Второго шанса не будет

51. Рывок

Николай как завороженный смотрел на приближающийся свинцовый свод облаков. Самолет стремительно рвался ввысь. Варяг не хотел набирать большую высоту из-за того, что не было известно насколько теперь разряжена атмосфера. Однако то, что облачный покров был достаточно низок, позволяло попытаться выбраться из этого вечного пасмурного полумрака в чистое небо, где можно было ориентироваться по солнцу. И вот высота полтора километра. Васнецов до сих пор толком и не осознал, что они в небе. Они летят. Летят на самолете. И происходит это не во сне. Не в фантазиях. А в их замерзшем мире. Через двадцать лет после того как тысячи ядерных зарядов рвали землю, сносили города, испепеляли людей. Через двадцать лет после того как ничего не осталось кроме горсток выживших людей. Самолет мчался ввысь. Словно гордая птица, рвущаяся из плена. Из ледяной серой клетки. Туда где ее стихия и солнце. Все выше и выше.

Высота две тысячи метров. Казалось, скоро самолет врежется в неприступный серый клубящийся потолок и развалиться от удара о твердь. Варяг выглядел совершенно спокойным. Нет, конечно, он был напряжен. Но по сравнению с тем, как он выглядел во время взлета, сейчас он был воплощением монументального спокойствия.

Две тысячи пятьсот метров. Скоро уже три километра будет. Облака все ближе. Дом и земля все дальше. Где-то внизу проносились замерзшие леса. Разрушенные города. Люди, доживающие свой век в мыслях о добыче еды и о том, что надо как-то согреться. Там, внизу, все скверно. А что за этим серым сводом?

Ил-76 влетел в облака. Вот они. Всего в метре. За герметичным корпусом. За толстым остеклением кабины. Те самые облака, которые все эти годы невозмутимо и презрительно взирали на них, выживших, со своей высоты, лишая солнечного света и тепла. Но теперь человек добрался до них, и безжалостно таранит корпусом своей стальной птицы, рвущейся ввысь.

Николай испуганно заслонил лицо руками. Все в самолете зажмурились и отвернули лица. Облака кончились неожиданно и самолет вынырнул из того мрачного мира в совершенно прозрачную ирреальность, прямо навстречу ослепительно яркому диску Солнца, которое, словно обрадованное встрече с людьми после многолетней разлуки, казалось, бросилось само им навстречу, спеша заключить путников в яркие объятия своих лучей.

Васнецов не помнил ничего, что было бы настолько чистое, как эта бесконечная пустота разверзнувшейся бездны неба. Темно-синее в зените, все более светлее ближе к горизонту и розовато-желтое там, где чистое небо вступало в борьбу с неприступной цитаделью туч.

— Господи, красота-то, какая, — вырвалось у Николая.

Варяг улыбнулся.

— Любуйтесь, друзья. Не скоро нам такое увидеть доведется. Нам ведь опять на грешную землю надо будет.

— Это не земля грешная, — подал голос, поднявшийся из нижней кабины Вячеслав. — Это мы грешные.

Он уставился на горизонт, щурясь от непривычно яркого света.

Людоед развернул карту. Посмотрев на нее, он взглянул на часы и на солнце.

— Варяг, давай правее на сорок пять градусов. — Сказал он, наконец.

— Точно?

— Да. Точно. И держись этого курса. А то на северный полюс улетим.

— Ты по часам сверялся?

— Да. И время местное. Я свои часы сверял с рейдерами. У них же в Аркаиме там какие-то атомные или изотопные или как их там. У которых погрешность в шесть секунд на миллион лет. Так что доверься мне. Меняй курс.

Самолет продолжал постепенно набирать высоту и при этом чуть крениться вправо, переходя на новый курс. Внизу медленно проплывал ковер непроницаемого облачного покрова. Отсюда он не казался таким мрачным как снизу. С высоты пяти тысяч метров он выглядел как стелящаяся белоснежная пена. Белее чем вечный снег, там внизу. В мрачном мире, из которого они вырвались на короткий срок. Ил-76 продолжал набирать высоту. Но все что они видели вокруг, казалось, замерло, а самолет просто повис, гудя двигателями на одном месте. Но так лишь казалось.

— Какая высота?! — Варяг вдруг напрягся.

— Семь семьсот, а что? — ответил Васнецов, вынужденный отвлечься от лицезрения всего этого великолепия. Он машинально назвал цифру с табло, даже не отдавая себе отчета в том, какая пропасть сейчас между ним и Землей.

На панели что-то заморгало, и монотонный гул двигателей стал несколько иным.

— Что случилось? — спросил Людоед.

— Помпаж! Четвертый двигатель вырубился!

— А на трех нельзя? — спросил встревоженный Сквернослов.

— Нельзя на них нагрузку давать! Все захлебнуться! Воздуха тут мало им! Я снижаюсь!

Самолет снова стремительно рвался к облакам. Но на сей раз не для того чтобы вырваться из сумеречного плена. А для того чтобы нырнуть в него. Васнецов поморщился. Неужели опять эта серость? Так не хотелось возвращаться из этой радующей взор и душу чистоты и света в привычный и опостылевший мир постядерной зимы.

— Высота?

— Шесть пятьсот.

— Так. Пробую запустить.

Четвертый двигатель засвистел и присоединился к своим собратьям, снова составив с ними гудящий квартет.

Варяг облегченно вздохнул.

— Кажись, пронесло. Тут все работает как надо. Идем на этой высоте. — Он, наконец, снова улыбнулся. — Хорошо, что на этом самолете автоматика установлена. Я мог и не успеть сообразить. Автомат сам двигатель вырубил.

— А если бы не автомат? — спросил Николай.

— За несколько секунд температура газов в турбине возросла бы. Ну и сорвавшийся поток воздуха еще. Короче двигатель мог разрушиться. Я бы просто мог не успеть среагировать. Странно вообще. На такой высоте и помпаж, — Яхонтов потер ладонью бороду. — Хотя чему удивляться после всего что было. Атмосфера разряжена ближе к земле теперь. Тут главное с перепугу не увеличивать тягу остальных двигателей, компенсируя потерю одного. Иначе помпаж накроет их все. И привет. Если не взрыв двигателя, то в любом случае скорость постепенно упадет до критической. Скорость сваливания. И будем лететь как рояль с двенадцатого этажа. Только дольше и трагичнее.

— Сплюнь, — нахмурился Вячеслав.

Николай слушал Варяга и все эти странные термины, и чувствовал дискомфорт от того что не мог толком понять о чем речь.

— Слушай, Варяг, расскажи про все это, — сказал он.

— Про что?

— Про то, как самолетом управлять. Про скорость сваливания и все остальное.

Яхонтов усмехнулся.

— Ишь ты. Ну ладно. Кому-то ведь свои знания передавать надо. Чай не молодой уже. Короче слушай. На самом деле ничего сложного в этом нет, как может показаться на первый взгляд. Сложно все вот это барахло, — взмахом руки он указал на бесчисленное количество приборов. — А вот взлететь и лететь, это как на велосипеде. Слушай короче…

Николай слушал внимательно, то и дело, поглядывая на элементы приборной панели, про которые упоминал Варяг. Но при этом он еще и умудрялся продолжать свое любование чистым небом.

— До захода солнце успеем? — спросил Людоед. — Не в темноте ведь садиться.

Варяг сверился с картой, часами и, цифрой пройденного в полете расстояния.

— Должны успеть. Я увеличу тягу двигателей. Прибавлю скорости.

— А топлива хватит?

— Садиться будем на парах, — усмехнулся Яхонтов.

Солнце уже давно не светило в лицо. Оно было теперь где-то позади и снижалось к горизонту, отчего линия, разделяющая тучи и небо окрашивалась в огненные багряные тона. Небесный зенит стал еще темнее, и наверху появились странные светящиеся точки. А чуть справа от курса самолета, на ладонь выше от горизонта, странный тусклый полумесяц.

— Это Луна? — с замиранием сердца спросил Николай.

— Она самая, — Яхонтов кивнул.

— Ребята так на ней и не побывали. — Сквернослов вздохнул. — Бедные Андрей и Юра, земля им пухом.

— А это звезды? — Васнецов устремил взгляд на мерцающие точки в зените, которых становилось все больше.

— Звезды, — подтвердил Людоед. — Варя, мы так в ночь скоро влетим. Имей ввиду.

— Я знаю. По моим прикидкам будет вечер, когда садиться придется. Снег не даст быстро стемнеть. Да и посадочно-рулежные фары есть. Разгляжу куда падать… Садиться в смысле… — Яхонтов тихо хохотнул.

— Варяг! — Воскликнул до этого момента спокойный Крест. — Посмотри! Посмотри слева! На восемь часов!

— Что там? — искатель повернул голову в указанном направлении.

— Это же инверсионный след! Полосу видишь?!

— Где?

— Выше смотри! Это след от самолета! Разве нет?!

Варяг задумчиво уставился на белую полосу, горизонтально перечеркивающую треть неба. Полоса кончалась, если конечно она кончалась, уже за пределами видимости из кабины пилотов.

— Далеко и высоко, — пробормотал Яхонтов. — Как думаешь, сколько у нас было шансов после двадцатилетия деградации и разрухи взлететь и столкнуться со следами другого самолета? Один из миллиарда, не больше. Это не инверсионный след.

— И что это, по-твоему? — спросил Сквернослов.

Варяг пожал плечами.

— Наверное, перистое облако.

— Наверное? — ухмыльнулся Крест. — То есть ты не уверен?

— Ну, я видел давным-давно перистые облака. Еще когда на МиГе летал.

— И какие они?

— Они перистые, — Варяг снова пожал плечами.

— Это понятно. Похожа эта полоса на перистые облака?

— Вроде, похоже. Я же говорю, давно видел. Сам посуди, Илья, откуда самолету взяться?

— А мы откуда взялись? — подал голос Николай.

— И то верно, — кивнул, соглашаясь, Вячеслав.

— Может, я схожу в кормовую кабину стрелка и посмотрю? — предложил Людоед.

— Поверь мне, Илья, с такого расстояния ты и в бинокль не различишь самолет, если он там есть. — Ответил Варяг и включил радиопереговорное устройство. — Какие цифры на борту, кто помнит?

— 19701, — Сказал Крест. — А что?

— Ну, надо ведь как-то представиться. — Ухмыльнулся Яхонтов и произнес в микрофон. — Внимание! Говорит грузовой борт 19701! Нахожусь на высоте шесть тысяч пятьсот метров! Всем кто меня слышит, ответьте. — Он закончил говорить и включил громкую связь.

В ответ слышалось монотонное, с редкими перепадами, шипение.

— Внимание! Говорит грузовой борт 19701! Нахожусь на высоте шесть тысяч пятьсот метров! Всем кто меня слышит, ответьте! — повторил Варяг. — Меня кто-нибудь слышит?

Монотонное шипение продолжалось еще около минуты, как вдруг шум из динамика стал усиливаться. Поначалу показалось, что это Варяг делает громкость выше, но это оказалось не так. Шум становился все громче и, сквозь шуршание пустого эфира стала слышна какая-то басовитая пульсация. Динамик зарычал какофонией низких и шипящих звуков, и сквозь это звуковой хаос прослушивалось нечто ужасное и утробное, произносящее пронзительным и долгим рыком:

— ХХХХАААААААААРРРРРРРРРРРРП!!!

— Вы слышали?! — заорал Николай. — Вы это слышали?!

— Что именно? — Варяг нахмурился.

— ХАРП! Оно сказало ХАРП! — продолжал кричать Васнецов, но динамик стих и снова наполнился монотонным шипением безмолвного эфира.

— Черт, а я надеялся, что мне показалось, — пробормотал Сквернослов, нервно стуча себя кулаком по подбородку.

— Так. Ну-ка всем успокоиться, — резко и громко произнес Людоед. — Такие глюки бывают в радиоэфире. Скорее всего, это солнечная буря. Скажи Варяг?

— Ага, — Яхонтов кивнул. Но тон его был совсем неубедителен. Он выключил переговорное устройство. — Иногда мы видим или слышим то, что либо хотим увидеть или услышать, либо наоборот, очень не хотим этого. Так что закрыли тему. Там перистое облако. А тут просто хрип магнитной бури. Мы единственные люди в небе. Скоро снижаемся.

Как это не оказалось печально для Николая, да, наверное, и для всех на борту, но возвращаться в серый разрушенный мир из сияющих чистотой и безмятежностью небес, покрываемых бриллиантами звезд, пришлось раньше, чем он мог предположить. Сверившись с Людоедом, который помогал ориентироваться и держать верный курс, Варяг направил самолет обратно к бесконечному ковру облаков. Однако это отвлекло Николая от тревожных раздумий по поводу странного и страшного возгласа в радиоэфире. Ведь он был абсолютно уверен, что это был именно возглас, а не просто помехи, вызванные солнечной активностью или чем-то там еще. Но теперь его взор был устремлен на приближающуюся пелену облаков и тяжесть мыслей о том, что надо возвращаться в сумрак давила на сердце. Но возвращаться надо. Облака становились все ближе, и вот, наконец, вокруг замелькали первые, еще прозрачные хлопья. Самолет погружался в этот океан все глубже. Белизну вокруг еще пронизывали яркие золотые струны солнечных лучей. Но они становились все слабее и слабее.

И вот уже знакомая унылая серость. Пелена лишила самолет всякой видимости. Стало только заметно, как снова растет напряжение Варяга, а на его лбу снова выступает пот.

— Высота, — резким голосом спросил он у Васнецова.

— Две тысячи семьсот.

— А облака все не кончаются, — покачал головой Людоед.

— А если впереди гора? — с тревогой в голосе спросил Вячеслав. — Как мы узнаем? Ведь уже совсем низко, а облака не рассасываются. Как узнаем что впереди гора?

— По характерному удару самолета об эту самую гору, — мрачно пошутил Варяг.

— Я серьезно, — поморщился Сквернослов.

— А я и не шучу. И все, не мешай.

— Начинается, — Славик вздохнул и полез обратно в кабину.

— Приготовься напрячь зрение! — крикнул ему Яхонтов. — Будешь нашей аэрофоторазведкой! И будь готов быстро выскочить из штурманской кабины! Если посадка будет неудачной, то там у тебя шансов не будет выжить!

— Спасибо, блин, утешил! — послышался снизу недовольный голос Сквернослова.

— Высота!

— Тысяча девятьсот!

— Твою мать! Да когда они кончатся!

— Тысяча пятьсот!

И разверзлась бездна. Самолет выскочил из облаков так неожиданно, что Николай даже вздрогнул.

Над представшей взору местностью уже сгущались вечерние сумерки. Даже после того рывка в несколько тысяч километров, что совершили они благодаря самолету, ничего нового в пейзаже который им открылся не было. Заснеженные леса. Завалы буреломов в тайге. Унылая серость.

— Блин, я думал мы, вылетим из облачности гораздо выше, и видимость дальше будет. — Проворчал Яхонтов. — Смотрите все по сторонам. Ищите реку. Топливо скоро закончится.

Ил-76 прекратил снижение, держась высоты в двенадцать сотен метров, прямо под давящим потолком туч. Варяг летел некоторое время прямо, все больше хмурясь из-за отсутствия подходящего места для приземления. Времени оставалось все меньше. Темнело. Кончалось топливо, которое на такой высоте расходовалось в большем количестве.

— Попробуй левее, — послышался голос Сквернослова снизу. Самолет стал медленно, будто нехотя, поворачивать. Вскоре стало отчетливо видно, что густой таежный лес резко обрывался и, дальше белела относительно ровная пустошь.

— Кажется река. Только она зараза петляет сильно, — пробормотал Яхонтов.

— Летим вдоль нее. Должны быть и относительно ровные места, — предложил Людоед.

— Надеюсь, — кивнул летчик. Он сбавил скорость, насколько это было возможно. Неизвестная пока река действительно стала ровнее уже через несколько десятков километров. Ровнее и шире. Однако надо было пролететь над ней некоторое расстояние, дабы убедиться, что этой импровизированной полосы хватит. Замерзшая речная гладь была покрыта снегом, но в широких и прямых ее участках в центре реки должно было быть меньше снега из-за ветров, которые на открытом пространстве чувствовали себя особенно вольготно и не давали скопиться глубоким сугробам.

— Вроде неплохое место, — пробормотал Яхонтов, вглядываясь в широкую белую ленту.

— Вертолет!!! — заорал Славик из штурманской кабины.

— Где?! — Людоед и Николай бросились к остеклению кабины. Даже Варяг привстал, расстегнув ремень безопасности.

— Справа! На берегу!

Первое что подумали люди, это то, что они увидят летящую или стоящую в целости винтокрылую машину. Но это было не так. На скорости и такого расстояния было трудно определить, что произошло с вертушкой, но было ясно, что она торчит, уткнувшись носом в сугроб. Вертолет видимо влетел в деревья, ломая хвостовую балку и винт, рубя при этом деревья, ставшие для него ловушкой. Трудно сказать, когда это было, но машина уткнулась носом в сугроб, а не покрылась этим сугробом сверху. Значит, катастрофа произошла уже после наступления зимы.

— Ми-24 кажется, — произнес Людоед, глядя в бинокль.

— Так он разбитый, — разочарованно буркнул Варяг. — Ладно. Шут с ним. Готовимся к посадке.

Самолет начал снижение. Высота всего двести метров.

— Следы! — снова закричал Сквернослов.

— Какие? — спросил Илья.

— Похоже от саней! Да! Прямо на реке! Под нами прямо! Колея очень широкая! И полозья нехилые! Большие саночки, наверное!

— Ну и что? Подумаешь, повозка деда мороза с оленями! — усмехнулся Людоед.

— А вот хрен ты угадал, морлочья душа! Следов животных нету, понял! Только следы саней! Они без всяких оленей ехали! И человеческих следов нет, если ты думаешь что люди толкали! Снег ровный! Только колея!

— Так может это не сани, а вездеход? — предположил Николай.

— Да нет, блин! Гладкая неглубокая колея!

— И как они без тяги двигались? Тут ведь равнина, а не гора, с которой вандалы телегу с бомбой на Вавилон пускали!

— Аэросани, — произнес, вмешавшийся в спор Яхонтов.

— Аэросани? — Людоед взглянул на пилота. — Так может у тех, кто на них тут разъезжает, есть авиационное топливо?

— Не факт, — Варяг нервно мотнул головой. — Не факт что оно нам подойдет. Да и двигатель туда просто автомобильный можно приделать.

Он вдруг резко снизился, отчего Сквернослов внизу испуганно завопил, и тут же потянул рули высоты на взлет, резко увеличивая тягу двигателей. Затем набрал высоту пятьсот метров и пошел на разворот.

— Ты чего делаешь? — спросил Илья.

— Снег разгоняю, — коротко ответил Варяг. Самолет лениво сделал круг и Яхонтов повторил процедуру, затем обратился к Людоеду.

— Илья, пойди в грузовой отсек. Рацию возьми. Отцепи крепление корпуса БМП кода скажу. Потом пристегнись, чтоб не вывалиться. Я открою рампу и задеру нос, чтоб корпус выпал.

— Зачем это? — удивился Васнецов.

— Посмотрим, насколько глубоко в сугроб он уйдет. Надо иметь хоть какое-то представление о том куда садиться.

Людоед ушел. Яхонтов снова стал одним сплошным напряжением, вцепившись в штурвал.

— Высота!

— Двести!

— Много, черт проскочили. Иду на следующий круг.

И новый заход. Самолет гудел и снова, будто нехотя делал очередной круг.

— Илья! Готов?!

— Да! — ответила рация.

— Открываю рампу!

Гул в самолете стал намного сильнее. Корпус завибрировал. Варяг по очереди разминал затекшие руки и еще сильнее сжимал дрожащий штурвал.

— Рампа открылась без замечаний! — доложил Людоед.

— Отцепляй!

— Отцепляю!

— Коля, высота!

— Восемьдесят пять!

— Отлично! — Варяг резко задрал нос, и двигатели завыли, казалось, на пределе свое мощности.

— Корпус пошел! — послышалось из рации. — Корпус вывалился!

— Кто вывалился?! — закричал снизу Сквернослов, который не был в курсе происходящего.

— Славик заткнись! — Варяг снова набрал высоту и пошел на очередной круг.

— Когда это кончится? — вздохнул Николай, адресуя вопрос самому себе.

Пока самолет в очередной раз делал петлю над выбранным местом, Людоед вернулся и пробрался в кабину штурмана.

— Заходим на посадку! Выпускаю шасси! Включаю огни!

— Мужики! БМП! БМП на реке прямо перед нами появился! — закричал Сквернослов.

— Заткнись Славик! Это наш БМП!

— Наш? — Сквернослов высунулся из кабины. — А как он внизу оказался?

— Уйди к черту!.. Илья! Что видишь?!

— Судя по тому, сколько эта железка весит, и с какой высоты упала, плотность снега тут приемлемая. Можно садиться. Корпус упал плашмя и ушел на треть примерно. — Ответил Людоед, глядя на темный корпус БМП освещаемый носовыми огнями самолета.

— Отлично! Вылезьте оттуда!

— А если бы снег был мягкий и корпус утонул? — Васнецов уставился на Яхонтова. — Мы что, в следующий раз луноход сбрасывать стали бы?

— Заткнись, Николай, черт тебя дери! Мы бы тебя сбросили! Высота и скорость!

— Шестьдесят высота, двести десять скорость!

Самолет давно проскочил сброшенный корпус боевой машины, и белая гладь замерзшей реки стремительно приближалась из вечернего сумрака. С той минуты как они увидели разбитый, вертолет совсем стемнело.

— Мать твою! — руки Варяга, сжимающие штурвал, совсем побелели. Все уже ожидали, что вот-вот произойдет касание, или на худой конец удар, но самолет вновь стал набирать высоту.

— Варя, в чем дело?! — воскликнул Крест.

— Я не могу его посадить!

— Как это?!

— Я габаритов не чую! Высоты не чую! — он щелкнул на панели тумблером, снова пряча шасси в корпус.

— Я же сказал высоту! — возразил Васнецов.

— Ее чувствовать надо! И Центровка изменилась, когда железку сбросили!

Гудящий лайнер опять стал делать круг.

Людоед полез в штурманскую кабину. Затем высунулся оттуда и, строго глядя на Яхонтова произнес:

— Соберись, Яхонтов! Центровку компенсируешь! Не так много этот корпус весил для этого самолета! Ну же! Ветра нет! Штиль полный! Посадишь без проблем! Ну!!!

— Какого хрена ты туда полез?! Вылезай! Тебя размажет, если мы ударимся!

— Я сказал, соберись! Заходи на полосу!

— Ты что задумал?!

— Полоса у меня перед носом будет! Я тебе подскажу!

— Оттуда переднюю стойку не видно! Вылезай, убьет тебя при ударе!

— Заходи на посадку!!! — Людоед заорал так, что заглушил рев всех четырех двигателей.

Самолет снова стал снижаться. Корпус снова завибрировал, и Варяг снова пытался унять его дрожание.

— Всем пристегнуться! Коля, держи свой штурвал!

— Как?!

— Нежно, черт тебя дери!!! Просто придерживай его и говори мне высоту!

— Триста! — Николай боязливо обхватил штурвал руками.

— Твою мать! Не сопротивляйся его ходу! Ты так мне мешаешь! Просто держи! — закричал Варяг. — Высота!

— Четыреста! Мы что, опять взлетаем?!

— Не мешай! — Дернул головой пилот. — Скорость!

— Триста сорок! Какого черта ты делаешь?!

— Убью, Васнецов! — зарычал Варяг и стал щелкать приборами. — Предкрылки… двадцать пять… закрылки… тридцать пять… нет… тридцать…

После этого самолет снова пошел на разворот.

— Опять круг?! — сокрушенно воскликнул Сквернослов, который сидел позади Николая. — Может мы обратно, полетим?! Так хоть поживем еще!

— Пасть закрой!

Из штурманской снова показался Людоед.

— Варяг! Если ты не начнешь, наконец, его сажать, то я взорву этот самолет к чертовой матери!

— Все, захожу!!! Скорость!!!

— Двести шестьдесят!

— Так! Закрылки… Закрылки… сорок три…

— Чего?!

— Руль держи как я! Выпускаю шасси!!! — все стали чувствовать пульсирующий стук.

— Что это? — крикнул Людоед.

— Это шасси! Гидравлика! Ничего страшного! Бывает! Входим в глиссаду!

— А что такое глиссада?! — воскликнул Сквернослов.

— Это мой кулак у твоей рожи, Славик!

Самолет сильно затрясло, и Николай почувствовал как его желудок снова, как и при взлете, начал гулять по организму. Но если тогда его вжало в кресло, то сейчас он словно давил изнутри на уши и горло.

— Так! Так! На себя! На себя, Варяг! — раздался крик Людоеда.

— Делаю!!!

— Еще! Еще!!!

— Так?!

— Держи на этом уровне! Сейчас будет…

Все ощутили сильный толчок и жуткий воющий гул, который особо сильно раздражал заложенные уши. Николай не слетел с кресла благодаря ремням, но они так впились в тело, что казалось сейчас раздавят его. Он тряхнул головой и, открыв рот, стал водить нижней челюстью из стороны в сторону. Вокруг мчащегося по замерзшей реке самолета разразилась настоящая снежная буря, которая еще больше усилилась, как только Варяг перевел внешние двигатели на реверс.

— Нихрена не вижу! Мы сели, Людоед? — прорычал Яхонтов, вглядываясь в снежную пелену. — Илья! Илья!!!

— Мы сели, — крикнул, наконец, Людоед. — Теперь неплохо бы остановиться!

— Ага! Выпускаю спойлер! Скорость!

— Сто!

— Много!.. Много!.. Теперь!

— Шестьдесят! Пятьдесят!

— Выключаю реверс! Гашу двигатели!

Самолет еще какое-то время катился, быстро снижая скорость из-за сопротивления снега. Шум стал стихать, как и буря вокруг, пока, наконец, в кабине не воцарилась непривычная после долгих часов полета и такой нервной посадки тишина.

Первым ее нарушил Варяг.

— Мы это сделали парни, — спокойно сказал он. — Мы за несколько часов совершили рывок, больший по расстоянию чем то, что мы проделали на луноходе от Москвы. Мы это сделали.

— Ты это сделал, Варя, — Людоед вылез из штурманской кабины растирая ладонью лоб и улыбнулся. — Ты и Колян. Вы молодцы.

На улице уже было совсем темно, когда они, наконец, покинули самолет и выкатили из его недр отдыхавший все это время луноход. Закрыли двигатели красными заглушками. Рампу снова закрыли, огни погасили и во мраке самолет выглядел совсем нереальным. Варяг уселся на колесо шасси и вздохнул, закуривая.

— Жалко как-то с ним расставаться, — произнес он. Затем поднялся и погладил ладонью корпус. — Молодец старичок.

Николай с грустью посмотрел на Варяга. Да, у каждого своя слабость. У летчика конечно самолет и небо. Трудно было вообразить, что чувствовал расставшийся, казалось навсегда с небом пилот, ставший по воле апокалипсиса искателем, рыщущим среди руин цивилизации и лишенным возможности даже лицезреть небо, когда он все-таки вопреки всему вспорхнул над облаками. Когда многотонная огромная стальная птица послушно пела своими двигателями, подчиняясь его воле и неся над мрачным небом в высших сферах, где царили звезды и солнце. Синее небо и свет. Наверное, и Людоед, и Вячеслав думали тоже самое, глядя сейчас на Варяга.

— Ого. Это бомбардировщик? — раздался неожиданный голос из глубин темноты.

Людоед вскинул автомат и сразу опустился на одно колено, развернувшись в сторону голоса.

— Нет. Это транспортный самолет, — ответил Варяг в темноту, включив фонарь и шаря лучом света в поисках источника голоса. — Кто тут?

— А вы американцы? — снова послышался спокойный и даже добродушный голос с каким-то странным акцентом.

— Нет, — произнес Яхонтов. — Мы русские. А вот ты кто такой?

— Охотник я.

— Чего прячешься? Выйди, поговорим.

— Повезло вам, однако, — ответил голос, не меняя интонации.

— В смысле?

— Если бы вы были американцы, я бы вас пострелял, — говоривший будто улыбался.

На свет, наконец, вышел низкорослый старик в добротной одежде из оленьих шкур и, в руках у него была старая снайперская винтовка.

— Дорообо, — он улыбался, отчего его и без того узкие раскосые глаза сливались с мириадами морщин, покрывавших лицо и терялись от поднимавшихся широких азиатских скул.

— Чего? — переспросил Сквернослов.

— Я, однако, поздоровался.

— А, ну привет, — Славик кивнул. — Ты чукча?

— Сам ты чукча. Охотник я, — ответил старик.

— Да это понятно, — улыбнулся Варяг. — Он не это имел ввиду.

— Ааа… Сох. Я якут. А вам не все равно?

— Ну а тебе не все равно американцы мы или нет? — вставил слово Николай.

— Американцы бомбили. Родину защищать надо, однако. Меня Молот зовут. Охотник я. — Человек не переставал улыбаться. — Гляжу, летит. И как покакал! Упало что-то, потом сели. Вы мне зайца спугнули. Кушать к ужину нечего. Коренья только. А Туз коренья не ест. Ему мясо надо.

— Погоди-погоди, — поморщился Варяг. — Не торопись. Я ничего не понял. Ты Молот? Это твое имя?

— Да. Охотник я. — Кивнул старик.

— А Туз кто такой?

— Волк. Ручной волк. Щенком еще взял. Тузик. Его медведь два дня тому ранил. Дома лежит. Без него охотиться трудно. Старый я совсем. А ему мясо надо, чтоб лечился. А вы зайца спугнули.

— Да дадим мы тебе мясо, — поморщился Людоед.

— Да я не про то. Сох. Шумит самолет сильно. Вы потише в следующий раз. Да? Куобах пугается. Ёлленэх давно не кормит.

Варяг вздохнул и потер лоб.

— А Куобах кто такой?

— Заяц это, — старик закивал головой.

— А Оленах?

— Ёлленэх? Ты на ней стоишь.

— Река что ли?

— Река это орюсь.

— Так все! — Людоеду видимо это надоело и, он подошел к старику и протянул ему руку. — Я Людоед. Мясо волку твоему мы дадим.

Якут неторопливо пожал руку Илье и пристально на него посмотрел.

— Людоед говоришь? Мясо человеческое что ли?

— Да нет, — Крест засмеялся. — Людоед это типа прозвище мое шутливое.

— Глупое прозвище в наше время, — покачал головой старик. — Грохнуть могут не спрося фамилии.

— Ладно. Переживу. Много вас тут?

— Кого нас?

— Ну, людей.

— Я один и Туз. Но Туз не человек. Волк ручной.

— Это мы поняли. Эта река, кстати, Ёлленах, по-русски случайно не Лена называется?

— Лена, — охотник будто обрадовался и закивал.

— А поселения есть поблизости?

— Там, за Улах-ан два тирана. Один на одном берегу, другой на другом. Далеко туда, — он махнул рукой в сторону, в которую был направлен нос самолета.

— А у них может быть авиационное топливо?

— Полно, — кивнул Молот и улыбнулся. — Пойдем ко мне. Все расскажу. Учугей?

— Чего?

— В гости говорю, пойдем ко мне. Погреемся. Поужинаем. Все расскажу. Я давно один. Поговорить не с кем. Сыновья давно ушли.

— А куда они ушли? — поинтересовался Васнецов.

— В лучший мир. — Ответил якут и продолжал улыбаться. Только теперь улыбался он грустно.

Варяг пригласил якута двинуться к его жилищу на их машине и все стали грузиться в луноход. Николай не торопился, пропуская всех в машину. Он, молча, стоял и глядел то на самолет, то на своих товарищей, то на покрытую небольшим слоем снега ледяную гладь. Он не понимал почему, но его не покидало вдруг возникшее чувство тревоги. Васнецов пытался разобраться, что именно вызвало это чувство. Но почему-то вспоминал, что оно появилось сразу, как только он услышал название реки.