Вся ночь впереди

Глава 13

Был канун Четвертого июля. Уик-энд. Габриэль валялась в постели, страдая от донимавшего ее похмелья. Весь прошлый вечер она накачивалась пивом в баре «Тизерз», где танцевала стриптиз. Вообще-то Габриэль могла выпить пива сколько угодно, но дело было в том, что в честь праздника джентльмены стали угощаться текилой. Сами угощались – и ее угощали. Это-то ее и доконало.

Не то, чтобы она была алкоголичкой – совсем нет. Уж она-то алкоголиков видела-перевидела и знала, что ничуточки на них не похожа.

Перекатившись на спину, Габриэль попыталась вспомнить, кто и при каких обстоятельствах уволок ее с эстрады. Помнится, вчера она позволила себе во время выступления скинуть «пояс скромности» – крохотные, едва заметные трусики, что в Иллинойсе законом не дозволялось. Увидев это чудо, какой-то подвыпивший парень до того возбудился, что вскочил на сцену, поднял ее на руки и спрыгнул с добычей в зал. А потом пошло-поехало…

В принципе, охранники должны были вышвырнуть его вон, но этого не случилось, поскольку в баре уже вовсю отмечали праздник и вышибалы в этом смысле нисколько не отличались от посетителей.

Интересно, серьезно ли говорил хозяин «Тизерза», когда сообщил ей, что на работу в его бар она может не возвращаться? Наверняка нет.

«Всему виной Марк Эллиот», – сказала она себе.

Глаз Габриэль старалась не открывать и слишком резкие движения головой не делать. Ей казалось, что, если она резко повернет голову в сторону, череп у нее лопнет и разлетится на маленькие кусочки. До того было ей плохо.

С того дня, как Марк приехал к ней домой, с тех самых пор, как он ее отверг, ее жизнь дала трещину. Она в прямом смысле лишилась покоя. Стала бояться, что и другие мужчины перестанут считать ее привлекательной. Ведь если такое случится, что она, спрашивается, будет тогда делать? Как станет зарабатывать себе на жизнь? Ведь ее тело – единственное, что у нее есть.

К тому же время работает против нее. Она становится все старше… Да что там старше – она просто стареет. Скоро она достигнет некой роковой черты, после которой жизнь начинает катиться под уклон. Габриэль ждала и боялась этого, поскольку не представляла себе, как и на какие средства будет существовать, когда годы начнут брать свое.

Она из кожи вон лезла, чтобы никто этой ее обеспокоенности не заметил. Вот и вчера она танцевала так, как никогда еще в жизни не танцевала. У мужчин, во всяком случае, при взгляде на нее тряслись руки, а на лбу выступал пот.

Но неуверенность в действенности своих чар продолжала глодать ее.

А все потому, что Марк ее отверг, хотя, если разобраться, она была здесь ни при чем: Марк-то, как ни крути, возбудился. А отверг он ее не потому, что она была плоха, а в силу каких-то других причин.

Габриэль, однако, была женщиной упрямой, и ей требовалось доказать себе, что сейчас она ничуть не менее привлекательна, чем раньше. А для этого ей было необходимо соблазнить Марка.

Отбросив покрывало, она присела на постели, стараясь не обращать внимания на поселившуюся в голове боль. Немного оклемавшись, она встала с кровати и шаркающей старушечьей походкой направилась на кухню, где первым делом приняла несколько таблеток болеутоляющего и валиума.

Когда Габриэль еще только начинала танцевать стриптиз, ей перед выходом на сцену приходилось принимать валиум – до того она волновалась. Теперь при выходе на эстраду она в успокаивающем не нуждалась. Человек, как известно, ко всему привыкает.

Таблетки Габриэль запила двумя стаканами воды. Чтобы, как говорится, пополнить запасы влаги в организме. Похмелье – это не только головная боль, но еще и сухость во рту и в горле.

Поставив стакан на кухонный стол, она заметила спичечный коробок, оставленный Марком Эллиотом.

Спички из него Габриэль уже все использовала и даже несколько раз порывалась этот коробок выбросить. Но так и не собралась. Или, возможно, не захотела. Что-то ее остановило.

Теперь Габриэль решила воспользоваться коробком. Тем более что остававшийся у нее в крови алкоголь придал ей необходимую смелость. Подтащив к себе за шнур телефон, она набрала нацарапанный на коробке номер.

Когда Марк поднял наконец трубку, голос у него был недовольный, видимо, она разбудила его. Габриэль взглянула на циферблат висевших на кухне часов, выяснила, что они показывают самое начало девятого, охнула и едва не повесила трубку. Потом, правда, решила продолжить разговор и хриплым от текилы и множества выкуренных за вечер сигарет голосом сказала:

– Привет, это Габриэль.

Как известно, телефон позволяет воспринимать малейшие изменения в голосе собеседника. Надо только уметь слушать. Габриэль, во всяком случае, сразу уловила в голосе Марка нечто, подозрительно напоминавшее раздражение. Тем не менее она упрямо продолжала гнуть свое.

– Что ты сегодня делаешь? – спросила Габриэль, стараясь, по возможности, не выказывать своей заинтересованности. Ей хотелось, чтобы он думал, будто она позвонила ему просто так – под воздействием мгновенного импульса. А еще ей хотелось, чтобы он наконец понял, что она – та самая женщина, которая ему нужна.

– Сегодня? – неопределенно переспросил Марк.

Она представила себе, как он, потягиваясь, лежит в постели, щурится от солнца, проводит по щекам рукой, пытаясь определить, нужно ему сегодня бриться или нет. Если нужно, значит, у него за ночь вырастает щетина. А когда у мужика щетина, подумала она, это очень сексуально.

– Сегодня суббота, третье июля, – брякнула Габриэль, поскольку на глаза ей случайно попался календарь, а что-нибудь говорить было надо.

– Да, точно, – пробормотал Марк, которому тоже надо было что-нибудь отвечать.

Теперь в его голосе проступило еще и утомление. «Что это он, интересно знать, вчера делал? – задалась вопросом Габриэль. – Ходил в гости и поздно вернулся? Или, быть может, занимался любовью? А вдруг с ним и сейчас кто-то есть?»

– Я вчера допоздна работал и, боюсь, заблудился во времени и пространстве.

Хотя эти слова ничего, в общем, не значили, Габриэль почувствовала некоторое облегчение. Прежде всего потому, что его утомление не было вызвано любовными утехами с другой женщиной. Правда, тут же возник новый вопрос: а где он, собственно, работает? Может быть, на фабрике? Насколько Габриэль помнила, стриптиз фабричным всегда нравился и они частенько захаживали в бар, где она танцевала. Спрашивали себе пива, пялились на эстраду… короче, сидели до самого закрытия.

– Я вот все думаю, ты любишь гулять или нет? – спросила она. Много лет назад напрашиваться на свидание с парнем было бы для нее просто немыслимо. Времена, однако, изменились. – В баре «Тизерз» подают отличную свиную поджарку. А еще там хорошее разливное пиво и играет оркестр. Но если ты в такие места не ходишь, неподалеку есть приличный пляж, да и вода здесь в реке довольно чистая, так что можно искупаться.

Мысль о том, что она сможет увидеть Марка в плавках, неожиданно показалась ей привлекательной. К тому же поход на пляж давал ей возможность покрасоваться в своем новом бордовом купальнике, что уже само по себе было неплохо.

Габриэль уже стала представлять себе, как он будет растирать ее тело маслом, когда Марк дал ответ на ее вопрос:

– Прогуляться я, в общем, не прочь. Но дело в том, что я пообещал родителям приехать к ним в гости.

Слышать второй отказ от одного и того же мужчины было нестерпимо.

– Неужели это так уж необходимо? Вероятно, этот визит можно отложить?

– Но они меня ждут.

Габриэль и в голову не могло прийти, что общение с родителями может доставить удовольствие взрослому, самостоятельному мужчине. Может, он все это выдумал?

Очень может быть.

Нет, в самом деле, вдруг это просто предлог, чтобы ей отказать? Господи, да она, судя по всему, ни капельки ему не нравится!

– Что ж, нет так нет, – затараторила она, стараясь заполнить возникшую в разговоре паузу. – Просто я подумала, что…

– А почему бы тебе не поехать со мной?

– Что?

По-видимому, она что-то не так поняла или недослышала. Это что же получается: он приглашает ее в гости к своим предкам?

– Я тебя приглашаю – поехали.

Нет, он не лжет. Он и вправду проводит уик-энды с родителями. Но ей-то как быть? Разве может она вот так запросто поехать к его родителям и познакомиться, к примеру, с его матерью? Нет, это невозможно.

– Да ты не волнуйся. Я довезу тебя до места и привезу обратно.

– Думаю, мне не стоит с тобой ехать. Похоже, у вас нечто вроде традиционного сбора родственников.

Если бы только Марк ее в эту минуту видел… Голую, с больной головой и трясущимися с похмелья руками. Короче, вряд ли бы он тогда пригласил ее в гости – да и вообще куда бы то ни было.

– Моя мать не делит гостей на своих и чужих. В честь праздника она готовит массу еды и созывает всех своих соседей. Я и сам с большинством этих людей не знаком. Так что если ты со мной поедешь, то очень меня выручишь. Мне хоть будет с кем поболтать.

Габриэль никак не могла поверить, что он говорит все это всерьез. Она не относилась к тому разряду женщин, которых парни представляют своим мамашам.

– Ну так как – едешь? – спросил Марк.

– Разумеется.

Почему бы и нет, раз он приглашает? И потом: вполне возможно, что на обратном пути он поднимется к ней и останется у нее ночевать…

Габриэль сидела на ступенях крыльца, дожидаясь Марка. Прежде чем выйти из дома, она долго стояла под душем и дважды промыла шампунем волосы, чтобы изгнать из них запах табачного дыма. Выйдя из ванной, она долго копалась в гардеробе, расшвыривая по комнате облегающие юбки и многочисленные кофточки с низким декольте. Наконец она остановилась на полотняной юбке чуть выше колен, блузке с треугольным вырезом и кожаных туфлях на низком каблуке. В конце концов, она шла не в «Тизерз», а на встречу с матерью Марка.

Двигатель спортивной машины Марка издавал особое, мягкое урчание. Поэтому она догадалась, что Марк подъезжает к ее дому, еще до того, как увидела его автомобиль. Вскочив на ноги, она нервным движением оправила юбку и поясок.

Ее соседи наверняка сочтут все это крайне странным. Мужчины, бывало, привозили ее домой, но никто из них никогда за ней не заезжал. Встреча с Марком являлась для нее самым настоящим романтическим свиданием, а подобных свиданий у нее было всего два или три.

В старших классах мальчики хотя и интересовались ею, но старались этого не демонстрировать. Никто не хотел открыто гулять с девушкой, у которой была дурная репутация. Зато парни были не прочь повозиться с ней на заднем сиденье автомобиля, а потом рассказывать об этом всем и каждому, кто соглашался их слушать. Даже Эдди Чепин не был в этом смысле исключением, а ведь он, казалось бы, относился к ней куда серьезнее, чем другие, и даже заговаривал с ней о любви. В скором времени она поняла, что настоящих джентльменов на свете не существует, а любовь – это только слово, которое парни произносят, когда хотят заняться с девчонкой сексом.

Автомобиль Марка промчался по улице, сделал лихой разворот и притормозил у дверей ее дома. Брезентовый верх машины был опущен.

Марк был великолепен.

Какие у него широкие плечи!

Какие чудные ямочки на щеках!

А какая кожа! Упругая, нежная, с легким золотистым загаром.

А какие кудри!

Бивший ему в лицо ветер растрепал ему прическу, взлохматил его темные волосы, и теперь их упругие каштановые кольца красиво обрамляли его лицо.

А какое тело! Сильное, мускулистое, поджарое.

Когда они с ним ходили в кафе-мороженое, он признался ей, что раньше был полноват. Никогда бы не поверила.

– Не выходи, – сказала она, увидев, что он потянулся к приборной доске, чтобы выключить зажигание. Подбежав к машине, Габриэль сделала попытку открыть дверцу, но не обнаружила ручки.

Марк протянул руку с водительского места и открыл дверцу изнутри.

– Забирайся.

Прежде чем она успела сесть, он взял с места для пассажира лежавшие там цветы.

– Я сказал своей хозяйке, что поеду к родителям с дамой, и она прислала вот это, – произнес он, вручая Габриэль букет белых маргариток.

Прежде никто без видимой причины не дарил ей цветов. Габриэль была бесконечно тронута. Губы у нее задрожали, а на глаза навернулись слезы. Чтобы скрыть от Марка это движение чувств, Габриэль зарылась в цветы лицом, несколько раз вдохнула их аромат, а потом сделала вид, что внимательно рассматривает белые лепестки и окружавшие их зеленые листья.

– Как это мило с ее стороны, – пролепетала она, когда вновь обрела дар речи.

– Да, миссис Дэвенпорт – очень приятная пожилая леди, хотя и любит подчас перекинуться в картишки.

Прежде чем вырулить на шоссе, Марк решил заправиться и остановился у ближайшей бензоколонки. Сунув в руку заправщика несколько купюр и попросив залить полный бак, Марк повел Габриэль в застекленное кафе при заправке. Пока он заказывал себе кока-колу и пакет чипсов, она гипнотизировала взглядом ящики с пивом. Хотя голова у нее больше не болела, трясучка – остаточный похмельный синдром – никак не желала ее отпускать. В последний момент, правда, Габриэль одумалась и вместо пива тоже заказала себе колу, решив, что еще час или два сможет продержаться и без алкоголя.

Когда они снова вернулись к машине, Марк слазил в «бардачок» и вынул оттуда крем против солнечных ожогов.

– Держи, – сказал он, протягивая тюбик Габриэль. – Это тебе наверняка понадобится.

– В жизни не пользовалась защитным кремом.

Она сунула тюбик в «бардачок» и закрыла крышку. Габриэль любила загорать, причем в обнаженном виде, но пользовалась при этом душистым маслом для детской кожи.

Марк открыл «бардачок», вынул из него тюбик с кремом и снова сделал попытку вручить его Габриэль.

– Согласилась со мной ехать, соглашайся с установленными мной правилами. Так что возьми и натрись. В противном случае, я подниму верх.

Габриэль давно уже никто не указывал, что и как ей делать.

– Позвольте взглянуть. – Она вынула из его руки тюбик и стала читать напечатанную мелким шрифтом инструкцию. – Ха! Да тут написано, что он вообще не пропускает ультрафиолет.

– В этом-то весь смысл!

– Зачем, в таком случае, опускать у машины верх?

Загудел клаксон. Пока они спорили, кто-то подкатил к заправке и встал сзади них. Марк завел мотор, отъехал, уступая место, ярдов пятьдесят и остановился.

– Нанеси на лицо крем, и мы поедем.

Поскольку Марк носил темные очки, Габриэль не видела его глаз, но твердая линия его рта выражала непреклонную решимость.

Габриэль вздохнула и отвинтила крышку тюбика. В принципе, она считала эту затею бессмысленной. Она слышала, конечно, что от прямых солнечных лучей бывает рак кожи, но знала также, что он развивается в течение двадцати лет, а она столько прожить не рассчитывала.

– Жаль упускать такое солнце, – вздохнула Габриэль, втирая крем в кожу.

Она была права: ярких солнечных дней в Иллинойсе бывало не так уж много. Закончив втирать крем, она завинтила колпачок и вернула крем Марку.

– Ну, как я тебе в таком виде?

– Мне нравится.

Снова заглянув в «бардачок», Марк вытащил солнечные очки, потер их о свое обтянутое джинсами колено и передал Габриэль.

– Надень это, и я буду счастлив, как выпускник колледжа.

Габриэль осмотрела очки, повертела их в пальцах. Они были такие же стильные, как у Марка, но старые, с разболтавшейся оправой и поцарапанными стеклами. Габриэль поморщилась, но очки все-таки надела. Делать нечего: сказав «а», надо было говорить «б».

Спрятав глаза под темными стеклами очков, она решила, что теперь самое время закурить. Порывшись в сумочке, она достала пачку сигарет и выудила из нее одну.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты курила.

Габриэль с удивлением на него посмотрела.

– Боже, о чем ты говоришь? Верх-то опущен!

Он пожал плечами.

– И тем не менее я бы попросил тебя здесь не курить.

Парень, оказывается, порядочный зануда, а зануд Габриэль терпеть не могла.

Повернувшись к нему спиной, она прикурила сигарету, после чего затянулась, с удовольствием вдохнув в себя привычную отраву.

– Отдаешь ли ты себе отчет в том, что себя губишь? Я не говорю о никотиновых смолах. Это, что называется, общее место. Но подумай, сколько в сигаретах пестицидов, удобрений и прочих химикатов, которые используются при выращивании табака!

Она не обращала внимания на его слова и продолжала попыхивать сигаретой.

– Скажи, зачем ты вдыхаешь всю эту дрянь?

– Ты что – доктор? – вопросом на вопрос ответила она.

– Я – психиатр.

– Только не надо мне на уши лапшу вешать.

Он пожал плечами.

– Извини, конечно, если тебе это не нравится, но это правда.

Господи, неужели она едет в машине с одним из тех говорунов в белых халатах, что так любят копаться в человеческих мозгах? Вот уж сюрприз так сюрприз!

Габриэль смотрела перед собой, делая одну затяжку за другой, пока не докурила сигарету до самого фильтра. Помнится, так она курила в школе, деля сигарету с такими же жадными до курева подружками.

Хорошее было время…

Щелчком отшвырнув окурок подальше от машины, Габриэль задалась вопросом: зачем она вообще позвонила Марку? Что, в самом деле, она в нем нашла? Подумаешь, психиатр – докторишка несчастный! Она до того разозлилась и на себя, и на Марка, что ее реакцию можно было посчитать неадекватной. И неудивительно. Помимо неприятия и раздражения, Габриэль испытывала к этому человеку непонятную, ничем не объяснимую тягу. И то обстоятельство, что он оказался психиатром, то есть представителем одной из самых неуважаемых ею профессий, странным образом сообщало ему в ее глазах еще больше привлекательности. По той, должно быть, причине, что появление этого человека на ее горизонте было одним из самых невероятных вызовов, какие когда-либо бросала ей судьба.

И еще: он был младше ее лет на десять и казался по этой причине удивительно наивным и неопытным. А наивных и неопытных мужчин в ее окружении не было – да и быть не могло.

Когда Марк отверг ее, она почувствовала себя нечистоплотной – в моральном, разумеется, смысле. Это-то больше всего ее и разозлило, потому что до определенной степени было правдой. Покопавшись у себя в душе, она пришла к выводу, что была бы не прочь растлить этого человека, низведя его таким образом до своего уровня. Измазать его самую малость грязью, которой у нее было с избытком, – вот чего она подсознательно желала.

Но та часть ее сознания, которая оставалась неиспорченной, хотела защитить этого парня. От чего? Да от той самой грязи, в которой она волею судьбы довольно уже успела вываляться. И от таких же, как она сама, нечистых людей.

Спортивный автомобиль Марка сорвался с места и вписался в оживленное движение на дороге. Через несколько минут они уже мчались по шоссе номер 80.

Ей нравилось, как ветер овевал ее разгоряченное лицо. Он выдувал из ее головы неприятные мысли, а заодно и остатки досаждавшего ей похмелья.

В машине вовсю орало радио. К большому удивлению Габриэль, оно было настроено на волну музыкальной радиостанции, передававшей рок-музыку. Хорошо уже то, что Марк, судя по всему, не был поклонником классики.

Бивший им в лицо ветер был слишком силен, чтобы они могли поддерживать беседу. Только иногда Марк указывал на что-то любопытное, что встречалось им по пути, и позволял себе коротко прокомментировать увиденное, пользуясь для этого в основном жестами и мимикой. У него были очень выразительные черты, и то, что он хотел сказать, нетрудно было угадать по его лицу.

«Видишь, из окна машины торчат ноги? Круто, да?

Только посмотри на этот грузовик. Ребята, наверное, клепали его из запчастей…

Классная яхта на реке, да?

Самолет летит! Хорошо бы в нем оказаться и перенестись в какую-нибудь теплую страну, верно?»

Габриэль чувствовала себя все лучше. Голова не болела, похмелье отпустило. Свистевший в ее ушах ветер выводил подобие колыбельной. Откинувшись на спинку кресла и упершись коленями в приборную доску, она прикрыла глаза и задремала.

Дорога – уже сама по себе удовольствие, а если вы едете развлекаться, то часть удовольствия, причем не самая худшая. В случае с Габриэль было похоже на то, что дорога так и останется ее единственным удовольствием за вечер. Как только она увидела дом Марка, то сразу поняла, что, согласившись сюда приехать, совершила ошибку.

Дом стоял в конце переулка. Это было большое двухэтажное здание с верандой, выстроенное в колониальном стиле. К дому вела усыпанная гравием подъездная дорожка. Неподалеку от парковочной площадки находился гараж на два автомобиля. Все постройки на участке были выкрашены белой краской и несли на себе отпечаток ежедневной кропотливой заботы и ухода. На разбитых вдоль дорожки клумбах цвела красная герань и белая петуния. На участке имелись лужайка и небольшой сад.

Вне всякого сомнения, это было жилище семьи, относившейся к сливкам среднего класса.

Впрочем, Габриэль винить было некого. Ей самой следовало догадаться, что парень, который проводит уик-энды с родителями, происходит из семьи, где женщины вроде нее рассматриваются как персоны нон грата.

Марк свернул на подъездную дорожку и покатил к дому, минуя парковочную площадку, заставленную дорогими сверкающими автомобилями, в сравнении с которыми его маленький «Эм Джи» выглядел гадким утенком.

Остановившись у парадного входа, он выключил мотор и вышел из машины. Габриэль недвижно, словно статуя, продолжала сидеть на месте и, глядя перед собой, думала о том, что уж лучше бы она пошла в «Тизерз». По крайней мере, там она не чувствовала бы себя парией. Повернув голову и еще раз окинув взглядом сверкавшие лаком и хромом машины, Габриэль спросила:

– Неужели все, кто на них приехал, находятся в доме?

– Мать обычно приглашает много гостей, – сказал Марк, снимая темные очки и небрежно бросая их на переднее сиденье. – Но не волнуйся. Они не все в доме. Большинство, я думаю, находится на заднем дворе. – Заметив смущение гостьи, он добавил: – К твоему сведению, это простые, милые люди, которые живут земными делами и радостями, а отнюдь не витают в облаках.

Для него – может быть. Но вряд ли они покажутся такими уж простыми и милыми ей. Кому, как не ей, об этом знать? У нее были-таки отношения с людьми, которые, подобно знакомым Марка, жили в прекрасных домах и ездили на дорогих машинах.

Не желая, чтобы Марк догадался о ее сомнениях, Габриэль с независимым видом сняла очки, сунула их в «бардачок» и вылезла из машины. Тем не менее, стараясь по возможности отдалить встречу с родными и знакомыми Майка, она стала с преувеличенным интересом рассматривать отпечатки человеческих ладоней, сделанные в бетонной бровке подъездной дорожки. Отпечатки ладоней варьировались в размерах от самых маленьких до тех, что могли принадлежать подростку. Под каждым отпечатком были нацарапаны имена их владельцев – Кэрри, Марк, Бэбби и Кейт.

Марк взял Габриэль за руку и потянул к двери, но она не сдвинулась с места.

– Что случилось?

– Я ничего подобного не ожидала и чувствую себя нарушительницей покоя этого дома.

– А чего ты ожидала?

– Мне казалось, у тебя все будет куда проще. – Она нервно пожала плечами. – Думала, увижу подержанные машины, свисающие с ветки самодельные качели, мужчин, сидящих в майках вокруг телевизора, – в общем, что-нибудь в этом роде.

Марк, полагая, что она шутит, расхохотался, после чего увлек ее в дом. Габриэль проверила, с ней ли сумочка – на тот случай, если бы ей вдруг пришлось спешно уходить. В конце концов, человек вовсе не обязан делать то, что ему не хочется, и находиться там, где ему не нравится. Это, как она хорошо знала, являлось одной из привилегий «взрослой» жизни.

Марк повел ее по дому, со вкусом обставленному красивой, стильной мебелью. Габриэль обратила внимание на обилие семейных фотографий в серебряных рамках.

Путешествие по дому закончилось на кухне, которая хотя и выглядела крайне современно, была при всем том очень уютной. Кругом сверкали никель и хром, но мебель была из дерева, а на окнах висели белые кружевные занавески.

В кухне собралась группка негромко переговаривавшихся женщин. При взгляде на них в голову приходила мысль, что они только что явились из церкви. До такой степени они были чистенькими, аккуратными и нарядными. Хотя и слегка старомодными. Впрочем, их яркие шелковые платья, накрахмаленные блузки и летние брюки отличались прекрасным покроем и были сшиты из дорогой материи, что свидетельствовало о хорошо развитом вкусе и чувстве стиля. Такого рода дамы любят обмениваться кулинарными рецептами, шить лоскутные одеяла, услаждать себя приятной беседой и имеют весьма смутное представление о стриптизе.

Габриэль такие женщины пугали. Она знала, что ей никогда с ними не сравняться. Даже в отдаленном будущем. Они являлись представительницами комфортно обустроенного и обеспеченного мира респектабельных людей, для которого она до самой смерти останется блудной дочерью.

Принимая участие в детских конкурсах красоты, Габриэль обреталась какое-то время на окраинах этого мира, но потом выросла и навсегда от него отошла. Прежде всего потому, что, кроме конкурсов красоты, иных точек соприкосновения с этим миром у нее не было. Но когда захлопывается одна дверь, открывается другая. Она сделала попытку самоутвердиться за счет встреч с мальчиками, а когда закончила школу – с мужчинами. В восемнадцать лет она решила, что фотографироваться в обнаженном виде – лучший способ показать окружающим, чего она стоит. Ошибалась, конечно, но что сделано, то сделано. Другими словами, путь в приличное общество после этого ей был заказан. А поскольку Остин и Молли тоже относились к приличному обществу, она свела встречи с ними до минимума.

Беседа на кухне стала затихать. Одна за другой дамы поднимали головы и устремляли взгляд туда, где стояли Марк и Габриэль. Габриэль подняла было руку, чтобы пригладить взлохматившиеся после поездки в открытой машине волосы, но передумала и руку опустила. Ей меньше всего хотелось привлекать к себе внимание и тем более демонстрировать присутствующим свою нервозность.

Одна из женщин отделилась от остальных и направилась в их сторону. Она была стройна, изящна и двигалась с грацией и достоинством истинной леди. По мере того, как она приближалась, у нее на губах все отчетливее проступала приветственная улыбка. Нельзя, правда, сказать, чтобы эта улыбка была чрезмерно открытой или любезной. Все было выдержано в строгих рамках приличий, что свидетельствовало о хорошем воспитании, сдержанности и умении владеть своими чувствами. Именно эта аристократическая сдержанность больше всего смутила Габриэль. По сравнению с этой женщиной, она казалась себе грубой, невоспитанной и неуклюжей.

Марк заключил женщину в объятия и нежно поцеловал. Это что же – его мать? Никаких сомнений. Габриэль заметила фамильное сходство в их глазах, овале лица и линии рта.

Поздоровавшись с матерью, Марк стал приветствовать собравшихся на кухне дам, называя каждую по имени. Те буквально светились от радости, когда он обращал на них внимание, так что сторонний наблюдатель мог бы решить, что они тоже приложили руку к его воспитанию и достигнутым им на жизненном поприще успехам. Казалось, все они очень им гордятся. И даже немного перед ним благоговеют.

А потом Марк представил Габриэль матери.

Габриэль, что называется, видала виды: ее арестовывали за оскорбление общественной нравственности, колотил любовник-наркоман, а как-то раз ей к горлу даже приставили нож. Поэтому она никак не могла взять в толк, с какой стати стоявшая перед ней хрупкая женщина вызывает у нее такой страх? Почему она чувствует себя в ее присутствии полнейшим ничтожеством?

Джейн Эллиот взяла ее руки в ладони и, глядя ей в глаза, стала говорить о том, как она рада этому знакомству и тому обстоятельству, что она, Габриэль, смогла к ней приехать.

После того как знакомство было закреплено энергичным рукопожатием, миссис Эллиот повернулась к Марку.

– Отец на заднем дворе, – сказала она, – колдует над гамбургерами.

Приближалось второе действие спектакля – знакомство с благородным отцом семейства. Когда они вышли во двор, Габриэль глубоко вздохнула и окинула взглядом зеленую лужайку с расставленными на ней столиками для пикника. Она мечтала о пиве. Если бы ей удалось раздобыть несколько бутылочек пива, она смогла бы продолжать этот фарс сколь угодно долго.

Задний двор был обнесен высоким деревянным забором. Около забора резвилась молодое поколение. Дети бегали вдоль ограды и играли в крикет. Подростки же, объединившись с теми из гостей, что помоложе, перекидывались баскетбольным мячом.

«Где же пиво? – подумала Габриэль, в очередной раз обводя глазами двор в надежде узреть вожделенные картонные ящики с любимым напитком. – Это не вечеринка, а прямо какое-то религиозное радение».

Она не заметила, чтобы здесь пили. И курящих здесь тоже не было.

А ей очень хотелось закурить. Очень.

И выпить. Выпить ей тоже очень хотелось. Даже сильнее, чем курить.

Марк подвел ее к группе мужчин, собравшихся около гриля, и представил своему отцу Джорджу Эллиоту – плотному мужчине в полосатой рубашке и бежевых шортах. Мистер Эллиот оказался открытым и доброжелательным человеком, который громко и охотно смеялся. Его смех напомнил Габриэль добродушный смех сына. Мистер Эллиот сжимал в руке стакан, содержимое которого представлялось Габриэль весьма загадочным.

«Не пиво, конечно, но, быть может, коктейль?» – с надеждой думала она, гипнотизируя стакан взглядом.

– Налетайте на угощение. – Мистер Эллиот радушно указал на ломившийся от еды стол.

Марк и Габриэль двинулись в указанном направлении.

– Мне следовало принести что-нибудь с собой, – прошептала Габриэль, подходя к столу и рассматривая разложенную по тарелкам пищу.

– В следующий раз принесешь, – ответил с набитым ртом Марк, отведывая то от одного, то от другого блюда.

«Следующего раза не будет», – подумала Габриэль, доставая из стопки тарелку и снова принимаясь сканировать взглядом двор.

– А где тут у вас пиво?

Марк удивленно округлил глаза.

– Пиво?

По тому, как он это сказал, можно было подумать, что она попросила у него как минимум кокаина.

– Нет тут никакого пива.

– Как это – «нет пива»?

Марк покачал головой.

– Мои родители не пьют.

– Шутишь?

Не пьют, видите ли. Да разве такое возможно?

– И не думал.

Странно все это. Кто же добровольно откажется от выпивки?

Габриэль с отсутствующим видом накладывала себе на тарелку все подряд. Мысли ее в эту минуту были далеко. Она с ужасом для себя стала осознавать, что без выпивки ей долго не продержаться. И потом: что значит «не пьют»? Лично она, Габриэль, не знала ни одного человека, который не прикладывался бы к бутылке.

Прежде чем они присели, Марк познакомил Габриэль со своей старшей сестрой Кэрри. К ужасу Габриэль, эта женщина оказалась точной копией своей матери и держалась столь же сдержанно и чопорно. По крайней мере, до тех пор, пока Марк не пихнул ее локтем в бок. Кэрри взвизгнула, стукнула брата носком туфли по лодыжке и посоветовала ему побыстрей повзрослеть.

– Терпеть не может, когда я пихаюсь локтями, – объяснил Марк поведение сестры.

Кэрри показала ему язык и побежала разнимать своих малышей, которые в эту минуту вцепились друг другу в волосы.

Габриэль с Остином в детстве никогда не дрались. Теперь, став взрослой женщиной, Габриэль думала, что подраться в детстве со старшим братом – самое естественное дело на свете. Возможно, они не дрались по той причине, что их тогда одолевали совсем другие, отнюдь не детские заботы и проблемы.

Чуть позже Марк познакомил Габриэль со своим младшим братом Кейтом, который учился в школе высшей ступени. Теперь Габриэль, за исключением Бэбби, знала всю младую поросль Эллиотов.

– В баскетбол играть будешь? – спросил Кейт старшего брата.

– Обязательно. Только чуть позже.

Габриэль с Марком присели за один из расставленных на лужайке белых столиков. Габриэль расположилась справа от Марка. Подошла Кэрри и уселась слева от него. Судя по всему, ей не терпелось узнать подноготную женщины, которую привел с собой Марк.

Для начала она завела разговор о погоде – «в этом году такая засушливая весна, что просто ужас». Потом стала обсуждать автомобиль Марка, в частности, говорила о том, что ему пора сменить машину, поскольку его маленький «Эм Джи» постоянно ломается.

Убаюканная этими безобидными, в общем, разговорами, Габриэль позволила себе немного расслабиться, но, как выяснилось, зря, так как Кэрри переключилась на тему, которая казалась ей наиболее актуальной.

– А чем вы, позвольте узнать, зарабатываете на жизнь? – с самым беззаботным видом поинтересовалась она.

Габриэль долго и старательно вытирала салфеткой рот. Поскольку отвечать на этот вопрос она не хотела, ничего другого ей не оставалось. К тому же она давно уже была сыта по горло этой так называемой вечеринкой и обстановка здесь стала ее угнетать.

– Мне необходимо сходить в ванную комнату, – во всеуслышание объявила она, поднимаясь с места и вешая себе на плечо сумочку. – Покажите мне, пожалуйста, где она находится.

Запершись в просторной, облицованной зеленой плиткой ванной комнате, Габриэль принялась судорожно рыться в сумке, отыскивая флакон с голубоватыми таблетками валиума.

Руки у нее так сильно тряслись, что снять крышку с флакончика ей удалось далеко не сразу. Зато когда флакончик открылся, она высыпала на ладонь сразу три или четыре пилюли. С жадностью их проглотив, она подставила под кран ладошку, набрала воды и запила лекарство.