Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3

Случай с женщиной средних лет

Четырежды вне себя хрюкнув, издав возмущенный возглас: «Нет человеку покоя!» — и услышав наконец стук захлопнувшейся двери, мистер Пакингтон отбыл на лондонский поезд в восемь сорок пять утра. Миссис Пакингтон осталась одна за столом. Ее лицо пылало, губы дрожали: она не разрыдалась только потому, что в последний момент горестное чувство сменилось в ее душе гневом.

— Я этого так не оставлю! — бормотала она. — Не оставлю.

Потом последовала минута задумчивости — и снова:

— Распутница! Хитрая, грязная кошка!.. А Джордж? Как он может быть таким идиотом?!

Ею овладело острое чувство одиночества, беспомощности, заброшенности. Взяв утреннюю газету, она заметила на первой странице текст, который уже не раз попадался ей на глаза под рубрикой частных объявлений:

— Вздор, — сказала вслух миссис Пакингтон, — абсолютный вздор! Но в конце концов, я ведь могу просто посмотреть…

Этим и объясняется появление слегка возбужденной миссис Пакингтон в частной конторе Паркера Пайна в десять тридцать утра.

Как уже было сказано, миссис Пакингтон немного нервничала, но один вид детектива вернул ей чувство уверенности. У него была крупная, чтобы не сказать тучная, фигура, лысая голова благородных пропорций и маленькие подмигивающие глаза за толстыми стеклами очков.

— Прошу садиться, — пригласил мистер Паркер Пайн и добавил, приходя на помощь смущенной посетительнице: — Вы пришли по объявлению?

— Да.

— Итак, вы несчастливы, — с бодрой деловитостью начал мистер Паркер Пайн. — Но счастливы лишь немногие. Вы удивитесь, если узнаете, как мало на земле счастливых людей.

— В самом деле? — спросила миссис Пакингтон без интереса к счастью или несчастьям остального мира.

— Вас это не интересует, я понимаю, — заметил мистер Паркер Пайн, — зато это интересует меня. Видите ли, тридцать лет своей жизни я прослужил статистиком в одном из государственных учреждений. Выйдя в отставку, я решил использовать приобретенный опыт в ином плане, в сфере личных человеческих судеб. Все очень просто. Несчастья можно классифицировать по пяти признакам, не более, уверяю вас. А как только вы установили причину болезни, вы можете найти и лекарство, не так ли? Я, собственно говоря, нахожусь в положении врача. А с чего начинает врач? Он выясняет, каковы нарушения в организме больного, а потом назначает курс лечения. Бывают, однако, случаи, когда никакое лечение не приносит пользы. Если так, я говорю откровенно, что ничем не могу помочь. Но если я берусь за дело — успех гарантирован.

Возможно ли это? Вздор это или, может быть, правда? Миссис Пакингтон слушала и смотрела на детектива с надеждой.

Улыбнувшись, мистер Пайн спросил:

— Займемся диагнозом? — Он откинулся на спинку кресла и соединил по своей привычке кончики пальцев. — В общем ваша супружеская жизнь протекала счастливо. Но теперь вы несчастны, и причина несчастья — ваш муж. Дела у него идут неплохо, и полагаю, что на его горизонте появилась молодая женщина, возможно из служащих его конторы.

— Машинистка, — быстро сказала миссис Пакингтон. — Помада, шелковые чулки и локоны — вот и все…

Мистер Паркер Пайн кивнул:

— «Ничего серьезного, я не придаю этому никакого значения» — так говорит ваш муж, правда?

— Да, именно так он и говорит.

— Вы не допускаете, что у него могут быть просто приятельские отношения с молодой женщиной? Почему он не может внести немного света и радости в свое довольно однообразное существование? Бедняжка так мила, так забавна… Полагаю, таково его отношение к ней?

Миссис Пакингтон кивнула:

— Все это обман и притворство! Он ездит с ней на прогулки по реке. Я сама обожаю такие прогулки, но уже пять или шесть лет он твердит мне, что это мешает его увлечению гольфом. А для нее он отказывается и от гольфа. Я люблю театр, а он мне говорит, что слишком устает, чтобы выходить вечером из дому. Зато с ней он бежит по вечерам танцевать и возвращается домой в три часа ночи.

— И без сомнения, его шокирует ваша ревность, ведь вы ревнуете без всяких на то оснований — так он считает.

Миссис Пакингтон опять кивнула:

— Именно! А откуда вы знаете?

— Изучение статистики, — просто ответил мистер Паркер Пайн.

— Ах, как я несчастна! — грустно проговорила миссис Пакингтон. — Я всегда была хорошей женой Джорджу, работала не покладая рук, помогала ему встать на ноги. Никогда не посмотрела ни на одного постороннего мужчину. Содержала его вещи в образцовом порядке, вкусно кормила, экономно вела хозяйство. И вот теперь, когда он вышел в люди и мы могли бы радоваться жизни, случилось такое…

Мистер Паркер Пайн мрачно кивнул:

— Смею вас заверить, что прекрасно понял ваши обстоятельства.

Она спросила почти шепотом:

— И вы… вы сможете что-нибудь сделать?

— Разумеется, дорогая леди. Есть лечение. О да, лечение есть! — повторил он.

Она устремила на него широко раскрытые, ожидающие глаза.

Мистер Паркер Пайн спокойно и твердо ответил:

— Вы мне доверитесь и заплатите двести гиней.

— Двести гиней!

— Совершенно верно. Вы вполне можете позволить себе истратить такую сумму. Ведь в случае необходимости вы бы заплатили ее за операцию? А счастье не менее важно, чем физическое здоровье.

— Но я заплачу потом…

— Напротив, — сказал мистер Паркер Пайн. — Сейчас. Внесете деньги вперед.

Миссис Пакингтон поднялась:

— Боюсь, что я не способна…

— Покупать кота в мешке? — перебил ее мистер Паркер Пайн. — Ну что ж, возможно, вы и правы. Слишком большие деньги, чтобы рисковать. Но послушайте, все же доверьтесь мне. Попытайте счастья.

— Двести гиней!..

— Совершенно верно. Это немалая сумма. Решайтесь! Ну а пока всего хорошего, миссис Пакингтон. Если передумаете, известите меня. — Он пожал ей руку, безмятежно улыбаясь.

Когда она вышла, он нажал кнопку звонка на столе. Вошла неприятного вида женщина в очках.

— Мисс Лемон, откройте, пожалуйста, дело. И можете сказать Клайду, что он мне нужен немедленно.

— Новая клиентка?

— Новая клиентка. Сейчас она еще колеблется, но обязательно вернется. Пожалуй, сегодня после обеда, часа в четыре.

— Список номер один?

— Разумеется, список номер один. Удивительно, но каждый думает, что именно его случай уникальный… Итак, предупредите Клайда. Скажите ему, что никакой экзотики не нужно. Никаких духов. И пусть срежет свои длинные кудри.

Четверть пятого миссис Пакингтон опять появилась в конторе мистера Паркера Пайна. Она достала из сумки чековую книжку, заполнила и протянула ему чек. И тут же получила расписку.

— А теперь? — Она посмотрела на него с надеждой.

— А теперь, — улыбаясь, сказал мистер Паркер Пайн, — возвращайтесь домой. С первой утренней почтой вы получите инструкции, и я буду счастлив, если вы их выполните.

В тревожном ожидании миссис Пакингтон отправилась домой.

Мистер Пакингтон появился готовый спорить и защищаться, если бы сцена, начавшаяся за завтраком, имела продолжение. Однако жена была необычайно задумчива, ее воинственное настроение улетучилось, и он отпустил поводья.

Слушая радио, он размышлял о том, позволит ли дорогая Нэнси преподнести ей меховую шубку. Он знает, она очень горда, и не хотелось бы ее оскорбить. Но ведь она жалуется, что замерзает в своем дешевеньком твидовом пальтишке, и оно действительно не может защитить от холода. Надо сделать все так, чтобы ей не пришлось возражать… Скоро они опять встретятся и проведут вечер вдвоем. Приятно показаться с такой девушкой в хорошем ресторане! Молодые люди смотрят на него с завистью, он это заметил. Она на редкость привлекательна. И он ей нравится и совсем не кажется старым, она сама говорила.

Оглянувшись, он поймал взгляд жены, почувствовал себя виноватым и тут же разозлился. Эта Мэри… что за подозрительная, ограниченная женщина! Ей жалко, что он наконец-то обрел крупицу счастья!..

Он выключил радио и пошел спать.

На следующее утро миссис Пакингтон неожиданно получила сразу три письма. В одном сообщалось, что она записана к косметологу, в другом — что ей предстоит свидание с портнихой. Третье письмо было от самого мистера Пайна, приглашавшего ее в тот же день на ленч в «Рицу».

За завтраком мистер Пакингтон мимоходом сообщил, что, по всей вероятности, не будет обедать дома и что у него деловое свидание. В ответ она просто кивнула с рассеянным видом. Уходя, мистер Пакингтон поздравил себя: домашняя гроза прошла стороной.

Вид у косметолога был весьма внушительный. Ах, как вы себя запустили, мадам! Почему это? Надо было уже давно заняться собой. Впрочем, и сейчас еще не поздно. Ею занялись.

Столь же волнующим было посещение портнихи, после чего она почувствовала себя вполне современной, модной и элегантной.

В половине второго состоялась ее встреча в «Рице» с мистером Паркером Пайном. Спокойный, безупречно одетый, он уже поджидал ее.

— Прелестно, — заявил детектив, окинув ее с ног до головы опытным оком. — Я рискнул заказать для нас «Белую леди».

Не питая пристрастия к коктейлям, миссис Пакингтон не проявила на сей раз излишнего жеманства. Осторожно прихлебывая возбуждающую жидкость, она слушала наставления своего доброжелательного инструктора.

— Вашему мужу, — начал мистер Паркер Пайн, — нужна хорошая встряска, миссис Пакингтон. Именно встряска. И вот ради этого я познакомлю вас с моим молодым другом. Он будет приглашать вас на ленч. Ежедневно.

Как по мановению волшебной палочки, вошел молодой человек. Оглянулся по сторонам и, заметив мистера Паркера Пайна, приблизился к столику.

— Мистер Клайд Латрелл — миссис Пакингтон, — представил их друг другу мистер Паркер Пайн.

Мистеру Клайду Латреллу, очевидно, не исполнилось и тридцати. Он был элегантен, приветлив, превосходно одет и очень хорош собою.

— Восхищен встречей, — пробормотал он.

И через три минуты миссис Пакингтон уже очутилась за столиком на двоих, лицом к лицу со своим новым знакомым. Она была смущена, но мистер Латрелл очень скоро вернул ее в русло спокойного настроения рассказами о Париже и Ривьере, где он часто бывал. Он поинтересовался, любит ли миссис Пакингтон танцевать.

Да, миссис Пакингтон любила, но теперь, сказала она, ей приходится редко это делать, потому что мистер Пакингтон предпочитает вечером не выходить из дому.

— Но он не должен вас держать в четырех стенах, это очень дурно с его стороны. — Клайд Латрелл обнажил в улыбке ряд белоснежных зубов. — Современные женщины вовсе не обязаны терпеть мужскую ревность.

Миссис Пакингтон едва не призналась, что ревность тут ни при чем, но вовремя остановила себя, рассудив, что «ревность» в данном случае вполне подходящее слово.

Клайд Латрелл легкомысленно обратился к теме ночных клубов, и было решено, что завтра они снизойдут до «Младшего архангела».

В ожидании минуты, когда ей придется объявить мужу об этом, миссис Пакингтон нервничала. Она подумала, что Джорджу это покажется странным и даже, может быть, смешным. Она так волновалась за завтраком, что решила пока не говорить ничего, а потом счастливое стечение обстоятельств вообще избавило ее от неприятного объяснения: в два часа дня ей сообщили по телефону, что муж остается обедать в городе.

Вечер стал для нее поистине триумфом. В юности она прекрасно танцевала, поэтому очень быстро усвоила современный стиль благодаря мастерству Клайда Латрелла. Он похвалил ее туалет и чудесную прическу: утром ей было предписано побывать у парикмахера.

Время в клубе пролетело незаметно, и, когда настал час прощаться, он трепетно поцеловал ее руку. Давно у миссис Пакингтон не было такого восхитительного вечера.

Засим последовало десять волнующих дней. Она завтракала с Клайдом Латреллом, пила чай, обедала, ужинала, танцевала. Она уже знала все, что касалось его печального детства и прискорбных обстоятельств, при которых его отец лишился состояния, знала и о его трагическом романе, и о том горьком чувстве, с которым он относился к женщинам.

Вечером одиннадцатого дня они отправились танцевать к «Рыжему адмиралу». Своего супруга миссис Пакингтон увидела прежде, чем он увидел ее: Джордж был со своей молоденькой служащей. Обе пары танцевали. Когда орбита танца сблизила их, миссис Пакингтон беспечно бросила:

— Привет, Джордж!

Ее очень позабавило изумленное лицо супруга, сначала просто красное, потом багровое. То было изумление, смешанное с чувством вины, которая теперь стала очевидной.

Миссис Пакингтон развлекалась, ощущая себя хозяйкой положения. Усевшись за столик, она стала наблюдать. Бедный старый Джордж!.. Какой он толстый, какой лысый, как он ужасно подпрыгивает! Он танцевал, следуя моде двадцатилетней давности. Бедный Джордж, как страшно ему хочется быть молодым! И эта девочка, бедняжка, она притворялась, что получает удовольствие от танца, но лицо ее выдавало, и, чтобы партнер ничего не заметил, она прятала лицо на его плече.

А самой миссис Пакингтон можно было в тот вечер только позавидовать. Она взглянула на безупречного Клайда, который сохранял тактичное молчание: как он понимал ее! Ни разу ничем не задел ее самолюбия, чем неизбежно грешат иные мужья.

Она взглянула на Джорджа, потом опять перевела взгляд на Клайда, и их глаза встретились. Взор его прекрасных, черных, романтически печальных глаз был таким нежным, когда он улыбался.

— Потанцуем еще? — прожурчал он.

И они танцевали, и это было божественно.

Джордж следил за ними виноватым взглядом, она это чувствовала. Неплохая это идея — заставить его ревновать. Давно такого не было. Но, честно говоря, ей совсем не хотелось, чтобы он волновался. Зачем ему, бедненькому, волноваться? Пускай всем будет легко и приятно.

Когда она вернулась, мистер Пакингтон был уже дома по крайней мере целый час. Он держался неуверенно и был очень смущен.

— Гм… Вот ты и вернулась, — только и нашелся он.

Миссис Пакингтон сбросила вечернюю накидку, за которую заплатила сорок гиней еще этим утром, и с улыбкой ответила:

— Да, как видишь, я вернулась.

Джордж откашлялся:

— Э-э… Это было довольно странно — встретить тебя…

— Правда?

— Я… Ну, я думал, что это будет хорошо — пригласить эту девушку. У нее дома нелегкая жизнь, и я думал… Ну, я думал… что, делая доброе дело…

Миссис Пакингтон понимающе кивнула. Бедняга Джордж!.. Подпрыгивает на своих ножках, обливается потом и еще упивается самим собой.

— Кто этот парень, который был с тобой? Кажется, я его не знаю…

— Фамилия его Латрелл.

— Где ты с ним познакомилась?

— О, мне его представил кто-то из знакомых, — неопределенно ответила миссис Пакингтон.

— Довольно странная затея в твоем возрасте — идти куда-то танцевать… Ты не должна поступать так опрометчиво, моя дорогая.

Миссис Пакингтон улыбнулась. В эти минуты она слишком любила жизнь, чтобы отвечать на замечания подобного рода, поэтому дружелюбно сказала:

— Перемены всегда приятны, ты не находишь?

— Тебе надо быть осторожней, моя дорогая. Молодые бездельники так и шныряют вокруг. Знаешь, как их называют? Ленивые ящерицы! Иной раз женщины среднего возраста, вроде тебя, делают глупости и попадаются на удочку. Я просто предупреждаю. Мне не хотелось бы, чтобы ты вела себя неподобающим образом.

— Я нахожу, что любые уроки полезны, — заметила миссис Пакингтон.

— Гм, ну да…

— Надеюсь, что и ты так думаешь. Самое важное — быть счастливым, не правда ли? Я помню, ты сказал это мне за завтраком дней десять назад.

Муж посмотрел на нее испытующе, но в выражении ее лица и голосе не было и тени сарказма.

Она зевнула:

— Я должна лечь в постель. Кстати, Джордж, в последнее время я стала мотовкой. На днях должны прислать ужасающие счета, это ничего?

— Счета?

— Ну да, за платья. И за массаж. И за лечение волос. Я стала бессовестно расточительной, но, знаю, ты не рассердишься.

Она направилась к лестнице, ведущей в спальню, а мистер Пакингтон остался стоять с открытым ртом. Мэри была на удивление покладистой во всем, что касалось сегодняшнего вечера, просто внимания ни на что не обратила. Но прискорбно, что она начала транжирить деньги, она — образец экономии! О женщины… Джордж Пакингтон покачал головой. И братья его девушки влипли в какую-то историю, конечно, он был рад помочь… А, будь оно все неладно! Не очень-то хороши его дела…

Вздыхая, мистер Пакингтон начал медленно подниматься по лестнице.

Нередко истинный смысл прозвучавших сию минуту слов доходит до нас позднее. Лишь на следующее утро миссис Пакингтон прислушалась к тому, что сказал ей муж накануне.

Ленивые ящерицы… Женщины среднего возраста… Попадаются на удочку…

Миссис Пакингтон обладала храбрым сердцем, и она бесстрашно поставила себя перед лицом фактов. Наемные кавалеры, профессиональные танцоры… Она о них читала в газетах. Читала и о безрассудствах женщин, которым под сорок.

Принадлежал ли Клайд к типу наемных кавалеров? Ей начинало казаться, что да. С другой стороны, за таких платят, а Клайд всегда платил за нее. Да, но ведь это платил мистер Паркер Пайн, а вероятнее всего — это ее собственные двести гиней.

Ну а сама она? Может быть, и она — просто гусыня среднего возраста? Может быть, Клайд Латрелл насмехался над ней за спиной? При этой мысли лицо ее запылало.

Итак, Клайд — профессиональный кавалер, а она — дама пресловутого среднего возраста. Что ж, тогда следует что-нибудь ему преподнести. Золотой портсигар, например, или что-нибудь в этом роде.

В смятенном настроении вышла она из дому, зашла в ювелирный магазин, выбрала портсигар и отправилась в ресторан «Кларидж», где ее к ленчу поджидал Клайд.

Когда они приступили к кофе, она вынула из сумки портсигар, пробормотав:

— Маленький подарок…

Нахмурившись, он поднял на нее глаза:

— Это для меня?

— Да. Я думала… Надеюсь, вам понравится.

Он накрыл портсигар ладонью и с гневом оттолкнул его от себя.

— Зачем вы это делаете? Я не желаю! Возьмите обратно! Возьмите, я сказал! — Глаза его сердито сверкали.

— Простите, — прошептала она, пряча подарок в сумку.

Былая непринужденность между ними исчезла, они натянуто простились.

На следующее утро раздался его звонок:

— Мне необходимо вас увидеть. Могу я зайти сегодня после обеда?

Она сказала, что в три часа будет его ждать.

Клайд явился бледный, растерянный. Они поздоровались, сели. Напряжение не пропадало. Внезапно он вскочил и бросился перед ней на колени:

— Мэри! Что вы обо мне думаете? Я пришел, чтобы спросить вас об этом. Мы стали друзьями. Но все равно вы думаете, что я профессионал… Ну… Профессиональный танцор. Из тех типов, что живут на содержании у женщин. Ленивые ящерицы!.. Разве не так?

— Нет, нет! Я так не думаю!

Он будто не слышал ее протеста. Его лицо сделалось еще бледнее.

— Нет, вы думаете! Ну что ж, это в самом деле так. Правда! Мне приказано вас приглашать, развлекать, влюбиться, заставить забыть о муже. Это моя работа. Презренное занятие, а?

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Затем, что я с этим покончил. Больше не могу. Из-за вас. Вы не такая, как другие. Вы вызываете чувство доверия и восхищения. Конечно, вы думаете, что это просто слова, что это тоже входит в мою игру…

Он встал с колен, подошел к ней ближе:

— Я докажу, что вы ошибаетесь. Я ухожу — из-за вас. Я хочу стать человеком и перестать быть отвратительным животным.

Он порывисто обнял ее и нашел ее губы, потом выпустил из объятий и отошел.

— Прощайте! Всю свою жизнь я был дрянью. Теперь все будет иначе, клянусь. Помните, вы однажды сказали, что любите просматривать частные объявления в утренней газете. Каждый год в этот день вы там найдете мое сообщение о том, что я все помню и что держу свое слово. Тогда вы поймете, что вы для меня значите… Еще одно. Я не хотел ничего брать у вас, но хочу, чтобы вы взяли одну вещь у меня. — Он снял с пальца простое золотое кольцо с печаткой. — Это кольцо моей матери. Мне бы хотелось, чтобы вы его оставили у себя. Прощайте.

С кольцом на ладони, пораженная, она стояла неподвижно.

Рано приехав домой, Джордж Пакингтон нашел свою жену у камина, она глядела на огонь отсутствующим взглядом.

— Послушай, Мэри, — отрывисто заговорил он. — Относительно той девушки…

— Да, милый?

— Я, видишь ли… я совсем не хотел, чтобы ты расстраивалась из-за нее. Поверь, все это не имеет никакого значения.

— Я знаю. Я была глупа. Продолжай видеться с ней, сколько душе твоей угодно, если это тебе приносит радость.

Казалось бы, эти слова должны были обрадовать Джорджа Пакингтона. Но странное дело, он только ощутил неприятный укол. Какое можно получить удовольствие, приглашая девушку, если собственная жена спокойно толкает вас на это?… Провались оно все! Ведь это неприлично, в конце концов. Воображаешь себя этаким жизнерадостным псом, сильным мужчиной, играющим с огнем. Сначала шипишь, потом бесславно угасаешь. Он ощутил внезапную усталость и робко предложил:

— Мэри, мы могли бы куда-нибудь вместе съездить, если тебе, конечно, хочется.

— О, не обращай на меня внимания, я абсолютно всем довольна!

— Но я бы хотел тебя свозить куда-нибудь. Мы могли бы поехать на Ривьеру, например…

Миссис Пакингтон улыбнулась ему откуда-то издалека. Бедняга Джордж! Ведь она его любила, милого, трогательного своего старикана!

— Это будет так славно, мой дорогой.

Мистер Паркер Пайн спросил у мисс Лемон:

— Во что обошлись развлечения?

— В сто два фунта, сорок шиллингов и шесть пенсов, — ответила мисс Лемон.

Дверь кабинета отворилась от сильного толчка, и вошел Клайд Латрелл.

Вид у него был угрюмый.

— Доброе утро, Клайд, — сказал мистер Паркер Пайн. — Все кончилось хорошо?

— Полагаю, что так.

— А кольцо? Кстати, какое имя ты там выгравировал?

— «Матильда. Год 1899», — хмуро ответил Клайд.

— Блестяще. А надпись?

— «Держу слово. Все помню. Клайд».

— Запишите, пожалуйста, мисс Лемон, ежегодно третьего ноября печатать извещение в течение… минутку, дайте подумать. Израсходовано сто два фунта сорок шиллингов и шесть пенсов. Думаю, в течение десяти лет. Наш доход составит девяносто два фунта, два шиллинга и четыре пенса. Да, совершенно верно.

Мисс Лемон вышла.

— Послушайте, — взорвался вдруг Клайд. — Мне это не по душе. Какая-то грязная игра!

— Мой дорогой мальчик…

— Да, грязная игра! Это была приличная женщина… Морочить ей голову наглым враньем — я просто заболел от этого.

Мистер Паркер Пайн поправил очки и уставился на Клайда с определенного рода научным интересом.

— Так-так! — сухо заметил он. — Что-то не припоминаю, чтобы тебя хоть раз мучила совесть на протяжении твоей… как бы это сказать… деятельности. На Ривьере ты вел себя с отменным нахальством, когда эксплуатировал жену калифорнийского огуречного короля, миссис Кетти Вест.

— Да ладно, — проворчал Клайд. — Теперь я начинаю думать по-другому.

Мистер Паркер Пайн переменил тон и принялся увещевать молодого человека:

— Ты совершил похвальный поступок, мой дорогой Клайд. Любая несчастная женщина жаждет романтической истории — их жаждут все женщины без исключения! Страсть доводит женщину до безумия, и ничего хорошего за этим не следует. А романтическая история сохраняется в памяти долгие годы, если не всю жизнь, перекладывается лавандой, как белье в шкафу. Я знаю, мой мальчик, человеческую природу и уверяю тебя: такой случай будет жить в женской душе на протяжении многих лет. — Он откашлялся. — Я нахожу, что свою миссию в отношении миссис Пакингтон мы выполнили вполне удовлетворительно.

— А мне все это не нравится, — промямлил Клайд, выходя от шефа.

А мистер Паркер Пайн вынул из ящика стола девственно-чистую папку и озаглавил новое дело так: «Любопытное выявление признаков совести у ленивой ящерицы. Важно! Проследить в развитии».

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Дело недовольного военного

Майор Уилбрэхем задержался у двери офиса мистера Паркера Пайна, чтобы в который раз перечитать объявление из утренней газеты, приведшее его сюда. Оно было достаточно лаконично:

Глубоко вздохнув, майор решительно шагнул через вращающуюся дверь в приемную. Некрасивая молодая женщина оторвалась от пишущей машинки и вопросительно посмотрела на него.

— Могу я видеть мистера Паркера Пайна? — покраснев, осведомился майор Уилбрэхем.

— Пожалуйста, пройдите сюда.

Последовав за женщиной в кабинет, майор предстал перед детективом.

— Доброе утро, — приветствовал мистер Пайн. — Садитесь, пожалуйста. Чем могу помочь?

— Моя фамилия Уилбрэхем… — начал посетитель.

— Майор? Полковник?

— Майор.

— И вы недавно вернулись из-за границы? Из Индии? Из Восточной Африки?

— Из Восточной Африки.

— Прекрасное место. Итак, вы снова дома — и вам это не по душе. Я прав, не так ли?

— Абсолютно. Хотя… откуда вы узнали?

Мистер Паркер Пайн театрально взмахнул рукой:

— Знать — моя профессия. Понимаете, тридцать лет жизни я прослужил статистиком в учреждении. Теперь я ушел в отставку, и мне пришло в голову использовать приобретенный опыт в иной сфере. Все очень просто. Люди могут быть несчастливы не более чем по пяти основным причинам, уверяю вас. А зная причину недуга, можно найти лекарство. В некотором роде я похож на врача. Доктор сначала ставит диагноз пациенту, потом рекомендует курс лечения. Конечно, бывают неизлечимые заболевания. В этом случае я бессилен — говорю вам прямо. Но если берусь за дело, излечение практически гарантирую. Могу вас заверить, майор Уилбрэхем, что девяносто шесть процентов отставных строителей империи, как я их называю, несчастливы. Они меняют активную жизнь, полную ответственности и чреватую опасностями, — на что? На ограниченные средства существования, скверный климат и ощущение рыбы, вытащенной из воды.

— Все, что вы сказали, правда, — промолвил майор. — Меня раздражает скука и бесконечные сплетни о мелких деревенских делишках. Но что поделаешь? Помимо пенсии, у меня очень мало денег. Я владею симпатичным коттеджем неподалеку от Кобема, но не могу себе позволить ни охоты, ни рыбной ловли. Я не женат. Мои соседи — приятные люди, но ни разу в жизни носа не высунули за пределы Англии.

— Короче говоря, вам скучно, — подытожил мистер Паркер Пайн.

— Чертовски скучно!

— Вам бы хотелось разнообразия, а может быть, и опасности? — осведомился мистер Пайн.

Отставной военный пожал плечами:

— В этой унылой стране не случается ничего подобного.

— Прошу прощения, но вы не правы, — возразил мистер Пайн. — В Лондоне можно пережить сколько угодно приключений и опасностей, если знаете, где их искать. Вы видели только внешнюю сторону английской жизни — приятную и спокойную. Но есть и другая. Если хотите, я могу показать вам ее.

Майор Уилбрэхем окинул собеседника задумчивым взглядом. В облике мистера Пайна было нечто убеждающее — высокий, полноватый, с большой лысой головой и маленькими глазками, поблескивающими под сильными очками. Его словно окружала аура надежности.

— Должен вас предупредить, — продолжал мистер Пайн, — что в этом есть элемент риска.

Глаза майора блеснули.

— Вот и отлично! — Помолчав, он спросил: — А каков ваш гонорар?

— Мой гонорар, — ответил мистер Пайн, — пятьдесят фунтов, выплачиваемых вперед. Если через месяц вы по-прежнему будете скучать, я верну вам ваши деньги.

Уилбрэхем задумался.

— Это справедливо, — сказал он наконец. — Я согласен. Сейчас выпишу вам чек.

Получив чек, мистер Паркер Пайн нажал кнопку на столе.

— Сейчас ровно час, — промолвил он. — Я намерен просить вас пригласить на ленч молодую леди. — Дверь открылась. — Дорогая Мадлен, позвольте мне представить вам майора Уилбрэхема, который собирается пригласить вас на ленч.

Майор быстро заморгал, чему едва ли следовало удивляться. Вошедшая в комнату девушка была смуглой красавицей с черными как смоль волосами и длинными ресницами, большими темными глазами, идеальным цветом лица и алым чувственным ртом. Дорогое платье подчеркивало изысканную грацию фигуры. Одним словом, она была совершенством с головы до пят.

— Э-э… очень рад, — произнес майор Уилбрэхем.

— Мисс де Сара, — представил девушку мистер Паркер Пайн.

— Очень любезно с вашей стороны, — отозвалась Мадлен де Сара.

— У меня есть ваш адрес, — обратился к майору мистер Пайн. — Завтра утром вы получите от меня дальнейшие инструкции.

Майор Уилбрэхем с прекрасной Мадлен удалились.

В три часа Мадлен вернулась.

Мистер Паркер Пайн вопросительно поднял на нее взгляд.

— Ну? — осведомился он.

Мадлен покачала головой.

— Он меня боится, — сообщила она. — Думает, что я — женщина-вампир.

— Это можно было предвидеть, — кивнул детектив. — Вы выполнили мои указания?

— Да. Мы обсуждали сидящих за другими столиками. Он предпочитает голубоглазых, слегка анемичных и не слишком высоких блондинок.

— Ну, это не составит труда, — заявил мистер Пайн. — Дайте мне каталог «Б» — посмотрим, чем мы сейчас располагаем. — Он пробежал пальцем по списку, задержавшись на выбранном имени. — Фреда Клегг… Пожалуй, она отлично подойдет. Думаю, мне следует повидать миссис Оливер.

На другой день майор Уилбрэхем получил записку, которая гласила:

В понедельник (который пришелся на праздничный день) майор Уилбрэхем послушно отправился на Фрайерс-Лейн, но до Иглмонта так и не добрался. Ему кое-что помешало.

Казалось, весь мир устремился в Хэмпстед. Майор Уилбрэхем с трудом пробирался сквозь толпы народу, задыхался в метро и долго не мог отыскать Фрайерс-Лейн.

Место оказалось грязным, изрытым канавами тупиком, по обеим сторонам которого стояли большие дома, знавшие лучшие дни, но теперь дошедшие до состояния полной разрухи.

Вглядываясь в полустертые названия на воротах, Уилбрэхем внезапно услышал нечто, заставившее его остановиться. Это был сдавленный вопль.

Крик повторился — на сей раз можно было разобрать слово «помогите». Он доносился из-за стены дома, мимо которого проходил майор. Без колебаний Уилбрэхем распахнул шаткие ворота и пустился бегом по заросшей сорняками дорожке. В кустах он увидел девушку, отчаянно отбивавшуюся от двух здоровенных негров, один из которых зажимал ей рот.

Поглощенные борьбой с извивающейся и брыкающейся девушкой, негры не заметили Уилбрэхема, покуда тот, кто зажимал рот своей жертве, не получил могучий удар в челюсть, отбросивший его назад. Второй негр от неожиданности ослабил хватку и повернулся. Кулак майора вновь метнулся вперед, и негодяй рухнул наземь. Уилбрэхем переключил все свое внимание на первого негра, приближавшегося к нему сзади.

Парочка получила свое. Второй негр откатился в сторону, поднялся и побежал к воротам. Компаньон последовал его примеру. Уилбрэхем рванулся за ними, но передумал и повернулся к девушке, которая, прислонившись к дереву, тяжело дышала.

— Благодарю вас! — с трудом вымолвила она. — Это было ужасно!

Майор Уилбрэхем впервые разглядел как следует ту, кого ему удалось спасти. Это была девушка лет двадцати — двадцати двух, светловолосая, голубоглазая и хорошенькая, хотя красота ее была неброской.

— Если бы не вы… — начала она.

— Ну-ну, — успокаивающе произнес Уилбрэхем. — Теперь все в порядке. Хотя, думаю, нам лучше отсюда убраться. Возможно, эти парни вернутся.

На губах девушки мелькнула улыбка.

— Не думаю — после того, как вы их так отделали. Это было великолепно!

Майор покраснел под ее восхищенным взглядом.

— Пустяки, — отмахнулся он. — Если вы обопретесь на мою руку, то сможете идти? Я понимаю, что вы перенесли сильный шок…

— Уже все прошло, — отозвалась девушка, но тем не менее приняла предложенную руку. Она все еще дрожала и, проходя сквозь калитку, оглянулась на дом. — Не понимаю. Дом явно пустой.

— В самом деле, — согласился майор, глядя на заброшенное здание с закрытыми ставнями окнами.

— Но ведь это «Уайтфрайерс». — Девушка указала на полустертое название на воротах. — Именно сюда я и должна была прийти.

— Не беспокойтесь ни о чем, — сказал Уилбрэхем. — Через пару минут мы найдем такси и поедем куда-нибудь выпить по чашечке кофе.

Выйдя на более оживленную улицу, они тут же наткнулись на такси, откуда высаживался пассажир. Уилбрэхем махнул рукой водителю, назвал адрес и сел в кабину вместе с девушкой.

— Откиньтесь на спинку и помолчите, — посоветовал он своей спутнице. — После такого потрясения вам нужно отдохнуть.

Она с признательностью улыбнулась ему.

— Между прочим, моя фамилия Уилбрэхем.

— А моя — Клегг. Фреда Клегг.

Спустя десять минут Фреда потягивала горячий кофе, с благодарностью глядя через столик на своего спасителя.

— Это похоже на дурной сон. — Она поежилась. — Еще совсем недавно я мечтала, чтобы со мной хоть что-нибудь случилось. А теперь я не чувствую никакой склонности к приключениям.

— Расскажите, как это произошло.

— Боюсь, мне придется слишком много говорить о себе.

— Превосходная тема! — кивнул Уилбрэхем.

— Я сирота. Мой отец — он был капитаном дальнего плавания — умер, когда мне исполнилось восемь лет. Мать последовала за ним три года назад. Я работаю клерком в газовой компании. Однажды вечером, на прошлой неделе, я, вернувшись домой, застала там поджидающего меня джентльмена. Он назвался мистером Ридом — адвокатом из Мельбурна.

Мистер Рид держался очень вежливо и задал мне несколько вопросов о моей семье. Он объяснил, что много лет назад знал моего отца и вел какие-то его дела, а потом сообщил цель своего визита. «У меня есть основания полагать, мисс Клегг, — сказал он, — что вы можете получить немалую выгоду в результате финансовой операции, осуществленной вашим отцом за несколько лет до его смерти». Разумеется, я очень удивилась. «Едва ли вы что-нибудь об этом слышали, — объяснил мистер Рид. — Думаю, Джон Клегг никогда не воспринимал это дело всерьез. Оно неожиданно принесло прибыль, но боюсь, ваши права зависят от наличия у вас определенных документов. Они принадлежали вашему отцу, но могли быть уничтожены как ненужные. Вы сохранили какие-нибудь отцовские бумаги?»

Я объяснила, что моя мать держала различные вещи отца в старом матросском сундуке. Я просматривала их, но не обнаружила ничего интересного.

«Полагаю, вы едва ли понимали всю важность этих документов», — улыбнулся мистер Рид.

Ну, я достала из сундука бумаги и принесла их ему. Адвокат просмотрел, но сказал, что невозможно определить сразу, связаны ли какие-то из этих документов с упомянутым делом. Он возьмет их с собой и сообщит мне, если выяснится что-либо важное.

В прошлую субботу я получила от него письмо, в котором мистер Рид предлагал мне прийти к нему домой, чтобы обсудить ситуацию. Он дал мне адрес: Хэмпстед, Фрайерс-Лейн, «Уайтфрайерс». Я должна была явиться туда сегодня утром, без четверти одиннадцать.

Я немного опоздала, так как не сразу нашла место, прошла через ворота и поспешила к дому, когда из-за кустов на меня бросились эти два негодяя. Один зажал мне рот ладонью. Я высвободила голову и стала звать на помощь. К счастью, сэр, вы услышали меня. Если бы не вы… — Она умолкла, но ее взгляд был красноречивее любых слов.

— Очень рад, что случайно оказался рядом. Хотел бы я добраться до этих двух мерзавцев! Полагаю, вы никогда не видели их раньше?

Фреда покачала головой:

— Как вы думаете, что бы все это могло значить?

— Трудно сказать. Но ясно одно — кому-то понадобились бумаги вашего отца. Этот Рид наплел вам небылиц, чтобы иметь возможность изучить документы. Но, очевидно, того, что ему нужно, там не оказалось.

— Возможно, вы правы, — задумчиво промолвила Фреда. — Когда я вернулась домой в субботу, то обнаружила, что в моих вещах кто-то рылся. По правде говоря, я подумала, что это дело рук моей чересчур любопытной квартирной хозяйки. Но теперь…

— Полагаю, кто-то пробрался к вам в комнату и обшарил ее, но не нашел того, что искал. Тогда этот человек заподозрил, что вам известна ценность документа и вы носите его при себе, поэтому и придумал эту засаду. Если бы бумага оказалась при вас, ее бы отняли. Если нет, вас бы держали в плену, пока вы не сказали бы, где она спрятана.

— Но что это может быть за бумага? — воскликнула Фреда.

— Не знаю. Очевидно, она представляет немалую ценность для этого человека, если он решился на такое.

— Это просто невероятно!

— Кто знает? Ваш отец был моряком, плавал в далеких краях и мог, сам того не подозревая, набрести на что-то ценное.

— Вы в самом деле так думаете? — Бледные щеки девушки порозовели от волнения.

— Разумеется. Вопрос в том, что делать дальше? Полагаю, вы не хотите обращаться в полицию?

— Пожалуйста, нет!

— Рад это слышать. Да и не вижу, какая польза может быть от полиции. Пожалуй, у вас от этого будут только лишние неприятности. Позвольте мне угостить вас где-нибудь ленчем и проводить домой, дабы убедиться, что вы добрались туда целой и невредимой. А потом мы могли бы поискать бумагу. Должна же она где-то быть.

— Отец мог ее уничтожить.

— Мог, но ваш противник, очевидно, так не думает, и это выглядит обнадеживающе.

— Чем это может оказаться? Спрятанным сокровищем?

— Вполне возможно! — воскликнул майор Уилбрэхем, в котором это предположение пробудило мальчишеский энтузиазм. — А теперь, мисс Клегг, займемся ленчем.

Они приятно провели время в кафе. Уилбрэхем рассказал Фреде о своей жизни в Восточной Африке, с увлечением описывая охоту на слонов. Когда они закончили ленч, он настоял на том, что отвезет ее домой в такси.

Фреда жила около Ноттингхиллских ворот. После краткого разговора с хозяйкой девушка проводила Уилбрэхема на второй этаж, где занимала две крошечные комнаты — спальню и гостиную.

— Все так, как мы предполагали, — сказала Фреда. — В субботу утром сюда приходил какой-то человек якобы насчет прокладки нового кабеля — он сказал хозяйке, что в моей комнате повреждена проводка, и пробыл здесь некоторое время.

— Мне хотелось бы взглянуть на сундук вашего отца, — попросил Уилбрэхем.

Фреда показала ему окованный медью сундук.

— Видите, — она подняла крышку, — он пуст.

Майор задумчиво кивнул:

— А больше здесь нигде не хранятся какие-то бумаги?

— Уверена, что нет. Мама все держала в сундуке.

Уилбрэхем еще раз внимательно обследовал внутренность сундука.

— В обшивке есть щель! — внезапно воскликнул он и осторожно просунул руку в отверстие. Легкий шорох вознаградил его усилия: что-то проскользнуло внутрь.

В следующую минуту майор извлек сложенный в несколько раз грязный листок бумаги. Он разгладил его на столе — Фреда наблюдала через его плечо.

— Тут всего лишь какие-то странные значки, — разочарованно промолвила она.

— Это же суахили! — воскликнул майор Уилбрэхем. — Африканский туземный диалект.

— Как странно, — заметила Фреда. — А вы можете это прочитать?

— Попробую. — Он поднес бумагу к окну.

— Ну, что там? — дрожа от нетерпения, спросила Фреда.

Уилбрэхем дважды прочитал текст и повернулся к девушке.

— Вот и ваше обретенное сокровище, — усмехнулся майор.

— Неужели? Вы имеете в виду испанское золото на затонувшем галеоне или что-нибудь в этом роде?

— Возможно, все не столь романтично. Но результат один: в бумаге речь идет о местонахождении тайника со слоновой костью.

— Слоновая кость? — удивленно переспросила девушка.

— Да. Существует закон, устанавливающий определенное число слонов, разрешенных к отстрелу. Какому-то охотнику удалось во много раз превысить это число. Но на его след напали, и он спрятал добычу. Здесь точно указано, где ее искать. Если вы не возражаете… мы вместе с вами отправимся за ней.

— Вы имеете в виду, что это стоит больших денег?

— Да. Для вас это целое состояние.

— Но как эта бумага оказалась среди вещей моего отца?

Уилбрэхем пожал плечами:

— Возможно, какой-то человек, умирая, написал это письмо на суахили, чтобы его труднее было прочесть, и передал бумагу вашему отцу, с которым был дружен. А ваш отец, будучи не в состоянии прочитать текст, не придал ему значения. Конечно, это всего лишь мои догадки, но, думаю, они не слишком далеки от истины.

— Как интересно! — воскликнула Фреда.

— Вопрос в том, что нам делать с драгоценным документом, — продолжал Уилбрэхем. — Мне бы не хотелось оставлять его здесь. Эти люди могут вернуться с целью повторить обыск. Полагаю, вам не хочется доверять его мне?

— Я вполне доверяю вам! Но… — она запнулась, — это не может грозить вам опасностью?

— Я крепкий орешек, — мрачно произнес Уилбрэхем. — Вам нечего обо мне беспокоиться. — Он сложил бумагу и спрятал ее в записную книжку. — Можно я зайду к вам завтра вечером? К тому времени я продумаю план и отыщу на карте нужные места. Когда вы возвращаетесь с работы?

— Около половины седьмого.

— Отлично. Мы с вами посоветуемся, а потом вы, может быть, позволите мне сводить вас куда-нибудь пообедать. Нам есть что отпраздновать. Ну, пока! Встретимся завтра в полседьмого.

На следующий день майор Уилбрэхем явился в условленное время. Он позвонил в дверь и спросил мисс Клегг.

— Мисс Клегг? — отозвалась служанка. — Ее нет дома.

— Вот как? — Майору не хотелось поджидать девушку в доме. — Передайте ей, что я скоро вернусь, — попросил он.

Уилбрэхем бродил по тротуару на другой стороне улицы, с минуты на минуту ожидая увидеть Фреду. Время шло. Было уже без четверти семь. Семь. Четверть восьмого. Фреды все не было. Майору становилось не по себе. Он снова подошел к дому и позвонил.

— Послушайте, — сказал Уилбрэхем служанке, — у меня была назначена встреча с мисс Клегг на половину седьмого. Вы уверены, что ее нет или что она не оставляла мне никакого сообщения?

— Вы майор Уилбрэхем? — спросила женщина.

— Да.

— Тогда для вас есть записка. Ее только что доставил посыльный.

Уилбрэхем взял конверт и вскрыл его. В записке говорилось:

Уилбрэхем сдвинул брови, лихорадочно обдумывая то, что прочитал. С рассеянным видом он извлек из кармана письмо к своему портному.

— У вас не найдется почтовой марки? — спросил он у служанки.

— Попрошу у миссис Паркинс.

Вскоре она вернулась с маркой и получила за нее шиллинг. В следующую минуту Уилбрэхем уже шел к станции метро, бросив по дороге конверт в почтовый ящик.

Письмо Фреды ему не понравилось. Что могло заставить девушку одну вернуться на место вчерашнего неприятного происшествия?

Уилбрэхем покачал головой. Какая неосторожность! Быть может, Рид появился снова и каким-то образом убедил ее довериться ему? Иначе что снова привело ее в Хэмпстед?

Майор посмотрел на часы. Почти половина восьмого. Она рассчитывала, что он выйдет в половине седьмого. А прошел целый час. Если бы только у нее хватило ума сделать хоть какой-нибудь намек!..

Письмо озадачивало. Такой независимый тон не казался характерным для Фреды Клегг.

Было без десяти восемь, когда майор добрался до Фрайерс-Лейн. Уже темнело. Он быстро огляделся — поблизости никого не было видно. Уилбрэхем осторожно открыл ворота, стараясь, чтобы они не заскрипели. Дорожка была пуста. В доме было темно. Он двинулся по дорожке, глядя по сторонам, чтобы его не застигли врасплох.

Внезапно майор остановился. В одном из окон за ставнями мелькнул свет. Значит, в доме кто-то был.

Скользнув в кусты, Уилбрэхем пробрался вокруг дома к задней стене. Наконец он нашел то, что искал: одно из окон первого этажа оказалось незапертым. За ним находилось нечто вроде буфетной. Приподняв раму, он осветил купленным по дороге фонариком пустое помещение и влез внутрь дома.

Майор осторожно открыл дверь буфетной. Ни звука. Oн осветил фонарем пустую кухню. За ней шли с полдюжины ступенек и дверь, очевидно ведущая в переднюю часть дома.

Уилбрэхем приоткрыл дверь и прислушался. Ничего. Он проскользнул через дверь в передний холл. Снова ни звука. Справа и слева виднелись двери. Майор выбрал правую, прислушался и повернул ручку. Она поддалась. Медленно, дюйм за дюймом, он открыл дверь, шагнул внутрь и вновь посветил фонариком. Комната была пуста, как и все, — в ней отсутствовала даже мебель.

Услышав сзади какой-то звук, Уилбрэхем резко обернулся, но было слишком поздно. Что-то ударило его по голове, и все мгновенно погрузилось во мрак…

Уилбрэхем не знал, сколько времени он пробыл без сознания. Медленно приходя в себя, он почувствовал сильную головную боль, пытался пошевелиться, но не смог, так как был крепко связан.

Способность мыслить вернулась внезапно. Майор вспомнил, что с ним произошло.

При свете газового рожка на стене Уилбрэхем увидел, что находится в небольшом подвале. Он огляделся, и его сердце бешено заколотилось: в нескольких футах от него лежала связанная Фреда. Словно ощутив его беспокойный взгляд, та вздохнула и открыла глаза, в которых при виде майора появилось радостное выражение.

— Вы тоже здесь! — воскликнула Фреда. — Что произошло?

— Я здорово вас подвел, — сказал Уилбрэхем. — С головой ринулся в западню! Вы посылали мне записку, где просили встретиться с вами здесь?

Глаза девушки изумленно расширились.

— Я?! Это вы послали мне записку!

— Вот как!

— Да. Я получила ее в конторе. Там говорилось, чтобы я встретилась с вами здесь, а не дома.

— Один и тот же метод для нас обоих! — простонал майор и объяснил ситуацию.

— Понятно, — промолвила Фреда. — Значит, цель была в том…

— Чтобы заполучить бумагу. Должно быть, вчера за нами следили. Таким образом им удалось выйти на меня.

— И теперь документ у них? — спросила Фреда.

— К сожалению, я не в состоянии это проверить, — ответил Уилбрэхем, с тоской глядя на свои связанные руки.

Внезапно оба вздрогнули. Послышался голос, словно донесшийся из пустоты:

— Благодарю вас, документ у меня. Можете в этом не сомневаться.

— Мистер Рид!.. — пробормотала Фреда.

— Мистер Рид — одно из моих имен, дорогая леди, — отозвался голос. — У меня их великое множество. К сожалению, вы двое вмешались в мои планы — а я этого никогда не допускаю. То, что вы раскрыли тайну этого дома, весьма серьезно. Вы еще не сообщили об этом полиции, но можете сделать это в будущем. Боюсь, что не смогу на вас положиться. Конечно, вы можете обещать хранить молчание — но обещания редко выполняются. Этот дом, можно сказать, моя расчетная палата. Возврата отсюда нет. Отсюда один путь — в мир иной. Вам обоим придется туда последовать. Сожалею, но это необходимо. — После небольшой паузы голос добавил: — Разумеется, без кровопролития. Ненавижу кровь. Мой метод куда более прост и менее болезнен. Ну, мне пора. Желаю всего наилучшего.

— Послушайте! — заговорил Уилбрэхем. — Делайте со мной что хотите, но эта молодая леди ни в чем не виновата. Если вы отпустите ее, это вам ничем не грозит.

Ответа не последовало.

Внезапно послышался крик Фреды:

— Вода!

Уилбрэхем с трудом повернулся и посмотрел туда, куда был устремлен взгляд девушки. Из дыры в углу потолка текла струйка воды.

— Они хотят затопить нас! — истерически крикнула Фреда.

На лбу майора выступил пот.

— Но мы еще живы, — сказал он. — Мы будем звать на помощь. Нас должны услышать. Ну, давайте кричать вместе!

Они надрывались изо всех сил, покуда не охрипли.

— Боюсь, это бесполезно, — печально произнес Уилбрэхем. — Мы слишком глубоко под землей, и, кажется, двери звуконепроницаемы. Если бы нас мог кто-то услышать, не сомневаюсь, эта скотина засунула бы нам кляп в рот.

— Это я во всем виновата! — простонала Фреда. — Я втянула вас в эту историю.

— Не волнуйтесь из-за меня, малышка. Мне приходилось выбираться и из более худших переделок. Не теряйте мужества. Я вытащу вас отсюда. У нас достаточно времени. Вода прибывает так медленно, что пройдет несколько часов, прежде чем случится самое худшее.

— Вы просто чудо! — воскликнула Фреда. — Никогда не встречала никого похожего на вас — разве только в книгах.

— Чепуха, я всего лишь в состоянии здраво мыслить. Теперь нужно освободиться от этих проклятых веревок.

Напрягаясь и извиваясь, как только возможно, в течение четверти часа, Уилбрэхем наконец почувствовал, что путы ослабли. Он мог теперь опускать голову и поднимать кисти рук, пока не ухватился зубами за узлы.

Майор наконец освободился, остальное было вопросом времени. Чувствуя боль в затекших конечностях, он склонился над девушкой. Через минуту и она была свободна…

Вода пока доходила им только до лодыжек.

— А теперь, — скомандовал майор, — быстро убираемся отсюда.

Поднявшись на несколько ступенек, он обследовал дверь:

— Довольно хлипкая штука — с ней будет нетрудно справиться.

Уилбрэхем ударил плечом деревянную панель — послышался треск, и дверь сорвалась с петель.

Лестница снаружи тянулась вверх к другой двери — более крепкой, с железным засовом.

— Эта задача потруднее, — заметил Уилбрэхем и тут же воскликнул: — Нам повезло — дверь не заперта!

Он открыл ее, огляделся и поманил за собой девушку. Они вышли в коридор за кухней и в следующую минуту оказались на Фрайерс-Лейн.

— О! — Фреда всхлипнула. — Как же это было ужасно!

— Бедняжка! — Майор обнял ее. — Вы вели себя очень смело. Фреда, дорогая, могли бы вы… Я хотел сказать… Я люблю вас, Фреда, и прошу вас стать моей женой.

После паузы, длившейся достаточно долго и приятной для обоих, майор Уилбрэхем с усмешкой заметил:

— А ведь мы все еще располагаем секретом тайника со слоновой костью.

— Но ведь они забрали у тебя бумагу!

Майор снова усмехнулся:

— Вот этого им как раз и не удалось сделать! Понимаешь, я просто нарисовал на бумаге похожие знаки, а настоящий документ спрятал в письмо, которое отправил по почте моему портному. Они получили всего лишь подделку! Знаешь, дорогая, как мы поступим? Проведем медовый месяц в Восточной Африке и займемся охотой за слоновой костью.

Мистер Паркер Пайн вышел из кабинета и поднялся на два пролета по лестнице. Здесь, в комнате наверху, было царство миссис Оливер, автора детективных романов, а ныне члена штата сотрудников мистера Пайна.

Детектив постучал в дверь и вошел. Миссис Оливер сидела за столом, на котором стояла пишущая машинка, лежало несколько записных книжек, беспорядочной кучей были навалены рукописи, и тут же возвышалась большая сумка с яблоками.

— Отличная история, миссис Оливер! — добродушно заметил мистер Пайн.

— Значит, все в порядке? — осведомилась миссис Оливер. — Очень рада.

— Вот только насчет воды в подвале… — Мистер Пайн немного помедлил. — Вы не думаете, что в будущем может потребоваться нечто более… оригинальное? — Он задал этот вопрос с должной почтительностью.

Миссис Оливер покачала головой и взяла из сумки яблоко.

— Не думаю, мистер Пайн. Понимаете, люди привыкли читать про такие вещи. Вода в погребе, ядовитый газ и тому подобное… Зная об этом заранее, испытываешь большее возбуждение, когда такое происходит в действительности и с тобой самим. Публика консервативна, мистер Пайн, ей нравятся затасканные трюки.

— Ну, вам виднее, — согласился мистер Паркер Пайн, памятуя о сорока шести книгах знаменитой писательницы, ставших бестселлерами в Англии и Америке и переведенных на французский, немецкий, итальянский, венгерский, финский, японский и абиссинский языки. — Так как насчет расходов?

Миссис Оливер положила перед собой лист бумаги.

— В целом расходы весьма умеренные. Двое негров, Перси и Джерри, потребовали очень мало. Лорример — молодой актер — согласился сыграть роль мистера Рида за пять гиней. Речь в подвале, разумеется, записана на пластинку.

— «Уайтфрайерс» приносит мне немалую пользу, — заметил мистер Пайн. — Я купил этот дом по дешевке и уже использовал в качестве сцены для одиннадцати напряженных драм.

— Совсем забыла! — воскликнула миссис Оливер. — Гонорар Джонни составил пять шиллингов.

— Джонни?

— Мальчик, который лил воду из лейки через дырку в стене.

— Ах да! Между прочим, миссис Оливер, откуда вы знаете язык суахили?

— Я его не знаю.

— Понятно. Вам помог Британский музей?

— Нет. Информационное бюро Делфриджа.

— Насколько поразительны ресурсы современной информационной технологии! — пробормотал мистер Пайн.

— Единственное, что меня беспокоит, — сказала миссис Оливер, — это то, что двое молодых людей не найдут клад, за которым они отправятся.

— В этом мире нельзя получить все, — рассудительно произнес мистер Паркер Пайн. — Зато у них будет прекрасный медовый месяц.

Миссис Уилбрэхем сидела в шезлонге. Ее муж писал письмо.

— Какое сегодня число, Фреда?

— Шестнадцатое.

— Шестнадцатое? О боже!

— В чем дело, дорогой?

— Ни в чем. Просто я вспомнил парня по фамилии Джоунс.

Даже самые счастливые супруги не все рассказывают друг другу.

«Черт возьми! — думал майор Уилбрэхем. — Мне следовало сходить к этому типу и потребовать деньги назад». Но, будучи справедливым человеком, он взглянул на проблему с иной точки зрения. «В конце концов, это я нарушил условия сделки. Очевидно, если бы я повидал Джоунса, что-нибудь бы произошло. И как бы то ни было, если бы я не отправился на встречу с Джоунсом, то не услышал бы крика Фреды о помощи и мы бы никогда не встретились. Так что косвенно этот парень имеет право на мои пятьдесят фунтов».

Миссис Уилбрэхем также предавалась размышлениям.

«Какой же я была дурой, что поверила объявлению и уплатила этим людям три гинеи! Разумеется, они ничего не сделали и ничего не произошло. Если бы я только знала, что меня ожидает, — сначала мистер Рид, потом Чарли, вошедший в мою жизнь таким странным, романтическим образом. И только подумать, что, если бы не чистая случайность, я бы могла никогда его не встретить!»

Она обернулась и нежно улыбнулась своему мужу.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Рассказ о взволнованной даме

На письменном столе знаменитого мистера Паркера Пайна тихо зазвенел телефон.

— Да? — сказал великий человек.

— Молодая дама желает поговорить с вами, — доложила секретарша. — Правда, ей не было назначено.

— Пригласите ее, мисс Лемон.

Через несколько секунд детектив пожимал руку посетительнице.

— Доброе утро, — приветствовал он ее. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Дама села, пристально разглядывая мистера Паркера Пайна. Она была очень хорошенькая и еще совсем молодая; темные волосы падали волнистыми завитками на затылок. И прекрасно одета, начиная с белой трикотажной шапочки до прозрачных чулок-паутинок и элегантных туфелек. Чувствовалось, что она очень взволнована.

— Вы мистер Паркер Пайн? — спросила она.

— Да, это я.

— Это вы… поместили объявление?

— Совершенно верно.

— Вы писали, что, если люди… несчастны, им следует обратиться к вам.

— Да.

Она минуту колебалась.

— Видите ли… я очень несчастна. И вот решила обратиться к вам, а теперь…

Мистер Пайн выжидал.

— Я… я в ужасном затруднении. — Она нервно сжала руки.

— Я это вижу, — сказал мистер Паркер Пайн. — Может быть, вы скажете мне, в чем дело?

Но молодая женщина никак не могла начать. Она в нерешительности смотрела на мистера Паркера Пайна. И вдруг порывисто произнесла:

— Да, я скажу, я отважилась на это. Я с ума сходила от волнения, не знала, что делать, к кому обратиться. И вдруг мне попалось на глаза ваше объявление. Может быть, это чепуха, подумала я, но объявление засело в голове… Оно показалось таким успокоительным… И затем я подумала: зайду, вреда от этого не будет. Я ведь могу просто извиниться и уйти, если… если мне…

— Совершенно верно, — сказал мистер Пайн.

— Как хорошо, — произнесла молодая женщина, — если можно было бы довериться кому-нибудь.

— А как вам кажется, вы могли бы довериться мне? — спросил с улыбкой мистер Пайн.

— Как это ни странно, — неожиданно резко ответила она, — но я вам верю. Я ничего не знаю о вас, но чувствую, что могу вам открыться.

— Ваше доверие не будет обмануто, — сказал мистер Пайн.

— Так вот, — продолжала посетительница, — я все расскажу вам. Меня зовут Дафния Сент-Джон.

— Хорошо, мисс Сент-Джон.

— Миссис, — поправила она. — Я замужем.

— Черт возьми, — пробормотал Пайн, досадуя на себя, что сразу не заметил обручального колечка на левой руке посетительницы. Как глупо!

— Если бы я не была замужем, — сказала молодая женщина, — я бы так не беспокоилась. То есть это не было бы так важно для меня. Меня волнует мысль о Джордже. Слушайте же, сэр, вот в чем дело!..

Она сунула руку в сумочку, вытащила какой-то предмет и швырнула его на письменный стол; он, блестя и сверкая, покатился прямо к мистеру Паркеру Пайну: это было платиновое кольцо с большим бриллиантом. Мистер Пайн подхватил его, подошел к окну, тщательно осмотрел камень через лупу и провел им по оконному стеклу.

— На редкость ценный бриллиант, — заметил детектив, возвращаясь к своему месту. — Полагаю, он стоит не менее двух тысяч фунтов.

— Да. И этот бриллиант украден. И украла его я. А теперь не знаю, что делать.

— Боже мой! — воскликнул мистер Паркер Пайн. — Это чрезвычайно любопытно!

Молодая женщина сразу сникла и, прижав к глазам крошечный платочек, всхлипнула.

— Ничего, ничего, — стал ее успокаивать мистер Пайн. — Все будет в порядке.

Она вытерла глаза и глубоко вздохнула.

— Вы так думаете? — сказала она. — В самом деле?

— Разумеется. Ну а теперь расскажите мне все по порядку.

— Началось с того, что я оказалась в крайне тяжелом положении. Видите ли, я очень неэкономна, и это раздражает Джорджа. Джордж — мой муж. Он гораздо старше меня и придерживается весьма суровых взглядов. Он считает, что залезать в долги очень нехорошо. Поэтому я ничего не говорила ему о своих затруднениях. С несколькими друзьями я отправилась в игорный дом, надеясь, что мне повезет и я сразу поправлю свои дела. Вначале я выигрывала. Потом проиграла и решила, что нужно продолжить игру, и… и…

— Понятно, — сказал мистер Паркер Пайн. — Подробности не нужны, вы оказались в еще худшем положении.

Дафния Сент-Джон кивнула:

— И понимаете ли, я просто не в силах была рассказать об этом Джорджу. Он ненавидит азартные игры. О! Я была в ужасном состоянии! Через несколько дней мы поехали погостить к Дортхеймерам около Гобхэма. Хозяин невероятно богат, а его жена Ноэми училась со мной в школе. Она очень хорошенькая и вообще просто прелесть. Пока мы там гостили несколько дней, на кольце хозяйки ослабла оправа камня. И в то утро, когда мы уезжали, она попросила меня взять кольцо с собой и отвезти к ее ювелиру на Бонд-стрит…

Миссис Сент-Джон перевела дух.

— Ну а теперь мы подошли к самому трудному, — подбодрил мистер Пайн. — Продолжайте же!

— Вы никому об этом не расскажете, ведь правда? — произнесла женщина умоляющим голосом.

— Секреты моих клиентов священны. И кроме того, миссис Сент-Джон, вы уже так много рассказали, что я могу закончить вашу историю.

— Вы правы. Но мне так трудно говорить об этом! Этого не выскажешь словами… Я отправилась на Бонд-стрит. Там есть и другая ювелирная мастерская — Виро. Они делают копии бриллиантов. Я не выдержала и попросила сделать точную копию камня с кольца Ноэми, объяснив, что еду за границу и не хочу брать с собой настоящий бриллиант. Все, кажется, нашли это совершенно естественным. Ну так вот, спустя несколько дней я получила точный дубликат кольца с бриллиантом. Его невозможно было отличить от настоящего, и я послала дубликат заказным отправлением в адрес леди Дортхеймер. У меня был футляр с маркой ее ювелира, так что все было в порядке. И кроме того, я упаковала кольцо по всем правилам. А затем… настоящее кольцо заложила. — Молодая женщина закрыла лицо руками. — Как я могла сделать это? Как посмела? Ведь я стала воровкой, самой настоящей воровкой!

Мистер Паркер кашлянул.

— Думаю, вы еще не закончили своего рассказа, — сказал он.

— Да. Это случилось шесть недель тому назад. Я расплатилась со всеми долгами и привела в порядок дела. Но конечно, все это время я находилась в подавленном состоянии. Потом умерла моя пожилая двоюродная сестра, и я неожиданно получила наследство. Первое, что я сделала, — выкупила это злосчастное кольцо. Вот оно здесь… Но тут вдруг возникли непредвиденные затруднения.

— Какие?

— Мы рассорились с Дортхеймерами. Из-за нескольких паев, которые сэр Рюбен убедил Джорджа купить. Муж потерпел большие убытки и сказал сэру Рюбену все, что о нем думает. Это оказалось так некстати! Поэтому я до сих пор не могу вернуть это кольцо.

— А не могли бы вы отослать его леди Дортхеймер анонимно?

— Это раскрыло бы все. Она посмотрит на свое кольцо, обнаружит подделку и сразу поймет, в чем дело.

— Вы говорили, что она ваша подруга. А что, если рассказать ей всю правду, положиться на ее доброту?

Миссис Сент-Джон покачала головой:

— Мы были не так уж близки. Потом, я знаю, когда дело касается денег или драгоценностей, Ноэми становится твердой как сталь. Может быть, она и не подала бы на меня в суд, раз я вернула ей кольцо, но она всем расскажет о моем поступке, и тогда я погибла. Джордж никогда не простит меня. О, как все это ужасно! — Женщина снова заплакала. — Я все думала-думала и не знала, что придумать. О, мистер Пайн, не могли бы вы сделать что-нибудь?

— Есть много способов, — сказал мистер Паркер Пайн, — чтобы помочь вам.

— В самом деле?!

— Конечно. Я предлагал самые простые пути, потому что на основании опыта я считаю их самыми хорошими. Они дают возможность избежать всяких непредвиденных осложнений. И все же не могу не признать основательности ваших возражений. Скажите, кроме вас, никто не знает об этом прискорбном случае?

— Только вы, — ответила миссис Сент-Джон.

— Я не в счет. Значит, сейчас ваша тайна никак и никем не может быть раскрыта. Поэтому все дело заключается в том, чтобы обменять кольца, не вызвав при этом никаких подозрений.

— Да, в том-то и дело, — сказала молодая женщина, — но как?

— Это не трудно. Потребуется лишь некоторое время, чтобы придумать наилучший способ.

Миссис Сент-Джон прервала его:

— Но у меня нет времени! Меня доводит почти до безумия то, что Ноэми, кажется, собирается опять сдать оправу в ремонт.

— Как вы узнали об этом?

— Совершенно случайно. Я была в гостях у одной дамы и высказала восхищение ее кольцом: это был крупный изумруд. Она сказала, что недавно купила его и что Ноэми Дортхеймер собирается на днях сдать в ремонт оправу своего бриллианта.

— А это значит, что нам надо действовать очень быстро, — задумчиво проговорил мистер Пайн.

— Да, да!

— Полагаю, надо проникнуть в дом, и, по возможности, не в качестве слуги. Слуги вряд ли имеют дело с драгоценными камнями. Нет ли у вас каких-нибудь соображений по этому поводу?

— Ноэми устраивает большой званый вечер в среду. И моя подруга сказала, что на вечере выступят несколько знаменитых танцоров. Не знаю, можно ли будет как-то воспользоваться этим.

— Думаю, это нам поможет, — сказал мистер Паркер Пайн. — Правда, придется немного потратиться. Вот и все. Еще один вопрос: может быть, вы случайно знаете, где находится главный выключатель в квартире?

— Я действительно случайно знаю это, потому что как-то поздно ночью, когда все слуги уже спали, перегорели пробки и Рюбену самому пришлось их заменять. Этот выключатель — в конце холла в небольшом шкафчике.

По просьбе мистера Паркера Пайна Дафния начертила ему небольшой план.

— А теперь, — сказал мистер Паркер Пайн, — все будет в порядке, и вам, миссис Сент-Джон, незачем беспокоиться. Как мы поступим с кольцом? Оставите ли вы мне его сейчас или оно пробудет до среды у вас?

— Пожалуй, сейчас я лучше возьму его с собой.

— Итак, прошу вас, не тревожьтесь, — снова повторил мистер Паркер Пайн.

— А ваш гонорар? — робко спросила она.

— Отложим этот вопрос на некоторое время. В среду я скажу вам, какие расходы мне пришлось понести. А гонорар будет чисто номинальным, уверяю вас.

Он проводил ее до дверей, а затем позвонил по телефону:

— Пришлите ко мне Клайда и Мадлен.

Клайд Латрелл был одним из самых красивых ленивых ящериц в Англии, а Мадлен де Сара — одной из наиболее соблазнительных дам вамп.

Мистер Паркер Пайн с одобрением оглядел своих помощников.

— Дети мои, — сказал он, — у меня есть для вас работа: на сей раз вы будете играть роли знаменитых танцоров. А теперь слушайте и хорошенько запоминайте…

Леди Дортхеймер была довольна тем, как идет подготовка к званому вечеру. Она осмотрела гирлянды цветов, одобрила их подбор, дала несколько последних указаний дворецкому и заявила мужу, что пока все идет хорошо. Немного огорчило ее неожиданное сообщение по телефону, что Майк и Жуанита — танцоры из «Рыжего адмирала» — не могут приехать из-за того, что Жуанита растянула связки лодыжки. Но зато вместо них прибудут другие танцоры, которые недавно произвели сенсацию в Париже.

Артисты явились в положенное время, и леди Дортхеймер они понравились.

Вечер прошел великолепно. Жюль и Санча выступили с большим успехом. Сначала был исполнен под бравурную музыку темпераментный танец времен испанской революции; затем танец под названием «Сон сумасшедшего»; и, наконец, в том же замечательном исполнении современные танцы.

Когда закончились выступления артистов, начались танцы салонные. Красивый Жюль пригласил леди Дортхеймер. Никогда еще у нее не было такого прекрасного партнера.

А сэр Рюбен повсюду разыскивал очаровательную Санчу: он не нашел ее в танцевальном зале. Она уединилась в отдаленном холле недалеко от маленького шкафчика. Глаза ее были устремлены на украшенные драгоценными камнями часики, которые она носила на запястье.

— Нет, вы не англичанка, вы не можете быть англичанкой, вы так изумительно танцуете, — шептал Жюль леди Дортхеймер. — Вы сильфида, воздушная сильфида!

Леди Дортхеймер опустила глаза. Жюль крепче прижал даму к себе.

Внезапно погас свет. В темноте Жюль склонился и поцеловал лежавшую на его плече руку. Когда леди Дортхеймер попыталась отнять ее, он снова поймал и поднес к губам. При этом кольцо случайно соскользнуло с пальца хозяйки в ладонь Жюля.

Леди Дортхеймер показалось, что прошло не более секунды, как снова зажглись огни. Улыбающийся Жюль стоял рядом с ней.

— Вот ваше кольцо, — сказал он. — Оно соскользнуло… Вы позволите?… — Он надел кольцо ей на палец. При этом его глаза говорили так много…

А сэр Рюбен в это время разглагольствовал о главном выключателе, но леди Дортхеймер почему-то совсем не интересовал этот вопрос: несколько мгновений мрака оказались такими приятными.

Мистер Паркер Пайн прибыл в свою контору в четверг утром. Ему сказали, что миссис Сент-Джон уже ждет его.

— Пригласите, — сказал мистер Пайн.

— Ну как? — Она вся горела нетерпением.

— Вы бледны сегодня, — заметил мистер Пайн.

— Всю ночь я не спала. И так волновалась!

— Вот вам счет за услуги: стоимость проезда, костюмы и пятьдесят фунтов Клоду и Мадлен — всего шестьдесят пять фунтов семнадцать шиллингов.

— Хорошо, хорошо! Но как прошел вчерашний вечер? Все удалось?

Мистер Паркер Пайн с удивлением взглянул на нее:

— Дорогая юная леди, конечно, все в порядке. Я считал, что вы не сомневаетесь в этом.

— Слава богу! Я так боялась!

Мистер Паркер Пайн укоризненно покачал головой:

— Слово «неудача» никогда не произносится в этой конторе. Если я не уверен в успехе, то не берусь за дело. Если уж взялся, то успех заранее обеспечен.

— Ноэми действительно получила обратно свое кольцо и ничего не заподозрила?

— Абсолютно ничего! Вся операция была осуществлена очень тонко и продуманно.

Дафния Сент-Джон облегченно вздохнула:

— Вы не представляете себе, сэр, какая тяжесть спала с моих плеч… Что вы говорили о расходах?

— Шестьдесят пять фунтов семнадцать шиллингов.

Миссис Сент-Джон открыла сумочку и отсчитала банкноты. Мистер Паркер поблагодарил и написал расписку.

— А гонорар? — пробормотала она. — Ведь здесь только ваши расходы.

— В подобных случаях я не беру гонорара.

— О, мистер Пайн! Это невозможно!..

— Дорогая юная леди, настаиваю на своем! Я не возьму с вас ни пенни. Это противоречит моим принципам. Вот вам расписка. А теперь…

С улыбкой чародея, проделавшего удачный фокус, он вытащил из кармана небольшой футляр и подвинул его через стол. Дафния открыла футляр: в нем лежало бриллиантовое кольцо.

— Ах, противное! — сказала миссис Сент-Джон, сделав гримаску. — Как я ненавижу тебя! Мне хочется выкинуть тебя за окно!

— Я на вашем месте не поступил бы так! Это только привлекло бы внимание публики.

— А вы твердо уверены, что это не подлинник? — спросила Дафния.

— Нет, нет! То кольцо, которое вы мне показывали в день первого посещения, сейчас на пальце леди Дортхеймер.

— Ну тогда все в порядке! — Дафния поднялась со счастливой улыбкой на лице.

— Странно, что вы спросили меня об этом, — сказал мистер Паркер Пайн. — Конечно, бедняга Клайд не блещет умом. Он мог бы все и перепутать. И вот чтобы быть абсолютно уверенным, я сегодня утром попросил одного специалиста осмотреть кольцо.

Внезапно миссис Сент-Джон снова опустилась в кресло:

— О! И что он сказал?

— Что это превосходная подделка, — произнес мистер Паркер Пайн с сияющей улыбкой. — Первоклассная работа! Это наконец успокоит вас?

Миссис Сент-Джон попыталась сказать что-то, но тут же умолкла. Она не отрываясь смотрела на мистера Паркера Пайна.

— Таскать каштаны из огня для других — неприятное занятие, — сказал он задумчиво. — Такими делами моя контора не занимается. Виноват, вы что-то хотели сказать?

— Я?… Нет, ничего…

— Ну хорошо. Я хочу, миссис Сент-Джон, рассказать вам историю одной белокурой дамы. Она не замужем. Ее фамилия не Сент-Джон, и зовут ее не Дафния. Нет, ее имя — Эрнестина Ричардс, и работает она секретаршей леди Дортхеймер. Так вот, как-то раз, когда оправа бриллианта на кольце леди Дортхеймер ослабла, мисс Ричардс повезла кольцо в город для ремонта. Совсем как в вашем случае, не так ли? И мисс Ричардс пришла в голову та же самая мысль, что и вам: она заказала дубликат кольца. Но Эрнестина была предусмотрительной женщиной. Она предвидела, что рано или поздно леди Дортхеймер обнаружит подделку. Как только это случится, она вспомнит, кто отвозил кольцо в город, и немедленно заподозрит во всем мисс Ричардс. Что же сделала мисс Ричардс? Во-первых, как я полагаю, она приобрела в косметическом салоне темную краску для волос. — Пайн безмятежно разглядывал локоны своей клиентки. — Затем она явилась ко мне, показала кольцо, позволив удостовериться в том, что бриллиант подлинный, и рассеяв таким образом подозрения, которые могли появиться у меня. Проделав все это и тщательно продумав подмену бриллианта, девушка отдала кольцо леди Дортхеймер. А вчера вечером другое, поддельное, кольцо было поспешно, в самую последнюю минуту передано на вокзале Ватерлоо. Конечно, мисс Ричардс не думала, что в поезде окажется мой друг, торговец бриллиантами. Он осмотрел кольцо и сразу заявил: это всего лишь великолепная подделка… Вы понимаете, в чем тут суть, миссис Сент-Джон? Когда леди Дортхеймер обнаружит пропажу, что она вспомнит? Она вспомнит очаровательного юношу, в руку которого соскользнуло ее кольцо в тот момент, когда погас свет. Она наведет справки, узнает, что артистам, которые были наняты, уплачены деньги, чтобы они не приехали на вечер. А если следы приведут к моей конторе, то история с миссис Сент-Джон окажется совершенно несостоятельной: ведь леди Дортхеймер не знает никакой миссис Сент-Джон. Ну, теперь вы сами понимаете, что я не мог допустить этого. Поэтому мой друг Клайд надел на палец леди Дортхеймер то же самое кольцо, которое перед тем снял. — Улыбка мистера Паркера Пайна стала менее благожелательной. — Теперь вам понятно, почему я не взял с вас гонорар? Гарантируя счастье своим клиентам, вас я, конечно, не осчастливил. Позвольте мне сказать еще одно: вы молоды, возможно, это первая ваша попытка на… таком поприще. Я же, наоборот, уже немолод, и у меня богатый жизненный опыт. На основании этого опыта я могу заверить вас, что восемьдесят семь процентов нечестных поступков не приносят выгоды. Восемьдесят семь процентов! Подумайте об этом!

Мнимая миссис Сент-Джон порывисто поднялась.

— Ах, мерзкий, противный старикашка! — воскликнула она. — Так обмануть да еще взять с меня деньги!

Она бросилась к дверям.

— Ваше кольцо, — остановил ее мистер Паркер Пайн, протягивая руку.

Она выхватила кольцо и выбросила его в открытое окно. Дверь захлопнулась, и клиентка мистера Пайна исчезла за нею.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Дело о недовольном муже

Главным козырем мистера Паркера Пайна во всех его делах, которыми ему приходилось заниматься, бесспорно, был его благожелательный характер и доброе лицо, внушающее доверие. Он всегда понимал, что клиенты, входя в его кабинет, чувствовали себя поначалу как бы парализованными, и он должен был расположить их к себе, вызвать на откровенность.

В то утро он сидел против нового клиента, некоего Реджинальда Вейда, и стоило ему взглянуть на него, как тут же он пришел к выводу, что это человек необщительный, принадлежащий к тому сорту людей, для которых самое трудное — объяснить, что их мучает и что с ними происходит.

Он был высок, ладно скроен, с мягким взглядом выразительных голубых глаз, загорелой кожей.

Печально глядя на Паркера Пайна, он, нервничая, машинально дергал свой тонкий ус.

— Увидел ваше объявление, — неожиданно сказал он. — Подумал, что надо зайти. Ведь никогда не знаешь заранее…

— Когда дело плохо, хватаешься и за соломинку, не так ли? — Детектив проникновенно взглянул на клиента.

— Да, именно так и было… Я решил схватиться за соломинку; все у меня плохо, не знаю, что делать. Все дьявольски трудно, — повторил он.

— В таком случае, — ободрил Паркер Пайн, — позвольте вмешаться мне, потому что я знаю, что делать, ибо являюсь специалистом по всем моральным затруднениям.

— Ну и задаетесь же вы!

— Вовсе нет. Человеческие заботы можно разделить на несколько типов в зависимости от их сущности: плохое здоровье, меланхолия, у женщин — заботы о мужьях, у мужчин — беспокойство за жен… Ну и так далее.

— Вот-вот! Как раз попали в точку!

— Ну, так расскажите все подробнее.

— Ох, это очень просто: моя жена хочет развестись со мной и выйти замуж за другого.

— В наши дни это часто случается. Насколько я понимаю, вы не хотите, чтобы она уходила?

— Я ее люблю, — просто ответил Вейд, и этот лаконизм был достаточно красноречивым. Он только добавил в отчаянии: — Что же мне делать?

Паркер Пайн задумчиво посмотрел на него:

— Почему вы обратились именно ко мне?

Собеседник смущенно улыбнулся:

— Не знаю, сэр. Понимаете, я не интеллигент, я лишен дара воображения. Вот и подумал, что вы подскажете мне… У меня в запасе еще шесть месяцев, потому что она дала мне отсрочку. Если до того времени она не изменит своего решения, я должен буду согласиться на развод. Что бы я ни делал, все ее раздражает! Вы понимаете, я не слишком культурен, люблю и по мячу стучать, играя в гольф или теннис, но меня не привлекают ни музыка, ни искусство; а моя жена интеллектуалка, она обожает живопись, оперу, концерты, и ей со мной скучно. А тот тип, за которого она собралась, длинноволосый позер, он знает толк в искусстве и умеет обо всем судить, не то что я! В какой-то мере я понимаю, что красивой, образованной женщине не подходит дурак, как ваш покорный слуга.

Паркер Пайн застонал от досады:

— И давно вы женаты? Говорите, девять лет? И наверное, так повелось с самого начала? Вы сделали в своей жизни величайшую ошибку! Никогда нельзя унижаться перед женщиной! Она станет презирать вас за это и будет права. Не разбирались в музыке и живописи? Что ж, не беда! Должны были брать другим — спортом, ловкостью, силой, наконец! А живопись и музыку считать пустяками, которыми можно позволить увлекаться любимой жене. Вы должны были жалеть, что она неважно играет в теннис, ну и так далее…

Самоунижение — это катастрофа в любой семье! Никакая жена этого не перенесет, и нет ничего удивительного в том, что ваша собирается оставить вас.

Вейд тупо смотрел на детектива:

— Так что же я должен, по-вашему, предпринять?

— Весьма деликатное дело! Теперь уже слишком поздно действовать так, как следовало бы поступить девять лет назад. Вам придется срочно менять тактику поведения… Послушайте, вы когда-нибудь, будучи уже в браке, ухаживали за другой женщиной?

— Никогда!

— В этом и кроется ваша ошибка. Но лучше поздно, чем никогда: немедленно начните!

Вейд выглядел растерянным:

— Но я не смогу…

— Глупости! Для вас не составит труда превозмочь вашу щепетильность. Одна из моих сотрудниц займется вами; она будет подсказывать, как вам в том или ином случае вести себя. Так что в вашей обходительности в данных обстоятельствах просто отпадет надобность.

— Хорошо! — с облегчением вздохнул Вейд. — Но мне кажется, что Ирис в подобной ситуации будет еще легче освободиться от меня!

— Вы ничего не понимаете в женской психологии. Вы никому не нужны, и миссис Вейд не обращает никакого внимания на мужчину, которого у нее никто не хочет отбить! Но представьте на минуту: она узнает, будто и вы тоже хотите обрести свободу.

— Уверяю вас, она будет в восторге.

— Должна бы, конечно, но не будет. Более того, она поймет, что вы нравитесь обольстительной женщине, у которой, в свою очередь, нет недостатка в выборе. Ваша цена, если можно так выразиться, немедленно возрастет. Все ее подруги станут говорить, что не вы ей, а она вам надоела и вы хотите жениться на еще более очаровательной женщине. Она поймет это, уверяю вас, и разозлится.

— Вы так думаете?

— Уверен! Вы превратитесь из «этого бедняги Реджи» в «этого скрытного соблазнителя». А ведь согласитесь, это совсем другое дело! Не отказываясь немедленно от своего намерения, она будет стараться вернуть вас, но вы будете держаться твердо и повторять ее же аргументы: «Мы не созданы для совместной жизни, нам лучше расстаться». Вы еще добавите, что признаете справедливость ее слов насчет того, что вы ее никогда не понимали, но вы также уверены, что и она вас никогда не понимала… Впрочем, зачем сейчас вдаваться в детали? Когда наступит время, вам дадут все необходимые инструкции.

Бедный муж все еще пребывал в сомнении:

— Вы уверены, что ваш план удастся?

— Я ничего не гарантирую, — осторожно ответил Паркер Пайн. — Возможно, что ваша жена так влюблена в вашего соперника, что ее уже ничто не сможет вернуть к вам, но, признаюсь, я этого не думаю. Она устала от вас, от постоянных ваших комплиментов и абсолютной верности, которую вы имели несчастье доказывать ей на каждом шагу. Если вы будете меня слушаться, думаю, у вас появится девяносто семь шансов из ста, что вы победите.

— Отлично! Принимаю все условия! Кстати, сколько я вам должен?

— Двести гиней, сэр, и оплата вперед.

Мистер Вейд достал чековую книжку.

Сады Лоример-Кур были очаровательны, а Ирис Вейд, растянувшись в шезлонге, как бы состязалась с ними в своей изысканности: в костюме пастельно-сиреневого цвета, с умело наложенным макияжем, она казалась намного моложе своих тридцати пяти лет.

Они с подругой, миссис Мейсингтон, болтали о разных пустяках, приехав сюда в компании на уик-энд, и обе отлично понимали друг друга, ибо и та и другая были недовольны своими мужьями, знающими в жизни только одно: биржу и гольф.

— Кто эта молодая особа, которая была у вас в гостях на последнем уик-энде? — спросила миссис Мейсингтон.

Миссис Вейд пожала плечами:

— Понятия не имею! Вроде бы знакомая Реджи, как это ни странно! Вы же знаете, он никогда не обращает внимания на женщин. Путаясь и смущаясь, он попросил меня пригласить на уик-энд эту мисс де Сара. Я не могла удержаться от смеха! Вы же знаете Реджи! Короче, это она.

— Где он с ней познакомился, дорогая?

— Не знаю: он ничего об этом не говорил.

— Возможно, они знакомы давно.

— Не думаю. Конечно, я очень рада, так как это облегчает сложившуюся ситуацию. Понимаете, мне жаль Реджи, он такой славный, и я боюсь, что он будет слишком тяжело переживать развод, поэтому все время толкую Синклеру об этом. Он отвечает, что Реджи в конце концов смирится, и, похоже, он прав. Еще два дня назад Реджи был в совершенном отчаянии… а теперь пригласил эту девушку. И, как я уже сказала, мне немного смешно, но я очень рада, что он тоже развлекается. Наверное, бедняга думает, что я стану ревновать! Какая глупость! «Конечно, — ответила я ему, — пусть твоя знакомая приезжает». Бедный Реджи! Разве такая элегантная девушка, как Сара, может заинтересоваться им? Ей, наверное, просто весело водить его за нос…

— Она весьма привлекательна, — сказала миссис Мейсингтон, — и, на мой взгляд, опасна. Такого рода женщин интересуют только мужчины, и полагаю, что она не из высшего общества.

— Скорее всего! — ответила миссис Вейд.

— На ней было изумительное платье, вы не обратили внимания? — снова заговорила подруга Ирис.

— Чересчур экзотическое, не находите?

— Во всяком случае, очень дорогое.

— Даже слишком.

— А вот и они! — объявила миссис Мейсингтон.

Мадлен де Сара и Реджинальд Вейд, болтая и смеясь, пересекли лужайку, направляясь к ним. Мадлен опустилась на стул, сняла берет и провела рукой по своим красивым черным локонам; она, бесспорно, была великолепна.

— Мы замечательно провели время, — сообщила она, — но мне жарко, и я, наверное, выгляжу как последнее страшилище.

Вейд вздрогнул, вспомнив приказ детектива, и лишь невнятно пробормотал:

— Вы… вы… — Он хихикнул и, многозначительно поглядев на свою даму, закончил: — Не хочу продолжать…

Мадлен взглянула на Вейда и, как видно, прекрасно поняла его, что немедленно отметила миссис Мейсингтон.

— Вы, должно быть, отлично играете в гольф, — сказала мисс де Сара, обращаясь к хозяйке. — Если нет, то много теряете. Моя подруга занимается гольфом и делает большие успехи, а она куда старше вас.

— Этот вид развлечения меня вовсе не интересует, — холодно ответила миссис Вейд.

— Вы не умеете играть? Но это непростительно! Как можно не идти в ногу со временем?! Но вы можете брать уроки и научиться прилично играть. Прошлым летом я кое-чего добилась в теннисе, а вот в гольфе — пока еще нет.

— Ничего подобного! — не согласился Вейд. — Вам нужно только немного потренироваться. Вы только что выполнили отличный посыл, я наблюдал за вами.

— Это благодаря вашей технике. Вы чудесный учитель! Большинство людей не умеют объяснять, а у вас к этому просто талант, и я вам завидую. Вы все можете!

— Вовсе нет, я ничего толком не умею! — пробормотал смущенный похвалами хорошенькой женщины Реджи.

— Вы должны гордиться своим мужем, — продолжала Мадлен, повернувшись к миссис Вейд. — Как вы сумели столько лет держать его около себя, словно на привязи? Это, конечно, очень здорово. Но не под замком же?

Ирис, ничего не ответив, дрожащей рукой взяла свою книгу. Реджи промямлил что-то насчет того, что ему нужно переодеться, и ушел с глаз долой.

Мисс де Сара снова заговорила:

— Вы очень добры, что пригласили меня на этот уик-энд! Обычно женщины не доверяют приятельницам своих мужей. Я, правда, тоже нахожу ревность смешной… а вы?

— И я! У меня никогда и мысли не было ревновать Реджи.

— Чудесно! Но ясно одно: ваш муж нравится женщинам. Меня потрясло, когда я узнала, что он женат. Почему это все привлекательные мужчины связывают себя так рано браком?

— Я в восторге, что вы находите моего мужа привлекательным.

— Он такой и есть на самом деле. Красивый парень, великолепный спортсмен! А то пренебрежение, с которым он якобы относится к женщинам, конечно, не может не привлекать их.

— У вас, мисс де Сара, по-видимому, много мужчин-друзей? — спросила Ирис.

— Признаюсь честно, да. Я предпочитаю водить дружбу с ними, потому что женщины никогда не бывают любезны со мной. Не понимаю только, почему?

— Может быть, потому, что вы бываете слишком любезны с их мужьями? — смеясь, сказала миссис Мейсингтон.

— Некоторым мужчинам я, бесспорно, нравлюсь; знаете, встречаются иногда очаровательные парни, у которых такие тусклые жены! Естественно, им хочется поболтать с красивыми и веселыми женщинами. По-моему, новые идеи в обществе насчет развода очень разумны. Начать новую жизнь, пока еще молод, с тем, кто разделяет твои вкусы и мысли… Это лучше для обеих сторон… Интеллектуалки могут наложить руку на длинноволосых индивидуумов, которые им придутся по вкусу. Гораздо лучше признаться самой себе в крахе семейной жизни и поскорее начать все заново. Как вы находите, милые дамы, это разумно?

— Конечно! — согласились обе.

Мадлен, видимо, заметила, что атмосфера сильно накалилась после этой вроде бы совсем беспечной болтовни. И, пробормотав, что ей тоже нужно переодеться к чаю, ушла из сада.

— Эти современные девушки отвратительны, — заявила в сердцах миссис Вейд. — У них в голове ни одной серьезной мысли.

— У этой они, бесспорно, есть, Ирис, — ответила миссис Мейсингтон. — Она влюблена в Реджи. Это же ясно!

— Вот еще, придумали!..

— Да. Я видела, как она на него смотрела. Ей не важно, что он женат, она хочет выйти за него. И это грустно с нравственной точки зрения.

Миссис Вейд помолчала, потом как-то нервно засмеялась и сказала:

— Мне, в сущности, все равно!

Она поднялась к себе в комнату. Ее муж что-то напевал в ванной.

— Тебе весело, дружок? — спросила она.

— Да, довольно весело!

— Я очень рада. И хочу, дорогой, чтобы ты был счастлив.

— Я счастлив.

Реджи Вейд почти не умел играть комедию, но ему помогало его смущение. Он избегал глядеть на жену и вздрагивал всякий раз, когда она к нему обращалась. Ему было стыдно за всю эту комедию: она казалась ему отвратительной.

— Ты давно ее знаешь? — внезапно спросила Ирис.

— Э-э… кого ты имеешь в виду?

— Мисс де Сара, конечно.

— Я… не помню… кажется, довольно давно.

— Да? Ты никогда мне ничего не говорил о ней.

— Полагаешь? Вероятно, я просто забыл.

— Ах вот как? Забыл? — сказала миссис Вейд и удалилась, взметнув сиреневой юбкой.

После чая Вейд пригласил Мадлен в розарий.

— Послушайте, — сказал Реджи, когда они отошли достаточно далеко от дома, — думаю, надо кончать с этой комедией. Моя жена уже смотрит на меня с ненавистью.

— Не переживайте так! Все идет как надо.

— Вы думаете? Я не хочу доводить ее до белого каления! Она уже и так наговорила мне множество неприятных вещей.

— Все хорошо, — повторила твердо мисс де Сара. — Вы прекрасно играете свою роль.

— Вы так считаете?

— Да… — Она понизила голос: — Ваша жена прошла в угол террасы, чтобы лучше видеть нас. Обнимите меня поскорее!

— М-м-м… — промямлил Вейд, — а это обязательно? То есть…

— Обнимите меня! — быстро повторила Мадлен.

Он послушался без всякого желания, но партнерша поправила положение: она обхватила руками его шею, он охнул и замер в ее объятиях.

— Вам очень неприятно? — прошептала мисс де Сара.

— Нет, конечно! — галантно ответил Реджи. — Но я… я удивился… Как вы думаете, мы достаточно долго пробыли здесь?

— Да, смею вас заверить, мы хорошо поработали.

Они вернулись, и миссис Мейсингтон сообщила, что хозяйка дома ушла отдыхать.

Чуть позднее Вейд подошел к Мадлен и сказал расстроенно:

— Она в ужасном состоянии! У нее нервный криз!

— Вот и хорошо! — безжалостно констатировала мисс де Сара.

— Она видела, как мы обнимались.

— Именно на это мы и рассчитывали.

— Я знаю… но не могу же я сказать ей! Я не понимаю, что надо отвечать… Я сказал, что… это вышло случайно.

— Очень хорошо!

— Она заявила, что вы хотите выйти за меня замуж и что вы мало чего стоите! Я расстроился, потому что это несправедливо, ведь вы только делаете свою работу. И ответил, что чрезвычайно уважаю вас, а она настаивает, что вы несете абсолютный вздор, и я в конце концов разозлился.

— Восхитительно!

— Она меня выгнала и сказала, что не хочет больше со мной разговаривать, пригрозив, что соберет вещи и уедет.

Мадлен улыбнулась:

— Вам надо было ответить, что вы и сами собираетесь в Лондон.

— Но я не собирался!

— Вам и не придется этого делать. Ваша жена не захочет, чтобы вы ехали развлекаться в город.

На следующее утро Вейд сообщил Мадлен последние новости.

— Она сказала, что все обдумала и что, раз она назначила срок шесть месяцев, было бы нечестно уезжать раньше. Но если я приглашаю на уик-энд своих приятельниц, то и она пригласит друзей… и написала Синклеру Джордану.

— Это тому самому?

— Да, и я не хочу его видеть у себя дома.

— Но это неизбежно! — сказала мисс де Сара. — Не переживайте, я займусь им. Скажите вашей жене, что не видите в этом ничего неудобного и что в таком случае и она не станет возражать относительно моего дальнейшего пребывания здесь!

— Боже мой! — вздохнул Вейд.

— Не теряйте мужества! Все идет как нельзя лучше. Еще пяток дней, и все ваши неприятности кончатся.

— Через пять дней? Вы думаете? — недоверчиво переспросил Вейд.

— Уверена!

Через неделю Мадлен де Сара вошла в кабинет мистера Паркера Пайна и устало опустилась в кресло.

— Привет, королева вамп! — с улыбкой приветствовал он свою сотрудницу.

— Вамп! — печально ответила она. — Ну и работа! Вы представляете, этого человека жена просто приворожила! Это какое-то колдовство!

— Вероятно, — согласился детектив. — Это облегчило нашу задачу, потому что, дорогая моя детка, я не решился бы подставлять вас в качестве объекта обольщения кому попало!

Она рассмеялась:

— Если хотите знать, самое трудное было — заставить его обнимать себя!

— Вы, наверное, были весьма удивлены этому? Но в конце концов ваша миссия выполнена?

— Думаю, да… полагаю, что теперь все в порядке. А еще вчера вечером была ужасная сцена. Кстати, вы получили мой рапорт, посланный три дня назад?

— Получил.

— Так вот, как я уже писала, мне стоило только взглянуть на этого ужасного Синклера Джордана, чтобы тотчас увидеть его у своих ног… тем более что мои туалеты позволяли думать, что я богата. Ясное дело, миссис Вейд пришла в ярость, увидев обоих своих мужчин увивающимися за мной. Я тут же, конечно, дала понять, кому отдаю предпочтение, и при ней посмеялась над Джорданом: поиздевалась над его безвкусным туалетом, прической и обратила внимание Ирис на то, что он вдобавок еще и кривоногий.

— Великолепная техника! — восхитился Паркер Пайн.

— Вечером разразилась гроза: миссис Вейд обвинила меня в разрушении семейного очага. Ее муж намекнул на ее флирт с Джорданом, а она заявила, что ее толкнули на это скорбь и одиночество. С некоторых пор она стала замечать равнодушие Реджи, но не знала, что является тому причиной. Она добавила, что всегда была совершенно счастлива с ним, что обожает мужа и он это знает, а она только и мечтает не расставаться с ним.

Я возразила, что поздновато она спохватилась. Должна сказать, Вейд отлично сыграл свою роль. Он ответил, что ему на все наплевать, потому что он женится на мне. Пусть жена забирает своего Синклера, и надо возбуждать дело о разводе, глупо ждать еще шесть месяцев. Он добавил, что предоставит ей через несколько дней все необходимые основания и она сможет поторопить своего адвоката. Он кричал, что не может без меня жить! Тогда его жена схватилась за сердце и сказала, что ей плохо, что ей необходимо сделать глоток коньяка, однако Вейд не обратил на это внимания и уехал в Лондон. Думаю, что она незамедлительно последовала за ним.

— Все к лучшему, — с удовлетворением заметил Паркер Пайн. — Дело можно считать законченным.

Едва детектив успел произнести эти слова, как распахнулась дверь, и на пороге кабинета появился Реджинальд Вейд.

— Она здесь? — только и спросил он и, заметив Мадлен, воскликнул: — О, дорогая! — и схватил ее за руки. — Вы знали, что я вчера сказал правду? Не понимаю, как я мог быть таким слепым! В последние три дня я все понял!

— Что именно? — спросила она как можно более холодно.

— Что я вас обожаю и что для меня не существует более никакой женщины! Ирис может подать на развод, а когда я буду свободен, надеюсь, дорогая, вы выйдете за меня, не так ли? Обещайте мне, Мадлен! Я так люблю вас!

Он схватил ее в свои объятия, но в ту же минуту дверь снова распахнулась и пропустила вперед худую, небрежно одетую женщину.

— Я была уверена! — закричала она. — Я следила за тобой и знала, что ты с ней встретишься!

— Уверяю вас… — начал детектив, придя в себя после шока.

Но миссис Вейд — а это была она, — не обращая на детектива никакого внимания, продолжала в том же духе:

— Ах, Реджи, ты разбиваешь мое сердце! Вернись! Я ни в чем тебя не упрекну! Я научусь играть в гольф… Я не буду принимать дома никого, кто тебе не нравится… Мы столько лет были счастливы с тобой!..

— Я только начал чувствовать себя счастливым, — сказал Вейд, глядя на Мадлен. — Ты хотела выйти замуж за этого идиота Джордана… вот и выходи! Теперь ты абсолютно свободна.

— Я презираю его! Он мне противен! — И, повернувшись к Мадлен, Ирис закричала: — Злая баба! Вампир! Ты украла у меня мужа!

— Мне он не нужен, — спокойно возразила Мадлен.

— Дорогая! — в отчаянии умолял Вейд, протягивая к ней руки.

— Уходите! Уходите же!

— Но я говорю истинную правду! Клянусь!..

— Убирайтесь! — повторила раздраженно Мадлен.

Реджи печально повернулся и направился к двери, повторяя:

— Я вернусь! Вот увидите! — и вышел, хлопнув дверью.

— Таких, как вы, нужно клеймить и бить кнутом! — тем временем продолжала вопить Ирис. — Реджи был ангелом, пока не встретил вас. Теперь он так изменился, что я его совершенно не узнаю!

И она, рыдая, бросилась следом за мужем.

Мисс де Сара и мистер Паркер Пайн переглянулись, и мисс де Сара сказала в отчаянии:

— Я ничего не могу с этим поделать! Он прекрасный человек, но я не хочу выходить за него замуж! Я не думала… Если бы вы знали, сэр, с каким трудом я заставила его обнимать себя!

— Ах, — ответил детектив, — простите меня, мисс, мне стыдно признаться, но я ошибся в нем!

Он покачал головой, взял досье Вейда и написал:

«Провал… по естественным причинам.

Мужчин всегда надо предупреждать».

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Случай с клерком

Мистер Паркер Пайн откинулся на спинку кресла-качалки и сосредоточенно вглядывался в лицо посетителя. Перед ним стоял коренастый мужчина маленького роста, лет сорока пяти, с меланхоличными кроткими глазами, смотревшими на Пайна беспокойно, однако с полным доверием.

— Я прочитал ваше объявление в газете, — сообщил он прямо с порога. — Вот это: «Вы счастливы? Если нет — обратитесь к мистеру Паркеру Пайну».

— У вас какие-то неприятности?

— Нет… не совсем так.

— Случилось несчастье?

— Не сказал бы: у меня есть все основания благодарить милостивую ко мне судьбу…

— Думаю, у нас всех есть основания так сказать, — понимающе кивнул детектив. — Но когда мы заговариваем об этом вслух, признаваясь, полагаю, это дурной признак.

— Вот-вот, — ответил крепыш. — Вы попали в точку!

— Не расскажете ли мне обо всем подробнее?

— Рассказывать-то особенно нечего: у меня весьма сносное материальное положение, я постоянно откладываю немного денег, мои дети здоровы.

— Тогда чего вы хотите от меня?

— Я… я не знаю! — Человек покраснел. — Может быть, это покажется вам смешным…

— Вовсе нет.

Точно и умно формулируя вопросы, Паркер Пайн через какое-то время добился того, что посетитель более внятно рассказал о цели своего прихода.

Робертс, клерк известной фирмы, регулярно из года в год повышался в должности.

Счастливые в браке, они с женой тем не менее порою выбивались из сил, чтобы достойно вести дом, учить детей, прилично одеваться.

Проявляя чудеса экономии, ежегодно откладывали несколько сотен фунтов; короче говоря, все это можно было назвать подвигом во имя семьи, цепью беспрерывных усилий по сколачиванию хотя бы относительного благополучия.

— И видите, сэр, что из всего этого получается? — сказал в заключение мистер Робертс. — Моя жена с двумя малышами сейчас живет у своей матери. Она немного отдохнет, да и детям какое-то развлечение. Но теща не может держать у себя еще и меня, а поехать куда-то всем вместе нам не позволяют средства. И вот на днях, забредя в кафе перекусить, я прочел ваше объявление и задумался… Мне сорок восемь лет… Повсюду происходят какие-то события, их водоворот, этих событий…

— Не продолжайте, я понял вас! — перебил его детектив. — Вы хотели бы не только вырваться из забот и тягот повседневности, но и прилично подработать? Ведь так?

— Не совсем так… Я был бы счастлив окунуться в иную ауру, хоть день прожить в роскоши, почувствовать ее вкус… а затем охотно бы вернулся к прежнему образу жизни, семье, и этот эпизод превратился бы в приятное воспоминание. Но боюсь, сэр, что это невозможно… Я… я не в состоянии много израсходовать.

— Какой же суммой вы располагаете?

— Ну… могу потратить пять фунтов стерлингов, не более, увы…

— Пять фунтов, — повторил задумчиво Паркер Пайн. — Думаю, сэр, мы сможем кое-что организовать. Скажите, а вас не пугают… опасности?

Бледное лицо мистера Робертса заливалось краской.

— Опасности, сэр? О нет, совершенно не пугают!.. Но мне никогда не приходилось с ними сталкиваться.

— Договоримся так: приходите ко мне завтра, и я вам все скажу — скажу, как смогу вам помочь.

«Добрый путешественник» был маленьким трактирчиком, который посещали те, кто не любил шумных компаний и незнакомых лиц. Когда Паркер Пайн пришел туда, он был принят весьма почтительно.

— Мистер Боннингтон уже здесь? — справился он.

— Да, сэр, за своим обычным столиком.

— С вашего разрешения, я пройду к нему.

Боннингтон — сразу бросалось в глаза — был человеком военной выправки, со спокойным лицом.

— А, Паркер! — сердечно приветствовал он. — Что-то я редко вижу вас в последнее время.

— Я частенько заглядываю сюда, особенно, как, например, сегодня, в надежде встретить старого друга.

— Это вы обо мне?

— Конечно! Я поразмыслил, Лукас, над тем, о чем мы говорили с вами последний раз. Помните?

— Вы имеете в виду дело Петерфилда? Читали последние новости в прессе? Хотя нет, что я такое говорю: они появятся только сегодня вечером.

— А что случилось, Лукас?

— Петерфилда убили прошлой ночью, — сообщил Боннингтон, мирно дожевывая салат.

— Боже мой! — вне себя от удивления вскричал детектив.

— О, что касается меня, я вовсе не удивлен. Он был слишком упрям, этот деятель науки, и не хотел нас слушать, желая все свои научные разработки и планы держать у себя дома.

— И что же, их украли?

— Нет. Кажется, соседка или какая-то другая женщина принесла ему какой-то рецепт, как жарить ветчину. Старый рассеянный профессор, как всегда, по ошибке сунул рецепт в сейф, а свои проекты — в кухонный стол.

— Удачно! Ничего не скажешь!

— И не говорите! Почти рука Провидения. Но теперь, увы, профессора не оживишь, а его расчеты необходимо срочно везти в Женеву. Мейтланд в больнице, Карслейк в Берлине, и я не могу отлучиться ни на день! Остается только молодой Купер…

Боннингтон взглянул на Паркера, который спросил:

— Вы, Лукас, так и не изменили своего мнения о нем?

— Нет. Уверен, что он куплен. Конечно, у меня нет никаких доказательств, но я всегда чувствую предательство. Тем не менее считаю, что эти бумаги должны быть доставлены в Женеву. Что ж, ничего не поделаешь: впервые изобретение не будет продано другой стране, его отдадут практически даром! Никогда не делалось более ловкого маневра для обеспечения мира, и он должен быть сделан! Итак, Купер продался. Вроде бы существует договоренность, что его будут там ждать в поезде или, если он полетит самолетом, тот приземлится в условленном месте! Но я не могу от него избавиться! Дисциплина есть дисциплина! Вот почему однажды я и разговаривал с вами.

— Вы спросили меня, Лукас, нет ли у меня кого-нибудь на примете, кого можно послать в Женеву?

— Да. Потому что среди ваших клиентов найдется какая-нибудь отчаянная голова, человек смелый и готовый драться. Если я пошлю кого-то своего, у него будет мало шансов добраться до места, а ваш человек, вероятно, не вызовет никаких подозрений, но, конечно, это будет стоить ему нервов!

— Думаю, у меня есть такой человек, — он именно то, что вам нужно!

— Слава богу, значит, еще существуют люди, готовые рисковать!.. Итак, решено!

— Да, — ответил Паркер Пайн. — Решено!

Детектив вскоре встретился с Робертсом и, весьма туманно объяснив цель поездки в Женеву, подвел итог:

— Вам все ясно? Вы едете в спальном вагоне первого класса через Фолкстоун и Булонь. Из Лондона выезжаете в десять сорок пять вечера. На следующее утро в восемь уже будете в Женеве. Вот адрес, по которому вы должны явиться. Запомните его как следует и бумажку уничтожьте. Вы поедете в указанный в ней же отель, где будете ждать дальнейших инструкций. Я снабжу вас достаточной суммой во французских и швейцарских банкнотах. Понятно?

— Да, сэр, — ответил Робертс. Глаза его блестели от радостного возбуждения. — Извините, я задам еще один вопрос: могу ли я узнать, что я повезу в Женеву?

— Это криптограмма, речь в которой идет о тайнике, где спрятаны сокровища русской короны. Большевистские агенты вознамерились отнять этот зашифрованный документ, чтобы заполучить сокровища. Если вами по пути кто-нибудь заинтересуется и будет задавать вопросы, советую сказать, что вы получили небольшое наследство и хотите отдохнуть за границей, посмотреть Швейцарию.

Мистер Робертс потягивал кофе и разглядывал Женевское озеро. Он был восхищен и одновременно слегка разочарован. Восхищен потому, что впервые оказался в чужой стране, более того, он жил в таком отеле, о котором до сих пор не имел ни малейшего представления, и не беспокоился о расходах. Номер с ванной, отличная еда, быстрое обслуживание — все это не могло не восхищать. А легкое разочарование сводилось к тому, что до сих пор не случилось, как обещал Паркер Пайн, никаких приключений: ни переодетых большевиков, ни таинственных русских. Приятный разговор с французским коммерсантом, отлично говорившим по-английски, — вот, пожалуй, единственное, что его так позабавило в поезде.

Как ему и посоветовали, он спрятал бумаги в резиновую губку и при встрече по прибытии в Женеву передал тому, кому и полагалось их передать.

Но именно в тот момент, когда Робертс освободился от них, он вдруг почувствовал себя обманутым, а перед ним тут же вырос незнакомый высокий бородатый человек, пробормотавший извинения по-французски и севший напротив него.

— Извините, — сказал этот человек, — но мне кажется, вы знакомы с одним из моих друзей, инициалы которого П.П.?

Робертс не поверил своим ушам. Не русский ли это?

— Да… Точно, — только и пробормотал он.

— Значит, мы поняли друг друга, — высказал предположение иностранец.

Робертс жадно вглядывался в него: человеку было лет пятьдесят, благовоспитанный на вид, но явно не британец. В руках он держал монокль, и в петлице у него красовалась бутоньерка, перевязанная тонкой ленточкой.

— Вы прекрасно справились со своей миссией! — похвалил человек и, немного помолчав, будто обдумывая что-то, вдруг предложил: — А не расположены ли вы взяться еще за… одно дело?

— Конечно! С удовольствием!

— Ну и прекрасно! Возьмите билет в спальный вагон скорого Женева — Париж на завтрашний вечер, попросите девятое место.

— А если оно уже будет продано?

— Не будет. Все заранее предусмотрено.

— Девятое место, — кивнул Робертс. — Хорошо. А дальше?

— Когда состав тронется, к вам подойдет человек и спросит: «Простите, сэр, вы, кажется, недавно были в Граце?» Вы ответите: «Да, в прошлом месяце». Подошедший задаст еще один вопрос: «Вы занимаетесь производством духов?» — и вы скажете: «Да, я фабрикант синтетического жасминового масла». Далее этот человек скажет, что вам делать… Кстати, сэр, у вас есть с собой оружие?

— Нет, — вдруг чего-то испугавшись, залепетал взволнованно клерк. — Я не предполагал…

— Мы поправим это дело. — Незнакомец осторожно огляделся. Кругом не было ни души, и он вложил в руку Робертса тяжелый блестящий предмет, добавив тихо: — Это маленький, но очень мощный пистолет.

Робертс, никогда не державший в руках оружия, опустил пистолет в карман с величайшей предосторожностью, опасаясь, как бы тот не выстрелил.

Собеседник заставил его повторить фразы пароля, потом встал и добавил на прощанье:

— Желаю вам удачи! Желаю выйти из этой ситуации живым и невредимым. Должен заметить, вы очень храбрый человек, сэр!

«Так ли уж я храбр? — подумал Робертс, оставшись один. — Я просто не хочу быть убитым!»

В отеле он поднялся к себе в номер, чтобы по-внимательнее осмотреть оружие, с которым вовсе не умел обращаться. Ему так в этот момент захотелось, чтобы и впрямь пистолет ему никогда не понадобился.

Спустя час Робертс отправился заказывать билет.

Поезд вышел из Женевы ровно в половине десятого вечера, но и теперь Робертс пришел на вокзал задолго до отправления. Проводник спального вагона мельком взглянул на его билет и паспорт, пропуская вперед носильщика, который положил багаж какого-то англичанина в сетку, где уже лежали чьи-то чемоданчик из свиной кожи и саквояж.

Проводник объявил:

— Ваше место девятое, нижнее!

Когда Робертс выходил из купе, он столкнулся с входящим в вагон толстяком. Извинившись друг перед другом, один по-английски, другой по-французски, они разошлись. Это был дородный тип с бритым черепом, в очках с толстыми стеклами, за которыми его взгляд казался каким-то подозрительным.

«Какой противный!» — подумал Робертс, которому секунду спустя взгляд этот показался уже зловещим. Может быть, за ним уже следили, когда он заказывал в кассе девятое место? Вполне возможно!

Он вышел в коридор. Поезд должен был тронуться только через десять минут, и Робертс решил прогуляться по перрону. В середине коридора он посторонился, пропуская пассажирку, которая шла за контролером, держащим в руке ее билет. Проходя мимо Робертса, та уронила вдруг сумочку. Робертс поднял ее и протянул женщине.

Она пробормотала:

— Благодарю, сэр.

Дама говорила по-английски, но ее красивый низкий голос был явно с иностранным акцентом. Она собралась было идти дальше, но почему-то заколебалась, тихо спросила:

— Простите, сэр, вы, кажется, были недавно в Граце?

Сердце Робертса бешено забилось при одной мысли о том, что он окажется во власти восхитительного создания, очаровательной женщины, да вдобавок ко всему, по-видимому, богатой аристократки: ее красивое меховое манто, модная шляпа, жемчужное ожерелье красноречиво свидетельствовали об этом. Брюнетка с алыми губами повторила свой вопрос.

Робертс наконец ответил, как было условлено:

— Да, в прошлом месяце.

— Вы занимаетесь производством духов?

— Да, я изготовитель синтетического жасминового масла.

Незнакомка наклонила голову и отправилась вперед, прошептав:

— Встретимся в коридоре, когда поезд отойдет от перрона.

Следующие десять минут показались Робертсу вечностью. Поезд наконец тронулся, и заговорщик медленно пошел по проходу. Дама, остановившись у окна, пыталась опустить стекло, и он тотчас подбежал помочь.

— Спасибо, сэр, — поблагодарила она. — Подышим немного свежим воздухом, пока проводники не закрыли… — И, понизив голос, быстро сказала: — Когда переедем границу и ваш сосед уснет — но не раньше! — пройдите в туалет, а уже потом в следующее купе. Вы поняли меня?

— Да… — Опустив стекло, Робертс спросил громче: — Так хорошо, мисс?

— Очень вам признательна.

Он пошел на свое место. Его сосед уже лежал на верхней полке, сняв пиджак и ботинки. Робертс подумал, что тоже не должен раздеваться, — ведь ему еще раз придется выйти к даме. Он достал из чемодана домашние туфли, переодел обувь, погасил свет и вытянулся на нижнем диване. Через минуту его сосед захрапел. Поезд подошел к границе в двадцать два ровно.

Таможенник открыл дверь, поинтересовавшись: «Что везут господа?» — потом закрыл ее, и поезд опять тронулся.

Сосед по-прежнему храпел. Робертс подождал минут двадцать, бесшумно поднялся, открыл дверь туалета, скользнул внутрь и задвинул за собой задвижку. Потом чуть потянул дверь напротив, она оказалась незапертой. Постучать? Это выглядело несколько смешным, но не мог же он войти в чужое купе без предупреждения. Однако Робертс тут же нашел простой выход из положения: приоткрыв дверь, он кашлянул.

Ответ последовал мгновенно: дверь распахнулась, его схватили за руку, и молодая женщина, втащив Робертса, закрыла дверь, заперев на задвижку.

Робертс затаил дыхание, потому что никогда в жизни не видел вблизи такого очаровательного существа: девушка в мягкой длинной муслиновой тунике с кремовыми кружевами, прислонившись к перегородке, тяжело дышала.

— Слава богу! — прошептала она.

Робертс заметил, что она очень молода и фантастически красива. Она быстро сказала на правильном английском языке, но с явным акцентом:

— Я очень рада вас видеть! Мне было так страшно! Василевич в поезде… Вы понимаете?

Он ничего не понял, в недоумении пожал плечами, но на всякий случай кивнул.

— Я думала, что скрылась наконец от них, — продолжала молодая женщина, — ведь должна была бы лучше знать их! Что нам делать? Василевич в соседнем купе! Что бы ни случилось, он не должен овладеть сокровищами, даже если убьет меня…

— Он вас не убьет и ничего не возьмет! — твердо заверил ее Робертс, не зная, о чем идет речь.

— Но что мне прикажете делать с этими драгоценностями?

Он посмотрел на дверь и заметил:

— Но вы же заперлись на ключ!

Она засмеялась:

— Василевичу никогда не могут помешать запертые двери.

Робертсу показалось, что все, что с ним происходит теперь, является действием какого-то загадочного приключенческого романа. Поэтому он ответил не задумываясь:

— Можно сделать только одно: доверить их мне!

Женщина с сомнением посмотрела на него и пробормотала:

— Они стоят больше десяти миллионов!

Робертс покраснел, но продолжал настаивать:

— Главное — вы не бойтесь!

Незнакомка, с минуту поколебавшись, заявила:

— Да, я вам верю, сэр! — Тут она наклонилась и протянула ему туго свернутые шелковые чулки, добавив: — Вот! Возьмите!

Он схватил сверток, оказавшийся очень тяжелым.

— Унесите все это в свое купе, а завтра утром мне вернете, если… если я к тому времени еще буду жива!

Робертс невнятно пробормотал:

— Я… я должен охранять вас… Не здесь, конечно, а там! Я буду сторожить с той стороны. — Он кивнул на дверь в туалет.

— Если вы хотите остаться… — Женщина молча показала рукой в направлении верхней полки.

Робертс весь побагровел:

— Нет, нет, мне будет очень хорошо и там! Поверьте! В случае опасности зовите меня!

— Спасибо, мой друг.

Она скользнула на нижнюю полку, до подбородка натянула одеяло и благодарно улыбнулась. Робертс вернулся в туалет.

Наверное, прошло около двух часов, когда он услышал какой-то шум и замер в ожидании. Но ничего!.. Наверное, он ошибся… Однако вскоре ему показалось, что в соседнем купе раздался крик. Неужели он не углядел?

Робертс тихонько приоткрыл дверь. Ночник по-прежнему горел на столике. Он взглянул на диван: тот был пуст! Робертс проворно повернул выключатель, но и при свете никого не было видно. Однако ему в ноздри ударил знакомый запах — тяжелый сладковатый запах хлороформа!

Он заметил, что дверь в коридор не заперта. Выйдя, он огляделся — опять никого! Молодая женщина говорила, что Василевич занимал соседнее купе. Робертс осторожно нажал на ручку. Дверь оказалась запертой изнутри.

Что делать? Постучать? Этот тип ни за что не откроет… а пассажирка? Может быть, ее уже тоже нет? В противном случае она, вне всякого сомнения, не захочет скандала. Робертс понял, что дело принимает весьма загадочный оборот. Он с беспокойством дошел по коридору до последнего купе. Дверь в него была открыта: там спал проводник. Над ним висели его плащ и фуражка.

Робертс, не колеблясь ни секунды, надел то и другое и выскочил в коридор. Подойдя к подозрительному купе, он собрал все свое мужество и постучал.

Не получив ответа, окликнул:

— Сэр!

Дверь приоткрылась, и высунулась голова: мужчина, явный иностранец, с черными усами, казался весьма недовольным.

— Что случилось? — проворчал он.

— Ваш паспорт, — потребовал Робертс и отступил на шаг.

Тот почему-то медлил исполнять его просьбу, потом все же вышел в коридор, и, как и ожидал Робертс, он увидел в купе женщину: черноусый явно остерегался впускать проводника в купе. Робертс, не теряя времени, внезапно оттолкнув иностранца, бросился туда, захлопнул за собой дверь и заперся.

Пассажирка с кляпом во рту и связанными руками лежала поперек нижнего сиденья. Он тотчас освободил ее. Женщина прислонилась к его плечу и застонала.

— Я еле держусь на ногах! Это, кажется, хлороформ… Он… он отнял у вас драгоценности?

— Нет, — ответил Робертс, похлопав себя по карману. — Что теперь будем делать?

Девушка выпрямилась и на глазах ожила; посмотрев на нелепое одеяние своего защитника, воскликнула:

— А вы оказались гораздо более ловким, чем я полагала! Он пригрозил убить меня, если я не скажу, где драгоценности, и я так испугалась… И тут появились вы! — Она рассмеялась. — Он проиграл и теперь не осмелится что-нибудь предпринять. Вот увидите, даже не попытается вернуться в свое купе! А мы с вами должны оставаться здесь до утра; он, очевидно, сойдет в Дижоне, куда поезд прибудет через полчаса; но, полагаю, он телеграфирует в Париж, где его сообщники будут нас ждать. А пока закиньте куда-нибудь подальше, ну хоть в окно, эти плащ и фуражку, чтобы не иметь в дальнейшем неприятностей.

Робертс повиновался, а незнакомка продолжала:

— Мы должны бодрствовать с вами до рассвета.

Они не спали всю ночь, прислушиваясь к любому постороннему звуку: за каждым из них могла последовать серьезная опасность.

В шесть утра Робертс открыл дверь и осторожно выглянул в коридор: там никого не было. Женщина быстро проскользнула в свое купе. Робертс последовал за ней, и тут же оба обнаружили следы обыска.

Робертс добрался до своего собственного ложа, а над ним по-прежнему храпел его попутчик.

Поезд прибыл в Париж в семь утра. Проводник спального вагона во всеуслышание жаловался на исчезновение плаща и фуражки, но, правда, еще не заметил исчезновения одного пассажира.

Выйдя из вагона и спасаясь от преследования, Робертс с девушкой сменили множество такси, входили в разные отели и рестораны, чтобы тут же выйти оттуда через другие двери… Наконец путешественница облегченно вздохнула:

— Пожалуй, теперь можно надеяться, что они потеряли наш след…

Позавтракав, они отправились в Бурже и за три часа долетели до Кройдона самолетом.

Робертс впервые летел.

В аэропорту их ждал изысканно одетый джентльмен с седой бородкой, чем-то неуловимо напоминавший того человека, с которым Робертс встречался в Женеве.

Он с глубочайшим почтением поклонился женщине и сообщил:

— Машина подана, мадам.

— Этот джентльмен поедет с нами, Пол, — ответила она и, повернувшись к Робертсу, представила ему встречавшего: — Граф Пол Степни.

Они уселись в большой лимузин и добирались до места около часа, потом въехали в роскошный парк и остановились перед величественным замком. Робертса проводили в элегантный кабинет, где он передал графу Степни тугой сверток в чулке. Граф вышел, но тут же вернулся обратно.

— Сэр, — сказал он, обращаясь к Робертсу, — мы вам глубоко признательны. Вы проявили ум и ловкость… Позвольте мне, — добавил он, протягивая Робертсу ларчик из красной кожи, — вручить вам орден Святого Станислава десятой степени с лентой.

Все происходящее казалось Робертсу волшебным сном. И когда он открыл ларчик и увидел орден, украшенный бриллиантами, старый джентльмен продолжил:

— Великая княгиня Ольга желает лично поблагодарить вас перед отъездом.

Он проводил Робертса в гостиную, где, к его великому удивлению, он увидел свою попутчицу: она успела переодеться в очень элегантный костюм и была просто неузнаваема в нем. Она сделала повелительный жест рукой, и граф тотчас удалился.

— Я обязана вам жизнью! — Княгиня Ольга протянула Робертсу руку, которую тот почтительно поцеловал. Наклонившись к нему, она тихо сказала: — Вы настоящий герой! — и поцеловала его, обдав пленительным запахом духов.

Как во сне, он услышал ее голос:

— Автомобиль отвезет вас, сэр, куда прикажете.

Через час за великой княгиней пришла машина, а старик граф легко избавился от своей белой бороды. Девушку высадили у маленького домика в предместье Лондона. Когда она вошла в него, женщина средних лет, сидящая за чайным столом, воскликнула:

— Ах, это ты, моя дорогая Мэгги!

В экспрессе Женева — Париж ее звали великой княгиней Ольгой, Мадлен де Сара — в конторе мистера Паркера Пайна. Но в скромном жилище на Стритгейм она всегда оставалась Мэгги Сайерс, четвертой дочерью в честной рабочей семье.

На следующий день утром в таверне «Добрый путешественник» друг Паркера Пайна Лукас Боннингтон говорил ему за завтраком:

— Поздравляю! Ваш человек выполнил поручение как нельзя лучше. Банда Тормали, надо думать, в ярости, оттого что их планам не суждено было сбыться. Вы рассказали вашему посланнику, какое задание он выполнял?

— Нет… я предпочел несколько… приукрасить это дело.

— Вы слишком осторожны, ничего не скажешь, Пайн!

— Это не просто осторожность: я стремился, чтобы поручение увлекло Робертса, как он того и хотел, и полагал, что дело с пушкой не даст такого результата, как получился на самом деле, а ведь он пережил настоящее приключение.

— Так, значит, как вы говорите, пушки было недостаточно? — ошеломленно спросил Боннингтон. — Да эти гангстеры без колебаний убили бы его!

— Да, — ответил детектив, — но я не хотел подвергать его опасности.

— Видимо, ваше бюро приносит большой доход? — спросил его друг после долгого молчания, по-прежнему весьма удивленный.

— Иной раз я и теряю… если клиент того стоит.

Три человека в Париже яростно переругивались.

— Какой растяпа этот Купер! — кричал один. — Он погубил нас!

— Однако, — ответил второй, — я уверен, что расчеты профессора не посылались почтой. Значит, вы прозевали посланца!

— Вовсе нет, — возразил третий. — В поезде не было ни единого англичанина, за исключением какого-то мелкого клерка, с которым я разговаривал и который решительно ничего не знал о профессоре Петерфилде и его изобретении — этой пушке… Его интересовали разве что… большевики, — добавил он с усмешкой.

Робертс сидел дома у камина. Он держал в руках письмо мистера Паркера Пайна, к которому был приложен чек на пятьдесят фунтов стерлингов от имени неких лиц, восхищенных тем, как было выполнено им поручение.

Перед Робертсом лежал роман, взятый в библиотеке; он открыл наугад страницу и прочитал: «Она прислонилась к двери, словно затравленная жертва».

«Какое точное описание!» — восхитился Робертс и стал читать дальше: «Он принюхался: слабый, но отвратительный запах хлороформа коснулся его ноздрей».

О! Как он помнил этот запах, который внезапно возник там, в поезде!..

«Он обнял ее, и ее алые губы слегка прикоснулись к его губам…»

Робертс вздохнул. Это была не литература, а самая настоящая реальность! Поездка в Женеву не отличалась особым разнообразием. Но возвращение! Как все было интересно! Теперь он был счастлив, что снова вернулся домой, ибо подозревал, что немыслимо всегда жить в таком напряжении. И великая княгиня Ольга по прошествии времени, пусть и не очень долгого, уже не казалась ему столь реальной.

Мэри с детьми вернется завтра. Он улыбнулся. Жена скажет: «Мы прекрасно отдохнули, Робертс, только жаль, что ты оставался здесь один, мой бедненький!»

А он ответит: «Не важно, крошка! Я съездил в Женеву по одному очень важному делу… Вот посмотри, что я получил в награду за это!» — и покажет ей чек на пятьдесят фунтов.

Потом Робертс подумал об ордене Святого Станислава десятой степени с лентой. Он его спрятал подальше с глаз долой, но как объяснить, если Мэри найдет его? Скорее всего, он скажет, что купил его за границей у антиквара, что это что-то вроде сувенира.

Робертс снова открыл роман и принялся за чтение. У него теперь был уже не столь меланхоличный вид. Потому что теперь сам он принадлежал к той блестящей когорте людей, которых поджидает на каждом шагу какое-то невероятное событие. Он и не подозревал, что дело, которое поручил ему детектив Паркер Пайн, навсегда поселит в нем страсть к приключениям.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Случай с богатой дамой

Мистеру Паркеру Пайну подали визитную карточку миссис Абнер Реймер. Он в удивлении поднял брови: это имя было ему почему-то знакомо. Через минуту посетительницу ввели в кабинет детектива.

Это была высокая, крепко сбитая женщина с нескладной фигурой. Даже дорогое бархатное платье и роскошное меховое манто не придавали ей никакой элегантности. У нее были слишком большие для женщины руки с узловатыми суставами и широкое грубоватое лицо с ярким румянцем во всю щеку. Зато черные волосы под шляпкой с пером выглядели очень красиво и были причесаны по последней моде.

Она, очевидно от усталости, буквально упала на стул, слегка склонила голову набок и без предисловий сухо сказала:

— Здравствуйте, сэр. Если вы хорошо знаете свое ремесло, вы скажете мне, как я должна разумно потратить свои деньги!

— Весьма оригинально! — пробормотал Паркер Пайн. — Мало кому это кажется трудным… Для вас трудность заключается именно в этом?

— Да. У меня три меховых манто, куча парижских платьев и всего прочего. У меня прекрасная машина, дом на Парк-Лейн, яхта… но, представьте, я не люблю воду. Я держу множество дорогих слуг, которые открыто смеются надо мной. Я путешествовала, была много раз за границей… и не знаю, что делать дальше.

— Есть госпитали, больницы… — подсказал детектив.

— Вы имеете в виду благотворительную деятельность? Нет: эти деньги были заработаны трудом, и если вы думаете, что я брошу их на ветер, то вы глубоко заблуждаетесь, сэр! Я хочу их тратить и получать от этого удовольствие. Если вы подскажете мне, как это лучше сделать, я хорошо заплачу вам.

— Интересно, мадам, но вы еще ничего не сказали о собственности в деревне…

— Я забыла! Она у меня тоже есть, но я там умираю от скуки.

— Расскажите мне еще какие-то подробности вашей жизни: случай далеко не легкий…

— Охотно. Я не стыжусь своего происхождения. Смолоду работала на ферме, вкалывая без передышки. Потом познакомилась с Абнером, рабочим на заводе. Он ухаживал за мной восемь лет, и я вышла за него замуж.

— Вы были счастливы в браке?

— Да. Абнер был очень добр ко мне, но жизнь у нас получилась трудной. Два раза мы пережили безработицу, и пошли дети; их было четверо, три мальчика и девочка, но ни один из них не дожил, увы, до совершеннолетия… Иначе жизнь, возможно, казалась бы мне другой… — Нежность отразилась на ее лице, и оно на глазах помолодело. — У Абнера были слабые легкие, и он не воевал, но в своем деле преуспел: стал старшим мастером и сделал какое-то важное изобретение. Должна сказать, что его шефы были щедры: он получил довольно кругленькую сумму и истратил ее с пользой: взялся за другое изобретение, которое принесло еще больше денег. Он стал хозяином, нанял рабочих, купил два пришедших в упадок предприятия и поднял их буквально из руин. Деньги потекли рекой. Текут и сейчас…

Сначала я была в восторге: у меня появился собственный дом с удобствами, мне не нужно было больше стряпать, чистить, мыть… Я сидела в гостиной, опершись на шелковые подушки, звонила, чтобы подали чай… Словом — графиня. Потом мы с Абнером переехали в Лондон, побывали в Париже, на Лазурном Берегу… Я одевалась у лучших портных…

— А затем?

— Думаю, мы стали к этому привыкать, потому что с некоторых пор все это перестало доставлять нам удовольствие. Бывали дни, когда уже никакое меню нас не соблазняло… А потом… потом здоровье бедного Абнера стало ухудшаться. Мы платили врачам, чтобы они делали все, что было в их силах, но ничто не помогло. Он умер совсем молодым: ему было всего сорок три года.

Паркер Пайн сделал соболезнующее лицо. А миссис Реймер тем временем продолжала свою исповедь:

— Это случилось пять лет назад, а деньги все продолжают идти. Очень грустно не пользоваться ими, но, как я уже заметила, у меня отсутствуют всякие желания.

— Другими словами, вам скучно жить?

— Да. У меня нет друзей. Мои новые знакомые водят со мной дружбу, потому что я богата, норовят обобрать меня, смеясь за моей спиной; старые же отвернулись, потому что их смущает роскошь, которая меня окружает… Мистер Пайн! Вы можете мне помочь?

— Возможно, — медленно ответил Паркер Пайн. — Это дело трудное, но надеюсь, что мне удастся вернуть вам радость восприятия жизни.

— Каким же образом? — сухо поинтересовалась посетительница.

— Пока это секрет. Я никогда не говорю заранее о своих планах. Хотите попробовать то, что я вам предложу? Но гарантирую успеха, однако уверен, что со временем добьюсь его.

— Сколько это будет стоить?

— Я буду вынужден воспользоваться особыми методами, отличными от обычных, поэтому понадобится внушительная сумма. И запрошу с вас тысячу фунтов стерлингов. Причем плата вперед.

— Здорово! Я согласна, потому что привыкла платить за все гораздо большую цену. Хочу иметь что-то стоящее за свои собственные деньги!

— Не беспокойтесь, мадам.

— Я пришлю чек сегодня же вечером, — сказала она, поднимаясь. — Не знаю почему, сэр, но я вам верю! Говорят, дурак легко расстается со своими деньгами… может быть, я и дура! А вы самоуверенно объявляете во всех газетах, что делаете людей счастливыми…

— Эти объявления стоили мне дорого, и, если они окажутся пустыми обещаниями, плакали мои денежки. Я знаю, откуда проистекают все несчастья, и знаю, следовательно, как от них нужно избавляться.

Миссис Реймер недоверчиво покачала на прощанье головой и вышла, оставив за собой аромат дорогих духов.

В кабинет Паркера Пайна вошел красавец Клайд Латрелл.

— Есть для меня работа? — спросил он.

Детектив покачал головой:

— Пока нет. И это все не так просто. Дело сложное, поэтому необходимо все тщательно взвесить и обдумать, чтобы избежать малейшего риска. На сей раз мы пустим в ход необычные средства.

— С помощью миссис Оливер?

Детектив улыбнулся при воспоминании о знаменитой романистке.

— Нет, — ответил он. — Она очень подвержена условностям — гораздо более, чем мы. Я же задумал удар смелый и дерзкий. Вы можете, Клайд, позвонить доктору Антробусу?

— Антробусу?

— Да, он мне очень нужен.

Через восемь дней миссис Реймер снова вошла в кабинет мистера Паркера Пайна. Он поднялся с кресла при ее появлении и сказал:

— Уверяю вас, что подобная задержка вызвана необходимостью. Нужно было провести различные мероприятия, и я добился помощи одного замечательного человека, который исколесил пол-Европы, чтобы приехать сюда к нам.

— Вот как? — подозрительно сказала миссис Реймер. Она не забыла, что неделю назад подписала чек на тысячу фунтов, и деньги по нему, как ей доложили, уже были выданы.

Паркер Пайн нажал кнопку. Появилась молодая брюнетка восточного типа в одежде медсестры.

— Все готово, сестра Сара?

— Да. Доктор Константин ждет.

— Что вы такое задумали? — с тревогой спросила миссис Реймер.

— Познакомить вас с восточной магией, дорогая леди, — спокойно ответил Паркер Пайн.

Миссис Реймер последовала за сестрой милосердия на верхний этаж. Комната, в которую она вошла, ничем не напоминала другие: стены были затянуты дорогим штофом; на диване лежали яркие, вышитые подушки; паркет покрывали роскошные ковры. Над массивным кофейником склонился мужчина.

— Доктор Константин, — представила его сестра.

Доктор был одет по-европейски, однако имел смуглое лицо, черные глаза и пронизывающий насквозь взгляд.

— А, это больная? — сказал он низким, гортанным голосом.

— Я не больная! — воскликнула миссис Реймер.

— Вы больны не телом, а душой, — заметил доктор. — А мы на Востоке умеем лечить душу. Садитесь, пожалуйста, и выпейте кофе.

Она присела на диван и взяла в руки чашечку ароматного напитка. Пока она медленно пила, врач говорил:

— Здесь, на Западе, принято обращать внимание только на тело. Это непростительная ошибка. Тело всего лишь инструмент, на котором играют. Мелодия может быть печальной и утомительной или, напротив, веселой и жизнерадостной, и именно эту, последнюю, я и хочу заставить вас услышать. У вас есть деньги, вы будете их тратить с радостью. И жизнь снова покажется вам приятной. Это легко… легко… легко…

Неясное томление овладело миссис Реймер. Она видела доктора и сестру как в тумане, она была счастлива и… засыпала. Доктор стал вдруг очень высоким, и все окружающее приняло какие-то необычно странные очертания.

Константин продолжал пристально глядеть в глаза пациентке и повторял:

— Спите! Спите! Ваши глаза закрываются, сон подступает, овладевает вами, спите… спите…

Веки миссис Реймер смежились, и она унеслась в чудесный мир…

Когда она проснулась, ей показалось, что прошло очень много времени с того момента, когда она появилась тут, в этой комнате. Она смутно припоминала множество деталей… странные сны… автомобиль и красивую сестру, склонившуюся теперь над ней.

Но кажется, она наконец проснулась в своей кровати. В своей ли? Что-то не похоже. Ее постель у нее дома, кажется, была гораздо мягче. Смутные воспоминания далекого прошлого проснулись в ее душе… Она чуть пошевелилась, и кровать заскрипела, чего никогда не случалось в ее доме на Парк-Лейн.

Она огляделась: решительно то был не ее дом. Может быть, ее перевезли в какую-то больницу? Кажется, нет… И это явно не отель. Почти голая комната, стены желто-розовые. Стол, на котором стоял кувшин с водой, комод, самый обычный чемодан, незнакомая одежда на вешалках. На кровати перина…

— Где я? — спросила она, приходя в себя.

Дверь открылась, и вошла маленькая полная женщина, румяная и добродушная на вид. В большом фартуке, рукава закатаны до локтей.

— Ах! — вскричала женщина. — Она проснулась! Войдите, доктор!

Миссис Реймер открыла было рот с намерением протестовать, но слова будто застряли у нее в горле, когда она увидела незнакомого человека, вошедшего следом за толстушкой, ничуть не походившего на элегантного доктора Константина. Это был сгорбленный старичок в больших очках.

— Все в порядке, — сказал он, прощупывая пульс миссис Реймер, — вы скоро поправитесь, дитя мое.

— Что со мной? — спросила она в изумлении.

— С вами случилось что-то вроде припадка, вы два дня пролежали без сознания. Кажется, ничего серьезного.

— Вы нас страшно напугали, Анна, — добавила женщина. — Вы ходили по деревне и рассказывали странные вещи…

— Да, да, миссис Гарднер, именно так все и было, — подтвердил врач, — но не нужно волновать больную. Вы вскоре встанете, малютка.

— Не беспокойтесь о своей работе, Анна, — снова заговорила миссис Гарднер. — Мистер Робертс пришел мне на помощь, и все прошло благополучно. Будьте спокойны и поправляйтесь, моя дорогая!

— Почему вы называете меня Анной?

— Но это же ваше имя, — удивленно ответила женщина.

— Вовсе нет! Меня зовут Амалия Реймер. Миссис Абнер Реймер! — Она попыталась подняться.

Миссис Гарднер и врач переглянулись.

— Нет, нет, лежите, пожалуйста, — сказала женщина.

— Да, да, — поддержал доктор, — главное — не волнуйтесь!

Оба вышли из комнаты, а она осталась лежать в одиночестве, страшно заинтригованная всем происшедшим. С какой стати ее называют Анной и почему эти люди обменялись таким взглядом откровенного недоверия, когда она назвала свое настоящее имя? Где она? Что случилось с нею?…

Миссис Реймер встала с постели; ее немного пошатывало, но она медленно подошла к маленькому окошечку и выглянула в него. В нем она увидела… двор фермы! Совершенно ошеломленная, Амалия вернулась к кровати. Как она попала в этот незнакомый дом? Когда?

Вошла миссис Гарднер, неся на подносе миску с супом, и миссис Реймер спросила ее:

— Как я здесь очутилась? Кто меня привез?

— Никто, милая. Вы живете с нами уже пять лет… и трудно было подозревать, что с вами случаются такие припадки!

— Я живу здесь пять лет?!

— Да! Ну, Анна, не станете же вы меня уверять, что совершенно ничего не помните?

— Я никогда не жила здесь! И вас я совсем не знаю!

— Вы забыли, потому что были больны.

— Я никогда в жизни не жила здесь!

— Ну что вы, дорогая!..

Миссис Гарднер, несмотря на свою полноту, резво подбежала к комоду и взяла в руки фотографию в рамке, довольно старую и тусклую, и подала больной. На фотографии была запечатлена группа из четырех человек: бородатый мужчина, сама миссис Гарднер, весело улыбающийся высокий худой парень и женщина в цветастом ситцевом платье и фартуке… Миссис Реймер собственной персоной!

Пока она ошеломленно рассматривала снимок, миссис Гарднер поставила рядом с Амалией миску супа и бесшумно удалилась.

Больная машинально принялась за еду; суп был вкусный, густой, очень горячий. Но голова, однако, шла кругом. Кто из них спятил? Миссис Гарднер или она? Одна из двух — это уж определенно!.. Во всяком случае, был врач…

— Я Амалия Реймер! — громко повторяла женщина. — Я уверена, что никто не может это оспорить.

Доев суп, она поставила миску на поднос. Ее внимание привлекла лежащая рядом сложенная газета. Она взяла ее, взглянула на дату: девятнадцатое октября. Когда же она была в бюро мистера Паркера Пайна? Кажется, пятнадцатого или шестнадцатого… Значит, она проболела три дня… «Проклятый доктор!» — гневно подумала Амалия.

Однако на этом женщина не успокоилась. Она когда-то слышала о людях, которые годами не могли вспомнить своего имени, и боялась, что с ней приключилось именно такое. Она опять стала просматривать газету и вдруг наткнулась на заметку:

«Миссис Абнер Реймер, вдова Абнера Реймера, короля запонок, была помещена вчера в частную психиатрическую клинику. В течение двух дней она называла себя деревенской служанкой Анной Мутхауз…»

— Анна Мутхауз! Вот, значит, как все обернулось! Речь идет о подмене!

«Мы сможем все уладить!..» — вспомнились ей успокаивающие слова детектива. Если этот лицемер Паркер Пайн задумал эту темную комбинацию…

В ту же минуту ей бросилось в глаза имя Константин в другом крупном заголовке:

Миссис Реймер отбросила газету и вне себя от гнева закричала:

— Негодяй! Подлец! Обманщик!

Теперь она поняла все: он сразу задумал овладеть ее состоянием! И эта Анна Мутхауз — всего лишь игрушка в руках Паркера Пайна…

Возможно, она и не виновата, но он и Константин совершили грандиозную аферу!

Но она выведет на чистую воду этих бандитов! Их будут судить! Она добьется этого!

Негодование миссис Реймер заметно поутихло, когда она вспомнила первую заметку: Анна Мутхауз не стала послушным инструментом в руках Пайна: она протестовала, называла себя… и что из всего этого вышло?…

«Несчастную заперли в сумасшедший дом, — подумала Амалия Реймер и содрогнулась при мысли об этом. — Сумасшедший дом! Если туда войдешь, никогда оттуда не выйдешь, и чем больше будешь сопротивляться, тем меньше тебя будут слушать!»

Но она не желает подвергаться подобной опасности!

Дверь открылась, и вошла миссис Гарднер.

— Вот и хорошо, — сказала она, — что съели суп. Вы быстро пойдете на поправку.

— Когда я заболела, скажите?

— Подождите… три дня назад, в пятницу пятнадцатого, в четыре часа дня.

— Вот как? — несколько удивленно сказала миссис Реймер: ведь это был день и час, когда она посетила доктора Константина!

— Вы сидели на стуле и вдруг сказали: «Ах, как я хочу спать!» И тут же уснули! Мы вас уложили и пригласили доктора.

— Думаю, тем не менее вы все-таки не можете сказать, кто я, — наудачу сказала миссис Реймер.

— Вы шутите! Как можно узнать человека как-то иначе, чем посмотрев на его лицо? Тем более что у вас есть родинка.

— Родинка? — живо переспросила Амалия, зная, что у нее никогда не было ни одной родинки.

— Да, под правым локтем! Взгляните, чтобы убедиться в правдивости моих слов.

«Вот и доказательство!» — подумала бедная женщина, закатывая рукав ночной сорочки. И когда она и в самом деле увидела родинку, то не смогла сдержать внезапно вырвавшихся рыданий.

Через четыре дня Амалия встала с постели. И пока лежала, придумывала множество планов спасения, однако отвергала их один за другим.

Она могла бы, конечно, показать газетную статью миссис Гарднер и доктору, объяснить им, но была уверена, что они ей все равно не поверят. Она могла бы обратиться в полицию… Но там уж наверняка не поверят!

Она, наконец, могла явиться к Паркеру Пайну: эта перспектива прельщала ее более всего: во-первых, потому, что она получит моральное удовлетворение, высказав этому фарисею-добряку все, что она о нем думает. Но ее останавливало непреодолимое препятствие: она находилась в Корнуолле, и у нее не было денег, чтобы поехать в Лондон: два шиллинга и четыре пенса в старом кошельке составляли все ее богатство.

Итак, через четыре дня миссис Реймер приняла героическое решение: она покорится судьбе, будет продолжать играть роль Анны Мутхауз, а когда заработает достаточно денег, то поедет в Лондон и настигнет мошенника прямо в его логове, то есть конторе!

Приняв это решение, миссис Реймер безропотно подчинилась распорядку новой жизни. История повторилась — она возвращалась к своей далекой юности!

Сначала работать было тяжело — после стольких лет бездумной, обеспеченной жизни, но уже к концу недели она обрела прежнюю привычку к работе на ферме.

Миссис Гарднер оказалась добродушным созданием с ровным характером. Ее сильный молчаливый муж был тоже очень добр к Амалии. Высокого худого парня здесь уже не было, его заменил другой рабочий, сорокапятилетний гигант, не болтливый, бесхитростный, с ласково блестевшими голубыми глазами.

Бежали дни, летели недели. Наконец миссис Реймер в один прекрасный день поняла, что накопила достаточно денег, чтобы отправиться в Лондон. Однако она не поехала. Время еще было, и Амалия еще побаивалась снова попасть в сумасшедший дом: Паркер Пайн хитер, он запрет ее в нем как умалишенную, с помощью своего сообщника-врача, и никто не узнает, что с ней сталось.

«Кроме того, — думала она, — перемена жизни пошла мне явно на пользу».

Она рано вставала и много работала. Джо Уэлш, рабочий, зимой заболел, и Амалия с миссис Гарднер ухаживали за ним.

Пришла весна, стало тепло, в лугах появились первые цветы. Джо помогал Анне в работе, она чинила его белье. По воскресеньям они ходили вместе гулять. Джо вдовел уже четыре года и признался, что за это время привык иной раз и выпить лишнего. Но теперь он забыл про кабачок и купил себе новый костюм. Миссис Гарднер втихомолку посмеивалась над ним.

Анна подтрунивала над Джо, однако он не обижался и выглядел смущенным, но довольным.

За весной пришло урожайное лето. На ферме все работали не покладая рук. Наконец урожай был убран, и листья на деревьях стали краснеть — наступала осень.

Восьмого октября Анна во дворе рубила на зиму капусту и однажды, подняв голову, увидела вдруг Паркера Пайна, который, облокотившись на забор, молча наблюдал за ней.

— Это вы! — вскричала она в бешенстве. — Ах вы такой-сякой…

Ей понадобилось некоторое время, чтобы все высказать ему. И когда она остановилась, чтобы перевести дух, Паркер Пайн любезно улыбнулся ей.

— Вполне с вами согласен, — сказал он, — и не спорю.

— Да, да! — Миссис Реймер еще не остыла. — Вы лгун и обманщик вместе с вашим Константином, вашим гипнотизером! А несчастная Анна Мутхауз, запертая с этими чокнутыми…

— Вот тут вы не правы, мадам! Анна Мутхауз вовсе не в психиатричке… она… она… вообще никогда не существовала!

— Вот как? Я же видела ее фотографию!

— Это коллаж! Это делается очень просто!

— А статьи в газете?

— Номер был сделан специально, в единственном экземпляре, чтобы вас убедить.

— А этот… подлый доктор Константин?

— Его роль сыграл мой лучший друг, у него блестящие актерские способности.

Миссис Реймер неуверенно пожала плечами:

— И вы будете мне внушать, что я не была загипнотизирована?

— Не совсем. В ваш кофе добавили настойку индийской конопли. Потом вам давали другое снотворное, чтобы привезти вас сюда, пока вы не проснулись.

— Значит, миссис Гарднер была вашей сообщницей?

Детектив кивнул.

— Вы ее, вероятно, купили? Или наговорили ей с три короба?!

— Она очень доверяет мне, потому что когда-то я спас ее единственного сына от каторги.

— А родинка?

Пайн улыбнулся:

— Она со временем побледнеет, а месяцев через пять исчезнет совсем.

— Но зачем была разыграна эта комедия? Вы посмеялись надо мной, привезли сюда и превратили в работницу фермы, когда у меня столько денег в банке! Но об этом, наверное, бесполезно и говорить, дорогой сэр: вы, конечно, воспользовались ими и ради этого…

— Точно так! — ответил Паркер Пайн. — Под влиянием наркотика вы дали мне нотариальную доверенность, и за время вашего… отсутствия — назовем это так — я вел все ваши финансовые дела. Но могу заверить, что за исключением данной мне вами тысячи фунтов я из ваших денег не положил в свой карман ни пенса. Больше того, благодаря удачному помещению ваш капитал значительно увеличился за это время.

— Тогда зачем… — начала было миссис Реймер.

— Могу теперь я задать вам вопрос? Вы человек искренний, и я уверен, что вы ответите мне откровенно: теперь вы счастливы?

— Счастлива?! Хорошенькое счастье! Разве женщина, у которой украли деньги, может быть счастливой? Ну и нахал же вы, сэр Пайн!

— Вы по-прежнему сердитесь, и это понятно! Но забудьте на минутку о моих ошибках: когда вы пришли ко мне год назад, вы были печальны и раздражены. А сейчас, скажите, вы по-прежнему грустите? Если да, то я принесу вам мои извинения и вы вольны покарать меня, как вам будет угодно. Кроме того, я тотчас верну вам тысячу фунтов. Ну как, вы несчастны? Говорите же!

Миссис Реймер посмотрела ему в лицо, опустила глаза и прошептала:

— Нет. После смерти Абнера я никогда не была так счастлива, как сейчас. Я… я собираюсь выйти замуж за человека, который работает здесь… за Джо Уэлша. Наша помолвка будет оглашена в воскресенье… вернее, должна быть оглашена.

— По-видимому, — сказал Паркер Пайн, — все изменилось в вашей жизни?

Миссис Реймер залилась краской, отступила на шаг и закричала:

— Что вы хотите этим сказать? Уж не думаете ли вы, что я снова стану важной дамой, даже если я буду обладать всеми деньгами на свете? И не собираюсь! Все они, эти дамы, сплошь лентяйки! Джо достаточно хорошо воспитан для меня, и я для него тоже. Мы любим друг друга и будем счастливы! А вы, интриган эдакий, убирайтесь отсюда и не суйте нос в чужие дела!

Пайн вынул из кармана какую-то бумагу и протянул Амалии:

— Вот ваша доверенность, мадам. Разорвать ее? Полагаю, что теперь вы сами в состоянии управлять своим капиталом.

Странное выражение мелькнуло вдруг на лице миссис Реймер, и она оттолкнула протянутую руку детектива:

— Сохраните ее у себя! Я много чего тут наговорила вам! Отчасти вы это заслужили. Вы хитрюга, Паркер Пайн, но я вам верю. Положите на мое имя семьсот фунтов в здешний банк. Это даст нам возможность купить ферму, которую мы с Джо уже приглядели. А остальное… отдайте на содержание госпиталей.

— Вы хотите пожертвовать на благотворительность все свое состояние?

— Конечно. Джо добрый и честный парень, но он слаб духом. Такие большие деньги его погубят, я уверена! Мне удалось отучить его от выпивки, и я не дам ему пропасть. Ни за что! Слава богу, я знаю, чего хочу. И не позволю, чтобы деньги отняли у меня счастье!

— Вы замечательная женщина, Амалия Абнер Реймер! — сказал Паркер Пайн. — Не найдется и одной на миллион, которая могла поступить как вы!

— Значит, только у меня одной и присутствует здравый смысл, — с достоинством ответила миссис Реймер.

— Низко кланяюсь вам, — совсем расчувствовался детектив.

Он низко склонил голову перед миссис Реймер и собрался уходить. Но Амалия почти вдогонку крикнула ему:

— Только чтобы Джо ничего не узнал!

Она стояла, освещенная лучами заходящего солнца, с большим зеленым кочаном в руках, гордо выпрямившись и откинув голову. Из нее и в самом деле получилась великолепная крестьянка!

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Все ли у вас есть, что вы желаете?

— Сюда, мадам!

Высокая дама в норковом манто шла за тяжело нагруженным носильщиком по перрону Лионского вокзала.

На ней был коричневый вязаный берет, сильно сдвинутый набок и закрывающий одну сторону лица. С другой был виден очаровательный профиль и маленькая золотая серьга в перламутровом ушке. По-видимому, дама была американкой, и весьма обольстительной. Пока она шла мимо состава, все мужчины оборачивались ей вслед.

Надписи на вагонах говорили о пути следования: «Париж — Афины», «Париж — Бухарест», «Париж — Стамбул».

У последнего носильщик остановился, отпустил ремень, удерживающий чемоданы, и сказал:

— Вот, мадам, вам сюда.

Проводник спального вагона стоял у подножки. Он поклонился, и его слова «Добрый вечер, мадам» прозвучали очень почтительно, может быть благодаря роскошному манто. Женщина протянула ему билет.

— Номер шесть, — сказал он, — боковое, — и поднялся вместе с нею. Дама следовала за ним. По дороге она чуть не столкнулась с полным мужчиной, выходившим из соседнего купе, и обратила внимание на его добродушное лицо и благожелательный взгляд.

— Сюда, мадам, — указал проводник, входя в купе, опустил стекло и махнул носильщику, который подал ему багаж; он водрузил его в сетку, и дама села. Сумочку и маленький сафьяновый чемоданчик она положила рядом с собой. В купе было жарко, но пассажирка и не собиралась снимать манто, а лишь задумчиво смотрела в окно. На перроне суетилось множество людей — продавцы газет, фруктов, шоколада, минеральной воды, но она никого не замечала, и ее лицо выражало печаль.

Поезд отошел от вокзала. У нее над головой раздался голос:

— Будьте любезны, ваш паспорт, мадам.

Элси Джеффри не слышала.

Проводник повторил, она вздрогнула:

— Что вы сказали?

— Ваш паспорт, мадам.

Она открыла сумочку, достала документ и протянула ему.

— Хорошо, мадам, я все сделаю. — И добавил тихо: — Я буду сопровождать вас до Стамбула.

Элси достала банкнот и вручила ему. Он почтительно принял, спросил, желает ли она, чтобы постель была готова немедленно, и будет ли она обедать в вагоне-ресторане. Получив ответ, он ушел. Почти тотчас же по коридору прошел официант из ресторана, звоня в колокольчик:

— Первое блюдо! Первое блюдо!

Молодая женщина встала, сняла манто, посмотрелась в зеркало, взяла в руки сумочку и чемоданчик с драгоценностями и вышла в коридор. Официант возвращался бегом, и, чтобы не столкнуться с ним, она вошла в пустое соседнее купе. Выходя оттуда, она бросила взгляд на наклейку большого, слегка потрепанного чемодана, стоящего на скамейке. Наклейка сообщала о его владельце: «Дж. Паркер Пайн, Стамбул», а на чемодане выбиты инициалы Д.П.П.

Лицо Элси выразило смущение; она, поколебавшись, вернулась в свое купе, взяла номер «Таймс», лежавший на столе вместе с другими журналами и книгами, быстро пробежала глазами объявления, но не нашла того, что искала. Нахмурившись, она опять пошла в вагон-ресторан.

Официант указал ей место за столиком, где уже сидел один пассажир. Это был тот джентльмен, который встретился ей в коридоре, хозяин чемодана.

Она незаметно рассматривала его спокойное, добродушное, чем-то внушающее доверие лицо. Он был по-британски сдержан и обратился к молодой женщине только за десертом:

— Здесь чересчур жарко, вы не находите?

— Да, — ответила она. — Хотелось бы открыть окно.

— Но это невозможно! Все будут протестовать.

Она улыбнулась, и оба замолчали. Принесли кофе и счет. Когда оба расплатились, Элси набралась храбрости и сказала:

— Простите, пожалуйста… Я случайно увидела ваше имя на чемодане. Паркер Пайн… Вы… Это вы?…

Она замялась, и он пришел ей на помощь:

— Думаю, что да… — и процитировал текст объявления, которое она часто видела в «Таймс» и которое только что тщетно искала в купе: — «Вы счастливы? Если нет, посоветуйтесь с мистером Паркером Пайном». Это я и есть!

— Удивительно! — ответила она.

— По-вашему. А по-моему — нет.

Он любезно улыбнулся, наклонился к ней и спросил, пока другие пассажиры выходили:

— Значит, вы несчастливы?

— Я… — начала она и запнулась.

— Иначе вы не сказали бы: «Это удивительно».

Присутствие мистера Паркера Пайна придало Элси уверенности, и она в конце концов призналась:

— Да, я несчастна… Или, скорее, встревожена. Произошло непонятное…

— Вы расскажете мне?

Молодая женщина снова вспомнила текст объявления. Они с мужем не раз смеялись над ним, и она не предполагала, чтобы когда-нибудь… Может, лучше промолчать?… Может, этот человек — обманщик? Однако он не выглядит таким. И она решилась.

— Так вот, сэр, я должна встретиться с мужем в Стамбуле. У него на Востоке дела, и в этом году он счел необходимым съездить туда. Он отбыл две недели назад и просил меня приехать к нему, чему я была очень рада, так как еще никогда не путешествовала. Мы в Англии уже шесть месяцев.

— Вы оба американцы?

— Да.

— Давно вы женаты?

— Полтора года.

— Вы счастливы?

— О да! Эдуард — ангел! — Она замялась, потом добавила: — Возможно, он не очень веселый… немного суховатый, потому что его предки — пуритане… Но мы любим друг друга! — быстро закончила она.

Паркер Пайн задумчиво поглядел на нее и сказал:

— Продолжайте.

— Дней через восемь после отъезда мужа я писала письмо в его кабинете и заметила на промокашке несколько непонятных строк. Я только что читала полицейский роман, где открыли важную улику именно на промокашке, и я смеха ради поставила эту промокашку перед зеркалом. Поверьте, я не собиралась шпионить за Эдуардом… Он такой спокойный, что мне и мысли такой не могло прийти в голову.

— Понимаю!

— Я легко прочитала. Сначала было: «Моя жена…», потом «Семплон-экспресс» и ниже: «Как раз перед Венецией самое подходящее место». — Она замолчала.

— Любопытно, — сказал Паркер Пайн. — Это был почерк вашего мужа?

— Да. Но как я ни ломала голову, я так и не поняла, с какой целью он это писал.

— «Как раз перед Венецией самое подходящее место», — повторил детектив. — Действительно странно!

Миссис Джеффри наклонилась к нему и с надеждой в голосе спросила:

— Что вы посоветуете мне делать?

— Боюсь, вам придется подождать до Венеции… — Он взял со стола расписание, посмотрел в него и сказал: — Наш поезд прибудет в Венецию завтра в 14.27.

Они обменялись взглядами, и Паркер Пайн сказал:

— Положитесь на меня, миссис.

Часы показывали 14.25. «Семплон-экспресс» опаздывал на одиннадцать минут.

Паркер Пайн и миссис Джеффри сидели в купе молодой женщины. До сих пор путешествие было приятным, но довольно однообразным. Если что-то и должно было произойти, то время для этого, очевидно, наступало. Элси взглядом искала поддержки у своего советчика, и сердце ее сильно стучало.

— Успокойтесь, — сказал он, — вы ничем не рискуете. Я с вами.

Вдруг в коридоре раздался крик:

— Пожар!

Миссис Джеффри и Паркер Пайн бросились в коридор. Женщина славянского типа, очень взволнованная, показывала в конец вагона. Из одного купе валил дым. Все пассажиры устремились туда, некоторые, кашляя, отступили. Показался проводник и стал успокаивать:

— Не бойтесь, дамы и господа, купе пустое, и огонь сейчас же будет погашен!

Вопросы сыпались со всех сторон. Поезд шел по мосту, связывающему Венецию с материком.

Мистер Паркер Пайн ринулся в купе Элси. Женщина славянского типа стояла в открытой двери и тяжело дышала.

— Это не ваше купе, — сказал ей детектив.

— Знаю, знаю! — лепетала она, задыхаясь. — Простите… волнение… у меня сердце… — Она упала на скамейку.

Паркер Пайн успокоил ее отеческим тоном:

— Не бойтесь! Уверен, что пожар не страшен!

— Да? Ну и слава богу! Мне уже лучше, и я сейчас пойду в свое купе.

— Не спешите. — Паркер Пайн заставил ее снова сесть. — Я вынужден ненадолго вас задержать.

— Вы оскорбляете меня, сэр!

— Не двигайтесь!

Он говорил так властно, что женщина замолчала. Вошла Элси.

— Это была бомба со слезоточивым газом, — сообщила она. — Чей-то дурацкий фарс! Проводник в ярости и допрашивает всех пассажиров…

Она вдруг замолчала и с удивлением взглянула на женщину.

— Что было в вашем маленьком чемоданчике, мэм? — спросил ее Паркер Пайн.

— Мои драгоценности.

— Проверьте, пожалуйста, все ли цело.

Незнакомка по-французски разразилась градом упреков. В это время Элси схватила чемоданчик и, открыв его, закричала:

— О боже! Он отперт!

— Я буду жаловаться компании! — заявила славянка.

— Он пустой! — застонала миссис Джеффри. — Все исчезло: мой бриллиантовый браслет, колье — подарок отца, мои кольца с изумрудами и рубинами, бриллиантовые брошки… К счастью, жемчужное ожерелье на мне. О, сэр, что теперь делать?

— Сходите за проводником. Я не выпущу отсюда эту особу до его прихода.

— Негодяй! Подлец! — вопила женщина, в то время как поезд подходил к вокзалу Венеции.

То, что произошло в следующие полчаса, можно легко изложить в нескольких словах. Паркер Пайн объяснялся с различными чиновниками на разных языках… но безрезультатно. Подозреваемая согласилась на обыск… и была отпущена. Драгоценностей на ней не нашли.

Между Венецией и Триестом Паркер Пайн и Элси обсудили положение.

— Когда вы видели свои драгоценности в последний раз?

— Сегодня утром. Я сняла сапфировые серьги, которые были на мне вчера, и заменила их простыми жемчужными.

— Все драгоценности были на месте?

— Я не проверяла, но мне казалось, что все в порядке. Конечно, могло не хватать кольца или еще какой-нибудь безделушки, но и только.

— А когда убирали утром ваше купе?

— Я взяла чемоданчик с собой в вагон-ресторан. Я всегда его беру… Только на этот раз оставила, когда выскочила…

— Следовательно, эта якобы невинная, назвавшая себя госпожой Собейской, явно виновна. Только куда, к дьяволу, она подевала драгоценности? Ведь в купе она оставалась одна не более минуты: только-только хватило бы времени на то, чтобы открыть чемоданчик поддельным ключом и взять содержимое. А дальше?

— Может быть, она их передала кому-нибудь?

— Не думаю. Я вернулся и загородил ей дорогу в коридор. Я бы видел, если бы кто-нибудь выходил отсюда.

— Может быть, она выбросила все в окно своему сообщнику?

— Такое, конечно, могло произойти, если бы мы не проезжали в этот момент по мосту над морем.

— Значит, она спрятала мои драгоценности здесь, в купе.

— Поищем!

Она энергично принялась за работу. Паркер Пайн рассеянно помогал. Когда она упрекнула его в невнимательности, он извинился:

— Я думал о том, что мне необходимо в Триесте отправить важную телеграмму.

Миссис Джеффри была раздосадована. Было заметно, что авторитет Паркера Пайна заметно упал в ее глазах. Он, поняв это, печально проговорил:

— Боюсь, вы на меня рассердились.

— Конечно, — согласилась она, — вы почти ничего не сделали.

— Вспомните, дорогая леди, что я не полицейский. Кражи и преступления — не моя специальность. Я занимаюсь человеческим сердцем.

— Я была расстроена, когда садилась в поезд, но гораздо меньше, чем сейчас! Я готова оплакивать мой прекрасный браслет… кольцо с изумрудом, которое Эдуард подарил мне, когда был женихом!

Поезд замедлил ход. Паркер Пайн выглянул в окно и объявил:

— Триест! Пойду пошлю телеграмму.

— Эдуард!

Лицо миссис Джеффри просветлело, когда она увидела своего мужа на перроне стамбульского вокзала. Она будто забыла о пропаже драгоценностей, о загадочных обрывках фраз на промокашке — одним словом, обо всем, кроме того, что она снова видит Эдуарда, который мог быть в обращении с нею суховатым и спокойным, но который ей был бесконечно дорог…

Они вошли в здание вокзала. Элси почувствовала чье-то легкое прикосновение к своему плечу и, обернувшись, увидела сияющего Паркера Пайна.

— Миссис Джеффри, — попросил он, — соблаговолите приехать через полчаса ко мне в отель «Токатлиан». Надеюсь, что смогу сообщить вам нечто приятное.

Она оглянулась на Эдуарда и представила их друг другу:

— Мой муж… мистер Паркер Пайн.

— Полагаю, миссис Джеффри телеграфировала вам о краже драгоценностей, — сказал детектив. — Я сделал все, что мог, для того, чтобы их найти, и, кажется, через полчаса смогу ее окончательно успокоить.

Джеффри быстро ответил:

— Ты хорошо сделаешь, если поедешь в «Токатлиан»… Сэр, моя жена обязательно приедет.

Ровно через полчаса Элси проводили в номер мистера Паркера Пайна, который встал, чтобы ее встретить, и сказал:

— Я разочаровал вас, не так ли? Не отрицайте! Я не считаю себя волшебником, но сделал что мог. Откройте это… — И он поставил перед ней картонный ящичек.

Миссис Джеффри повиновалась. Там оказались все пропавшие драгоценности — кольца, брошки, браслет.

— Ох! — воскликнула она. — Это чудо!

Детектив скромно улыбнулся:

— Я счастлив, что вы сдержали слово, дорогая леди, и что вы здесь.

— О, я чувствую себя очень неблагодарной, потому что с самого Триеста я была так нелюбезна с вами. Но как вы, сэр, нашли их? Где?

Он задумчиво покачал головой:

— Долго рассказывать… Когда-нибудь вы узнаете… Возможно, очень скоро.

— А почему не сейчас?

— У меня есть на то причины…

Женщина распрощалась, не удовлетворив, увы, своего любопытства.

После ее отъезда Паркер Пайн взял шляпу с тростью и вышел. По дороге он улыбался всему и всем и наконец дошел до маленького кафе, выходящего окнами на Золотой Рог. По другую сторону бухты стамбульские мечети поднимали к небу свои стройные элегантные минареты. Вид был великолепный.

Детектив, опустившись на стул, заказал две чашки кофе, которые тотчас принесли. Кто-то сел напротив него: это был Эдуард Джеффри.

— Я заказал чашку кофе и для вас, — сказал Паркер Пайн.

Джеффри наклонился и удивленно спросил:

— Как вы узнали, что я приду?

Паркер Пайн отпил глоток и ответил:

— Ваша жена говорила вам о том, что она прочитала на промокашке? Нет? Она вам скажет, она просто на время забыла… — Детектив рассказал об этом случае и продолжал: — Это в какой-то мере объясняет странность инцидента, происшедшего перед Венецией. По тем или иным причинам вам нужно было, чтобы драгоценности вашей жены были украдены. Но зачем вы написали: «Как раз перед Венецией будет самое подходящее место»? Это кажется какой-то бессмыслицей! Почему вы не оставили вашей служащей свободы выбора? Внезапно я понял: драгоценности вашей жены были похищены прежде, чем вы уехали из Лондона, и заменены поддельными.

Во всяком случае, вам, как человеку честному и порядочному, тяжело было думать, что станут подозревать слугу или какого-то другого невинного человека. Значит, надо было так обставить кражу, чтобы никто из домашних не был заподозрен.

Вы передали вашей доверенной ключ от чемоданчика и дымовую шашку. В нужный момент она поднимет тревогу, войдет в купе вашей жены, достанет драгоценности и выкинет их в море. Ее заподозрят, обыщут, ничего не найдут и отпустят… Выбор места понятен: в любом другом месте железнодорожной линии содержимое чемоданчика могло быть найдено, отсюда необходимость действовать именно в тот момент, когда поезд идет над морем.

Тем временем вы собирались продать настоящие драгоценности здесь, в Стамбуле. К счастью, моя телеграмма пришла вовремя. Вы послушались меня и принесли их в «Токатлиан» до моего приезда: знали, что иначе я выполню свою угрозу и заявлю в полицию. И вы пришли в это кафе…

Эдуард Джеффри, красивый блондин с наивными глазами, бросил на собеседника умоляющий взгляд и пробормотал:

— Как я вам все объясню? Вы принимаете меня за вульгарного вора…

— Вовсе нет, напротив, я считаю, что вы вполне честный человек. У меня привычка классифицировать людей: вы, дорогой сэр, принадлежите к категории жертв. А теперь объясните-ка мне, пожалуйста, все.

— Здесь достаточно одного слова: шантаж.

— В самом деле?

— Вы видели мою жену и должны понять, до какой степени она искренна, невинна и незнакома со злом…

— Да.

— У нее в жизни высокие идеалы. Если она узнает, что я… действовал как последний воришка, она меня бросит!

— Вы уверены? Но дело не в этом. Что вы сделали, мой молодой друг? Я полагаю, речь идет о женщине?

Джеффри кивнул.

— Она появилась после вашего вступления в брак или раньше?

— Раньше, много раньше!

— Что же произошло тогда?

— Абсолютно ничего, и именно это самое печальное: я поселился в мидийском отеле одновременно с очень красивой женщиной, некоей миссис Россетер. Ее муж был очень ревнив, и у него бывали страшные приступы ярости. Однажды ночью он угрожал ей револьвером, она убежала и постучалась ко мне в гостиничный номер. Женщина была вне себя от страха и умоляла позволить ей остаться до утра. Что мне было делать?

Паркер Пайн поглядел в честные глаза молодого человека, вздохнул и сказал:

— Откровенно говоря, вас разыграли, как последнего дурака.

— Как это?

— А очень просто! Это древняя шутка, ей поддаются молодые, рыцарски настроенные люди. Полагаю, что шантажировать вас начали, когда была объявлена ваша помолвка с вашей теперешней женой?

— Да. Я получил письмо, в котором меня предупреждали, что, если я не вышлю некоторую сумму, мой будущий тесть узнает, что я отбил жену у мужа, и свидетели могут подтвердить, как она входила ночью в мой номер. Муж подаст на развод… короче, я буду выглядеть подлым соблазнителем… — Эдуард вытер усталым жестом лоб.

— Понятно. Вы заплатили один раз, а потом время от времени требования возобновлялись?

— Да, я больше не располагал свободными деньгами и вот разработал этот план… — Джеффри взял свой уже остывший кофе и машинально выпил его, а затем спросил: — Что мне делать?

— Положиться на меня. Я займусь вашими противниками. А вы вернетесь к жене и расскажете ей всю правду… скорее, часть правды. Единственное, что вам придется изменить, так это трактовку происшествия в Индии: надо скрыть от нее, что вы вели себя как ребенок.

— Но…

— Дорогой сэр, вы не знаете женщин: если им придется выбирать между донжуаном и дураком, они непременно выберут первого! Ваша жена — очаровательная девочка, невинная и высоконравственная. Если вы хотите, чтобы она ценила жизнь с вами, дайте ей возможность поверить, что она перевоспитала развратника!

Эдуард Джеффри разинув рот смотрел на детектива.

— Поверьте! Сейчас ваша жена влюблена в вас; но может случиться, что это чувство угаснет, если вы по-прежнему будете выглядеть таким добродетельным, и в конце концов ей станет скучно с вами. — Паркер Пайн ласково добавил: — Идите к ней, мой мальчик! Признайтесь ей в том, что вы сделали… а потом скажите, что, как только встретили ее, вы навсегда отказались от той, прежней жизни… и что вы даже пошли на кражу, чтобы она только ничего не узнала! Она вас с радостью простит за все!

— Но ведь, в сущности, ей не за что меня прощать!

— Что такое правда, вы когда-нибудь задумывались? Мой жизненный опыт дает мне основание полагать, что правда все портит и что ложь нередко составляет краеугольный камень брака. Идите, вам отпустят грехи, мой друг, и живите счастливо! Отныне, думаю, миссис Джеффри всегда будет наблюдать за вами в присутствии красивых женщин. Некоторых мужей это раздражает, но вас, думаю, это не смутит.

— Я никогда не посмотрю ни на одну женщину, кроме Элси! — заверил детектива Эдуард.

— Вот и прекрасно, только не говорите этого ей. Ни одной женщине не нравится слишком сентиментальное существование!

— Вы всерьез думаете…

— Я уверен, — твердо ответил Паркер Пайн.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Двери Багдада

«У Дамаска четыре великих двери»… Мистер Паркер Пайн вполголоса повторял стихи Фликера:

Он ходил по улицам Дамаска перед отелем «Ориенталь», и вдруг взгляд его упал на один из огромных пульмановских автобусов, который должен был на следующий день везти туристов через пустыню в Багдад.

И снова пришли на память строки Фликера:

Поразительный контраст: некогда дверь Багдада и в самом деле нередко вела к смерти, так как караваны должны были пересечь пустыню длиной восемьсот километров и путешествие длилось месяцами. Ныне чудовища, питающиеся бензином, пробегают ее за тридцать шесть часов.

— Вы что-то сказали, сэр?

Этот вопрос задала молодая очаровательная туристка, мисс Нетта Прайс, рядом с которой оказался детектив. Сопровождаемая строгой мужеподобной теткой с намеком на пробивающуюся бородку и неистребимой жаждой услышать как можно больше библейских рассказов, Нетта все же ухитрялась легкомысленно веселиться, чего мисс Прайс-старшая, конечно, не одобряла.

Паркер Пайн громче повторил стихи Фликера, и девушка восторженно воскликнула:

— Захватывающе!

Три молодых английских летчика, один из которых, не скрывая, восхищался Неттой, окружили девушку, и О’Райк сказал:

— Даже в наши дни во время путешествий не испытываешь недостатка в волнующих инцидентах: то бандиты нападут на поезд, то турист потеряется в пустыне, и нас посылают его искать… Один парень пропадал пять дней; к счастью, у него оказался с собой запас воды… Злую шутку может сыграть и неровность почвы: путешественник уснет за рулем, его ударит о ветровое стекло или крышу машины — и он убит!

— О крышу пульмана? — переспросила тетка девушки.

— Да, — сожалеюще ответил летчик.

— Нам надо бы осмотреть город, — предложила Нетта.

Мисс Прайс-старшая вытащила из сумочки путеводитель, и ее племянница отошла, бормоча:

— Она, конечно, захочет увидеть место, где продырявили апостола Павла, а я мечтала бы побывать на базарах.

О’Райк тотчас же вызвался:

— Поедемте со мной, мисс. Мы быстро доберемся, по улице Права…

И они уехали.

Мистер Паркер Пайн повернулся к спокойному, весьма респектабельному человеку, которого звали Хансли и который имел отношение к ведомству общественных работ Багдада, и сказал:

— Когда видишь Дамаск впервые, немного разочаровываешься, потому что город слишком цивилизован: трамваи, современные здания, магазины…

Хансли кивнул, поскольку был немногословен.

— Вы еще не все видели, сэр.

Подошел еще один турист, блондин, в галстуке цветов Итона, с приятным, но не очень умным лицом. Это оказался коллега Хансли, и он явно проявлял беспокойство.

— А, Смитхорст! — сказал Хансли. — Вы что-то потеряли?

Тот покачал головой и равнодушно ответил:

— Нет, я смотрю, любуюсь… — И вдруг он как бы очнулся от сна, добавив: — Нам надо бы кутнуть вечером, как полагаете?

Коллеги удалились, а Паркер Пайн купил местную газету на французском языке, но не нашел в ней ничего интересного: местные новости его не касались, а сведений о каких-то важных событиях в других городах, видимо, не поступало. Но кое-какие заметки из Лондона он все же обнаружил.

Первая касалась биржи. Во второй рассказывалось о бегстве финансиста Самюэла Лонга, который подозревался в растрате многих миллиардов. Считали, что он сбежал в Южную Америку.

— Когда человеку тридцать, это может и удаться. — Паркер Пайн повернулся к итальянцу, с которым плыл на пароходе в Бейрут. Он объяснил, что хотел этим сказать. Синьор Поли согласился:

— Этот тип — настоящий преступник! Он и в Италии уже многих одурачил, так как у него внушающий доверие вид. Говорят, человек образованный.

— Он выпускник Итона и Оксфорда, — сказал детектив.

— Как вы думаете, его поймают?

— Это зависит от темпов его продвижения. Возможно, он еще в Англии или… еще где-нибудь.

— Например, здесь, с нами? — засмеялся итальянец.

— Возможно, — ответил Паркер Пайн серьезно. — Вот вы не знаете, а может быть, я — Лонг.

Синьор Поли с ужасом взглянул на него. Затем его оливково-коричневое лицо выразило восхищение, и он воскликнул:

— О, это хорошо, очень хорошо, но вы…

— Никогда ни о ком не следует судить по внешнему виду. Легко сделаться толстым — это старит. Можно перекрасить волосы, изменить цвет лица и даже национальность.

Итальянец отошел с важным видом. Не поймешь, когда эти англичане шутят, а когда говорят серьезно.

Вечером Паркер Пайн пошел в кино. Затем ему посоветовали пойти в ночной дворец развлечений, который он не нашел ни красивым, ни веселым. И вдруг там неожиданно увидел Смитхорста, одиноко сидящего за столиком; лицо его было красно, и, похоже, он был пьян. Детектив подошел к нему.

— Манера этих танцовщиц обращаться с нами неприлична, — грустно заявил молодой человек. — Я оплатил стакан, два стакана, три стакана одной из них… а она ушла с другим!

Детектив посочувствовал и заказал кофе.

— А я заказал знаменитый арак! — сказал Смитхорст. — Закажите и вы.

Паркер Пайн знал свойства арака и дипломатично промолчал. Молодой человек признался:

— У меня неприятности, и я должен был прийти в себя! Не знаю, что сделали бы вы на моем месте… Не хотелось бы плохо говорить о товарище, но что поделаешь?… — И вдруг он, словно приходя в себя, пристально взглянул на детектива и подозрительно спросил: — Кто вы? И чем занимаетесь?

Паркер Пайн вынул из кармана газетную вырезку и молча положил перед собеседником.

Смитхорст с трудом разобрал написанное и воскликнул в негодовании:

— А, так вы меня выведете на чистую воду?! Значит, и вам люди тоже рассказывают о своих делах?

— Да, они доверяют мне.

— Куча женщин-идиоток?

— Вы угадали, среди них немало и женщин, — признался детектив, — но и мужчин тоже. Ну, мой юный друг, вы хотите получить совет немедленно?

— Замолчите! Это касается только меня… Где, наконец, этот проклятый арак?

Паркер Пайн грустно покачал головой и оставил Смитхорста дожидаться заказа.

В семь часов утра туристы выехали в Багдад. В пульмановском автобусе сидело одиннадцать человек: Паркер Пайн, синьор Поли, мисс Прайс и ее племянница, три летчика, Смитхорст, Хансли и женщина-армянка с ребенком, которого звали Пантемиан. Зеленый убор Дамаска быстро скрылся из виду; небо нахмурилось, и молодой шофер с беспокойством поглядывал на него. Потом сказал Хансли:

— По ту сторону реки идет сильный дождь. Надеюсь, что мы не увязнем.

В полдень сделали остановку. Подали коробки со съестным. Водители приготовили чай и разлили его в бумажные стаканчики. Перекусив, снова пустились в путь по бесконечной равнине.

Паркер Пайн вспомнил о медлительных караванах и долгих неделях путешествия.

На закате прибыли в бывшую крепость Ритба. Высокие решетчатые ее двери были открыты, и автобус въехал во внутренний двор.

— Потрясающе! — восхитилась Нетта и немедленно пожелала прогуляться. Летчик, лейтенант О’Райк, и мистер Паркер Пайн вызвались сопровождать ее. Гид умолял не отходить далеко, так как в темноте легко можно было заблудиться.

— Мы будем поблизости, — обещал летчик.

Прогулка получилась скучной. Паркер Пайн наклонился и что-то поднял с земли.

— Вы что-то нашли? — спросила девушка.

— Доисторический кремневый нож, — ответил он и протянул находку.

— Люди пользовались им, чтобы убивать?

— Нет, но, конечно, могли бы и его использовать как орудие убийства. Намерение, знаете ли, иногда важнее, чем оружие, так как оружие всегда можно найти.

Стало темнеть, и они быстро вернулись в форт. После обеда, состоявшего из консервов, туристы закурили. Автобус должен был двинуться дальше в полночь. Водитель отчего-то нервничал.

— Здесь плохие места, — говорил он, — мы можем завязнуть.

— Я хотела взять домашние туфли, — сказала мисс Прайс-старшая.

— Вам скорее понадобятся резиновые сапоги, — ответил Смитхорст. — По-моему, мы вот-вот влезем в море грязи.

— А у меня нет даже чулок на смену! — пожаловалась Нетта.

— Не важно. Вы будете сидеть на месте. В случае надобности мужчины выйдут толкать автобус.

— Я всегда беру с собой запасные носки, — похвастался Хансли, ощупывая карман своего плаща.

Свет в автобусе погасили, и машина двинулась. Паркер Пайн устроился впереди. Позади него сидела укутанная в платки армянка; ее ребенок — на сиденье напротив нее. Обе девицы Прайс сидели за детективом. Поли, Смитхорст, Хансли и летчики — где-то дальше.

Автобус мчался сквозь ночь. Паркер Пайн не мог уснуть: ему было неудобно, его то и дело толкали ноги армянки. Остальные, очевидно, спали. Наконец детектив тоже задремал. Но неожиданно толчок подбросил его к потолку машины. Сзади раздались голоса:

— Осторожнее! Вы сломаете нам шеи!

Паркеру Пайну удалось снова заснуть. И опять он проснулся внезапно: машина стояла, часть мужчин вышла. Хансли объявил:

— Мы застряли.

Паркер Пайн осторожно вылез. Дождя не было, сияла луна. При ее свете было видно, как оба шофера при помощи камней и рычагов пытались вытянуть из грязи колеса. Большинство туристов помогало им. Женщины смотрели через открытую дверь: обе мисс Прайс — с интересом, армянка — с отвращением на лице.

— Где мистер Смитхорст? — спросил вдруг Поли.

— Он еще спит, — ответил О’Райк. — Вон, посмотрите!

Смитхорст и в самом деле сидел сгорбившись и опустив голову на грудь.

— Сейчас я его разбужу, — пообещал один из летчиков и влез в автобус.

Через минуту он вернулся и сказал дрожащим голосом:

— Похоже, он болен или… Доктор!

Авиационный врач, спокойный седовласый человек, отделился от группы мужчин и спросил:

— Что с ним?

— Не знаю…

Доктор, сопровождаемый Паркером Пайном и О’Райком, поднялся в автобус, наклонился, коснулся свесившейся в проход руки Смитхорста и тихо сказал:

— Он мертв.

— Мертв?! Как это? — посыпались вопросы.

Нетта пробормотала:

— Это ужасно!

Доктор Луфтис в ярости оглянулся по сторонам:

— Может быть, он разбил голову, когда машину тряхнуло?

— Ну, это не могло его убить. Тут что-то другое.

— Не могу ничего сказать, пока не осмотрю его.

Женщины заторопились выйти, а мужчины вошли в автобус.

Паркер Пайн посоветовал молодому шоферу, высокому и сильному парню, перенести женщин одну за другой на руках через грязь и поставить их на сухое место.

Автобус должен был быть свободным, чтобы врач мог произвести осмотр, так что мужчины вернулись к своему занятию — вытаскивать колеса. Взошло солнце, грязь стала подсыхать, но машина все еще крепко сидела. Водители стали готовить первый завтрак.

Доктор Луфтис объявил:

— Никакой раны нет. Как я и говорил, он, видимо, сильно ударился о потолок.

— Вы уверены, что смерть была естественной?

Тон Паркера Пайна заставил врача быстро взглянуть на него.

— Может быть и еще одно объяснение, — ответил он, как бы извиняясь.

— Какое?

— Что его стукнули сзади мешком с песком.

— Это маловероятно, — сказал Вильямсон, третий летчик, молодой, с лицом херувима. — Никто не мог этого сделать так, чтобы мы не заметили!

— А если мы в этот момент спали? — настаивал врач.

— Убийца не мог быть в этом абсолютно уверен: вставая с места и подходя к Смитхорсту, он мог кого-нибудь разбудить.

— Значит, — заметил Поли, — он сидел позади своей жертвы: в таком случае он мог выбрать благоприятный момент, даже не вставая.

— Кто сидел на этом месте? — спросил доктор.

О’Райк тотчас же возразил:

— Об этом нечего и думать! Там сидел Хансли, лучший друг Смитхорста!

Возникло неловкое молчание. Его нарушил Паркер Пайн:

— Я думаю, у лейтенанта Вильямсона есть что сказать нам.

— Мне, сэр? Я…

— Говорите, дружище! — посоветовал О’Райк. — Не стесняйтесь!

— Это сущие пустяки…

— Давайте!

— Просто я слышал обрывок разговора во дворе, в Ритбе… я вошел в автобус, чтобы взять сигареты. По другую сторону автобуса разговаривали двое: один из них был Смитхорст, он сказал… — Молодой офицер замялся.

— Ну-ну, друг, продолжайте же!

— Он сказал, что не хотел бы выдавать товарища, и, видимо, был в отчаянии. Потом добавил: «Я буду молчать до Багдада, но ни минутой позже! Тебе нужно скрыться как можно скорее…»

— Кто был тот другой?

— Не знаю, сэр, клянусь! Уже стемнело, а он произнес только одно или два слова, которых я не расслышал.

— Кто из вас хорошо знал Смитхорста?

— Думаю, — медленно сказал О’Райк, — что слово «товарищ» могло относиться только к Хансли. Я почти не знал Смитхорста; Вильямсон прибыл недавно, доктор Луфтис тоже; вряд ли они когда-либо встречались с несчастным.

Оба офицера закивали.

— А вы, Поли?

— Я впервые увидел его, когда пересекал с ним Ливан, возвращаясь в Бейрут.

Паркер Пайн сказал:

— Я могу добавить всего лишь одну деталь.

И он передал свой разговор со Смитхорстом в Дамаске, добавив:

— Может быть, кто-нибудь вспомнит какие-то детали?

Врач кашлянул:

— Возможно, это не имеет отношения к делу, но… я слышал, как Смитхорст говорил Хансли: «Вы не можете отрицать, что в вашем ведомстве есть утечка информации».

— Когда это было сказано?

— Вчера утром, как раз перед тем, как мы уехали из Дамаска; я подумал, что это относится к их работе… я не подозревал…

— Как интересно! — сказал итальянец. — Мало-помалу собираются доказательства.

— Вы говорили о мешке с песком, доктор, — сказал Паркер Пайн. — Такое легко сделать?

— Песку кругом сколько угодно, — сказал Луфтис, набирая горсть.

— Можно набить им носок… — неуверенно подсказал О’Райк, — и получится что-то вроде дубинки.

Всем вдруг вспомнились слова Хансли, сказанные недавно: «У меня всегда есть запасные носки…»

После продолжительного молчания вспомнил Паркер Пайн:

— Доктор Луфтис, носки мистера Хансли как будто лежат в кармане его плаща, там, в автобусе…

Все взгляды обратились к человеку, ходившему взад и вперед на некотором расстоянии от автобуса. С того момента, как обнаружили труп, Хансли держался в стороне, и все с пониманием отнеслись к его желанию уединиться: ведь он был дружен со Смитхорстом.

Паркер Пайн обратился к Луфтису:

— Не сходите ли вы за ними, доктор?

Тот нерешительно промямлил:

— Не хотелось бы… Это будет выглядеть непорядочно.

— Тут особый случай, — заметил детектив. — Мы здесь застряли, и нам нужно как можно скорее узнать правду. Если вы принесете нам эти носки, мы будем уверены…

Луфтис пошел, а Паркер Пайн отвел Поли в сторону:

— Вы сидели напротив Смитхорста через проход?

— Да.

— Кто-нибудь проходил по нему?

— Только старая мисс. Она ходила в туалет.

— Она твердо держалась на ногах?

— Не очень, потому что машину трясло.

— И никого другого вы не видели?

— Нет. — Итальянец пристально посмотрел на детектива и спросил: — Кто вы такой, сэр, и почему ведете это расследование, вы же не военный?

— Но у меня большой опыт в таких делах.

— Вы много путешествовали?

— Нет, я долго сидел в кабинете.

Вернулся Луфтис, неся носки. Паркер Пайн взял их и тщательно осмотрел: в одном из них было немного влажного песку. Детектив глубоко вздохнул и объявил:

— Теперь я знаю виновного.

Все глаза обратились к одиноко гуляющему человеку.

— Не могу ли я взглянуть на тело? — спросил Паркер Пайн.

В сопровождении врача он подошел к тому месту, где лежал покрытый брезентом Смитхорст. Луфтис откинул брезент:

— Тут нечего смотреть.

Паркер Пайн взглянул на яркий галстук мертвого.

— Итак, — сказал детектив, — он учился в Итоне.

Доктор казался удивленным, и удивление его усилилось, когда Паркер Пайн задал вопрос:

— Что вы знаете о молодом Вильямсоне?

— Ничего. Я встретился с ним в Бейруте, приехав из Египта. А почему вы спрашиваете?

— Из-за его показаний человека могут повесить… Надо быть осторожнее с такими вещами.

Паркер Пайн продолжал осматривать воротничок и галстук мертвого. Расстегнув воротничок, он воскликнул:

— Смотрите!

На задней его части виднелось небольшое кровавое пятно, и детектив склонился ниже, чтобы осмотреть шею.

— Этого человека не ударили, доктор! Ему прокололи основание черепа… Вот взгляните, тут маленькая ранка!

— А я ничего не заметил!

— У вас просто сложилось предвзятое мнение, — ответил Паркер Пайн. — Вы думали об ударе по голове, поэтому не обратили внимания на эту ранку. Точный удар каким-то инструментом с острым концом вызвал мгновенную смерть. Жертва даже не вскрикнула!

— Вы имеете в виду стилет? Предполагаете, что Поли…

— В умах граждан итальянцы и стилеты неразлучны… Смотрите! К нам приближается машина!

На горизонте показался туристический кар. О’Райк подошел к беседующим и сказал:

— Отлично! Дамы могут пересесть в эту машину.

— А убийца? — спросил Паркер Пайн.

— Вы говорите о Хансли?

— Нет, я знаю, что он не виновен.

— Вы знаете… Откуда?

— В его носке был песок.

Летчик был ошеломлен, а детектив продолжал:

— По-видимому, мои слова покажутся вам нелогичными, мой мальчик, но это не так: Смитхорста не ударили, а закололи. — Он помолчал немного, а потом продолжил: — Вспомните мой разговор с ним в кафе: меня поразила одна фраза. Когда я сказал, что люди поверяют мне свои тайны, он спросил: «И вам тоже?» Это не кажется вам странным? Скорее всего, речь шла не об утечке информации по их ведомству, а о махинациях Самюэла Лонга.

Луфтис вздрогнул, а О’Райк пробормотал:

— Может быть…

— Я шутя высказал предположение, что бежавший Самюэл Лонг мог оказаться среди нас. Допустим, что так и произошло…

— Ну, это невозможно!

— Почему? Что известно о туристах, кроме того, что есть в их паспортах и справках, которые они себе достали? Действительно ли я Паркер Пайн? Синьор Поли настоящий итальянец? А что думать о мужеподобной мисс Прайс, нуждающейся в бритве?

— Но… Смитхорст не был знаком с Лонгом!

— Смитхорст — выпускник Итона, Лонг — тоже, они могли знать друг друга в лицо. Может быть, Смитхорст узнал его в одном из нас. Что он сделал в этом случае? Он не слишком хитер, поэтому забеспокоился. Наконец он решил молчать до Багдада, а там все рассказать.

— Значит, вы думаете, что Лонг где-то здесь? — недоверчиво спросил О’Райк. — В таком случае это итальянец!..

— Сойти за иностранца, раздобыв паспорт, где была бы указана другая национальность, куда труднее, чем оставаться англичанином, — сказал детектив.

— Тогда это мисс Прайс? — высказал предположение летчик.

— Нет. Вот он!

И Паркер Пайн положил свою железную руку на плечо соседа, добавив:

— Это доктор Луфтис, джентльмены, а точнее, Самюэл Лонг!

— Не может быть! — вскричал О’Райк. — Луфтис много лет служит в авиации!

— Но вы с ним никогда не встречались? Ясно, что этот тип не настоящий Луфтис.

Человек, выдававший себя за доктора, тихо сказал:

— Вам не откажешь в уме, Паркер Пайн! Но как вы догадались?

— Благодаря вашему наивному утверждению, что смерть Смитхорста наступила в результате удара по голове. О’Райк, сам того не ведая, подал вам эту мысль, когда мы разговаривали еще в Дамаске. Будучи единственным врачом здесь, вы могли надеяться, что ваш диагноз примут на веру. У вас была экипировка Луфтиса и его врачебный чемоданчик; вы легко могли подобрать нужный инструмент. Вы склонились над своей жертвой, заговорили с ней и убили… продолжая говорить. В автобусе было темно… Кто мог вас заподозрить?

Когда же нашли тело, вы высказали свое мнение. Однако оно было принято не так быстро, как вы надеялись. Вы окопались за второй линией защиты: Вильямсон передал ваш разговор со Смитхорстом, вы намекнули, что это был его друг Хансли, и выдумали несуществующую утечку информации по их ведомству. Затем я стал уверять всех, что найду последнее доказательство, имея в виду песок и носки. Песок был у вас в руке. Я послал вас за носками, чтобы узнать правду. Моя фраза имела не тот смысл, который вы в нее вложили, потому что я уже осмотрел носки Хансли! В них не оказалось ни одной песчинки! Но вы в них насыпали песок!..

Самюэл Лонг закурил.

— Ну что ж, это конец, — сказал он. — Счастье от меня отвернулось! Однако пока оно было, я пользовался жизнью. Облава началась, когда я приехал в Египет. Там встретился с Луфтисом, который должен был ехать по назначению в Багдад, в свою новую часть, где его никто не знал. Я заплатил ему двадцать тысяч фунтов — пустяк для меня, — чтобы занять его место. Но, к несчастью, напоролся на Смитхорста! Он, конечно, круглый дурак, но был моим однокашником в Итоне и всегда мной восхищался в те времена. И вот, узнав все, он заколебался, выдавать меня или нет. Я сделал что мог и в конце концов упросил его, чтобы он помолчал до Багдада. Но я знал, что не успею убежать далеко, и мог надеяться на спасение, только убрав его. Уверяю вас, что по натуре я не убийца! Я обладаю самыми разными талантами…

Он замолчал. Лицо исказила гримаса боли, он пошатнулся и упал.

Летчик наклонился над Лонгом, а Паркер Пайн сказал:

— У него в сигарете, наверное, была синильная кислота. Игрок лишился последней взятки!

Детектив устремил взгляд на пустыню, освещенную солнцем. Они покинули Дамаск накануне… Через дверь Багдада.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Дом в Ширазе

В шесть часов утра мистер Паркер Пайн прибыл в Персию после промежуточной пересадки в Багдаде.

В маленьком самолете было тесно, и узкие кресла оказались очень неудобны для дородного детектива.

Кроме него, там сидели еще два пассажира: крупный краснолицый мужчина, похоже не в меру болтливый, потому что не закрывал рта, и худая женщина с поджатыми губами и решительным видом.

«К счастью, — подумал Паркер, — они, скорее всего, не принадлежат к категории людей, которым понадобится мой совет или услуги».

Это было и в самом деле так. Женщина — американка-миссионерша, полная рвения и довольная своей судьбой, и мужчина, служащий нефтяной компании, представились своему попутчику еще до отлета самолета, а он ответил: «Я турист, еду в Тегеран, Исфахан и Шираз». Эти названия нравились ему, и он повторял их, чтобы снова и снова услышать их звучание. Потом сквозь иллюминатор стал созерцать пустыню, развернувшуюся под ними, и наслаждался тайной.

Самолет приземлился в Керманшахе для таможенного досмотра. Один из чемоданов Паркера Пайна открыли и извлекли оттуда маленькую картонную коробочку, которую с беспокойством осмотрели. Туриста допросили, но, так как он не понимал персидского языка, разговор не получился.

Подошел пилот, красивый немец, блондин с голубыми глазами и загорелым лицом.

— Что вы хотите? — любезно спросил он.

Паркер Пайн, безуспешно пытавшийся объясниться с таможенниками жестами, радостно повернулся к нему:

— Это порошок от насекомых! Можете вы им объяснить?

Пилот удивился и опять спросил:

— Что вы хотите?

Паркер перевел свою просьбу на немецкий. Летчик улыбнулся и повторил его объяснение по-персидски. Чиновники облегченно вздохнули. Их темные лица осветились улыбками, один даже засмеялся.

Трое путешественников снова заняли свои места и поднялись в воздух. Самолет спикировал над Хамаданом, чтобы сбросить почту, не приземляясь. Паркер Пайн пытался разглядеть скалу Бегистан, романтический город, где Дарий радовался величине своей империи, говорящей на трех языках — вавилонском, индийском и персидском.

В час дня прибыли в Тегеран. Новые формальности. Летчик-немец подошел и с улыбкой слушал, как его английский пассажир невпопад отвечает на вопросы, смысла которых не понимает.

— Что я сказал? — спросил Паркер Пайн пилота.

— Что вашего отца звали Турист, что ваша профессия Чарльз, имя вашей матери — Багдад и при-ехали вы из Гарриэт!

— Это повлечет за собой какие-то нежелательные последствия?

— Ничуть, важно, что вы отвечали, больше им ничего и не надо.

Тегеран детектива разочаровал: он нашел его слишком современным. И сказал об этом Шлейгелю, летчику, которого встретил на следующий вечер у входа в отель, пригласив его пообедать. Пилот согласился.

Официант засуетился, принял заказ и тут же стал подавать.

Когда принесли десерт, немец спросил:

— Значит, едете в Шираз?

— Да, лечу самолетом. А затем вернусь в Тегеран по пути в Исфахан. Завтра вы повезете меня в Шираз?

— Нет. Я возвращаюсь в Багдад.

— Вы давно здесь?

— Три года, с тех пор как стала функционировать наша служба. Пока что у нас не было ни одного несчастного случая… Чур, чур меня!..

И он дотронулся до деревянного стола.

Подали кофе, и оба мужчины закурили.

— Моими первыми пассажирами были две англичанки, — задумчиво говорил Шлейгель. — Одна была из очень хорошей семьи, дочь какого-то вашего министра. Так, кажется, вы их называете? Ах да, леди Эстер Карр! Она была очень красива, но сумасшедшая.

— Сумасшедшая?

— Совершенно! Ну посудите сами! Живет в большом местном доме в Ширазе, одевается по-восточному и не желает видеть европейцев! Разве это жизнь для девушки из знатного рода?

— Встречаются такие, — ответил Паркер Пайн, — ну, скажем, леди Хистор Стенхоп.

— Но Эстер Карр определенно сумасшедшая! — перебил летчик. — Сразу видно по ее глазам. Во время войны у командира моей субмарины был такой же взгляд. Теперь он в доме умалишенных.

Паркер Пайн задумался. Он вспомнил лорда Митчелдейвера, отца леди Эстер Карр, под началом которого он служил, когда этот политик, блондин со смеющимися голубыми глазами, был государственным секретарем. Он хорошо запомнил леди Митчелдейвер, известную голландскую красавицу с черными волосами и голубыми глазами. Оба, судя по всему, были нормальны, но в роду Карров были случаи помешательства и время от времени повторялись у потомков.

Однако детектив был удивлен, что Шлейгель заговорил об этом.

— А другая из ваших первых пассажиров тоже англичанка? — спросил он.

— О, она… она умерла.

Паркера Пайна поразила грустная интонация молодого летчика.

— У меня есть сердце, — сказал немец. — На мой взгляд, эта девушка была самым прекрасным созданием на свете! Вы знаете, сэр, как чувство может сразу овладеть человеком. Так случилось и со мной… Она была цветком… настоящим цветком… — Он глубоко вздохнул. — Однажды я поехал к ним в Шираз. Леди Эстер пригласила меня. Но мой маленький цветок чего-то испугался… я в этом уверен. А когда вернулся в Багдад в следующий рейс, то узнал, что она умерла… Умерла! — Он помолчал и задумчиво добавил: — Возможно, та, другая, ее убила… Она была безумна, уверяю вас!

Он опять вздохнул, и Паркер Пайн заказал две рюмки бенедиктина.

— Кюрасо хороший, — сказал официант-грузин… и подал два кюрасо.

На следующий день перед полуднем Паркер Пайн увидел Шираз. Самолет летел над цепью гор, разделенных узкими долинами, сухими и унылыми, и вдруг, как изумруд в сердце пустыни, возник Шираз.

Детективу, наверное, город понравился бы больше, если бы до того он не посетил Тегеран. Захудалый отель, плохо вымощенные улицы…

Он приехал в разгар персидского Нового года, празднующегося две недели.

В один из дней Паркер Пайн вышел из города, чтобы посетить гробницу поэта Хафиза, и, возвращаясь, увидел дом, который его очаровал: он был сплошь покрыт голубой, розовой и желтой черепицей и окружен садом, где цвели розы, апельсиновые деревья и били фонтаны. Мечта!

В этот вечер он обедал у английского консула и рассказал ему об этом доме.

— Восхитителен, не правда ли? — сказал хозяин. — Он был построен бывшим губернатором Лористана. Теперь принадлежит англичанке, о которой вы, наверное, уже слышали, — леди Эстер Карр. Она буйнопомешанная и окончательно превратилась в туземку: не желает иметь ничего общего с британцами.

— Она молода?

— Чересчур, чтобы объяснить ее положение! Лет тридцати.

— С ней, кажется, жила другая англичанка, которая умерла?

— Да, около трех лет назад. Это случилось на следующий день после того, как я сюда приехал.

— Отчего она умерла?

— Упала с балкона второго этажа на каменные плиты двора. Она была компаньонкой леди Эстер или горничной, не помню уже точно. Вроде бы девушка несла поднос с завтраком и свалилась… Ничего нельзя было сделать, потому что случился перелом позвоночника.

— Как звали эту девушку?

— Кинг, кажется… Или Уиллс… Нет, это миссионерша — Уиллс. Красивая была…

— Леди Эстер, наверное, расстроилась?

— Да… нет, не знаю! У нее странные манеры, и я не мог даже предположить, о чем она думала тогда. Она очень властная, и сразу видно, что благородного происхождения. Ее надменный вид и горящие черные глаза меня всегда пугали!

Консул смущенно засмеялся и посмотрел на Паркера Пайна, взгляд которого неопределенно блуждал; потом он чиркнул спичкой и дал ей догореть до самых пальцев… Почувствовав ожог, он слегка вскрикнул, отбросил ее и, увидев изумление консула, извинился:

— Прошу прощения!

— Вы витали в облаках?

— И даже очень высоко…

Разговор принял другое направление.

Ночью Паркер Пайн написал при свете керосиновой лампы письмо, долго обдумывая каждое слово, прежде чем получился окончательный вариант. Текст, однако, был очень прост:

Он вложил в письмо вырезку своего знаменитого объявления:

— Думаю, этого будет достаточно, — сказал он себе, ложась в постель. — Прошло почти три года… Да, должно сработать.

На следующий день после обеда слуга-перс, ни слова не знающий по-английски, принес ответ:

Детектив улыбнулся.

Ему открыл тот же слуга-перс, провел его через темный сад к внутренней лестнице в задней части дома и проводил гостя на балкон. Там на низкой софе лежала женщина.

Леди Эстер была одета по-восточному, и чувствовалось, что она предпочитает именно эту одежду, так гармонировавшую с ее красотой.

Консул упомянул о ее высокомерии, и это было правдой: вздернутый подбородок, нахмуренные брови — все соответствовало его рассказу.

— Вы, полагаю, мистер Паркер Пайн? Садитесь.

Она жестом указала на груду подушек, и на ее пальце блеснул бесценный старинный изумруд.

Детектив упал на подушки, поскольку человеку его комплекции было трудно элегантно опуститься на пол.

Слуга принес кофе. Паркер Пайн взял чашку и с удовольствием отхлебнул.

Хозяйка дома усвоила бесстрастную манеру общения: она ничего не говорила и, полузакрыв глаза, смаковала напиток. Потом, спустя какое-то время, наконец спросила:

— Значит, вы помогаете несчастным? По крайней мере, так сказано в вашем объявлении.

— Именно так.

— Зачем вы послали его мне? Чтобы подзаработать во время путешествия?

Ее тон не мог не уязвить самолюбия детектива, однако ее собеседник не обратил на это внимания и ответил:

— О нет! Когда я путешествую, хотелось бы забыть о делах.

— Тогда зачем же вы мне написали?

— Потому что у меня есть основания считать, что вы несчастны.

Наступило молчание, и детектив спрашивал себя, как женщина отреагирует на его слова.

Она некоторое время размышляла, а потом рассмеялась:

— Вы, вероятно, вообразили, что человек, живущий, как я, вдали от родины, от соотечественников, подавлен скорбью и разочарованием? Вам, полагаю, этого не понять. В Англии я была рыбой, вытащенной из воды, а здесь я стала самой собой, потому что у меня от рождения восточная душа. Мне нравится уединение. Вы, конечно, этого не принимаете? И поэтому я кажусь вам… — она замялась, — кажусь вам безумной!

— Вы не безумны, — ответил Пайн внятно и убежденно.

Она пристально посмотрела на детектива:

— Но считают именно так, не правда ли? Считают идиоты! А я совершенно счастлива.

— Однако вы почему-то пригласили меня.

— Признаться, мне было интересно посмотреть на вас… Я не хочу возвращаться в Англию, но тем не менее хотела бы знать, что за эти годы произошло в…

— В вашем бывшем кругу общения?

Она кивнула, и Паркер Пайн стал рассказывать. Сначала его голос был спокойным, уверенным; потом тембр стал слегка повышаться, когда Паркер Пайн хотел обратить внимание слушательницы на какие-то мелочи.

Он рассказывал о Лондоне, сплетнях в высшем обществе, вспоминал о фактах из жизни известных людей, говорил о новых ресторанах, ночных клубах, скачках, охоте, светских скандалах, парижских модах, небольших магазинчиках, где можно дешево сделать прелестные покупки. Не забыл о последних театральных премьерах, кино, о строящихся и развивающихся предместьях, перечислил новые парки. Потом перешел к части города, населенной рабочими, о том, как по вечерам спешат они к трамваям и автобусам, возвращаясь в свои дома, набросал картину современной семейной жизни…

Его рассказ прозвучал весьма эмоционально, тем более что был необычайно правдив и основан на фактах.

Леди Эстер слушала опустив голову и забыв о своей обычной надменной позе. По ее щекам катились слезы. Когда ее собеседник умолк, она разрыдалась.

Паркер Пайн молча смотрел на нее с удовлетворением ученого, поставившего эксперимент и констатирующего его успех.

Наконец она подняла голову и с горечью спросила:

— Ну вот! Вы довольны?

— Именно это я и предполагал.

— Как я смогу вынести такую жизнь здесь? Никогда не выходить, никогда не видеться… ни с кем… — Она выпрямилась и яростно закричала: — Вы не спрашиваете, почему я не вернусь туда, если даже очень захочу этого?

— Нет, — сказал он, — потому что вам нелегко признаться в содеянном.

Она испугалась:

— Вы знаете… почему?

— Думаю, что знаю.

— Вы ошибаетесь. Вы не могли этого знать! Не угадали же…

— Я никогда не угадываю. Я наблюдаю и делаю выводы.

— Вы ничего не можете знать обо мне.

— Попробую вас убедить в обратном. Когда вы впервые ехали сюда, то, вероятно, воспользовались новой воздушной линией от Багдада?

— Да.

— Ваш пилот, Шлейгель, приходил потом к вам?

— Да… — Это слово было произнесено более мягко.

— У вас была подруга или горничная, которая… умерла. — Голос детектива стал сухим, в нем прозвучала обвиняющая нота.

— Компаньонка.

— Как ее звали?

— Мюриэль Кинг.

— Вы ее любили?

— К чему эти слова… — Женщина овладела собой и надменно сказала: — Она была мне полезна.

— Вас огорчила ее смерть?

— Меня? Да, очевидно… Послушайте, сэр, к чему все эти вопросы? — Она теперь говорила гневно и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Вы были очень любезны, что пришли. Но я немного утомлена. Не соблаговолите ли вы сказать, сколько я вам должна…

Паркер Пайн, будто не слыша ее слов, без раздражения продолжал допрос:

— После ее смерти господин Шлейгель больше не был здесь ни разу. Если бы он пришел, вы приняли бы его?

— Конечно нет.

— По-видимому, вы не могли бы поступить иначе, — пробормотал, словно про себя, детектив.

Надменность слетела с нее, и она неуверенно произнесла:

— Я… я не понимаю…

— Леди Эстер! Вы знали, что молодой летчик Шлейгель влюблен в Мюриэль Кинг? Он сентиментальный мальчик и до сих пор не забыл ее.

— Не может быть! — пробормотала она.

— Какая была Мюриэль Кинг?

— Что вы хотите этим сказать? Я не могу объяснить…

— Вы же ее видели изо дня в день…

— Ах, вы о внешности! Она была недурна собой.

— Вы с ней одного возраста?

— Почти… Откуда вы взяли, что Шлейгель любил ее?

— Он сам мне признался. Как я уже говорил, он очень сентиментален, и эта исповедь явилась для него облегчением; он тяжело пережил смерть этой девушки.

Леди Эстер вскочила:

— Уж не думаете ли вы, что я ее убила?

— Нет, милая девочка! Я убежден в противном; следовательно, чем скорее вы откажетесь от этой комедии и снова станете самой собой, тем будет лучше.

— От какой комедии?

— По существу, вы потеряли голову, испугавшись, что вас обвинят в убийстве леди Эстер.

Девушка вздрогнула.

— Потому что вы не леди Эстер. Я знал это еще до того, как пришел сюда, но решил провести эксперимент, чтобы окончательно убедиться в этом. — Он улыбнулся и ласково продолжал: — Пока я тут разглагольствовал, на мои слова реагировала не Эстер Карр, а Мюриэль Кинг: вас интересовали маленькие магазинчики, кино, предместья, вечерние газеты, а к болтовне о клубах, скачках, ночных кабаре вы отнеслись равнодушно… Сядьте и расскажите мне все, — мягко добавил он. — Вы не убивали леди Эстер, но боялись быть в этом заподозренной. Почему?

Она глубоко вздохнула, упала на диван и отрывисто заговорила:

— Нужно… начать с самого начала. Я… я боялась ее… она была сумасшедшей… не постоянно, но временами теряла разум. Она привезла меня сюда. Я как дура поехала с ней, потому что мне нравилось путешествовать! В Лондоне она пыталась соблазнить своего шофера… потому что имела пристрастие ко всем мужчинам… Он ее оттолкнул, вышел скандал, и все ее знакомые смеялись над ней. Тогда она оставила свою семью, и мы приехали сюда… Она хотела спасти свою репутацию и рассчитывала через некоторое время вернуться. Но с каждым днем становилась все более и более эксцентричной, а когда летчик пришел ко мне вскоре после нашего приезда, она меня возненавидела… Это было ужасно! Она поклялась, что я никогда не вернусь в Англию, потому что я всего-навсего рабыня и только она имеет право решать, жить мне или умереть.

Паркер Пайн кивнул. Он понял: леди Эстер понемногу сходила с ума, как и другие члены ее рода, а бедная неопытная девушка верила ее угрозам.

Мюриэль продолжала:

— Но однажды я восстала, заявив, что гораздо сильнее ее и буду защищаться… Она испугалась, отступила… и упала через низкие перила… балкона…

Мюриэль закрыла лицо руками.

— А потом? — настаивал Паркер Пайн.

— Я испугалась: вдруг обвинят, что я ее толкнула, и заключат в ужасную здешнюю тюрьму.

Ее губы дрожали, и Паркер Пайн понял, что ее охватила безумная паника.

— Я знала, что старый английский консул умер и приехал новый, который нас никогда не видел, — продолжала девушка. — У меня появилась идея. В глазах прислуги мы всегда были двумя сумасшедшими англичанками, и никем иным. Я дала им денег и послала их за консулом. Когда он пришел, я надела кольцо леди Эстер и приняла его так, как это сделала бы она сама. Он был чрезвычайно любезен и все устроил. Никто даже не заподозрил.

Паркер Пайн понимал, что имя леди Эстер было известно многим, как бы ни была неуравновешенна его обладательница.

Мюриэль добавила:

— Потом я пожалела о своем поступке, потому что поняла, какое совершила безумие. Я была обречена оставаться здесь. А если бы призналась в том, как все произошло, меня сочли бы убийцей. О, сэр, что мне делать?…

Паркер Пайн поднялся так быстро, как ему позволяла его полнота.

— Дорогая моя девочка, вы сейчас поедете со мной к консулу, он очаровательный малый. Конечно, вас подвергнут тягостным формальностям, все это будет нелегко, но вы не будете осуждены за убийство. Скажите, каким образом рядом с телом леди Эстер оказался поднос?

— Это я его бросила… Подумала, что покажется естественным, что он был у меня в руках. Это глупо?

— Нет, наоборот. Признаться, я сам решил, пока не пришел сюда, что это вы сбросили с балкона леди Эстер. Но потом понял, что вы не способны лишить жизни и букашки.

— Из трусости?

— Нет, потому, что у вас иная природа. Так поехали? Вам придется, как я уже говорил, пережить неприятные минуты, но я вам помогу… А затем вы уедете в Стритгейм-Хилл… ведь именно в этом квартале живут ваши родные? Я предположил это, увидев, какая боль отразилась на вашем лице, когда я заговорил об автобусе, трамвае… Так поедете, моя крошка?

Она отступила:

— Мне никто не поверит. Ее семья не допустит и мысли, что она могла так себя повести!

— Положитесь на меня. Дело в том, что я знаю ее прошлое. Не будьте трусихой и помните, что в Тегеране бывает хороший, но такой отчаявшийся парень… Нужно устроить так, чтобы вы полетели в Багдад на его самолете.

Девушка покраснела, улыбнулась и сказала:

— Я готова… — и направилась к двери, но, обернувшись, вдруг спросила: — Вы сказали, сэр, будто догадались, что я не леди Эстер, прежде чем меня увидели. Каким образом?

— Благодаря… наследственности.

— Наследственности?

— Да, у лорда и леди Митчелдейвер голубые глаза. Когда консул говорил мне о горящих черных глазах их дочери, я понял, что тут произошла ошибка. Супруги с карими глазами могут иметь голубоглазого ребенка, но не наоборот. Это научно обоснованный факт.

— Вы чудо! — вскричала Мюриэль Кинг.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Ценная жемчужина

У туристов выдался долгий и утомительный день. Изнуряющая жара заставила их покинуть Амман ранним утром, и к вечеру они прибыли в лагерь, расположенный в гористой местности, в центре небольшого городка Петра.

Их было семеро: крупный американский магнат Калеб П. Блондел; его красивый темноволосый и молчаливый секретарь Джим Хорст; выглядевший усталым сэр Дональд Марвелл, член английского парламента; доктор Кервер, археолог с мировым именем; красивый французский офицер полковник Дюбо; мистер Паркер Пайн, профессия которого не была уточнена, но который выглядел образцом британской корректности; и, наконец, мисс Кэрол Блондел, хорошенькая девушка, избалованная и самоуверенная.

Они выбрали место, где должны были ночевать, и сели обедать под большим тентом. Говорили о политике на Ближнем Востоке: английский депутат — осторожно, француз — тактично, американец — с некоторым бахвальством. Археолог, Паркер Пайн и Джим Хорст помалкивали. Потом заговорили о городе, который только что осматривали.

— Он безумно романтичен! — заявила девушка. — Как подумаешь о тех, кто в нем жил… Но набатцы, наверное, существовали чуть ли не с сотворения мира?

— Не совсем, — ответил с улыбкой Паркер Пайн. — А вы как считаете, доктор Кервер?

— Это переносит нас на две тысячи лет назад. Если гангстеров считать романтиками, то их можно сравнить разве что с набатцами. Это были богатые бандиты, заставлявшие путешественников пользоваться только определенными дорогами, превратив все другие в опасные. Петра являлась как бы складом награбленного.

— Вы считаете, что они были самыми обычными ворами? — спросила Кэрол.

— Слово «вор» менее романтично. «Бандит» вызывает ассоциацию с человеком более широкого размаха.

— А современный финансист? — подмигнув, спросил Паркер Пайн.

— Камешек в твой огород, па!

— Человек, зарабатывающий деньги, — благодетель человечества, — важно ответил Блондел.

— Однако человечество так неблагодарно! — пробормотал детектив.

— Что такое честность? — задался вопросом француз. — Нюанс, условность. В разных странах это слово приобретает разный смысл. Араб не стыдится красть и лгать. Вопрос лишь в том, кому он солгал или кого обокрал.

— Да, у них такой подход к делу, — сказал Карвер.

— Это доказывает превосходство Запада над Востоком, — пояснил Блондел. — Когда эти бедолаги получат хоть какое-то воспитание…

Сэр Дональд устало заметил:

— Воспитанию придается слишком большое значение. Оно учит массе бесполезных вещей. Полагаю, господа, ничто не может изменить природу человека.

— То есть?

— По-моему, вор всегда останется вором.

Повисло неловкое молчание. Потом Кэрол заговорила о москитах, отец поддержал ее.

Сэр Дональд, очень удивленный, прошептал на ухо своему соседу, Паркеру Пайну:

— Похоже, я допустил оплошность?

— Странно, — ответил детектив.

Один археолог ничего не заметил: он был молчалив, задумчив и рассеян. Но пауза в разговоре заставила и его заговорить:

— Я согласен с вами, во всяком случае, смысл однозначен: человек или честен, или нечестен.

— Вы не думаете, — спросил Паркер Пайн, — что при определенных обстоятельствах искушение может превратить честного человека в вора?

— Этого не может быть!

Детектив тихонько покачал головой:

— Не согласен! Может подействовать множество факторов. Например, пузырек в стали.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился молодой Хорст, до сих пор еще не открывавший рта. У него был низкий голос приятного тембра.

— Человеческий мозг может выносить определенную нагрузку. То, что вызовет кризис, может иной раз быть просто незначительным событием. Поэтому большинство преступлений абсурдно, так как достаточно пустяка, чтобы заставить человека совершить их.

— Это что-то из области психологии, — заметил французский офицер.

— Если бы преступники были психологами, — сказал Паркер Пайн, — они были бы очень сильными. А ведь из десяти человек девять могут находиться под определенным влиянием, ведущим к повиновению.

— Объясните яснее! — вскричала Кэрол.

— Во-первых, есть люди, которых легко смутить: если на них кричат, они повинуются. Есть другие — у них силен дух противоречия, они всегда противятся тому, что им советуют. И наконец, наиболее распространенный тип — это человек, поддающийся внушению. Он видит автомобиль, потому что слышит клаксон, или почтальона, если слышит, как звякает почтовый ящик; он видит кинжал в ране, если ему скажут, что кого-то зарезали, и услышит звук выстрела, если речь идет о пистолете.

— Я уверена, что меня нельзя заставить поверить во все это! — сопротивлялась Кэрол.

— Ты слишком умна, милая, — сделал ей комплимент отец.

— Все это совершенно справедливо, — согласился француз, обращаясь к Паркеру Пайну. — Но предвзятое мнение не позволяет сделать объективный вывод.

Мисс Блондел зевнула:

— Я устала и пойду в свою нору. Аббас-эфенди предупредил, что завтра мы рано поднимаемся. Он хочет отвезти нас к жертвенникам… Я, правда, не совсем поняла, что это такое.

— Это место, где убивали молодых и красивых девушек, — объяснил сэр Дональд.

— Боже мой! Спокойной ночи всем вам. Ах, у меня упала сережка!

Полковник Дюбо поднял драгоценность, оказавшуюся под столом, и протянул владелице.

— Это настоящие жемчужины? — резко спросил сэр Дональд, не так вежливо, как обычно. Он смотрел на роскошные серьги, украшавшие уши американки.

— Конечно, — ответила та.

— Они мне стоили восемьдесят тысяч долларов, — гордо объявил отец. — Но моя дочь небрежно застегивает их, оттого нередко они падают. Ты меня вконец разоришь, крошка!

— Не думаю, чтобы ты разорился, даже если тебе придется купить мне еще одну такую пару!

— Конечно, — снисходительно ответил магнат. — И три пары почти не уменьшат моего банковского счета!

— Везет же вам! — заметил сэр Дональд.

— Думаю, нам всем давно пора спать, господа, — заметил Блондел. — Спокойной ночи!

Он удалился в сопровождении Хорста.

Четверо оставшихся обменялись улыбками, и сэр Дональд пробормотал:

— Тем лучше для него, что он в состоянии выбрасывать на ветер такие деньги! Сразу видно нувориша, — добавил он, усмехаясь.

— У этих американцев чересчур много денег! — заявил Дюбо.

— Однако бедняки недооценивают миллионеров, — тихо сказал Паркер Пайн.

Офицер расхохотался:

— Да они просто завидуют, потому что кому не хочется быть богатыми, чтобы покупать, когда вздумается, такой вот жемчуг! Наверное, приятное исключение представляют в этом отношении ученые…

И он поклонился в сторону доктора Кервера, который со свойственной ему привычкой играл каким-то мелким предметом.

— Что? Что? — спросил он, возвращаясь к действительности и выходя из своей обычной задумчивости. — Признаюсь, мне как-то ни к чему крупный жемчуг. Но, по-видимому, деньги всегда иметь полезно… Взгляните-ка, господа. Это куда интереснее, чем все эти серьги и прочие драгоценности.

— Что это?

— Печатка из черного гематита, приносимая в дар: на ней изображен один бог, представляющий просителя другому, более могущественному богу, сидящему на троне. Проситель приносит в дар козленка, а слуга отгоняет пальмовой ветвью мух от трона. Едва заметная надпись поясняет, что дело идет о верном слуге Хаммурапи, откуда можно сделать вывод, что эта печатка была сделана четыре тысячи лет назад.

Вытащив из кармана шарик пластилина, Кервер размял его на столе, смазал вазелином, а потом приложил к нему свою находку, вырезав перочинным ножом кусок пластилина, и сказал:

— Вот, смотрите!

На пластилине ясно отпечаталась сцена с Хаммурапи, и все склонились над этим, таким далеким теперь образом прошлого. Но вдруг до них донесся голос Блондела:

— Эй, туземцы, вытащите-ка мой багаж из этого проклятого погреба и отнесите в палатку! Меня кусают какие-то твари, и я не могу заснуть!

— Какие твари? — спросил сэр Дональд.

— Скорее всего, земляные блохи, — ответил Кервер.

Группа вышла на маршрут рано утром и уже вдоволь навосхищалась розовыми рассветными скалами. Идти пришлось медленно, так как ученый шел не отрывая взгляда от земли и время от времени подбирал что-то.

— Археолога всегда узнаешь, — с улыбкой сказал полковник Дюбо. — Они не видят ни неба, ни гор, ни красоты природы… они только ищут…

— Но что? — спросила Кэрол. — Что вы собираете здесь, доктор?

Кервер улыбнулся и протянул ей два грязных глиняных обломка.

— Мусор! — пренебрежительно отмахнулась девушка.

— Но этот мусор гораздо интереснее золота!

На ее лице отразилась недоверчивая гримаса. Туристы достигли крутого поворота и прошли мимо двух или трех гробниц, высеченных в скале.

Подъем был довольно трудным, но бедуины спокойно шли впереди, не глядя на пропасть рядом с тропинкой, будто это была обычная прогулка.

Кэрол побледнела. Один из проводников, заметив это, наклонился и протянул ей руку. Хорст встал позади и протянул через пропасть свою трость, изобразив нечто вроде перил. Девушка поблагодарила взглядом и перебралась на более широкую скалистую тропинку. Ее спутники медленно двигались следом. Солнце уже стояло высоко, и жара все ощутимее давала знать о себе.

Наконец они достигли широкого плато, и небольшой подъем привел их к правильной формы квадратной вершине скалы. Блондел знаком отпустил гидов, и бедуины устроились покурить у скал.

Туристы, расслабившись, поднялись на вершину: вид на долину открывался восхитительный. Под ногами был прямоугольник, окруженный высеченными в камне бассейнами, в середине возвышалось что-то наподобие алтаря.

— Какое прекрасное место для жертвоприношений! — восхитилась девушка. — Но полагаю, тащить сюда искупительную жертву было не так-то просто!

— Когда-то, — объяснил доктор Кервер, — сюда вела зигзагообразная скалистая дорога. Когда мы будем спускаться с другой стороны, то увидим ее остатки.

Группа некоторое время стояла молча; и вдруг раздался какой-то легкий звук, нарушивший тишину, и археолог сказал:

— Кажется, мадемуазель, ваша серьга опять упала.

Кэрол поднесла руку к уху и закричала:

— Так и есть!

Дюбо и Хорст начали искать. Полковник сказал:

— Она не могла отлететь далеко, место плоское и похоже на квадратный ящик.

— А не упала ли она в расщелину? — растерянно спросила американка.

— Здесь ее нет, — ответил Паркер Пайн, — почва удивительно ровная. Ну что, полковник, нашли?

— Просто камешек, — ответил Дюбо и отбросил его в сторону.

Мало-помалу ищущие начали отчего-то тревожиться, и в этом не было ничего удивительного: кого угодно заворожит сумма восемьдесят тысяч долларов!

— Сережка была на месте, когда мы сюда поднялись? — спросил Блондел дочь. — Может быть, она выпала раньше?

— Я очень хорошо помню, она была, когда мы вошли на это плато, потому что доктор Кервер заметил, что она отстегнулась, и поправил ее. Ведь так, доктор?

Ученый кивнул. Сэр Дональд громко высказал то, что было на уме у каждого:

— Очень неприятное дело! Вы, сэр, вчера вечером сказали, сколько стоили вам эти жемчужины. Каждая, считайте, — это небольшое состояние, и, если потерянная серьга не найдется, мы все окажемся под подозрением.

— Я попрошу обыскать меня! — перебил Дюбо. — Просто буду требовать этого!

— Я тоже! — быстро подхватил Хорст.

— Таково общее мнение? — спросил сэр Дональд.

— Что касается меня, я согласен, — ответил мистер Паркер Пайн.

— Прекрасная мысль! — добавил ученый.

— Я тоже хочу быть обысканным, — объявил Блондел. — У меня есть к тому основания, только я не желаю о них говорить.

— Как хотите, — вежливо сказал сэр Дональд.

— Кэрол, девочка, пойди сходи пока к гидам.

Девушка молча удалилась. Лицо ее выражало тревогу, оно даже как-то потемнело, и вид ее обратил на себя внимание одного из ее спутников, который спрашивал себя, что бы все это значило.

Обыск был очень тщательный… но безрезультатный. Очевидно, что ни у кого жемчужины не оказалось.

Обескураженные происшествием члены маленькой группы угрюмо спустились вниз, вполуха слушая объяснения проводников.

Мистер Паркер Пайн только что закончил переодевание к завтраку, когда кто-то подошел к входу в палатку.

— Можно к вам?

— Конечно, дорогая мисс.

Кэрол вошла и без приглашения села на кровать. С ее лица не сходило выражение тревоги. Она озабоченно произнесла:

— Ваша профессия — помогать несчастным, не так ли?

— Я теперь в отпуске и не занимаюсь делами.

— Мной вы займетесь, — спокойно сказала девушка тоном, не терпящим возражений, — потому что я самая несчастная.

— Почему? Неужели из-за этой жемчужины?

— Да, из-за нее. Уверена в одном: Джим Хорст ее не брал.

— Не совсем понимаю, о чем идет речь. Почему вы думаете, что обвинят именно его?

— Дело в его прошлом, сэр. Джим Хорст был когда-то вором, и его застали в нашем доме. Я… пожалела его… на месте преступления… Он был так тогда молод, так растерян…

«И так красив», — подумал про себя Паркер Пайн.

— Я уговорила па — он для меня что хотите сделает — дать Джиму возможность исправиться, и Джим начал новую жизнь. Мой отец ему теперь безоговорочно верит, он посвящен во все секреты отца… И в конце концов он уступил бы, если бы не эта жемчужина. Сегодня…

— Что значит «уступил бы»?

— Я хочу выйти замуж за Джима, он влюблен в меня.

— Но… сэр Дональд…

— Это выбор отца. Неужели вы думаете, что я могу выйти за такое… чучело?

Паркер Пайн удивился такой характеристике молодого аристократа и спросил:

— А каковы чувства сэра Дональда по отношению к вам?

— Думаю, он считает меня способной позолотить его герб!

Детектив, недолго подумав, сказал:

— Я хочу задать вам два вопроса, мисс: вчера вечером, когда шел разговор о том, что любой вор в принципе неисправим, вы подумали о Джиме?

— Да.

— Теперь я понял, почему эти слова произвели такое впечатление.

— Да… Это было неприятно слушать Джиму, да и мне с отцом. Я так боялась, что лицо Джима его выдаст, поэтому заговорила о первом попавшемся, что пришло на ум.

Паркер Пайн понимающе кивнул:

— А почему в таком случае ваш отец потребовал, чтобы его тоже обыскали?

— Вы не поняли этого? А я поняла. Он не хотел, чтобы я подумала, будто он расставил ловушку для Джима, поскольку мечтает, чтобы я вышла замуж за англичанина. И он решил доказать мне, что не ведет бесчестной игры.

— Боже мой! — удивился детектив. — Оказывается, все так просто, но ничуть не приближает нас к решению загадки.

— Вы меня не бросите, сэр, на произвол судьбы? — робко посмотрела на детектива Кэрол.

— Нет… нет… Но что вы, в сущности, хотите от меня?

— Докажите, что это не Джим спрятал жемчужину.

— Но, предположим… Простите меня… А если все-таки он?

— Если вы так думаете, сэр, то, полагаю, жестоко ошибаетесь.

— Может быть… однако вы обдумали все аспекты вопроса? Мистер Хорст мог и в самом деле испытать сильнейшее искушение. Продажа такой жемчужины дала бы ему приличную сумму и сделала бы его независимым. Тогда он мог бы жениться без согласия вашего отца.

— Он не виноват, — твердо настаивала Кэрол.

На этот раз детектив не спорил и коротко ответил:

— Я сделаю все, что смогу, мисс.

Девушка поклонилась и вышла из палатки. Паркер Пайн, в свою очередь, сел на кровать, немного подумал и засмеялся, произнеся вслух:

— Я становлюсь идиотом!

Во время завтрака детектив почему-то был особенно весел.

Послеполуденное время прошло спокойно. Почти все туристы отдыхали. В четверть пятого Паркер Пайн вошел в общую большую палатку и нашел там только доктора Кервера, рассматривающего черепки глиняной посуды.

— А! — обрадовался Паркер Пайн, садясь. — Я хотел увидеть именно вас. Не дадите ли вы мне кусочек пластилина?

Ученый порылся в своих карманах, достал палочку пластилина и протянул детективу.

— Нет, — сказал Пайн, — не этот! Дайте мне, пожалуйста, тот шарик, что был у вас вчера, да и, по правде говоря, не сам шарик, а его содержимое.

Археолог помолчал и сказал:

— Не вполне понял вас — что значит «содержимое»?

— Думаю, вы прекрасно меня поняли. Мне нужна жемчужина мисс Блондел.

Повисло тягостное молчание. В конце концов ученый нехотя сунул руку в карман и достал шарик пластилина.

— Ну и ловкач же вы! — пробормотал он.

— Может быть, вы объясните мне все подробнее? — попросил Паркер Пайн, соскабливая пластилин и доставая слегка запачканную жемчужину. — Я просто из любопытства хотел бы знать, как это случилось.

— Скажу, — коротко ответил Кервер, — если вы мне объясните, как вы… догадались. Вы что, видели?

— Нет. Я только поразмыслил над этим происшествием.

— Поводом послужила простая случайность, — нехотя начал Кервер. — Я шел позади всех и увидел под ногами жемчужину; видимо, она только что упала, но никто ее не заметил. Я поднял ее и положил в карман, решив отдать, как только догоню мисс Блондел.

Но пока я карабкался вверх, то подумал, что маленькая дурочка не слишком будет страдать от потери драгоценности: ей отец купит другую, не думая о цене… в то время как продажа этой жемчужины позволит мне собрать группу изыскателей… — Бесстрастное лицо археолога оживилось. — Вы не представляете себе, как трудно в наши дни добиться субсидий для раскопок! Эта жемчужина облегчила бы мне исследования района Белуджистана, где можно воскресить целую забытую эпоху… Я вспомнил ваши слова о свидетелях по внушению. Эта девушка, по-видимому, должна относиться к этой категории. Когда мы поднялись на вершину, я сказал ей, что одна из ее сережек плохо держится, и сделал вид, что поправляю ее. А на самом деле я всего лишь прикоснулся острием карандаша к мочке ее уха… и немного погодя бросил камешек на дорогу…

Она поклялась бы, что ее жемчужина и в самом деле чуть не выпала из уха. А я в это время уже закатал ее в пластилин, лежавший в моем кармане. Вот и все. Не очень-то честно я поступил, признаюсь! Теперь ваша очередь, скажите…

— Я мало что могу сказать, — ответил Паркер Пайн. — Я обратил внимание, что только вы один все время подбирали что-то с земли, и я разгадал вашу хитрость. А потом… вчера вечером вы чересчур горячо спорили о честности, будто хотели убедить в чем-то самого себя… и чересчур презрительно отзывались о деньгах.

Лицо ученого выражало усталость.

— Вот и все! — сказал он. — Для меня все кончено. Вы, конечно, вернете малютке ее игрушку? Варварский инстинкт женщин украшать себя вечен и восходит к эре палеолита…

— Мне кажется, вы плохо думаете о мисс Блондел: она умна и, более того, сердечна. Думаю, она никому об этом не скажет.

— Но ее отец не столь великодушен и не последует ее примеру.

— Напротив. Понимаете, у «па» есть причины молчать: эта жемчужина не стоит сорока тысяч долларов. Ее можно купить всего-навсего за пятьсот франков!

— Как это так?

— Да очень просто! Крошка этого не знает. Я заподозрил это еще вчера, когда Блондел слишком расхвастался своим богатством. Когда дела хороши, нечего блефовать! А американец поддался искушению!

Доктор Кервер расхохотался, как мальчишка, и еле проговорил, не в силах унять этот хохот:

— Значит… мы… все… бедняки?!

— Именно! — кивнул Паркер Пайн. — Я вспомнил на этот счет одно мудрое изречение: «Когда чувствуешь себя равным другому, становишься альтруистом».

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Смерть на Ниле

Леди Гриль нервничала. Она стала жаловаться, едва только ступила ногой на палубу парохода: ей сразу не понравилась ее каюта. Утреннее солнце она еще как-то, с трудом, могла переносить, но полуденное!.. Ее племянница Памела Гриль услужливо предложила поменяться с нею: каюта Памелы была на противоположной стороне парохода. Леди Гриль неохотно согласилась.

Она злилась на свою сиделку мисс Мак-Найтон, которая подавала ей шарф, когда тот ей вовсе не требовался; зато зачем-то упаковала ее маленькую подушку, без которой она совершенно не могла обходиться. Она без конца ругалась с мужем, сэром Джорджем, который перед отплытием купил ей колье, — она хотела ляпис-лазурь, а не кораллы, поэтому она то и дело называла его дураком.

Сэр Джордж удрученно отвечал:

— Мне очень жаль, дорогая. Хочешь, я поеду и обменяю это колье? Время еще есть.

Она не поносила разве что одного Бэвила Уэста, секретаря мужа, потому что этого никто не мог бы сделать: у него была совершенно обезоруживающая улыбка. Поэтому ярость леди Гриль изливалась исключительно на переводчика, невозмутимого, вальяжного, модно одетого джентльмена. Едва она заметила, что кто-то сидит в кресле на палубе, она тотчас поняла, что это пассажир, и вознегодовала еще более:

— В конторе компании меня заверяли, что мы будем единственными пассажирами! Что сезон кончается и больше никого на пароходе, кроме нас, не будет!

— Так и есть! — ответил Мохаммед. — Вы, ваша свита и один этот джентльмен — вот и все пассажиры!

— Нет! Вы лжете! Что делает здесь этот человек?

— Он приехал позднее, мэм. После того, как вы купили билеты. Он решился ехать только сегодня утром.

— Это злоупотребление доверием! Вы не находите?

— Все будет отлично, мэм. Он очень любезный джентльмен, очень спокойный и обходительный.

— Вы идиот и ничего не понимаете в людях! Где вы, мисс Мак-Найтон? Ах вот вы где! Сколько раз вам повторять, чтобы вы все время были около меня: мне в любой момент может стать дурно. Отведите меня в мою каюту. Дайте мне аспирин и не позволяйте Мохаммеду приближаться. Он только и знает, что повторять как попугай: «все хорошо», «все хорошо», хоть лопни!

Мисс Мак-Найтон, женщина лет тридцати пяти, высокая, довольно привлекательная брюнетка, не говоря ни слова, предложила руку леди Гриль. Она проводила свою подопечную в каюту, удобно устроила в постели, обложила подушками, дала таблетку аспирина и терпеливо продолжала выслушивать ее жалобы.

Леди Гриль было далеко за сорок. С шестнадцати лет она во всей полноте ощутила на своих плечах груз огромного состояния и вышла замуж за благородного сэра Джорджа, разорившегося за десять лет до вступления в этот брак. Это была высокая, с красивыми чертами лица дама. Однако всегда не в меру раздраженная, постоянно пребывающая в дурном настроении. Морщины и неумеренное употребление косметики подчеркивали разрушения, причиненные временем и дурным характером. Волосы ее постоянно меняли цвет: то обесцвечивались, то красились хной разных оттенков, что сделало их сухими и ломкими. Она одевалась нарядно, соблюдая последнюю моду, однако, впадая в крайность, носила чересчур много драгоценностей.

— Скажите сэру Джорджу, — заключила она, когда приготовления ко сну закончились, а мисс Мак-Найтон выслушивала последние наставления, — что он просто обязан выгнать этого человека. Мне нужен покой после всех этих переживаний…

— Хорошо, леди Гриль, — покорно ответила сиделка и вышла из каюты.

Нежеланный пассажир по-прежнему сидел на палубе. Он повернулся спиной к Луксору и рассматривал позолоченные заходящим солнцем холмы, возвышавшиеся над купами деревьев. Мисс Мак-Найтон мимолетно бросила на него испытующий взгляд и прошла в салон.

Она увидела сэра Джорджа в курительной комнате: он держал в руке колье и как-то очень озабоченно его разглядывал.

— Как вы думаете, мисс, понравится оно моей жене?

— Оно восхитительно, — ответила сиделка.

— По-вашему, мисс, на сей раз мадам будет довольна?

— Не думаю, сэр Джордж, ведь ей ничего не нравится! Мадам специально послала меня к вам с поручением: сделайте все, чтобы тот посторонний пассажир на палубе сошел как можно скорее!

Сэр Джордж состроил гримасу недовольства:

— Как же, вы полагаете, я могу это сделать? Что я ему должен сказать? Какой-то абсурд!

— Конечно, думаю, это невозможно! — посочувствовала мисс Мак-Найтон сердечно. — Просто скажите мадам, что у вас нет никакой возможности это сделать. Думаю, этого будет вполне достаточно, — ласково заключила она.

— Вы так думаете, мисс?

У него был такой подавленный вид, что сиделка сочла нужным добавить еще более нежно:

— Не принимайте близко к сердцу всего этого, сэр, это все от нездоровья.

— Вы считаете, леди Гриль и в самом деле больна?

Лицо сиделки вдруг помрачнело и голос странно изменился.

— Да, я… я беспокоюсь за нее, сама не знаю почему. Но вы не расстраивайтесь, не надо, все наладится. — Она ласково улыбнулась и ушла к себе.

Тут же в курительной появилась Памела, свежая, румяная, непринужденно державшаяся, вся в белом.

— Привет, дядя!

— Привет, крошка!

— О чем это вы тут толкуете с Мак? Какая прелесть, дядя, это колье!

— Я рад, что тебе понравилось. Как по-твоему, твоя тетя разделит твой восторг?

— Она не способна восхищаться чем бы то ни было! Вы же знаете ее! Не могу понять только, дядя, и зачем вы на ней женились!

Гриль ничего не ответил. А его память воскресила на миг все его неудачные сделки, настойчивых кредиторов и эту красивую, властную женщину, какой она была в ту пору.

— Бедняжка! — только и сказала племянница. — Полагаю, вы не могли поступить иначе. Но она устроила вам нелегкую жизнь!

— С тех пор как жена заболела… — начал было сэр Гриль.

Памела перебила его:

— Она не больна, поверьте, раз может так самодурствовать. Пока вы ездили по делам в Асуан, она веселилась, словно зяблик. Я уверена, что и мисс Мак-Найтон знает, что мадам все время лицедействует.

— Что бы мы делали без нашей мисс Мак-Найтон! — вздохнул баронет.

— Она очень опытная сиделка, — ответила Памела, — но, во всяком случае, я не восхищаюсь ею так, как делаете это вы, дядя! А вы просто без ума от нее! Не спорьте! Не спорьте! Вы находите ее изумительной? Да, она действительно настоящий профессионал своего дела. Но она неискренна, и никогда не поймешь, что у нее на уме. Однако она отлично ладит с этой… старой кошкой, вашей женой!

— Послушай, дорогая, ты не должна так говорить о своей тетке, которая, в сущности, всегда очень добра к тебе!

— Да, конечно, добра, потому что подписывает все наши счета! Но повторяю, дядя, она делает нашу с вами жизнь просто невыносимой!

Сэр Джордж, воспользовавшись случаем, решил посоветоваться с племянницей и насчет того, как разрешить тягостную проблему с этим незнакомцем, неожиданно появившимся на пароходе.

— Что делать с этим типом, который едет с нами? Твоя тетка хочет, чтобы мы были на судне совершенно одни.

— Пусть она откажется от этой затеи! — ответила девушка.

— Тем более что человек с виду вполне приличный. Я навел справки: его зовут Паркер Пайн. Странно, однако мне кажется, что где-то я уже видел это имя… Бэвил, — прибавил баронет, обращаясь к своему секретарю, который только что вошел, — где я мог читать о Паркере Пайне?

— На первой странице объявлений в «Таймс», — тотчас ответил молодой человек. — Помните? «Вы счастливы? Если нет, то посоветуйтесь с мистером Паркером Пайном».

— Да, да, в самом деле, вспоминаю! Как интересно! — вскричала Памела. — Мы успеем рассказать ему обо всех наших неприятностях, прежде чем доедем до Каира.

— Что касается меня, я отказываюсь от исповеди! — решительно заявил Бэвил Уэст. — Мы будем плыть по волшебному Нилу, посещать старинные храмы… У нас и времени на это не будет! — Он быстро взглянул на сэра Джорджа, развернувшего газету, и тихо добавил: — Посещать вместе с…

Памела весело перебила его:

— Правильно! Жизнь прекрасна!

Дядя Джордж вышел. Лицо девушки затуманилось, и Уэст нежно спросил ее:

— Что с вами, дорогая?

— Да… все эта… моя ужасная тетка…

— Не расстраивайтесь, — живо перебил девушку секретарь. — Ведь не важно, что у нее на уме. Главное — не противоречьте ей… Делайте вид, что со всем соглашаетесь.

В дверях салона появилось приятное лицо Паркера Пайна, и стоящий сзади него Мохаммед на ломаном английском провозгласил:

— Дамы и господа! Сейчас мы проходить… Посмотреть направо, перед нам храм Карнака… Я вам рассказать историю один мальчик, который хотел купить жареный козленок для своего папа…

Мистер Паркер Пайн вытер со лба пот: он только что посетил храм Дендера и считал, что прогулка на ослиной спине была не столь уж приятной. Он собирался надеть свежее белье, когда его внимание привлек конверт, лежащий на туалетном столике в его каюте. Он открыл его и прочитал:

Он улыбнулся, взял в руки листок бумаги, снял колпачок с авторучки и написал:

Он подписался и велел стюарду отнести письмо по назначению. И уже заканчивал туалет, когда принесли новое письмо. Он быстро пробежал его глазами:

Детектив поднял голову и в раздумье постучал авторучкой по зубам — была у него такая привычка. Он давно мечтал увидеть Абидос, но сто фунтов очень даже неплохая сумма, а это путешествие в Египет обошлось ему дороже, чем он предполагал. Поэтому, уже не колеблясь, он написал ответ:

Мохаммед был в отчаянии, когда детектив неожиданно отказался сойти на берег.

— Такой красивый храм! Все господа путешественники желать его видеть. Я найти вам портшез, матросы вас отнести туда!

Но Паркер Пайн отклонил и это заманчивое предложение.

Другие пассажиры сошли в положенном месте, а он остался на палубе. Мадам не заставила себя долго ждать, дверь каюты леди Гриль открылась, и она вышла, любезно сказав:

— Какая жара! Рада, что вы поступили разумно, сэр, и не сошли на берег. Не выпить ли нам в салоне чаю?

Паркер Пайн тотчас поднялся с кресла и последовал за нею. Детектив, надо признаться, был весьма заинтригован. Усевшись за столик, они поговорили о том о сем: было видно, что его клиентка не знала, с чего начать и как подступиться к сущности дела. Наконец она глухо произнесла:

— Я должна, сэр, сделать очень серьезное признание. Надеюсь, вы все понимаете?

— Конечно! — кивнул детектив в ответ.

Она замолчала, тяжело задышав. Он терпеливо ждал.

— Я хочу знать… мне кажется, мой муж, сэр Джордж Гриль, подсыпает мне что-то в еду… регулярно… желая меня отравить.

Паркер Пайн не ожидал услышать ничего подобного, поэтому не в силах был скрыть удивления:

— Тяжелое обвинение, мадам!

— Я не дура и не вчера родилась на свет. С некоторых пор у меня появились подозрения. Каждый раз, когда муж ненадолго уезжает из дому, я чувствую себя прекрасно: еда не причиняет неудобств и у меня не бывает слабости. Должно же быть этому объяснение?!

— То, что вы сказали, — очень серьезно, леди Гриль. Но я не полицейский; если угодно, я более специалист по сердечным делам.

Она в нетерпении перебила его:

— Не думаете ли вы, что я неуравновешенная? Полицейский мне не нужен, потому что я способна защищаться сама. Но я хочу знать. Во мне нет злости, я всегда честно поступаю с теми, кто со мной искренен: после свадьбы я не только заплатила все долги своего мужа, но и не оставила его без средств к существованию.

Паркер Пайн не мог не посочувствовать баронету.

— Что касается малютки, — продолжала леди, — его племянницы, то я оплачиваю ее туалеты, развлечения и все, что ей только захочется купить. В ответ я прошу только одного: немного благодарности.

— О, мадам! Как говорится, насильно мил не будешь! — улыбнулся Пайн.

— Да бросьте вы! Ладно, это детали! Давайте перейдем к делу: откройте мне всю правду. Когда я буду знать…

Паркер Пайн взглянул на леди Гриль:

— И что вы, мадам, сделаете, когда узнаете ее?

Она сжала губы:

— Это уж мое дело.

Ее собеседник недолго помолчал, потом как-то нерешительно произнес:

— Извините меня, леди Гриль, за то, что я вам сейчас скажу: мне кажется, вы не вполне откровенны со мной.

— Не смешно ли это, сэр? Я объяснила вам, что хочу знать всю правду…

— Да, но для чего она вам?

Их взгляды встретились. Леди Гриль первой опустила голову.

— Мне кажется, это и без слов ясно, — прошептала она.

— Нет, потому что вы что-то недоговариваете. Ведь так?

— Чего же?

— Давайте, мадам, расставим все точки над i, чего вы, в конце концов, хотите: чтобы ваши подозрения оправдались или оказались ошибочными?

— Сэр! — Леди Гриль негодующе поднялась.

— И все же вы мне не ответили, мадам.

— О-о-о!

Ей, казалось, не хватало слов, чтобы выразить то, что ее так волнует. Поэтому, ничего не объясняя, она поспешила выйти.

Оставшись один, Паркер Пайн погрузился в раздумье и даже вздрогнул, когда какое-то время спустя кто-то сел напротив него. Это оказалась мисс Мак-Найтон.

— Что-то вы рано вернулись с прогулки, — заметил детектив.

— Я сказала, что у меня мигрень, и вернулась одна… — Она немного поколебалась и нерешительно спросила: — Вы не знаете, сэр, где леди Гриль?

— Пошла недавно к себе в комнату, думаю. Разве вы вернулись не из-за нее?

— Нет, сэр, я хотела поговорить с вами.

Паркер Пайн был очень удивлен таким ответом. Он считал, что сиделка леди Гриль принадлежала к тому типу людей, которые без посторонней помощи разрешают свои жизненные затруднения.

Однако мисс Мак-Найтон добавила:

— С тех пор как мы на борту этого парохода, я, с вашего позволения, сэр, приглядываюсь к вам. Мне кажется, что у вас большой жизненный опыт и великолепные способности логически мыслить. Поэтому мне так нужен ваш совет!

— Однако, думаю, мэм, вы не из тех женщин, которые нуждаются в чьих-либо советах: вы привыкли полагаться только на саму себя.

— Вообще-то да, вы правы. Но тут особый случай… — Мисс Мак-Найтон снова замялась. — Я никогда не говорю о больных, за которыми ухаживаю, но сейчас считаю себя обязанной это сделать… Видите ли, сэр, когда я уезжала из Англии с леди Гриль, все было очень просто: моя клиентка чувствовала себя превосходно, но, как случается нередко, лишнее свободное время и деньги выбивают ее из колеи. Если бы ей нужно было ежедневно мыть полы или ухаживать за пятерыми ребятишками, она была бы куда здоровее и счастливее.

Паркер Пайн согласно кивнул.

— В больницы нередко попадает множество людей, воображающих себя нездоровыми. И леди Гриль находит удовольствие в жалобах на постоянное недомогание. Моя роль сиделки, вы понимаете… не перечить ее причудам, поступать тактично и… радоваться путешествию.

— Вы рассуждаете, мисс, очень разумно.

— Да… но в последнее время все очень изменилось: сейчас страдания леди Гриль вполне реальны.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я начинаю думать, что ее кто-то систематически… травит.

— И давно вы это заметили?

— Примерно три недели назад.

— Вы конкретно кого-нибудь подозреваете?

Мисс Мак-Найтон опустила глаза, и ее голосу, почувствовал детектив, явно не хватало убедительности, когда она ответила:

— Нет. Никого.

— А я, напротив, полагаю, что вы подозреваете сэра Джорджа Гриля.

— Нет, нет! Я не могу подозревать его! Это такой тихий, безобидный человек. Невозможно и представить его в роли хладнокровного отравителя!

— Однако вы ведь заметили, что, когда он отсутствует, его жена чувствует себя лучше и ее страдания возобновляются с его возвращением?

Сиделка ничего не ответила.

— Как по-вашему, мисс, о каком яде идет речь? Мышьяке?

— Наверное. Или сурьме.

— Какие меры предосторожности вы принимаете как человек, ухаживающий за мадам?

— Я стараюсь, насколько это доступно, проверять пищу и питье леди Гриль.

Детектив одобрительно кивнул и спросил:

— Как вы думаете, леди Гриль подозревает что-нибудь?

— О, конечно нет!

— Увы, мисс, вы ошибаетесь: леди Гриль подозревает, что с ней происходит что-то неладное.

Мисс Мак-Найтон была в высшей степени удивлена услышанным, а Паркер Пайн продолжал:

— Она переживает это все в одиночестве, однако никому не открывает своей тайны, потому что уверена — никому нельзя доверять.

— Очень удивлена, сэр…

— Я хочу задать вам последний вопрос, мисс Мак-Найтон: вы нравитесь леди Гриль?

— Я ее никогда не спрашивала об этом.

Их беседу прервал улыбающийся капитан Мохаммед:

— Дама знать, что вы вернуться, и просит вас! Она говорит: «Почему вы не прийти к ней?»

Элси Мак-Найтон поспешно встала. Паркер Пайн последовал ее примеру и прошептал:

— Не следует ли нам продолжить наш разговор завтра утром, и пораньше?

— Да, обязательно, сэр. Леди Гриль встает довольно поздно. Теперь я буду вдвойне внимательна к ней.

— Думаю, что и она тоже будет осторожнее.

Паркер Пайн увиделся с леди Гриль только перед обедом. Она сидела в салоне, курила и жгла на спиртовке какое-то письмо. На Паркера Пайна она не обратила никакого внимания, из чего он заключил, что она явно не в духе.

После обеда детектив составил партию в бридж сэру Джорджу, его секретарю и племяннице. За игрой все казались слегка рассеянными, так что партия быстро закончилась.

Посреди ночи Паркер Пайн был внезапно разбужен голосом Мохаммеда.

— Старый дама очень больна! Сиделка боится! Я пытаться позвать доктора…

Детектив поспешно оделся и пошел в каюту леди Гриль вместе с Бэвилом Уэстом, с которым столкнулся около двери в нее. Сэр Джордж и Памела были уже там. Элси Мак-Найтон в отчаянии металась возле постели больной. Едва Паркер Пайн вошел, как у бедной женщины начались сильнейшие конвульсии, ее тело корчилось в муках, голова то поднималась, то падала обратно на подушки.

Детектив мягко, но решительно вывел Памелу из каюты.

— Это ужасно! — Девушка задыхалась. — Неужели она уме…

— Умерла? Да, думаю, что все кончено.

Он вверил Памелу заботам Бэвила. Сэр Джордж остановился в дверях и с искаженным страданием лицом бормотал:

— Я никогда не думал, что она и в самом деле больна… Никогда!..

Паркер Пайн молча отстранил его и вошел в каюту. Элси Мак-Найтон была мертвенно бледна. Она спросила, посмотрев на детектива:

— Вызвали врача, сэр?

— Да. Как вы полагаете, это стрихнин?

— Определенно. Эти конвульсии не оставляют никакого сомнения. Ох, невозможно поверить!

Сиделка, рыдая, упала на стул. Паркер Пайн похлопал ее по плечу. Внезапно его пронзила острая мысль. Он почти выбежал из каюты и направился в салон. Несгоревший клочок бумаги еще лежал в пепельнице на столе, где еще совсем недавно сидела леди Гриль, и можно было прочесть несколько слов, уцелевших от огня:

— Это становится крайне интересным! — пробормотал детектив.

Паркер Пайн сидел в кабинете высокого полицейского чиновника Каира, и после долгого раздумья он задумчиво спросил:

— Так у вас есть доказательства?

— Да, достаточно объективные. Этот человек явный дурак!

— Я не считаю сэра Джорджа светочем мудрости, однако…

— Вот именно! Итак, еще раз все по порядку. Леди Гриль попросила чашку бульона, сиделка принесла его, но леди потребовала, чтобы туда добавили еще и бренди. Ее муж, сэр Джордж, пошел за бутылкой, а через два часа леди Гриль скончалась со всеми признаками отравления стрихнином. Один пакетик этого яда находят в каюте сэра Джорджа, другой — в кармане его смокинга.

— Достаточно доказательные улики! — воскликнул Паркер Пайн. — Откуда же взялся яд?

— Тут нет сомнения: сиделка держала его у себя на случай, если у леди Гриль случится сердечный приступ… Однако она сама себе противоречит: сначала говорила, что ее запас не тронут, а затем — что из него что-то было взято…

— Это не в ее характере!

— По-моему, эти оба, сэр Джордж и она, соучастники преступления, потому что питают друг к другу весьма нежные чувства.

— Возможно, но если бы мисс Мак-Найтон хотела совершить преступление, она действовала бы более ловко, потому что у нее большой опыт в уходе за больными.

— Ну, в конце концов, Пайн, это мое личное мнение. Сэру Джорджу в любом случае не отвертеться.

— Ладно, — махнул рукой детектив, — я посмотрю, что можно еще тут разузнать.

И он перешел к допросу молодой племянницы сэра Джорджа. Та, однако, сильно побледнела и возмутилась:

— Дядя не мог сделать ничего подобного!

— Тогда кто же? Как вы думаете?

— Знаете… думаю, тетя сама наложила на себя руки. Она была очень странной в последнее время и представляла себе всякие небылицы…

— Какие же, например?

— Ну, например, что Бэвил в нее влюблен… тогда как мы с ним помолвлены!

— Я угадал это с самого начала! — улыбнулся Паркер Пайн.

— Это являлось плодом ее воображения. Думаю, она рассердилась на моего бедного дядю и выдумала всю эту историю об отравлении, рассказала ее вам, мистер Паркер, потом подложила стрихнин в его каюту и в карман, а сама его приняла! Вполне правдоподобная версия. Не так ли?

— Да, однако не думаю, что леди Гриль могла это сделать… это не в ее характере!

— Но ее идея? Она подозревала…

— А теперь мне хотелось бы поговорить с мистером Уэстом.

Молодой человек оказался в своей каюте и охотно отвечал на все вопросы Паркера Пайна.

— Не хочу выглядеть пижоном, но, поверьте, леди Гриль — она была от меня без ума. Поэтому я и не осмеливался признаться ей, что давно люблю Памелу: она тотчас же заставила бы сэра Джорджа выгнать меня вон.

— Значит, вы полагаете, что леди Гриль узнала правду?

— Возможно, что и так.

— Нет… полагаю, существует и другая версия. — Паркер Пайн подумал с минуту: — Исповедь будет предпочтительнее, сэр Уэст! Вы изложите все здесь. — И он протянул секретарю ручку и лист бумаги.

Бэвил ошеломленно поглядел на него:

— Что вы этим хотите сказать?

— Только то, мой бедный мальчик, что я знаю все, — сказал детектив почти отеческим тоном. — Вы ухаживали за старой дамой, а потом влюбились в ее красивую, но бедную племянницу. И вы составили с ней план: медленно отравить пожилую леди, и симптомы отравления примут за приступы гастроэнтерита. Иначе говоря, обвинят мужа, так как вы были достаточно ловки, чтобы совместить совпадение этих болезненных симптомов с его присутствием… Потом вы узнали, что у бедной женщины появились подозрения и что она говорила о них со мной. Необходимо было торопиться! Вы похитили стрихнин из запасов мисс Мак-Найтон, подложили яд в каюту сэра Джорджа и его карман, затем насыпали смертельную дозу в облатку и послали леди Гриль с письмом, в котором предлагали принять ей «таблетку грез»… Весьма романтическая идея! И леди примет эту таблетку, когда сиделка выйдет из ее каюты и не будет свидетелей… Но вы совершили одну ошибку, мой мальчик! Бесполезно просить женщину сжигать некоторые письма: она никогда этого не сделает! Все эти очаровательные письма теперь у меня, включая и то, в котором вы говорите о «таблетке грез»…

Лицо Бэвила Уэста позеленело, и он стал похож на крысу в ловушке.

— Проклятье! — процедил он сквозь зубы. — Вы, значит, в курсе всего, проклятая ищейка?!

Детективу Паркеру Пайну удалось избежать нападения только благодаря свидетелям, которые стояли за неплотно прикрытыми дверями.

И вот детектив снова совещается со своим другом, высоким чиновником в Каире.

— У меня не было и малейшего доказательства, кроме полусожженного обрывка письма леди Гриль. Но мне хватило и его, чтобы прийти к определенному выводу и преподнести этому негодяю. И представьте, это сработало! Леди Гриль сожгла все его письма, но он-то этого не знал. Странная была женщина! Когда она впервые заговорила со мной, я был весьма заинтригован. В сущности, леди хотела заставить меня сказать уже тогда, что ее травит муж, потому что собиралась оставить его и уехать с молодым Уэстом! Но она хотела, чтобы все выглядело честь по чести. Любопытная натура, скажу я вам!

— Бедная девушка, племянница сэра Джорджа, будет страдать, — вздохнул чиновник.

— Утешится, — холодно успокоил его Паркер Пайн, — она еще очень молода, но мне хочется, чтобы сэр Джордж тоже испытал немного счастья, пока не поздно. Десять лет с ним обращались как с последним нищим! Теперь, надеюсь, Элси Мак-Найтон круто изменит его жизнь. — Детектив улыбнулся и добавил: — Я хочу поехать в Грецию инкогнито. Нужно же мне, в конце концов, по-настоящему несколько дней отдохнуть!

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Дельфийский оракул

В сущности, миссис Уиллард Дж. Питерс вовсе не привлекала Греция, а Дельфы и того меньше.

По-настоящему она любила только Париж, Лондон и Лазурный Берег. Конечно, ей нравилась жизнь в отеле, но при условии, что в номере лежит на полу чистошерстяной ковер, стоит роскошная кровать и всюду изобилие электрических ламп, вволю горячей и холодной воды, телефон, чтобы заказывать чай, обед, коктейль или минеральную воду и звонить приятельницам.

Увы, отель в Дельфах ничего этого не имел. Прекрасный вид из окна, чистая постель, выбеленные известью стены комнаты. Из мебели — стул, туалетный столик, комод. Ванну нужно заказывать заранее, и горячей воды всегда не хватало.

Миссис Питерс считала, что по возвращении будет приятно рассказывать о пребывании в Дельфах, а потому искренне пыталась заинтересоваться античной Грецией, но это оказалось так трудно! Статуи некомплектны: одна без головы, другая — без руки или ноги… И куда больше ей нравился красивый мраморный ангел с крыльями, которого она водрузила на могилу покойного Уилларда Питерса.

Но так или иначе, она хранила свое мнение при себе, в противном случае ее сын Уиллард потерял бы к ней всякое уважение. Только ради него она согласилась поселиться в этом неудобном отеле, где всегда была чем-то недовольна горничная с раздраженным лицом и постоянно нервничал шофер.

Уилларду, которого еще совсем недавно все называли малышом, что его страшно бесило, исполнилось восемнадцать, и мать его обожала.

Он увлекался античным искусством и потащил свою бедную рабыню-родительницу в Грецию. Он был худ, бледен, и казалось, только что перенес какую-то непонятную изнурительную болезнь.

Они побывали на Олимпе, который миссис Питерс называла не иначе, как ужасным нагромождением камней. Парфенон ей понравился, но Афины разочаровали. Экскурсии в Коринф и Микены вселили в нее мучительную тревогу неясного происхождения, что, впрочем, разделял и шофер.

И теперь миссис Питерс находила, что из всех мест, где она побывала с сыном, самое худшее — Дельфы. Тут совершенно нечего делать, кроме как ездить по дорогам и смотреть развалины. Уиллард часами мог стоять на коленях, расшифровывая надписи, и в восторге от этого кричать.

— Послушай, мама, разве это не великолепно? — Он громко читал вслух текст, который интересовал миссис Питерс как прошлогодний снег.

В то утро молодой человек уехал из отеля очень рано, чтобы посмотреть византийскую мозаику, а его мать всячески уклонялась от этой поездки.

— Понятно, — ответил сын на ее сетования. — Ты хочешь остаться одна, чтобы сходить в цирк или на стадион и сохранить об этом самые теплые воспоминания?

— Ты прав, милый, — не спорила миссис Питерс.

— Я знаю, что ты не в восторге от этого места, — восхищенно заявил Уиллард.

Теперь после отъезда сына миссис Питерс, вздыхая, готовилась подняться наконец с постели и позавтракать в свое удовольствие.

Она спустилась в ресторан и нашла там лишь четверых постояльцев: мать с дочерью, туалеты которых показались американке весьма странными и граничащими с вызывающей экстравагантностью; типа, назвавшегося Томсоном, который помог миссис Питерс вынести чемодан, когда она выходила из вагона поезда, и еще одного человека, которого накануне в отеле не было: вновь прибывший сидел в столовой рядом с миссис Питерс, и она не замедлила вступить с ним в разговор, будучи очень общительной и любившей поболтать. Однако мистер Томсон оказался несловоохотливым, что, решила американка, отчасти объяснялось его британской сдержанностью, а обе женщины выглядели претенциозными, хотя девушке, как ей показалось, понравился ее сын Уиллард.

Миссис Питерс нашла нового собеседника очень приятным: он оказался человеком эрудированным, но лишенным всякого педантизма, и сообщил сидящим за столом множество интересных сведений о древних греках. Вот почему после его рассказа миссис Питерс стала видеть в греках живых людей, а не каких-то роботов.

Она, в свою очередь, не могла не похвастаться своим сыном, его умом и образованностью, но ничего так и не узнала о незнакомце, за исключением, пожалуй, того, что он путешествует и отдыхает от дел, сущность которых не уточнил.

День прошел быстрее, чем она могла надеяться. Мать с дочерью и Томсон не стали более общительными, и даже когда миссис Питерс и ее спутник, появившийся утром, столкнулись с Томсоном, выходящим из музея, тот явно намеренно свернул в противоположную сторону.

— Кто бы это мог быть? — озадаченно бормотал сопровождавший ее новичок.

Американка назвала его имя, но не могла сообщить более никаких подробностей.

— Томсон… Томсон… Не думаю, чтобы я его знал, однако его лицо кого-то мне напоминает… Не знаю, где я мог его видеть прежде…

После обеда миссис Питерс устроилась на скамейке в тенистом уголке парка. Она взяла с собой книгу, но не великолепную работу о греческом искусстве, которую рекомендовал посмотреть ей сын, а детективный роман «Тайна шлюпки», где банда опасных преступников совершала четыре убийства и три похищения.

Миссис Питерс чувствовала себя вполне удовлетворенной подобным легким чтением. В четыре часа она вернулась в отель, убежденная, что сын уже там. Ее никогда не мучили никакие предчувствия. К тому же она отличалась временами легкой рассеянностью, поэтому чуть не забыла вскрыть письмо, доставленное в отель, как сказала хозяйка, каким-то незнакомцем. Конверт выглядел очень неопрятно — был помят и засален в нескольких местах. Миссис Питерс вскрыла его, прочла первые строки, тут же побледнела и чуть не упала в обморок. Почерк был неуверенным, писал явно иностранец, с ошибками, однако по-английски:

Невозможно описать ужас несчастной матери. Послание казалось каким-то абсурдом, стиль был явно наивным, однако миссис Питерс связывала его с ужасной опасностью, грозившей ее ребенку, ее обожаемому хрупкому Уилларду!

Она хотела было тотчас же известить полицию, служащих отеля… Но если она это сделает…

Она вздрогнула, вспомнив угрозу, содержавшуюся в письме.

Взяв себя в руки, миссис Питерс решила расспросить хозяина отеля, говорившего по-английски, и начала издалека.

— Уже поздно, — сказала она, посмотрев на часы, — а мой сын что-то не возвращается.

Маленький человек улыбнулся:

— Не беспокойтесь, мэм! Молодой джентльмен ходил по музеям и, наверное, возвращается пешком. Но он должен, судя по всему, уже быть здесь. Видимо, задержался в пути.

— Скажите, — резко спросила мисс Питерс, — в окрестностях города последнее время все спокойно?

Хозяин отеля не понял последних слов, и мисс Питерс должна была пояснить свою мысль. Хозяин заверил, что обитатели Дельф — люди честные, очень спокойные и очень хорошо относятся к иностранцам.

Несчастная женщина так и не сказала того, что просилось на язык, — мешала страшная угроза. Возможно, это был всего лишь блеф… Но в Америке, вспомнила она, одна из ее подруг при подобных обстоятельствах известила полицию о похищении сына, и ребенок был убит.

Она сходила с ума. Что делать? Конечно, десять тысяч фунтов ничего не стоят в сравнении с жизнью Уилларда, но как достать такую сумму? У нее с собой был только аккредитив на несколько сотен фунтов… Поймут ли это бандиты? Дадут ли отсрочку?

Пришла горничная, но миссис Питерс сухо попросила ее уйти, сказав, что ни в чем не нуждается. Ударил гонг к обеду. Она машинально пошла в ресторан, ни на кого не глядя.

Когда подали фрукты, слуга положил конверт перед миссис Питерс. Она так и подскочила, но почерк был совершенно незнакомый — не тот, что в том письме: писали по-английски и на сей раз очень аккуратно. Миссис Питерс не спеша вскрыла конверт:

К письму было приколото газетное объявление с приклеенной внизу маленькой фотографией — фотографией, как оказалось, того самого любезного туриста, приехавшего накануне в отель.

Миссис Питерс прочитала объявление:

О каком счастье шла речь? Кто в настоящий момент более несчастлив, чем она! Это был спасительный ответ на ее молитвы! Она достала из сумочки клочок бумаги и поспешно нацарапала:

Она положила бумажку в конверт, подозвала слугу и велела передать джентльмену, приславшему записку. Через десять минут миссис Питерс, надев пальто, так как похолодало, вышла из отеля и направилась по дороге к развалинам. Мистер Паркер Пайн уже поджидал ее.

— Вас послало само Небо! — задыхаясь от волнения, проговорила она. — Но как вы угадали, что я нуждаюсь в помощи, хотелось бы знать.

— По выражению вашего лица, дорогая леди, — вежливо ответил ее собеседник. — Я увидел за обедом, что вас что-то мучает, и теперь жду, чтобы вы объяснили, в чем дело.

Миссис Питерс все рассказала ему и вынула из сумочки угрожающее письмо, которое он прочел при свете карманного фонарика.

— Гм! — вырвался у него неопределенный звук. — Весьма странный документ, очень странный!.. Есть признаки…

Но миссис Питерс не в состоянии была обсуждать содержание письма: что она должна сделать для Уилларда, своего дорогого, такого болезненного мальчика?

Мистер Паркер Пайн старался ее успокоить, рисуя совсем не страшную картину греческого бандитизма: эти люди всегда заботятся о здоровье пленника, особенно когда он представляется им курицей, несущей золотые яйца.

Понемногу она начала успокаиваться.

— Но что должна делать я? — стонала миссис Питерс.

— Подождите до завтра… Конечно, если вы не решили обратиться в полицию.

Миссис Питерс издала стон ужаса: ведь тогда ее сын будет немедленно убит!

— Как вы думаете, его вернут в целости и сохранности?

— Вне всякого сомнения! — Голос Паркера Пайна был уверенным. — Вопрос только в том, вернут ли его вам, если вы не отдадите требуемые десять тысяч фунтов.

— Я хочу только одного: чтобы он вернулся живым и невредимым.

— Да, да… — ласково утешал Паркер Пайн. — Кстати, мэм, кто принес вам это письмо?

— Какой-то незнакомый человек.

— А! Было бы полезно знать — кто именно. Можно проследить, кто принесет письмо завтра. Вы говорили кому-нибудь в отеле о том, что ваш сын не вернулся?

— Нет, никому не говорила.

— Полагаю, вы должны как-то проявить свое беспокойство. Пусть пошлют людей искать парня.

— А вы не думаете, что эти негодяи…

— Нет, нет! Никто не будет даже произносить слова о похищении или выкупе: им не за что будет мстить. Естественно, что исчезновение сына вас страшно беспокоит.

— Могу я просить вас помочь мне в этих поисках?

— Это моя работа, мэм!

Они пошли назад к отелю и у входа почти столкнулись с каким-то высоким господином.

— Кто это, вы не знаете? — живо спросил Паркер Пайн у миссис Питерс.

— Мне кажется, это был мистер Томсон.

— Ах, Томсон? Гм… Томсон…

Ложась в постель, миссис Питерс была убеждена, что идея мистера Паркера Пайна просто великолепна. Посланный передать записку с угрозами, несомненно, связан с бандитами… Женщина успокоилась и уснула крепче, чем могла надеяться.

Когда на следующее утро она, встав с постели, уже одевалась, то заметила на полу у окна конверт и, подняв его, опять чуть не упала в обморок: тот же грязный конверт, тот же вульгарный почерк. Она поспешно прочла письмо:

Миссис Питерс побежала разыскивать Паркера Пайна. Найдя, вручила ему письмо, и он внимательно прочитал его.

— Вы и в самом деле возите с собой столь дорогое колье? — спросил детектив.

— Да. Мой муж заплатил за него сто тысяч долларов.

— Эти воры хорошо информированы, мэм.

— Что вы посоветуете делать?

— Я обдумал некоторые аспекты данной проблемы.

— Поймите, у меня нет времени ждать! Я хочу вернуть своего ребенка! И как можно скорее!

— Бросьте, миссис Питерс! Вы так энергичны! Так решительны! Неужели вам хочется из-за этой пустячной угрозы потерять десять тысяч фунтов? И вы спокойно отдадите ваши бриллианты банде негодяев? Никогда не поверю!

— Очевидно, раз вопрос поставлен именно так…

В душе американки боролись два человека: энергичная волевая женщина и мать.

— О, как бы я хотела отомстить этим скотам! Если только я найду сына, я тотчас пущу по их следу всю полицию, какая здесь есть! И если понадобится, закажу бронированную машину, которая отвезет нас на вокзал!

Миссис Питерс раскраснелась и была вне себя от гнева.

— Д-да… — озадаченно проговорил Паркер Пайн. — Боюсь только, что они не станут дожидаться этой минуты. Они знают, что вам ничто не помешает известить всех, как только ваш сын вернется.

— Так что же вы хотите в таком случае предпринять?

Детектив улыбнулся:

— Обдумать один маленький план, который…

Он огляделся: ресторан был пуст, двери закрыты. И Пайн продолжил:

— Я знаю в Афинах одного ювелира, который занимается искусственными бриллиантами высшего качества… — Он понизил голос до шепота: — Я позвоню ему, он приедет сюда после обеда с набором камней.

— А затем?

— Он вынет ваши настоящие бриллианты и заменит их искусственными.

— Ох, ну и хитрец же вы! — с энтузиазмом воскликнула миссис Питерс.

— Тише! Не так громко! Хотите помочь мне?

— Конечно!

— Последите, чтобы никто не подслушивал мой телефонный разговор. Это очень важно!

Она с готовностью согласилась.

Телефонный аппарат стоял в кабинете хозяина отеля, который тактично вышел после того, как помог мистеру Паркеру Пайну дозвониться до Афин.

Миссис Питерс стояла перед дверью.

— Я жду мистера Пайна, — сказала она. — Мы собираемся с ним прогуляться.

— Хорошо, мисс.

Мистер Томсон тоже оказался в холле: подойдя к хозяину, он спросил, не сдается ли где-нибудь поблизости вилла.

— Нет? Не может быть! А та, что находится выше отеля?

— Она принадлежит джентльмену, который никогда ее не сдает.

— И нет других? Неужели?

— Пожалуй, есть. На другом конце городка, это собственность дамы-американки. Но она закрыта. Потом еще на прибрежных скалах вилла английского артиста.

Миссис Питерс, которую природа одарила весьма сильным голосом, вскричала громче обычного:

— Как я хотела бы иметь здесь дом! Здесь все так просто, так далеко от цивилизации! Вы, полагаю, разделяете мое мнение, сэр, если стремитесь обосноваться тут? Неужели вы еще никогда не были в этих краях?

И так она продолжала без передышки до тех пор, пока Паркер Пайн не вышел из кабинета хозяина отеля и не бросил на нее быстрого одобрительного взгляда.

Мистер Томсон тем временем медленно спустился по ступенькам входа в отель и бросился догонять двух весьма интеллектуального вида туристов.

Ювелир приехал перед самым обедом в набитом туристами автобусе. Миссис Питерс принесла колье. Он выразил свое восхищение, заявив:

— Леди может быть уверена в успехе!

Он достал из чемодана инструменты и принялся за работу.

В одиннадцать вечера мистер Паркер Пайн постучал в номер миссис Питерс и сказал:

— Вот! — протянув ей замшевый мешочек.

Она заглянула в него:

— Мои бриллианты?

— Тише! Ради бога! А вот колье, где настоящие камни заменены искусственными. Хорошая работа, не правда ли?

— Изумительно!

— Аристопулос — мастер своего дела.

— Вы не боитесь, мистер Пайн, что эти люди заподозрят что-нибудь неладное?

— С какой стати? Они знают, что у вас есть колье, и вы его им отдаете. Они не заметят обмана! Уверен!

— По-моему, это изумительно — то, что вы придумали! — повторила миссис Питерс, передавая ему украшение. — Вы не согласитесь отнести его? Или я прошу слишком многого?

— Охотно! Но дайте мне в руки это последнее письмо, чтобы я следовал инструкциям… Спасибо. Спокойной ночи, миссис! Завтра утром ваш сын будет с вами.

— О, если бы ваши слова оказались правдой!

— Не беспокойтесь и рассчитывайте на меня.

Миссис Питерс провела беспокойную ночь. Едва она уснула, как увидела страшный сон: вооруженные бандиты стреляли в Уилларда, который в пижаме спускался с горы. И как же она была счастлива, когда проснулась! При первых лучах солнца миссис Питерс поднялась, оделась и стала ждать.

В семь часов в дверь постучали, и у нее так перехватило горло, что она едва могла вымолвить:

— Войдите!

В дверях стоял мистер Томсон. Она глядела на него, предчувствуя что-то нехорошее. Однако он сказал самым спокойным и любезным тоном:

— Здравствуйте, миссис Питерс!

— Как вы смеете, мистер…

— Пожалуйста, извините меня за столь ранний визит. Но нужно уладить одно дело.

Она наклонилась вперед, ее глаза метали громы и молнии.

— Так, значит, это вы, а не бандиты похитили моего сына?

— Речь не о бандитах, мэм! Эта часть заговора была организована из рук вон плохо и весьма неизящно.

Она не пыталась даже вникнуть в то, что он говорил, у нее была одна забота.

— Где мой ребенок? — кричала она, и глаза ее продолжали метать молнии.

— За дверью!

— Уиллард!

Уиллард, со слегка взъерошенными волосами, бросился в объятия матери. Мистер Томсон с умилением смотрел на них.

Придя в себя после внезапно обрушившейся на нее радости, миссис Питерс повернулась к Томсону:

— Я прикажу немедленно арестовать вас!

— Ты ошибаешься, мама! Подожди! Этот джентльмен освободил меня. Понимаешь?

— Где ты был, Уиллард?

— В доме на краю скал, в полутора километрах отсюда.

— Разрешите мне, миссис Питерс, — улыбаясь, сказал Томсон, — возвратить вам вашу собственность! — и протянул ей сверток в шелковистой бумаге.

Бумага соскользнула, и на свет появилось бриллиантовое колье.

— Вы можете выбросить бумагу вместе с содержимым, — заметил Томсон, — потому что настоящие бриллианты не вынимались из вашего колье, а те — только имитация.

— Я абсолютно ничего не понимаю! — пробормотала вконец обескураженная миссис Питерс.

— Придется вам сейчас все объяснить! — сказал ей собеседник. — Мое внимание привлекло использование одного имени; я имел нескромность следовать за вами, когда вы прогуливались с этим толстым джентльменом, и, признаюсь, слышал ваш интересный с ним разговор. Затем я поговорил с хозяином отеля; он запомнил номер телефона, который вызывал тот человек в Афинах.

И тут я все понял: вы стали жертвой двух ловких воров драгоценностей. Они знали о ваших бриллиантах и последовали за вами сюда, в Дельфы. Потом захватили вашего сына, написали вам это дурацкое письмо, а потом сделали так, чтобы вы рассказали обо всем одному из них… Дальше все было просто. Этот тип отдал вам фальшивые бриллианты и удрал со своим сообщником. Сегодня утром если бы вы не увидели своего сына, то впали бы в отчаяние, а отсутствие вашего советчика заставило бы вас подумать, что он попал в ловушку. Думаю, воры позаботились бы, чтобы кто-нибудь завтра отправился на ту виллу. Там они должны были обнаружить вашего сына, и, прежде чем заговор будет раскрыт, оба негодяя окажутся уже далеко!

— А теперь?

— Мошенник заключен в тюрьму! Я сделал все, что нужно, мэм, не беспокойтесь!

— Подлец! Так ему и надо! — вскричала миссис Питерс.

— Он, конечно, не заслуживает жалости, — согласился Томсон.

— Удивляюсь, как вам удалось его раскусить, — задумчиво сказал Уиллард. — Вы все-таки необыкновенно проницательный человек!

— Нет, — ответил лже-Томсон. — Но если путешествуешь инкогнито и вдруг слышишь, что кто-то пользуется твоим собственным именем в непонятных целях…

— Так кто же вы в таком случае, сэр? — спросила миссис Питерс.

— Я и есть тот самый Паркер Пайн, — ответил лже-Томсон с улыбкой. — Детектив Паркер Пайн.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Хлопоты в Польенсе

Ранним утром мистер Паркер Пайн сошел в Пальме с борта теплохода, доставившего его на Майорку из Барселон. Разочарование последовало незамедлительно.

Отели были переполнены!

Лучшее, что ему смогли предложить в центре города, это душная каморка с окнами во внутренний двор. К этому мистер Паркер Пайн не был готов совершенно. Владелец отеля, однако, остался равнодушен к его горю.

— А что вы хотели? — пожал он плечами.

Пальма стала модным местом. Курс валюты благоприятствовал. Англичане, американцы — все! — ехали зимой на Майорку и забивали ее до отказа. Сомнительно, чтобы английскому джентльмену удалось пристроиться где-нибудь еще — ну разве на Форментере, который иностранцы обходят стороной по причине безумных цен.

Мистер Паркер Пайн выпил кофе с булочкой и отправился было осматривать собор, но по дороге обнаружил, что совершенно не в настроении наслаждаться прелестями архитектуры.

Вместо этого он завязал весьма плодотворную беседу, протекавшую на ужасни смеси французского и испанского языков, с каким-то дружелюбным таксистом, обсудив с ним поочередно достоинства и преимущества Сольера, Алькудии, Польенсы и Форментера, где, оказывается, были приличные, но слишком уж дорогие гостиницы.

Мистера Паркера Пайна волновал вопрос: насколько дорогие.

— Нелепо, абсурдно дорогие, — уверял таксист. — Понятно ведь, что англичане и едут-то сюда из-за умеренных цен.

— Несомненно, — согласился мистер Паркер Пайн, — но, любопытства ради: сколько же стоит проживание на Форментере?

— Вы не поверите, — сказал таксист.

— Ничего страшного, — успокоил его мистер Паркер Пайн, — так сколько же?

Таксист, удивленный его настойчивостью, выдавил точную цифру.

Закаленного претензиями иерусалимских и египетских гостиниц мистера Паркера Пайна она не испугала.

Сделка состоялась, багаж мистера Паркера Пайна был погружен — или, скорее, заброшен — в такси, и оно принялось колесить по острову с заездами в отели подешевле, но с Форментером в качестве конечной цели.

Однако они так и не добрались до этого оплота плутократии[287] по той причине, что, выбравшись из путаницы узеньких улочек Польенсы и двигаясь изогнутой линией побережья, обнаружили расположенный у самого моря отель «Пино д'Оро» — небольшое строение, очертания которого расплывались в утренней дымке ясного дня, подобно краскам на загадочных японских акварелях. Едва завидев его, мистер Паркер Пайн понял, что хочет жить здесь — и только здесь. Он остановил такси и проследовал внутрь, надеясь обрести наконец пристанище.

Пожилая чета, владевшая отелем, не знала ни английского, ни французского. Вопрос тем не менее был улажен. Мистера Паркера Пайна поместили в номере с видом на море, его багаж подняли туда же, и таксист, поздравив своего пассажира с чудесным избавлением от чудовищных поборов «этих новых отелей» и получив плату, отбыл, по-испански жизнерадостно с ним распрощавшись.

Взглянув на часы и обнаружив, что не было еще и десяти, мистер Паркер Пайн вышел на маленькую террасу, залитую первыми лучами солнца, и — второй раз за это утро — попросил кофе и булочек.

Кроме его столика на террасе стояли еще три: с одного как раз прибирали, два других были заняты. За соседним расположилось немецкое семейство: отец, мать и две взрослые дочери. Дальше, в самом углу террасы, сидели, без всякого сомнения, англичане: мать и сын.

Женщине было около пятидесяти пяти: седые волосы приятного оттенка, практичные, не слишком модные твидовые жакет и юбка и та особая невозмутимость, которая вырабатывается у привыкших много путешествовать англичанок.

Молодому человеку, который сидел против нее, на вид можно было дать лет двадцать — двадцать пять, и он тоже был совершенно типичным представителем своего класса и своего возраста. Особенно хорош собой он не был, но назвать его невзрачным тоже бы никто не решился; он был не высок и не низок и, судя по тому, как заботливо он ухаживал за своей матерью и по веселому смеху, доносившемуся с их стола, находился с ней в самых дружеских отношениях.

За разговором женщина заметила появление мистера Паркера Пайна. Ее взгляд скользнул по нему с благовоспитанным безразличием. Но он понял, что оценен по достоинству. То есть как англичанин и джентльмен, заслуживающий того, чтобы, при случае, обратиться к нему с вежливой и ни к чему не обязывающей фразой.

Никаких особенных возражений на этот счет у мистера Паркера Пайна не было. Соотечественники, мужчины и женщины, которых он встречал за границей, слегка утомляли его, но он был отнюдь не прочь какое-то время провести в дружеской беседе. Тем более что попытка уклониться от общения в таком маленьком отеле могла бы вызвать напряженность. Эта же женщина, он был уверен, в совершенстве владела тем, что он называл про себя «гостиничным этикетом».

Молодой человек сказал что-то, рассмеялся и ушел с террасы. Его мать взяла свою сумочку, газеты и, усевшись лицом к морю — спиной к мистеру Паркеру Пайну, — развернула номер «Дейли мейл».

Когда, допив кофе, мистер Паркер Пайн снова взглянул в ее направлении, он невольно насторожился: над безмятежным течением его отпуска нависла страшная угроза. Спина женщины говорила об этом с безжалостной выразительностью. В свое время мистер Паркер Пайн немало повидал таких спин. Ее напряженная неподвижность — мистеру Паркеру Пайну не нужно было видеть лица женщины — со всей определенностью говорила, что в ее глазах блестят слезы, удерживаемые лишь огромным усилием воли.

Мистер Паркер Пайн тихонько поднялся и, точно старый матерый кролик — мечта браконьера, крадучись проскользнул в отель. Менее получаса назад его пригласили расписаться в книге для гостей. И сейчас его аккуратно выведенная роспись значилась там: «К. Паркер Панн, Лондон!» Несколькими строчками выше расписались некие миссис Р. Честер и мистер Бэзил Честер, Холм-парк, Девон.

Схватив перо, мистер Паркер Пайн поспешно написал прямо на своей прежней подписи: «Кристофер Пайн». Но если в Польенсе на миссис Р. Честер обрушилось несчастье, следовало постараться ограничить ее возможность обратиться за советом к мистеру Паркеру Пайну.

Количество встреченных за границей соотечественников, заметивших его объявление и знающих его имя постоянно удивляло достойного джентльмена. В Англии тысячи людей, ежедневно читающих «Таймс», совершенно искренне могли бы сказать, что в жизни о нем не слыхали. На чужбине, однако, как он начал подозревать, они читают вести с родины куда более вдумчиво. Ни одна мелочь не ускользала от их внимания — даже колонка объявлений.

Ему уже неоднократно отравляли отдых, заставляя заниматься чужими проблемами, начиная с убийства и заканчивая попыткой шантажа. И теперь на Майорке мистер Паркер Пайн был полон решимости оградить свой покой. Инстинкт же подсказывал ему, что расстроенная пожилая леди могла серьезно этому помешать.

Мистер Паркер Пайн премило устроился в «Пино д'Оро». Неподалеку находился отель побольше, «Марипоза», где проживало множество англичан. Все окрестности были буквально заполнены художниками. По берегу моря можно было прогуляться до рыбацкой деревеньки, где располагался уютный бар, обжитый отдыхающими. Все было очень тихо и мирно. Девушки расхаживали в джинсах и цветастых косынках, которыми укрывали верхнюю часть своего тела. Длинноволосые юноши в беретах, толкущиеся «У Мака», распространялись на такие темы, как ложные ценности и абстракционизм[288] в искусстве.

На следующий после прибытия день мистер Паркер Пайн удостоился со стороны миссис Честер нескольких светских фраз, насчет очарования местной природы и надежд на хорошую погоду. Затем миссис Честер немного поболтала с немецкой леди о вязании и перемолвилась парой слов о политической нестабильности с двумя джентльменами из Дании, тратившими весь свой досуг на то, чтобы от рассвета до заката бродить по окрестностям. В лице юного Бэзила Честера мистер Паркер Пайн обнаружил исключительно приятного собеседника. Молодой человек неизменно называл его «сэр» и вежливо выслушивал все, что бы ему ни вздумалось сообщить. Иногда вечерами после ужина они втроем усаживались на террасе, попивая кофе. На третий день Бэзил, просидев с ними минут десять или около того, ушел, оставив старших наедине.

Они побеседовали о цветах, их выращивании, плачевном состоянии английского фунта, растущей дороговизне отдыха во Франции и трудностях, с которыми в наши дни сталкивается англичанин, желая получить в пять часов прилично заваренный чай.

И каждый вечер мистер Паркер Пайн замечал, как предательски начинают дрожать губы миссис Честер, когда ее сын покидал их. Однако она быстро справлялась со своими чувствами, и беседа непринужденно и мило текла в обозначенном выше русле.

Мало-помалу в их разговорах начал появляться образ Бэзила: какой он был — примерный ученик в школе (представляете, он был среди одиннадцати первых!), как все его любили, как гордился бы им отец, будь он жив, и какой он всегда покладистый, за что миссис Честер так ему благодарна.

— Разумеется, я постоянно твержу ему, что он должен быть с молодежью, но, знаете, ему, кажется, куда больше нравится мое общество, — заметила она с ноткой явного удовлетворения.

И вот тут-то мистер Паркер Пайн забыл об осторожности и, вместо того чтобы ответить одной из тактичных фраз, которые так легко ему удавались, заметил:

— Да, конечно, Здесь очень много молодежи. Не в отеле — в окрестностях.

Миссис Честер тут же помрачнела.

— Да, здесь столько художнике в, — недовольно отозвалась она. — Я, наверное, страшно старомодна, но, в конце концов, я же не против настоящего искусства; к сожалению, для большинства этих молодых людей живопись всего лишь отличный повод бездельничать и везде слоняться. А видели бы вы, сколько они пьют… И девушки тоже.

На следующий день Бэзил сказал мистеру Паркеру Пайну:

— Просто здорово, что вы здесь оказались, сэр. Я имею в виду, для моей матери. Так хорошо, что у нее теперь есть с кем поговорить вечерами…

— А что же вы делали, когда были здесь раньше?

— В основном играли в пикет[289].

— Понятно.

— Только он очень быстро надоедает, этот пикет. Понимаете, у меня здесь появились друзья — страшно веселая компания. Сомневаюсь, чтобы мама одобряла моих новых знакомых.

Он рассмеялся, считая, видно, что это очень забавно.

— Она, знаете, ужасно старомодна. Ее шокируют даже девушки в джинсах!

— Шокируют, — подтвердил мистер Паркер Пайн.

— Я ей говорю: нужно жить в ногу со временем… А у нас в Девоне девушки такие скучные…

— Понимаю, — сказал мистер Паркер Пайн. Все это немало его занимало. Перед ним разворачивалась маленькая драма, в которой ему не было нужды участвовать.

А затем случилось худшее — худшее из того, что, по мнению мистера Паркера Пайна, могло с ним случиться. В местном кафе, в присутствии миссис Честер, он столкнулся с некой экзальтированной особой, остановившейся в Марипозе и — о, ужас! — знакомой с ним.

— Кого я вижу! Да неужто это сам мистер Паркер Пайн? Единственный и неповторимый? — тут же взвизгнула она. — Да не с кем-нибудь, а с Аделой Честер! Вы знакомы? Правда? Остановились в одном и том же отеле? Адела, это же настоящий волшебник, восьмое чудо света, человек, уничтожающий все твои беды одним мановением руки. Как? Ты не знаешь? Не может быть, уж наверное, ты о нем слышала. Ну, как же? Неужели ты не читала его объявления? «Если у вас проблемы, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну». Для него нет решительно ничего невозможного. Семейную пару, готовую перегрызть друг другу глотки, он мигом превратит в образцовую семью. Если вы разочаровались в жизни, он обеспечит вам незабываемые впечатления! Говорю тебе: этот человек — волшебник!

Она еще долго пела ему дифирамбы, изредка прерываемые робкими возражениями мистера Паркера Пайна, которому очень не понравилась задумчивость, появившаяся в обращенном на него взгляде миссис Честер. Еще меньше ему понравилось, когда он увидел ее, возвращающуюся вечером с пляжа, оживленно беседуя с неугомонной поклонницей его талантов.

Развязка наступила скорее, чем он ожидал. Тем же вечером, после кофе, миссис Честер решительно предложила:

— Давайте пройдемте в маленький салон, мистер Пайн. Я хотела бы поговорить с вами.

Мистер Паркер Пайн поклонился и покорился неизбежному.

Самообладание, видимо, уже начало изменять миссис Честер. Как только двери салона закрылись за ними, оно рухнуло. Миссис Честер села в кресло и залилась слезами.

— Мой мальчик, мистер Паркер Пайн! Вы должны спасти его. Мы должны спасти его! Мое сердце разрывается.

— Милая моя леди, как человек совершенно посторонний…

— Нина Уичерли говорит, что вы можете все. Говорит, я должна полностью вам довериться. Советует ничего от вас не скрывать — и тогда вы непременно поможете.

Прокляв про себя восторженную Нину Уичерли, мистер Паркер Пайн смирился и приступил к делу.

— Что ж, давайте проясним ситуацию. Женщина, я полагаю?

— Он говорил вам о ней?

— Я догадался.

Слова неудержимым потоком хлынули из миссис Честер. Девица чудовищна. Пьет, сквернословит и носит на себе так мало одежды, что не всякий эту одежду разглядит. Еще у нее есть сестра, которая живет здесь же, а у той — муж художник и датчанин. Общество, в котором они вращаются, не менее ужасно. Половина из них живет друг с другом, не состоя в браке. Бэзил совершенно переменился. Он всегда был таким тихим, спокойным мальчиком… Интересовался серьезными вещами… Думал заняться археологией…

— Вот! — заметил мистер Паркер Пайн. — А природа этого не терпит.

— То есть?

— Для молодого человека противоестественно интересоваться серьезными вещами. Он должен интересоваться девушками. Причем как можно в большем количестве и наиболее ужасными.

— Умоляю вас, не шутите так, мистер Паркер Пайн.

— Я абсолютно серьезен. Кстати, не та ли эта девушка, что была с вами вчера за чаем?

Мистер Паркер Пайн отлично ее помнил: серые фланелевые брюки, алый платок, небрежно завязанный узлом между лопатками, ярко-красная помада… Еще он помнил, что чаю она предпочла коктейль.

— Так вы ее видели? Чудовище, не правда ли? Раньше Бэзил восхищался совершенно другими девушками.

— Вам не кажется, что вы оставляли ему не слишком много возможностей восхищаться девушками?

— Я?

— Ему слишком нравилось ваше общество! Скверно… Однако, думаю, все обойдется, если только вы не будете торопить события.

— Вы не понимаете! Он хочет жениться на этой… Бетти Грегг! Они уже помолвлены.

— Дело зашло так далеко?

— Да. Мистер Паркер Пайн, вы обязаны что-то сделать. Предотвратить эту ужасную женитьбу. Эта девица разрушит моему мальчику всю жизнь.

— Жизнь человека может разрушить только он сам — и никто другой.

— Жизнь Бэзила можно разрушить! — уверенно заявила миссис Честер.

— Бэзил меня не беспокоит, — заметил мистер Паркер Пайн.

— Вас что же, беспокоит эта девица?

— Нет, миссис Честер, вы. Точнее, личность, которую вы в себе губите.

Миссис Честер взглянула на него с некоторым недоумением.

— Что есть жизнь между двадцатью и сорока годами? — вопросил мистер Паркер Пайн. — Темница, сотканная из межличностных эмоциональных связей! Так есть и так должно быть. Это жизнь. Но позже… позже она вступает в новое качество. Вы можете размышлять, наблюдать ее со стороны, узнавать кое-что новое о людях и почти всю правду о себе. Жизнь становится настоящей, она обретает смысл. Вы видите ее в целом — не как отдельный эпизод, в котором вы задействованы как актер на сцене. Ни один мужчина и ни одна женщина не может считать себя совершенно самой собой до сорока пяти. Только тогда индивидуальность получает шанс проявиться.

— Но я была так занята Бэзилом… Он был для меня всем.

— А не должен был быть. За это вы теперь и расплачиваетесь. Любите его сколько угодно, только не забывайте, что вы — Адела Честер, личность, а не только мать Бэзила.

— Если его жизнь будет разрушена, это разобьет мне сердце, — возразила мать Бэзила.

Мистер Паркер Пайн взглянул на ее тонкое лицо, на печально опущенные уголки губ… Она все еще была привлекательной женщиной. Он не хотел, чтобы она страдала.

— Что ж, я посмотрю, что можно сделать, — сказал он и отправился разыскивать Бэзила.

Тот, казалось, давно уже мечтал поговорить с Паркером Пайном и принялся с жаром отстаивать свои позиции.

— Все это чертовски неприятно. С матерью говорить без толку. Предрассудки, ограниченность. Если бы только она от этого избавилась, то увидела бы, какая Бетти замечательная и…

— А что сама Бетти?

Бэзил вздохнул.

— Черт! С ней тоже нелегко. Если бы она хоть чуточку уступила — я имею в виду, хоть день не красила губы… Может, в этом все дело. Но такое чувство, что при матери она просто из кожи вон лезет, чтобы выглядеть еще — ну… современней, что ли…

Мистер Паркер Пайн улыбнулся.

— Мать и Бетти — самые дорогие для меня люди! — раздраженно продолжал Бэзил. — Кажется, могли бы и поладить.

— В жизни не все идет так, как нам того хочется, молодой человек, — заметил мистер Паркер Панн.

— Вот если бы мы сейчас пошли к Бетти и вы поговорили бы с ней обо всем этом?

Мистер Паркер Пайн с готовностью принял приглашение.

Бетти с сестрой и ее мужем жили в небольшом ветхом строении чуть в стороне от моря. Их быт радовал простотой. Обстановка состояла из стола, кроватей и трех стульев. Встроенный в стену буфет, помимо самой необходимой посуды, был пуст.

Ганс оказался беспокойным молодым человеком с огромной копной непослушных светлых волос. Он изъяснялся на ломаном английском, делал это с невероятной скоростью и при этом неутомимо расхаживал по комнате. Стелла, его жена, была маленькой и милой. У Бетти Грегг оказались рыжие волосы, веснушки и озорные глаза. Мистер Паркер Пайн отметил, что накрашена она куда меньше, чем это было вчера в «Пино д'Оро».

Она подала ему коктейль и подмигнула.

— Вас тоже втянули в эту заварушку? Мистер Паркер Пайн кивнул.

— И на чьей же вы стороне, господин судья? Молодых влюбленных или непримиримой леди?

— А можно задать вам один вопрос?

— Конечно.

— Много ли такта вы проявляете в этой истории?

— И не думала проявлять, — честно призналась мисс Грегг. — Как только я вижу эту дамочку, мне тут же хочется делать ей все назло.

Оглянувшись, она убедилась, что Бэзил находится вне пределов слышимости, и продолжила:

— Она меня просто бесит. Не отпускает Бэзила ни на шаг от своей юбки, а ему сколько лет-то уже! Мужчина, который позволяет так с собой обращаться, должен быть полным идиотом. А Бэзил вовсе не идиот. Просто она злоупотребляет своим положением.

— Ну, не так уж это и плохо. Не совсем, как говорится, в духе времени, но и только.

Бетти Грегг неожиданно подмигнула.

— Что-то вроде того, как прячут на чердак чиппендейловские кресла, когда в моду входят викторианские?[290] А потом стаскивают их вниз и говорят: «Ну разве они не прекрасны?»

— Что-то в таком духе.

Бетти Грегг задумалась.

— Может, вы и правы. Буду с вами откровенной. Бэзил сам во всем виноват. Видели бы вы, как он боялся, что я произведу плохое впечатление на его обожаемую матушку. Меня это просто из себя выводило. Подозреваю, надави она на него посильнее, он бы тотчас же меня бросил.

— Возможно, — согласился мистер Паркер Пайн, — если б она нашла правильный подход.

— Уж не собираетесь ли вы ей его подсказать? Сама-то она ни за что не додумается. Будет упорно сидеть с осуждающим видом, а этого явно маловато. Но с вашей подсказки…

Она закусила губу и подняла на мистера Паркера Пайна свои голубые глаза.

— Знаете, а я ведь о вас слышала. Считается, что вы больше других знаете о человеческой натуре. И что же вы думаете о нас с Бэзилом? Есть у нас шанс или нет?

— Сначала я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Тест на совместимость? Отлично, давайте.

— Вы закрываете окна на ночь?

— Никогда. Люблю свежий воздух.

— У вас с Бэзилом одинаковые предпочтения в пище?

— Да.

— Вы любите ложиться рано или поздно?

— Ну, между нами говоря, рано. Если не лягу спать в половине одиннадцатого, то вся измучаюсь, а утром буду чувствовать себя совершенно разбитой. Но, надеюсь, это между нами.

— Вы должны отлично подойти друг другу, — решил мистер Паркер Пайн.

— На редкость поверхностный тест.

— Отнюдь. Я знаю несколько браков, окончательно распавшихся только потому, что муж любил засиживаться до полуночи, а жена засыпала в половине десятого — или наоборот.

— Какая жалость, — заметила Бетти, — что люди не могут быть счастливы все одновременно. Представить только: я, Бэзил и его мать, благословляющая нас.

Мистер Паркер Пайн кашлянул.

— Думаю, — сказал он, — это можно устроить. Бетти недоверчиво посмотрела на него.

— Вы, часом, меня не дурачите?

Лицо мистера Паркера Пайна осталось бесстрастным.

Отчет, представленный им Аделе Честер, был успокаивающим, но не совсем определенным. В конце концов, помолвка далеко еще не женитьба. Сам он уезжает на неделю в Сольер и на время своего отсутствия рекомендует ей не обострять ситуацию. Пусть думают, что она уступила.

Он провел очаровательную неделю в Сольере.

По возвращении же обнаружил, что события приняли совершенно неожиданный оборот.

Первое, что он увидел, ступив на террасу «Пино д'Оро», были миссис Честер и Бетти Грегг за чаем. Бэзила с ними не было. Миссис Честер выглядела постаревшей. Да и у Бетти вид был неважный. Казалось, она вообще забыла накраситься, а ее веки покраснели, словно она недавно плакала.

Они тепло его поприветствовали, но о Бэзиле не было сказано ни слова.

Неожиданно Бетти резко вдохнула, словно от острой боли, и мистер Паркер Пайн оглянулся.

По ступеням, ведущим на террасу с пляжа, поднимался Бэзил Честер. Рядом с ним шла девушка такой необыкновенной красоты, что просто дух захватывало. Кожа у нее была восхитительно смуглой, а фигура изумительно женственная, что никак нельзя было не заметить, учитывая, что скрывалась она лишь бледно-голубой призрачной хламидой[291]. Обилие румян цвета охры и ярко-оранжевая губная помада только подчеркивали ее удивительную красоту. Что до юного Бэзила, он, казалось, был совершенно не в силах оторвать от нее глаз.

— Ты сильно опоздал, Бэзил, — заметила его мать. — Ты же обещал повести Бетти ужинать.

— Ох, это я виновата, — томно протянула прекрасная незнакомка. — Но нам было так хорошо вместе…

— Ангел мой, — повернулась она к Бэзилу, — принеси мне что-нибудь покрепче.

Она скинула босоножки и вытянула восхитительные ноги с ухоженными ногтями изумрудно-зеленого оттенка — под цвет ногтям на руках.

На женщин она не обратила ни малейшего внимания, зато доверительно наклонилась к мистеру Паркеру Пайну.

— Ужасный остров, — сообщила она. — Я просто умирала от скуки, пока не повстречала Бэзила. Он такой душка!

— Мистер Паркер Пайн — мисс Рамона, — представила их друг другу миссис Честер.

Девушка поблагодарила ее небрежной улыбкой.

— Я буду звать вас просто Паркер, — решила она. — А вы зовите меня Долорес.

Вернулся Бэзил с напитками. Теперь мисс Рамона оказывала внимание (выражавшееся большей частью в томных взглядах) не только Бэзилу, но и мистеру Паркеру Пайну. Присутствия за столом других дам она как будто не замечала вовсе. Раз или два Бетти пыталась вступить в беседу, но всякий раз мисс Рамона смотрела на нее с величайшим удивлением и зевала.

Наконец она поднялась.

— Думаю, мне пора. Я остановилась в другом отеле. Кто-нибудь меня проводит?

Бэзил поспешно вскочил.

— Бэзил, дорогой… — одернула его миссис Честер.

— Я скоро вернусь, ма.

— Разве можно огорчать маму? — поинтересовалась мисс Рамона ни у кого в особенности. — Примерные мальчики никогда так не поступают.

Бэзил покраснел и замялся. Долорес Рамона одарила мистера Паркера Пайна ослепительной улыбкой, кивнула в пространство рядом с миссис Честер и удалилась, сопровождаемая Бэзилом.

За столом воцарилось гнетущее молчание, и мистер Паркер Пайн совершенно не собирался нарушать его первым. Бетти, стиснув ладони, смотрела на море. Миссис Честер сидела красная, ее переполняло возмущение.

— Ну, и как вам наше новое знакомство? — прервала наконец тишину Бетти не совсем ровным голосом.

— Довольно… э… экзотично, — осторожно ответил мистер Паркер Пайн.

— Экзотично? — У Бетти вырвался нервный смешок.

— Она чудовищна, чудовищна! — воскликнула миссис Честер. — Бэзил, должно быть, сошел с ума!

— С Бэзилом все в порядке, — резко возразила Бетти.

— Ее ногти! — содрогнувшись от отвращения, вспомнила миссис Честер.

Неожиданно Бетти поднялась.

— Думаю, миссис Честер, мне лучше пойти домой. Бог с ним, с ужином.

— Но, дорогая, Бэзил будет так расстроен!

— Вы думаете? — коротко рассмеялась девушка. — И все же, я лучше пойду. Голова страшно разболелась.

Она улыбнулась им и ушла. Миссис Честер повернулась к мистеру Паркеру Пайну.

— Чего бы я только не отдала, чтобы мы никогда сюда не приезжали. Никогда!

Мистер Паркер Пайн сочувственно покачал головой.

— И зачем вы только уехали? — простонала миссис Честер. — Останься вы здесь, ничего этого не случилось бы. Отмалчиваться дальше было решительно невозможно.

— Милая моя леди, — ответил мистер Паркер Пайн. — Уверяю вас: когда дело касается хорошеньких девушек, я не имею на вашего сына ни малейшего влияния. У него, по-видимому, очень… э… впечатлительная натура.

— Он не был таким раньше, — возразила миссис Честер сквозь слезы.

— Ну, — заметил мистер Паркер Пайн с наигранной бодростью, — зато это новое увлечение, похоже, не оставило камня на камне от чувств, которые он питал к мисс Грегг. Этим ведь можно утешаться, верно?

— Не понимаю, о чем вы. Бетти — милое дитя и предана Бэзилу всей душой. Очень достойно переносит выпавшие нам испытания. Мой сын, должно быть, слеп.

Мистер Паркер Пайн выслушал это не моргнув глазом. Подобную непоследовательность он замечал в лучшей половине человечества и раньше. Поэтому он только мягко сказал:

— Ну-ну, какое там слеп. Просто увлечен.

— Эта особа — итальянка. Она решительно невозможна.

— Зато весьма привлекательна.

Миссис Честер презрительно фыркнула. В этот момент на террасу взбежал Бэзил.

— Привет, ма! — бросил он. — Вот и я. А где Бетти?

— У нее разболелась голова, и она ушла домой. Что неудивительно.

— Опять, значит, дуется, — заметил Бэзил.

— Я считаю, твое отношение к Бетти совершенно недопустимо.

— Бога ради, ма, не начинай снова. Если она собирается устраивать сцены всякий раз, как я перемолвлюсь словечком с другой женщиной, хорошенькая же у нас будет жизнь!

— Вы обручены.

— Да помню я, помню. Но это вовсе не значит, что у каждого из нас не может быть каких-то знакомых. В наши дни люди должны жить так, как им хочется, и не мешать жить другим.

Он помолчал.

— Слушай, если уж Бетти с нами не ужинает… Я, пожалуй, вернусь в «Марипозу». Меня приглашали…

— О Бэзил!

Молодой человек раздраженно передернул плечами и сбежал вниз по лестнице.

Его мать красноречиво посмотрела на мистера Паркера Пайна.

— Видите? — сказала она.

Он видел.

Развязка наступила парой дней позже. Бетти и Бэзил договорились отправиться на пикник и провести весь день на природе. Однако, зайдя утром в «Пино д'Оро», Бетти обнаружила, что Бэзил начисто забыл об их планах, отправился с компанией Долорес Рамоны на острова и вернется лишь вечером.

Девушка сжала губы, но промолчала. Вскоре, однако, она поднялась с кресла и решительно подошла к миссис Честер. На террасе, кроме них, не было ни души.

— Все это в порядке вещей, — заявила она. — Не о чем и беспокоиться. Только… наверное… знаете… пора уже с этим покончить.

С этими словами она сняла с пальца перстень, который подарил ей Бэзил, — настоящее обручальное кольцо он собирался купить позже.

— Вы не передадите ему это, миссис Честер? И скажите, что все в порядке и чтобы он не беспокоился…

— Бетти, дорогая, нет! Он ведь любит тебя, правда, любит.

— И делает все, чтобы доказать это. — Бетти горько рассмеялась. — Нет, кое-какая гордость у меня еще осталась. Скажите ему, что все в порядке и… и что я желаю ему счастья.

Когда на закате Бэзил вернулся в отель, его ожидала буря.

При виде кольца он немного покраснел.

— Ого! Даже так? Ну, может, оно и лучше.

— Бэзил!

— Да ладно тебе, ма, все равно последнее время мы не очень-то и ладили.

— И чья же это вина?

— Не думаю, что только моя. Ревность — отвратительная штука, но, честно говоря, я не совсем понимаю, чего ты-то так разволновалась. Сама ведь умоляла меня отказаться от Бетти.

— Это было до того, как я узнала ее получше. Бэзил, дорогой мой, ты же не думаешь… жениться на этой…

Бэзил Честер спокойно ответил:

— Как только она согласится. Только, боюсь, она не согласится.

Холодные мурашки пробежали по спине миссис Честер, и она незамедлительно отправилась на поиски мистера Паркера Пайна. Тот сидел в укромном уголке и безмятежно читал книгу.

— Вы должны что-то сделать! — набросилась на него миссис Честер. — Должны что-то сделать! Жизнь моего сына рушится на моих глазах.

— Да что же я могу? — осведомился мистер Паркер Пайн, порядком утомленный непрестанно рушащейся жизнью Бэзила Честера.

— Пойти и поговорить с этим ужасным созданием. Если нужно, откупиться от нее.

— Боюсь, это слишком дорого обойдется.

— Не важно.

— Очень трогательно, но, возможно, есть и другие способы…

Миссис Честер вопросительно посмотрела на него.

— Я ничего не обещаю, — сказал он, покачав головой, — просто посмотрю, что можно здесь сделать. Мне знаком этот тип женщин. И кстати: ни слова Бэзилу. Это все погубит.

— Конечно нет.

Из «Марипозы» мистер Паркер Пайн вернулся только к полуночи. Миссис Честер ждала его на террасе.

— Ну? — выдохнула она.

В глазах мистера Паркера Пайна мелькнул огонек.

— Завтра утром сеньорита Долорес Рамона покинет Польенсу, а к вечеру — и вообще остров.

— О! Мистер! Паркер! Пайн! Как вам удалось это?

— Без единого, как говорится, цента. — В его глазах снова вспыхнул огонек. — Я был почти уверен, что смогу убедить ее, и, как видите, убедил!

— Нина Уичерли была права. Вы просто волшебник! Вы обязаны сказать мне, сколько… э…

— Ни пенни. Это было для меня развлечением. Надеюсь, все кончится хорошо. Разумеется, когда мальчик узнает, что она внезапно исчезла и даже не оставила адреса, он будет страшно расстроен. Просто будьте с ним поласковей пару недель.

— Если бы только Бетти смогла простить его…

— Простит, можете не сомневаться. Они прекрасная пара. Между прочим, я тоже завтра уезжаю.

— Ох, мистер Паркер Пайн, нам будет так не хватать вас.

— Нет уж, лучше мне уехать, пока ваш отпрыск не поддался очередному увлечению.

Облокотившись о перила, мистер Паркер Пайн смотрел с парохода на огни Пальмы. Рядом стояла Долорес Рамона.

— Отличная работа, Мадлен, — говорил он ей с искренним восхищением. — Хорошо, что я догадался вызвать вас телеграммой. Вы ведь у нас такая домоседка…

— Рада была помочь, — просто ответила Маделейн дэ Сара, она же Долорес Рамона, она же Мэгги Сайерс. — И потом, полезно иногда сменить обстановку. Я, пожалуй, пойду вниз и прилягу, пока мы не отплыли. Моряк из меня неважный.

Несколькими минутами позже на плечо мистера Паркера Пайна опустилась чья-то рука. Обернувшись, он увидел Бэзила Честера.

— Вот, пришел с вами попрощаться. Бетти просила передать, что вы прелесть. Ну, и огромное вам спасибо от нас обоих. Отличный спектакль. Бетти и ма теперь лучшие подруги. Чуточку стыдно перед ма, что пришлось обманывать ее, но, в конце концов, она сама виновата Ладно, главное, все хорошо закончилось. Теперь бы не забыть, что еще пару дней сердце у меня совершенно разбито, и все. Мы просто ужас как вам благодарны, мистер Паркер Паин, Бетти и я.

— Желаю вам всяческого счастья, — улыбнулся тот — Спасибо.

После небольшой паузы Бэзил с каким-то уж чрезмерным равнодушием поинтересовался:

— А мисс… мисс де Сара… она поблизости? Хотелось бы поблагодарить и ее тоже.

Мистер Паркер Пайн пристально взглянул на молодого человека.

— Боюсь, мисс де Сара уже легла, — сообщил он.

— Жаль… Ну что ж, возможно, мы как-нибудь увидимся в Лондоне.

— Вообще-то по прибытии она почти тотчас же уезжает по моим делам в Америку.

— О! — тусклым голосом отозвался Бэзил.

— Ну мне наверное, пора.

Мистер Паркер Пайн улыбнулся. По дороге в свою каюту он постучался к Мадлен.

— Как вы, моя милая? Все в порядке? Наведывался наш юный друг. Обычное обострение мадленита[292]. Ничего страшного. Через день-другой пройдет. Но до чего же все-таки заразная болезнь!

1936 г.

Перевод: П. Рубцов

Тайна регаты

Мистер Айзек Пойнтц вынул изо рта сигару и одобрительно произнес:

— Милое местечко.

Подтвердив таким образом свое одобрение гавани Дартмут, он вернул сигару на место и огляделся с видом человека, совершенно довольного собой, окружающими и жизнью в целом.

Что касается довольства самим собой, то оно было вполне обоснованным — в свои пятьдесят восемь мистер Айзек Пойнтц сохранил прекрасное здоровье и отличную форму, возможно, с легким намеком на полноту. Это вовсе не означало, что мистер Пойнтц выглядел тучным — нет, отнюдь. Да и ловко сидящий на нем костюм яхтсмена никак не позволял отнести его к разряду стареющих и толстеющих джентльменов. Костюм этот был безукоризнен до самой последней пуговки и самой крохотной складки, так что у смуглого и слегка восточного типа лица мистера Пойнтца, осененного козырьком спортивной кепки, были все основания излучать уверенность и покой.

Что до окружающих, то имелись в виду, конечно, спутники мистера Пойнтца: его компаньон Лео Штейн, сэр Джордж и леди Мэрроуэй, мистер Сэмюель Лезерн — чисто деловое знакомство — со своей дочерью Евой, миссис Растингтон и Эван Левеллин.

Общество только что вернулось с прогулки на принадлежащей мистеру Пойнтцу яхте «Веселушка». Утром они наблюдали за гонками парусников и теперь вернулись на сушу ненадолго отдаться во власть ярмарочных развлечений: поиграть в кокосовый кегельбан, прокатиться на карусели и посмотреть на Человека-паука и Невероятно Толстую Женщину. Можно не сомневаться, что, если кто и был в восторге от подобных развлечений, то это Ева Лезерн; так что, когда мистер Пойнтц предложил наконец обеденный перерыв, чтобы отправиться в «Ройал Джордж», ее голос оказался единственным против.

— Ой, мистер Пойнтц, а я еще хотела, чтобы Настоящая Цыганка предсказала мне судьбу в этой своей кибитке!

Несмотря на серьезные сомнения в подлинности вышеупомянутой настоящей цыганки, мистер Пойнтц снисходительно уступил.

— Ева просто без ума от ярмарки, — извиняющимся тоном проговорил мистер Лезерн. — Не обращайте внимания, если нам действительно пора.

— Времени предостаточно, — благожелательно ответил мистер Пойнтц.

— Пусть юная леди развлекается. А я пока выставлю тебя в дартс, Лео.

— Двадцать пять и больше получают приз! — высоким гнусавым голосом выкрикнул хозяин павильона.

— Ставлю пятерку, что наберу больше, — заявил Пойнтц.

— Идет! — с готовностью согласился Штейн. Вскоре мужчины с головой ушли в сражение.

— Кажется, Ева не единственный ребенок в нашей компании, — шепнула леди Мэрроуэй Эвану Левеллину.

Тот согласно, но отсутствующе улыбнулся. Подобная рассеянность отмечалась в нем с самого утра. А некоторые из его ответов позволяли предположить, что он вообще не слышит, о чем его спрашивают.

Оставив его в покое, Памела Мэрроуэй сообщила мужу:

— У этого молодого человека определенно что-то на уме.

— А может, кто-то? — пробормотал сэр Джордж, многозначительно показывая глазами на Джанет Растингтон.

Леди Мэрроуэй слегка нахмурилась. Это была высокая и изящная, исключительно ухоженная женщина. Алый лак ее ногтей прекрасно гармонировал с темно-красными коралловыми серьгами. Глаза у нее были темные и очень зоркие. Взгляд прозрачно-голубых глаз сэра Джорджа, несмотря на его беспечные манеры добросердечного английского джентльмена, был так же зорок и цепок.

Если Айзек Пойнтц и Лео Штейн большую часть своей жизни проводили на Хаттон-Гарден, торгуя алмазами, сэр Джордж и леди Мэрроуэй принадлежали к другому миру — миру Французской Ривьеры, гольфа на Сен-Жан-де-Люз и зимних ванн на Мадейре.

С виду это были сущие цветы, что растут, не ведая ни забот, ни хлопот, но, возможно, впечатление это было и не совсем верным. Разные бывают заботы и совсем уж разные хлопоты.

— Ну вот, ребенок возвращается, — заметил Эван Левеллин, повернувшись к миссис Растингтон.

В этом смуглом молодом человеке было нечто от голодного волка, что некоторые женщины находят весьма привлекательным. Но вот находила ли его таким миссис Растингтон, оставалось совершенно неясно. Она была не из тех, о ком говорят: «душа нараспашку». Миссис Растингтон рано и неудачно вышла замуж, меньше чем через год брак был расторгнут, и хотя манеры ее были неизменно очаровательны, это наложило на нее некий отпечаток отчуждения и замкнутости.

Ева Лезерн вприпрыжку вернулась к взрослым, оживленно тряся своими длинными светлыми волосами. Ей было только пятнадцать, и она в полной мере обладала присущей этому возрасту нескладностью и неистощимым запасом энергии.

— Я выйду замуж в семнадцать, — не успев отдышаться, объявила она, — за жутко богатого человека, и у нас будет шестеро детей, а вторник и четверг — мои счастливые дни, и мне всегда нужно носить что-нибудь зеленое или голубое, и мой камень изумруд и…

— Ладно, цыпленок, доскажешь по дороге, — остановил ее отец.

Мистер Лезерн был высоким светловолосым мужчиной с внешностью язвенника и некоторым налетом скорби на лице.

Мистер Пойнтц и его компаньон оторвались от своего состязания. Первый довольно посмеивался, мистер Штейн выглядел расстроенным.

— Вопрос удачи, — оправдывался он.

— Мастерство, мой мальчик, мастерство! — возразил мистер Пойнтц, жизнерадостно хлопая себя по карману. — Пятерку я таки с тебя снял. Мой старикан, вот тот был первоклассным игроком. Ну, господа, пора двигать. Тебе все предсказали, Ева? Предупредили, чтобы остерегалась жгучего брюнета?

— Брюнетку, — поправила Ева. — Она косоглазая и может наделать кучу неприятностей, если я не уберегусь. И еще я выйду замуж в семнадцать…

И она весело умчалась вперед, предоставив компании догонять ее по пути в «Ройал Джордж».

Обед был заранее заказан предусмотрительным мистером Пойнтцем, и официант, кланяясь, провел их на второй этаж в частные апартаменты. Круглый стол оказался уже накрыт. Огромное окно, выходящее на портовую площадь, было распахнуто, пропуская шум ярмарки и хриплый визг трех каруселей, каждая из которых скрипела на свой особый лад.

— Лучше закрыть его, если мы хотим друг друга слышать, — заметил мистер Пойнтц, подкрепляя свои слова делом.

Все расселись вокруг стола, и мистер Пойнтц с сияющим видом обвел взглядом своих гостей. Он чувствовал, что им хорошо, а ему нравилось делать людям приятное. И вот они все здесь…

Леди Мэрроуэй… Очаровательная женщина! Не совершенство, конечно, — он прекрасно отдавал себе отчет, что те, кого он привык именовать «сливками общества», вряд ли пришли бы в восторг, обнаружив чету Мэрроуэй в своем кругу, но, с другой стороны, о существовании Айзека Пойнтца эти самые «сливки» вовсе и не подозревали. В любом случае леди Мэрроуэй — чертовски привлекательная женщина, и он готов был смотреть сквозь пальцы на ее вчерашние передергивания за бриджем. Вот в отношении сэра Джорджа подобная снисходительность давалась ему куда труднее. У парня совершенно рыбьи глаза. Так и смотрит, где чего урвать. Только зря он надеется поживиться за счет старого Пойнтца. Уж об этом он позаботится.

Сэмюель Лезерн… Парень, в общем, неплохой. Болтливый, конечно, как и большинство американцев, — обожает рассказывать какие-то нудные бесконечные истории. И эта его отвратительная привычка — требовать точных цифр… Каково население Дартмута? В каком году построен Морской колледж? И так без конца. Видимо, думает, что его хозяин что-то вроде ходячего «Бедекера». Вот Ева — милый живой ребенок, подшучивать над ней — одно удовольствие. Голос словно у коростеля, но прекрасно знает, чего ей надо. Сообразительная юная леди.

Молодой Левеллин… Что-то он подозрительно затих. Похоже, усиленно размышляет. Гол как сокол, по всей вероятности. Обычное дело с этими писателями. Очень может быть, неравнодушен к Джанет Растингтон. Что ж, хороший выбор. Привлекательна и умна к тому же. Не высовывается со своей писаниной. Послушаешь, как говорит, ни в жизнь не поверишь, что сочиняет такую заумь.

Ну и, конечно, старина Лео! Этот с годами не худеет и не молодеет. И в блаженном неведении, что в эту самую минуту его партнер подумал о нем точно так же. Мистер Пойнтц исправил заблуждение мистера Лезерна о происхождении сардин из Корнуолла, а не Девона и приготовился получить полное удовольствие от обеда.

— Мистер Пойнтц, — проговорила Ева, когда перед каждым оказалось по дымящейся тарелке с макрелью и официанты покинули комнату.

— Да, юная леди.

— А тот большой бриллиант у вас и сейчас с собой? Ну тот, который вы показывали нам вчера вечером и еще говорили, что никогда с ним не расстаетесь?

Мистер Пойнтц добродушно рассмеялся.

— Точно. Я называю его своим талисманом. Естественно, он при мне.

— А мне кажется, это жутко опасно. Кто-нибудь может украсть его. Например, в толпе — на ярмарке.

— Вряд ли, — возразил мистер Пойнтц. — Я, знаете ли, хорошенько на этот счет позаботился.

— Но могут же? — настаивала Ева. — У нас вон полно гангстеров. Наверняка ведь в Англии тоже?

— Ну, «Утренней Звезды» им не видать как своих ушей! — заявил мистер Пойнтц. — Во-первых, она в особом внутреннем кармане. Старый Пойнтц свое дело знает. «Утреннюю Звезду» не сможет украсть никто.

Ева рассмеялась.

— Вот еще! Спорим, я смогу?

— А спорим, не сможете! — подмигнул ей мистер Пойнтц.

— Да клянусь вам, у меня получится! Я обдумала все вчера вечером, когда легла спать, — после того как вы за ужином всем показывали камень. Я придумала исключительно хитроумный план.

— И какой же?

Ева склонила голову набок, и ее светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

— Ну, пока не скажу. На что спорим, что мне это удастся?

В голове мистера Пойнтца пронеслись воспоминания его юности.

— Полдюжины пар перчаток, — предложил он.

— Перчатки! — презрительно протянула Ева. — Да кто ж их теперь носит?

— Ну, а шелковые чулки?

— А что! Сегодня утром как раз поползла моя лучшая пара!

— Ну вот и отлично. Ставлю полдюжины лучших шелковых чулок!

— Ооо! — благоговейно выдохнула Ева. — А что хотите вы?

— Ну, а мне нужен новый кисет.

— Отлично. Вот это сделка! Хотя, конечно, кисета вам не видать. Теперь слушайте, что вы должны сделать. Нужно пустить бриллиант по кругу, как вчера, чтобы каждый мог его посмотреть…

В комнату вошли официанты, чтобы заменить тарелки, и Ева смолкла. Принимаясь за цыпленка, мистер Пойнтц заметил:

— Но запомните, юная леди. Чтобы все было по-честному, я вызову полицию и вас обыщут.

— Да ради бога. Только зачем так уж по-настоящему? Леди Мэрроуэй или миссис Растингтон обыщут нисколько не хуже.

— Тогда решено, — согласился мистер Пойнтц. — Кем вы, кстати, собираетесь стать, юная леди? Уж не намереваетесь ли специализироваться на краже драгоценностей?

— Ну, если это окупается…

— Если вам удастся фокус с «Утренней Звездой», это вполне окупится. Даже если распилить его, камень будет стоить больше тридцати тысяч фунтов.

— Ничего себе! — ахнула явно потрясенная Ева. — А сколько это будет в долларах?

Леди Мэрроуэй издала удивленное восклицание.

— И вы носите при себе такой камень? — с упреком проговорила она. — Тридцать тысяч фунтов!

Ее темные ресницы вздрогнули.

— Большие деньги, — мягко заметила миссис Растингтон. — И потом, очарование самого камня… Он прекрасен.

— Обычный кусок угля, — вставил Эван Левеллин.

— Мне всегда представлялось, — заметил сэр Джордж, — что в краже драгоценностей самое сложное — продать их. Перекупщик вечно забирает львиную долю… Хм… Так о чем это я?

— Ну, давайте, — возбужденно перебила его Ева. — Давайте начинать. Доставайте свой бриллиант и повторяйте все, что говорили про него вчера вечером.

— Прошу прощения за своего отпрыска. Она слишком возбуждена, — вставил мистер Лезерн своим низким печальным голосом.

— Да ладно тебе, па, — нетерпеливо воскликнула Ева. — Ну, давайте же, мистер Пойнтц!

Улыбаясь, тот пошарил во внутреннем кармане и вытащил что-то наружу. На его ладони, поблескивая в электрическом свете, лежал крупный камень. Бриллиант…

Затем мистер Пойнтц не без труда, по мере возможности, восстановил свою вчерашнюю речь на «Веселушке».

— Не желают ли леди и джентльмены взглянуть поближе? Это необычайно красивый камень. Я называю его «Утренней Звездой», и он для меня что-то вроде талисмана — всегда и всюду со мной. Вот полюбуйтесь.

Он протянул бриллиант леди Мэрроуэй, которая взяла его, восхищенно ахнула и передала мистеру Лезерну, весьма натянуто молвившему: «Довольно мил. Да, определенно, мил…» и, в свою очередь, передавшему его Левелину.

На этом месте в процедуре произошла легкая заминка, вызванная появлением официантов. Когда они удалились, Эван, заметив: «Очень крупный камень», передал его Лео Штейну, который не стал утруждать себя комментариями и поскорее отдал бриллиант Еве.

— Как он прекрасен! — вскричала та высоким театральным голосом, тут же сменившимся испуганным восклицанием, когда бриллиант выскользнул у нее из руки:

— Ой, я его уронила!

Она оттолкнула стул и нырнула под стол. Сэр Джордж, сидевший от нее слева, нагнулся тоже. В общей суматохе кто-то смахнул со стола бокал. Штейн, Левеллин и миссис Растингтон приняли участие в поисках. Под конец к ним присоединилась и леди Мэрроуэй.

Мистер Пойнтц остался в стороне от суматохи. Он невозмутимо сидел за столом, с саркастической улыбкой потягивая вино.

— О Боже! — вскричала Ева все в той же театральной манере. — Какой ужас! Но куда же он мог закатиться? Его нигде нет!

Один за другим участники поисков выбрались из-под стола.

— Исчез, как и не бывало, Пойнтц, — широко улыбаясь, объявил сэр Джордж.

— Неплохо проделано, — согласился мистер Пойнтц, одобрительно кивая. — Из вас выйдет прекрасная актриса, Ева. Вопрос лишь в том, спрятали вы его в комнате или на себе?

— Обыскивайте меня, — драматическим тоном предложила Ева.

Мистер Пойнтц поискал глазами и, обнаружив в углу комнаты большую зеленую ширму, кивнул в ее сторону и вопросительно посмотрел на леди Мэрроуэй и миссис Растингтон.

— Если кто-нибудь из дам будет столь любезен…

— Ну, конечно, — улыбаясь, согласилась леди Мэрроуэй.

Обе женщины поднялись.

— Не волнуйтесь, мистер Пойнтц, — пообещала леди Мэрроуэй, — сделаем все как надо.

Они исчезли за ширмой.

В комнате становилось душно, и Эван Левеллин распахнул окно. Бросив монетку проходившему внизу разносчику газет, он ловко подхватил свежий выпуск.

— В Венгрии неспокойно, — сообщил он, развернув его.

— Это местная? — поинтересовался сэр Джордж. — Взгляните, пожалуйста… Меня интересует одна лошадка. Должна была бежать сегодня в Хэлдоне. Ее зовут Шустрый Мальчик.

— Лео, — заметил мистер Пойнтц, — запри пока дверь. Ни к чему этим чертовым официантам сновать тут взад-вперед, пока мы не закончили.

— За Шустрого Мальчика выдача три к одному, — объявил Эван.

— Ерунда! — поморщился сэр Джордж.

— В основном новости регаты, — сообщил Эван, проглядывая газету.

Из-за ширмы появилась женская часть общества.

— Ничего нет. Пусто, — объявила Джанет Растингтон.

— Можете мне поверить: бриллианта у нее нет, — подтвердила леди Мэрроуэй.

Мистер Пойнтц подумал, что как раз ей он очень даже может поверить. Нотки разочарования в ее голосе лучше всего подтверждали, что обыск был проведен на совесть.

— Послушай, Ева, а ты его случайно не проглотила? — забеспокоился мистер Лезерн. — Потому что, если так, это ведь, наверное, вредно.

— Я бы увидел, — тихо заметил Лео Штейн. — Я все время наблюдал за ней. Она ничего не клала в рот.

— Да я бы и не проглотила такую огромную штуковину, — заявила Ева и, уперев руки в бока, победно взглянула на мистера Пойнтца. — Ну так что?

— Стойте там и никуда не двигайтесь, — сказал мистер Пойнтц.

Мужчины очистили стол и перевернули его. Мистер Пойнтц лично обследовал его до последнего дюйма, после чего перенес свое внимание на стул, за которым сидела Ева, и два соседних.

Более тщательно вряд ли можно было это проделать. Вскоре к нему присоединились остальные четверо мужчин, а затем и женщины. Ева Лезерн стояла у стены возле ширмы и от души веселилась.

Через пять минут мистер Пойнтц с тихим стоном поднялся на ноги и принялся мрачно отряхивать брюки. Девственная свежесть его костюма слегка пострадала.

— Ева, — сказал он, — снимаю шляпу. В области кражи драгоценностей ты лучшая, с кем мне довелось сталкиваться. То, что ты проделала, ставит меня в тупик. Как я понимаю, раз его нет при тебе, он должен быть где-то в комнате. Я побежден.

— Значит, чулки мои? — осведомилась Ева.

— Ваши, юная леди.

— Ева, дитя мое, но куда же ты могла его спрятать? — с любопытством спросила миссис Растингтон. Ева горделиво выпятила грудь.

— Я лучше покажу. Сейчас вам будет за себя просто стыдно.

Она подошла к той части стола, где были свалены остатки обеда и столовые приборы. Взяв свою маленькую черную вечернюю сумочку, она объявила:

— Прямо у вас под носом. Прямо…

Ее голос, только что радостный и победный, внезапно сорвался.

— Ох, — произнесла она. — Ох…

— Что такое, дорогая? — поинтересовался ее отец.

— Он исчез, — прошептала Ева. — Исчез…

— Что там такое? — нахмурился мистер Пойнтц, подходя ближе.

Ева порывисто развернулась.

— Дело было так… У этой сумочки в застежке был большой стеклянный камень. Он выпал вчера вечером, и, когда вы показывали свой бриллиант, я заметила, что они почти одного размера. И вот ночью я подумала, что можно… прикрепить ваш бриллиант на пустующее место в застежке с помощью пластилина. Я была совершенно уверена, что никто не заметит. Так я и сделала. Выронила бриллиант и бросилась за ним под стол со своей сумочкой. Там быстро прикрепила его пластилином — он заранее был у меня в руке — к застежке, положила сумочку на стол и сделала вид, что продолжаю искать. Я думала, это будет как с Похищенным письмом[293] — ну, вы помните. Бриллиант лежит прямо у вас под носом, а вы думаете, что это самая обычная стекляшка. Это был прекрасный план: никто из вас действительно ничего не заметил.

— Интересно… — проговорил «Лео Штейн.

— Что вы сказали?

Мистер Пойнтц взял сумочку, оглядел пустующее гнездо с сохранившимся кусочком пластилина и медленно произнес:

— Камень мог выпасть. Нужно поискать еще.

Поиски возобновились, но на этот раз проходили в тягостной тишине. В комнате чувствовалось напряжение.

Один за другим участники поисков оставили это занятие. Все стояли и молча смотрели друг на друга.

— Бриллианта в этой комнате нет, — прервал тишину Штейн.

— И никто из нее не выходил, — многозначительно добавил сэр Джордж.

Повисла пауза, прерванная расплакавшейся Евой.

— Ну, ну, — неловко произнес ее отец, похлопывая дочь по плечу.

Сэр Джордж повернулся к Лео Штейну.

— Мистер Штейн, — начал он, — вы сейчас произнесли что-то вполголоса, а когда я переспросил, не захотели повторить. Но так уж вышло, что я слышал ваши слова. Это было сразу после того, как Ева заявила, что никто из нас не видел, куда она спрятала настоящий камень. И вы сказали: «Интересно». Думаю, мы должны допустить вероятность, что кто-то все же это заметил, и этот кто-то находится сейчас в комнате. Я полагаю, единственно возможный и справедливый выход — это каждому из присутствующих согласиться на обыск. Бриллиант не мог покинуть комнаты.

Если уж сэр Джордж входил в роль настоящего английского джентльмена, сравниться с ним не мог никто. Его голос даже зазвенел от благородного негодования.

— Однако же неприятно все это, — грустно заметил мистер Пойнтц.

— Это я виновата, — всхлипнула Ева. — Но я ведь не хотела…

— Выше нос, детеныш! — мягко проговорил мистер Штейн. — Никто тебя и не винит.

Мистер Лезерн в присущей ему медлительной педантичной манере произнес:

— Что ж, несомненно… думаю, предложение сэра Джорджа встретит единодушное одобрение. Лично я за.

— Согласен, — сказал Эван Левеллин.

Миссис Растингтон взглянула на леди Мэрроуэй и, встретив легкий кивок, встала и скрылась с ней за ширмой. Всхлипывающая Ева отправилась вслед за ними.

В дверь постучал и получил приказание удалиться официант.

Еще через пять минут восемь человек недоверчиво смотрели друг на друга.

«Утренняя Звезда» растворилась в воздухе.

Мистер Паркер Пайн задумчиво созерцал смуглое взволнованное лицо сидящего против него молодого человека.

— Ну, конечно же, — сказал он, — вы валлиец[294], мистер Левеллин.

— Господи, а это-то здесь при чем?

Мистер Паркер Пайн взмахнул своей крупной и тщательно ухоженной рукой.

— Совершенно ни при чем, полностью с вами согласен. Просто я увлекаюсь классификацией эмоциональных реакций, проявляемых различными этническими группами, только и всего. Давайте вернемся к вашей проблеме.

— Собственно говоря, я и сам не знаю, почему пришел к вам, — сказал Эван Левеллин.

Молодой человек выглядел осунувшимся, и его руки явно не находили себе места. Он не смотрел на мистера Паркера Пайна, пристальное же внимание джентльмена заставило его чувствовать себя крайне неуютно.

— Не знаю, почему я пришел к вам, — повторил он. — Хотя куда я еще мог пойти? И что я вообще мог сделать? Вот эта-то абсолютная беспомощность меня и добивает. Я увидел ваше объявление и вспомнил, что один парень как-то говорил, что вы здорово ему помогли. Ну… я и пришел! И чувствую себя теперь полным идиотом. В моем положении не поможет уже никто и ничто.

— Вовсе нет, — возразил мистер Паркер Пайн. — Вы попали точно по адресу. Я специалист по несчастьям, а это дело, несомненно, причинило вам большую неприятность. Вы уверены, что все происходило именно так, как вы рассказали?

— Вряд ли тут можно что-нибудь упустить. Пойнтц вынул свой бриллиант и пустил его по кругу. Это чертово дитя Америки прикрепило его к своей дурацкой сумке, а когда мы подошли взглянуть на нее, бриллианта там уже не было. Его вообще ни у кого не было! Мы обыскали даже старого Пойнтца — он сам это предложил. И, готов поклясться, в комнате его не было тоже! А ведь из нее никто не выходил.

— Возможно, официанты? — предположил мистер Паркер Пайн.

Левеллин отрицательно покачал головой.

— Они ушли еще до того, как девочка начала всю эту возню, а потом старый Пойнтц запер дверь, чтобы нам не мешали. Нет, это сделал кто-то из нас.

— Ну, в этом можно и не сомневаться, — задумчиво произнес мистер Паркер Пайн.

— Эта проклятая газета! — горько воскликнул Эван Левеллин. — Конечно же, они меня подозревают. Это была единственная возможность…

— Расскажите мне в точности, как это произошло.

— Да ничего особенного. Я открыл окно, свистнул мальчишке, бросил ему монетку, а он мне — газету. Но это, как вы понимаете, единственно возможный путь, каким бриллиант мог покинуть комнату — чтобы я передал его поджидавшему на улице сообщнику.

— Возможный, но не единственный, — поправил его мистер Паркер Пайн.

— Вы можете предложить какой-то еще?

— Раз это не ваших рук дело, значит, был другой.

— Ах, вот оно что. Я-то надеялся на что-нибудь более определенное. Что ж, могу только повторить, что я не бросал бриллиант из окна. Впрочем, я не надеюсь, что вы мне поверите — или кто-то еще.

— Да нет же, я вам верю, — возразил мистер Пайн.

— Но почему?

— Вы не криминальный тип, — объяснил мистер Паркер Пайн. — То есть не тот криминальный тип, что крадет драгоценности. Несомненно, есть преступления, которые способны совершить и вы, но сейчас мы не будем в это углубляться. Важно то, что я не вижу вас в роли похитителя «Утренней Звезды».

— Остальные видят, — горько заметил Левеллин.

— Понимаю, — сочувственно отозвался мистер Пайн.

— Они так на меня смотрели… Мэрроуэй, так тот просто поднял газету и взглянул на окно. Он ничего не сказал — зато Пойнтц все прекрасно понял. Я просто читал их мысли. И хуже всего то, что прямо меня так никто и не обвинил.

Мистер Паркер Пайн понимающе кивнул.

— Это хуже всего, — подтвердил он.

— Да. Просто подозрение. Тут ко мне наведывался парень с вопросами — самыми формальными, как он сказал. Я так понимаю, полицейский в штатском. Очень вежливый — никаких намеков. Ему просто было любопытно, что у меня все не было и не было денег, а потом они вдруг взяли и появились.

— А это так?

— Ну, в общем, да. Немного повезло на скачках. К сожалению, я ставил не в конторе — так что никаких квитанций, чтобы это подтвердить. Опровергнуть, конечно, тоже нельзя, но уж очень это со стороны выглядит подозрительным.

— Согласен. И все же им потребуется куда больше фактов, чтобы предпринять официальные шаги.

— О! Вот как раз официального обвинения я боюсь меньше всего. В каком-то смысле это даже было бы лучше. Хоть знаешь, на каком ты свете. Как же это ужасно чувствовать, что все считают тебя вором.

— И особенно одна персона?

— На что вы намекаете?

— Предполагаю, и ничего больше, — снова отмахнулся своей ухоженной ручкой мистер Паркер Пайн. — Ну так что же, одна из них имеет-таки место? Миссис Растингтон, скажем?

— Почему сразу она? — осведомился Левеллин, густо краснея.

— Ну, дорогой мой… Совершенно очевидно, что чье-то мнение вас особенно волнует, и, скорее всего, это мнение женщины. Какие же дамы имеются у нас в наличии? Маленькая американка? Леди Мэрроуэй? В глазах последней вы, скорее всего, только выиграли бы, сумей провернуть такое дельце. Я немного знаю ее. Значит, остается миссис Растингтон…

Левеллин не без усилия выговорил:

— Она… у нее… очень печальный опыт. Ее муж был законченным негодяем. Это отбило у нее желание доверять кому бы то ни было. Она… если она думает…

Эван Левеллин запнулся, не зная, как объяснить.

— Понятно, — спас его мистер Паркер Пайн. — Я вижу, дело действительно серьезное. В этом следует разобраться.

Эван Левеллин коротко рассмеялся.

— Легко сказать.

— И совсем нетрудно сделать, — добавил мистер Паркер Пайн.

— Вы думаете?

— О да. Вопрос поставлен на редкость четко. Большинство возможностей исключено заранее. Следовательно, и ответ должен быть крайне прост. Собственно говоря, передо мной уже брезжит…

Левеллин недоверчиво уставился на него. Мистер Паркер Пайн пододвинул к нему стопку бумаги и карандаш.

— Будьте добры коротко описать вашу компанию.

— Разве я не сделал это раньше?

— Я имею в виду внешность: цвет волос и так далее.

— Но, мистер Паркер Пайн, это-то здесь при чем?

— Еще как при чем, юноша, еще как! Классификация и все прочее…

Все еще с недоверием Эван описал внешность каждого из участников злополучного обеда.

Мистер Паркер Пайн изучил листок, сделал на нем пару пометок и отложил в сторону.

— Отлично, — подытожил он. — А кстати, вы говорили, разбился какой-то бокал?

Эван снова недоуменно воззрился на детектива.

— Ну да, его смахнули со стола, а потом еще и наступили.

— Скверная штука, эти стеклянные осколки, — заметил мистер Паркер Пайн. — А чей это был бокал?

— Кажется, девочки. Евы то есть.

— Ага. А кто сидел рядом?

— С одной стороны Штейн, с другой — сэр Джордж Мэрроуэй.

— А вы не видели, кто из них смахнул бокал на пол?

— Боюсь, что нет. А это важно?

— Да нет, не очень. Может, это и ни при чем. Что ж, — добавил он, поднимаясь, — всего вам доброго, мистер Левеллин. Загляните ко мне денька через три. Думаю, к тому времени дело окончательно прояснится.

— Вы шутите, мистер Паркер Пайн?

— Мой дорогой друг, в профессиональных вопросах я не шучу никогда. Это вызвало бы недоверие клиентов. Так, значит, в пятницу. Скажем, в одиннадцать тридцать? Вот и договорились.

В пятницу утром Эван Левеллин переступил порог офиса мистера Паркера Пайна в сильнейшем смятении. Надежда и скепсис боролись в его душе.

Мистер Паркер Пайн, сияя улыбкой, поднялся ему навстречу.

— Доброе утро, мистер Левеллин. Присаживайтесь. Вы курите?

Левеллин отстранил предложенные сигареты.

— Ну? — выдавил он.

— Ну и все, — ответил мистер Паркер Пайн. — Вчера ночью полиция взяла всю шайку.

— Какую шайку?

— Амальфи, разумеется. Я подумал о ней сразу, как только услышал ваш рассказ. Знакомый стиль. Ну, а когда вы описали гостей, тут уж не осталось никаких сомнений.

— Какие еще Амальфи? — тихо выговорил Левеллин.

— Отец, сын и невестка — это, конечно, если Пьетро и Мария женаты, что весьма сомнительно.

— Я не понимаю.

— Все очень просто. Фамилия — итальянская, как, очевидно, и происхождение. Однако родился Амальфи-старший в Америке. Работает обычно в одном стиле. Представляется крупным бизнесменом, знакомится с какой-либо фигурой из мира торговцев драгоценностями, а затем проделывает свой маленький трюк. В нашем случае он определенно охотился за «Утренней Звездой»: чудачества Пойнтца отлично известны в деловом мире. Мария Амальфи сыграла роль его дочери (удивительное существо: ей как минимум двадцать семь, а она почти всегда играет шестнадцатилетних).

— Только не Ева! — выдохнул Левеллин.

— Именно она. Третий член шайки устроился в «Ройал Джордж» официантом. Вы понимаете: пора отпусков, отель нуждается в дополнительном персонале… Хотя не исключено, что он просто подкупил кого-то из служащих, чтобы занять его место. Таким образом, все готово к спектаклю. Ева бросает Пойнтцу вызов, тот его принимает. Он пускает бриллиант по рукам, как уже делал это накануне вечером. Когда в комнату заходят официанты, бриллиант находится у Лезерна. Когда они уходят — бриллиант также покидает комнату — аккуратно прикрепленный кусочком жвачки к донышку тарелки, которую несет Пьетро. Все очень просто!

— Но когда вошли официанты, бриллиант был у меня!

— Нет-нет, у вас уже была всего лишь подделка, правда, достаточно хорошо исполненная, чтобы обмануть поверхностный взгляд. Штейн, например, вы говорили, почти и не смотрел на него. И вот Ева роняет этот так называемый бриллиант под стол, смахивает туда же стакан и все вместе давит ногой. Бриллиант чудесным образом исчезает! И Ева и Лезерн могут позволить обыскивать себя сколько душе угодно!

— Ну… я… — Эван потряс головой, не находя слов. — Вы говорили, что узнали шайку по моему описанию. Они что же, проделывали подобное и раньше?

— Ну не совсем подобное. Но это их профессия, и я сразу обратил внимание на девочку.

— Но почему? Я не подозревал ее — да и никто не подозревал. Она выглядела… выглядела совсем как ребенок.

— Такой уж у нее дар. Она больше похожа на ребенка, чем обычный ребенок. И потом — пластилин. Предполагалось, что пари предложено совершенно спонтанно, и, однако, у юной леди оказался под рукой пластилин. Это говорит о расчете. Я тотчас ее и заподозрил.

Левеллин поднялся.

— Что ж, мистер Паркер Пайн, я бесконечно вам обязан.

— Классификация, — пробормотал тот. — Классификация криминальных типов всегда меня интересовала.

— Вы известите меня, сколько… э…

— Мой гонорар будет достаточно скромным, — отозвался мистер Паркер Пайн. — Он не проделает слишком уж большую брешь в… э… ваших доходах от скачек. И тем не менее, молодой человек, лично я на будущее оставил бы лошадей в покое. Очень уж непредсказуемые животные, эти лошади.

— Конечно, — согласился Эван.

Он пожал руку мистера Паркера Пайна и вышел из его офиса.

На улице он остановил такси и назвал адрес Джанет Растингтон.

Он чувствовал, что теперь его ничто не остановит.

1936 г.

Перевод: П. Рубцов