Вторжение любви

Глава 6

Обязательства. Честь. Ответственность. Эти слова, словно молитва, звучали в ушах Томаса.

Наследник графа Кларедона стоял в тишине строгой гостиной. В углу располагалось пианино, окна обрамляли тяжелые шторы зеленого бархата, на каминной полке тихо тикали богато украшенные резьбой часы. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь плотные кружевные занавеси. Мрачное убранство гостиной навевало уныние. Мебель, некогда стоящая целое состояние, теперь совсем обветшала. Томас провел рукой по полированной поверхности каминной полки, потом подошел к пианино и взял аккорд, прозвучавший нестройно и одиноко в гулкой тишине комнаты.

Наконец за дверью раздались шаги, привлекшие внимание Томаса. При виде отца молодой человек поджал губы. Чем меньше говоришь, тем лучше. Он и так уже достаточно сказал вчера ночью, пытаясь образумить изрядно подвыпившего отца. Граф был высоким и все еще крепким, но Томас с его ростом в шесть футов и три дюйма мог составить ему достойную конкуренцию. Он больше не был низкорослым костлявым мальчишкой, которого было так легко отхлестать кнутом.

Сегодня по обыкновению гордо расправленные плечи отца были понуро опущены, да и выглядел он не таким высокомерным, как прежде. Подойдя к секретеру, граф достал из шкатулки две сигары.

– Тебе не стоит курить. Доктор сказал, что твое сердце слишком слабо, – предупредил Томас.

– Мое сердце способно выдержать еще одну сигару. Посиди со мной и расскажи о своей поездке.

Мужчины сели и закурили. Лицо отца скрылось за голубой завесой сигарного дыма. Томас рассказывал о своей поездке в родовое поместье, расположенное близ Манчестера. Граф предложил продать эти земли, чтобы упрочить финансовое положение семьи. Но это предложение лишь усилило желание Томаса найти иной источник дохода. Он поклялся себе не продавать земли и всегда заботиться о живущих там людях.

– Я начал нанимать рабочих для ремонта домов, – признался Томас.

– Мы не можем себе позволить непредвиденных расходов. Ремонт подождет до следующего года.

Томас поджал губы.

– Люди не могут ждать. Условия, в которых они живут, ужасны. Я найду способ оплатить ремонт.

– Не трать слишком много. Заботься о тех, за кого несешь ответственность, – особенно о представителях низшего сословия, – но не слишком балуй их. Они словно дети – из-за недостатка ума их постоянно приходится направлять. Никогда не забывай, что ты гораздо выше их.

– Разве об этом забудешь. Ты ведь вбил в меня это, – пробормотал Томас. «Когда я стану графом, все изменится».

– У меня не было иного выбора. Уроки не прошли даром – ты стал жестче, – произнес отец. – Посмотри на себя – беспощадный в делах, расчетливый. Ты проявляешь гораздо большую смекалку в финансовых вопросах, нежели я. Я должен был быть жестоким, потому что действительность, с которой ты столкнешься после моей смерти, тоже жестока. Тебя ожидают трудности, с какими не приходилось сталкиваться мне. – Граф грустно посмотрел на сына. – Я горжусь тобой, Томас. Ты оказался молодцом и станешь достойным графом после моей кончины.

Редкая похвала удивила Томаса. Граф указал рукой на висящие на стене портреты.

– Посмотри на них, сын. Это твои предки. Наше прошлое. Наш род уходит корнями во времена Тюдоров. Ты будущее Англии. Я надеюсь, что ты выгодно женишься и произведешь на свет сыновей. Твоя деловая хватка поведет нашу семью по совершенно иному пути. Не чурайся нового, но никогда не забывай, кто ты и откуда.

Натужно закашлявшись, граф затушил сигару, и теперь Томас с жалостью наблюдал, как он выходит из комнаты.

«Не забывай о своем происхождении. Помни свое место. Никогда не позволяй тем, кто ниже тебя, взять над тобой верх».

Обеспокоенный, Томас затушил собственную сигару и направился в комнату, в которой хранились привезенные из Египта ценности. После смерти дяди и тети ему досталась вся их коллекция. Томас вынул из кармана ключ, но, к его изумлению, дверь отворилась от легкого прикосновения. Войдя в комнату, он отдернул тяжелые парчовые шторы, и в воздухе тут же закружились мириады пылинок.

Он всегда запирал эту комнату. Правда, внизу был запасной ключ, но экономка слыла весьма педантичной особой. На первый взгляд все вещи были на своих местах – стояли на столах или теснились в углах. Томас выбрал несколько – те, что нравились герцогу Колдуэллу. Грэм даст за них хорошие деньги, которых хватит на ремонт домов.

Томас остановился перед большой картиной, прислоненной к столу. Джон Сингер Сарджент. «Египтянка». На картине была изображена необычайно притягательная обнаженная девушка со смуглой кожей. Ее нежная чувственность и очарование неизменно восхищали зрителей и завораживали Томаса всякий раз, когда он смотрел на нее.

Ночью он мечтал о египетской девушке, и она явилась ему в образе Джасмин. Маленький, гордо вздернутый подбородок, изящный профиль, мечтательный и немного грустный взгляд. Она обладала смуглой кожей, гибким станом, полной грудью и восхитительно округлыми бедрами. Ее робкая улыбка таила в себе обещание любви, а врожденная чувственность соседствовала с трогательной невинностью. Томаса снедала такая тоска, что во сне он неизменно видел то, чем не мог обладать в действительности.

Сны Томаса были быстротечны. Он просыпался и потягивался, ощущая тянущую боль застарелого шрама и тяжелое бремя долга на своих плечах.

Сунув руку в карман, Томас извлек от туда амулет из яшмы, вырезанный в форме скорпиона. Амулет, принадлежавший Найджелу. Скорпион удобно лежал в ладони Томаса. Лжец.

В ту зиму, когда братьям исполнилось по восемь лет, Найджел заболел корью. Их дядя и тетя забрали Томаса в Египет, чтобы уберечь от болезни. Мальчик купил этот амулет у старика с коричневой кожей на рынке в Каире. Торговец сказал, что амулет приносит счастье, и Томас подарил его брату по возвращении в Англию.

В ночь, когда с Найджелом случилось несчастье, доктор нашел амулет у него в кармане, и Томас запер скорпиона в этой самой комнате. Амулет оставался здесь вплоть до прошлой недели – именно тогда Томас показал его заинтересовавшейся иноземными вещицами Шарлотте.

Горло Томаса сдавило от нахлынувших на него эмоций, и он принялся крутить амулет в руке.

– Эх, Найджел, Найджел, не слишком много счастья он тебе принес, – пробормотал он.

Тяжело вздохнув, Томас убрал скорпиона в карман. Брат мертв. И теперь Томас ради благополучия семьи обязан найти подходящую невесту. Если только…

Не Джасмин, нет. Она не вписывается в его окружение. И ничто не изменит отношения общества к ней. Даже простой визит Томаса в ее дом вызовет кривотолки.

Внезапно Томасу стало плевать на мнение общества. Ему просто необходимо увидеть ее снова. Вновь услышать этот нежный мелодичный говор, в сладости которого таится яд. В отличие от окружавших его девушек, которые были понятны Томасу с первого взгляда, Джасмин постоянно ускользала от него. Она была волевой, независимой и необычной. При виде ее кровь в жилах Томаса начинала бежать быстрее, словно от крепкого игристого вина. Ему хотелось попробовать это вино на вкус, слизнуть капли с хрустального бокала, коим была Джасмин, и впитать в себя всю ее.

Нет, ему нужно забыть ее – запретный плод, свисающий с очень высокой ветви.

Томас вцепился руками в стол, вспомнив неудачу прошлой ночи и волшебство поцелуя, сорванного с губ Джасмин. Страсть обожгла его кровь, когда Джасмин стала мягкой и податливой в его объятиях. Дьявол! Он не в силах выбросить эту женщину из головы. Она была подобна горячему ветру пустыни, ворвавшемуся в его холодный, скучный мир. Да, Джасмин именно ворвалась в его жизнь и бросила ему вызов. Завладела его измученным и изголодавшимся по любви существом. А Томас обожал отвечать на брошенный вызов.

Он просто обязан извиниться перед Джасмин за дурное обращение. Да, она обманом проникла в его дом, но его мать повела себя грубо, бесцеремонно выставив непрошеную гостью. Томас нанесет Джасмин визит и принесет извинения от имени всей семьи. Ни больше ни меньше.

Но сначала… Он убрал амулет в карман и еще раз посмотрел на картину. Томас прикажет лакею повесить ее в своей спальне на самом видном месте – над камином. Он больше не станет прятать эту прекрасную египетскую девушку в темной комнате.

Несколькими часами позже Томас стоял на крыльце дома отца Джасмин. Сжимая в руках букетик фиалок, он старался не обращать внимания на любопытные взгляды прохожих, которые словно говорили: «Неужели лорд Томас пришел с визитом к мисс Тристан?»

На двери висел медный молоток, выполненный в виде сфинкса, – еще одна странность виконта, о которой шептались в обществе. Однако Томаса ничуть не удивляло наличие подобного дверного молотка. Взявшись за кольцо, свисавшее изо рта сфинкса, молодой человек решительно постучал. Дверь отворил лакей с массивным двойным подбородком.

– Лорд Томас Уолленфорд с визитом к мисс Джасмин Тристан. – Томас подал лакею белоснежную карточку со своим именем, написанным черными чернилами.

Взяв из рук гостя карточку, лакей сурово взглянул на него, а потом провел в холл и исчез в глубине дома.

Томас же принялся разглядывать полированную мебель и сверкающий пол. Единственным свидетельством присутствия в доме выходцев из Египта служила лишь небольшая статуэтка на столе – Рамзес, воинственный фараон. Полированная поверхность камня поблескивала в полумраке.

Мысли Томаса вновь сосредоточились на Джасмин. Сумела ли его мать сломить ее дух? Неужели Джасмин сейчас плачет в своей комнате, не в силах забыть пережитый позор? Мысль о том, что он увидит лишь жалкое подобие прежней Джасмин с покрасневшими от слез глазами, наполнила Томаса гневом и сожалением. Ну почему его мать устроила сцену, вместо того чтобы тихо проводить незваную гостью до дверей?

Вскоре вернулся лакей, который почему-то не смел поднять на Томаса глаз.

– Лорд Томас, мисс Тристан не принимает посетителей. А вас – тем более.

Похоже, его подозрения подтверждаются.

– Что именно она сказала?

– Милорд, я бы предпочел не повторять этого.

– А я настаиваю на том, чтобы вы повторили, – решительно произнес Томас.

– Мисс Джасмин сказала… э… она сказала… – Лакей опустил глаза долу. – Передайте этому несносному снобу: пусть убирается к черту.

Томас с трудом сдержал улыбку, радуясь тому, что его матери не удалось сломить дух Джасмин. Ее отказ принять его не имел никакого значения. Он найдет иной способ увидеться с ней.

– Будьте любезны передать мисс Тристан этот букет и сообщите ей, что я снова приду к ней с визитом. И весьма скоро.

Лакей покачал головой:

– Она не возьмет цветы. Поверьте мне, милорд, когда она пребывает в таком гневе, как сегодня…

– Я все равно оставлю их.

Томас положил букет на столик рядом со статуэткой, Цветы словно бросали вызов – вполне подходящий подарок для леди.

Отодвинув в сторону кружевные занавеси, Джасмин смотрела вслед удаляющемуся Томасу. Сложив руки за спиной, он шагал гордо и уверенно.

Еле слышно фыркнув, девушка задернула занавеску.

– Несносный осел, – задумчиво произнесла девушка. – Ты решил тайно нанести мне визит, в то время как не смог защитить публично.

Джасмин подумала о том, сможет ли она когда-нибудь вновь появиться в обществе, не вызвав осуждения, и с разочарованием поняла, что такого не будет. Если бы не леди Аманда, ей удалось бы еще раз потанцевать с Томасом, а потом тихонько выскользнуть из зала, радуясь собственной хитрости. Но вместо этого она вновь стала объектом насмешек.

А, ладно. Уже завтра весь Лондон будет смеяться. И вовсе не над ней.

Спустя несколько минут она уже спускалась вниз, одетая в амазонку и изумрудно-зеленую шляпу с изящной вуалью. Остановившись у гостиной, Джасмин заглянула внутрь.

– Мама, я хочу немного покататься верхом.

Леди Арндейл оторвала взгляд от вышивания. Кожа ее лица была такой же темной, как и у Джасмин. Ей, уроженке Египта, тоже не удалось пробиться в высший свет. Однако Бадре хватало общения с мужем и детьми. Она никогда не стремилась к тому, чтобы добиться успеха в обществе. А вот Джасмин была совсем другой. Девушка жаждала стать частью этого сверкающего мира, как оказавшийся в жаркой пустыне путник жаждет отыскать воду. Она мечтала об успехе и признании.

Раскосые глаза матери оглядели дочь:

– Не слишком ли поздно для прогулки? Я думала, ты предпочитаешь кататься по утрам.

Только не сегодня. Все еще переживающей вчерашнюю неудачу Джасмин необходимо было показать всем, что она не считает себя побежденной. Сегодня на прогулке она смешается с толпой и будет выглядеть еще одной прекрасной, наездницей.

Девушка пригладила подол изумрудно-зеленой амазонки, поправила черный бархатный воротничок и, взяв со столика кнут, спустилась вниз.

Поймав на себе дружелюбный взгляд, она остановилась на нижней ступеньке.

Как обычно одетый в безукоризненно подогнанный по фигуре темно-серый костюм, ее дядя двинулся навстречу племяннице и ласково сжал ее ладони. Его ясные глаза лучились любовью.

– Джасмин! Выглядишь восхитительно. Собираешься прокатиться верхом? Ты ведь любишь это, верно?

– Это лучше всего у меня получается.

– Ты была рождена для того, чтобы стать прекрасной наездницей. Причем не важно, какое под тобой седло – обычное или это нелепое дамское. Ты великолепно смотришься в любом седле и отменно разбираешься в лошадях. – Облокотившись о перила, Грэм задумчиво посмотрел на племянницу.

– Помнишь того вороного, что ты посоветовала мне продать после получения от него потомства? Это было весьма дальновидно с твоей стороны. Мы получили от него прекрасных жеребят, а теперь с ним сражается лорд Томас Уолленфорд. Хотя, мне кажется, как раз он-то и сможет с ним совладать.

Пульс Джасмин участился при упоминании знакомого имени.

– Томас – прекрасный наездник, дядя.

– В этом вы схожи. Хотя, осмелюсь сказать, твоя посадка гораздо лучше. По крайней мере, так было раньше.

Дядя Грэм щелкнул Джасмин по носу, заставив ее густо покраснеть. Девушка поспешила прочь, пока дядя не напомнил о ее менее благопристойном поступке.

– Джасмин, – позвал Грэм. Девушка обернулась, и герцог внимательно посмотрел на нее. – Тебе лучше взять с собой грума.

– Справлюсь сама.

– Ты-то обойдешься без грума. Но он нужен, чтобы защищать других. – Грэм подмигнул. Посвистывая, он удалился из холла. Округлив глаза, Джасмин похлопала кнутом по тяжелым юбкам.

Спустя несколько минут она уже скакала галопом. Джасмин дала кобыле волю и теперь неслась, пи на кого не обращая внимания. Но в парке оказалось достаточно людно, поэтому девушка пустила лошадь рысью. Она успела заметить, что на нее смотрят и указывают пальцем.

Парк, этот проклятый парк. Свидетель стольких унижений. Лошадь, с которой Найджел не сумел совладать, его и пьяный смех и жуткий крик…

Найджел. При воспоминании о той злосчастной ночи Джасмин сжала кулаки, чтобы не закричать. Как же она ненавидит семью Томаса! Всю его семью.

И его тоже? Неужели он так же испорчен, как и его брат? Сможет ли она когда-нибудь заинтересовать его как личность? Он был уверен, что она ему не ровня. Ведь именно это продемонстрировала прошлой ночью его мать.

Запах лошадей, травы и влажной земли наполнял ноздри Джасмин. Солнечные лучи с трудом проникали сквозь густую зеленую листву. Это место казалось Джасмин сказочным. Облокотившись о ствол дуба, девушка закрыла глаза. Она устала приспосабливаться, устала искать то общество, которое примет ее. Ей было уже двадцать два года, а она так и не определилась. Неужели судьба уготовила ей участь старой девы, становящейся с годам все сварливее и придирчивее? Неужели до конца жизни ей придется завидовать младшей сестре, получающей приглашения на дни рождения?

– В парке, среди обыденных колючих роз, расцвел редкий цветок жасмина, чья благоухающая красота делает наш ужасный мир прекраснее. Необычный цветок, способный укротить самых норовистых лошадей одним лишь прикосновением и звуками мелодичного голоса. И эта красота живет среди нас.

Джасмин открыла глаза, когда до ее слуха донесся низкий звучный голос. О Господи, что этот человек здесь делает?

Томас стоял всего в нескольких шагах от нее. Он выглядел великолепно в темных бриджах и куртке для верховой езды. Его подбородок подпирал накрахмаленный воротничок, а вокруг шеи был повязан ярко-голубой галстук. Проницательный взгляд Томаса задумчиво скользнул по девушке.

– Я видел, как ты уладила дело. Я имею в виду того недотепу, что бил свою лошадь. Должен признаться, ты молодец. В тот момент, когда ты направилась к нему, я как раз собирался помочь уладить это дело. Ты умеешь успокоить лошадей одним лишь прикосновением, Джасмин. Всегда умела.

Страх и какое-то странное удовольствие от присутствия Томаса заставили кровь Джасмин быстрее струиться по жилам. На нее нахлынули воспоминания. Парк. Найджел. Томас не такой, как его брат, напомнила себе Джасмин, гоня тревогу прочь.

Девушка оттолкнулась от ствола и выпрямилась, слегка смущенная тем, что ее застали в минуту праздности. Она хотела казаться гордой и высокомерной, но едва открыла рот, с ее губ сорвались слова, в которых сквозила горечь.

– Эти поэтические фразы – всего лишь пустословие. Любите вы с мамашей вычурно выражаться.

Томас долго и задумчиво смотрел на девушку, и на его лбу залегли складки. Крайне неприятная привычка – рассматривать ее, словно она редкий цветок на выставке.

– Ах да, моя мать. Вчера она была груба с тобой. Может быть, ты выслушаешь меня, Джасмин, и позволишь извиниться?

Джасмин пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на Томаса. Он был мускулист и широк в плечах и теперь возвышался над ней, олицетворяя силу и мощь. Когда-то давно, еще в детстве, Джасмин ударила его, но с ее стороны было бы крайне безрассудно повторить нечто подобное сейчас.

Девушка хлопнула кнутом по юбке.

– Боюсь, твои извинения несколько запоздали. Я уже выбросила из головы это происшествие и всех, кто принимал в нем участие.

Томас шумно вздохнул:

– Джас, не надо так со мной. Я потрясен тем, как моя мать обошлась с тобой, и хочу извиниться за это. В общем, я прошу прощения за то, что случилось, от имени всей моей семьи.

Джасмин продолжала, задумчиво похлопывать кнутом по юбке. Но Томас протянул руку и схватился за кнут.

– Если хочешь кого-то ударить, то ударь меня. Один раз ты уже это сделала. На этом самом месте. И я этого действительно заслуживал.

Джасмин подняла на молодого человека глаза и изумление в ее взгляде сменилось искренним сожалением. Джасмин посмотрела на длинные изящные пальцы, привычно сжимающие рукоять кнута.

– Ты обозвал меня уродливой старой кобылой, – произнесла она. – Очень остроумно!

– В то время как должен был назвать очаровательной норовистой лошадкой. Кажется, я по какой-то причине погорячился тогда.

Джасмин заставила себя расслабиться и надела маску непроницаемости. Слишком часто она позволяла эмоциям отражаться на лице. Но мало-помалу научилась контролировать себя и свои чувства. Эта наука оказалась весьма ценной.

Джасмин выдернула кнут из рук Томаса.

– Ваши сравнения меня не волнуют, лорд Томас. И все же ответь мне на один вопрос: стал бы ты извиняться передо мной, если бы нас окружало так же много людей, как вчера?

– Если бы ты этого захотела, извинился бы. Но я предпочел не делать этого, чтобы не привлекать к тебе лишнего внимания и не причинять боли, – тихо произнес Томас. – Я не оправдываю поведения своей матери, но пойми: ты неожиданно вторглась на территорию, которую она охраняет со свирепостью тигрицы. Положение в высшем свете необходимо ей, как способность дышать. А еще она винит в смерти моего брата всех арабов. Несмотря на то, что его убил конь, она переносит свою ненависть на всех, кто напоминает ей об этом ужасном событии.

– Она ненавидит не всех арабов, а лишь тех, у кого оба родителя являются арабами, – прошептала Джасмин, вспомнив о полученном Лидией приглашении на день рождения.

На лице Томаса отразилось сожаление.

– Джас, мне очень жаль. Стыдно за каждое ужасное слово, которое она бросила в твой адрес вчера и до этого. Ты примешь мои извинения? Прошу тебя.

Томас выглядел таким искренним, таким обеспокоенным, что лед, сковавший сердце Джасмин, начал понемногу таять. Но девушка все еще колебалась. Настоящей леди, подумала она, присуще умение прощать, быть великодушной. Ведь именно так принято в обществе. Джасмин протянула Томасу руку. Молодой человек поднес эту руку к губам и запечатлел на обнаженной коже легкий поцелуй. Затем он отстранился и выпустил руку девушки из своих ладоней. В глазах Томаса вновь заплясали озорные искорки.

– Видишь, Джас. Этот парк навевает воспоминания. Все эти годы я помнил о твоем ударе. Обычно я в долгу не остаюсь. Но ты женщина. Вместо дуэли мне придется довольствоваться поцелуем. – Он постучал пальцем по гладко выбритой щеке.

– Мне стоило придушить тебя, а не целовать.

– Поверь мне, цветочек, мою гордость уязвляли гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить.

Горькие нотки в его голосе привели Джасмин в недоумение, но когда он подошел ближе, она забыла обо всем на свете. Томас наклонился, Джасмин тут же окутало облако соблазнительных запахов – Томас источал аромат молодости.

– Иди же ко мне. Всего один поцелуй, и я прощу тебе долг. Поцелуй мою щеку и прогони боль, оставшуюся от твоего удара.

– А если мне этого совсем не хочется? – спросила девушка.

Она ожидала услышать в ответ смех или добродушную шутку, но во взгляде Томаса сквозила такая тоска, что у Джасмин перехватило дыхание. Томас смотрел на нее, словно голодный зверь, а в ошеломляюще зеленой глубине его глаз девушка увидела тоску и одиночество. Возможно ли подобное? Или ее воображение вновь сыграло с ней злую шутку?

Джасмин порывисто стянула с правой руки перчатку и коснулась щеки мужчины. Темная кожа ее руки резко контрастировала с молочной кожей Томаса – еще одно доказательство их принадлежности к двум совершенно разным мирам. Тьма и свет. Египет, коснувшийся Англии. Простая ласка привела к тому, что они снова встали на опасный путь, на котором оказались, поддавшись порыву, вчера вечером.

Томас смотрел на девушку. Кончики его пальцев гладили ее щеку, а губы слегка приоткрылись.

– Ты необыкновенно красивая, Джасмин. Не такая, как все, – хрипло произнес он.

Испытывая внутреннюю дрожь и не в силах говорить, Джасмин опустила ресницы. Она всегда все портила, едва открывала рот. А о том, что чувствовала, далее не осмеливалась говорить.

Однако все ее тело ныло. Оно узнало стоящего рядом с ней мужчину и отозвалось на призыв в его хриплом голосе, ответило на жар, источаемый его взглядом. Внизу живота Джасмин закололо, а лицо обожгло, словно под кожей вдруг запылал пожар. Все происходило именно так, как в увиденном ею сне, Сердце Джасмин колотилось в груди, словно она долго скакала верхом. Девушка вдруг представила себе молодого жеребца, перебирающего от нетерпения копытами при виде кобылы. Ее лицо залила краска, и она попыталась прогнать всплывший перед глазами образ жеребца, с фырканьем покрывающего кобылу. Берущего над ней верх.

А потом Джасмин представила Томаса, склонившегося над ней и накрывающего всю ее, обнаженную и трепещущую, своим сильным и мускулистым телом. Вот он прижимается к ее ноющей от желания груди и раздвигает ее бедра… Вот медленно и неотвратно проникает в нее…

Один поцелуй не причинит боли. Руки девушки обвились вокруг шеи Томаса. Сжав Джасмин в объятиях, Томас поцеловал ее. Он действовал нетерпеливо и требовательно. Казалось, он излил в Джасмин всего себя – все свои чувства, жар страсти и даже дуплу. Джасмин затрепетала, когда его язык напористо ворвался в ее рот. И она отвечала ему взаимностью. Зарывшись пальцами в его волосы, она держалась за него, чтобы не упасть.

Томас оторвался от Джасмин и посмотрел на нее. Девушка дрожала, испытывая неуверенность и неутоленный голод. Ей явно хотелось большего. Гораздо большего.

– Я хочу погладить тебя, – пробормотал Томас, зубами стаскивая с руки перчатку. Он провел пальцами по щеке Джасмин, и в его глазах застыло какое-то дикое выражение муки. – Восхитительный бриллиант. Зачем ты терзаешь меня, Джас? Какой злой рок заставил тебя ворваться в мою жизнь только для того, чтобы снова исчезнуть из нее?

Джасмин хотела было возразить, но Томас прижал палец к ее губам и нежно погладил.

– Молчи. Если у нас есть лишь это мгновение, то отдай мне его без остатка. – Молодой человек вновь поцеловал Джасмин, обхватив ее лицо руками. На этот раз поцелуй был очень нежным. Джасмин переполняли противоречивые чувства, разрывая ее сердце. Желание и тоска, удивление и благоговейный трепет и преобладающая над всем этим печаль. Печаль от того, что это короткое мгновение счастья скоро закончится. Совсем как в ее сне.

Сон и реальность столкнулись. На этот раз отстранилась Джасмин. Во взгляде Томаса сквозила мука. Его глаза потемнели, а грудь тяжело вздымалась. Он вновь коснулся щеки Джасмин, силясь подобрать слова. Но тут девушка с ужасом вспомнила о своем визите в редакцию газеты и обещание издателя опубликовать ее статью. Ее собственные слова, которых Джасмин уже не могла взять назад. Слова, которые ранят Томаса так же сильно, как его мать и сестру.

– Томас… о нет… выслушай меня. Я должна тебе кое-что сказать.

Громкий смех заставил Джасмин замолчать. Встревоженная, она узнала голоса. Приятели Томаса – молодые джентльмены и дамы, которые роились вокруг него, словно пчелы вокруг улья. Их еще не было видно, но вскоре они окажутся совсем рядом.

«Ну же, – мысленно взмолилась Джасмин. – Скажи им, покажи, что я такая же, как они. Что я одна из вас. Дай им понять, что я могу стать полноправным членом высшего света. Сделай сон реальностью. Убери стоящую между нами преграду».

Но Томас лишь пригладил волосы, которые Джасмин взъерошила в порыве страсти. Затем он натянул на руку перчатку, и на его лице возникло выражение, которое Джасмин уже видела прошлой ночью – пресыщенность, скука.

Джасмин прижала ладони к пылающим щекам, а потом опустила на лицо вуаль. Голоса приближались. Томас сделал несколько шагов в сторону, когда компания молодых людей подошла к кустам. Джасмин узнала их. Именно эти люди потешались над ней прошлой ночью. Среди них была очаровательная вдова Шарлотта Харрисон и мисс Фрэнсин Уотерс. Джасмин вспомнила, что последняя была помолвлена с одним из приятелей Томаса. Шарлотта же являлась – Джасмин покопалась в памяти, и ее вежливая улыбка тотчас же померкла – любовницей Томаса.

Молодой человек посмотрел на Джасмин с кажущимся равнодушием:

– Мисс Тристан, позвольте пожелать вам приятного дня. Ваша кобыла – блестящий представитель породы арабских скакунов. Как раз то, что мне нужно. Надеюсь, вашего дядю заинтересует возможность пополнить мой табун жеребятами от этой кобылы.

Томас говорил таким равнодушно-царственным тоном, словно между ними ничего не произошло. Он не представил Джасмин. Щеки девушки покрылись красными пятнами, но она обуздала свой гнев и подыграла Томасу:

– Арабские скакуны ценятся по всей Европе, и я рада, что вы тоже оценили этих лошадей по достоинству. Я буду счастлива передать ваши пожелания герцогу Колдуэллу.

Джасмин намеренно упомянула титул своего дяди. Пусть помнят, что она племянница герцога. Но это, похоже, никого не впечатлило. Исполненная достоинства, Джасмин повернулась, чтобы уйти.

Кто-то засмеялся. Кажется, это был Уильям Оукли – самый отвратительный из друзей Томаса. Он кивнул и ткнул Томаса локтем в бок.

– Интересуешься кобылами из Египта, Томми? Я слышал, они забредают туда, куда не следует. Обычно они довольно уродливы и совсем не годятся для верховой езды. – Он многозначительно посмотрел на Джасмин. – Например, кобылы, которых зовут Джасмин.

Девушка побледнела. Ее реакция всех позабавила. Мужчины засмеялись, мисс Уотерс покраснела, и лишь Шарлотта Харрисон нахмурилась.

– Право, Уильям, нельзя же быть таким грубияном, – с укором произнесла она.

Томас пришел в ярость.

– Как ты смеешь оскорблять эту леди? – произнес он. Его тихий властный голос пугал сильнее, чем если бы он закричал.

– К-какую леди? – запинаясь, спросил Оукли. Глаза Томаса метали молнии.

– Извинись перед мисс Тристан, – потребовал он.

– За что? Ведь твоя собственная семья считает ее грубой нарушительницей границ чужой собственности. Нет, ты шутишь, Томми. Она не одна из нас. – На лице Оукли отразилось возмущение.

Джасмин гордо вздернула подбородок, хотя все внутри у нее разрывалось от боли. Но нет, она не покажет, что расстроена.

Подойдя к другу, Томас взял его за грудки и хорошенько встряхнул.

– Извинись! – рявкнул он.

– Извините, – пробормотал Оукли, хотя его гневный взгляд никак не соответствовал словам.

– А теперь вам лучше уйти, мисс Тристан, – тихо произнес Томас, отпуская друга.

Джасмин подняла с земли кнут, борясь с желанием отхлестать Оукли. Пройтись им по всем этим людям. Но она высоко подняла голову и вернулась к своей лошади. Пустив животное в галоп, Джасмин ни разу не оглянулась.

Томас с грустью наблюдал за удаляющейся девушкой. Когда он повернулся к друзьям – женщины, Оукли, Чарльз Бентон и лорд Брайан Ходжес смотрели на него так, словно совсем не знали его. Возможно, так оно и было.

Томас одарил дам вежливой улыбкой.

– Леди, с вашего позволения я хотел бы поговорить со своими друзьями.

Шарлотта обиженно надула губки.

– Идем, Фрэнсин. Я собиралась пройтись по магазинам.

Томас подождал, пока дамы отойдут подальше, Его немного беспокоила дружба Шарлотты с невестой друга. Томас предпочитал держать свои любовные похождения и любовниц в секрете. А пока… он повернулся к своим друзьям с серьезным выражением лица.

– Ты совсем сошёл с ума, Томми? Почему ты защищаешь ее? – воскликнул Оукли.

– Отец Джасмин – виконт, – сквозь зубы процедил Томас.

– Вся ее семья… в общем, все они немного не в себе, – вставил Ходжес. – Даже герцог. Сначала они долгое время жили в Египте. Но, даже вернувшись в Англию, держатся особняком и никогда не посещают балов и тому подобных мероприятий… Да, они титулованные особы, но все равно не такие, как мы. Отец рассказывал мне, что в свое время ходили какие-то сплетни о трагедии, случившейся в Египте, о том, что герцогу пришлось спасаться бегством с одним из племен бедуинов.

– Бедуины выращивают чистокровных арабских скакунов, которыми я торгую здесь, в Европе. У нас с герцогом совместный бизнес, и весьма успешный, – напомнил Томас.

– Вот и общайся с ними только по делу. Я понимаю, деньги и всякое такое… Но чтобы дружить? Господи, Томас, виконт имел дерзость жениться на арабской женщине, а потом привез ее в Англию, точно королеву, ожидая, что ей будут рады. А Джасмин… ну, она иностранка без роду и племени. Да, она забавная, как если бы была актрисой. Но ведь ты не стал бы дружить с актрисой, да еще темнокожей? – Бентон неодобрительно покачал белокурой головой.

Впервые Томас взглянул на друзей критически. Все они видели только то, что находится снаружи. Разве он сможет убедить их в том, что Джасмин достойна уважения?

– У Джасмин Тристан нет ничего общего с актрисой. Она прекрасная наездница и очень умна. Джасмин может стать своей в любом обществе.

– Как на балу у твоей матери прошлой ночью? – Оукли горько рассмеялся. – Мне кажется, она тебя околдовала. Послушай, Томми, я не хочу, чтобы ты сломал себе жизнь из-за какой-то юбки. И если мне не удастся воззвать к твоему здравому смыслу, придется прибегнуть к иному средству. Потому что, если ты сам не прекратишь это, то закончишь, как она. Перед тобой закроются все двери.

Томас замолчал, услышав в голосе друга скрытую угрозу, а потом мрачно посмотрел на него:

– Что ты хочешь этим сказать, Оукли?

Эти люди были его друзьями и знали его с детства. Ходжес прав: Оукли просто хотел ему добра. Томас неохотно кивнул.

– Может, отправимся в клуб и пропустим по стаканчику бренди? А вечером в театр. Я слышал, одна очаровательная актриса ищет нового покровителя. – Бентон рассмеялся в ответ на язвительные замечания друзей.

Идя следом за ними, Томас понял, что его друзья по-своему правы. Он должен прогнать прочь навязчивые мысли о Джасмин. У них все равно ничего не получится, а вот он действительно может поломать себе жизнь. Томасу вдруг ужасно захотелось выпить, выкурить сигару и послушать шутки друзей.

Но спустя всего час бренди уже казался ему не таким приятным, а сигары – не такими сладкими. Да и смеяться оказалось не над чем.

То, что произошло в парке, лишний раз доказало Джасмин, что она просто ослеплена Томасом. Она не переставала думать о нем на протяжении всего дня, сидя в саду и читая «Эгоиста». И уже собиралась зайти в дом, когда приехала Хлоя.

Девушка просияла, обнимая Джасмин.

– О, Джасмин, у меня потрясающая новость. Саймон и я… мы влюблены! Он пригласил меня в Бат, чтобы познакомить с семьей. Вообще-то мне нужно быть у тети, но я решила прежде заехать к тебе и все рассказать.

Сердце Джасмин сжалось от радости за подругу. Хлоя встретила хорошего молодого человека. Произойдет ли когда-нибудь и в ее жизни такая встреча?

Девушки немного поговорили, а потом Хлоя поднялась со скамьи.

– Кстати, тебе принесли письмо, когда я приехала. – В глазах Хлои заплясали озорные искорки. – Может, от тайного поклонника?

– Вряд ли, – сухо ответила Джасмин. Она обняла подругу и, дождавшись, пока та уйдет, нетерпеливо вскрыла послание. Наверняка письмо от Томаса. Возможно, он придал произошедшему в парке гораздо большее значение, нежели ей показалось. Но, несмотря на то что в ее душе зародилась надежда, Джасмин не позволила ей разгореться.

– На протяжении многих лет я сходила по тебе с ума, Томас, но ты никогда, никогда не ответишь мне взаимностью. Как все это глупо, не правда ли? – прошептала Джасмин.

Счастье, наконец, постучалось в дверь ее лучшей подруги. И наверняка то же самое произойдет и с ней. Ну разве она не заслуживает любви?

Джасмин развернула письмо дрожащими пальцами и в предвкушении радости пробежала по нему глазами.

Однако радоваться оказалось нечему. Письмо не от Томаса. Нет никакого счастья. Нет любви. Письмо выскользнуло из рук Джасмин, упало с тихим шелестом на траву и теперь указывало на нее, словно обвиняющий перст. Слова письма звучали у Джасмин в ушах, наполняя душу ужасом:

Той ночью в парке ты убила одного из сыновей лорда Кларедона. Держись подальше от Томаса, иначе с тобой произойдет несчастье. Коричневый Скорпион умрет.