободной правой рукой сдернула пистолет с края умывальника и тотчас же отскочила назад. Теперь пистолет был направлен в сердце миссис Вандемейер, и рука, которая его держала, была тверда.

И тут Таппенс позволила себе позлорадствовать (что, конечно, было не слишком благородно).

— Ну, так за кем же последнее слово? — почти пропела она.

Лицо миссис Вандемейер исказилось от ярости. На мгновение девушка испугалась, что ее противница бросится на нее, и тогда она окажется перед весьма неприятной дилеммой, поскольку стрелять вовсе не собиралась. Однако миссис Вандемейер удалось взять себя в руки, и ее губы искривились в злобной усмешке.

— Оказывается, не такая уж ты идиотка! Отлично все разыграла, паршивка. Но ты за это заплатишь… Да-да, заплатишь. У меня хорошая память.

— Вот уж не думала, что вас так легко будет провести, — презрительно возразила Таппенс. — И вы поверили, что я способна ползать по полу, выклянчивая пощаду?

— Погоди задирать нос, мы еще проверим твои способности, — многозначительно ответила миссис Вандемейер.

Ее злобный ледяной тон заставил Таппенс невольно похолодеть, но она не поддалась страху.

— Может быть, сядем, — любезно предложила она. — А то у нас с вами слишком уж дурацкий вид — как в дешевой мелодраме. Нет-нет, не на кровать. Придвиньте стул к столу. Вот так! А я сяду напротив с пистолетом… На всякий случай. Замечательно. А теперь можно и побеседовать.

— О чем? — угрюмо спросила миссис Вандемейер.

Таппенс сосредоточенно смотрела на нее. Ей вспомнились слова Бориса: «Мне кажется, что ты способна продать нас всех», и тогдашний ее ответ: «Представляю, какую мне дали бы цену!» Ответ, конечно, шутливый, но, возможно, он не так уж далек от истины. Ведь и Виттингтон, стоило Таппенс назвать имя Джейн Финн, сразу спросил: «Кто проболтался? Рита?» Так не окажется ли Рита Вандемейер слабым местом в броне мистера Брауна?

Не отводя взгляда от васильковых глаз, Таппенс негромко ответила:

— О деньгах…

Миссис Вандемейер вздрогнула. Было совершенно очевидно, что этого она никак не ожидала.

— В каком смысле?

— Сейчас объясню. Вы только что сказали, что у вас хорошая память. Но от хорошей памяти меньше толку, чем от толстого кошелька. Вам, наверное, очень хотелось бы отомстить мне, но что вам это даст? Месть приносит одни только неприятности. Это всем известно. А вот деньги?.. — Таппенс даже несколько разгорячилась, увлеченная собственным красноречием. — Деньги — это вещь, верно?

— Значит, по-твоему, я продажная тварь, — с гордой миной начала миссис Вандемейер, — и запросто продам своих друзей?

— Да, — не дрогнув, ответила Таппенс. — Если предложат хорошую цену.

— Ну да, какую-нибудь жалкую сотню!

— Но почему же сотню, — сказала Таппенс, — я бы предложила… сто тысяч фунтов.

Расчетливость не позволила ей назвать миллион долларов, которые готов был пожертвовать Джулиус.

Щеки миссис Вандемейер залила краска.

— Что ты сказала? — переспросила она, нервно теребя брошь у горла.

Таппенс поняла, что рыбка попала на крючок, и в первый раз ужаснулась собственному корыстолюбию: чем, собственно, она лучше этой женщины?

— Сто тысяч фунтов, — повторила Таппенс.

Блеск в глазах миссис Вандемейер погас, и она откинулась на спинку стула.

— Ха-ха! У тебя их нет.

— Конечно, у меня их нет, — согласилась Таппенс. — Но я знаю человека, у которого они есть.

— Кто же он?

— Один мой друг.

— Миллионер, конечно! — язвительно произнесла миссис Вандемейер.

— Вот именно. Американец. Он заплатит вам не моргнув глазом. Я говорю вполне серьезно, мы можем заключить сделку.

Миссис Вандемейер снова выпрямилась.

— Я готова тебе поверить, — сказала она медленно.

Некоторое время они молчали, потом миссис Вандемейер пристально на нее взглянула.

— Что он хочет узнать, этот ваш друг?

Таппенс заколебалась, не зная, с чего начать, но деньги принадлежали Джулиусу, и за ним было право первенства.

— Он хочет знать, где находится Джейн Финн, — ответила она прямо.

Миссис Вандемейер как будто совершенно не удивилась и сказала только:

— Я точно не знаю, где она сейчас.

— Но могли бы узнать?

— Конечно, — небрежно уронила миссис Вандемейер. — Это-то не трудно.

— И еще… — Голос Таппенс дрогнул. — Один молодой человек, мой друг. Боюсь, с ним что-то случилось из-за Бориса, вашего приятеля.

— Как его зовут?

— Томми Бересфорд.

— В первый раз слышу. Но я спрошу Бориса. Он мне скажет все, что знает.

— Спасибо. — Таппенс сразу стало легче на душе, и она почувствовала прилив сил. — Да, еще одно.

— Ну?

Наклонившись и понизив голос, Таппенс произнесла:

— Кто такой мистер Браун?

Красивое лицо внезапно побледнело. Миссис Вандемейер с усилием взяла себя в руки и попыталась говорить с прежней небрежностью. Но это у нее не очень получилось. Пожав плечами, она сказала:

— Видно, вы не так уж много о нас выведали. Иначе вам было бы известно, что никто не знает, кто такой мистер Браун…

— Кроме вас, — негромко сказала Таппенс.

Миссис Вандемейер побелела еще больше.

— Почему вы так думаете?

— Сама не знаю, — искренне ответила Таппенс, — но я уверена.

Миссис Вандемейер долгое время молчала, глядя в одну точку.

— Да, — наконец сказала она хрипло. — Я это знаю. Понимаете, я же была красива… поразительно красива…

— Вы и сейчас красавица, — возразила Таппенс с неподдельным восхищением.

Миссис Вандемейер покачала головой. Ее васильковые глаза странно блеснули.

— Но уже не такая, — сказала она с опасной мягкостью в голосе. — Не такая, как прежде!.. И в последнее время я начала бояться… Знать слишком много всегда опасно. — Она наклонилась над столом. — Поклянитесь, что мое имя упомянуто не будет… что никто никогда не узнает…

— Клянусь. А как только его поймают, вам уже ничего угрожать не будет.

Выражение затравленности промелькнуло в глазах миссис Вандемейер.

— Не будет? Неужели это возможно? — Она вцепилась в руку Таппенс. — А про деньги, это правда?

— Можете не сомневаться.

— Когда я их получу? Ждать я не могу.

— Этот мой друг скоро сюда придет. Наверное, ему придется послать телеграмму или еще как-нибудь их запросить. Но много времени это не займет. Он умеет все улаживать в один момент.

Лицо миссис Вандемейер приняло решительное выражение.

— Я готова. Деньги большие, а кроме того… — Она улыбнулась странной улыбкой, — кроме того, бросать такую женщину, как я, — весьма опрометчиво.

Несколько секунд она продолжала улыбаться, постукивая пальцами по столу. Потом вдруг вздрогнула, и лицо у нее стало белым как мел.

— Что это?

— Я ничего не слышала.

Миссис Вандемейер со страхом оглянулась.

— Если кто-нибудь подслушивал…

— Чепуха, здесь же никого нет.

— И у стен бывают уши, — прошептала миссис Вандемейер. — Говорят же вам, я боюсь… Вы его не знаете!

— Лучше подумайте о ста тысячах фунтов, — сказала Таппенс, стараясь ее успокоить.

Миссис Вандемейер облизала пересохшие губы.

— Вы его не знаете, — хрипло повторила она. — Он… ах!

С воплем ужаса она вскочила на ноги и протянула руку, указывая на что-то за спиной Таппенс, а потом рухнула на пол в глубоком обмороке.

Таппенс оглянулась. В дверях стояли сэр Джеймс и Джулиус Херсхейммер.

Глава 13 Ночное бдение

Оттолкнув Джулиуса, сэр Джеймс подбежал к упавшей женщине.

— Сердечный приступ, — сказал он. — Наше внезапное появление, видимо, ее напугало. Коньяк, и побыстрее, не то мы ее потеряем.

Джулиус кинулся к умывальнику.

— Не здесь, — сказала через плечо Таппенс. — В графине в столовой. Вторая дверь по коридору.

Таппенс помогла сэру Джеймсу поднять миссис Вандемейер и уложить ее на кровать. Они побрызгали ей в лицо водой, но это не помогло. Адвокат пощупал пульс.

— На волоске, — пробормотал он. — Почему он не несет коньяк?

В тот же миг в спальню влетел Джулиус и протянул сэру Джеймсу наполовину заполненную рюмку. Таппенс приподняла голову миссис Вандемейер, и адвокат попытался влить коньяк между плотно стиснутых зубов. Наконец она открыла глаза. Таппенс взяла рюмку у сэра Джеймса и поднесла к ее губам.

— Выпейте!

Миссис Вандемейер послушно выпила. От коньяка ее бледные щеки чуть порозовели, и ей сразу, видимо, стало легче. Она попробовала приподняться, но тут же со стоном откинулась на подушку, прижимая руку к груди.

— Сердце! — прошептала она. — Мне нельзя разговаривать. — Она снова закрыла глаза.

Сэр Джеймс снова нащупал ее пульс и, через минуту отпустив ее руку, кивнул.

— Опасность миновала.

Чуть отойдя в сторонку, они стали вполголоса обсуждать случившееся. Все складывалось совсем не так, как они предполагали. О том, чтобы расспрашивать миссис Вандемейер, не могло быть и речи. Оставалось только ждать.

Таппенс сообщила, что миссис Вандемейер согласилась открыть, кто такой мистер Браун, а также разузнать, где находится Джейн Финн.

— Замечательно, мисс Таппенс! — восхищенно воскликнул Джулиус. — Просто здорово! Думаю, что завтра утром сто тысяч фунтов покажутся дамочке не менее привлекательными, чем сегодня. Значит, дело в шляпе. Но дар речи вернется к ней, разумеется, не раньше, чем она увидит наличные.

Его рассуждения были вполне логичны, и Таппенс немного успокоилась.

— Вы безусловно правы, — задумчиво сказал сэр Джеймс. — Признаюсь, мне очень досадно, что нас угораздило явиться именно в эту минуту. Но теперь ничего не поделаешь. Остается ждать утра.

Он взглянул на кровать. Миссис Вандемейер лежала неподвижно, веки у нее были плотно сомкнуты. Сэр Джеймс покачал головой.

— Ну что же, — с несколько натужной бодростью сказала Таппенс, — подождем до утра. Но, по-моему, хходить отсюда нам нельзя.

— Почему бы не поручить ее охрану вашему смышленому помощнику?

— Альберту? А если она придет в себя и сбежит? Альберту с ней не справиться.

— Ну, вряд ли она навострит лыжи, когда запахло долларами.

— Все возможно. Она, похоже, жутко боится «мистера Брауна».

— Что? Трясется перед ним?

— Ну да. Все время посматривала через плечо и говорила, что даже у стен есть уши.

— Может, она имела в виду диктофон, — заметил Джулиус с интересом.

— Мисс Таппенс права, — негромко сказал сэр Джеймс. — Мы не должны уходить из квартиры… Хотя бы ради миссис Вандемейер.

Джулиус с недоумением уставился на него.

— По-вашему, он доберется до нее? Ночью? Так ведь он же ничего не знает!

— Вы сами только что упомянули про диктофон, — сухо заметил сэр Джеймс. — Мы имеем дело с весьма опасным противником. Я очень надеюсь, что он попадет к нам в руки, если только мы примем необходимые меры предосторожности. Однако, повторяю, требуется крайняя предусмотрительность. Это важная свидетельница, и ее необходимо охранять. Мне кажется, мисс Таппенс следует прилечь, а мы с вами, мистер Херсхейммер, будем дежурить всю ночь.

Таппенс хотела было запротестовать, но, случайно взглянув на кровать, увидела, что глаза миссис Вандемейер чуть приоткрылись. В них было столько страха и злобы, что слова замерли у нее на губах.

Таппенс даже подумала, что и обморок, и сердечный припадок были просто искусно разыграны, но, вспомнив, как сильно она побледнела, оставила эту мысль. А лицо миссис Вандемейер тут же, словно по волшебству, сделалось снова совершенно неподвижным. Таппенс даже подумала, будто это ей почудилось. Тем не менее она поняла, что следует быть начеку.

— Согласен, — сказал Джулиус. — Только, по-моему, из этой комнаты нам все-таки лучше уйти.

Его предложение было принято, и сэр Джеймс еще раз пощупал у больной пульс.

— Почти нормальный, — вполголоса сказал он Таппенс. — Утром она проснется вполне здоровой.

Таппенс задержалась у кровати: слишком уж сильное впечатление произвел на нее тот панический взгляд. Веки миссис Вандемейер снова приоткрылись. Казалось, она пытается заговорить. Таппенс нагнулась к ее лицу.

— Не… уходите… — У миссис Вандемейер не хватило сил продолжать. Она пробормотала что-то еще вроде «спать», потом сделала новую попытку заговорить.

Таппенс наклонилась еще ниже.

— Мистер… Браун… — Это был почти выдох, голос оборвался, но полузакрытые глаза, казалось, силились выразить то, что она не могла сказать словами.

Подчиняясь внезапному порыву, Таппенс быстро произнесла:

— Я не уйду, я буду здесь всю ночь.

В глазах женщины мелькнул проблеск облегчения, и веки снова сомкнулись. По-видимому, миссис Вандемейер заснула. Но слова ее пробудили в девушке новую тревогу. Что означали эти два еле слышных слова — «мистер Браун»? Таппенс с невольным страхом оглянулась. В глаза ей бросился большой гардероб — в нем вполне мог спрятаться даже рослый мужчина… Стыдясь самой себя, она распахнула дверцы и заглянула внутрь. Естественно — никого! Она наклонилась и посмотрела под кроватью. Больше в спальне спрятаться было негде.

Таппенс привычно передернула плечами. Глупо поддаваться страхам — все это нервы! Осторожным шагом она вышла из спальни. Джулиус и сэр Джеймс вполголоса переговаривались. Сэр Джеймс обернулся к ней.

— Будьте добры, мисс Таппенс, заприте дверь снаружи и выньте ключ. Мы должны быть уверены, что в эту комнату никто не сможет войти.

Его серьезный тон произвел на них с Джулиусом большое впечатление, и Таппенс почти перестала стыдиться, что «дала волю нервам».

— Послушайте! — неожиданно воскликнул Джулиус. — А помощник Таппенс совсем там небось извелся! Я, пожалуй, спущусь и успокою его юную душу. Ловкий малый, мисс Таппенс.

— Да, кстати, совсем забыла! Как же вы вошли?! — вдруг воскликнула Таппенс.

— Ну, Альберт мне дозвонился. Я смотался за сэром Джеймсом, и мы поехали прямиком сюда. Мальчишка уже высматривал нас и очень беспокоился, как вы там. Пытался подслушивать у дверей квартиры, но ничего не услышал. Он нам и посоветовал подняться в лифте для угля — чтобы не звонить в дверь. Мы высадились в кухонном чулане и пошли к вам. Альберт там внизу, наверное, с ума сходит от нетерпения.

Последние слова Джулиус произнес уже за дверью.

— Ну, мисс Таппенс, — сказал сэр Джеймс, — квартиру эту вы знаете лучше меня. Где, по-вашему, нам лучше расположиться?

Таппенс задумалась.

— Пожалуй, удобнее всего в будуаре миссис Вандемейер, — сказала она наконец и проводила его туда.

Сэр Джеймс одобрительно осмотрел комнату.

— Отлично. А теперь, милая барышня, отправляйтесь-ка спать.

Таппенс решительно замотала головой.

— Спасибо, сэр Джеймс, но я не могу спать. Мне всю ночь будет сниться мистер Браун.

— Но вы же валитесь с ног, моя милая.

— Нет-нет, не могу. Мне лучше уж совсем не ложиться. Честное слово.

Адвокат перестал настаивать.

Через несколько минут, успокоив Альберта и щедро наградив его за помощь, вернулся Джулиус. Ему тоже не удалось убедить Таппенс отправиться в постель, и тогда он очень решительным голосом сказал:

— Ну, в любом случае нам надо перекусить. Где тут буфет?

Таппенс объяснила, и через несколько минут он вернулся с холодным пирогом и тремя тарелками.

Как следует подкрепившись, Таппенс уже была готова посмеяться над своими недавними страхами: сумма в сто тысяч просто не может не сработать.

— А теперь, мисс Таппенс, — сказал сэр Джеймс, — нам не терпится послушать о ваших приключениях.

— Это точно, — подхватил Джулиус.

О своих приключениях Таппенс поведала не без некоторого самодовольства. Джулиус иногда вставлял восхищенное «здорово». Сэр Джеймс молчал, пока она не кончила, и именно его негромкое «Отлично, мисс Таппенс» заставило ее зардеться от удовольствия.

— Одного я толком не понял, — сказал Джулиус, — почему вдруг она вздумала смыться?

— Не знаю, — с неохотой призналась Таппенс.

Сэр Джеймс задумчиво погладил подбородок.

— В спальне беспорядок — непохоже, что она готовилась к бегству заранее. Впечатление такое, словно распоряжение исчезнуть она получила от кого-то неожиданно.

— Естественно, от мистера Брауна? — усмехнулся Джулиус.

Адвокат пристально посмотрел на него.

— Почему бы нет? Вы и сами однажды попались на его удочку.

Джулиус покраснел от досады.

— Как вспомню, готов сквозь землю провалиться. И я-то, осел, отдал ему фотографию Джейн и даже глазом не моргнул. Черт! Если она снова попадет ко мне в руки, я уж ее не выпущу, это я вам обещаю!

— Не думаю, что вам представится случай выполнить свое обещание, — сухо заметил адвокат.

— Вы, конечно, правы, — признал Джулиус, — и вообще, на что мне фотография, мне нужна сама Джейн. Как, по-вашему, где она может быть, сэр Джеймс?

Тот покачал головой.

— Гадать бессмысленно. Но, кажется, я знаю, где она была раньше.

— Да? Так где же?

— Вспомните свои ночные приключения! В Борнемутской клинике, разумеется.

— Там? Быть не может! Я же спрашивал.

— Дорогой мой, вы спрашивали про пациентку по имени Джейн Финн, но ведь ее вряд ли поместили бы туда под настоящим именем.

— Очко в вашу пользу! — воскликнул Джулиус. — Как же я до этого не додумался!

— Но это же очевидно, — заметил адвокат.

— Наверное, и доктор в этом замешан? — предположила Таппенс.

— Не думаю! — Джулиус мотнул головой. — Мне он сразу понравился. Нет, я уверен, что доктор Холл тут ни при чем.

— Вы сказали Холл? — переспросил сэр Джеймс. — Странно! Очень странно!

— Почему? — спросила Таппенс.

— Потому что не далее как сегодня я случайно столкнулся с ним на улице. Я его знаю уже несколько лет — так, шапочное знакомство. Он сказал, что остановится в «Метрополе». — Сэр Джеймс посмотрел на Джулиуса. — А вам он не говорил, что собирается в Лондон?

Джулиус покачал головой.

— Любопытно, — задумчиво произнес сэр Джеймс. — Вы тогда не упомянули его фамилии, а то я предложил бы вам отправиться к нему за дальнейшими сведениями, снабдив в качестве рекомендации своей карточкой.

— Да-а, надо же было свалять такого дурака, — пробормотал Джулиус с редкой для него самокритичностью. — И как я не подумал про другую фамилию?!

— Вы же свалились с дерева! — вскричала Таппенс. — Любой другой на вашем месте вообще бы больше не встал, а вы «не подумал, не подумал».

— Ну, да теперь это уже не важно, — заметил Джулиус. — У нас на удочке миссис Вандемейер, и этого более чем достаточно.

— Конечно, — бодро отозвалась Таппенс, но в голосе ее уверенности не было.

Они замолчали. Мало-помалу магия ночи начинала обретать над ними власть. То непонятные скрипы мебели, то еле слышный шелест занавесок. В конце концов Таппенс вскочила.

— Я ничего не могу с собой поделать! — воскликнула она. — Мистер Браун где-то здесь! Я это просто чувствую!

— Ну, послушайте, Таппенс, откуда ему тут взяться? Дверь в коридор открыта, и мы сразу бы увидели и услышали любого, кто попытался бы войти в квартиру.

— Все равно. Я чувствую, что он здесь! — Она умоляюще посмотрела на сэра Джеймса.

Тот вполне серьезно ответил:

— При всем уважении к вашим ощущениям, мисс Таппенс (да и мне всякое мерещится, если на то пошло), я вынужден напомнить: это невозможно физически, чтобы кто-нибудь попал сюда без нашего ведома.

Таппенс немного успокоилась и смущенно призналась:

— Ночью почему-то всегда жутко.

— Совершенно верно, — согласился сэр Джеймс. — Мы сейчас похожи на людей, собравшихся на спиритический сеанс[54]. Нам бы сюда еще медиума[55] — результаты могли бы быть потрясающими.

— Вы верите в спиритизм? — Таппенс изумленно вытаращила глаза.

Адвокат пожал плечами.

— Что-то в этом несомненно есть. Однако в большинстве своем все имеющиеся свидетельства не выдерживают никакой критики.

Время тянулось медленно. Когда забрезжил рассвет, сэр Джеймс отдернул занавески, и они увидели то, что лишь немногие лондонцы видят — солнце, медленно восходящее над спящей столицей.

При солнечном свете страхи и фантазии прошлой ночи показались нелепыми. Таппенс воспрянула духом.

— Ура, — воскликнула она, — день обещает быть чудесным, и мы разыщем Томми и Джейн Финн, и все будет замечательно. Я спрошу мистера Картера, нельзя ли мне будет сделаться леди.

В семь Таппенс вызвалась приготовить чай и вернулась с подносом, на котором стояли чайник и четыре чашки.

— А четвертая для кого? — спросил Джулиус.

— Для нашей пленницы, конечно. Я думаю, ее можно так называть?

— Подавать ей чай в постель после вчерашнего — не слишком ли! — проворчал Джулиус.

— Безусловно, слишком. Но оставить ее без чая тоже нельзя. Пожалуй, будет лучше, если вы составите мне компанию. А то вдруг она на меня накинется. Кто знает, в каком она с утра настроении.

Сэр Джеймс и Джулиус подошли вместе с ней к двери спальни.

— А где ключ? Ах да, у меня. — Таппенс вставила ключ в замочную скважину, повернула его и вдруг замерла. — А что, если она все-таки удрала? — прошептала она.

— Ну, уж это дудки! — успокоил ее Джулиус.

Сэр Джеймс промолчал.

Таппенс, набрав в легкие побольше воздуха, вошла и с облегчением вздохнула: миссис Вандемейер все так же лежала на кровати.

— Доброе утро, — весело воскликнула девушка. — Я принесла вам чайку.

Миссис Вандемейер не ответила, и Таппенс, поставив чашку на тумбочку, подошла к окну и подняла шторы. Потом обернулась — миссис Вандемейер лежала все в той же позе. Охваченная страхом, Таппенс бросилась к кровати. Рука, которую она приподняла, была холодна как лед… Было ясно, что миссис Вандемейер никогда уже больше не заговорит.

На крик Таппенс в комнату ворвались Джулиус и сэр Джеймс. Сомнений не было — миссис Вандемейер умерла, и произошло это, видимо, несколько часов назад. Судя по ее виду, смерть наступила во сне.

— Вот уж невезение! — воскликнул в отчаянии Джулиус.

Адвокат был спокойнее, но в глазах его мелькнуло странное выражение.

— Да… если это действительно простое невезение… — сказал он.

— Не думаете же вы… Послушайте, не может же быть… Сюда никто не мог забраться.

— Совершенно верно, — согласился адвокат. — Я и сам не понимаю, как это можно было бы сделать. И тем не менее… Она собирается выдать мистера Брауна и… умирает… Неужели это просто совпадение?

— Да, но как…

— Вот именно, как?! Это мы и должны выяснить. — Он умолк, поглаживая подбородок. — Да, должны выяснить, — повторил он негромко, и Таппенс подумала, что, будь она мистером Брауном, ей бы очень не понравился тон, каким была произнесена эта коротенькая фраза.

Джулиус посмотрел в окно.

— Окно открыто, — сказал он. — Может быть…

Таппенс покачала головой.

— Балкон тянется только до будуара, а там были мы.

— Ну, как-нибудь да забрался… — начал Джулиус, но сэр Джеймс его перебил:

— Мистер Браун не действует так примитивно. Во всяком случае, мы должны вызвать врача, но прежде посмотрим, нет ли здесь чего-нибудь для нас полезного?

Они принялись торопливо обыскивать комнату. Пепел на каминной решетке указывал, что миссис Вандемейер, собравшись бежать, сожгла там какие-то бумаги. Они ничего не нашли, хотя обыскали все комнаты.

— Может быть, тут? — Таппенс указала на небольшой старомодный сейф в стене. — Кажется, она хранила там драгоценности, но, возможно, не только их…

Ключ был в замке, Джулиус распахнул дверцу и начал рыться внутри. Прошла почти минута.

— Ну? — нетерпеливо окликнула его Таппенс.

Джулиус ответил не сразу. Он выпрямился и захлопнул дверцу.

— Ничего, — сказал он.

Через пять минут явился молодой энергичный врач. Он узнал сэра Джеймса и держался с ним очень почтительно.

— Разрыв сердца или слишком большая доза какого-то снотворного. — Он понюхал. — Похоже на хлорал.

Таппенс вспомнила стакан, который выплеснула в лицо миссис Вандемейер, и бросилась к умывальнику. Флакон, из которого миссис Вандемейер отлила несколько капель, по-прежнему был на месте.

Но тогда он был полон на три четверти. А теперь… был пуст.

Глава 14 Совещание

Таппенс не переставала изумляться, наблюдая, как легко и быстро все уладилось благодаря искусным маневрам сэра Джеймса. Врач без колебаний согласился, что миссис Вандемейер по ошибке приняла слишком большую дозу хлорала. Нет, он не думает, что потребуется следствие. Но, если что, он непременно сообщит сэру Джеймсу. Насколько он понял, миссис Вандемейер собиралась отбыть за границу и уже рассчитала слуг. Сэр Джеймс и его молодые друзья зашли к ней попрощаться, но ей внезапно стало дурно, и они провели ночь в квартире, побоявшись оставить ее одну. Знают ли они каких-нибудь ее родственников? Нет. Но зато сэр Джеймс может назвать ему фамилию поверенного миссис Вандемейер…

Вскоре появилась медицинская сестра, и трое друзей покинули зловещий дом.

— И что теперь? — спросил Джулиус с жестом отчаяния. — Для нас, похоже, все кончено.

Сэр Джеймс задумчиво погладил подбородок.

— Нет, — сказал он негромко, — есть еще шанс узнать что-то от доктора Холла.

— Про него-то я забыл.

— Шанс невелик, но пренебрегать им не следует. По-моему, я сказал вам, что он остановился в «Метрополе». Думаю, нам следует не откладывая поехать к нему. Приведем себя в порядок, позавтракаем — и в путь.

Было решено, что Таппенс и Джулиус вернутся в «Ритц», а потом заедут за сэром Джеймсом. Так они и сделали, и в начале двенадцатого вся компания уже входила в «Метрополь». Они спросили доктора Холла, за ним отправили рассыльного, и очень скоро маленький доктор спустился к ним.

— Не могли бы вы уделить нам несколько минут, — приветливо спросил его сэр Джеймс. — Позвольте представить вам мисс Каули, с мистером Херсхейммером, если не ошибаюсь, вы уже знакомы.

Доктор пожал руку Джулиусу, в его глазах промелькнули веселые искорки.

— А, да, мой юный друг, свалившийся с груши. Как нога? В порядке?

— Вполне. Думаю, только благодаря вашему искусству, доктор.

— А сердечный недуг, ха-ха-ха?

— Продолжаю поиски, — коротко ответил Джулиус.

— Не могли бы мы побеседовать с вами в более уединенном месте? — осведомился сэр Джеймс.

— Ну, разумеется! По-моему, тут есть одно подходящее место, там нам никто не помешает.

Он повел их по коридору. Когда все расселись, доктор вопросительно посмотрел на сэра Джеймса.

— Доктор Холл, я разыскиваю некую молодую девушку, от которой мне необходимо получить показания. У меня есть основания полагать, что какое-то время она находилась в вашей клинике. Надеюсь, я своей просьбой не заставлю вас нарушить принципы профессиональной этики?

— Полагаю, вам это нужно для судебного разбирательства?

— Да, — после некоторых колебаний, ответил сэр Джеймс.

— Рад буду сообщить все, что смогу. Так как ее имя? Помнится, мистер Херсхейммер спрашивал у меня о… — Он повернулся к Джулиусу.

— Фамилия, в сущности, значения не имеет, — позволил себе заметить сэр Джеймс. — Скорее всего ее поместили к вам под вымышленным именем. Кстати, я хотел бы знать, не знакомы ли вы с миссис Вандемейер.

— Миссис Вандемейер? Саут-Одли? Да, немного знаком.

— Вам еще не известно, что произошло?

— Простите, не понял?

— Вам сообщили, что миссис Вандемейер скончалась?

— Как? Нет, ничего не слышал! Когда это случилось?

— Вчера ночью — она приняла слишком большую дозу хлорала.

— Намеренно?

— Полагают, случайно. Сам я судить не берусь. Но как бы то ни было, нынче утром ее нашли мертвой.

— Весьма прискорбно. Удивительно красивая женщина. Видимо, вы были с ней хорошо знакомы, раз вам известны все обстоятельства?

— Обстоятельства мне известны потому, что… короче говоря, ее нашел я.

— О? — произнес доктор, изумленно на него уставившись.

— Да, я, — сказал сэр Джеймс, задумчиво погладив подбородок.

— Весьма, весьма прискорбно, но, простите, не вижу, какое это имеет отношение к вашим поискам?

— А вот какое: ведь, кажется, миссис Вандемейер поручила вашим заботам свою молодую родственницу?

Джулиус весь подался вперед.

— Да, это так, — спокойно ответил доктор.

— И под каким именем?

— Дженет Вандемейер. Насколько я понял, она — племянница миссис Вандемейер.

— Когда ее привезли к вам?

— Кажется, в июне или июле пятнадцатого года.

— Она была больна?

— Нет, в полном рассудке, если вы это имеете в виду. Миссис Вандемейер объяснила, что они плыли на «Лузитании», этот злополучный пароход был потоплен, и для девушки это оказалось слишком большим потрясением.

— Кажется, мы напали на след? — Сэр Джеймс поглядел на своих молодых друзей.

— Я же сказал, что я последний идиот, — буркнул Джулиус.

Глаза доктора зажглись любопытством.

— Вы сказали, что хотите получить от нее показания, — заметил он. — А что, если она не способна их дать?

— Но вы же только что сказали, что она в здравом рассудке?

— Бесспорно. Тем не менее, если вам нужно получить от нее какие-нибудь сведения из ее жизни до седьмого мая пятнадцатого года, она не сможет ничего вам сказать.

Они ошеломленно уставились на маленького доктора. Он бодро кивнул.

— Очень жаль, — сказал он. — Очень, очень жаль, сэр Джеймс, ведь речь, как я понял, идет о чем-то чрезвычайно важном. Но факт остается фактом: она не сможет ничего вам рассказать.

— Но почему? Черт побери, почему?

Доктор сочувственно посмотрел на явно взволнованного американца.

— Потому что Дженет Вандемейер страдает амнезией — полной потерей памяти.

— Что?!

— Вот именно. Интересный случай, весьма интересный. И вовсе не такой редкий, как вы думаете. Такие случаи известны науке. Правда, сам я столкнулся с этим впервые и не скрою: невероятно интересный случай! — В откровенном удовольствии доктора проглядывала даже какая-то кровожадность.

— Значит, она ничего не помнит, — медленно произнес сэр Джеймс.

— Ничего — из того, что происходило с ней до седьмого мая пятнадцатого года. Начиная с этого дня, она все помнит прекрасно, ее память не уступает ни моей, ни вашей.

— Так с чего же именно начинаются ее воспоминания?

— С момента, когда она вышла на берег вместе с другими спасенными. Но то, что было до этого, для нее словно не существует. Она не знала, как ее зовут, не знала, откуда едет, не понимала, где находится. Даже забыла родной язык.

— Ну уж это — совсем чудеса! — вмешался Джулиус.

— Отнюдь, дорогой сэр. Наоборот, явление, совершенно обычное при подобных обстоятельствах. Сильнейшее нервное потрясение! Потере памяти почти всегда предшествует какой-либо стресс. Естественно, я рекомендовал специалиста. В Париже есть великолепный психиатр, занимающийся именно такими случаями, но миссис Вандемейер опасалась огласки, почти неизбежной при таких обстоятельствах.

— Ну, в этом я не сомневаюсь, еще бы ей не бояться! — мрачно заметил сэр Джеймс.

— Я ее понимаю. Ведь подобные заболевания всегда вызывают нездоровое любопытство. А девочка была совсем молоденькая — ей только-только исполнилось девятнадцать, если не ошибаюсь. И было бы жестоко привлекать внимание к ее несчастью — это могло плохо сказаться на ее будущем. К тому же лечения как такового не существует, все сводится к ожиданию.

— Ожиданию?

— Да. Рано или поздно память возвратится — так же внезапно, как и исчезла. Однако, вероятнее всего, девушка так и не вспомнит, что с ней происходило на борту, и будет, как прежде, отсчитывать время с того момента, на котором ее память снова включилась — с гибели «Лузитании».

— А как вы полагаете, когда к ней может вернуться память?

Доктор пожал плечами.

— Этого я сказать не могу. Иногда проходит всего несколько месяцев, но бывали случаи, когда память возвращалась через двадцать лет! Иногда помогает новый шок: он как бы восстанавливает в мозгу те связи, которые уничтожил предыдущий.

— Еще один шок? — задумчиво пробормотал Джулиус.

— Совершенно верно. Например, в Колорадо…[56] — вдохновенно начал маленький доктор, но Джулиус, казалось, не слушал его. Сосредоточенно нахмурившись, он что-то обдумывал. Внезапно он расправил плечи и ударил кулаком по столу, да так, что все вздрогнули, а маленький доктор еще и подпрыгнул.

— Придумал! Но сначала, доктор, мне хотелось бы узнать ваше профессиональное мнение о плане, который я вам сейчас изложу. Скажем, Джейн снова придется пересечь эту Атлантическую лужу, и опять произойдет то же самое. Подводная лодка, тонущий пароход, все в шлюпки, ну, и так далее. Это сгодится в качестве шока? Ну, чтобы так наподдать по ее подсознанию, или как это там у вас называется, чтобы оно снова заработало, а?

— Весьма интересная идея, мистер Херсхейммер. Очень жаль, что нет никаких шансов на то, чтобы это повторилось.

— Ну, само собой, конечно, все это не повторится, но мы можем сами все замечательно устроить.

— Сами?

— Ну да. Это же не трудно. Арендовать океанский пароход…

— Океанский пароход! — ошарашенно пробормотал доктор Холл.

— …нанять пассажиров, нанять подводную лодку… Собственно, только в ней и загвоздка. Правительства, когда речь заходит о военном снаряжении, начинают юлить, наводить тень на плетень. И первому встречному они, конечно, ничего не продадут. Но, думаю, и тут выход найдется. Сэр, вы когда-нибудь слышали выражение «дать на лапу»? Действует безотказно. А вот торпедировать, пожалуй, не стоит. Достаточно, если все пассажиры просто начнут носиться по палубе и вопить, что пароход тонет, молоденькой неискушенной девушке, вроде Джейн, этого с лихвой хватит. Как только она натянет на себя спасательный пояс и ее поволокут в шлюпку, вырвав из толпы хороших актеров, профессионально закатывающих истерику на палубе, она… Ну, она наверняка перенесется прямо в тот день — седьмое мая пятнадцатого года. Как, ничего в целом?

Доктор Холл внимательно посмотрел на Джулиуса. У него определенно не было слов, но взгляд его был достаточно красноречив.

— Нет, — поспешил успокоить его Джулиус. — Я не сумасшедший. Устроить это действительно проще простого. Да в Штатах каждый день такие штуки проделывают — когда кино снимают. Разве вы не видели, как на экранах сталкиваются поезда? Какая разница — у них поезд, у нас пароход? Только бы раздобыть реквизит — и можно действовать.

Доктор Холл обрел дар речи.

— Но расходы, дорогой сэр! — Голос его почти перешел в визг. — Расходы!! Они же будут колоссальными!!!

— Деньги для меня не проблема, — объяснил Джулиус.

Доктор Холл умоляюще повернулся к сэру Джеймсу, и тот чуть-чуть улыбнулся.

— Мистер Херсхейммер — человек состоятельный, весьма состоятельный.

Доктор вновь посмотрел на Джулиуса, но теперь уже совсем другими глазами. Перед ним теперь был уже не эксцентричный молодой человек, имеющий обыкновение падать с деревьев. В глазах доктора светилось почтение, которым удостаивают по-настоящему богатых людей.

— Замечательный план. Весьма и весьма, — прожурчал он. — Кино, ну, разумеется. Чрезвычайно интересно. Боюсь, мы здесь несколько консервативны… И вы действительно готовы все это организовать? Серьезно?

— Можете ставить на это свой последний доллар — не проиграете.

И доктор поверил, ибо перед ним был американец. Скажи что-нибудь подобное англичанин, доктор тут же решил бы, что перед ним его потенциальный пациент.

— Но я не могу дать полную гарантию. Полагаю, обязан предупредить вас. Наше с вами лечение может и не подействовать.

— Само собой, — ответил Джулиус. — От вас требуется только сама Джейн, а в остальном положитесь на меня.

— Джейн?

— Ну, пусть мисс Дженет Вандемейер. Можно связаться с вашей клиникой по телефону, чтобы ее сюда прислали? Или я сам смотаюсь за ней — на машине?

Доктор ошеломленно посмотрел на него.

— Извините, мистер Херсхейммер, но я полагал, вы поняли…

— Что понял?

— Что мисс Вандемейер уже не моя пациентка.

Глава 15 Таппенс делают предложение

Джулиус вскочил на ноги.

— Что?

— Я думал, вам это известно.

— Когда она от вас уехала?

— Дайте сообразить. Сегодня понедельник, ведь так? Значит, в прошлую среду… Ну, конечно же! В тот самый вечер, когда вы, э… упали с моей груши.

— В тот вечер? До или после?

— Дайте сообразить… Да-да, после. Миссис Вандемейер прислала за ней — что-то очень срочное. Мисс Вандемейер и сопровождавшая ее сестра уехали с ночным поездом.

Джулиус рухнул в кресло.

— Сестра Эдит… уехала с пациенткой… я помню! — бормотал он. — Господи, быть совсем рядом!

Доктор Холл поглядел на него с глубоким изумлением.

— Не понимаю. Разве барышня не у ее тети?

Таппенс покачала головой. Она хотела что-то сказать, но предостерегающий взгляд сэра Джеймса заставил ее прикусить язык. Адвокат встал.

— Весьма вам обязан, Холл. Мы все очень благодарны вам за то, что вы рассказали. Боюсь, нам придется начать новые поиски мисс Вандемейер. А сестра, которая ее сопровождала? Скорее всего, вы не знаете, где она?

Доктор покачал головой.

— Мы не получали от нее никаких известий, но, насколько я понял, она должна была некоторое время оставаться с мисс Вандемейер. Но что могло произойти? Ну не похитили же нашу пациентку?

— Это вполне вероятно, — ответил сэр Джеймс.

— Думаете, мне следует обратиться в полицию? — спросил доктор.

— Нет-нет. Возможно, она просто поехала еще к каким-нибудь родственникам.

Доктору это объяснение показалось не слишком убедительным, но он понял, что сэр Джеймс больше ничего говорить не намерен, а пытаться что-либо выведать у знаменитого адвоката было бы напрасной тратой времени. А потому он попрощался со своими неожиданными гостями, и те ушли.

Выйдя из отеля, они подошли к «Роллс-Ройсу».

— Просто взбеситься, можно! — воскликнула Таппенс. — Ведь Джулиус несколько часов пробыл с ней под одной крышей!

— Я просто олух, — мрачно буркнул Джулиус.

— Но откуда же вам было знать, — утешила его Таппенс. — Ведь правда? — обратилась она к сэру Джеймсу.

— Да, не стоит понапрасну казниться, — мягко посочувствовал адвокат. — Что случилось, то случилось.

— Главное теперь, как действовать дальше, — прибавила практичная Таппенс.

Сэр Джеймс пожал плечами.

— Можно через газету поискать сопровождавшую ее сестру. Дать объявление. Хотя вряд ли от этого будет толк. Но больше тут ничего не придумаешь.

— Ничего? — растерянно повторила Таппенс. — А… а Томми?

— Будем надеяться на лучшее, — ответил сэр Джеймс. — Да, нам остается только надеяться.

Но при этом он поверх ее поникшей головки встретился взглядом с Джулиусом и еле заметно покачал головой. Джулиус понял. Сэр Джеймс считал, что надежды нет. Лицо молодого американца помрачнело. Сэр Джеймс взял руку Таппенс в свои.

— Если что-нибудь выяснится, сразу же сообщите мне. Письмо перешлют немедленно.

Таппенс смотрела на него непонимающим взглядом.

— Вы уезжаете?

— Но я же говорил вам, не помните? В Шотландию.

— Да, только я думала… — Она замялась.

Сэр Джеймс пожал плечами.

— Милая барышня, я ничем больше не могу помочь. Все нити, которые нам удалось найти, оборвались. Поверьте, сделать действительно ничего нельзя. Если что-то изменится, буду рад помочь — всем, чем могу.

От его слов Таппенс совсем упала духом.

— Вероятно, вы правы, — коротко сказала она. — В любом случае огромное вам спасибо за все, что вы сделали. Счастливого пути.

Джулиус открыл дверцу машины. Искорка жалости мелькнула в проницательных глазах сэра Джеймса при виде поникшей головки Таппенс.

— Не отчаивайтесь так, мисс Таппенс, — сказал он вполголоса. — Помните, отдыхать еще не значит бездельничать. Одно другому не мешает.

Что-то в его тоне заставило девушку поднять глаза. Но в ответ на ее вопросительный взгляд он с улыбкой лишь покачал головой.

— Нет, больше я ничего не скажу. Сказать лишнее — всегда большая ошибка. Не забывайте этого. Никогда не открывайте всего, что вам известно, — даже тем, кому доверяете. Поняли? Ну, до свидания.

Он быстро пошел по тротуару, а Таппенс смотрела ему вслед. Она начинала понимать принципы сэра Джеймса. Один раз он уже вот так же небрежно бросил ей важный намек. Так, может, и сейчас он не все сказал. Иначе, что означают его слова? Что на самом деле он вовсе не махнул рукой, что в Шотландии он будет продолжать вести розыски, пока…

Ее размышления прервал Джулиус, пригласив в машину.

— У вас какой-то задумчивый вид, — заметил он, отъезжая от тротуара. — Старичок вам еще что-нибудь сказал?

Таппенс открыла было рот, но тут в ушах у нее зазвучал голос сэра Джеймса: «Никогда не говорите всего, что вам известно, — даже тем, кому доверяете». И тут же в ее памяти всплыла другая картина: Джулиус перед сейфом миссис Вандемейер, ее вопрос и пауза, перед тем, как он ответил «ничего». Правда, ничего? Или он нашел что-то и не сказал ей? Ну, если он что-то скрывает, почему бы ей не взять с него пример.

— Так, пустяки, — ответила она и не столько увидела, сколько почувствовала, что Джулиус скосил на нее глаза.

— А не прокатиться ли нам по парку?

— Как хотите.

Некоторое время они молча ехали по аллее. День был чудесный, и бьющие в лицо лучи солнца немножко ее подбодрили.

— Мисс Таппенс, как по-вашему, я отыщу Джейн?

В голосе Джулиуса звучало уныние. Это было так на него не похоже, что Таппенс в изумлении повернулась к нему. Он кивнул.

— Вот именно. Я готов сдаться. Сэр Джеймс явно считает, что надежды нет. Я сразу понял. Он мне не очень нравится — мы с ним разного поля ягоды, но ему пальца в рот не клади, и он не махнул бы рукой, если оставались бы хоть какие-то шансы на успех, верно?

Таппенс стало немножко стыдно, но, тут же вспомнив о том, что Джулиус тоже что-то от нее скрывает, она не стала его обнадеживать.

Она только сказала:

— Он посоветовал дать объявление о медсестре.

— Ну да. Предложил нам соломинку, за которую мы, глядишь, и уцепимся. С меня хватит. Пора домой в Штаты.

— Нет-нет, — воскликнула Таппенс, — мы же должны отыскать Томми!

— Да, про Бересфорда я совсем забыл, — виновато отозвался Джулиус. — Верно. Мы должны его найти. Но потом… Что ж, я отправился в Англию, напичканный всякими иллюзиями, вот и получил по заслугам. Хватит с меня иллюзий. А теперь, мисс Таппенс, у меня к вам один вопрос.

— Ну?

— Вы и Бересфорд. Это как?

— Не понимаю, о чем вы! — с небрежной гордостью ответила Таппенс, тут же, впрочем, добавив: — И вообще, вы ошибаетесь!

— То есть тут никаких нежных чувств?

— Конечно! — с жаром воскликнула Таппенс. — Мы с Томми друзья, и ничего больше.

— По-моему, нет таких влюбленных, — заметил Джулиус, — которые не старались бы всех уверить, что они только друзья.

— Чушь! — отрезала Таппенс. — Неужто я похожа на девушку, которая влюбляется во всех подряд?

— Нет. Вы похожи на девушку, в которую все подряд влюбляются.

— О! — Таппенс немного растерялась. — Это комплимент?

— Само собой. Так вот что я хочу сказать. Предположим, мы не найдем Бересфорда… и…

— Да, ладно, говорите прямо. Я умею смотреть правде в глаза. Предположим, он… погиб. Так что же?

— Ну, и вся эта история так или иначе закончится. Что вы собираетесь дальше делать?

— Не знаю, — тоскливо ответила Таппенс.

— Вам же будет ужасно одиноко, бедняжке.

— Еще чего? — огрызнулась Таппенс, не любившая, чтобы ее жалели.

— Ну, а как насчет замужества? — спросил Джулиус. — Как вы на это смотрите?

— Естественно, я собираюсь выйти замуж, — ответила Таппенс. — То есть, если… — она замолчала, готовая откусить себе язык, но затем решительно продолжала: — …если я найду мужа, достаточно богатого, чтобы стоило все это затевать. Откровенно, а? И вы, конечно, презираете меня?

— Я никогда не презирал разумный подход к делу, — возразил Джулиус. — А какие размеры?

— Размеры? — с недоумением повторила Таппенс. — Вы имеете в виду рост моего избранника?

— Да нет. Какая цифра… ну, размеры дохода?

— Ах, это! Я… я как-то еще не пришла к окончательному решению.

— А как насчет меня?

— Вас?!

— Ага.

— Ни в коем случае.

— Но почему?

— Да говорю же вам, ни в коем случае.

— А я вас спрашиваю: почему?

— Ну, это как-то нечестно.

— Не вижу ничего нечестного. Так что ловлю вас на слове. Я вами дико восхищаюсь, мисс Таппенс. Я таких девушек еще не встречал. Вы же чертовски смелая. Я буду жутко рад, если смогу вам дать все, чего вы хотите. Скажите «да», и мы сейчас же смотаемся к лучшему ювелиру — выберем кольца.

— Не могу, — еле выговорила Таппенс.

— Из-за Бересфорда?

— Да нет же, нет же, нет!

— Тогда почему?

Но Таппенс только отчаянно мотала головой.

— Вряд ли вам удастся встретить кого-нибудь с большим количеством долларов в заначке.

— Ах, да не в этом дело, — еле выговорила Таппенс с нервным смешком. — Конечно, я вас благодарю и все такое, но лучше я прямо вам скажу: «нет».

— Может, сделаете мне одолжение — подумаете до завтра?

— А что толку?

— Но все-таки — подумаете?

— Хорошо, — покорно сказала Таппенс.

Всю остальную дорогу до «Ритца» они молчали.

Таппенс сразу же поднялась к себе в номер. После схватки с напористым Джулиусом она чувствовала себя совершенно обессиленной.

Сев за туалетный столик, девушка несколько минут смотрела на свое отражение.

— Дура, — пробормотала она наконец и состроила себе гримасу. — Идиотка. Все, чего ты хотела, все, о чем ты мечтала, — а ты только и сумела, что проблеять «не-е-ет», точно безмозглая овца. Такой случай не повторится. Чего еще ты ждешь? Хватай! Цепляйся обеими руками! Чего тебе еще нужно?

И, словно отвечая на этот вопрос, ее взгляд остановился на стоящей у зеркала небольшой фотографии в дешевой рамочке — Томми. Несколько секунд она пыталась сдержаться, но потом, оставив притворство, прижала снимок к губам и разрыдалась.

— Ах, Томми, Томми! — всхлипывала она. — Я так тебя люблю… А что, если я больше никогда тебя не увижу…

Через пять минут Таппенс села прямо, высморкалась и отбросила волосы с лица.

— Так вот, — сурово начала она. — Посмотрим фактам в глаза. Оказывается, я влюбилась… в глупого мальчишку, которому наверняка до меня нет никакого дела. — Тут она помолчала. — Во всяком случае, — продолжала она, словно возражая невидимому собеседнику, — если это и не так, мне на этот счет ничего не известно. Да разве он посмеет признаться? Я всегда презирала сентиментальность и вот — допрезиралась! Какие же мы все идиотки! Ну, да это я всегда знала. Осталось еще положить его фото под подушку и грезить о нем, не смыкая глаз. До чего же противно изменять собственным принципам!

Таппенс покачала головой, скорбя о своем малодушии.

— А что я скажу Джулиусу? Дурацкое положение! А сказать придется! Он же типичный американец и не успокоится, пока не выпытает у меня причину отказа. Интересно, было что-нибудь в том сейфе?

И Таппенс начала размышлять о вчерашнем вечере. Она перебрала в памяти все события — подробно и тщательно. Они каким-то образом перекликались с прощальными словами сэра Джеймса… такими непонятными…

Внезапно она охнула и побледнела. Глаза ее уставились в одну точку, зрачки расширились.

— Не может быть, — пробормотала она. — Это невозможно! Я просто сошла с ума…

Да, чудовищно… но все сразу становится ясным.

На миг задумавшись, она села и, взвешивая каждое слово, написала записку. Потом удовлетворенно кивнула, вложила ее в конверт и вывела на конверте фамилию Джулиуса. Потом прошла по коридору к его номеру и постучала. Как она и ожидала, никто не отозвался. Тогда она вошла и положила записку на стол.

Когда она вернулась обратно, у ее двери стоял мальчишка-рассыльный.

— Вам телеграмма, мисс.

Таппенс с рассеянным видом взяла телеграмму с подноса, вскрыла ее и вдруг вскрикнула. Телеграмма была от Томми.

Глава 16 Дальнейшие приключения Томми

Глухая чернота постепенно рассеивалась, и сквозь всполохи боли к Томми медленно возвращалось сознание. Когда он окончательно очнулся, то явственно ощущал лишь одно: страшную ломоту в висках. Он смутно чувствовал, что находится в незнакомом месте. Но где? Что случилось? Он закрыл и снова открыл глаза. Нет, это не номер в «Ритце»! И что у него с головой?

— Черт! — пробормотал Томми и попытался сесть. К нему вернулась память. Ясно, он в Сохо, в том зловещем доме. Со стоном он откинулся на спину, но сквозь неплотно сомкнутые веки пытался хоть что-нибудь разглядеть.

— Приходит в себя, — произнес кто-то над самым его ухом.

Томми сразу узнал голос энергичного бородатого немца и потому не спешил проявлять признаки жизни. Да и куда спешить? И вообще, пока у него так стреляет в голове, он не очень-то способен соображать. И все-таки он попытался вспомнить, что же с ним произошло. Очевидно, пока он подслушивал, кто-то подкрался к нему сзади и огрел по голове. Теперь они знают, что он шпион, и, вероятно, тут же с ним разделаются. Да, положение не из завидных. Где он, никто не знает. А потому ни на чью помощь рассчитывать не приходится. Остается полагаться только на собственную изобретательность.

— Ну, теперь держись! — пробормотал он себе еле слышно, а чуть громче снова буркнул: — Черт! — На этот раз ему удалось сесть.

Немец подошел ближе и, прижав к его губам стакан, приказал: «Пей!» Томми был вынужден подчиниться. И тут же поперхнулся — таким крепким оказался напиток. Зато в голове у него сразу прояснилось.

Он лежал на диване, в той самой комнате, где происходило совещание. С одной стороны от него стоял немец, с другой — гнусного вида детина, который впустил его в дом. Остальные сгрудились несколько поодаль. Только одного Томми недосчитался — того, кого называли Номером Первым. Его в комнате не было.

— Полегчало? — спросил немец, забирая пустой стакан.

— О да! Премного благодарен! — бодрым голосом отозвался Томми.

— Мой юный друг, ваше счастье, что у вас такой толстый череп. Добряк Конрад способен повалить быка. — Он кивком указал на привратника. Тот ухмыльнулся.

Томми с усилием повернул голову.

— А, значит, вас величают Конрадом? — сказал он. — Ну, так вам тоже повезло, что у меня толстый череп. Впрочем, у вас такая физиономия, что мне даже жалко, что мой череп помог вам увернуться от петли.

Конрад пробурчал какое-то ругательство, но бородатый немец сохранил невозмутимость.

— Петля ему и не грозила, руки коротки у ищеек, — сказал он.

— Ну, как вам угодно, — отозвался Томми. — Принято считать, что в полиции одни идиоты, но сам я им вполне доверяю.

Держался он непринужденно. Томми Бересфорд был из тех молодых англичан, которые не отличаются блеском и умом, однако, оказавшись в положении, обычно именуемым «безвыходным», мгновенно преображаются. Природную застенчивость и осмотрительность они сбрасывают как перчатки. Томми прекрасно понимал, что спасти его может только собственная смекалка, а его привычная и потому естественная медлительность помогала скрыть работу мысли.

Все так же невозмутимо немец продолжал:

— Хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем вас казнят за шпионаж?

— Очень хочу! У меня много интересных сведений! — ответил Томми все с той же небрежной легкостью.

— Будете отрицать, что подслушивали?

— Нет. Конечно, я должен извиниться… Но ваш разговор был настолько интересным, что я забыл про щепетильность.

— Как вы проникли сюда?

— Милейший старина Конрад! — Томми виновато улыбнулся привратнику. — Мне горько это говорить, но верного слугу пора бы отправить на пенсию, вам стоит поискать сторожевого пса получше.

Конрад что-то прорычал, а когда бородатый повернулся к нему, угрюмо пробормотал:

— Он назвал пароль. Откуда я мог знать?

— Совершенно верно, — вмешался Томми. — Откуда он мог знать? Не надо его ругать, ведь только благодаря его опрометчивости я получил редкое удовольствие — лицезреть всех вас.

Ему показалось, что его слова вызвали некоторое смятение у зрителей на заднем плане, но бдительный немец успокоил их небрежным взмахом руки.

— Покойники молчат, — сказал он невозмутимо.

— Да, но я-то еще не покойник, — возразил Томми.

— Мы не заставим вас долго ждать, мой юный друг, — заметил немец.

Остальные поддержали его одобрительным ворчанием.

Сердце Томми отчаянно заколотилось, но он не оставил светски-любезного тона.

— Не уверен, — небрежно сказал он. — Вряд ли это разумно — убивать меня.

Он, несомненно, сбил их с толку, судя по выражению физиономии немца, который спросил:

— Почему это мы должны оставить вас в живых? Назовите хотя бы одну причину.

— Да хоть десять, — ответил Томми. — Послушайте, вы засыпали меня вопросами. Позвольте и мне задать хоть один. Почему вы со мной не разделались сразу, зачем вам было нужно, чтобы я пришел в себя?

Немец замялся, и Томми поспешил воспользоваться моментом.

— А затем, чтобы узнать, какими я располагаю сведениями… и откуда я получил эти сведения. Если вы сейчас прикончите меня, то так ничего и не узнаете.

Тут к дивану, стиснув кулаки, подскочил Борис.

— Шпион, собака! — завопил он. — Мы с тобой цацкаться не будем! Кончайте с ним! Чего волынить!

Раздались дружные аплодисменты.

— Слышали? — спросил немец, не спуская глаз с Томми. — Что вы на это скажете?

— Что скажу? — Томми пожал плечами. — Сборище идиотов. Пусть-ка пораскинут сначала мозгами. Как я сюда пробрался? Вспомните, что сказал старина Конрад: он назвал пароль, верно? А откуда я его узнал? Неужели вы думаете, что я сказал первое, что мне пришло в голову?

Томми был очень доволен своей последней фразой и жалел только, что ее не слышит Таппенс, она бы оценила.

— А ведь верно, — спохватился рабочий. — Товарищи, нас предали!

Среди «товарищей» поднялся возмущенный ропот, и Томми ободряюще им улыбнулся.

— Так-то лучше. Вы никогда ничего не добьетесь, пока не научитесь шевелить мозгами.

— Придется вам назвать того, кто нас предал, — заявил немец. — Но не рассчитывайте, что это спасет вас. Вы нам выложите все, что знаете. Видите Бориса? Он умеет развязывать языки.

— Ха! — презрительно бросил Томми, старательно подавляя весьма неприятное ощущение под ложечкой. — Ни пытать, ни убивать вы меня не станете.

— Это почему же? — спросил Борис.

— Да кто же убивает курицу, которая несет золотые яйца, — невозмутимо заметил молодой человек.

Наступила пауза. Спокойная самоуверенность Томми наконец произвела впечатление. Заговорщики определенно начали сомневаться. Человек в потрепанной одежде испытующе посмотрел на пленника.

— Он водит тебя за нос, Борис, — спокойно сказал он.

Вот гад. Неужели этот тип раскусил его?

Немец, еле сдерживая злобу, жестко спросил:

— Что это значит?

— А как по-вашему? — бойко переспросил Томми, лихорадочно придумывая очередную фразу.

Внезапно Борис шагнул вперед и поднес к его лицу кулак.

— Говори, английская свинья, говори!

— Ну зачем же так волноваться, дружище, — сказал Томми, не теряя присутствия духа. — С вами, иностранцами, очень трудно разговаривать. Не умеете сохранять спокойствие. А теперь посмотрите на меня хорошенько: разве так выглядит человек, который потерял всякую надежду остаться в живых?

Он обвел их высокомерным взглядом, радуясь, что они не слышат, как предательски стучит его сердце.

— Нет, — помолчав, неохотно согласился Борис.

«Слава Богу, он не умеет читать мысли!» — подумал Томми, а вслух продолжал с прежним апломбом:

— А почему я так спокоен? Да потому, что у меня есть сведения, которые наверняка вас заинтересуют, и мы сумеем договориться.

— Договориться? — Бородатый прожег его взглядом.

— Ну да… договориться. Я получаю жизнь и свободу взамен… — Он умолк.

— Взамен чего?

Они мгновенно утихли и окружили его тесным кольцом. Можно было бы услышать, как пролетит муха. Томми произнес, растягивая каждое слово:

— Взамен документа, который Денверс вез из Америки на «Лузитании».

Эффект превзошел все ожидания. Все вскочили и кинулись к Томми. Немец оттеснил их в сторону и наклонился над ним, багровый от возбуждения.

— Himmel![57] Так он у вас?

С великолепным спокойствием Томми покачал головой.

— Вы знаете, где он? — не отступал немец.

Томми опять покачал головой.

— Понятия не имею.

— Ну так… ну так… — Немец задохнулся от ярости и недоумения.

Томми окинул взглядом остальных. На их лицах была злоба, растерянность, однако его уверенность в себе сделала свое дело: он убедил их в том, что действительно что-то знает.

— Мне пока неизвестно, где находится документ, но уверен, что сумею его найти. Есть у меня одна идея…

— Ха! — дружно ухмыльнулись «товарищи».

Томми поднял руку, и недоверчивые смешки оборвались.

— Я сказал «идея», но мне известны кое-какие достоверные факты — причем мне одному. Ну, что вы теряете? Если я сумею представить вам документ, вы вернете мне жизнь и свободу, только и всего. Решено?

— А если мы не согласимся? — негромко спросил немец.

Томми снова разлегся на диване.

— Двадцать девятое, — задумчиво произнес он, — осталось меньше двух недель…

Несколько секунд немец о чем-то размышлял, потом махнул Конраду:

— Уведи его!

Долгих пять минут Томми провел на кровати в соседней комнатушке. Сердце у него продолжало отчаянно колотиться. На эту карту он поставил все. К какому решению они придут? Однако, хотя эта мысль мучительно жгла его мозг, он продолжал поддразнивать Конрада, доведя угрюмого привратника до белого каления.

Наконец дверь открылась, и немец крикнул Конраду, чтобы тот привел пленника обратно.

— Будем надеяться, что судья не нахлобучил черную шапочку[58], — весело сострил Томми. — Ну, Конрад, веди меня. Господа, подсудимый прибыл.

Немец снова занял свое место за столом, он указал Томми на стул напротив.

— Мы согласны, — сказал он резко, — но при одном условии. Сначала документ, потом мы вас отпустим.

— Идиот, — сохраняя любезную мину, огрызнулся Томми. — Как же я смогу его отыскать, сидя у вас тут на привязи?

— А на что вы, собственно, рассчитывали?

— Чтобы вести поиски, мне нужна полная свобода.

Немец расхохотался.

— Мы что, по-вашему, малые дети? Вот так возьмем и отпустим вас, поверив всем вашим байкам?

— Да нет, не отпустите, — задумчиво произнес Томми, — хотя это значительно упростило бы дело. Ну, хорошо, давайте пойдем на компромисс. Отпустите со мной малютку Конрада. Он верный человек, да и кулаки у него тяжелые.

— Желательно, чтобы вы оставались здесь, — холодно сказал немец. — А кто-то из нас будет точно исполнять все ваши указания. Если возникнут какие-нибудь осложнения, он незамедлительно поставит вас в известность, и вы скорректируете его действия.

— Вы связываете меня по рукам и ногам, — возмущенно возразил Томми. — Дело чрезвычайно деликатное, и ваш человек что-нибудь обязательно напутает, а тогда что будет со мной? По-моему, никто из вас не сможет с этим справиться.

Немец грохнул кулаком по столу.

— Таково наше условие. Или смерть.

Томми утомленно откинулся на спинку стула.

— Мне нравится ваш стиль, обворожительно категорический. Ну, будь по-вашему. Но одно совершенно необходимо: я должен увидеть ее.

— Кого ее?

— Джейн Финн, естественно.

Немец несколько секунд смотрел на него странным взглядом, а потом сказал медленно, словно тщательно выбирая слова:

— Разве вы не знаете, что она не способна ничего вам сообщить?

Сердце Томми подпрыгнуло. Неужели ему все-таки удастся встретиться лицом к лицу с этой девушкой?

— Я не собираюсь просить ее что-нибудь мне сообщать, — сказал он спокойно. — То есть я ни о чем не буду ее расспрашивать.

— Тогда зачем она вам нужна?

Томми ответил не сразу.

— Чтобы увидеть выражение ее лица, когда я задам ей один вопрос, — произнес он наконец.

И снова немец бросил на него взгляд, которого Томми не понял.

— Она не сможет ответить на ваш вопрос.

— Это не важно. Мне ведь нужно только увидеть ее лицо, когда я его задам.

— И вы полагаете таким образом что-то узнать? — Немец испустил неприятный смешок, и Томми опять почувствовал, что существует какое-то неизвестное ему обстоятельство. Немец не спускал с него испытующего взгляда. — Я начинаю сомневаться, что вы действительно что-то знаете… — мягко сказал он.

Томми почувствовал, что ситуация изменилась не в его пользу. Почва под ним слегка заколебалась. Но какой все-таки промах он допустил?

— Возможно, есть что-то, что мне неизвестно, — сымпровизировал он. — Я же не говорю, будто до тонкостей знаю все ваши махинации. Но ведь и у меня есть кое-что неизвестное вам. Именно на это я и рассчитываю. Денверс был достаточно хитер… — Он умолк, словно испугавшись, что наговорил лишнего.

Однако лицо немца чуть посветлело.

— Денверс, — пробормотал он. — Понятно… — Он помолчал, а потом сделал знак Конраду: — Уведи его. Наверх… Ну, ты знаешь.

— Погодите, — сказал Томми. — А как насчет девушки?

— Не исключено, что это удастся устроить.

— Это совершенно необходимо.

— Там посмотрим. Решить это может только один человек.

— И кто же? — спросил Томми, хотя ответ уже был ему известен.

— Мистер Браун…

— Я его увижу?

— Может быть.

— Идем, — скомандовал Конрад.

Томми послушно встал. В коридоре его тюремщик велел ему подниматься по лестнице, а сам пошел сзади.

На верхней площадке Конрад открыл дверь, и Томми очутился в темной комнатушке. Конрад чиркнул спичкой над газовым рожком и вышел. Томми услышал, как в замке повернулся ключ.

Он начал осматривать свою темницу. Комната была много меньше нижней и почему-то невероятно душная. Тут он заметил, что здесь нет окон. Он прошелся, присматриваясь к стенам. Они были грязные, как и все остальное. На них криво висели четыре картины, изображавшие сцены из «Фауста»[59]: Маргарита со шкатулкой драгоценностей; она же у входа в церковь; Зибель с цветами и Фауст в компании Мефистофеля. Последний напомнил Томми про мистера Брауна. В этой душной каморке, наглухо запечатанной массивной дверью, он был отрезан от всего мира, и зловещая власть этих архиуголовников ощущалась особенно явственно. Сколько ни кричи, никто не услышит. Это же настоящий склеп…

Томми постарался взять себя в руки и, опустившись на кровать, принялся обдумывать положение. Голова трещала от боли, а теперь еще его начал терзать голод. И тишина, эта жуткая тишина.

— Зато я увижу главаря, таинственного мистера Брауна, — сказал вслух Томми, стараясь ободриться. — А если повезет, то и не менее таинственную Джейн Финн. А потом…

А потом, вынужден был признаться себе Томми, его ждет неизвестность, и довольно мрачная.

Глава 17 Аннет

Грядущие неприятности вскоре были забыты, ибо вполне хватало неприятностей сиюминутных. Из коих самой крупной был голод. Томми обладал здоровым аппетитом, и бифштекс с жареным картофелем, съеденный за ленчем[60], казался теперь далеким прошлым. Он с сожалением подумал, что на голодовку ему никак не потянуть.

Он мерил и мерил шагами свою темницу. Раза два, пренебрегая достоинством и приличиями, он принимался барабанить в дверь. Но никто не подходил.

— Черт бы их побрал! — с негодованием выкрикнул Томми. — Они что! Хотят уморить меня голодом!

Ужасная догадка заставила его похолодеть. А вдруг это один из тех милых методов, с помощью которых Борис развязывает арестованным языки? Но он тут же отбросил эту идею.

«Это все скотина Конрад, — решил он, — это его проделки. Будь моя воля, вот уж с кем бы я поговорил по душам».

Воспоминания о Конраде вызвали в нем непреодолимое желание съездить привратника чем-нибудь тяжеленьким по его яйцеподобной голове.

Нежно погладив собственную макушку, Томми предался приятным фантазиям. Затем его осенила блестящая мысль. А почему бы не претворить фантазию в реальность? Конрад, несомненно, живет тут же в доме. Для остальных (кроме разве что бородатого немца) это исключительно место их тайных сборищ. Надо встать за дверью, а когда привратник войдет, шарахнуть его по макушке вот этим колченогим стулом или рамкой от одной из этих картинок. Конечно, полной воли себе давать не следует. Только оглушить. А затем… а затем взять и смыться. Ну, а если кто-нибудь попадется на лестнице или в коридоре… Томми даже повеселел при мысли, что можно будет наконец пустить в ход кулаки. Это было ему куда больше по вкусу, чем словесные перепалки. Ликуя, Томми осторожно снял со стены «Фауста с Мефистофелем» и притаился за дверью. В нем взыграла надежда. План был прост и безупречен.

Время шло, а Конрад все не появлялся. День или ночь — в комнате без окон не разберешь, однако часы Томми, довольно точные, показывали девять вечера. Он уныло подумал, что если ужина не подадут сейчас, то придется ждать завтрака. В десять часов надежда его покинула, и он рухнул на кровать, ища утешение в объятиях сна. Через пять минут он отрешился от всех своих бед.

Его разбудил скрип ключа в замочной скважине. Томми не принадлежал к тем супергероям, которые, едва открыв глаза, тут же могут сориентироваться, а потому для начала бессмысленным взглядом уставился в потолок, стараясь сообразить, где он, собственно, находится. А сообразив, посмотрел на часы. Они показывали восемь.

«Либо утренний чай, либо завтрак, — решил он. — Дай Бог, чтобы это был завтрак!»

Дверь распахнулась, и Томми с опозданием вспомнил о том, что собирался разделаться с этим мерзким Конрадом. Но его досада тут же сменилась радостью, ибо в комнату вместо Конрада вошла какая-то девушка, в руках у нее был поднос, который она и поставила на стол.

Томми, прищурившись, разглядывал ее в тусклом свете газового рожка. Ему показалось, что таких красивых девушек он никогда еще не встречал. Каштановые волосы отливали золотом, будто в этих пышных кудрях прятались солнечные лучи, лицо было нежное, как лепестки шиповника, и карие глаза с золотистой искоркой также вызывали ассоциации с лучами солнца.

Неожиданно Томми пришла в голову безумная мысль.

— Вы Джейн Финн? — спросил он и затаил дыхание.

Девушка удивленно покачала головой.

— Меня зовут Аннет, мосье, — произнесла она с приятным акцентом.

— Franзaise?[61] — растерянно спросил он.

— Oui, monsieur. Monsieur parle franзais?[62]

— Моего французского хватит секунды на две, — ответил Томми. — А это что? Завтрак?

Она кивнула, и Томми, спрыгнув с кровати, подошел к столу. На подносе он обнаружил булку, кусок маргарина и кувшинчик с кофе.

— Чуть похуже, чем в «Ритце», — заметил он со вздохом, — однако возблагодарим Господа за то, что он наконец-то мне ниспослал. Аминь!

Он придвинул к столу стул, а девушка направилась к двери.

— Минутку! — воскликнул Томми. — У меня к вам тысяча вопросов, Аннет. Что вы делаете в этом доме? Только не говорите, будто вы племянница Конрада, или его дочка, или даже дальняя родственница — все равно не поверю.

— Я прислуживаю, мосье. Я никому не родственница.

— Ах, так, — сказал Томми. — Вы помните, о чем я вас только что спросил? Вы когда-нибудь слышали это имя?

— Да, мне кажется, слышала. Тут говорили о Джейн Финн.

— А вы не знаете, где она?

Аннет покачала головой.

— Но не здесь, не в этом доме?

— О нет, мосье. Извините, мне надо идти… Меня ждут.

Она торопливо вышла, и в замке повернулся ключ.

«Кто ее ждет? — размышлял Томми, вгрызаясь в булку. — Если повезет, эта девушка, пожалуй, поможет мне выбраться отсюда. Непохоже, чтобы она была членом этой банды».

В час дня Аннет вернулась с другим подносом, но на сей раз в сопровождении Конрада.

— Доброе утро, — приветливо сказал Томми. — Как вижу, вопреки призыву реклам вы не пользуетесь туалетным мылом.

Конрад что-то угрожающе пробурчал.

— Да, старина, похоже, шуток вы не принимаете. Ну, ничего, не всем же нам небо дарит ум вдобавок к красоте. Так что же мы имеем на ленч? Тушеное мясо! Откуда мне это известно? Элементарно, мой дорогой Ватсон[63]. Запах лука я узнаю безошибочно.

— Болтай-болтай! — огрызнулся Конрад. — Может, тебе недолго осталось болтать.

Намек был не из приятных, но Томми пропустил его мимо ушей и сел за стол.

— Удались, мужлан, — произнес он, небрежно взмахнув рукой. — Не утомляй бессмыслицей своих речей тех, кто тебя достойнее.

Вечер Томми провел в напряженных размышлениях. Придет ли Конрад с девушкой и на этот раз? Если нет, не попытаться ли заручиться ее поддержкой? Надо использовать любой шанс. Надеяться практически не на что. В восемь часов ключ привычно скрипнул, и Томми вскочил на ноги.

Аннет была одна.

— Закройте дверь, — потребовал он. — Мне надо с вами поговорить.

Девушка выполнила его просьбу.

— Послушайте, Аннет, помогите мне выбраться отсюда.

— Это невозможно. — Она покачала головой. — Их трое там, внизу.

— А-а! — Томми был рад, что узнал хоть что-то. — Но вы бы мне помогли, будь это в ваших силах?

— Нет, мосье.

— А почему?

Девушка замялась.

— Мне кажется… я не должна подводить этих людей. Я им верю. А вы шпионили за ними, и они совершенно правильно сделали, что заперли вас здесь.

— Это очень скверные люди, Аннет. Если вы мне поможете, я спасу вас от них. И возможно, вы получите кучу денег.

Но она опять покачала головой.

— Я боюсь, мосье. Я их боюсь. — И она повернулась к двери.

— Неужели вы не хотите помочь той девушке? — воскликнул Томми. — Она примерно вашего возраста. Неужели вы не поможете ей вырваться из их когтей?

— Вы говорите про Джейн Финн?

— Да.

— Вы пришли сюда, чтобы найти ее, да?

— Именно.

Она поглядела на него и провела ладонью по лбу.

— Джейн Финн… Я много раз слышала это имя.

Томми быстро подошел к ней.

— Вы наверняка что-нибудь о ней знаете.

Аннет испуганно отпрянула.

— Я ничего не знаю — только имя! — Она пошла к двери и вдруг вскрикнула. Томми с недоумением поглядел на нее. Взгляд ее был устремлен на картину, которую накануне он снял со стены. В этом взгляде был ужас. Но столь же внезапно ужас почему-то сменился облегчением, и она почти выбежала из комнаты. Томми был озадачен. Неужели она решила, что он собирается ударить ее картиной? Вряд ли. Погрузившись в раздумья, он водворил картину на место.

Еще три дня прошли в томительном безделье. Томми чувствовал, что постоянное напряжение начинает сказываться на его нервах. Видел он только Конрада и Аннет, но девушка отказывалась с ним разговаривать, отвечала лишь «да» или «нет». В ее глазах прятались неприязнь и недоверие. Томми казалось, еще немного такого существования — и он сойдет с ума. У Конрада он выведал, что они ждут распоряжений «мистера Брауна». Может быть, думал Томми, он в отъезде или вообще за границей, и они вынуждены ждать его возвращения?

Однако к концу третьего дня его покой был грубо нарушен.

Еще не было семи, когда он услышал шаги в коридоре. Затем дверь распахнулась, и вошел Конрад. С ним — Номер Четырнадцатый. При виде его гнусной физиономии Томми почувствовал, как сжалось его сердце.

— Здорово, хозяин, — сказал с ухмылкой Номер Четырнадцатый, — веревку не забыл, товарищ?

Конрад молча протянул ему свернутый шнур. Номер Четырнадцатый принялся ловко обматывать Томми этим шнуром, а Конрад не давал вырваться.

— Какого черта?.. — начал было Томми, но медленная усмешка, раздвинувшая безмолвные губы Конрада, сковала его язык.

Номер Четырнадцатый быстро превратил Томми в неподвижный кокон. И тут наконец Конрад разразился тирадой:

— Думал провести нас, а? То знаю, это не знаю! Еще и торговался. Рассчитывал выехать на вранье! А знаешь ты меньше несмышленого младенца. Но теперь, паршивая свинья, тебе пришел конец.

Томми молчал. Сказать ему было нечего. Он потерпел неудачу. Каким-то образом вездесущий мистер Браун раскусил его обман. И тут его осенило.

— Прекрасная речь, Конрад! — сказал он одобрительно. — Но к чему узы и оковы? Почему не позволить этому любезному джентльмену перерезать мне горло без лишних проволочек?

— Ишь чего захотел! — неожиданно сказал Номер Четырнадцатый. — Ты что, думаешь, мы тут тебя и прикончим? Идиоты мы, что ли, — приманивать сюда полицию. Не дождешься! Карету вашей милости приказано подать завтра утром. А связали тебя для верности, понял?

— Уж чего проще, — сказал Томми. — Разве что ваши физиономии.

— Заткнись, — сказал Номер Четырнадцатый.

— С удовольствием, — ответил Томми. — Вы делаете большую ошибку, но вам же хуже.

— Второй раз ты нас не проведешь, — возразил Номер Четырнадцатый. — Воображаешь, что ты все еще в «Ритце», а?

Томми промолчал. Он пытался сообразить, каким образом мистер Браун сумел узнать, кто он такой. Видимо, Таппенс, испугавшись за него, решилась обратиться в полицию, его исчезновение стало достоянием гласности, а шайка не замедлила вовремя сопоставить факты.

«Приятные» гости удалились, захлопнув дверь. Томми остался наедине со своими мыслями. Они были не из приятных. Руки и ноги у него уже затекли, он не мог пошевелить даже пальцем, оставалось только смириться со своей участью.

Примерно через час он услышал, как в замке тихонько повернулся ключ, и дверь отворилась. Вошла Аннет. Сердце Томми забилось. Он совсем про нее забыл. Неужто она решила ему помочь?

Внезапно раздался голос Конрада:

— Куда ты, Аннет? Ему сегодня ужин не требуется.

— Oui, oui, je sais bien[64]. Но надо взять поднос. Нам нужна эта посуда.

— Ну, так поторопись, — проворчал Конрад.

Не глядя на Томми, девушка прошла к столу, взяла поднос и, вдруг подняв руку, завернула газовый рожок.

— Черт бы тебя подрал! — Конрад подошел к двери. — Чего это ты?

— Но я всегда так делаю. Вы же меня не предупредили. Зажечь снова газ, мосье Конрад?

— Нет, давай быстрее сюда.

— Le beau petit monsieur![65] — воскликнула Аннет, останавливаясь в темноте у кровати. — Как его скрутили! Поймали птенчика! — Веселая насмешка в ее тоне больно уязвила Томми, но в ту же секунду он с удивлением почувствовал, что ее рука легко скользнула по его путам и вложила в его ладонь что-то маленькое и холодное.

— Пошевеливайся там, Аннет!

— Mais me voila[66].

Дверь захлопнулась. Однако Томми услышал, как Конрад сказал:

— Запри и дай мне ключ.

Их шаги вскоре замерли в конце коридора. Томми никак не мог прийти в себя от удивления. Непонятный предмет оказался открытым перочинным ножичком. То, как Аннет старательно на него не глядела, и то, что она погасила газовый рожок, навело его на мысль, что комната просматривается. Где-то в стене должен быть замаскированный глазок. И, вспомнив, с каким нарочитым отчуждением всегда держалась Аннет, он понял, что все время находился под наблюдением. Может, он чем-нибудь себя выдал? Вроде нет. Да, он говорил, что хочет сбежать и что ищет Джейн Финн, но ни словом не обмолвился о том, кто он на самом деле. Правда, из его разговора с Аннет запросто можно было понять, что он никогда не видел Джейн Финн. Но ведь он этого и не утверждал. А что, если Аннет все-таки что-то знает? И отнекивалась только потому, что их подслушивали? Что тогда?

Правда, гораздо больше его волновал другой вопрос: сумеет ли он перерезать шнур, ведь руки у него обмотаны так, что ими не пошевелишь. Он попытался осторожно водить лезвием по шнуру, стягивавшему его запястья. Дело почти не двигалось. Раза два он приглушенно вскрикивал от боли — нож полоснул по коже. Но он, не щадя запястий, упрямо продолжал пилить шнур. Наконец тот лопнул, теперь его руки были свободны. Дальше все было проще. Через пять минут он с трудом поднялся на затекшие ноги и перевязал кровоточащие запястья. Потом присел на край кровати, обдумывая положение. Конрад забрал ключ от двери, так что рассчитывать на помощь Аннет больше не приходится. Выйти из комнаты можно только через дверь, и, значит, остается одно — ждать, когда Конрад и его дружок явятся за ним. А когда они войдут… Томми улыбнулся. С величайшей осторожностью он нащупал в темноте знакомую картину и снял ее с крючка. Приятно было сознавать, что он не напрасно обдумывал этот вариант с картиной. Теперь оставалось только ждать, и он ждал.

Ночь тянулась медленно — целую вечность, как показалось Томми. Но наконец он услышал шаги. Он поднялся с кровати, глубоко вздохнул и поудобнее перехватил картину.

Дверь открылась. Из коридора в комнату проник слабый свет, и Конрад направился прямо к газовому рожку. Томми почувствовал легкое разочарование, оттого, что первым вошел Конрад. Было бы приятно посчитаться именно с ним. Но пришлось довольствоваться Номером Четырнадцатым. Как только тот переступил порог, Томми изо всех сил ударил его картиной по голове. Номер Четырнадцатый рухнул на пол под оглушительный звон бьющегося стекла, а Томми выскочил за дверь и закрыл ее. Ключ был в замке, он повернул его и выдернул из скважины как раз в ту секунду, когда Конрад начал биться плечом в дверь, пересыпая удары ругательствами.

Томми остановился в нерешительности. Снизу донесся какой-то шум, потом раздался голос немца:

— Gott im Himmel![67] Конрад, в чем дело?

Томми почувствовал, как его руку сжали тонкие пальцы. Рядом с ним стояла Аннет. Она указывала на приставную лестницу, которая, видимо, вела на чердак.

— Туда, быстрее! — Она потащила его за собой, и через секунду они очутились на пыльном, заваленном всяким хламом чердаке. Томми огляделся.

— Какой смысл? Это же ловушка. Отсюда нет выхода.

— Ш-ш! Минутку. — Аннет прижала палец к губам, тихонько подошла к люку и прислушалась.

Снизу доносился оглушающий грохот. Немец и кто-то еще пытались выломать дверь. Аннет объяснила шепотом:

— Они думают, что вы еще там. Разобрать, что говорит Конрад, они не могут. Дверь очень толстая.

— А я думал, что прослушивается все до последнего слова.

— Да, в стене есть отверстие. Вы молодец, что догадались. Но они про него забыли. Они думают только о том, как бы взломать дверь.

— Да… но, послушайте…

— Подождите.

Она нагнулась, и Томми с изумлением увидел, что она привязывает длинную бечевку к ручке большого покрытого трещинами кувшина. Кувшин она осторожно поставила на край люка и обернулась к Томми.

— Ключ от двери у вас?

— Да.

— Дайте его мне. — Он отдал ей ключ, и она продолжала: — Я сейчас спущусь. Как вы думаете, вам удастся незаметно спуститься до середины лестницы и затем спрыгнуть так, чтобы оказаться под лестницей?

Томми кивнул.

— Там в глубине стоит большой шкаф. Спрячьтесь за ним, а конец бечевки держите в руке. Когда я выпущу этих двоих из комнаты, дерните за нее.

Он не успел ни о чем ее расспросить, потому что она бесшумно спустилась по лестнице и, подбежав к двери, начала кричать:

— Mon Dieu! Mon Dieu! Qu'est-ce gu'il y а?[68]

Немец с проклятием обернулся к ней:

— Убирайся отсюда! Ступай к себе в комнату!

Томми бесшумно соскользнул с перекладины под лестницу. Только бы они не обернулись… Но все сошло благополучно, и он скорчился за шкафом. Негодяи загораживали ему путь к лестнице, ведущей вниз.

— Ой. — Аннет как будто споткнулась и подняла что-то с пола.

— Mon Dieu, voilа la clef![69]

Немец вырвал ключ у нее из рук и отпер дверь. Из нее с ругательством вывалился Конрад.

— Где он? Вы его схватили?

— Мы никого не видели, — сердито сказал немец.

Он побледнел.

— О ком ты говоришь?

Конрад снова разразился ругательствами.

— Значит, смылся!

— Не может быть! Мы бы его увидели.

И тут с ликующей улыбкой Томми дернул за бечевку. С чердака донесся грохот рухнувшего кувшина. В мгновение ока его тюремщики, отталкивая друг друга, взлетели по шаткой лестнице и исчезли в темноте чердака.

Томми молниеносно выскочил из-за шкафа и, волоча за собой Аннет, бросился вниз по лестнице. В прихожей никого не было. Трясущимися руками он отодвигал засовы и цепочку. Наконец дверь распахнулась. Он оглянулся, Аннет исчезла.

Томми прирос к месту. Неужели она опять умчалась наверх? Это же безумие! Зачем? Он скрипнул зубами от нетерпения, но продолжал ждать. Не мог же он оставить ее здесь!

Внезапно сверху послышались крики, сначала что-то проорал немец, а затем раздался звонкий голос Аннет:

— Ma foi[70], он сбежал! И так быстро, кто бы мог подумать!

Томми все еще не двигался. Это приказ ему бежать? Да, наверно.

И тут она крикнула еще громче:

— Какой страшный дом! Я хочу вернуться к Маргарите! Маргарите! К Маргарите!

Томми бросился назад к лестнице. Она хочет, чтобы он бежал один, но почему? Любой ценой он должен увести ее с собой. И тут сердце у него сжалось. Вниз по лестнице бежал Конрад. Увидев Томми, он издал торжествующий вопль. Следом за Конрадом неслись остальные.

Томми встретил Конрада мощным ударом в подбородок, тот рухнул, как бревно. Второй споткнулся о его тело и упал. Томми увидел вспышку, и ухо ему оцарапала пуля. Нет, прочь из этого дома, и поскорее! Аннет он помочь не может, но хотя бы рассчитался с Конрадом. Отличный удар!

Томми выскочил наружу, захлопнув за собой дверь. На площади не было ни души. Перед домом он приметил хлебный фургон. Видимо, в нем его собирались вывезти из Лондона, и потом его труп нашли бы за много миль от Сохо. Шофер выскочил из кабины и попытался его задержать. Он тоже получил молниеносный удар кулаком и растянулся на асфальте.

Томми помчался во весь дух — как раз вовремя. Дверь распахнулась, и вокруг засвистели пули. К счастью, ни одна его не задела. Он свернул за угол.

«Надо полагать, стрелять они больше не будут, — подумал он, — не то им придется иметь дело с полицией. Удивительно, как они вообще осмелились».

Позади он услышал топот и припустился еще быстрее. Только бы выбраться из этих переулков, тогда он спасен. Куда запропастились все полицейские! Впрочем, лучше обойтись без них. Придется объясняться, а это ни к чему хорошему не приведет. Тут ему снова улыбнулась удача. Он споткнулся о лежащего посреди тротуара человека, который тут же вскочил и, заорав от ужаса, кинулся наутек. Томми укрылся под аркой подъезда. Через несколько секунд он с удовольствием убедился, что оба его преследователя, одним из которых был немец, энергично устремились по ложному следу.

Он присел на ступеньку и подождал, пока у него восстановится дыхание. Потом неторопливо пошел в противоположную сторону. Он взглянул на свои часы. Почти шесть. Уже начинало светать. Он прошел мимо полицейского, стоящего на перекрестке. Тот смерил его подозрительным взглядом, и Томми почувствовал законное негодование. Но, проведя ладонью по лицу, рассмеялся. Он же не брился и не мылся трое суток! Ну и хорош же он, наверное!

Он немедленно зашагал к турецким баням, которые, как он знал, сейчас были наверняка открыты. Под яркие солнечные лучи он вышел, вновь став самим собой и обретя способность обдумать дальнейшие действия.

Прежде всего надо поесть. Ведь в последний раз он ел вчера днем. Томми свернул в закусочную и заказал яичницу с ветчиной и кофе. Поглощая все это, он просматривал утренние газеты и — чуть не поперхнулся. Целую страницу занимала статья о Краменине — «человек, породивший большевизм в России». Краменин только что прибыл в Лондон с неофициальным визитом. Далее кратко излагалась его биография, а завершалась статья категорическим утверждением, что именно он был творцом русской революции, а не так называемые вожди.

В центре страницы красовался портрет.

— Значит, вот кто такой Номер Первый, — сказал Томми с набитым ртом. — Надо поторопиться.

Расплатившись, он отправился в Уайтхолл[71] и попросил доложить о себе, добавив, что дело не терпит отлагательств. Через несколько минут он был уже в кабинете человека, которого здесь называли совсем не «мистером Картером». Хозяин кабинета строго сказал:

— Послушайте, почему вы явились прямо сюда? Я же дал вам ясно понять, что этого ни в коем случае не следует делать!

— Все верно, сэр, но я решил, что нельзя терять ни минуты.

И Томми, как мог, кратко изложил события последних дней.

В середине его рассказа мистер Картер набрал номер телефона и отдал несколько загадочных распоряжений. Он уже больше не хмурился. Когда Томми умолк, мистер Картер одобрительно кивнул:

— Вы поступили абсолютно правильно. Каждая минута на счету. Но, боюсь, мы уже опоздали. Они наверняка сразу же убрались оттуда. Разве что не все следы успели замести. Так говорите, что узнали в Номере Первом Краменина? Вот это очень важно. Нам как раз необходимо иметь на руках красноречивые факты, чтобы правительство не слишком с ним лобызалось. Ну, а остальные? Вы говорите, что лица двоих показались вам знакомыми? И один из них как будто связан с профсоюзами? Взгляните-ка на эти фотографии, может, кого и узнаете.

Минутой позже Томми протянул ему фотографию. Мистер Картер явно был удивлен.

— Вестуэй? Вот бы не подумал. Он из умеренных. Ну, а что касается второго, тут я вряд ли ошибусь. — Он протянул Томми еще одну фотографию и улыбнулся в ответ на его изумленное восклицание. — Значит, угадал. Кто он такой? Ирландец. Видный юнионист, член парламента. Разумеется, это только ширма. Мы давно его подозревали, но не могли найти доказательства. Отлично поработали, молодой человек. Так вы говорите, что они назвали двадцать девятое? Значит, у нас мало времени. Очень, очень мало.

— Но… — Томми замялся.

— С угрозой всеобщей забастовки мы как-нибудь справимся, — ответил мистер Картер, читая его мысли. — У нас есть основания на это надеяться. Однако, если всплывет этот договор, нам несдобровать. Англию захлестнет анархия… Что еще там? Подали машину? Идемте, Бересфорд, осмотрим эту вашу тюрьму.

Перед домом в Сохо дежурили двое полицейских. Инспектор что-то вполголоса доложил мистеру Картеру, и тот обернулся к Томми.

— Как мы и предполагали, птички улетели. Что ж, пойдемте посмотрим.

Томми, точно во сне, ходил по опустевшему дому. Все оставалось точно таким же, как было. Его темница с косо висящими картинами, разбитый кувшин на чердаке, комната с длинным столом, за которым совещались заговорщики. Но нигде ни единого документа. Все бумаги были либо уничтожены, либо увезены. И никаких признаков Аннет.

— Чего я не могу понять, так это поведения этой девушки, — заметил мистер Картер. — Вы считаете, что она вернулась назад добровольно?

— Похоже на то, сэр. Пока я возился с засовами, она опять убежала наверх.

— Хм, значит, она тоже член шайки. Девичье сердце не выдержало, она не могла равнодушно смотреть, как убивают симпатичного молодого человека. Но она безусловно их сообщница, иначе бы не вернулась к ним.

— Сэр, мне не верится, что она с ними. Она… она совсем не такая.

— Красавица, вероятно? — сказал мистер Картер с улыбкой, которая вогнала Томми в краску. Он смущенно подтвердил, что Аннет и в самом деле красавица.

— Да, кстати, — сказал мистер Картер, — вы ведь еще не виделись с мисс Таппенс? Она просто засыпала меня письмами, и все по вашей милости.

— Таппенс? Я так и думал, что она будет беспокоиться. Она обратилась в полицию?

Мистер Картер покачал головой.

— Тогда как они пронюхали, кто я такой?

Мистер Картер вопросительно посмотрел на него, а выслушав детали, задумчиво кивнул.

— Действительно странно. Разве что «Ритц» был назван случайно.

— «Ритц» — может быть, но меня-то они уж точно каким-то образом вычислили.

— Ну что ж, — сказал мистер Картер, оглядываясь по сторонам, — здесь нам больше делать нечего. Может быть, перекусим?

— Огромное спасибо, сэр, но я хочу побыстрее повидаться с Таппенс.

— Да, я понимаю. Кланяйтесь ей от меня и скажите, чтобы в следующий раз она не поднимала паники раньше времени.

— Меня так просто на тот свет не отправишь, — ухмыльнулся Томми.

— Я это уже заметил, — сухо сказал мистер Картер. — Что ж, до свидания. Но не забывайте, вы теперь у них на примете, а потому напрасно не рискуйте.

— Благодарю вас, сэр.

Томми подозвал проезжавшее мимо такси и помчался в «Ритц», с удовольствием предвкушая, как он ошеломит Таппенс.

«Интересно, чем она занималась? Скорее всего, выслеживала „Риту“. Наверно, именно ее Аннет называла Маргаритой. Как это я сразу об этом не подумал».

Ему на минуту стало грустно — ведь это означало, что миссис Вандемейер и Аннет были очень близки.

Такси остановилось перед «Ритцем». Томми без церемоний ворвался в священные пределы отеля, но его ожидало горькое разочарование. Ему сообщили, что мисс Каули ушла примерно четверть часа назад.

Глава 18 Телеграмма

Постояв минуту в растерянности, Томми свернул в ресторан и заказал себе превосходный обед. Четыре дня, проведенные под стражей, заново научили его ценить хорошую еду.

Поднеся ко рту весьма аппетитный кусочек «рыбы а-ля Жанетт», он вдруг увидел, как в зал входит Джулиус. Томми весело замахал картой меню, стараясь привлечь его внимание. Наконец Джулиус обернулся, и брови его изумленно полезли вверх.

Американец стремительно подошел к столику и принялся трясти руку Томми с таким усердием, что тот был несколько озадачен.

— Тысяча койотов![72] — воскликнул он. — Неужели и вправду вы?

— Ну я. А что тут такого?

— Что такого? Да вас уже считали покойником. Вы разве не знаете? Еще день-два, и мы бы пошли заказывать панихиду.

— И кто же это считал меня покойником? — осведомился Томми.

— Таппенс.

— Ну, наверное, ей вспомнилось присловие, что лучшие умирают молодыми. Ну, видимо, во мне все-таки чересчур много первородного греха[73], это и помогло мне выжить. Кстати, где Таппенс?

— Разве она не у себя в номере?

— Нет. Портье сказал, она только что ушла.

— Отправилась за покупками, наверное. Я подвез ее сюда на машине час назад. Но не могли бы вы ненадолго отставить в сторону свое британское хладнокровие и перейти к делу? Где вас носило все это время?

— Если вы собираетесь есть, — ответил Томми, — тогда заказывайте. История будет длинная.

Джулиус уселся напротив и, подозвав официанта, продиктовал ему свои пожелания. Потом он выжидающе повернулся к Томми:

— Валяйте! Похоже, у вас были какие-то приключения?

— Были. Кое-какие, — скромно ответил Томми и начал рассказывать.

Джулиус слушал как зачарованный. Половина заказанных им блюд так и остались нетронутыми. Когда Томми умолк, он испустил долгий вздох.

— Сто очков в вашу пользу! Ну просто роман, за пять центов!

— А как дела на внутреннем фронте? — спросил Томми, протягивая руку за персиком.

— Ну-у-у… — протянул Джулиус, — на нашу долю тоже выпали кое-какие приключения.

Теперь настал его черед рассказывать. Начав с безуспешной разведки в Борнемуте, он по порядку описал свое возвращение в Лондон, покупку автомобиля, растущую тревогу Таппенс, их визит к сэру Джеймсу и захватывающие события минувшей ночи.

— Так кто же ее убил? — спросил Томми. — Я что-то не совсем понял.

— Доктор вбил себе в голову, что она сама приняла слишком сильную дозу снотворного, — нехотя ответил Джулиус.

— А сэр Джеймс, что он говорит?

— Будучи юридическим светилом, он умеет молчать как рыба, — ответил Джулиус. — Я бы сказал, что он «воздержался от выводов». — И он сообщил об их разговоре с маленьким доктором.

— Лишилась памяти? — повторил Томми с интересом. — Черт побери, теперь понятно, почему они так уставились на меня, когда я брякнул, что мне необходимо ее расспросить. Тут я, несомненно, дал маху! Но кто же смог бы на моем месте додуматься до такого?

— А они случайно не намекали вам, где сейчас Джейн?

Томми огорченно покачал головой.

— Ни слова. Ну а я, как вы знаете, порядочный осел. Нет бы выудить у них побольше.

— Вам еще жутко повезло, иначе не сидеть бы вам сейчас за этим столом. А за нос вы их поводили здорово. И как это вам удалось все это придумать.

— У меня так тряслись поджилки, что пришлось живее шевелить мозгами, — откровенно признался Томми.

Они помолчали, затем Томми вернулся к смерти миссис Вандемейер.

— В том, что это хлорал, сомнений нет?

— По-моему, никаких. Я имею в виду заключение медика: сердце не выдержало сверхдозы… Ну, что-то в этом роде. Тем лучше. Не хватало нам только расследования. Но, по-моему, Таппенс, и я, и даже высокомудрый сэр Джеймс пришли к одному и тому же выводу.

— Мистер Браун? — опередил его Томми.

— Ага.

Томми кивнул, а потом сказал задумчиво:

— Но у мистера Брауна нет крыльев. Не понимаю, как он мог войти и выйти незамеченным.

— Ну, а если он умеет передавать мысли на расстояние? Телепатический гипноз. С его помощью он и вынудил миссис Вандемейер покончить с собой.

Томми посмотрел на него с уважением.

— Браво, Джулиус, просто отлично. Одна формулировка чего стоит. Но что-то вы не очень меня убедили. Думаю, здесь не обошлось без живого мистера Брауна — из плоти и крови. По-моему, подающим надежды юным сыщикам пора браться за работу. Снова искать входы и выходы, снова набивать шишки на лбах, пока не приоткроется завеса над тайной. Поехали на место преступления. Жаль, мы не знаем, где Таппенс. Стены «Ритца» имели бы возможность насладиться зрелищем воссоединения друзей.

Портье сообщил им, что Таппенс не возвращалась.

— На всякий случай я все-таки загляну к себе в номер, — сказал Джулиус, — а вдруг она там, в гостиной. — И он исчез.

Внезапно у локтя Томми возник худенький мальчишка.

— Барышня, сэр… по-моему, она уехала на поезде, — застенчиво сообщил он.

— Что? — Томми нагнулся к нему.

Мальчуган зарумянился еще больше.

— Я слышал, как она сказала шоферу такси, чтобы ехал к вокзалу Черинг-Кросс[74] и поторапливался.

Томми смотрел на него, вытаращив глаза. Паренек, осмелев, продолжал:

— Вот я и подумал, раз уж она попросила принести ей железнодорожное расписание и справочник…

— А когда она попросила? — перебил его Томми.

— Когда я принес ей телеграмму.

— Телеграмму?

— Да, сэр.

— И в котором часу это было?

— В половине первого, сэр.

— Ну-ка, расскажи мне все, как было.

Сделав глубокий вдох, паренек послушно начал:

— Я отнес телеграмму в номер восемьсот девяносто первый. Барышня была там. Она вскрыла телеграмму, охнула, а потом сказала веселым таким голосом: «Принеси-ка мне железнодорожное расписание и справочник, да поторопись, Генри». Меня зовут не Генри, но…

— Познакомимся потом, — нетерпеливо перебил Томми, — что было дальше?

— Ну принес я, значит, и расписание и справочник, а она велела подождать и стала их листать, потом посмотрела на часы, да как вскрикнет: «Скорее! Скорее скажи, чтобы мне прислали такси». Быстро нахлобучила шляпку перед зеркалом. И сразу за мной — вниз. Я видел, как она сбежала по ступенькам и прыгнула в такси. И слышал, что сказала шоферу — я вам говорил уже.

Паренек умолк и снова набрал воздуха в легкие. Томми продолжал недоуменно смотреть на него. Тут к нему подошел Джулиус с развернутым листком в руке.

— Послушайте, Херсхейммер, — обернулся к нему Томми, — Таппенс занялась слежкой самостоятельно.

— Чушь!

— Да нет. Получила телеграмму, схватила такси и помчалась на вокзал Черинг-Кросс. — Его взгляд упал на листок в руке Джулиуса. — А, так она оставила вам записку? Отлично. Так куда же она умчалась?

Почти машинально он протянул руку к письму, но Джулиус быстро сложил листок и сунул его в карман. Он как будто слегка смутился.

— Нет, это не то. Тут совсем о другом… Я задал ей один вопрос, а она обещала ответить позже.

— О-о! — озадаченно воскликнул Томми, явно в ожидании объяснений.

— Вот что! — внезапно сказал Джулиус. — Лучше я вам прямо скажу: сегодня утром я просил мисс Таппенс стать моей женой.

— О-о! — машинально произнес Томми. Чего-чего, а такого он не ждал. Он был так ошеломлен, что больше ничего не мог из себя выдавить.

— Я вам вот что хочу сказать, — продолжал Джулиус. — Перед тем как я завел с Таппенс этот разговор, я ясно дал ей понять, что не хочу вставать между вами…

Томми очнулся.

— Это не важно, — сказал он быстро. — Мы с Таппенс друзья с детства. Вот и все. — Он закурил сигарету, которая слегка дрожала у него в руке. — Это даже здорово. Таппенс всегда говорила, что ищет… — Он внезапно умолк и побагровел. Но Джулиус даже бровью не повел.

— Да, конечно — ее интересуют доллары. Мисс Таппенс мне сразу же это объяснила. Притворства в ней нет ни капельки. И мы отлично поладим.

Томми несколько секунд смотрел на него странным взглядом, словно хотел что-то сказать, но передумал и промолчал. Таппенс и Джулиус! А почему бы и нет? Разве она не сказала, что не прочь познакомиться с богатым холостяком? Разве не говорила, что, если удастся, выйдет замуж по расчету? Знакомство с американским миллионером — редкий шанс, и уж, конечно, она его не упустит. Ей нужны деньги, она в открытую говорила об этом. Так можно ли ее осуждать за верность своим принципам?

Однако Томми осуждал ее. Его переполняла страстная и абсолютно нелогичная злость. Болтать можно что угодно, но стоящая девушка ни за что не выйдет замуж только ради денег. Расчетливая, корыстная эгоистка! И он будет очень рад, если больше ее никогда не увидит! До чего же все-таки паршивая штука жизнь!

От печальных размышлений его отвлек голос Джулиуса:

— Да, конечно, мы поладим. Я слышал, что поначалу девушки всегда отказывают. Вроде бы как обязательное правило игры.

Томми ухватил его за плечо.

— Отказывает? Вы сказали — отказывает?

— Вот именно. Разве я вам не сказал? Сразу выпалила «нет». Без всяких объяснений. Загадочная «вечная женственность», как выражаются немцы. То есть я так слышал. Ну, да она передумает. Я, наверное, слишком уж на нее нажал…

Но Томми перебил его, не заботясь больше о соблюдении приличного нейтралитета.

— Что она вам написала? — спросил он свирепо.

Честный Джулиус протянул ему листок.

— О том, куда она поехала, тут ни слова нет, — заверил он Томми. — Пожалуйста, прочитайте, если мне не верите.

Записка, написанная хорошо знакомым школьным почерком, гласила:

«Милый Джулиус!

Лучше, чтобы не оставалось никаких неясностей. Пока Томми не найдется, я не могу думать о замужестве. Так что отложим до тех пор. С дружеским расположением,

ваша Таппенс».

Томми вернул листок, глаза его сияли. В его чувствах произошла разительная перемена. Теперь Таппенс казалась ему воплощением благородства и бескорыстия. Ведь она без колебаний отказала Джулиусу! Правда, отказ был неокончательным. Но это он мог извинить. И вообще, может, она хотела таким образом подтолкнуть Джулиуса на более энергичные поиски Томми. Нет, наверное, это вышло у нее нечаянно. Милая Таппенс! Во всем мире другой такой не найти! Когда они встретятся… И тут его словно окатило ледяной волной.

— Совершенно верно, — сказал он, беря себя в руки, — о том, куда она поехала, тут нет ничего. Эй! Генри!

Паренек послушно подбежал к нему, и Томми достал из кармана пять шиллингов.

— Слушай, ты не помнишь, что барышня сделала с телеграммой?

Генри возбужденно воскликнул:

— Смяла в комок, бросила в камин и воскликнула что-то вроде «Ура!», сэр.

— Молодец, Генри, — сказал Томми, — получай пять шиллингов. — Пошли, Джулиус, надо найти эту телеграмму.

Они кинулись наверх. Таппенс оставила ключ в замке номера. В камине они увидели оранжево-белый комок. Томми схватил его и разгладил.

«Приезжай немедленно Moym-хаус, Эбери, Йоркшир[75]. Замечательная новость. Томми».

Они с недоумением переглянулись. Первым заговорил Джулиус:

— Но ведь вы же ее не посылали?

— Конечно! Что это значит?

— По-моему, самое худшее, — негромко сказал Джулиус. — Она у них в лапах.

— Что-о?!

— Как пить дать. Подписали телеграмму вашим именем, и она послушно, точно овечка, отправилась им в пасть.

— Господи! Что же нам теперь делать?

— Ехать за ней, что же еще? Прямо сейчас, дорога каждая минута. Нам еще повезло, что она не прихватила телеграмму с собой. А то бы нам ее ни в жизнь не отыскать. Ну, теперь вперед. Где это расписание?

Энергия Джулиуса была заразительна. Будь Томми один, он, наверное, еще с полчаса обдумывал бы план действий, но в компании с Джулиусом Херсхейммером не очень-то поразмышляешь. Пробормотав что-то нелестное в адрес британцев, он передал справочник Томми, более хорошо ориентирующемуся в его тайнах.

— Ну, вот. Эбери, Йоркшир. От Кингз-Кросс[76]. Или Сент-Панкрас[77] (мальчишка, наверное, перепутал. Не Черинг-Кросс, а Кингз-Кросс). Двенадцать пятьдесят… С этим поездом она уехала. Четырнадцать сорок уже ушел. Далее пятнадцать двадцать… Идет чертовски медленно.

— А если на машине?

Томми покачал головой.

— Отошлите ее туда с шофером, если хотите, а нам лучше поехать на поезде. Главное — сохранять хладнокровие.

— Само собой, — простонал Джулиус. — Но меня просто трясет от злости, как подумаю, что молоденькая неопытная девушка оказалась в такой опасности.

Томми рассеянно кивнул. Он что-то сосредоточенно обдумывал и вдруг спросил:

— Послушайте, Джулиус, а зачем, собственно, она им понадобилась?

— А? Я что-то не понял.

— Я хочу сказать, что, по-моему, не в их интересах с ней расправляться, — объяснил Томми, хмуря брови от напряжения. — Она заложница, вот что! Пока ей ничего не грозит. Они держат ее на всякий случай, вдруг мы что-нибудь раскопаем. Тогда они смогут из нас веревки вить, ясно?

— Более чем, — пробормотал задумчиво Джулиус. — Да, так оно и есть.

— И еще, — добавил Томми, — я очень верю в Таппенс!

Вагоны были переполнены, поезд шел чуть ли не со всеми остановками, и им пришлось сделать две пересадки — сначала в Донкастере[78], потом на местный поезд. На пустынной платформе Эбери маячил единственный носильщик, у которого Томми спросил:

— Как отсюда добраться до Моут-хауса?

— Моут-хауса? До него отсюда не близко. Большой дом у моря, вы его имеете в виду?

Томми не моргнув глазом энергично закивал. Выслушав подробное, но довольно путаное объяснение носильщика, они покинули станцию. Тут еще начал накрапывать дождь, и, подняв воротники, они зашлепали по грязной дороге. Внезапно Томми остановился.

— Погодите-ка! — Он бегом вернулся на станцию и подошел к носильщику: — Послушайте, вы не запомнили молодую барышню, которая приехала на предпредыдущем поезде из Лондона? Наверное, она спросила у вас дорогу к Моут-хаусу.

Он, насколько мог, старательно описал Таппенс, но носильщик покачал головой. С того поезда сошло несколько пассажиров. Но никакой барышни он что-то не припоминает. И дороги к Моут-хаусу у него никто не спрашивал, за это уж он может поручиться.

Томми вернулся к Джулиусу и сообщил ему то, что узнал от носильщика. Им все больше овладевало отчаяние. Он уже не сомневался, что их поиски окажутся неудачными. Противник опередил их на три часа. А трех часов мистеру Брауну более чем достаточно. И уж конечно, он учел вероятность того, что телеграмму могут обнаружить.

Дорога казалась бесконечной. Один раз они свернули не там, где нужно, и почти полмили шли не в ту сторону. Был уже восьмой час, когда от местного мальчишки они услышали наконец, что до Моут-хауса рукой подать. Вон там, за поворотом.

Проржавевшая чугунная калитка уныло поскрипывала на петлях. Подъездная аллея между разросшимися кустами была густо усыпана листьями. У молодых людей невольно забегали по спине мурашки. Они зашагали по аллее. Густой слой листьев заглушал их шаги, было почти темно, казалось, они угодили в царство призраков. Над головой, тоскливо шурша и поскрипывая, смыкались мощные ветки. Иногда вниз слетал холодный мокрый листок, и они в ужасе вздрагивали, когда он задевал их лица.

За поворотом они увидели дом. Он тоже выглядел заброшенным. Ставни были закрыты, ступеньки крыльца обросли мхом. Неужели Таппенс действительно заманили в эту глушь? Казалось, сюда давным-давно никто не наведывался.

Джулиус дернул заржавевшую ручку звонка. Изнутри донеслось надтреснутое звяканье, эхом раскатившееся по пустому дому. Никто не отозвался. Они звонили и звонили — напрасно. Тогда они обошли весь дом. Но кругом не было ни души, все окна были закрыты ставнями. Если глаза их не обманывали, здесь давно никто не бывал.

— Пустой номер! — сказал Джулиус.

Они побрели назад к калитке.

— Сходим в соседнюю деревню, — предложил американец. — Наведем справки. Там наверняка знают что-нибудь про этот дом. И бывал ли кто-нибудь в нем в последнее время.

— Да, неплохая мысль.

Вскоре они добрели до небольшой деревушки. Почти сразу же им повстречался мужчина в комбинезоне, он держал в руке сумку с инструментами. Томми остановил его.

— Моут-хаус? Там никто не живет. Уж несколько лет точно. Если хотите его осмотреть, так ключ у миссис Суини. Дом рядом с почтой.

Томми поблагодарил его. Скоро они отыскали почту, служившую одновременно кондитерской и галантерейной лавкой, и постучали в дверь соседнего домика. Им открыла румяная добродушная женщина. Она охотно принесла ключ от Моут-хауса.

— Только не думаю, чтобы он вам подошел, сэр. Совсем обветшал, крыша течет и еще всякого хватает. Кучу денег ухлопаете на ремонт.

— Спасибо, — бодро ответил Томми. — Видимо, мы зря сюда прокатились, но ведь нынче подыскать дом нелегко.

— Что верно, то верно, — согласилась женщина. — Моя дочка с зятем тоже никак не могут найти себе приличный коттедж, ищут, ищут. А все война. Натворила дел. Вы извините меня, сэр, но только что вы там в темнотище увидите? Может, вам лучше обождать до завтра?

— Пожалуй, но мы и сейчас поглядим. Мы бы раньше зашли, но сбились с дороги, пока искали тот дом. А где здесь можно переночевать?

Миссис Суини посмотрела на них и не очень решительно сказала:

— Ну разве что «Герб Йоркшира», но только это не место для джентльменов вроде вас.

— Это не важно. Большое вам спасибо. Да, кстати, у вас сегодня не спрашивала ключа молодая девушка?

Миссис Суини покачала головой.

— Нет, там давно никто не бывал.

— Еще раз спасибо.

Они вернулись к заброшенному дому. Когда входная дверь с протестующим скрипом отворилась, Джулиус зажег спичку и внимательно исследовал пол. Потом покачал головой.

— Нет, сюда никто не заходил. Поглядите на пыль. Ни единого следа.

Они обошли пустые комнаты. Всюду одно и то же. Толстый, нетронутый слой пыли.

— С меня хватит, — сказал Джулиус. — Таппенс здесь точно не было.

— А я уверен, что была.

Джулиус молча покачал головой.

— Вернемся завтра, — сказал Томми. — Может, при дневном свете мы что-нибудь обнаружим.

Утром они снова обошли весь дом, — сомнений не оставалось — сюда давно никто не заходил.

Наверное, они бы тут же и уехали, если б не счастливая находка. Когда они возвращались к воротам, Томми вдруг вскрикнул, нагнулся и вытащил что-то из листьев.

— Брошка Таппенс!

— Вы уверены?

— Абсолютно. Она ее часто надевала.

Джулиус тяжко вздохнул.

— Так, значит, она все-таки тут побывала. Устроимся в «Гербе Йоркшира» и будем искать, пока не отыщем. Кто-то же должен был ее видеть!

Они обшарили всю округу — и вместе и поодиночке, но никакого результата. Никто не видел девушки, похожей на Таппенс. Тем не менее молодые люди не теряли надежду. На всякий случай они решили изменить тактику. Бесспорно, Таппенс пробыла возле Моут-хауса недолго. Видимо, ее сразу схватили и увезли на автомобиле. Они возобновили поиски. Кто-нибудь видел автомобиль неподалеку от Моут-хауса в тот день? И вновь — никто ничего не видел.

Джулиус затребовал из Лондона свою машину, и они день за днем неутомимо колесили по окрестностям.

Серый лимузин, на который они возлагали большие надежды, им удалось проследить до Харрогейта[79], но он оказался собственностью весьма почтенной старой девы.

Каждый день — новый маршрут. Джулиус, точно ищейка, цеплялся за каждую мелочь. Он отслеживал каждый автомобиль, проехавший через деревушку в роковой день, врывался в дома владельцев этих автомобилей и подвергал их суровым допросам. Однако его извинения были такими горячими, что гнев негодующих жертв мгновенно улетучивался. Но дни шли, а о Таппенс по-прежнему не было ни слуху ни духу. Похитители так ловко все проделали, что Таппенс, казалось, буквально провалилась сквозь землю.

Томми все чаще мучила одна мысль.

— Знаешь, сколько мы здесь торчим? — спросил он как-то за завтраком. — Неделю! Таппенс мы не нашли, а следующее воскресенье — двадцать девятое!

— Черт! — задумчиво пробормотал Джулиус. — Я совсем забыл про двадцать девятое. Я думал только про Таппенс.

— И я. То есть про двадцать девятое я не забыл, да только все это казалось такой ерундой по сравнению с исчезновением Таппенс. Но сегодня двадцать третье, и времени уже почти нет. Если мы вообще хотим ее найти, мы должны это сделать до двадцать девятого. Позже ее жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Заложница им больше не понадобится. По-моему, мы здорово сплоховали с этими нашими поисками. Столько времени упустили и ровным счетом ничего не добились.

— Согласен. Мы как два недоумка откусили кусок, который нам не по зубам. Но больше я не намерен валять дурака.

— Что вы имеете в виду?

— То, что надо было сделать неделю назад. Сейчас же еду в Лондон и передаю все дело в руки вашей английской полиции. Мы возомнили себя сыщиками! Хороши сыщики! Два идиота. С меня достаточно. Теперь пусть поработает Скотленд-Ярд.

— Верно, — медленно сказал Томми. — Жаль, что мы не обратились туда сразу.

— Лучше поздно, чем никогда. Мы играли в жмурки, точно пара несмышленышей. А сейчас я еду в Скотленд-Ярд: пусть возьмут меня за ручку и выведут на дорогу. В конечном итоге профессионалы всегда одерживают верх. Ты со мной?

Томми покачал головой.

— Зачем? Хватит и одного из нас. А я, пожалуй, попробую еще тут пошуровать. Как знать: а вдруг все-таки что-нибудь выяснится?

— Верно. Ну, пока. Я вернусь в два счета — с теплой компанией полицейских. Попрошу, чтобы назначили самых лучших.

Однако события развернулись не так, как предполагал Джулиус. Днем Томми пришла телеграмма:

«Жду Манчестер[80], отель Мидленд. Важные новости.

Джулиус».

В девятнадцать тридцать того же дня Томми сошел с пассажирского поезда в Манчестере. Джулиус ждал его на перроне.

— Я знал, что ты приедешь этим поездом, если тебе сразу доставят мою телеграмму.

Томми вцепился ему в локоть.

— Что случилось? Нашлась Таппенс?

Джулиус покачал головой.

— Нет. Но смотри, что я нашел в Лондоне. Пришла за час до моего приезда.

Он протянул Томми телеграмму, и тот с изумлением прочел:

«Джейн Финн нашлась. Немедленно приезжайте Манчестер отель Мидленд.

Пиль Эджертон».

Джулиус забрал телеграмму и сунул ее в карман.

— Странно! — заметил он. — А я-то думал, что законник бросил это дело.

Глава 19 Джейн Финн

— Я приехал полчаса назад, — объяснил Джулиус, направляясь к выходу. — Я еще в Лондоне прикинул, что ты приедешь с этим поездом, ну и телеграфировал сэру Джеймсу. Он снял нам номера и в восемь ждет в ресторане.

— А из чего ты заключил, что он решил больше в этом деле не участвовать? — спросил Томми с любопытством.

— Из его собственных слов, — сухо ответил Джулиус. — Старичок умеет прятать свои намерения. Как вся их чертова порода, он не собирался открывать карты, пока не убедился в выигрыше.

— Ну, не знаю, — задумчиво сказал Томми.

— Чего не знаешь? — накинулся на него Джулиус.

— В этом ли настоящая причина.

— А в чем? Стопроцентно так.

Но Томми только покачал головой.

Сэр Джеймс появился точно в восемь, и Джулиус представил ему Томми. Сэр Джеймс тепло пожал ему руку.

— Очень рад познакомиться с вами, мистер Бересфорд. Я столько слышал о вас от мисс Таппенс, — он невольно улыбнулся, — что у меня такое ощущение, будто мы знакомы очень давно.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Томми с обычной своей веселой усмешкой, пожирая глазами знаменитого адвоката. Как и Таппенс, он сразу ощутил магнетизм личности сэра Джеймса, и ему вспомнился мистер Картер. Хотя внешне эти два человека были абсолютно непохожи, впечатление они производили одинаковое. Внешняя беспристрастность одного и профессиональная сдержанность другого скрывали острый, как рапира, ум.

Он чувствовал, что сэр Джеймс тоже внимательно его разглядывает. Когда тот отвел глаза, у Томми было такое чувство, будто его прочли, как открытую книгу. Естественно, он был не прочь узнать, какой ему был вынесен приговор, но шансов на это не было никаких. Сэр Джеймс замечал все, но предпочитал не распространяться о своих открытиях. Что и подтвердилось в самом ближайшем будущем.

Джулиус тут же засыпал его вопросами. Как сэру Джеймсу удалось найти его двоюродную сестру? Почему он скрыл от них, что продолжает поиски? Ну, и так далее.

Сэр Джеймс только поглаживал подбородок и улыбался. В конце концов он сказал:

— Не горячитесь так, ведь она нашлась. А это главное. Не так ли? Ведь это главное?

— Само собой. Но все-таки, как вам удалось напасть на ее след? Мы с мисс Таппенс думали, что вы уже махнули рукой на эту историю.

— А-а! — Адвокат бросил на него пронизывающий взгляд и продолжал поглаживать подбородок. — Вот, значит, что вы подумали? Так-так.

— Но теперь я вижу, что мы ошиблись, — не отступал Джулиус.

— Ну, так категорически я не стал бы этого утверждать. Однако, ко всеобщему удовольствию, мы сумели отыскать вашу барышню.

— Но где она? — воскликнул Джулиус, думая уже о другом. — Вы, конечно, привезли ее с собой?

— К сожалению, это было невозможно, — мягко сказал сэр Джеймс.

— Почему?

— Потому что бедняжку сбила машина, и у нее небольшая травма головы. Ее отвезли в больницу, и там она, как только очнулась, сказала, что ее зовут Джейн Финн. Когда… э-э… я услышал про это, то настоял, чтобы ее перевезли в дом врача, моего хорошего друга, и тут же телеграфировал вам. А она опять потеряла сознание и до сих пор в себя не пришла.

— С ней что-нибудь серьезное?

— Да нет. Синяк, несколько ссадин. С медицинской точки зрения травма настолько легкая, что сама по себе не могла вызвать подобное состояние. Вероятно, сказывается потрясение от того, что к ней вернулась память.

— Что? К ней вернулась память? — взволнованно воскликнул Джулиус.

Сэр Джеймс нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

— Несомненно, мистер Херсхейммер, раз она сумела назвать свое подлинное имя. Я думал, это понятно.

— А вы оказались в нужном месте, — сказал Томми, — ну просто сказка!

Однако сэр Джеймс невозмутимо избежал ловушки.

— В жизни случаются совершенно невероятные совпадения, — сухо ответил он.

Однако с этой минуты Томми больше не сомневался в том, что до этого момента только предполагал: присутствие сэра Джеймса в Манчестере не было случайным.

Он не только не махнул рукой на поиски, как полагал Джулиус, но каким-то одному ему известным способом сумел отыскать пропавшую девушку. Но к чему такая таинственность? Томми решил, что это издержки профессии — адвокатская привычка держать язык за зубами.

От этих размышлений его отвлек голос Джулиуса:

— После обеда сразу поеду к Джейн!

— Боюсь, это бессмысленно, — охладил его сэр Джеймс. — В столь поздний час к ней вряд ли допустят посетителей. Не лучше ли вам отложить свой визит до десяти часов утра?

Джулиус покраснел. Сэр Джеймс был ему чем-то неприятен. Такое часто случается при столкновении властных натур.

— И все-таки я смотаюсь туда теперь же и посмотрю, нельзя ли их там подмазать, чтобы они забыли про свои дурацкие правила.

— Это совершенно бесполезно, мистер Херсхейммер!

Фраза прозвучала как выстрел из пистолета, Томми даже вздрогнул. Джулиус был возбужден и явно нервничал. Рука, подносившая рюмку к губам, немного дрожала. Но он ответил сэру Джеймсу вызывающим взглядом. Казалось, искры взаимной их враждебности вот-вот вспыхнут жарким пламенем. Но затем Джулиус, словно покоряясь, опустил глаза.

— Ну что ж, пока решающее слово за вами.

— Благодарю вас, — ответил адвокат. — Так, значит, завтра в десять? — И, как ни в чем не бывало, он повернулся к Томми. — Признаюсь, мистер Бересфорд, встреча с вами была для меня сюрпризом. Когда я расстался с вашими друзьями, ваша судьба их очень тревожила. В течение нескольких дней от вас не было никаких известий, и мисс Таппенс пришла к выводу, что вы попали в затруднительное положение.

— И она была права, сэр! — с улыбкой сказал Томми. — Самое затруднительное в моей жизни.

Отвечая на вопросы сэра Джеймса, он коротко описал свои приключения, а когда умолк, то увидел, что адвокат опять с интересом его разглядывает.

— Вы отлично сумели выбраться из этого положения, — сказал он очень серьезно. — Должен вас поздравить. Вы проявили большую находчивость и прекрасно справились со всеми трудностями.

От этой похвалы Томми стал красным, как вареная креветка.

— У меня бы ничего не получилось, если бы не эта француженка.

— Да-да! — Сэр Джеймс слегка улыбнулся. — Как удачно для вас, что она… э-э… что вы ей понравились. — Томми хотел было запротестовать, но сэр Джеймс продолжал: — Но вы уверены, что она тоже из этой шайки?

— Боюсь, что да, сэр. Я ведь подумал, что они удерживают ее насильно, но, судя по ее поведению, это не так. Она же вернулась к ним, хотя могла убежать.

Сэр Джеймс задумчиво кивнул.

— Что она сказала? Просила, чтобы ее отвезли к Маргарите?

— Да, сэр. По-моему, она говорила о миссис Вандемейер.

— Та всегда подписывалась «Рита Вандемейер». И все друзья называли ее Ритой. Но, возможно, девушка привыкла называть ее полным именем. В ту минуту, когда она прокричала ее имя, миссис Вандемейер умирала или уже умерла! Есть над чем задуматься. И еще кое-что кажется мне неясным. Ну хотя бы то, что они ни с того ни с сего изменили свое отношение к вам. Да, кстати, полиция, конечно, обыскала дом?

— Да, сэр. Но они успели сбежать.

— Естественно, — сухо заметил сэр Джеймс.

— И не оставили ни единой улики.

— Хотел бы я знать… — Адвокат задумчиво забарабанил по столу. Что-то в его голосе заставило Томми напрячься. Быть может, зорким глазам сэра Джеймса открылось что-то, чего не заметили они? Он сказал порывисто:

— Вот если бы вы были там, сэр, когда дом обыскивали!

— Да, если бы! — негромко отозвался сэр Джеймс. Он помолчал, а потом поглядел на Томми. — Ну, а дальше? Что вы делали дальше?

Томми с недоумением уставился на него и только через секунду сообразил, что адвокату ничего не известно про исчезновение Таппенс.

— Я совсем забыл, что вы не знаете про Таппенс, — медленно произнес он. Мучительная тревога, на время заглушенная известием о Джейн Финн, вновь сжала его сердце.

Адвокат со стуком положил нож и вилку.

— Что же такое стряслось с мисс Таппенс? — В его голосе сквозило напряжение.

— Она исчезла, — сказал Джулиус.

— Когда?

— Неделю назад.

Сэр Джеймс буквально выстреливал вопросы. Томми и Джулиус рассказали о событиях последней недели и своих тщетных поисках.

Адвокат с ходу уловил самую суть.

— Телеграмма, подписанная вашим именем? Значит, они очень много о вас знают. Но не прочь узнать поточнее и о том, что вам все-таки удалось выведать в Сохо. Похищение мисс Таппенс — ответный ход на ваше спасение. Если что, они заставят вас молчать, пригрозив расправой над вашей подружкой.

Томми кивнул.

— Как раз это я и подумал, сэр.

— То есть вы сами пришли к такому выводу? — Сэр Джеймс внимательно смотрел на него. — Недурно, совсем недурно. Интересно, что они, безусловно, ничего о вас не знали, когда вы попали к ним в руки. Вы уверены, что не проговорились, не выдали себя?

Томми покачал головой.

— Так! — сказал Джулиус, кивая. — Значит, от кого-то они это узнали… причем не раньше, чем в воскресенье днем.

— Да, но от кого?

— От всемогущего и всеведущего мистера Брауна, от кого же?

В голосе американца проскользнула насмешка, и сэр Джеймс вперил в него острый взгляд.

— Вы не верите в существование мистера Брауна, мистер Херсхейммер?

— Да, сэр, не верю, — отрезал американец, — во всяком случае, что это действительно он. По-моему, он просто ширма — бука, чтобы пугать детей. А заправляет всем русский — Краменин. Думается, если ему приспичит, он запросто устроит пару-тройку революций — и в разных странах одновременно. А Виттингтон наверняка его напарник здесь, в Англии.

— Я с вами не согласен, — резко возразил сэр Джеймс. — Мистер Браун существует. — Он обернулся к Томми. — А вы не обратили внимание на почтовый штемпель — откуда прислали телеграмму?

— Нет, не обратил, сэр.

— Хм, она с вами?

— Наверху, сэр, в моем чемодане.

— На нее стоило бы взглянуть. Нет-нет, это не к спеху, вы уже потратили зря неделю (Томми виновато опустил голову), так что еще день роли не играет. Сперва разберемся с мисс Джейн Финн, а потом займемся освобождением из узилища мисс Таппенс. Не думаю, что ей сейчас что-нибудь угрожает. То есть пока они не узнали, что мы нашли Джейн Финн и что к ней вернулась память. Это необходимо скрыть, вы понимаете?

Томми и Джулиус с готовностью кивнули. Условившись с ними о завтрашней встрече, знаменитый адвокат откланялся.

В десять утра они были уже у дома врача. Сэр Джеймс ждал их на крыльце, в отличие от них он сохранял полное спокойствие. Он представил их доктору:

— Мистер Херсхейммер, мистер Бересфорд — доктор Ройланс. Ну как ваша пациентка?

— Неплохо. Но, видимо, до сих пор она не ориентируется во времени. Спросила сегодня утром, много ли пассажиров спаслось с «Лузитании» и что по этому поводу пишут в газетах. Ничего иного, впрочем, я и не ждал. Однако ее, по-видимому, что-то тревожит.

— Ну, я думаю, мы сумеем ее успокоить. Можно подняться к ней?

Они пошли вслед за доктором, и сердце Томми, пока они поднимались по лестницам, забилось чаще. Наконец-то он увидит Джейн Финн! Таинственную Джейн Финн, которую они так долго искали! И почти не надеялись найти! И на тебе — в этом доме лежит девушка, в чьих руках будущее Англии, и к ней вернулась память, разве это не чудо?

Томми едва не застонал от досады. Вот если бы сейчас с ним рядом была Таппенс, чтобы разделить радость удачи — результат их совместных усилий! Стиснув зубы, он отогнал печальные мысли. Сэр Джеймс внушал ему все большее доверие, старик непременно выяснит, где Таппенс. А пока — Джейн Финн! Но тут его сердце внезапно сжалось от страха. Слишком уж все просто… А что, если она лежит там мертвая… Что, если мистер Браун успел убить ее?

Но минуту спустя он уже первым готов был посмеяться над своими мелодраматическими страхами. Доктор распахнул дверь, и они вошли в комнату, где на белой кровати лежала девушка с забинтованной головой. Томми, сам не зная почему, насторожился. Собственно, что другое здесь можно было увидеть, но весь этот больничный антураж был так подчеркнуто натурален, что казалось, будто они присутствуют на хорошо поставленном спектакле.

Девушка недоуменно глядела на них большими широко раскрытыми глазами. Молчание нарушил сэр Джеймс.

— Мисс Финн, — сказал он, — это ваш двоюродный брат, мистер Джулиус П. Херсхейммер.

Джулиус нагнулся и взял ее за руку. По лицу девушки разлился легкий румянец.

— Как делишки, кузина Джейн? — спросил он весело, но Томми уловил в его голосе легкую дрожь.

— Вы, правда, сын дяди Хайрема? — недоверчиво спросила она.

В ее выговоре слышались мягкие интонации уроженки американского Запада, а голос был удивительно мелодичен. Томми почудилось в нем что-то знакомое, но он с досадой отмахнулся от очередной своей нелепой фантазии.

— Честное-пречестное слово.

— Мы часто читали про дядю Хайрема в газетах, — продолжала девушка все тем же негромким милым голосом. — Однако я никак не думала, что когда-нибудь вас увижу. Мама всегда говорила, что дядя Хайрем в жизни ей не простит.

— Да, старик был крут, — признал Джулиус. — Но ведь мы-то — новое поколение. И семейная вендетта[81] нам ни к чему. Как только война кончилась, я сразу бросился вас разыскивать.

Лицо девушки омрачилось.

— Мне сказали… это так страшно… что у меня пропала память, и с той поры прошло уже много лет, о которых я ничего не знаю, — годы, вычеркнутые из моей жизни.

— А ты разве сама этого еще не осознала?

Глаза девушки широко раскрылись.

— Нет. Мне кажется, и нескольких дней не прошло после того, как нас посадили в шлюпки. Так и стоит перед глазами… — Она в страхе зажмурилась.

Джулиус взглянул на сэра Джеймса, тот кивнул.

— Постарайся успокоиться, не нужно об этом вспоминать. И вот что, Джейн, нам надо от тебя кое-что узнать. С тобой на «Лузитании» плыл человек с очень важными бумагами, и здешние заправилы думают, что он отдал их тебе. Это правда?

Девушка не знала, что сказать, переведя взгляд на сэра Джеймса и Томми. Джулиус поспешил ее успокоить:

— Мистер Бересфорд уполномочен английским правительством разыскать эти бумаги. А сэр Джеймс Пиль Эджертон — член английского парламента и мог бы занять видный пост в кабинете, если бы захотел. Только благодаря ему нам удалось тебя отыскать, так что можешь ничего не бояться. Денверс отдал тебе документ?

— Да, он сказал, что так будет надежнее, потому что в шлюпки сначала посадят женщин и детей.

— Мы так и думали, — заметил сэр Джеймс.

— Он сказал, что это очень важный документ, очень нужный для союзников. Но раз с тех пор прошло столько времени, война давно кончилась, кому он нужен теперь?

— По-моему, история повторяется, Джейн. Сначала из-за него поднялась большая буча, потом о нем вроде бы забыли, а теперь началась новая заварушка, хотя и по другой причине. Так ты можешь отдать его нам сейчас же?

— Нет.

— Что?!

— У меня его нет.

— У тебя… его… нет! — повторил Джулиус, делая паузы между словами.

— Я его спрятала.

— Спрятала?!

— Да. Мне было так страшно. За мной как будто следили, и я перепугалась… — Она прижала ладонь ко лбу. — Это последнее, что я помню перед тем, как очнулась в больнице…

— Продолжайте, — сказал сэр Джеймс ласковым успокаивающим тоном. — Так что вы помните?

Она послушно перевела взгляд на него.

— Это было в Холихеде[82]. Я не помню, почему я там оказалась…

— Это несущественно, продолжайте.

— В толчее на пристани мне удалось тихонько ускользнуть. Никто за мной не охотился. Я взяла такси и велела отвезти меня за город. Когда мы выехали на шоссе, я все время смотрела назад, но за нами никто не гнался. Я увидела тропинку и велела шоферу подождать… — Она помолчала. — Тропинка вела к обрыву, а потом спускалась к морю между больших желтых кустов дрока — они были словно золотой огонь. Я посмотрела по сторонам. Никого не было. Тут я заметила на уровне моей головы отверстие в скале. Очень узкое — я едва могла просунуть в него руку. Но трещина оказалась глубокой. Я сняла с шеи клеенчатый пакетик и засунула его в эту щель — так глубоко, как сумела. Потом отломила ветку дрока… Фу! Все пальцы исколола!.. И прикрыла отверстие — чтобы его нельзя было заметить. Потом я стала высматривать приметы, по которым смогла бы потом отыскать это место. У самой тропы торчал очень смешной камень — ну, прямо собака на задних лапах. Потом я вышла на шоссе, села в такси и вернулась в город. Еле-еле успела на поезд. Мне было немножко стыдно, что я такая трусиха и вообразила Бог знает что, но тут я увидела, как мужчина напротив меня подмигнул моей соседке, и снова перепугалась. Теперь я даже была рада, что спрятала пакетик. Я вышла в коридор — вроде бы размять ноги. Мне хотелось уйти в другой вагон, но женщина меня окликнула, сказала, будто я что-то уронила. Я нагнулась посмотреть, и меня ударили… вот сюда. — Она прижала ладонь к затылку. — А больше я ничего не помню — очнулась только в больнице.

Наступило молчание. Его нарушил сэр Джеймс.

— Благодарю вас, мисс Финн, — сказал он. — Надеюсь, мы вас не слишком утомили?

— Да нет. Голова немножко болит, а так я себя хорошо чувствую.

Джулиус снова взял ее за руку.

— Ну, пока, кузина Джейн. Я смотаюсь за этим пакетом, но вернусь в два счета, отвезу тебя в Лондон и буду развлекать, чтобы ты наверстала упущенное за эти годы, а после мы вернемся в Штаты. Я говорю серьезно, так что давай выздоравливай.

Глава 20 Слишком поздно!

Выйдя на улицу, они стали держать спешный военный совет. Сэр Джеймс вынул из кармана часы.

— Поезд к парому в Холихеде останавливается в Честере[83] в двенадцать четырнадцать. Если вы не будете мешкать, думаю, успеете.

Томми поглядел на него с недоумением.

— Но к чему такая спешка, сэр? Сегодня же только двадцать четвертое?

— Под лежачий камень вода не течет, — сказал Джулиус прежде, чем адвокат успел ответить. — Ноги в руки — и на вокзал.

Сэр Джеймс слегка нахмурился.

— Очень жаль, что я не могу поехать с вами. В два часа мне выступать на митинге. Такое невезение.

В его тоне было искреннее сожаление, но Джулиус ничуть не жалел, что лишается его общества.

— Так ведь тут дело простое, — заметил он. — Поиграем в «горячо — холодно», только и всего.

— Ну, дай Бог, — сказал сэр Джеймс.

— Не сомневайтесь. Это же верняк.

— Вы еще молоды, мистер Херсхейммер. Когда доживете до моих лет, возможно, усвоите одно правило: нельзя недооценивать своего противника.

Серьезность его тона произвела впечатление на Томми, но не на Джулиуса.

— Вы думаете, мистер Браун попробует вмешаться? Ну, так я готов с ним встретиться. — Он похлопал себя по карману. — У меня тут пистолетик. Я с малышом Вилли никогда не расстаюсь. — Он извлек из кармана внушительный наган, нежно его погладил и засунул обратно. — Но на этот раз он не понадобится. Мистеру Брауну про это никто не доложит.

Адвокат пожал плечами.

— О том, что миссис Вандемейер решила его предать, ему тоже никто не докладывал, и, однако же, миссис Вандемейер умерла, ничего не успев рассказать.

Против обыкновения Джулиус не нашел, что ответить. Сэр Джеймс добавил уже мягче:

— Я только хочу, чтобы вы были осторожнее. Ну, до свидания, желаю удачи. А когда найдете документ, то не рискуйте напрасно. При малейшем подозрении, что за вами следят, уничтожьте его не раздумывая. И еще раз — удачи вам: теперь исход игры зависит только от вас. — И он пожал им руки.

Через десять минут Томми и Джулиус уже сидели в вагоне первого класса, поезд мчал их в Честер.

Долгое время оба молчали. А когда Джулиус заговорил, Томми услышал нечто совсем неожиданное.

— Ты когда-нибудь втюривался в девушку с первого взгляда, — протянул задумчиво его американский приятель. — Только увидев ее лицо?

Томми растерянно порылся в памяти и мотнул головой.

— Да нет, — ответил он наконец. — Во всяком случае, ничего такого не помню, а что?

— А то, что последние два месяца я веду себя как последний идиот, размечтавшийся невесть о чем, и все из-за Джейн. Как только увидел ее фото, сердце у меня проделало все те фокусы, о которых читаешь в романах. Стыдно, но признаюсь — я приехал сюда, чтобы найти ее и забрать в Штаты, уже в качестве миссис Джулиус П. Херсхейммер.

— А-а! — потрясенно пробормотал Томми.

Джулиус резко переменил позу и продолжал:

— Можешь теперь на меня полюбоваться — это надо же свалять такого дурака! Стоило мне ее увидеть живьем, как я мигом излечился.

В полном смущении Томми мог только снова пробормотать «А-а!».

— Нет, про Джейн я ничего плохого сказать не могу, — добавил Джулиус. — Она милая деваха, и очень скоро кто-нибудь в нее по уши влюбится.

— Мне она показалась очень красивой, — сказал Томми, обретя наконец дар речи.

— Кто спорит! Но только она совсем не такая, как на фотографии. То есть она, конечно, похожа на себя, а то как бы я ее узнал? Встреть я ее на улице, так сразу сказал бы: «Это лицо мне хорошо знакомо». Но на фотографии в нем было что-то такое… — Джулиус покачал головой и тяжело вздохнул. — Странная штука романтическая любовь!

— Еще бы не странная, — холодно согласился Томми. — Раз ты способен приехать сюда из любви к одной девушке, а через полмесяца сделать предложение другой.

У Джулиуса хватило совести изобразить смущение.

— Ну, понимаешь, меня тоска взяла, я решил, что Джейн я так и не отыщу… И что вообще все это чистая глупость. Ну, и… французы, например, смотрят на все это куда более здраво. И не припутывают к женитьбе романтическую любовь.

Томми побагровел.

— Черт меня побери! Да если…

Джулиус поспешил его перебить:

— Подожди, дай сказать! Я не про то, что ты думаешь. И вообще, американцы чтут нравственные устои даже побольше, чем вы. Я только к слову хотел сказать, что французы смотрят на брак трезво, тщательно подбирают жениха и невесту, составляют контракт, у них чисто деловой, практический подход к таким вещам.

— Если хочешь знать мое мнение, слушай, — процедил сквозь зубы Томми. — Мы все стали слишком уж деловыми. Нам только и заботы: «А что мы с этого получим?» Нам, мужчинам, а уж девушкам тогда сам Бог велел!

— Поостынь, старина, не горячись так.

— А я люблю жару! — отрезал Томми.

Поглядев на него, Джулиус счел за благо промолчать.

Впрочем, у Томми было еще достаточно времени поостыть, и когда они вышли на платформу в Холихеде, на его губах играла обычная веселая улыбка.

Наведя справки и вооружившись картой, они обсудили, куда им лучше ехать, и, взяв такси, выехали на шоссе, ведущее к Треддер-Бей. Шоферу они велели ехать медленно и старательно следили за обочиной, чтобы не проскочить мимо тропы. Через несколько минут они поравнялись с ней. Томми попросил шофера остановиться и небрежно спросил, не ведет ли эта тропа к морю, а услышав, что ведет, щедро с ним расплатился.

Минуту спустя такси уже удалялось в сторону Холихеда, и Томми с Джулиусом, подождав, пока оно исчезло из виду, зашагали по узкой тропе.

— А вдруг это не та? — с сомнением спросил Томми. — Их же тут, наверное, не перечесть.

— Да нет, та самая. Вот кусты дрока. Помнишь, что сказала Джейн?

Томми поглядел на золотые кисти по обеим сторонам тропинки и перестал спорить.

Они шли гуськом — Джулиус впереди. Раза два Томми с тревогой оглянулся, и Джулиус через плечо бросил:

— Что там?

— Не знаю. Мне почему-то не по себе. Все время кажется, что за нами кто-то идет.

— Ерунда, — ответил Джулиус. — Мы бы заметили.

Томми не мог с этим не согласиться, но его безотчетная тревога продолжала расти. Вопреки доводам рассудка, он уверовал в сверхъестественную осведомленность их противника.

— А я был бы рад, — заметил Джулиус, похлопывая себя по карману. — Малышу Вилли неплохо бы поразмяться.

— А ты что, всегда носишь его при себе? — с любопытством осведомился Томми.

— Почти. Ведь никогда заранее не знаешь, в какой угодишь переплет.

Томми почтительно промолчал: Малыш Вилли произвел на него большое впечатление. Даже сам мистер Браун выглядел теперь не таким грозным.

Они уже спускались под обрыв. Внезапно Джулиус резко остановился, Томми даже налетел на него.

— Что случилось? — спросил он.

— А ты погляди! Это надо же!

И Томми увидел: тропа огибала большой валун, который бесспорно напоминал терьера, ставшего на задние лапы.

— Ну и что? — сказал Томми с полным равнодушием. — Что тут особенного? Ведь мы и должны были наткнуться здесь на этот камень.

Джулиус поглядел на него с сожалением и покачал головой.

— Уж эти мне англичане! Должны были! Ну, разве не здорово, что он действительно здесь торчит.

Томми, чье хладнокровие было скорее напускным, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну, где она там, эта дырка?

Они принялись дотошно обследовать скалу. Томми не нашел ничего лучше, как изречь:

— А ветка-то давно сгнила.

В ответ на эту идиотскую реплику Джулиус очень сосредоточенно заметил:

— Я думаю, ты прав.

И вдруг Томми воскликнул, тыча дрожащим пальцем в какую-то расселину:

— Может, эта?

У Джулиуса от волнения даже горло перехватило:

— Она самая!

Они переглянулись.

— Когда я служил во Франции, — задумчиво произнес Томми — мой денщик, бывало, забудет меня разбудить и оправдывается потом, что, мол, понять не может, что с ним такое сделалось. Я, конечно, ему не верил. Не знаю, врал он или нет, а такое ощущение возможно. Сейчас я это понял.

Страшно взволнованный, он смотрел на расселину.

— Черт побери, это же немыслимо! — воскликнул он. — Пять лет. Чего тут только не могло случиться! Пакет могли найти мальчишки, когда искали птичьи гнезда. А веселые компании! А тысячи людей, проходившие мимо! Его там нет! Сто против одного, что его там нет. Просто не может быть.

И он действительно так думал. Возможно, ему просто не верилось, что ему повезло, ведь столько охотников за документом уже потерпели неудачу. Все шло чересчур гладко, чересчур. Наверняка тайник пуст.

Джулиус смотрел на него, широко ухмыляясь.

— Эк тебя разобрало! — с удовлетворением протянул он. — Ну, ладно! — Он засунул руку в отверстие и поморщился. — Тесновато. У Джейн рука потоньше, чем у меня. И вроде бы пусто… Эй! Алле-оп! — Он извлек наружу грязный пакетик. — Он самый. Зашит в клеенку. Ну-ка подержи, я достану ножик.

Все-таки сбылось! Томми благоговейно взял в ладони драгоценный пакет. Они победили!

— Странно как-то, — пробормотал он. — Нитки вроде должны были бы сгнить. А шов совсем новенький.

Они осторожно его распороли и развернули клеенку. Внутри лежал плотно сложенный лист бумаги. Дрожащими пальцами они расправили его… На листке ничего не было!

Они недоуменно уставились друг на друга.

— Для отвода глаз? — догадался Джулиус. — И Денверс был просто подсадной уткой?

Томми замотал головой. Такое объяснение его не устраивало. И тут же он загадочно улыбнулся.

— Понял! Симпатические чернила![84]

— А если нет?

— Во всяком случае, попробовать стоит. Надо подержать его над огнем. Собирай прутики. Разожжем костер.

Через несколько минут собранные в кучу прутья и сухие листья весело пылали. Томми держал бумагу над костром. Она начала коробиться от жара. И ничего больше.

Внезапно Джулиус схватил его за плечо и ткнул пальцем в слабо проступающие бурые строчки.

— Ого-го! Все правильно. Ну и молодчина ты! А мне и в голову не пришло.

Томми еще немного подержал лист над огнем, потом поднес его к глазам и испустил вопль отчаяния.

Во всю его ширину крупными, очень аккуратно выведенными печатными буквами было написано:

«ПРИВЕТ ОТ МИСТЕРА БРАУНА!»

Глава 21 Томми делает открытие

Несколько секунд они ошеломленно глядели друг на друга. Мистер Браун опередил их! Но как? Томми молча смирился с поражением, но Джулиус взорвался:

— Разрази меня гром! Как же он нас обошел! Вот что я хотел бы знать!

Томми покачал головой и тупо заметил:

— Теперь понятно, почему нитки не сгнили. Сразу можно было сообразить…

— К черту нитки! Как он нас обошел? Мы же минуты лишней не потратили. Быстрее нас сюда никто не мог добраться. И вообще, как он узнал? У Джейн в комнате был спрятан магнитофон? Не иначе!

Однако рассудительный Томми тут же отверг такое объяснение.

— Никто не мог знать заранее, что она попадет в этот дом. А уж тем более именно в эту комнату.

— Конечно, не мог… — согласился Джулиус. — Ну так, значит, сестра была из их шайки и подслушивала под дверью. Как по-твоему?

— Какая разница? — уныло пробормотал Томми. — Он ведь и сам мог давно отыскать тайник, забрать договор и… Нет, черт побери! Тогда бы они его уже опубликовали!

— Ясное дело! Нет, кто-то нас обскакал сегодня на час или два! Но вот как? Как?

— Жаль, что с нами не поехал Пиль Эджертон! — сказал Томми, что-то соображая.

— Почему? — Джулиус посмотрел на него с недоумением. — Ведь тайник-то все равно обчистили?

— Ну да… — Томми замялся. Он сам не понимал, откуда у него это дурацкое ощущение, что присутствие адвоката каким-то образом предотвратило бы катастрофу. Поэтому он поспешил вернуться к первой своей мысли: — Что толку гадать, как они это устроили? Все кончено. Мы проиграли… И мне остается только одно…

— Так что тебе остается?

— Как можно быстрее вернуться в Лондон и предостеречь мистера Картера. Удар будет нанесен в самые ближайшие часы, и ему следует заранее знать худшее.

Разговор предстоял не из приятных, но Томми был человек долга. Он обязан доложить мистеру Картеру о своей неудаче. На этом его миссия будет окончена.

Он уехал в Лондон ночным почтовым поездом, Джулиус предпочел переночевать в Холихеде.

Через полчаса после прибытия поезда в столицу Томми, бледный и измученный, уже стоял перед своим шефом.

— Я приехал доложить, сэр, что мне ничего не удалось сделать.

Мистер Картер всмотрелся в его лицо.

— Иными словами, договор…

— В руках мистера Брауна, сэр.

— А! — негромко произнес мистер Картер. Выражение его лица не изменилось, но Томми заметил, как в его глазах мелькнуло отчаяние. И это окончательно убедило его, что надеяться больше не на что.

— Ну что ж, — сказал мистер Картер после короткого молчания. — Нам не следует опускать руки. Я рад, что положение определилось. Сделаем, что возможно.

«Сделать нельзя ничего, и он это знает!» — подумал Томми с горькой уверенностью.

Мистер Картер поглядел на него.

— Не принимайте так близко к сердцу, — мягко сказал он. — Вы сделали все, что было в ваших силах. Ведь вы боролись с одним из хитрейших людей нашего века, и победа была совсем близко. Помните об этом!

— Спасибо, сэр. Вы очень добры.

— Не могу себе простить… С той минуты, когда узнал…

Что-то в голосе Картера насторожило Томми, и опять его сердце заныло в ужасном предчувствии.

— Есть и другие новости, сэр?

— Да, есть, — мрачно сказал мистер Картер, протягивая руку за каким-то листом.

— Таппенс? — дрожащими губами выговорил Томми.

— Прочтите сами.

Машинописные строчки заплясали перед его глазами. Описание зеленой шапочки, жакета с носовым платком в кармане, помеченном инициалами П. Л. К. Он посмотрел на мистера Картера умоляющим взглядом, и тот ответил:

— Выброшены волнами на берег в Йоркшире… Неподалеку от Эбери. Боюсь… Не исключено убийство.

— Господи! — вырвалось у Томми. — Таппенс! Подлецы! Я с ними поквитаюсь. Я разыщу их! Я…

Жалость в глазах мистера Картера заставила его умолкнуть.

— Бедный мой мальчик, я понимаю вас! Но не надо. Вы только напрасно потратите силы. Не сочтите за бессердечность, но мой совет вам: скрепите сердце. Время милосердно. Вы забудете.

— Забуду Таппенс? Никогда!

— Так вам кажется сейчас. Но… очень тяжело думать, что эта милая храбрая девочка… Я так сожалею, что позволил… Ужасно сожалею…

Томми с усилием взял себя в руки.

— Я отнимаю у вас время, сэр, — пробормотал он. — И не казните себя. Мы ведь сами ввязались в эту историю — по собственной глупости. Вы нас честно предупреждали. Одно меня мучает: что поплатился не я, а… Всего хорошего, сэр.

Вернувшись в «Ритц», Томми почти машинально упаковал свой скудный гардероб. Мысли его витали далеко. Он все еще был оглушен вторжением трагедии в его жизнь, жизнь обыкновенного, не склонного к пессимизму молодого человека. Как им было весело вместе — ему и Таппенс! И вот теперь… Нет. Он ни за что не поверит. Это неправда, этого не может быть! Таппенс — и умерла? Малютка Таппенс, искрящаяся жизнью. Нет, это сон, жуткий сон. И только.

Ему принесли письмо — несколько ласковых слов соболезнования от Пиля Эджертона, который узнал о случившемся из газеты. (Приложена заметка под огромной шапкой: БЫВШАЯ СЕСТРА ГОСПИТАЛЯ СЧИТАЕТСЯ УТОНУВШЕЙ.)

А в конце письма — предложение места управляющего на ранчо в Аргентине, где у сэра Джеймса были обширные земельные владения.

— Добрый старикан, — буркнул Томми, бросая письмо.

Распахнулась дверь, и в нее влетел Джулиус, как всегда очень взбудораженный. В руке у него была та самая газета.

— Что это тут такое? Какие-то глупости о Таппенс!

— Это правда, — сказал Томми негромко.

— Значит, они с ней разделались?

Томми кивнул.

— Видимо, когда они заполучили договор, она… стала им ни к чему, а отпустить ее они побоялись.

— О, черт! — воскликнул Джулиус. — Маленькая Таппенс! Такая смелая девочка…

Внезапно кровь ударила в голову Томми. Он вскочил.

— Иди к черту! Тебе-то что!.. Ты и жениться-то на ней хотел просто так — между прочим! А я ее любил. Я бы жизнь отдал, лишь бы уберечь ее. Я бы слова не сказал, если бы вы решили пожениться, потому что ты обеспечил бы ее, а она это заслужила, от меня-то какой толк — я безработный без гроша за душой. Только мне бы это было не просто!

— Да послушай… — участливым голосом начал Джулиус.

— Иди к черту! Слышать не могу, как ты бормочешь про «маленькую Таппенс»! Иди цацкайся со своей кузиной. А Таппенс — моя девушка! Я ее всегда любил, еще когда мы были детьми и играли вместе. Мы выросли — и ничего не изменилось. Никогда не забуду, как я лежал в госпитале, и вдруг она входит в этой дурацкой шапочке и белом фартуке! Это было как чудо: входит медсестра, и оказывается — это твоя любимая девушка.

Внезапно Джулиус перебил его:

— В белой шапочке! Эгей! Наверное, у меня крыша поехала. Поклясться готов, что видел Джейн тоже в сестринском белом фартуке и в шапочке. Наваждение какое-то! Черт подери! Вспомнил! Я ее видел в клинике в Борнемуте. Она разговаривала с Виттингтоном. Только она была не пациенткой, она была сестрой!

— Ну и что? — злобно отрезал Томми. — Значит, она с ними заодно — с самого начала. Может, и договор-то она сперла у Денверса!

— Как ты смеешь! — возопил Джулиус. — Она моя кузина и патриотка, каких поискать!

— Плевать мне, кто она! И катись к дьяволу, — рявкнул Томми тоже во весь голос.

Они готовы были уже сцепиться, как вдруг ярость Джулиуса угасла — мгновенно, как только что вспыхнула.

— Как хочешь, старик, — сказал он ровным голосом. — Я уйду. И что ты тут наговорил, не важно. Хорошо хоть, что спустил пары. Я знаю, что таких идиотов, как я, больше нигде нет. Успокойся! (Томми нетерпеливо дернул плечом.) Да ухожу я, ухожу. И направляюсь на вокзал Северо-Западной дороги, если хочешь знать.

— Плевать мне, куда ты направляешься, — огрызнулся Томми.

Дверь за Джулиусом захлопнулась, и Томми вернулся к чемодану.

— Вот и все, — пробормотал он и позвонил. — Отнесите мой багаж вниз.

— Будет сделано, сэр. Уезжаете, сэр?

— Убираюсь к дьяволу, — мрачно буркнул Томми, не считаясь с нервами коридорного. Тот, с невозмутимой почтительностью отозвался:

— Да, сэр. Вызвать такси?

Томми кивнул.

А куда он, собственно, собрался? Об этом у него не было пока ни малейшего представления. Но одно он знал точно: он посчитается с мистером Брауном! А вот как это сделать? Он перечитал письмо сэра Джеймса и мотнул головой. Таппенс должна быть отомщена. Но заботливость доброго старикана не могла его не тронуть.

— Все-таки надо ему ответить, — сказал он вслух и подошел к бюро. Как водится в отелях, конвертов там было хоть отбавляй — и ни единого листка писчей бумаги. Он позвонил. Никто не пришел. Томми готов был взорваться от злости, но тут припомнил, что в номере Джулиуса было полно почтовой бумаги. Американец заявил, что сразу отправляется на вокзал, и, значит, опасности столкнуться с ним нет. А если и есть, оно и к лучшему. Он наговорил ему много лишнего. И как только старина Джулиус все это стерпел? Молодец. Если они все-таки встретятся, надо будет перед ним извиниться.

Однако гостиная была пуста. Томми подошел к бюро и открыл средний ящик. В глаза ему бросилась фотография, лежащая поверх бумаги. Томми просто остолбенел. Он взял фотографию, задвинул ящик и, медленно пятясь к креслу, опустился в него, не в силах отвести глаз от снимка.

Почему фотография француженки Аннет оказалась в бюро Джулиуса Херсхейммера?

Глава 22 На Даунинг-стрит

Премьер-министр нервно барабанил пальцами по столу. Его лицо было крайне измученным и осунувшимся. Он продолжал прервавшийся было разговор с мистером Картером.

— Я что-то не понял. Вы действительно считаете, что положение не так отчаянно, как мы полагаем?

— Так, во всяком случае, считает этот мальчик.

— Дайте-ка я перечту его письмо.

Мистер Картер протянул ему лист, исписанный еще по-школьному крупным почерком.

«Дорогой мистер Картер!

Выяснилась одна вещь, которая меня потрясла. Может быть, я просто жуткий осел, но все же рискну предположить, что девушка в Манчестере — подставное лицо. Все было подстроено — фальшивый пакет и прочее. Нам пытались внушить, будто все кончено. Значит, мы, видимо, шли по горячему следу.

Мне кажется, я знаю, кто настоящая Джейн Финн, и даже догадываюсь, где спрятан договор. Это пока только предположение, но у меня такое чувство, что я не ошибаюсь. На всякий случай прилагаю в запечатанном конверте мои соображения. Но только, пожалуйста, не вскрывайте его до последней минуты — до полуночи двадцать восьмого. Сейчас я объясню почему. Видите ли, я уверен, что вещи Таппенс просто подброшены, а она и не думала тонуть. И еще: у них сейчас нет другого выхода, кроме как позволить Джейн Финн сбежать — они догадываются, что память у нее в полном порядке, что она их разыгрывала, и рассчитывают, что, оказавшись на свободе, она сразу же бросится к тайнику. Конечно, для них это страшный риск — ведь она знает, с кем имеет дело, но им во что бы то ни стало нужно заполучить этот договор. Как только они пронюхают, что договор у нас, ее жизнь и жизнь Таппенс ничего не будут стоить. Я хочу попытаться отыскать Таппенс — до того, как Джейн сбежит.

Мне нужна копия телеграммы, которую Таппенс получила в „Ритце“. Сэр Джеймс Пиль Эджертон говорил, что вы сможете ее получить. Он жутко умный.

И последнее: пожалуйста, держите дом в Сохо под наблюдением и днем и ночью.

Ваш Томас Бересфорд».

Премьер-министр поглядел на мистера Картера.

— А где тот конверт?

Мистер Картер сухо улыбнулся.

— В сейфе Английского банка[85]. Я не хочу рисковать.

— Но вам не кажется… — Премьер-министр замялся. — Не лучше ли будет вскрыть его сейчас? Ведь, если догадка этого молодого человека верна, нам следует, как можно скорее получить договор. Мы можем сохранить это в полной тайне.

— Можем? Совсем не уверен. Мы окружены шпионами. Едва им станет известно, что он у нас, за жизнь обеих девушек я не дам и пенса. — Он прищелкнул пальцами. — Нет, мальчик доверился мне, и я его не подведу.

— Ну что ж, значит, будем ждать. А что он за человек?

— Внешность обыкновенная, довольно строен, звезд с неба не хватает. Я бы даже сказал — тугодум. Зато не фантазер и никогда не угодит в ловушку, в которую легко попадают люди с воображением. У него воображения просто нет, а потому обмануть его нелегко. Он добирается до сути медленно и упорно, но, когда доберется, его уже не собьешь с верного пути. Его подружка полная ему противоположность. Больше интуиции, меньше рассудительности. Работая вместе, они превосходно дополняют друг друга. Быстрота и выдержка.

— Он как будто вполне уверен, — задумчиво произнес премьер-министр.

— Да. Это-то меня и обнадеживает. Он застенчивый малый и не рискнет высказать свое мнение, если у него нет фактов на руках.

На губах премьер-министра мелькнула легкая улыбка.

— И вот этот… этот мальчик нанесет поражение величайшему преступнику нашего времени?

— Этот… как вы сказали, мальчик. Но иногда я вижу за ним чью-то тень.

— И чью же?

— Пиля Эджертона.

— Пиля Эджертона? — с удивлением повторил премьер-министр.

— Да. Я чувствую здесь его руку. — Мистер Картер указал на письмо. — Он незримо присутствует в этих строчках. Он трудится во тьме, бесшумно, прячась от нескромных глаз. У меня всегда было чувство, что если кто-нибудь и способен выкурить мистера Брауна из норы, то только Пиль Эджертон. Он наверняка занят нашим делом, но не желает, чтобы об этом знали. Да, кстати, на днях он обратился ко мне с довольно странной просьбой.

— Да?

— Прислал мне вырезку из американской газеты — заметку, где упоминался труп, выловленный недели три назад в районе нью-йоркских доков. И попросил меня навести справки, выяснить все как можно подробнее.

— И что же?

Картер пожал плечами.

— Узнать мне удалось очень мало. Мужчина лет тридцати пяти, одет бедно, лицо сильно обезображено. Личность установить не удалось.

— И вы думаете, его просьба имеет какое-то отношение к нашему делу?

— По-моему, да, но, конечно, я могу ошибаться. — Помолчав, мистер Картер продолжал: — Я попросил его заехать сюда. Конечно, если он не захочет, мы из него и слова не вытянем. В нем слишком силен законник. Но он несомненно растолкует нам два-три темных места в письме Бересфорда… А, вот и он!

Они встали навстречу сэру Джеймсу. Ехидная усмешка мелькнула на губах премьера: «Мой преемник!»

— Мы получили письмо от Бересфорда, — сказал мистер Картер, прямо переходя к делу. — Но, если не ошибаюсь, вы его видели?

— Вы ошибаетесь, — ответил адвокат.

Мистер Картер растерянно посмотрел на него. Сэр Джеймс улыбнулся и погладил подбородок.

— Он мне звонил.

— А вы можете рассказать нам точно, о чем вы говорили?

— Отчего же нет. Он поблагодарил меня за мое письмо… Правду сказать, я предложил ему работу. Затем он напомнил мне о том, что я сказал ему в Манчестере по поводу подложной телеграммы, которой мисс Каули заманили в ловушку. Я спросил его, не произошло ли еще чего. Произошло, сказал он: в номере мистера Херсхейммера, в ящике письменного стола, он нашел фотографию. — Адвокат помолчал. — Я спросил его, нет ли на этой фотографии фамилии и адреса калифорнийского фотографа. Он ответил: «Вы угадали, сэр, есть». А затем сказал то, чего я не знал. Это была фотография француженки Аннет, которая спасла ему жизнь.

— Как?

— Вот и я говорю. Как? Я полюбопытствовал, что он сделал с фотографией. Молодой человек ответил, что оставил ее там, где нашел. — Адвокат снова помолчал. — Отлично, ну, просто отлично. Он кое-что соображает. Я поздравил его с находкой. Очень своевременная находка. Естественно, с той минуты, когда выяснилось, что девица в Манчестере самозванка, все известные нам факты предстают в ином свете. Это он понял без моей подсказки. И все время говорил о мисс Каули. Спрашивал, как я считаю — жива она или нет. Взвесив все «за» и «против», я ответил, очень может быть, что жива. Тут снова зашла речь о телеграмме.

— А потом?

— Я посоветовал ему обратиться к вам за копией телеграммы. Мне пришло в голову, что в телеграмму, полученную мисс Каули, после того, как она скомкала ее и бросила, возможно, были внесены изменения, чтобы навести тех, кто начнет ее разыскивать, на ложный след.

Картер кивнул и, вынув из кармана листок, прочел вслух:

— «Приезжай немедленно, Астли-Прайерс, Гейт-хаус, Кент[86]. Замечательные новости. Томми».

— Очень просто, — сказал сэр Джеймс. — И остроумно. Другой адрес — и этого оказалось вполне достаточно. А они к тому же пропустили мимо ушей нечто очень важное.

— А именно?

— Утверждение рассыльного, что мисс Каули назвала вокзал Черинг-Кросс. Они были так твердо уверены в том, куда им ехать, что решили, будто он ослышался.

— Так, значит, Бересфорд сейчас…

— В Гейт-хаусе, если только я не ошибаюсь.

Мистер Картер посмотрел на него с любопытством.

— Тогда почему вы — здесь, Пиль Эджертон?

— Я очень занят одним делом.

— А мне казалось, вы сейчас в отпуске?

— Но меня никто не освобождал от обязательств перед моими клиентами. В общем, если говорить точнее, — я готовлю дело. А про утонувшего американца ничего больше нет?

— К сожалению. Вам очень важно знать, кто он был?

— Кто он был, я и так знаю, — небрежно ответил сэр Джеймс. — Только доказать пока не могу, но знаю.

Собеседники не стали задавать ему напрашивающегося вопроса, заранее чувствуя, что ответа все равно не получат.

— Не понимаю одного, — внезапно сказал премьер-министр. — Каким образом эта фотография оказалась в ящике мистера Херсхейммера?

— Может, она и не покидала его? — мягко предположил адвокат.

— А как же наш мифический противник? Инспектор Браун?

— М-да! — задумчиво протянул сэр Джеймс и встал. — Но не буду отнимать у вас времени. Продолжайте вершить судьбы страны, а меня ждет… мое дело…

Два дня спустя Джулиус Херсхейммер вернулся из Манчестера. На столе его ждала записка Томми.

«Дорогой Херсхейммер.

Простите мою вспыльчивость. На случай, если мы больше не увидимся, желаю вам всего хорошего. Мне предложили работу в Аргентине, и я скорее всего соглашусь.

Ваш Томми Бересфорд».

По лицу Джулиуса скользнула странная улыбка. Он бросил письмо в мусорную корзину.

— Дуралей проклятый! — пробормотал он.

Глава 23 Наперегонки со временем

Поговорив по телефону с сэром Джеймсом, Томми затем явился в Саут-Одли. Альберт был на посту, при исполнении своего служебного долга. Томми ему представился — друг Таппенс. Альберт тут же оставил официальный тон.

— Здесь теперь все так тихо стало! — грустно сказал он. — Барышня, надеюсь, здорова, сэр?

— Я не рискнул бы этого утверждать, Альберт! Дело в том, что она… исчезла.

— Да неужто шайка ее сцапала?

— Вот именно.

— На самом дне, сэр?

— Черт побери, на суше!

— Это такое выражение, сэр, — терпеливо объяснил Альберт. — В кино у шаек всегда есть место, где они отсиживаются — это и есть «дно», ну, какой-нибудь ресторан. По-вашему, они ее прикончили, сэр?

— Надеюсь, что нет. Да, кстати, нет ли у тебя случайно тетки, бабки или еще какой-нибудь почтенной родственницы, которая вот-вот откинет копыта?

Физиономия Альберта медленно расплылась в блаженной улыбке.

— Усек, сэр. Моя бедная тетенька — она в деревне живет — уже давно тяжко хворает и призывает меня к своему смертному одру.

Томми одобрительно кивнул.

— Можешь доложить об этом кому следует и через час встретить меня у Черинг-Кросс?

— Я там буду, сэр, заметано.

Как и предвидел Томми, верный Альберт оказался бесценным союзником. Они поселились в гейт-хаусской гостинице. Альберт получил задание собрать информацию. Это оказалось довольно просто.

Астли-Прайерс принадлежал некоему доктору Адамсу. Насколько было известно хозяину гостиницы, доктор уже не практиковал, однако продолжал наблюдать кое-каких своих пациентов. Тут хозяин многозначительно покрутил пальцем у виска — «свихнутых», понимаешь? В деревне доктор пользовался общим уважением. Не скупился на пожертвования местному спортивному клубу — «приятный такой, добрый джентльмен». Давно ли он тут живет? Да, лет десять, а то и больше. Большой ученый. Из Лондона к нему то и дело ездят. То профессора, то просто посетители. Да, человек он радушный, гостей всегда хоть отбавляй.

Этот многословный панегирик[87] породил в душе Томми сомнение: неужели такой почтенный известный человек на самом деле — опасный преступник? И жизнь ведет совершенно обыкновенную для человека своей профессии. Ни намека на зловещие тайны. А что, если все его предположения — чудовищная ошибка? От этой мысли Томми похолодел.

Но тут он вспомнил про частных пациентов — о «свихнутых», и осторожно осведомился, нет ли между ними вот такой барышни, и описал Таппенс. Но про пациентов почти ничего узнать не удалось — они редко выходили за ограду. Столь же осмотрительное описание Аннет также результатов не принесло.

Астли-Прайерс оказался красивой кирпичной виллой среди густых деревьев, которые делали ее совершенно незаметной со стороны дороги.

В первый же вечер Томми в сопровождении Альберта отправился на разведку. По требованию Альберта они долго ползли по-пластунски, пыхтя и поднимая столько шума, что куда безопаснее было бы остаться в более привычном вертикальном положении. Как выяснилось, эти предосторожности были совершенно излишни. В саду, похоже, не было ни души, как чаще всего и бывает в загородных поместьях после наступления темноты. Томми опасался встречи со свирепой сторожевой собакой, Альберт же рассчитывал увидеть пуму[88] или дрессированную кобру. Однако до декоративного кустарника, окаймляющего дом, они добрались без всяких помех.

Шторы в столовой были подняты. Вокруг стола собралось многочисленное общество. Из рук в руки передавались бутылки портвейна. Обычный дружеский ужин. Из открытых окон доносились обрывки разговора. Компания азартно обсуждала местных крикетистов[89].

И вновь Томми ощутил противный холодок неуверенности. Да разве можно так натурально притворяться? Неужели его снова одурачили? Джентльмен, сидевший во главе стола (в очках, со светлой бородкой), выглядел на редкость респектабельным и добропорядочным.

В эту ночь Томми мучила бессонница. Утром неутомимый Альберт заключил соглашение с рассыльным зеленщика и, временно заняв его место, втерся в доверие к кухарке из Астли-Прайерс. Когда он вернулся, то уже ни капли не сомневался, что она «тоже из этой шайки», однако Томми не слишком доверял его чересчур пылкому воображению. Никаких фактов Томми так от него и не добился, в ответ на его расспросы Альберт твердил, что «она какая-то не такая». И что это было видно с первого взгляда.

На следующий день, вновь подменив рассыльного (к великой выгоде последнего), Альберт наконец принес обнадеживающие сведения. В доме действительно гостит молодая француженка. Томми отбросил все сомнения. Его догадки подтверждались. Но времени почти не оставалось. Было уже двадцать седьмое. Двое суток в его распоряжении до двадцать девятого — до «Профсоюзного дня», о котором уже ходило столько разных слухов. Тон газет становился все более возбужденным. Намеки на готовящийся профсоюзами переворот делались все смелее. Правительство отмалчивалось. Оно знало все и было готово к роковому дню. По слухам, между профсоюзными руководителями не было согласия. Наиболее дальновидные из них понимали, что их планы могут нанести смертельный удар по той Англии, которую они в глубине души любили. Их пугали голод и тяготы — неизбежные спутники всеобщей забастовки, и они были бы рады пойти навстречу правительству, свернуть с опасной дороги. Однако за их спиной работали тайные силы, они регулярно напоминали рабочим о былых несправедливостях, они разжигали страсти, они призывали к радикальным мерам.

Томми полагал, что благодаря мистеру Картеру он теперь верно оценивает ситуацию. Если роковой документ окажется в руках мистера Брауна, общественное мнение наверняка переметнется на сторону профсоюзных экстремистов и революционеров. Пока же шансы были примерно равными. Конечно, правительство может прибегнуть к помощи армии и полиции, тогда оно наверняка победит — но какой ценой! Томми лелеял надежду на другой, почти невероятный исход: движение экстремистов само собой сойдет на нет, как только будет схвачен и арестован мистер Браун. Так думал Томми. Ведь оно существовало исключительно благодаря воле его неуловимого главаря. Без него они сразу растеряются, начнется паника, и многие честные люди одумаются и в последний момент все-таки пойдут на примирение.

«Театр одного актера, — думал Томми. — Надо поскорей его изловить».

В какой-то мере именно это честолюбивое желание заставило его попросить мистера Картера не вскрывать запечатанный конверт. К тому же ему не давал покоя таинственный, никому не дающийся в руки договор. Порой Томми испытывал ужас перед своей непомерной дерзостью. И он еще смеет надеяться на то, что сделал великое открытие — коего не сумели сделать люди куда умнее и опытнее его. Но, невзирая на сомнения, он не отступал от своего плана. Вечером они с Альбертом вновь забрались в знакомый сад. На сей раз Томми собирался как-нибудь проникнуть в дом. Когда они прокрались к нему почти вплотную, Томми внезапно ахнул.

На третьем этаже кто-то стоял у освещенного окна, и на штору ложилась тень. Этот силуэт Томми узнал бы где угодно! Таппенс! Он ухватил Альберта за плечо.

— Стой здесь. Когда я запою, глаз не спускай с этого окна.

Сам он поспешно вернулся на дорожку и, очень натурально пошатываясь, оглушительным басом завопил:

В госпитале граммофон без конца завывал эту песню. Наверняка Таппенс ее узнает и поймет, что к чему. Томми был начисто лишен слуха, зато глотку имел луженую. Так что шум он поднял оглушительный.

Вскоре корректнейший дворецкий величественно выплыл из дверей в сопровождении корректнейшего лакея. Дворецкий попытался его урезонить. Томми продолжал петь, ласково величая дворецкого «милым добрым толстопузиком». Тогда дворецкий подхватил его под руку, с другой стороны подоспел лакей, вдвоем они быстренько подвели Томми к воротам и аккуратно выставили вон. Дворецкий пригрозил ему полицией — чтобы не вздумал вернуться. Все было проделано великолепно — с безупречной естественностью и достоинством. Кто угодно поклялся бы, что дворецкий — вполне настоящий и лакей — натуральней не бывает. Но только фамилия дворецкого была Виттингтон.

Томми вернулся в гостиницу и начал ждать возвращения Альберта. Наконец этот сообразительный юноша вошел в номер.

— Ну! — нетерпеливо крикнул Томми.

— Все в ажуре. Пока они тащили вас, окошко открылось и оттуда что-то выбросили. — Он протянул Томми измятый листок. — Он был прикреплен к пресс-папье.

На листке было нацарапано: «Завтра в то же время».

— Молодчага! — вскричал Томми. — Дело пошло.

— А я написал записку на листке, обернул камешек и зашвырнул в окно, — с гордостью доложил Альберт.

Томми застонал.

— Твое усердие нас погубит, Альберт. Что хоть ты написал?

— Что мы живем в гостинице и чтобы она, если сможет удрать, пошла туда и заквакала по-лягушачьи.

— Она сразу догадается, что это ты, — сказал Томми со вздохом облегчения. — Воображение тебя подводит, Альберт. Ты хоть когда-нибудь слышал, как квакают лягушки?

Альберт заметно приуныл.

— Выше нос! — сказал Томми. — Все обошлось. Дворецкий мой старый друг, и бьюсь об заклад, что он меня узнал, хотя и не подал виду. Это не входит в их расчеты. Вот почему у нас все шло так гладко. Отпугивать меня они не хотят. Но и ковер мне под ноги стелить не собираются. Я пешка в их игре, Альберт, только и всего. Но, видишь ли, если паук позволит мухе без труда улизнуть, муха может заподозрить, что это неспроста. Молодой, но многообещающий мистер Томас Бересфорд очень кстати в нужную для них минуту выполз на сцену. Но в дальнейшем мистеру Томасу Бересфорду лучше держать ухо востро!

Томми лег спать в превосходном настроении, предварительно разработав подробный план действий на следующий вечер. Он не сомневался, что обитатели Астли-Прайерс пока не будут чинить ему препятствий. Ну, а чуть позже Томми намеревался устроить им сюрприз.

Однако около двенадцати часов его спокойствие было нарушено самым бесцеремонным образом. Ему сообщили, что кто-то спрашивает его в баре. Это был дюжий извозчик, чуть не по уши забрызганный грязью.

— Ну, любезный, что вам надо? — спросил Томми.

— Может, это для вас, сэр? — Извозчик показал ему очень грязный вчетверо сложенный листок, на котором было написано: «Передайте это джентльмену, живущему в гостинице по соседству с Астли-Прайерс. Получите десять шиллингов».

Увидев знакомый почерк, Томми с удовольствием отметил, что Таппенс сразу сообразила, что он мог поселиться в гостинице под вымышленной фамилией. Он протянул руку к листку.

— Совершенно верно.

Извозчик медлил.

— А десять шиллингов?

Томми поспешно вытащил из кошелька десятишиллинговую бумажку, и извозчик вручил ему листок, который Томми тут же развернул.

«Милый Томми.

Я догадалась, что это ты был вчера вечером. Сегодня не приходи. Они устроят засаду. Нас сейчас увезут. Вроде бы в Уэльс-Холихед. Записку я брошу на дороге, если удастся. Аннет рассказала мне, как ты вырвался. Не падай духом.

Твоя Тапенс».

Еще не дочитав этого вполне типичного для Таппенс послания, Томми завопил Альберту:

— Пакуй мой чемодан! Мы выезжаем.

— Есть, сэр! — послышался грохот каблуков. — Альберт метался между шкафом и чемоданом.

Холихед? Так, значит, все-таки… Томми был сбит с толку и медленно перечитал записку.

Над его головой продолжали грохотать сапоги. Внезапно до Альберта снизу донеслось:

— Альберт! Я идиот! Распакуй чемодан.

— Есть, сэр!

Томми задумчиво разгладил листок.

— Да, идиот! — произнес он негромко. — Но не я один. И теперь я знаю кто!

Глава 24 Джулиус делает ход

В роскошном номере «Клариджа» Краменин, развалившись на диване, диктовал секретарю фразы, изобилующие шипящими звуками, коими так богат русский язык.

Внезапно телефон рядом с секретарем замурлыкал, он снял трубку и, спросив, кто это, обернулся к своему патрону.

— Вас.

— Кто?

— Назвался мистером Джулиусом П. Херсхейммером.

— Херсхейммер… — задумчиво повторил Краменин. — Знакомая фамилия.

— Его отец был одним из стальных королей Америки, — объяснил секретарь, обязанностью которого было знать все. — У этого молодого человека за душой, наверное, не один десяток миллионов.

Краменин прищурился.

— Пойди поговори с ним, Иван. Узнай, что ему нужно.

Секретарь послушно вышел, бесшумно притворив за собой дверь. Он скоро вернулся.

— Отказывается что-либо объяснить. Говорит, что дело абсолютно личное, и что ему необходимо вас видеть.

— Не один десяток миллионов, — пробормотал Краменин. — Ведите его сюда, мой дорогой Иван.

Секретарь снова вышел и привел Джулиуса.

— Мосье Краменин? — резко спросил посетитель.

Русский наклонил голову, внимательно вглядываясь в него своими светлыми змеиными глазами.

— Рад с вами познакомиться, — сказал американец. — У меня к вам очень важное дело, которое я хотел бы обговорить с вами наедине. — И он выразительно посмотрел на секретаря.

— Мой секретарь, мосье Грибер. От него у меня нет секретов.

— Возможно. Но у меня есть, — заметил Джулиус сухо, — а потому буду весьма обязан, если вы прикажете ему убраться.

— Иван, — мягко сказал русский, — уважь гостя, побудь в соседней комнате.

— Никаких соседних комнат! — перебил Джулиус. — Знаю я номера в таких отелях! Я должен быть уверен, что нас никто не услышит. Пошлите его в лавочку купить фунтик орехов.

Манеры американца не слишком понравились Краменину, но он сгорал от любопытства.

— А ваше дело займет много времени?

— Если оно вас заинтересует — возможно, и всю ночь.

— Ну, хорошо. Иван, ты мне больше сегодня не понадобишься. Сходи в театр, немножко развлечешься.

— Благодарю вас, ваше превосходительство.

Секретарь с поклоном удалился.

Джулиус, стоя у двери, провожал его взглядом. И наконец с удовлетворенным вздохом закрыл дверь.

— Ну, а теперь, мистер Херсхейммер, вы удовлетворены? Можете излагать свое дело.

— Это я сейчас, — начал Джулиус, растягивая слова. — Руки вверх, или я стреляю, — докончил он совсем другим тоном.

Секунду Краменин тупо смотрел на дуло пистолета, потом почти с комической торопливостью вскинул руки над головой. За эту секунду Джулиус успел оценить его: Краменин был жалким трусом, так что больших хлопот с ним не предвиделось.

— Это насилие! — истерически взвизгнул русский. — Насилие! Вы хотите меня убить?

— Нет, если вы не будете так вопить. И не подбирайтесь к звонку. Так-то оно лучше.

— Что вам надо? Не торопитесь! Не забывайте, я очень нужен моей стране. Моя жизнь мне не принадлежит. Возможно, меня очернили…

— В таком случае, — сказал Джулиус, — тот, кто вас продырявит и, стало быть, впустит в вас немножко света, окажет человечеству хорошую услугу. Но не беспокойтесь, убивать вас я пока не собираюсь. Конечно, если вы будете себя разумно вести.

Русский съежился под его угрожающим взглядом и облизнул пересохшие губы.

— Чего вы хотите? Денег?

— Нет. Мне нужна Джейн Финн.

— Джейн Финн?.. Я… В первый раз о ней слышу.

— Врете! Вы прекрасно знаете, о ком я говорю.

— Говорю вам, я никогда о ней не слышал.

— Вот и я говорю, — подхватил Джулиус, — что Малышу Вилли не терпится рявкнуть как следует.

Русский мигом сник.

— Вы не посмеете…

— Еще как посмею, старина!

Его тон, видимо, убедил Краменина, и он нехотя выдавил:

— Ну, предположим, я знаю, о ком вВы говорите. Дальше что?

— Дальше вы мне прямо сейчас скажете, где ее можно найти.

Краменин мотнул головой.

— Не могу.

— Это почему же?

— Вы просите невозможного.

— Боитесь, а? Кого бы это? Мистера Брауна? А, задергались! Значит, он все-таки существует? До сих пор я в этом сомневался. Это же надо! Так трястись при одном упоминании о нем!

— Я его видел, — медленно произнес русский. — Разговаривал с ним. Но что это он, я узнал позже. Совсем не похож на лидера. Так, человек из толпы. Если я встречу его снова, то не узнаю. Кто он на самом деле, мне неизвестно, но в одном я твердо уверен: это страшный человек.

— Но он же ничего не узнает! — возразил Джулиус.

— От него ничего не скроешь, и его месть мгновенна. Даже я — Краменин! — не могу рассчитывать на снисхождение.

— Значит, вы отказываетесь выполнить мою просьбу?

— Вы просите невозможного.

— Жаль. Вам не повезло! Лично вам, — посмеиваясь, сказал Джулиус. — Но миру в целом — скорее, наоборот! — Он поднял пистолет.

— Стойте! — взвизгнул русский. — Неужели вы и правда хотите меня застрелить?

— Чистая правда. Как я слышал, вы, революционеры, человеческую жизнь ни во что не ставите. Однако, когда речь зашла о вашей собственной — вон как вы запели! Что ж, я дал вам шанс спасти вашу грязную шкуру — вы от него отказались.

— Но они меня убьют!

— Я же сказал, — ласково прожурчал Джулиус, — решать вам. Я могу только предупредить: Малыш Вилли бьет без промаха, и на вашем месте я бы выбрал мистера Брауна. Все-таки шанс.

— Если вы меня убьете, вас повесят, — не очень уверенно заявил русский.

— И не надейтесь, приятель. Вы забыли про доллары. Орава адвокатов засучит рукава, подыщет каких-нибудь знаменитостей от медицины, и те мигом установят, что у меня временное помрачение ума. Полгодика отдохну в тихом санатории, мое здоровье пойдет на поправку, доктора объявят, что кризис миновал и больной снова в здравом уме. Для малыша Джулиуса все кончится о'кей. Я готов стерпеть несколько месяцев врачебного надзора ради того, чтобы избавить мир от вас. Не надо тешить себя мыслью, будто по вашей милости меня повесят.

Русский ему поверил. Сам нечистый на руку, он знал, чего можно добиться с помощью денег. Ему доводилось читать отчеты об американских судах над убийцами, вполне в духе картины, нарисованной Джулиусом. Он сам покупал и продавал правосудие. У этого мускулистого американца, гнусненько растягивающего слова, на руках были все козыри.

— Считаю до пяти, — сказал Джулиус. — Если на цифре четыре вы еще не одумаетесь, то вам не придется больше бояться мистера Брауна. Он, возможно, пришлет цветы на похороны, но их аромата вы уже не почувствуете. Приготовились? Начинаю. Раз… два… три… четыре…

Русский взвизгнул:

— Не стреляйте! Я все скажу, все что хотите!

Джулиус опустил револьвер.

— Я так и знал, что вы образумитесь. Где она?

— В Гейт-хаусе, в Кенте. Дом называется Астли-Прайерс.

— Ее держат взаперти?

— Ей не позволяют выходить из дома. Хотя это только предосторожность. Дуреха потеряла память, чтобы ее черт побрал!

— Какая досада! Для вас и ваших приятелей! Не так ли? Ну, а другая девушка, которую вы изловили хитростью неделю назад?

— Она тоже там, — угрюмо признался русский.

— Вот и славно, — сказал Джулиус. — Как все складно получается! И ночь-то сегодня какая — как раз для прогулки!

— Какой еще прогулки? — вздрогнув, спросил Краменин.

— В Гейт-хаус, куда же? Надеюсь, вы любите кататься в автомобиле?

— О чем вы? Я никуда не поеду!

— Не горячитесь. Или вы думаете, я такой доверчивый сосунок, и спокойненько вас здесь оставлю? Да вы же сразу броситесь названивать своим дружкам! Ведь так? (Он заметил, как у русского вытянулось лицо.) У вас уже все обдумано! Нет, сэр, вы поедете со мной. Это дверь в вашу спальню? Идите туда. Малыш Вилли и я пойдем следом. Так, наденьте теплое пальто. Прекрасно. Это что же, на меху? Ай-ай-ай. А еще социалист! Ну, чудненько. Сейчас мы спустимся в вестибюль и выйдем на улицу к моему «ройсу». И помните: вы у меня под прицелом. Мне что так стрелять, что сквозь карман — все едино. Одно слово или даже один взгляд кому-нибудь из этих ливрейных прислужников, и в кипящем котле на серном огне станет чуточку теснее.

Они спустились по лестнице и направились к машине. Русского трясло от ярости. Вокруг сновали гостиничные служащие. Он уже готов был крикнуть, но все-таки не решился. Американец явно был человеком слова. Когда он подошли к машине, Джулиус облегченно вздохнул. Опасная зона осталась позади. Страх полностью парализовал его жертву.

— Влезайте, — скомандовал он и заметил, что пленник украдкой покосился на шофера. — Нет, от него помощи не ждите. Моряк. Его подводная лодка была в России, когда началась революция. Ваши ребятки убили его брата. Джордж!

— Слушаю, сэр! — Шофер обернулся к ним.

— Этот джентльмен — русский большевик. Убивать мы его не хотим, однако обстоятельства могут перемениться. Вы поняли?

— О да, сэр.

— Едем в Кент в Гейт-хаус. Дорогу туда знаете?

— Да, сэр. Будем там через полтора часа.

— Давайте через час. Я тороплюсь.

— Постараюсь, сэр! — Машина стремительно ввинтилась в поток автомобилей.

Джулиус расположился поудобнее рядом со своим пленником. Он не вынимал руку из кармана, но держался вполне светски.

— Однажды я пристрелил одного типа в Аризоне…[90] — начал он бодро.

К концу часовой поездки бедняга Краменин был полумертв от ужаса. Тип из Аризоны, потом бандит из Фриско[91], а затем некий колоритный эпизод в Скалистых горах[92]. Джулиус не всегда строго следовал истине, но рассказчиком был отменным.

Притормозив, шофер сообщил, что они въезжают в Гейт-хаус. Джулиус потребовал от русского дальнейших указаний. Он намеревался подъехать прямо к дому. А потом Краменин должен распорядиться, чтобы к нему привели обеих девушек. Джулиус напомнил ему, что Малыш Вилли никаких вольностей не потерпит. Но Краменин к этому времени был уже полностью в его руках. Бешеная скорость, с какой они сюда мчались, окончательно добила его: он прощался с жизнью на каждом повороте.

Автомобиль проехал по аллее и остановился перед крыльцом. Шофер оглянулся, ожидая распоряжений.

— Сначала разверните машину, Джордж. Потом позвоните и садитесь за руль. Мотор не выключайте и будьте готовы рвануть, как только я скажу.

— Слушаю, сэр.

Дверь открыл дворецкий. Краменин почувствовал, что к его ребрам прижато дуло револьвера.

— Ну-с! — прошипел Джулиус. — И поосторожней!

Русский кивнул. Его губы побелели, а голос слегка дрожал.

— Это я… Краменин! Ведите ее сюда, немедленно. Нельзя терять ни минуты!

Виттингтон спустился с крыльца. Он испустил удивленное восклицание:

— Вы? Что случилось? Вы же знаете, что по плану…

У Краменина в запасе был довод, который не раз был опробован им в критических ситуациях:

— Нас предали! Теперь уже не до планов. Надо спасать свою шкуру. Немедленно девчонку ко мне. Это наш единственный шанс.

Виттингтон замялся, но тут же спросил:

— У вас есть приказ… от него?

— Естественно! Как же иначе? Да быстрее же! Нельзя терять времени. Вторую дуреху тоже прихватите.

Виттингтон кинулся в дом. Потянулись мучительные минуты. Но вот в дверях появились две стройные фигурки, в наспех накинутых пальто. Девушек втолкнули в машину.

Более миниатюрная пыталась сопротивляться, и Виттингтон применил силу. Джулиус наклонился к ним, и его лицо попало в полосу света, падавшую из двери. Кто-то за спиной Виттингтона удивленно вскрикнул. Маскарад кончился.

— Вперед, Джордж! — крикнул Джулиус.

Шофер отпустил сцепление, и машина помчалась. Человек на крыльце выругался. Его рука нырнула в карман и вслед за вспышкой донесся треск выстрела. Пуля просвистела возле головы высокой девушки.

— Ложись, Джейн! — крикнул Джулиус. — На пол! — Он столкнул ее с сиденья, встал, тщательно прицелился и выстрелил.

— Попали? — радостно вскрикнула Таппенс.

— Само собой, — ответил Джулиус. — Но только ранил. Такую вонючку одной пулей не уложишь. С вами все нормально, Таппенс?

— Конечно. Где Томми? А это кто? — Она кивнула в сторону дрожащего Краменина.

— Томми намылился в Аргентину. По-моему, он поверил, что вы сыграли в ящик. Поосторожнее у ворот, Джордж. Вот так. Им потребуется минут пять, чтобы наладиться за нами в погоню. И наверняка позвонят своим. Так что впереди может быть засада, и не одна. Выберите-ка окольную дорогу. Таппенс, вас интересует, кто этот господин? Разрешите представить вам мосье Краменина. Я уговорил его прокатиться, ведь это полезно для здоровья, верно?

Русский, все еще в тисках ужаса, промолчал.

— Но почему они нас отпустили? — спросила Таппенс.

— Ну, мосье Краменин, по-моему, так мило их попросил, что у них духа не хватило ему отказать.

Тут русский уже не выдержал и разразился громкими криками:

— Будьте вы прокляты! Они же теперь знают, что я их предал. Пока я здесь, в Англии, меня каждую минуту могут убить!

— Еще как могут, — согласился Джулиус. — Рекомендую вам немедленно сматываться в Россию.

— Ну так отпустите меня! — заорал тот. — Я же сделал то, о чем вы меня просили. Почему вы меня держите?

— Во всяком случае, не ради вашего приятного общества. Можете выйти хоть сейчас. Я просто думал, вы предпочтете, чтобы я отвез вас в Лондон.

— Еще вопрос, доберетесь ли вы до Лондона! — огрызнулся русский. — Высадите меня немедленно.

— Да пожалуйста. Затормозите, Джордж! Этому джентльмену наскучила наша прогулка. Если меня когда-нибудь занесет в Россию, мосье Краменин, я жду горячего приема и…

Но, прежде чем Джулиус договорил и даже прежде чем машина остановилась, русский выскочил из нее и скрылся в темноте.

— Как ему не терпелось с нами расстаться, — заметил Джулиус, когда автомобиль снова набрал скорость. — Забыл даже попрощаться с дамами… Джейн, можешь теперь снова сесть нормально.

— Каким образом вы его «убедили»? — спросила та, в первый раз нарушив молчание.

— Все Малыш Вилли! — Джулиус нежно погладил револьвер.

— Здорово! — воскликнула она. Ее щеки заалели, а глаза смотрели на Джулиуса с восхищением.

— Мы с Аннет понятия не имели, что нас ждет, — сказала Таппенс. — Виттингтон погнал нас вниз без всяких объяснений, и мы было решили, что агнцев ведут на заклание.

— Аннет? — сказал Джулиус. — Вы ее так называете? — Он, казалось, старался освоиться с новой мыслью.

— Но это же ее имя! — ответила Таппенс, широко раскрыв глаза.

— Как бы не так! — отрезал Джулиус. — Хотя она, может, и сама так думает, потому что потеряла память, бедная девочка. Короче, она теперь с нами — настоящая Джейн Финн, собственной персоной.

— Как?.. — воскликнула Таппенс и умолкла. Раздался треск выстрела, и пуля застряла в обивке у самого ее затылка.

— Ложитесь! — крикнул Джулиус. — Засада! Эти парни времени зря не теряли. Наддайте, Джордж.

«Роллс-Ройс» рванул вперед. Сзади донесся треск еще трех выстрелов, но, к счастью, ни одна пуля не задела машины. Джулиус, вскочив, перегнулся через спинку сиденья.

— Цели не видно, — объявил он угрюмо. — Но, думаю, неподалеку еще одна компания расположилась в лесочке на пикничок. А! — Он поднес руку к щеке.

— Вы ранены? — воскликнула Аннет.

— Так, царапина.

Она вскочила.

— Выпустите меня! Выпустите меня! Остановите машину! Они гонятся за мной. Им нужна я! Не хочу, чтобы вы из-за меня погибли! Пустите! — Она пыталась открыть дверцу.

Джулиус крепко схватил девушку за локти и внимательно посмотрел ей в глаза. В ее речи не было ни малейшего акцента.

— Ну-ка сядь, детка, — сказал он ласково. — Значит, с памятью у тебя все в порядке? Морочила их все это время?

Она кивнула и неожиданно расплакалась. Джулиус погладил ее по плечу.

— Ну-ну, сиди смирно. Мы так просто им тебя не отдадим.

Всхлипывая, девушка пробормотала:

— Вы из Америки, я по выговору слышу. Я так хочу домой!

— Само собой, я оттуда. Я твой двоюродный брат — Джулиус Херсхейммер. И в Европу приехал только для того, чтобы тебя разыскать. И уж заставила ты меня побегать!

Шофер сбавил скорость.

— Впереди перекресток, сэр. Я не знаю, куда поворачивать.

Машина теперь еле ползла. Внезапно кто-то перевалился через багажник и головой вперед рухнул между ними.

— Извините, — сказал Томми, принимая вертикальное положение.

На него обрушился град восклицаний и вопросов. Он ответил на них разом:

— Прятался в кустах у аллеи. Прицепился к багажнику. Вы так мчались, что я и окликнуть вас не мог. Думал только о том, как бы не сорваться. А теперь, девочки, вылезайте!

— Что?

— Да-да. Вон там станция. Поезд через три минуты. Вы еще успеете.

— Какого черта нам вылезать? — рявкнул Джулиус. — Ты что, надеешься сбить их со следа? Размечтался!

— Мы с тобой вылезать не будем, только девочки.

— Ты свихнулся, Бересфорд, просто ополоумел. Их нельзя отпускать одних. Тогда все сорвется.

Томми повернулся к Таппенс.

— Немедленно вылезай, Таппенс, забирай ее и делай то, что я скажу. С вами ничего не случится. Вы в полной безопасности. Садитесь в лондонский поезд, с вокзала поезжайте прямо к сэру Джеймсу Пилю Эджертону. Мистер Картер живет за городом, там вы будете в полной безопасности.

— Да провались ты! — крикнул Джулиус. — Сумасшедший! Джейн, сиди где сидишь.

Молниеносным движением Томми выхватил пистолет из руки Джулиуса и навел на него.

— Теперь ты понял, что я не шучу? Вылезайте, обе, и делайте, что я говорю… или я стреляю!

Таппенс выпрыгнула и потащила за собой упирающуюся Джейн.

— Идем, все будет хорошо. Раз Томми говорит, значит, он знает. Быстрей! Мы упустим поезд.

Девушки побежали по шоссе.

Ярость Джулиуса вырвалась наружу:

— Какого дьявола…

— Заткнись! — перебил его Томми. — Мне надо с вами поговорить, мистер Джулиус П. Херсхейммер.

Глава 25 Рассказ Джейн

Ухватив Джейн под руку, Таппенс потащила ее к платформе. Ее чуткий слух уловил шум приближающегося поезда.

— Быстрей, — выдохнула она, — а то не успеем!

Они вбежали на платформу как раз в тот момент, когда поезд остановился. Таппенс открыла дверцу пустого купе, и они, задыхаясь, упали на мягкий диван.

В дверь заглянул какой-то мужчина, потом прошел к соседнему купе. Джейн вздрогнула. Ее глаза расширились от ужаса, и она вопросительно посмотрела на Таппенс.

— А если это один из них? — едва дыша, прошептала она.

Таппенс покачала головой.

— Нет-нет. Все в порядке. — Она ласково сжала руку Джейн. — Если бы Томми не был твердо уверен, что все будет хорошо, он никогда бы не отправил нас одних.

— Но он не знает их так, как знаю я! — Джейн задрожала. — Тебе этого не понять. Пять лет… Целых пять лет! Иногда мне казалось, что я сойду с ума.

— Забудь. Все уже позади.

— Ты думаешь?

Поезд тем временем тронулся и, набирая скорость, устремился в ночной мрак. Внезапно Джейн Финн испуганно вскочила.

— Что это? По-моему, я видела лицо… Кто-то заглянул в окно.

— Там же ничего нет. Вот, сама посмотри. — Таппенс подошла к окну и опустила раму.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Наверное, я похожа на трусливого кролика, — несколько смущенно сказала Джейн. — Но я ничего не могу с собой поделать. Ведь если они теперь меня поймают… — Ее глаза округлились от ужаса, и она невидящим взглядом смотрела прямо перед собой.

— Не надо! — умоляюще воскликнула Таппенс. — Приляг и ни о чем не думай. Можешь не сомневаться: раз Томми сказал, что нам ничего не грозит, значит, не грозит.

— Но мой двоюродный брат так не считает. Он не хотел отпускать нас одних.

— Да-а, — протянула Таппенс, немного смутившись.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросила Джейн отрывисто.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя голос… какой-то странный.

— Да, мне кое-что пришло в голову, — призналась Таппенс. — Но пока я ничего не скажу. Ведь я могу ошибиться, впрочем, вряд ли. Собственно, я давно об этом думала, очень давно. И Томми, по-моему, тоже… Но ты не волнуйся. У нас еще будет время все обсудить. Тем более, не исключено, что все обстоит совсем иначе. Ну, пожалуйста, ляг и ни о чем не думай.

— Попробую. — Смежив длинные ресницы, она закрыла глаза.

Но Таппенс продолжала сидеть, она была начеку, точно бдительный терьер, которому поручили охранять сад. Вопреки ее собственным заверениям, ей было не по себе. Она не сводила глаз с окон, и кнопка звонка была у нее под рукой. Таппенс и сама не знала, что ее так тревожит. Однако на самом деле совсем не испытывала той спокойной уверенности, которую изображала. Она, конечно, верила Томми, но ее все же одолевали сомнения. Разве может такой простодушный и честный человек тягаться с этим дьявольски хитрым преступником? И не угодить при этом в ловушку?

Если они благополучно доберутся до сэра Джеймса Пиля Эджертона, все обойдется. Но доберутся ли? А что, если мистер Браун уже наслал на них свою невидимую рать? Даже воспоминание о том, как Томми стоял с револьвером в руке, ее не успокаивало. Как знать, может, сейчас он уже в их лапах, они могли его одолеть, ведь их много… Таппенс решила составить свой план действий.

Когда поезд наконец подкатил к перрону Черинг-Кросс, Джейн Финн испуганно вскочила.

— Приехали? А я и не надеялась.

— Да нет, до Лондона ничего случиться не могло. Если что-нибудь и начнется, то только теперь. Быстрей, быстрей! И бегом к такси!

Они спешно уплатили за проезд и через минуту уже сидели в машине.

— Кингз-Кросс, — приказала Таппенс и тут же в ужасе подскочила. В окошко заглянул человек, причем, похоже, тот самый, что сел в соседнее купе. У нее возникло жуткое ощущение, что вокруг них медленно смыкается железное кольцо.

— Понимаешь, — объяснила она Джейн, — если они догадывались, что мы едем к сэру Джеймсу, это собьет их с толку. Теперь они решат, что мы едем к мистеру Картеру. Он живет где-то в северном пригороде.

За Холборном они попали в затор. Именно на это и рассчитывала Таппенс.

— Скорей! — шепнула она. — Открой правую дверцу!

Они выпрыгнули на мостовую и через две минуты уже сидели в другом такси, которое везло их в обратном направлении к Карлтон-хаус-террас.

— Ну вот, — удовлетворенно вздохнула Таппенс. — Уж теперь-то они сбились со следа. Нет, я все-таки умница. Как, наверное, ругается тот таксист! Но я запомнила его номер и завтра вышлю ему деньги по почте. Так что если он и правда шофер, то внакладе не останется. Куда он поворачивает… Ой!

Раздался скрежет, и их встряхнуло. С ними столкнулось другое такси. В мгновение ока Таппенс очутилась на тротуаре. К месту происшествия уже направлялся полицейский. Но девушка сунула шоферу пять шиллингов и они с Джейн скрылись в толпе.

— Теперь совсем близко, — сказала Таппенс, тяжело дыша (такси столкнулось на Трафальгарской площади[93]).

— По-твоему, это случайность? Или нет?

— Не знаю. Возможно, и не случайность.

Держась за руки, они почти бежали.

— Может, мне только чудится, — внезапно сказала Таппенс, — по-моему, нас кто-то нагоняет.

— Быстрее! — прошептала Джейн. — Да быстрее же!

Они были уже на углу Карлтон-хаус-террас и немного успокоились. Внезапно перед ними вырос верзила, он был пьян.

— Добрый вечер, барышни! — сказал он, икнув. — Куда это мы так торопимся?

— Будьте добры, пропустите нас! — властно потребовала Таппенс.

— Словечко на ушко твоей миленькой подружке. — Не очень слушающейся его рукой он ухватил Джейн за плечо. Таппенс услышала за спиной приближающийся топот, но не стала выяснять, друзья там или враги. Наклонив голову, она прибегла к испытанному маневру детских лет — боднула верзилу в обширное брюхо. Ее коварный выпад увенчался полным успехом. Верзила, охнув, осел на тротуар, а Таппенс и Джейн припустили во весь дух. Заветный дом был дальше по улице. А сзади опять раздался топот. Все ближе и ближе… Совсем запыхавшись, они добрались до двери сэра Джеймса. Таппенс принялась звонить, а Джейн — стучать молотком.

Верзила был уже у крыльца, но на секунду замешкался. И именно в эту секунду дверь распахнулась, и обе девушки одновременно юркнули внутрь. Из библиотеки к ним навстречу вышел сэр Джеймс.

— О-о! Что случилось?

Он быстро шагнул вперед и обнял за плечи пошатнувшуюся Джейн. Бережно поддерживая девушку, он отвел ее в библиотеку и уложил на кожаный диван. Плеснув в рюмку коньяка — из графина, стоявшего на столике, — он заставил Джейн отпить глоток. Она глубоко вздохнула, но в глазах ее все еще был страх.

— Ничего, ничего. Не бойтесь, деточка! Тут вы в полной безопасности.

Джейн теперь дышала ровнее, бледные щеки чуть порозовели. Сэр Джеймс посмотрел на Таппенс с ласковой насмешкой.

— Мисс Таппенс здесь с нами. Значит, как и ваш приятель Томми, вы не покинули наш мир?

— Молодых Авантюристов не так-то просто заставить покинуть его! — похвастала Таппенс.

— Я вижу, — тем же тоном заметил сэр Джеймс. — Если не ошибаюсь, совместное предприятие завершилось полным успехом, и это (он повернулся к дивану) мисс Джейн Финн?

Джейн приподнялась и села.

— Да, — сказала она негромко. — Я Джейн Финн. И мне надо очень много вам рассказать.

— После, когда вы немного отдохнете…

— Нет-нет, сейчас же! — Она невольно повысила голос. — Если я все расскажу, мне будет не так страшно.

— Ну, как угодно, — сказал адвокат и опустился в глубокое кресло сбоку от дивана. Джейн тихим голосом начала свой рассказ:

— Мне предложили место в Париже, и я взяла билет на «Лузитанию». Войну я принимала близко к сердцу и очень хотела как-то помочь. Я занималась французским, и моя преподавательница сказала, что госпиталю в Париже требуются добровольцы. Я написала туда, и меня приняли в штат. Близких у меня никого не было, так что все устроилось очень быстро.

Когда в «Лузитанию» попали торпеды, ко мне подошел мужчина. Во время плавания я видела его несколько раз и у меня создалось впечатление, что он чего-то боится. Он спросил, патриотка ли я, сказал, что везет документ огромной важности для союзных держав. И попросил меня сохранить его. Я согласилась, и он сказал, чтобы я следила за объявлениями в «Таймс». Если объявление так и не появится, мне нужно было передать документ американскому послу.

То, что произошло затем, и сейчас кажется страшным кошмаром… даже по ночам снится… Об этом я говорить не стану. Мистер Денверс предупредил, чтобы я была очень осторожна. Возможно, за ним следили с самого Нью-Йорка, хотя он так не думал. Вначале у меня не было никаких подозрений, но на пароходе из Ирландии в Холихед я начала тревожиться. Одна женщина всячески меня опекала и вела себя точно моя близкая подруга — некая миссис Вандемейер. Сперва я была только благодарна ей за участие, но чем-то она была мне неприятна. На ирландском пароходе я несколько раз видела, как она разговаривала с какими-то странными людьми и, судя по взглядам, которые они бросали в мою сторону, речь шла обо мне. Тут я вспомнила, что на «Лузитании» она стояла совсем близко от меня, когда мистер Денверс передавал пакет, а прежде не раз пыталась завести с ним разговор. Мне стало страшно, но что делать дальше, я не знала.

Сначала решила переночевать в Холихеде, а в Лондон уехать на следующий день, но потом поняла, что едва не совершила большую глупость. Выход был только один: притвориться, будто я ничего не замечаю, и надеяться на лучшее. Мне казалось, что, если я буду настороже, у них ничего не получится. Кое-какие меры предосторожности я все-таки приняла: распорола пакет, подменила договор чистым листком и снова зашила. А потому не опасалась, что пакет у меня украдут или отнимут. Но как спрятать настоящий? Над этим я долго ломала голову. Наконец я его развернула — он был всего на двух листках, и вложила их в журнал между двумя рекламными страницами, которые потом склеила по краям (клей для этого я соскребла с конверта). Я сунула журнал в карман плаща и так с ним и ходила.

В Холихеде я попыталась сесть в купе с людьми, которые не вызывали у меня подозрений, но каким-то образом вокруг меня все время оказывались люди, которые оттесняли меня туда, куда я не хотела идти. В этом было что-то странное и зловещее. В конце концов я очутилась в купе с миссис Вандемейер. Я прошлась по коридору, но в других купе все места были заняты, так что мне пришлось вернуться и сесть рядом с ней. Я утешалась мыслью, что мы не одни, — напротив сидели очень симпатичные муж и жена. Ну, и я почти успокоилась, откинулась на спинку, полузакрыв глаза. Наверное, они решили, что я сплю, но я-то видела их сквозь ресницы. Симпатичный мужчина напротив вдруг достал что-то из своего саквояжа и протянул миссис Вандемейер. При этом он подмигнул ей… Не могу вам передать, какой меня охватил страх. Я подумала: во что бы то ни стало надо уйти. Я встала, стараясь не выдать своего ужаса. Но, вероятно, они что-то заподозрили. Не знаю. Во всяком случае, миссис Вандемейер вдруг прошипела «сейчас!» и, когда я попробовала закричать, набросила что-то мне на рот и нос. И одновременно меня сильно ударили сзади по голове…

Джейн умолкла, вся дрожа. Сэр Джеймс ласково ее подбодрил, и через минуту она снова заговорила:

— Не знаю, сколько времени я была без сознания. Но когда очнулась, то почувствовала страшную слабость и тошноту. Лежала я на грязной постели, отгороженной ширмой от остальной комнаты. Из-за ширмы доносились голоса. Один принадлежал миссис Вандемейер. Я прислушалась, но вначале смысл слов до меня не доходил. Когда же я начала понимать, о чем они говорят, то меня охватил такой ужас, что я чуть не закричала.

Договор они не нашли. Распороли пакет, обнаружили чистые листки и совсем рассвирепели. Они гадали: я подменила их или Денверс с самого начала был только приманкой, а подлинный договор переправили с кем-то другим. Они говорили (Джейн закрыла глаза), что надо подвергнуть меня пыткам!

Впервые в жизни я поняла, что такое настоящий смертный страх! Потом они зашли за ширму — поглядеть на меня. Я закрыла глаза и притворилась, будто все еще без сознания. Как мне было страшно, что они услышат стук моего сердца! Но они ушли. А я начала думать, думать… Что делать? Я знала, что, если меня будут пытать, я долго не выдержу.

И тут мне внезапно пришла мысль о потере памяти. Амнезия. Меня всегда интересовал этот феномен, и я прочла много специальных книг. Так что примерно знала, как себя вести. Если мне удастся заморочить их, у меня появятся шансы на спасение. Я помолилась, глубоко вздохнула, а потом открыла глаза и принялась что-то бормотать по-французски!

Миссис Вандемейер примчалась сразу же. И на лице у нее была такая злость… я до смерти перепугалась. Но заставила себя недоумевающе ей улыбнуться и спросила по-французски, что со мной.

Как я поняла по ее лицу, это сбило ее с толку. Она позвала мужчину, с которым разговаривала. Он встал у ширмы так, что его лицо оставалось в тени, и заговорил со мной по-французски. Голос у него был самый обыкновенный и тихий, но все равно его я, не знаю почему, испугалась куда больше, чем миссис Вандемейер. У меня было ощущение, что он видит меня насквозь, но я продолжала играть свою роль и снова спросила, где я, потом добавила, что мне необходимо что-то вспомнить — совершенно необходимо! И только сейчас все куда-то пропало. Я все больше и больше волновалась. Он спросил, как меня зовут, я ответила, что не знаю, что я ничего, ничегошеньки не помню.

Вдруг он схватил меня за руку и начал ее выворачивать. Боль была ужасная. Я закричала. Он крутил и крутил, а я кричала, кричала — но только по-французски. Не знаю, сколько бы я так выдержала, но, к счастью, мне стало дурно. Теряя сознание, я услышала, как он сказал: «Это не симуляция! Да и у девчонки ее возраста просто не может быть необходимых специальных знаний». Видно, он забыл, что американские девушки в этом смысле много старше своих английских сверстниц и больше интересуются наукой.

Когда я пришла в себя, миссис Вандемейер просто источала нежность и заботливость. Видимо, таковы были инструкции. Она заговорила со мной по-французски, объяснила, что я перенесла тяжелый шок и была очень больна. Я разыграла полубессознательное состояние и пожаловалась, что «доктор» очень больно сжал мне запястье. Ее мои слова, казалось, обрадовали.

Потом она вышла из комнаты. На всякий случай я продолжала лежать тихо, почти не шевелясь. Потом встала и обошла комнату. Я решила, что такое поведение должно выглядеть естественным, если за мной и правда подглядывают. Комната была убогой и грязной. Ни одного окна — мне это показалось странным. Дверь, я полагаю, была заперта, но я не стала проверять. На стенах висели пожелтелые гравюры, изображавшие сцены из «Фауста».

Таппенс и сэр Джеймс хором воскликнули «А-а!». Джейн кивнула.

— Да. Это была та самая комната, где заперли мистера Бересфорда. Естественно, тогда я не знала, что нахожусь в Лондоне, а тем более — в Сохо. Меня мучительно грызла одна мысль… И я даже ахнула от облегчения, когда увидела, что мой плащ небрежно брошен на спинку стула. И свернутый журнал по-прежнему торчит из кармана!

Если бы я могла знать точно, что за мной не следят! Я оглядела стены, но ничего подозрительного не увидела, и все-таки меня не оставляло ощущение, что где-то в них скрыто отверстие. Тогда я вдруг прислонилась к столу, закрыла лицо руками и с рыданием вскрикнула: «Mon Dieu! Mon Dieu!» У меня очень острый слух, и я явственно расслышала шелест платья и легкое поскрипывание. Мне этого было достаточно. За мной следят!

Я снова легла, и через какое-то время миссис Вандемейер принесла мне ужин. Она все еще была мила до тошноты. Наверное, ей приказали завоевать мое доверие. Внезапно она достала пакетик из клеенки и спросила, узнаю ли я его. А сама так и впилась в меня глазищами.

Я взяла его и с недоумением повертела в руках. Потом покачала головой и сказала, что мне чудится, будто я что-то о нем вспоминаю, будто вот-вот вспомню все, но в памяти полный провал. Тут она мне объяснила, что я ее племянница и должна называть ее «тетя Рита». Я послушалась, и она велела мне не тревожиться: память ко мне скоро вернется.

Ночь началась ужасно. Еще до разговора с ней я продумала план действий. Документ пока был цел, но оставлять его в журнале и дальше казалось очень рискованным. Ведь в любую минуту они могли забрать плащ и выбросить журнал. Я лежала так примерно до двух часов, потом встала, стараясь не шуметь, и в темноте начала тихонько водить рукой по стене слева. Очень осторожно я сняла гравюру — «Маргариту с драгоценностями». На цыпочках прокралась к столу и вытащила журнал вместе с парой листков, которые тоже туда засунула. Потом подошла к умывальнику и смочила картон с задней стороны рамы по всем краям. Вскоре мне удалось его отодрать. Склеенные листы в журнале я уже разлепила и теперь вложила бесценные два листочка между гравюрой и картоном, который прилепила на место клеем с конвертов. Теперь никому и в голову не пришло бы, что гравюру трогали. Я повесила ее на место, свернула журнал, сунула его в карман плаща и тихонько легла. Я считала, что нашла очень удачный тайник: с какой стати станут они раздирать свои собственные гравюры? Мне оставалось только надеяться, что они поверят, будто Денверс вез ложный пакет. И в конце концов отпустят меня.

Собственно говоря, насколько я могу судить, вначале они к такому выводу и пришли, — что едва не оказалось для меня роковым. Как я узнала после, они чуть было не разделались со мной тут же на месте — о том, чтобы отпустить меня, не было и речи, — но, видимо, их главарь решил оставить меня в живых — на случай, если договор все-таки спрятала я и смогу объяснить им где, если ко мне вернется память. Неделя за неделей они тщательно наблюдали за мной, а иногда часами допрашивали, — по-моему, они были мастерами своего дела. Уж не знаю как, но мне удалось не выдать себя, хотя напряжение было кошмарным.

Меня отвезли назад в Ирландию, а оттуда — снова в Англию точно прежним маршрутом на случай, если я сумела спрятать договор где-нибудь по дороге. Миссис Вандемейер и еще одна женщина ни на секунду не оставляли меня одну. Они объясняли, что я племянница миссис Вандемейер и страдаю нервным расстройством после того, как чуть не погибла на «Лузитании». Если бы я попыталась обратиться к кому-нибудь за помощью, то выдала бы себя в ту же секунду. Миссис Вандемейер выглядела такой богатой, была так элегантно одета, что, конечно, в случае неудачи поверили бы ей, а не мне, — поверили бы, что после такого шока у меня началась мания преследования. И мне было даже страшно подумать, что они сделают, если узнают, что я симулировала.

Сэр Джеймс кивнул.

— Миссис Вандемейер обладала большим обаянием и силой воли. Этого в сочетании с ее положением в обществе было более чем достаточно, чтобы поверили ей, а не вашим откровенно мелодраматичным россказням.

— Этого я и боялась. В конце концов меня поместили в клинику в Борнемуте. Мне не сразу удалось разобраться, настоящая это клиника или очередной камуфляж. Ко мне приставили сестру — я находилась на особом положении. Она выглядела такой милой и во всех отношениях обыкновенной, что я чуть было ей не доверилась. Но милосердное Провидение спасло меня в последнюю минуту. Дверь была полуоткрыта, и из коридора донесся ее голос. Она с кем-то говорила… Она была одной из них! Они все еще подозревали, что я симулирую, вот и приставили ее ко мне — для охраны и для проверки. Тут уж я совсем перепугалась и теперь боялась даже и помыслить о том, чтобы кому-нибудь довериться.

Я словно сама себя загипнотизировала и постепенно почти забыла, что я — Джейн Финн. А роль Дженет Вандемейер я играла так старательно, что у меня начались какие-то нервные расстройства. Я заболела по-настоящему. И много месяцев находилась в тяжелой депрессии. Я чувствовала, что скоро умру, но меня это не трогало. Говорят, нормальный человек, попавший в дом умалишенных, нередко сам теряет рассудок. Видимо, и со мной происходило нечто подобное. Я настолько вжилась в роль, что она стала второй моей натурой. Я уже почти не чувствовала себя несчастной, а испытывала только вялость и безразличие. Все утратило всякий смысл. Так прошел год, другой…

И вдруг все переменилось. Из Лондона приехала миссис Вандемейер, и они с доктором начали задавать мне вопросы, пробовать на мне различные методы лечения. Собирались даже послать меня к специалисту в Париже. Но все-таки не рискнули. По кое-каким обмолвкам я поняла, что меня ищут какие-то другие люди, и этим людям я могу довериться. Позже я узнала, что приставленная ко мне сестра ездила в Париж к специалисту, выдав себя за меня. Он подверг ее нескольким проверкам и установил, что амнезию она симулирует. Но она запомнила его методику и испробовала ее на мне. Полагаю, что специалист, всю жизнь занимающийся такими исследованиями, сразу бы меня разоблачил, но их мне удалось снова провести. Теперь мне было легче, ведь я уже столько времени не ощущала себя Джейн Финн.

И вот как-то вечером меня ни с того ни с сего увезли в Лондон — в тот дом в Сохо. Едва я покинула клинику, что-то во мне сдвинулось, и я словно очнулась от долгого забытья.

Мне было велено носить еду мистеру Бересфорду. (То есть тогда, естественно, я его фамилии не знала.) Я решила, что это новая ловушка, и держалась настороже. Но он казался таким порядочным и искренним, что я невольно усомнилась в его причастности к их темным делам. Тем не менее я взвешивала каждое свое слово — в стене выше человеческого роста было маленькое отверстие, и я знала, что нас подслушивают.

В воскресенье днем они получили какое-то взбудоражившее их известие. Я сумела подслушать. Им было приказано убить его. Что было затем, вы знаете. Пока он открывал засовы, я решила достать документ из тайника, думала, что успею. Но они меня перехватили, и я стала кричать, что, ах, он убежал и что я хочу вернуться к Маргарите. Это имя я повторила три раза — громко, как могла. Они, я знала, решат, что я имею в виду миссис Вандемейер, а я очень надеялась, что мистер Бересфорд вспомнит про гравюры. Он ведь в первый день снял одну с крючка… Это тоже было причиной того, что я боялась ему довериться.

Она умолкла.

— Следовательно, — медленно произнес сэр Джеймс, — договор все еще спрятан в той комнате!

— Да. — Джейн опять прилегла, утомленная долгим рассказом.

Сэр Джеймс встал и посмотрел на часы.

— Идемте, — сказал он. — Нельзя терять ни минуты.

— Куда? — удивленно спросила Таппенс. — Ведь скоро ночь.

— Завтра может быть поздно, — очень серьезно ответил адвокат. — К тому же пока у нас еще есть шанс изловить гениального сверхпреступника — мистера Брауна.

Наступила мертвая тишина. Затем сэр Джеймс продолжил:

— Вас выследили до моих дверей, это очевидно. За нами также будут вести слежку, но мешать нам не станут, так как мистер Браун рассчитывает, что мы приведем его к тайнику. Правда, дом в Сохо находится под круглосуточным наблюдением — там полно полицейских и большое число агентов. Но мистер Браун не отступится. Он пойдет ва-банк, лишь бы раздобыть запал для своей мины. К тому же, по его расчету, риск будет не так уж велик, поскольку он войдет под личиной друга!

Таппенс покраснела и импульсивно выпалила:

— Но вы не все знаете… Мы не все вам сказали… — Ее взгляд растерянно обратился на Джейн.

— Что именно? — спросил адвокат резко. — Колебаться не время, мисс Таппенс. Мы должны твердо знать, что нас ждет.

Но против обыкновения Таппенс никак не удавалось собраться с духом.

— Это так трудно… Понимаете, если я ошибаюсь… Даже подумать страшно… — Она выразительно покосилась на ничего не подозревающую Джейн и заключила загадочно: — Никогда мне не простит!

— Вы хотите, чтобы я вас выручил, э?

— Ну, пожалуйста! Вы ведь знаете, кто — мистер Браун, правда?

— Да, — сказал сэр Джеймс почти торжественно, — теперь я наконец это знаю!

— Наконец? — повторила Таппенс с недоумением. — А я думала… — произнесла она и умолкла.

— И не ошиблись, мисс Таппенс. Я был уверен, что это он… с того самого дня, когда умерла миссис Вандемейер.

— А-а! — Таппенс перевела дух.

— Ибо логический вывод мог быть только один: либо она сама приняла хлорал, а это предположение я отвергаю, либо…

— Что?

— Либо он был подмешан к коньяку, который вы ей дали. К рюмке прикасались только трое: вы, мисс Таппенс, я сам и еще один человек — мистер Джулиус Херсхейммер.

Джейн Финн, вздрогнув, приподнялась и села на диване, обратив на адвоката удивленный взгляд, а он продолжал:

— Поначалу я отгонял прочь эту чудовищную мысль. Мистер Херсхейммер, сын известного миллионера, был всегда на виду и жил в Америке. Он просто физически не мог быть мистером Брауном. Но логика — неумолимая вещь. Ход событий подсказывал именно этот вывод. А вспомните внезапный испуг миссис Вандемейер. Вот вам еще одно доказательство, если бы таковое потребовалось… А помните, при первом же удобном случае я посоветовал вам быть осторожной и, судя по некоторым словам мистера Херсхейммера в Манчестере, вы поняли мой намек и вели себя очень осмотрительно. А я задался целью доказать, что невозможное бывает возможным. И тут как раз мне позвонил мистер Бересфорд и сообщил, что фотография мисс Джейн Финн все это время, как я и предполагал, оставалась у мистера Херсхейммера…

Его перебила Джейн. Вскочив с дивана, она гневно выкрикнула:

— На что вы намекаете? Вы хотите сказать, что мистер Браун — это Джулиус?! Джулиус, мой двоюродный брат?!

— Нет, мисс Финн, — неожиданно ответил сэр Джеймс. — Не ваш двоюродный брат. Человек, называющий себя Джулиусом Херсхейммером, ни в каком родстве с вами не состоит.

Глава 26 Мистер Браун

Слова сэра Джеймса произвели эффект разорвавшейся бомбы. Девушки ошеломленно молчали. Адвокат отошел к письменному столу и вернулся с газетной вырезкой, потом протянул ее Джейн. Через ее плечо Таппенс прочла короткую заметку. Мистер Картер сразу ее узнал бы. В ней сообщалось о неизвестном утопленнике, выловленном в порту Нью-Йорка.

— Как я уже сказал мисс Таппенс, — продолжал адвокат, — мне нужно было доказать, что невозможное подчас не так уж невозможно. Мою задачу весьма усложнял тот факт, что Джулиус Херсхейммер — неоспоримо подлинная личность. Отгадка напросилась сама, едва я прочел эту заметку. Джулиус Херсхейммер решил найти свою кузину. Он поехал на Запад, в ее родной штат, навел справки, раздобыл ее фотографию, чтобы облегчить поиски, но накануне отплытия из Нью-Йорка он был убит. Его труп одели в рабочую одежду, лицо изуродовали, чтобы помешать опознанию, а его место занял мистер Браун. Он и отплыл в Англию. Никто из друзей и знакомых Херсхейммера не видел его в день отплытия. Но, по правде говоря, в любом случае риск был невелик, самозванец прекрасно играл свою роль. А затем он ловко втирается в доверие к тем, кто взялся его отыскать. Таким образом он был в курсе всех их замыслов. Только один раз его чуть было не настигла гибель — миссис Вандемейер знала, кто он. В своих планах он не учел, что ей могут предложить огромную сумму за предательство. Если бы мисс Таппенс, к счастью, не изменила своих намерений, миссис Вандемейер успела бы покинуть свою квартиру, задолго до того, как мы туда добрались. Ему угрожало разоблачение, и он решился на отчаянный шаг, надеясь, что в роли американского миллионера будет вне подозрений. Что ж, расчет был верным — почти верным.

— Не может быть, — прошептала Джейн. — Он казался таким чудесным!

— Подлинный Джулиус Херсхейммер действительно был чудесным человеком. А мистер Браун — превосходный актер. Спросите мисс Таппенс, не возникало ли у нее сомнений в отношении мистера Херсхейммера.

Джейн молча посмотрела на Таппенс, та кивнула.

— Мне не хотелось говорить этого, Джейн, я знала, как тебе будет больно. И к тому же полной уверенности у меня не было. Я и теперь не понимаю, почему он нас спас, если он мистер Браун.

— Так вам помог спастись Джулиус Херсхейммер?

Таппенс рассказала сэру Джеймсу о невероятных событиях этого вечера и повторила:

— Не понимаю! Зачем ему нужно было нас спасать!

— Неужели? А я понимаю! Как и Бересфорд, судя по его действиям. Как последнее средство — Джейн Финн предоставляется возможность бежать — но так, чтобы она не могла заподозрить обман. Присутствие в окрестностях Бересфорда их не пугает, и они даже не прочь, чтобы он передал вам весточку — это им на руку. И вдруг является Джулиус Херсхейммер и спасает вас — как в романе. Свистят пули — но все почему-то остаются живы. Что должно было произойти дальше? Вы поехали бы прямо в Сохо, извлекли бы договор из тайника, и мисс Финн, вероятно, отдала бы его для пущей сохранности своему кузену. Либо, если поиски взял бы на себя он, документ оказался бы похищенным, так бы он сказал вам. А вы, скорее всего, обе погибли бы в результате какого-то несчастного случая. Вам слишком много известно, а это чревато нежелательными последствиями. Естественно, я изложил примерный вариант. Признаюсь, я был застигнут врасплох, но кое-кто оказался бдительнее.

— Томми! — нежно сказала Таппенс.

— Да. Видимо, он вовремя успел ускользнуть. И все-таки я за него тревожусь.

— Почему?

— Потому что Джулиус Херсхейммер — это мистер Браун, — сухо ответил сэр Джеймс. — А чтобы справиться с мистером Брауном, одного человека с пистолетом мало…

Таппенс побледнела.

— Что мы можем сделать?

— Пока не съездим в тот дом в Сохо — ничего. Если Бересфорд по-прежнему владеет положением, бояться нечего. А если нет, наш враг явится туда и он найдет нас — готовыми к встрече. — Из ящика стола адвокат достал офицерский револьвер и спрятал его в кармане сюртука.

— Теперь мы готовы. Я понимаю, мисс Таппенс, мне не следует даже заикаться о том, чтобы вы остались здесь…

— Еще бы! — воскликнула Таппенс.

— Но вот мисс Финн лучше остаться. Тут она в полной безопасности, у нее и так уже нету сил — еще бы, столько перенести…

Но, к удивлению Таппенс, Джейн решительно замотала головой.

— Нет, нет. Я хочу поехать с вами. Документ доверили мне. И я обязана сама довести все до конца. Да и чувствую я себя вполне сносно.

Сэр Джеймс распорядился, чтобы ему подали автомобиль. И пока они ехали, сердце Таппенс колотилось все сильнее. Она страшно тревожилась за Томми, но одновременно ее охватило радостное нетерпение. Победа останется за ними!

Вскоре машина затормозила на углу площади, они вышли, и сэр Джеймс подошел к одному из агентов в штатском. Расспросив его, адвокат вернулся к девушкам.

— В дом пока еще никто не входил. Черный ход тоже под наблюдением, это они гарантируют. Всякий, кто попробует войти следом за нами, будет тут же арестован. Так войдем?

Полицейский достал ключ. Сэра Джеймса тут все хорошо знали. Были у них и инструкции относительно Таппенс, хотя о второй девушке их не предупредили. Они вошли в подъезд и закрыли за собой дверь. Потом медленно поднялись по скрипучим ступенькам. Рядом с верхней площадкой рваная занавеска по-прежнему закрывала нишу, в которой прятался Томми. Таппенс узнала об этом от Джейн, когда обе они были пленницами и когда Джейн звалась еще именем «Аннет». Поэтому она с интересом взглянула на рваный бархат. И ей почудилось, что занавеска чуть-чуть дрогнула, словно и сейчас кто-то прятался в нише… Иллюзия была настолько полной, что ей померещилось, будто она видит очертание плеча… А что, если там укрылся Джулиус… то есть мистер Браун…

Чепуха! И все-таки она чуть было не возвратилась посмотреть.

Они вошли в комнату-темницу. Таппенс вздохнула с облегчением: уж тут спрятаться никто не может. Вечно она что-то выдумывает! Какая глупость! Нет, она не поддастся этому навязчивому ощущению, будто мистер Браун здесь, в доме… Ой! Что это? Кто-то крадучись поднимается по лестнице? Значит, все-таки в доме кто-то прячется… Глупость какая! Она была близка к истерике.

Джейн сразу направилась к гравюре с Маргаритой и сняла ее со стены. Рама была покрыта густым слоем пыли, а на стене остались фестоны паутины. Сэр Джеймс протянул девушке перочинный ножик, и она отделила картон от рамы… На пол упала журнальная страница с рекламой. Джейн подняла ее. Расклеив обтрепанные края, она извлекла наружу два тонких густо исписанных листка.

На этот раз никаких чистых листков для отвода глаз, но подлинный договор!

— Мы нашли его, — сказала Таппенс. — Наконец-то!

Душевное напряжение достигло высшей точки. Мигом были забыты странное поскрипывание и какой-то шорох, только что напугавшие Таппенс. Все трое не сводили глаз с документа в руке Джейн.

Сэр Джеймс взял его и внимательно оглядел.

— Да, — сказал он негромко, — это действительно злополучный договор!

— Мы победили! — изумленно пробормотала Таппенс, и в ее тоне слышался благоговейный страх.

— Мы победили, — негромко повторил сэр Джеймс, бережно складывая листочки и пряча их в бумажник. Потом он с интересом обвел взглядом убогую комнатушку. — Ведь это тут наш молодой друг томился в заключении, не так ли? — сказал он. — Вы обратили внимание, какая тяжелая и массивная тут дверь, и ни одного окна. Что бы тут ни происходило, ни одна душа не услышит.

Таппенс вздрогнула. От его слов ей стало не по себе. А что, если кто-то и вправду прячется в доме? Захлопнет дверь и оставит их погибать тут, точно каких-нибудь крыс? Опять! Да что это она в самом деле! Дом ведь окружен полицией, если они не выйдут, устроят обыск, их обязательно найдут. Она улыбнулась своим глупым фантазиям… и вдруг перехватила устремленный на нее взгляд сэра Джеймса. Адвокат понимающе кивнул.

— Совершенно верно, мисс Таппенс. Вы ощущаете опасность. Как и я. Как и мисс Финн.

— Да, — призналась Джейн. — Это нелепо, но я ничего не могу с собой поделать!

Снова сэр Джеймс кивнул.

— Вы чувствуете… мы все чувствуем… присутствие мистера Брауна. Да, — добавил он в ответ на невольное движение Таппенс, — вне всяких сомнений, мистер Браун здесь…

— Здесь, в доме?

— Здесь, в комнате… Вы не понимаете? Мистер Браун — это я…

Они замерли, уставившись на него глазами, полными ужаса. Самые черты его лица изменились. Перед ними был совсем другой человек. Он улыбнулся медленно и жестоко.

— Живой ни та, ни другая отсюда не выйдет! Вы только что сказали: «Мы победили!» Не вы, а я! Договор у меня. — Он поглядел на Таппенс, и его улыбка стала шире. — Сказать вам, что будет дальше? Рано или поздно сюда ворвется полиция и обнаружит три жертвы мистера Брауна — три, не две, понимаете? Но, к счастью, третья жертва окажется лишь раненой и будет в состоянии с богатым подробностями описать нападение. Договор! В руках мистера Брауна! Естественно, никому в голову не придет обыскать карманы сэра Джеймса Пиля Эджертона. — Он обернулся к Джейн: — Должен признать, что вам удалось меня перехитрить. Но больше вам этого сделать не удастся!

За его спиной послышался легкий шорох, но, опьяненный успехом, он не обернулся.

Его рука опустилась в карман.

— Шах и мат Молодым Авантюристам, — сказал он, медленно поднимая большой револьвер.

И в ту же секунду почувствовал, как кто-то обхватил его сзади железной хваткой, выбив из руки револьвер, и голос Джулиуса Херсхейммера произнес с американской оттяжкой:

— Как говорится, пойман с поличным!

Лицо знаменитого адвоката побагровело, но держался он на зависть достойно. Он посмотрел на Джулиуса, потом его взгляд остановился на Томми.

— Вы! — произнес он почти шепотом. — Вы! Я мог бы догадаться…

Решив, что он сопротивляться не будет, они ослабили хватку. И тотчас его левая рука с перстнем-печаткой прижалась к губам.

— Ave, Caesar, morituri te salutant[94], — произнес он, все еще глядя на Томми.

Его лицо исказилось, по телу пробежала судорога, и он рухнул на пол, а в воздухе разлился запах горького миндаля[95].

Глава 27 Званый ужин в «Савое»[96]

Званый ужин, который мистер Джулиус Херсхейммер устроил для близких друзей, надолго сохранится в памяти поставщиков редких деликатесов. Устроен он был в отдельном кабинете, и распоряжения мистера Херсхейммера отличались исчерпывающей краткостью. Он предоставил метрдотелю carte blanche. А когда миллионер предоставляет carte blanche, он получает все сполна!

На столе сменялись несезонные закуски и блюда. Официанты с любовной бережностью наливали в бокалы выдержанные королевские вина. Вопреки законам природы, в вазах соседствовали плоды всех времен года. То же самое относилось и к цветам. Небольшой список гостей включал только самых избранных. Американский посол, мистер Картер, который (по его выражению) взял на себя смелость привести своего старого друга сэра Уильяма Бересфорда, затем архидьякон Каули, доктор Холл, а также известные Молодые Авантюристы: мисс Пруденс Каули и мистер Томас Бересфорд, и, наконец, самая почетная гостья — мисс Джейн Финн.

Джулиус приложил все усилия, чтобы Джейн предстала перед гостями в полном блеске. Рано утром в дверь номера Таппенс, который она делила с молодой американкой, раздался загадочный стук. Это был Джулиус. В руке он держал чек.

— Вот что, Таппенс, — начал он, — могу я попросить тебя об услуге? Возьми вот это и похлопочи немного, чтобы вечером Джейн было что надеть. Вы все ужинаете со мной в «Савое». Понятно? Денег не жалей. Усекла?

— Заметано! — в том же духе ответила Таппенс. — Мы отлично проведем время. Одевать Джейн — чистое удовольствие. Никого красивее я в жизни не видела.

— Вот именно! — пылко отозвался мистер Херсхейммер.

Эта пылкость вызвала лукавые искорки в глазах Таппенс.

— Да, кстати, Джулиус, — сказала она стыдливо. — Я… я ведь еще не дала вам ответ.

— Ответ? — повторил Джулиус, бледнея.

— Когда вы… просили меня стать вашей женой, — запинаясь, произнесла Таппенс, скромно потупившись (ну вылитая героиня ранних викторианских романов[97]), — и ничего не желали слушать, я… я подумала и…

— И что? — спросил Джулиус. На лбу у него заблестели бисеринки пота.

Таппенс стало его жаль.

— Ах ты, дурак, — сказала она, — зачем ты тогда это затеял? Я же сразу поняла, что у тебя ко мне ничего нет!

— Это почему же ничего? Я питал… и по-прежнему питаю к тебе огромное уважение, симпатию, восхищение…

— Хм! Грош им цена, если нет еще одного, одного-единственного чувства! Разве не так, старичок?

— Не понимаю, о чем ты! — с апломбом ответил Джулиус, но по его лицу разлилась жгучая краска.

— Ну-ну, расскажи-ка это своей бабушке! — съехидничала Таппенс, со смехом затворяя перед его носом дверь, но тут же снова ее приоткрыла и с благородной скорбью изрекла: — Я всегда буду помнить, как меня вероломно бросили у алтаря!

— Кто это был? — спросила Джейн, когда Таппенс вернулась в их гостиную.

— Джулиус.

— Зачем он приходил?

— По-моему, в надежде увидеть тебя, но я этого не допустила. И не допущу до вечера, пока ты не явишься во всей славе своей, как царь Соломон, чтобы поразить всех! Собирайся. Мы отправляемся по магазинам!

Для подавляющего большинства двадцать девятое, грозный «Профсоюзный день», о котором столько кричали, прошел без примечательных событий. В Гайд-парке и на Трафальгарской площади произносились речи, по улицам довольно бесцельно бродили не слишком стройные колонны, распевая песню «Красное знамя»[98]. Газетам, намекавшим на всеобщую забастовку и начало террора, пришлось снять уже готовые заголовки. Наиболее дерзкие и находчивые принялись доказывать, что мир был сохранен исключительно благодаря их советам. В воскресных выпусках появилось краткое извещение о кончине сэра Джеймса Пиля Эджертона, знаменитого адвоката. В понедельник были напечатаны хвалебные некрологи. Причина его внезапной смерти так и осталась загадкой для общественности.

Томми правильно предсказал ее последствия. Организация держалась на указаниях покойного. Лишившись дирижера, она тут же развалилась. Краменин спешно отбыл в Россию, он уехал утром в воскресенье. Заговорщики в панике бежали из Астли-Прайерс, в спешке оставив там множество бумаг, безнадежно их компрометирующих. Имея на руках эти доказательства, а также найденный в кармане покойного дневник, в котором кратко излагались цели и механизм заговора, правительство успело в последнюю минуту созвать конференцию. Руководители профсоюзов вынуждены были признать, что их использовали в качестве пешек в чужой игре. Правительство пошло на некоторые уступки, которые были охотно приняты. Все завершилось не войной, а миром.

Кабинет министров знал, как близка была катастрофа. А в памяти мистера Картера навсегда запечатлелось то, что произошло накануне поздним вечером в некоем доме в Сохо.

Когда он вошел в грязную комнатушку, великий адвокат, его старинный друг, обличенный собственными признаниями, лежал мертвый. Из бумажника мертвеца он извлек договор и тут же в присутствии четырех свидетелей сжег его… Англия была спасена!

И вот теперь, вечером тридцатого, Джулиус Херсхейммер принимал гостей в отдельном кабинете «Савоя».

Первым после Томми и Таппенс с Джейн приехал мистер Картер. С ним был холерического вида старец, при виде которого Томми покраснел до корней волос. Он сделал шаг вперед.

— Ха! — сказал старец, уставившись на него слегка выпученными глазами. — Ты ведь мой племянник, а? Выправки никакой, но, кажется, в деле ты себя показал недурно. Так что мать тебя все-таки воспитала не так уж скверно. Ну, да кто старое помянет… Согласен? Как-никак ты мой наследник, и теперь я назначу тебе содержание… и можешь считать Челмерс-парк своим домом.

— Благодарю вас, сэр. Вы очень добры.

— А где барышня, про которую мне все уши прожужжали?

Томми подвел к нему Таппенс.

— Ха! — сказал сэр Уильям, меряя ее взглядом. — Девушки нынче совсем не те, что в дни моей молодости!

— Вовсе нет! — возразила Таппенс. — Одеваются они по-другому, не спорю, а в остальном такие же!

— Ну, может, и так. Были кокетками, кокетками и остались.

— Вот-вот, — согласилась Таппенс, — я и сама жуткая кокетка.

— Охотно верю, — посмеиваясь, сказал старец и одобрительно ущипнул ее за ухо. Обычно молодые женщины отчаянно боялись «старого медведя», как они его называли, и находчивость Таппенс понравилась этому закоренелому женоненавистнику.

Затем вошел робкий архидьякон, несколько стесняясь общества, в котором вдруг оказался. Он был рад, что его дочка, по-видимому, отличилась, но поглядывал на нее с явным беспокойством. Однако Таппенс вела себя безупречно: ни разу не закинула ногу на ногу, следила за своей речью и стойко отказывалась закурить, когда ей предлагали.

Следующим появился доктор Холл, а за ним американский посол.

— А не приступить ли, нам? — сказал Джулиус, когда все гости были друг другу представлены. — Таппенс, прошу… — И он указал на почетное место.

Но она покачала головой.

— Нет. Это место Джейн. Она так замечательно держалась все эти годы, что заслуживает быть сегодня царицей праздника!

Джулиус ответил ей благодарным взглядом, и Джейн смущенно направилась к предложенному ей месту. Джейн всегда была очень хороша собой, но сейчас она была просто обворожительна. Таппенс отлично справилась с данным ей поручением. Вечерний туалет, творение знаменитого модельера, назывался «тигровая лилия»: переливы золотистых, алых и коричневых тонов оттеняли белую шейку Джейн и сверкающую бронзу пышных волос, увенчивавших ее головку. Все собравшиеся восхищенным взглядом следили за тем, как она шествует к почетному месту.

Вскоре застучали ножи и вилки, зазвенели бокалы, и от Томми потребовали подробных объяснений.

— Ну и мастер ты наводить тень на плетень! — упрекнул его Джулиус. — Наговорил мне, что собираешься в Аргентину, я понимаю, у тебя, конечно, были на то причины. Но меня смех разбирает всякий раз, как вспомню, что ты и Таппенс, не сговариваясь, записали меня в мистеры Брауны!

— Эта мысль не сама пришла им в голову, — очень серьезно сказал мистер Картер. — Ее им внушил, точно отмерив дозу яда, несравненный мастер. План этот ему подсказала заметка в нью-йоркской газете, и с ее помощью он сплел паутину, в которой чуть не запутал вас.

— Мне он никогда не нравился, — объявил Джулиус. — Я с самого начала чувствовал, что тут что-то не так. И всегда подозревал, что именно он заставил миссис Вандемейер замолчать в решающую минуту. Но что он у них главный заправила, я понял только, когда выяснилось, что приказ убить Томми был получен почти сразу после нашего с ним разговора в то воскресенье.

— А у меня вообще никаких подозрений не было, — скорбно призналась Таппенс. — Я всегда считала себя умнее Томми, но он обошел меня по всем статьям.

Джулиус согласился.

— Конечно, если бы не Томми, у нас ничего бы не вышло! Так что нечего краснеть и молчать как рыба. Пусть все нам рассказывает.

— Просим! Просим!

— Да ведь и рассказывать-то нечего, — отозвался Томми, чувствуя страшную неловкость. — Я был круглым идиотом до той минуты, пока не нашел фотографию Аннет и не сообразил, что она и есть Джейн Финн. Тут я вспомнил, как настойчиво она повторяла имя «Маргарита», подумал про гравюры и… Ну, и вот… Конечно, я сразу начал вспоминать, как все было, чтобы разобраться, в какой момент я свалял дурака.

— Продолжайте! — настойчиво попросил мистер Картер, заметив, что Томми снова собирается умолкнуть.

— Когда Джулиус рассказал мне о том, что произошло с миссис Вандемейер, я встревожился. Вывод ведь напрашивался один: подлить ей снотворное мог только он сам или сэр Джеймс. Но вот кто именно? Когда я нашел в ящике фотографию, которую, по словам Джулиуса, у него забрал инспектор Браун, я подумал на него. Но тут же вспомнил, что подставную Джейн Финн нашел сэр Джеймс. К окончательному выводу я так и не пришел, а потому решил быть начеку и с тем, и с другим. На случай, если мистер Браун все-таки Джулиус, я оставил ему прощальную записку, сделав вид, что уезжаю в Аргентину, а письмо сэра Джеймса уронил под стол — чтобы он убедился, что я ничего не сочинил. Потом я написал мистеру Картеру и позвонил сэру Джеймсу. Сообщить ему мои соображения было наиболее правильным при любом варианте, и я рассказал ему все — утаил только, где спрятан договор. Он сразу помог мне напасть на след Таппенс и Аннет, и это почти рассеяло мои подозрения. Однако не до конца. Я по-прежнему колебался. И тут я получил поддельное письмо — якобы от Таппенс, и понял наконец, кто из них двоих мистер Браун.

— Но каким образом?

Томми извлек письмо из кармана, и оно стало переходить из рук в руки.

— Почерк ее, не отличишь. Но я понял, что она тут ни при чем. Она никогда не писала свое имя через одно «п» — Тапенс — так мог написать только человек, не видевший никогда ее подписи. Но Джулиус-то видел ее подпись: он показывал мне записку от нее, а вот сэр Джеймс — нет! Дальше все было просто. Я велел Альберту мчаться к мистеру Картеру, притворился, будто уехал, а сам занялся слежкой. Когда Джулиус примчался на своем «ройсе», я понял, что в план мистера Брауна это не входит, и чревато непредвиденными неприятностями. Ведь если сэра Джеймса не поймать, так сказать, на месте преступления, мистер Картер не поверит моему голословному обвинению…

— Я и не поверил, — виновато вставил мистер Картер.

— Вот почему я отправил Таппенс и Джейн к сэру Джеймсу. Я не сомневался, что рано или поздно все они появятся в доме в Сохо. А Джулиусу я пригрозил пистолетом, потому что хотел, чтобы Таппенс рассказала об этом сэру Джеймсу, и он сбросил бы нас со счетов. Как только Таппенс и Джейн добежали до платформы, я сказал шоферу, чтобы он гнал в Лондон как сумасшедший и по дороге все изложил Джулиусу. Мы приехали в Сохо загодя и, подойдя к дому, увидели мистера Картера. Договорившись с ним, поднялись на второй этаж и спрятались в нише за занавеской. Полицейские получили указание всем отвечать, что в дом никто не входил. Вот и все.

Томми крепко сжал губы. Некоторое время царила полная тишина.

— Да, кстати! — вдруг сказал Джулиус. — Насчет фотографии Джейн вы все ошибаетесь. Ее у меня забрали. Только потом я ее нашел.

— Где? — вскрикнула Таппенс.

— В маленьком сейфе миссис Вандемейер, у нее в спальне.

— Я догадалась, что ты что-то скрыл! — обиженно сказала Таппенс. — По правде говоря, из-за этого я и начала тебя подозревать. Но почему ты ничего не сказал?

— Я ведь тоже ни в чем не был уверен. Фотографию у меня один раз украли, и я решил не выпускать ее из рук, пока не сделаю десятка копий!

— Мы все что-то скрывали, — задумчиво произнесла Таппенс. — Наверное, занимаясь секретной работой, иначе нельзя.

Наступила пауза, и мистер Картер достал из кармана потрепанную коричневую книжечку.

— Бересфорд сказал сейчас, что я поверил бы в виновность сэра Джеймса Пиля Эджертона, только если бы его поймали с поличным. Это так. Но лишь прочитав эти записи, я поверил безоговорочно. Дневник будет передан в Скотленд-Ярд, но строго конфиденциально. Длительная юридическая деятельность сэра Джеймса делает огласку нежелательной. Однако вы знаете, кем он был, и я прочту несколько отрывков, которые прольют некоторый свет на особенности мышления необыкновенного человека.

Он открыл книжечку и начал перелистывать тонкие страницы.

«…Вести дневник — безумие, я знаю. Это слишком весомая улика против меня. Но я никогда не чурался риска. И испытываю непреодолимую потребность в самовыражении… Дневник заберут, только когда я буду трупом…

…Еще в детстве я понял, что наделен редкими способностями. Только глупец недооценивает своих дарований. Мой интеллект был заметно выше среднего. Я знал, что рожден для успеха. Только моя внешность не отвечала всему остальному. Я выглядел неприметным, заурядным, как говорят про таких — ничего особенного…

…Еще мальчишкой мне довелось присутствовать на процессе знаменитого убийцы. Особенно глубокое впечатление на меня произвели обаяние и красноречие защитника. Тогда мне и пришла в голову мысль применить мои таланты на этом поприще… Я наблюдал за подсудимым. Он был глуп — невероятно, непростительно глуп. Даже красноречие адвоката вряд ли могло его спасти. Я испытывал к нему брезгливое презрение… И подумал, что преступники в целом ничтожные людишки — бездельники, неудачники, изгои, которых обстоятельства толкнули на путь беззаконий… Странно, что умные люди не осознают, какие это открывает возможности… Я стал обдумывать эту идею… Какое поле деятельности, необъятные перспективы! У меня даже голова закружилась…

…Читаю исследования преступлений и преступни ков. Мое мнение все время подтверждается. Дегенераты, больные — и ни единого человека с широким кругозором, который сознательно выбрал бы этот вид занятий. Я задумался. Предположим, все мои честолюбивые замыслы осуществятся. Я буду адвокатом, достигну вершин моей профессии. Займусь политикой… даже стану премьер-министром Англии. А дальше что? Разве это власть? Помехи на каждом шагу от моих коллег, оковы, наложенные демократической системой, которую я возглавлю чисто символически! Нет! Я мечтал об абсолютной власти. Самодержец! Диктатор! Но такой власти можно добиться только вне рамок закона. Играть на слабостях человеческой натуры, а потом на слабостях наций — создать и возглавить гигантскую организацию, свергнуть существующий режим и стать властителем! Эта мысль меня опьянила…

…Я понял, что должен вести двойную жизнь. Такой человек, как я, неизбежно привлечет к себе внимание. Я должен преуспеть на законном поприще, чтобы замаскировать мою истинную деятельность… И еще я должен создать свой образ. Я взял за образец знаменитых адвокатов, их манеру говорить, их умение воздействовать на умы. Выбери я театр, то стал бы самым знаменитым актером современности. Никаких переодеваний, никакого грима, никаких фальшивых бород. Только самая суть образа! Я надевал его, как перчатку. А когда сбрасывал, становился самим собой — тихим, неприметным, неотличимым от любого встречного. Я назвал себя мистером Брауном. Фамилию Браун носят сотни людей, сотни людей выглядят как я…

…В моей ложной карьере я преуспел. Да иначе и быть не могло. Преуспею и в настоящей. Человек вроде меня не может потерпеть неудачу…

…Читал биографию Наполеона[99]. У нас с ним много общего…

…Специализируюсь на защите уголовных преступников. Надо уметь защищать своих…

…Раза два меня охватил страх. Один раз в Италии. На званом обеде, где присутствовал профессор Д. — знаменитый психиатр. Разговор зашел о безумии. Он сказал: „Есть много сумасшедших, которых все считают нормальными. И они сами тоже“. Не понимаю, почему при этих словах он посмотрел на меня. Таким странным взглядом… Мне это не понравилось.

…Война меня встревожила… Я думал, она поможет моим планам. Немцы такие отличные организаторы. И система слежки у них превосходная. Улицы полны молокососами в хаки. Пустоголовые молодые дураки… И все же… Они выиграли войну… Это меня тревожит…

…Все идет превосходно… Какая-то девчонка взялась неизвестно откуда… Не думаю, что ей действительно что-то известно… Но придется расстаться с „Эстонским стеклом“… Сейчас нельзя рисковать…

…Все идет как надо. Потеря памяти досадна. Но это не симуляция. Такой девчонке МЕНЯ не провести!..

…Двадцать девятое совсем близко…»

Мистер Картер прервал чтение:

— Подробности предполагавшегося переворота я пропущу. Но тут есть две маленькие записи, касающиеся вас троих. В свете дальнейших событий они небезынтересны.

«…Заставив девчонку явиться ко мне по собственной инициативе, я сумел ее обезоружить. Но ее интуитивные догадки могут оказаться опасными… Ее надо убрать… С американцем ничего не выходит: он испытывает ко мне неприязнь и подозрения. Но знать он ничего не может… Думается, моя броня неуязвима… Иногда мне кажется, что второго мальчика я недооценил. Он не умен, но сбить его с толку очень трудно…»

Мистер Картер захлопнул дневник.

— Необыкновенный человек, — сказал он. — Гений или безумец, кто может решить?

Ответом ему было молчание. Он встал:

— Предлагаю тост за Совместное Предприятие, которое заслуженно увенчалось полным успехом!

Под одобрительные восклицания все осушили бокалы.

— Нам хотелось бы послушать еще кое-что, — продолжал мистер Картер и посмотрел на американского посла. — Я знаю, что говорю и от вашего имени. Мы просим мисс Джейн Финн рассказать нам свою историю, которую пока слышала только мисс Таппенс, но прежде мы выпьем за ее здоровье. За здоровье одной из самых смелых дочерей Америки, к которой две великие нации преисполнены глубочайшей благодарности!

Глава 28 Что было после

— Прекрасный был тост, Джейн, — сказал мистер Херсхейммер, возвращавшийся с обретенной сестрой в «Ритц» на своем «роллс-ройсе».

— За Совместное Предприятие?

— Нет. За твое здоровье. Ни одна девушка в мире не смогла бы это выдержать! Ты просто изумительна!

Джейн покачала головой.

— Я не чувствую себя изумительной. Только усталой, одинокой, стосковавшейся по родине.

— Я как раз об этом и хотел с тобой поговорить. Я слышал, как жена посла предлагала тебе незамедлительно переехать в посольство. Это неплохо, но у меня другой план. Джейн, выходи за меня замуж! Не пугайся и не отвечай сразу «нет». Конечно, полюбить ты меня за один день не могла. Так не бывает. Но я тебя полюбил с той самой минуты, когда увидел твою фотографию, а теперь, когда встретился с тобой, лишился рассудка! Только бы ты вышла за меня, я бы не стал тебе навязываться, тебе самой все решать. Может, ты меня так и не полюбишь, не бойся, я сумею вернуть тебе свободу. Но мне надо теперь же заполучить право заботиться о тебе, беречь тебя!

— Вот это мне и нужно, — сказала она грустно. — Чтобы нашелся человек, которому я была бы дорога. Ты даже не представляешь, как мне тоскливо и одиноко!

— Очень даже представляю! Значит, заметано, и завтра утром я загляну к архиепископу за специальным разрешением.

— Ах, Джулиус!

— Ну, торопить я тебя не хочу, Джейн, но какой смысл тянуть? Не бойся, я ведь не жду, что ты меня сразу полюбишь.

В его ладонь скользнула маленькая ручка.

— Я уже люблю тебя, Джулиус, — сказала Джейн Финн. — Я тебя полюбила тогда, в автомобиле, когда пуля оцарапала тебе щеку…

Пять минут спустя Джейн спросила вполголоса:

— Я плохо знаю Лондон, Джулиус, но разве от «Савоя» до «Ритца» так далеко?

— Все зависит от того, какой выбрать путь, — объяснил Джулиус, не краснея. — Мы едем вокруг Риджент-парка! [100]

— Ах, Джулиус, что подумает шофер!

— Деньги, которые я ему плачу, избавляют его от лишних мыслей. Джейн, ужин в «Савое» я устроил только для того, чтобы отвезти тебя домой. Мне ведь никак не удавалось остаться с тобой наедине! Вы с Таппенс были неразлучны, как сиамские близнецы[101]. Честное слово, еще день, и мы с Бересфордом свихнулись бы!

— Так и он?..

— Само собой. По уши.

— Я так и думала, — задумчиво сказала Джейн.

— Откуда ты узнала?

— Ну, из того, что Таппенс мне не говорила.

— Я что-то не понял, — сказал мистер Херсхейммер, но Джейн только засмеялась.

Тем временем Молодые Авантюристы сидели, неестественно выпрямившись от смущения, в такси, которое по странному стечению обстоятельств также выбрало маршрут к «Ритцу» вокруг Риджент-парка.

И того и другого сковала непонятная неловкость. Все почему-то стало совсем другим, они и сами не могли объяснить почему. И у того и другого язык точно прилип к нёбу. Руки и ноги были как ватные. От прежней товарищеской непринужденности не осталось и следа.

Таппенс не знала, что сказать.

И Томми тоже.

Они сидели, напряженные до предела, и старательно не смотрели друг на друга.

Наконец Таппенс сделала над собой отчаянное усилие:

— А ведь хорошо было!

— Неплохо.

И опять молчание.

— Мне нравится Джулиус! — снова начала Таппенс.

И тут Томми ожил, будто его ударило электрическим током.

— Замуж ты за него не пойдешь, слышишь? — сказал он тираническим тоном. — Я тебе запрещаю!

— А! — кротко отозвалась Таппенс.

— Категорически! Ты поняла?

— Но он и не хочет на мне жениться. И сделал мне предложение просто по доброте душевной.

— Так я тебе и поверил! — насмешливо отрезал Томми.

— Нет, правда. Он по уши влюблен в Джейн. И, наверное, делает ей сейчас предложение.

— Она ему подходит, — снисходительно решил Томми.

— Ты согласен, что она очаровательна? И другой такой ему не найти?

— Пожалуй, ты права.

— Но ты, я полагаю, предпочитаешь более надежные ценности, скажем, в фунтах стерлингов? — сказала Таппенс смиренным голоском.

— Я? О черт, Таппенс, прекрати сейчас же!

— Мне понравился твой дядя, Томми. — Таппенс поспешно сменила тему. — Кстати, что ты намерен делать? Примешь предложение мистера Картера и станешь государственным мужем или отправишься в Америку — управляющим на ранчо Джулиуса? Он сулил тебе немалые деньги.

— Думается, останусь верен старому Альбиону[102], хотя Херсхейммер, конечно, добрый малый. Но, по-моему, Лондон тебе подходит больше.

— Не вижу, при чем здесь я!

— А я вижу, — решительно возразил Томми.

Таппенс покосилась на него.

— Ну и деньги, конечно, — произнесла она задумчиво.

— Какие деньги?

— Ты получишь чек. И я тоже. Мне сказал мистер Картер.

— А какая сумма, ты не спросила? — саркастически осведомился Томми.

— Спросила! — торжествующе парировала Таппенс. — Но тебе не скажу.

— Таппенс, всему есть предел!

— Но ведь было здорово, правда, Томми? Вот бы и дальше побольше приключений!

— Таппенс, ты ненасытна. Лично мне пока хватит.

— Ну, прогулки по магазинам немногим хуже, — мечтательно протянула девушка. — Только подумай: подыскивать старую мебель, пестрые ковры, шелковые занавески модных расцветок, полированный обеденный стол и еще диван со множеством подушек…

— Постой, постой, — сказал Томми. — Это зачем?

— Возможно, для дома, но, пожалуй, пока все-таки для квартиры.

— Чьей квартиры?

— Думаешь, побоюсь сказать? А вот и нет! Для нашей! Что, получил?

— Ты прелесть! — завопил Томми, крепко обняв ее. — Я дал себе слово, что заставлю тебя сказать это! Я так хотел отомстить за все твои насмешечки, когда я осмеливался намекнуть на свои чувства!

Таппенс повернулась к нему лицом. Такси катило вдоль северной стороны Риджент-парка.

— Но ты еще не сделал мне предложения! — напомнила она. — Так, как полагалось при наших бабушках. Впрочем, после того что мне пришлось вытерпеть от Джулиуса, я, пожалуй, настаивать не стану.

— Ну нет, от меня тебе просто так не отделаться, и не надейся!

— А здорово будет! — отозвалась Таппенс. — Чем только ни объявляли брак — и тихой гаванью, и надежным приютом, и пределом счастья, и тяжкими цепями… и всего не перечислить. А знаешь, что такое брак, по-моему?

— Ну?

— Приключение.

— И чертовски увлекательное, — добавил Томми.

1922 г.

Перевод: И. Гурова

Глава 1 Фея в квартире

Миссис Томас Бересфорд приподнялась с дивана и мрачно посмотрела в окно. Открывающаяся панорама не отличалась широтой, ее ограничивал многоквартирный дом на другой стороне улицы. Миссис Бересфорд испустила глубокий вздох и зевнула.

— Как бы я хотела, чтобы что-нибудь случилось, — сказала она.

Ее супруг поднял на нее укоризненный взгляд:

— Осторожнее, Таппенс. Эта жажда острых ощущений меня тревожит.

Таппенс снова вздохнула и мечтательно закрыла глаза.

— Итак, Томми и Таппенс поженились, — промолвила она, — и жили счастливо. Спустя шесть лет они все еще живут счастливо. Просто удивительно, почему все складывается совсем по-другому, нежели ожидаешь.

— Весьма глубокое замечание, Таппенс. Но не оригинальное. Знаменитые поэты и еще более знаменитые богословы говорили об этом раньше и, прошу прощения, лучше.

— Шесть лет тому назад, — продолжала Таппенс, — я была готова поклясться, что при наличии денег на покупку самого необходимого и тебя в качестве мужа жизнь будет казаться одной большой и сладостной песнью, как утверждает один из поэтов, с которыми ты так хорошо знаком.

— Так что тебе надоело — я или деньги? — холодно осведомился Томми.

— «Надоело» — не совсем то слово, — великодушно отозвалась Таппенс. — Просто я привыкла к выпавшим на мою долю благам. Ведь никто не понимает, какое блаженство дышать носом, пока не простудится.

— Может быть, мне начать понемногу пренебрегать тобой? — предложил Томми. — Водить других женщин по ночным клубам и так далее?

— Бесполезно, — ответила Таппенс. — Ты просто будешь встречать меня там с другими мужчинами. Но я бы хорошо знала, что другие женщины тебя не интересуют, а ты не был бы так уверен насчет меня и других мужчин. Женщины ведь куда более проницательны.

— Мужчины превосходят их только в скромности, — пробормотал ее муж. — Но что с тобой происходит, Таппенс? Чем ты недовольна?

— Не знаю. Просто я хочу, чтобы случилось нечто возбуждающее. Разве тебе, Томми, не хотелось бы снова охотиться за германскими шпионами? Подумай о полных опасности днях, которые мы тогда пережили![103] Я понимаю, что ты и сейчас более или менее числишься на секретной службе, но это чисто конторская работа.

— Ты хотела бы, чтобы меня послали в кошмарную Россию переодетым большевиком, который торгует контрабандной выпивкой?

— Какой в этом толк? — сказала Таппенс. — Мне бы не позволили тебя сопровождать, а я так хочу чем-нибудь заняться!

— Ну так занимайся хозяйством, — предложил Томми.

— Двадцати минут работы каждое утро после завтрака хватает, чтобы достичь почти полного совершенства. Тебе ведь не на что жаловаться, верно?

— Ты ведешь хозяйство настолько безупречно, Таппенс, что даже становится скучно.

— Я бы предпочла благодарность, — заметила Таппенс. — Конечно, у тебя есть твоя работа, но скажи, Томми, неужели ты тоже тайком не испытываешь жажды острых ощущений?

— Нет, — ответил Томми. — По крайней мере, я так не думаю. Ведь эти ощущения могут оказаться весьма неприятными.

— Как предусмотрительны мужчины, — вздохнула Таппенс. — Неужели ты не тоскуешь по жизни, полной романтики и приключений?

— Что ты сейчас читаешь, Таппенс? — осведомился Томми.

— Подумай, как было бы увлекательно, — продолжала Таппенс, — если бы мы услышали громкий стук в дверь, а когда открыли ее, то в квартиру, пошатываясь, вошел бы мертвец?

— Мертвецы не пошатываются, — заметил Томми.

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду, — отмахнулась Таппенс. — Они всегда пошатываются, прежде чем упасть к твоим ногам, и произносят загадочные слова: «пятнистый леопард» или что-нибудь в этом роде.

— Я бы посоветовал тебе переключиться на Шопенгауэра или Иммануила Канта, — сказал Томми.

— Такое чтиво как раз для тебя, — отозвалась Таппенс. — Ты становишься толстым и всем довольным.

— Вовсе нет, — с негодованием возразил Томми. — Ведь именно ты делаешь гимнастику для похудения.

— Все ее делают, — сказала Таппенс. — Говоря, что ты толстеешь, я выразилась фигурально. Я имела в виду, что ты становишься преуспевающим, лоснящимся и довольным жизнью.

— Не знаю, что на тебя нашло, — проворчал Томми.

— Жажда приключений, — объяснила Таппенс. — Это лучше, чем тоска по любви. Хотя и она иногда меня одолевает. Я мечтаю о встрече с красивым мужчиной…

— Ты встретила меня, — заметил Томми. — Разве этого тебе не достаточно?

— …смуглым, худощавым, сильным мужчиной, умеющим скакать верхом и ловить арканом диких лошадей…

— А также носящим брюки из овчины и ковбойскую шляпу, — саркастически добавил Томми.

— …и живущим в прериях, — продолжала Таппенс. — Я бы хотела, чтобы он до безумия в меня влюбился. Конечно, я бы добродетельно отвергла его ухаживания и осталась верной брачному обету, но мое сердце тайно стремилось бы к нему.

— Ну, — сказал Томми, — мне тоже часто хочется встретить по-настоящему красивую девушку с золотистыми волосами, которая по уши влюбилась бы в меня. Только я вряд ли бы ее отверг, фактически я уверен, что не сделал бы этого.

— Это лишь доказывает порочность твоей натуры, — заметила Таппенс.

— Да что с тобой, в самом деле? — удивился Томми. — Ты никогда еще так не говорила.

— Да, но это уже давно накапливалось внутри, — отозвалась Таппенс. — Очень опасно иметь все, что хочешь, в том числе достаточно денег на тряпки. Правда, всегда можно покупать шляпы…

— У тебя их уже около сорока, — напомнил Томми, — и все похожи друг на друга.

— Шляпы всегда так выглядят, — сказала Таппенс. — На самом деле они вовсе не похожи. В них столько мелких деталей. Кстати, сегодня утром у мадам Виолетт я видела такую симпатичную шляпку…

— Раз тебе больше нечем заняться, кроме покупки шляп, в которых ты не нуждаешься…

— Вот именно, — прервала Таппенс. — Если бы только мне было чем заняться! Придется поступить в какую-нибудь благотворительную организацию. О, Томми, как бы я хотела, чтобы произошло что-нибудь захватывающее! Честное слово, я чувствую, что это пошло бы нам на пользу. Если бы мы могли найти добрую фею…

— Странно, что ты об этом упомянула! — воскликнул Томми.

Поднявшись, он подошел к письменному столу, выдвинул ящик, вытащил оттуда маленькую фотографию и протянул ее Таппенс.

— Значит, ты их проявил! — обрадовалась Таппенс. — Кто это снимал: я или ты?

— Я, — ответил Томми. — Твои снимки не получились. Выдержка была меньшей, чем нужно. У тебя всегда так.

— Тебя радует, что ты хоть что-то умеешь делать лучше меня, — надулась Таппенс.

— Глупое замечание, — сказал Томми, — но на сей раз я оставлю его без внимания. Я хотел показать тебе вот это. — Он ткнул пальцем в белое пятнышко на снимке.

— Царапина на пленке, — предположила Таппенс.

— Вовсе нет, — возразил Томми. — Это фея, Таппенс.

— Томми, ты идиот.

— Посмотри сама.

Он протянул ей лупу, и Таппенс стала внимательно разглядывать фотографию. С большой долей фантазии царапину можно было принять за маленькое крылатое существо на каминной решетке.

— У нее есть крылья! — воскликнула Таппенс. — Забавно, настоящая фея в нашей квартире. Может быть, написать об этом Конан Дойлу? Как ты думаешь, Томми, она исполнит наши желания?

— Скоро узнаешь, — ответил Томми. — Ты ведь так хотела, чтобы что-нибудь случилось.

В этот момент дверь открылась, и высокий парнишка лет пятнадцати, казалось, еще не решивший, кем он является, дворецким или мальчиком-слугой, торжественно осведомился:

— Вы дома, мадам? В парадную дверь только что позвонили.

— Хорошо бы Элберт не так часто ходил в кино, — вздохнула Таппенс, после того как паренек удалился, получив подтверждение. — Теперь он изображает дворецкого с Лонг-Айленда. Слава богу, я отучила его спрашивать у посетителей визитные карточки и приносить их мне на подносе.

Дверь снова открылась, и Элберт доложил таким тоном, словно произносил королевский титул:

— Мистер Картер.

— Шеф! — удивленно пробормотал Томми.

Таппенс вскочила, приветствуя высокого седовласого мужчину с усталой улыбкой и пронизывающим взглядом.

— Рада вас видеть, мистер Картер.

— Очень хорошо, миссис Томми. А теперь ответьте мне на один вопрос. Как вы поживаете?

— Вполне удовлетворительно, но скучновато, — подмигнув, отозвалась Таппенс.

— Еще лучше, — одобрил мистер Картер. — Очевидно, я застал вас в подходящем настроении.

— Звучит обнадеживающе, — заметила Таппенс.

Элберт, все еще копируя лонг-айлендского дворецкого, подал чай. Когда процедура была успешно завершена и дверь за ним закрылась, Таппенс сразу же спросила:

— У вас что-то на уме, не так ли, мистер Картер? Вы собираетесь отправить нас с миссией в кошмарную Россию?

— Не совсем, — ответил мистер Картер. — Но у меня действительно есть к вам предложение. Полагаю, вы не из тех, кто избегает риска, миссис Томми?

Глаза Таппенс возбужденно блеснули.

— Для нашего ведомства нужно выполнить кое-какую работу, — продолжал мистер Картер, — и я подумал, только подумал, что вам двоим она может подойти. Вижу, вы получаете «Дейли лидер».

Подобрав со стола газету, мистер Картер нашел колонку объявлений и указал пальцем на одно из них, передавая газету Томми.

— Прочтите это.

Томми повиновался.

— «Международное детективное агентство Теодора Бланта. Частные расследования. Большой штат надежных и опытных агентов. Полная конфиденциальность. Бесплатные консультации. Хейлхем-стрит, 118».

Он вопрошающе посмотрел на мистера Картера. Тот кивнул.

— Уже некоторое время это детективное агентство было на последнем издыхании. Мой друг приобрел его за бесценок. Мы подумываем запустить его снова, скажем, на испытательный срок в полгода. И конечно, на это время нам понадобится управляющий.

— Как насчет мистера Теодора Бланта? — спросил Томми.

— Боюсь, мистер Блант вел себя довольно нескромно. Пришлось вмешаться Скотленд-Ярду. Сейчас он находится под арестом, но не сообщает нам и половины того, что мы хотели бы знать.

— Понимаю, сэр, — сказал Томми. — По крайней мере, думаю, что понимаю.

— Предлагаю вам взять шестимесячный отпуск по болезни. А если вы захотите возглавить детективное агентство под именем Теодора Бланта, то меня это не касается.

Томми не сводил глаз с шефа.

— Какие будут указания, сэр?

— По-моему, мистер Блант вел дела за рубежом. Следите за письмами в голубых конвертах с русскими марками от торговца ветчиной, разыскивающего свою жену, которая приехала в Англию несколько лет назад в качестве беженки. Отпарьте марку, и под ней вы найдете число 16. Копируйте эти письма, а оригиналы посылайте мне. Также, если кто-нибудь придет в ваш офис и упомянет число 16, сообщите мне немедленно.

— Понятно, сэр, — кивнул Томми. — А кроме этого?

Мистер Картер взял со стола перчатки, собираясь уходить.

— Можете руководить агентством по своему усмотрению. Думаю, — он подмигнул, — для миссис Томми будет забавно попробовать силы на поприще детектива.

Глава 2 Чайник

Через несколько дней мистер и миссис Бересфорд вступили во владение офисом международного детективного агентства. Он располагался на третьем этаже довольно ветхого здания в Блумсбери. В маленькой приемной Элберт сменил роль лонг-айлендского дворецкого на роль посыльного, которую играл безупречно. Его концепция образа заключалась в бумажном кульке со сладостями, взлохмаченной голове и испачканных чернилами пальцах.

Из приемной две двери вели в два кабинета. На первой из них значилось — «Клерки», на второй — «Личный кабинет». За второй дверью находилась маленькая комфортабельная комната с большим письменным столом невероятно делового вида, множеством шкафов для картотек, снабженных витиеватыми надписями, но абсолютно пустых, и несколькими крепкими стульями с кожаными сиденьями. За столом восседал мистер лже-Блант, старающийся выглядеть так, словно он возглавлял детективное агентство всю жизнь. Телефон, разумеется, стоял в пределах досягаемости. Таппенс и Томми заранее отрепетировали несколько телефонных звонков, дав Элберту соответствующие инструкции.

В соседней комнате, где находилась Таппенс, была пишущая машинка, стояли несколько столов и стульев, заметно уступающих по качеству своим собратьям в кабинете великого шефа, и газовая плитка для приготовления чая.

Фактически все имелось в наличии, кроме клиентов.

Но Таппенс это не смущало. Она питала самые радужные надежды.

— Это просто чудо! — восклицала она. — Мы будем преследовать убийц, находить пропавшие фамильные драгоценности, искать исчезнувших людей и разоблачать мошенников!

Однако Томми счел своим долгом умерить ее пыл:

— Успокойся, Таппенс, и попытайся забыть дешевые романы, которые ты поглощаешь. Наша клиентура, если таковая вообще появится, будет состоять исключительно из мужей и жен, желающих устроить слежку за своей половиной. Улики, необходимые для развода, — единственная цель частных детективных агентств.

— Фу! — поморщилась Таппенс. — Мы не станем заниматься делами о разводах. Нам следует поднять престиж нашей новой профессии.

— Да-а, — с сомнением протянул Томми.

Через неделю они с унылым видом обменивались результатами.

— Три глупые женщины, чьи мужья уехали на уик-энд, — вздохнул Томми. — Кто-нибудь приходил, пока я был на ленче?

— Толстый старик с легкомысленной женой, — столь же печально вздохнула Таппенс. — Я все время читаю в газетах, что число разводов увеличивается, но до сих пор я этого не осознавала. Мне уже надоело повторять, что мы не беремся за дела о разводах.

— Мы включили это в объявление, — напомнил ей Томми. — Так что теперь бизнес пойдет лучше.

— Боюсь, объявления привлекут еще больше подобной публики, — меланхолически промолвила Таппенс. — Но я не собираюсь сдаваться. Если понадобится, я сама совершу преступление, а ты его расследуешь.

— И что хорошего из этого выйдет? Подумай о моих чувствах, когда я буду нежно прощаться с тобой на Боу-стрит или на Вайн-стрит.

— Вспоминая твои холостяцкие дни, — вставила Таппенс.

— Я имел в виду Олд-Бейли[104], — поправился Томми.

— Ну что-то необходимо предпринять, — заметила Таппенс. — А то нас распирает от талантов, которые мы не можем применить на практике.

— Мне всегда нравились твои бодрость и оптимизм, Таппенс. Ты, кажется, нисколько не сомневаешься в своих талантах.

— Конечно. — Таппенс широко открыла глаза.

— Но ведь у тебя нет необходимых знаний.

— Ну, я прочитала все детективные романы, которые были опубликованы за последние десять лет.

— Я тоже, — сказал Томми, — но у меня предчувствие, что это не слишком нам поможет.

— Ты всегда был пессимистом, Томми. Вера в себя — великое дело.

— У тебя ее более чем достаточно, — усмехнулся Томми.

— Конечно, в детективных романах все гораздо легче, — задумчиво промолвила Таппенс, — потому что автор действует в обратном направлении. Я имею в виду, когда знаешь разгадку, легко подобрать ключи к ней. Любопытно…

Она сделала паузу, наморщив лоб.

— Да? — спросил Томми.

— Мне пришла в голову идея, — сказала Таппенс. — Еще не совсем пришла, но приходит. — Она встала. — Пожалуй, я пойду и куплю шляпу, о которой тебе говорила.

— О боже! — простонал Томми. — Еще одна шляпа!

— Она очень симпатичная, — с достоинством заявила Таппенс и с решительным видом вышла из комнаты.

В последующие дни Томми пару раз спрашивал ее насчет «идеи», но Таппенс всего лишь качала головой и просила дать ей время.

А затем одним достопамятным утром прибыл первый клиент, и все прочее было забыто.

В дверь приемной постучали, и Элберт, только что положивший в рот леденец, крикнул неразборчивое: «Войдите!» После этого он от удивления и восторга проглотил леденец целиком. Ибо на сей раз клиент выглядел как надо.

Высокий молодой человек, красиво и дорого одетый, неуверенно стоял на пороге.

«Настоящий джентльмен, если я когда-нибудь такого видел!» — подумал Элберт. В подобных вопросах на его суждения можно было положиться.

Молодой человек выглядел года на двадцать четыре; у него были черные напомаженные волосы и розоватые круги вокруг глаз, а подбородок практически отсутствовал.

Охваченный экстазом, Элберт нажал кнопку под столом, и из-за двери с надписью «Клерки» сразу же послышался стук пишущей машинки. Таппенс заняла боевой пост. Этот признак деловой атмосферы, казалось, наполнил посетителя благоговейным страхом.

— Скажите, — запинаясь, начал он, — это… детективное агентство «Блистательные сыщики Бланта»?

— Желаете, сэр, поговорить с самим мистером Блантом? — осведомился Элберт, всем своим видом выражая сомнение, что такое можно устроить.

— Да, приятель, хорошо бы. А это возможно?

— Полагаю, вам не назначена встреча?

Визитер выглядел все более виноватым.

— Боюсь, что нет.

— Всегда разумнее, сэр, сначала позвонить. Мистер Блант так занят. В настоящее время он разговаривает по телефону. Скотленд-Ярд обратился к нему за консультацией.

Казалось, эти слова произвели должное впечатление на молодого человека.

Понизив голос, Элберт доверительно поделился информацией:

— Кража важных документов из правительственного учреждения. Хотят, чтобы мистер Блант взялся за это дело.

— Вот как? Должно быть, он способный малый.

— Он босс, сэр, — ответил Элберт, — и этим все сказано.

Молодой человек опустился на жесткий стул, абсолютно не догадываясь, что через искусно замаскированные отверстия за ним внимательно наблюдают две пары глаз: Таппенс, отрывающейся от бешеных атак на пишущую машинку, и Томми, ожидающего подходящего момента. Вскоре на столе Элберта раздался звонок.

— Босс освободился. Узнаю, сможет ли он вас принять, — сказал Элберт и скрылся за дверью с надписью «Личный кабинет».

Вскоре он появился снова:

— Пожалуйста, пройдите сюда, сэр.

Посетителя проводили в кабинет, где симпатичный молодой человек со смышленым лицом и рыжеватой шевелюрой поднялся ему навстречу:

— Садитесь. Хотите посоветоваться со мной? Я мистер Блант.

— В самом деле? Я имею в виду, вы очень молоды…

— Дни стариков остались позади, — махнув рукой, заявил Томми. — Кто развязал войну? Старики. Кто повинен в нынешней безработице? Старики. Кто ответствен за все происшедшие безобразия? Снова старики.

— Думаю, вы правы, — согласился клиент. — Я знаю одного поэта, по крайней мере он так себя называет, который говорит то же самое.

— Должен сообщить вам, сэр, что ни одному из моих прекрасно подготовленных сотрудников не больше двадцати пяти лет. Это истинная правда.

Так как весь штат прекрасно подготовленных сотрудников состоял из Таппенс и Элберта, в этих словах не приходилось сомневаться.

— А теперь — факты, — потребовал мистер Блант.

— Я хочу, чтобы вы кое-кого нашли, — выпалил молодой человек.

— Пожалуйста, сообщите подробности.

— Понимаете, это нелегко. Дело уж больно деликатное. Ей это может чертовски не понравиться. Я имею в виду… ну, это трудно объяснить…

Он беспомощно посмотрел на Томми. Последний ощущал некоторую досаду. Ему хотелось отправиться на ленч, но он предвидел, что извлечение фактов из данного клиента окажется долгой и утомительной процедурой.

— Она исчезла по собственной воле или вы подозреваете похищение? — резко осведомился Томми.

— Не знаю, — отозвался молодой человек. — Я вообще ничего не знаю.

Томми взял карандаш и блокнот.

— Прежде всего, — сказал он, — сообщите мне ваше имя. Мой посыльный получил инструкцию никогда не спрашивать имена. Таким образом беседа остается полностью конфиденциальной.

— Отличная идея, — одобрил молодой человек. — Моя фамилия… э-э… Смит.

— Нет-нет, — возразил Томми. — Пожалуйста, подлинное имя.

Визитер испуганно посмотрел на него:

— Э-э… Сент-Винсент. Лоренс Сент-Винсент.

— Любопытная вещь, — заметил Томми, — насколько редко встречаются люди, чья настоящая фамилия Смит. Лично я не знаю ни одного Смита. Но девять человек из десяти, желающих скрыть подлинное имя, называют эту фамилию. Я как раз пишу монографию на эту тему.

В этот момент на письменном столе затренькал звонок. Это означало, что Таппенс предлагает взять инициативу на себя. Томми, который хотел есть и не испытывал к мистеру Сент-Винсенту никакой симпатии, был этому только рад.

— Прошу прощения, — извинился он, поднимая телефонную трубку.

На его лице отразились быстро сменяющие друг друга чувства — удивление, испуг и, наконец, радость.

— Неужели? — сказал он в трубку. — Сам премьер-министр? Конечно, в таком случае я отправляюсь немедленно.

Положив трубку на рычаг, Томми повернулся к клиенту:

— Должен извиниться перед вами, мой дорогой сэр. Крайне срочный вызов. Если вы изложите факты моему доверенному секретарю, она займется ими.

Он подошел к двери, соединяющей его кабинет с комнатой Таппенс.

— Мисс Робинсон!

Таппенс, выглядевшая аккуратно и скромно с гладко причесанными черными волосами и в платье с кружевными манжетами и воротничком, вошла в кабинет. Томми представил ее и удалился.

— Насколько я понимаю, мистер Сент-Винсент, леди, к которой вы питаете интерес, исчезла, — заговорила Таппенс, сев за стол и взяв карандаш и блокнот мистера Бланта. — Молодая леди?

— О да! — ответил мистер Сент-Винсент. — Молодая и… и ужасно красивая!

Лицо Таппенс стало серьезным.

— Боже мой! — пробормотала она. — Надеюсь, что…

— Вы не думаете, что с ней что-то случилось? — с тревогой осведомился мистер Сент-Винсент.

— Нужно надеяться на лучшее, — ответила Таппенс фальшиво бодрым тоном, который поверг молодого человека в уныние.

— Вы должны что-нибудь сделать, мисс Робинсон! Не считайтесь с расходами. Я не пожалею для нее ничего на свете. Вы вроде бы мне сочувствуете, поэтому признаюсь вам, что я обожаю землю, по которой она ходит. Лучше ее никого нет!

— Пожалуйста, сообщите ее имя и все остальное.

— Ее зовут Жанетт, фамилии я не знаю. Она работает в шляпном магазине мадам Виолетт на Брук-стрит. Жанетт девушка строгая, сколько раз меня отшивала… Я зашел туда вчера и стал ждать, когда она появится, но все вышли, кроме нее. Тогда я узнал, что в то утро она не пришла на работу, никого не предупредив; старая мадам была в ярости. Я взял ее адрес и отправился туда. Но мне сказали, что Жанетт накануне вечером не вернулась домой и они не знают, где она. Я был в отчаянии и сначала хотел обратиться в полицию, но потом подумал, что, если с Жанетт все в порядке, она на меня за это рассердится. Потом я вспомнил, что на днях она сама показывала мне ваше объявление в газете и говорила, что одна из женщин, которая покупает у нее шляпы, расхваливала вовсю ваше мастерство и вашу тактичность. Поэтому я отправился прямиком к вам.

— Понятно, — сказала Таппенс. — Какой же у нее адрес?

Молодой человек назвал его.

— Пожалуй, это все, — задумчиво промолвила Таппенс. — Скажите, вы помолвлены с этой молодой леди?

Мистер Сент-Винсент покраснел как рак.

— Ну… не совсем. Но я собираюсь просить ее руки, как только увижу ее снова… если это когда-нибудь произойдет.

Таппенс отложила блокнот.

— Желаете специальное суточное обслуживание? — деловито осведомилась она.

— А что это такое?

— За это полагается двойной гонорар, но мы дадим поручение всем незанятым сотрудникам. Если леди жива, мистер Сент-Винсент, то завтра в это же время я сообщу вам ее местопребывание.

— Это просто чудесно!

— Мы пользуемся услугами экспертов и гарантируем результаты, — скромно сказала Таппенс.

— Должно быть, у вас первоклассный штат!

— Безусловно. Кстати, вы не сообщили мне описание молодой леди.

— У нее чудесные волосы — золотистые, цвета заходящего солнца. Знаете, я только недавно стал обращать внимание на закаты. В них куда больше поэзии, чем мне казалось.

— Рыжие волосы, — бесстрастно повторила Таппенс, делая запись в блокноте. — Какого она роста?

— Высокого, и у нее потрясающие темно-голубые глаза. Держится она решительно, может с ходу обрезать парня.

Таппенс записала еще несколько слов, закрыла блокнот и поднялась.

— Если вы придете завтра к двум часам, думаю, мы сможем сообщить вам какие-нибудь новости, — сказала она. — Всего хорошего, мистер Сент-Винсент.

Когда Томми вернулся, Таппенс как раз закрыла справочник Дебретта.

— Выяснила все детали. Лоренс Сент-Винсент — племянник и наследник графа Черитона. Если мы с этим справимся, то станем известны в высшем обществе.

Томми прочитал записи в блокноте.

— Что, по-твоему, произошло с девушкой? — спросил он.

— Думаю, — ответила Таппенс, — она исчезла по велению сердца, чувствуя, что слишком любит этого молодого человека, чтобы сохранить душевный покой.

Томми с сомнением посмотрел на нее.

— Я читал про такое в книгах, — сказал он, — но никогда не знал девушек, которые поступали бы так в реальной жизни.

— Вот как? Ну, возможно, ты прав. Но Лоренс Сент-Винсент легко проглотит подобный вздор. Он полон романтических иллюзий. Кстати, я гарантировала результат через двадцать четыре часа: наши специальные услуги.

— Ты полная идиотка, Таппенс! Зачем ты это сделала?

— Просто мне в голову пришла идея. Я подумала, что это неплохо звучит. Не беспокойся. Предоставь все мамочке, она лучше знает, что делать.

Таппенс вышла, оставив Томми глубоко неудовлетворенным.

Вскоре он поднялся, вздохнул и отправился делать то, что мог, проклиная живое воображение Таппенс.

Когда усталый и сердитый Томми вернулся в половине пятого, он застал Таппенс вынимающей пакет с печеньем из тайника в одном из ящиков для картотеки.

— Ты выглядишь разгоряченным, — заметила она. — Чем занимался?

— Обходил больницы с описанием девушки, — проворчал Томми.

— Разве я не сказала, чтобы ты предоставил это мне? — осведомилась Таппенс.

— Ты не можешь в одиночку разыскать девушку за сутки.

— Могу. Более того, я уже это сделала.

— Что ты имеешь в виду?

— Очень простая проблема, Ватсон.

— Где же она сейчас?

Таппенс указала рукой на дверь:

— Рядом, в моей комнате.

— Что она там делает?

Таппенс рассмеялась.

— Ну, учитывая наличие чайника, газовой горелки и полфунта чая, ответ легко угадать. Понимаешь, — продолжала она, — я всегда покупаю шляпы у мадам Виолетт и на днях узнала среди продавщиц девушку, которая работала со мной медсестрой в госпитале. После войны она открыла шляпный магазин, но прогорела и поступила к мадам Виолетт. Мы с ней все это придумали. Она должна была подсунуть наше объявление молодому Сент-Винсенту, а потом исчезнуть. Блистательные сыщики Бланта со свойственной им эффективностью ее находят. Это, с одной стороны, создаст нам рекламу, а с другой — побудит Сент-Винсента поскорее сделать Жанетт предложение, а то бедняжка уже отчаялась.

— У меня просто нет слов, Таппенс! — воскликнул Томми. — В жизни не слышал о такой безнравственной авантюре! Ты ведь подстрекаешь этого молодого человека жениться на девушке не его круга!

— Чушь! — отрезала Таппенс. — Жанетт прекрасная девушка, даже странно, что она так влюбилась в этого рохлю. С первого взгляда видно, что его семья нуждается в здоровой свежей крови. Жанетт отлично ему подходит. Она будет присматривать за ним, как мать, заставит его покончить с коктейлями и ночными клубами и вести здоровую жизнь сельского джентльмена. Пошли, я тебя с ней познакомлю.

Таппенс открыла дверь в соседнюю комнату, и Томми последовал за ней.

Высокая девушка с красивыми темно-рыжими волосами и приятным лицом поставила вскипевший чайник и улыбнулась, продемонстрировав ряд ровных белых зубов.

— Надеюсь, вы простите меня, сестра Каули… я имею в виду, миссис Бересфорд. Я подумала, что вы тоже захотите чаю. Сколько чайников вы кипятили для меня в госпитале в три часа ночи.

— Томми, — сказала Таппенс, — позволь представить тебе мою старую подругу, сестру Смит.

— Смит, говоришь? Как странно! — воскликнул Томми, пожимая девушке руку. — Что? О, ничего особенного, просто маленькая монография, которую я подумываю написать.

— Приди в себя, Томми, — одернула его Таппенс.

Она налила ему чашку чая.

— Давайте выпьем за успех международного детективного агентства «Блистательные сыщики Бланта»! Пусть они никогда не знают поражений!

Глава 3 Происшествие с розовой жемчужиной

— Что ты делаешь? — осведомилась Таппенс, войдя в святая святых международного детективного агентства «Блистательные сыщики Бланта» и обнаружив своего супруга и повелителя распростертым на полу среди моря книг.

Томми с трудом поднялся на ноги.

— Я пытался разместить эти книги на верхней полке шкафа, — пожаловался он, — а чертов стул взял и опрокинулся.

— Что это за книги? — спросила Таппенс, поднимая один из томов. — «Собака Баскервилей». Не возражала бы как-нибудь перечитать ее снова.

— Тебе ясна идея? — осведомился Томми, стряхивая с брюк пыль. — Полчаса с великими мастерами. Понимаешь, Таппенс, я не могу избавиться от чувства, что мы в этом бизнесе более или менее любители. Конечно, в определенном смысле мы ими всегда будем, но нам не помешало бы, так сказать, овладеть техникой. Эти книги — детективные произведения ведущих мастеров жанра. Я намерен испробовать различные стили и сравнить результаты.

— Хм! — промолвила Таппенс. — Меня часто интересовало, как бы эти сыщики добивались успеха в реальной жизни. — Она подобрала другую книгу. — Тебе будет нелегко превратиться в Торндайка[105]. У тебя нет ни медицинского, ни юридического опыта, и я вообще никогда не слышала, чтобы ты преуспевал в науках.

— Может быть, и нет, — отозвался Томми. — Но я приобрел хорошую фотокамеру, так что буду фотографировать следы ног, увеличивать негативы и так далее. А теперь, mon ami[106], используй свои маленькие серые клеточки. О чем тебе говорит вот это?

Он указал на нижнюю полку шкафа. На ней лежали халат с футуристическим рисунком, турецкая домашняя туфля и скрипка.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон, — сказала Таппенс.

— Вот-вот, — кивнул Томми. — Шерлок-холмсовская атмосфера.

Он взял скрипку и лениво провел смычком по струнам, что вызвало у Таппенс мучительный стон.

В этот момент на столе зазвонил звонок. Это означало, что в приемной находится клиент, ведущий переговоры с Элбертом.

Томми быстро спрятал скрипку в книжный шкаф и затолкал ногами книги под письменный стол.

— Не следует особенно спешить, — заметил он. — Пускай Элберт вешает им лапшу на уши, будто я занят телефонным разговором со Скотленд-Ярдом. Иди в свою комнату, Таппенс, и начинай печатать, это создает впечатление активной деятельности. Хотя нет, лучше ты будешь стенографировать под мою диктовку. Давай-ка взглянем на жертву, прежде чем Элберт ее впустит.

Они подошли к искусно проделанному отверстию для наблюдений за приемной.

Клиентом оказалась девушка примерно одного возраста с Таппенс, высокая и темноволосая, с усталым лицом и презрительным взглядом.

— Одета броско, но дешево, — заметила Таппенс. — Впусти ее, Томми.

В следующую минуту девушка обменивалась рукопожатием со знаменитым мистером Блантом, покуда Таппенс сидела, скромно опустив очи долу, с карандашом и блокнотом в руке.

— Мой доверенный секретарь мисс Робинсон, — представил ее мистер Блант. — При ней можете говорить свободно. — Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза и заметил усталым тоном: — Должно быть, вы ехали в автобусе, а они в это время переполнены.

— Я приехала на такси, — возразила девушка.

— О! — с огорчением произнес Томми, бросив укоризненный взгляд на голубой автобусный билет, высовывающийся из-под ее перчатки.

Заметив это, девушка улыбнулась и вытащила билет.

— Вы это имеете в виду? Я подобрала его на тротуаре. Наша маленькая соседка их коллекционирует.

Таппенс кашлянула, и Томми сердито покосился на нее.

— Перейдем к делу, — сказал он. — Вы нуждаетесь в наших услугах, мисс…

— Моя фамилия Кингстон-Брюс, — отозвалась девушка. — Мы живем в Уимблдоне. Вчера вечером леди, которая гостит у нас, потеряла ценную розовую жемчужину. Мистер Сент-Винсент также обедал с нами и за обедом упомянул о вашей фирме. Этим утром моя мать послала меня к вам спросить, не согласитесь ли вы заняться этим делом.

Девушка говорила угрюмо, почти неприязненно. Было ясно как день, что у нее с матерью разные точки зрения на происшедшее. Она была здесь не по своей воле.

— Понятно, — несколько озадаченно сказал Томми. — Вы не обращались в полицию?

— Нет, — ответила мисс Кингстон-Брюс. — Было бы нелепо вызвать полицию, а потом обнаружить, что эта безделушка закатилась под камин или еще куда-нибудь.

— Вот как? — осведомился Томми. — Значит, драгоценность могла потеряться случайно?

Мисс Кингстон-Брюс пожала плечами.

— Люди вечно суетятся из-за пустяков, — буркнула она.

Томми откашлялся.

— Конечно, я сейчас очень занят… — с сомнением начал он.

— Все ясно. — Девушка кивнула и поднялась. В ее взгляде мелькнуло удовлетворение, не оставшееся не замеченным Таппенс.

— Тем не менее, — продолжал Томми, — я, пожалуй, смогу приехать в Уимблдон. Пожалуйста, дайте мне адрес.

— Эджуорт-роуд, «Лавры».

— Запишите, мисс Робинсон.

Поколебавшись, мисс Кингстон-Брюс промолвила весьма нелюбезно:

— Тогда будем вас ждать. Всего хорошего.

— Странная девушка, — заметил Томми, когда она вышла. — Я не вполне в ней разобрался.

— Интересно, не она ли сама украла жемчужину, — промолвила Таппенс. — Давай соберем книги, возьмем машину и поедем туда. Кстати, кем ты собираешься быть? Все еще Шерлоком Холмсом?

— Думаю, для этого мне еще нужно попрактиковаться, — ответил Томми. — Я ведь дал маху с автобусным билетом, верно?

— Верно, — кивнула Таппенс. — На твоем месте я бы не особенно практиковалась на этой девушке, она острая, как игла. К тому же бедняжка очень несчастлива.

— Полагаю, ты все о ней знаешь, изучив форму ее носа, — усмехнулся Томми.

— Я могу догадаться о том, что мы увидим в «Лаврах», — сказала Таппенс, не обращая внимания на сарказм. — Полный дом снобов, стремящихся пробраться в высшее общество, и папашу-офицера, если таковой имеется вообще. Девушка соглашается с их образом жизни и презирает себя за это.

Томми бросил последний взгляд на книги, теперь аккуратно стоящие на полке.

— Пожалуй, — задумчиво промолвил он, — сегодня я буду Торндайком.

— Едва ли в этом деле потребуется судебная медицина, — заметила Таппенс.

— Возможно, ты права, — согласился Томми. — Но я умираю от желания воспользоваться новой фотокамерой. Мне говорили, что там самый замечательный объектив, какой только может быть.

— Знаю я эти объективы, — сказала Таппенс. — К тому времени, как ты приспособишь затвор, затемнишь линзу диафрагмой, рассчитаешь выдержку и наведешь на резкость, у тебя мозги расплавятся, и ты начнешь тосковать по простому «Брауни».

— Держу пари, я добьюсь с этой камерой лучших результатов, чем ты.

Таппенс проигнорировала вызов.

— Придется обзавестись ершиком для чистки трубок, — с тоской промолвил он. — Интересно, где их продают?

— Можешь воспользоваться штопором, который тебе подарила тетя Араминта на прошлое Рождество, — предложила Таппенс.

— Пожалуй, — сказал Томми. — Тогда я принял его за какое-то странное орудие разрушения. Забавно получить такой подарок от убежденной трезвенницы.

— Я буду Полтоном[107], — заявила Таппенс.

Томми презрительно посмотрел на нее:

— Тоже мне Полтон. Ты ведь не умеешь проделывать ни один из его трюков.

— Умею, — возразила Таппенс. — Я могу потирать руки, когда чем-то довольна. Для начала этого достаточно. Надеюсь, ты будешь делать гипсовые отпечатки следов?

Томми пришлось умолкнуть. Захватив штопор, они пошли в гараж, вывели машину и поехали в Уимблдон.

«Лавры» оказались большим домом с башенками и фронтонами, выглядевшим свежепокрашенным и окруженным аккуратными клумбами с алой геранью.

Высокий мужчина с коротко подстриженными седыми усами и преувеличенно военной выправкой открыл дверь, прежде чем Томми успел позвонить.

— Я ждал вас, — нервно объяснил он. — Мистер Блант, не так ли? Я полковник Кингстон-Брюс. Пройдемте в мой кабинет.

Полковник проводил их в маленькую комнату в задней части дома.

— Молодой Сент-Винсент рассказывал мне удивительные вещи о вашей фирме. Я тоже обратил внимание на объявления. Это гарантированное обслуживание в течение суток просто чудесно. Как раз то, что мне нужно.

Мысленно проклиная Таппенс за ее безответственное изобретение упомянутого спецобслуживания, Томми молча кивнул.

— Вся эта история в высшей степени неприятна, сэр.

— Возможно, вы сообщите мне факты? — сказал Томми с нотками нетерпения в голосе.

— Разумеется, сразу же. В настоящее время у нас гостит наш старый друг леди Лора Бартон, дочь покойного графа Кэрроуэя. Нынешний граф, ее брат, на днях произнес вдохновенную речь в палате лордов. Мои американские друзья, Хэмилтон Беттс и его жена, которые только что прибыли, очень хотели с ней познакомиться. «Нет ничего легче, — сказал я им. — Она как раз у меня гостит. Приезжайте к нам на уик-энд». Вы ведь знаете, мистер Блант, что американцы помешаны на титулах.

— Не только американцы, полковник Кингстон-Брюс.

— Увы, это истинная правда, мой дорогой сэр. Больше всего на свете ненавижу снобов. Ну, как я говорил, Беттсы приехали на уик-энд. Вчера вечером — мы в это время играли в бридж — застежка кулона миссис Беттс сломалась, поэтому она сняла его и положила на маленький столик, намереваясь позже забрать с собой наверх. Однако она забыла это сделать. Должен вам объяснить, мистер Блант, что кулон состоял из двух маленьких бриллиантовых крылышек и большой розовой жемчужины, висящей между ними. Сегодня утром кулон нашли лежащим там, где его оставила миссис Беттс, но жемчужины, обладающей огромной ценностью, не оказалось.

— Кто нашел кулон?

— Горничная, Глэдис Хилл.

— У вас есть причины подозревать ее?

— Она служит у нас несколько лет и всегда казалась нам безукоризненно честной. Но, конечно, кто знает…

— Вот именно. Пожалуйста, опишите вашу прислугу и сообщите, кто присутствовал на вчерашнем обеде.

— Кухарка у нас только два месяца, но ей было незачем приближаться к гостиной. То же самое относится и к судомойке. Потом вторая горничная, Элис Каммингс, — она тоже прослужила здесь несколько лет. И конечно, служанка леди Лоры. Она француженка.

Последние слова полковник произнес весьма внушительно. Однако национальность служанки не произвела впечатления на Томми.

— А кто присутствовал на обеде? — осведомился он.

— Мы сами — я, моя жена и дочь, — мистер и миссис Беттс и леди Лора. К обеду также пришел молодой Сент-Винсент, а мистер Ренни заглянул позже.

— Кто такой мистер Ренни?

— Довольно мерзкий тип, отъявленный социалист. Конечно, он недурен собой, и у него хорошо подвешен язык, но, откровенно говоря, такому человеку я бы не доверил ни пенни. Опасная личность.

— Фактически, — сухо заметил Томми, — вы подозреваете мистера Ренни?

— Да, мистер Блант. Уверен, что у человека с подобными взглядами не может быть никаких принципов. Что ему стоило изъять жемчужину, пока мы были поглощены бриджем? В игре было несколько захватывающих моментов — удвоение без козырей и довольно напряженный спор, когда моя жена объявила ренонс при наличии требуемой масти.

— А как отнеслась к этому сама миссис Беттс? — спросил Томми.

— Она хотела, чтобы мы обратились в полицию, — неохотно отозвался полковник Кингстон-Брюс. — Когда мы все обыскали, думая, что жемчужина всего лишь закатилась.

— Но вы разубедили ее?

— Мне была неприятна мысль об огласке, а жена и дочь меня поддержали. Потом моя жена вспомнила, как вчера вечером молодой Сент-Винсент рассказывал о вашей фирме и о специальном обслуживании за сутки…

— Да, — с тяжелым сердцем кивнул Томми.

— В любом случае вреда от этого не будет. Если мы завтра вызовем полицию, то они сочтут, что мы все это время разыскивали жемчужину, думая, что она просто потерялась. Между прочим, утром никому не позволили покидать дом.

— Разумеется, кроме вашей дочери, — впервые заговорила Таппенс.

— Да, — согласился полковник. — Она сразу согласилась отправиться к вам.

Томми поднялся.

— Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы удовлетворить вас, полковник, — сказал он. — Я бы хотел осмотреть гостиную и столик, на котором лежал кулон, а также задать несколько вопросов миссис Беттс. После этого я побеседую со слугами или этим займется моя ассистентка, мисс Робинсон.

Перспектива допроса слуг внушала ему ужас.

Полковник Кингстон-Брюс распахнул дверь и повел их через холл. Из открытой двери гостиной послышался голос девушки, которая приходила к ним сегодня утром:

— Ты отлично знаешь, мама, что она утащила в муфте чайную ложку.

В следующую минуту их представили миссис Кингстон-Брюс — томной леди с жалобным выражением лица. Ее дочь, выглядевшая еще угрюмее, чем утром, ограничилась кратким кивком.

Миссис Кингстон-Брюс разразилась целым монологом.

— …Но я знаю, кто взял жемчужину, — закончила она. — Этот ужасный молодой социалист. Он любит русских и немцев и ненавидит англичан, чего же еще можно от него ожидать?

— Он даже не прикасался к ней, — свирепо заявила мисс Кингстон-Брюс. — Я все время наблюдала за ним и наверняка бы это заметила.

Она вызывающе вздернула подбородок.

Томми разрядил атмосферу, попросив позвать миссис Беттс. Когда миссис Кингстон-Брюс в сопровождении мужа и дочери удалилась на ее поиски, он задумчиво присвистнул.

— Интересно, кто утащил в муфте чайную ложку?

— Именно об этом я и думала, — отозвалась Таппенс.

Миссис Беттс ворвалась в комнату вместе с мужем. Это была весьма крупная женщина с решительным голосом. Мистер Хэмилтон Беттс выглядел подавленным.

— Насколько я понимаю, мистер Блант, вы частный детектив, который работает с невероятной скоростью?

— Скорость — мое прозвище, миссис Беттс, — ответил Томми. — Позвольте задать вам несколько вопросов.

Далее все стало продвигаться быстро. Томми показали поврежденный кулон и столик, на котором он лежал, а мистер Беттс впервые нарушил молчание, упомянув стоимость украденной жемчужины в долларах.

Тем не менее Томми ощущал раздражающую уверенность, что он не продвинулся ни на шаг.

— Думаю, этого достаточно, — сказал он наконец. — Будьте любезны, мисс Робинсон, принесите из холла специальную фотоаппаратуру.

Мисс Робинсон повиновалась.

— Мое маленькое изобретение, — пояснил Томми. — Как видите, внешне не отличается от обычной фотокамеры.

Он почувствовал легкое удовлетворение, заметив, что произвел впечатление на Беттсов.

Томми сфотографировал кулон, столик и всю гостиную. Затем мисс Робинсон отправили расспрашивать слуг, а Томми при виде напряженного ожидания на лицах полковника Кингстон-Брюса и миссис Беттс счел необходимым произнести несколько внушительных фраз.

— Положение сводится к следующему, — начал он. — Жемчужина либо еще в доме, либо уже вне дома.

— Правильно, — подтвердил полковник с большим уважением, чем требовало это замечание.

— Если жемчужина не в доме, то может находиться где угодно, но если она в доме, то обязательно должна быть где-то спрятана…

— И значит, нужно произвести обыск, — вставил полковник. — Даю вам карт-бланш, мистер Блант. Обыскивайте дом от чердака до погреба.

— По-твоему, это разумно, Чарлз? — плаксивым голосом осведомилась миссис Кингстон-Брюс. — Слугам это не понравится. Я уверена, что они все уволятся.

— Помещения для прислуги мы обыщем позже, — успокоил ее Томми. — Вор, безусловно, спрятал жемчужину в самом невероятном месте.

— Кажется, я читал про что-то в таком роде, — согласился полковник.

— Конечно, — кивнул Томми. — Возможно, вы помните дело Рекса против Бейли, которое создало прецедент.

— О… э-э… да. — Полковник выглядел озадаченным.

— А самое невероятное место — комната миссис Беттс, — продолжал Томми.

— Моя комната! Как сообразительно! — с энтузиазмом воскликнула миссис Беттс.

Без лишних слов она повела Томми к себе, где он снова воспользовался «специальной фотоаппаратурой».

Вскоре Таппенс присоединилась к нему.

— Надеюсь, вы не возражаете, миссис Беттс, если моя ассистентка обследует ваш гардероб?

— Конечно. Мне остаться здесь?

Томми заверил миссис Беттс, что в ее присутствии нет надобности, и она удалилась.

— Мы можем продолжать блефовать, — сказал Томми. — Но лично я не верю, что у нас есть хоть какой-то шанс найти жемчужину. Черт бы побрал твое суточное спецобслуживание, Таппенс!

— Слушай! — заговорила Таппенс. — Я уверена, что слуги тут ни при чем, но мне удалось кое-что вытянуть из служанки-француженки. Вроде бы, когда леди Лора гостила здесь год назад, ее пригласили к чаю какие-то друзья Кингстон-Брюсов, а когда она вернулась, из ее муфты выпала чайная ложка. Все подумали, что ложка попала туда случайно, но, говоря о похожих кражах, я выяснила кое-что еще. Леди Лора постоянно у кого-то гостит. У нее нет ни гроша, и она с комфортом проживает у людей, для которых титул все еще что-то значит. Возможно, это совпадение, но в домах, где она гостила, произошли пять краж, иногда исчезали мелочи, а иногда ценные вещи.

Томми громко свистнул:

— Вот это да! Ты знаешь, где ее комната?

— Как раз с другой стороны коридора.

— Тогда, думаю, нам следует пойти туда и посмотреть, что к чему.

Дверь комнаты напротив была приоткрыта. Это было просторное помещение с белой эмалированной арматурой и розовыми портьерами. Внезапно дверь в ванную открылась, и оттуда вышла аккуратно одетая, стройная темноволосая девушка.

— Это Элиза, мистер Блант, — чопорно произнесла Таппенс, предупредив удивленный возглас, готовый сорваться с губ девушки. — Служанка леди Лоры.

Шагнув в ванную, Томми окинул одобрительным взглядом современное, дорогостоящее оборудование. После этого он попытался рассеять подозрения молодой француженки.

— Вы заняты вашими повседневными делами, мадемуазель Элиза?

— Да, месье. Я чищу ванну мадам.

— Возможно, вы поможете мне фотографировать. У меня специальная фотоаппаратура, и я делаю снимки всех комнат.

Его прервал звук хлопнувшей за его спиной двери в смежную спальню. Элиза вздрогнула от неожиданности.

— Что это?

— Должно быть, ветер, — предположила Таппенс.

— Лучше пройдем в спальню, — сказал Томми.

Элиза подошла открыть дверь, но ручка не поддавалась.

— В чем дело? — резко осведомился Томми.

— Ах, месье, очевидно, кто-то запер дверь с другой стороны. — Она взяла полотенце и попробовала снова. На сей раз ручка сразу поддалась, и дверь распахнулась. — Voilа се qui est curieux[108]. Должно быть, ручку заело.

В спальне никого не было.

Томми принес камеру. Таппенс и Элиза начали работать по его указаниям. Но его взгляд то и дело возвращался к двери между комнатами.

— Интересно, — пробормотал он. — Почему дверь заело?

Томми тщательно обследовал дверь. Она закрывалась и открывалась абсолютно свободно.

— Еще один снимок, — вздохнул он. — Пожалуйста, отодвиньте эту розовую портьеру, мадемуазель Элиза. Благодарю вас.

Прозвучал знакомый щелчок. Томми передал Элизе стеклянную пластинку, вручил треножник Таппенс и аккуратно упаковал камеру.

Он быстро нашел предлог избавиться от Элизы и, как только она вышла, схватил за руку Таппенс и быстро сказал:

— У меня идея. Можешь задержаться здесь? Обыщи все комнаты, это займет время. Постарайся потолковать с леди Лорой, только не вспугни ее. Скажи ей, что подозреваешь горничную. Но не позволяй ей покидать дом. Я съезжу кое-куда на машине и вернусь как только смогу.

— Хорошо, — кивнула Таппенс. — Но не будь слишком самоуверенным. Ты забываешь о мисс Кингстон-Брюс. С этой девушкой что-то не так. Я узнала, в какое время она сегодня утром выехала из дому. Ей понадобилось целых два часа, чтобы добраться до нашего офиса. Этого не может быть. Она куда-то заезжала до того, как появиться у нас.

— В этом что-то есть, — согласился ее супруг. — Ну, иди по любому следу, какой тебе нравится, только не выпускай из дому леди Лору. Что это?

Его чуткий слух уловил легкий шорох на лестничной площадке. Он шагнул к двери, но снаружи никого не было.

— Ну, пока, — сказал Томми. — Постараюсь вернуться как можно скорее.

Глава 4 Происшествие с розовой жемчужиной (продолжение)

Таппенс не без опасений наблюдала за отъезжающим автомобилем Томми. Он казался уверенным в успехе, чего нельзя было сказать о ней. Один-два факта она никак не могла объяснить.

Таппенс все еще стояла у окна, когда внезапно увидела, как из ворот напротив появился мужчина, перешел дорогу и позвонил у двери.

С быстротой молнии Таппенс выбежала из комнаты и спустилась по лестнице. Глэдис Хилл, горничная, уже направлялась к парадной двери, но Таппенс властно отодвинула ее и открыла сама.

На пороге стоял долговязый молодой человек с бегающими темными глазами, в отвратительно сидевшем костюме.

— Мисс Кингстон-Брюс дома? — поколебавшись, спросил он.

— Пожалуйста, войдите, — пригласила Таппенс. Пропустив посетителя, она закрыла дверь и любезно осведомилась: — Мистер Ренни, не так ли?

Он метнул на нее быстрый взгляд:

— Э-э… да.

— Пожалуйста, пройдите сюда.

Таппенс открыла дверь кабинета. Комната была пуста. Войдя следом за визитером, она закрыла дверь. Молодой человек, нахмурившись, повернулся к ней:

— Я хочу повидать мисс Кингстон-Брюс.

— Не уверена, что вы можете это сделать, — спокойно отозвалась Таппенс.

— Кто вы, черт возьми? — грубо спросил мистер Ренни.

— Международное детективное агентство, — сообщила Таппенс, заметив, что гость невольно вздрогнул. — Присаживайтесь, мистер Ренни. Прежде всего должна сообщить, что мы все знаем о визите к вам мисс Кингстон-Брюс этим утром.

Догадка была рискованной, но оказалась верной. Видя испуг молодого человека, Таппенс быстро продолжала:

— Наша главная цель — возвращение жемчужины, мистер Ренни. Никто в этом доме не стремится к огласке. Возможно, мы сумеем прийти к соглашению?

— Смотря насколько вы осведомлены, — задумчиво ответил он. — Дайте мне немного подумать.

Некоторое время мистер Ренни молчал, подперев руками подбородок, потом задал неожиданный вопрос:

— Это правда, что молодой Сент-Винсент собирается жениться?

— Истинная правда, — ответила Таппенс. — Я даже знаю эту девушку.

Мистер Ренни внезапно заговорил доверительным тоном:

— Это был сущий ад! Они терзали Битрис дни и ночи напролет, уговаривая ее выйти за него замуж. А все потому, что он должен унаследовать титул! Если бы все было по-моему…

— Только не будем говорить о политике, — спешно прервала Таппенс. — Лучше объясните, мистер Ренни, почему вы думаете, будто жемчужину взяла мисс Кингстон-Брюс?

— Я… я вовсе так не думаю.

— Неправда, — спокойно возразила Таппенс. — Вы дождались отъезда детектива и, решив, что путь свободен, пришли сюда и спросили ее. Если бы вы взяли жемчужину сами, то и наполовину не были бы так расстроены.

— Битрис вела себя очень странно, — объяснил мистер Ренни. — Пришла ко мне утром, сообщила о краже и о том, что едет в частное детективное агентство. Она как будто хотела что-то сказать, но не могла решиться.

— Ну, — промолвила Таппенс, — мне нужна только жемчужина. Вам лучше поговорить с ней.

Но в этот момент дверь открыл полковник Кингстон-Брюс.

— Ленч подан, мисс Робинсон. Надеюсь, вы проведете его с нами.

Увидев гостя, он свирепо уставился на него.

— Меня вы явно не хотите пригласить на ленч, — сказал мистер Ренни. — Ладно, я пошел.

— Возвращайтесь позже, — шепнула Таппенс, когда он проходил мимо нее.

Она последовала за полковником, все еще ворчавшим по поводу «чертовской наглости некоторых типов», в просторную столовую, где уже собралась вся семья. Только одно лицо из всех присутствующих было ей незнакомо.

— Леди Лора, это мисс Робинсон, которая любезно согласилась нам помочь.

Леди Лора кивнула, разглядывая Таппенс сквозь пенсне. Это была высокая худощавая женщина с печальной улыбкой, мягким голосом и весьма жестким проницательным взглядом. Таппенс выдержала этот взгляд, и леди Лора опустила глаза.

После ленча леди Лора вступила в беседу, демонстрируя вежливое любопытство. Как продвигается расследование? Таппенс дала понять, будто подозрения падают на горничную, но это вовсе не означало, что в действительности она подозревала леди Лору. Конечно, эта женщина могла прятать в одежде чайные ложки и другие мелочи, но Таппенс не сомневалась, что она не брала розовую жемчужину.

Вскоре Таппенс продолжила обыск дома. Время шло, а Томми все не было, и это тревожило ее куда сильнее, чем отсутствие мистера Ренни. Выйдя из спальни, Таппенс столкнулась с Битрис Кингстон-Брюс, которая спускалась вниз, одетая для улицы.

— Боюсь, что вам сейчас не следует выходить, — сказала Таппенс.

Девушка высокомерно взглянула на нее.

— Куда я иду, не ваше дело, — холодно отозвалась она.

— Зато мое дело решить, обращаться мне в полицию или нет, — сказала Таппенс.

Битрис смертельно побледнела.

— Нет! Не надо! Я никуда не пойду, только не делайте этого! — взмолилась она.

— Моя дорогая мисс Кингстон-Брюс, — улыбнулась Таппенс, — дело было абсолютно ясным для меня с самого начала. Я…

Но ее прервали. Поглощенная разговором с девушкой, Таппенс не слышала звонка в дверь и теперь с удивлением увидела Томми, поднимающегося по ступенькам, и крепкого широкоплечего мужчину, снимавшего шляпу в холле.

— Детектив-инспектор Мэрриот из Скотленд-Ярда, — с усмешкой представился он.

С отчаянным криком Битрис Кингстон-Брюс метнулась вниз по лестнице как раз в тот момент, когда входная дверь открылась снова, впустив мистера Ренни.

— Ты все испортил, — сердито сказала Таппенс.

Не обратив на нее внимания, Томми поспешил в апартаменты леди Лоры. Пройдя в спальню, он вышел оттуда с большим куском мыла. Инспектор только что поднялся на второй этаж.

— Она не сопротивлялась, — сообщил он. — Опытная птичка — знает, когда проиграла. Как насчет жемчужины?

— Думаю, — ответил Томми, протягивая ему мыло, — вы найдете ее здесь.

Глаза инспектора одобрительно блеснули.

— Старый, но верный способ. Разрезаете надвое кусок мыла, выдалбливаете углубление для драгоценности, потом склеиваете кусок и обдаете его горячей водой, чтобы не был заметен шов. Вы отлично поработали, сэр.

Томми поблагодарил за комплимент и спустился вместе с Таппенс. Полковник Кингстон-Брюс бросился к нему и горячо пожал руку.

— Не знаю, как отблагодарить вас, дорогой сэр. Леди Лора тоже хочет выразить вам признательность.

— Я рад, что вы удовлетворены, — сказал Томми. — Но боюсь, не могу задерживаться. У меня неотложная встреча с членом кабинета министров.

Он подошел к машине и занял место водителя. Таппенс села рядом.

— Но, Томми, — воскликнула она, — почему полиция не арестовала леди Лору?

— Разве я тебе не говорил? Они арестовали не леди Лору, а Элизу. Понимаешь, — продолжал Томми, глядя на ошеломленную Таппенс, — я часто пытался открыть дверь намыленными руками, но у меня это никогда не получалось — пальцы соскальзывали с ручки. Поэтому меня заинтересовало, что могла Элиза делать с мылом. Помнишь, она подобрала полотенце, чтобы на ручке потом не осталось следов мыла. Мне пришло в голову, что для профессиональной воровки было бы недурным планом устроиться служанкой к леди, подозреваемой в клептомании, которая часто гостит в различных домах. Я сфотографировал Элизу, дал ей подержать стеклянную пластину и отправился в добрый старый Скотленд-Ярд. Там срочно проявили негатив и успешно идентифицировали отпечатки пальцев. Элизу разыскивали уже давно. Все-таки Скотленд-Ярд — полезная штука.

— Подумать только, — воскликнула Таппенс, обретая дар речи, — что эти два молодых идиота подозревали друг друга совсем как в книгах! Но почему ты не рассказал мне все перед отъездом?

— Во-первых, я подозревал, что Элиза подслушивает на площадке, а во-вторых…

— Да?

— Мой ученый друг забывает, что Торндайк никогда ничего не рассказывает до самого последнего момента. Кроме того, Таппенс, ты и твоя подруга Жанетт Смит обставили меня в прошлый раз. Теперь мы квиты.

Глава 5 Приключение со зловещим незнакомцем

— День прошел чертовски скучно, — промолвил Томми, широко зевнув.

— Уже почти время чая, — сказала Таппенс и тоже зевнула.

Бизнес международного детективного агентства никак нельзя было назвать процветающим. Долгожданное письмо от торговца ветчиной так и не пришло, а никаких интересных дел не предвиделось.

Посыльный Элберт вошел с запечатанным пакетом и положил его на стол.

— «Тайна запечатанного пакета», — пробормотал Томми. — Надеюсь, в нем бесценные жемчуга русской великой княгини? Или адская машина, чтобы разнести на мелкие кусочки «блистательных сыщиков Бланта»?

— Вообще-то, — сказала Таппенс, разрывая обертку, — это мой свадебный подарок Франсису Хэвиленду. Симпатичная штука, верно?

Она протянула ему изящный серебряный портсигар. Томми открыл его, закрыл и одобрительно кивнул при виде выгравированной почерком его жены надписи: «Франсису от Таппенс».

— Ты выбрасываешь деньги на ветер, Таппенс, — заметил он. — Я бы с удовольствием получил такой портсигар, правда лучше золотой, в подарок на день рождения в будущем месяце. А вместо этого ты даришь такую вещицу Франсису Хэвиленду, который был и всегда будет самым законченным ослом, какого когда-либо создал господь бог!

— Ты забываешь, что я была его шофером во время войны, когда он был генералом. Это были добрые старые дни!

— В самом деле, — согласился Томми. — Помню, как красивые женщины навещали меня в госпитале и пожимали мне руку. Однако я не посылаю им свадебные подарки. Не думаю, что твой подарок, Таппенс, придется по душе невесте.

— Портсигар очень изящный и легко помещается в кармане, не так ли? — сказала Таппенс, проигнорировав его замечание.

Томми засунул портсигар в собственный карман.

— Так, — кивнул он. — А вот и Элберт с вечерней почтой. Очень возможно, что герцогиня Пертширская поручает нам найти ее драгоценного пекинеса.

Они вместе стали разбирать письма. Внезапно Томми присвистнул и схватил одно из них.

— Голубой конверт с русской маркой! Помнишь, что говорил шеф насчет таких писем?

— Как интересно! — воскликнула Таппенс. — Наконец хоть что-то произошло. Открой конверт и посмотри, соответствует ли содержание форме. Письмо должно быть от торговца ветчиной, не так ли? Подожди минутку. Нам понадобится молоко к чаю. Утром его забыли оставить. Я пошлю за ним Элберта.

Отправив посыльного с поручением, она вернулась из приемной. Томми держал в руке голубой лист бумаги.

— Как мы и предполагали, Таппенс, — заметил он. — Совпадает почти дословно с тем, что говорил шеф.

Таппенс взяла у него письмо и прочитала.

Содержание было изложено несколько ходульным английским и подписано неким Григорием Феодорским, который с нетерпением ожидал новостей о своей жене. Автор убеждал международное детективное агентство не жалеть расходов и делать все возможное, чтобы разыскать ее. Сам Феодорский в настоящее время не может покинуть Россию из-за кризиса в торговле свининой.

— Интересно, что это означает на самом деле, — задумчиво промолвила Таппенс, разглаживая лежащую перед ней бумагу.

— Полагаю, какой-то код, — отозвался Томми. — Это нас не касается. Наша задача — как можно скорее передать письмо шефу. Только лучше отмочить марку и проверить, есть ли под ней число 16.

— Хорошо, — кивнула Таппенс. — Но я думала…

Она внезапно умолкла, и Томми, удивленный неожиданной паузой, поднял взгляд и увидел в дверях массивную мужскую фигуру.

Визитер имел властный вид. У него были широкие плечи, большая круглая голова. Очень внушительно выглядела мощная челюсть. На вид ему было лет сорок пять.

— Прошу прощения, — заговорил незнакомец, шагнув в комнату со шляпой в руке. — В приемной никого не было, и я, увидев открытую дверь, рискнул войти. Это Международное детективное агентство Бланта, не так ли?

— Совершенно верно.

— А вы, вероятно, мистер Теодор Блант?

— Да, я мистер Блант. Вы пришли посоветоваться со мной? Это мой секретарь, мисс Робинсон.

Таппенс грациозно склонила голову, продолжая разглядывать незнакомца из-под опущенных ресниц. Ее интересовало, как долго он простоял в дверях и что видел и слышал. От ее внимания не ускользнуло, что, даже говоря с Томми, он не отрывал взгляд от голубого листа бумаги в ее руке.

Резкий, предупреждающий голос Томми вернул ее к действительности:

— Пожалуйста, записывайте, мисс Робинсон. А теперь, сэр, прошу вас изложить дело, по поводу которого вы хотите спросить моего совета.

Таппенс протянула руку за блокнотом и карандашом.

— Меня зовут Бауэр, доктор Чарлз Бауэр, — хрипловатым голосом заговорил мужчина. — Я живу в Хэмпстеде, где у меня практика. Я пришел к вам, мистер Блант, потому что в последнее время произошло несколько довольно странных случаев.

— Да, мистер Бауэр?

— На прошлой неделе меня дважды срочно вызывали по телефону, и оба вызова оказались ложными. В первый раз я принял это за грубую шутку, но, вернувшись после второго вызова, обнаружил, что некоторые мои личные бумаги перепутаны, и теперь мне кажется, что то же самое произошло и в первый раз. Я все тщательно осмотрел и пришел к выводу, что мой письменный стол обыскали и кое-какие бумаги в спешке положили не на свое место. — Доктор Бауэр сделал паузу и посмотрел на Томми. — Ну, мистер Блант?

— Ну, мистер Бауэр? — улыбаясь, отозвался Томми.

— Что вы об этом думаете?

— Прежде всего мне нужны факты. Что вы храните в вашем письменном столе?

— Мои личные бумаги.

— Какие именно? Могут ли они представлять ценность для обычного вора или для какого-то конкретного лица?

— Для обычного вора они едва ли имеют какую-либо ценность, но мои заметки об одном неизвестном алкалоиде могут представлять интерес для любого, обладающего научными знаниями в этой области. Я занимаюсь подобными исследованиями последние несколько лет. Такие алкалоиды — смертельные яды, к тому же почти не оставляющие следов. Они не поддаются ни одной из известных химических реакций.

— Значит, их секрет может стоить денег?

— Для беспринципного человека — да. — Доктор пожал массивными плечами. — Насколько я могу судить, никакого взлома не было. Значит, это один из моих домочадцев, но я не могу поверить… — Он оборвал фразу и, помедлив, заговорил снова: — Мне приходится довериться вам полностью, мистер Блант. Я не осмелился обратиться в полицию. В моих трех слугах я почти не сомневаюсь. Они преданно служили мне много лет. Но кто знает? Со мной живут два моих племянника Бертрам и Генри. Генри — славный парень, серьезный и трудолюбивый; он никогда не причинял мне беспокойства. К сожалению, Бертрам на него не похож, он необуздан, расточителен и к тому же отъявленный бездельник.

— Понятно, — задумчиво произнес Томми. — Вы подозреваете, что ваш племянник Бертрам замешан в этой истории. Но я с вами не согласен. Я подозреваю славного парня Генри.

— Почему?

— Традиция. Прецеденты. — Томми небрежно махнул рукой. — По моему опыту, наиболее подозрительные лица всегда невиновны и наоборот, мой дорогой сэр. Да, я решительно подозреваю Генри.

— Прошу прощения, мистер Блант, — почтительным тоном заговорила Таппенс. — Насколько я поняла, доктор Бауэр говорит, что заметки о… э-э… неизвестном алкалоиде хранились в письменном столе вместе с другими бумагами?

— Они хранились в письменном столе, дорогая юная леди, но в потайном ящике, местонахождение которого знаю один я. Вот почему их до сих пор не нашли.

— Что же вы от меня хотите, доктор Бауэр? — спросил Томми. — Вы предвидите еще одну попытку обыска?

— Да, мистер Блант. У меня есть причины этого опасаться. Сегодня я получил телеграмму от пациента, которого отправил лечиться в Борнмут несколько недель тому назад. В телеграмме говорится, что он в критическом состоянии и просит меня приехать немедленно. События, о которых я вам рассказал, сделали меня подозрительным, поэтому я сам отправил телеграмму упомянутому пациенту и выяснил, что он в добром здравии и не обращался ко мне с просьбой о приезде. Мне пришло в голову, что, если я притворюсь, будто поверил телеграмме и уехал в Борнмут, нам представится недурной шанс поймать негодяев на месте преступления. Они или он, несомненно, дождутся, пока слуги лягут спать. Предлагаю вам встретиться со мной вечером в одиннадцать возле моего дома и вместе разобраться в этом деле.

Томми задумчиво постучал по столу ножом для разрезания бумаги.

— Ваш план кажется мне превосходным, доктор Бауэр. Я не вижу в нем никаких изъянов. Итак, ваш адрес…

— «Лавры» на Хэнгменс-Лейн — боюсь, весьма уединенное место. Но оттуда великолепный вид на вересковую пустошь.

— Да-да, — кивнул Томми.

Визитер поднялся:

— Значит, я жду вас вечером, мистер Блант. Возле «Лавров», скажем, без пяти одиннадцать для большей надежности?

— Хорошо, без пяти одиннадцать. Всего хорошего, доктор Бауэр.

Томми встал и нажал кнопку на столе, вызывая Элберта, чтобы он проводил клиента. Доктор вышел, слегка прихрамывая, но, несмотря на это, не возникало никакого сомнения в его колоссальной физической силе.

— С таким лучше не связываться, — пробормотал Томми себе под нос. — Ну, старушка, что ты об этом думаешь?

— Я отвечу тебе одним словом, — сказала Таппенс. — Косолапый![109]

— Что-что?

— Я сказала: «Косолапый». Недаром я изучала детективную классику! Томми, вся эта история — сплошная выдумка. Неизвестные алкалоиды, вот еще!

— Я тоже нахожу это не слишком убедительным, — согласился Томми.

— Видел, как он уставился на письмо? Томми, он наверняка из этой банды! Они узнали, что ты не настоящий мистер Блант, и жаждут твоей крови.

— В таком случае, — заявил Томми, открывая шкаф и окидывая взглядом ряды книг, — нам легко выбрать для себя роли. Мы — братья Оуквуд[110]. Только, чур, я Дезмонд!

Таппенс пожала плечами:

— Хорошо. Тогда я буду Франсисом. Из них двоих он гораздо умнее. Дезмонд вечно попадает в передряги, а Франсис вовремя появляется в облике садовника или еще кого-нибудь и спасает положение.

— Да, но я буду супер-Дезмондом, — возразил Томми. — Как только я подойду к «Лаврам»…

— Неужели ты собираешься вечером в Хэмпстед? — бесцеремонно прервала его Таппенс.

— Почему бы и нет?

— Потому что это все равно что идти в ловушку с закрытыми глазами!

— Нет, девочка моя, с открытыми. Это большая разница. Думаю, нашего друга доктора Бауэра ожидает маленький сюрприз.

— Мне это не нравится, — сказала Таппенс. — Ты ведь знаешь, что случается, когда Дезмонд не повинуется приказам шефа и действует на свой страх и риск. Полученные нами указания абсолютно ясны. Немедленно пересылать письма и докладывать обо всем, что происходит.

— Ты не совсем права, — отозвался Томми. — Мы должны докладывать, если кто-нибудь придет и упомянет число 16. Пока этого не произошло.

— Это всего лишь уловка.

— Как бы то ни было, мне хочется сыграть в одиночку. Уверяю тебя, дорогая, все будет в порядке. Я отправлюсь туда вооруженным до зубов. Все дело в том, что я буду настороже, а им это неизвестно. Шеф похвалит меня за отличную ночную работу.

— Все равно мне это не нравится, — упорствовала Таппенс. — Этот тип силен, как горилла.

— Да, но не забывай о моем пистолетике.

Дверь в приемную открылась, и появился Элберт. Закрыв за собой дверь, он подошел к ним с конвертом в руке.

— Джентльмен хочет вас видеть, — сообщил Элберт. — Когда я начал, как обычно, врать, что вы разговариваете со Скотленд-Ярдом, он сказал, что все об этом знает, так как сам из Скотленд-Ярда, написал что-то на карточке и спрятал ее в этот конверт.

Томми взял конверт, открыл его, прочитал надпись на карточке и усмехнулся.

— Джентльмен позабавился за твой счет, сказав правду, Элберт, — заметил он. — Впусти его.

Томми бросил карточку Таппенс. На ней было отпечатано: «Детектив-инспектор Димчерч», а поперек написано карандашом: «Друг Мэрриота».

В следующую минуту детектив из Скотленд-Ярда вошел в кабинет. Внешне он походил на инспектора Мэрриота: невысокий, коренастый, с проницательным взглядом.

— Добрый день, — бодро поздоровался Димчерч. — Мэрриот уехал в Южный Уэльс, но перед отъездом попросил меня не упускать из виду вас двоих и это заведение. Нет-нет, сэр, — быстро добавил он, заметив, что Томми собирается прервать его, — мы все об этом знаем. Это не наше ведомство, поэтому мы не вмешиваемся. Но кое-кто недавно выяснил, что здесь все не так, как на первый взгляд. Сегодня к вам приходил джентльмен. Не знаю, как он себя назвал и каково его настоящее имя, но мне известно о нем достаточно, чтобы хотеть узнать побольше. Я прав, предполагая, что он назначил вам встречу этим вечером в определенном месте?

— Абсолютно правы.

— Так я и думал. Финсбери-парк, Уэстерхейм-роуд, 16, верно?

— Тут вы не правы, — улыбнулся Томми. — «Лавры» в Хэмпстеде.

Димчерч выглядел сбитым с толку. Он явно этого не ожидал.

— Не понимаю, — пробормотал инспектор. — Должно быть, новый план. Вы сказали «Лавры» в Хэмпстеде?

— Да. Я встречаюсь с ним там в одиннадцать ночи.

— Не делайте этого, сэр.

— Вот видишь! — не удержалась Таппенс.

Томми покраснел.

— Если вы думаете, инспектор… — быстро начал он.

Но Димчерч успокаивающе поднял руку.

— Я скажу вам, что я думаю, мистер Блант. В одиннадцать ночи вам следует быть здесь, в этом офисе.

— Что? — удивленно воскликнул Томми.

— В этом офисе, — повторил инспектор. — Не важно, как я об этом узнал, наши учреждения иногда контактируют, но сегодня вы получили одно из знаменитых «голубых» писем. Старик… не буду называть его имя… охотится за ними. Он заманил вас в Хэмпстед, а сам явится сюда ночью, когда дом будет пуст, и все тщательно обыщет.

— Но почему он думает, что письмо окажется здесь? Он должен знать, что я либо захвачу его с собой, либо передам куда следует.

— Прошу прощения, сэр, но как раз этого он не должен знать. Ему, по-видимому, известно, что вы не настоящий мистер Блант, но он, возможно, полагает, что вы просто купили его бизнес. В таком случае письмо должно храниться вместе с другой полученной вами корреспонденцией.

— Понятно, — сказал Томми.

— Нас устраивает, что он так думает. Этим вечером мы поймаем его здесь на месте преступления.

— Значит, вот каков ваш план?

— Да. Такой шанс подворачивается раз в жизни. Сколько сейчас времени? Шесть. В котором часу вы обычно уходите отсюда, сэр?

— Около шести.

— Тогда вы должны сделать вид, будто ушли, как всегда. В действительности мы проберемся назад как можно скорее. Едва ли они явятся сюда до одиннадцати, но все может быть. Если позволите, я выйду посмотреть, не наблюдает ли кто-нибудь за домом.

Димчерч удалился, а Томми начал спорить с Таппенс. Дискуссия продолжалась некоторое время и была весьма горячей. В конце концов Таппенс внезапно капитулировала.

— Ладно, пускай будет по-твоему. Я пойду домой и посижу там, как хорошая девочка, пока ты будешь ловить мошенников и якшаться с детективами, но берегись. Я поквитаюсь с тобой за то, что ты лишил меня такой забавы.

В этот момент вернулся Димчерч.

— Горизонт вроде бы чист, — сообщил он. — Но нельзя быть уверенным до конца, так что лучше притворитесь, будто уходите. После этого они прекратят наблюдение.

Томми позвал Элберта и велел ему запереть офис.

Потом все четверо пошли в гараж, где обычно стояла машина. Таппенс села за руль. Элберт поместился рядом с ней, а Томми и детектив — на заднем сиденье.

Вскоре они попали в транспортную пробку. Таппенс обернулась и кивнула. Томми и инспектор открыли дверцу справа и вышли посреди Оксфорд-стрит. Через минуту-две Таппенс поехала дальше.

Глава 6 Приключение со зловещим незнакомцем (продолжение)

— Лучше пока не входить в дом, — сказал Димчерч, когда он и Томми быстро свернули на Хейлхем-стрит. — У вас при себе ключ?

Томми кивнул.

— Тогда как насчет того, чтобы перекусить? Еще рано, но напротив есть ресторанчик. Мы займем столик у окна и сможем все время наблюдать за домом.

Томми согласился на предложение детектива. Инспектор Димчерч оказался увлекательным собеседником. Большая часть его деятельности касалась международного шпионажа, и рассказываемые им истории удивляли простодушного слушателя.

Они оставались в ресторанчике до восьми вечера, когда Димчерч предложил возвращаться.

— Уже достаточно стемнело, сэр, — объяснил он. — Мы сможем незаметно проскользнуть в дом.

И в самом деле было темно. Они перешли пустынную улицу, быстро огляделись, вошли в дом и поднялись по лестнице. Томми вставил ключ в замочную скважину двери приемной.

Когда он это сделал, ему показалось, будто Димчерч свистнул за его спиной.

— Почему вы свистите? — резко осведомился он.

— Я не свистел, — удивленно отозвался Димчерч. — Мне показалось, это вы.

— Но кто-то… — начал Томми, но не успел договорить.

Сильные руки схватили его сзади, и, прежде чем он смог крикнуть, ему прижали ко рту и носу тряпку, пропитанную чем-то сладким и тошнотворным. Томми отчаянно сопротивлялся, но тщетно. Хлороформ делал свое дело. У него закружилась голова, пол закачался под ним, и он, задыхаясь, потерял сознание…

Томми с трудом приходил в себя, но чувствовал, что в состоянии мыслить и действовать. Хлороформ почти выветрился. Преступники только засунули ему кляп в рот и лишили возможности кричать.

Окончательно придя в сознание, Томми обнаружил, что полулежит-полусидит, прислоненный к стене в углу своего кабинета. Двое мужчин рылись в ящиках письменного стола и в шкафу, злобно ругаясь.

— Черт побери, начальник, — хриплым голосом сказал более высокий. — Мы все перевернули вверх дном. Его здесь нет.

— Должно быть! — рявкнул другой. — При нем его нет, а больше ему негде быть.

Говоря, он повернулся, и Томми с изумлением увидел, что это не кто иной, как инспектор Димчерч. При виде ошеломленного лица Томми он усмехнулся:

— Итак, наш молодой друг пробудился ото сна. Вижу, он немного удивлен. Но все очень просто. Мы заподозрили, что в Международном детективном агентстве что-то не так. Я решил выяснить, в чем дело. Если новый мистер Блант — шпион, значит, он будет проявлять подозрительность, поэтому я послал вперед моего старого друга Карла Бауэра, велев ему рассказать неправдоподобную историю, стараясь возбудить подозрения. Он так и сделал, а затем на сцену вышел я, представившись другом инспектора Мэрриота, дабы вызвать к себе доверие. Остальное не составило труда.

И он расхохотался.

Томми очень хотелось сказать кое-что, но ему мешал кляп во рту. Ему так же сильно хотелось кое-что сделать, в основном руками и ногами, но, увы, об этом тоже позаботились. Он был крепко связан.

Более всего его удивляла поразительная перемена в стоящем перед ним человеке. В роли инспектора Димчерча он выглядел типичным англичанином. Сейчас же любой сразу же узнал бы в нем хорошо образованного иностранца, говорящего по-английски без всякого акцента.

— Коггинс, друг мой, — обратился бывший инспектор к своему злодейского вида сообщнику, — возьмите вашу дубинку и станьте рядом с пленником. Я собираюсь вытащить кляп. Надеюсь, вы понимаете, мой дорогой мистер Блант, что поднять крик было бы с вашей стороны непростительной глупостью? Уверен, что понимаете. Для вашего возраста вы весьма смышленый парень.

Он быстро извлек кляп и шагнул назад.

Томми шевельнул онемевшими челюстями, облизал губы, два раза сглотнул и ничего не сказал.

— Поздравляю вас с такой выдержкой, — усмехнулся «инспектор». — Вижу, вы понимаете свое положение. Вам совсем нечего сказать?

— Есть, но это может подождать, — ответил Томми.

— Вот как? Ну а то, что должен сказать я, ждать не может. Где письмо, мистер Блант?

— Не знаю, приятель, — весело отозвался Томми. — У меня его нет. Впрочем, вы это уже знаете. На вашем месте я бы продолжал поиски. С удовольствием посмотрю, как вы и дружище Коггинс играете в холодно-горячо.

Лицо Димчерча приняло угрожающее выражение.

— Вам нравится дерзить, мистер Блант? Видите вон ту квадратную коробку? Это маленькое приспособление Коггинса. В ней купорос и кандалы, которые можно раскалить до такой степени, что они будут весьма чувствительно обжигать.

Томми печально покачал головой.

— Ошибка в диагнозе, — сказал он. — Таппенс и я неверно охарактеризовали это приключение. Это история не о Косолапом, а о Бульдоге Драммонде, а вы неподражаемый Карл Питерсон[111].

— Что за чушь вы порете? — рявкнул Димчерч.

— Вижу, вы незнакомы с классикой, — вздохнул Томми. — Жаль.

— Хватит! Вы сделаете то, что от вас требуют, или мне приказать Коггинсу доставать свои орудия и приступать к делу?

— Не будьте так нетерпеливы. Конечно, я сделаю то, что вы хотите, как только вы скажете, в чем это заключается. Не думаете же вы, что я мечтаю быть разрезанным и поджаренным, как филе камбалы? Я ненавижу боль.

Димчерч бросил на него презрительный взгляд:

— Gott![112] Какие трусы эти англичане!

— Дело не в трусости, а в здравом смысле, приятель. Так что оставим купорос и перейдем к делу.

— Мне нужно письмо.

— Я уже сказал вам, что у меня его нет.

— Мы это знаем и догадываемся, у кого оно должно находиться. У девушки.

— Вполне возможно, вы правы, — кивнул Томми. — Она могла спрятать его в сумочку, когда ваш друг Карл появился столь неожиданно.

— Рад, что у вас хватает ума это не отрицать. Отлично. Напишите этой Таппенс, как вы ее называете, и попросите немедленно принести письмо.

— Не могу… — начал Томми, но Димчерч не дал ему окончить фразу:

— Ах, не можете? Посмотрим. Коггинс!

— Не спешите — дайте мне договорить, — остановил его Томми. — Я собирался сказать, что не могу это сделать, пока у меня связаны руки. Черт возьми, я ведь не один из этих уродов, которые умеют писать носом или локтем!

— Значит, вы согласны написать ей?

— Конечно. Разве я не говорил, что согласен на все. Уверен, что вы не причините вреда Таппенс. Она такая славная девушка.

— Нам нужно только письмо, — сказал Димчерч, но при этом весьма неприятно улыбнулся.

Потом он кивнул Коггинсу, тот опустился на колени и развязал Томми руки. Томми взмахнул ими несколько раз.

— Так-то лучше, — весело сказал он. — Может быть, Коггинс будет любезен передать мне мою авторучку? Думаю, она на столе среди других мелочей.

Нахмурившись, Коггинс принес ему ручку и лист бумаги.

— Будьте осторожны в выборе слов, — предупредил Димчерч. — Мы предоставляем это вам, но неудача будет означать смерть, и притом медленную.

— В таком случае, — отозвался Томми, — я сделаю все, что от меня зависит.

Подумав немного, он начал быстро писать.

— Как вам это понравится? — Томми протянул Димчерчу завершенное послание:

— Франсис? — осведомился лжеинспектор, подняв брови. — Разве она так вас называла?

— Так как вы не присутствовали на моем крещении, — ответил Томми, — я не думаю, чтобы вы знали мое имя. Но полагаю, портсигар, который вы вытащили у меня из кармана, послужит достаточным доказательством, что я говорю правду.

Димчерч шагнул к столу, взял портсигар, прочитал надпись «Франсису от Таппенс» и с усмешкой положил его на стол.

— Рад удостовериться в вашем благоразумном поведении, — сказал он. — Коггинс, передайте эту записку Василию. Он сторожит снаружи. Скажите, чтобы отнес ее сразу же.

Следующие полчаса тянулись удивительно долго. Димчерч ходил взад-вперед; лицо его становилось все более мрачным.

— Если вы посмели нас обмануть… — проворчал он, угрожающе глядя на Томми.

— Если бы у вас была колода карт, мы могли бы сыграть в пикет, чтобы скоротать время, — промолвил Томми. — Женщины всегда заставляют ждать. Надеюсь, вы не будете нелюбезны с малюткой Таппенс, когда она придет?

— Нет, — заверил его Димчерч. — Мы отправим вас вдвоем в одно и то же место.

— Как бы не так, свинья, — пробормотал Томми себе под нос.

Внезапно в приемной послышались шаги. Человек, которого Томми еще не видел, просунул голову в кабинет и что-то буркнул по-русски.

— Отлично, — сказал Димчерч. — Она идет, и идет одна.

На секунду в душе Томми шевельнулось беспокойство.

В следующую минуту он услышал голос Таппенс:

— А, это вы, инспектор Димчерч! Я принесла письмо. А где Франсис?

Она вошла в кабинет, и Василий тут же бросился на нее сзади, зажав ей рот ладонью. Димчерч вырвал у нее сумочку и стал рыться в ней с лихорадочной быстротой.

Внезапно он издал радостный возглас и вынул голубой конверт с русской маркой. Коггинс хрипло выкрикнул нечто неразборчивое.

В этот момент торжества дверь в комнату бесшумно открылась. В кабинет вошли вооруженные револьверами инспектор Мэрриот и двое мужчин, резко скомандовав:

— Руки вверх!

Сопротивления не последовало. Преступники были захвачены врасплох. Пистолет Димчерча лежал на столе, двое других не были вооружены.

— Недурная добыча, — одобрительно заметил инспектор Мэрриот, щелкая последней парой наручников. — Надеюсь, со временем у нас появятся и другие трофеи.

Бледный от гнева Димчерч уставился на Таппенс.

— Маленькая ведьма! — зарычал он. — Это вы натравили их на нас!

Таппенс рассмеялась:

— Не только я. Мне следовало обо всем догадаться, когда вы днем упомянули число «шестнадцать». Но дело решила записка Томми. Я позвонила инспектору Мэрриоту, велела Элберту встретить его с дубликатом ключа от офиса и пошла сюда с пустым голубым конвертом в сумочке. Письмо я отослала, согласно указаниям, как только рассталась с вами днем.

Но внимание Димчерча привлекло лишь одно слово.

— Томми? — переспросил он.

Томми, которого только что освободили от пут, подошел к ним.

— Отличная работа, братец Франсис, — сказал он Таппенс, взяв ее за руки, и добавил, обернувшись к Димчерчу: — Как я уже говорил, дружище, вам следовало читать классику.

Глава 7 Обыграть короля

Была дождливая среда. В офисе Международного детективного агентства Таппенс рассеянно выронила из рук «Дейли лидер».

— Знаешь, о чем я думала, Томми?

— Это невозможно определить, — ответил ее муж. — Ты думаешь о слишком многих вещах, и притом одновременно.

— Я думала, что нам пора снова пойти на танцы.

Томми спешно подобрал «Дейли лидер».

— Наше объявление хорошо выглядит, — заметил он, склонив голову набок. — «Блистательные сыщики Бланта». Сознаешь ли ты, Таппенс, что блистательные сыщики Бланта — это только ты одна? Вот тебе и слава, как сказал бы Шалтай-Болтай.

— Я говорила о танцах.

— Занятную вещь я обнаружил в этих газетах. Интересно, обращала ли ты когда-нибудь на это внимание? Возьми три номера «Дейли лидер». Можешь сказать, чем они отличаются друг от друга?

Таппенс с любопытством посмотрела на газеты.

— По-моему, это очень просто, — сказала она. Одна из них сегодняшняя, другая — вчерашняя, а третья — позавчерашняя.

— Блестяще, мой дорогой Ватсон! Но я имел в виду не это. Обрати внимание на название — «Дейли лидер». Сравни три экземпляра, видишь какую-нибудь разницу?

— Нет, не вижу, — ответила Таппенс, — и более того, не верю в ее существование.

Томми вздохнул и соединил кончики пальцев в излюбленной манере Шерлока Холмса.

— Вот именно. Хотя ты читаешь «Дейли лидер» не меньше меня, фактически даже больше. Но я заметил это, а ты нет. Если ты посмотришь на сегодняшний номер, то увидишь, что в самом центре нижней перекладины буквы Д в слове «ДЕЙЛИ» есть маленькая белая точка, как и в букве Л в том же слове. Но во вчерашней газете в слове «ДЕЙЛИ» нет белых точек, зато две такие точки имеются в букве Л слова «ЛИДЕР». А в позавчерашнем номере снова две точки в букве Д слова «ДЕЙЛИ». Фактически точка или точки каждый день расположены по-другому.

— Почему? — осведомилась Таппенс.

— Это журналистский секрет.

— Ты имеешь в виду, что не знаешь и не можешь догадаться?

— Могу лишь сказать, что эта практика распространена во всех газетах.

— Ну до чего умен! — усмехнулась Таппенс. — Особенно когда нужно отвлечь внимание от темы разговора. Давай вернемся к тому, о чем мы говорили раньше.

— И о чем же мы говорили?

— О бале в «Три хартс».

— Нет-нет, Таппенс! — простонал Томми. — Только не бал в «Три хартс». Я уже не так молод, уверяю тебя.

— Когда я была симпатичной молодой девушкой, — сказала Таппенс, — меня учили, что мужчины, особенно мужья, беспутные создания, любящие пить и танцевать ночи напролет, и что только необычайно красивые и умные жены способны удержать их дома. Еще одна иллюзия рассыпалась в прах! Все жены, которых я знаю, мечтают пойти на танцы и жалуются, что их мужья не снимают шлепанцы и ложатся спать в половине десятого. А ты ведь так хорошо танцуешь, Томми.

— Не пересоли с лестью, Таппенс.

— Вообще-то, — продолжала Таппенс, — я хочу пойти туда не только ради удовольствия. Меня заинтриговало вот это объявление. — Она снова взяла «Дейли лидер» и прочитала вслух: — «Я пойду с тройки червей. 12 взяток. Туз пик. Необходимо обыграть короля».

— Весьма дорогостоящий способ обучения игре в бридж, — прокомментировал Томми.

— Не будь ослом. Это не имеет никакого отношения к бриджу. Понимаешь, вчера я ходила с одной девушкой на ленч в «Туз пик», любопытный подвальчик в Челси, и она говорила мне, что теперь модно во время балов и разных пышных шоу заглядывать туда, чтобы закусить яичницей с беконом и гренками с сыром. Это богемное заведение с закрытыми кабинками. Кажется, горячее местечко.

— И по-твоему…

— Тройка червей означает бал в «Три хартс»[113] завтра вечером, двенадцать взяток — двенадцать часов, а туз пик — «Туз пик».

— Тогда что означает «необходимо обыграть короля»?

— Ну, я подумала, что нам следует это выяснить.

— Не стану предполагать, будто ты способна ошибиться, Таппенс, — великодушно сказал Томми. — Но я не совсем понимаю, зачем тебе нужно совать нос в любовные дела посторонних людей.

— Я не собираюсь совать нос. Просто я предлагаю интересный эксперимент в детективной деятельности. Нам необходима практика.

— Бизнес, конечно, продвигается не слишком, — согласился Томми. — Но признайся, Таппенс, что тебе хочется пойти на бал в «Три хартс» и потанцевать. А еще обвиняешь меня в умении отвлекать от темы!

Таппенс бесстыдно расхохоталась:

— Попробуй встряхнуться, Томми. Постарайся забыть, что тебе уже тридцать два и что у тебя уже появился один седой волосок в левой брови.

— Никогда не умел отказывать женщинам, — вздохнул Томми. — Значит, мне придется валять дурака в маскарадном костюме?

— Конечно, но костюм ты можешь предоставить мне. У меня отличная идея.

Томми с опаской посмотрел на нее. Он всегда испытывал глубокое недоверие к отличным идеям Таппенс.

Когда он вернулся домой следующим вечером, Таппенс выбежала из спальни ему навстречу.

— Он уже здесь, — объявила она.

— Кто?

— Костюм. Иди и посмотри на него.

Томми последовал за ней. На кровати лежало полное снаряжение пожарника, вплоть до сверкающего шлема.

— Господи! — простонал Томми. — Неужели я поступил в пожарную бригаду Уэмбли?

— Пошевели мозгами, — посоветовала Таппенс. — Ты все еще не понял идею. Используйте ваши маленькие серые клеточки, mon ami. Блесните вашей сообразительностью, Ватсон.

— Погоди-ка! — прервал Томми. — Я начинаю понимать. Во всем этом есть какая-то тайная цель. Что наденешь ты, Таппенс?

— Твой старый костюм, американскую шляпу и очки в роговой оправе.

— Грубовато, — заметил Томми. — Но идея мне ясна. Мак-Карти инкогнито. А я — Риордан[114].

— Вот именно. Я подумала, что нам нужно практиковать не только английские, но и американские детективные методы. На сей раз я намерена быть звездой, а ты только скромным помощником.

— Не забывай, — предупредил Томми, — что на верный след Мак-Карти всегда наводят невинные замечания простака Денни.

Но Таппенс только засмеялась. Она была в хорошем настроении.

Вечер оказался удачным. Толпы людей, музыка, маскарадные костюмы — все словно сговорилось доставить удовольствие молодой паре. Томми забыл о своей роли скучающего мужа, которого вытащили на бал против воли.

Без десяти двенадцать они поехали на машине в пользующийся доброй (или дурной) славой «Туз пик». Как и говорила Таппенс, это был подвальчик, на вид весьма низкого пошиба, но тем не менее переполненный парами в маскарадных костюмах. Вдоль стен располагались закрытые кабинки, и Томми с Таппенс заняли одну из них, намеренно оставив двери приоткрытыми, чтобы видеть происходящее снаружи.

— Интересно, кто из них те, которые нас интересуют, — промолвила Таппенс. — Как насчет Коломбины и Мефистофеля в красном?

— Я бы поставил на того злобного мандарина и леди, которая именует себя линкором, хотя, по-моему, она больше похожа на быстроходный крейсер.

— Какое остроумие! — воскликнула Таппенс. — И всего-то после нескольких капель алкоголя! Кто это там идет в костюме дамы червей? Хороший наряд, верно?

Девушка, которую она имела в виду, вошла в соседнюю кабинку, сопровождаемая Джентльменом, одетым в газету, из «Алисы в Стране чудес»[115]. Оба носили маски — в «Тузе пик» это было традицией.

— Я уверена, что мы в подлинном гнезде порока, — с довольным видом заявила Таппенс. — Вокруг нас сплошные скандалы. Слышишь, как все шумят?

Из соседней кабинки донесся протестующий крик, заглушенный громким мужским смехом. Все кругом смеялись и пели. Пронзительные голоса девушек перекрывало бормотание сопровождавших их мужчин.

— Что скажешь об этой пастушке? — осведомился Томми. — Вон той, в компании водевильного француза. Может, это и есть наша парочка?

— Ею может оказаться кто угодно, — откровенно призналась Таппенс. — Я не собираюсь из-за этого беспокоиться. Самое главное, что мы получаем удовольствие.

— Я мог бы получить куда большее удовольствие в другом костюме, — проворчал Томми. — Ты не представляешь, как мне жарко в этом наряде пожарника.

— Держись, — посоветовала Таппенс. — Ты выглядишь превосходно.

— Рад это слышать, — заметил Томми. — О тебе такого не скажешь. Ты похожа на самого нелепого парнишку, какого я когда-либо видел.

— Нельзя ли повежливее, Денни, мальчик мой? Смотри, джентльмен в газете оставил свою леди одну. Как ты думаешь, куда он идет?

— Полагаю, поторопить официантов насчет выпивки, — отозвался Томми. — Я бы не возражал сделать то же самое.

— Долго же он этим занимается, — промолвила Таппенс, когда прошло пять минут. — Томми, ты, конечно, назовешь меня круглой дурой, но… — Она внезапно встала. — Называй меня как хочешь, но я иду в соседнюю кабинку.

— Послушай, Таппенс, так нельзя…

— У меня предчувствие, что там что-то не так. Я в этом уверена. Не пытайся меня остановить.

Таппенс быстро вышла из их кабинки, и Томми последовал за ней. Двери соседней кабинки были закрыты. Таппенс распахнула их и вошла вместе с Томми.

Девушка в костюме дамы червей сидела в углу, прислонившись к стене в неестественной позе. Глаза сквозь отверстия маски смотрели на вошедших, но она даже не шевельнулась. Костюм был разрисован броским красно-белым узором, но с левой стороны краски словно смешались. Красного цвета там было больше, чем следовало…

Таппенс с криком рванулась вперед. В этот момент Томми увидел то же, что и она, — украшенную драгоценными камнями рукоятку кинжала, торчащую чуть ниже сердца. Таппенс опустилась на колени рядом с девушкой.

— Быстро, Томми, она еще жива. Приведи администратора и вели вызвать врача.

— Хорошо. Только не трогай рукоятку кинжала.

— Постараюсь. Иди скорее.

Томми вышел, закрыв за собой двери. Таппенс обняла за плечи девушку. Та слегка шевельнула рукой, и Таппенс, поняв, что она хочет избавиться от маски, осторожно развязала тесемки. Ее взгляду предстало свежее, как цветок, лицо и блестящие глаза, полные ужаса, боли и недоумения.

— Вы можете говорить, дорогая? — мягко спросила Таппенс. — Можете сказать мне, кто это сделал?

Девушка испустила глубокий трепещущий вздох, вздох слабеющего сердца, не сводя глаз с Таппенс. Потом ее губы раскрылись.

— Это сделал Бинго… — с трудом прошептала она.

Руки девушки безвольно поникли, она прислонилась к плечу Таппенс и осталась неподвижной.

Вошел Томми вместе с двумя мужчинами. Тот, что был повыше ростом, шагнул вперед с властным видом, казалось, у него на лбу написано слово «доктор».

Таппенс осторожно избавилась от ноши.

— Боюсь, она мертва. — Ее голос дрогнул.

Доктор произвел быстрый осмотр.

— Да, — подтвердил он. — Ничего не поделаешь. Нам лучше оставить все как есть до прихода полиции. Как это произошло?

Таппенс сбивчиво объяснила, умолчав о причинах ее прихода в кабинку.

— Странная история, — заметил доктор. — Вы ничего не слышали?

— Я слышала ее крик, а потом мужской смех. Разумеется, я не подумала…

— Вполне естественно, — согласился врач. — Говорите, мужчина носил маску? Значит, вы бы его не узнали?

— Боюсь, что нет. А ты, Томми?

— Нет. Разве только по костюму.

— Прежде всего нужно опознать бедную леди, — сказал доктор. — Думаю, после этого полиция быстро во всем разберется. Это не должно составить труда. А вот и они.

Глава 8 Джентльмен, одетый в газету

Было начало четвертого ночи, когда утомленные и расстроенные супруги вернулись домой. Прошло еще несколько часов, прежде чем Таппенс смогла заснуть. Она металась по комнате, постоянно видя перед собой похожее на цветок лицо с полными ужаса глазами.

Уже начало светать, когда Таппенс наконец уснула. После пережитого потрясения она спала крепко и без сновидений. Проснувшись уже при свете дня, Таппенс увидела Томми, который стоял рядом с кроватью полностью одетый и осторожно тряс ее за плечо.

— Просыпайся, старушка. Пришли инспектор Мэрриот и еще один человек, они хотят тебя видеть.

— Сколько сейчас времени?

— Ровно одиннадцать. Я велю Элис сразу же принести тебе чаю.

— Хорошо. Скажи инспектору Мэрриоту, что я приду через десять минут.

Спустя четверть часа Таппенс вошла в гостиную. Сидевший с серьезным видом инспектор Мэрриот поднялся ей навстречу:

— Доброе утро, миссис Бересфорд. Это сэр Артур Меривейл.

Таппенс пожала руку высокому, худощавому, седеющему мужчине с усталыми глазами.

— Это по поводу печального события прошлой ночью, — сказал инспектор Мэрриот. — Я хочу, чтобы сэр Артур услышал из ваших уст то, что вы передали мне, — слова, сказанные бедной леди перед смертью. Сэра Артура было нелегко убедить.

— Я все еще не могу поверить, — заговорил высокий мужчина, — что Бинго Хейл мог тронуть хотя бы волос на голове Веры.

— Нам удалось кое-что выяснить, — продолжал инспектор. — Прежде всего мы идентифицировали жертву как леди Меривейл. Мы связались с сэром Артуром, он сразу же опознал жену и, конечно, пришел в ужас. Тогда я спросил его, знает ли он кого-нибудь по имени Бинго.

— Вам следует знать, миссис Бересфорд, — сказал сэр Артур, — что капитан Хейл, известный друзьям как Бинго, мой ближайший друг. Он практически живет с нами. Когда его арестовали сегодня утром, он гостил у меня дома. По-моему, вы ошиблись — моя жена произнесла другое имя.

— Я не могла ошибиться, — мягко отозвалась Таппенс. — Она сказала: «Это сделал Бинго».

— Вот видите, сэр Артур, — промолвил Мэрриот.

Несчастный опустился на стул и закрыл лицо руками.

— Это невероятно! Какой мотив у него может быть? О, я знаю, о чем вы думаете, инспектор Мэрриот. Вы считаете, что Хейл был любовником моей жены, но даже если это так, чего я не допускаю ни на миг, зачем ему ее убивать?

Инспектор кашлянул:

— Об этом не слишком приятно говорить, сэр, но в последнее время капитан Хейл проявлял много внимания к некоей весьма состоятельной американской леди. Если бы леди Меривейл захотела, она могла бы помешать его браку.

— Это возмутительно, инспектор!

Сэр Артур сердито вскочил на ноги. Мэрриот жестом успокоил его:

— Прошу прощения, сэр Артур. Вы сказали, что договорились с капитаном Хейлом посетить это шоу. Ваша жена ушла в гости, и вы понятия не имели, что она тоже там будет.

— Ни малейшего понятия.

— Покажите сэру Артуру объявление, о котором вы мне говорили, миссис Бересфорд.

Таппенс повиновалась.

— Мне все кажется достаточно ясным, — продолжал инспектор. — Капитан Хейл поместил это объявление в газете, чтобы привлечь внимание вашей жены. Они уже договорились встретиться на балу. Но вчера вы тоже решили идти туда, поэтому срочно потребовалось ее предупредить. Вот объяснение фразы: «Необходимо обыграть короля». Вы в последний момент заказали ваш костюм в театральной фирме, но капитан Хейл обошелся нарядом домашнего изготовления. Он явился на бал в костюме джентльмена, одетого в газету. Знаете, сэр Артур, что мы нашли зажатым в руке убитой леди? Оторванный клочок газеты. Мои люди получили приказ забрать костюм капитана Хейла из вашего дома. Когда я вернусь в Ярд, он уже будет там. Если я найду в нем дырку, подходящую к обрывку… тогда дело раскрыто.

— Вы ее не найдете, — заявил сэр Артур. — Я знаю Бинго Хейла.

Извинившись перед Таппенс за беспокойство, они откланялись.

Вечером в дверь позвонили, и, к удивлению молодой пары, в квартиру снова вошел инспектор Мэрриот.

— Я подумал, что блистательные сыщики Бланта хотели бы услышать последние новости, — сказал он с подобием улыбки.

— Еще бы! — отозвался Томми. — Хотите выпить?

Он гостеприимно поставил перед инспектором все необходимое.

— Дело ясное, — заговорил Мэрриот через пару минут. — Кинжал принадлежал самой леди. — Идея заключалась в том, чтобы создать видимость самоубийства, но благодаря вам обоим это не сработало. Мы нашли много писем, их связь продолжалась уже некоторое время, и сэр Артур ни о чем не догадывался. Потом мы обнаружили последнее звено…

— Последнее что? — резко спросила Таппенс.

— Последнее звено в цепи — обрывок «Дейли лидер». Его оторвали от маскарадного костюма Хейла, все совпало полностью. Да, дело абсолютно ясное. Между прочим, я принес фотографии вещественных доказательств, подумал, что это вас заинтересует. Редко попадается такое совершенно ясное дело.

— Томми, — осведомилась Таппенс, когда ее муж вернулся, проводив инспектора, — как ты думаешь, почему инспектор Мэрриот все время повторяет, что это абсолютно ясное дело?

— Не знаю. Очевидно, из самодовольства.

— Вовсе нет. Он пытается нас спровоцировать. К примеру, мясники все знают о мясе…

— Согласен, но какое это имеет отношение…

— Точно так же, как зеленщики — об овощах, а рыбаки — о рыбе. Профессиональные детективы должны все знать о преступниках. Они знают, когда улики подлинные, а когда нет. Опыт подсказывает Мэрриоту, что капитан Хейл не преступник, но все факты свидетельствуют против него. Мэрриот подстрекает нас в качестве последнего средства, надеясь, что мы вспомним какую-нибудь мелкую подробность ночных событий, которая представит дело в ином свете. В конце концов, Томми, почему это не может быть самоубийством?

— Вспомни, что она тебе сказала.

— Знаю, но это можно понять и по-другому. Поведение Бинго довело ее до самоубийства. Разве это невозможно?

— Возможно. Но это не объясняет обрывок газеты.

— Давай посмотрим фотографии. Я забыла спросить Мэрриота, что говорит об этом сам Хейл.

— Я спросил его в холле. Хейл утверждает, что даже не разговаривал с леди Меривейл во время шоу. Якобы кто-то сунул ему в руку записку, где было сказано: «Не пытайся подходить ко мне этой ночью. Артур что-то подозревает». Но он не смог показать записку, и история не кажется особенно вероятной. В любом случае мы с тобой знаем, что он был с ней в «Тузе пик», так как видели его.

Таппенс кивнула и склонилась над двумя фотографиями.

На первой был клочок газеты с фрагментом названия «ДЕЙЛИ ЛИ…», а на втором — первая страница «Дейли лидер» с маленькой круглой дырочкой сверху. Сомневаться не приходилось — обрывок в точности соответствовал дырочке.

— Что означают эти знаки сбоку? — спросил Томми.

— Стежки, — ответила Таппенс. — Там, где газета была подшита с другими номерами.

— А я подумал, что это новое расположение точек. — Томми слегка поежился. — Честное слово, Таппенс, у меня мурашки по коже бегают. Только подумать, что мы с тобой легкомысленно обсуждали эти точки и ломали голову над объявлением…

Таппенс не ответила. Томми с удивлением заметил, что она глядит перед собой с приоткрытым ртом и озадаченным выражением лица.

— Что с тобой, Таппенс? — Томми осторожно встряхнул ее. — Ты выглядишь так, словно тебя вот-вот удар хватит.

Но Таппенс оставалась неподвижной.

— Денни Риордан, — внезапно произнесла она.

— Что-что? — Томми уставился на нее.

— Все как ты говорил. Одно простое невинное замечание! Найди-ка мне номера «Дейли лидер» за эту неделю.

— Что у тебя на уме?

— Я — Мак-Карти. Я был озадачен, но наконец благодаря тебе меня осенило. Это первая страница газеты за вторник. Кажется, я припоминаю, что в номере были две точки в букве Л слова «ЛИДЕР». А здесь две точки в слове «ДЕЙЛИ» — одна в букве Д, другая в букве Л. Принеси газеты, чтобы мы могли убедиться.

Они сравнили газеты с фотографией. Таппенс оказалась права.

— Видишь? Этот клочок не был оторван от номера за вторник.

— Но мы не можем быть уверены, Таппенс. Возможно, это просто разные тиражи.

— Да, но это подало мне идею… Совпадение исключается, если я права, то это может означать только одно… Позвони сэру Артуру, Томми. Попроси его приехать сюда немедленно. Скажи, что у меня для него важные новости. Потом свяжись с Мэрриотом. Если он ушел домой, в Скотленд-Ярде знают его адрес.

Заинтригованный срочным вызовом, сэр Артур Меривейл прибыл примерно через полчаса. Таппенс вышла ему навстречу.

— Я должна извиниться за то, что вызвала вас так бесцеремонно, — сказала она. — Но мы с мужем кое-что обнаружили и считаем, что вы должны об этом знать. Пожалуйста, садитесь.

Сэр Артур сел, и Таппенс продолжала:

— Я знаю, как вы стремитесь оправдать вашего друга.

Сэр Артур печально покачал головой:

— Да, но даже мне приходится сдаться перед лицом столь неопровержимых улик.

— Что бы вы сказали, если бы в мои руки попало доказательство, которое полностью очистило бы его от подозрений?

— Я был бы очень рад это услышать, миссис Бересфорд.

— Предположим, — продолжала Таппенс, — что я нашла девушку, которая танцевала с капитаном Хейлом в полночь, в то время, когда он якобы находился в «Тузе пик»?

— Чудесно! — воскликнул сэр Артур. — Я знал, что здесь какая-то ошибка. Должно быть, бедная Вера все-таки покончила с собой.

— Едва ли, — возразила Таппенс. — Вы забываете о другом человеке.

— О каком?

— О том, которого мой муж и я видели выходящим из кабинки. Понимаете, сэр Артур, на балу должен был присутствовать другой человек, одетый в газету. Между прочим, какой костюм был у вас?

— У меня? Костюм палача XVII века.

— Подходяще, — негромко заметила Таппенс.

— Подходяще? Что вы имеете в виду, миссис Бересфорд?

— То, что костюм подходил к роли, которую вы играли. Сообщить вам, что я об этом думаю, сэр Артур? Костюм из газеты легко надеть поверх костюма палача. До этого в руку капитана Хейла сунули записку с просьбой не подходить к некоей леди. Но сама леди ничего не знала об этой записке. Она приходит в «Туз пик» в назначенное время и видит фигуру, которую ожидала увидеть. Они идут в кабинку. Очевидно, мужчина обнимает и целует ее и во время этого поцелуя Иуды ударяет кинжалом. Она издает слабый крик, который он заглушает смехом. Вскоре он выходит, а она до последней секунды думает, что ее убил любовник. Но ей удалось оторвать клочок от костюма. Убийца это знает, он уделяет много внимания деталям. Чтобы сделать доказательства против своей второй жертвы неопровержимыми, он должен оторвать такой же клочок от костюма капитана Хейла. Это было бы крайне затруднительно, если бы двое мужчин в это время не проживали в одном доме. Убийца проделывает точно такую же дырку в костюме капитана Хейла, потом сжигает свой костюм из газеты и готовится играть роль верного друга. — Таппенс сделала паузу. — Ну, сэр Артур, что вы на это скажете?

Сэр Артур поднялся и отвесил ей поклон.

— Весьма живое воображение очаровательной леди, которая читает слишком много детективных романов.

— Вы так думаете? — осведомился Томми.

— И ее мужа, который во всем согласен с женой, — добавил сэр Артур. — Не думаю, что кто-нибудь примет это всерьез.

Он громко засмеялся, и Таппенс застыла на своем стуле.

— Я готова поклясться, что уже слышала этот смех, — сказала она. — Я слышала его в «Тузе пик». И вы заблуждаетесь относительно нас. Бересфорд наша настоящая фамилия, но у нас есть и другая.

Таппенс подобрала со стола карточку и протянула ему.

— «Международное детективное агентство…» — прочитал вслух сэр Артур. — Так вот кто вы на самом деле! Вот почему Мэрриот привел меня сюда сегодня утром. Это была ловушка… — Он шагнул к окну. — Отсюда прекрасный вид на Лондон.

— Инспектор Мэрриот! — резко окликнул Томми.

В мгновение ока инспектор появился из двери в соседнюю комнату.

На губах сэра Артура мелькнула усмешка.

— Так я и думал. Но боюсь, на сей раз вам до меня не добраться, инспектор. Я предпочитаю уйти по-своему.

И, опершись руками о подоконник, он выпрыгнул в окно.

Таппенс вскрикнула и зажала уши, чтобы не слышать глухого удара внизу. Инспектор выругался сквозь зубы.

— Нам следовало подумать об окне, — сказал он. — Хотя доказать его вину было бы нелегко. Я спущусь вниз посмотреть… что там такое.

— Бедняга, — медленно произнес Томми. — Если он любил свою жену…

— Любил? — фыркнул инспектор. — Больше всего его заботило, как сохранить ее деньги. У леди Меривейл было свое, весьма солидное состояние, которое после ее смерти должно было перейти к мужу. Но если бы она ушла к Хейлу, он не увидел бы ни пенни из этих денег.

— Так вот оно что!

— Конечно, я с самого начала подозревал, что убийца — сэр Артур, а не капитан Хейл. Мы в Ярде знаем, что к чему, но, как говорится, против фактов не попрешь. Ну, я пойду вниз. На вашем месте, мистер Бересфорд, я бы дал вашей жене стаканчик бренди, это было для нее немалым потрясением.

— Зеленщики, — тихо заговорила Таппенс, когда дверь закрылась за невозмутимым инспектором, — мясники, рыбаки, детективы… Я была права, не так ли? Он все знал.

Томми, хлопотавший у буфета, подошел к ней с большим стаканом в руке:

— Выпей это.

— Что там? Бренди?

— Нет, грандиозный коктейль, как раз для не знающего поражений Мак-Карти. Да, Мэрриот прав, все именно так и было. Дерзкий ход опытного игрока.

Таппенс кивнула:

— Но король обыграл самого себя.

— И поэтому, — добавил Томми, — ему пришлось уйти со сцены.

Глава 9 Дело исчезнувшей леди

На столе мистера Теодора Бланта, руководителя Международного детективного агентства, прозвучал предупредительный звонок. Томми и Таппенс бросились к отверстиям в стене, через которые просматривалась приемная. Задачей Элберта было задерживать будущих клиентов под различными изобретательными предлогами.

— Сейчас узнаю, сэр, — говорил он. — Но я боюсь, что мистер Блант в настоящее время очень занят. В данный момент он как раз говорит по телефону со Скотленд-Ярдом.

— Я подожду, — сказал посетитель. — К сожалению, я не захватил с собой визитную карточку, но меня зовут Гэбриэл Ставанссон.

Клиент был поистине великолепным представителем мужского пола: ростом более шести футов, с загорелым обветренным лицом и ярко-голубыми глазами, почти пугающе контрастировавшими со смуглой кожей.

Томми быстро принял решение. Надев шляпу и взяв перчатки, он открыл дверь и остановился на пороге.

— Этот джентльмен хочет повидать вас, мистер Блант, — сообщил Элберт.

Томми нахмурился и вынул из кармана часы.

— Без четверти одиннадцать я должен быть у герцога, — сказал он, устремив внимательный взгляд на визитера. — Если вы пройдете сюда, могу уделить вам несколько минут.

Посетитель послушно проследовал за ним в кабинет, где сидела Таппенс с блокнотом и карандашом.

— Мой доверенный секретарь, мисс Робинсон, — представил ее Томми. — А теперь, сэр, изложите ваше дело. Мне известно лишь то, что оно срочное, что вы приехали в такси и недавно побывали в Арктике или, возможно, в Антарктике.

Визитер изумленно уставился на него.

— Просто поразительно! — воскликнул он. — Я думал, детективы проделывают такие вещи только в книгах. Ваш посыльный даже не сообщил вам мое имя!

Томми снисходительно улыбнулся.

— Все это не составляет труда, — сказал он. — Лучи ночного солнца за Полярным кругом своеобразно действуют на кожу. Сейчас я пишу небольшую монографию об этих свойствах актинического излучения. Но это не относится к делу. Что привело вас ко мне в столь встревоженном состоянии?

— Прежде всего, мистер Блант, мое имя Гэбриэл Ставанссон…

— Ну конечно! — воскликнул Томми. — Знаменитый путешественник. Кажется, вы недавно вернулись из экспедиции в район Северного полюса?

— Я прибыл в Англию три дня назад. Мой друг, плававший в северных водах, доставил меня на своей яхте, иначе я бы не вернулся еще две недели. Должен сообщить вам, мистер Блант, что, прежде чем отправиться в эту экспедицию два года тому назад, я имел счастье обручиться с миссис Морис Ли-Гордон…

— Ее девичье имя… — прервал Томми.

— Достопочтенная[116] Хермиона Крейн, вторая дочь лорда Ланкастера, — быстро подсказала Таппенс.

Томми бросил на нее взгляд, полный восхищения.

— Ее первый муж погиб на войне, — добавила она.

Ставанссон кивнул.

— Совершенно верно. Как я сказал, мы с Хермионой обручились. Разумеется, я предложил отказаться от экспедиции, но она не пожелала и слышать об этом. Именно такая жена нужна путешественнику! Ну, моей первой мыслью после высадки было скорее увидеть Хермиону. Я послал телеграмму из Саутгемптона и поспешил в Лондон первым поездом. Я знал, что она живет со своей тетей, леди Сузан Клонрей, на Понт-стрит, и отправился прямо туда. К моему величайшему разочарованию, я узнал, что Херми гостит у каких-то друзей в Нортамберленде. Леди Сузан была очень вежлива, хотя страшно удивилась, увидев меня. Она сказала, что Херми должна вернуться через несколько дней. Я спросил ее адрес, но старая леди замялась и объяснила, что Херми должна была остановиться в двух разных местах и она не уверена, в каком сначала. Должен признаться, мистер Блант, что леди Сузан и я никогда особенно не ладили. Она одна из этих толстых женщин с двойным подбородком. Всегда ненавидел толстух! Толстые женщины и толстые собаки — оскорбление Творцу, а они к тому же часто ходят вместе! Я понимаю, что это моя идиосинкразия, но ничего не поделаешь, с толстыми женщинами я никогда не мог найти общего языка.

— Мода солидарна с вами, мистер Ставанссон, — сухо промолвил Томми. — И у каждого свои непреодолимые антипатии — например, покойный лорд Робертс[117] терпеть не мог кошек.

— Может быть, леди Сузан в действительности очаровательная женщина, но я никогда ей не симпатизировал. В глубине души я всегда чувствовал, что она не одобряет нашу помолвку, и не сомневался, что она настраивала бы Херми против меня, если бы это было возможно. Если хотите, можете называть это предубеждением. Но я принадлежу к тем упрямцам, которым нравится добиваться своего. Я не ушел с Понт-стрит, покуда не вытянул из нее имена и адреса людей, у которых собиралась остановиться Херми. Потом я поехал на север почтовым поездом.

— Насколько я понимаю, вы человек действия, мистер Ставанссон, — улыбнулся Томми.

— То, что я узнал, мистер Блант, подействовало на меня как взрыв бомбы. Никто из этих людей и в глаза не видел Херми. Из трех домов, которые назвала мне леди Сузан, ее ожидали только в одном, очевидно, с остальными тетушка дала маху, но в последний момент Херми отменила визит телеграммой. Разумеется, я сразу же вернулся в Лондон и снова отправился к леди Сузан. Должен признать, она выглядела расстроенной и заявила, что понятия не имеет, где может быть Херми. Тем не менее леди Сузан решительно возражала против предложения обратиться в полицию. Она напомнила, что Херми не глупая молодая девушка, а независимая женщина, которая привыкла поступать по-своему. Возможно, у нее возникли другие планы. Мне казалось весьма вероятным, что Херми не хотела докладывать о всех своих местопребываниях леди Сузан. Но я все еще беспокоился. У меня появилось странное чувство, что тут что-то не так. Я собирался уходить, когда леди Сузан принесли телеграмму. Она прочитала ее и с явным облегчением протянула мне. Там значилось следующее: «Планы изменились. Еду на неделю в Монте-Карло. Херми».

Томми протянул руку:

— Вы захватили с собой телеграмму?

— Нет. Но я обратил внимание, что ее отправили из Мэлдона в Саррее. Мне это показалось странным. Что могла Херми делать в Мэлдоне? Я никогда не слышал, чтобы у нее там были друзья.

— Вы не думали о том, чтобы помчаться в Монте-Карло с такой же быстротой, как вы помчались на север?

— Конечно, думал, но решил этого не делать. Понимаете, мистер Блант, хотя леди Сузан казалась вполне удовлетворенной этой телеграммой, я не мог сказать того же о себе. Мне не понравилось, что Херми послала телеграмму, а не письмо. Пара строчек ее рукой сразу же успокоили бы мои страхи. Но кто угодно мог подписать телеграмму: «Херми». Чем больше я об этом думал, тем сильнее беспокоился. В конце концов вчера я отправился в Мэлдон. Городок не такой уж захолустный — два отеля, хорошее поле для гольфа. Я расспрашивал во всех местах, какие только приходили мне в голову, но не было никаких признаков, что Херми там побывала. Вернувшись поездом, я прочитал ваше объявление и решил обратиться к вам. Если Херми действительно поехала в Монте-Карло, мне не хочется пускать по ее следу полицию и поднимать шум, но я не намерен гоняться за несбыточным. Я останусь в Лондоне на случай… на случай, если тут какая-то нечистая игра.

Томми задумчиво кивнул:

— Что именно вы подозреваете?

— Не знаю. Но я чувствую, что здесь что-то не так. — Ставанссон вынул из кармана бумажник, открыл его. — Это Хермиона. — Он положил фотографию перед ними. — Я всегда ношу ее фото с собой.

На снимке была запечатлена высокая стройная женщина не первой молодости, с красивыми глазами и очаровательной улыбкой.

— Вы ничего не упустили в вашем рассказе, мистер Ставанссон? — осведомился Томми.

— Абсолютно ничего.

— Никаких мелких деталей?

— Думаю, что нет.

— Это усложняет задачу, — вздохнул Томми. — Должно быть, вам часто приходилось читать, мистер Ставанссон, как одна мельчайшая деталь наводит детектива на правильный след. Признаюсь, что у вашего дела есть необычные черты. Правда, я думаю, что отчасти уже раскрыл его, но время покажет.

Он взял со стола скрипку и дважды провел смычком по струнам. Таппенс стиснула зубы, и даже путешественник изменился в лице.

— Несколько аккордов из Мозговскенского, — пробормотал Томми, откладывая инструмент. — Оставьте мне ваш адрес, мистер Ставанссон, и я сообщу вам результаты.

Когда посетитель покинул офис, Таппенс схватила скрипку, положила ее в шкаф и повернула ключ в замке.

— Если тебе приспичило быть Шерлоком Холмсом, — сказала она, — то я раздобуду тебе шприц и ампулу с надписью «Кокаин», но, ради бога, оставь скрипку в покое. Если бы этот симпатичный путешественник не был простодушен, как дитя, он сразу бы тебя раскусил. Ты намерен продолжать действовать в духе Холмса?

— Я льщу себя надеждой, что до сих пор мне это удавалось, — не без самодовольства ответил Томми. — Мои дедукции были недурны, верно? Правда, насчет такси я здорово рисковал, но, в конце концов, это единственный способ сюда добраться.

— Хорошо, что я только что прочитала о его помолвке в утренней «Дейли миррор», — заметила Таппенс.

— Да, это было неплохим свидетельством эффективности блистательных сыщиков Бланта. Действительно, дело подходит для Шерлока Холмса. Даже ты не могла не заметить сходства между ним и «Исчезновением леди Франсис Карфакс».

— По-твоему, мы найдем тело миссис Ли-Гордон в гробу?[118]

— Логически, история должна повториться. А в действительности… Что ты об этом думаешь?

— Ну, — отозвалась Таппенс, — самое очевидное объяснение — что Херми, как он ее называет, по какой-то причине боится встречи с женихом и что леди Сузан ее поддерживает. Короче говоря, она что-то натворила и боится в этом признаться.

— Мне это тоже пришло в голову, — сказал Томми. — Но, я думаю, нам лучше во всем убедиться, прежде чем предлагать подобное объяснение такому человеку, как Ставанссон. Как насчет поездки в Мэлдон, старушка? Кстати, не помешает захватить клюшки для гольфа.

Таппенс согласилась, и Международное детективное агентство оставили на попечение Элберта.

Мэлдон, несмотря на свою популярность, был не так уж велик. Томми и Таппенс навели все справки, какие только подсказала им изобретательность, но в итоге вытянули пустой номер. Когда они уже возвращались в Лондон, Таппенс пришла в голову блестящая идея.

— Томми, почему в телеграмме было указано «Мэлдон, Саррей»?

— Потому что Мэлдон находится в графстве Саррей, глупышка.

— Сам ты идиот. Я не это имела в виду. Если ты получаешь телеграмму, скажем, из Гастингса или Торки, там ведь не будет указано графство после названия города. Но если телеграмма из Ричмонда, то в ней будет написано «Ричмонд, Саррей». Потому что есть два Ричмонда.

Томми, сидевший за рулем, замедлил скорость.

— Твоя идея не так уж плоха, Таппенс, — великодушно заметил он. — Давай-ка справимся вон на той почте.

Они подъехали к маленькому зданию в центре деревенской улицы. Понадобилось всего несколько минут, чтобы получить информацию о существовании двух Мэлдонов — одного в Саррее, а другого в Сассексе. Последний был всего лишь деревушкой, но там был телеграф.

— Вот в чем дело! — возбужденно воскликнула Таппенс. — Ставанссон знал, что в Саррее есть Мэлдон, поэтому не стал читать до конца название графства, начинающееся на С.

— Завтра, — объявил Томми, — мы посмотрим на Мэлдон в Сассексе.

Этот Мэлдон был полной противоположностью своему саррейскому тезке. Он находился в четырех милях от железнодорожной станции и состоял из двух пивных, двух лавчонок, почты и телеграфа, объединенных с магазинчиком, торгующим сладостями и открытками, и семи маленьких коттеджей. Таппенс занялась лавками, а Томми отправился в заведение под названием «Петух и воробей». Они встретились через полчаса.

— Ну? — осведомилась Таппенс.

— Вполне сносное пиво, — отозвался Томми, — но никакой информации.

— Попытай счастья в «Голове короля», — посоветовала Таппенс, — а я вернусь на почту. Там была какая-то сердитая старуха, но я слышала, как ей крикнули, что обед готов.

Снова зайдя на почту, Таппенс начала рассматривать открытки. Из задней комнаты вышла молодая девушка с румяным лицом, все еще продолжая жевать.

— Пожалуйста, дайте мне эти открытки, — попросила Таппенс. — И если можно, подождите, пока я посмотрю те, юмористические. — Занимаясь этим, она не переставала говорить: — Я так разочарована, что вы не смогли сообщить мне адрес моей сестры. Она остановилась где-то здесь, а я потеряла ее письмо. Ее фамилия Ли-Гордон.

Девушка покачала головой:

— Не припоминаю. Через нас проходит мало писем, так что я бы запомнила эту фамилию, если бы увидела ее на конверте. Кроме «Мызы», поблизости почти нет больших домов.

— А что это за «Мыза»? — спросила Таппенс. — Кому она принадлежит?

— Доктору Хорристону. Сейчас ее переделали в частную лечебницу, кажется, в основном для нервных. Леди приезжают туда, если им предписан покой. Ну уж покоя здесь хватает, видит бог. — И она захихикала.

Таппенс поспешно выбрала несколько открыток и расплатилась.

— А вот как раз и машина доктора Хорристона! — воскликнула девушка.

Таппенс быстро вышла на улицу. Мимо проезжал маленький двухместный автомобиль. За рулем сидел высокий брюнет с аккуратно подстриженной бородой и властным, довольно неприятным лицом. Таппенс увидела Томми, идущего к ней через дорогу.

— Томми, кажется, я нашла то, что нужно. Лечебница доктора Хорристона.

— Я слышал о ней в «Голове короля» и тоже подумал: в этом, возможно, что-то есть. Но если бы у миссис Ли-Гордон был нервный срыв или что-нибудь подобное, ее тетя и друзья наверняка бы об этом знали.

— Пожалуй, но я имела в виду не это. Томми, ты видел лицо того мужчины в автомобиле?

— Да, неприятный тип.

— Это был доктор Хорристон.

Томми присвистнул:

— На вид сомнительная личность. Что скажешь, Таппенс? Может, нам пойти взглянуть на «Мызу»?

Они быстро нашли то, что искали, — большой ветхий дом посреди пустоши с бурным ручьем позади, ранее приводившим в движение мельничное колесо.

— Унылое жилище, — заметил Томми. — От одного его вида мурашки бегают, Таппенс. Знаешь, у меня предчувствие, что дело может оказаться куда серьезнее, чем мы думали.

— Надеюсь, мы поспеем вовремя. Я чувствую, что этой женщине грозит опасность.

— Только не давай волю воображению.

— Ничего не могу с собой поделать. Я не доверяю этому человеку. Как лучше поступить? Думаю, лучше всего мне одной позвонить в дверь, прямо спросить о миссис Ли-Гордон и посмотреть, что ответят. В конце концов, все может оказаться абсолютно невинным.

Таппенс осуществила свой план. Дверь почти сразу же открыл слуга с бесстрастным лицом.

— Я хочу повидать миссис Ли-Гордон, если она достаточно хорошо себя чувствует, чтобы встретиться со мной.

Ей показалось, что ресницы у слуги слегка дрогнули, однако он быстро ответил:

— Таких здесь нет, мадам.

— Как же так? Ведь это «Мыза», лечебница доктора Хорристона, верно?

— Да, мадам, но здесь нет никого по фамилии Ли-Гордон.

Озадаченной Таппенс пришлось отступить и посоветоваться за воротами с Томми.

— Мы ведь не знаем, возможно, он говорил правду.

— Нет, он лгал. Я в этом уверена.

— Подождем возвращения доктора, — решил Томми. — Тогда я представлюсь журналистом, желающим обсудить с ним его новый метод лечения покоем. Это даст мне шанс проникнуть внутрь и изучить «географию».

Доктор приехал примерно через полчаса. Подождав минут пять, Томми подошел к парадной двери, но также вернулся озадаченным.

— Доктор занят, и его нельзя беспокоить. К тому же он никогда не принимает журналистов. Ты права, Таппенс. В этом месте есть нечто сомнительное. Оно идеально расположено — за несколько миль от ближайшего населенного пункта. Здесь может произойти что угодно, и никто ничего не узнает.

— Пошли, — решительно сказала Таппенс.

— Что ты намерена делать?

— Перелезть через ограду и посмотреть, не смогу ли я незаметно пробраться в дом.

— Хорошо. Я с тобой.

Сад был запущенный и потому изобиловал удобными местами для укрытия. Томми и Таппенс удалось подобраться незамеченными к задней стене дома.

Здесь находилась широкая терраса, куда вели полуразрушенные ступеньки. На террасу выходило несколько французских окон, но они не осмеливались подойти к ним в открытую, а окна располагались слишком высоко, чтобы можно было заглянуть в них, не выпрямившись во весь рост. Казалось, их разведка не даст никаких результатов, когда внезапно Таппенс стиснула плечо Томми.

В комнате кто-то говорил. Окно было открыто, и они четко слышали разговор.

— Входите и закройте дверь, — раздраженно произнес мужской голос. — Значит, около часа назад сюда приходила леди и спрашивала миссис Ли-Гордон?

— Да, сэр.

Таппенс узнала голос бесстрастного слуги.

— Надеюсь, вы сказали, что ее здесь нет?

— Конечно, сэр.

— А теперь этот журналист, — проворчал другой мужчина.

Внезапно он подошел к окну, поднял раму, и Томми с Таппенс, глядя сквозь кусты, узнали доктора Хорристона.

— Меня особенно беспокоит женщина, — продолжал доктор. — Как она выглядела?

— Молодая, миловидная и хорошо одетая, сэр.

Томми ткнул Таппенс в ребра.

— Этого я и боялся, — сквозь зубы процедил доктор. — Какая-то подруга миссис Ли-Гордон. Положение усложняется. Придется принять меры…

Он оставил фразу неоконченной. Томми и Таппенс услышали, как закрылась дверь. Наступила тишина.

Томми подал знак отступать. Когда они выбрались на полянку, он заговорил:

— Дело становится серьезным, старушка. У них явно дурные намерения. Думаю, мы должны сразу же вернуться в Лондон и повидать Ставанссона.

К его удивлению, Таппенс покачала головой:

— Нет, мы должны остаться здесь. Разве ты не слышал, как он сказал, что собирается принять меры? Это может означать что угодно.

— Самое скверное то, что у нас недостаточно доказательств для обращения в полицию.

— Слушай, Томми, почему бы тебе не позвонить Ставанссону из деревни? А я пока останусь здесь.

— Возможно, это наилучший выход, — согласился Томми. — Только будь осторожна, Таппенс!

— Конечно, буду, дурачок. Поторопись.

Томми вернулся часа через два. Таппенс поджидала его у ворот.

— Ну?

— Я не смог дозвониться до Ставанссона. Позвонил леди Сузан, но ее тоже не оказалось дома. Тогда я позвонил старому Брейди и попросил его посмотреть, что говорится о Хорристоне в медицинском справочнике.

— Ну и что сказал доктор Брейди?

— Он сразу же вспомнил фамилию. Раньше Хорристон считался вполне добросовестным врачом, но потом на чем-то сорвался. Брейди называет его бессовестным шарлатаном и говорит, что ожидает от него чего угодно. Вопрос в том, что нам делать теперь.

— Мы должны оставаться здесь, — сразу же заявила Таппенс. — У меня предчувствие, что ночью что-то должно произойти. Между прочим, садовник подстригал плющ на стенах дома, и я видела, где он оставил стремянку.

— Молодчина, Таппенс, — одобрил ее супруг. — Значит, вечером…

— Как только стемнеет…

— Мы увидим…

— То, что сможем увидеть.

Пришла очередь Томми наблюдать за домом, пока Таппенс отправилась в деревню перекусить.

Когда она вернулась, они стали на вахту вместе. В девять вечера Томми и Таппенс решили, что уже достаточно стемнело для начала операции. Теперь они могли свободно идти вокруг дома. Внезапно Таппенс схватила Томми за руку.

— Слушай!

Звук, который она услышала, словно отдался эхом в вечернем воздухе. Это был женский стон. Таппенс указала на окно второго этажа.

— Звук донесся из той комнаты, — шепнула она.

И снова в вечерней тишине послышался стон.

Томми и Таппенс решили больше не откладывать осуществление своего плана. Таппенс направилась туда, где садовник оставил стремянку. Вдвоем они понесли ее к стене. В окнах первого этажа были опущены шторы, но верхнее окно оставалось незашторенным.

Томми почти бесшумно приставил стремянку к стене.

— Я поднимусь, — прошептала Таппенс, — а ты оставайся внизу. Я легко карабкаюсь на стремянки, а вот удерживать ее ты сможешь лучше меня. К тому же, если доктор выйдет из-за угла, ты сумеешь с ним разобраться, в отличие от меня.

Таппенс проворно влезла на стремянку и осторожно заглянула в окно. Она тут же опустила голову, но через минуту медленно подняла ее снова и оставалась в таком положении минут пять. Потом она спустилась.

— Миссис Ли-Гордон там, — задыхаясь от волнения, сообщила Таппенс. — Это ужасно, Томми! Она лежит на кровати, мечется и стонет. Когда я заглянула, в комнату вошла медсестра, сделала ей укол в руку и снова вышла. Что нам делать?

— Она в сознании?

— Думаю, да. Почти уверена. Боюсь, ее привязали к кровати. Я снова поднимусь и попытаюсь влезть в комнату.

— Это уж слишком!

— Если мне будет грозить опасность, я позову тебя. Пока.

Избежав дальнейших споров, Таппенс быстро поднялась на стремянку. Томми видел, как она прикоснулась к окну, бесшумно подняла раму и через секунду исчезла внутри.

Для него это были мучительные минуты. Сначала он ничего не слышал. Должно быть, Таппенс и миссис Ли-Гордон говорили шепотом, если вообще говорили. Вскоре Томми услышал негромкое бормотание и облегченно вздохнул. Но голоса стихли, и наступила мертвая тишина.

Томми напряг слух. Ничего. Что же они там делают?

Внезапно рука легла на его плечо.

— Пошли, — донесся из темноты голос Таппенс.

— Господи, как ты сюда попала?

— Вышла через парадную дверь. Давай выбираться отсюда.

— Выбираться?

— Вот именно.

— А как же… миссис Ли-Гордон?

— Она худеет, — с неописуемой горечью ответила Таппенс.

Томми уставился на нее, подозревая иронию.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказала. Миссис Ли-Гордон худеет. Сбрасывает вес. Разве ты не слышал, как Ставанссон говорил, что ненавидит толстых женщин? За два года его отсутствия Херми солидно прибавила в весе. Узнав, что он возвращается, она впала в панику и прибегла к новому методу доктора Хорристона. Какие-то инъекции и питание через нос. Может, он и шарлатан, но чертовски удачливый. Ставанссон вернулся на две недели раньше, когда миссис Ли-Гордон только начала лечение. Леди Сузан пообещала хранить тайну и сдержала слово. А мы притащились сюда и разыгрывали из себя пару идиотов!

Томми тяжко вздохнул.

— По-моему, Ватсон, — с достоинством произнес он, — завтра в Куинс-Холле очень хороший концерт. Времени для него у нас наверняка будет предостаточно. И вы меня очень обяжете, если не включите это дело в свои хроники. В нем нет абсолютно ничего достойного внимания.

Глава 10 Игра в жмурки

— Хорошо, — сказал Томми, положил трубку на рычаг и повернулся к Таппенс: — Звонил шеф. Кажется, те, за кем мы охотимся, догадались, что я не настоящий мистер Блант. В любую минуту можно ожидать передряги. Шеф умоляет тебя вернуться домой, оставаться там и больше ни во что не вмешиваться. Очевидно, осиное гнездо, которое мы расшевелили, оказалось больше, чем мы думали.

— О том, чтобы идти домой, не может быть и речи, — решительно заявила Таппенс. — Кто присмотрит за тобой, если я уйду? Кроме того, мне нравятся передряги. В последнее время бизнес идет довольно вяло.

— Ну, мы не можем каждый день рассчитывать на убийства и ограбления, — заметил Томми. — Моя идея заключается в следующем. Если бизнес буксует, мы должны упражняться дома.

— Лежать на спине и дрыгать ногами в воздухе? Ты это имеешь в виду?

— Ты все понимаешь слишком буквально. Когда я говорю «упражняться», то подразумеваю упражнения в детективном искусстве. Подражание великим мастерам. Например…

Томми вынул из ящика большой темно-зеленый козырек, надвинул его на лоб, потом вытащил из кармана часы.

— Сегодня утром я разбил стекло, — сообщил он. — Теперь это специальные бесстекольные часы, стрелки которых могут легко нащупать мои чувствительные пальцы.

— Осторожнее, — предупредила Таппенс. — Часовую стрелку ты уже почти оторвал.

— Дай мне руку, — потребовал Томми. Взяв Таппенс за руку, он одним пальцем нащупал пульс. — Вот она, немая клавиатура! У этой женщины нет сердечного заболевания.

— Полагаю, — осведомилась Таппенс, — ты — Торнли Колтон?[119]

— Вот именно, — подтвердил Томми. — Слепой сыщик. А ты мой черноволосый румяный секретарь… как бишь его…

— Которого младенцем нашли на берегу реки завернутым в пеленки, — закончила Таппенс.

— Ну а Элберт — Гонорар, он же Креветка.

— Нам придется научить его кричать «Здо-о-рово!», — сказала Таппенс. — К тому же у него голос не пронзительный, а ужасно хриплый.

— У стены возле двери, — продолжал Томми, — ты найдешь изящную полую трость, которая так много говорит мне, когда попадает в мои чувствительные пальцы.

Он поднялся и тут же налетел на стул.

— Черт! Забыл, что этот стул там стоит.

— Очевидно, быть слепым очень скверно, — с чувством заметила Таппенс.

— Хуже некуда, — согласился Томми. — Мне так жаль бедняг, которые на войне потеряли зрение. Но говорят, что, когда живешь во тьме, у тебя развиваются особые чувства. Вот я и хочу проверить это на себе. Было бы весьма кстати научиться ориентироваться в темноте. А теперь, Таппенс, будь хорошим Сидни Темзом[120]. Сколько шагов до этой трости?

Таппенс задумалась.

— Три шага прямо и пять налево, — рискнула предположить она.

Томми неуверенно начал отмерять указанные шаги. Таппенс издала предупреждающий возглас, поняв, что, сделав четвертый шаг влево, он неминуемо налетит на стену.

— Ты не можешь себе представить, как трудно угадать правильное количество шагов, — пожаловалась Таппенс.

— Это чертовски любопытно, — сказал Томми. — Позови-ка Элберта. Я собираюсь пожать руки вам обоим и проверить, смогу ли я определить, чья это рука.

— Хорошо, — кивнула Таппенс, — но Элберт должен сначала вымыть руки. Они такие липкие из-за его леденцов, которые он постоянно сосет.

Элберт, которому объяснили его задачу, был полон интереса.

По окончании процедуры рукопожатия Томми самодовольно улыбнулся.

— Немая клавиатура не может лгать, — заявил он. — Первая рука принадлежала Элберту, а вторая — тебе, Таппенс.

— Неправильно! — воскликнула Таппенс. — И не пудри мне мозги своей немой клавиатурой. Тебя ввело в заблуждение мое обручальное кольцо, которое я надела Элберту на палец.

Последовал еще ряд экспериментов с весьма незначительным успехом.

— Ничего, все еще впереди, — сказал Томми. — Нельзя же научиться всему сразу. Вот что, Таппенс. Сейчас как раз время ленча. Мы с тобой пойдем в «Блиц» в качестве слепого и его поводыря. Там можно будет набраться полезного опыта.

— По-моему, Томми, у нас будут неприятности.

— Ни в коем случае. Я буду вести себя как истинный джентльмен. Но держу пари, что к концу ленча я сильно тебя удивлю.

Все протесты были отвергнуты, и через четверть часа Томми и Таппенс уже удобно устроились за угловым столиком в Золотом зале «Блица».

Томми пробежал пальцем по меню.

— Мне плов с омаром и жареного цыпленка, — заказал он.

Таппенс тоже сделала заказ, и официант отошел.

— Пока все идет как надо, — сказал Томми. — Теперь попробуем что-нибудь более рискованное. Какие красивые ноги у той девушки в короткой юбке, которая только что вошла!

— Как ты это проделал, Торн?

— Красивые ноги создают особую вибрацию в полу, которую улавливает моя полая трость. Или, если говорить честно, в дверях большого ресторана почти всегда стоит девушка с красивыми ногами, высматривая друзей, а так как теперь в моде короткие юбки, она, несомненно, воспользуется их преимуществами.

Им подали заказанные блюда.

— За два столика от нашего сидит состоятельный биржевой спекулянт, — небрежно произнес Томми. — Еврей, не так ли?

— Отлично, — одобрила Таппенс. — Не понимаю, как тебе это удалось.

— Я не могу каждый раз тебе объяснять. Это испортит мое шоу. За три столика от нас метрдотель подает шампанское. Мимо нашего столика идет толстая женщина в черном.

— Томми, каким образом…

— Ага! Ты начинаешь оценивать мои способности. За столик позади тебя только что села симпатичная девушка в коричневом.

— Мимо! — воскликнула Таппенс. — Это молодой человек в сером.

— О! — Томми выглядел обескураженным.

В этот момент двое мужчин, сидевшие неподалеку и с интересом наблюдавшие за молодой парой, встали и подошли к угловому столику.

— Прошу прощения, — заговорил старший из них — высокий, хорошо одетый человек с моноклем в глазу и седыми усиками. — Но мне указали на вас как на мистера Теодора Бланта. Могу я спросить, так ли это?

Томми немного поколебался, чувствуя себя не в своей тарелке, потом кивнул:

— Так. Я мистер Блант.

— Какая неожиданная удача! После ленча, мистер Блант, я собирался зайти в ваш офис. У меня очень серьезные неприятности. Но, простите, что-то произошло с вашими глазами?

— Увы, мой дорогой сэр, — печально отозвался Томми, — я абсолютно слеп.

— Что?!

— Вы удивлены? Неужели вы никогда не слышали о слепых детективах?

— В литературе, но не в реальной жизни. И я, безусловно, никогда не слышал, что вы слепой.

— Многие об этом не осведомлены, — промолвил Томми. — В дневное время я ношу козырек, дабы защитить глаза от света. Но без него почти никто не мог заподозрить мой физический недостаток, если это можно так назвать. Понимаете, глаза не могут меня выдать. Но довольно об этом. Мы сразу же отправимся в мой офис или вы изложите ваше дело здесь? Думаю, последнее было бы предпочтительнее.

Официант принес еще два стула, и они сели. Один из них, который еще не произнес ни слова, был ниже ростом, коренастый и очень смуглый.

— Дело очень деликатное, — понизив голос, произнес старший мужчина и с сомнением посмотрел на Таппенс. Казалось, мистер Блант почувствовал этот взгляд.

— Позвольте представить вам моего доверенного секретаря мисс Гангс, — сказал он. — Ее нашли на берегу великой индийской реки, завернутой в пеленки. Весьма печальная история. Мисс Гангс — мои глаза. Она сопровождает меня повсюду.

Незнакомец вежливо поклонился.

— Тогда я могу говорить свободно. Мистер Блант, моя дочь, девушка шестнадцати лет, была похищена при очень странных обстоятельствах. Я узнал об этом полчаса назад. Эти обстоятельства таковы, что я не осмелился обратиться в полицию. Вместо этого я позвонил к вам в офис. Мне ответили, что вы ушли на ленч, но должны вернуться к половине третьего. Я пришел сюда с моим другом, капитаном Харкером…

Коренастый мужчина кивнул и что-то пробормотал.

— Но, к счастью, вы пошли на ленч именно в этот ресторан. Нам нельзя терять времени. Вы должны немедленно отправиться со мной ко мне домой.

— Я приду к вам через полчаса, — осторожно заговорил Томми. — Сначала я должен вернуться в свой офис.

Капитан Харкер, бросивший взгляд на Таппенс, возможно, удивился при виде улыбки, мелькнувшей в уголках ее рта.

— Нет-нет, так не пойдет. Вы должны идти со мной. — Седой мужчина вынул из кармана визитную карточку и протянул ее через стол. — Вот мое имя.

Томми ощупал карточку.

— Мои пальцы для этого недостаточно чувствительны, — с улыбкой сказал он, передав карточку Таппенс, которая прочитала:

— Герцог Блергаури.

Она с интересом посмотрела на их клиента. Герцог Блергаури был известен как высокомерный и неприступный аристократ, женившийся на дочери чикагского забойщика свиней, которая была гораздо моложе его и обладала буйным темпераментом, что не сулило паре счастливого будущего. В последнее время появились слухи об их разногласиях.

— Вы пойдете со мной сразу же, мистер Блант? — спросил герцог с резкими нотками в голосе.

Томми подчинился неизбежному.

— Мисс Гангс и я пойдем с вами, — спокойно ответил он. — Надеюсь, вы простите меня, что я немного задержусь ради чашки черного кофе? Сейчас его подадут. У меня сильные головные боли — результат глазного заболевания, и кофе успокаивает мои нервы.

Томми подозвал официанта, заказал кофе и обратился к Таппенс:

— Мисс Гангс, завтра я буду здесь на ленче с префектом французской полиции. Запишите заказ, сообщите его метрдотелю и попросите зарезервировать мой обычный столик. Я помогаю французской полиции в важном деле. Гонорар… — он сделал паузу, — весьма солидный. Вы готовы, мисс Гангс?

— Готова, — ответила Таппенс, подняв ручку.

— Начнем с фирменного салата из креветок. Следом… дайте подумать… Следом омлет «Блиц» и, возможно, пару tournedos а l’etranger[121]. — После очередной паузы Томми виновато пробормотал: — Надеюсь, вы извините меня… Ах да, souffle en surprise[122]. Это завершит трапезу. Французский префект — очень интересный человек. Возможно, вы его знаете?

Герцог ответил отрицательно, а Таппенс встала и отошла поговорить с метрдотелем. Вернулась она как раз в тот момент, когда принесли кофе.

Томми медленно выпил большую чашку и поднялся.

— Моя трость, мисс Гангс. Благодарю вас. Указания, пожалуйста.

Для Таппенс это была мучительная минута.

— Один шаг вправо, восемнадцать прямо. Примерно на пятом шаге официант обслуживает столик слева от вас.

Бодро помахивая тростью, Томми двинулся вперед. Таппенс держалась рядом, умудряясь незаметно направлять его в нужную сторону. Все шло хорошо, пока они не добрались до дверей. Мужчина быстро вошел в ресторан, и, прежде чем Таппенс успела предупредить слепого мистера Бланта, он налетел прямо на вошедшего. Последовали объяснения и извинения.

У входа в «Блиц» поджидал изящный автомобиль с откидным верхом. Герцог помог мистеру Бланту сесть.

— Ваша машина здесь, Харкер? — бросил он через плечо.

— Да, сразу за углом.

— Усадите в нее мисс Гангс, хорошо?

Прежде чем тот успел ответить, герцог сел рядом с Томми, и автомобиль мягко тронулся с места.

— Дело очень деликатное, — снова сказал герцог. — Вскоре я ознакомлю вас со всеми деталями.

Томми поднес руку к голове.

— Теперь я могу снять мой козырек, — заметил он. — Я был вынужден использовать его в ресторане из-за искусственного освещения.

Но его руку резко дернули вниз. В тот же момент он почувствовал, как что-то твердое и круглое уперлось между ребрами.

— Нет, мистер Блант, — послышался внезапно изменившийся голос герцога. — Вы не снимете этот козырек. Вы будете сидеть спокойно и неподвижно, понятно? Я не хочу, чтобы мой пистолет выстрелил. Видите ли, я вовсе не герцог Блергаури. Я позаимствовал это имя для данного случая, зная, что вы не откажетесь сопровождать столь знаменитого клиента. Я личность куда более прозаичная — торговец ветчиной, у которого пропала жена. — Он почувствовал, как вздрогнул сидящий рядом человек, и засмеялся. — Вижу, это говорит вам кое-что. Вы оказались на редкость глупы, молодой человек. Я очень опасаюсь, что в дальнейшем ваша деятельность будет сильно ограничена. — Последние слова он произнес со злобной радостью.

Томми сидел неподвижно, не отвечая на насмешки. Вскоре машина замедлила скорость и остановилась.

— Одну минуту, — сказал лжегерцог, проворно засовывая в рот Томми носовой платок и обвязывая его сверху шарфом. — На случай, если вы окажетесь настолько глупым, чтобы позвать на помощь, — учтиво объяснил он.

Дверца машины открылась, шофер стоял рядом наготове. Он и его хозяин взяли Томми под руки и быстро повели вверх по ступенькам к парадному входу в дом.

Дверь за ними закрылась. В воздухе ощущался пряный восточный аромат. Ноги Томми утонули в бархатном ковре. Его подняли наверх и отвели в комнату, судя по всему, расположенную в задней части дома. Здесь двое мужчин связали ему руки за спиной. Шофер вышел, лжегерцог извлек кляп.

— Теперь можете говорить свободно, — любезно разрешил он. — У вас есть что сказать, молодой человек?

Томми прочистил горло и облизнул пересохшие губы.

— Надеюсь, вы не потеряли мою полую трость? — осведомился он. — Ее изготовление обошлось мне весьма дорого.

— У вас достаточно хладнокровия, — заметил лжегерцог после небольшой паузы. — Или вы просто дурак. Неужели вам не ясно, что вы у меня в руках? Что вы полностью в моей власти? Что никто из ваших близких и друзей, по всей вероятности, больше никогда вас не увидит?

— Нельзя ли обойтись без мелодрамы? — попросил Томми. — Или я должен ответить: «Я еще сведу с вами счеты, злодей»? Подобные фразы здорово устарели.

— Ну а как насчет девушки? — допытывался лжегерцог, внимательно наблюдая за ним. — Ее судьба тоже вас не трогает?

— Во время своего вынужденного молчания я успел сообразить, что к чему, — сказал Томми. — Я пришел к неизбежному выводу, что этот необычайно говорливый парень, Харкер, ваш сообщник, и, следовательно, моя злополучная секретарша вскоре присоединится к нашему скромному чаепитию.

— Верно только наполовину. Миссис Бересфорд, как видите, я все о вас знаю, миссис Бересфорд не приведут сюда. Это маленькая предосторожность, о которой я позаботился. Мне пришло в голову, что ваши высокопоставленные друзья могут держать вас под наблюдением. В таком случае, разделив вас, мы помешаем выследить вас обоих. Один останется в моих руках. Сейчас я жду…

Он не договорил, дверь открылась, и появился шофер.

— За нами не следили, сэр. Все чисто.

— Отлично. Можете идти, Грегори.

Дверь снова закрылась.

— Пока все идет хорошо, — сказал «герцог». — Что же нам с вами делать, мистер Бересфорд-Блант?

— Я хочу, чтобы вы убрали этот чертов козырек, — отозвался Томми.

— Не стоит. С ним вы по-настоящему слепой, а без него будете видеть не хуже меня, что не соответствует моему плану. Ибо у меня есть маленький план. Вы любите приключенческие романы, мистер Блант. Это доказывает игра, которую вы затеяли сегодня с вашей женой. Я тоже устроил маленькую игру: уверен, после моих объяснений вы сочтете ее весьма изобретательной. Видите ли, пол, на котором вы стоите, металлический, и на его поверхности имеются небольшие выступы. Я включаю рубильник… — послышался резкий щелчок, — и пускаю электрический ток. Теперь, если вы наступите на один из этих выступов, это будет означать смерть. Понимаете? Если бы вы могли видеть… но вы не можете, вы все еще слепы. Это игра в жмурки со смертью. Если вы сможете добраться до двери, вы свободны! Но думаю, вы задолго до цели наступите на один из роковых выступов. Меня это сильно позабавит!

Шагнув вперед, лжегерцог развязал Томми руки, потом с ироническим поклоном вручил ему его трость.

— Ну, слепой детектив, посмотрим, как вы решите эту проблему. Я постою здесь с пистолетом наготове. Как только вы поднесете руки к голове, чтобы снять козырек, я стреляю. Ясно?

— Абсолютно, — ответил Томми. Он был бледен, но полон решимости. — Полагаю, у меня нет ни малейшего шанса?

«Герцог» молча пожал плечами.

— Вы чертовски изобретательны, — продолжал Томми, — но вы забыли одну вещь… Кстати, можно я закурю? Мое бедное сердце совсем расшалилось.

— Можете закурить сигарету, но никаких трюков, — предупредил лжегерцог. — Помните, я наблюдаю за вами с пистолетом в руке.

— Я не цирковая собака, чтобы проделывать трюки, — отозвался Томми. Вынув сигарету из портсигара, он стал нащупывать спичечный коробок. — Не бойтесь, я не ищу револьвер. Хотя вы прекрасно знаете, что я не вооружен. Тем не менее, как я уже говорил, вы забыли одну вещь.

— Какую?

Томми извлек из коробка спичку и приготовился ее зажечь.

— Я слеп, а вы можете видеть. Бесспорно, преимущество за вами. Но предположим, мы оба были бы слепы? В чем бы тогда было ваше преимущество?

Он чиркнул спичкой.

«Герцог» презрительно рассмеялся:

— Думаете повернуть рубильник и погрузить комнату во мрак? Это невозможно.

— Верно, — согласился Томми. — Я не могу погрузить вас во мрак. Но, как вы знаете, крайности сходятся. Как насчет света?

Говоря, он коснулся спичкой чего-то, что держал в руке, и бросил это на стол.

Комнату залил яркий свет. Ослепленный им «герцог» отшатнулся, заморгал веками и опустил руку с пистолетом.

Он открыл глаза, почувствовав, что нечто острое уперлось ему в грудь.

— Бросьте пистолет! — скомандовал Томми. — Быстро! Полая трость — никчемное изделие, спору нет. Поэтому я не стал бы ею обзаводиться. А вот трость с вкладной шпагой — весьма полезное орудие. Как по-вашему? Не хуже, чем магниевый шнур. Бросайте пистолет!

Чувствуя острие на груди, лжегерцог повиновался, но со смехом отскочил назад.

— Преимущество все еще за мной, — сказал он. — Я могу видеть, а вы — нет.

— Вот тут вы не правы, — отозвался Томми. — Я тоже могу видеть. Этот козырек — фальшивка. Я собирался одурачить Таппенс. Сначала сделать для виду пару ошибок, а к концу ленча все угадать чудесным образом. Конечно, я мог бы спокойно добраться до двери, избежав смертоносных выступов. Но я не верил, что вы будете играть честно. Вы бы никогда не позволили мне выйти отсюда живым. Эй, поосторожнее…

С искаженным гневом лицом «герцог» рванулся вперед, позабыв от ярости посмотреть, куда он ступает.

Внезапно сверкнула голубоватая вспышка, «герцог» покачнулся и свалился, как бревно. Слабый запах паленого мяса, смешанный с более сильным запахом озона, наполнил комнату.

— Ну и ну! — промолвил Томми, вытирая с лица пот.

Осторожно добравшись до стены, он повернул рубильник, потом подошел к двери, открыл ее и выглянул наружу, там никого не было. Томми спустился по лестнице и вышел на улицу.

Очутившись в безопасности, он с содроганием посмотрел на дом, запомнил номер и поспешил к ближайшей телефонной будке.

После нескольких секунд мучительной тревоги Томми услышал в трубке хорошо знакомый голос.

— Таппенс, слава богу!

— Со мной все в порядке. Я поняла твои намеки. Гонорар, Креветка, приходи к «Блицу» и иди следом за двумя etrangers. Элберт поспел вовремя и, когда нас повезли в разных машинах, последовал за мной в такси, увидел, куда меня доставили, и позвонил в полицию.

— Элберт славный парень, — сказал Томми. — У него рыцарская натура. Я был уверен, что он последует за тобой, а не за мной. Но все равно я страшно беспокоился. Мне нужно многое тебе рассказать. Но сейчас я пойду домой и первым делом выпишу солидный чек для приюта Святого Дунстана. Господи, как, должно быть, ужасно быть слепым!

Глава 11 Человек в тумане

Томми был недоволен жизнью. Блистательные сыщики Бланта потерпели неудачу, болезненно отразившуюся если не на их карманах, то на их гордости. Им не удалось пролить свет на тайну жемчужного ожерелья, украденного в Эдлингтон-Холле. Покуда Томми следил за увлекающейся азартными играми графиней, переодетый католическим священником, а Таппенс флиртовала с племянником хозяев дома на поле для гольфа, местный полицейский инспектор без лишних эмоций арестовал второго лакея, который оказался известным вором и сразу признал свою вину.

Томми и Таппенс удалились, собрав последние остатки достоинства, и в данный момент утешались коктейлями в баре «Гранд-отеля». Томми все еще пребывал в облачении священника.

— Увы, отец Браун[123] из меня никакой, — мрачно заметил он. — А я как раз подобрал подходящий зонтик.

— Это была проблема не для отца Брауна, — отозвалась Таппенс. — Ведь с самого начала необходима соответствующая атмосфера. Сперва все идет как всегда, а потом внезапно происходит нечто необычное.

— К сожалению, — сказал Томми, — мы должны возвращаться в Лондон. Возможно, нечто необычное произойдет по пути на станцию.

Он поднес к губам стакан, но жидкость расплескалась, когда тяжелая рука внезапно хлопнула его по плечу и чей-то голос прогремел слова приветствия:

— Черт побери, да ведь это старина Томми! И миссис Томми тоже здесь. Каким ветром вас занесло? Я годами ничего о вас не слышал.

— Пузырь! — воскликнул Томми, поставив стакан с остатками коктейля и повернувшись к высокому широкоплечему мужчине лет тридцати, с румяной круглой физиономией, одетому в костюм для гольфа.

— Он самый, — откликнулся Пузырь (чье настоящее имя, между прочим, было Марвин Исткорт). — Не знал, что ты принял сан. Могу представить, какой из тебя поп!

Таппенс расхохоталась, а Томми выглядел смущенным. Затем они неожиданно осознали присутствие кое-кого еще.

Это было высокое стройное создание почти невероятной красоты, с золотистыми волосами, большими голубыми глазами и жемчужными серьгами в ушах, одетое в нечто дорогое и черное с отделкой из горностая. Создание улыбалось, и его улыбка говорила о многом, в частности об уверенности, что оно является основной достопримечательностью Англии, а быть может, и всего мира. При этом речь шла не о тщеславии, а именно об уверенности.

Томми и Таппенс сразу же узнали молодую женщину. Они трижды видели ее в «Тайне сердца», столько же раз в «Огненных столбах» и во множестве других пьес. Возможно, в Англии не было другой актрисы, способной так завораживать публику, как мисс Джильда Глен. Ее считали самой красивой женщиной в Англии, и ходили слухи, что она также была и самой глупой.

— Это мои старые друзья, мисс Глен, — сказал Исткорт, словно извиняясь за то, что мог хотя бы на момент позабыть о столь ослепительном существе. — Томми и миссис Томми, позвольте представить вас мисс Джильде Глен.

В его голосе звучали нотки гордости. Всего лишь появившись в компании Исткорта, мисс Глен овеяла его неувядаемой славой.

Актриса с нескрываемым интересом уставилась на Томми.

— Вы в самом деле католический священник? — спросила она. — Я думала, они не могут жениться.

Исткорт громко расхохотался:

— Ну и хитрец ты, Томми! Рад, что он не отрекся от вас, миссис Томми, со всеми подобающими церемониями.

Джильда Глен не обращала на него ни малейшего внимания, продолжая озадаченно разглядывать Томми.

— Так вы священник или нет? — осведомилась она.

— Очень немногие из нас являются теми, кем кажутся, — уклончиво ответил Томми. — Моя профессия похожа на профессию священника. Я не отпускаю грехи, но принимаю исповеди…

— Да не слушайте вы его, — вмешался Исткорт. — Он вам голову морочит.

— Если вы не священник, то я не понимаю, почему вы так одеты, — недоуменно произнесла актриса. — Разве только…

— Я не преступник, спасающийся от правосудия, — успокоил ее Томми. — Совсем наоборот.

— О! — Она нахмурилась, глядя на него своими огромными глазами.

«Интересно, в состоянии ли она это понять, — думал Томми. — Пожалуй, нет, если я только не объясню ей все на пальцах».

— Не знаешь, Пузырь, когда ближайший поезд в Лондон? — спросил он. — Нам нужно поскорее вернуться домой. До станции далеко?

— Десять минут ходу. Но не спешите. Следующий поезд в шесть тридцать пять, а сейчас только без двадцати шесть. Предыдущий только что отошел.

— А в какую сторону надо идти?

— Когда выйдете из отеля, свернете налево. А потом… дай подумать… пожалуй, лучше всего идти по Морганс-авеню.

— Морганс-авеню? — Мисс Глен вздрогнула и испуганно посмотрела на него.

— Я знаю, о чем вы думаете, — рассмеялся Исткорт. — О призраке. Морганс-авеню проходит мимо кладбища, и существует легенда, будто убитый полисмен встает из могилы и совершает привычный обход этой улицы. Призрак полисмена — можете себе представить? Но многие клянутся, что видели его.

— Полисмена? — Мисс Глен поежилась. — Но ведь призраков на самом деле не бывает, верно? — Она встала, плотнее закуталась в накидку и рассеянно попрощалась: — До свидания.

Мисс Глен полностью игнорировала Таппенс и сейчас даже не взглянула в ее сторону. Однако она бросила через плечо озадаченный, вопрошающий взгляд на Томми.

У двери актриса столкнулась с высоким мужчиной с седыми волосами и одутловатым лицом. Издав удивленный возглас, он взял ее под руку. Они вышли, оживленно разговаривая.

— Очаровательна, не так ли? — сказал Исткорт. — Но мозги как у кролика. Ходят слухи, что она собирается замуж за лорда Леконбери. Это он вышел вместе с ней.

— Он не кажется особенно привлекательным женихом, — заметила Таппенс.

Исткорт пожал плечами:

— Очевидно, титул все еще обладает привлекательностью. К тому же Леконбери отнюдь не из обедневших пэров. С ним мисс Глен будет как сыр в масле кататься. Никто ведь не знает ее происхождения, может, она из самых низов. В ее пребывании здесь есть нечто чертовски таинственное. Мисс Глен не проживает в отеле, а когда я попытался спросить, где она остановилась, она меня так грубо осадила. Впрочем, по-другому мисс Глен не умеет. Будь я проклят, если понимаю, в чем тут дело. — Он посмотрел на часы и воскликнул: — Мне надо бежать! Рад был повидать вас обоих. Мы должны покутить как-нибудь вечером в Лондоне. Ну, пока.

Исткорт быстро вышел, и к ним сразу же подошел мальчик-слуга с запиской на подносе. Адресат указан не был.

— Но это вам, сэр, — заверил мальчик Томми. — От мисс Джильды Глен.

Томми развернул записку и с любопытством прочитал несколько строчек, написанных корявым почерком:

Томми кивком отпустил мальчика и передал записку Таппенс.

— Удивительно! — воскликнула Таппенс. — Очевидно, она все еще думает, что ты священник.

— Нет, — задумчиво ответил Томми. — По-моему, она как раз поняла, что я им не являюсь. Эй, что это такое?

«Это» было молодым человеком с огненно-рыжими волосами, вздернутым подбородком и в весьма поношенном костюме. Войдя в бар, он стал ходить туда-сюда, что-то бормоча себе под нос.

— Черт! — неожиданно громко произнес рыжеволосый мужчина. — Именно это я и сказал: черт!

Он плюхнулся на стул рядом с молодой парой.

— Черт бы побрал всех женщин! — продолжал молодой человек, свирепо глядя на Таппенс. — Можете жаловаться, если хотите. Пускай меня вышвырнут из отеля. Мне это не впервой. Почему мы не можем говорить то, что думаем? Почему мы должны скрывать свои чувства? У меня нет настроения быть вежливым. С удовольствием бы взял кое-кого за горло и медленно придушил.

Он сделал паузу.

— Какое-то конкретное лицо? — осведомилась Таппенс. — Или кого угодно?

— Конкретное лицо, — мрачно отозвался молодой человек.

— Весьма интересно, — заметила Таппенс. — Расскажите поподробнее.

— Меня зовут Райли, — представился рыжеволосый. — Джеймс Райли. Возможно, вы слышали это имя. Я написал томик пацифистских стихотворений, по-моему, получилось недурно.

— Пацифистских? — недоверчиво переспросила Таппенс.

— Да, а что? — воинственно осведомился мистер Райли.

— Нет-нет, ничего, — поспешно сказала Таппенс.

— Я за мир во всем мире, — свирепо продолжал мистер Райли. — К дьяволу войну! И женщин! Ох уж эти женщины! Видели существо, которое только что отсюда вышло? Она именует себя Джильда Глен. Боже, как я обожал эту женщину! И уверяю вас: ее сердце, если таковое вообще имеется, отдано мне. Когда-то она любила меня, и я мог бы заставить ее полюбить меня снова. Но если она продаст себя этой куче грязи, лорду Леконбери, помоги ей бог! Я задушу ее собственными руками!

Внезапно он встал и выбежал из бара.

Томми поднял брови.

— Весьма возбужденный джентльмен, — пробормотал он. — Ну, пошли, Таппенс?

Когда они вышли из отеля, в холодном воздухе сгущался туман. Следуя указаниям Исткорта, Томми и Таппенс свернули налево и через несколько минут вышли к Морганс-авеню.

Туман усиливался, проносясь мимо них мягкими белыми облачками. С левой стороны виднелась каменная ограда кладбища, а справа — ряд маленьких домиков. Вскоре они кончились, и их место заняла высокая изгородь.

— Мне становится не по себе, Томми, — сказала Таппенс. — Туман и тишина, как будто мы за несколько миль от цивилизации.

— В тумане все так себя чувствуют, — согласился Томми. — Плохая видимость создает такой эффект.

Таппенс кивнула:

— И ничего не слышно, кроме наших шагов по тротуару… Что это?

— Ты о чем?

— Мне показалось, что я слышу шаги позади нас.

— Если ты не прекратишь себя накручивать, то через минуту увидишь привидение, — предупредил Томми. — Не будь такой нервной. Или ты боишься, что призрак полисмена положит тебе руку на плечо?

Таппенс пронзительно вскрикнула.

— Не надо, Томми! Теперь я все время буду об этом думать. — Она обернулась, вглядываясь в обволакивающую их белую пелену. — Снова шаги! Теперь они впереди. Неужели ты не слышишь, Томми?

— Что-то слышу. Да, шаги позади нас. Кто-то еще спешит к поезду. Интересно…

Внезапно он застыл как вкопанный.

Густая пелена перед ними раздвинулась, словно занавес, и на расстоянии менее двадцати футов возникла гигантская фигура полисмена, как будто материализовавшаяся из тумана. Во всяком случае, именно такой она представилась разгоряченному воображению молодой пары. Пелена отступила еще немного — теперь, словно в театре, появилась маленькая сцена: голубой полисмен, алый почтовый ящик, а дальше по дороге очертания белого дома.

— Красное, белое и голубое, — промолвил Томми. — Чертовски живописно. Пошли, Таппенс, бояться нечего.

Он уже понял, что полисмен настоящий и, более того, вовсе не такой огромный, каким показался в первый момент.

Но когда они двинулись по дороге, сзади снова послышались шаги. Мимо них быстро прошел мужчина, свернул в ворота белого дома, поднялся по ступенькам и оглушительно застучал дверным молотком. Его впустили как раз в тот момент, когда Томми и Таппенс подошли к полисмену, смотрящему ему вслед.

— Джентльмен, кажется, спешит, — заметил полисмен.

Он говорил медленно и задумчиво, словно давая мыслям созреть.

— Этот джентльмен из тех, которые всегда спешат, — отозвался Томми.

Полисмен устремил на него подозрительный взгляд.

— Это ваш друг? — осведомился он. В его голосе также звучало подозрение.

— Нет, — ответил Томми. — Это не мой друг, но я случайно знаю, что его фамилия Райли.

— А-а! — протянул полисмен. — Ладно, пойду дальше.

— Не могли бы вы сказать, где белый дом? — спросил Томми.

Констебль мотнул головой вбок.

— Вот. Он принадлежит миссис Ханикотт. — Помолчав, он добавил, очевидно желая поделиться ценной информацией: — Нервная особа. Вечно опасается грабителей и просит меня проверить, не бродит ли кто поблизости. Пожилые женщины все таковы.

— Пожилые? — переспросил Томми. — А вы случайно не знаете, не гостит ли здесь молодая леди?

— Молодая леди… — задумчиво повторил полисмен. — Нет, не знаю.

— Возможно, она остановилась вовсе не здесь, Томми, — сказала Таппенс. — Да и в любом случае она вышла сразу перед нами и, может быть, еще не успела сюда добраться.

— Теперь я вспомнил, — внезапно произнес полисмен. — Минуты три-четыре назад я видел с дороги, как в эти ворота вошла молодая леди.

— В накидке, отделанной горностаем? — быстро спросила Таппенс.

— У нее на шее было что-то вроде белого кролика, — кивнул полисмен.

Таппенс улыбнулась. Полисмен двинулся в том направлении, откуда они пришли, а Томми и Таппенс повернули к воротам белого дома.

Внезапно из дома донесся сдавленный крик. Почти сразу же входная дверь открылась, и Джеймс Райли сбежал вниз по ступенькам. Его лицо было бледным и искаженным, выражение глаз — безумным. Он шатался, как пьяный.

Райли прошел мимо Томми и Таппенс, как будто не замечая их и бормоча себе под нос:

— Боже мой! Боже мой!

Он ухватился за столб ворот, стараясь удержаться на ногах, а затем, будто внезапно охваченный паникой, со всех ног побежал по дороге в сторону, противоположную той, куда ушел полисмен.

Глава 12 Человек в тумане (продолжение)

Томми и Таппенс ошеломленно уставились друг на друга.

— Очевидно, — сказал Томми, — в этом доме произошло нечто, до смерти перепугавшее нашего друга Райли.

Таппенс рассеянно провела пальцем по столбу.

— Должно быть, он где-то испачкал руку непросохшей красной краской, — заметила она.

— Хм! — произнес Томми. — Думаю, нам лучше поскорее войти внутрь, а то я ничего не могу понять.

В дверях дома стояла горничная в белом чепчике вне себя от негодования.

— Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное, отец? — обратилась она к поднимающемуся по ступенькам Томми. — Этот парень является сюда, спрашивает молодую леди и без разрешения мчится наверх. Она верещит, как дикая кошка, — а что ей, бедняжке, остается делать? — потом бежит вниз весь бледный, точно увидел привидение. Что все это значит?

— С кем ты там разговариваешь, Эллен? — осведомился из глубины холла резкий голос.

— Это хозяйка, — без особой необходимости сообщила Эллен.

Она отошла от двери, и Томми оказался лицом к лицу с седовласой пожилой женщиной, тощая фигура которой была облачена в черное, расшитое бисером платье. Голубые глаза напоминали две льдинки.

— Миссис Ханикотт? — осведомился Томми. — Я пришел повидать мисс Глен.

Миссис Ханикотт бросила на него пронзительный взгляд, потом подошла к Таппенс и внимательно осмотрела ее.

— Вот как? — промолвила она. — Ну, тогда вам лучше войти.

Миссис Ханикотт провела их через холл в комнату в задней части дома с окнами в сад. Помещение казалось меньшим, чем было в действительности, из-за обилия столов и стульев. Пламя потрескивало в камине, рядом с которым стоял обитый ситцем диван. Обои в мелкую серую полоску, стены увешаны картинами и гравюрами.

Комната с трудом ассоциировалась с мисс Джильдой Глен.

— Садитесь, — предложила миссис Ханикотт. — Прежде всего прошу меня извинить, но я не имею ничего общего с римско-католической религией и никогда не думала, что увижу в своем доме католического священника. Если Джильда переметнулась к блуднице в пурпуре[124], этого и следовало ожидать при ее образе жизни. Могло быть и хуже, если бы она вовсе не придерживалась никакой религии. Я бы лучше относилась к католикам, если бы их священники могли жениться. А уж эти монастыри — подумать только, какое количество прекрасных молодых девушек навсегда в них исчезает!

Миссис Ханикотт сделала паузу, чтобы перевести дыхание.

Не углубляясь в защиту безбрачия духовенства или других упомянутых спорных моментов, Томми перешел прямо к делу:

— Насколько мне известно, миссис Ханикотт, мисс Глен находится в этом доме.

— Да, хотя я этого не одобряю. Брак есть брак, а муж есть муж. Если вы стелите постель, извольте в нее ложиться.

— Я не совсем понимаю… — недоуменно начал Томми.

— Так я и думала. Потому и привела вас сюда. Теперь, когда я высказала вам свое мнение, можете подняться к Джильде. Она пришла ко мне после стольких лет и попросила о помощи — хотела, чтобы я повидалась с этим человеком и убедила его согласиться на развод. Я прямо заявила ей, что не желаю иметь с этим ничего общего. Развод — это грех. Но я не могла отказать собственной сестре в убежище в моем доме, не так ли?

— Вашей сестре? — воскликнул Томми.

— Да. Джильда моя сестра. Разве она вам не говорила?

Томми уставился на нее с открытым ртом. Это казалось абсолютно невероятным. Потом он вспомнил, что ангельская красота Джильды Глен была на виду уже много лет. Его еще мальчиком водили смотреть ее игру. Да, возможно, они в самом деле сестры. Но какой яркий контраст! Значит, Джильда Глен вырвалась из этой уныло-респектабельной среды. Как же хорошо она хранила свой секрет!

— Я все еще не вполне понимаю, — сказал Томми. — Ваша сестра замужем?

— Она в семнадцать лет убежала из дому, чтобы выйти замуж, — ответила миссис Ханикотт. — За простого парня куда ниже ее по положению. А ведь наш отец был священником. Какой позор! Потом Джильда оставила мужа и подалась на сцену. Актриса! Я никогда в жизни не была в театре, держалась подальше от греха. А теперь, после стольких лет, она вздумала развестись с этим человеком. Наверно, собралась замуж за какую-то важную шишку. Но ее муж твердо стоит на своем — не поддается ни угрозам, ни подкупу. За это я его уважаю.

— Как его имя? — внезапно спросил Томми.

— Странно, но я не помню. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я его слышала. Мой отец запретил его упоминать. Я отказалась обсуждать это дело с Джильдой. Она знает, что я думаю по этому поводу, и для нее этого достаточно.

— А его фамилия, часом, не Райли?

— Возможно, право, не знаю. Это напрочь выветрилось у меня из головы.

— Человек, которого я упомянул, только что был здесь.

— Ах, этот! Я подумала, что он сбежал из сумасшедшего дома. Я была в кухне, давала указания Эллен, потом пришла в эту комнату, думая, вернулась ли уже Джильда (у нее свой ключ), когда услышала ее. Она на минуту-две задержалась в холле, а затем поднялась наверх. Минуты через три раздался бешеный стук в дверь. Я вышла в холл и увидела, как этот человек мчится вверх по лестнице. Затем наверху кто-то закричал, и вскоре он спустился и выбежал из дому как безумный. Ничего себе история!

Томми поднялся:

— Миссис Ханикотт, позвольте нам немедленно подняться наверх. Я боюсь…

— Чего?

— Боюсь, что в доме нет непросохшей красной краски.

Миссис Ханикотт уставилась на него:

— Конечно, нет.

— Этого я и опасался, — сказал Томми. — Пожалуйста, проводите нас сразу же в комнату вашей сестры.

Поняв серьезность положения, миссис Ханикотт повиновалась. В холле они заметили Эллен, быстро зашедшую в одну из комнат.

Поднявшись на второй этаж, миссис Ханикотт открыла первую дверь на площадке. Томми и Таппенс вошли следом за ней.

Внезапно она вскрикнула и отшатнулась.

На диване лежала неподвижная фигура в черной накидке, отороченной горностаем. Прекрасное, но бездушное, как у большого ребенка, лицо было невредимо. Рана находилась на виске — тяжелый удар тупым орудием; проломлен череп. Кровь медленно капала на пол, но сама рана давно перестала кровоточить…

Томми осмотрел распростертую фигуру. Его лицо было бледным.

— Значит, он все-таки не задушил ее.

— Что вы имеете в виду? Кто? — воскликнула миссис Ханикотт. — Она мертва?

— Да, миссис Ханикотт. Убита. Вопрос в том — кем? Впрочем, тут не может быть особых сомнений. Странно, несмотря на все напыщенные слова, я не думал, что парень на это способен. — Помолчав, он решительно повернулся к Таппенс: — Приведи полисмена или позвони откуда-нибудь в полицию.

Таппенс кивнула. Она тоже сильно побледнела. Томми проводил миссис Ханикотт вниз.

— Вы точно знаете, в котором часу вернулась ваша сестра? — спросил он.

— Да, — ответила миссис Ханикотт, — я как раз переводила часы на стене. Занимаюсь этим каждый вечер, потому что они отстают на пять минут в день. На моих часах было ровно восемь минут седьмого, они никогда не спешат и не отстают ни на секунду.

Томми кивнул. Это соответствовало рассказу полисмена. Он видел, как женщина в меховой накидке вошла в ворота минуты за три до появления Томми и Таппенс. Тогда Томми посмотрел на свои часы и увидел, что было на одну минуту позже назначенного времени их встречи с Джильдой Глен.

Конечно, существовала слабая вероятность, что кто-то поджидал Джильду в комнате наверху. Но если так, значит, этот человек все еще прячется в доме. Никто, кроме Джеймса Райли, отсюда не выходил.

Томми побежал наверх и произвел быстрый, но тщательный обыск помещений. Нигде никого не оказалось.

Тогда он сообщил новости Эллен, подождал, пока подойдут к концу ее причитания и обращения к святым, и задал ей ряд вопросов.

Не приходил ли в дом сегодня еще кто-нибудь и не спрашивал ли мисс Глен? Нет, никто не приходил. Поднималась ли она этим вечером наверх? Да, как обычно, задернуть портьеры в шесть или в начале седьмого. Это было как раз перед тем, как тот сумасшедший стал колотить в дверь молотком. Она побежала вниз открыть дверь и, выходит, впустила убийцу.

Томми не стал возражать. Но он все еще испытывал странную жалость к Райли и нежелание верить худшему. Тем не менее больше никто не мог убить Джильду Глен. В доме не было никого, кроме миссис Ханикотт и Эллен.

Услышав голоса в холле, Томми спустился и обнаружил там Таппенс и полицейского, которого она встретила на улице. Последний извлек записную книжку и тупой карандаш, исподтишка его облизнув. Потом полисмен поднялся наверх, взглянул на жертву и заметил, что, если он к чему-нибудь прикоснется, инспектор задаст ему перцу. После этого он выслушал истерические и сбивчивые объяснения миссис Ханикотт, иногда делая записи. Его присутствие было успокаивающим.

Томми удалось задержать полисмена на крыльце, когда тот вышел позвонить в участок, и поговорить с ним пару минут наедине.

— Вы говорите, что видели, как убитая свернула в ворота. Вы уверены, что она была одна?

— Уверен. С ней никого не было.

— А после этого и до того, как вы встретили нас, из ворот никто не выходил?

— Ни души.

— А вы бы увидели, если кто-то вышел?

— Конечно, увидел бы. Никто не выходил до этого полоумного парня.

Представитель закона величаво спустился по ступенькам и остановился у белого столба ворот с красным отпечатком руки.

— Любительская работа, — снисходительно заметил он. — Так наследить!

После этого он вышел на дорогу.

На следующий день после преступления Томми и Таппенс все еще пребывали в «Гранд-отеле», но Томми счел разумным избавиться от церковного облачения.

Джеймс Райли был задержан и находился под арестом. Его адвокат, мистер Марвелл, только что закончил долгий разговор с Томми.

— Никогда бы не поверил, что Джеймс Райли на такое способен, — сказал адвокат. — Он мог произносить кровожадные речи, но не более того.

Томми кивнул:

— Если растрачиваешь энергию на слова, на действия остается немного. Насколько я понимаю, мне предстоит роль одного из главных свидетелей обвинения. Его разговор со мной незадолго до убийства выглядит особенно скверно. Но, несмотря ни на что, мне нравится этот парень, и, если бы был еще хоть один подозреваемый, я бы считал его невиновным. А что говорит он сам?

Адвокат поджал губы:

— Утверждает, что нашел ее там мертвую. Но разумеется, это невозможно. Он заявил первое, что пришло ему в голову.

— Да, если бы он говорил правду, это означало бы, что преступление совершила словоохотливая миссис Ханикотт, что абсолютно фантастично. Да, по-видимому, это все-таки его рук дело.

— Не забывайте, что горничная слышала ее крик.

— Ах да, горничная… — Помолчав, Томми задумчиво промолвил: — Какие мы доверчивые создания! Мы воспринимаем показания как непреложную истину, а что они представляют собой в действительности? Только впечатления, передаваемые уму чувствами. А если эти впечатления неверны?

Адвокат пожал плечами:

— О, мы знаем, что самые ненадежные свидетели те, которые со временем вспоминают все больше и больше без всякого намерения обмануть.

— Я имею в виду не только это. Мы все, сами того не зная, говорим вещи, не соответствующие действительности. Например, и вы, и я, несомненно, много раз заявляли: «Это почта», услышав двойной стук и тарахтение почтового ящика. В девяти случаях из десяти мы были правы, но в десятый раз это оказывался хулиганивший мальчишка. Понимаете, о чем я?

— Да-а, — медленно протянул мистер Марвелл. — Но мне непонятно, к чему вы клоните.

— Вот как? Впрочем, я сам не уверен, что все понимаю, но начинаю видеть свет. Это как та палка, помнишь, Таппенс? Один ее конец указывает в одну сторону, но другой всегда указывает в противоположную. Зависит от того, держишь ли ты за нужный конец. Двери открываются, но они также и закрываются. Люди поднимаются наверх, но также спускаются вниз.

— О чем ты, Томми? — осведомилась Таппенс.

— Это до нелепости просто, — продолжал Томми, — но только сейчас пришло мне в голову. Как мы узнаем, когда кто-то входит в дом? Мы слышим, как открывается и захлопывается дверь, а если мы ожидаем кого-то, то не сомневаемся, что он пришел. Но ведь с таким же успехом кто-то мог выйти!

— Да, но мисс Глен никуда не выходила.

— Знаю. Зато выходил убийца.

— Когда же она вошла?

— Когда миссис Ханикотт разговаривала с Эллен на кухне. Они не слышали ее. Миссис Ханикотт вернулась в гостиную, интересуясь, пришла ли ее сестра, стала переводить часы, и ей показалось, что она слышит, как мисс Глен вошла в дом и поднимается наверх.

— Ну и что? Ведь по лестнице действительно поднимались.

— Поднималась Эллен, чтобы задернуть портьеры. Помнишь, миссис Ханикотт сказала, что ее сестра ненадолго задержалась в холле? В действительности в это время Эллен шла из кухни в холл. Она разминулась с убийцей.

— А как же крик жертвы, Томми? — воскликнула Таппенс.

— Кричал Джеймс Райли. Разве ты не заметила, какой у него высокий голос? В моменты эмоционального напряжения мужчины часто вопят, как женщины.

— А убийца? Мы видели его?

— Конечно, видели. Даже говорили с ним. Помнишь, как внезапно появился полисмен? Все дело в том, что он вышел из ворот, как только туман на дороге рассеялся. Мы даже подпрыгнули от неожиданности. В конце концов, полицейские — такие же люди, как и все, хотя мы редко так о них думаем. Они любят, ненавидят, женятся… Думаю, Джильда Глен столкнулась со своим мужем у ворот и пошла с ним в дом, чтобы обо всем договориться. Но он, в отличие от Райли, не мог облегчить душу кровожадными словами. Он просто пришел в ярость, а при нем была дубинка…

Глава 13 Хруститель

— Таппенс, нам нужно переехать в больший офис, — заявил Томми.

— Ерунда, — ответила Таппенс. — Ты не должен важничать и считать себя миллионером только потому, что тебе повезло и ты распутал два-три пустячных дела.

— То, что некоторые именуют везением, другие называют опытом.

— Конечно, если ты в самом деле думаешь, что являешься Шерлоком Холмсом, Торндайком, Мак-Карти и братьями Оуквуд в одном лице, то говорить больше не о чем. Лично я предпочла бы удачу всем опытам в мире.

— Может, ты и права, — согласился Томми. — Тем не менее, Таппенс, нам нужен офис попросторнее.

— Зачем?

— Классики, — объяснил Томми. — Нам понадобятся несколько сотен ярдов дополнительных книжных полок, чтобы Эдгар Уоллес[125] был представлен должным образом.

— У нас еще не было ни одного дела в духе Эдгара Уоллеса.

— Боюсь, что и не будет, — вздохнул Томми. — Если ты заметила, он никогда не дает особых шансов сыщику-любителю. Везде действуют суровые детективы из Скотленд-Ярда, все строго реально, и никаких сенсационных подделок.

В дверях появился посыльный Элберт.

— К вам инспектор Мэрриот, — доложил он.

— Суровый человек из Скотленд-Ярда, — буркнул Томми.

Вошел инспектор, дружелюбно улыбаясь.

— Как дела? — бодро осведомился он. — Никаких дурных последствий нашего недавнего маленького приключения?

— Что вы! — воскликнула Таппенс. — Это было просто чудесно.

— Ну, я едва ли описал бы это подобным образом, — осторожно заметил Мэрриот.

— Что привело вас сюда сегодня, Мэрриот? — спросил Томми. — Не только тревога за нашу нервную систему, верно?

— Нет, — ответил инспектор. — Есть работа для блистательного мистера Бланта.

— Ха! — воскликнул Томми. — Дайте-ка я приму соответствующее выражение лица.

— Я пришел предложить вам кое-что, мистер Бересфорд. Как бы вы посмотрели на то, чтобы припереть к стене по-настоящему крупную банду?

— Разве такие еще существуют? — спросил Томми.

— Что вы имеете в виду?

— Я всегда думал, что стоящие банды существуют только в беллетристике, наподобие суперпреступников и архизлодеев.

— Архизлодеи встречаются не так уж часто, — согласился инспектор. — Но банд орудует более чем достаточно.

— Не знаю, способен ли я справиться с бандой, — промолвил Томми. — Любительское или камерное, семейное преступление — вот где я могу проявить себя во всем блеске. Особенно когда рядом Таппенс, которая может подсказать что-то, чисто женские, но крайне важные детали, часто игнорируемые более примитивным мужским умом.

Таппенс остановила этот поток красноречия, запустив в супруга подушкой и велев ему прекратить болтать чепуху.

— Вы ведь не упустите шанс позабавиться, не так ли, сэр? — продолжал инспектор Мэрриот, отечески улыбаясь обоим. — Не сочтите за дерзость, но приятно смотреть на молодых людей, которые так наслаждаются жизнью.

— Разве мы наслаждаемся жизнью? — Таппенс широко открыла глаза. — Хотя, наверно, да. Просто раньше я никогда об этом не думала.

— Вернемся к банде, о которой вы говорили, — сказал Томми. — Несмотря на мою обширную частную практику среди герцогинь, миллионеров и даже уборщиц, ради вас я, пожалуй, снизойду до этого дела. Мне не нравится видеть Скотленд-Ярд в затруднении. Вы и глазом не успеете моргнуть, как «Дейли мейл» перемоет вам все косточки.

— Как я и говорил, вы не упустите случая позабавиться. Ну, дело обстоит так. — Он придвинул свой стул поближе. — В настоящее время резко увеличилась циркуляция фальшивых банкнотов, причем изготовленных на самом высоком уровне. Вот один из них.

Он вынул из кармана фунтовый банкнот и протянул его Томми.

— Не отличишь от настоящего, верно?

Томми с интересом обследовал банкнот:

— Никогда бы не подумал, что с ним что-то не так.

— Как и большинство людей. А вот настоящий банкнот. Я покажу вам отличия — они очень незначительны, но вы скоро научитесь их замечать. Возьмите лупу.

После пятиминутной тренировки Томми и Таппенс приобрели необходимый опыт.

— Что вы хотите нам поручить, инспектор Мэрриот? — спросила Таппенс. — Только следить за фальшивыми банкнотами?

— Гораздо больше, миссис Бересфорд. Я хочу, чтобы вы до конца во всем разобрались. Понимаете, мы выяснили, что банкноты распространяются из Вест-Энда. Это осуществляет некто, занимающий высокое положение в обществе. Их также переправляют через Ла-Манш. Нас интересует некий майор Лейдло, возможно, вы слышали эту фамилию?

— Кажется, слышал, — сказал Томми. — Он связан со скачками, не так ли?

— Да. Майор Лейдло хорошо известен на ипподроме. У нас против него нет ничего конкретного, но, по общему мнению, он замешан в нескольких темных делишках. Люди осведомленные морщатся при упоминании его имени. Никто толком не знает о его прошлом, откуда он прибыл. У него весьма привлекательная жена-француженка, которую всюду видят с целой толпой поклонников. Судя по всему, Лейдло тратят много денег, и я бы хотел знать их источник.

— Возможно, толпа поклонников, — предположил Томми.

— Многие так считают. Но я в этом не уверен. Может быть, это совпадение, но большое количество фальшивых банкнотов исходит из маленького игорного клуба, который часто посещают Лейдло. Эта компания игроков и завсегдатаев ипподрома платит ежедневно кучу денег наличными. Лучший способ запустить в обращение фальшивые купюры трудно найти.

— И как же нам приступить к делу?

— Вот как. Насколько я понимаю, молодой Сент-Винсент и его жена — ваши друзья. Они весьма близки с компанией Лейдло, хотя и не так, как раньше. Через них вам не составит труда проникнуть в этот круг. Для наших людей это непосильная задача, а у вас идеальная возможность. Они ничего не заподозрят.

— Что именно мы должны выяснить?

— Откуда они получают товар, если действительно занимаются его распространением.

— Понятно, — кивнул Томми. — Майор Лейдло выходит с пустым чемоданом, а возвращается с набитым казначейскими билетами. Я слежу за ним и выясняю, как это делается. Правильно?

— Более или менее. Но не пренебрегайте леди и ее отцом, месье Эруладом. Помните, что банкноты циркулируют по обе стороны Ла-Манша.

— Мой дорогой Мэрриот, — укоризненно произнес Томми. — Блистательные сыщики Бланта не знают слова «пренебрегать».

Инспектор встал.

— Ну, желаю удачи, — сказал он и удалился.

— Слякоть! — с энтузиазмом воскликнула Таппенс.

— Что-что? — озадаченно спросил Томми.

— Фальшивые деньги, — объяснила Таппенс. — Их всегда называют слякотью. О, Томми, наконец-то мы заполучили дело в стиле Эдгара Уоллеса!

— Верно, — согласился Томми. — И мы с тобой доберемся до Хрустителя.

— А что такое Хруститель?

— Новое слово, которое я придумал, — ответил Томми. — Тот, кто пускает фальшивые купюры в обращение. Банкноты хрустят, поэтому он Хруститель. Ничего не может быть проще.

— Хорошая идея, — одобрила Таппенс. — Правда, мне больше нравится Шуршатель. Это куда более выразительно и зловеще.

— Нет, — возразил Томми. — Я первый сказал «Хруститель» и буду придерживаться этого термина.

— Как же я буду наслаждаться этим делом! — воскликнула Таппенс. — Ночные клубы, коктейли… Завтра куплю тушь для ресниц.

— Твои ресницы и так черные, — заметил ее муж.

— А я сделаю их еще чернее, — заявила Таппенс. — И вишневая губная помада тоже не помешает.

— Все-таки ты в душе настоящая распутница, Таппенс, — сказал Томми. — Какое счастье, что ты вышла замуж за такого серьезного и респектабельного мужчину средних лет, как я.

— Погоди, — усмехнулась Таппенс. — Когда ты окажешься в клубе «Питон», от твоей респектабельности ничего не останется.

Томми извлек из буфета несколько бутылок, два бокала и шейкер для коктейлей.

— Начнем сразу, — предложил он. — Мы начинаем охоту за тобой, Хруститель, и твердо намерены до тебя добраться!

Глава 14 Хруститель (продолжение)

Познакомиться с супругами Лейдло оказалось нетрудным. Томми и Таппенс, молодые, хорошо одетые, жизнелюбивые и явно не нуждающиеся в деньгах, вскоре стали своими в избранном кругу, к которому принадлежали Лейдло.

Майор Лейдло был высоким блондином, на вид типичным добродушным англичанином, чему, однако, противоречили некая жесткость в лице и быстрые косые взгляды, которые он бросал время от времени.

Майор превосходно играл в карты, и Томми обратил внимание, что при высоких ставках он редко вставал из-за стола проигравшим.

Маргерит Лейдло совсем не походила на мужа. Она была очаровательным существом с изяществом лесной нимфы и лицом девушки Грёза[126]. Ее ломаный английский был столь же очарователен, и Томми не удивляло, что большинство мужчин становились ее рабами. Казалось, ей сразу же приглянулся Томми, который, играя свою роль, охотно присоединился к сонму ее поклонников.

— Я никуда не могу идти без моего Томми, — говорила она, произнося его имя на французский лад, с ударением на последнем слоге. — У него волосы цвета заката, не так ли?

Однако ее отец выглядел куда более зловеще с его прямой, как палка, фигурой, черной бородкой, безукоризненно вежливыми манерами и цепким взглядом.

Таппенс первая сообщила о прогрессе, подойдя к Томми с десятью однофунтовыми купюрами:

— Посмотри-ка на них. Они фальшивые, верно?

Томми обследовал банкноты и подтвердил диагноз Таппенс.

— Где ты их взяла?

— У этого молодого человека, Джимми Фолкнера. Маргерит Лейдло дала их ему, чтобы он поставил для нее на лошадь. Я сказала, что мне нужны мелкие купюры, и дала ему вместо них десятку.

— Все новенькие и хрустящие, — задумчиво промолвил Томми. — Едва ли они прошли через много рук. Полагаю, молодой Фолкнер ничего не подозревает?

— Джимми? Он просто душка. Мы с ним стали большими друзьями.

— Это я заметил, — холодно сказал Томми. — По-твоему, это необходимо.

— Не для дела, только ради удовольствия, — ответила Таппенс. — Он такой славный мальчик. Я рада, что вырвала его из когтей этой женщины. Ты и представить себе не можешь, во сколько она ему обходилась.

— По-моему, он влюбился в тебя по уши, Таппенс.

— Иногда я и сама так думаю. Приятно сознавать, что ты все еще молода и привлекательна, не так ли?

— Твой моральный уровень, Таппенс, удручающе низок. Ты смотришь на эти вещи с неправильной точки зрения.

— Я уже много лет так не наслаждалась, — абсолютно не смутившись, заявила Таппенс. — А ты сам чем лучше? Я в эти дни тебя практически не вижу, по-моему, ты окончательно поселился в кармане у Маргерит Лейдло.

— Бизнес, — кратко отозвался Томми.

— Но она привлекательная, верно?

— Не в моем вкусе. Я от нее не в восторге.

— Лгунишка! — рассмеялась Таппенс. — Впрочем, я всегда думала, что лучше выйти замуж за лгуна, чем за дурака.

— Полагаю, — заметил Томми, — муж не обязательно должен быть либо тем, либо другим?

Но Таппенс всего лишь с сожалением посмотрела на него и удалилась.

Среди шлейфа обожателей миссис Лейдло был простоватый, но весьма состоятельный джентльмен по имени Хэнк Райдер.

Мистер Райдер прибыл из Алабамы и сразу же проявил намерение сделаться другом и наперсником Томми.

— Удивительная женщина, сэр, — сказал он Томми, провожая прекрасную Маргерит благоговейным взглядом. — Как ни крути, a la gaie France[127] не перещеголяешь, правда? Когда я рядом с ней, то чувствую себя одним из самых ранних экспериментов Творца. Он должен был здорово набить руку, прежде чем создать что-либо столь прекрасное, как эта женщина.

Томми вежливо согласился, но мистер Райдер на этом не успокоился.

— Просто стыд, что такое прелестное создание может испытывать денежные затруднения.

— А она их испытывает? — осведомился Томми.

— Можете в этом не сомневаться. Странный тип этот Лейдло. Она сама мне говорила, что боится рассказывать ему о своих пустяковых долгах.

— Они в самом деле пустяковые?

— Конечно! В конце концов, женщина должна что-то носить, а, насколько я понимаю, чем меньше на ней надето, тем дороже это стоит. К тому же хорошенькая женщина никогда не захочет одеваться по моде прошлого сезона. Вдобавок бедняжке чертовски не везет в картах. Только вчера вечером она проиграла мне полсотни фунтов.

— Зато позавчера выиграла две сотни у Джимми Фолкнера, — сухо сказал Томми.

— Да неужто? Это хоть немного облегчило мне душу. Между прочим, в вашей стране, кажется, развелось много липовых бумажек. Сегодня утром я предъявил пачку денег в моем банке, и вежливый джентльмен в кассе сообщил, что двадцать пять штук из них можно выбросить.

— Да, немало. А купюры выглядели новыми?

— Новыми и хрустящими, как будто только что из-под станка. Вроде бы это были те самые, которые уплатила мне миссис Лейдло. Интересно, где она их взяла? Наверно, у одного из этих мошенников на ипподроме.

— Весьма вероятно, — согласился Томми.

— Знаете, мистер Бересфорд, я новичок в этой шикарной жизни среди расфуфыренных дам и всего прочего. Недавно разбогател и приехал в Европу повидать жизнь.

Томми кивнул. Он подумал, что с помощью Маргерит Лейдло мистер Райдер, возможно, как следует «повидает жизнь», но обойдется ему это недешево.

Тем временем он уже вторично получил доказательство, что фальшивые банкноты распространяются где-то совсем рядом и что Маргерит Лейдло, по всей вероятности, в этом участвует.

На следующий вечер доказательство было предоставлено ему лично.

Это произошло в маленьком клубе для избранных, о котором упоминал инспектор Мэрриот. Там были танцы, но основная достопримечательность этого места скрывалась за парой внушительных раздвижных дверей, в двух комнатах со столами, обитыми зеленым сукном, где каждую ночь крупные суммы переходили из рук в руки.

Собираясь уходить, Маргерит Лейдло вручила Томми пачку мелких купюр.

— Поменяйте их, Томми, на одну крупную. А то моя сумочка оттопыривается и привлекает внимание.

Томми принес ей сотенный банкнот, краем глаза взглянув на купюры, которые она ему дала. По крайней мере на четверть они были фальшивками.

Но откуда миссис Лейдло получала товар? На это у Томми все еще не было ответа. Он почти не сомневался, что не от мужа. Элберт внимательно следил за всеми передвижениями Лейдло, но это не дало никаких результатов.

Томми подозревал отца Маргерит, угрюмого месье Эрулада. Он часто ездил во Францию и обратно. Что могло быть проще, чем привозить с собой банкноты, например, в чемодане с двойным дном?

Поглощенный этими мыслями, Томми медленно вышел из клуба, но внезапно был вынужден предпринять срочные меры. На улице стоял мистер Хэнк П. Райдер, который явно был не вполне трезв. В данный момент он пытался повесить шляпу на радиатор автомобиля, но каждый раз промахивался на несколько дюймов.

— Чертова вешалка! — жаловался мистер Райдер. — Совсем не такая, как в Штатах. Там человек может спокойно вешать свою шляпу каждый вечер, каждый вечер, сэр! А вот на вас почему-то две шляпы. Никогда еще не видел человека в двух шляпах. Должно быть, это из-за климата.

— Возможно, у меня две головы, — серьезно сказал Томми.

— Вот как? Странно! Удивительный факт! Давайте рванем по коктейлю, а то сухой закон меня доконал! По-моему, я пьян в доску… Вот что значит смешивать коктейли! «Поцелуй ангела» — это Маргерит… очаровательное создание и без ума от меня… «Лошадиная шея», два мартини и три «Пороги к догибели»… нет, «Дороги к погибели» в одной пивной кружке! Черт возьми, я не должен был…

— Все в порядке, — прервал его Томми. — Как насчет того, чтобы отправиться домой?

— У меня нет дома, куда можно отправиться, — печально произнес мистер Райдер и заплакал.

— В каком отеле вы остановились? — спросил Томми.

— Я не могу идти домой, — заявил мистер Райдер. — Поиски сокровищ… Она это здорово придумала… Уайтчепел[128] — белые сердца, белые головы, печаль до гроба…

Внезапно он выпрямился и чудесным образом восстановил способность изъясняться членораздельно.

— Я все объясню вам, молодой человек. Марджи повезла меня в своей машине на поиски сокровищ. Вся английская аристократия этим занимается — ищет сокровища под булыжниками. Там было пятьсот фунтов, я серьезно. Вы были добры ко мне, сэр, и я этого никогда не забуду. Мы, американцы…

На сей раз Томми прервал его еще более бесцеремонно:

— О чем вы говорите? Миссис Лейдло повезла вас в машине?

Американец торжественно кивнул.

— В Уайтчепел?

Последовал такой же совиный кивок.

— И вы нашли там пятьсот фунтов?

Мистер Райдер не сразу подобрал слова.

— Она нашла, — поправил он. — Меня оставила за дверью. Со мной всегда так, вечно оставляют снаружи. Это очень грустно…

— Вы бы нашли дорогу туда?

— Думаю, да. Хэнк Райдер ничего не забывает.

Без лишних церемоний Томми поволок его к своей машине. Вскоре они уже ехали на восток. Холодный воздух отрезвил мистера Райдера. Некоторое время он дремал на плече у Томми, потом проснулся со свежей головой и осведомился:

— Где это мы, приятель?

— В Уайтчепеле, — отозвался Томми. — Сюда вы этой ночью ездили с миссис Лейдло?

— Место вроде знакомое, — оглядевшись, признал мистер Райдер. — Кажется, где-то здесь мы свернули налево. Да, вон на ту улицу.

Томми послушно свернул. Мистер Райдер давал указания:

— Сюда. Потом направо. Как же здесь скверно пахнет!.. Да, мимо этой пивной на углу, потом поверните и остановитесь в начале того переулка. Но объясните, в чем дело. Там еще остались деньжата и мы едем наложить на них лапу?

— Вот именно, — подтвердил Томми. — Наложить лапу. Неплохая шутка, верно?

— Пожалуй, — согласился мистер Райдер и добавил с сожалением: — Хотя до меня не вполне дошло, в чем тут смак.

Томми вышел из машины и помог выйти мистеру Райдеру. Вдвоем они углубились в переулок. Слева находился ряд ветхих домов. Мистер Райдер остановился у двери одного из них.

— Она вошла сюда, — заявил он. — Готов поклясться.

— Тут все дома похожи друг на друга, — сказал Томми. — Это напоминает мне историю о солдате и принцессе. Помните, солдат поставил на двери крест, чтобы потом найти ее. Может быть, нам сделать то же самое?

Смеясь, Томми вынул из кармана кусочек мела и нарисовал крест внизу двери. Потом он посмотрел вверх на бродящие по стенам смутные тени, одна из которых угрожающе зевнула.

— Здесь много кошек, — весело заметил Томми.

— Что дальше? — осведомился мистер Райдер. — Мы войдем внутрь?

— Да, только примем меры предосторожности, — ответил Томми.

Он окинул взглядом переулок, потом слегка нажал на дверь. Она поддалась. Томми распахнул ее, посмотрел в темноту и бесшумно шагнул внутрь. Мистер Райдер последовал за ним.

— Стойте! — внезапно сказал американец. — Кто-то идет по переулку.

Он выскользнул наружу. С минуту Томми стоял неподвижно, но ничего не услышал. Вынув из кармана фонарик, он на миг включил его. Вспышка помогла ему сориентироваться. Пройдя вперед, Томми толкнул еще одну дверь. Она также открылась.

Шагнув через порог, Томми прислушался, снова зажег фонарик. Комната ожила, словно по сигналу. Двое мужчин бросились на него спереди, и еще двое — сзади.

— Свет! — рявкнул чей-то голос.

Вспыхнула газовая горелка. При ее свете Томми увидел несколько весьма неприятных физиономий. Окинув взглядом помещение, он разглядел кое-какие предметы.

— Понятно, — сказал он. — Если не ошибаюсь, штаб-квартира фальшивомонетчиков.

— Заткни пасть! — буркнул один из мужчин.

Сзади открылась и снова закрылась дверь.

— Схватили его, ребята? — послышался знакомый дружелюбный голос. — Вот и отлично. Позвольте сообщить вам, мистер шпик, что вы угодили в передрягу.

— Доброе старое словечко, — откликнулся Томми. — Как оно возбуждает! Да, я шпик из Скотленд-Ярда. Да ведь это мистер Хэнк Райдер! Вот так сюрприз!

— Догадываюсь. Я со смеху помирал, заманивая вас сюда, как малого ребенка. А вы считали себя умником! Я раскусил вас с самого начала, приятель. Уж очень вы не вписывались в эту компанию. До поры до времени я позволил вам забавляться, но когда вы по-настоящему заподозрили красотку Маргерит, подумал: «Пора кончать». Боюсь, ваши друзья долго о вас не услышат.

— Собираетесь меня замочить? Кажется, у вас в ходу такое выражение?

— Нервы у вас что надо. Нет, обойдемся без насилия. Просто подержим вас, так сказать, под стражей.

— Боюсь, вы поставили не на ту лошадь, — сказал Томми. — У меня нет желания «содержаться под стражей», как вы это называете.

Мистер Райдер дружески улыбнулся. Снаружи донесся меланхоличный гудок автомобиля.

— Рассчитываете на крестик, который нарисовали на двери, а, сынок? — осведомился мистер Райдер. — На вашем месте я бы на него не надеялся. Потому что я еще в детстве слышал сказку, о которой вы упоминали, и шагнул назад, в переулок, чтобы сыграть роль собаки с глазищами, как колеса телеги. Если бы вы сейчас находились там, то увидели бы, что на каждой двери стоит такой же крест.

Томми удрученно опустил голову.

— Считали себя слишком умным, верно? — не унимался мистер Райдер.

В этот момент в дверь громко постучали.

— Что такое? — вздрогнул мистер Райдер.

Стук сменился атакой. Замок поддался почти сразу, и в дверном проеме появился инспектор Мэрриот.

— Отличная работа, Мэрриот, — одобрил Томми. — Относительно района вы оказались правы. Позвольте представить вам мистера Хэнка Райдера, который знает все волшебные сказки. Понимаете, мистер Райдер, — продолжал он, повернувшись к американцу, — я тоже вас подозревал. Элберт — вон тот важного вида паренек с большими ушами — получил приказ следовать за нами на мотоцикле, если нам взбредет в голову совершить увеселительную поездку. А рисуя на двери крест, чтобы отвлечь ваше внимание, я заодно вылил на землю пузырек валерьянки. Жуткий запах, но кошкам он нравится. Так что, когда прибыл Элберт с полицией, все кошки в округе собрались здесь, чтобы указать им нужный дом.

Томми с улыбкой посмотрел на ошеломленного мистера Райдера и поднялся на ноги.

— Я говорил, что доберусь до вас, Хруститель, и выполнил обещание.

— Что, черт возьми, вы городите? — свирепо осведомился мистер Райдер. — Что значит «Хруститель»?

— Вы найдете это слово в ближайшем издании энциклопедии преступного мира, — сказал Томми. — Правда, этимология несколько сомнительна. — Он огляделся с довольным видом. — Доброй ночи, Мэрриот. Я должен идти туда, где меня ожидает счастливый конец этой истории. Никакая награда не сравнится с любовью доброй женщины, а именно она ожидает меня дома. По крайней мере, я на это надеюсь, хотя кто знает. Работа была очень рискованная, Мэрриот. Вы знакомы с капитаном Джимми Фолкнером? Он божественно танцует, а что касается его вкуса в коктейлях… Да, Мэрриот, риска было предостаточно!

Глава 15 Тайна Саннингдейла

— Знаешь, Таппенс, куда мы сегодня пойдем на ленч?

Миссис Бересфорд задумалась.

— В «Ритц»? — с надеждой предположила она.

— Подумай еще.

— В то приятное местечко в Сохо?

— Нет. — Голос Томми был полон значения. — В дешевое кафе. Точнее, вот в это.

Он проворно втащил ее в упомянутое заведение и подвел к угловому столику с мраморной крышкой.

— Отлично, — с удовлетворением произнес Томми, опускаясь на стул. — Лучше быть не может.

— Откуда эта внезапная тяга к простоте? — осведомилась Таппенс.

— Вы видите, Ватсон, но не делаете выводы. Интересно, снизойдет ли одна из этих высокомерных девиц до того, чтобы обратить на нас внимание? Превосходно, она плывет в нашу сторону! Правда, выглядит она так, словно думает совсем о другом, но ее подсознание, несомненно, занято такими вещами, как ветчина, яичница и чай. Пожалуйста, мисс, отбивную с жареной картошкой, большую чашку кофе, булочку с маслом и телячий язык для леди.

Официантка повторила заказ полным презрения голосом, но Таппенс внезапно прервала ее:

— Нет-нет, никакой отбивной с картофелем. Принесите джентльмену сдобную ватрушку и стакан молока.

— Ватрушка и молоко, — повторила официантка с еще большим презрением и поплыла прочь, все еще думая о своем.

— Твое вмешательство было неуместным, — холодно заметил Томми.

— Но я права, не так ли? Ты — Старик в углу?[129] Где же твой кусок бечевки?

Томми извлек из кармана бечевку и завязал на ней пару узелков.

— Точно до мельчайших деталей, — сказал он.

— Однако ты сделал маленькую ошибку в заказе.

— Женщины все понимают слишком буквально, — вздохнул Томми. — Если я что-нибудь ненавижу, так это молоко и ватрушки — они такие желтые, что от одного их вида желчь разливается.

— Искусство требует жертв, — упрекнула его Таппенс. — Смотри, как я уплетаю холодный язык. Он не так уж плох. Ну, теперь я готова быть мисс Полли Бертой. Завяжи большой узел и начинай.

— Прежде всего, — сказал Томми, — позволь мне напомнить, сугубо неофициально, что наш бизнес в последнее время увял. Если дела не идут к нам, значит, мы должны идти к ним. Обратимся к одной из величайших загадок наших дней — к тайне Саннингдейла.

— О! — с интересом воскликнула Таппенс. — Тайна Саннингдейла!

Томми извлек из кармана скомканную газетную вырезку и положил ее на стол.

— Это последняя фотография капитана Сессла, напечатанная в «Дейли лидер».

— За такие фотографии можно подать на газету в суд, — заметила Таппенс. — Здесь только видно, что это мужчина.

— Вообще-то мне следовало бы сказать: «так называемая тайна Саннингдейла», — быстро добавил Томми. — Возможно, это тайна для полиции, но никак не для высокого интеллекта.

— Завяжи еще один узел, — посоветовала Таппенс.

— Не знаю, много ли ты помнишь об этом деле, — невозмутимо продолжал Томми.

— Все от начала до конца, — отозвалась Таппенс. — Но пусть это не нарушает стиль твоего повествования.

— Прошло всего три недели, — начал Томми, — со времени страшной находки на поле для гольфа. Два члена клуба, наслаждавшиеся утренней игрой, обнаружили труп мужчины, лежащий лицом вниз на седьмой метке. Еще не перевернув его, они догадались, что это капитан Сессл, хорошо известный человек в клубе, который всегда носил пиджак для гольфа причудливого ярко-голубого цвета.

Капитана Сессла часто видели практикующимся на поле рано утром, поэтому сначала подумали, что с ним внезапно произошел сердечный приступ. Но медицинское обследование показало, что он был убит, заколот в сердце весьма необычным орудием — женской шляпной булавкой, и что смерть наступила не менее двенадцати часов тому назад.

Это представило дело совсем в ином свете, и очень скоро выяснились интересные факты. Практически последним видел капитана Сессла его друг и партнер мистер Холлеби из компании «Поркьюпайн эшуранс», который сообщил следующее.

Накануне убийства Сессл и Холлеби играли в гольф. После чая Сессл предложил поиграть еще, пока не стемнело. Холлеби согласился. Сессл был в хорошем настроении и в отличной спортивной форме. Поле пересекает пешеходная дорожка, и, когда они приближались к шестому участку, Холлеби заметил идущую по ней женщину. Она была высокого роста и одета во что-то коричневое, но он к ней особо не присматривался, а Сессл, как ему показалось, и вовсе не обратил на нее внимания.

Дорожка шла перед седьмой меткой, — продолжал Томми. — Женщина остановилась в дальнем конце поля, словно чего-то ожидая. Капитан Сессл первым добрался до метки, так как мистер Холлеби ставил на место флажок возле лунки. Когда Холлеби подошел к метке, он с удивлением обнаружил, что Сессл разговаривает с женщиной. Увидев его, они резко отвернулись, и Сессл бросил через плечо: «Я на одну минуту».

Сессл и женщина шли рядом, все еще поглощенные беседой. В этом месте поле кончается, и дорога тянется дальше между двумя садовыми изгородями, выходя на шоссе в Уиндлшем.

Капитан Сессл не обманул партнера. Он вернулся через минуту-две, к большому облегчению Холлеби, так как сзади к ним приближались два других игрока, а уже начало темнеть. Они продолжили игру, но Холлеби сразу же заметил, что его компаньон чем-то расстроен. Он не только промахивался, но выражение лица было обеспокоенным, а лоб — нахмуренным. Сессл едва отвечал на замечания партнера и играл все хуже и хуже. Очевидно, что-то отвлекало его от гольфа.

Они добрались до восьмой лунки, и тут капитан Сессл неожиданно заявил, что уже темно и он идет домой. Как раз в этом месте находилась еще одна тропинка, ведущая к уиндлшемской дороге, и Сессл зашагал по ней, так как это был кратчайший путь к его дому — маленькому бунгало возле шоссе. Подошли двое других игроков, майор Барнард и мистер Леки, и Холлеби упомянул им о странной перемене в поведении капитана Сессла. Они тоже видели его разговаривающим с женщиной в коричневом, но находились не настолько близко, чтобы разглядеть ее лицо. Всех интересовало, что она сказала их другу, расстроив его до такой степени.

Они втроем вернулись в клуб. Была среда, а по средам продавали дешевые билеты на лондонские поезда. Муж и жена, ведущие хозяйство в бунгало капитана Сессла, как обычно, отправились в Лондон и вернулись последним поездом. Войдя в бунгало, они решили, что их хозяин спит в своей в комнате. Миссис Сессл, его жена, где-то гостила.

Убийство капитана казалось необъяснимым. Никто не мог предположить никакого мотива. Личность высокой женщины в коричневом энергично обсуждалась, но без каких-либо результатов. Полицию, как всегда, обвиняли в бездействии, как стало ясно потом, абсолютно несправедливо, ибо спустя неделю девушка по имени Дорис Эванс была арестована по обвинению в убийстве капитана Энтони Сессла.

У полиции было немного материала для работы: прядь светлых волос в пальцах убитого и несколько оранжевых шерстяных нитей, зацепившихся за пуговицу его голубого пиджака. Тщательные расспросы на железнодорожной станции и в других местах выявили следующие факты.

Молодая девушка в оранжевой кофте и юбке прибыла поездом в тот вечер около семи и спросила дорогу к дому капитана Сессла. Через два часа она снова появилась на станции в съехавшей набок шляпе, с растрепанными волосами и в явно возбужденном состоянии. Девушка осведомилась о поезде в Лондон, то и дело оглядываясь через плечо, будто чего-то опасалась.

Во многих отношениях наши полицейские силы выше всяких похвал. Располагая минимумом улик, они смогли отыскать эту девушку и идентифицировать ее как некую Дорис Эванс. Ее обвинили в убийстве и предупредили, что все сказанное ею может быть использовано против нее, но она тем не менее дала показания, которые повторяла в дальнейшем без каких-либо изменений.

Показания эти сводились к следующему. Дорис Эванс была машинисткой. Однажды вечером она познакомилась в кино с хорошо одетым мужчиной, который заявил, что влюблен в нее. Он сказал, что его зовут Энтони, и пригласил в свое бунгало в Саннингдейле. Дорис понятия не имела, что он женат. Они договорились, что она приедет в следующую среду — как ты помнишь, в этот день в доме не было ни слуг, ни жены. В конце концов мужчина сообщил свое полное имя — Энтони Сессл — и домашний адрес.

Дорис прибыла в бунгало в назначенный вечер. Ее встретил Сессл, который только что вернулся с поля для гольфа. Хотя он притворялся, что рад гостье, девушка утверждает, что его поведение с самого начала выглядело странным. Она почувствовала страх и начала жалеть, что приехала.

После заранее приготовленного скромного ужина Сессл предложил прогуляться. Девушка согласилась, и он повел ее по шоссе, потом по тропинке на поле для гольфа. Когда они пересекали седьмой участок, Сессл, казалось, полностью помешался. Он выхватил из кармана револьвер и стал им размахивать, заявляя, что дошел до ручки.

«Я разорен! Мне конец! Но вы уйдете из жизни вместе со мной. Я застрелю сначала вас, потом себя. Утром наши тела найдут лежащими рядом!»

Сессл схватил Дорис за руку, и она, понимая, что имеет дело с безумцем, попыталась вырваться или отнять у него револьвер. Во время борьбы он, должно быть, вырвал прядь ее волос, а шерсть ее кофты зацепилась за его пуговицу.

Наконец Дорис удалось освободиться, и она помчалась по полю, ожидая, что в нее вот-вот угодит пуля. Дважды она падала, цепляясь за вереск, но в итоге выбралась на шоссе и поняла, что ее не преследуют.

Такова история Дорис Эванс. Она категорически отрицает, что, защищаясь, ударила Сессла шляпной булавкой, что при сложившихся обстоятельствах было бы вполне естественно. Ее рассказ подтверждает револьвер, найденный в кустах дрока, неподалеку от места, где лежало тело. Из него не стреляли.

Дело Дорис Эванс передали в суд, но тайна все еще остается тайной. Если ее рассказ правдив, то кто заколол капитана Сессла? Высокая женщина в коричневом, чье появление так его расстроило? Ее связь с этой историей до сих пор не объяснена. Она внезапно появилась на дорожке через поле для гольфа, так же внезапно исчезла, и никто больше о ней не слышал. Кто она? Местная жительница? Приезжая из Лондона? Если так, то она прибыла туда автомобилем или поездом? Никто не может описать ее внешность, в которой не было ничего примечательного, за исключением высокого роста. Она не могла быть Дорис Эванс, потому что Дорис маленькая и светловолосая, а кроме того, в то время она только прибыла на станцию.

— А как насчет жены? — предположила Таппенс.

— Вполне естественная гипотеза. Но миссис Сессл тоже маленького роста, и мистер Холлеби хорошо знает ее в лицо. К тому же не вызывает сомнений, что тогда она находилась далеко от дома. Выяснился еще один факт. Компания «Поркьюпайн эшуранс» ликвидируется. Ревизия обнаружила растрату фондов. Теперь причина полных отчаяния слов капитана Сессла, обращенных к Дорис Эванс, становится очевидной. В течение нескольких лет он систематически присваивал деньги компании. Ни мистер Холлеби, ни его сын понятия не имели о происходящем. Они практически разорены. Ситуация выглядит следующим образом. Капитан Сессл был на грани разоблачения и разорения. Самоубийство кажется естественным выходом, но характер раны опровергает эту теорию. Кто же убил его? Была ли это Дорис Эванс или таинственная женщина в коричневом?

Сделав паузу, Томми отхлебнул молока, скорчил гримасу и осторожно надкусил ватрушку.

Глава 16 Тайна Саннингдейла (продолжение)

— Конечно, — снова заговорил Томми, — я сразу понял, где в этом странном деле препятствие, сбившее со следа полицию.

— Ну? — нетерпеливо осведомилась Таппенс.

Томми печально покачал головой:

— Хотел бы я, чтобы так было в действительности. Но быть Стариком в углу легко лишь до поры до времени. Разгадка ускользает от меня. Я понятия не имею, кто прикончил этого беднягу. — Он вынул из кармана еще несколько газетных вырезок. — Дополнительные экспонаты: мистер Холлеби, его сын, миссис Сессл, Дорис Эванс.

Таппенс задержалась на последней фотографии.

— Во всяком случае, эта девушка не могла убить его шляпной булавкой, — сказала она наконец.

— Откуда такая уверенность?

— Метод леди Молли — у нее короткая стрижка. И вообще, в наши дни только одна женщина из двадцати, не важно, короткие у них волосы или длинные, пользуется шляпными булавками. Они просто не нужны, шляпы плотно прилегают к голове.

— Но она могла иметь одну при себе.

— Милый, мы не храним их, как фамильные драгоценности! Зачем ей везти булавку с собой в Саннингдейл?

— Значит, это женщина в коричневом.

— Хорошо бы та женщина не была высокой, тогда она могла бы оказаться женой убитого. Я всегда подозреваю жен, которые отсутствуют во время преступления и потому не могут быть с ним связаны. Если она узнала, что ее муж волочится за той девушкой, то для нее было бы вполне естественным наброситься на него со шляпной булавкой.

— Вижу, мне придется соблюдать осторожность, — заметил Томми.

Но Таппенс не стала отвлекаться от темы.

— Что Сесслы собой представляли? — внезапно спросила она. — Что люди говорили о них?

— Насколько я могу судить, они пользовались популярностью. Капитана и его жену считали счастливой парой. Вот почему история с девушкой выглядит так странно. От такого человека, как Сессл, в последнюю очередь можно было ожидать подобного поведения. Он ушел из армии, получив наследство, и занялся страховым бизнесом. Его трудно представить в роли мошенника.

— А это точно, что он был мошенником? Двое других не могли присвоить деньги?

— Отец и сын Холлеби? Они утверждают, что разорены.

— Подумаешь, утверждают! Возможно, они поместили деньги в банк под чужим именем. Звучит глуповато, но ты понимаешь, что я имею в виду. Предположим, они тайком от Сессла пустились в спекуляции и потеряли все деньги. В таком случае смерть Сессла была бы им на руку.

Томми постучал указательным пальцем по фотографии мистера Холлеби-старшего:

— Ты обвиняешь этого респектабельного джентльмена в убийстве своего друга и партнера? Но ты забываешь, что он расстался с Сесслом на поле для гольфа в присутствии Барнарда и Леки и провел вечер в клубе. Кроме того, помни о шляпной булавке.

— К черту булавку! — раздраженно отмахнулась Таппенс. — По-твоему, она указывает на то, что преступление совершено женщиной?

— Естественно. А ты не согласна?

— Нет. Мужчины чудовищно старомодны. Нужны века, чтобы избавить их от предвзятых идей. Они ассоциируют шпильки и шляпные булавки с женским полом и именуют их «женским оружием». В прошлом, возможно, так и было, но теперь шпильки и булавки вышли из моды. У меня нет ни одной уже четыре года.

— Значит, ты думаешь…

— Что Сессла убил мужчина. Булавкой воспользовались для создания видимости женского преступления.

— В твоих словах что-то есть, Таппенс, — медленно произнес Томми. — Удивительно, как после обсуждения многое становится ясным.

Таппенс кивнула:

— Все выглядит логичным, если смотреть на это под правильным углом. Вспомни, что Мэрриот как-то говорил о любительской точке зрения — ее отличает, так сказать, более интимный подход. Мы знаем кое-что о людях вроде капитана Сессла и его жены, знаем, как они могут поступить и как не могут. Причем у каждого свой круг знаний.

Томми улыбнулся:

— Ты имеешь в виду, что знаешь, как чувствуют и ведут себя жены и какие вещи могут иметь у себя люди с короткой стрижкой?

— Что-то вроде этого.

— А какие специфические знания у меня? Волочатся ли за девушками женатые мужчины и тому подобное?

— Нет, — ответила Таппенс. — Ты знаешь это поле для гольфа не как детектив, ищущий улики, а как человек, игравший на нем. Ты разбираешься в гольфе и понимаешь, что может отвлечь человека от игры.

— Отвлечь Сессла могло только что-то очень серьезное. Он шел с преимуществом в два очка, а начиная с седьмой метки вдруг стал играть как ребенок. Во всяком случае, так говорят.

— Кто?

— Барнард и Леки. Они играли позади Сессла и Холлеби.

— Это произошло после того, как Сессл встретил женщину в коричневом. Они видели, как он говорил с ней, верно?

— Да. По крайней мере…

Томми оборвал фразу. Таппенс озадаченно посмотрела на него. Он уставился на кусок бечевки, который держал в руке, но глазами человека, который видит нечто совершенно иное.

— В чем дело, Томми?

— Погоди, Таппенс. Допустим, я играю у шестой лунки в Саннингдейле. Сессл и Холлеби на шестом участке впереди меня. Уже темнеет, но я четко вижу ярко-голубой пиджак Сессла. На дорожке слева от меня появляется женщина. Она идет не с женского поля для гольфа — оно находится справа, и я бы хорошо ее разглядел, если бы она шла оттуда. Но странно, что я не заметил ее на дорожке раньше, например с пятой метки. — Он сделал паузу. — Ты только что сказала, Таппенс, что я знаю это поле. Как раз за шестой меткой находится маленькая землянка из торфа. Любой мог поджидать в ней… нужного момента. Находясь там, можно было до неузнаваемости изменить внешность. Вот тут приходит черед для твоих специфических знаний, Таппенс. Было бы сложной задачей для мужчины выглядеть как женщина, а потом снова превратиться в мужчину? Например, мог бы он надеть юбку поверх брюк для гольфа?

— Конечно, мог. Женщина выглядела бы весьма объемистой, вот и все. Скажем, длинная коричневая юбка, коричневый свитер, какой носят и мужчины, и женщины, и женская фетровая шляпа с накладными локонами по бокам. Этого было бы достаточно, чтобы выглядеть женщиной на соответствующем расстоянии. А чтобы снова стать мужчиной, нужно только сбросить юбку, шляпу и локоны и надеть мужскую кепку, которую легко спрятать в кулаке.

— А сколько времени требуется для такого перевоплощения?

— Из женщины в мужчину минуты полторы, возможно, еще меньше. Обратная процедура занимает больше времени: нужно пристроить шляпу и локоны, да и юбка будет цепляться за брюки для гольфа, когда ее натягивают.

— Это меня не беспокоит. Главное — обратное перевоплощение. Итак, я играю у шестой лунки. Женщина в коричневом подходит к седьмой метке, пересекает ее и ждет. Сессл в голубом пиджаке идет к ней. С минуту они стоят рядом, а затем идут по дорожке, скрываясь за деревьями. Холлеби остается на участке один. Через две-три минуты туда подхожу я. Человек в голубом пиджаке возвращается и продолжает игру, промахиваясь с каждым ударом. Становится все темнее. Я и мой партнер продвигаемся дальше. Впереди нас другая пара — Сессл играет все хуже и хуже. У восьмого участка я вижу, как он уходит и исчезает на тропинке. Что же могло так подействовать на него?

— Женщина в коричневом или мужчина, если ты думаешь, что это был мужчина.

— Вот именно. И не забывай, что они стояли невидимые с поля, за густыми кустами дрока. Там можно спрятать тело, которое не найдут до утра.

— Томми! По-твоему, это произошло тогда? Но кто-нибудь услышал бы…

— Услышал что? Врачи утверждают, что смерть наступила мгновенно. Я видел, как люди мгновенно умирали на войне. Обычно они не кричали, а только стонали или хрипели, иногда все ограничивалось вздохом или тихим кашлем. Сессл подходит к седьмой метке, и женщина обращается к нему. Возможно, он узнает в ней переодетого мужчину. Побуждаемый любопытством, он позволяет увести себя по дорожке за кусты. Один удар смертоносной булавкой — и Сессл падает замертво. Убийца тащит труп в кусты, снимает с него голубой пиджак, потом сбрасывает юбку, шляпу и локоны. Надев широко известный голубой пиджак Сессла и его кепку, он возвращается на поле. Все занимает минуты три. Другие не могут видеть его лица, только странный голубой пиджак, который они так хорошо знают. Они не сомневаются, что это Сессл, но признают, что он играл совсем как другой человек. Разумеется, потому что он и был другим человеком.

— Но…

— Пункт номер два. Его поведение с девушкой также было поведением другого человека. Это не Сессл познакомился в кино с Дорис Эванс и убедил ее приехать в Саннингдейл, а человек, именовавший себя Сесслом. Вспомни, Дорис арестовали только через две недели. Она никогда не видела труп. В противном случае она бы всех ошеломила, заявив, что это вовсе не тот человек, который пришел с ней на поле для гольфа и вел безумные речи о самоубийстве. План был тщательно обдуман. Девушку пригласили на среду, когда дом Сессла должен был пустовать, а шляпная булавка должна была указывать на то, что преступление совершено женщиной. Убийца встречает девушку, приводит ее в бунгало, угощает ужином, затем ведет на поле для гольфа и, добравшись до места преступления, размахивает револьвером и пугает ее до смерти. Когда она убегает, ему остается только вытащить труп и оставить его лежащим на метке. Потом он бросает револьвер в кусты, связывает в узел женские кофту и юбку и, теперь я перехожу к догадкам, идет в Уокинг, находящийся всего в шести или семи милях, откуда возвращается в Лондон.

— Подожди минутку, — остановила его Таппенс. — Ты не объяснил одну вещь. Как быть с Холлеби?

— С Холлеби?

— Да. Признаю, что двое игроков сзади не могли видеть, Сессл это или нет. Но ты не убедишь меня, что человек, игравший с ним, был до такой степени загипнотизирован голубым пиджаком, что ни разу не взглянул на его лицо.

— В том-то вся и суть, старушка! — воскликнул Томми. — Холлеби все отлично знал. Я принимаю твою теорию, что подлинными растратчиками были он и его сын. Убийца должен быть человеком, хорошо знавшим Сессла, в частности, знавшим, что его жены и слуг не будет дома в среду, и имеющим возможность сделать слепок ключа от его бунгало. Думаю, Холлеби-младший соответствует этим требованиям. Он примерно того же возраста и роста, что и Сессл, и оба были гладко выбриты. Возможно, Дорис Эванс видела в газетах несколько фотографий убитого, но, как ты только что заметила, на них видно лишь то, что это мужчина.

— Неужели она никогда не видела Холлеби в суде?

— Сын вообще не фигурировал в деле. Ведь он не мог дать никаких показаний. Место свидетеля занимал старший Холлеби с его железным алиби. Никому и в голову не пришло спросить, чем в тот вечер занимался его сын.

— Да, все сходится, — признала Таппенс. Помолчав, она спросила: — Ты собираешься сообщить все это полиции?

— Не знаю, станут ли они слушать.

— Станут, будьте уверены, — неожиданно произнес голос позади.

Обернувшись, Томми увидел инспектора Мэрриота, сидящего за соседним столиком. Перед ним лежало яйцо-пашот.

— Часто захожу сюда на ленч, — объяснил инспектор. — Как я сказал, мы с удовольствием вас выслушаем, фактически я уже выслушал. Должен вам сообщить, что мы были не вполне удовлетворены этой историей с компанией «Поркьюпайн» и подозревали Холлеби, но у нас не было доказательств. Они были слишком ловкими. Потом произошло убийство, которое, казалось, опровергало все наши подозрения. Но благодаря вам и вашей жене, сэр, мы устроим молодому Холлеби очную ставку с Дорис Эванс и посмотрим, узнает ли она его. Думаю, что узнает. Ваша идея насчет голубого пиджака была весьма изобретательной. Я позабочусь, чтобы заслуги блистательных сыщиков Бланта были признаны.

— Вы очень славный человек, инспектор, — с благодарностью промолвила Таппенс.

— Вы бы удивились, узнав, какого мы в Ярде высокого мнения о вас двоих, — отозвался достойный джентльмен. — Могу я спросить, сэр, что означает этот кусок бечевки?

— Ничего, — ответил Томми, пряча в карман упомянутый предмет. — Всего лишь дурная привычка. А что касается молока и ватрушки, то я на диете. Диспепсия на нервной почве. Бизнесмены всегда ей подвержены.

— Вот как? — Инспектор покачал головой. — А я подумал, что вы, возможно, читали… Ладно, это не имеет значения.

Но его глаза смеялись.

Глава 17 Дом затаившейся смерти

— Что… — начала Таппенс и сразу умолкла.

Она только что вошла в личный кабинет мистера Бланта из смежной комнаты с табличкой «Клерки» и была удивлена, застав своего супруга и повелителя приложившим глаз к потайному отверстию с видом на приемную.

— Ш-ш! — предупредил ее Томми. — Разве ты не слышала звонок? Это девушка, и довольно симпатичная, по-моему, она весьма недурна собой. Элберт сейчас заговаривает ей зубы обычным трепом о моей телефонной беседе со Скотленд-Ярдом.

— Дай-ка мне взглянуть, — потребовала Таппенс.

Томми неохотно отодвинулся, и Таппенс в свою очередь приложила глаз к отверстию.

— Действительно недурна, — признала она. — А ее одежда — последний крик моды.

— Она просто красавица, — не унимался Томми. — Похожа на девушек, о которых пишет Мейсон[130], — симпатичных, красивых и умных, но отнюдь не дерзких и не нахальных. Пожалуй, сегодня утром я сделаюсь великим Ано[131].

— Хм, — промолвила Таппенс. — Если существует сыщик, на которого ты совсем не похож, так это Ано. Разве ты можешь молниеносно перевоплощаться? Можешь в течение пяти минут стать великим комиком, мальчишкой из трущоб и серьезным, преисполненным сочувствия другом?

— Знаю, — отмахнулся Томми и резко постучал по столу. — Но не забывай, Таппенс, что на этом корабле командую я. И сейчас я намерен принять ее.

Он нажал кнопку на столе. Появился Элберт, введя клиентку.

Девушка нерешительно остановилась в дверях. Томми шагнул вперед.

— Входите и садитесь, мадемуазель, — вежливо пригласил Томми.

Таппенс, не сдержавшись, прыснула в кулак, и Томми повернулся к ней. Его манеры сразу же изменились.

— Вы что-то сказали, мисс Робинсон? — осведомился он угрожающим тоном. — Нет? Так я и думал.

Томми снова обратился к девушке:

— Обойдемся без лишних формальностей. Просто расскажите мне все, и мы обсудим, как лучше всего вам помочь.

— Вы очень любезны, — сказала девушка. — Простите, вы иностранец?

Таппенс снова издала сдавленный звук. Томми свирепо глянул на нее краем глаза.

— Не совсем, — признался он. — Но в последние годы я много работал за границей и усвоил методы Сюрте[132].

— О! — Казалось, эти слова произвели впечатление на девушку.

Она и в самом деле была очаровательной — высокая, стройная, с золотистыми прядями волос, выбивающимися из-под коричневой шляпки, и большими серьезными глазами.

То, что девушка нервничает, было видно сразу. Ее пальцы то сплетались, то щелкали замком лакированной сумочки.

— Меня зовут Лоис Харгривс, мистер Блант. Я живу в большом ветхом старомодном доме под названием «Тернли-Грейндж». Дом находится в сельской глуши, рядом только маленькая деревушка Тернли. Но зимой там хорошая охота, а летом мы играем в теннис, так что мне никогда не было одиноко. Я предпочитаю деревенскую жизнь городской. Но вы должны понимать, что в деревнях, вроде нашей, все происходящее выглядит крайне важным. Примерно неделю назад я получила по почте коробку шоколадных конфет. Внутри не было никаких указаний на то, кто ее прислал. Я не слишком люблю шоколад, но мои домочадцы его обожают, так что с конфетами быстро расправились. В результате каждый, кто их ел, почувствовал себя плохо. Мы послали за доктором, и после ряда вопросов о том, что еще ели заболевшие, он забрал конфеты и отдал их на анализ. Мистер Блант, в них оказался мышьяк! Не смертельная доза, но достаточная для серьезного отравления.

— Удивительно, — заметил Томми.

— Доктор Бертон был очень встревожен. Оказалось, что это уже третий подобный случай в наших краях. В каждом случае дело происходило в большом доме, обитатели которого заболевали, попробовав таинственных конфет. Было похоже, что какой-то местный слабоумный решил таким образом пошутить.

— Действительно похоже, мисс Харгривс.

— Доктор Бертон приписывает это социалистической агитации, что, по-моему, нелепо. Но в Тернли есть один-два недовольных, и казалось возможным, что они имеют к этому отношение. Доктор Бертон настаивал, чтобы я обратилась в полицию.

— Вполне естественное предложение, — одобрил Томми. — Но, полагаю, вы этого не сделали, мисс Харгривс?

— Нет, — призналась девушка. — Я опасалась шума и огласки, а кроме того… понимаете, я хорошо знаю нашего инспектора и не верю, что он способен что-нибудь выяснить. Я часто видела ваши объявления и сказала доктору Бертону, что лучше обратиться к частному детективу.

— Понятно.

— В объявлении гарантируется конфиденциальность. Это означает, что… ну, что вы не будете ничего разглашать без моего согласия?

Томми с любопытством на нее посмотрел, но его опередила Таппенс.

— Думаю, — спокойно сказала она, — будет лучше, если мисс Харгривс расскажет нам все.

— А вы не… — Девушка заколебалась.

— Все, что вы скажете, останется строго между нами.

— Благодарю вас. Я знаю, что должна быть с вами откровенной. У меня есть причина не обращаться в полицию. Мистер Блант, коробку конфет прислал кто-то из нашего дома!

— Откуда вы знаете, мадемуазель?

— Это очень просто. У меня привычка, когда я держу в руке карандаш, рисовать трех рыбок, цепляющихся друг за друга. Не так давно из лондонского магазина прислали шелковые чулки. Мы сидели за завтраком, я отмечала что-то карандашом в газете и машинально начала рисовать рыбку на наклейке пакета с чулками, прежде чем разрезать тесемку и вскрыть его. Больше я об этом не думала, но когда я обследовала бумагу, в которой прислали конфеты, то заметила уголок старой наклейки — большая часть была оторвана — с моим рисунком.

Томми придвинул ближе свой стул:

— Это уже серьезно. Похоже на то, что конфеты в самом деле прислал кто-то из ваших домочадцев. Однако прошу прощения, но я не понимаю, почему этот факт мешает вам обратиться в полицию.

Лоис Харгривс посмотрела ему в глаза:

— Я объясню вам, мистер Блант. Возможно, я предпочту замять это дело.

Томми снова отодвинулся.

— В таком случае, — сказал он, — нам все ясно. Вижу, мисс Харгривс, что вы не расположены сообщить мне, кого вы подозреваете.

— Я никого не подозреваю, но все возможно…

— Разумеется. Опишите подробно ваших домочадцев.

— Слуги, за исключением горничной, пробыли с нами много лет. Должна объяснить вам, мистер Блант, что я росла в доме моей богатой тети, леди Рэдклифф. Ее муж был очень состоятельным человеком и получил рыцарское звание. Он и купил «Тернли-Грейндж», но умер через два года после переезда туда, и тогда леди Рэдклифф послала за мной и оставила меня у себя. Я была ее единственной родственницей. В доме также проживал Деннис Рэдклифф, племянник ее мужа. Я всегда называла его кузеном, хотя, конечно, это не так. Тетя Люси открыто заявляла, что намерена оставить свои деньги Деннису, исключая небольшое содержание для меня. Она говорила, что это деньги Рэдклиффа и должны отойти к Рэдклиффу. Однако, когда Деннису было двадцать два года, тетя с ним поссорилась, по-моему, из-за каких-то его долгов. Когда через год она умерла, я с удивлением узнала, что все деньги завещаны мне. Я понимала, что это тяжелый удар для Денниса, и отдала бы ему деньги, если бы он их взял, но это оказалось невозможным. Тем не менее, когда мне исполнился двадцать один год, я составила завещание, оставив все ему. Это единственное, что я могла сделать. Так что, если я попаду под машину, деньги перейдут к Деннису.

— А могу я узнать, когда вам исполнился двадцать один год? — спросил Томми.

— Всего три недели назад.

— Хорошо. Итак, я снова попрошу вас описать ваших домочадцев.

— Слуг или… других?

— И тех, и этих.

— Как я уже говорила, слуги с нами давно. Это старая миссис Холлоуэй, кухарка, ее племянница Роуз, судомойка, две пожилые служанки и Ханна, личная служанка тети, которая всегда очень меня любила. Горничную зовут Эстер Куонт, она приятная, спокойная девушка. Что до остальных, то это мисс Логан, которая была компаньонкой тети Люси и ведет все хозяйство, капитан Рэдклифф — Деннис, о котором я вам говорила, и девушка по имени Мэри Чилкотт, моя старая школьная подруга, которая гостит у нас.

Томми немного подумал.

— Все выглядит совершенно ясным, мисс Харгривс, — заговорил он минуты через две. — Насколько я понимаю, у вас нет особых причин подозревать какое-то конкретное лицо? Вы просто боитесь, что это может оказаться… ну, не слуга?

— Вот именно, мистер Блант. Я понятия не имею, кто воспользовался оберточной бумагой. Адрес был написан печатными буквами.

— Кажется, остается только одно, — сказал Томми. — Я должен побывать на месте происшествия.

Девушка вопросительно посмотрела на него.

— Предлагаю, — продолжал Томми после очередной паузы, — чтобы вы предупредили домашних о приезде… ну, скажем, мистера и миссис ван Дьюзен — ваших американских друзей. Вы сможете сделать это вполне естественно?

— Да, это будет нетрудно. Когда вы приедете, завтра или послезавтра?

— Если не возражаете, завтра. Нельзя терять времени.

— Тогда все решено.

Девушка встала и протянула руку.

— Только, мисс Харгривс, никому ни слова о том, что мы не те, кем кажемся.

Проводив посетительницу, Томми вернулся в кабинет и спросил:

— Что ты об этом думаешь, Таппенс?

— Мне это не нравится, — решительно ответила Таппенс. — Особенно то, что в конфетах было так мало мышьяка.

— Что ты имеешь в виду?

— Неужели ты не понимаешь? Конфеты, которые присылали соседям, были только уловкой с целью создать впечатление, будто это работа местного маньяка. Отравись девушка по-настоящему, это тоже приписали бы ему. Если бы не чистая случайность, никто бы никогда не догадался, что конфеты прислал кто-то, живущий в доме.

— Ты права, это случайность. Думаешь, опасность грозит самой девушке?

— Боюсь, что да. Помню, я читала о завещании старой леди Рэдклифф. Ее племянница унаследовала кучу денег.

— Да, а три недели назад она достигла совершеннолетия и составила завещание. Для Денниса Рэдклиффа это выглядит скверно. Ему выгодна ее смерть.

Таппенс кивнула:

— Самое худшее, что Лоис сама так думает. Вот почему она не обратилась в полицию. Она уже его подозревает и, по-видимому, влюблена в него, раз ведет себя подобным образом.

— В таком случае, — задумчиво осведомился Томми, — почему он не женится на ней? Это было бы куда проще и безопаснее.

Таппенс уставилась на него.

— Здорово! — воскликнула она. — Высший класс! Обрати внимание, я уже готова к роли американки.

— Зачем совершать преступление, когда под рукой вполне законное средство?

Таппенс подумала пару минут.

— Поняла! — заявила она. — Должно быть, он женился на барменше, когда был в Оксфорде. Вот причина ссоры с тетей. Это объясняет все.

— Тогда почему бы не послать отравленные конфеты барменше? — возразил Томми. — Это было бы куда более практично. Я хотел бы, чтобы ты не делала столь поспешные выводы, Таппенс.

— Это дедукция, — с достоинством промолвила Таппенс. — Хотя это ваша первая коррида, друг мой, но, пробыв двадцать минут на арене…

Томми запустил в нее подушкой.

Глава 18 Дом затаившейся смерти (продолжение)

— Таппенс, подойди-ка сюда.

Это происходило на следующее утро во время завтрака. Таппенс поспешила из своей спальни в столовую. Томми ходил взад-вперед с раскрытой газетой в руке.

— В чем дело?

Повернувшись, Томми протянул ей газету и указал на заголовок:

Таппенс прочитала заметку. Загадочное отравление птомаином произошло в «Тернли-Грейндж». Погибли хозяйка дома, мисс Лоис Харгривс, и горничная Эстер Куонт. Капитан Рэдклифф и мисс Логан серьезно заболели. Причиной считали инжировый конфитюр, использованный для сандвичей, так как другая леди, мисс Чилкотт, которая не ела их, чувствует себя нормально.

— Мы должны немедленно ехать туда! — воскликнул Томми. — Бедная девушка! И почему я не поехал с ней вчера?

— Если бы ты так поступил, — отозвалась Таппенс, — то, возможно, тоже съел бы сандвич с инжиром и уже был бы мертв. Давай собираться. Кстати, здесь сказано, что Деннис Рэдклифф тоже серьезно пострадал.

— Вероятно, негодяй прикидывается.

Около полудня они прибыли в деревушку Тернли. Пожилая женщина с красными глазами открыла им дверь «Тернли-Грейндж».

— Я не репортер, — быстро сказал Томми, прежде чем она успела заговорить. — Мисс Харгривс приходила ко мне вчера и просила меня приехать сюда. Кого бы я мог повидать?

— Если хотите, можете поговорить с доктором Бертоном, он сейчас здесь, — с сомнением ответила женщина. — Или с мисс Чилкотт. Она занимается всеми приготовлениями.

Но Томми ухватился за первое предложение.

— Я бы хотел сразу же побеседовать с доктором Бертоном, — решительно заявил он.

Женщина проводила его в маленькую гостиную. Спустя пять минут дверь открылась и вошел высокий пожилой мужчина с сутулыми плечами и добрым, но печальным лицом.

— Доктор Бертон? — Томми протянул ему свою карточку. — Мисс Харгривс посетила меня вчера по поводу отравленных конфет. Я приехал расследовать это дело по ее просьбе, увы, слишком поздно.

Доктор внимательно посмотрел на него:

— Вы сам мистер Блант?

— Да. Это моя ассистентка, мисс Робинсон.

Доктор кивнул Таппенс.

— При данных обстоятельствах нет нужды в скрытности. Если бы не эпизод с конфетами, я бы приписал эти смерти тяжелому отравлению птомаином необычайно сильного действия, вызвавшим желудочно-кишечное воспаление и кровотечение. Я отдам инжировый конфитюр на анализ.

— Вы подозреваете отравление мышьяком?

— Нет. Яд, если только его действительно использовали, был более сильным и быстродействующим. Это больше похоже на какой-то мощный растительный токсин.

— Понятно. Вы вполне уверены, доктор Бертон, что капитан Рэдклифф страдает от той же формы отравления?

Доктор покачал головой:

— Капитан Рэдклифф уже не страдает ни от какой формы.

— Ага! — воскликнул Томми. — Так я и…

— Капитан Рэдклифф скончался в пять утра.

Томми был ошарашен. Доктор собрался уходить.

— А другая жертва, мисс Логан? — спросила Таппенс.

— У меня есть все основания надеяться, что мисс Логан поправится, раз она все еще жива. Очевидно, на пожилую женщину яд подействовал не столь эффективно. Я сообщу вам о результате анализа, мистер Блант. А тем временем мисс Чилкотт, я уверен, расскажет вам обо всем, что вы хотите знать.

В этот момент дверь открылась и вошла высокая девушка с загорелым лицом и спокойными голубыми глазами. Доктор Бертон представил их друг другу.

— Я рада, что вы приехали, мистер Блант, — сказала Мэри Чилкотт. — Все это слишком ужасно! У вас есть ко мне вопросы?

— Откуда взялся инжировый конфитюр?

— Это особый сорт, который доставляют из Лондона. Мы часто его покупаем. Никто не подозревал, что эта банка отличается от остальных. Лично мне не нравится вкус инжира, потому я и не пострадала. Не понимаю, каким образом отравился Деннис, он ведь ходил куда-то пить чай. Должно быть, съел сандвич, когда вернулся.

Томми почувствовал, как Таппенс сжала его руку.

— В котором часу вернулся капитан Рэдклифф? — спросил он.

— Право, не знаю. Но могу выяснить.

— Спасибо, мисс Чилкотт, это не имеет значения. Надеюсь, вы не возражаете, если я расспрошу слуг?

— Делайте что хотите, мистер Блант. Я почти потеряла способность соображать. А вы не думаете, что тут есть… ну, нечто подозрительное? — В ее глазах мелькнула тревога.

— Пока не знаю. Скоро мы это выясним.

— Да, полагаю, доктор Бертон отдаст конфитюр на анализ.

Извинившись, она отошла к окну поговорить с садовником.

— Займись служанками, Таппенс, — велел Томми, — а я поищу кухню. Возможно, мисс Чилкотт потеряла способность соображать, но по ней этого не скажешь.

Таппенс молча кивнула.

Супруги встретились через полчаса.

— Теперь поделимся результатами, — сказал Томми. — Сандвичи подали к чаю, и горничная съела один из них. Кухарка уверена, что Деннис Рэдклифф еще не возвращался, когда посуду убирали после чая. Странно. Каким же образом он отравился?

— Деннис вернулся без четверти семь, — сообщила Таппенс. — Служанка видела его из окна. Перед обедом он выпил коктейль в библиотеке. Служанка как раз убирала его стакан, но я успела забрать его, прежде чем она его вымыла. После этого он пожаловался на недомогание.

— Отлично, — сказал Томми. — Я передам этот стакан Бертону. Что-нибудь еще?

— Я бы хотела, чтобы ты поговорил с Ханной, служанкой. Она… какая-то странная.

— Что значит «странная»?

— Ну, выглядит как полоумная.

— Ладно, покажи мне ее.

Таппенс повела Томми наверх. У Ханны была своя маленькая гостиная. Служанка сидела на стуле с раскрытой Библией на коленях. Она даже не посмотрела на вошедших, продолжая читать вслух:

— «Да падут на них горящие угли; да будут они повержены в огонь, в пропасти, так, чтобы не встали»[133].

— Могу я поговорить с вами? — спросил Томми.

Ханна нетерпеливо отмахнулась:

— Сейчас не время. Близится час, говорю я. «Я преследую врагов моих, и настигаю их, и не возвращаюсь, доколе не истреблю их»[134]. Так сказано в Писании. Слово Божие дошло до меня. Я — бич Господень.

— Совсем рехнулась, — пробормотал Томми.

— Она уже давно так себя ведет, — шепнула Таппенс.

Томми подобрал раскрытую книгу, лежащую на столе переплетом вверх, посмотрел на название и сунул ее в карман.

Внезапно старуха поднялась и угрожающе посмотрела на них:

— Уходите отсюда. Время не ждет! Я — цеп Господень. Там, где он опускается, свистит ветер, уничтожая все. Да сгинут безбожники! Это дом зла, говорю я вам! Берегитесь гнева Господа, чьей служанкой я являюсь.

Она шагнула к ним со свирепым выражением лица, и Томми счел за благо удалиться. Закрывая дверь, он видел, как старуха снова взяла Библию.

— Интересно, всегда ли она была такой, — пробормотал Томми.

Он вытащил из кармана книгу, которую подобрал со стола.

— Посмотри-ка. Странное чтиво для невежественной служанки.

Таппенс взглянула на книгу.

— «Фармакология». — Она посмотрела на форзац. — Принадлежала Эдуарду Логану. Старая книга. Томми, не могли бы мы повидать мисс Логан? Доктор Бертон сказал, что ей лучше.

— Спросим у мисс Чилкотт?

— Нет. Давай найдем кого-нибудь из служанок и пошлем к мисс Логан.

Немного спустя им сообщили, что мисс Логан примет их.

Томми и Таппенс проводили в большую спальню, выходящую окнами на лужайку. В кровати лежала старая леди с седыми волосами, тонкие черты ее лица были искажены болью.

— Мне было очень плохо, — произнесла она слабым голосом. — Я не могу много говорить, но Эллен сказала, что вы детективы. Значит, Лоис приходила с вами посоветоваться? Она собиралась это сделать.

— Да, мисс Логан, — ответил Томми. — Мы не хотим вас утомлять, но, возможно, вы сумеете ответить на несколько вопросов. Как по-вашему, служанка Ханна вполне в своем уме?

Мисс Логан посмотрела на них с явным удивлением:

— Конечно. Она очень религиозна, но с ней все в порядке.

Томми протянул ей книгу:

— Это ваша, мисс Логан?

— Да. Это одна из книг моего отца. Он был великим врачом, одним из пионеров лечения сыворотками. — В голосе старой леди звучала гордость.

— Имя показалось мне знакомым, — солгал Томми. — Вы давали эту книгу Ханне?

— Ханне? — Мисс Логан приподнялась в постели с возмущенным видом. — Разумеется, нет. Она бы не поняла в ней ни слова. Книга рассчитана на профессионалов.

— Понимаю. Тем не менее я нашел ее в комнате Ханны.

— Безобразие! — заявила мисс Логан. — Я не позволяю слугам брать мои вещи.

— Где должна была находиться книга?

— На полке в моей гостиной… хотя нет, я дала ее Мэри. Милая девочка интересуется травами и проделала с ними пару экспериментов в моей кухне. У меня есть своя кухонька, где я готовлю настойки и консервы по-старомодному. Дорогая Люси, леди Рэдклифф, уверяла, что мой чай из пижмы чудесно помогает от простуды. Бедняжка Люси постоянно простужалась, как и Деннис. Его отец был моим двоюродным братом.

Томми прервал эти воспоминания:

— Кто-нибудь пользуется вашей кухней, кроме вас и мисс Чилкотт?

— Ханна там убирает и кипятит чайник для утреннего чая.

— Благодарю вас, мисс Логан, — сказал Томми. — Пока что у меня больше нет к вам вопросов. Надеюсь, мы не слишком вас утомили.

Он вышел из комнаты и спустился вниз, нахмурив брови.

— Здесь есть кое-что, мой дорогой мистер Рикардо, чего я не понимаю.

Таппенс поежилась:

— Ненавижу этот дом. Давай пройдемся и постараемся все обдумать.

Томми согласился. Сначала они отнесли стакан из-под коктейля в дом доктора, а потом отправились на прогулку, обсуждая дело.

— Иногда бывает легче прикидываться дураком, — сказал Томми. — В стиле Ано. Полагаю, некоторым кажется, что меня все это не волнует. Но это не так, волнует, и даже очень. Я чувствую, что мы должны были каким-то образом это предотвратить.

— По-моему, все глупости, — отозвалась Таппенс. — Разве мы советовали Лоис Харгривс не обращаться в Скотленд-Ярд? Ничто не мешало ей привлечь к делу полицию. Если бы она не пришла к нам, то вовсе бы ничего не сделала.

— И результат был бы тот же. Да, ты права, Таппенс. Глупо упрекать себя в том, чему ты не мог помешать. Но теперь я хотел бы не ударить в грязь лицом.

— А это будет не так легко.

— Похоже на то. Возможностей много, но все они выглядят абсолютно невероятными. Предположим, Деннис Рэдклифф отравил сандвичи, зная, что будет отсутствовать во время чая. Все вроде бы сходится.

— Да, — сказала Таппенс, — но ведь он тоже отравился, и это вроде бы освобождает его от подозрений. К тому же мы не должны забывать о Ханне.

— О Ханне?

— Одержимые религиозной манией способны на самые дикие поступки.

— А в том, что она ею одержима, сомневаться не приходится, — согласился Томми. — Нужно сказать об этом доктору Бертону.

— Должно быть, это развилось у нее внезапно, — заметила Таппенс. — Если верить словам мисс Логан.

— Кажется, религиозная мания протекает именно так, — промолвил Томми. — Сначала человек годами поет псалмы в своей спальне, а потом неожиданно его охватывает страсть к насилию.

— Против Ханны улик больше, чем против кого-либо из остальных, — задумчиво сказала Таппенс. — И все же у меня есть идея…

Она умолкла.

— Да? — подбодрил ее Томми.

— Даже не идея, полагаю, это всего лишь предубеждение.

— Предубеждение против кого-то?

Таппенс кивнула:

— Томми, тебе нравится Мэри Чилкотт?

Томми задумался:

— Пожалуй, да. Она кажется мне чересчур спокойно-деловитой, но вполне надежной.

— А ты не считаешь странным, что она почти не выглядит расстроенной?

— Ну, в каком-то смысле это говорит в ее пользу. Я имею в виду, что если бы она была виновной, то притворялась бы убитой горем.

— По-видимому, да, — кивнула Таппенс. — К тому же у нее вроде бы нет никаких мотивов. Какая ей польза от этих смертей?

— А кто-нибудь из слуг не может быть в этом замешан?

— Маловероятно. Они производят впечатление надежных и преданных. Интересно, как выглядела горничная Эстер Куонт?

— По-твоему, если она была молодой и хорошенькой, то могла иметь к этому отношение?

— Вот именно. — Таппенс вздохнула. — Пока ситуация не внушает оптимизма.

— Надеюсь, полиция во всем разберется, — сказал Томми.

— Возможно. Но я бы хотела, чтобы это сделали мы. Кстати, ты обратил внимание на маленькие красные точки на руке мисс Логан?

— Едва ли. А что такое?

— Они похожи на следы от шприца, — объяснила Таппенс.

— Возможно, доктор Бертон делал ей какие-то инъекции.

— Да, но не около сорока штук.

— Пристрастие к кокаину? — с надеждой предположил Томми.

— Я подумала об этом, — отозвалась Таппенс, — но у нее нормальные зрачки. Привычку к кокаину или морфию всегда можно обнаружить по зрачкам. Кроме того, эта старая леди не похожа на наркоманку.

— Респектабельная и богобоязненная, — согласился Томми.

— Все так трудно, — пожаловалась Таппенс. — Сколько мы с тобой ни говорили, а к разгадке не приблизились ни на шаг. Не забудь зайти к доктору по дороге домой.

Дверь дома доктора Бертона открыл долговязый паренек лет пятнадцати.

— Мистер Блант? — спросил он. — Доктор вышел, но оставил для вас записку.

Томми быстро развернул и прочитал ее.

«Дорогой мистер Блант! Есть причины полагать, что в качестве яда использовали рицин — мощный токсический белок растительного происхождения. Пожалуйста, пока сохраните это в тайне».

Томми уронил записку, но сразу же ее подобрал.

— Рицин, — пробормотал он. — Ты что-нибудь о нем знаешь, Таппенс? Ведь ты подкована в таких вещах.

— Кажется, — задумчиво ответила Таппенс, — его добывают из касторового масла.

— Всегда терпеть не мог касторку, — поморщился Томми.

— Касторка тут ни при чем. Рицин получают из тех же семян, что и касторовое масло. По-моему, утром я видела эти растения в саду — высокие, с блестящими листьями.

— Ты имеешь в виду, что кто-то добыл этот яд прямо здесь? Может быть, Ханна?

Таппенс покачала головой:

— Маловероятно. Ей бы не хватило знаний.

— Книга! — внезапно воскликнул Томми. — Кажется, она все еще у меня в кармане. Да. — Он вытащил ее и стал энергично листать. — Так я и думал! Вот страница, на которой она была открыта сегодня утром. Видишь, Таппенс? Рицин!

Таппенс выхватила у него книгу.

— Можешь разобраться, где тут голова, а где хвост? — осведомился Томми. — Лично я — нет.

— А мне все кажется достаточно ясным. — Таппенс читала на ходу, опираясь на руку Томми.

Вскоре она захлопнула книгу. Они приближались к дому.

— Предоставь это мне, Томми. На сей раз я — бык, пробывший на арене более двадцати минут.

Томми кивнул.

— Командуй кораблем, Таппенс, — серьезно сказал он. — Мы должны добраться до истины.

— Прежде всего, — заявила Таппенс, когда они вошли в дом, — мне нужно задать мисс Логан еще один вопрос.

Она побежала наверх. Томми последовал за ней. Таппенс постучала в дверь комнаты старой леди и вошла.

— Это снова вы, дорогая? — спросила мисс Логан. — По-моему, вы слишком молодая и хорошенькая, чтобы быть детективом. Выяснили что-нибудь?

— Да, — ответила Таппенс.

Мисс Логан вопросительно посмотрела на нее.

— Не знаю, насколько я хорошенькая, — продолжала Таппенс, — но, будучи молодой, я во время войны работала в госпитале и немного разбираюсь в лечении сыворотками. В частности, мне известно, что если вводить рицин подкожно в малых дозах, то вырабатывается иммунитет, в организме формируется антирицин. Этот факт послужил основой для сыворотной терапии. Вы знали это, мисс Логан, и некоторое время вводили себе рицин, чтобы потом могли спокойно принять яд вместе с остальными. Вы помогали вашему отцу в его работе и все знали о рицине и о том, как его добывают из семян. Вы специально выбрали день, когда Деннис Рэдклифф отсутствовал во время чая. Он не должен был умереть раньше Лоис Харгривс. Так как она умерла первой, он наследует ее деньги, а после его смерти они переходят к вам — его ближайшей родственнице. Помните, вы говорили нам утром, что его отец был вашим двоюродным братом.

Старая леди злобно уставилась на Таппенс.

Внезапно в комнату ворвалась Ханна, бешено размахивая горящим факелом.

— Вы изрекли истину! Вот где таилось зло! Я видела, как она читала книгу и улыбалась, нашла страницу, и, хотя ничего не поняла, глас Божий обратился ко мне. Она всегда ненавидела мою старую хозяйку и завидовала ей. Она ненавидела и мою дорогую мисс Лоис. Но зло будет уничтожено — пламя Господне поглотит его!

Ханна подскочила к кровати, продолжая размахивать факелом.

— Уберите ее! — закричала старая леди. — Все это правда, только уберите ее отсюда!

Таппенс бросилась к Ханне, но та успела поджечь полог кровати, прежде чем Таппенс вырвала у нее факел и наступила на него. Томми вбежал в комнату, сорвал полог и сбил огонь ковром. Потом он устремился на помощь Таппенс, они уже справились с Ханной, когда в спальню вошел доктор Бертон.

Нескольких слов оказалось достаточным, чтобы ввести его в курс дела.

Доктор поспешил к кровати, взял руку мисс Логан, но почти сразу отпустил ее.

— Шок оказался слишком сильным. Она мертва. Возможно, учитывая обстоятельства, это к лучшему. — Помолчав, он добавил: — Рицин был и в стакане с коктейлем.

— Это действительно наилучший выход, — сказал Томми, когда они вышли, оставив Ханну на попечение доктора. — Таппенс, ты была просто чудесна!

— Только вот Ано тут было почти нечего делать, — отозвалась Таппенс.

— Дело оказалось слишком серьезным, чтобы ломать комедию. Я все еще не могу думать об этой девушке. Но вся слава принадлежит тебе. Воспользуюсь знакомой цитатой: «Великое преимущество быть умным и не выглядеть таковым».

— Скотина ты, Томми, — сказала Таппенс.

Глава 19 Железное алиби

Томми и Таппенс были заняты разбором корреспонденции. Внезапно Таппенс издала возглас и передала письмо Томми.

— Новый клиент, — сообщила она.

— Ха! — воскликнул Томми. — Какие выводы мы можем сделать из этого письма, Ватсон? Пожалуй, никаких, кроме того факта, что мистер… э-э… Монтгомери Джоунс не в ладах с грамотой, и это доказывает, что он получил дорогое образование.

— Монтгомери Джоунс? — переспросила Таппенс. — Почему мне знакомо это имя? Ах да, кажется, его упоминала Жанетт Сент-Винсент. Его мать, леди Айлин Монтгомери, сварливая приверженка высокой церкви[135], вся в золотых крестах и тому подобном, вышла замуж всего лишь за мистера Джоунса, который, однако, невероятно богат.

— Все та же старая история, — сказал Томми. — Давай-ка посмотрим, в какое время этот мистер Монтгомери Джоунс желает нас повидать. Ага, в половине двенадцатого.

Ровно в одиннадцать тридцать очень высокий молодой человек, дружелюбно улыбаясь, вошел в приемную и обратился к Элберту:

— Послушайте… могу я видеть мистера… э-э… Бланта?

— Вам назначена встреча, сэр? — спросил Элберт.

— Не знаю. Наверно, да. Я имею в виду, что написал письмо…

— Ваше имя, сэр?

— Мистер Монтгомери Джоунс.

— Я передам мистеру Бланту.

Вскоре он вернулся.

— Пожалуйста, подождите несколько минут, сэр. Мистер Блант занят очень важным телефонным разговором.

— О… да… конечно, — сказал мистер Монтгомери Джоунс.

Решив, что на клиента произведено достаточное впечатление, Томми нажал кнопку на столе, и Элберт проводил мистера Монтгомери Джоунса в кабинет.

Томми поднялся ему навстречу и, пожав руку, указал на свободный стул.

— Итак, мистер Монтгомери Джоунс, — осведомился он, — чем мы можем вам помочь?

Мистер Монтгомери Джоунс бросил неуверенный взгляд на присутствующее в кабинете третье лицо.

— Мой доверенный секретарь, мисс Робинсон, — представил Томми. — При ней вы можете говорить абсолютно свободно. Насколько я понимаю, речь идет о семейном деле деликатного свойства?

— Ну… не совсем, — ответил мистер Монтгомери Джоунс.

— Вы меня удивляете, — сказал Томми. — Надеюсь, у вас лично нет неприятностей?

— В общем, нет.

— Тогда вы, может быть, изложите факты? — предложил Томми.

Однако казалось, что именно это мистер Монтгомери Джоунс сделать не в состоянии.

— Я вынужден обратиться к вам по чертовски странному поводу, — неуверенно заговорил он. — Даже не знаю, как начать…

— Мы не занимаемся бракоразводными делами, — предупредил Томми.

— Господи, я совсем не то имел в виду. Просто речь идет о глупой шутке.

— Кто-то подшутил над вами таинственным образом? — предположил Томми.

Но мистер Монтгомери Джоунс снова покачал головой.

— Ну, — заявил Томми, — тогда давайте послушаем, что вы нам сообщите.

Последовала пауза.

— Понимаете, — сказал наконец мистер Джоунс, — это произошло за обедом. Я сидел рядом с девушкой…

— Да? — ободряюще произнес Томми.

— Она… ну, я не могу ее описать, но это одна из самых бесстрашных и азартных девушек, каких я когда-либо встречал. Она австралийка, приехала в Англию с другой девушкой и делит с ней квартиру на Кларджес-стрит. Просто описать не могу, какое впечатление она на меня произвела.

— Мы хорошо это представляем, мистер Джоунс, — сказала Таппенс.

Она понимала, что справиться с бедами мистера Монтгомери Джоунса способно женское сочувствие, а никак не деловитые методы мистера Бланта.

— Для меня было полной неожиданностью, — продолжал мистер Джоунс, — что девушка способна так ошеломить. Там была еще одна девушка, даже две. Одна довольно хорошенькая, но мне не слишком нравится ее подбородок. Правда, танцует она чудесно, да и знаю я ее всю жизнь, в таких случаях парень чувствует себя в безопасности. А другая — из «Фриволити». Жутко забавная, но мамаша подняла бы жуткий скандал, если что, да и вообще я не собирался жениться ни на одной из них. Я просто думал о своем, когда оказался рядом с той девушкой… Ну как гром с ясного неба…

— Весь мир сразу изменился, — сочувственно подсказала Таппенс.

Томми нетерпеливо ерзал на стуле. Повествование о любовных делах мистера Монтгомери Джоунса ему порядком наскучило.

— Вот-вот, — обрадовался мистер Джоунс. — Вы попали в самую точку. Только я ей вряд ли пришелся по вкусу. Вы, может быть, не заметили, но я не слишком-то умен.

— Не стоит быть излишне скромным, — заметила Таппенс.

— О, я отлично понимаю, что не подхожу такой чудесной девушке, — с обезоруживающей улыбкой продолжал мистер Джоунс. — Вот почему я чувствую, что должен что-то предпринять. Это мой единственный шанс. Она настоящая спортсменка, никогда не откажется от своего слова.

— Мы искренне желаем вам удачи, — сказала Таппенс. — Но я не понимаю, что вы хотите от нас.

— Боже мой! — воскликнул мистер Джоунс. — Разве я не объяснил?

— Нет, — покачала головой Таппенс, — не объяснили.

— Ну, мы говорили о детективных историях. Уна, ее так зовут, увлекается ими не меньше меня. В частности, мы обсуждали одну из них, где все зависело от алиби. Потом мы стали говорить о том, можно ли сфабриковать алиби, и я сказал… нет, кажется, это она…

— Не важно, кто из вас это сказал, — перебила Таппенс.

— Так вот, я сказал, что это чертовски трудно. Она не согласилась, заявила, что нужно только поработать мозгами. Мы разгорячились, и тогда Уна сказала: «Предлагаю пари. На что поспорим, что я смогу сфабриковать алиби, которое никому не удастся опровергнуть?» — «На что угодно», — ответил я. Уна была уверена в себе. «Для меня это пустяк», — заявила она. «А предположим, ты проиграешь и я потребую от тебя выполнить мое желание?» Но Уна засмеялась и сказала, что происходит из семьи игроков, поэтому умеет проигрывать.

— Ну? — произнесла Таппенс, когда мистер Джоунс сделал паузу и умоляюще посмотрел на нее.

— Неужели вы не понимаете? Это мой единственный шанс заставить такую девушку обратить на меня внимание. Вы не представляете, какая она азартная. Прошлым летом Уна каталась на лодке, и кто-то поспорил, что она не сможет прыгнуть в воду и доплыть до берега в одежде. Думаете, Уна этого не сделала? Как бы не так!

— Весьма странная просьба, — заметил Томми. — Не уверен, что я правильно ее понял.

— Все очень просто, — сказал Монтгомери Джоунс. — Должно быть, вы все время этим занимаетесь — расследуете фальшивые алиби и находите, где у них изъян.

— Да, разумеется, — согласился Томми. — Мы часто выполняем такую работу.

— Кто-то должен выполнить ее для меня, — настаивал Джоунс. — Я сам не подхожу для таких занятий. Вам нужно только разоблачить ее. Наверно, для вас это выглядит бесполезным делом, но для меня оно значит очень многое, и я готов оплатить… э-э… все необходимые расходы.

— Тогда все в порядке, — сказала Таппенс. — Я уверена, что мистер Блант выполнит ваше поручение.

— Разумеется, — кивнул Томми. — Тем более что оно внесет разнообразие в нашу рутинную работу.

Мистер Монтгомери Джоунс облегченно вздохнул, вытащил из кармана бумаги и выбрал одну.

— Вот. — Он прочитал текст: — «Посылаю тебе доказательство того, что я была в двух разных местах в одно и то же время. Согласно одной версии, я в одиночестве обедала в ресторане „Бон тан“ в Сохо, ходила в театр „Дьюкс“ и ужинала с другом, мистером Ле Маршаном, в „Савое“, а согласно другой — ночевала в отеле „Касл“ в Торки и вернулась в Лондон на следующее утро. Ты должен выяснить, какая из двух версий правильная и как я сфабриковала другую». Теперь вам ясно, что я от вас хочу.

— Весьма необычная маленькая проблема, — пробормотал Томми.

— А вот фотография Уны, — добавил мистер Джоунс. — Вам она понадобится.

— Как полное имя этой леди? — осведомился Томми.

— Мисс Уна Дрейк. А ее адрес: Кларджес-стрит, 180.

— Благодарю вас, — сказал Томми. — Хорошо, мы займемся этим делом, мистер Монтгомери Джоунс. Надеюсь, вскоре сможем сообщить вам хорошие новости.

— Я вам бесконечно признателен! — Мистер Джоунс поднялся и стиснул руку Томми. — У меня камень с души свалился.

Проводив клиента, Томми вернулся в кабинет. Таппенс уже рылась в шкафу с библиотекой классиков детективного жанра.

— Инспектор Френч[136], — заявила она.

— Что-что? — переспросил Томми.

— Инспектор Френч, — повторила Таппенс. — Он всегда занимается алиби. Я знаю процедуру. Нам следует проверить все факты. Сначала все будет казаться неопровержимым, но при внимательном рассмотрении мы обнаружим погрешность.

— Это не должно составить особого труда, — согласился Томми. — Я имею в виду, если знаешь с самого начала, что одно алиби фальшивое. Это меня и беспокоит.

— Не вижу причин для беспокойства.

— Я беспокоюсь о девушке, — объяснил Томми. — Возможно, ей придется выйти замуж за этого молодого человека, хочет она того или нет.

— Не будь таким дурачком, милый, — улыбнулась Таппенс. — Женщины никогда не бывают такими азартными игроками, какими кажутся. Если бы девушка уже не была готова выйти за этого симпатичного, но довольно пустоголового молодого человека, она бы никогда не согласилась на такое пари. Но поверь мне, Томми, она выйдет за него с куда большим энтузиазмом и уважением, если он выиграет, нежели если ей придется как-нибудь облегчить ему эту задачу.

— Ты думаешь, что все знаешь, — усмехнулся ее супруг.

— Так оно и есть.

— Ну, давай изучим наши данные. — Томми придвинул к себе бумаги. — Во-первых, фотография. Хм, симпатичная девушка, и снимок достаточно четкий. Ее будет легко узнать.

— Нам понадобятся фотографии еще нескольких девушек, — заметила Таппенс.

— Почему?

— Так бывает всегда. Ты показываешь официантам четыре или пять, и они выбирают нужную.

— Думаешь, они всегда так делают? — усомнился Томми. — Я имею в виду, выбирают нужную?

— Во всяком случае, в книгах, — ответила Таппенс.

— Жаль, что жизнь так не похожа на книги, — вздохнул Томми. — Ну, что еще мы имеем? Да, это лондонский вариант. Обедала в «Бон тан» в половине восьмого. Ходила в театр «Дьюкс» и смотрела «Голубые дельфиниумы». Прилагается корешок билета. Ужинала в «Савое» с мистером Ле Маршаном. Полагаю, мы можем с ним побеседовать.

— Это ничего нам не даст, — возразила Таппенс, — так как если он ей помогает, то, естественно, не станет ее выдавать. Мы не можем доверять ни одному его слову.

— А вот вариант Торки, — продолжал Томми. — Уехала туда двенадцатичасовым поездом из Паддингтона, ходила на ленч в вагон-ресторан (прилагается оплаченный счет), остановилась в отеле «Касл» на одну ночь. Еще один счет.

— Думаю, первая версия — ложная, — сказала Таппенс. — Для того чтобы купить театральный билет, необязательно ходить в театр. Девушка просто поехала в Торки.

— Если так, то это упрощает дело, — отозвался Томми. — Думаю, нам все-таки следует поговорить с мистером Ле Маршаном.

Мистер Ле Маршан оказался жизнерадостным молодым человеком, не обнаружившим особого удивления при виде Томми и Таппенс.

— Уна затеяла очередную игру, не так ли? — осведомился он. — Никогда не знаешь, что еще выкинет эта малышка.

— Насколько я понимаю, мистер Ле Маршан, — спросил Томми, — мисс Дрейк ужинала с вами в «Савое» вечером в прошлый вторник?

— Верно, — ответил мистер Ле Маршан. — Я знаю, что это был вторник, потому что Уна все время это подчеркивала и даже заставила меня записать в книжечке.

Он не без гордости продемонстрировал запись карандашом: «Вторник 19-е. Ужинал с Уной в „Савое“.»

— А вы не знаете, где до того была мисс Дрейк в тот вечер?

— Ходила на какую-то паршивую пьесу под названием «Розовые пионы» или что-то в этом роде. По ее словам, полная дребедень.

— Вы абсолютно уверены, что мисс Дрейк была с вами в тот вечер?

Мистер Ле Маршан уставился на него:

— Конечно, уверен, раз я вам это сказал.

— Возможно, она попросила вас это сделать, — предположила Таппенс.

— Ну, вообще-то Уна сказала кое-что чертовски странное. «Ты думаешь, Джимми, что ужинаешь здесь со мной, но на самом деле я ужинаю в Девоншире за двести миль отсюда». Чудно, правда? Вроде этих историй про астральные тела. Самое забавное то, что мой приятель Дики Рис заявляет, будто видел ее там.

— Кто такой этот Дики Рис?

— Просто мой друг. Гостил у тети в Торки. Старушка все собирается помереть, но ничего у нее не получается. Вот Дики и торчал там, изображая любящего племянника. «На днях я видел эту австралийскую девушку, Уну или как там ее, — сказал он. — Хотел подойти и поболтать с ней, но тетя потащила меня к очередной развалине в инвалидном кресле». — «Когда это было?» — спросил я, а он ответил: «Во вторник, во время чая». Конечно, я объяснил ему, что он ошибся, но все-таки это странно, не так ли? Особенно учитывая, что Уна говорила в тот вечер насчет Девоншира.

— Очень странно, — подтвердил Томми. — Скажите, мистер Ле Маршан, кто-нибудь из знакомых ужинал в тот вечер в «Савое»?

— Да, за соседним столиком как раз сидели Оглендеры.

— Они знают мисс Дрейк?

— Да, хотя близкими друзьями их не назовешь.

— Ну, если вы больше ничего не можете нам сообщить, мистер Ле Маршан, позвольте пожелать вам всего наилучшего.

— Либо этот парень — удивительно талантливый лжец, — сказал Томми, когда они вышли на улицу, — либо он говорит правду.

— Да, — кивнула Таппенс. — Я изменила свое мнение. Теперь я чувствую, что Уна Дрейк ужинала в «Савое» тем вечером.

— Ну а мы сейчас отправимся в «Бон тан», — заявил Томми. — Проголодавшимся сыщикам пора подкрепиться. Только давай сначала обзаведемся несколькими фотографиями девушек.

Но это оказалось труднее, чем можно было ожидать. Зайдя в фотоателье и попросив снимки девушек, они получили в ответ холодную отповедь.

— Почему то, что так легко и просто в книгах, оказывается таким сложным в жизни? — жаловалась Таппенс. — Они смотрели на нас с таким подозрением. Интересно, что, по их мнению, мы собирались делать с этими фотографиями? Лучше устроим рейд на квартиру Джейн.

Подруга Таппенс, Джейн, проявила большую сговорчивость, разрешив Таппенс порыться в ящике стола и выбрать четыре снимка бывших подруг, которые спешно убрали с глаз долой, из сердца вон.

Вооруженные этим созвездием женской красоты, Томми и Таппенс проследовали в «Бон тан», где их ожидали новые трудности и куда большие расходы. Томми пришлось отлавливать каждого официанта по очереди, давать ему чаевые, а потом демонстрировать фотографии. Результат был неудовлетворительным. По меньшей мере на трех снимках официанты опознали девушек, обедавших здесь в прошлый вторник. Они вернулись в офис, где Таппенс погрузилась в изучение железнодорожного справочника.

— Поезд, отходящий из Паддингтона в двенадцать, прибывает в Торки в три тридцать пять. А друг Ле Маршана, мистер Саго, Тапиока или как бишь его, видел там мисс Дрейк приблизительно во время чая.

— Помни, что мы не проверили его заявление, — сказал Томми. — Если, как ты говорила раньше, Ле Маршан друг Уны Дрейк, то он мог выдумать эту историю.

— Хорошо, давай разыщем этого мистера Риса, — согласилась Таппенс. — Но у меня предчувствие, что мистер Ле Маршан говорил правду. Нет, я имею в виду другое. Уна Дрейк выезжает из Лондона двенадцатичасовым поездом, возможно, снимает номер в отеле и распаковывает вещи, а потом возвращается поездом в Лондон, чтобы успеть попасть на ужин в «Савой». Поезд, отходящий из Торки в шестнадцать сорок, прибывает в Паддингтон в двадцать один десять.

— А дальше? — осведомился Томми.

— А дальше, — нахмурилась Таппенс, — все куда сложнее. В полночь из Паддингтона отходит еще один поезд, но это слишком рано, она вряд ли на него бы успела.

— Скоростной автомобиль? — предположил Томми.

— Хм! — Таппенс задумалась. — Все-таки целых двести миль…

— Я всегда слышал, что австралийцы — жуткие лихачи.

— Полагаю, это возможно, — согласилась Таппенс. — Тогда бы она вернулась в Торки около семи утра.

— И пробралась в свою кровать в отеле «Касл», никем не замеченная? Или объяснила по прибытии, что отсутствовала всю ночь, и попросила счет?

— Томми, мы с тобой полные идиоты! — внезапно воскликнула Таппенс. — Ей вовсе незачем было возвращаться в Торки. Достаточно было только послать какого-нибудь друга в отель, чтобы он забрал ее багаж и оплатил счет. Тогда она получила бы оплаченный счет с нужной датой.

— Гипотеза выглядит солидно, — признал Томми. — Теперь мы должны отправиться завтра в Торки двенадцатичасовым поездом и проверить наши блестящие выводы.

Прихватив с собой портфель с фотографиями, Томми и Таппенс на следующий день оказались в вагоне первого класса, зарезервировав места в ресторане на второй ленч.

— Едва ли сегодня работают те же официанты, — сказал Томми. — Это было бы слишком большой удачей. Боюсь, нам придется несколько дней ездить в Торки и обратно, пока мы не наткнемся на ту же смену.

— Проверка алиби — нелегкое дело, — отозвалась Таппенс. — В книгах это занимает два-три абзаца. Инспектор такой-то садится в поезд до Торки, расспрашивает официантов в вагоне-ресторане, и на этом все кончается.

Однако на сей раз молодой паре повезло. Официант, принесший им счет за ленч, как раз работал в прошлый вторник. Томми привел в действие метод, именуемый им «десятишиллинговым», и Таппенс продемонстрировала фотографии.

— Я хотел бы знать, — сказал Томми, — была ли одна из этих леди здесь на ленче в прошлый вторник.

В манере, достойной лучших образцов детективного жанра, официант сразу же указал на фотографию Уны Дрейк.

— Да, сэр, я помню эту леди и помню, что это было во вторник, так как она сама привлекла к этому внимание, сказав, что вторник для нее самый удачный день.

— Пока все идет хорошо, — заметила Таппенс, когда они вернулись в свое купе. — Возможно, мы также узнаем, что мисс Дрейк сняла номер в отеле. Куда труднее будет доказать, что она в тот же день вернулась в Лондон, но, может быть, ее вспомнит кто-нибудь из носильщиков на станции.

Однако там удача им изменила. Пройдя по платформе, Томми задавал вопросы билетному контролеру и носильщикам. Получив полкроны в качестве вознаграждения за беспокойство, двое носильщиков смутно припомнили, что девушка, похожая на одну из изображенных на фотографиях, уехала в тот день в Лондон поездом в шестнадцать сорок. К сожалению, это была фотография не Уны Дрейк.

— Но это ничего не доказывает, — заявила Таппенс, когда они покинули станцию. — Возможно, она ехала этим поездом и ее никто не заметил.

— Она могла уехать с другой станции, например из Торра.

— Весьма вероятно, — согласилась Таппенс, — но мы займемся этим после того, как побываем в отеле.

Отель «Касл» был большим зданием, обращенным фасадом к морю. Сняв комнату на ночь и расписавшись в книге, Томми вежливо осведомился:

— Кажется, в прошлый вторник у вас останавливалась наша приятельница, мисс Уна Дрейк?

Девушка за столиком очаровательно улыбнулась:

— Да, я хорошо ее помню. Кажется, австралийская молодая леди.

По знаку Томми Таппенс предъявила фотографию.

— Хороший снимок, не так ли? — сказала она.

— Да, отличный, — согласилась девушка.

— Мисс Дрейк долго здесь оставалась? — спросил Томми.

— Только одну ночь. Следующим утром она уехала экспрессом в Лондон. Кажется странным тащиться на одну ночь в такую даль, но австралийские леди, очевидно, привыкли к путешествиям.

— Мисс Дрейк всегда обожала приключения, — сказал Томми. — Это не здесь она пошла обедать к друзьям, потом поехала куда-то в их машине, угодила в кювет и не смогла вернуться до утра?

— Нет, — ответила девушка. — Мисс Дрейк обедала в отеле.

— Вы в этом уверены? Я имею в виду, откуда вы знаете?

— Я видела ее.

— Я спрашиваю, так как думал, что она обедала у каких-то друзей в Торки, — объяснил Томми.

— Нет, сэр, она обедала здесь. — Девушка улыбнулась и слегка покраснела. — Помню, на ней было такое хорошенькое платьице: из шифона и все в анютиных глазках.

— Это решает дело, Таппенс, — сказал Томми, когда их проводили наверх в номер.

— Похоже на то, — кивнула Таппенс. — Конечно, девушка могла ошибиться. Спросим за обедом официанта. В это время года здесь не так много народу.

На сей раз атаку начала Таппенс.

— Не могли бы вы сказать, была ли здесь в прошлый вторник моя подруга? — с улыбкой спросила она у официанта. — Ее зовут мисс Дрейк, кажется, на ней было платье с анютиными глазками. — Таппенс показала фотографию. — Вот эта леди.

Официант улыбнулся в ответ:

— Да-да, я хорошо помню мисс Дрейк. Она говорила мне, что приехала из Австралии.

— Мисс Дрейк здесь обедала?

— Да, в прошлый вторник. Она спросила, куда в городе можно сходить.

— И что вы ей ответили?

— Предложил ей театр «Павильон», но она в конце концов решила остаться здесь и послушать наш оркестр.

— Черт! — пробормотал Томми себе под нос.

— Вы не помните, когда она обедала? — спросила Таппенс.

— Она пришла довольно поздно, должно быть, около восьми.

— Проклятие! — воскликнула Таппенс, выйдя вместе с Томми из ресторана. — Версия разваливается! А поначалу все так отлично складывалось.

— Ну, нам следовало предвидеть, что так будет не всегда.

— А есть поезд, которым она могла уехать после обеда?

— Нет такого поезда, которым она могла бы прибыть в Лондон так, чтобы успеть в «Савой».

— Ну, — заявила Таппенс, — осталась последняя надежда — горничная. Номер Уны Дрейк был на том же этаже, что и наш.

Горничная охотно делилась информацией. Да, она хорошо помнит молодую леди. Это ее фотография. Приятная леди, веселая и поболтать не прочь. Много рассказывала ей про Австралию и про кенгуру.

Около половины десятого молодая леди позвонила, попросила наполнить грелку и положить ей в постель, а также разбудить ее утром в половине восьмого и подать кофе вместо чая.

— Вы разбудили ее и она была в постели? — спросила Таппенс.

— Да, мэм, конечно.

— Меня просто интересовало, делала ли она упражнения, — неуклюже объяснила Таппенс. — Многие делают зарядку рано утром.

— Ну, теперь, кажется, все ясно, — сказал Томми, когда горничная удалилась. — Сфальсифицирован лондонский вариант алиби.

— Выходит, мистер Ле Маршан более талантливый лжец, чем мы думали, — заметила Таппенс.

— Мы можем проверить его заявления, — отозвался Томми. — Он сказал, что за соседним столиком сидели люди, знавшие Уну. Как их фамилия?.. Ах да, Оглендер. Нужно разыскать этих Оглендеров, а также навести справки в квартире мисс Дрейк на Кларджес-стрит.

На следующее утро Томми и Таппенс уплатили по счету и покинули отель весьма удрученными.

Благодаря телефонному справочнику они легко разыскали Оглендеров. На сей раз Таппенс в одиночку пошла в наступление, представившись сотрудницей новой иллюстрированной газеты. Она попросила миссис Оглендер сообщить подробности их «шикарного» ужина в «Савое» во вторник вечером. Миссис Оглендер охотно это сделала. Уже уходя, Таппенс небрежно осведомилась:

— Кажется, по соседству с вами сидела мисс Уна Дрейк? Это правда, что она помолвлена с герцогом Пертским? Вы, конечно, ее знаете.

— Да, немного, — ответила миссис Оглендер. — Очаровательная девушка. Действительно, она сидела за соседним столиком с мистером Ле Маршаном. Мои дочери знают ее лучше, чем я.

После этого Таппенс отправилась в квартиру на Кларджес-стрит, где застала мисс Марджори Лестер — подругу, с которой мисс Дрейк делила квартиру.

— Объясните, что все это значит, — недовольно сказала мисс Лестер. — Уна затеяла какую-то игру, а я ничего не знаю. Конечно, она ночевала здесь со вторника на среду.

— Вы видели, как она вошла?

— Нет, я уже спала. У нее свой ключ. Кажется, она вернулась около часа ночи.

— А когда вы ее увидели?

— Следующим утром, около девяти… хотя, пожалуй, ближе к десяти.

Выходя из квартиры, Таппенс едва не столкнулась с высокой сухопарой особой, которая сразу же извинилась:

— Прошу прощения, мисс.

— Вы работаете здесь? — спросила Таппенс.

— Да, мисс. Прихожу каждый день.

— В какое время вы приходите по утрам?

— В девять часов, мисс.

Таппенс быстро сунула полкроны в руку сухопарой особы.

— Когда вы приходили сюда утром в прошлый вторник, мисс Дрейк была здесь?

— Была, мисс. Она крепко спала в кровати и с трудом проснулась, когда я принесла ей чай.

— Благодарю вас. — Обескураженная Таппенс спустилась по лестнице.

Встретившись с Томми в маленьком ресторанчике в Сохо, они обменялись информацией.

— Я говорил с этим парнем, Рисом. Он в самом деле издалека видел Уну Дрейк в Торки.

— Выходит, мы проверили оба алиби с начала до конца, — сказала Таппенс. — Дай мне карандаш и бумагу, Томми. Хочу изложить все в хронологическом порядке, как делают все детективы. — Она быстро-быстро набросала список:

«13.30 — Уну Дрейк видят в вагоне-ресторане.

16.00 — Она прибывает в отель „Касл“.

17.00 — Ее видит мистер Рис.

20.00 — Ее видят обедающей в отеле.

21.30 — Она просит грелку.

23.30 — Ее видят в „Савое“ с мистером Ле Маршаном.

7.30 — Ее будит горничная в отеле „Касл“.

9.00 — Ее будит уборщица в квартире на Кларджес-стрит».

Они посмотрели друг на друга.

— Похоже на то, что блистательные сыщики Бланта потерпели неудачу, — заметил Томми.

— Мы не должны сдаваться, — возразила Таппенс. — Кто-то наверняка лжет!

— Как ни странно, я чувствую, что никто не лжет. Все кажутся абсолютно правдивыми и искренними.

— И все же где-то в этих алиби должна быть погрешность. Я думала обо всех возможностях, вплоть до частных самолетов, но это не приближает нас к разгадке.

— А я уже склоняюсь к теории астрального тела.

— Ну, — заявила Таппенс, — единственное, что остается, — это отложить решение до утра. Во сне работает подсознание.

— Хм, — произнес Томми. — Если твое подсознание сообщит тебе к утру убедительную разгадку, я сниму перед ним шляпу.

Они молчали весь вечер. Снова и снова Таппенс возвращалась к составленному ею графику передвижений Уны Дрейк. Она делала какие-то заметки, что-то бормотала себе под нос, рылась в железнодорожных справочниках. Но в конце концов оба поднялись из-за стола, не достигнув никаких результатов.

— Это один из самых печальных вечеров в моей жизни, — вздохнула Таппенс.

— Нужно было сходить в мюзик-холл, — сказал Томми. — Несколько веселых шуток насчет тещ, близнецов и бутылок пива пошли бы нам на пользу.

— Увидишь, концентрация рано или поздно даст себя знать, — заверила его Таппенс. — В ближайшие восемь часов нашему подсознанию придется как следует поработать!

На этой оптимистической ноте они отправились спать.

— Ну? — осведомился Томми следующим утром. — Как работало подсознание?

— У меня есть идея, — ответила Таппенс.

— Как всегда. Что за идея?

— Довольно забавная. Совсем не похожая на то, что я когда-либо читала в детективной литературе. Фактически ты вложил эту идею мне в голову.

— Тогда идея должна быть хорошей, — твердо заявил Томми. — Выкладывай, Таппенс.

— Я должна отправить телеграмму, чтобы ее проверить, — сказала Таппенс. — Нет, я не стану ничего тебе рассказывать. Идея совершенно безумная.

— Ну, мне пора идти в офис, — промолвил Томми. — Нельзя, чтобы клиенты ожидали напрасно. Я передаю это дело в руки моей многообещающей подчиненной.

Таппенс весело кивнула.

Весь день она не появлялась в офисе. Вернувшись домой около половины шестого, Томми обнаружил поджидавшую его возбужденную Таппенс.

— Все получилось, Томми! Я разгадала тайну алиби! Мы можем потребовать компенсации истраченных полукрон и десятишиллинговых купюр плюс солидный гонорар от мистера Монтгомери Джоунса, а он может хоть завтра жениться на своей девушке.

— Ну и в чем состоит разгадка? — нетерпеливо спросил Томми.

— Она более чем простая, — ответила Таппенс. — Близнецы!

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказала. Конечно, это единственно возможное решение. Ты сам подсказал мне его вчера вечером, упомянув о тещах, близнецах и бутылках пива. Я телеграфировала в Австралию и получила нужную информацию. У Уны есть сестра-близнец, Вера, которая прибыла в Англию в прошлый понедельник. Вот почему она так внезапно предложила это пари. Уна думала подшутить над бедным Монтгомери Джоунсом. Сестра поехала в Торки, а она осталась в Лондоне.

— Думаешь, мисс Дрейк будет очень расстроена проигрышем? — осведомился Томми.

— Нет, — ответила Таппенс. — Я уже высказывала тебе свое мнение на этот счет. Она припишет всю славу Монтгомери Джоунсу. Я всегда считала, что в основе счастливого брака должно быть уважение к мужу.

— А я рад, что внушил тебе эти чувства, Таппенс.

— Решение не слишком удовлетворительное, — продолжала Таппенс. — Не похоже на те изобретательные уловки, которые разоблачал инспектор Френч.

— Чепуха, — возразил Томми. — По-моему, я показывал фотографии официанту в ресторане совсем в духе инспектора Френча.

— Ему бы не пришлось расходовать столько полукрон и десятишиллинговых банкнотов, сколько нам, — сказала Таппенс.

— Это не имеет значения, — заявил Томми. — Мистер Монтгомери Джоунс все с лихвой нам компенсирует. Он впадет в такую идиотскую эйфорию, что без разговоров выпишет чек на самую невероятную сумму.

— И будет прав, — заметила Таппенс. — Разве блистательные сыщики Бланта не достигли ошеломляющего успеха? Какие же мы все-таки умные, Томми! Иногда это меня даже пугает.

— Следующее наше дело будет в духе Роджера Шерингема[137], которого изобразишь ты, Таппенс.

— Мне придется столько говорить, — вздохнула Таппенс.

— Ты делаешь это вполне естественно, — заверил ее Томми. — А теперь я предлагаю выполнить мою программу на вчерашний вечер и поискать мюзик-холл, где будет много шуток о тещах, бутылках пива и, самое главное, близнецах.

Глава 20 Дочь священника

— Я хотела бы, — промолвила Таппенс, мрачно бродя по офису, — чтобы мы могли подружиться с дочерью священника.

— Почему? — спросил Томми.

— Возможно, ты забыл, но я тоже была когда-то дочерью духовного лица. Я-то помню, что это означает. Отсюда стремление к альтруизму, забота о нуждах других и…

— Вижу, ты готовишься к роли Роджера Шерингема, — перебил Томми. — Прости за критику, но если ты и говоришь так же много, как он, то отнюдь не так же хорошо.

— Напротив, — возразила Таппенс. — В моих речах имеется женская утонченность, некое je ne sais quoi[138], недоступное грубому самцу. И более того, я обладаю способностями, неведомыми моему прототипу, кажется, это называется «прототип»? Слова — такая неопределенная штука; звучит хорошо, а означает противоположное тому, что имеешь в виду.

— Продолжай, — благодушно сказал Томми.

— Я просто сделала паузу, чтобы перевести дух. Так вот, насчет этих способностей, сегодня я хочу помочь дочери священника. Вот увидишь, Томми, первым лицом, обратившимся за помощью к блистательным сыщикам Бланта, будет дочь священника.

— Держу пари, что нет, — отозвался Томми.

— Заметано, — кивнула Таппенс. — Ш-ш! Кто-то идет. Быстро сажусь за машинку.

Офис мистера Бланта был наполнен звуками деловой активности, когда Элберт открыл дверь и доложил:

— Мисс Моника Дин.

Стройная, бедно одетая девушка с каштановыми волосами вошла и неуверенно остановилась. Томми шагнул ей навстречу.

— Доброе утро, мисс Дин. Пожалуйста, садитесь и объясните, что мы можем для вас сделать. Кстати, позвольте представить вам моего доверенного секретаря, мисс Шерингем.

— Рада с вами познакомиться, мисс Дин, — заговорила Таппенс. — Думаю, ваш отец был священником.

— Да, но откуда вы знаете?

— О, у нас свои методы, — ответила Таппенс. — Не обращайте внимания на мою болтовню. Мистер Блант любит меня слушать. Он всегда говорит, что это подает ему идеи.

Девушка молча уставилась на нее. Она не была красавицей, но в ней ощущалось своеобразное задумчивое очарование. У нее были мягкие, рыжеватого оттенка волосы и очень красивые темно-голубые глаза, хотя тени вокруг них свидетельствовали о тревоге и беспокойстве.

— Расскажите вашу историю, мисс Дин, — предложил Томми.

Девушка с признательностью повернулась к нему.

— История длинная и довольно беспорядочная, — сказала она. — Меня зовут Моника Дин. Мой отец был приходским священником в Литл-Хэмпсли в Саффолке. Он умер три года назад, и мы с матерью остались почти без средств к существованию. Я пошла работать гувернанткой, к сожалению, мать стала инвалидом, и мне пришлось вернуться домой, чтобы ухаживать за ней. Мы отчаянно бедствовали, но однажды получили письмо от адвоката, сообщающее, что тетя моего отца скончалась, завещав все мне. Я часто слышала об этой тете, которая много лет назад поссорилась с моим отцом, и знала, что она очень состоятельна, поэтому казалось, наши беды подошли к концу. Но дела обернулись не так хорошо, как мы надеялись. Я унаследовала дом, где проживала тетя, но после выплаты небольших сумм другим наследникам выяснилось, что денег практически не осталось. Должно быть, тетя лишилась их во время войны или просто истратила. Все же мы получили дом, и почти сразу же нам представился шанс выгодно его продать. Но я отказалась от предложения, хотя, возможно, поступила глупо. Мы снимали крошечную, но дорогую квартиру, и я думала, что будет куда приятнее жить в «Красном доме», где у матери будут удобные комнаты, и принимать жильцов для покрытия расходов. Я осуществила этот план, несмотря на еще одно соблазнительное предложение от джентльмена, который хотел купить дом. Мы въехали туда, и я дала объявление о приеме жильцов. Сначала все шло хорошо; мы получили несколько ответов на наше объявление, старая служанка тети осталась с нами и вместе со мной выполняла работу по дому. Но потом начали происходить необъяснимые вещи.

— Какие?

— Дом казался заколдованным. Картины падали, вазы летали по комнате и разбивались, а однажды утром мы обнаружили, что вся мебель внизу передвинута. Сначала мы подумали, что это чьи-то глупые шутки, но потом пришлось отказаться от этого объяснения. Иногда мы садились обедать, а наверху раздавался грохот. Мы поднимались и никого там не обнаруживали, но что-нибудь из мебели было опрокинуто.

— Полтергейст! — воскликнула заинтригованная Таппенс.

— Да, так сказал доктор О’Нилл, хотя я не знаю, что это означает.

— Нечто вроде злого духа, обожающего подобные шутки, — объяснила Таппенс, сама не слишком разбирающаяся в полтергейсте и даже не уверенная, что правильно произнесла это слово.

— Что бы это ни было, эффект оказался катастрофическим. Наши жильцы перепугались до смерти и быстро съехали. Мы взяли других, но результат был тот же. Я пришла в отчаяние, а в довершение всего наш крошечный доход внезапно прекратился: компания, в которую мы вложили деньги, потерпела крах.

— Бедняжка, — посочувствовала Таппенс. — Нелегко вам пришлось. Вы бы хотели, чтобы мистер Блант расследовал эту историю с привидениями?

— Не совсем. Понимаете, три дня назад к нам явился один джентльмен, доктор О’Нилл. Он представился членом Общества парапсихологических исследований и сказал, что слышал о странных происшествиях в нашем доме, которые его заинтересовали. Доктор был готов купить у нас дом, чтобы провести в нем серию экспериментов.

— Ну?

— Конечно, сначала я обрадовалась. Это казалось спасением от всех наших трудностей. Но…

— Да?

— Вероятно, вы сочтете меня фантазеркой. Быть может, так оно и есть. Но я уверена, что не ошиблась. Это был тот же самый человек!

— Что значит «тот же самый»?

— Тот же человек, который раньше предлагал купить дом.

— Ну и что из этого?

— Вы не понимаете. У этих двух мужчин все было разное, начиная с имени. Первый был щеголеватым молодым брюнетом лет тридцати. А доктору О’Ниллу около пятидесяти, у него седая борода, он носит очки и сутулится. Но когда он засмеялся, я увидела у него во рту золотой зуб в том же месте, что и у первого мужчины. И уши у него были такой же необычной формы, почти без мочек. Это не может быть совпадением, не так ли? Я долго думала, а потом написала доктору, что сообщу ему свое решение через неделю. Некоторое время назад я заметила объявление мистера Бланта в старой газете, которую положили на дно ящика кухонного шкафа. Я вырезала его и поехала в Лондон.

— Вы поступили правильно, — энергично кивнула Таппенс. — В этом следует разобраться.

— Весьма интересное дело, мисс Дин, — заметил Томми. — Мы с радостью им займемся, верно, мисс Шерингем?

— Разумеется, — отозвалась Таппенс. — И мы докопаемся до истины.

— Насколько я понимаю, мисс Дин, — продолжал Томми, — в доме проживаете только вы, ваша мать и служанка. Что вы можете сообщить о служанке?

— Ее фамилия Крокетт. Она прослужила у тети лет восемь-десять. Крокетт пожилая женщина, не особенно симпатичная, но очень хорошая служанка. Она любит важничать, так как ее сестра вышла замуж за человека, занимающего более высокое социальное положение, и часто повторяет, что ее племянник — настоящий джентльмен.

— Хм, — произнес Томми, не зная, как отреагировать.

Таппенс, внимательно разглядывающая Монику, решительно заявила:

— Думаю, мисс Дин лучше всего пойти со мной на ленч. Сейчас как раз час дня. Заодно она сообщит мне все детали.

— Отличный план, мисс Шерингем, — одобрил Томми.

— Послушайте, — заговорила Таппенс, когда они удобно устроились за маленьким столиком в соседнем ресторанчике. — Я хочу знать, есть ли какая-нибудь особая причина, по которой вы так стремитесь в этом разобраться.

Моника покраснела:

— Ну, видите ли…

— Выкладывайте, — подбодрила ее Таппенс.

— Ну… есть двое мужчин, которые хотят на мне жениться.

— Полагаю, обычная история? Один богатый, другой бедный, и вам нравится последний!

— Не понимаю, откуда вы все знаете, — удивилась девушка.

— Это закон природы, — объяснила Таппенс. — Такое случается с каждым, в том числе и со мной.

— Понимаете, даже если я продам дом, нам все равно не хватит на жизнь. Джеральд очень славный, но совсем бедный, хотя способный инженер, и, будь у него небольшой капитал, мог бы стать партнером в своей фирме. Второй мужчина, мистер Партридж, тоже хороший человек и к тому же состоятельный. Если бы я вышла за него, нашим огорчениям пришел бы конец. Но…

— Знаю, — сочувственно сказала Таппенс. — Это совсем не то. Вы можете убеждать себя, что он достойнейший человек, и перечислять все его положительные качества, но эффект будет совершенно обратный.

Моника кивнула.

— Ну, — промолвила Таппенс, — думаю, нам лучше приехать и изучить ситуацию на месте. Какой ваш адрес?

— «Красный дом» в Стауртоне-на-Болотах.

Таппенс записала адрес в книжечке.

— Я не спросила вас… — начала Моника и, слегка покраснев, закончила: — Об условиях.

— Наш гонорар зависит от результатов, — серьезно ответила Таппенс. — Если тайна «Красного дома» окажется прибыльной, а о такой возможности свидетельствует стремление его приобрести, то мы рассчитываем на небольшие проценты, а в противном случае вы ничего не будете нам должны.

— Благодарю вас, — с чувством сказала девушка.

— А пока что не беспокойтесь, — добавила Таппенс. — Все будет в порядке. Давайте наслаждаться ленчем и беседовать об интересных вещах.

Глава 21 «Красный дом»

— Ну, — сказал Томми, глядя в окно «Короны и якоря», — вот мы и в Жабе-на-Кочке, или как там называется эта чертова деревня.

— Давай обсудим дело, — предложила Таппенс.

— С удовольствием, — отозвался Томми. — Начну с того, что подозреваю мамашу-инвалида.

— Почему?

— Моя дорогая Таппенс, учитывая, что история с полтергейстом наверняка подстроена с целью убедить девушку продать дом, кто-то должен был опрокидывать мебель. Девушка говорит, что все были в столовой, но, если ее мать полный инвалид, она должна была оставаться наверху в своей комнате.

— Если она инвалид, то вряд ли могла переворачивать мебель.

— Значит, она не настоящий инвалид, а только притворяется.

— Зачем?

— Не знаю, — откровенно сказал Томми. — Я просто следовал известному методу подозревать наименее вероятную персону.

— Вечно ты все превращаешь в забаву, — упрекнула его Таппенс. — Должна быть причина, по которой эти люди так стремятся заполучить «Красный дом». И если ты не хочешь выяснить, в чем тут дело, то я хочу. Мне очень нравится девушка.

— Ты права, Таппенс, — кивнул Томми. — Просто я не могу удержаться, чтобы не подразнить тебя. Конечно, в этом доме есть нечто необычное, и, что бы это ни было, до него нелегко добраться, иначе можно было бы ограничиться простым взломом. Но стремление купить дом означает, что там либо придется вскрывать полы или ломать стены, либо под садом расположена угольная копь.

— Не хочу, чтобы это оказалась угольная копь. Зарытые сокровища выглядят куда более романтично.

— Хм! — произнес Томми. — В таком случае я, пожалуй, нанесу визит управляющему местным банком, объясню, что останусь здесь на Рождество и, возможно, куплю «Красный дом», и обсужу перспективу открытия счета.

— Но почему…

— Подожди и увидишь сама.

Томми вернулся через полчаса. Его глаза возбужденно блестели.

— Мы продвигаемся, Таппенс! Наша беседа протекала по намеченному плану. Потом я осторожно спросил, много ли у них золота, как в наши дни часто бывает в маленьких сельских банках: фермеры накопили его во время войны. После этого мы переключились на причуды старых леди. Я изобрел тетю, которая в начале войны отправилась в извозчичьей карете в армейские и флотские склады и вернулась оттуда с шестнадцатью окороками. Он сразу же вспомнил клиентку, которая потребовала выдать ей все до последнего пенни, по возможности золотом, и настояла, чтобы все ценные бумаги хранились лично у нее. Я выразил удивление подобной глупости, а он упомянул, что этой клиенткой была прежняя владелица «Красного дома». Понимаешь, Таппенс? Она забрала все деньги из банка и где-то их спрятала. Помнишь, Моника Дин говорила, что их удивило, каким малым оказалось состояние тети? Да, она спрятала деньги в «Красном доме», и кто-то об этом знает. И я могу догадаться кто.

— Ну?

— Как насчет преданной Крокетт? Она все должна знать о причудах прежней хозяйки.

— А как же доктор О’Нилл с золотым зубом?

— Конечно, он и есть племянник-джентльмен! Но где старуха могла спрятать деньги? Ты знаешь о старых леди гораздо больше меня, Таппенс. Где они прячут ценные вещи?

— Под матрасами, завернутыми в чулки и нижние юбки.

Томми кивнул:

— Думаю, ты права. Но наша старушка не могла этого сделать, потому что деньги нашли бы, когда перебирали ее вещи. Это не дает мне покоя. Старые леди не в состоянии вскрывать полы или выкапывать ямы в саду. Тем не менее деньги находятся где-то в «Красном доме». Крокетт не нашла их, но она знает, что они там, и, когда она и ее драгоценный племянничек приберут к рукам дом, они перевернут все вверх дном и рано или поздно найдут то, что ищут. Мы должны их опередить. Пошли, Таппенс. Мы отправляемся в «Красный дом»!

Им открыла Моника Дин. Она представила их матери и Крокетт как возможных покупателей «Красного дома», что объясняло их желание осмотреть дом и сад. Томми не рассказал Монике о сделанных им выводах, но задавал ей различные наводящие вопросы. Часть одежды и личных вещей покойной отдали Крокетт, а остальное отправили бедным семьям. Все было тщательно просмотрено.

— Ваша тетя оставила какие-нибудь бумаги?

— Да, в письменном столе и в ящике комода в ее спальне, но там не было ничего важного.

— Их выбросили?

— Нет, моя мать не любит выбрасывать старые бумаги. Среди них были какие-то старомодные рецепты, которые она хотела как-нибудь изучить.

— Отлично, — одобрил Томми. Затем он спросил, указав на старика, работавшего в саду возле одной из клумб: — Этот садовник работал здесь при вашей тете?

— Да, приходил три раза в неделю. Он живет в деревне. От бедняги уже нет никакого толку. К нам он приходит раз в неделю приводить сад в порядок. Большего мы не можем себе позволить.

Томми подмигнул Таппенс, давая ей знак не отходить от Моники, а сам направился туда, где работал садовник. Отпустив старику пару комплиментов, он небрежно осведомился:

— Вы как-то зарыли здесь коробку для старой леди, верно?

— Нет, сэр, я ничего не зарывал. Зачем это ей могло понадобиться?

Томми покачал головой и, нахмурившись, зашагал назад к дому. Оставалась надежда, что изучение бумаг старой леди даст какой-нибудь ключ, иначе проблема могла остаться нераскрытой. Дом был старинным, но не настолько, чтобы содержать потайную комнату или коридор.

Прежде чем удалиться, Моника принесла им большую картонную коробку, перевязанную тесемкой.

— Я собрала все бумаги, — сказала она. — Подумала, может, вы захотите взять их с собой, чтобы просмотреть как следует. Но я уверена, что вы не найдете там ничего, способного пролить свет на таинственные происшествия в этом доме…

Ее прервал ужасающий грохот наверху. Томми помчался по лестнице. В одной из комнат на полу лежали разбитые вдребезги кувшин и глиняная миска. В помещении никого не было.

— Привидение снова взялось за свои трюки, — усмехнулся Томми.

Он задумчиво спустился вниз.

— Мисс Дин, не мог бы я немного побеседовать с Крокетт?

— Конечно. Сейчас я ее позову.

Моника вышла в кухню и вернулась с пожилой служанкой.

— Мы подумываем купить этот дом, — вежливо заговорил Томми, — и моя жена интересуется, согласились бы вы остаться с нами.

На полном достоинства лице Крокетт не отразилось никаких эмоций.

— Благодарю вас, сэр, — ответила она. — Мне надо подумать.

Томми повернулся к Монике:

— Мне нравится дом, мисс Дин. Насколько я понимаю, есть еще один потенциальный покупатель. Я знаю, сколько он предлагает за дом, и охотно заплачу на сотню больше. Уверяю вас, это хорошая цена.

Моника что-то пробормотала, и Бересфорды откланялись.

— Я был прав, — сказал Томми, когда они шли по подъездной аллее. — Крокетт в этом замешана. Обратила внимание, как она запыхалась? Это потому, что она бежала вниз по черной лестнице, разбив кувшин и миску. Вероятно, Крокетт иногда тайком впускала в дом племянника, и он занимался тут полтергейстом, или как ты это называешь, пока она прислуживала за столом как ни в чем не бывало. Вот увидишь, до конца дня доктор О’Нилл сделает очередное предложение.

И действительно, после обеда принесли записку от Моники:

«Только что получила известие от доктора О’Нилла. Он повышает предлагаемую цену на сто пятьдесят фунтов».

— Должно быть, племянничек — человек состоятельный, — задумчиво промолвил Томми. — Но уверяю тебя, Таппенс, то, за чем он охотится, стоит этих денег.

— Если бы мы только смогли это найти!

— Ну, давай браться за работу.

Они начали разбирать бумаги. Это оказалось утомительным делом, так как их запихнули в коробку просто как хлам. Каждые несколько минут они обменивались информацией.

— Что у тебя, Таппенс?

— Два старых оплаченных счета, три незначительных письма, рецепты хранения молодого картофеля и приготовления сырного пирога с лимоном. А что у тебя?

— Один счет, стихотворение о весне, две газетные вырезки: «Почему женщины покупают жемчуг? Потому что это выгодное капиталовложение» и «Необыкновенная история: мужчина с четырьмя женами» и рецепт приготовления тушеного зайца.

— Не густо, — заметила Таппенс, и они продолжили сортировку.

Наконец коробка опустела. Супруги посмотрели друг на друга.

— Я это отложил, — сказал Томми, продемонстрировав половинку листа писчей бумаги, — так как тут есть что-то странное. Но не думаю, что это имеет отношение к цели наших поисков.

— Дай-ка взглянуть. О, одна из этих забавных штук… как их называют? Анаграммы, шарады… — Она прочитала вслух:

— Хм! — критическим тоном заметил Томми. — Рифмы так себе.

— Но я не вижу здесь ничего странного, — возразила Таппенс. — Лет пятьдесят тому назад у всех имелась коллекция подобных шарад. Они помогали коротать зимние вечера у камина.

— Я не имел в виду стихи. Мне показалась странной подпись внизу.

— «Св. Лука, 11:9», — прочитала Таппенс. — Ссылка на евангельский текст.

— Вот именно. Тебе это не кажется странным? Стала бы богобоязненная старая леди делать указание на евангельский текст под шарадой?

— В самом деле странно, — задумчиво согласилась Таппенс.

— Надеюсь, ты, как дочь духовного лица, имеешь при себе Библию?

— Вообще-то да. Что, не ожидал? Подожди минутку.

Таппенс подбежала к своему чемодану, вытащила маленький томик в красном переплете, вернулась к столу и начала быстро перелистывать страницы.

— Вот. Лука, глава 11, стих 9. О, Томми, посмотри-ка!

Томми наклонился и посмотрел на фрагмент стиха, куда указывал пальчик Таппенс:

— «Ищите и найдете».

— Все ясно! — воскликнула Таппенс. — Разгадаем криптограмму — и сокровище наше. Вернее, Моники.

— Ну, давай займемся криптограммой, как ты ее называешь. «Первое ты ставишь на огонь». Интересно, что это значит?.. «Второе — первое на самом деле». Полнейшая абракадабра!

— В действительности все должно быть очень просто, — сказала Таппенс. — Только это требует сноровки. Дай-ка я попробую.

Томми охотно подчинился. Таппенс устроилась в кресле и начала бормотать себе под нос, сдвинув брови.

— Просто, как бы не так! — буркнул Томми по прошествии получаса.

— Не брюзжи! Такие забавы не для нашего поколения. У меня большое желание вернуться завтра в город и найти какую-нибудь славную старушку, которая разгадает это не моргнув глазом.

— Ну, давай попробуем еще раз.

— Не так уж много вещей ставят на огонь, — задумчиво сказала Таппенс. — Что это может быть? Вода, чайник…

— Полагаю, слово должно быть односложным. Для воды не подберешь односложного синонима. Придумай какую-нибудь посуду, вроде чайника.

— Кастрюля, — пробормотала Таппенс. — Сковородка. Как насчет pan[139] или pot?[140] «Целое кладешь в него потом». Придумай какую-нибудь вещь, которую готовят на огне, начинающуюся с pan или pot.

— Pottery[141], — предположил Томми. — Их ведь обжигают.

— Да, но все остальное в этом слове не подходит. Pancaces?[142] Тоже нет.

Их прервала маленькая служанка, сообщившая, что обед будет готов через несколько минут.

— Только миссис Ламли просила узнать, вы любите жареную картошку или варенную в мундире? У нее есть и та, и эта.

— Варенную в мундире, — быстро ответила Таппенс. — Я люблю картошку… — Она умолкла, застыв с открытым ртом.

— В чем дело, Таппенс? Увидела привидение?

— Неужели ты не понимаешь, Томми? — воскликнула Таппенс. — Я нашла слово! Potatoes![143] «Первое ты ставишь на огонь» — это pot. «Целое кладешь в него потом» — это potatoes. «Второе — первое на самом деле» — это А, первая буква алфавита. «Не любит третье зимние метели» — конечно, это toes![144]

— Ты права, Таппенс. Хорошо соображаешь. Но боюсь, мы зря потратили время. Картофель никак не связан с пропавшим сокровищем. Хотя погоди! Что ты прочитала, когда мы рылись в коробке? Какой-то рецепт для молодого картофеля. Может быть, в этом что-то есть.

Он быстро просмотрел пачку рецептов.

— Вот! «Как хранить молодой картофель. Уложить его в жестяные банки и зарыть их в саду. Даже среди зимы он будет иметь такой же вкус, как если бы его только что выкопали».

— Получилось! — воскликнула Таппенс. — Сокровище зарыто в саду в жестяной банке.

— Но я спрашивал садовника, и он ответил, что ничего не зарывал.

— Да, но это потому, что люди всегда дают ответ не на конкретный вопрос, а на то, что, по их мнению, имел в виду спрашивающий. Садовник знал, что не зарывал ничего необычного. Завтра мы спросим его, где он зарыл картофель.

Следующим днем был сочельник. Томми и Таппенс отыскали коттедж старого садовника, и Таппенс после нескольких минут разговора на общие темы затронула интересующий их вопрос.

— Я бы хотела поесть на Рождество молодой картошки, — заметила она. — С индейкой она в самый раз. Интересно, здесь закапывают картофель в жестяных банках? Я слышала, что это сохраняет его свежим.

— Конечно, закапывают, — отозвался старик. — Старая мисс Дин из «Красного дома» закапывала три банки каждое лето и никогда не забывала их выкопать!

— На газоне возле дома, верно?

— Нет, у ограды под елью.

Получив нужные сведения, они простились со стариком, подарив ему на Рождество пять шиллингов.

— А теперь к Монике, — заявил Томми.

— Ты напрочь лишен театральной жилки, Томми! Предоставь это мне. У меня есть отличный план. Ты мог бы где-нибудь выпросить или стянуть лопату?

Конечно, лопатой они обзавелись, и поздней ночью две фигуры украдкой проникли в сад «Красного дома». Место, указанное садовником, легко было найдено, и Томми принялся за работу. Вскоре лопата ударилась о металл, и через несколько секунд он выкопал большую жестяную банку из-под печенья. Она была накрепко заклеена пластырем, но Таппенс с помощью ножа быстро смогла ее открыть. Заглянув внутрь, она издала стон. Банка была полна картофеля. Таппенс вытряхнула его, но больше там ничего не было.

— Копай дальше, Томми.

Через несколько минут вторая банка вознаградила их труды. Таппенс распечатала ее.

— Ну? — с беспокойством осведомился Томми.

— Опять картошка!

— Черт! — выругался Томми, снова начиная копать.

— В третий раз повезет, — утешила его Таппенс.

— По-моему, мы попали пальцем в небо, — мрачно заметил Томми, не прекращая работать лопатой.

Наконец была извлечена третья банка.

— Снова карто… — начала Таппенс, но умолкла на полуслове. — Мы нашли это, Томми! Картошка только сверху. Смотри!

Она вытащила старомодную бархатную сумочку.

— Беги в гостиницу и захвати сумочку, — велел Томми. — Холод смертельный, а я еще должен забросать землей яму. И тысяча проклятий на твою голову, Таппенс, если ты откроешь сумочку до моего прихода!

— Я буду играть честно. Бр-р! Как же я замерзла! — Она быстро удалилась.

В гостинице ей не пришлось долго ждать. Томми вернулся весь взмыленный после раскопок и недавней пробежки.

— Наконец-то частным сыщикам повезло! — сказал он. — Открывайте добычу, миссис Бересфорд.

Внутри сумки оказались пакет из промасленного шелка и тяжелый замшевый кошелек. Таппенс сначала открыла кошелек. Он был полон золотых соверенов. Томми пересчитал их.

— Двести фунтов. Полагаю, это все, что ей смогли выдать в банке. Открой пакет.

Таппенс повиновалась. Внутри была пачка банкнотов. Они пересчитали их. Сумма составила ровно две тысячи фунтов.

Томми присвистнул:

— Вот это да! Монике повезло, что мы с тобой богатые и честные. А что это там завернуто в папиросную бумагу?

Таппенс развернула маленький пакетик и вытащила нитку великолепного, тщательно подобранного жемчуга.

— Я не слишком разбираюсь в таких вещах, — медленно сказал Томми, — но уверен, что этот жемчуг стоит не меньше пяти тысяч фунтов. Посмотри на размер. Теперь понятно, почему старая леди хранила вырезку о том, что жемчуг — хорошее капиталовложение. Должно быть, она обратила все свои ценные бумаги в деньги и драгоценности.

— О, Томми, разве это не чудесно? Теперь Моника сможет выйти замуж за своего симпатичного молодого человека и жить так же счастливо, как я.

— Это очень мило с твоей стороны, Таппенс. Значит, ты счастлива со мной?

— Ну, в общем, да, — призналась Таппенс. — Но я не намеревалась это говорить. Просто с языка сорвалось от возбуждения. К тому же сегодня сочельник…

— Если ты в самом деле любишь меня, — заявил Томми, — то ответь на один вопрос.

— Ненавижу эти ловушки, — вздохнула Таппенс. — Ладно, спрашивай.

— Как ты узнала, что Моника — дочь священника?

— О, это всего лишь небольшой обман, — рассмеялась Таппенс. — Я вскрыла ее письмо, где она сообщала о своем визите, и вспомнила, что у моего отца был помощник мистер Дин, а у него была маленькая дочка Моника, лет на пять младше меня. Оставалось сообразить, что к чему.

— Все-таки ты бессовестное создание, — заметил Томми. — Эге, уже бьет двенадцать! Счастливого Рождества, Таппенс.

— Счастливого Рождества, Томми. Для Моники это Рождество тоже будет счастливым, и только благодаря нам! Я очень рада. Бедняжка выглядела так жалко. Я чувствую ком в горле, когда вспоминаю об этом.

— Ты очень добрая, Таппенс, — сказал Томми.

— И ты тоже, Томми. Мы становимся жутко сентиментальными.

— Рождество бывает раз в году, — рассудительно заметил Томми. — Так говорили наши прабабушки, и, по-моему, эти слова все еще заслуживают внимания.

Глава 22 Ботинки посла

— Дружище, дружище, — пропела Таппенс, взмахнув хорошо промасленной оладьей.

Несколько секунд Томми молча смотрел на нее, потом широко улыбнулся и пробормотал:

— Мы должны быть очень осторожны.

— Правильно, — с удовлетворением кивнула Таппенс. — Ты угадал. Я — знаменитый доктор Форчун, а ты — суперинтендент Белл[145].

— Почему ты хочешь быть Реджинальдом Форчуном?

— Ну хотя бы потому, что я люблю горячие оладьи.

— Это приятная сторона образа, — заметил Томми. — Но есть и другая. Тебе придется осматривать множество трупов с обезображенными лицами.

Вместо ответа Таппенс бросила ему письмо. Брови Томми удивленно приподнялись.

— Рэндолф Уилмотт, американский посол. Интересно, что ему нужно.

— Мы узнаем это завтра в одиннадцать.

Ровно в указанное время мистер Рэндолф Уилмотт, посол Соединенных Штатов при британском королевском дворе, был препровожден в кабинет мистера Бланта. Откашлявшись, он заговорил четко и неторопливо:

— Я пришел к вам, мистер Блант… Между прочим, я имею честь говорить с самим мистером Блантом, не так ли?

— Разумеется, — ответил Томми. — Я Теодор Блант — глава фирмы.

— Всегда предпочитал иметь дело с руководителями, — заметил мистер Уилмотт. — Это многое облегчает. Должен признаться, мистер Блант, эта история доводит меня до белого каления. Нет причин беспокоить Скотленд-Ярд, я не обеднел ни на пенни, и не исключено, что все это результат простой ошибки. Но я не понимаю, как эта ошибка могла произойти. Хотя здесь вроде бы нет никакого криминала, мне бы хотелось все выяснить. А то можно с ума сойти, не понимая, как, что и почему.

— Безусловно, — кивнул Томми.

Мистер Уилмотт описал происшедшее, подробно вдаваясь в детали. Наконец Томми удалось вставить слово.

— Короче говоря, ситуация такова. Неделю назад вы прибыли в Англию на лайнере «Номэдик». Каким-то образом ваш чемодан перепутали с чемоданом другого джентльмена, мистера Ралфа Уэстерхейма, чьи инициалы совпадали с вашими. Вы взяли чемодан мистера Уэстерхейма, а он взял ваш. Мистер Уэстерхейм сразу же обнаружил ошибку, отправил ваш чемодан в посольство и забрал свой. Я прав?

— Целиком и полностью. Очевидно, чемоданы были абсолютно идентичны, и, учитывая одинаковые инициалы Р. У., ошибка легко могла произойти. Сам я не был осведомлен о происшедшем, пока мой слуга не известил меня, а мистер Уэстерхейм (кстати, он сенатор, и я искренне им восхищаюсь) не прислал за своим чемоданом и не вернул мой.

— В таком случае я не понимаю…

— Сейчас поймете. Это только начало истории. Вчера я случайно встретился с сенатором Уэстерхеймом и в порядке шутки напомнил ему о происшедшем. К моему колоссальному удивлению, он как будто не понял, о чем я говорю, а когда я объяснил, то категорически отрицал случившееся. Он не забирал с парохода мой чемодан, среди его багажа вообще не было такого чемодана.

— Странно.

— Более чем странно, мистер Блант. В этом нет ни складу, ни ладу. Если кто-то хотел украсть мой чемодан, он мог легко это сделать, не прибегая к подмене. К тому же чемодан не был украден, его мне вернули. С другой стороны, если его взяли по ошибке, зачем использовать имя сенатора Уэстерхейма? Нелепейшая история, но я хочу в ней разобраться из чистого любопытства. Надеюсь, дело не слишком тривиальное для вас?

— Вовсе нет. Хотя эта маленькая проблема, как вы говорите, может иметь много простых объяснений, она тем не менее выглядит весьма интригующей. Разумеется, прежде всего возникает вопрос о причине подмены, если таковая имела место. Вы сказали, что, когда вам вернули чемодан, из него не исчезло ничего ценного?

— Так утверждает мой слуга. Он бы заметил пропажу.

— Могу я узнать, что было в чемодане?

— В основном ботинки.

— Ботинки? — озадаченно переспросил Томми.

— Да, — кивнул мистер Уилмотт. — Странно, не так ли?

— Простите мое любопытство, — продолжал Томми, — но вы не перевозили секретные документы или еще что-нибудь в таком роде под подкладкой или в каблуке?

Казалось, вопрос позабавил посла.

— Надеюсь, тайная дипломатия не опускается до такого уровня.

— Разве только в книгах, — улыбнулся в ответ Томми. — Но мы должны найти какое-то объяснение. Кто приходил за другим чемоданом?

— Якобы один из слуг Уэстерхейма. Мой слуга не заметил в нем ничего необычного.

— Не знаете, его распаковывали?

— Не могу сказать. Полагаю, что нет. Но возможно, вы хотите расспросить моего слугу? Он может рассказать вам об этом деле куда больше меня.

— Пожалуй, это было бы наилучшим выходом, мистер Уилмотт.

Посол написал несколько слов на карточке и протянул ее Томми:

— Полагаю, вы предпочитаете отправиться в посольство и задать вопросы там? Если нет, я пришлю слугу, его зовут Ричардс, сюда.

— Нет, благодарю вас, мистер Уилмотт. Я лучше схожу в посольство.

Посол встал и посмотрел на часы:

— Господи, я опаздываю на встречу! Всего хорошего, мистер Блант. Передаю дело в ваши руки.

Он быстро вышел. Томми взглянул на Таппенс, что-то писавшую в блокноте в стиле деловитой мисс Робинсон.

— Что скажешь, старушка? — осведомился он. — Ты тоже не видишь в происшедшем, как говорил наш клиент, ни складу ни ладу?

— Никакого, — весело отозвалась Таппенс.

— Ну, для начала неплохо! Это свидетельствует о том, что здесь кроется нечто серьезное.

— Ты так думаешь?

— Это общепринятая гипотеза. Вспомни Шерлока Холмса и глубину, на которую масло погрузилось в петрушку, то есть я имел в виду наоборот[146]. Я всегда испытывал горячее желание узнать все об этом деле. Возможно, Ватсон когда-нибудь извлечет его из своих записных книжек. Тогда я умру счастливым. Но нам нужно браться за работу.

— Вот именно, — кивнула Таппенс. — Наш достойный Уилмотт — человек неторопливый, но уверенный в своих словах.

— Она разбирается в людях, — процитировал Томми. — Вернее, мне следовало сказать «он». Когда ты изображаешь детектива-мужчину, всегда начинается путаница.

— Ох, дружище, дружище!

— Побольше действия, Таппенс, и поменьше повторений.

— Классические фразы от повторения не тускнеют, — с достоинством заявила Таппенс.

— Съешь оладью, — любезно предложил Томми.

— Благодарю, но только не в одиннадцать утра. Дурацкая история с этими ботинками. Почему ботинки?

— А почему бы и нет?

— Потому что это ничему не соответствует. Ботинки! — Она покачала головой. — Здесь все не так. Кому нужны чужие ботинки? Какое-то безумие!

— Может быть, похитили не тот чемодан? — предположил Томми.

— Возможно. Но если охотились за документами, то, скорее всего, взяли бы портфель. Документы — первое, о чем думаешь в связи с послами.

— Ботинки наводят на мысль о следах, — задумчиво сказал Томми. — Может, похитители хотели оставить где-то следы ботинок Уилмотта?

Таппенс задумалась, позабыв о своей роли, потом покачала головой:

— Это кажется невероятным. Нет, очевидно, мы должны примириться с фактом, что ботинки тут ни при чем.

— Ну, — со вздохом промолвил Томми, — теперь нам нужно побеседовать с Ричардсом. Возможно, он сумеет пролить свет на эту тайну.

После предъявления карточки мистера Уилмотта Томми пропустили в посольство, и вскоре перед ним предстал бледный молодой человек с тихим голосом и почтительными манерами.

— Я Ричардс, сэр, слуга мистера Уилмотта. Насколько я понял, вы хотели меня видеть?

— Да, Ричардс. Мистер Уилмотт побывал у меня этим утром и предложил, чтобы я задал вам несколько вопросов. Речь идет о чемодане.

— Я знаю, сэр, что мистер Уилмотт был очень расстроен из-за этой истории, хотя не понимаю почему, ведь никакого вреда причинено не было. Со слов человека, приходившего за другим чемоданом, я понял, что он принадлежал сенатору Уэстерхейму, но, конечно, я мог ошибиться.

— Как выглядел этот человек?

— Пожилой, с седыми волосами, вполне респектабельного вида. Вроде бы слуга сенатора Уэстерхейма. Он принес чемодан мистера Уилмотта и забрал другой.

— Чемодан распаковывали?

— Какой именно, сэр?

— Я имел в виду тот, который вы забрали с корабля. Но чемодан мистера Уилмотта меня тоже интересует. Как вам кажется, его распаковывали?

— По-моему, нет, сэр. Там все лежало так же, как я упаковал перед путешествием. Думаю, джентльмен, кто бы он ни был, открыл чемодан, понял, что ошибся, и закрыл снова.

— Ничего не пропало? Ни одной мелочи?

— Мне кажется, ничего, сэр. Практически я в этом уверен.

— А теперь о другом чемодане. Вы начали его распаковывать?

— Вообще-то, сэр, я открывал его как раз в тот момент, когда прибыл слуга сенатора Уэстерхейма.

— Ну и вы открыли его?

— Да, открыли вдвоем, чтобы убедиться, что на сей раз нет никакой ошибки. Слуга сказал, что все в порядке, запер чемодан и унес его.

— Что было внутри? Тоже ботинки?

— Нет, сэр, в основном туалетные принадлежности. Помню, я видел банку соли для ванны.

Томми отказался от дальнейших расспросов на эту тему.

— Вы не замечали, чтобы кто-нибудь что-то делал в каюте вашего хозяина?

— Нет, сэр.

— И не видели ничего подозрительного?

«Интересно, что я под этим подразумевал? — усмехнулся он про себя. — Ведь это всего лишь слова».

Но стоящий перед ним человек заколебался.

— Теперь я припоминаю…

— Что? — встрепенулся Томми.

— Не думаю, что это имеет отношение к делу. Но там была молодая леди…

— Вот как? И что она делала?

— Ей стало дурно, сэр. Очень приятная леди, изящная, невысокого роста, с черными волосами, немного похожая на иностранку. Ее звали Айлин О’Хара.

— Да? — подбодрил его Томми.

— Как я сказал, ей стало дурно как раз возле каюты мистера Уилмотта. Она попросила меня привести доктора. Я уложил ее на диван и пошел за врачом. Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти его, а когда я вернулся вместе с ним, молодая леди уже пришла в себя.

— О! — воскликнул Томми.

— Вы ведь не думаете, сэр…

— Пока я еще не знаю, что думать, — прервал Томми. — Эта мисс О’Хара путешествовала одна?

— Думаю, что да, сэр.

— Вы не видели ее после прибытия в Англию?

— Нет, сэр.

— Ну, — сказал Томми, подумав минуту-две, — пожалуй, это все. Благодарю вас, Ричардс.

— Не стоит благодарности, сэр.

Вернувшись в детективное агентство, Томми пересказал Таппенс свою беседу с Ричардсом. Она внимательно слушала.

— Что ты об этом думаешь, Таппенс?

— О, дружище, мы, врачи, всегда скептически относимся к внезапным обморокам. Уж слишком они удобны. К тому же тебе не кажется, что Айлин О’Хара звучит чересчур по-ирландски?

— Ну, по крайней мере, есть с чего начать. Знаешь, Таппенс, что я собираюсь сделать? Дать объявление насчет этой леди.

— Какое?

— С просьбой сообщить любую информацию о мисс Айлин О’Хара, которая путешествовала на таком-то корабле в такое-то время. Если это ее подлинное имя, она откликнется сама, а может быть, кто-то другой сообщит о ней какие-нибудь сведения. Пока что это единственная зацепка.

— Не забывай, что ты ее спугнешь.

— Ну, — заметил Томми, — приходится чем-то рисковать.

— Я по-прежнему не вижу во всем этом никакого смысла, — нахмурилась Таппенс. — Если шайка злодеев завладела чемоданом посла на час или два, а потом вернула его, какой им от этого толк? Разве только в нем находились бумаги, которые они хотели скопировать, но мистер Уилмотт клянется, что там ничего подобного не было.

Несколько секунд Томми задумчиво смотрел на нее.

— Хорошо сформулировано, Таппенс, — сказал он наконец. — Ты подала мне идею.

Прошло два дня. Таппенс отправилась на ленч. Томми, оставшись один в строгом кабинете мистера Теодора Бланта, совершенствовал свой ум, читая новейший сенсационный триллер.

Дверь кабинета открылась, и появился Элберт.

— Вас хочет видеть молодая леди, сэр. Мисс Сайсли Марч. Она говорит, что пришла по вашему объявлению.

— Впусти ее немедленно! — воскликнул Томми, пряча роман в ящик стола.

В следующую минуту Элберт привел молодую леди. Томми едва успел заметить, что она хорошенькая и светловолосая, когда произошло нечто удивительное.

Дверь, за которой только что скрылся Элберт, внезапно распахнулась. В проеме стояла колоритная фигура высокого смуглого мужчины испанского типа с ярко-красным галстуком. Его лицо было искажено гневом, а в руке поблескивал пистолет.

— Значит, это офис мистера проныры Бланта, — заговорил он на безупречном английском. Его голос был тихим и злобным. — Руки вверх, или я стреляю!

Это не походило на пустую угрозу. Томми послушно поднял руки. Девушка, прижавшись к стене, испуганно вскрикнула.

— Эта молодая леди пойдет со мной, — заявил мужчина. — Да-да, моя дорогая. Вы видите меня впервые в жизни, но это не имеет значения. Я не могу допустить, чтобы мои планы рухнули из-за глупой девчонки. Кажется, припоминаю, что вы были среди пассажиров «Номэдика». Должно быть, вы видели то, что вас не касается, но я не намерен позволять вам выбалтывать секреты мистеру Бланту. Он умный джентльмен, судя по его объявлению. Но я тоже просматриваю колонки объявлений и поэтому разгадал его игру.

— Продолжайте, — любезно предложил Томми. — Вы меня чрезвычайно заинтересовали.

— Дерзость вам не поможет, мистер Блант. С этого момента с вас не спустят глаз. Бросьте это расследование, и мы оставим вас в покое, а иначе помоги вам бог! Смерть быстро настигает тех, кто препятствует нашим планам.

Томми не ответил. Он уставился поверх плеча незнакомца, словно увидел привидение.

В действительности Томми увидел нечто, внушившее ему куда большую тревогу, чем любое привидение. До сих пор он не учитывал возможность участия в игре Элберта, считая, что таинственный незнакомец уже разобрался с ним. Если он и думал об Элберте, так только как о лежащем оглушенным на ковре в приемной.

Однако теперь Томми убедился, что Элберт каким-то чудом избежал внимания незнакомца. Но вместо того чтобы в добром английском духе бежать за полисменом, он предпочел играть в одиночку. Дверь позади незнакомца бесшумно открылась, и в проеме возник Элберт с мотком веревки.

Томми издал протестующий вопль, но слишком поздно. Охваченный энтузиазмом Элберт набросил веревочную петлю на голову незнакомцу и, резко дернув за веревку, сбил его с ног.

Произошло неизбежное. Раздался оглушительный выстрел, и пуля, царапнув Томми по уху, угодила позади него в штукатурку.

— Я накинул на него лассо, сэр! — покраснев от торжества, воскликнул Элберт. — Недаром я практиковался с этой штукой в свободное время. Помогите мне, а то он очень дергается.

Томми поспешил на помощь своему верному оруженосцу, решив про себя не предоставлять ему больше свободного времени.

— Болван! — сердито сказал он. — Почему ты не позвал полисмена? Из-за твоей выходки он едва не всадил мне пулю в голову! Уф! Еще никогда я не был так близок к смерти!

— Я набросил на него лассо в самый нужный момент, — заявил Элберт, чей пыл нисколько не уменьшился. — Чудесные вещи проделывают эти парни в прериях, сэр.

— Возможно, — отозвался Томми, — но мы не в прериях, а в цивилизованном городе. Ну, мой дорогой сэр, — обратился он к поверженному врагу, — что нам с вами делать?

Ответом послужил поток иностранных ругательств.

— Замолчите, — велел Томми. — Я не понимаю ни слова, но догадываюсь, что эта речь не предназначена для ушей леди. Надеюсь, вы извините его, мисс… Из-за этой небольшой передряги я забыл вашу фамилию.

— Марч, — сказала девушка. Она все еще выглядела бледной и потрясенной, но подошла к Томми и посмотрела на лежащего незнакомца. — Что вы намерены с ним делать?

— Я могу привести бобби, — с надеждой предложил Элберт.

Но Томми заметил, что девушка слегка качнула головой, и понял намек.

— На первый раз мы позволим ему уйти, — сказал он. — Но я не откажу себе в удовольствии спустить его с лестницы, надеюсь, это научит его вести себя в обществе леди.

Томми снял петлю, поставил свою жертву на ноги и поволок в приемную.

Послышались пронзительные вопли, а затем глухой удар. Томми вернулся раскрасневшийся, но довольный.

Девушка уставилась на него округлившимися глазами.

— Вы… не причинили ему вреда?

— Надеюсь, что причинил, — ответил Томми. — Но эти иностранцы обычно кричат до того, как им успевают причинить вред. Может быть, вернемся в мой кабинет, мисс Марч, и возобновим прерванный разговор? Не думаю, что нас прервут снова.

— Я держу лассо наготове, сэр, — заверил услужливый Элберт.

— Убери его подальше, — строго приказал Томми.

Он последовал за девушкой в кабинет и сел за стол.

— Не знаю, с чего начать, — заговорила девушка. — Как сказал этот человек, я была пассажиркой «Номэдика». Леди, насчет которой вы дали объявление, мисс О’Хара, тоже была на борту.

— Это мы уже знаем, — отозвался Томми, — но я подозреваю, что вам известно кое-что о ее поведении на корабле, в противном случае этот колоритный джентльмен не так спешил бы вмешаться.

— Я все вам расскажу. На борту присутствовал американский посол. Однажды, проходя мимо его каюты, я увидела там эту женщину, которая вела себя настолько необычно, что я остановилась понаблюдать за ней. Она держала в руке мужской ботинок…

— Ботинок? — возбужденно переспросил Томми. — Прошу прощения, мисс Марч. Продолжайте.

— Женщина маленькими ножницами разрезала подкладку и, казалось, что-то засовывала внутрь. В этот момент в коридоре появились доктор и другой мужчина. Она сразу же упала на диван и застонала. Судя по тому, что говорили мужчины, женщина притворилась, что ей стало дурно. Я говорю «притворилась», потому что, когда я впервые увидела ее, с ней было все в порядке.

Томми кивнул:

— Что было потом?

— Мне стыдно об этом рассказывать. Меня обуяло любопытство. К тому же я начиталась глупых книг и подумала, не засунула ли она в ботинок мистера Уилмотта бомбу или отравленную иглу. Конечно, это чушь, но я ничего не могла с собой поделать. Проходя в следующий раз мимо пустой каюты посла, я скользнула внутрь, обследовала ботинок и вытащила из-под подкладки клочок бумаги. Держа его в руке, я услышала шаги стюарда и быстро вышла, чтобы меня не застигли в чужой каюте. Вернувшись к себе, я осмотрела клочок. Мистер Блант, там было только несколько строк из Библии.

— Из Библии? — Томми был заинтригован.

— По крайней мере, тогда мне так показалось. Я ничего не понимала и подумала, что, возможно, это работа религиозного маньяка. Я решила, что такую мелочь незачем возвращать, и не думала об этом, пока вчера не сделала из обрывка бумажный кораблик для моего маленького племянника, чтобы он пускал его в ванне. Когда бумага намокла, я увидела, что на ней появился какой-то странный рисунок. Я быстро вытащила ее из ванны и снова разгладила. Рисунок походил на чертеж, вроде плана входа в гавань. Сразу же после этого мне попалось на глаза ваше объявление.

Томми вскочил на ноги:

— Это очень важно! Теперь я все понимаю. Очевидно, на чертеже какие-то оборонительные сооружения. Та женщина украла его, но, опасаясь, что за ней следят, не осмелилась спрятать у себя и придумала этот оригинальный тайник. Позже она завладела чемоданом, в котором должен был находиться ботинок, но обнаружила, что бумага исчезла. Вы захватили ее с собой, мисс Марч?

Девушка покачала головой.

— Она в моем офисе. Я управляю салоном красоты «Цикламен» на Бонд-стрит. Мы собираемся вести дела в Нью-Йорке, поэтому я ездила туда. Я подумала, что бумага может оказаться важной, и заперла ее в сейфе, прежде чем идти к вам. О ней нужно сообщить в Скотленд-Ярд?

— Да, безусловно.

— Тогда, может быть, пойдем ко мне в офис, возьмем бумагу и отнесем ее прямо в Скотленд-Ярд?

— Сегодня я очень занят, — отозвался Томми, деловито взглянув на часы. — Епископ Лондонский хочет, чтобы я расследовал для него одну любопытную проблему, касающуюся церковных облачений и двух помощников викария.

— В таком случае, — вставая, заявила мисс Марч, — я пойду одна.

Томми протестующе поднял руку:

— Я собирался сказать, что епископу придется подождать. Только оставлю распоряжения Элберту. Не сомневаюсь, мисс Марч, что вам будет грозить опасность, пока бумага не окажется в Скотленд-Ярде.

— Вы так думаете? — с сомнением спросила девушка.

— Не думаю, а уверен. Прошу прощения. — Томми написал несколько слов в лежащем перед ним блокноте, потом вырвал лист и сложил его вдвое.

Взяв шляпу и трость, он сообщил девушке, что готов ее сопровождать. В приемной Томми с важным видом вручил сложенный лист Элберту.

— Меня вызвали по срочному делу. Объясните это его лордству, если он придет. Здесь мои указания по его делу для мисс Робинсон.

— Хорошо, сэр. — Элберт добавил, подыгрывая ему: — А как насчет жемчуга герцогини?

Томми нетерпеливо махнул рукой:

— Это тоже может подождать.

Он и мисс Марч быстро вышли. На полпути вниз по лестнице они столкнулись с поднимающейся Таппенс. Проходя мимо нее, Томми резко бросил:

— Снова опаздываете, мисс Робинсон. Я ухожу по важному делу.

Несколько секунд Таппенс стояла на ступеньках, глядя им вслед. Затем, подняв брови, направилась в офис.

Когда они вышли на улицу, мимо проезжало такси. Томми собирался остановить его, но внезапно передумал.

— Вы не возражаете против прогулки пешком, мисс Марч? — серьезно осведомился он.

— Нет, но разве не лучше было взять то такси? Это было бы быстрее.

— Возможно, вы не заметили. Водитель такси только что отказался взять пассажира чуть дальше по улице. Он явно поджидал нас. Ваши враги не дремлют. Поэтому нам лучше добраться до Бонд-стрит пешком. На переполненных улицах они не рискнут предпринять что-нибудь против нас.

— Хорошо, — с сомнением согласилась девушка.

Они зашагали в западном направлении. Улицы, как и говорил Томми, были переполнены, что замедляло продвижение. Томми не терял бдительности. Иногда он быстрым движением увлекал девушку в сторону, хотя она не замечала ничего подозрительного.

В очередной раз посмотрев на мисс Марч, Томми, казалось, почувствовал угрызения совести.

— Вы скверно выглядите. Очевидно, появление этого человека не прошло для вас даром. Зайдем сюда и выпьем по чашке крепкого кофе. Полагаю, от бренди вы откажетесь?

Девушка, улыбнувшись, покачала головой.

— Согласен на кофе, — сказал Томми. — Не думаю, что мы рискуем быть отравленными.

Они посидели в кафе и быстро зашагали дальше.

— Думаю, мы от них оторвались, — заметил Томми, бросив взгляд через плечо.

«Цикламен» был скромным заведением на Бонд-стрит, витрину которого украшали две баночки крема для лица и кусок мыла на фоне занавеса из розовой тафты.

Сайсли Марч вошла внутрь, и Томми последовал за ней. Помещение было крошечным. Слева находился стеклянный прилавок с туалетными принадлежностями. За прилавком стояла полная седая женщина, которая кивнула мисс Марч и продолжила разговор с покупательницей — маленькой темноволосой женщиной, стоящей к ним спиной и с трудом говорившей по-английски. Справа виднелись диван, столик с журналами и пара стульев, на которых сидели двое мужчин — очевидно, скучающие мужья в ожидании жен.

Сайсли Марч скрылась за дверью в глубине комнаты, оставив ее открытой для Томми. Когда он прошел следом, покупательница вскрикнула: «Кажется, это мой amico!»[147] — и бросилась за ними, вставив ногу в проем, чтобы не дать двери захлопнуться. В тот же момент двое мужчин встали. Один последовал за ней, другой шагнул к продавщице и зажал ей рот ладонью.

Тем временем за дверью события развивались быстро. Когда Томми шагнул через порог, ему на голову набросили кусок ткани, ноздри защекотал тошнотворный запах. Почти сразу же ткань сорвали, и раздался женский визг.

Моргая и кашляя, Томми вглядывался в открывшуюся его глазам сцену. Справа от него один из скучающих мужчин деловито надевал наручники на таинственного незнакомца, недавно посетившего детективное агентство. Перед ним Сайсли Марч тщетно пыталась вырваться из рук темноволосой покупательницы. Когда последняя повернула голову, вуаль, скрывавшая лицо, упала, и Томми узнал женщину.

— Отличная работа, Таппенс, — шагнув вперед, сказал Томми. — Позволь тебе помочь. На вашем месте я бы не сопротивлялся, мисс О’Хара, или вы предпочитаете, чтобы вас называли мисс Марч?

— Это инспектор Грейс, Томми, — представила Таппенс. — Прочитав записку, которую ты оставил, я сразу же позвонила в Скотленд-Ярд. Инспектор Грейс со своим помощником встретились со мной у «Цикламена».

— Рад, что удалось задержать этого джентльмена, — промолвил инспектор, указывая на своего пленника. — Его давно разыскивают. Но это место никогда не вызывало у нас подозрений, мы думали, что это настоящий салон красоты.

— Понимаете, — сказал Томми, — я никак не мог понять, зачем кому-то понадобилось заполучить на час чемодан посла. И тогда я поставил вопрос по-другому. Предположим, важным был другой чемодан. Кто-то хотел, чтобы он на час оказался у посла. Это наводило на размышления! Ведь дипломатический багаж не подлежит таможенному досмотру. Значит, речь идет о контрабанде. Но контрабанде чего? Явно не чего-то громоздкого. Я сразу подумал о наркотиках. После этого в моем офисе разыграли колоритную комедию. Они увидели мое объявление и решили сбить меня со следа, а если это не удастся, убрать вовсе. Но я заметил тревогу в глазах очаровательной леди, когда Элберт проделал трюк с лассо. Это не слишком совпадало с отведенной ей ролью. Нападение незнакомца ставило целью укрепить мое доверие к ней. Я постарался притвориться легковерным сыщиком, проглотил ее невероятную историю и позволил ей заманить меня сюда, предусмотрительно оставив подробные указания Таппенс. Под различными предлогами я задержал наше прибытие, чтобы дать вам побольше времени.

Сайсли Марч смотрела на него с каменным выражением лица.

— Вы сошли с ума. Что вы надеетесь здесь найти?

— Памятуя о том, что Ричардс видел в чемодане банку соли для ванны, почему бы нам не начать с нее, инспектор?

— Неплохая идея, сэр.

Инспектор подобрал одну из изящных розовых баночек и высыпал содержимое на стол. Девушка рассмеялась.

— Всего лишь кристаллы углекислой соды, — заметил Томми.

— Попробуй заглянуть в сейф, — предложила Таппенс.

В углу находился маленький стенной сейф. В замке торчал ключ. Томми повернул его и издал возглас удовлетворения. Глубокая ниша в стене была заполнена рядами таких же изящных баночек соли для ванны. Он взял одну из них и отвинтил крышку. Сверху были те же розовые кристаллы, но под ними находился белый порошок.

— Вы были правы, сэр! — воскликнул инспектор. — Десять к одному, это чистый кокаин. Мы знали, что источник распространения где-то в районе Вест-Энда, но не могли подобрать к нему ключ. Отличная догадка, сэр!

— Очередной триумф блестящих сыщиков Бланта, — заметил Томми, выйдя на улицу вместе с Таппенс. — Великое дело — быть женатым! Ты, в конце концов, научила меня отличать настоящие золотистые волосы от крашенных перекисью. Мы направим послу официальное письмо, информировав его об удовлетворительном окончании дела. А теперь, дружище, как насчет чая и солидной порции горячих оладий с маслом?

Глава 23 Человек, который был номером 16

Томми и Таппенс сидели в личном кабинете мистера Картера. Похвалы шефа были горячими и искренними.

— Вы достигли замечательных успехов. Благодаря вам в наши руки попали как минимум пять интересующих нас личностей, от которых мы получили очень ценную информацию. Тем временем я узнал из заслуживающего доверия источника, что в штаб-квартире в Москве встревожены отсутствием рапортов их агентов. Думаю, несмотря на все наши меры предосторожности, они начинают подозревать, что в центре распространения, я имею в виду Международное детективное агентство мистера Теодора Бланта, что-то не так.

— Ну, — заметил Томми, — полагаю, они должны были рано или поздно начать догадываться, сэр.

— Да, этого следовало ожидать. Но я немного тревожусь о миссис Томми.

— Я могу о ней позаботиться, сэр, — отозвался Томми в тот самый момент, когда Таппенс заявила:

— Я могу позаботиться о себе сама.

— Хм! — задумчиво произнес мистер Картер. — Вам обоим всегда была присуща излишняя самоуверенность. Не знаю, приписывать ли вашу неуязвимость целиком и полностью вашему потрясающему уму или же в этом принимает участие небольшой процент везучести. Но не забывайте, что удача переменчива. Впрочем, я не собираюсь ни на чем настаивать. Хорошо зная миссис Томми, я полагаю, что бесполезно просить ее оставаться в тени ближайшую пару недель?

Таппенс энергично покачала головой.

— Тогда я могу только поделиться с вами информацией. У нас есть причины полагать, что из Москвы сюда направлен специальный агент. Мы не знаем, под каким именем он путешествует и когда он прибудет. Но нам известно о нем кое-что. Этот человек причинил нам немало хлопот во время войны, появляясь в самых неудобных для нас местах. Он русский по происхождению, но, будучи великолепным лингвистом, может выдавать себя за представителя пяти-шести других национальностей, включая нашу. К тому же он непревзойденный мастер в искусстве маскировки и вообще обладает незаурядным интеллектом. Это он придумал код с числом 16.

Не знаю, когда и как этот человек здесь появится, но это непременно произойдет. Нам известно, что он не был лично знаком с настоящим мистером Теодором Блантом. Думаю, он явится в ваш офис, якобы намереваясь поручить вам какое-то расследование, и проверит, знаете ли вы пароли. Первый из них вам известен — упоминание числа 16, которое должно содержаться и в ответной фразе. Второй, который мы выяснили только что, — вопрос, пересекали ли вы когда-нибудь Ла-Манш, на который должен последовать ответ: «Я побывал в Берлине тринадцатого числа прошлого месяца». Насколько нам известно, это все. Советую вам ответить правильно и завоевать его доверие. Но даже если он будет казаться полностью обманутым, оставайтесь настороже. Наш друг весьма проницателен и умеет вести двойную игру не хуже или даже лучше вас. Но в любом случае я рассчитываю добраться до него с вашей помощью. С этого дня я принимаю особые меры предосторожности. Прошлой ночью в вашем офисе установили диктофон, так что один из моих людей в комнате на нижнем этаже сможет слышать все, что там происходит. Если что-то случится, мне немедленно сообщат, и я смогу предпринять необходимые шаги для обеспечения вашей безопасности и поимки человека, за которым я охочусь.

Получив еще несколько указаний и обсудив тактические вопросы, молодые люди удалились и быстро направились в офис блистательных сыщиков Бланта.

— Уже двенадцать, — сказал Томми, взглянув на часы. — Мы засиделись с шефом. Надеюсь, мы не упустили какое-нибудь интересное дело.

— В целом мы справляемся недурно, — заметила Таппенс. — На днях я подвела итоги. Мы раскрыли четыре загадочных убийства, разоблачили банду фальшивомонетчиков, а также шайку контрабандистов…

— Итого две банды, — прервал Томми. — Какие мы молодцы! Рад это слышать. «Банда» звучит так профессионально.

Таппенс продолжала, загибая пальцы:

— Раскрыли одну кражу драгоценностей, дважды спаслись от насильственной смерти, разгадали тайну исчезновения леди, уменьшающей свой вес, опровергли сфабрикованное алиби и, увы, в одном случае остались в дураках. В общем, совсем неплохо. По-моему, мы очень умные.

— Ты никогда в этом не сомневалась, — усмехнулся Томми. — Но меня не покидает чувство, что один-два раза нам просто повезло.

— Чепуха, — заявила Таппенс. — Все дело в маленьких серых клеточках.

— Ну, один раз мне точно повезло, — заметил Томми. — В тот день, когда Элберт проделал трюк с лассо! Но ты так говоришь, Таппенс, будто все уже кончено.

— Так оно и есть, — ответила Таппенс, многозначительно понизив голос. — Это наше последнее дело. Когда они положат супершпиона на лопатки, великим детективам придется уйти на покой и заняться разведением пчел или выращиванием кабачков. Так всегда делается.

— Похоже, ты устала, а?

— Да, пожалуй. Кроме того, после стольких успехов удача может отвернуться.

— Теперь ты заговорила об удаче! — торжествующе воскликнул Томми.

В это время они подошли к Международному детективному агентству, и Таппенс не ответила.

Элберт дежурил в приемной, развлекаясь попытками удержать на носу линейку.

Недовольно нахмурившись, великий мистер Блант проследовал в свой кабинет. Сбросив пальто и шляпу, он открыл шкаф, на полках которого располагалась библиотека классиков детективного жанра.

— Выбор сужается, — пробормотал Томми. — Кого мне изображать сегодня?

Необычные нотки в голосе Таппенс заставили его резко повернуться.

— Какое сегодня число, Томми? — спросила она.

— Дай вспомнить… Одиннадцатое. А что?

— Посмотри-ка на календарь.

На отрывном календаре, висевшем на стене, значилось: суббота, шестнадцатое число.

— Странно! Сегодня понедельник. Должно быть, Элберт оторвал слишком много листков. Неаккуратный чертенок!

— Не думаю, — возразила Таппенс. — Но давай спросим у него.

Вызванный и допрошенный Элберт казался удивленным. Он клялся, что оторвал только два листка: субботу и воскресенье. Вскоре его заявление подтвердилось, ибо оторванные Элбертом два листка были найдены в камине, а остальные пять — в мусорной корзине.

— Методичный преступник, — заметила Таппенс. — Кто-нибудь здесь был сегодня утром, Элберт? Какие-нибудь клиенты?

— Только один, сэр.

— Как он выглядел?

— Это была она, медицинская сестра. Она была очень встревожена и сказала, что дождется вашего прихода. Я отвел ее в комнату клерков, так как там теплее.

— А оттуда она, конечно, могла пройти сюда незаметно для тебя. Давно она ушла?

— Около получаса, сэр. Сказала, что придет снова во второй половине дня. На вид приятная, добродушная женщина…

— Приятная, добродушная… Ладно, Элберт, убирайся отсюда.

Элберт удалился с оскорбленным видом.

— Быстрый старт, — заметил Томми. — Хотя выглядит довольно бессмысленным. Ведь это только нас насторожило. Полагаю, в камине не спрятана бомба?

Убедившись в ее отсутствии, он сел за стол и обратился к Таппенс:

— Мы столкнулись с весьма серьезным делом, mon ami. Несомненно, вы помните человека, который был номером 4 и которого я раздавил в Доломитовых Альпах, как яичную скорлупу, с помощью взрывчатки, bien entendu[148]. Но он не умер, эти суперпреступники никогда не умирают. Теперь он номер 4 в квадрате, иными словами, номер 16. Вы понимаете меня, друг мой?

— Отлично понимаю, — ответила Таппенс. — Ты — великий Эркюль Пуаро.

— Совершенно верно. Нет усов, но уйма серых клеточек.

— У меня предчувствие, — сказала Таппенс, — что это приключение будет называться «Триумф Гастингса».

— Никогда, — возразил Томми. — Так не бывает. Друг сыщика всегда остается идиотом, это незыблемое правило. Кстати, mon ami, не могли бы вы делать прическу с прямым пробором вместо косого? Это выглядит удручающе несимметрично.

На столе Томми зазвонил звонок. Он ответил на сигнал, и Элберт принес карточку.

— Князь Владировский, — негромко прочитал Томми и посмотрел на Таппенс. — Интересно… Впусти его, Элберт.

Вошел элегантный мужчина среднего роста со светлой бородкой, на вид лет тридцати пяти.

— Мистер Блант? — осведомился он на безупречном английском. — Вас настоятельно мне рекомендовали. Вы согласитесь взяться за мое дело?

— Если вы сообщите мне подробности…

— Разумеется. Это касается шестнадцатилетней дочери моего друга. Понимаете, мы стараемся избежать скандала…

— Мой дорогой сэр, — сказал Томми, — наш бизнес процветает уже шестнадцать лет, благодаря строгому соблюдению конфиденциальности.

Ему показалось, что он заметил блеск в глазах князя, который тотчас же погас.

— Кажется, у вас имеются филиалы по ту сторону Ла-Манша?

— О да. — Томми тщательно подбирал слова. — Я лично побывал в Берлине тринадцатого числа прошлого месяца.

— В таком случае, — заявил незнакомец, — незачем притворяться дальше. В дочери моего друга больше нет необходимости. Вы знаете, кто я, во всяком случае, я вижу, что вас предупредили о моем визите. — Он кивнул в сторону календаря на стене.

— Вы правы, — согласился Томми.

— Я прибыл выяснить, что здесь произошло.

— Измена, — сказала Таппенс, будучи не в силах сдерживаться дальше.

Русский посмотрел на нее, подняв брови.

— В самом деле? Так я и думал. Это Сергей?

— Мы так полагаем, — не краснея, отозвалась Таппенс.

— Ну, меня бы это не удивило. Но вы сами не под подозрением?

— Надеюсь, что нет. У нас респектабельный бизнес, — объяснил Томми.

— Разумное прикрытие, — одобрил русский. — Пожалуй, мне не следует приходить сюда снова. Сейчас я остановился в «Блице». Я возьму с собой Маризу… Полагаю, это Мариза?

Таппенс кивнула.

— Под каким именем ее здесь знают?

— Мисс Робинсон.

— Отлично. Мисс Робинсон, вы пойдете со мной в «Блиц» на ленч. Мы все встретимся в штаб-квартире в три часа. Понятно? — Он посмотрел на Томми.

— Вполне, — ответил Томми, думая, где может находиться штаб-квартира, и понимая, что этот вопрос интересует и мистера Картера.

Таппенс встала, накинула длинное черное пальто с леопардовым воротником и заявила, что готова сопровождать князя.

Они вышли вместе, оставив в кабинете Томми, раздираемого противоречивыми эмоциями.

Что, если диктофон испортился? Что, если таинственная медсестра каким-то образом узнала о его наличии и вывела его из строя?

Томми снял телефонную трубку и назвал номер. После паузы в трубке послышался знакомый голос:

— Все в порядке. Немедленно отправляйтесь в «Блиц».

Спустя пять минут Томми и мистер Картер встретились в Пальмовом зале «Блица». Шеф держался деловито и оптимистично.

— Вы действовали превосходно. Князь и ваша жена сейчас в ресторане. Двое моих людей находятся там в качестве официантов. Я почти уверен, что князь ничего не подозревает, но в любом случае он у нас под контролем. Двое людей наверху наблюдают за его апартаментами, еще двое снаружи готовы следовать за ним повсюду. Не беспокойтесь о вашей супруге, ее не выпускают из поля зрения. Я не намерен рисковать.

Время от времени кто-то из агентов приходил с докладом. Сначала это был официант, принявший заказ на коктейли; в другой раз щеголеватый молодой человек довольно рассеянного вида.

— Они выходят, — предупредил мистер Картер. — Если они сядут здесь, мы спрячемся за колонной, но, полагаю, он поведет ее в свои апартаменты. Ну вот, так я и думал.

Из их наблюдательного пункта Томми видел, как русский и Таппенс пересекли зал и вошли в лифт.

Шли минуты, и Томми начал нервничать.

— Вы не боитесь, сэр, что Таппенс наедине с этим человеком…

— За диваном в апартаментах прячется один из моих людей. Не беспокойтесь, приятель.

К мистеру Картеру подошел официант:

— Я получил сигнал, что они поднимаются, сэр, но они так и не появились. Все в порядке?

— Что?! — Мистер Картер круто повернулся. — Я сам видел, как они входили в лифт. — Он бросил взгляд на часы. — Всего четыре с половиной минуты назад. Если они не появились наверху…

Он поспешил к лифту, который в этот момент спустился снова, и обратился к лифтеру в униформе:

— Вы поднимали несколько минут назад джентльмена со светлой бородкой и молодую леди на третий этаж?

— Не на третий, сэр. Джентльмен велел подняться на четвертый.

— Вот как? — Шеф вскочил в кабину, знаком подозвав Томми. — Пожалуйста, поднимите нас на четвертый этаж… Не понимаю, — тихо сказал он Томми. — Но не волнуйтесь. Один из моих людей дежурит на каждом этаже, в том числе на четвертом.

Лифт остановился, и они поспешили по коридору. Вскоре к ним подошел человек, одетый официантом.

— Все в порядке, шеф. Они в номере 318.

Картер облегченно вздохнул:

— Оттуда нет другого выхода?

— Это апартаменты, но в коридор выходят только две двери, и, чтобы добраться до лестницы или лифта, им пришлось бы пройти мимо нас.

— Тогда действительно все в порядке. Только позвоните вниз и узнайте, кто занимает эти апартаменты.

Официант вернулся через минуту-две.

— Миссис Кортландт ван Снайдер из Детройта.

Мистер Картер задумался.

— Интересно, эта миссис ван Снайдер — сообщница или… — Он не окончил фразу и резко осведомился: — Вы слышали какие-нибудь звуки изнутри?

— Нет. Но двери плотные, через них многого не услышишь.

Настроение мистера Картера внезапно изменилось.

— Мне это не нравится. Лучше нам войти. У вас есть ключ?

— Конечно, сэр.

— Позовите Эванса и Клайдсли.

Дождавшись подкрепления, они подошли к двери апартаментов. Официант вставил ключ в замок, дверь бесшумно отворилась.

Они очутились в маленьком холле. Справа находилась открытая дверь в ванную, а перед ними — гостиная. Слева виднелась закрытая дверь, из-за которой доносились слабые звуки, похожие на астматическое дыхание. Мистер Картер открыл дверь и вошел.

На большой двуспальной кровати с покрывалом, украшенным замысловатыми розово-золотыми узорами, лежала связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, хорошо одетая женщина средних лет. Казалось, ее глаза сейчас вылезут из орбит от боли и гнева.

По приказу мистера Картера его подчиненные начали обыскивать апартаменты. В спальне остались Томми и его шеф. Склонившись над кроватью и развязывая узлы, Картер окинул комнату озадаченным взглядом. Кроме изрядного количества несомненно американского багажа, в помещении ничего не было. Нигде не видно никаких признаков русского или Таппенс.

Вошел официант и сообщил, что в других комнатах также никого нет. Подойдя к окну, Томми покачал головой. Балкона в этом номере не было.

— Вы уверены, что они вошли именно сюда? — спросил Картер.

— Уверен. Кроме того… — Официант указал на женщину на кровати.

Картер разрезал перочинным ножом шарф, едва не задушивший несчастную, и сразу же стало ясно, что никакие страдания не помешают миссис Кортландт ван Снайдер воспользоваться даром речи.

Когда первый поток негодующих фраз наконец иссяк, мистер Картер рискнул заговорить:

— Может быть, вы расскажете мне, что произошло с самого начала?

— Я подам в суд на администрацию отеля! Это возмутительно! Я искала мою противогриппозную микстуру, когда какой-то мужчина прыгнул на меня сзади и разбил маленькую стеклянную ампулу у меня под носом. Я сразу потеряла сознание, а когда пришла в себя, то лежала здесь, связанная. Наверно, негодяй забрал все мои драгоценности.

— Думаю, ваши драгоценности в полной безопасности, — сухо промолвил мистер Картер. Повернувшись, он подобрал что-то с пола. — Вы стояли там, где я, когда этот человек прыгнул на вас?

— Да, — согласилась миссис ван Снайдер.

Мистер Картер держал в руке осколок тонкого стекла. Он понюхал его и протянул Томми.

— Этилхлорид, — пробормотал он. — Анестезирующее средство, действующее мгновенно, но только несколько минут. Наверно, этот человек еще находился в комнате, когда вы пришли в себя, миссис ван Снайдер?

— А я что говорю? Можно было с ума сойти, видя, как он уходит, и оставаться при этом абсолютно беспомощной!

— Уходит? — резко осведомился мистер Картер. — Куда?

— В ту дверь. — Она указала на дверь напротив. — С ним была девушка, но она еле передвигала ноги, как будто нанюхалась того же снотворного.

Картер вопросительно посмотрел на подчиненного.

— Эта дверь ведет в соседние апартаменты, сэр. Но все двойные двери должны быть закрыты на засов с обеих сторон.

Мистер Картер тщательно обследовал дверь, потом выпрямился и повернулся к кровати.

— Вы все еще утверждаете, миссис ван Снайдер, что преступник вышел через эту дверь?

— Конечно. А почему бы и нет?

— Потому что дверь закрыта на засов с этой стороны, — сухо отозвался мистер Картер и для наглядности повернул ручку.

На лице миссис ван Снайдер отразилось крайнее изумление.

— Если кто-то не запер за ним дверь, — добавил мистер Картер, — он не мог выйти таким путем.

Картер повернулся к Эвансу, только что вошедшему в спальню.

— Вы уверены, что в апартаментах больше никого нет? И что нет других дверей в соседние номера?

— Нет, сэр, я абсолютно уверен.

Картер подробно осмотрел комнату. Он открыл большой гардероб, заглянул под кровать, в камин, за все портьеры. Наконец, под влиянием внезапной идеи, не обращая внимания на громкие протесты миссис ван Снайдер, открыл большой кофр с одеждой и начал рыться в его содержимом.

Внезапно Томми, изучающий дверь в смежные апартаменты, громко воскликнул:

— Взгляните-ка на это, сэр. Вот как они вышли отсюда.

Засов был перепилен так близко к гнезду, что линия разреза была почти незаметна.

— Дверь не открывалась, потому что она заперта с другой стороны, — объяснил Томми.

В следующую минуту они снова вышли в коридор, и официант открыл своим ключом дверь смежных апартаментов. Они были свободными. Подойдя к соединяющей их двери, Картер и Томми увидели аналогичную картину. Засов был перепилен, а дверь заперта на ключ, который предусмотрительно вынули. Но и в этих апартаментах нигде не было ни Таппенс, ни светлобородого русского. Не было там и других дверей, помимо ведущих в апартаменты миссис ван Снайдер и в коридор.

— Но я бы видел, как они вышли, — запротестовал официант. — Я не мог их не заметить. Готов поклясться, что они оттуда не выходили.

— Черт возьми! — воскликнул Томми. — Не могли же они раствориться в воздухе!

Картер быстро обрел самообладание. Его мозг напряженно работал.

— Позвоните вниз и узнайте, кто и когда занимал эти апартаменты в последний раз.

Эванс, который сопровождал их, оставив Клайдсли в соседних апартаментах, молча повиновался.

— Юноша-француз, месье Поль де Варез. Он инвалид, с ним была медсестра. Они выехали сегодня утром.

Секретный агент, переодетый официантом, смертельно побледнел.

— Парень-инвалид… медсестра… — пробормотал он. — Они прошли мимо меня в коридоре. Мне и в голову не пришло… Я так часто видел их раньше…

— Вы хорошо их рассмотрели? — допытывался мистер Картер. — Вы уверены, что это были именно они?

Официант покачал головой:

— Я едва взглянул на них. Понимаете, я поджидал совсем других, мужчину со светлой бородкой и девушку.

— Конечно! — простонал Картер. — На это они и рассчитывали.

С внезапным возгласом Томми нагнулся и вытащил из-под дивана сверток из черной материи. Он развернул его и высыпал на пол несколько предметов. Материя оказалась длинным черным пальто, которое носила Таппенс. Внутри были ее платье и шляпа, а также фальшивая светлая бородка.

— Все ясно, — с горечью произнес Томми. — Они похитили Таппенс. Русский дьявол обвел нас вокруг пальца. Медсестра и юноша были его сообщниками. Они провели здесь день или два, чтобы в отеле привыкли к их присутствию. За ленчем русский, очевидно, понял, что попал в ловушку, и осуществил свой план. Возможно, он рассчитывал на то, что в соседней комнате никого не окажется, так как она была пуста, когда он перепиливал засовы. Как бы то ни было, он заставил умолкнуть миссис ван Снайдер и Таппенс, притащил ее сюда, переодел в костюм инвалида, изменил собственную внешность и спокойно вышел. Одежда, по-видимому, была приготовлена заранее. Но я не понимаю, как ему удалось справиться с Таппенс.

— Вот как! — Мистер Картер подобрал с ковра сверкающий кусочек стали. — Обломок иглы для инъекций. Ее усыпили.

— Господи! — простонал Томми. — И ему удалось ускользнуть!

— Этого мы еще не знаем, — возразил Картер. — Не забывайте, что за каждым выходом наблюдают.

— Да, но в ожидании мужчины и девушки, а не медсестры с мальчиком-инвалидом. Они уже наверняка покинули отель.

Как выяснилось, сестра и ее пациент уехали в такси минут пять назад.

— Ради бога, Бересфорд, возьмите себя в руки, — сказал мистер Картер. — Вы знаете, что я не успокоюсь, пока не найду вашу жену. Сейчас я возвращаюсь в свой офис, и через несколько минут все наши ресурсы будут задействованы. Мы найдем их.

— Вы уверены, сэр? Этот русский — ловкий дьявол. Смотрите, как ему удалось отсюда вырваться. Молите бога, чтобы вы не опоздали. Они нас здорово опередили.

Выйдя из отеля, Томми побрел по улице, сам не зная куда. Он чувствовал себя как парализованный. Что делать? Где искать Таппенс?

Томми вошел в Грин-парк и опустился на скамью. Он едва заметил, как кто-то сел рядом, и вздрогнул, услышав знакомый голос:

— Не сочтите за дерзость, сэр…

Томми обернулся:

— Привет, Элберт.

— Я все знаю, сэр, но не отчаивайтесь.

— Тебе легко говорить. — Томми горько усмехнулся.

— Вспомните, сэр, что блистательные сыщики Бланта никогда не сдаются! Простите, но я случайно слышал, как вы и хозяйка говорили сегодня утром о мистере Пуаро и его маленьких серых клеточках. Почему бы вам не воспользоваться вашими серыми клеточками, сэр?

— Ими легче пользоваться в книгах, чем в жизни, мой мальчик.

— Я не верю, чтобы кто-нибудь мог надолго вывести хозяйку из строя, — упрямо заявил Элберт. — Вы ведь ее знаете, сэр. Она как резиновые косточки, которые покупают для щенят: прочность гарантируется.

— Ты внушаешь мне бодрость, Элберт, — сказал Томми.

— Тогда как насчет того, чтобы использовать ваши серые клеточки, сэр?

— Ты упорный парень, Элберт. До сих пор дуракаваляние нам здорово помогало. Попробуем снова. Давай расположим факты хронологически, руководствуясь порядком и методом. Ровно десять минут третьего русский и Таппенс входят в лифт. Через пять минут мы говорим с лифтером и, узнав, что он поднял их на четвертый этаж, просим поднять нас туда же. Скажем, девятнадцать минут третьего мы входим в апартаменты миссис ван Снайдер. Ну, какая же ослепительная идея приходит нам в голову?

Последовала пауза, явно свидетельствующая об отсутствии упомянутой идеи.

Внезапно глаза Элберта блеснули.

— А в комнате не было большого чемодана? — спросил он.

— Mon ami, — отозвался Томми, — вы не понимаете психологии американки, только что вернувшейся из Парижа. По-моему, в комнате было не меньше девятнадцати чемоданов.

— Я имею в виду, что в чемодан легко спрятать мертвое тело, не то чтобы я думал, будто хозяйка мертва…

— Мы обыскали единственные два чемодана, достаточно большие, чтобы в них можно было спрятать тело. Какой следующий факт в хронологическом порядке?

— Вы пропустили один — когда хозяйка и мужчина, переодетый медсестрой, прошли мимо официанта по коридору.

— Должно быть, это произошло раньше, чем мы поднялись в лифте, — сказал Томми. — Мы едва не столкнулись лицом к лицу. Быстрая работа. Я…

Он внезапно умолк.

— Что такое, сэр?

— Помолчите, mon ami. У меня возникла маленькая идея, из тех ошеломляющих идей, которые рано или поздно приходят в голову Эркюлю Пуаро. Но если так… Господи, только бы не опоздать!

Томми выбежал из парка. Элберт не отставал от него, спрашивая на бегу:

— О чем вы, сэр? Я не понимаю.

— Ты и не должен понимать, — отозвался Томми. — Гастингс никогда не понимал, что имеет в виду Пуаро. Если бы твои серые клеточки не были на порядок ниже моих, какой, по-твоему, смысл был бы для меня в этой игре? Прости, я болтаю вздор. Ты славный парень, Элберт. Ты знаешь, что Таппенс стоит дюжины таких, как мы с тобой.

Запыхавшийся Томми ворвался в «Блиц». Завидев Эванса, он отвел его в сторону и что-то быстро объяснил. Двое мужчин вошли в лифт вместе с Элбертом.

— Четвертый этаж, — велел Томми.

Они остановились у номера 318. Эванс вынул ключ и открыл дверь. Без всякого предупреждения они шагнули в спальню миссис ван Снайдер. Леди все еще лежала на кровати, успев переодеться в пеньюар. Она изумленно уставилась на них.

— Простите, что мы не постучали, — вежливо заговорил Томми, — но мне нужна моя жена. Вы не возражаете освободить кровать?

— По-моему, вы спятили! — сердито крикнула миссис ван Снайдер.

Томми задумчиво посмотрел на нее, склонив голову набок.

— Весьма артистично, — заметил он, — но это не сработает. Мы заглядывали под кровать, но не в нее. Помню, я в детстве использовал такое укрытие, играя в прятки, ложился поперек кровати под валик. А этот кофр стоит наготове, чтобы позднее в нем вывезли тело. Только мы вас немного опередили. Вы успели усыпить Таппенс, спрятать ее под валиком, а ваши сообщники из соседних апартаментов — связать вас и заткнуть вам кляп в рот. Признаюсь, мы проглотили вашу историю. Но если подумать, руководствуясь порядком и методом, то становится ясным, что усыпить девушку, переодеть ее в мальчика-инвалида, связать другую женщину и самому изменить внешность за пять минут физически невозможно. Медсестра и мальчик служили приманкой с целью направить нас по ложному следу. Предполагалось, что мы будем разыскивать их, сочувствуя миссис ван Снайдер как невинной жертве. Помогите леди встать с кровати, Эванс. У вас есть пистолет? Отлично.

Несмотря на пронзительные вопли, миссис ван Снайдер стащили с ее ложа. Томми сорвал покрывало и поднял валик.

Под ним, поперек кровати, лежала Таппенс. Глаза ее были закрыты, а лицо имело восковой оттенок. На момент Томми охватил ужас, но вскоре он увидел, что ее грудь едва заметно поднимается. Таппенс усыпили, но она была жива.

Томми повернулся к Элберту и Эвансу.

— А теперь, месье, — драматическим тоном произнес он, — последний coup![149]

Быстрым внезапным движением он дернул миссис ван Снайдер за тщательно причесанные волосы. Они остались у него в руке.

— Так я и думал, — сказал Томми. — Номер 16!

Примерно через полчаса Таппенс открыла глаза и увидела склонившихся над ней доктора и Томми.

Опустим скромную вуаль на события последующей четверти часа, по истечении которых доктор удалился, заверив, что теперь все в порядке.

— Mon ami Гастингс, — ласково произнес Томми. — Как я рад, что вы все еще живы.

— Мы поймали номер 16?

— Я снова раздавил его, как яичную скорлупу, иными словами, он в руках у Картера. А все благодаря маленьким серым клеточкам! Кстати, мне придется повысить жалованье Элберту.

— Расскажи мне все.

Томми подробно описал происшедшее, опустив кое-какие детали.

— И ты не сходил с ума от тревоги за меня? — слабым голосом спросила Таппенс.

— Вообще-то нет. Ты ведь знаешь, нужно сохранять хладнокровие.

— Лгунишка! — воскликнула Таппенс. — Ты до сих пор на себя не похож.

— Ну, возможно, я немного беспокоился, дорогая. Как бы то ни было, теперь мы прикроем наш бизнес, верно?

— Конечно, прикроем.

Томми облегченно вздохнул:

— Я надеялся, что ты будешь благоразумной. После такого шока…

— Шок тут ни при чем. Ты знаешь, что я не возражаю против потрясений.

— Гарантия прочности как у резиновой косточки, — пробормотал Томми.

— У меня найдется работа получше, — продолжала Таппенс. — И даже более возбуждающая. Та, которой я еще никогда не занималась.

Томми с опаской посмотрел на нее:

— Категорически запрещаю, Таппенс!

— Ты не можешь ничего запретить, — отозвалась Таппенс. — Это закон природы.

— О чем ты говоришь, Таппенс?

— О нашем ребенке, — объяснила Таппенс. — В наши дни жены не сообщают об этом шепотом, а кричат во весь голос. У нас будет ребенок! Томми, разве это не чудесно?

1929 г.

Перевод: В. Тирдатов

Глава первая

В передней Томми Бирсфорд разделся, аккуратно, не спеша, водрузил пальто на вешалку и все так же неторопливо повесил шляпу на соседний крючок. Потом расправил плечи, изобразил на лице бодрую улыбку и вошел в гостиную, где жена его вязала шерстяной подшлемник цвета хаки.

Стояла весна 1940 года.

Миссис Бирсфорд взглянула на мужа, и спицы еще быстрее замелькали у нее в руках. Помолчав с минуту, она спросила:

— Что нового в газетах?

— Блицкриг надвигается, — ответил Томми. — Дела во Франции плохи.

— Да, что и говорить, невесело, — подтвердила Таппенс.

Они опять помолчали. Затем Томми поинтересовался:

— Ну? Что же ты ни о чем не спрашиваешь? Кому сейчас нужна эта тактичность?

— Верно, — согласилась Таппенс. — Излишняя тактичность раздражает. Но ведь ты разозлишься еще больше, если я начну задавать вопросы. Да и зачем? У тебя и так все на лице написано. Ну, ладно, выкладывай. Ничего не вышло?

— Ничего. Я никому не нужен. Честное слово, Таппенс, когда сорокашестилетнему мужчине дают понять, что из него песок сыплется — это уж слишком. Армия, флот, авиация, министерство иностранных дел — всюду одно и то же: вы слишком стары. Может, позднее вы нам понадобитесь.

— Со мной та же история, — вздохнула Таппенс. — Вы хотите быть сестрой милосердия? В вашем возрасте? Нет, благодарим вас. На другую работу? Тоже нет. Они предпочтут мне любую сопливую девчонку, которая и ран-то в глаза не видела и даже бинт стерилизовать не умеет. А ведь я же три года провела на фронте: была и сиделкой и операционной сестрой, водила грузовик и даже генеральскую машину. И, смею утверждать, всюду неплохо справлялась. А теперь я, оказывается, всего-навсего пожилая надоеда, которая не желает тихо сидеть дома и вязать.

— Хорошо, хоть Дебора при деле, — попытался Томми утешить жену.

— Да, у нее все в порядке, — согласилась мать Деборы. — Уверена, что она справляется. И все-таки кажется, Томми, что я бы ей ни в чем не уступила.

— Она, пожалуй, другого мнения, — усмехнулся Томми.

— Дети иногда бывают просто невыносимы, — вздохнула Таппенс. — Особенно когда стараются быть чуткими.

— Терпеть не могу, когда Дерек делает мне скидку на возраст, — проворчал Томми. — Всем своим видом он словно говорит: «Бедный старый папа!»

Сердито фыркнув, Таппенс тряхнула темноволосой головой, и клубок шерсти скатился с ее колен на пол.

— Выходит, мы ни на что больше не годны? Да? А может, нам просто вбивают это в голову? Впрочем, мне самой подчас кажется, что мы вообще никогда ни на что не годились.

— Похоже, — отозвался Томми.

— Допустим. Но ведь было же время, когда мы считали, что делаем важное дело. Теперь я начинаю подозревать, что все это нам просто приснилось. Да было ли это на самом деле, Томми? Правда ли, что однажды немецкие шпионы трахнули тебя по голове и похитили? Правда ли, что однажды мы с тобой выследили опасного преступника, задержали его и завладели важнейшими секретными документами? Правда ли, что некая признательная страна нас щедро вознаградила? Да, нас — тебя и меня. Тех самых Бирсфордов, которыми все пренебрегают, которые никому больше не нужны?

— Угомонись, дорогая. Разговорами делу не поможешь.

— И все-таки, — смахнув слезинку, сказала Таппенс, — больше всего меня обидел наш друг мистер Картер.

— Но он же написал нам весьма любезное письмо.

— И ничего не сделал — даже надежды не подал.

— Так ведь он сейчас не у дел, как и мы. Состарился, поселился в Шотландии и ловит себе рыбку.

— Секретная служба могла бы все же что-нибудь для нас придумать, — не сдавалась Таппенс.

— А может, мы уже и не справимся, — возразил Томми. — У нас теперь, пожалуй, пороху не хватит.

— Не знаю. По-моему, мы все те же. А впрочем, когда дойдет до дела… Но все-таки очень хочется чем-то заняться. Ужасно, когда все время только думаешь и думаешь.

В квартиру позвонили. Таппенс открыла дверь и увидела на пороге широкоплечего мужчину с пышными светлыми усами на румяном жизнерадостном лице. Незнакомец быстрым взглядом окинул хозяйку дома и приятным голосом осведомился:

— Миссис Бирсфорд?

— Да.

— Моя фамилия Грант. Я друг лорда Истхемптона. Он посоветовал мне обратиться к вам и вашему мужу.

— Очень рада. Входите, пожалуйста. — Таппенс провела посетителя в гостиную. — Знакомьтесь — мой муж. А это мистер Грант. От мистера Кар… простите, от лорда Истхемптона.

Прежний псевдоним шефа Секретной службы был для Таппенс привычнее, чем настоящий титул их старого друга. Мистер Грант оказался приятным человеком и держался непринужденно. Таппенс вышла из комнаты, но вскоре вернулась с бутылкой шерри и рюмками. А еще через несколько минут, воспользовавшись паузой, мистер Грант спросил Томми:

— Я слышал, вы ищете себе дело, Бирсфорд?

— Да, ищу. Вы имеете в виду… — У Томми загорелись глаза.

Грант рассмеялся и покачал головой:

— Боюсь, не то, что вы думаете. Этим пусть занимаются молодые, энергичные ребята или те, кто работает у нас уже давно. А вам я могу предложить лишь довольно скучную работу: будете сидеть в канцелярии, подшивать бумаги, перевязывать папки красной тесьмой, расставлять по полкам и прочее.

— Понятно, — лицо у Томми вытянулось.

— В конце концов, это лучше, чем ничего, — подбодрил его Грант. — Словом, загляните ко мне на днях. Министерство снабжения, комната двадцать два. Что-нибудь для вас подыщем.

Зазвенел телефон. Таппенс сняла трубку.

— Алло… Да… Что такое?

На другом конце провода кто-то кричал. Таппенс изменилась в лице.

— Когда?.. Ох, боже мой!.. Разумеется, дорогая, сейчас буду.

Миссис Бирсфорд положила трубку.

— Это Морин.

— Я так и подумал. Ее голос узнаешь даже отсюда.

Едва переведя дыхание, Таппенс продолжала:

— Ради бога простите, мистер Грант, но я должна бежать — моя приятельница упала и вывихнула ногу. Надо пойти помочь ей.

— О чем речь, миссис Бирсфорд! Разумеется.

Таппенс улыбнулась гостю, схватила пальто, наспех оделась и убежала. Входная дверь захлопнулась.

— Посидите еще, — сказал Томми и долил гостю шерри.

— Спасибо. — Грант взял рюмку, пригубил, помолчал и наконец заметил:

— А знаете, я отчасти даже рад, что вашей жене пришлось уйти. Так мы сэкономим время.

— Не понимаю, — удивленно уставился на него Томми.

— Видите ли, Бирсфорд, — неторопливо начал Грант, — я пригласил вас заглянуть ко мне в министерство, потому что уполномочен сделать вам одно предложение.

— Вы имеете в виду…

— Истхемптон рекомендовал вас, — кивнул Грант. — Сказал, что вы — самый подходящий человек.

— Я вас слушаю. — Томми перевел дух.

— Никто не должен ничего знать. Даже ваша жена. Понятно?

— Раз вы настаиваете — хорошо. Но раньше мы работали вместе.

— Знаю. Но мое предложение адресовано только вам.

— Ясно.

— Официально вам предлагается, как я уже сказал, канцелярская работа в шотландском филиале министерства. Он расположен в запретной зоне, куда вы не можете взять жену. На самом же деле вы поедете совсем в другое место.

Томми выжидательно молчал.

— Вы читали в газетах о пятой колонне? — спросил Грант. — Вам известно хоть в общих чертах, что означает это выражение?

— Враг внутри страны.

— Совершенно верно, Бирсфорд. Начиная войну, мы были оптимистами. Я не говорю о тех, кто знал, с чем мы имеем дело. Они-то всегда понимали, как хорошо подготовлен и решителен противник, как силен он в воздухе, какая у него слаженная военная машина. Я имею в виду нацию в целом, добродушного, демократически настроенного англичанина, у которого в голове форменная неразбериха и который верит в то, во что ему хочется верить, — что Германия долго не выдержит, что она на грани революции, что танки у немцев из жести, а сами они от недоедания свалятся с ног на первом же марше и так далее. Так вот, война повернулась совсем по-другому. Уже в начале ее нам пришлось туговато, а теперь становится и вовсе худо. Народ — матросы, летчики, солдаты в окопах — держится стойко, но готовили нас к войне и руководили нами скверно. Самое худшее в этом смысле уже позади. Мы исправили ошибки, постепенно ставим нужных людей на нужные места, словом, начинаем воевать как следует. И мы выиграем войну… если только раньше не проиграем ее. Опасность же проиграть ее грозит нам не извне. Нам грозит та же опасность, что сгубила Трою: деревянный конь в наших стенах. Если угодно, назовем его пятой колонной. Это мужчины и женщины, порой высокопоставленные, порой никому не известные, но одинаково преданные нацизму…

Грант наклонился вперед и тем же приятным сдержанным голосом закончил:

— И мы не знаем, кто они.

— Но… — запротестовал Томми.

— Конечно, — с ноткой нетерпения в голосе перебил его Грант, — всякую мелюзгу арестовать мы можем. Это просто. Но дело не в ней — есть другие. Кое-что мы о них знаем. Нам известно, что, самое меньшее, двое из них занимают ответственные посты в Адмиралтействе, один состоит при штабе генерала Г., трое служат в военно-воздушных силах, двое работают у нас в Интеллидженс сервис и имеют доступ к секретным документам. Откуда иначе просачивались бы к противнику сведения о том, что происходит в верхах?

Открытое лицо Томми выразило полное смятение.

— Но чем же я могу вам помочь? — растерянно выдавил он. — Я не знаю никого из этих людей.

— Совершенно верно, — кивнул Грант. — Вы не знаете никого из них. Но ведь и они вас не знают.

Помолчав, чтобы смысл слов успел дойти до собеседника, он продолжал:

— Эти лица, высокопоставленные лица, знают большинство наших сотрудников. Отказать им в информации мы не имеем права. Окончательно зайдя в тупик, я отправился к Истхемптону. Он давно в отставке, болеет, но голова у него по-прежнему светлая. Он вспомнил о вас. Когда-то вы работали на нас, но с тех пор прошло лет двадцать с лишком. Ваше имя никак не связано с нами. В лицо вас никто не знает. Ну, беретесь?

— Вы еще спрашиваете! Разумеется, берусь, хоть и не знаю, чем могу быть вам полезен: я ведь всего-навсего дилетант.

— Дилетант нам и нужен, дорогой Бирсфорд: у профессионала здесь связаны руки. Вы замените одного из лучших агентов, которого когда-либо имела наша Секретная служба.

Томми вопросительно посмотрел на гостя. Грант кивнул.

— Он умер во вторник в больнице святой Бригитты. Попал под грузовик. Несчастный случай — не случайный, конечно.

— Понятно, — медленно произнес Томми.

— Поэтому у нас есть основания предполагать, — невозмутимо продолжал Грант, — что Фаркуар кое-что пронюхал, напал, наконец, на какой-то след. Но какие сведения он добыл — об этом мы, к несчастью, почти ничего не знаем: он пришел в сознание всего за несколько минут до смерти, пытался что-то сказать, но успел произнести только: «Н. или М., Сонг-Сузи».

— Не слишком вразумительно, — вздохнул Томми.

— Но все-таки вразумительнее, чем вам кажется, — улыбнулся Грант. — Об Н. и М. мы уже слышали раньше: это два наиболее опасных и осведомленных немецких шпиона. Их задача — создавать в чужой стране пятую колонну и быть связными между нею и Германией. Нам известно, что Н. — мужчина, а М. — женщина. Кроме этого мы знаем лишь, что они важные эмиссары Гитлера. В одной шифровке, перехваченной нами перед началом войны, встретилась такая фраза: «Для Англии предлагаю Н. и М. Полномочия неограниченные».

— Понятно. Значит, Фаркуар…

— Похоже, он вышел на след одного из них. Кого именно — этого мы, к сожалению, не знаем. «Сонг-Сузи» звучит, конечно, несколько странно. Но, во-первых, у бедняги Фаркуара было далеко не блестящее французское произношение; во-вторых, в кармане у него нашли обратный билет до Лихемптона. Это курортный городок на южном побережье. Куча гостиниц и пансионов, в том числе один, который называется «Сан-Суси».

— Сонг-Сузи — Сан-Суси, — повторил Томми. — Понимаю.

— Что именно? — поинтересовался Грант.

— Вы хотите, — пояснил Томми, — чтобы я поехал туда и… ну, как бы получше это выразиться… поразнюхал, что к чему?

— Совершенно верно.

Томми вздохнул и расправил плечи.

— Попробую. Только я ведь не из сообразительных.

— Мне говорили, что когда-то вы справлялись, и неплохо.

— Чистая удача! — поспешно вставил Томми.

— Что ж, на нее мы и рассчитываем.

— А что такое «Сан-Суси»? — осведомился Томми.

— Ничего особенного — пансион как пансион, — пожал плечами Грант. — Там таких много. Пожилые дамы, отставные полковники, безупречные старые девы, несколько иностранцев. Словом, публика самая разная.

— И среди нее Н. или М.?

— Не обязательно. Возможно, лицо, связанное с ними. Но вполне вероятно, Н. или М. собственной персоной. Пансион на морском курорте — неприметней места и не придумаешь.

— И вы не имеете представления, кого я должен искать — мужчину или женщину? Грант покачал головой.

— Ну что ж, попытаюсь, — сказал Томми.

— Желаю удачи, Бирсфорд. А теперь перейдем к деталям.

Через полчаса, когда запыхавшаяся Таппенс, сгорая от любопытства, вбежала в комнату, Томми был уже один. Он сидел в кресле и со скептическим видом что-то насвистывал!

— Ну? — выпалила Таппенс, вложив в этот слог целую гамму чувств.

— Ну, — несколько неопределенно ответил Томми, — мне дали работу. Канцелярскую. Дебри Шотландии, все засекречено и так далее, но, в общем, не слишком заманчиво.

— Мы оба или только ты?

— К сожалению, только я.

— Черт бы тебя побрал! Какая низость со стороны нашего мистера Картера! Но что же это такое — шифровка, дешифровка? Смотри, Томми, на такой работе легко свихнуться. Сначала теряешь сон и ночи напролет твердишь: «Девять, семь, восемь-три, четыре, пять-два» или еще что-нибудь в том же духе, а потом у тебя сдают нервы, и ты попадаешь в сумасшедший дом.

— Я-то не попаду.

— Рано или поздно попадешь, — мрачно заверила его Таппенс. — А мне можно с тобой? Просто так, в качестве жены? Чтобы вечером подавать тебе домашние туфли и разогревать ужин?

Томми стало совсем неловко.

— Прости, старушка, мне страшно не хочется тебя оставлять, но…

— Но ты должен, — закончила Таппенс.

— В конце концов, у тебя тоже есть дело, — робко вставил Томми. — Будешь вязать.

— Вязать? — переспросила Таппенс. — Я? Вязать? — и, схватив подшлемник, она швырнула его на пол. У Томми сжалось сердце. Однако Таппенс тут же взяла себя в руки и честно признала, что муж ее должен был принять предложение, не считаясь с нею.

Три дня спустя Томми отбыл в Абердин. Таппенс проводила его на вокзал. Глаза у нее подозрительно блестели, несколько раз она даже моргнула, но в общем выдержала характер и улыбалась до самого конца. Лишь когда поезд тронулся и Томми увидел на убегающем перроне одинокую фигурку жены, он почувствовал, что у него подступает комок к горлу: он покидает Таппенс. Усилием воли Томми взял себя в руки: приказ есть приказ. Прибыв в Шотландию, он назавтра сел на Манчестерский поезд и еще через день был в Лихемптоне. Здесь он переночевал в центральном отеле, а наутро начал обход частных гостиниц и пансионов, присматривая себе комнату и справляясь об условиях. «Сан-Суси» оказался кирпичной виллой в викторианском стиле, расположенной на склоне холма. С верхнего ее этажа открывался живописный вид на море. В холле слегка пахло пылью и кухней, ковер на полу был потертый, и все-таки пансион выглядел приятней остальных родственных заведений, которые Томми успел обойти.

Хозяйка пансиона миссис Перенна приняла Томми в своем кабинете — неряшливой — комнатушке, где стоял письменный стол, заваленный бумагами. У самой миссис Перенны, брюнетки средних лет, вид был тоже довольно неопрятный: копна растрепанных вьющихся волос и кое-как подкрашенные губы плохо сочетались с самоуверенной улыбкой и двумя рядами ослепительно белых зубов.

Томми сослался на свою престарелую кузину мисс Медоуз — года два тому назад она останавливалась в «Сан-Суси». Как же, как же, миссис Перенна прекрасно помнит мисс Медоуз. Такая милая старушка, хотя, впрочем, совсем не такая уж старая. Очень подвижная, а чувство юмора какое! Томми осторожно поддакнул. Он знал, что мисс Медоуз действительно существовала — к подобным деталям Секретная служба чрезвычайно внимательна.

Как поживает милая мисс Медоуз?

Томми с огорчением сообщил, что мисс Медоуз больше нет в живых. Миссис Перенна сочувственно прищелкнула языком, и лицо ее приняло подобающее скорбное выражение. Это, однако, не помешало ей тут же обрести прежнюю словоохотливость. Разумеется, у нее найдется подходящая комната. Мистер Медоуз останется доволен. Прелестный вид на море. Мистер Медоуз совершенно прав — сейчас лучше быть подальше от Лондона.

Не переставая болтать, миссис Перенна отвела Томми наверх, показала ему несколько комнат и назвала цену. Томми изобразил на лице уныние. Хозяйка объяснила, что все фантастически дорожает. Томми объяснил, что доходы его, к сожалению, сократились, а при теперешних налогах и прочих обстоятельствах…

— Ах, эта ужасная война! — простонала миссис Перенна.

Томми согласился и прибавил, что, по его мнению, Гитлера надо повесить. Миссис Перенна поддакнула и прибавила, что справляться с хозяйством сейчас страшно трудно — введены карточки, мясо стало редкостью. Но ради родственника мисс Медоуз она готова сбавить пол-гинеи в неделю. Томми забил отбой и обещал подумать. Миссис Перенна проводила его до ворот, болтая еще оживленнее, чем раньше. В общем, она показалась Томми чересчур назойливой, однако он не мог не признать про себя, что в своем роде она довольно привлекательна. Интересно, кто она по национальности? Не чистокровная англичанка, это уж точно: фамилия у нее не то испанская, не то португальская. Впрочем, это указывает лишь

на национальность мужа. Возможно, она ирландка, хотя и говорит без акцента: недаром она такая живая и многословная. В конце концов было решено, что мистер Медоуз переберется в пансион на следующий же день.

В шесть вечера Томми был на месте. Миссис Перенна встретила его в холле и тут же отдала распоряжение насчет его багажа придурковатой служанке, которая уставилась на приезжего, выпучив глаза и широко разинув рот. Затем хозяйка провела Томми в помещение, именуемое ею гостиной.

— Разрешите представить вам нашего нового постояльца, — с ослепительной улыбкой возгласила миссис Перенна, обращаясь к пяти особам, которые сидели в комнате, подозрительно поглядывая на незнакомца. — Мистер Медоуз — миссис О'Рорк.

Усатая дама устрашающих размеров, с маленькими, как бусинки, глазками одарила Томми сияющей улыбкой.

— Майор Блетчли.

Майор Блетчли смерил Томми взглядом и слегка наклонил голову.

— Мистер фон Дайним.

Молодой чопорный блондин с голубыми глазами встал и поклонился.

— Мисс Минтон.

Дама не первой молодости, увешанная бусами, оторвалась от вязанья, улыбнулась и хихикнула.

— И, наконец, миссис Бленкенсоп.

Еще одна вязальщица, сосредоточенно созерцавшая неоконченный подшлемник, подняла темноволосую растрепанную голову. У Бирсфорда перехватило дыхание, комната поплыла у него перед глазами. Он встретил взгляд дамы — вежливый равнодушный взгляд совершенно постороннего человека. Восхищение охватило Томми.

Перед ним сидела Таппенс.

Глава вторая

Томми так и не понял, как он выдержал тот вечер: он боялся лишний раз взглянуть в сторону миссис Бленкенсоп. К обеду явилось еще трое обитателей «Сан-Суси»: пожилая пара, мистер и миссис Кейли, и миссис Сирот, приехавшая сюда с дочуркой из Лондона и явно тяготившаяся пребыванием в Лихемптоне. За столом ее посадили рядом с Томми. Она тут же впилась в него зеленоватыми водянистыми глазами и чуточку гнусавым голосом спросила:

— Как вы думаете, в городе уже безопасно? Все возвращаются домой, правда?

Но прежде чем Томми успел ответить на этот бесхитростный вопрос, в разговор вмешалась другая его соседка — особа, увешанная бусами:

— А я считаю, что, имея детей, рисковать нельзя. Подумайте о своей милой крошке Бетти! Скоро, по-моему, немцы применят новые газы.

— И каких только глупостей не болтают о газах! — оборвал мисс Минтон майор Блетчли. — Эти субъекты и не подумают возиться с газами. Крупнокалиберные фугаски и зажигательные бомбы — вот на что теперь их ставка. Как в Испании.

Весь стол упоенно отдался спору. Из общего хора выделился высокий голос Таппенс:

— Мой сын Дуглас рассказывал, что…

«Что еще за Дуглас? И почему Дуглас?» — подумал Томми.

После скудного, хотя и с претензиями обеда общество в полном составе перебралось в гостиную. Дамы опять принялись за вязание, а Томми пришлось выслушать длинный и скучный рассказ о подвигах майора Блетчли на северо-западной границе Индии.

Молодой блондин с ярко-голубыми глазами встал и пошел к двери. На пороге он задержался и слегка поклонился собравшимся.

Майор Блетчли прервал повествование и сказал Томми:

— Обратили внимание на парня, который только что вышел? Он эмигрант. Бежал из Германии всего за месяц до войны.

— Он немец?

— Чистокровный. Не еврей. Отец его попал в беду — критиковал нацизм. Два брата сидят в концлагере. Парень удрал как раз вовремя…

Но тут Бирсфордом завладел мистер Кейли, который завел нескончаемый разговор о своем здоровье и так увлекся, что ускользнуть Томми удалось лишь перед самым отходом ко сну.

На другое утро Томми встал рано и отправился прогуляться к морю. Он быстро дошел до мола и уже повернул обратно, как вдруг заметил, что навстречу ему движется знакомая фигурка. Томми учтиво приподнял шляпу.

— Доброе утро… э-э… миссис Бленкенсоп, если не ошибаюсь?

Вокруг не было ни души.

— Встреча Ливингстона со Стэнли, — отпарировала Таппенс.

— Как ты сюда попала? Это же чудо! Форменное чудо!

— При чем здесь чудо? Просто хорошая голова. Надеюсь, это послужит вам уроком — тебе и твоему чванному мистеру Гранту.

— Конечно, послужит. Но выкладывай скорее, как ты ухитрилась выкинуть такую штуку? Я прямо сгораю от любопытства.

— Все очень просто. Как только Грант заговорил о нашем мистере Картере, я сразу поняла, в чем дело. Я сообразила, что тут пахнет не канцелярской работой и что меня к этой работе не допустят. Поэтому я решила принять свои меры: пошла за шерри, спустилась к Браунам и позвонила Морин. Велела ей вызвать меня к телефону и объяснила, что говорить. Она сделала все как надо — визжала так, что на всю комнату было слышно. Ну, а дальше сыграла свою роль я: заболела подруга, я должна уйти, ах, какая досада — и в полном расстройстве выбежала из комнаты. Хлопнула входной дверью, сама осталась в передней, шмыгнула в спальню и приоткрыла дверь в гостиную — ту, что заставлена комодом.

— И все слышала?

— Все, — самодовольно подтвердила Таппенс.

— И даже виду не показала?

— Конечно нет. Я хотела проучить вас — тебя и твоего мистера Гранта. Мистер Картер не поступил бы со мной так подло. Нет, теперь Секретная служба уже не та, что в наше время.

— Но мы снова в ней, и она опять обретет былой блеск, — торжественно возразил Томми. — А почему ты выбрала фамилию Бленкенсоп?

— А что? Фамилия как фамилия.

— Какая-то странная!

— Первая, которая пришла мне в голову. И потом очень удобно для белья.

— При чем тут белье?

— Идиот! С какой буквы начинается фамилия Бленкенсоп? С той же, что Бирсфорд. Метки на белье! Патриция Бленкенсоп — Пруденс Бирсфорд. А почему ты выбрал фамилию Медоуз?

— Во-первых, — начал Томми, — у меня на кальсонах не вышиты мои инициалы. А во-вторых, я ее не выбирал: мне так приказано. Мистер Медоуз, респектабельный джентльмен с незапятнанным прошлым. Я уже выучил свою биографию наизусть.

— Очень мило, — заметила Таппенс. — Ты женат или холост?

— Я вдовец, — с достоинством поправил ее Томми. — Моя жена скончалась десять лет тому назад в Сингапуре.

— Почему в Сингапуре?

— Все мы где-то умираем. А чем тебе не нравится Сингапур?

— Да нет, ничем. Вероятно, это вполне подходящее место для смерти. Я тоже вдова.

— Где и от чего умер твой муж?

— Ах, не все ли равно! Наверное, в какой-нибудь частной лечебнице. Кажется, от цирроза печени.

— Понятно. Все это очень грустно. А чем занимается твой сын Дуглас?

— Служит на флоте.

— Это я уже слышал вчера вечером.

— У меня еще два других — Раймонд и Сирил, младшенький. Один в авиации, другой в пехоте.

— А если кто-нибудь возьмет да наведет справки об этих несуществующих Бленкенсопах?

— Они вовсе не Бленкенсопы. Бленкенсоп был моим вторым мужем. Фамилия первого — Хилл. В телефонной книге целых три страницы Хиллов. Всех Хиллов никому не проверить.

— Это твоя всегдашняя беда, Таппенс, — вздохнул Томми. — Ты вечно перебарщиваешь. Два мужа, три сына — это слишком много. Запутаешься в мелочах.

— Не запутаюсь. А сыновья мне еще пригодятся. И запомни: мне пока что никто не отдает приказов. Я ввязалась в дело ради собственного удовольствия, и я это удовольствие получу.

— Похоже, — согласился Томми и мрачно добавил: — впрочем, если хочешь знать мое мнение, вся эта история — просто фарс.

— Почему ты так думаешь?

— Вот ты живешь в «Сан-Суси» дольше, чем я. Скажи по совести: разве тебе пришло бы в голову, что среди тех, кто сидел вчера за столом, скрывается опасный агент противника?

— Маловероятно, — задумчиво ответила Таппенс. — Хотя, конечно, этот молодой человек…

— Карл фон Дайним? Но ведь эмигранты находятся под надзором полиции.

— Верно. И все же как-то можно устроиться… А этот молодой человек очень недурен собой… А что ты скажешь насчет миссис Перенны?

— Да, — задумчиво протянул Томми. — Это штучка. Не спорю, к ней надо присмотреться.

Таппенс перешла на деловой тон:

— А как будет с нами? Как мы будем сотрудничать?

— Нельзя, чтобы нас слишком часто видели вместе.

— Конечно. Если кто-нибудь заподозрит, что мы знакомы друг с другом не со вчерашнего дня, — все пропало. По-моему… Да, пожалуй, так будет лучше… Сделаем вид, что я за тобой охочусь.

— Охотишься за мной?

— Вот именно. Ты стараешься уклоняться от встреч, но это не всегда удается: ты — мужчина, и к тому же рыцарь по характеру. У меня уже было два мужа, теперь я подыскиваю третьего. Словом, ты вдовец, которого ловят. Иногда я где-нибудь настигаю тебя — в кафе, на прогулке, и всех это очень забавляет.

— На мой взгляд, приемлемо, — одобрил Томми.

— Мужчина, за которым гоняются, — извечный предмет насмешек. Это-то нам и на руку: завидя нас вместе, любой лишь улыбнется и скажет: «Нет, вы только поглядите на беднягу Медоуза!»

Неожиданно Томми схватил Таппенс за руку:

— Смотри! Вон там!

Впереди, у одной из купальных кабинок, стоял молодой человек с девушкой. Оба были поглощены разговором.

— Карл фон Дайним! — прошептала Таппенс. — Интересно, кто эта девушка?

— Кто бы она ни была, такую красавицу встретишь не часто.

Таппенс кивнула и неторопливо оглядела незнакомку. Смуглое темпераментное лицо, пуловер в обтяжку, подчеркивающий стройные формы. Говорит пылко, выразительно. Карл фон Дайним слушает.

— По-моему, тебе пора удалиться, — негромко бросила Таппенс.

Томми повернулся и зашагал в другую сторону. В конце эспланады он наткнулся на майора Блетчли. Тот подозрительно взглянул на Томми и буркнул:

— Доброе утро!

— Доброе утро!

— Я вижу, мы с вами ранние птички, — заметил Блетчли.

— Привычка — я ведь жил на Востоке. Правда, давно, но все-таки до сих пор встаю рано.

— И правильно делаете, — одобрил майор. — Ей-богу, на нынешнюю молодежь тошно смотреть! По утрам горячая ванна, завтрак в десять, а то и позже. Немудрено, что немцы колотят нас! Армия у нас уже не та, что раньше. Там их держат в вате, только что на ночь грелками не обкладывают. Тьфу! Смотреть тошно!

Блетчли углубился в воспоминания. Томми вежливо слушал, пока майор не закончил негодующей тирадой:

— И вы думаете, мой опыт кому-нибудь теперь нужен? Никому. Меня никуда не берут — слишком стар, черт побери! А я мог бы еще растолковать кое-кому из этих щенков, что такое война.

Томми счел за благо переменить тему.

— Что представляет собой эта… э-э… миссис Бленкенсоп, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь — именно Бленкенсоп. Недурна собой, только старовата и слишком много болтает. Славная женщина, но глупа. Больше ничего о ней не знаю: в «Сан-Суси» Она всего несколько дней. А почему она вас интересует?

— Я только что встретил ее, — пояснил Томми. — Вот и подумал: неужели она всегда встает так рано?

— Затрудняюсь ответить. Обычно женщины не любят гулять до завтрака, — сказал майор и добавил: — И слава богу!

— Аминь! — подхватил Томми. — Надеюсь, я был с нею не слишком груб. Терпеть не могу вести светские разговоры до завтрака. К тому же мне хотелось закончить прогулку.

— Согласен с вами, Медоуз, совершенно согласен. Женщины — хорошее дело, но только не до завтрака. Глядите в оба, старина, — хихикнул Блетчли, — миссис Бленкенсоп — вдова.

— Серьезно?

— Мы-то с вами знаем, что такое вдовушки! Она уже схоронила двух мужей и, по-моему, подыскивает третьего. Будьте начеку, да, начеку — вот мой совет.

С этими словами майор Блетчли бодро повернул обратно и в самом радужном настроении отправился в «Сан-Суси» завтракать.

Тем временем Таппенс неторопливо прошла мимо купальни, довольно близко от поглощенной разговором юной пары. До нее донеслось несколько слов. Говорила девушка.

— Будь осторожен, Карл. Малейшее подозрение…

Таппенс уже вышла за пределы слышимости. Многозначительная фраза?.. Безусловно. Однако истолковать ее можно и в самом невинном смысле. Таппенс повернула назад, снова прошла мимо молодых людей и расслышала обрывок еще одной фразы.

— Самодовольные, противные англичане…

Миссис Бленкенсоп удивленно приподняла брови. Эмигрант Карл фон Дайним, бежавший от нацистских преследований, нашел в Англии кров и убежище. Как он может слышать такое и не возразить? Неумно и нечестно!

Таппенс опять повернула, но на этот раз она не успела еще дойти до купальни, как парочка неожиданно рассталась: девушка перебежала через дорогу и стала удаляться от берега, а Карл фон Дайним направился навстречу Таппенс.

Не остановись она в замешательстве на какую-то долю секунды, немец, вероятно, не узнал бы ее. Теперь же он щелкнул каблуками и поклонился.

— Добрый день, мистер фон Дайним! — защебетала Таппенс. — Прекрасное утро, не правда ли?

— О да! Замечательная погода.

— Я не часто гуляю до завтрака, но сегодня не удержалась. Прошлась совсем немного, а такой аппетит разыгрался…

— Вы в «Сан-Суси»? Я провожу вас, если позволите.

И немец с чопорным видом зашагал рядом с миссис Бленкенсоп.

— Тоже решили нагулять аппетит? — осведомилась Таппенс.

Фон Дайним угрюмо покачал головой.

— Нет, я уже позавтракал. Я иду на работу.

— На работу?

— Да. Я — ученый, химик.

«Так вот кто ты такой!» — подумала Таппенс, украдкой глянув на спутника.

— Я приехал в вашу страну, спасаясь от нацистов, — глухим голосом продолжал молодой человек. — Денег у меня почти не было, знакомых — никаких. Англия приютила меня, и я стараюсь делать для нее, что могу.

Взор его был устремлен в пространство. Таппенс чутьем уловила, что ее спутником подспудно движет какое-то сильное чувство.

— Понимаю, понимаю, — уклончиво поддакнула она. — Это очень похвально.

— У меня два брата в концлагере, — сказал фон Дайним. — Отец погиб там же. Мать умерла от горя и страха.

«Он говорит так, словно заучил все это наизусть», — подумала Таппенс и снова украдкой взглянула на спутника. Фон Дайним все так же бесстрастно глядел в пространство. С минуту они шли молча. С ними поравнялись двое мужчин. Один из них смерил Карла взглядом, и Таппенс услышала, как он бросил другому:

— Пари держу: этот парень — немец.

Кровь бросилась фон Дайниму в лицо. На какую-то секунду он потерял самообладание.

— Слышите?.. Слышите, что они говорят? — взорвался он.

— Не говорите глупостей, милый мальчик! — повелительно оборвала его миссис Бленкенсоп, неожиданно для себя превращаясь в Таппенс. — Нельзя же хотеть слишком многого.

— Что вы имеете в виду? — недоумевая, уставился на нее Карл.

— Вы — эмигрант и должны стойко переносить невзгоды. Вы живы — это главное. Живы и на свободе. А неприятности неизбежны: наша страна ведет войну, вы же — немец. Можно ли требовать от первого встречного, чтобы он, грубо говоря, умел отличать хорошего немца от плохого немца?

Фон Дайним по-прежнему не сводил с Таппенс ярко-голубых глаз, в которых читалась подавленная горечь. Неожиданно он улыбнулся.

— Когда-то о краснокожих говорили: «Хороший индеец — мертвый индеец». А я, чтоб считаться хорошим немцем, должен не опаздывать на работу. Извините. Всего доброго!

Еще один чопорный поклон, и Карл удалился. Таппенс глядела ему вслед и думала: «Миссис Бленкенсоп, вы дали маху. Извольте быть повнимательней. А сейчас — в „Сан-Суси“.

Двери пансиона были распахнуты настежь. Из холла доносился голос миссис Перенны:

— И передашь ему, что я думаю насчет последней партии маргарина. Ветчину возьмешь у Куиллера — в последний раз она у него была на два пенса дешевле. Да получше выбирай капусту… — Заметив Таппенс, миссис Перенна прервала разговор. — Доброе утро, миссис Бленкенсоп! Я смотрю, вы ранняя птичка. Еще не завтракали? В столовой уже накрыто. — И, указав на свою собеседницу, хозяйка пансиона добавила: — Моя дочь Шейла. Вы еще ее не видели: она была в отъезде и вернулась только вчера вечером.

Таппенс с любопытством взглянула на девушку. Живое, красивое лицо, только сейчас оно не дышит трагической силой, а выражает скуку и досаду. «Моя дочь Шейла». Шейла Перенна.

Таппенс прощебетала какие-то любезности и проследовала в столовую. Там уже завтракали трое: миссис Сирот, ее дочурка и необъятная миссис О'Рорк.

— Доброе утро, — поздоровалась Таппенс.

— Доброе утро и вам! — сердечно отозвалась миссис О'Рорк, начисто заглушив робкое приветствие миссис Спрот, после чего с нескрываемым интересом уставилась на Таппенс. — Хорошее дело — прогулка перед завтраком. Всегда нагуливаешь волчий аппетит! — заметила она.

— Это очень вкусный хлеб с молочком, моя маленькая, — уверяла свое чадо миссис Спрот, пытаясь сунуть ложку в ротик мисс Бетти.

Однако наследница Спротов, ловко парировав эту попытку поворотом головы, по-прежнему не сводила с Таппенс больших круглых глаз. Она указала на новоприбывшую пальцем, ослепительно улыбнулась ей и булькающим голоском объявила:

— Га… Га… Бу…

— Вы ей нравитесь! — вскричала миссис Спрот, взирая на Таппенс с таким восхищением, словно судьба особо взыскала миссис Бленкенсоп своими щедротами. — Обычно она дичится чужих.

— У этих ангелочков собственный язык, — прогудела миссис О'Рорк. — Бетти, милочка, скажи «мама».

Бетти решительно взглянула на миссис О'Рорк, насупилась и авторитетно изрекла:

— Бяка!

— Нет, вы только посмотрите, как она старается! Какая славная девочка!

Миссис О'Рорк торжественно поднялась, одарила Бетти свирепой улыбкой и, грузно переваливаясь, удалилась из комнаты.

Склонив головку набок и поглядывая на Таппенс, Бетти опять что-то проворковала.

— Она так и тянется к вам, миссис Бленкенсоп, — чуточку ревниво удивилась миссис Спрот.

Отворилась дверь, и вошел майор Блетчли в сопровождении Томми.

Таппенс немедленно приняла кокетливый вид.

— А, мистер Медоуз! Видите, я вас все-таки обогнала. Но вам еще найдется, чем позавтракать, — вскричала она и грациозным жестом указала ему на место рядом с собой.

— О!.. Гм… Благодарю, — невнятно пробурчал Томми, располагаясь на другом конце стола.

— Бу! — заявила Бетти Спрот, и молоко брызнуло в физиономию майора Блетчли, немедленно засиявшую телячьим восторгом.

— Ну, как сегодня чувствует себя мисс Ку-ку? — осведомился он и, закрывшись газетой, повторил: — Ку-ку!

Бетти радостно закудахтала. Сомнения все сильнее одолевали Таппенс, «Здесь какая-то ошибка, — думала она. — Тут нет шпионов. Тут их просто не может быть».

Глава третья

Мисс Минтон сидела на веранде и вязала. Это была худая угловатая особа с жилистой шеей. Она носила светло-голубые джемпера, бусы или цепочки на шее и твидовые юбки, неизменно и удручающе обвисавшие сзади.

— Доброе утро, миссис Бленкенсоп, — радушно поздоровалась она с Таппенс. — Хорошо спалось?

Миссис Бленкенсоп не скрыла, что первые две-три ночи ей всегда плохо спится на чужой постели. Мисс Минтон нашла, что это удивительное совпадение — с нею происходит то же самое. Миссис Бленкенсоп подтвердила, что совпадение действительно удивительное, и добавила:

— Что за прелестная вязка!

Мисс Минтон продемонстрировала свою работу. Да, вязка довольно оригинальная и к тому же очень простая. Если миссис Бленкенсоп угодно, она ее в два счета обучит. О, мисс Минтон так любезна, только она, миссис Бленкенсоп, ужасно непонятливая. Вязать по рисунку она совсем не умеет, справляется только с самыми простыми вещами, вроде подшлемников. Но даже здесь она ухитрилась что-то напутать. Да вот, взгляните…

Мисс Минтон устремила многоопытный взор на вязанье цвета хаки и тут же вежливо объяснила, в чем ошибка. Таппенс рассыпалась в благодарностях. Мисс Минтон приняла благодушно-покровительственный вид. О, не за что, не за что — она так давно занимается вязанием.

— А я вот начала только во время этой ужасной войны, — призналась Таппенс. — Теперь так остро сознаешь, что ты просто обязан что-то сделать для победы.

— Еще бы!.. Кстати, вчера вы, по-моему, сказали, что у вас сын на флоте?

— Да, мой старший. Замечательный мальчик, хотя матери и не к лицу говорить такие вещи. Второй мой сын в авиации, а Сирил, самый младший, в пехоте.

— Боже мой! Как вы, наверно, за них переживаете!

«Дерек, родной мой! — подумала Таппенс. — Ты — там, в аду, в этой мясорубке, а я тут прикидываюсь дурой — изображаю чувства, которые и без того испытываю». И самым наставительным тоном сказала вслух:

— Быть мужественными — наш долг. Будем надеяться, что все это скоро кончится. На днях я слышала от одного очень авторитетного лица, что немцам не продержаться больше двух месяцев. В Германии страшная нехватка сырья. Еще немного, и нацистам конец.

На веранде появилась чета Кейли. Мистер Кейли опустился в кресло, и супруга укрыла ему колени пледом.

— Что вы сказали? — раздраженно спросил он.

— Мы говорим, что до осени война обязательно кончится, — ответила мисс Минтон.

— Чепуха! — отрезал мистер Кейли. — Эта война затянется самое малое лет на шесть.

— Что вы, мистер Кейли! — запротестовала Таппенс. — Неужели вы всерьез так думаете?

Мистер Кейли подозрительно завертел головой.

— По-моему, здесь дует. Не лучше ли передвинуть кресло в угол?

Названная операция была немедленно произведена с помощью миссис Кейли, женщины с вечно озабоченным лицом, все помыслы которой, казалось, были устремлены к одной цели — предупреждать желания мистера Кейли. Она захлопотала вокруг супруга, манипулируя подушками и пледом и непрерывно осведомляясь:

— Ну, как теперь, Альфред? Тебе удобно? Не хочешь ли надеть темные очки — сегодня очень яркое солнце?

— Нет, не хочу, — сердито буркнул Кейли. — Ну что ты так суетишься, Элизабет? Мое кашне у тебя? Да не это — шелковое. Ладно, на худой конец сойдет и это. Впрочем, нет, принеси другое. Я боюсь перегреть горло — па таком солнце нельзя сидеть в шерстяном шарфе.

И мистер Кейли вновь обратился к политическим проблемам.

— Да, милые дамы, я кладу на войну шесть лет, — повторил он, с удовольствием внимая протестам собеседниц. — Не обольщайтесь, не принимайте желаемое за действительное. Я знаю Германию. И, смею утверждать, знаю хорошо. До того как уйти на покой, я часто наезжал туда по делам. Мне знаком там каждый город — Берлин, Гамбург, Мюнхен. Уверяю вас, Германия может держаться как угодно долго. Если даже…

Мистер Кейли победоносно продолжал развивать свои взгляды. Голос его то креп, то меланхолически понижался, и паузу он сделал только раз — когда миссис Кейли принесла шелковое кашне и укутала им шею супруга. Миссис Спрот привела Бетти и усадила ее, сунув ей в руки плюшевую собачонку с оторванным ухом и кукольную кофточку.

— Посиди здесь, Бетти, и одень Бонзо — он пойдет гулять. А мама пока тоже оденется.

Голос мистера Кейли все гудел: он приводил новые и новые цифры и статистические данные самого безотрадного свойства. Монологу его вторил веселый щебет Бетти, объяснявшейся с Бонзо на своем собственном языке. Неподалеку от нее, на перила террасы, села птичка. Бетти обвела общество взглядом и, удовлетворенно кивнув головкой, отчетливо произнесла:

— Тичка!

Затем она сунула лапу Бонзо в рукав кофточки, проковыляла к соседнему креслу, подняла подушку, спрятала под ней собачку и, захлебываясь от восторга, объявила:

— Плятай!.. Бу-бу… Плятай!

Мисс Минтон, взяв на себя обязанности переводчика, с гордостью пояснила:

— Это самая любимая ее игра. Она всегда все прячет, — и, притворяясь удивленной, воскликнула: — Где Бонзо? Где Бонзо? Куда он спрятался?

Бетти, заливаясь счастливым смехом, шлепнулась на пол.

Мистер Кейли, комментировавший проблему заменителей сырья и немецкие методы ее решения, заметил, что внимание слушателей отвлеклось, и демонстративно закашлялся. Вошла миссис Спрот, уже в шляпке, подняла Бетти с полу и удалилась вместе с ней. Мистер Кейли вновь оказался в центре внимания.

— Вы говорили, мистер Кейли… — отважилась Таппенс.

Но мистер Кейли уже обиделся.

— Эта женщина вечно оставляет ребенка одного — надеется, что за ним присмотрят другие, — холодно заметил он. — По-моему, мне все-таки стоит надеть шерстяной шарф, дорогая. Солнце уходит.

— Ах, мистер Кейли, пожалуйста, продолжайте. Это так интересно! — взмолилась мисс Минтон.

Мистер Кейли смягчился и, поплотнее укутав жилистую шею шерстяным шарфом, внушительно начал:

— Как я уже сказал, Германия так широко развила систему…

Таппенс повернулась к миссис Кейли и спросила:

— А вы что думаете о войне, миссис Кейли?

Миссис Кейли подскочила на стуле.

— Что я думаю?.. Что… Что вы имеете в виду?

— Вы тоже считаете, что война продлится шесть лет?

— Надеюсь, нет, — нерешительно выдавила миссис Кейли. — Слишком уж это долго. Впрочем, не знаю. Раз Алфред говорит…

Таппенс с трудом подавила в себе раздражение. Неужели все ее соотечественники похожи на болтливую мисс Минтон, мелкого тирана Кейли и его безмозглую жену? А чем лучше их миссис Спрот с ее равнодушным лицом и водянистыми глазами? Что она, Таппенс, может здесь обнаружить? Разумеется, ни один из них…

Мысль ее внезапно прервалась. Она почувствовала, что кто-то встал позади нее, преграждая путь лучам солнца.

Таппенс повернула голову. На террасе, глядя на собравшихся, стояла миссис Перенна. В глазах у нее что-то поблескивало. Презрение? Да, уничтожающее презрение.

«Займусь-ка я, пожалуй, нашей хозяйкой», — решила Таппенс.

С майором Блетчли у Томми установились самые дружественные отношения.

— А клюшки для гольфа вы с собой привезли, Медоуз?

Томми сознался, что привез.

— Так я и думал. У меня на людей глаз верный… Превосходно. Мы с вами обязательно сразимся. На здешнем поле уже играли?

Томми ответил отрицательно.

— Неплохое, совсем неплохое. Разве что чуть маловато. Зато отличный вид на море, и почти всегда мало народу. Послушайте, а почему бы нам не заглянуть туда прямо сейчас? Заодно и сыграем.

— Благодарю. Я — с удовольствием.

— Честно скажу, я рад, что вы приехали, — заявил Блетчли, когда они взбирались на холм. — Здесь слишком много женщин. Это действует на нервы. Приятно, что у нас теперь еще один мужчина — так будет полегче. Кейли, сами понимаете, не в счет — это не человек, а ходячая аптека. Конечно, есть еще фон Дайним, но, скажу вам правду, Медоуз: я ему не доверяю.

— В самом деле? — удивился Томми.

— Да. Верьте моему слову, вся эта возня с эмигрантами не доведет до добра. Будь моя воля, я бы их всех интернировал.

— Не слишком ли вы суровы?

— Нисколько. На войне, как на войне. А насчет мистера Карла у меня свои соображения. Во-первых, он не еврей — это сразу видно. Во-вторых, приехал сюда ровно за месяц — заметьте, всего за месяц до начала войны. Это уже само по себе подозрительно.

— Значит, вы полагаете… — вызывая майора на откровенность, вставил Томми.

— Шпионаж! Вот чем он занимается.

— Но в здешних краях нет никаких важных военных объектов.

— В этом-то весь фокус, старина. Поселись он в окрестностях Плимута или Портсмута, его сразу бы взяли под наблюдение. А в нашей дыре его никто не заметит. Тем не менее здесь тоже побережье, верно? Нет, пет, не спорьте! Правительство слишком доверчиво. Вы приезжаете в Англию, корчите грустную мину, рассказываете, что братья у вас в концлагере, и с вами сразу начинают нянчиться. Да вы посмотрите на нашего немца — это же воплощенное высокомерие. Он — нацист, вот он кто!

На этом разговор прервался, так как собеседники добрались до клуба. В гольф Томми играл неважно, но — как он вскоре с радостью убедился — именно такой партнер и требовался его новоявленному приятелю. Майор выигрывал, и это было очень удобно.

— Недурно поиграли, Медоуз, ей-богу, недурно! Надеюсь, будем заглядывать сюда почаще. А вот и Хейдок! Он вам понравится. У него дом на холме, рядом с нами. Отставной моряк. Сейчас возглавляет местную гражданскую оборону.

Капитан 3-го ранга Хейдок оказался крупным жизнерадостным мужчиной, с обветренным лицом, ярко-синими глазами и привычкой не говорить, а кричать. Знакомству с Томми он обрадовался.

— Теперь Блетчли не будет так одиноко в «Сан-Суси». Еще один мужчина — настоящее спасение для него. Там же у вас отбою нет от дам, верно, Блетчли?

— Не знаю. Я не дамский угодник, — отозвался майор.

— Вздор! — загремел Хейдок. — Просто там женщины не в вашем вкусе, вот и все. Пансионные старые девы. Бездельницы, у которых одна забота — сплетничать и вязать.

— Не забывайте; есть еще мисс Перенна, — сказал Блетчли.

— Верно! Шейла — привлекательная девушка, ничего не скажешь. На мой взгляд, даже красавица.

— Я немножко беспокоюсь за нее, — признался Блетчли.

— А в чем дело? Что будете пить, Медоуз? Вы, майор?

Когда выпивка была заказана и все трое уселись на веранде клуба, Хейдок повторил свой вопрос насчет Шейлы.

— Да все этот немец! — раздраженно ответил Блетчли. — Она слишком часто проводит с ним время.

— Думаете, влюбилась в него? Гм… Это скверно. Конечно, он в своем роде красивый парень. Но все равно так не годится. Это же все равно, что связь с врагом. И где только голова у этих девчонок? Разве кругом мало англичан? — Хейдок взглянул на часы: — Скоро последние известия. Пойдемте-ка лучше послушаем.

Сводка в этот день была скупая. Капитан Хейдок одобрительно прокомментировал последние успехи воздушных сил — первоклассные ребята, дерутся, как львы, — и принялся излагать свою излюбленную гипотезу насчет высадки немцев. Рано или поздно они выбросят десант, причем именно здесь, в Лихемптоне, где их не ожидают — слишком уж место захолустное.

— На весь городок ни одной зенитки! Позор!

Дискуссия, однако, не развернулась — майор и Томми заторопились в «Сан-Суси» ко второму завтраку. На прощанье Хейдок с самым сердечным видом предложил мистеру Медоузу заглянуть к нему. Его вилла называется «Приют контрабандистов».

— Вид чудесный, собственный пляж, в доме все удобства. Притащите его ко мне, Блетчли.

Было решено, что завтра Блетчли и Томми зайдут к Хейдоку. Посидят, выпьют.

После второго завтрака в «Сан-Суси» воцарился покой. Мистер Кейли в сопровождении преданной супруги отбыл «отдохнуть». Мисс Минтон повела миссис Бленкенсоп «в посылочный центр» — паковать и надписывать подарки для фронта. Мистер Медоуз незаметно ускользнул в Лихемптон. Прошелся по эспланаде, заглянул в киоск и взял последний номер «Панча», а затем, нерешительно потоптавшись на месте, сел в автобус с табличкой «Старая пристань». Приехав на конечную станцию, Томми вылез и прошелся по пристани. На ней не было ни души, если не считать кучки ребятишек, которые носились взад и вперед, подражая оглушительному крику чаек, да одинокого рыболова, восседавшего на самом краю пирса.

Мистер Медоуз поравнялся с ним и остановился, глядя в воду. Потом любезно осведомился:

— Что-нибудь поймали?

— Почти не клюет, — покачал головой мистер Грант и немного вытравил леску. Затем, не оборачиваясь, спросил:

— Что у вас, Медоуз?

— Пока ничего интересного. Окапываюсь, — ответил Томми.

— Хорошо. Рассказывайте.

Томми присел на ближайшую тумбу, откуда ему была видна вся пристань, и начал:

— Думаю, что пришелся ко двору. Список постояльцев у вас, наверно, уже есть.

Грант кивнул.

— Подружился с майором Блетчли. Сегодня утром играл с ним в гольф. Типичный офицер в отставке. Пожалуй, чуточку слишком типичный. Кейли, по-моему, настоящий инвалид, ипохондрик. Но, конечно, такую роль нетрудно и сыграть. Он сам рассказывал, что в последние годы не раз бывал в Германии.

— Существенно, — лаконично заметил мистер Грант.

— Затем фон Дайним.

— Надеюсь, Медоуз, вам не нужно объяснять, что Карл фон Дайним особенно интересует меня?

— Вы полагаете, он и есть Н.?

Грант покачал головой.

— Нет, мне кажется, Н. не может себе позволить быть немцем.

— Даже эмигрантом и жертвой нацизма?

— Даже им. Мы держим под наблюдением — и немцам это известно — всех подданных вражеского государства, проживающих у нас в стране. Более того — сообщаю это пока строго конфиденциально, — в самое ближайшее время все германские граждане от шестнадцати до шестидесяти лет будут интернированы. Осведомлен об этом противник или нет — не знаю, но во всяком случае такую возможность он предвидит. Поэтому Н. должен быть либо нейтралом, либо, что вероятнее, англичанином. То же, конечно, относится и к М. О Карле же фон Дайниме я думаю в другой связи: он может оказаться звеном в цепи. Н. и М. вовсе не обязательно находиться в «Сан-Суси», раз там фон Дайним. Поэтому вполне вероятно, что на след нас выведет именно он. Тем более что прочие обитатели «Сан-Суси» очень мало похожи на лицо, которое мы ищем.

— Надеюсь, сэр, вы их более или менее прощупали?

— Нет, — не без раздражения вздохнув, бросил Грант. — Именно этого я и не могу себе позволить. Конечно, стоит мне сказать слово, и наши наведут нужные справки, но я не смог идти на такой риск, Бирсфорд: я уже говорил вам, что зараза проникла и в Секретную службу. Прояви я хоть малейший интерес к «Сан-Суси», люди из пятой колонны мгновенно сообразят что к чему. Поэтому в игру вступаете вы, человек со стороны. Поэтому вам придется работать вслепую, без нашей помощи. Вы — наш единственный шанс, и я не вправе рисковать, чтобы не вспугнуть врага. Проверить я смог только одного человека.

— Кого, сэр?

— Самого Карла фон Дайнима. Это несложно — тут нам помогает заведенный порядок: Дайним проверяется не в связи с «Сан-Суси», а просто как подданный враждебной державы.

— И что же дала проверка? — полюбопытствовал Томми.

Его собеседник неопределенно улыбнулся.

— Мистер Карл — именно тот, за кого выдает себя. Отец его был арестован и умер в концлагере. Старшие братья сидят и поныне. Мать год тому назад умерла с горя. Сам он бежал в Англию за месяц до войны и открыто заявил о своем желании сотрудничать с нами.

— Значит, с ним все в порядке? — спросил Томми.

— Не обязательно. Немцы славятся своей дотошностью. Если они заслали к нам фон Дайнима в качестве шпиона, значит, ими сделано все для того, чтобы его рассказы о себе совпали с нашими сведениями о его прошлом. Тут возможны два варианта: либо в осуществлении плана участвует вся семья Дайнимов, что вполне вероятно — при нацистском режиме на людей всегда можно нажать; либо в «Сан-Суси» живет не Карл фон Дайним, а тот, кто играет роль Карла фон Дайнима.

— Понятно, — процедил Томми и тут же непоследовательно добавил: — Он показался мне очень славным парнем.

— Разведчики обычно такими и бывают, — вздохнул Грант. — Любопытная у нас служба. Мы уважаем противника, противник — нас, хотя и мы, и он делаем все, чтобы уничтожить друг друга.

Наступило молчание. Томми задумался над странностями войны. Его размышления прервал голос Гранта:

— Но есть враг, которого нельзя уважать. Это предатели в наших собственных рядах. Люди, готовые продать свою родину, готовые принять посты и чины из рук победившего противника.

— Неужели такие свиньи действительно находятся? — усомнился Томми.

— Да, и притом всюду. У нас, в Секретной службе, — об этом я уже говорил. В армии. На скамьях парламента. В министерствах. Мы должны выловить эту нечисть — и как можно скорее. Начинать надо не снизу — не с мелкой сошки, не с паршивцев, которые ораторствуют в парках и продают пораженческие газетенки: они все равно не знают тех, на кого работают. Мы охотимся за тузами, за теми, кто способен причинить стране непоправимый вред. И они причинят его, если мы не успеем их обезвредить.

— Успеем, сэр, — успокоил собеседника Томми.

— Почему вы так уверены?

— Вы же сами сказали — мы должны успеть. Человек с удочкой обернулся и пристально посмотрел на своего подчиненного, заново оценив энергичную линию его подбородка. Довольный результатами, он, не повышая голоса, бросил:

— Молодец! — Затем опять вернулся к делу: — Что вы скажете о здешних женщинах? Ничего подозрительного не заметили?

— Нет. Только вот сама хозяйка мне что-то не нравится.

— Навести о ней справки я, конечно, могу, — задумчиво произнес Грант, — но, как я уже сказал, это рискованно.

— Вы правы, рисковать не стоит. Она — единственная, кто вызывает у меня подозрения. Остальные: молодая мать, суетливая старая дева, безмозглая супруга ипохондрика Кейли и старая великанша-ирландка внешне кажутся вполне безобидными.

— Это все?

— Нет. В пансионе живет еще миссис Бленкенсоп. Прибыла три дня назад.

— Ну?

— Это моя жена.

— Что?

От изумления мистер Грант даже повысил голос. Он круто повернулся, глаза его гневно сверкнули.

— Я как будто предупреждал вас, Бирсфорд, что вам запрещается посвящать в это дело жену.

— Так точно, сэр. Сейчас я все расскажу.

И Томми в нескольких словах поведал обо всем, что произошло. Он не смел поднять на шефа глаза и всячески старался, чтобы в голосе его не прозвучала тайная гордость за Таппенс. Последовала минута молчания, затем раздались странные звуки. Грант захохотал.

— Снимаю шляпу перед этой женщиной, — выдавил он наконец. — Такие попадаются одна на тысячу.

— Согласен, — поддержал Томми.

— Ну и посмеется же надо мной Истхемптон, когда я ему расскажу! Он ведь предупреждал меня — не пытайтесь ее отстранить, она все равно вас проведет. Я не послушался, и вот, пожалуйста… Впрочем, это нам урок: надо всегда быть начеку. Я заранее удостоверился, что в квартире только вы и ваша жена. Я действительно слышал в трубке женский голос, умолявший вашу жену немедленно приехать. И все-таки меня надули с помощью старого как мир приема — стука захлопнувшейся двери. Да, ваша жена — умная женщина. — Грант помолчал и добавил: — Передайте миссис Бирсфорд, что я приношу ей свои извинения. Думаю, что никто, даже вы сами, не уговорит вашу жену держаться подальше от опасности.

— Не знаю, стал ли бы я это делать, — задумчиво отозвался Томми. — Понимаете, у нас с Таппенс не такие отношения. Мы всегда за все беремся вместе.

Глава четвертая

Когда перед самым обедом Таппенс вошла в гостиную, там находилась только одна обитательница «Сан-Суси» — миссис О'Рорк, восседавшая у окна наподобие гигантского Будды.

Встретила она Таппенс с отменной сердечностью.

— А, вот и вы, миссис Бленкенсоп! Присядьте и расскажите, как провели день. Вам нравится Лихемптон?

Таппенс все время казалось, что в миссис О'Рорк есть нечто колдовское: ирландка чем-то напоминала ей великаншу людоедку из детских сказок. Поэтому не без робости она ответила, что Лихемптон ей, несомненно, понравится и что ей будет здесь хорошо.

— Настолько, конечно, — грустно добавила миссис Бленкенсоп, — насколько это возможно для женщины, которая постоянно в тревоге.

— Полно! Не надо так расстраиваться, — утешила ее миссис О'Рорк. — Не сомневайтесь, ваши милые мальчики вернутся к вам целыми и невредимыми. Вы говорили, один из них служит в авиации?

— Да, Раймонд.

— И где же он сейчас? Во Франции? В Англии?

— Пока в Египте, но, судя по тому, что он написал мне в последнем письме… Конечно, он ничего прямо не говорит, но у нас с ним свой личный шифр: определенные фразы означают определенные вещи. По-моему, я имею на это право.

— Разумеется, — не задумываясь, отрезала миссис О'Рорк, — это право матери.

— Понимаете, мне просто необходимо знать, где он.

Миссис О'Рорк наклонила свою буддоподобную голову.

— Полностью разделяю ваши чувства. На вашем месте я тоже обманывала бы цензуру, да, да, обманывала бы. А как ваш второй сын — тот, что на флоте?

Таппенс разразилась целой сагой о Дугласе.

— Я чувствую себя такой одинокой вдали от моих мальчиков: ведь раньше кто-нибудь из них всегда оставался со мной. Вот я и подумала — не уехать ли мне из Лондона в какое-нибудь тихое место, где хорошее обслуживание, — заключила она наконец и умолкла.

— И правильно сделали. В Лондоне жить сейчас невозможно — он такой мрачный! Кстати, я сама старая лондонка. У меня была антикварная лавка. Может, вы даже знаете ее? На Корнэби-стрит, в Челси? На вывеске написано «Кэт Келли». Красивые у меня бывали вещи! Прелесть! Канделябры, люстры, чаши для пунша и тому подобное. И, кроме того, мебель. Прелестные вещи, и клиентура хорошая. А потом война, и все кончилось. Счастье еще, что отделалась я сравнительно небольшими убытками.

У Таппенс мелькнуло смутное воспоминание: магазинчик, набитый стеклом так, что не повернуться; низкий настойчивый голос; крупная властная женщина. Да, да, она бывала в заведении миссис О'Рорк.

— Я не из тех, кто вечно ноет, — продолжала женщина. — А таких в нашем пансионе хватает. Возьмите хоть мистера Кейли с его кашне и пледами. Вечно он плачется, что дело его пошло прахом. Но ведь это неизбежно — на то и война!.. Или маленькую миссис Спрот, которая только и знает, что хнычет о своем муженьке.

— Он на фронте?

— Как бы не так! Служит клерком в страховой конторе, получает гроши и так боится бомбежек, что с самого начала войны отправил жену сюда. Не поймите меня превратно. Я считаю, что он поступил правильно, раз у них ребенок, да еще такой милый, как Бетти. Просто миссис Спрот слишком уж беспокоится о своем супруге, хотя он навещает ее, когда Может. Она уши всем прожужжала о своем Артуре. Ему, видите ли, так не хватает ее! А по-моему, он вовсе без нее не скучает — ему наверняка есть чем заняться.

— Мне так жаль матерей! — вздохнула Таппенс. — Расстаешься с детьми — живешь в вечной тревоге; уезжаешь вместе с ними — мужу одному трудно.

— Вот именно! Кстати, и жить на два дома дороговато.

— В нашем пансионе, по счастью, цены умеренные.

— О, да. Свои деньги здесь оправдываешь. Миссис Перенна хорошая хозяйка. Только странная она какая-то.

— В каком смысле? — полюбопытствовала Таппенс.

— Вы, наверно, думаете, что я ужасная сплетница, — подмигнув ей, сказала миссис О'Рорк. — И то верно. Меня интересуют люди, поэтому я и стараюсь почаще сидеть в этом кресле; отсюда видно, кто входит, кто выходит, кто находится на веранде, что творится в саду… О чем это мы говорили? Ах да, о миссис Перенне и ее странностях. Быть может, я ошибаюсь, но, по-моему, у этой женщины была в жизни большая драма.

— Выдумаете?

— Убеждена. Зачем бы ей иначе напускать на себя таинственность? «Вы из каких мест Ирландии?» — спросила я ее однажды. Так она, представляете себе, еще уперлась — мол, вовсе она не из Ирландии.

— Вы полагаете, она ирландка?

— А кто же еще? Уж я-то своих соотечественниц знаю. Могу даже сказать, из какого она графства. Так ведь нет! Заладила одно: «Я — англичанка, а муж мой был испанец»…

Миссис О'Рорк неожиданно умолкла. В комнату вошли миссис Спрот и, следом за ней, Томми. Таппенс немедленно оживилась.

— Добрый вечер, мистер Медоуз. Вы удивительно посвежели за сегодняшний день.

— Воздух и спорт — вот и весь секрет, — отозвался Томми. — Утром гольф, днем прогулка по берегу.

— А мы с дочкой утром тоже ходили на пляж, — сообщила миссис Спрот. — Бетти хотелось поплескаться в воде, но мне показалось, что на улице слишком холодно. Тогда я стала строить с ней домики из песка, а какая-то собачонка утащила мое вязанье и половину распустила. Теперь придется поднимать петли, а это так трудно и так скучно. Вязальщица ведь я никудышная.

— Как быстро, однако, подвигается ваш подшлемник, миссис Бленкенсоп! — заметила миссис О'Рорк, внезапно перенося все внимание на Таппенс. — Спицы так и мелькают у вас в руках. А ведь мисс Минтон как будто говорила, что вяжете вы не очень-то.

— На своем веку я вязала более чем достаточно, — отпарировала Таппенс с чуточку обиженным видом. — Я так и сказала мисс Минтон, но она, по-моему, очень любит всех учить.

Присутствующие сочувственно рассмеялись. Еще через несколько минут явились остальные постояльцы, и прозвучал гонг. За столом разговор перешел на более увлекательный предмет — шпионаж. Собеседники делились друг с другом классическими и давным-давно известными историями о разведчиках — о монахине, которую выдали слишком развитые бицепсы; о парашютисте-священнике, который, приземляясь, употребил в момент толчка отнюдь не благочестивое выражение; о кухарке-австриячке, прятавшей радиопередатчик в каминной трубе. Словом, шла застольная беседа, какую можно было услышать повсюду. Тем не менее, Таппенс зорко приглядывалась к лицам и поведению соседей в надежде, что кто-нибудь из них выдаст себя словом или взглядом. Однако надежды ее не оправдались.

Молчала только Шейла Перенна, но это можно было приписать ее замкнутости. За весь обед она не проронила ни слова и, едва покончив со вторым, ушла.

После десерта общество поднялось и проследовало в гостиную, куда подали кофе. Один лишь Томми незаметно выскользнул на террасу. Там он увидел Шейлу Перенну. Девушка стояла, перегнувшись через перила, и глядела на море. Томми подошел и стал рядом. Ее частое неровное дыхание подсказало Бирсфорду, что она чем-то сильно расстроена. Он предложил ей сигарету. Шейла взяла.

— Хорошая ночь! — заметил Томми.

— Могла бы быть хорошей, — негромко, но выразительно поправила Шейла.

— Если б не война?.. Вы это имеете в виду?

— Нет. Я ненавижу войну.

— Все мы ее ненавидим.

— Да, но по-другому. А я ненавижу разговоры о ней, ненавижу этот вечный лицемерный припев — патриотический долг, патриотический долг!

— Патриотический долг? — растерялся Томми.

— Да, я ненавижу патриотизм, понятно? Мне тошно от всех этих воплей — отечество, измена родине, смерть за родину, служение родине! Какое дело человеку до страны, где он живет?

— Не знаю, какое, но есть, — просто ответил Томми.

— А вот мне — никакого. Но вы-то, конечно, из тех, кто верит в этот дурацкий фетиш и готов отдать за него жизнь.

— Настанет день, когда вы с удивлением убедитесь, как много он значит и для вас.

— Никогда! Я так настрадалась, что… — Шейла замолчала, затем резко обернулась и спросила: — Знаете, кто был мой отец?

— Нет, — с возрастающим интересом ответил Томми.

— Его звали Патрик Магуайр. Он участвовал в ирландском освободительном движении и был расстрелян как сподвижник Кейсмента. Чего ради он погиб? Для ирландцев он мученик, для англичан — изменник, а для меня — просто глупец.

— Так вот чья тень лежит на вашей жизни!

— Вы правильно сказали — именно тень. Мать переменила фамилию. Несколько лет мы прожили в Испании — мать всем говорит, что отец был наполовину испанец. Куда мы ни попадали, нам всюду приходилось лгать. Мы объехали весь континент. Наконец перебрались сюда, в Лихемптон, и открыли пансион.

— А как на все это смотрит ваша мать? — спросил Томми.

— Вы имеете в виду смерть отца? — Шейла в недоумении замолчала и нахмурилась. — Сама не знаю: мать об этом никогда не говорит. Угадать, что у нее на уме или на сердце, очень трудно. Не понимаю, почему я разоткровенничалась с вами, — оборвала разговор Шейла. — Просто не совладала с собой.

Девушка круто повернулась и вошла в дом.

— Как видишь, Таппенс, все сходится.

Таппенс в раздумье кивнула. Вокруг не было ни души. Впрочем, если их кто-нибудь и видит — не беда. Он совершенно случайно столкнулся с нею, гуляя по берегу.

— Значит, миссис Перенна и есть М.? — спросила Таппенс.

— Да. Подходит по всем статьям.

Таппенс опять задумчиво кивнула.

— Ты прав. Она — как догадалась миссис О'Рорк — ирландка, но скрывает это. Изъездила всю Европу, потом сменила фамилию и открыла здесь пансион. Отличное прикрытие! Муж ее расстрелян англичанами как изменник. Словом, все основания для того, чтобы возглавить пятую колонну в нашей стране. Да, все сходится. Как по-твоему, девушка тоже замешана?

— Ни в коем случае, — помолчав, ответил Томми. — Иначе она бы мне ничего не рассказала. Знаешь, мне даже как-то не по себе.

— Понимаю, — сочувственно кивнула Таппенс.

— Я ведь, как и ты, не люблю врать… — Томми слегка покраснел.

— Вот уж что меня нисколько не угнетает, так это вранье, — перебила Таппенс. — По правде говоря, оно даже доставляет мне удовольствие. Гораздо тяжелее другое в те минуты, когда перестаешь врать, становишься самой собой и добиваешься того, чего иным путем ни за что не добиться. Вот как вчера у тебя с Шейлой. Потому у тебя и скверно на душе.

— Пожалуй, ты права.

— Конечно, права. Мне все это знакомо — то же самое получилось у меня с нашим немцем.

— А что ты о нем думаешь? — спросил Томми.

— По-моему, он тут ни при чем.

— Грант другого мнения.

— Ох, уж этот твой мистер Грант! — усмехнулась Таппенс. — Хотела бы я посмотреть на него, когда ты докладывал обо мне!

— Полно! Он признал свою вину, ты получила официальное задание. Чего тебе еще надо?

— Верно, — улыбнулась Таппенс. — Мы получили задание. И мы его выполним… Значит, ты считаешь, что миссис Перенна и есть то лицо, которое мы ищем?

— Во всяком случае, это очень вероятно. Разве кто-нибудь другой вызывает у тебя подозрение?

Таппенс задумалась.

— Пожалуй, нет. Кое-кого заподозрить вообще немыслимо.

— Кого именно?

— Ну, например, мисс Минтон — она типичная английская старая дева. Потом миссис Сирот и придурковатую миссис Кейли.

— Придурковатой можно прикинуться.

— Безусловно, но суетливая старая дева и молодая мамаша — такие роли, в которых нетрудно переиграть, а обе женщины ведут себя совершенно естественно. Что же касается миссис Спрот, то тут еще и ребенок…

— По-моему, даже у разведчицы может быть ребенок, — возразил Томми.

— Но не при себе, — ответила Таппенс. — Поверь, в такие дела детей не впутывают. Уж я-то знаю.

— Снимаю возражения насчет мисс Минтон и миссис Спрот, — заявил Томми. — Но вот в миссис Кейли я далеко не так уверен.

— И, пожалуй, ты прав: она действительно переигрывает — слишком уж идиотский у нее вид.

— Кейли… — задумчиво произнес Томми. — Кейли тоже вызывает известные сомнения.

— Согласна. Миссис О'Рорк?

— Что ты думаешь на этот счет?

— Затрудняюсь сказать. Кое-что в ней меня настораживает — она слишком много видит.

Таппенс вспомнила, что сказала ей толстая ирландка по поводу вязанья.

— Наконец, остается Блетчли.

— С ним я почти не разговаривала. Это уж по твоей части.

— По-моему, типичный колониальный служака в отставке.

— То-то и оно что типичный. Вся беда в том, что перед нами самые обыкновенные люди, а мы ищем в них отклонение от нормы.

— Я немножко поэкспериментировал над Блетчли, — сказал Томми.

— Каким образом?

— Очень просто — несколько совсем обычных вопросов насчет дат, мест и прочего. Скажем, он упоминает Файюм: хорошо поохотился там в таком-то году, в таком-то месяце. В другой раз, в совершенно другой связи, я опять навожу разговор на Египет: мумии, гробница Тутанхамона, словом, что-нибудь в этом роде. Видел он эти штуки? Давно? Разумеется, спрашиваю к слову, так, чтобы не насторожить. Он отвечает, а я сопоставляю ответы.

— И он ни разу не запутался?

— Ни разу, хотя это испытание не из легких.

— Словом, Блетчли пока не попался.

— Нет. Его ответы вполне естественны.

— Итак, результаты отрицательные?

— Вот именно.

— А теперь, — объявила Таппенс, — я поделюсь с тобой своими соображениями…

По дороге в «Сан-Суси» миссис Бленкенсоп завернула на почту. Купила марок, заодно зашла в телефонную будку. Набрала некий номер и попросила мистера Фарадея — так полагалось называть мистера Гранта. Вышла она из будки улыбаясь, затем заглянула в лавку, купила шерсти для вязанья и неторопливо направилась к дому. Подходя к пансионату, Таппенс заметила какую-то женщину. Прижавшись к ограде, незнакомка заглядывала в сад; во всем ее облике было что-то напряженное и тревожное.

Таппенс инстинктивно поднялась на цыпочки, чтобы приглушить звук своих шагов, и подошла к незнакомке почти вплотную. Почувствовав кого-то у себя за спиной, та вздрогнула и обернулась.

Это была женщина высокого роста, уже немолодая — лет сорока, одетая бедно, пожалуй, даже нищенски. Лицо ее резко контрастировало с одеждой. Светловолосая, с широкими скулами, она в свое время несомненно была красавицей, да и теперь еще оставалась ею.

Появление миссис Бленкенсоп насторожило женщину: на ее лице мелькнула тень тревоги, не ускользнувшая от внимания Таппенс.

— Простите, вы кого-нибудь ищете? — осведомилась она.

— Это «Сан-Суси»? — с иностранным акцентом спросила женщина, выговаривая слова медленно, словно заучила их наизусть.

— Да. Я из этого пансиона. Кто вам нужен?

— Говорите, пожалуйста, мистер Розенштейн здесь живут, да?

— Мистер Розенштейн? К сожалению, нет, — покачала головой Таппенс. — Может быть, раньше жил? Хотите, узнаю?

Странная женщина сделала отрицательный жест:

— Нет, нет, я ошиблась. Простите, пожалуйста. — И круто повернувшись, пошла вниз по холму.

Таппенс глядела ей вслед. Что-то в этой женщине возбуждает подозрение. Речь ее не вяжется с манерой держаться. И, конечно, никакого мистера Розенштейна на самом деле не существует — незнакомка назвала первую фамилию, пришедшую ей в голову. С минуту поколебавшись, Таппенс последовала за женщиной. Почему — она и сама не понимала. Просто инстинкт подсказывал ей: «Догони».

Однако, сделав несколько шагов, она остановилась. Преследовать незнакомку — значит привлечь к себе внимание, может быть, даже выдать себя. Она заговорила с женщиной в тот момент, когда уже собиралась войти в «Сан-Суси». Если она теперь пойдет следом за уходящей, может возникнуть подозрение, что миссис Бленкенсоп совсем не то, чем кажется. Нет, миссис Бленкенсоп должна во что бы то ни стало остаться миссис Бленкенсоп.

Таппенс повернула, вошла в «Сан-Суси» и на минуту задержалась в холле. Как всегда после полудня, дом казался вымершим: Бетти спала, взрослые либо отдыхали, либо гуляли. Таппенс стояла в полутемном холле, размышляя о недавней встрече, как вдруг до ее слуха донесся слабый, но хорошо знакомый звук — где-то сняли или положили телефонную трубку. Телефон в «Сан-Суси» находился в холле. Но от линии сделан отвод в спальню миссис

Перенны — там стоит второй аппарат. Томми, вероятно, заколебался бы в такой ситуации. Таппенс не колебалась ни секунды. Она осторожно сняла трубку и поднесла ее к уху. По параллельному телефону кто-то говорил. Голос был мужской.

— …все идет прекрасно, — услышала Таппенс. — Четвертое, как условлено.

— Хорошо, — ответил женский голос.

Аппарат снова звякнул — трубку положили на место. Таппенс нахмурилась. Кто эта женщина, говорившая по телефону? Миссис Перенна? Трудно сказать — по одному слову голос не опознаешь. Вот если бы послушать еще хоть несколько секунд… На освещенный квадрат пола легла тень. Таппенс вздрогнула и положила трубку. В дверях раздался голос миссис Перенны:

— Замечательный сегодня день. Вы уходите, миссис Бленкенсоп, или только что пришли?

Значит, из спальни миссис Перенны говорила не миссис Перенна.

Ответив, что она только что вернулась с очень приятной прогулки, Таппенс направилась к лестнице. Миссис Перенна последовала за ней. Сегодня хозяйка, пансиона казалась еще крупнее, чем обычно, и Таппенс впервые ясно представила себе, как, должно быть, сильна эта атлетически сложенная женщина.

— Мне надо переодеться, — объявила она и заторопилась вверх по лестнице.

На площадке дорогу ей преградила необъятная миссис О'Рорк.

— Боже мой, куда вы так спешите, миссис Бленкенсоп? — басом спросила ирландка, но не подвинулась, а по-прежнему стояла, глядя на Таппенс сверху вниз и улыбаясь.

Как всегда, в улыбке миссис О'Рорк было нечто устрашающее. И внезапно, без всякого повода, Таппенс испугалась. Впереди улыбается огромная ирландка, позади, у начала лестницы стоит миссис Перенна. Ловушка? Таппенс взглянула через плечо. Лицо у миссис Перенны угрожающее. А может, просто почудилось? Вздор, уверила себя Таппенс, вздор! Среди бела дня, в заурядном пансионе приморского курорта… Но весь дом как будто вымер.

А она одна на лестнице, между двумя этими женщинами. Нет, нет, улыбка у миссис О'Рорк в самом деле странная — в ней есть что-то Жестокое. «Как кошка с мышью»… — успела подумать Таппенс.

И вдруг атмосфера неожиданно разрядилась. С верхней площадки лестницы, издавая ликующие вопли, скатилась маленькая фигурка. Крошка Бетти Спрот в кофточке и широких, застегнутых у колен штанишках проскочила мимо миссис О'Рорк и, радостно взывая: «Па… Бу…», ринулась в объятия Таппенс. Обстановка разом изменилась.

— Ах, милочка! — вскричала миссис О'Рорк. — Как она быстро растет! Совсем большая девочка!

Миссис Перенна повернулась и пошла к дверям кухни… Стиснув ручонку Бетти, Таппенс проследовала мимо миссис О'Рорк и влетела в коридор, где маленькую беглянку уже поджидала миссис Спрот. Таппенс вместе с ребенком вошла к ней в номер.

Здесь Таппенс сразу стало легче: вокруг все так по-домашнему. Всюду разбросаны детские платьица и плюшевые игрушки, стоит крашеная детская кроватка, на туалетном столике в рамке красуется телячья и довольно-таки непривлекательная физиономия мистера Спрота, а сама миссис Спрот горько жалуется на безбожные цены в прачечной и к тому же полагает, что миссис Перенна не имеет права запрещать постояльцам пользоваться собственным электрическим утюгом.

Все так естественно, обыденно, спокойно. И все же лишь за минуту до этого на лестнице… «Нервы! — сказала себе Таппенс. — Просто нервы!» Но только ли нервы? Ведь она же слышала этот телефонный разговор. Кто был в комнате миссис Перенны? Миссис О'Рорк? Маловероятно. С другой стороны, только там тебя наверняка никто не подслушает. Разговор был, видимо, очень короткий — торопливый обмен беглыми фразами. «Все идет прекрасно. Четвертое, как условлено». Это может не означать ничего или означать очень многое. Четвертое — что это такое? Дата? Скажем, четвертое число. А, может быть, четвертое кресло, четвертое дерево, четвертое здание. Поди, угадай! С таким же успехом можно предложить и другое объяснение: люди уговорились встретиться и подтверждают день встречи. Миссис Перенна вполне могла разрешить миссис О'Рорк пользоваться телефоном, стоящим у нее в спальне.

А в том, что произошло на лестнице — какая была страшная минута! — виноваты скорее всего чересчур взвинченные нервы. Но ведь вся атмосфера затихшего дома, ощущение чего-то зловещего, какой-то грозной опасности… «Придерживайтесь фактов, миссис Бленкенсоп. И занимайтесь своим делом», — сурово одернула себя Таппенс.

Глава пятая

Капитан Хейдок оказался на редкость радушным хозяином. Он страшно обрадовался приходу майора Блетчли и мистера Медоуза и тут же потребовал, чтобы последний осмотрел его владения.

Первоначально на месте «Приюта контрабандистов» стояли два маленьких коттеджа, где жили чины береговой охраны. Стояли эти коттеджи на скале, круто обрывающейся к морю. У подножия скалы располагалась удобная бухточка, но спуск к ней был настолько опасен, что отваживались на него лишь самые отчаянные мальчишки. Позднее коттеджи купил какой-то лондонский делец. Он соединил их, так что получилась небольшая вилла, вокруг которой владелец попытался даже разбить сад. Сам он наезжал сюда только летом и то на короткое время. Затем коттеджи долго пустовали, а еще через несколько лет их продали человеку по фамилии Ган.

— Он был немец и, можете мне поверить, несомненно шпион, — пояснил Хейдок.

— Интересно! — заметил Томми, опуская на стол рюмку, из которой потягивал шерри.

— Чертовски дотошный народ эти немцы, — продолжал Хейдок. — Даю голову на отсечение, они уже тогда готовились к этой кампании. А местность тут, как видите, самая подходящая: сверху удобно подавать сигналы судам, внизу бухта, где легко причалить моторке. Вокруг ни души, вилла ведь стоит на крутой скале. Нет, нет, и не спорьте! Ган безусловно был немецкий шпион.

— А что с ним стало? — осведомился Томми.

— Ну, на этот счет найдется что порассказать, — ответил Хейдок. — Ган ухлопал на эту виллу кучу денег. Для начала вырубил в скале спуск к морю, залил ступени бетоном — затея не из дешевых. Затем перестроил весь дом, оборудовал его ванными и всякими там удобствами. И знаете, кому он поручил все эти работы? Не местному подрядчику, а какой-то, по его словам, лондонской фирме. Только вот мастера, которых она сюда прислала, были сплошь иностранцы. Кое-кто из них не знал по-английски ни слова. Согласитесь, что это в высшей степени подозрительно.

— В самом деле, это несколько странно, — согласился Томми.

— В это время я жил по соседству и заинтересовался, что это он там затеял. Я начал шататься вокруг виллы и приглядываться к рабочим. И смею доложить, им это не понравилось. Ох как не понравилось! Несколько раз они вели себя просто угрожающе. Разве они стали бы так держаться, будь дело чисто?

Блетчли одобрительно кивнул.

— Вам следовало обратиться к властям, — заметил он.

— Так я и сделал, старина. Я прямо-таки извел полицию своими жалобами, — ответил Хейдок и подлил себе шерри. — А чем меня отблагодарили за все мои старания? Вежливым равнодушием. Что такое? Новая война с немцами? Исключено. В Европе царит мир, отношения у нас с Германией самые наилучшие. На меня смотрели как на ископаемое, как на человека, одержимого военным психозом. Этакий твердолобый отставной моряк! Сколько я им ни твердил, что немцы создают сильнейший в Европе воздушный флот вовсе не для того, чтобы летать на прогулки, — все напрасно.

— Никто, никто не верил! — взорвался Блетчли. — Идиоты проклятые!.. Наше время — время мира! Умиротворение! Экий вздор!

— Поджигатель войны — вот как меня тогда называли, — сказал Хейдок, окончательно побагровев и еле сдерживая негодование. — Вот такие, как я, и мешают миру во всем мире. Как же, мир! Я-то знал, что на уме у наших друзей-гуннов, и был убежден, что мистер Ган замышляет недоброе — очень уж не нравились мне эти иностранные рабочие. Не нравилось мне и то, что он столько денег всаживает в виллу. Я снова и снова надоедал полиции.

— Упорный парень! — одобрил Блетчли.

— В конце концов мои сигналы возымели действие, — продолжал моряк. — К нам назначили нового начальника полиции, отставного военного, и у него хватило ума прислушаться ко мне. Его люди взяли виллу под наблюдение. Ган, конечно, немедленно удрал — взял и скрылся однажды ночью. Полиция подучила ордер на обыск и нагрянула сюда. В сейфе, вделанном в стену столовой, был найден радиопередатчик и документы весьма компрометирующего свойства. Под гаражом оказался склад горючего — огромные цистерны. Скажу честно, меня прямо раздуло от гордости. Раньше друзья по клубу потешались над моей шпиономанией, а теперь они разом прикусили языки. Да, нелепая доверчивость — исконный наш порок. В конце концов дом пустили с молотка и приобрел его я, — заключил майор Хейдок. — Хотите осмотреть виллу, Медоуз?

— С удовольствием.

Возможность похвастаться своими владениями привела капитана Хейдока в совершенно ребяческий восторг. В столовой он открыл большой сейф и показал, где был найден тайный передатчик. Потом повел Томми в гараж и продемонстрировал гостю подвал, где Ган хранил цистерны с горючим. Наконец, после беглого осмотра двух великолепных ванных комнат, хитроумной системы освещения и различной кухонной техники, Хейдок по крутой бетонированной лестнице спустился с Томми к бухточке, на ходу разъясняя гостю, как выгодно мог бы противник использовать эту местность во время войны. Побывал Томми и в пещере, давшей имя всей вилле. Майор Блетчли с ними не пошел и сидел на веранде, мирно потягивая вино, из чего Томми заключил, что удачная охота Хейдока на шпиона была основной темой разглагольствований славного моряка, и друзья его уже неоднократно слышали эту историю. Догадка Томми подтвердилась несколько позднее, когда они вдвоем с Блетчли возвращались в «Сан-Суси».

— Хейдок — хороший парень, — заметил майор. — Одна беда — слишком любит повторять одно и то же. Мы столько раз слушали эту историю, что она всем нам осточертела.

Затем разговор перешел на плутни некоего туземца-носильщика, разоблаченного майором в 1923 году, и Томми получил возможность отдаться течению собственных мыслей, отвлекаясь от них лишь для того, чтобы время от времени бросить: «Нет, в самом деле?», «Да что вы?», «Поразительно!» Теперь Томми особенно отчетливо понимал, что умирающий Фаркуар не зря упомянул о «Сан-Суси». След был верный. Здесь, в этой глуши, уже давно что-то готовилось. Приезд сюда немца Гана и затеянная им перестройка виллы неопровержимо доказывали, что именно эта точка побережья — сборный пункт и притягательный центр для вражеской агентуры. Неожиданное вмешательство бдительного Хейдока спутало карты противника. В первом раунде победила Британия. Но почему не допустить, что «Приют контрабандистов» всего лишь передовой опорный пункт в сложной схеме немецкого наступления? Вилла — звено в цепи. Чем мог ответить противник на поражение, которое потерпел здесь? Вероятнее всего тем, что перенес центр свой деятельности в наиболее удобное место по соседству — в «Сан-Суси». Гана разоблачили года четыре тому назад. Как раз в это время миссис Перенна, судя по словам Шейлы, вернулась в Англию и купила «Сан-Суси». Похоже, что это был очередной ход в немецкой игре. Следовательно, Лихемптон — опорный пункт вражеской разведки: здесь осели и установили всевозможные связи ее люди. Томми повеселел.

И главной движущей пружиной всего этого механизма, насколько может судить Томми, является миссис Перенна. Значит, первым делом нужно побольше разузнать о ней, познакомиться с закулисными сторонами жизни ее пансиона, кажущейся постороннему глазу такой обыденной. Переписка миссис Перенны, ее связи, общественная деятельность, отношение к войне — любой из этих моментов может стать ключом к пониманию истинного характера ее поступков. Если миссис Перенна — пресловутая шпионка М. — значит, именно она направляет всю деятельность пятой колонны в Англии. О существовании М. знают, разумеется, лишь немногие заправилы пятой колонны, но М. как-то должна — поддерживать с ними связь, и выйти на эту связь — задача его и Таппенс. В нужный момент несколько решительных людей из «Сан-Суси» всегда смогут захватить и удержать неприступный «Приют контрабандистов». Момент этот еще не наступил, но приближается: овладев французскими и бельгийскими портами на Ла-Манше, немецкая армия немедленно начнет подготовку к вторжению в Англию. Поскольку хозяин на море британский флот, вторжение будет осуществлено с воздуха при поддержке внутреннего врага. А если нити, движущие этим внутренним врагом, сходятся в руках миссис Перенны, времени терять нельзя. Мысли Томми случайно совпали с тем, что говорил в эту минуту майор.

— Тут я понял, что времени терять нельзя, — рассказывал Блетчли, — и схватил Абдулу…

«Почему именно Лихемптон? — размышлял Томми. — Отдаленный район, глухая провинция. Жители консервативны и старомодны. Все это уже большой плюс с точки зрения противника. Что еще? От берега в глубь страны тянется равнина — поле, пастбища. Удобное место для посадки транспортных самолетов и для воздушного десанта. Неподалеку расположены большие химические заводы, где, кстати сказать, работает Карл фон Дайним. Карл фон Дайним. Укладывается ли он в общую схему? Да, отлично укладывается. Грант прав: Карл играет второстепенную роль. Он всего лишь винтик в машине. В любую минуту может быть взят на подозрение и интернирован. Но до этого успеет, пожалуй, выполнить свое задание. Он ведь сам сказал Таппенс, что работает над проблемой обезвреживания газов и обеззараживания местности. А тут для врага открываются такие возможности, о которых страшно подумать. Да, Карл тоже причастен к делу, несколько неохотно решил Томми. — Жаль! Да и работает он, в конце концов, на свою страну. Но те, кто предает отечество, кто взрывает его изнутри, — к таким людям у него, Томми, нет жалости. И честное слово, он накроет их».

— Вот так я его и накрыл, — торжествующе закончил майор. — Недурно сработано, а?

— В жизни не слышал ничего подобного! — не моргнув глазом, ответил Томми.

Миссис Бленкенсоп читала письмо на тонкой заграничной бумаге со штампом цензуры на конверте. Это письмо, кстати сказать, было прямым следствием ее телефонного разговора с «мистером Фарадеем».

— Милый Раймонд! — вздохнула она. — Я была так счастлива, зная, что он в Египте. А теперь у них, видимо, намечается большая передислокация. Все это, конечно, совершенно секретно, и прямо он писать ни о чем не может. Но он сообщает, что готовится замечательная операция и что вскоре меня ожидает большой сюрприз. Я так рада, что знаю, где он теперь будет, но не понимаю, зачем…

— Ну, уж об этом-то ему запрещено писать, — проворчал Блетчли.

— Ну, у нас с ним есть свои маленькие хитрости, — лукаво сказала Таппенс. — Раймонду известно, что я хочу немногого — знать, где он находится. Этого уже достаточно, чтобы меня успокоить. Вот он и сообщает мне все, что надо. Делается это, кстати, очень просто: выбирается определенное слово, а за ним пишутся такие слова, чтобы их первые буквы составляли название местности. Конечно, фразы иногда получаются смешные, но Раймонд очень изобретательный мальчик. Я уверена, что цензура ничего не замечает.

Таппенс удачно выбрала момент для своих признаний: за столом сидели все без исключения обитатели «Сан-Суси».

Блетчли побагровел.

— Прошу прощения, миссис Бленкенсоп, но это чертовски неосмотрительно с вашей стороны. Передислокация наземных войск и авиационных частей — это как раз то, что особенно интересует немцев.

— Но я же никому ничего не рассказываю! — вскричала Таппенс. — Я очень, очень осторожна.

— Все равно вы поступаете крайне неразумно, и у вашего сына еще будут из-за этого неприятности.

— Не думаю. Ведь я его мать, а мать просто обязана знать, что с ее ребенком.

— Вот именно! Я считаю, что вы совершенно правы, — пробасила миссис О'Рорк. — Мы-то, женщины, понимаем: эти сведения из нас не вытянешь даже пыткой.

— Но письмо можно прочесть, — возразил Блетчли.

— Я не бросаю свои письма, где попало, — с оскорбленным видом ответила Таппенс. — Я всегда держу их под ключом.

Блетчли с сомнением покачал головой.

Утро было пасмурное, с моря дул холодный ветер. Таппенс сидела одна в самом дальнем уголке пляжа. Она вынула из сумочки два письма, за которыми, по дороге сюда, зашла в газетный киоск. Письма несколько задержались, так как по месту назначения их переадресовывали в Лихемптон на имя некоей миссис Спендер: Таппенс любила запутывать следы, и дети ее полагали, что их мать гостит у старой тетки в Корнуолле. Таппенс распечатала первое письмо.

«Дорогая мама!

Мог бы рассказать тебе кучу интересных вещей, но, к сожалению, не имею права. Думаю, что немцам с нами скучать некогда. Сегодняшняя сводка: до завтрака сбито пять немецких машин. Правда, нам тоже приходится несладко, но, в конце концов, мы их прижмем к ногтю. Не могу видеть, как их летчики расстреливают из пулеметов несчастных беженцев на дорогах. Мы все от этого становимся, как бешеные. Обо мне не беспокойся. У меня все в порядке. Я ни за что на свете не согласился бы сейчас торчать в тылу. Привет нашему старику. Нашлось ему дело в военном министерстве или все еще нет?

Твой Дерек».

Таппенс с сияющими глазами прочла и перечитала письмо. Затем распечатала второе.

«Милая мамочка!

Как чувствует себя тетя Грейси? Все еще держится? По-моему, ты просто героиня: я бы на твоем месте сбежала оттуда на другой же день. Новостей никаких. Работа у меня очень интересная, но до того секретная, что рассказать о ней ничего не могу. Скажу одно: чувствую, что занимаюсь нужным делом. Не огорчайся, что тебе не дают работать на войну: ужасно смешно смотреть на пожилых женщин, которые вечно навязываются с предложением своих услуг. Сейчас нужны люди молодые, работоспособные. Интересно, чем там, в Шотландии, занят наш старик? Наверное, бумагами. И все же так ему, конечно, лучше — хоть чем-то занят.

Крепко целую.

Твоя Дебора».

Таппенс улыбнулась, сложила письма и любовно разгладила их. Затем укрылась за волноломом, чиркнула спичкой, подожгла письма и выждала, пока они не превратились в пепел. Потом, достав вечную ручку и небольшой блокнот, принялась торопливо строчить.

«Лэнгхен, Корнуолл.

Дорогая Деб!

Мы здесь страшно от всего далеки, и мне даже как-то не верится, что идет война. Твое письмо очень меня порадовало. Приятно знать, что работа у тебя интересная. Тетя Грейси совсем одряхлела, да и с головой у нее не в порядке. Она часто вспоминает о прошлом, но, по-моему, путает меня с моей матерью. Местные жители усиленно занялись овощами — все розовые клумбы засажены картошкой. Я помогаю старой Сайке — надо же что-то делать для победы. Твой отец несколько разочарован своей работой, но, как ты выразилась, так ему лучше — хоть чем-то занят.

Крепко целую.

Мама».

Таппенс вырвала из блокнота еще один листок.

«Милый Дерек!

Бесконечно рада получить от тебя весточку. Если не хватает времени на письма, посылай хотя бы открытки. Я перебралась к тете Грейси. Погощу у нее немножко. Меня все еще держат в резерве — в моих драгоценных услугах никто не нуждается. Чудеса!.. Твой отец, как я тебе уже писала, получил работу в министерстве снабжения. Он где-то на севере. Это лучше, чем ничего, но, конечно, совсем не то, о чем он мечтал. Что поделаешь! Придется нам смириться и скромненько плестись в задних рядах, а вести войну будете вы, глупые мальчишки. Не пишу тебе: «Береги себя» — я ведь понимаю, что твой долг поступать как раз наоборот. Но все-таки не рискуй без толку.

Обнимаю.

Мама».

Таппенс запечатала конверты, надписала адреса, наклеила марки и по дороге в «Сан-Суси» отправила письма. Она была уже у подножия холма, когда ее внимание привлекли две фигуры, стоявшие поодаль и поглощенные разговором. Таппенс приросла к месту. Это была вчерашняя незнакомка, и разговаривал с нею Карл фон Дайним.

«Прикрытия никакого», — с огорчением отметила про себя Таппенс. Подойти к собеседникам так, чтобы подслушать разговор, ей не удастся. В довершение всего как раз в эту минуту молодой немец повернул голову и увидел миссис Бленкенсоп. Пара немедленно рассталась. Женщина поспешно спустилась вниз по холму, перешла через дорогу и разминулась с Таппенс. Карл фон Дайним, дождавшись, пока Таппенс поравняется с ним, спокойно и вежливо пожелал ей доброго утра.

— Какое странное лицо у женщины, с которой вы только что разговаривали, мистер фон Дайним! — немедленно начала Таппенс.

— Неудивительно. Восточноевропейский тип. Она полька.

— Неужели? Это ваша знакомая?

— Отнюдь, — сухо ответил Карл. — Я вижу ее впервые.

— Вот как! А я-то думала… — артистически сделала паузу Таппенс.

— Она обратилась ко мне за справкой. Говорили мы по-немецки — она плохо понимает английский язык.

— И что же она ищет?

— Она спросила, не живет ли где-нибудь поблизости некая миссис Готлиб. Я ответил, что не знаю такой. Тогда она сказала, что, наверно, перепутала название пансиона.

— Понятно, — задумчиво протянула Таппенс.

Мистер Розенштейн. Миссис Готлиб. Таппенс украдкой глянула на Карла фон Дайнима. Он шел рядом с ней, и его замкнутое лицо ничего не выражало. Стригшая незнакомка казалась Таппенс все более подозрительной. К тому же Таппенс была почти убеждена, что разговор, которому она помешала, начался задолго до того, как немец заметил ее.

Карл фон Дайним? Вот он стоит с Шейлой. «Будь осторожен…»

«Дай бог, чтобы эта парочка не была ни в чем замешана! Они оба такие молодые! — подумала Таппенс и тут же одернула себя: — Сентиментальная старуха — вот кто вы такая, миссис Бленкенсоп». Нацистам как раз и нужны молодые агенты. Правда, Томми считает, что Шейла ни во что не замешана. Но Томми мужчина, а Шейла красива, так красива, что дух захватывает. Карл и Шейла, а за их спиной загадочная фигура миссис Перенны.

Таппенс медленно поднялась по лестнице к себе в номер.

Вечером, перед сном, Таппенс выдвинула ящик своего письменного стола. В углу ящика стояла японская шкатулочка с ненадежным дешевым замком. Таппенс натянула перчатки, отперла шкатулочку, откинула крышку. Внутри лежала пачка писем. Самое верхнее — то, что пришло сегодня от «Раймонда», — Таппенс со всеми предосторожностями развернула. Губы ее сурово сжались. Еще утром в складке письма лежала неприметная ресничка. Сейчас реснички уже не было.

Она подошла к умывальнику, где стоял пузырек с безобидной этикеткой «Тальк». Затем ловко припудрила тальком письмо и лакированную крышку шкатулочки. Отпечатков пальцев ни на бумаге, ни на крышке не оказалось. Таппенс еще раз удовлетворенно, хотя и мрачно кивнула головой. Там должны были оказаться отпечатки пальцев — ее собственные. Конечно, служанка могла прочесть письма из любопытства, но это маловероятно. И уж вовсе невероятно, чтобы она стала возиться и подбирать ключи к Шкатулке. И потом, разве ей пришло бы в голову стереть отпечатки пальцев?

Кто же тогда? Миссис Перенна? Шейла? Кто-нибудь другой? Кто бы ни был этот человек, он интересуется дислокацией британских войск.

План кампании, составленный Таппенс, был, в общем, очень прост. Во-первых, наметить возможные версии. Во-вторых, провести небольшой эксперимент, чтобы выяснить, есть ли в «Сан-Суси» постоялец, который интересуется дислокацией войск, но старается свой интерес скрыть. В-третьих, установить, кто это.

Именно этот третий этап операции и обдумывала Таппенс, лежа в постели на следующее утро. Размышления ее были прерваны Бетти Спрот, которая невзирая на ранний час проникла в комнату.

Бетти была сегодня особенно энергична и разговорчива. Она тут же вскарабкалась на постель Таппенс — девочка очень привязалась к миссис Бленкенсоп, — сунула ей под нос растрепанную книжку с картинками и тоном, не допускающим возражений, скомандовала:

— Титай! — Таппенс послушно начала читать: «Гуси, гуси, вы куда? Вверх и вниз, туда-сюда».

Бетти, заливаясь радостным смехом, восторженно заверещала: «Велх, велх, велх», а затем принялась ползать но полу, играя ботинками Таппенс и деловито лепеча что-то на своем языке.

Поглощенная своими заботами, Таппенс уже не замечала гостью. «Следующий шаг сделать несложно, — думала Таппенс. — Только нужно, чтобы Томми помог». Она уже сообразила, как все устроить…

Когда строишь планы, время летит быстро. Наконец появилась запыхавшаяся миссис Спрот — она уж и не знала, где искать Бетти.

— Вот ты где, скверная девочка! А я-то никак не пойму, куда ты запропастилась! Ах, простите ради бога, миссис Бленкенсоп!..

Таппенс приподнялась на постели. Бетти с ангельски кротким личиком созерцала плоды трудов своих: она вытащила из ботинок Таппенс шнурки и засунула их в стакан с водой, а теперь торжествующе тыкала в него пальчиком. Таппенс расхохоталась.

— Ах ты, маленькая баловница!.. Не беспокойтесь, миссис Спрот, — прервала она извинения соседки, — шнурки скоро высохнут. Я сама во всем виновата: надо было смотреть, чем занимается девочка. Но она вела себя так тихо…

— Вот, вот! — вздохнула миссис Спрот. — Эти малыши всегда такие: раз притихли, значит, обязательно что-нибудь натворят.

Миссис Спрот увела Бетти, и миссис Бленкенсоп поднялась с постели. Пора было приступать к осуществлению плана.

Глава шестая

Томми опасливо посмотрел на пакет, который сунула ему Таппенс.

— Та самая штука?

— Да. Осторожней, не просыпь на себя.

Томми поднес пакет к носу и энергично замотал головой.

— Постараюсь. Что за мерзкий запах!

— Асафетида, — пояснила Таппенс. — Одна щепотка, и ты, как пишут в рекламах, «начнешь удивляться, почему твой поклонник охладел к тебе».

Вскоре после этого в «Сан-Суси» произошел ряд событий.

Прежде всего в комнате мистера Медоуза обнаружился какой-то неприятный запах. Мистер Медоуз, человек по натуре не привередливый, сперва лишь вскользь упомянул об этом обстоятельстве, но вскоре тон его стал гораздо более решительным. Он призвал на совещание миссис Перенну, и хозяйка «Сан-Суси» признала, что в номере действительно чем-то пахнет. Запах резкий, неприятный. Возможно, предположила она, неисправен кран газового отопления. Томми нагнулся, осторожно обнюхал горелку и заметил, что, по его мнению, запах идет не оттуда. Он лично считает, что под полом разлагается дохлая крыса. Миссис Перенна не стала отрицать, что ей приходилось слышать о подобных вещах. Но в «Сан-Суси» крыс нет — в этом она совершенно уверена. Возможно, это не крыса, а мышь, хотя она лично никогда мышей здесь не видала. Мистер Медоуз твердо заявил, что такая вонь указывает, по меньшей мере, на крысу, и еще более твердо добавил, что не намерен ночевать в своем номере, пока не будут приняты соответствующие меры. Он вынужден просить миссис Перенну отвести ему другую комнату.

— Разумеется! — ответила миссис Перенна. Она сама как раз собиралась предложить мистеру Медоузу то же самое. Ее останавливало только то, что единственная свободная комната слишком мала и к тому же выходит не на море. Но если мистер Медоуз не возражает… Мистер Медоуз не возражал. Он хочет одного — избавиться от запаха. Миссис Перенна отвела его в комнатку, расположенную — конечно, по чистой случайности — как раз напротив номера миссис Бленкенсоп, и тут же приказала своей придурковатой служанке перенести туда вещи мистера Медоуза. Сама же она немедленно пошлет за столяром, который вскроет пол и выяснит происхождение запаха. Таким образом, дело было улажено к общему удовлетворению.

Вторым событием явилась болезнь мистера Медоуза. Он чихал, глаза у него слезились. Правда, от его большого носового платка слегка припахивало луком, но этого никто не заметил, так как обильная доза одеколона почти заглушила вышеназванный аромат. В конце концов, измученный непрерывным чиханьем и сморканьем, мистер Медоуз решил полежать денек в постели. Утром того же дня миссис Бленкенсоп получила письмо от своего сына Дугласа. Оно так ее потрясло, что вскоре о нем знал весь пансион. Письмо, к счастью, миновало цензуру, объяснила миссис Бленкенсоп. Его привез и бросил в ящик один из друзей Дугласа, приехавший в отпуск. Слава богу, на этот раз Дуглас мог написать ей, ничего не скрывая.

— Из письма видно, — наставительно покачав головой, добавила миссис Бленкенсоп, — как мало мы знаем об истинном положении дел.

После завтрака она отправилась к себе в комнату, открыла японскую шкатулку и спрятала в нее письмо, предварительно положив между страницами несколько крупинок рисовой пудры. Потом захлопнула шкатулку, а выйдя из комнаты, кашлянула, и в ответ на кашель из номера напротив раздалось в высшей степени правдоподобное чиханье. Таппенс улыбнулась и спустилась вниз.

Она заблаговременно предала гласности свое намерение съездить на денек в Лондон: ей надо повидаться с адвокатом и сделать кое-какие покупки. Обитатели «Сан-Суси» в полном составе устроили ей проводы и надавали всевозможных поручений — о, конечно, если только у нее найдется время.

Майор Блетчли уселся подальше от занятых болтовней женщин. Он читал газету, сопровождая чтение громкими комментариями.

— Подлые немецкие свиньи! Их летчики расстреливают из пулеметов беженцев на дорогах. Звери проклятые! Будь моя власть…

Когда Таппенс уходила, Блетчли все еще разглагольствовал о том, что было бы, если бы он руководил военными действиями.

По дороге Таппенс заглянула в сад и осведомилась у Бетти Спрот, что привезти ей из Лондона. Бетти, блаженно сжимавшая в ручонках улитку, благодарно замурлыкала и в ответ на предложение Таппенс: «Киску? Книжку с картинками? Цветные мелки для рисования?» — объявила!

— Бетти лисуй!

Цветные мелки были внесены в список покупок.

Пройдя тропинкой через сад и уже собираясь выйти на дорогу, Таппенс неожиданно наткнулась на Карла фон Дайнима. Немец стоял, прислонившись к ограде и сжав кулаки. Когда он услышал шаги и обернулся, Таппенс увидела, что его обычно бесстрастное лицо искажено страданием. Таппенс невольно остановилась и спросила:

— Чем вы так расстроены?

— Ах, всем сразу! — Голос у Карла был непривычно хриплый. — У вас, кажется, есть такая поговорка: «Ни рыба, ни мясо»?

Таппенс кивнула.

— Вот и я такой же, — с горечью продолжал Карл. — Честное слово, так дальше тянуться не может. Лучше уж сразу со всем покончить.

— Что вы хотите сказать?

— Вы были добры ко мне, — ответил молодой человек. — Вы должны понять меня. Я бежал из своей страны, потому что в ней царят несправедливость и жестокость, а здесь я надеялся найти свободу. Я ненавижу нацистскую Германию, но, увы, я все-таки немец. От этого никуда не денешься.

— Я знаю, вам трудно… — начала было Таппенс.

— Дело не в трудностях. Повторяю вам, я — немец. И когда старый вояка Блетчли, читая газету, бросает: «Подлые немецкие свиньи», у меня темнеет в глазах. Нет, я этого не вынесу!

И, уже спокойнее, Карл добавил:

— Вот я и думаю, что лучше покончить сразу. Да, сразу.

Таппенс схватила его за руку:

— Вздор! — оборвала она. — Ваши переживания вполне понятны. Любой другой на вашем месте испытывал бы то же самое.

— Почему меня не интернируют? В лагере мне было бы легче.

— Возможно. Но пока что вы делаете свое дело. И, как я слышала, нужное дело. Нужное не только Англии, но и всему человечеству. Вы занимаетесь обеззараживанием, так ведь?

Лицо Карла чуточку посветлело.

— Так. И я уже многого добился. Я разработал один метод — очень несложный и легко применимый на практике.

— Ну, вот видите, — подхватила Таппенс, — этим делом стоит заниматься, как и всем, что облегчает страдания людей, что служит созиданию, а не разрушению. А если мы ругаем своих врагов, так это вполне естественно. У вас в Германии то же самое: среди немцев есть тысячи своих майоров Блетчли, исходящих слюной при слове «Англия». Я сама ненавижу немцев, при одном упоминании о них я прихожу в ярость. Но когда я думаю о каждом немце в отдельности, о матерях, с тревогой ждущих писем от сыновей, о крестьянах, чьи посевы гибнут, о тех славных добрых простых немцах, которых я знавала, меня охватывает совсем другое чувство: я понимаю, что они такие же люди, как я. А это — самое главное.

Карл фон Дайним поднес руку Таппенс к губам и поцеловал.

— Благодарю вас. Все, что вы сказали, справедливо и верно. Постараюсь взять себя в руки.

«Боже мой! — думала Таппенс по дороге в Лихемптон. — Как ужасно, что самый симпатичный мне здесь человек — немец!»

Таппенс все делала основательно. Ехать в Лондон ей совсем не хотелось, но ведь если она ограничится прогулкой по окрестностям, ее могут увидеть, и в «Сан-Суси» немедленно станет об этом известно. Нет! Миссис Бленкенсоп сказала, что едет в Лондон, в Лондон она и поедет. Таппенс взяла обратный билет и, отходя от кассы, столкнулась с Шейлой Перенной.

— Хелло! — воскликнула Шейла. — Вы уезжаете? А я зашла на вокзал узнать насчет посылки — она где-то затерялась.

Таппенс изложила свои планы.

— Да, да, помню, вы что-то говорили о поездке, — небрежно бросила Шейла. — Но я не сообразила, что вы едете сегодня. Идемте, я посажу вас в поезд.

Девушка была оживленней и приветливей, чем обычно. Держалась она дружелюбно и проболтала с Таппенс до самого отхода поезда. Разговор вертелся вокруг всяких мелочей жизни в «Сан-Суси». Помахав Шейле из окна и дождавшись, пока девушка скроется из виду, Таппенс уселась в угол купе и погрузилась в серьезные размышления. Случайно ли Шейла оказалась на вокзале в момент ее отъезда? Не доказывает ли это, что враг не пренебрегает никакими мелочами? А вдруг миссис Перенна решила удостовериться, что болтливая миссис Бленкенсоп действительно уехала в Лондон? Очень похоже, что так.

Таппенс удалось посовещаться с Томми только на следующий день: они с самого начала условились не вести никаких разговоров в стенах «Сан-Суси». Миссис Бленкенсоп встретила мистера Медоуза на берегу во время прогулки — он уже несколько оправился от простуды. Они выбрали скамейку и уселись.

— Ну? — спросила Таппенс. Томми медленно наклонил голову.

— Да, — ответил он. — Кое-что я узнал. Но, боже мой, что это был за день! Я чуть шею себе не свернул, глядя в замочную скважину.

— Неважно! — проявив полную бесчувственность, отрезала Таппенс. — Рассказывай.

— Первой в комнате побывала горничная — застелила постель, прибрала. Затем зашла миссис Перенна, но еще при горничной — за что-то ей выговаривала. Заглянула Бетти — взяла там свою собачку.

— Ну, ну, а потом?

— А потом туда зашел один человек, — медленно сказал Томми.

— Кто?

— Карл фон Дайним.

— Ох!

Сердце Таппенс сжалось. Значит…

— Когда? — спросила она.

— Во время второго завтрака. Он вышел из столовой раньше остальных, поднялся к себе, затем прокрался по коридору в твой номер. Пробыл там с четверть часа.

Томми помолчал и прибавил:

— Думаю, что теперь вопрос решен.

Таппенс кивнула. Да, теперь все ясно. У Карла фон Дайнима может быть лишь одна причина забираться в комнату миссис Бленкенсоп и проводить там четверть часа. Какой, однако, превосходный актер! В его вчерашней тираде звучала неподдельная искренность. Впрочем, в какой-то мере он, наверно, и был искренен.

— Жаль! — процедила Таппенс.

— Мне тоже, — отозвался Томми. — Он славный парень.

— Итак, мы более или менее разобрались что к чему, — продолжала Таппенс. — Карл фон Дайним работает вместе с Шейлой и ее мамашей. Заправляет всем, вероятно, миссис Перенна. Кроме того, есть еще та иностранка, что вчера говорила с Карлом.

— Что мы предпримем теперь?

— Надо пошарить в комнате миссис Перенны — вдруг найдем там ниточку, за которую можно ухватиться. Возьмем под наблюдение и саму хозяйку: мы должны узнать, где она бывает, с кем встречается. Давай вызовем сюда Алберта, Томми.

Томми задумался.

Когда-то Алберт, тогда еще скромный рассыльный в отеле, работал заодно с молодыми Бирсфордами и принимал участие в их делах. Потом он служил у них, а лет шесть тому назад женился и стал счастливым владельцем «Утки и пса», кабачка в южной части Лондона.

— Алберт будет в восторге, — стремительно развивала свою мысль Таппенс. — Он остановится в отеле у вокзала и будет следить за миссис Перенной, а если понадобится — и за кем угодно.

— Неплохо придумано, Таппенс! Алберт — человек подходящий. И вот еще что: нам надо понаблюдать за этой мнимой полькой. По-моему, она представляет другую ветвь организации.

— Совершенно согласна. Сюда она либо приходит за инструкциями, либо доставляет информацию. Как только она появится снова, кто-нибудь из нас пойдет за нею и разузнает о ней поподробнее.

— А как нам пошарить в комнате миссис Перенны и заодно в номере Карла?

— У него мы едва ли что-нибудь обнаружим. Он немец, полиция может в любой момент нагрянуть к нему с обыском. Поэтому он, безусловно, настороже и не держит у себя ничего подозрительного. С Перенной же будет трудно. Когда она уходит, дома обычно остается Шейла. Кроме того, в комнате хозяйки частенько торчит миссис О'Рорк, а по лестнице постоянно снуют миссис Спрот и Бетти.

Таппенс помолчала.

— Удобней всего во время второго завтрака, — сказала наконец она. — Что, если у меня разболится голова и я уйду к себе? Нет, не годится — кто-нибудь обязательно явится ухаживать за мной. Постой, придумала! Перед завтраком я потихоньку скроюсь у себя в номере, а потом скажу, что у меня болела голова.

— А не лучше ли этим заняться мне? Простуда хоть завтра может опять уложить меня в постель.

— Нет уж. Если меня застанут в спальне хозяйки, я всегда вывернусь: скажу, что искала аспирин или что-нибудь в этом роде. Присутствие же там мужчины вызовет куда больше разговоров.

— К тому же скандального характера, — усмехнулся Томми, но улыбка у него мгновенно погасла. — Надо торопиться: сегодня в газетах плохая сводка. Мы должны напасть на след, и поскорее.

Продолжая прерванную прогулку, Томми завернул на почту, откуда позвонил мистеру Гранту и доложил, что «последняя операция прошла успешно и что наш друг К, несомненно причастен к делу». Затем он написал и отправил письмо, адресованное мистеру Алберту Ватту, купил газету и неторопливо отправился в «Сан-Суси». Вскоре его нагнала двухместная машина, и он услышал оглушительный, но приветливый голос капитана Хейдока:

— Хелло, Медоуз! Вас подвезти?

Томми с благодарностью принял предложение и сел в автомобиль.

— Ну, как ваша простуда? В состоянии вы сыграть партию в гольф?

Томми ответил, что охотно сыграет.

— Значит, завтра, часов в шесть. Идет?

— Благодарю! С удовольствием.

Хейдок круто свернул к воротам «Сан-Суси».

— Как поживает прекрасная Шейла?

— По-моему, хорошо, только я редко ее вижу.

— Держу пари, реже, чем вам хотелось бы, — расхохотался Хейдок. — Красивая девчонка, только слишком уж часто встречается с этим проклятым немцем. И что она только в нем нашла?

— Тс-с! — предостерег Медоуз. — Вон он поднимается по холму, следом за нами.

— Плевать! Пусть слышит. Я с удовольствием двину мистера Карла коленом под зад. Каждый порядочный немец дерется сейчас за свое отечество, а не удирает сюда, чтоб избежать опасности.

— Что ж, и это неплохо: в случае вторжения одним немцем будет меньше.

— Вы хотите сказать, что этот уже вторгся к нам? Ха-ха-ха! Недурно сказано, Медоуз. Нет, не верю я в эти басни о вторжении. Никто к нам никогда не вторгался и никогда не вторгнется. У нас, слава богу, еще есть флот!

Сделав эту патриотическую декларацию, капитан выжал сцепление, и машина понеслась к «Приюту контрабандистов».

Когда Таппенс добралась до ворот «Сан-Суси», было уже без двадцати два. Она свернула с дорожки, прошла садом и незаметно проникла в дом через застекленную дверь гостиной. Подождала, пока горничная Марта пройдет через холл, сняла ботинки и одним духом взбежала по лестнице. Затем прошла к себе, надела мягкие домашние туфли и на цыпочках прокралась в спальню миссис Перенны.

Очутившись в комнате, Таппенс огляделась и почувствовала, что ее охватывает отвращение. Не слишком приятное у нее занятие. А если миссис Перенна — всего лишь миссис Перенна, то и вовсе непростительно. Лезть в личную жизнь человека…

«Мы ведем войну!» — взяла себя в руки Таппенс. Она подошла к туалетному столику, быстрыми и точными движениями выдвинула ящики, просмотрела их содержимое. Ничего. Зато один из ящиков бюро, кажется, заперт. Это уже утешительнее. Отправляясь в Лихемптон, Томми получил кое-какой инструмент и указания, как с ним обращаться. Всеми этими сведениями он поделился с Таппенс. Несколько ловких движений, и бюро открылось. В нем оказались шкатулка с драгоценностями и денежный ящик, где лежало двадцать фунтов бумажками и немного серебра. Кроме того, там была еще кипа бумаг. Они-то и представляли для Таппенс наибольший интерес. Она принялась наспех просматривать их — времени в ее распоряжении очень мало. Закладные на «Сан-Суси», чековая книжка, письма… Время летело, Таппенс бегло просматривала документы, изо всех сил пытаясь не пропустить что-нибудь подозрительное. Два письма из Италии от подруги — пустая болтовня о чем попало, на первый взгляд, совершенно безобидная. Письмо некоего Саймона Мортимера из Лондона — деловая записка настолько ничтожного содержания, что Таппенс удивилась — зачем ее хранят. Быть может, мистер Мортимер тоже не так безобиден, как кажется. В самом низу еще одно письмо. Выцветшие чернила, подпись «Пат». Начинается так: «Эйлин, родная, пишу тебе в последний раз…»

Таппенс сложила листок, привела в порядок бумаги и, внезапно насторожившись, задвинула ящик — запереть уже не успеешь… Когда дверь распахнулась и на пороге появилась миссис Перенна, Таппенс растерянно перебирала пузырьки, стоявшие на умывальнике.

— Ах, простите, миссис Перенна! — с расстроенным и глупым видом повернулась к хозяйке миссис Бленкенсоп. — После прогулки у меня страшно разболелась голова. Я решила лечь и принять аспирин, но не нашла. Вот я и подумала, что вы не обидитесь, если… А я знала — у вас есть аспирин: вы на днях давали мисс Минтон.

Миссис Перенна решительно шагнула в комнату, и в голосе ее зазвучали резкие нотки:

— Пожалуйста, миссис Бленкенсоп. Но почему вы не сказали мне?..

— Конечно, мне так и следовало сделать. Но вы завтракали, а я очень не люблю беспокоить людей…

Миссис Перенна проследовала к умывальнику, нашла нужный пузырек и сухо бросила:

— Сколько таблеток?

Миссис Бленкенсоп попросила три, в сопровождении хозяйки добралась до своей комнаты и поспешно отказалась от предложенной ей грелки. На прощание миссис Перенна не удержалась и выпустила последний заряд:

— А ведь у вас есть аспирин — я сама видела.

— Конечно есть, — воскликнула Таппенс. — Я знаю, что он где-то здесь, но все получилось ужасно глупо — я не смогла его найти.

— Ну что ж, отдохните как следует до чая, — сверкнув крупными белыми зубами, посоветовала миссис Перенна и вышла. Таппенс глубоко вздохнула и улеглась в постель — а вдруг хозяйка вернется. Заподозрила она что-нибудь или нет? А какие у нее крупные, белые зубы! «Чтобы поскорее съесть тебя, дорогая…» Глядя на лицо миссис Перенны, Таппенс всегда вспоминала сказку о Красной Шапочке. А руки! Большие, жестокие руки…

Она, кажется, сочла вполне естественным то, что застала Таппенс у себя в комнате. Но все равно, позднее она обнаружит, что бюро не заперто. Появятся у нее подозрения, или она решит, что сама случайно забыла повернуть ключ? Такое случается с каждым. Удалось ли ей, Таппенс, сложить бумаги в «Том же порядке? Если даже миссис Перенна что-нибудь заметит, она заподозрит прислугу, а не миссис Бленкенсоп. А если даже заподозрит, то в чем? Вернее всего в излишнем любопытстве. С Другой стороны, если миссис Перенна — пресловутый немецкий агент М., то она обязательно догадается, что контрразведка следит за нею.

Можно ли, судя по ее поведению, сказать, что она насторожилась? Вела она себя вполне естественно… если не считать едкого замечания насчет аспирина. И вдруг Таппенс приподнялась и села на постели. Она вспомнила, что ее аспирин, а также йод и пузырек с таблетками соды лежат в глубине письменного стола. Она засунула их туда, распаковывая вещи.

Выходит, не она одна шарит по чужим комнатам. Миссис Перенна первая побывала у нее.

Глава седьмая

На следующий день в Лондон собралась миссис Спрот.

Не успела она робко намекнуть на то, что ей не на кого оставить Бетти, как все наперебой начали предлагать свои услуги. И когда миссис Спрот, еще раз призвав дочку быть хорошей девочкой, наконец отбыла, Бетти немедленно вцепилась в Таппенс, которая взяла на себя утреннее дежурство.

— Иглай! — потребовала она. — Иглай плятки!

Девочка с каждым днем говорила все лучше и приобрела неотразимую привычку склонять головку набок, озарять собеседника чарующей улыбкой и прибавлять: «Позалуста!» Таппенс собралась было погулять с ребенком, но шел сильный дождь. Поэтому они перебрались в номер миссис Спрот, где Бетти немедленно ринулась к комоду, в нижнем ящике которого хранились ее игрушки.

— Будем прятать Бонзо? — осведомилась Таппенс. Но Бетти уже передумала.

— Титай каску, — попросила она. Таппенс вытащила из ящика изрядно растрепанную книжку, но ее остановил вопль Бетти:

— Не… Не… Похая…

Таппенс удивленно посмотрела на ребенка, затем перевела взгляд на книжку. Это была «История маленького Джека Хорнера» с цветными картинками.

— Разве Джек был плохой мальчик? — спросила она. — Потому что он стащил сливу, да?

— Похая! — энергично повторила Бетти и, сделав титаническое усилие, пояснила: — Гьязная!

С этими словами она отобрала книжку, положила ее на место, вытащила из ящика другую и, радостно улыбнувшись, объявила:

— Тистый майтик!

Таппенс все поняла: вместо старых, замызганных и растрепанных книжек у Бетти появились новые. Она улыбнулась: оказывается, миссис Спрот — мамаша из породы «поклонниц гигиены», как мысленно окрестила Таппенс этот тип женщин. Вечно боятся, что ребенок нахватается микробов, съест что-нибудь немытое или сунет в рот грязную игрушку. Сама Таппенс, выросшая на лоне привольной деревенской жизни, презирала все эти преувеличенные страхи и приучила обоих своих детей к «разумному количеству» грязи. Тем не менее она послушно вооружилась чистым экземпляром «Джека Хорнера» и начала читать его ребенку, сопровождая чтение соответствующими комментариями. Затем они перешли к «Гуси, гуси, вы куда?» и «Старушке из башмака», после чего

— Бетти принялась прятать книжки, а Таппенс, к великому ликованию девочки, — подолгу разыскивать каждую из них.

Утро прошло быстро. Позавтракав, Бетти отправилась спать, и вот тут-то миссис О'Рорк пригласила Таппенс к себе.

В комнате ирландки царил беспорядок. К запаху мятных лепешек и черствого кекса примешивался слабый аромат нафталина. На обоих столах красовались фотографии детей, внуков, племянников, племянниц, внучатых племянников и племянниц миссис О'Рорк. Их было так много, что Таппенс показалось, будто она смотрит в театре реалистическую пьесу конца викторианского периода.

— Вы замечательно умеете ладить с детьми, миссис Бленкенсоп, — любезно заметила миссис О'Рорк.

— Ну, знаете, мои двое… — начала Таппенс.

— Двое? — перебила ее собеседница. — А я поняла так, что у вас трое мальчиков.

— Конечно, трое. Но двое младших почти однолетки. Я о них прежде всего и подумала.

— А-а, понимаю! Да присядьте же, миссис Бленкенсоп. Будьте как дома.

Таппенс послушно опустилась на стул, мысленно спрашивая себя, почему ей не по себе в присутствии старой ирландки. Вероятно, такое же чувство испытывали

— Гензель и Гретель, когда ведьма зазвала их к себе в избушку.

— А теперь, — потребовала миссис О'Рорк, — расскажите мне, что вы думаете о «Сан-Суси».

Таппенс разразилась дифирамбом пансиону, но собеседница бесцеремонно прервала ее.

— Я не о том. Не кажется ли вам, что тут все как-то странно.

— Странно? Не нахожу.

— А как насчет миссис Перенны? Сознайтесь, она вас интересует. Я же вижу: вы все время к ней присматриваетесь.

— Она… Она очень интересная женщина, — вспыхнула Таппенс.

— Ничего подобного, — отрезала миссис О'Рорк. — Самая обыкновенная женщина, если она, конечно, то, чем кажется. Но, возможно, она только кажется. Вы это имели в виду?

— Право, я не совсем понимаю вас, миссис О'Рорк.

— Неужели вам никогда не приходило в голову, что внешность чаще всего обманчива. Возьмите, к примеру, мистера Медоуза. Загадочный человек. Иногда мне думается: вот типичный англичанин — глуп до мозга костей. А затем я ловлю его слово или взгляд, и они далеко не глупы. Странно, не правда ли?

— Ну, я-то сама считаю мистера Медоуза типичным британцем, — твердо ответила Таппенс и отвернулась к окну.

Эта старуха поразительно действует ей на нервы. Как она умеет создавать вокруг себя атмосферу тревоги и страха! «Я чувствую себя с ней, как мышь в когтях у кошки, — думала Таппенс, глядя в сад. — Эта необъятная монументальная женщина сидит и улыбается, только что не мурлычет, а тебе все равно чудится, что перед тобой кошка, которая играет с чем-то таким, чего она ни за что не упустит… Какой вздор! Просто у меня разыгралось воображение».

Дождь прекратился. Капли с тихим стуком падали с ветвей на землю. «Нет, моя фантазия тут ни при чем. Вовсе я не фантазерка. В этой женщине есть что-то злое. Если бы только мне удалось…» Внезапно течение мыслей Таппенс прервалось.

Кусты в глубине сада раздвинулись, и между ними мелькнуло человеческое лицо. Это была та самая иностранка, с которой говорил на дороге фон Дайним. Сейчас она украдкой наблюдала за домом. На лице никакого выражения, и в то же время — да, да, несомненно — в нем есть что-то угрожающее. Неподвижное, безжалостное лицо. Воплощение какой-то силы, враждебной «Сан-Суси» с его повседневной, банальной, как во всяком английском пансионе, жизнью. Все эти мысли промелькнули в мозгу Таппенс с быстротой молнии. Она резко повернулась, пробормотала извинения, торопливо вышла из комнаты, бегом спустилась по лестнице, пересекла холл и выскочила в сад. Повернула направо и по боковой дорожке побежала туда, где мелькнуло лицо. Но там уже никого не было. Таппенс вышла на дорогу и оглядела склоны холма. Никого. Куда же делась эта женщина? Может быть, ей все это почудилось? Нет, она действительно видела незнакомку.

Таппенс обшарила все кусты, промокла насквозь и, не найдя никаких следов иностранки, направилась к дому с каким-то смутным предчувствием, похожим на страх. Что-то должно произойти. Но что именно? Этого она угадать не могла, никак не могла.

Погода прояснилась, и мисс Минтон уже одевала Бетти, собираясь с ней на прогулку. Они решили пойти в город и купить там целлулоидную утку — ее можно будет пускать поплавать в ванночке Бетти. Девочке от возбуждения не стоялось на месте, и мисс Минтон лишь ценой долгих усилий удалось натянуть на нее шерстяной пуловер, после чего они выбрались, наконец, из пансиона под неумолкающий щебет Бетти. В холле, на мраморном столике, Таппенс заметила две спички, небрежно положенные крест-накрест, из чего заключила, что мистер Медоуз посвящает день слежке за миссис Перенной. Таппенс проследовала в гостиную, где получила возможность насладиться обществом супругов Кейли.

Мистер Кейли пребывал в раздраженном настроении. Он приехал в Лихемптон, чтобы найти здесь полный покой и отдых, но разве дождешься покоя в доме, где есть ребенок? День-деньской эта девочка вопит, носится взад-вперед, прыгает у вас над головой…

Его жена примирительно заметила, что Бетти, право же, прелестная крошка, но это вмешательство не встретило одобрения.

— Несомненно, несомненно, — отозвался мистер Кейли, вертя длинной шеей. — Но мать обязана сделать так, чтобы девочка не шумела. Здесь есть люди больные, чьи нервы требуют тишины.

— Такую малышку не очень-то заставишь молчать, — возразила Таппенс. — Это противоестественно. Если ребенок не шумит, значит, у него что-нибудь не в порядке.

— Ерунда! Ерунда! Нелепое современное воспитание! — забрюзжал мистер Кейли. — Детям нельзя разрешать делать то, что им хочется. Ребенка надо приучать сидеть тихо — нянчить куклу, читать книжку и так далее.

— Но Бетти нет еще трех лет, — с улыбкой возразила Таппенс. — Можно ли требовать, чтобы она уже умела читать?

— Все равно что-то надо сделать. Я переговорю с миссис Перенной. Сегодня, например, девочка запела уже в семь часов утра, еще лежа в кровати. Я всю ночь не спал, задремал только под утро, и шум, конечно, сразу же разбудил меня.

— Почему бы вам не поехать в частную лечебницу? — спросила Таппенс.

— Это дорого, сударыня, да и обстановка там неподходящая: больничная атмосфера угнетающе действует на мое подсознание.

— Врач рекомендовал нам приятное общество, нормальную жизнь, — пояснила миссис Кейли. — Он сказал, что нам лучше не снимать загородный дом, а поселиться в пансионе: там мистер Кейли будет свободен от забот и сможет обмениваться мыслями с другими людьми.

— Кстати, по поводу обмена мыслями, — ловко переменила тему Таппенс. — Мне страшно интересно, что вы думаете о жизни в Германии. Вы как-то сказали, что в — последние годы часто бывали там. Мне хотелось бы знать точку зрения такого опытного, повидавшего мир человека, как вы. Расскажите нам, как же на самом деле живут немцы.

Мистер Кейли немедленно клюнул на приманку и разразился длинным монологом, лишь изредка перемежавшимся возгласами Таппенс: «Ах, как интересно!» и «Какой вы тонкий наблюдатель!» Однако на этот раз она слушала с непритворным вниманием: ободренный сочувствием слушательницы, мистер Кейли показал себя явным поклонником нацизма и чуть ли не в открытую заявил, что Германии и Англии было бы лучше не воевать друг с другом, а объединиться в борьбе против остальной Европы. Конец монологу, длившемуся почти два часа, положило лишь возвращение мисс Минтон и Бетти, сжимавшей в объятиях целлулоидную утку. Таппенс подняла глаза и уловила на лице миссис Кейли странное, трудно определимое выражение. Оно могло означать вполне извинительную ревность жены к другой женщине, завладевшей вниманием ее мужа, а могло объясняться и тревогой за мистера Кейли, чересчур откровенно изложившего свои политические взгляды.

Обитатели «Сан-Суси» сидели за чаем, когда из Лондона вернулась миссис Спрот.

— Надеюсь, Бетти вела себя хорошо и никого не беспокоила? Ты была хорошей девочкой, Бетти? — немедленно осведомилась она.

Затем миссис Спрот уселась за стол и выпила несколько чашек чая, перемежая чаепитие вдохновенным повествованием о сделанных в Лондоне, покупках и давке в поезде. С ней в вагоне ехал один солдат, побывавший во Франции. Он рассказывал ее соседям очень интересные вещи. А продавщица в галантерейном магазине сказала ей, что вскоре введут норму на чулки.

Словом, застольная беседа носила совершенно обычный характер. Продолжена она была на веранде, так как выглянуло солнце и утренний дождь отошел в область предания. Бетти радостно суетилась вокруг веранды, совершая таинственные вылазки в кусты, откуда возвращалась с пригоршней лавровых листьев или камешков, которые она тут же клала на колени кому-нибудь из собеседников и что-то невразумительно объясняла. К счастью, игра не требовала участия взрослых, и они отделывались подобающими случаю возгласами: «Ах, как красиво, детка!», «Да что ты говоришь!» — и так далее.

Едва ли когда-нибудь вечер в «Сан-Суси» проходил спокойнее и невиннее, чем в этот раз. Болтовня, сплетни, различные предположения о ходе войны.

Неожиданно миссис Спрот спохватилась и взглянула на часы.

— Боже мой, скоро семь! Ребенку давно пора спать. Бетти! Бетти!

Взрослые только сейчас заметили, что девочка уже довольно давно не появлялась на веранде.

— Бетти! — с возрастающим нетерпением звала миссис Спрот. — Куда она делась?

— Можете не сомневаться: затевается шалость, — с басистым смешком заявила миссис О'Рорк. — Если ребенок притих, значит, сейчас напроказничает.

— Бетти! Иди сюда!

Ответа не последовало, и миссис Спрот с раздражением встала.

— Придется искать. Не понимаю, куда она запропастилась.

Мисс Минтон предположила, что Бетти где-нибудь спряталась, а Таппенс, вспомнив свое детство, посоветовала посмотреть на кухне. Но Бетти не оказалось ни в доме, ни во дворе. Женщины обыскали весь сад, заглянули во все комнаты. Ребенка нигде не было.

— Скверная девочка! — рассердилась миссис Спрот. — Скверная! Как вы думаете, она не выбежала на дорогу?

Вдвоем с Таппенс они вышли за ворота и оглядели склоны холма. Нигде ни души. Только у дверей дома напротив стоит, опираясь на велосипед, рассыльный из лавки и разговаривает с горничной. По совету Таппенс, они с миссис Спрот перешли через дорогу, и встревоженная мать спросила рассыльного и горничную, не видел ли кто из них маленькой девочки. Оба покачали головами, но горничная вдруг спохватилась:

— На ней было зеленое платьице в клеточку?

— Да, да, — нетерпеливо подтвердила миссис Спрот.

— Я видела ее. С полчаса назад она шла вниз по дороге с какой-то женщиной.

— С женщиной? С какой женщиной? — удивленно переспросила миссис Спрот.

— Как вам сказать? — растерялась горничная. — По-моему, с иностранкой — уж больно вид у нее необычный: одета не по-людски, на голове не шляпа, а что-то вроде шали, а лицо такое странное. Я ее уже пару раз видела и, правду сказать, еще тогда подумала, что она малость не в себе.

Таппенс внезапно вспомнила лицо, выглядывавшее днем из кустов, и предчувствие, которое тогда охватило ее. Она никак не предполагала, что незнакомку может интересовать Бетти. Непонятно… Однако долго раздумывать Таппенс не пришлось — миссис Спрот в полуобморочном состоянии чуть ли не свалилась ей на руки.

— Бетти, дитя мое!.. Ее похитили! Эта женщина… Кто она? Цыганка?

Таппенс энергично замотала головой.

— Нет, она блондинка, очень светлая блондинка. Лицо круглое, скуластое, глаза голубые, широко расставленные. — И, увидев, что миссис Спрот остолбенело уставилась на нее, поспешно объяснила: — Я видела эту женщину днем — она выглядывала из кустов в саду. Я еще раньше заметила, что она шатается вокруг «Сан-Суси». С ней однажды разговаривал фон Дайним. Да, да, по-моему, это она.

— Боже! — простонала миссис Спрот. — Что мне делать?

— Прежде всего — домой, — обняла ее Таппенс. — Выпьете капельку бренди, успокоитесь, а потом позвоним в полицию. Все будет хорошо. Мы найдем Бетти.

— Не представляю себе, как могла Бетти пойти с чужим человеком, — растерянно твердила миссис Спрот, покорно следуя за Таппенс.

— Она еще маленькая, поэтому и не боится людей, — ответила Таппенс.

— Эта ужасная женщина наверняка немка. Она убьет мою Бетти, — всхлипнула миссис Спрот.

— Глупости! — оборвала ее Таппенс. — Все будет хорошо. Я думаю, эта женщина просто ненормальная.

Но она ни на секунду не верила собственным словам. Такая спокойная светловолосая женщина — и вдруг, — душевнобольная, невменяемая? Быть не может! Карл! Знает ли он о случившемся? Неужели он причастен к похищению?

Но уже через несколько минут Таппенс вновь усомнилась в справедливости своих подозрений. Исчезновение Бетти потрясло Карла фон Дайнима не меньше, чем остальных постояльцев. Он не верил своим ушам и, казалось, был совершенно ошеломлен. Как только факты были установлены, майор Блетчли взял дело в свои руки.

— Полно, полно, сударыня! — остановил он плачущую миссис Спрот. — Садитесь, выпейте капельку бренди — это вам не повредит. А я немедленно свяжусь с полицией.

— Постойте, — охнула миссис Спрот. — Может быть, в комнате…

Она вскочила, взбежала по лестнице и ринулась по коридору к себе в номер. А еще через минуту на лестничной площадке вновь раздался топот бегущих ног. Миссис Спрот, как сумасшедшая, слетела с лестницы и вцепилась в руку майора Блетчли, который уже взялся за телефонную трубку.

— Нет, нет! Не надо! — задыхаясь, бросила она. Все столпились вокруг нее. Наконец она взяла себя в руки и протянула собравшимся какую-то бумажку.

— Я нашла эту записку у себя в комнате на полу. Ее обернули вокруг камня и бросили в окно.

Томми взял бумажку и развернул ее. Размашистый, крупный, но неуклюжий почерк — видно, что писал не англичанин.

«Ваш ребенок в надежном месте. Когда будет нужно, мы сообщим, что вы должны сделать. Если обратитесь в полицию, ребенок будет убит. Никому ни слова. Ждите указаний. В противном случае…»

Вместо подписи череп и кости.

Все заговорили одновременно. «Грязные убийцы!» — загремела миссис О'Рорк. «Негодяи!» — отозвалась Шейла Перенна. «Немыслимо! Немыслимо! Не верю ни единому слову. Дикая, безобразная шутка!» — взорвался мистер Кейли. «Бедная крошка!» — взвизгнула мисс Минтон. «Это просто невероятно», — пробормотал Карл фон Дайним.

— Вздор и чушь! — перекрывая общий хор, зычно отрезал Блетчли. — Вас пытаются запугать. Надо немедленно заявить в полицию. Там быстро во всем разберутся.

С этими словами он вновь направился к телефону, но его остановил вопль потрясенной матери:

— Они убьют ее.

— Чепуха! Не посмеют.

— Нет, нет, не звоните! Я ее мать, я и решаю.

В холле раздались шаги, и вошла раскрасневшаяся миссис Перенна. Очевидно, она очень торопилась, взбираясь на холм.

— Что тут стряслось? — спросила она властным, повелительным голосом. Это была уже не любезная хозяйка пансиона, а просто сильная, решительная женщина.

Ей объяснили, что произошло. Объясняли путано, наперебой, но она сразу ухватила суть дела.

— Полиция? Здесь она не поможет, — категорическим тоном объявила она. — Власти наделают глупостей, а рисковать мы не имеем права. Возьмите закон в свои руки. Ищите ребенка сами.

— Хейдок! — воскликнул Блетчли. — Вот кто нам поможет — у него есть машина. Так вы говорите, у этой женщины необычный вид? К тому же она иностранка? Значит, ее обязательно заметят, а это след, по которому мы и пойдем. Едете, Медоуз?

Миссис Спрот встала.

— Я с вами.

— Полно, сударыня! Предоставьте это нам.

— Я еду с вами.

— Ну что ж… — уступил майор, пробормотав не очень внятную фразу насчет того, что самки всегда опаснее самцов.

Оценив обстановку с быстротой истого моряка, Хейдок, немедленно усадил всех в машину. Томми расположился рядом с капитаном. На заднем сиденье поместились Блетчли, Таппенс и миссис Спрот, ни на шаг не отпускавшая от себя миссис Бленкенсоп, которая к тому же, если не считать Карла фон Дайнима, была единственной из постояльцев, кто знал в лицо таинственную похитительницу.

Хейдок все делал быстро — и соображал, и действовал. Он мгновенно заправил бак бензином, сунул Блетчли карту графства и еще более крупномасштабную карту самого Лихемптона и уже готов был тронуться, как вдруг миссис Спрот спохватилась и побежала к себе наверх — вероятно, за пальто. Однако когда она села в машину и автомобиль понесся вниз по холму, миссис Спрот приоткрыла сумочку и показала Таппенс маленький пистолет.

— Я взяла это в комнате майора Блетчли, — тихо сказала она. — Я вспомнила: он как-то на днях говорил, что у него есть пистолет.

— Но, вы же не собираетесь… — нерешительно начала Таппенс.

— Он может пригодиться, — перебила миссис Спрот, и тонкие ее губы сжались.

Таппенс сидела и удивлялась, какой поразительной силой материнство наделяет даже самую обыкновенную, заурядную женщину. В нормальной обстановке миссис Спрот ни за что не притронулась бы к пистолету — ах, она так ужасно боится огнестрельного оружия. А сейчас — Таппенс не сомневалась в этом — она, глазом не моргнув, пристрелит человека, покусившегося на ее ребенка.

Хейдок предложил прежде всего заехать на вокзал. Последний поезд ушел из Лихемптона минут двадцать тому назад. Не исключено, что беглецы уехали именно этим поездом. На вокзале группа разделилась: Хейдок взял на себя перронного контролера, Томми — кассира, Блетчли — носильщиков. Таппенс и миссис Спрот зашли в дамскую комнату: может быть, незнакомка заходила туда перед отъездом, чтобы переодеться и несколько изменить свой внешний вид.

Поиски не дали никаких результатов. Задача усложнялась. Где искать? По всей вероятности, предположил Хейдок, похитительницу ожидала машина, и женщина, уговорив Бетти пойти с нею, немедленно посадила девочку в автомобиль и уехала. В ответ Блетчли заявил, что именно поэтому и надо заручиться содействием такого учреждения, как полиция: она немедленно разошлет запросы во все концы страны и перекроет дороги.

В эту минуту к ним подошел маленький робкий человечек в пенсне и, запинаясь, проговорил:

— Простите… Не сочтите за обиду, но я случайно слышал, о чем вы расспрашивали носильщика. (Человечек повернулся к майору Блетчли.) О, не подумайте, я не подслушивал… Просто зашел справиться насчет посылки — сейчас посылки идут удивительно долго. Конечно, я понимаю — переброска войск, но все же очень досадно, когда они пропадают — я имею в виду посылки… Так вот, я случайно слышал… Право, удивительное совпадение…

Миссис Сирот рванулась вперед и вцепилась в человечка.

— Вы видели ее? Вы видели мою девочку?

— Так это ваша девочка? Ну, кто бы подумал!

— Пожалуйста, расскажите нам все, что вы видели, — вмешалась Таппенс. — И как можно быстрее. Мы будем вам крайне признательны.

— Разумеется, я мог и ошибиться. Однако приметы так совпадают с вашим описанием…

Таппенс чувствовала, как дрожит миссис Сирот, но сама старалась казаться спокойной и неторопливой. Ей знаком этот тип людей. Суетливые, робкие, они не способны сразу перейти к делу. Если их подгонять, они путаются еще больше.

— Пожалуйста, расскажите все, что вам известно, — попросила она.

— Да ведь я только… Кстати зовут меня Роббинс, Эдвард Роббинс.

— Да, мистер Роббинс?

— Я живу в Уайтуэйзе, на Эрнз Клиффроуд — знаете, новые дома на новом шоссе. Там селятся все больше такие, как я, — скромные труженики, сумевшие кое-что скопить. Все удобства, прекрасный вид, до холмов рукой подать. — Взгляд Таппенс принудил к молчанию майора Блетчли, уже готового взорваться.

— И вы видели девочку, которую мы ищем? — спросила она.

— Да, и, по-моему, это именно ваша девочка. Вы говорите, с ней была какая-то иностранка? Так вот, на нее-то я и обратил внимание. Нянька или горничная, решил было я. Но ведь шпионы особенно часто пробираются к нам как раз под видом прислуги. А женщина эта выглядела очень уж необычно. Шла она вон туда, в направлении холмов, и вела с собой девочку. Вид у малышки был утомленный, она еле тащилась, а ведь было уже половина восьмого — в это время дети обычно спят. Словом, я начал присматриваться к женщине. Мне показалось, это встревожило ее. Она ускорила шаги, таща за собой девочку, но в конце концов взяла ее на руки и начала по тропинке взбираться на скалу. Это меня тоже смутило: там, знаете ли, ни одного дома до самого Уайтхевена, а это миль пять по холмам. Для любителей ходить пешком — приятная прогулка. Но в данном случае мне это показалось подозрительным. Не собирается ли она кому-нибудь подать сигналы, подумал я. Сейчас ведь только и слышишь о происках врага, а этой женщине явно стало не по себе, когда она заметила, что я слежу за нею.

Капитан Хейдок уже сидел в машине и включил зажигание.

— Значит, это было на Эрнз Клиффроуд? — спросил он. — Как раз на другом конце города, так?

— Так. Поедете по эспланаде, минуете старый город, потом прямо…

Остальные, не дослушав мистера Роббинса, тоже вскочили в автомобиль.

— Благодарю, мистер Роббинс, — крикнула Таппенс, и машина умчалась. Человечек, разинув рот, долго смотрел ей вслед.

Хейдок и его спутники вихрем пронеслись через город, избежав аварии скорее благодаря счастливой случайности, чем водительским талантам капитана. Удача по-прежнему сопутствовала им. В конце концов они влетели в новый квартал, где от шоссе ответвлялось несколько улиц, проложенных в направлении холмов и круто обрывавшихся у их подножия. Третья по счету из этих улиц и оказалась Эрнз Клиффроуд.

Хейдок ловко повернул и поехал по ней, но она вскоре уперлась в нагой склон холма. Дальше, к вершине, вела лишь извилистая тропа.

— Нам, пожалуй, лучше вылезти и пойти пешком, — предложил Блетчли.

— Попробуем въехать, — поколебавшись, решил Хейдок. — Грунт достаточно твердый, хоть и ухабистый. Но, думаю, машина выдержит.

— Да, да, пожалуйста, поедем, — взмолилась миссис Спрот. — Надо спешить.

Машина надсадно ревела, зарываясь колесами в землю, но все-таки благополучно выбралась на вершину холма. Оттуда отлично просматривалась вся местность до самой уайтхевенской бухты.

— Недурно придумано! — заметил Блетчли. — При необходимости эта женщина могла бы переждать ночь, а утром добраться до Уайтхевена и сесть там в поезд.

— Пока что я никого не вижу, — бросил Хейдок.

Он встал с сиденья и смотрел в бинокль, который предусмотрительно захватил с собой. Внезапно тело его напряглось: в поле зрения бинокля появились две крошечные движущиеся точки.

— Ей-богу, они!

Капитан плюхнулся на сиденье, и машина рванулась вперед. Теперь исход погони был предрешен. Преследователей непрерывно подбрасывало, мотало из стороны в сторону, но они быстро настигали беглянок. Две маленькие точки все отчетливей превращались в человеческие фигуры — высокую и низенькую. Еще минута, и седоки увидели женщину, державшую за руку девочку, еще мгновение, и они разглядели зеленое платьице в клеточку. Бетти.

У миссис Спрот вырвался сдавленный стон.

— Теперь все в порядке, моя дорогая, — потрепав ее по плечу, сказал Блетчли. — Мы их нагнали.

Они мчались вперед. Внезапно женщина обернулась и увидела приближающийся автомобиль. Она вскрикнула, подхватила ребенка на руки и бросилась бежать. Но не вперед, а к обрыву.

Через несколько ярдов машину пришлось остановить — почва стала слишком неровной. Миссис Спрот выпрыгнула первой и, не помня себя, кинулась в погоню. Остальные последовали за ней. Когда между ними и незнакомкой осталось ярдов двадцать, не больше, женщина обернулась, готовая защищаться. Бежать ей было некуда — она стояла на самом краю обрыва. С хриплым воплем она еще крепче прижала к себе ребенка.

— Боже мой, да она сейчас бросит девочку вниз! — вскрикнул Хейдок.

Женщина не шевелилась. Лицо ее было искажено ненавистью. Она хрипло бросила какую-то длинную фразу, которую никто не понял, и опять застыла, прижав к себе ребенка и время от времени поглядывая на пропасть, зиявшую у ее ног.

Всем стало ясно: она угрожает сбросить Бетти со скалы.

Преследователи в ужасе приросли к месту — любое их движение лишь ускорит катастрофу. Хейдок сунул руку в карман и выхватил револьвер армейского образца.

— Отпустите ребенка, или буду стрелять! — загремел он.

Иностранка только рассмеялась и еще крепче прижала девочку к груди. Они словно срослись.

— Не могу стрелять — боюсь попасть в ребенка, — пробормотал Хейдок.

— Она сумасшедшая, — негромко сказал Томми. — Она сейчас прыгнет вниз вместе с девочкой.

— Не могу… — беспомощно повторил Хейдок.

В этот миг грохнул выстрел. Женщина качнулась и упала, не выпуская девочку из рук. Мужчины ринулись вперед. Миссис Спрот шаталась. Глаза ее были широко раскрыты, рука сжимала дымящийся пистолет. Наконец, неверными шагами, двинулась вперед и она.

Томми уже опустился на колени рядом с упавшими. Он осторожно повернул женщину и взглянул ей в лицо, «Какая странная, дикая красота!» — мелькнуло у него в голове. Незнакомка открыла глаза, посмотрела на Томми, и зрачки ее потускнели. Она чуть слышно вздохнула и умерла: пуля пробила ей голову.

Маленькая Бетти Спрот, целая и невредимая, выкарабкалась из объятий женщины и побежала к матери, застывшей как статуя.

Только теперь силы окончательно оставили миссис Спрот. Она отшвырнула пистолет, рухнула на колени и прижала к себе девочку.

— Жива, жива!.. Ах, Бетти, Бетти! — всхлипнула она и глухим испуганным шепотом спросила: — Я… Я убила ее?

— Не надо думать об этом. Не надо, — твердо сказала Таппенс. — Думайте о Бетти, только о ней.

Миссис Спрот, рыдая, обнимала ребенка. Таппенс отошла в сторону и присоединилась к мужчинам.

— Форменное чудо! — восторгался Хейдок. — Мне бы такого выстрела не сделать. Прямо не верится, что эта женщина впервые взялась за пистолет. Вот что значит инстинкт. Чудо да и только!

Глава восьмая

Заседание следственного суда состоялось несколько дней спустя. За это время полиция установила личность убитой, которая оказалась польской эмигранткой Вандой Полонской.

Сразу после драматической сцены на холме Бетти и миссис Спрот, пребывавшая в полубессознательном состоянии, были доставлены в «Сан-Суси», где грелки, крепкий чай, всеобщее сочувственное любопытство и, наконец, основательная доза бренди быстро поставили на ноги совершенно ошеломленную героиню дня.

Капитан Хейдок немедленно снесся с полицией и лично проводил ее представителей на место трагедии. В другое время газеты уделили бы ей не одну полосу. Но сейчас, когда с фронта приходили все более тревожные известия, о ней упомянули лишь в небольшой заметке.

Таппенс и Томми понимали, что им придется выступать на суде. Поэтому, опасаясь, что репортерам придет фантазия сфотографировать основных свидетелей, мистер Медоуз имел неосторожность повредить себе глаз и был вынужден надеть повязку, сделавшую его почти неузнаваемым. Лицо миссис Бленкенсоп исчезло под необъятной шляпой.

Заседание суда началось с опознания погибшей, произведенного некоей миссис Кафонт, дамой с тонкими губами и пронзительным взглядом, которая в течение нескольких месяцев работала в комитете помощи эмигрантам.

Она показала, что Полонская приехала в Англию со своим двоюродным братом и его женой, единственными — насколько ей известно — родственниками покойной. По ее мнению, Полонская была не совсем нормальной. Судя по словам Полонской, она пережила в Польше много ужасного: вся ее семья, в том числе дети, были перебиты немцами. Полонская отнюдь не выказывала признательности за то, что для нее делалось, была молчалива и подозрительна, часто разговаривала сама с собой, словом, проявляла признаки душевного расстройства. Ей подыскали место прислуги, но она вот уже несколько недель как ушла от хозяев, не предупредив их заранее и не отметившись в полиции. Она — факт труднообъяснимый — видимо, располагала также значительной суммой денег. Не исключено, что она была вражеским агентом и лишь симулировала ненормальность.

Затем была вызвана миссис Спрот, которая тут же разразилась рыданиями.

— Это так ужасно! — всхлипывала она. — Так ужасно сознавать, что ты убил человека! Я не хотела этого, мне такое даже в голову не приходило, но вы же понимаете — дело шло о Бетти. Эта женщина, решила я, сейчас сбросит ее с обрыва. Я должна была этому помешать, я… Боже мой, я сама не знаю, как все получилось.

— Вы умеете обращаться с огнестрельным оружием?

— Что вы! Правда, я несколько раз держала в руках ружье — на ярмарках, в тире. Но я никогда не попадала в цель. Боже мой, у меня такое чувство, словно я в самом деле убийца.

Коронер успокоил ее и спросил, состояла ли она в каких-нибудь отношениях с покойной.

— Ах, нет! В жизни ее не видела. По-моему, она была просто сумасшедшая — ведь она даже не знала ни меня, ни Бетти.

Следующим вызвали Хейдока. Он рассказал о мерах, принятых им для розыска похитительницы, и о том, что произошло дальше.

— Вы уверены, что женщина готова была броситься с обрыва?

— Да. Она бы или сбросила вниз ребенка, или сама прыгнула вместе с ним. Вид у нее был такой, словно она совершенно обезумела от ненависти. Нужно было действовать. Я хотел уже выстрелить сам, чтобы ранить ее, но она прикрывалась ребенком, как щитом. А миссис Спрот рискнула и сумела спасти жизнь своей малышке.

Показания миссис Бленкенсоп были краткими — она лишь подтвердила показания капитана Хейдока.

Настала очередь мистера Медоуза.

— Вы согласны с тем, как осветили события капитан Хейдок и миссис Бленкенсоп?

— Да, согласен. Эта женщина безусловно была в таком невменяемом состоянии, что никого не подпустила бы к себе. Она готова была броситься вниз вместе с ребенком.

На этом допрос свидетелей закончился. Коронер разъяснил присяжным, что Ванда Полонская пала от руки миссис Спрот при обстоятельствах, полностью оправдывающих последнюю. Суд не располагает какими-либо данными относительно психического состояния погибшей. Возможно, что ею руководила ненависть к Англии. Что же касается мотивов, побудивших покойную похитить ребенка, то о них можно только догадываться. Не исключено, что это мотивы патологического характера. Полонская, по ее собственным словам, пережила у себя на родине много ужасного, и это, вероятно, помутило ее рассудок. С другой стороны, она, конечно, могла быть и вражеским агентом. Приговор, вынесенный присяжными, соответствовал выводам коронера.

На другой день после луда миссис Бленкенсоп и мистер Медоуз встретились для обмена мнениями.

— Ванда Полонская сошла со сцены, и мы опять в тупике, — угрюмо констатировал Томми.

— Да, — кивнула Таппенс. — Всякие следы исчезли. После нее не осталось ничего — ни документов, ни сведений о том, с кем она общалась и откуда у нее появились деньги.

— Здорово работают, — вздохнул Томми и добавил: — Знаешь, Таппенс, не нравится мне, как обстоят дела.

Таппенс согласилась. Сводки в самом деле далеко не утешительные. Французская армия отступает, и ясно, что падение Парижа — вопрос нескольких дней.

— Кое-что мы все-таки сделали, — напомнил Томми.

— Карл фон Дайним и Ванда Полонская? Мелочь!

— Ты думаешь, они работали вместе?

— Думаю, что да, — задумчиво ответила Таппенс. — Вспомни: я застала их, когда они разговаривали.

— Значит, историю с похищением подстроил Карл фон Дайним?

— По-моему, он.

— Но зачем?

— В этом-то все дело, — согласилась Таппенс. — Ничего не могу придумать. Похищение кажется совершенно бессмысленным.

— Почему понадобилось похищать именно этого ребенка? Кто такие Сироты? Денег у них нет — значит, дело не в выкупе. Ни муж, ни жена на государственной службе не состоят.

— Знаю, Томми. Во всем этом нет никакого смысла.

— А что предполагает сама миссис Спрот?

— У этой женщины цыплячьи мозги, — презрительно сказала Таппенс. — Ни о чем она не думает. Просто заявляет, что от злодеев немцев другого и ждать не приходится.

— Дура! — пожал плечами Томми. — Немцы — люди дела. Если уж они посылают своего агента похищать ребенка, значит им это нужно.

— Понимаешь, — сказала Таппенс, — у меня такое чувство, что миссис Спрот могла бы сообразить что к чему, если бы только дала себе труд подумать. Должны же быть какие-то причины — ну, скажем, сведения, которые случайно попали к ней, хотя сама она, может быть, об этом и не подозревает.

— «Никому ни слова. Ждите указаний», — процитировал Томми фразу из записки, найденной миссис Спрот на полу у себя в номере. — Но в этих-то словах, черт побери, есть смысл!

— Конечно есть. Должен быть. Могу предположить только одно: миссис Спрот или ее мужу что-то дали на сохранение — дали, вероятно, потому, что они совершенно незаметные, заурядные люди, которых никто не заподозрит в хранении этого предмета, каков бы он ни был.

— А ты просила миссис Сирот чуточку пошевелить мозгами?

— Просила, но ее, к сожалению, все это нисколько не интересует. Ей нужно было вернуть Бетти, а теперь она закатывает истерики — ах, она застрелила человека!

— Женщины — странные создания! — вслух размышлял Томми. — В тот день миссис Спрот была похожа на разъяренную фурию и хладнокровно, даже глазом не моргнув, перестреляла бы целый полк, лишь бы вернуть своего ребенка. А потом, когда ей чудом удается убить похитительницу, она выходит из строя и ей делается дурно при одном воспоминании о случившемся.

— Коронер полностью оправдал ее, — сказала Таппенс.

— Естественно. Но я на ее месте, ей-богу, не рискнул бы выстрелить.

— Она тоже, наверно, не рискнула бы, если бы хоть немного умела стрелять, — отозвалась Таппенс. — Но она не представляла себе, как трудно попасть в цель при таких условиях, и это помогло ей.

— Совсем как в Библии, — сказал Томми. — Давид и Голиаф.

— Ой! — вскрикнула Таппенс.

— Что-нибудь случилось, старушка?

— Нет. Просто, когда ты это сказал, у меня в голове мелькнула какая-то мысль. А теперь она исчезла.

— Не велика беда, — съязвил Томми.

— Напрасно иронизируешь. Такое бывает с каждым. Нет, погоди, что же это было?.. Кажется, что-то связанное с Соломоном.

— Кедры? Храм? Куча жен и наложниц?

— Помолчи! — оборвала его Таппенс, зажимая уши руками. — Так мне и вовсе не вспомнить.

— Евреи? Колена израильские? — Подбодрил ее Томми.

Таппенс только покачала головой. Помолчав минуту-другую, она сказала:

— Интересно, кого все-таки напомнила мне эта женщина?

— Покойная Ванда Полонская?

— Да. В первый же раз, когда я увидела ее, мне почудилось в этом лице что-то знакомое.

— Ты думаешь, что где-то уже встречалась с ней?

— Нет. Я уверена, что мы не встречались.

— У миссис Перенны н Шейлы совершенно другой тип.

— Нет, они тут ни при чем, Томми. Кстати, об этих двух особах. Я тут долго думала… Все ломают голову над запиской — ну, над той, которую миссис Спрот нашла у себя в номере на полу, когда пропала Бетти.

— Да?

— Все эти россказни, будто в нее завернули камень и бросили его в окно, — сущий вздор. Просто кто-то подложил ее в комнату, чтобы она сразу попалась на глаза миссис Спрот. И, по-моему, подложила миссис Перенна.

— Значит, она, Карл и Ванда Полонская были в сговоре?

— Да. Ты заметил, что миссис Перенна вошла в самый критический момент? Именно она вынесла окончательное решение — не звонить в полицию. Она взяла все в свои руки.

— Значит, ты все еще считаешь, что М. — это, видимо, она?

— А ты нет?

— Пожалуй, — неуверенно протянул Томми.

— У тебя есть другая версия, Томми?

— Есть, но только ужасно фантастическая.

— Выкладывай.

— Пока не стоит. У меня нет никаких доказательств. Ровным счетом никаких. Но если я не ошибаюсь, мы имеем дело же с М., а с Н.

«Блетчли? — думал Томми. — На вид вроде бы все в порядке. В чем его можно упрекнуть? Типичный англичанин, слишком даже типичный, и к тому же сам хотел позвонить в полицию. Да, но возможно и другое: он прекрасно знал, что мать ребенка ни за что не согласится. Записка с угрозами дала ему полную уверенность в этом, и он мог позволить себе защищать противоположную точку зрения…»

Эти размышления вновь подвели Томми к неотвязному и мучительному вопросу, на который он все еще не находил ответа.

Зачем было похищать Бетти Спрот?

У ворот «Сан-Суси» стояла машина с надписью «Полиция», однако Таппенс, поглощенная своими мыслями, не обратила на нее внимания. Она свернула в аллею, вошла в холл и сразу поднялась к себе, но на пороге остановилась как вкопанная: у окна, повернувшись к ней лицом, стояла высокая девушка.

— Боже мой! — воскликнула Таппенс. — Вы, Шейла?

Девушка подошла к ней, Таппенс отчетливо видела каждую черточку ее бледного трагического лица и сверкающие голубые глаза.

— Я так рада, что вы пришли. Я ждала вас, — сказала Шейла.

— Что случилось?

— Карла арестовали, — ответила девушка ровным голосом.

— О господи! — охнула Таппенс, чувствуя, что сейчас она отнюдь не на высоте положения. Спокойный голос Шейлы ни на минуту не обманул Таппенс: она отлично понимала, что кроется за этим спокойствием. Сообщники они или нет, но девушка любит Карла фон Дайнима, У Таппенс защемило сердце: как жаль это юное создание с таким трагическим лицом!

— Что мне делать? — спросила Шейла.

— Бедная девочка! — беспомощно отозвалась Таппенс.

— Его забрали. Я больше его не увижу, — сказала Шейла голосом, прозвучавшим, как надгробное рыдание, и застонала: — Что мне делать? Что мне делать?

Ноги у нее подкосились, она упала на колени около кровати и горько зарыдала.

Таппенс ласково провела рукой по черным волосам девушки.

— Может быть… Может быть, здесь ошибка, — нерешительно промолвила она. — Вполне вероятно, его просто интернируют. В конце концов, он — подданный вражеского государства.

— Полицейские говорят другое. Сейчас они обыскивают его номер.

— Ну, если там ничего не найдут… — начала было Таппенс.

— Конечно, ничего не найдут. Что там может быть?

— Не знаю. По-моему, вам виднее.

— Мне?

Презрительное изумление Шейлы было таким неподдельным, что все подозрения Таппенс мгновенно рассеялись. Девушка не может быть сообщницей Карла, она ничего не знала ж не знает.

— Если он невиновен… — опять начала Таппенс.

— Какое это имеет значение? — перебила ее Шейла. — Полиции ничего не стоит состряпать любое дело.

— Глупости, дитя мое! — оборвала ее Таппенс. — Так не бывает.

Шейла посмотрела на собеседницу долгим недоверчивым взглядом. Потом сказала:

— Хорошо. Раз вы так считаете, я верю вам.

Таппенс стало неловко.

— Вы слишком доверчивы, Шейла, — бросила она. — Возможно, вы поступили неосмотрительно, доверяясь Карлу.

— Значит, вы тоже против него? Я думала, он вам нравится. Он сам тоже так думал.

До чего же трогательны эти юнцы! Они верят, что все к ним расположены. А ведь это правда — Карл ей нравился.

— Послушайте, Шейла, — устало сказала Таппенс. — Нравится человек или не нравится — это одно, а факты — другое. Наша страна ведет войну с Германией. Есть много способов служить своему отечеству. Один из них состоит в том, чтобы добывать сведения… за линией фронта. Для такой работы нужна смелость: если вы попадетесь… — голос ее дрогнул, — вам конец.

— Значит, по-вашему, Карл… — начала Шейла.

— Служит своей родине именно таким способом… Но ведь и это не исключено, верно?

— Нет, исключено, — отрезала Шейла и направилась к двери: — Ясно. Сожалею, что обратилась к вам за помощью.

— Но что же я могу сделать для вас, милая девочка?

— У вас есть связи. Ваши сыновья в армии и флоте, и вы не раз говорили, что они знакомы с влиятельными людьми. Я надеялась, что вы попросите их сделать… хоть что-нибудь сделать.

Таппенс подумала о своих мифических отпрысках — Дугласе, Раймонде и Сириле.

— Боюсь, они ничем вам не помогут, — ответила она.

— Значит, надеяться нам не на что. Карла возьмут и посадят в тюрьму, а потом на рассвете поставят к стенке и расстреляют. И на этом все кончится, — с высоко поднятой головой пылко произнесла Шейла и вышла, захлопнув дверь.

«Ох уж эти ирландцы, будь они прокляты! — думала Таппенс, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами. Откуда у них эта ужасная способность все поворачивать так, что голова у тебя начинает кругом идти? Если Карл фон Дайним шпион, он заслуживает расстрела. На этом я должна стоять, а не поддаваться девчонке, как бы она ни обольщала меня своим ирландским голосом, доказывая, что на моих глазах трагически гибнет герой и мученик!»

И в то же время Таппенс хотелось, ах, как хотелось, чтобы Карл оказался невиновен.

Но как на это надеяться, зная то, что знает она?

Рыбак, сидевший в конце Старой пристани, забросил удочку и начал неторопливо сматывать леску.

— Боюсь, что дело ясное, — сказал он.

— Честно признаюсь, жаль, — отозвался Томми. — Он… В общем, он славный парень.

— Так оно и бывает, друг мой. Работать за линию фронта идут не трусы, не тыловые крысы, а смелые люди. Мы это знаем на собственном опыте. Но вина его доказана — ничего не попишешь.

— Значит, никаких сомнений?

— Никаких. Среди его записей с химическими формулами обнаружен список сотрудников завода, подозреваемых в пронацистских настроениях, — ой собирался их прощупать. Найдены также план диверсионных актов и рецептура удобрений, которые, если бы их пустили в дело, уничтожили бы посевы на большой площади. А это как раз по части нашего мистера Карла.

Проклиная в душе Таппенс, которая взяла с него слово заговорить об этом, Томми неохотно пробормотал:

— А не могло получиться так, что ему просто подсунули всю эту чертовщину?

Губы мистера Гранта искривила демоническая улыбка.

— Понятно! Это идея вашей жены?

— M-м, как вам сказать? В общем, да.

— Что ж, он интересный парень, — снисходительно заметил Грант и продолжал: — Нет, если говорить серьезно, такая возможность практически исключена. У него, кстати, был и запас чернил для тайнописи, а это уже веская улика. И не похоже, чтобы чернила были ему подброшены. Они не стояли у него на умывальнике в пузырьке с надписью: «Принимать по мере надобности». Нет, он их чертовски ловко запрятал. С таким приемом мы столкнулись лишь однажды — тогда это были жилетные пуговицы. Их пропитывают симпатической жидкостью, а затем, когда возникает необходимость, бросают в воду, и чернила готовы. Карл фон Дайним пользовался не пуговицами, а шнурками от ботинок. Ловко придумано!

— Погодите, погодите!..

В голове Томми промелькнула какая-то мысль. Туманное, расплывчатое воспоминание…

Таппенс оказалась куда сообразительнее. Не успел он пересказать ей свой разговор с Грантом, как она сразу же все поняла.

— Шнурки от ботинок? Томми, да ведь это же все объясняет!

— Что — все?

— История с Бетти, идиот! Разве ты не помнишь, какую странную вещь она сделала однажды у меня в комнате? Вытащила шнурки из ботинок и засунула в стакан с водой. Я еще удивилась тогда, как она до этого додумалась. Теперь я понимаю: она видела, как то же самое проделывал Карл, и начала подражать ему. Он рисковал слишком многим — девочка могла невольно выдать его; вот он и сговорился с той женщиной, что она похитит Бетти.

— Итак, с этим ясно, — сказал Томми.

— Да. Хорошо, когда все становится на свое место — можно сделать еще шаг вперед.

Наступили тяжелые времена. К изумлению и отчаянью ошеломленных французов, их правительство неожиданно капитулировало. Неясно было, что станет с французским флотом. Берега Франции оказались в руках немцев, и над Англией нависла реальная угроза вторжения.

— Карл фон Дайним был лишь звеном в цепи, — сказал Томми. — А начинается она с миссис Перенны.

— Да, и нам нужны улики против нее. А добыть их нелегко.

— Конечно. Если она — мозг всей организации, то постарается не оставлять никаких следов.

— Значит, ты предполагаешь, что М. — это миссис Перенна?

Томми кивнул.

— Ты в самом деле считаешь, что девушка ни в чем не замешана? — помолчав, спросил он.

— Совершенно в этом уверена.

— Ну что ж, тебе виднее, — вздохнул Томми. — Но если это так, ей будет несладко. Сперва человек, которого она любит, потом — мать… Немного же останется у нее в жизни!

— Что поделаешь.

— Конечно. А что, если мы не правы и М. или Н. — кто-то совсем другой?

— Опять та же песня? — холодно оборвала его Таппенс. — Тебе не кажется, что ты принимаешь желаемое за действительное?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что ты слишком носишься с Шейлой Перенной.

— Ты мелешь вздор, Таппенс.

— Это не вздор, Томми. Она вскружила тебе голову.

— Ничего подобного, — рассердился Томми. — Просто у меня свои соображения.

— Выкладывай — какие?

— Пока еще помолчу. Посмотрим, кто из нас прав.

— Ну, а я считаю, что нам пора вплотную заняться миссис Перенной — выяснить, где она бывает, с кем встречается, словом, все. Должно же быть какое-то связующее звено. Скажи-ка Алберту, чтобы он взялся за нее — и сегодня же.

— Сделай это сама. Я занят.

— Чем?

— Играю в гольф, — ответил Томми.

Глава девятая

— Как в добрые старые времена, правда, мэм? — сказал Алберт.

Он сиял от счастья. Даже теперь, перевалив далеко за тридцать и слегка располнев, Алберт остался в душе тем же романтичным мальчишкой, который работал вместе с Таппенс и Томми в давние, полные приключений дни.

— Помните нашу первую встречу? — спросил он. — Я еще тогда начищал медные ручки в шикарном отеле. Эх, и скотина был тамошний швейцар! Только и знал, что придираться ко мне. А потом появились вы и насказали мне всякой всячины про какую-то преступницу по прозвищу Шустрая Рита. Впрочем, кое-что в этой истории оказалось правдой. И с того дня я без оглядки пошел за вами, верно? Да, много всего мы пережили, пока не осели, так сказать, на месте.

Алберт перевел дух, и, воспользовавшись этим, Таппенс по естественной ассоциации осведомилась о здоровье миссис Алберт.

— Ну, с моей хозяйкой все в порядке. Пишет только, что никак не привыкнет к Уэльсу…

— Не знаю, Алберт, — перебила его Таппенс, — вправе ли мы втягивать вас в это дело.

— Глупости, мэм! — загорячился Алберт. — Разве я сам не просился на фронт? Но на призывном пункте все такие важные — со мной даже разговаривать не стали. Ждите, мол, пока призовут ваш возраст. А я — мужчина в расцвете сил, и у меня в голове одно — как бы этим, простите за выражение, сволочам немцам ребра посчитать. Газеты пишут, что нам угрожает пятая колонна. Я, конечно, не знаю, куда делись остальные четыре, но пятая так пятая… Словом, я готов любым способом помогать вам. Приказывайте.

— Тогда слушайте, что надо сделать.

Закончив партию в гольф, Томми принял предложение Хейдока и отправился к нему обедать. В «Приюте контрабандистов», как всегда, царил образцовый порядок. Высокий, средних лет слуга, прислуживавший за столом, выполнял свои обязанности с такой профессиональной ловкостью, какую обычно встретишь лишь в первоклассных лондонских ресторанах. Томми не преминул отметить этот факт, как только слуга вышел из столовой.

— Да, с Апилдором мне повезло.

— Где вы его откопали?

— Сам пришел, по объявлению. Рекомендации представил отличные, на вид был не чета тем, кто приходил наниматься до него, да и жалованье запросил довольно скромное. Я тут же его и нанял.

На веранде, за кофе, Томми словно невзначай осведомился:

— О чем это вы собирались рассказать мне в клубе? Кажется, что-то забавное насчет Блетчли?

— Да, да, вспоминаю… Послушайте, Медоуз, а почему он так вас интересует? Вам известно о нем что-нибудь дурное?

— Что вы! Конечно нет, — поспешно заверил Томми, которому оставалось теперь только сидеть и наблюдать. Рыба клюнула на приманку. Мысль капитана заработала в подсказанном ему направлении.

— Он всегда казался мне до идиотизма типичным англичанином, — сказал Хейдок.

— Вот именно.

— Ага! Понимаю. Вы хотите сказать, что он чересчур уж типичен, — задумчиво продолжал капитан. — Теперь, хорошенько поразмыслив, должен признаться, что не встречал никого, кто знал бы Блетчли до его появления здесь, — к нему никто не приезжает.

— Вот как? — отозвался Томми.

— А ну, выкладывайте, что вы о нем слышали, — потребовал Хейдок.

— Ничего, ровным счетом ничего.

— Да бросьте вы осторожничать со мной, Медоуз! До меня доходят самые разные слухи. Все они стекаются ко мне, понятно? У меня на шпионов нюх, это знает каждый. Ну, так что собирались сказать? Что Блетчли не то, чем кажется?

— Это только предположения.

— Кто же он, по-вашему? Гунн? Чепуха! Он такой же англичанин, как мы с вами.

— О, я уверен, что на этот счет у Блетчли все в порядке.

— Еще бы!.. Хотя постойте! Мне рассказывали о нем одну странную историю. Но тогда я не придал ей значения… Ого! Что это? Вы заметили? На море сверкнул огонь. Где мой бинокль?

Капитан ринулся в дом, выскочил оттуда с биноклем, осмотрел горизонт и принялся описывать систему сигнализации, которую использует враг, дли того чтобы поддерживать связь с различными точками английского побережья, хотя его утверждения явно расходились с фактами. Затем набросал мрачную картину успешного вторжения немцев, которое произойдет в самое ближайшее время.

— У нас во всем полный хаос, все разлажено. Впрочем, вы сами это знаете не хуже, чем я, Медоуз, — вы ведь состоите в корпусе добровольной гражданской обороны. Когда во главе стоит такой человек, как старик Эндрюс…

Знакомая песня! Больное место капитана Хейдока. Он убежден, что командование должно быть передано ему, и твердо решил при первой же возможности выжить полковника Эндрюса с его должности.

Слуга уже подал виски и ликеры, а Хейдок все еще разглагольствовал:

— …А нас по-прежнему, как черви, подтачивают шпионы. Они повсюду. Та же картина, что в прошлую войну, — парикмахеры, лакеи.

«Лакей? — думал Томми, откинувшись в кресле и глядя на профиль Апплдора, сновавшего вокруг стола. — Этому парню скорее подошло бы другое имя — не Апплдор, а Фриц… Почему бы и нет? Правда, он безукоризненно говорит по-английски, но разве мало немцев владеет нашим языком? Они научились ему за долгие годы службы в английских ресторанах. Физически они тоже сильно смахивают на англичан: блондины, глаза голубые, форма черепа… Нет, форма черепа их и выдает. Кстати, где это я недавно видел точно такую же голову?»

И, повинуясь внезапному импульсу, Томми произнес вслух несколько слов, как бы развивавших очередную мысль Хейдока.

— Мы все носимся с этими проклятыми анкетами, — гремел капитан. — А какой от них толк, Медоуз? Набор дурацких вопросов…

— Знаю, знаю, — отозвался Томми. — Например: «Ваша фамилия?» Ответ — Н. или М.

Раздался звон и треск бьющейся посуды. Апплдор, идеально вышколенный слуга, оступился, и струйка мятного ликера брызнула на руку и манжету Томми.

— Простите, сэр, — пробормотал слуга.

— Идиот! Увалень проклятый! Где у вас глаза, черт побери? — взорвался Хейдок, и его красное лицо совсем побагровело от ярости. Апплдор рассыпался в извинениях. Томми стало неловко за слугу, как вдруг, словно чудом, гнев капитана испарился, и к Хейдоку вернулись его всегдашние радушие и сердечность.

— Идемте, помоетесь. Мятный ликер — чертовски липкая штука.

Томми последовал за хозяином в дом и вскоре очутился в роскошной ванной, оснащенной целой кучей всяких технических новинок. Он принялся отмывать липкие сладкие пятна, а капитан, оставшийся в соседней комнате, тем временем беседовал с ним. Томми выпрямился и повернулся, чтобы вытереть руки. В то же мгновение мыло, положенное им на раковину, соскользнуло на пол. Томми, не заметив этого, нечаянно наступил на кусок ногой.

В следующую секунду он уже выделывал немыслимое балетное антраша на блестящем линолеуме. Он прокатился по всей комнате, нелепо размахивая руками, и наконец схватился одной за правый кран ванны, а другой больно стукнулся о настенный шкафчик. Не случись катастрофы с мылом, такой сложный пируэт никогда не удался бы Томми. Нога его с размаху ударилась о нижнюю панель ванны и проехала по ней. То, что последовало за этим, показалось Томми цирковым фокусом. Повернувшись на невидимой оси, ванна отошла от стены, и перед Томми открылась полутемная ниша, где стоял предмет, назначение которого угадывалось с первого взгляда. Это был радиопередатчик.

Голос капитана умолк. Хейдок внезапно появился на пороге, и в мозгу Томми все мгновенно стало на свои места. Как он был слеп! Это веселое, пышущее здоровьем лицо добродушного англичанина — только маска. Как он до сих пор не разглядел под ней истинного Хейдока — надменного, вспыльчивого офицера-пруссака? Но, слава богу, происшествие в столовой открыло ему глаза. Оно напомнило ему другой такой же случай: он видел когда-то, как прусский вояка с подлинно юнкерской грубостью отчитывал солдата. Точно так же обрушился сегодня и капитан Хейдок на своего провинившегося и растерянного подчиненного.

Все прояснилось, прояснилось, как по волшебству. Сначала противник засылает сюда Гана, который с помощью иностранных рабочих оборудует виллу и, в соответствии с заранее намеченным планом, делает все, чтобы навлечь на себя подозрения и тем самым перейти к следующему этапу операции — к разоблачению его как немецкого агента, осуществляемому бравым английским моряком Хейдоком. А затем тот — и выглядит это вполне естественно — приобретает «Приют контрабандистов» и принимается изводить всех своих знакомых рассказами о том, как досталась ему вилла. И вот уже Н. осел в указанном ему месте; морские коммуникации у него обеспечены, передатчик надежно замаскирован, штаб его располагается под рукой, в «Сан-Суси», и сам он готов претворить в жизнь немецкий план.

Все эти мысли пронеслись в мозгу Томми с быстротой молнии. Он сознавал, слишком хорошо сознавал, что ему грозит, не может не грозить смертельная опасность. Выход один — прикинуться доверчивым английским тугодумом. Он повернулся к Хейдоку и расхохотался, надеясь в душе, что смех его звучит достаточно естественно.

— Ей-богу, у вас в доме всюду сюрпризы! Что это за штука? Еще одна выдумка Гана? В прошлый раз вы мне ее не показали.

Хейдок молча стоял в дверях, загораживая Томми дорогу. Все его крупное тело напряглось.

«Противник мне не по силам, — подумал Томми. — А тут еще этот проклятый слуга!»

Хейдок по-прежнему высился на пороге, как каменная глыба. Затем внезапно расслабил мышцы и рассмеялся.

— Чертовски занятно получилось у вас, Медоуз! Вы прокатились по полу, как балетный танцор. Такое бывает раз на тысячу. Вытирайте руки и пойдем в комнату.

Томми вышел из ванной и последовал за ним. Он держался настороже, каждый мускул его был напряжен. Теперь, когда он сделал такое открытие, ему нужно любой ценой выбраться из этого дома. Но проведет ли он Хейдока?

Голос капитана звучал достаточно естественно. Небрежно, словно невзначай (так ли?), обняв Томми за плечи, моряк провел его в гостиную, повернулся и притворил за собой дверь.

— Послушайте, старина, мне надо вам кое-что сказать, — начал он искренним, дружелюбным, но чуточку смущенным тоном и жестом предложил Томми сесть, — Досадно, конечно, что так вышло, чертовски досадно. Мне остается одно — доверить вам свою тайну. Только смотрите, Медоуз, — держать язык за зубами, понятно?

Томми изобразил на лице жадное любопытство.

Хейдок сел и доверительно придвинул свой стул к собеседнику.

— Понимаете, Медоуз, дело обстоит так. Об этом никто не знает, но я из Секретной службы. Отдел М. И. 42Б. Икс. Слышали о таком?

Томми покачал головой и прикинулся еще более заинтересованным.

— Так вот, это совершенно секретно. Мы работаем, так сказать, на внутреннем кольце связи — передаем отсюда кое-какую, информацию. Но если это выплывет, будет беда, понятно?

— Еще бы! — воскликнул Медоуз. — Как интересно! Можете не сомневаться, я буду молчать.

— И правильно сделаете — это жизненно необходимо. Повторяю, все это совершенно секретно.

— Вполне вас понимаю. Но до чего же увлекательная у вас работа! Право, увлекательная! Мне так хочется порасспросить вас о ней. Но, наверно, это не полагается?

— Да, не стоит. Вы же понимаете, что значит «совершенно секретно»?

— Конечно, конечно! Извините, пожалуйста, что так получилось. Поразительный случай! — ответил Томми и подумал про себя: «Ей-богу, он мне не поверил. Не может он вообразить, что я приму его россказни за чистую монету!»

Нет, это совершенно невероятно. Впрочем, тщеславие многих губило.

Капитан Хейдок — умница, крупная личность. А кто такой этот жалкий Медоуз? Всего лишь туповатый британец, образец той породы людей, которые верят всему чему угодно. Дай бог, чтобы Хейдок подольше пребывал в этом убеждении!..

Томми продолжал болтать, всячески выказывая интерес и любопытство. Он понимает, что вопросов задавать нельзя, но… Насколько он может судить, у капитана Хейдока очень опасная работа. Приходилось ли капитану работать в самой Германии? Хейдок отвечал искренне и охотно. Сейчас он больше, чем когда-либо, казался подлинным британским моряком — прусский офицер бесследно исчез. Но теперь Томми глядел на него новыми глазами и только диву давался, как мог он так заблуждаться. Ни в форме черепа, ни в линии рта — ничего британского. Наконец мистер Медоуз поднялся. Наступил миг последнего испытания. Сойдет или нет?

— Право, мне пора — час уже поздний. Еще раз извините и будьте уверены — ни одна живая душа не услышит от меня ни слова.

Не прерывая приятной беседы, мистер Медоуз, довольный и возбужденный, направился к двери. Вот он уж в холле… Теперь к выходу…

Сквозь другую, приоткрытую дверь справа он видит Апплдора, Слуга расставляет посуду на подносе — утром он должен подать завтрак хозяину. (Эти дурни выпустят-таки его!)

Мужчины постояли у входа. Поболтали, уговорились — в субботу опять играем в гольф.

На дороге раздались голоса — с прогулки на мыс возвращались двое мужчин, немного знакомых Томми и Хейдоку. Томми окликнул их. Они остановились. Все четверо постояли у ворот, обменялись несколькими словами. Затем Томми сердечно простился с хозяином и в обществе обоих мужчин зашагал по дороге.

Ушел! Идиот Хейдок клюнул на удочку!

Томми услышал, как капитан подошел к дому, проследовал в холл, захлопнул за собой дверь. Чуть не крича от радости, Томми бодро спустился по холму бок о бок со своими новыми знакомыми. Само провидение в последнюю минуту послало их сюда.

У ворот «Сан-Суси» Томми распрощался со спутниками, вошел в сад и, негромко насвистывая, направился по аллее к дому. Но едва он поравнялся с росшими в темном уголке кустами рододендронов, как на голову ему обрушилось что-то тяжелое. Он упал ничком и провалился в темную бездну.

Глава десятая

— Вы объявили три пики, миссис Бленкенсоп?

Да, миссис Бленкенсоп объявила три пики.

От телефона, слегка запыхавшись, вернулась миссис Спрот.

— Экзамены по противовоздушной обороне опять перенесли. Как это мне надоело! — воскликнула она.

— А потом миссис Кейли объявила две черви, и я пошла с двойки треф, — продолжала мисс Минтон.

— А я объявила три пики, — сказала миссис Бленкенсоп.

— Я — пас, — отозвалась миссис Спрот. Миссис Кейли молчала. Наконец она заметила, что партнерши выжидательно смотрят на нее.

— Ах, боже мой, простите! — вспыхнула она. — Я думала, не пойти ли мне к мистеру Кейли. Он ведь совсем один на веранде.

Миссис Кейли обвела глазами присутствующих.

— Если не возражаете, я взгляну, как он там. Мне послышался какой-то странный шум. Боюсь, не упала ли у него книга, — сказала она и через застекленную дверь вышла на террасу.

— Почему бы миссис Кейли не привязать к руке веревочку? — заметила Таппенс. — Тогда в случае надобности мистеру Кейли оставалось бы лишь дернуть за нее.

— Приятно видеть такую любящую жену! — восхитилась мисс Минтон.

Три женщины помолчали.

— А где Шейла? — осведомилась мисс Минтон.

— Пошла в кино, — ответила миссис Спрот.

— А миссис Перенна? — поинтересовалась Таппенс.

— Сказала, что останется у себя — ей надо проверить счета, — отозвалась мисс Минтон. — Бедняжка! Проверять счета так утомительно!

— Не весь же вечер она этим занималась, — возразила миссис Сирот. — Когда я говорила в холле по телефону, она откуда-то вернулась.

— Интересно, откуда? — вставила мисс Минтон. — Наверно, не из кино — сеанс еще не кончился.

— Она была без шляпы и пальто, — продолжала миссис Спрот. — Волосы растрепанные, сама вся запыхалась, словно долго бежала. Взлетела по лестнице прямо к себе, а мне не сказала ни слова. Только сердито взглянула. Да, да, очень сердито, хотя я вроде ничего не сделала.

В дверях веранды появилась миссис Кейли.

— Нет, вы подумайте! — воскликнула она. — Мистер Кейли сам, без моей помощи обошел весь сад. Говорит, что с наслаждением прогулялся — ночь такая теплая.

Она села, и женщины снова взялись за карты.

В комнату вошла миссис Перенна.

— Хорошо погуляли? — спросила мисс Минтон. Миссис Перенна ответила ей недобрым раздраженным взглядом.

— Я не выходила из дому, — отрезала она.

— Ах, простите! Я, наверно, ошиблась. Но миссис Спрот сказала, что вы недавно вернулись.

— Я только вышла за дверь посмотреть, какая погода, — ответила миссис Перенна.

Тон у нее был неприязненный. Она враждебно посмотрела на кроткую миссис Спрот, которая вся вспыхнула и явно испугалась.

— Нет, вы подумайте только, — внесла свой вклад в общий разговор миссис Кейли. — Мистер Кейли сам обошел весь сад.

— Зачем? — в упор спросила миссис Перенна.

— Сегодня такая теплая ночь, — пояснила миссис Кейли. — Он даже забыл надеть второе кашне, и теперь все еще не хочет возвращаться в дом. Я так боюсь, что он простудится.

— Бывают вещи пострашнее простуды, — оборвала ее миссис Перенна. — В любую минуту нам на голову может свалиться бомба, и мы взлетим на воздух.

— Ах, боже мой! Надеюсь, этого не случится.

— Да? А вот я не прочь, чтобы это случилось.

И миссис Перенна проследовала на террасу.

Четыре дамы, игравшие в бридж, посмотрели ей вслед.

— Она сегодня какая-то странная, — пробормотала миссис Спрот.

Мисс Минтон наклонилась над столом.

— Вам не кажется…

Она оглянулась, и остальные придвинулись поближе.

— Вам не кажется, что она пьет? — свистящим шепотом закончила мисс Минтон.

— Ах, боже мой! В самом деле? — вскрикнула миссис Кейли. — Это многое бы объяснило. По временам она действительно какая-то… непонятная. Как вы думаете, миссис Бленкенсоп?

— О, я этого не думаю. Мне кажется, она просто чем-то встревожена. Вам ходить, миссис Спрот.

— Кажется, Бетти проснулась? — подняла голову миссис Спрот.

— Нет, она спит, — твердо возразила Таппенс. Миссис Спрот, явно поглощенная своими материнскими заботами, с нерешительным видом заглянула в карты.

— Значит, от нечего делать сражаемся в бридж? — прогудел низкий голос.

В дверях террасы, тяжело дыша и сверкая глазами, стояла миссис О'Рорк. Недружелюбно улыбнувшись, она вошла в комнату.

— Что это у вас в руках? — с внезапным интересом осведомилась миссис Спрот.

— Молоток, — любезно отозвались миссис О'Рорк. — Я нашла его в аллее — кто-нибудь, наверно, забыл.

— Странно! Кому он мог там понадобиться? — удивилась миссис Спрот.

— Действительно странно, — согласилась миссис О'Рорк и, размахивая молотком, проследовала в холл.

Сегодня она была в каком-то особенно приподнятом настроении.

— Позвольте, а какие у нас козыри? — спросила мисс Минтон.

Минут пять игра продолжалась без помех, а затем вошел Блетчли, вернувшийся из кино, и начал подробно излагать содержание «Странствующего менестреля», фильма, действие которого происходит в годы царствования Ричарда I.

Роббер так и не удалось закончить: миссис Кейли, взглянув на часы, обнаружила, что час уже поздний, и с воплем ужаса ринулась в сад на поиски мистера Кейли. Последний, упиваясь ролью калеки, брошенного на произвол судьбы, трагически вздрагивал, кашлял и твердил замогильным голосом:

— Ничего, ничего, дорогая! Надеюсь, бридж доставил тебе удовольствие? Не беспокойся обо мне. Даже если я простудился, это, право, не имеет значения. Сейчас война!

На другой день, за завтраком, Таппенс заметила, что атмосфера несколько напряжена. Миссис Перенна разжала губы только для того, чтобы отпустить несколько едких замечаний, после чего не вышла, а прямо-таки вылетела из комнаты. Блетчли, намазывавший на хлеб толстый слой повидла, негромко усмехнулся.

— Кажется, потянуло холодком, — заметил он. — Ну что ж, этого следовало ожидать.

— Что-нибудь случилось? — осведомилась мисс Минтон и, затрепетав от радостных предвкушений, вытянула вперед тонкую шею.

Майор окинул глазами аудиторию. За столом сидят мисс Минтон, миссис Бленкенсоп, миссис Кейли и миссис О'Рорк. Миссис Спрот и Бетти уже вышли. Пожалуй, можно рассказать.

— Речь идет о Медоузе, — сообщил он. — Всю ночь где-то прокутил. До сих пор не вернулся.

— Что? — вырвалось у Таппенс.

— Наш Медоуз — парень не промах, — рассмеялся Блетчли. — Мадам Перенна, естественно, злится.

— Ах, боже мой! — вскрикнула мисс Минтон, заливаясь краской.

Миссис Кейли была явно шокирована. Миссис О'Рорк только усмехнулась.

— Миссис Перенна мне все уже рассказала, — призналась она. — Что поделаешь! Мужчина — всегда мужчина.

— Но с мистером Медоузом могло что-нибудь случиться, — проблеяла мисс Минтон. — Вдруг он угодил под автомобиль?

— Думаю, что именно так он все и объяснит, — ответил майор. — Налетела машина, сбила его, и бедняга пришел в себя только утром.

— Может быть, он в больнице?

— Нам дали бы знать: у него при себе удостоверение личности.

— Боже мой! — вздохнула миссис Кейли. — Что скажет мистер Кейли?

Ответа на этот риторический вопрос не последовало. Таппенс с видом оскорбленного достоинства встала и вышла из комнаты.

— Бедный старина Медоуз! — прыснул со смеху Блетчли, как только дверь за ней затворилась. — Его отлучка не по вкусу прелестной вдовушке. Она уже думала, что подцепила его.

— Майор Блетчли! — проблеяла мисс Минтон.

— Помните Диккенса? — подмигнув, отозвался отставной вояка. — «Остерегайся вдовушек, Сэмми!»

Непредвиденное исчезновение Томми несколько встревожило Таппенс, но она попыталась успокоить себя. Вероятно, он кое-что разузнал и пошел по горячим следам. Понимая, как в их условиях трудно поддерживать связь.

Бирсфорды заранее договорились не поднимать паники преждевременно, если одному из них придется отлучиться, не предупредив другого. Договорились они и о некоторых уловках, к которым будут прибегать в подобных случаях. По словам миссис Спрот, миссис Перенна вчера вечером куда-то уходила. А так лак сама хозяйка категорически отрицает этот факт, ее отлучка становится особенно интересным поводом для размышлений. Возможно, Томми выследил ее и обнаружил нечто такое, что требует его неустанного наблюдения. Тогда он, без сомнения, либо свяжется с Таппенс одним из условных способов, либо скоро вернется.

И все-таки Таппенс не удавалось подавить в себе тревогу. Она решила, что роль миссис Бленкенсоп вполне позволяет ей проявить известное любопытство и даже беспокойство, и без долгих размышлений отправилась на поиски миссис Перенны.

Миссис Перенна не проявила склонности распространяться на эту тему и сразу же дала понять, что подобное поведение ее постояльца нельзя ни извинить, ни обойти молчанием.

День прошел, а мистер Медоуз так и не объявился. Под вечер, уступив настояниям обитателей «Сан-Суси», хозяйка крайне неохотно согласилась наконец позвонить в полицию. Пришел сержант и занес в записную книжку обстоятельства дела. При этом выяснились некоторые факты. Мистер Медоуз вышел из дома капитана Хейдока в половине одиннадцатого. Оттуда он вместе с неким мистером Уолтерсом и доктором Кэртисом дошел до самых ворот «Сан-Суси», где распрощался со спутниками и свернул в аллею. С этой минуты мистер Медоуз как бы растаял в пространстве.

Таппенс наметила для себя две версии.

Во-первых, Томми мог заметить в аллее миссис Перенну и юркнуть в кусты, а затем пойти за ней по пятам. Если у нее было с кем-то свидание, он, вероятно, последовал за этим человеком, а она вернулась в «Сан-Суси». В таком случае он, видимо, цел и невредим, и чем старательнее полиция будет его искать, тем больше затруднений доставит ему. Вторая версия была куда менее приятной. Наглядно она представлялась Таппенс либо в образе миссис Перенны, которая «с растрепанными волосами и вся запыхавшись» возвращается в «Сан-Суси», либо в образе миссис О'Рорк, появляющейся в дверях веранды с тяжелым молотком в руке.

Молоток этот наводил Таппенс на размышления самого трагического свойства. В самом деле, как он очутился в аллее? Кому и зачем он там понадобился? На второй вопрос ответить было куда труднее, чем на первый. Тут многое зависело от того, когда именно вернулась домой миссис Перенна. Это произошло, несомненно, около половины одиннадцатого, но, к сожалению, ни одна из дам, игравших в бридж, не взглянула на часы. Миссис Перенна сердито заявила, что выходила только посмотреть, какая на улице погода. Но человек, вышедший на минуточку за двери дома, не может запыхаться. Хозяйка была явно раздражена тем, что ей не повезло и миссис Спрот увидела ее: она рассчитывала, что все четыре дамы поглощены бриджем.

Когда же это точно было?

Из разговоров Таппенс выяснила, что все ее партнерши высказываются на этот счет крайне неопределенно. Если время совпадает, наиболее подозрительной фигурой становится миссис Перенна. Но возможны и другие варианты. В момент возвращения Томми отсутствовало еще трое обитателей «Сан-Суси». Майор Блетчли был в кино, но он ходил туда один. Кроме того, он так настойчиво и с такими подробностями пересказывал содержание фильма, что подозрительный человек мог бы усмотреть в этой настойчивости желание установить свое алиби. Затем есть еще мистер Кейли, который, несмотря на свою мнительность, ни с того ни с сего отправился один гулять по саду. Не забеспокойся миссис Кейли о состоянии своего супруга, никто не узнал бы об этой прогулке и все считали бы, что мистер Кейли, укутанный в плед, покоится, как мумия, в кресле на террасе. Кстати, идти на такой риск, как длительное пребывание ночью на воздухе, — это на него очень непохоже.

И наконец, опять-таки остается миссис О'Рорк, с улыбкой размахивающая молотком…

— В чем дело, Деб? Чем мы так расстроены, девочка?

Дебора Бирсфорд вздрогнула от неожиданности, но тут же рассмеялась: перед девушкой, сочувственно глядя на нее карими глазами, стоял Тони Марсден. Тони ей нравился. Умный парень и считается в шифровальном отделе восходящей звездой, хотя работает недавно.

— А, пустяки, — ответила она, — семейные дела. Ты ведь знаешь, что это такое.

— Да, родственники — нудная штука. Твои старики что-нибудь выкинули?

— По правде сказать, меня беспокоит мама.

— Почему? Что случилось?

— Понимаешь, она уехала в Корнуолл к старой тетке. Ей семьдесят восемь, она выжила из ума и совершенно невыносима.

— Мрачная картина! — сочувственно отозвался молодой человек.

— Конечно, с маминой стороны это очень великодушно. Но она и без того подавлена — ей, видите ли, не дают работать на победу, никто не нуждается в ее услугах. В прошлую войну она была сестрой в госпитале и занималась еще всякой всячиной, но теперь, разумеется, другое дело. Так вот, маму все это так расстроило, что она решила пожить в Корнуолле у тети Грейси, покопаться в саду и так далее.

— Здравое решение! — одобрил Тони.

— Да, для нее это самый лучший выход. В ней ведь до сих пор столько энергии! — снисходительно сказала Дебора. — Значит, все в порядке?

— Не совсем, хотя еще позавчера, получив ее письмо, я была просто счастлива за нее. Что же тебя беспокоит?

— А то, что я попросила Чарлза — он как раз поехал в те края к своим — навестить маму. Он заехал к ней, а ее там не оказалось.

— Как не оказалось?

— Так. Она туда и не приезжала. Вовсе не приезжала.

— Странно! — несколько растерявшись, пробормотал Тони. — А где твой… э-э… отец?

— Мой старик? Где-то в Шотландии. Служит в одном из этих унылых министерств, где только и делают, что подшивают бумаги да снимают с них копии.

— Твоя мать, наверное, поехала к нему.

— Нет, это в секретной зоне, и женам въезд туда воспрещен.

— Гм… Ну, значит, она уехала… в другое место.

Тони окончательно пришел в замешательство — особенно потому, что Дебора не сводила с него больших грустных глаз, в которых застыла тревога.

— Но зачем? Это очень странно. Ведь все мамины письма полны рассказами о тете Грейси, саде и прочем.

— Понятно, понятно, — заторопился Тони. — Конечно, ей хочется, чтобы ты думала… Но в наше время… Словом, я хочу сказать, что человеку нужно иногда проветриться.

Тревога в глазах Деборы немедленно сменилась гневом.

— Если ты полагаешь, что мама решила провести конец недели с кем-нибудь… посторонним, то ошибаешься. Мои родители любят друг друга, по-настоящему любят. Мама никогда…

— Конечно, никогда, — опять заторопился Тони. — Извини, пожалуйста. Я вовсе не хотел…

Гнев Деборы утих, но она тут же снова нахмурилась.

— Самое странное, что на днях мне кто-то сказал, будто видел маму в Лихемптоне. Я, разумеется, ответила, что это невозможно — я ведь думала, что она в Корнуолле. Но теперь…

Рука Тони, подносившая спичку к сигарете, повисла в воздухе. Спичка потухла.

— В Лихемптоне? — быстро переспросил он.

— Да. Вот уж неподходящее место для мамы. Общество отставных полковников, старых дев и сплошное безделье.

— Что и говорить, место неподходящее, — отозвался Тони, раскурил сигарету и словно невзначай спросил: — А чем занималась твоя мать в ту войну?

— Тем же, что и другие: работала в госпитале, водила машину — не свою, конечно, а генеральскую, — перечислила Дебора.

— А я думал, что она, как и ты, была на секретной службе.

— Ну, что ты! На это у нее не хватило бы ума. Впрочем, они с папой были, кажется, одно время чем-то вроде сыщиков: секретные документы, шпионы и прочее. Конечно, милые старики все преувеличивают — им кажется, что это было страшно важно.

Когда на другой день Дебора пришла со службы домой, ей показалось, что в комнате что-то изменилось. Чтобы разобраться, в чем дело, ей потребовалось несколько минут. Затем она позвонила и сердито осведомилась у хозяйки, где большая фотография, обычно стоявшая на комоде. Миссис Роули была и огорчена и обижена. Она ничего не знает. Она не притрагивалась к карточке. Может быть, Гледис… Та заверила, что она тоже не касалась фотографии.

— Может быть, это газовщик — он тут приходил днем, — с надеждой в голосе добавила она.

Однако Дебора категорически отказалась допустить, чтобы служащий газовой компании неожиданно воспылал симпатией к немолодой женщине и унес ее фотографию. Гораздо более вероятно, решила про себя Дебора, что Гледис разбила стекло и поспешила скрыть следы преступления, бросив и рамку и карточку в мусорный ящик.

Тем не менее Дебора не стала поднимать шум. При случае она попросит мать прислать ей другую фотографию, и все.

Глава одиннадцатая

Наступила очередь Таппенс потолковать с рыбаком, сидящим в конце пирса. Вопреки здравому смыслу она надеялась, что мистер Грант скажет ей что-нибудь утешительное. Но надежды ее не оправдались. Грант тоже не получал от Томми никаких известий.

— Значит, нет оснований предполагать, что он… что с ним что-то случилось? — спросила Таппенс, стараясь придать голосу твердость и деловитость.

— Никаких. Но допустим, что они есть. Как вы поступите?

— Я… Буду продолжать, разумеется.

— Вот и правильно. Плакать будем после боя. А сейчас мы в самой его гуще, и время не ждет. Одна информация, которую вы нам дали, подтвердилась. Вы подслушали разговор о «четвертом». Это четвертое следующего месяца, дата большого прыжка на нашу страну.

— Вы уверены?

— Совершенно. Наши враги — люди методичные. Планы у них всегда составлены точно и разработаны до деталей. Итак, дата — четвертое. Все теперешние налеты — пустяки, так сказать, разведка боем: немцы прощупывают пашу оборону и интересуются, как мы реагируем на бомбежки. А четвертого нанесут настоящий удар.

— Но раз вам это известно…

— Мы знаем дату вторжения. Знаем или предполагаем, где оно, примерно, произойдет, и по мере сил готовимся. Но тут снова всплывает старая история с осадой Трои. Троянцам, как и нам, было известно, что за силы угрожают им извне. А нам нужно знать, кто угрожает нам изнутри, что за люди сидят в деревянном коне, потому что именно они могут открыть врагу ворота крепости. Мы обязаны вовремя узнать, кто эти люди.

— Не могли бы вы пустить кого-нибудь из ваших по следу миссис Перенны?

— Уже сделано. Информация, полученная нами, Такова: «Миссис Перенна — член Ирландской республиканской армии, подозревается в антианглийских настроениях». Информация абсолютно точна, но никаких других улик у нас нет. У нас нет фактов, которые нужны нам, как воздух. Поэтому не отступайтесь, миссис Бирсфорд. Не отступайтесь и сделайте все, что в ваших силах.

— Четвертое? — повторила Таппенс. — Значит, осталось меньше недели?

— Ровно неделя.

Таппенс стиснула руки.

— Мы должны справиться. Я говорю «мы», потому что чувствую — Томми идет по следу. Поэтому он и не вернулся. Ох, только бы мне тоже кое в чем разобраться! А что, если…

И Таппенс нахмурилась, обдумывая план новой атаки.

— Понимаете, Алберт, это вполне возможно.

— Я, конечно, понимаю, что вы имеете в виду, мэм. Но честно признаюсь, идея мне не по душе.

— И все-таки она может сработать.

— Вполне, мэм. Но вы ставите под удар себя, и это мне не нравится. Да и хозяину тоже не понравилось бы.

— Обычные способы мы уже перепробовали. Я хочу сказать: мы сделали все, что можно сделать, оставаясь под прикрытием. Думаю, что у нас есть теперь лишь один шанс — сыграть в открытую.

— Хотел бы я знать, где сейчас капитан Бирсфорд!

— Я тоже, — с тоской отозвалась Таппенс.

— Все это как-то неестественно — исчезает, не сказав ни слова, а потом даже весточки не шлет. Вот почему…

— Что, Алберт?

— Вот почему я и говорю, что уж если он пошел в открытую, так, может, вам все-таки лучше оставаться в тени?

— Алберт помолчал, собираясь с — мыслями, потом закончил:

— Я вот что хочу сказать. Допустим, они засекли капитана. Но о вас-то они могут и не знать. Поэтому вам лучше оставаться под прикрытием.

— Сама не знаю, на что решиться, — вздохнула Таппенс.

— А как вы хотели все это устроить, мэм?

— Я думала потерять письмо, написанное моей рукой, — неуверенно начала Таппенс. — Подниму из-за этого шум, притворюсь очень расстроенной. Затем его найдут в холле, и служанка, вероятнее всего, положит конверт на стол. А тогда уж тот, кто нам нужен, обязательно заглянет в него.

— А что будет в письме?

— Ну, примерно следующее: мне удалось установить личность интересующего вас человека и завтра я обо всем подробно доложу. Вы же понимаете, Алберт: тогда Н. или М. будут вынуждены пойти в открытую и постараться убрать меня.

— Да, и не исключено, что это им удастся.

— Если я буду начеку — нет. Думаю, что они попробуют заманить меня в ловушку — куда-нибудь, где побезлюдней. И вот тут-то на сцену выйдете вы, потому что о вас никто ничего не знает.

Едва Таппенс вышла из местной библиотеки, зажав под мышкой том, который ей отрекомендовали как «интересную книжечку», чей-то голос окликнул ее:

— Миссис Бирсфорд!

Она вздрогнула, круто повернулась и увидела высокого смуглого молодого человека с приятной, немного смущенной улыбкой.

— Вы… Вы, наверно, меня не помните?

Таппенс давным-давно привыкла к этой фразе. Она даже точно знала, какие слова будут сказаны дальше.

— Я… Я как-то заходил к вам домой с Деборой.

Приятели Деборы! Их было у нее очень много, и все они были для Таппенс на одно лицо. Одни, как этот молодой человек, брюнеты, другие — блондины, но все из того же теста: приятные, воспитанные, с чуточку длинноватыми — на взгляд Таппенс — волосами.

И надо же, чтобы один из них встретил и узнал ее именно сейчас! Но ничего, она быстро от него отделается.

— Я — Энтони Марсден, — представился молодой человек.

— Как же, помню! — соврала Таппенс и протянула ему руку.

— Как хорошо, что я разыскал вас, миссис Бирсфорд! — продолжал Тони Марсден. — Понимаете, я служу там же, где Дебора, а тут получилась довольно неприятная история.

— Неужели? Какая же? — осведомилась Таппенс.

— Понимаете, Дебора узнала, что вы вовсе не в Конуолле, как она думала. Это может поставить вас, в несколько затруднительное положение, не тек ли?

— А, черт! — огорченно воскликнула Таппенс. — Как же это так получилось?

Тони Марсден объяснил и робко добавил:

— Дебора, конечно, не имеет представления, чем вы занимаетесь на самом деле…

Молодой человек скромно умолк, затем продолжал:

— Насколько я представляю себе, очень важно, чтобы она и дальше ничего не знала. Я работаю, в общем, по той же части, что и вы. Официально я начинающий сотрудник шифровального отдела. На самом же деле мне дана инструкция выражать умеренно профашистские взгляды — восторгаться немецкой системой намекать на то, что деловое сотрудничество с Гитлером — вещь неплохая, и так-далее, а самому наблюдать за тем, какой отклик встречают мои высказывания. Понимаете, у нас сейчас много провалов, и мы хотим выяснить, кто за этим стоит.

«Всюду разложение», — подумала Таппенс.

— Как только Деб рассказала мне о вас, — снова начал молодой человек, — я сразу решил: поеду-ка я туда сам и предупрежу миссис Бирсфорд — пусть придумает историю поубедительней. Понимаете, случилось так, что мне известно, чем вы здесь занимаетесь и насколько это важно. Если кто-нибудь пронюхает, кто вы такая, все пропало. Вот я и подумал, не стоит ли вам сделать вид, что вы уехали к капитану Бирсфорду в Шотландию. Вы всегда можете сказать, что вам разрешили работать вместе с ним.

— Пожалуй, могу, — задумчиво отозвалась Таппенс.

— Надеюсь, вы не сочли мое вмешательство бестактным? — встревоженно спросил Тони Марсден.

— Нет, напротив, я вам очень благодарна.

— Я… Я… Понимаете, я очень люблю Дебору, — несколько непоследовательно выпалил Тони.

Таппенс с интересом взглянула на собеседника.

— Мой муж не в Шотландии, — помолчав, неторопливо сказала она.

— Как!

— Он здесь, со мной. По крайней мере, был со мной, потому что сейчас он исчез.

— Послушайте, это скверно! Но, может быть, я ошибаюсь? Он вышел на какой-то след?

— По-моему, да, — кивнула Таппенс. — Поэтому я и не считаю его исчезновение таким уж плохим предзнаменованием. Думаю, что рано или поздно он даст мне знать о себе нашим условным способом. И она слегка улыбнулась.

— Я, разумеется, не сомневаюсь, что вы с ним не новички в игре, — с некоторым замешательством отозвался Тони. — Но все-таки будьте осторожны.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — кивнула Таппенс. — Красавиц героинь в романах всегда заманивают в ловушку. Но у нас с Томми свои, особые методы. И пароль тоже особый — Таппенс.

— Как? — уставился на нее Тони с таким видом, словно перед ним сумасшедшая.

— Извините. Я забыла вам объяснить, что в семье меня зовут Таппенс — не по имени, а по прозвищу.

— Понятно, — ответил молодой человек, и лоб его разгладился. — Недурно придумано!

— Надеюсь.

— Простите за навязчивость, но не могу ли я быть вам полезен?

— Пожалуй, можете, — задумчиво сказала Таппенс.

Глава двенадцатая

После долгого, как вечность, беспамятства Томми различил огненный шар, плывущий в пространстве. В центре этого шара гнездилась боль. Затем вселенная стала сжиматься, огненный шар замедлил свое движение, и Томми внезапно обнаружил, что ядро этого шара — его собственная голова, которая раскалывалась на части. Постепенно он ощутил свое тело. Руки и ноги похолодели и скрючены, распухшие губы не в силах произнести ни звука, ужасно хочется есть. Огненный шар движется все медленнее. Теперь это уже не шар, а голова Томаса Бирсфорда, лежащая на чем-то твердом. На чем-то очень твердом. На чем-то подозрительно напоминающем камень. Да, он лежит на голых камнях. Ему больно, он не в состоянии пошевелиться, он голоден и закоченел в неудобной позе. Конечно, постели в заведении миссис Перенны не слишком мягкие, но не может быть…

Вспомнил! Хейдок! Радиопередатчик! Слуга-немец! Ворота «Сан-Суси»… Кто-то подкрался к нему сзади и ударил по голове. Оттого она так и болит. А он-то радовался, что удалось уйти! Значит, Хейдок вовсе не такой дурак, каким прикинулся.

Хейдок? Но ведь капитан вернулся в «Приют контрабандистов» и захлопнул за собой дверь. Как он умудрился спуститься с холма и подстеречь Томми в саду «Сан-Суси»? Нет, это невозможно — Томми заметил бы его.

Значит, слуга? Конечно, Хейдок мог послать его в засаду. Но ведь, проходя через холл, Томми собственными глазами через приоткрытую дверь видел Апплдора в кухне. Или ему только померещилось, что он видит слугу? Возможно, так оно и было.

Глаза Томми, уже привыкшие к темноте, различали маленький, тускло освещенный прямоугольник. Окошечко или отдушина. Воздух вокруг сырой и затхлый. Очевидно, Томми лежит в подвале. Руки и ноги у него связаны, во рту кляп, для надежности прихваченный повязкой. «Похоже, что я крепко влип», — подумал Томми и осторожно попробовал пошевелиться, но тщетно.

В эту минуту раздался негромкий скрип, и где-то позади распахнулась дверь. Вошел человек со свечой. Он поставил ее на пол, и Томми узнал Апплдора. Слуга опять исчез, но вскоре вернулся с подносом, на котором были кувшин с водой, стакан, кусок хлеба и сыр. Апплдор нагнулся и раньше всего проверил, надежно ли связаны руки и ноги Томми. Затем взялся за кляп.

— Сейчас я выну кляп, — спокойным, ровным голосом начал он, — и вы сможете поесть и напиться. Но стоит вам пикнуть, и я опять заткну вам рот.

Томми попытался кивнуть, но задача сказалась ему не по силам, и он лишь несколько раз открыл и закрыл глаза. Апплдор, истолковав это как знак согласия, осторожно снял повязку.

Рот был теперь свободен, но Томми потребовалось несколько минут, прежде чем он сумел привести челюсти в движение. Апплдор поднес к его губам стакан. Сперва глотать было, трудно, потом стало легче. Напившись, Томми сразу почувствовал себя лучше.

— Вот теперь хорошо. Увы, я уже не так молод, как раньше. А теперь давайте еду.

Слуга поднес ко рту пленника сыр и хлеб, и Томми принялся жадно жевать.

— Что будет следующим номером программы? — осведомился он, запив еду водой. Вместо ответа Апплдор снова взялся за кляп.

— Я хочу видеть капитана Хейдока, — торопливо сказал Томми.

Апплдор только покачал головой, ловко вернул кляп на прежнее место и вышел. Оставшись один в темноте, Томми опять погрузился в размышления, но вскоре задремал. Из беспокойного она его вывел звук открывающейся двери. На этот раз Апплдор явился вместе с Хейдоком. Они вынули кляп и ослабили веревки, связывающие пленнику руки, чтобы тот мог сесть и расправить занемевшие члены. В руках у Хейдека был пистолет.

Томми — правда, без особенной уверенности в успехе немедленно начал играть свою роль.

— Послушайте, Хейдок, что все это значит? — негодующе заговорил он. — На меня накидываются, меня похищают…

— Не тратьте зря порох. Не стоит, — покачав головой, негромко перебил его капитан.

— Не думайте, что если вы сотрудник Секретной службы, то это уже дает вам право…

— Полно, Медоуз! — опять покачал головой Хейдок. — Вы же ни на секунду не поверили в то, что я вам наговорил.

Томми не выказывал, однако, никаких признаков замешательства: он рассудил, что Хейдок ничего наверняка не знает.

— Кем вы себя возомнили, черт вас побери! — негодовал он, — Какие бы ни были у вас полномочия, вы не смеете вести себя так. Я еще в состоянии не выбалтывать наших военных секретов.

— Вы отличный актер, — холодно возразил Хейдок, — но имейте в виду: мне безразлично, кто вы — сотрудник Секретной службы или просто любитель.

— Повторяю вам…

— Заткнитесь, черт вас побери! Раньше мы, пожалуй, еще стали бы выяснять, кто вы такой и кто вас подослал. Сейчас это уже не имеет значения — осталось слишком мало времени, понятно? Вы никому не успели сообщить о том, что видели, — и это главное.

— Как только станет известно, что я исчез, полиция начнет поиски.

— Сегодня вечером она уже посетила меня, — сверкнув зубами, неожиданно улыбнулся Хейдок. — Славные ребята! Оба — мои приятели. Они расспросили меня о мистере Медоузе — их очень беспокоит его исчезновение. Как он выглядел в тот вечер? Что говорил? Им даже в голову не пришло — да и как могло прийти? — что человек, о котором они говорят, находится как раз у них под ногами — под тем самым местом, где они сидят. Вы ведь ушли от меня живым и здоровым понятно? Полиция никогда не додумается искать вас здесь.

— Вы не можете до бесконечности держать меня взаперти, — пылко возразил Томми.

— В этом и нет необходимости, милейший, — ответил Хейдок, опять обретая поистине британское хладнокровие. — Вы пробудете здесь всего сутки. Завтра ночью в бухту зайдет катер, и мы отправим вас в небольшое путешествие для поддержания здоровья, но, честно говоря, я сомневаюсь, что вы вернетесь из него живым.

— Интересно, почему вы не прикончили меня сразу?

— Сейчас слишком жарко, милейший, а наши морские коммуникации, к сожалению, временно перерезаны. Если бы случилось… Словом, труп в помещении всегда дает о себе знать.

— Понятно, — согласился Томми.

Он действительно все понял. Исход совершенно ясен. Его оставят в живых до прихода катера, затем убьют или одурманят, а тело вывезут в открытое море. Если даже потом его труп будет найден, никто не усмотрит никакой связи между смертью мистера Медоуза и «Приютом контрабандистов».

— Я зашел только для того, — самым непринужденным тоном продолжал Хейдок, — чтобы узнать, не можем ли мы что-нибудь сделать для вас… э-э… впоследствии.

— Благодарю, — подумав, ответил Томми. — Просить вас отвезти прядь моих волос или что-нибудь в этом роде одной даме в Сен-Джонс-Вуд я все-таки не буду.

Он чувствовал, что любой ценой должен создать впечатление, будто действовал один, на свой страх и риск. Пока они не заподозрили Таппенс, игра еще может быть выиграна, хотя ему самому в ней уже не участвовать.

— Как вам угодно, — бросил Хейдок. — Но если вам хочется что-нибудь передать вашей… э-э… приятельнице, мы позаботимся, чтобы это было сделано.

Значит, Хейдок все-таки не прочь кое-что разузнать о безвестном мистере Медоузе? Прекрасно! Вот и пусть себе строит догадки.

— Некому передавать, — покачав головой, ответил Томми.

— Отлично, — с видом полного безразличия закончил разговор Хейдок и кивнул Апплдору.

Слуга затянул веревку, водворил на место кляп, и оба вышли. Заперев за собой дверь.

Томми остался наедине со своими мыслями, а они были далеко не веселого свойства. Ему не только угрожает быстро надвигающаяся смерть. Он лишен, кроме того, всякой возможности передать добытые им сведения. Конечно, остается еще Таппенс. Но что она может? Подозрения ее никогда не падут на Хейдока. К тому же она, вероятно, вообще никого не подозревает. Просто думает, что Томми напал на какой-то след. Вот чем все кончилось! Провал, постыдный провал!

Но что это?.. Томми насторожился. Что за странные звуки? Да нет, просто кто-то напевает. А он лежит и не может даже пискнуть, чтобы привлечь к себе внимание.

Пение приближалось. Ну и слух же у парня! Все время фальшивит.

Однако, как ни искажен мотив, узнать его можно. Это песенка времен первой мировой войны, воскресшая в дни второй.

— Если б в мире, кроме нас с тобою,

Не было, родная, никого…

Внезапно Томми вздрогнул и напрягся. Эти фальшивые ноты ему удивительно знакомы. Переврать мотив, именно в этом месте, именно таким образом может лишь один человек на свете!

«Ей-богу, Алберт!» — решил Томми.

Алберт рыщет вокруг «Приюта контрабандистов», Алберт рядом, а он валяется в углу, скрученный, не в силах ни пошевелиться, ни издать звука! Постой, постой! Так ли уж не в силах? Существует один звук, который можно издавать и с закрытым ртом. Конечно, с открытым — легче, но все-таки можно и так. И Томми отчаянно захрапел. Короткий всхрап, еще раз, еще раз, пауза. Долгий всхрап, еще раз, еще раз, пауза. Короткий, короткий, короткий…

Свидание с Таппенс встревожило Алберта. Положение дел ему решительно не нравилось. Прежде всего ему не нравилась война.

Эти немцы, мрачно размышлял он, орут «Хайль Гитлер!», маршируют строевым шагом, захватывают страну за страной, бомбят, строчат из пулеметов и вообще расползлись повсюду, как зараза. Пора их остановить, но пока что это никому не удается.

А тут еще миссис Бирсфорд, на редкость хорошая женщина, впутывается в скверную историю и вот-вот угодит в беду. А ведь она сцепилась с людьми из пятой колонны — эх, ну и грязная же они сволочь! Подумать только, среди них есть даже англичане. Позор, одно слово позор! А хозяин, который один умел удерживать слишком стремительную хозяйку, взял да исчез.

В конце концов Алберт решил, что главное — найти хозяина, и, как верный пес, отправился его искать. Никаких заранее разработанных планов у него не было, и приступил он к розыскам точно так же, как искал сумочку жены или собственные очки, когда этим существенно важным предметам случалось куда-нибудь запропаститься.

В данном случае сведения о Томми обрывались на том, что, пообедав с капитаном Хейдоком в «Приюте контрабандистов», он вернулся в пансион «Сан-Суси», у ворот которого его и видели в последний раз. Исходя из этого, Алберт поднялся до ворот «Сан-Суси» и минут пять с надеждой взирал на них. Но так как вдохновение его не осенило, он медленно и сокрушенно поплелся к «Приюту контрабандистов».

На этой неделе Алберт тоже побывал в кино, и «Странствующий менестрель» произвел на него сильное впечатление. Просто поразительно, до чего романтично! А судьба героя напоминает его собственную. Как и звезда экрана Лэрри Купер, он играет роль верного Блонделя, который разыскивает своего господина, заточенного в темницу.

Алберт тяжело вздохнул: ему вспомнилась нежная мелодия «О, Ричард, мой король», которую верный трубадур так чувствительно распевал под всеми лежавшими на его пути башнями. Экая жалость, что у него нет слуха — не умеет он схватить мотив. Правда, в последнее время опять пошли в ход старые песни.

— Если б в мире, кроме нас с тобою,

Не было, родная, никого…

Алберт остановился и оглядел ворота «Приюта контрабандистов», аккуратно выкрашенные белой краской. Вот, значит, куда ходил обедать хозяин. Алберт поднялся еще немного вверх и вышел на холмы. Нигде ни души. Только трава да овцы.

Ворота «Приюта контрабандистов» распахнулись, пропуская машину, в которой сидел крупный мужчина в гольфах. Рядом с ним стояли клюшки. Он вывел автомобиль на дорогу и покатил вниз по холму.

«Капитан Хейдок, не иначе», — сообразил Алберт, снова спустившись вниз, и стал приглядываться к «Приюту контрабандистов». Недурное местечко. Славный садик, красивый вид. «Ты меня любила б всей душою», — напевал он, одобрительно взирая на виллу.

Из дома, через боковую дверь, вышел человек с мотыгой и скрылся за калиткой сада. В Алберте, который разводил у себя на заднем дворе салат и настурции, мгновенно проснулось любопытство. Он приблизился к вилле и вошел в открытые ворота. Да, недурное местечко.

«Ты меня любила б всей душою», — прогудел еще раз Алберт. Опять сбился! Эта строчка уже была. Вот потеха! Капитан, кажется, держит свиней. Ишь, как протяжно хрюкают! Постой-ка, под землей они, что ли? Любопытно! Разве погреб место для свиней?

Да нет, какие там свиньи! Просто кто-то похрапывает. Завалился спать в подвале и храпит… Денек подходящий — сам бог велел вздремнуть, только вот место для сна странное какое-то.

Жужжа, как шмель, Алберт подошел к дому. Вот откуда храп — из этой отдушины. Храп, храп, храп, выдох, выдох, выдох, храп, храп, храп. Странно, очень странно! В этих звуках есть что-то страшно знакомое…

— Ого! — чуть не вскрикнул Алберт. — Да это же SOS! Точка, точка, точка, тире, тире, тире, точка, точка, точка.

Он быстро оглянулся вокруг, опустился на колени и что-то тихо выстучал по железной решетке подвальной отдушины.

Глава тринадцатая

Уснула Таппенс в самом радужном настроении, но ей пришлось поплатиться за это жестоким упадком духа в бессонные предутренние часы, когда мрачные предчувствия особенно легко овладевают человеком.

К завтраку, однако, она повеселела, и причиной такой перемены было письмо, лежавшее на тарелке миссис Бленкенсоп и надписанное неуверенным почерком с наклоном влево.

Послание это ничем не напоминало корреспонденцию, аккуратно поступавшую к Таппенс от Дугласа, Раймонда, Сирила и других мифических лиц, и состояло сегодня из ярко раскрашенной открытки с изображением песика Бонзо, на которой каракулями было выведено: «Прости, что не могла написать. Все хорошо. Моди». Таппенс отодвинула открытку в сторону и распечатала, письмо. Оно гласило:

«Милая Патриция!

К сожалению, тете Грейси стало хуже. Врачи, конечно, не говорят ничего определенного, но я понимаю, что дело идет к концу и надежды мало. Если хочешь повидать ее перед смертью, постарайся приехать сегодня в Йерроу поездом 11.20. Наш друг встретит тебя с машиной.

Даже при таких печальных обстоятельствах буду счастлива видеть тебя, дорогая.

Всегда твоя

Таппенс».

Таппенс еле удержалась, чтобы не вскрикнуть от радости, не без труда изобразила на лице похоронное выражение и с тяжелым вздохом опустила письмо на стол. Вслед за тем она изложила его содержание об5еиМ слушательницам — миссис О'Рорк и мисс Минтон, которые с неподдельным сочувствием выслушали ее рассказ.

После завтрака Таппенс позвонила портному, отменила примерку юбки и пальто, а затем разыскала миссис Перенну и объявила, что, вероятно, отлучится на несколько дней. Как полагается в таких случаях, хозяйка выразила ей свое соболезнование. Вид у миссис Перенны был усталый, выражение лица — тревожное.

— О мистере Медоузе все еще никаких известий, — сказала она. — Не правда ли, очень странно?

— Он наверняка стал жертвой несчастного случая, — вздохнула миссис Бленкенсоп. — Я сразу это сказала.

— Нет, миссис Бленкенсоп, будь это несчастный случай, нам бы уже дали знать.

— А что еще могло произойти? — спросила Таппенс.

— Не знаю, право, что и думать, — покачала головой миссис Перенна. — Видите ли, миссис Бленкенсоп, нам почти ничего не известно о мистере Медоузе.

— Что вы хотите этим сказать? — резко бросила Таппенс.

— Пожалуйста, не воспринимайте мои слова так болезненно. Я лично ни минуты этому не верю.

— Чему?

— Слухам, которые о нем ходят.

— Слухам? Но я ничего не слышала.

— Ну, вам, пожалуй, и не скажут. Не знаю точно, откуда пошли эти слухи, но думаю, что первым заговорил об этом мистер Кейли. Вы же понимаете, он человек подозрительный.

— Пожалуйста, расскажите, в чем дело, — попросила Таппенс, призвав на помощь все свое терпение и силясь сдержаться.

— Мистер Кейли сказал — разумеется, это лишь предположение, — что мистер Медоуз, возможно, вражеский агент, человек из этой ужасной пятой колонны.

Таппенс постаралась вложить в свои слова все возмущение, на которое была способна миссис Бленкенсоп.