Второго шанса не будет

17. Возвращение

— Живой? — только теперь Николай разглядел в склонившейся над ним фигуре того самого Людоеда в черном берете и с опущенными к подбородку черными усами.

Васнецов с трудом разжал слипшиеся и пересохшие губы.

— А что… Был мертвый? — медленно и тихо проговорил он.

— Ну… Мертвый не мертвый, но в отключке третьи сутки уже. — Илья усмехнулся. — С возвращением.

Он достал что-то из кармана и занес над Николаем руку. Перед лицом повисла цепочка для солдатских жетонов, на которой висела немного деформированная, но отшлифованная до блеска пуля.

— Это тебе сувенир.

— Чего это? — Васнецов прищурился, глядя на пулю, которая висела над его лицом.

— Это то, что из тебя местные эскулапы вытащили. Калибра 7,62. Из СВД в тебя шмальнули. Повезло что не в голову. Считай, легким испугом отделался.

— Легким испугом?

— Ну да. Рана в принципе пустяковая. Просто ты часа два провалялся, пока тебя нашли. Крови много потерял. Да и переохладился сильно. Хотя, если бы не мороз, то может, и крови больше утекло. Так и помер бы. — Крест уселся на табуретку рядом с койкой и вложил свой подарок Николаю в руку.

— А мои… товарищи…

— Да живы они все. Космонавт один в руку ранен, но там тоже ерунда.

— А бой… чем все кончилось?…

— А все только начинается парень. Тот бой то мы выиграли. До следующего утра воевали. Потом устроили чистки по районам. Короче вся Москва на ушах. На моей памяти, это третья война таких масштабов в Москве после ядрены. Вот так вот.

— Почему на этот раз?…

— Из-за вас. Из-за миссии вашей. Я тут с пленными пообщался, — Людоед как-то злорадно усмехнулся. — Они говорят, как молва про вашу миссию по спасению Земли пошла, так все будто с цепи сорвались. Очень многие группировки помешать вам хотят. Во многих группировках раскол. Одни считают вашу миссию благой, другие опасной для их существования. Короче, растопили вы многолетний лед однообразия жизни.

— Да как они узнали все об этом?

— Сталкеры, которые к нам на помощь от Лужников пришли, рассказали, что когда они разбили бандитов в гостинице «Украина», то обнаружили там, в подвале трех мертвых пленных со следами пыток. Мужик в годах. Парень одноглазый и женщина. Этот ваш Варяг ходил туда и опознал их. Говорит, это семья, у которой вы заночевали перед визитом к нам. И они знали о вашей миссии. Видимо под пытками рассказали все что надо и не надо.

Васнецов закрыл глаза. Ему стало стыдно и больно. Ведь это по его следам, ведущим от метромоста, пришли к ним тогда бандиты.

— Мы подставили их, — прохрипел он. — А ваших сколько полегло. И тоже из-за нас. Как погано все… почему так, Илья? Почему они так отреагировали? Мы же благо для всех сделать хотим. Мы же всех спасаем. Почему они воспротивились?

— Ты понимаешь, Коля. Все выжившие последние двадцать лет живут в полном отсутствии какой-либо идеи. Ну не двадцать лет, а чуть поменьше. И я имею ввиду идею четкую и конкретизированную. Не аморфные идолы и утопичные мечты. Первые годы, хоть и считаются теперь самыми страшными из-за хаоса неопределенности, паники и неразберихи, но у большинства была надежда на то, что вскоре этот период пройдет. То есть была идея дождаться нормализации обстановки и возвращения к нормальной жизни. Четкая и ясная идея. Это потом стало ясно, что все. Конец и ледниковый мир, в котором только и остается, что выживать. И единственной идеей для людей стало добывать жратву и оружие. Согреваться и продлить свое существование как можно дольше, цепляясь за пребывание в этом разрушенном мире когтями и зубами. То есть жизнь вошла в такое вот русло, и продолжалось так годами. И вдруг! Оказывается! Что может что-то измениться! Представь себе, что люди почувствовали. Ведь этот мир уже стал привычным. Тот старый мир уже почти забыт и покрыт презрением оставшихся в живых, которые в этой связи считают себя лучше тех, кто выжить не сумел. Многие не хотят никаких перемен. Другие верны фанатично своим чудаковатым идеалам и считают, что эту миссию должны исполнить они, а не вы. Третьи боятся потерять свободу, и в этом смысле они солидарны с первыми. То бишь они не хотят перемен.

— Боятся потерять свободу? Да какая это свобода, жить в подвалах и всего бояться? — Николай повернул голову и удивленно уставился на Людоеда.

— Мы живем в царстве зла, парень. Вот если раньше была какая-то борьба добра и зла, то сейчас… А что такое зло? Все очень просто. Зло, это неправильно понятая свобода. Я лично не вижу ничего удивительного в том, что именно сейчас люди свободны. Нет рамок и ограничений. Нет уставов, законов, уголовного кодекса и конституции. Нет милиции и прокуратуры. Нет больше дорожных знаков и бюрократии. Только рамки личной совести у каждого. Это тебе может показаться невероятным, но многие, очень многие, категорически не хотят перемен. Прошло двадцать лет парень. Все вроде устаканилось. Мало кто захочет новых потрясений. Они из кожи вон полезут, чтобы вам помешать. Только редкие очаги остатков былой цивилизации могут согласиться с вами. Вроде этой конфедерации. Или вашего Надеждинска, который, судя по рассказам твоих товарищей на этот союз похож. Так что не удивляйся.

— Это просто бред какой-то, — поморщился Николай. — Мы же благо для всех хотим сделать.

— А кто сказал тебе, что это благо абсолютно для всех? Кто тебя просил за всех решать? — Людоед усмехнулся. — Наивный какой.

— Разве люди не понимают, что они погибнут иначе!

— А кто сказал, что это факт? Ну, даже если и факт… Человеку свойственно разрушение. И саморазрушение. Ты еще этого не понял? Если ты не понял этой очевидной истины, живя в мире, разрушенном ядерной войной, то почему они должны понимать твои доводы? — Крест достал из кармана смятую пачку от сигарет. — Вот. Полюбуйся. Крупным шрифтом написано: — «Курение вредит вашему здоровью». А на другой стороне: — «Курение — причина раковых заболеваний». Люди все равно курят. И я курю. И Варяг твой трубкой пыхтит. Или вот помню, сколько по телевизору показывали аварий. Машина ехала на большой скорости и врезалась куда-то. Морду водителя по лобовому стеклу как морковку на терке размазало. А люди один хрен носились и бились. Человек забивает гвоздь и вроде он понимает, что может долбануть себе по пальцу молотком. Но не думает об этом, пока не долбанет. А потом сразу кричит. Ненавидит и гвоздь, и молоток и эту деревяшку, в которую забивал гвоздь и эту суку жену, которая попросила его сей гвоздь забить. Но только не себя. Человеческое эго и его безмерная тупость, хуже атомного оружия. Само по себе изделие, будь то сигарета, автомобиль, молоток, или чертова ядерная бомба, совершенно ничерта не значат. Но вот в руках человечишки…

— Глупо. Как все мерзко и глупо. — Николай прикрыл глаза, вспоминая свое видение, в котором он ехал в поезде метро, где сидели равнодушные люди. Тоска сжала сердце. Стала болеть рана в боку. Рана… Он вдруг ощутил, как ему не хватает общения с этой девушкой. Снова захотелось уйти в небытие, где можно будет с ней пообщаться… Он тут же вспомнил великана и взглянул на Илью. — Послушай, ты слышал истории про оборотня, который днем в городе, а ночью в метро уходит?

— Да кто этих небылиц не слышал, — хмыкнул Людоед закуривая. — Конечно слыхал.

— У него пулемет как у тебя. — Произнес Васнецов обличающим тоном. — Я видел его. У него точно такое оружие.

Людоед медленно повернул голову. Посмотрел Николаю в глаза и вдруг недобро засмеялся.

— Ты что, думаешь, он это я? Ну чудак. Эта пушка весит полтора пуда. Как с ней таскаться? Да и ростом я пониже намного…

— Погоди, а я ведь не говорил, что он ходит с этим пулеметом. И откуда ты знаешь, что он очень высокий? Как…

— Да успокойся ты, — перебил его Илья. — Знаю, потому что я видел его в прошлом году на станции «Полянка».

— Но ты только что сказал, что это небылица!

— То, что о нем рассказывают. Просто какой-то амбал смастерил себе хитрый костюм. Или умыкнул из какого-нибудь военного НИИ. И бродит по метро, морлоков истребляет. Он, наверное, умом двинутый. Мстит им за что-то. А из него чуть ли не полубога-полудьявола сделала народная молва.

— А ты не разговаривал с ним?

Людоед снова засмеялся.

— Мы тогда от него еле ноги унесли. Я ведь в то время с черными сталкерами был. С мародерами. Мы напоролись на его тайник. Он из темноты появился, и очередь по нам дал. Может, упредить хотел просто. Но нам то… Кто гарантию даст, что следующая очередь не будет на поражение?

— Ну а пулемет этот? Откуда у тебя такой?

— Слушай, ты достал уже. Такое оружие было в оружейных тайниках посольств некоторых НАТОвских стран. И патронов в достатке. На всякий случай, как говорится. И в подвале, на складе центра Службы Внешней Разведки оружие всякое иностранное. В том числе и это. Там у них тир в подвале был оборудован. Короче кончай тут на меня ярлыки навешивать. А то я начну навешивать оплеухи.

— Извини. — Сконфуженно пробубнил Васнецов и умолк.

— На вот. Это тебе. — Людоед достал из висевшего у него на ремне планшета записную книжку с черной кожаной обложкой и положил ее на старое синее военное одеяло, которым был накрыт Николай.

Васнецов уставился на записную книжку и ощутил колики в животе. Это казалось невероятным, но перед ним лежало то, что пыталась дать ему Рана в последнем странном сне.

— Откуда… это?

— Вчера сталкеры приходили с Лужников. Армаген и Барс. Вы оказывается знакомы. Я-то их уже лет пять знаю. Они, между прочим, тебя проведать приходили. Это их группировка нам на помощи пришла во время обороны. Но их тогда не было. Они ходили за город в какой-то там военный бункер. Вернулись вчера утром и узнали, что случилось и из-за кого. Ну и пришли. Барс просил эту книжку тебе отдать, когда ты очухаешься. И просил пожелать тебе удачи в вашей миссии.

— Я видел эту записную книжку во сне! Как такое может быть?!

Людоед кашлянул и выпустил клуб сизого дыма.

— Да мы вчера тут возле твоей койки сидели и разговаривали, пока ты дрых. И про этот ежедневник в том числе. Вот тебе и приснилось.

— Но я видел его именно таким!

— Да брось. Это сейчас тебе так кажется. Сон, штука такая… Мне вот на той неделе приснилось, что я по луне хожу. Ищу там какой-то луноход. И после этого вы появились. На луноходе. Так что, ты сильно не заморачивайся на своих снах. Особенно после того, что с тобой приключилось в парке.

— В каком парке?

— В Битцевском. Сталкеры сказали, что тебя там чуть пси-волк не обратил. Было такое?

— Было.

— Ну, вот то-то же. Ты с мозгами своими осторожней теперь будь. А то сам с собою сделаешь то, что волк не успел.

— То есть? Что ты имеешь в виду?

— До сумасшествия себя доведешь. Вот что. Года четыре назад, когда я мародерил, был у нас в группе один. Тоже на пси-волка наткнулся. Но мы успели зверя убить. Не обратил он подельника нашего. Однако тот всякое видеть стал. Мы по квартирам ходили, а он людей там видел. Конечно, никаких людей там давно не было, а он видел какие-то фантомы жильцов, на момент когда вся котовасия началась. Истерики жуткие закатывал. То где-то в квартиру бандиты врываются и насиловать да грабить начинают, а он помешать пытается но естественно безрезультатно. Однажды он видел, как мамаша грудничка своего в ванной утопила и сама повесилась. Жуткое с ним после таких видений творилось. В один прекрасный день он увидел такое, что даже описать нам не смог, взял в той квартире, да не выдержал и сиганул из окна. А, между прочим, тринадцатый этаж был. Несчастливое, блин, число.

Васнецов смотрел на Илью со странной фамилией Крест и чувствовал полное разочарование. Теперь оказывается, его видения и общение с Раной и ее просьба помочь планете, лишь плод его воображения, порожденного какими-то сдвигами в психике, вызванными люпусом. И только… Только почему он видел во сне эту книжку именно такой, какая она есть? Если его подсознание слышало разговор Людоеда и сталкеров, которые принесли ежедневник, то видеть оно ничего не могло. Хотя может быть, ему действительно только кажется, что он видел записную книжку именно такой.

— А что там написано? — вздохнул Николай.

— Черт ее знает. Там страницы слиплись от времени, сырости и холодов.

— И что тогда с ней делать?

— Я бы попробовал паром. Постепенно ее отпаривать надо. Осторожно и неторопливо. По листочку. Тогда может и получится что-либо прочитать.

Николай вздохнул, глядя на потрескавшийся переплет ежедневника. Было конечно интересно, что там написано, но он вовсе не думал, что там может быть что-то важное и стоящее.

— Значит, я трое суток пролежал, — пробормотал он. — Скверно. Мы и так в Москве задержались. А тут я еще… Времени совсем мало.

— Да ты не торопись, парень. После той заварухи, что началась, было бы нереально проехать спокойно по городу. Наши сейчас заканчивают безопасный маршрут. Мы думали ночью уходить. А тебя тут, в конфедерации оставить. На излечении.

— Меня оставить?! И кто это мы?! — возмущенно воскликнул Николай.

— Я к вашей группе присоединяюсь. Вам человек с иммунитетом от пси-волков не помешает, — Людоед усмехнулся. — А я как раз такой.

— Но как можно меня оставить?! Кто так решил?! — Васнецов поднялся с постели, не смотря на боль в боку.

— Эй, осади. Ты же раненный…

— Ты сам сказал, что рана пустяковая. Я не могу остаться! Я должен до конца дойти!

— Да чего ты разорался? — Людоед с некоторой надменностью посмотрел на раненного. — Пойдешь, никуда не денешься. Только если командир твой так решит.

— Варяг?! А где он вообще?!

Яхонтов, словно ждал за дверью. Он вошел в комнату сразу после этого вопроса. Видимо он находился в соседнем помещении и, услышав возглас, решил узнать что происходит.

— Колька! Живой! — Радостно воскликнул он.

— А я и не был мертвым! — зло бросил Николай, съедаемый обидой и ревностью за то, что его хотят отлучить от такой важной миссии. И от выполнения просьбы Раны. Пусть и приснившейся просьбы. — Я не был мертвым! Ясно, черт возьми?! Только вот мне что-то не ясно, почему меня выкинули из нашей группы?!

— Да кто тебя выкинул? — опешил Яхонтов.

— Вы решили дальше идти без меня! Какого хрена?!

— Во-первых, не ори. Во-вторых, ты ранен. Тебе лечиться надо.

— Это ты решил или Людоед этот?!

— Слышь, тон свой поубавь! — рявкнул Крест.

— Да идите вы все в задницу! Надо будет, пешком пойду, без вас! Это предательство! Ясно вам?!

— Угомонись, — нахмурился Варяг.

— И не подумаю! Что нашли мне замену получше да?! Профессионала-воина?! А я теперь нахрен не нужен?!

— Ты ранен, чтоб тебя!

— Я здоров! Я в порядке! — Николай сжал кулаки.

— Голова у тебя точно не в порядке, — усмехнулся Людоед.

Васнецов посмотрел в его глаза и хотел что-то резкое ответить. Но взгляд Людоеда источал такую угрозу, злобу и презрение, что весь боевой пыл Васнецова сразу сошел на нет.

— Пойдешь, — зло процедил сквозь зубы Варяг. — Но если я, хоть один писк или жалобу на недомогание от тебя услышу, выкину к черту, где бы мы не находились!

— Не услышишь!

— Тогда иди манатки свои собирай!

В пассажирском отсеке лунохода стало намного тесней. И не только из-за нового пассажира, коим являлся Илья Крест по прозвищу Людоед. У кормовой аппарели лежал его огромный шестиствольный пулемет и сложенная станина к нему. Плюс большой ящик с пулеметной лентой к нему. Этот самый ящик Людоед использовал как персональную койку.

Никаких церемоний прощания не было. Машину загрузили боеприпасами, пищей, питьевой водой, медикаментами, дали несколько дополнительных фонарей, пару приборов ночного видения и несколько географических карт разных масштабов. Потом подошел тот самый генерал и несколькими короткими фразами пожелал группе удачи.

Было около трех часов ночи, когда луноход отправился в путь по широченной улице Новый Арбат в сторону, которая когда-то была востоком. На ночном переходе настоял Крест, поскольку в ночное время город был пуст. Люди, и друзья, и враги и те от которых вообще неизвестно что можно было ожидать, прятались по своим убежищам. Конечно, луноход оставлял характерный след гусениц на снегу, и кто-то мог пуститься в погоню, но это могло случиться не раньше рассвета. А за это время они должны были пройти приличное расстояние и вообще покинуть город.

Николай сидел в углу и молча, наблюдал за своими товарищами. Он не только не перестал злиться, но еще более накручивал в себе чувство обиды за то, что его едва не оставили в лазарете конфедератов. Как назло стала ныть еще не затянувшаяся рана в боку, словно проверяя его на верность данному слову — не жаловаться.

Людоед сидел на своем ящике и, разложив перед собой увесистый вещмешок с патронами от «Калашникова», откусывал им плоскогубцами кончики пуль.

— Ты зачем это делаешь? — полюбопытствовал Сквернослов.

— Не хочу оставлять второго шанса тем, в кого придется стрелять. Такая пуля войдет в плоть и розочкой раскроется. Даже если пройдет навылет, вырвет фунт плоти как в «Венецианском купце». — Илья снова улыбнулся своей фирменной циничной ухмылкой, предвкушающей чьи-то страдания.

— Это же изуверство, — поморщился Варяг.

— А я разве спорю? Как думаешь, за что меня Людоедом прозвали? — Крест засмеялся, продолжая свою работу.

— Так баллистика ни к черту? — Сквернослова не тронули слова об изуверских патронах, но интересовали их боевые качества, которые от такой процедуры как грубое откусывание кончиков, могут снизиться.

— Нахрена баллистика в бою на ближних и средних дистанциях? — Людоед пожал плечами и подбросил в ладони очередной патрон. — Там где будет важна баллистика, я использую «Винторез» или СВД. А когда враг на расстоянии вонючего дыхания изо рта, надо рвать его на куски. Автомат с такими малышками — самое то.

Николай, забившийся в неприступный мир своего крохотного уголка, прижавшись спиной к стенке, за которой находилась кабина космонавтов, пристально смотрел на Илью. Он завидовал его безупречной и какой-то первобытной злобе, делавшей его будто неуязвимым. Васнецов вспоминал бой у дома советов. Людоед там был воплощением смерти и уничтожения. И он, словно сам являлся смертью, а посему погибнуть не мог. Он появлялся в дыму разрывов и яростно кричал, размахивая острой катаной, отсекающей конечности и руки. Рубящий врагов от плеча и до живота. Он орал, поливая врагов свинцом из своего странного пулемета и этот дуэт его вопля и звука вращающихся и изрыгающих смерть стволов, словно были эхом прокатившейся много лет назад вокруг всей планеты стихии апокалипсиса. Во сне Рана почему-то упомянула о нем. Что таится в прошлом Людоеда? Что он натворил? Всегда ли он был таким зверем, смакующим рассказы о свойствах надкушенных пуль? Николай пристально посмотрел в лицо этого занятым своим делом человека. Что-то такое он уловил… Да, Николай был готов поклясться, что эти опускающиеся к подбородку черные усы были призваны скрыть смотрящие вверх уголки губ, говорящие о том, что когда-то это человек был улыбчивым, а не цинично ухмыляющимся. И глаза у него постоянно прятались в тени нависших и нахмуренных бровей лишь для того, чтобы скрыть затаившуюся во взгляде бесконечную грусть и тоску.

Николай был удивлен своим открытием и пытался понять, какая связь между сделанными им сейчас наблюдениями и тем, что говорила Рана во сне.

Луноход качнулся и отвлек от этих мыслей. Что-то заскрежетало под гусеницами.

— В чем дело? — спросил Варяг у космонавтов, сидящих впереди.

— Легковушки под снегом. Задел одну. Тут сугробы больше. Не видно, что под снегом. — Ответил сидящий за рулем Алексеев, облаченный в прибор ночного видения, поскольку решили ехать без фар и не привлекать к себе лишнего внимания.

Машина проезжала пересечение Нового Арбата и Садового кольца. Садовое кольцо ныряло в короткий тоннель, проходящий под этим большим перекрестком. Яхонтов взглянул в перископ. Район был покрыт маревом осветительной ракеты. Цитадель конфедератов была еще совсем недалеко, и тут орудовали усиленные патрули казаков, призванные обезопасить путь лунохода на протяжении ближайших нескольких километров. В свете ракеты были видны бесконечные вереницы автомобилей, оставшихся на Садовом кольце с незапамятных времен. Это была та самая пробка, о которой говорил Аксай. Многих машин не было видно из-за скрывающего их слоя снега. Но автомобили покрупнее и повыше можно было разглядеть. Иные автомобили кто-то раскапывал. То тут, то там зияли в снегу неровные ямы. Возможно, это были следы деятельности мародеров или искателей топлива. А может кто-то, просто искал останки родных. Луноход проехал пересечение, когда осветительная ракета стала уже затухать.

Луноход качнуло еще несколько раз.

— Эдак мы гусеницу повредим, — пробормотал Алексеев.

— Центра улицы держись, — посоветовал Людоед.

Где-то позади, на здании бывшей мэрии вспыхнул прожектор. Он светил в сторону, куда ехал луноход.

— Спасибо генералу, — хмыкнул Варяг.

Впереди замаячили огромные бесформенные груды. Руины зданий. Высотки были разрушены. Те, что были ниже, уцелели, но хранили следы сильных пожаров. На подступах к Арбатской площади свет прожектора совсем ослаб, однако было заметно, что здесь разрушения сильнее. Дорога сузилась. Теперь машина двигалась по Воздвиженке. Свет прожектора уже утонул во тьме. Вокруг белели покрытые снегом уже сплошные руины.

— Что тут было? — спросил Макаров.

— Как что? — хмыкнул Людоед. — Скоро Красная площадь, а за ней Лубянка. Эпицентр одного из четырех взрывов.

— Как это четырех? — Варяг уставился на Илью. — Три взрыва ведь было.

— А кто считал? — засмеялся Крест. — Мне вообще один старый сталкер рассказывал как-то, что взрывов было пять. Просто было три мощных заряда, а два, будто так себе. Кто его знает. Метро никто толком не изучал после ядрены. Может и больше.

— Как такое вообще может быть! — закричал вдруг Андрей и повернулся. — Как, Илья! Как можно было начинить столичный метрополитен ядерными зарядами?!

— А ты слыхал про ранцевые диверсионные фугасы? — ответил Людоед.

— Говорили же, что все это сказки, — возразил Яхонтов.

— Ну, выгляни в окошко и увидишь сказку.

— Кто мог их туда установить?! — продолжал нервно кричать Макаров.

— А ты, друг ты мой ситный, вспомни конец прошлого века, — Людоед протянул в соединяющее две кабины окно свою руку и хлопнул по плечу космонавта. — Ну, вспомни. Вспомни, что в матушке России творилось. Развал. Грабеж огромного государства. В правительстве люди с двойным и тройным гражданством. Президент тогда был вообще зомби. Война еще. Вспомни. Ты не помнишь, как на наших рейдах безнаказанно шныряли ихние подлодки? Как отрубали электричество нашим стратегическим объектам? И не батальон стройбата какой-нибудь. А именно стратегические объекты. Как танки расстреливали конституцию помнишь? Как бандиты наскоком город захватили на Ставрополье, и потом наша власть их торжественно проводила в их родовые аулы? Как школьников вчерашних отправили на отсечение голов под елочку новогоднюю, а потом кремлевские морлоки капитулировали тем головорезам? Твою мать, Андрей, ядерная держава капитулировала перед кучкой уголовников! Какого хрена ты удивляешься?! Кто мог это сделать говоришь?! Да каждый второй, мать его, опустившийся гражданин этой изнасилованной всеми кому не лень страны мог за вонючую пачку говеных зеленых бумажек спуститься в метро и оставить там эти заряды, которые годами могли там лежать и ждать своего часа! — Людоед вдруг вскочил со своего места и, казалось, что он совсем взбесился. — Чего уставились? Вы в какой стране жили вообще? В той, что во второй мировой выиграла? Нихрена, дорогие товарищи! В той, что проиграла третью мировую, мать ее, холодную войну! Так какого хрена вы тупые вопросы задаете такие?! Удивительно не то, что какая-то сука заминировала метро! Удивительно, что мы смогли в тот день запустить наши ракеты! Вот что удивительно! Удивительно, что у нас еще какие-то самолеты взлететь тогда смогли! Удивительно, что подлодки наши смогли отойти от пирсов своих! И это после перестройки и нашей славной демократии! После того дикого разгрома и повального предательства мы еще что-то смогли сделать! Вот что удивительно!

Он, наконец, уселся на свое место и затих, нервно перебирая в руке очередную горсть патронов от «Калашникова». Никто ничего не мог сказать. И если Сквернослов и Васнецов были представителями более молодого поколения, то и Варяг и космонавты помнили еще то, о чем так эмоционально только что говорил Крест. И видимо они понимали, что Людоед не так уж далек от истины.

Луноход остановился.

— Что там? — угрюмым голосом спросил Варяг у Юрия.

— Это… ведь… Красная площадь?… — сдавленно проговорил Алексеев.

Московский Кремль и его знаменитая Спасская башня, собор Василия Блаженного и мавзолей давно исчезли. Они теперь были лишь легендой и частью воспоминаний тех, кто помнил, что они когда-то находились здесь. Теперь это была холмистая снежная пустошь, накрывающая саваном смерти руины сердца страны. Кремль, не как символ власти, какой бы она не была, но как символ истории России и как сердце Родины, не существовал уже долгие годы. И это теперь было символом непоправимой катастрофы и невосполнимой утраты былого. Погибли ведь не только многие миллионы людей. Но и их достояние, неумолимо пересекающее границы эпох и делающее историю осязаемой и близкой. Но не теперь. В этой эпохе нет место связующим символам времен. Здесь лишь руины и призрачная надежда выжить.

— Туда, — указал рукой вздохнувший Илья. — Через Площадь революции и Лубянку. Потом курс на Измайловский парк. На этих территориях только пси-волки и крысы-мутанты.

— Мы что, должны ехать через территорию чудовищ? — Сквернослов удивленно посмотрел на Людоеда.

— Поверь мне, парень, это гораздо лучше, чем идти через территорию людей, — усмехнулся Людоед. — Поехали. До рассвета нам надо покинуть Москву.