Второй Легион

— Спасибо, Зокора, — величественно промолвил я.

— Всегда пожалуйста, — сказала она, и я был уверен, что услышал в её голосе улыбку.

Несколько часов спустя Фараиза проснулась и сделала то, что дети могут лучше всего. Она начала кричать. Все попытки успокоить её потерпели неудачу. Зиглинда сказала, что умеет ладить с детьми — у неё была сестра гораздо младше неё — и она старалась изо всех сил.

Завязанная в узел тряпочка, смоченная водой, принесла самый лучший результат. Ребёнок посасывал её и перестал кричать, а только ещё тихо, душераздирающе и безустанно плакал.

Когда мы вечером сделали привал, я оказался на значительном расстояние от лагеря с курительной трубкой в руке и просил богов дать мне терпения. Я услышал позади шаги, между тем я хорошо мог различать звуки: это были Янош и Варош.

— Это ужасно раздражает, — сказал Янош.

— Замолчала бы хоть один раз, — вздохнул Варош. — Только на одно короткое мгновение, чтобы можно было спокойно вздохнуть три раза! Она совсем измаялась, плачет и плачет, и плачет. Откуда она берёт силы?

— Думаю, дети такие.

— Я знаю, у меня у самого есть младшие братья и сёстры, — Варош плюхнулся рядом со мной на песок.

— Я только знаю, что её мать сделает всё возможное, чтобы вернуться к ней. Этот плачь… Ребёнок привык, что о нём заботятся, — заметил тихо Янош. — Можешь себе представить, чтобы усыпить собственного ребёнка и зарыть в песок?

— Нет. Должно быть она была в отчаяние, — сказал я.

Уже только мысль об этом заставила меня содрогнуться.

— Может она думала, что ребёнку лучше умереть, чем оказаться в плену? — было не похоже, чтобы Варош действительно в это верил.

— И кладёт в его могилу янтарь? Нет. Это была взятка для тех, кто найдёт ребёнка. Могу поклясться, что с тех пор, как её похитили, она беспрерывно молится за ребёнка. У меня поперёк горла стоит то, что мы ничего не можем предпринять, — Янош говорил тихо, но в его голосе слышался вопрос.

— Я не мог принять другого решения, — объяснил я, потягивая трубку.

Ощупав лицо Фараизы, я попытался представить как она выглядит, но не смог. В памяти осталось только ощущение бархатистой кожи.

— Её молитвы были услышаны. Это доказательство того, что боги влияют на события. Подумайте, каким ничтожным был шанс, что мы найдём её, — заметил тихо Варош.

— Часто говорят, что боги стоят рядом и ничего не делают, когда человек находится в беде, — продолжил я. — Но иногда я думаю, что мы просто не видим, что они для нас делают. Что им приходится думать о благополучие многих, когда они допускают бедствие одного.

— Что ж, сейчас они допустили, чтобы в беду попало много людей, — сказал Янош.

— Я никогда не видел армию Талака, но мысленно представляю её себе как бесконечного, чёрного червя, который растаптывает наши королевства в пыль своими тысячью ногами. А иногда мне снится, что наши мертвецы поднимаются из пыли и начинают шагать в ногу с этими армиями.

— В ваших снах, к сожалению, есть доля правды, — промолвил я тихо. — Лиандра сообщила мне, что через стену Келара перебросили мёртвых, а тёмная магия затем оживила их.

— Некромантия, — ужаснулся Варош. — Нет более запрещённой науки, чем эта. Ни одной, которая бы так противоречила воле богов! Как посмел кто-то так открыто восстать против богов?

— Два варианта, — ответил я. — Либо он не верит в богов, либо считает себя сильнее них. Нет, три. Он думает, что сам бог. До меня дошли слухи, что люди в Талаке должны ему поклоняться.

Вдалеке я услышал крик Фараизы.

— Судьба королевств — это то, на что мы почти не можем повлиять, — сказал Янош. — Даже если сейчас пытаемся. Но в наших силах изменить судьбу ребёнка к лучшему. Что вы собираетесь делать с Фараизей?

Я задумчиво затянулся трубкой.

— Я ещё не знаю. Всё зависит от того, что мы найдём в Газалабаде. У нас есть её родовой символ. Может в городе знают её семью, и мы найдём родственников. А может отдадим в храм? У нас есть золото, а вместе с приданым из янтаря будет достаточно для воспитания в храме.

— Оставить её у себя мы не можем, — сказал Варош. — Хотя мне кажется, что Зокора очень хотелось бы. Она положила в корзину ребёнка кинжал её отца.

Я рассмеялся.

— Я не удивлён.

Некоторое время мы так сидели, прислушиваясь к ветру, который заставлял шуршать дюны и к далёкому плачу младенца.

В кокой-то момент мы встали и вернулись в лагерь.

В эту ночь плачь Фараизы не давал мне спать; когда она наконец замолчала, я подумал, спит ли она или замолчала по другой причине. Но мне не пришлось размышлять об этом долго, потому что я сам провалился в сон, и был за это благодарен.

17. Гостеприимный дом

Эту ночь мы провели на открытом воздухе, без укрытия, не считая навеса из брезента. Утро поприветствовало меня потрескиванием песка, ударяющегося о мой брезент. Песок я обнаружил также во рту, ушах и носу, так как за ночь поднялся ветер.

— Солнце истекает кровью, — сообщила мне Поппет. — Я вижу тёмную, коричнево-красную полосу на небе, такое ощущение, будто пальцы тянуться в нашем направлении.

— Надвигается буря, — сказала Лиандра, стоящая рядом.

В данный момент нести Фараизу была очередь Зиглинды.

— Буря? Дождь будет как раз кстати, — заметил Янош. — Он, наконец, избавит меня от этого проклятого песка. Просто невероятно, куда он только не попадает.

— Не думаю, что будет дождь, — произнёс я тихо. — Грозовые тучи не коричнево-красного цвета.

— Что тогда несут эти тучи, если не дождь? — спросил Янош.

— Песок, — прокомментировала Зиглинда. — Нам нужно поторопиться! Надеюсь, мы достаточно близко к следующей дорожной станции, чтобы вовремя до неё добраться.

— Песок? — недоверчиво переспросил Янош. — Как песок может попасть в тучи? Я имею ввиду, как туда попадает вода я тоже не знаю, но песок?

— Поверь мне, это песок, — сообщила Зиглинда. — И, если мы не найдём укрытия, придётся туго.

— Хорошо, — я собрал своё снаряжение. — Тогда давайте больше не будем впустую тратить время.

— И не позавтракаем? — возмутился Янош. — Я должен маршировать на пустой желудок?

— Попробуй ногами, — крикнула Зокора. — На них идти намного легче.

— Я ошибаюсь или Зокора время от времени пытается шутить? — немного позже спросила меня Лиандра

Мы обмотали голову платками, и её голос звучал приглушённо. Но платки защищали нас от песка, который снова и снова поднимал ветер.

— Либо это, либо всё, что говорит, подразумевает всерьёз, — ответил я.

— Не знаю, что меня пугает больше, — сказала она, тихо рассмеявшись. — То или другое.

У меня возникла идея.

— Поппет?

— Да.

— Твой талант — камень. Песок — это не что иное, как растёртый камень. Ты можешь что-нибудь сделать?

— Нет. Камень есть камень, а песок есть песок. А мой талант — это только природная порода. Кирпичи или стена с деревянной конструкцией внутри не подчиняются моему таланту.

Я остановился.

— С каких пор вы свободны?

— Что вы имеете ввиду, Хавальд?

— Уже несколько дней твои ответы стали более объёмными, а также ты отвечаешь на вопросы, которые я не задавал напрямую.

Она вздохнула.

— Я была невнимательной после медвежьей пещеры. Она же вам сказала: я служу ей добровольно.

— Наталия, вы…

— Нет, сэр Хавальд. Поппет. Я Поппет. Так лучше, поверьте мне. Другие доверяют Поппет, но не Наталии.

— Но…

— Сэр Хавальд. Доверие нужно заслужить, верно?

Я кивнул.

— Я благодарю тебя за помощь в последние дни, Поппет.

Она ничего не ответила.

— Я что-то вижу! — крикнул спереди Варош.

Его почти не было слышно, песок в воздухе проглатывал все звуки и ударялся о ткань, обёрнутую вокруг моей головы. Моя рука лежала на плече Поппет, и мы начали бежать.

За последние часы ветер набирал силу. Все незащищённые места уже были стёрты до крови от постоянного песка. Зиглинда привязала малышку к телу, спрятав её под плащ, а из лёгкой ткани, которая была у нас — шёлковой пелёнки, в которую была завёрнута Фараиза — сконструировала своего рода палатку, в которой ребёнок мог дышать.

— Там впереди! — закричал Варош.

— Похоже на дорожную станцию, — выдохнула Поппет рядом со мной. — Я не уверена, но, кажется, это не развалены. Я вижу деревья, согнутые ветром, но не засохшие. Здесь ещё есть вода.

Мы побежали, и я сам удивился, что не упал. Но когда мы добрались до дорожной станции, мы обнаружили, что ворота перед нами заперты. Янош заколотил в дерево, но всё было напрасно, ветер заглушал любой звук.

— Помогите мне подняться наверх! — крикнул Варош, и мы с Яношем подняли его и изо всех сил подбросили вверх, так что он схватился за верхний край ворот и подтянулся. Всё же понадобилось некоторое время, пока ворота открылись.

Когда мы протиснулись через них, а затем, объединив усилия против ветра, опять закрыли, нам показалось, будто мы снова в «Молоте». Эта дорожная станция почти полностью совпадала с планом его строения. И в ней кто-то жил, потому что я услышал в конюшне животных, а посередине двора, возле павильона с колодцем, стояло ведро с верёвкой, сам колодец был тщательно закрыт от песка деревянным листом.

Без колебаний мы повернули налево, там находилось главное здание. Десять каких-то шагов привели нас к невредимой, но запертой двери, и Варош заколотил в неё. В этот раз его услышали, и дверь открылась.

С перспективы Искоренителя Душ я почти ничего не видел, только то, что нам открыл мужчина, почти такой же высокий, как и я, но шире в плечах.

Вместе с нами ветер задул в комнату песок, затем он утех, когда мы, объединив силы, закрыли дверь.

К нам поспешил человек поменьше.

— Добро пожаловать, эссэри, добро пожаловать! Меня зовут Фард, я сын Ашмаля, сына Джиарда. Я приветствую вас в своём доме, каким бы скромным он не был. Благословят вас боги, странники, и хвала им, что в такую ночь они показали вам дорогу сюда. Это Золам, мой бесполезный слуга, он также будет вам прислуживать… если конечно у вас есть монеты, чтобы заплатить! Если нам придётся снова выставить вас на улицу в такую бурю, это разобьёт мне сердце и, конечно, Золаму тоже, учитывая его глупость, — я хорошо понимал Фарда, хотя его произношение звучало странно.

— У нас есть деньги, — сообщил Янош.

— Благодарение богам, что мне не придётся отказывать вам в своём доме и быть таким негостеприимным! И Золам тоже, безусловно, испытывает облегчение, что сможет попотчевать вас свежими финиками, а не использовать дубинку. Заходите, садитесь, чай сейчас принесут!

Он хлопнул в ладоши, и я увидел, как к нам спешат другие силуэты, поменьше и изящнее: молоденькие девушки.

— Садитесь сюда. О боги, как же они вас наказали! Ваши глаза слепы? Вы видели слишком много чудес творения… Садитесь… Мои девочки помоют вам ноги, и вас ждёт курительная трубка лучшего табака, чтобы вы могли расслабиться. В этом доме вы нашли лучшую кухню Бессарина, подождите ещё немного и сможете насладиться невероятным вкусом. У меня также имеются для вас чистые комнаты. У вас есть деньги, но достаточно ли их, или мне с кровоточащем сердцем придётся поселить вас в конюшне?

— У нас есть деньги, — снова повторил Янош.

Я услышал в его голосе каплю раздражения.

— Хорошо, хорошо! — воскликнул Фард. — Боги и в самом деле улыбаются вам. Золам здесь почти ни на что не годен, он глупее вола, но намного сильнее и, оказывается, в чём-то всё-таки полезен, он отнесёт ваш багаж в комнаты, это он ещё с горем пополам способен сделать. Лучшие комнаты для этих господ, Золам и поторопись! Разве не видишь, как устали наши высокопоставленные гости?

Я как-то оказался на скамейке, и нежные руки расстегнули ремни моих сапог. Я слышал лёгкое хихиканье под столом, когда они тянули за мои сапоги; девушкам такая обувь была незнакома.

— Не знаю, хорошая ли это идея, — пробормотал Янош, сидящий рядом. — Подумайте, как долго мы уже не снимали сапоги.

— Мне всё равно, — услышал я голос Зиглинды. — Мои ноги изранены, и не только им не помешала бы ванна.

Но потом Фард снова перебил её, и я задался вопросом, сколько понадобится времени, пока мои уши станут такими же израненными, как ноги.

— Боги так устроили, что в моём погребе хранятся лучшие вина всех королевств. Если у вас есть деньги, то я смог бы освежить вас любым изысканным вином! Только назовите, какое пожелаете, я сразу принесу его и подам самолично. У нас также есть вкусная вода, потому что мои колодцы глубоки, а вода чистая и прозрачная. Боги запрещают требовать за воду деньги, так что я могу угостить вас лучшей водой, какую вы когда-либо пили, из чистой любви к ближнему! Она, словно нектар из глубоких недр земли, и некоторые клянутся, что моя вода лучше, чем самое сладкое вино, — наконец Фард вдохнул. — И вас ожидает ещё больше, благородные путешественники. У меня есть медовое вино, собранное девственницами в саду далёкого дворца, ферментированное молоко или виноград. Назовите мне все ваши сердечные желания и я…

— Хозяин, — услышал я голос Зокоры. Он был ледяным. — Тёплое молоко!

— … позабочусь об этом лично, чтобы исполнили любое ваше желание и даже предугадали его. Никто не должен покидать дом Фарда несчастным. Гость никогда…

— Тёплое молоко.

— … не должен испытать на себе, что ему в чём-то отказали…

— Фард, сын Ашмаля. Принеси нам тёплое молоко, — приказал я, и поток слов прекратился.

— Сию минуту! — восторженно воскликнул Фард и хлопнул в ладоши. — Тёплое молоко для наложниц, его быстро принесут! Но как бы неудобно не было настаивать, это почти разбивает мне сердце, но я должен также думать о себе и моей семье, потому что все живут здесь, пользуются моим великодушием и…

— Чего вы хотите? — грубо прервал его Янош.

Тем временем мои ноги находились в прохладной воде, и их мыли нежные руки. Я должен был признать, что, хотя это и было непривычно, но всё же приятно. Однако у меня было такое чувство, будто ещё чуть-чуть, и из моих ушей пойдёт кровь.

— Что такое наложница? — услышал я голос Зокоры.

Я произнёс про себя короткую молитву богам.

— … я глубоко сожалею о том, что должен спросить о цвете ваших денег.

Я полез в свой кошелёк.

— Фард, сын Ашмаля, сына Джиарда! — произнёс голос Зиглинды, нет, это была Серафина, но в этот раз в её голосе присутствовала сила — подарок фей, как называла это Зиглинда. — Послушайте меня. Меня зовут Серафина, я дочь Хасальфа, из племени Орла. Моё путешествие длилось долго, и я побывала в чужих странах. Теперь я возвращаюсь домой, и это мои спутники. Мужчина, с которым вы так неуважительно говорите — саик Хавальд. На его родине он богат и могущественен, его голос достигает ушей князей. Хотя он слеп, но могучий воин, а его мудрость широко известна, почти так же известна, как его гарем и красота его тысячи лошадей, и зелень травы его земель, на которых они пасутся. Человек рядом с ним — это Янош Тёмная Рука, храбрый воин и капитан охраны саика Хавальда. Его имя в наших странах славиться за острый клинок и нетерпеливость. Красавица с левой стороны саика, на которую вы осмелились взглянуть с нескрываемой похотью — Лиандра Белая. Она первая жена саика, дочь князя и от своего имени правительница над пятью городами, которые принесла в качестве приданого. Она обучена письму, наукам, танцу, пению и вещам, о которых вы можете мечтать, но не так, чтобы это было заметно. Она жемчужина в стране моего господина, и многие князья просили её руки. Прикасаться к ней разрешено только нашему господину, для всех остальных это означает смерть.

Думаю, я потерял дар речи точно так же, как и другие. Но Серафина только начала.

— Этот мужчина эссэри Варош Соколиный Глаз, воин своего бога Борона, друг нашего господина и сам герой, о подвигах которого много говорят. Рядом с ним находится Зокора Тёмная Ночь, первая жена Вароша Соколиного Глаза и хранительница тайн своего клана. Её глаза перевязаны, чтобы только те, для кого предназначен её клинок, видели её взгляд, прежде чем умрут. Её нежная рука исполняет волю богов. Женщина, которая гордо стоит рядом с моим господином — его первая наложница. Она тоже обучена танцу, искусству, пению и горячей стали, которую использует, чтобы отправлять убийц к богам. Наше путешествие было долгим. Не переживайте о золоте, ваша награда будет высокой, но следите за языком, потому что вы уже оскорбили моего господина и его свиту. Предугадывайте его желания, но делайте это тихо. Я надеюсь, Фард, сын Ашмаля, теперь вы понимаете, что этой жалкой лачуге, которую вы называете своим домом, выпала высокая честь! А теперь убирайтесь и принесите молоко!

— Э-э… конечно… немедленно! Прошу прощения! — только ещё промолвил Фард, а затем поспешил прочь.

Должно быть я чем-то подавился и закашлял, но и остальные испытывали тоже самое. Янош рядом со мной тихо хрипел.

— Значит вот как Хавальд. Ваш гарем знаменит? — спросила сидящая рядом Лиандра. Её голос раздавался прямо возле моего уха. — И я обучена тому самому искусству? — выдохнула она.

— Решай этот вопрос с Серафиной, — тихо ответил я. — Я невиновен.

— Так и сделаю. Или, возможно, нет. Может она расскажет мне ещё больше о моей красоте, женщинам нравиться такое слушать.

— Правда? — удивился я, а она рассмеялась и укусила меня за ухо.

После того, как мы немного оправились от словесной дуэли — никогда бы не подумал, что можно сказать столько слов, не переводя дыхания — Поппет описала мне комнату. Основное разделение и расположение дверей и окон я ещё помнил из «Молота».

Но в обстановки были явные различия. По сравнению с «Молотом» Эберхарда этот постоялый двор можно было назвать только роскошным. Стены и пол покрывали вышитые ковры. Посуда была из серебра, а кубки из дорого стекла. Однако, как объяснила Зиглинда, здесь, в старой империи, стекло было не таким дорогим, как у нас. Зеркала — абсолютная редкость в новых королевствах, здесь же их висело на стенах даже целых два.

Столы и скамейки были намного ниже, чем мы привыкли, и мягкие. А девушек, которые так любезно помыли нам ноги, была добрая дюжина.

— Звучит так, будто мы находимся в доме удовольствия, — наконец произнёс я.

Я почувствовал, как Янош рядом со мной пожал плечами.

— Не знаю, просто думаю, что всё имеет свою цену. Этот Фард, если бы смог, то продал бы нам даже воздух. Я ему не доверяю ни на шаг. Говорит, что его сердце разбилось бы, если бы ему пришлось выставить нас на улицу в бурю? Ха! У него разбилось бы кое-что другое, если бы он попытался!

Кроме нас были и другие гости, но не так много. Трое мужчин в таких же свободных одеждах, какие здесь носили, сидели вооружённые до зубов в углу, а также очень толстый пожилой мужчина, который не переставая ел, а между едой и вином иногда позволял одной из девушек засунуть себе в рот сладости.

Девушки были легко, почти скандально одеты, в одежды, которые частично были прозрачными, все черноволосые и с тёмными глазами, и ни одна из них не была старше пятнадцати.

Когда нам принесли вино, Варош схватил одну из девушек и притянул к себе. Она не сопротивлялась, когда он поднял её верхнюю одежду и осмотрел спину. Он тихо выругался. Затем отпустил её.

— У неё шрамы от ударов плетью, — сказала тихо Поппет.

Я кивнул.

— Наблюдай за Варошем. Если он сделает что-то необычное, я хочу об этом узнать. Не знаю, как его чувство справедливости будет здесь принято.

Сама еда была действительно исключительного качества и состояла из многочисленных блюд. Каждого блюда подавали понемногу, но все были отличные на вкус. Вопреки его обещанию, в погребе хозяина постоялого двора не оказалось ни Ортентальского вина, ни Фиоренцкого, но вино было достаточно хорошим, хотя и немного приторным.

Сладости предлагались параллельно на небольших серебряных подносах, и они были то, что произвело на меня больше всего впечатления. Мне всё время приходилось спрашивать, что я ем, и о большинстве вещей я ещё никогда не слышал. Засахаренные фрукты, медовая выпечка такая сладкая, что от неё сводило зубы, но всё же я никак не мог остановиться и продолжал есть. А под конец груши, покрытые нежной сладкой субстанцией, которая была так хороша на вкус, что я смог бы съесть целую дюжину. Серафина знала, что это. Субстанцию называли шоколадом, слово, которое я постараюсь запомнить. Если коротко — это было впечатляющие пиршество.

После еды я быстро устал, и не только я чувствовал себя так. Учитывая напряжение последних дней, чистая кровать была для нас по-настоящему желанной. Комнаты, в которые нас отвёл молчаливый Золам, были обставлены не менее пышно, чем комната для приёма гостей. Там была широкая кровать, шкафы, стол и буфет, а также два стула из розового дерева. Фонарь, который зажёг для нас Золам, был с запахом и наполнил комнату ароматом роз.

За толстыми стенами силу бури почти не было слышно, но, казалось, что она уже утихает.

Хозяин постоялого двора уверил нас, что «небесный ветер» скоро пройдёт мимо; он сказал, что бури здесь обычно короткие, зато очень сильные.

Я попросил Вароша зайти ко мне в комнату, прежде чем мы ляжем спать.

— С девушками здесь плохо обращаются, — объявил Варош, не успев войти. — Я не могу просто проигнорировать это.

— Вы должны, — ответил я тихо. — Это не наша страна и не наше право. Мы гости под его крышей.

— Это неправильно, — настаивал он.

— Вы почувствуете себя лучше, если я скажу, что я согласен с вами? Но это не наша задача.

— Как вы можете молчать об этом, сэр Хавальд?

— Это просто. Я сразу думаю о том, что случится с нашими женщинами, если Талак завоюет город.

Варош одно мгновение стоял, затем глубоко вздохнул.

— Я не буду ничего предпринимать.

— Благодарю вас, Варош. Мы уедим, как только сможем. Желаю вам спокойной ночи.

— Сэра Лиандра, сэр Хавальд, вам тоже хорошей ночи, — он уже зевал, когда повернулся, чтобы уйти. Это было заразительно. Я зевнул так сильно, что побоялся вывихнуть челюсть, разделся, помылся и упал рядом с Лиандрой, которая уже спала, на кровать. Постель была удобной и тёплой. Когда я потянулся в последний раз, я сонно подумал, что ещё никогда в жизни не чувствовал себя таким усталым. Я закрыл глаза и заснул.

18. Сила слов

Кровать внезапно стала ужасно холодной и неудобной, и мне недоставало близости Лиандры. Я повернулся к ней, и что-то холодное и твёрдое с громким звоном потянуло меня назад.

Я не лежал, а полусидел, прислонившись спиной к холодному камню, руки вытянуты над головой и обхвачены холодным, твёрдым металлом. В кандалах. Меня заковали в кандалы! Это был не сон. Кроме того, я был голым, каким меня создали боги.

— О, вы проснулись? — услышал я незнакомый голос. Рядом со мной зазвенели цепи, и я повернул лицо в этом направлении.

— Что… что случилось?

— Возможно, мне стоит представиться. Я Армин ди Басра, флейтист, акробат и сердцеед. Я родом из далёкого Янаса, где растут самые сладкие финики и где своим домом могут назвать самые красивые девушки. Я бы поклонился, — зазвенели цепи, — но нахожусь в том же неприятном положении, что и вы. Словно собака, прикованный цепью к стене.

— Я Хавальд.

— Там, где вам не хватает понимания, кажется вы скупы и в словах. Что ж, Хавальд, добро пожаловать в первый ад Сольтара — зал ожидания.

Я попытался выпрямиться, но был всё ещё слаб, а голова тяжёлой. Мир закружился, и на одно мгновение я был благодарен за то, что меня держат цепи.

— Вы можете сказать мне, что случилось?

— Нет ничего проще! Хотя я заперт здесь уже много дней, но острота моего ума и остроумие языка убедят вас в том, что я, Армин ди Басра, обладаю тем знанием, которое вам нужно.

— Янош! Варош! — крикнул я. Молчание. — Лиандра! Зиглинда! Натилия! Зокора?

— Это имена ваших богов? Зовите их ещё громче, и тогда случится чудо, дверь в нашу камеру откроется! Видите, я обладаю даром пророчества!

Действительно я услышал, как открылась дверь, и ко мне приблизились тяжёлые шаги.

— Какая собака лает здесь на весь дом? — выкрикнул хриплый голос.

— Не я, о, хозяин цепей и дубинки. Это чужеземец, в нужде он умолял о помощи своих богов. Пощадите его, он не знал, что для него лучше и…

— Закрой свою пасть, в противном случае я тебе её заткну!

— Как пожелаете, о Властелин Угроз.

— Я предупреждаю вас…, - начал я.

Затем что-то тяжёлое ударило меня по голове.

Когда я пришёл в себя в этот раз, я знал, что нахожусь не в постели, а всё ещё прикован к стене. Возле меня кто-то тихо храпел. Я поискал ногой, нащупал пальцами костлявую голень и толкнул.

— Что? Это вы! — выкрикнул Армин. — О, как же грубо! Вырвать меня из сладкого сна, где я был у груди девственницы! У вас совсем нет манер? Разве недостаточно того, что я, словно собака, заключён здесь. Нужно ещё делить мою клетку с паршивым псом, который ничего не понимает в этикете?

— Вы всегда так много говорите? — спросил я.

— Он спрашивает, всегда ли я так много говорю! Так скажите, почему бы и нет? Зачем мне класть слова на весы, словно скупой торговец взвешивает свои товары? Слов у меня много, это единственное богатое сокровище, которое у меня осталось. Чьё время я трачу в пустую, ваше что ли? Поверьте, у вас нет времени слушать мои хорошо сформулированные слова и … Ай!

Я нечаянно ещё раз его толкнул.

— Вы хотите теперь развязать со мной, Армином ди Басра, ссору? И всё должно закончиться рукопашной или скорее ногопашной, со мной, единственным другом, который у вас будет в этой печальной резиденции? О, боги, вы желаете ещё усугубить бремя моей судьбы, и теперь я должен отражать тяжёлые пинки, я, кого судьба уже и так достаточно отпинала?

О, боги. Я глубоко вздохнул. Это ещё станет весёленьким дельцем. Голова гудела, глаза болели, и в них двоилось. Я выпрямился, забыв пока про Армина и заморгал.

Да, я что-то видел! Не очень много, но это была не темнота моей слепоты, а мрак подвала, в который попадало немного света через щель в двери. Картина принимала всё более резкие очертания, когда двойное изображение исчезло. Я снова мог видеть!

— Спасибо! — выдохнул я.

Боги услышали мои молитвы.

— У него не только нет манер, теперь он ещё и с ума сошёл. Или ты благодаришь меня за урок учтивости?

Я повернулся к нему. В полумраке его было плохо видно, я смог различить только, что он маленький и изящный, голова выбрита, за исключение косы на макушке, а также он носил козлиную бородку. Он казался ещё более жалким, чем я, выглядел прямо-таки истощённым. Если у него и был хотя бы ещё один грамм жира, то это скрывалось от моих глаз.

— Я извиняюсь, Армин, — промолвил я, продолжая осматриваться.

Три стены были построены из больших, прямоугольных серых камней. Под соломой у моих ног я увидел эти гладкие каменные плиты, какие до сих пор можно было встретить в подвалах всех дорожных станций. Без сомнения, я находился в подвале станции, ведь я уже многие из них повидал. Я предположил, что этот располагается под комнатой для гостей. Железные цепи были старыми и ржавыми, но всё ещё крепкими и хорошо прикреплены к камню позади меня. Стена впереди была, видимо, возведена позже, и в ней находилась прочная, усиленная железом деревянная дверь.

Мы с Армином сидели рядом друг с другом, в левом углу комнаты, я ближе к середине, он к краю. Справа от нас ещё были две свободные пары цепей. На полу лежала как попало разбросанная гнилая солома, и я мог очень хорошо представить, как по мне лазают всевозможные насекомые. Моя голова уже чесалась, но цепи не позволяли её почесать.

— Вы настоящий господин, раз извиняетесь. А я был бы плохим человеком, если бы не принял ваших слов. Вы прощены.

— Спасибо. А теперь докажите мне свой острый ум и расскажите, что случилось.

— Что же, это легко, задача совсем не сложная! Вы странник из чужих земель, приехали издалека. Я узнал это потому, что у вас нет бороды, всё же вы не евнух, потому что борода растёт, так что, к вашей радости, ваши колокольчики ещё звенят.

— Колокольчики? Евнух? Не знаю, о чём вы говорите.

Он вздохнул.

— Я хотел выразиться изысканно. Евнух традиционно чисто выбрит. У него отрезаны яйца.

Теперь достаточно понятно?

Я закашлял.

— Э, да… продолжайте.

— Итак, у вас нет бороды, но вы всё же не евнух, значит родом не из Бессарина. До недавних пор вы были чистыми и хорошо питались. Руки и шея загорелые, значит не крестьянин, остальная часть тела бледная, словно сыр. Шрамы на вашем теле говорят о том, что вы были воином, пока не ослепли. Вы не моги путешествовать в одиночку. Великий воин или нет, слепой один далеко не уйдёт. У вас были с собой четыре красивые женщины. Это означает, что вы богаты. Два охранника, из чего можно заключить, что из-за вашей слепоты вы не опасны, поэтому за вас сражаются другие. Вы пришли вместе с песчаной бурей, и вас дружелюбно приняли, призвав показать монету, чтобы этот Фард прекратил жаловаться. Вас хорошо угостили, но вы утомились после путешествия, поэтому пошли спать, уверенные в том, что засов защитить вас, и вы будите в безопасности. А теперь оказались здесь.

— Еда была отравленной?

— О нет, это было бы слишком очевидно. Но её было много, верно? Вы наелись до отвала после всех тягот вашего путешествия? Усталость, которую вы затем почувствовали, появилась только из-за хорошей еды. Этот отец всех лжецов известен своей кухней. Нет, это фонарь в ваших роскошных комнатах. Он был с запахом, верно?

Я кивнул.

— Видите? Вот так нежный запах прелестного цветка убаюкал вас.

— Откуда вы знаете сколько людей меня сопровождало?

— Я побывал во многих странах, и тех, кого вы звали — это не имена богов. Два мужчины, четыре женщины.

Мужские имена редко заканчиваются на «а» или «е». Женщины должно быть красивые, в противном случае они были бы здесь, с нами, а мужчины сильные, иначе тоже разделили бы нашу судьбу.

— А моя слепота?

— Это было самое простое, — он пожал плечами. — Я слышал, как охранники над этим смеялись.

— Дверь была надёжно заперта, я точно это знаю. Как они смогли попасть в наши комнаты?

— Если дверь была надёжно заперта, что тогда остаётся? Вы догадались эссэри: стена. В комнате был красиво украшенный, тяжёлый и массивный шкаф и розового дерева?

В самом деле. Кто будет запирать свой шкаф?

— Что ж, вот вам и ответ. Ваша судьба и крушение, выраженные несколькими хорошо сформулированными словами.

Я покачал головой.

— Не могло всё пройти так гладко. Между тем мои друзья уже должны были проснуться и освободиться.

Он начал смеяться.

— Хавальд, боюсь, вы ещё больший дурак, чем я. Проснулись и освободились? Вы совсем не догадываетесь, что случилось?

— Скажите мне.

— Что говорит ваш голод после такого обильного обеда? А как ваши плечи и запястья, насколько они затекли?

Он был прав. Остальное я не заметил, но у меня урчал желудок.

— Вы спали три дня. Это третий вечер после бури. Ваши женщины и друзья уже давно покинули эти стены. И если они проснулись, то их ситуация ещё хуже нашей, по крайней мере, на данный момент, потому что я могу сказать вам, где они находятся. В подвалах старого невольничьего рынка. Завтра утром их продадут на аукционе. Страж нашей камеры настоящий друг по сравнению с охранниками работорговцев. Ваши женщины уже обесчещены, если только одна из них не была девственницей. Ваши друзья, если они подчинились, то ещё живы. Если попытались вызвать проблемы, то могу с уверенностью сказать, что уже мертвы.

— Невольничий рынок в Газалабаде? — спросил я.

— Да, там вы смогли бы его найти, если бы в вашей власти было покинуть эту такую приятную комнату. Но боюсь наш хозяин имеет на нас другие планы.

— И какие же?

— Пища для арены. Слепой воин и циркач. Кратковременное развлечение. Думаю, Фард получит за нас обоих всего пол серебряной монеты, если не меньше. Но он слишком труслив, чтобы убивать нас самому. Что делать с нашими телами, мы начнём смердеть! Поэтому он продаст нас для арены.

Я изучил свои оковы. Они были из железа, а железный штырь вбит в замок. И сидел он там крепко. Звенья цепи были ржавыми, но крепкими, а крепление в стене казалось прочным. Я потянул за цепи, раздался громкий звон, но кроме новой боли в запястьях ничего не изменилось.

Хотелось бы мне, чтобы Поппет была здесь. Или кто-нибудь другой. Мне пришла в голову мысль.

— А что с моим снаряжением?

— А что с ним может быть? Оно у Фарда, вместе с вашими деньгами. Он продаст всё, чем вы владели, на рынке — так он разбогател.

— Откуда вы это знаете?

— У меня было время подумать. Кроме того, у Фарда определённая репутация.

— И всё же он смог вас поймать?

— Трюк с фонарём был для меня новым. Даже старой собаке приходится учиться новым трюкам, если она хочет состариться. Боюсь, я учился слишком медленно. Я, конечно, надеюсь, что моё красноречие удовлетворит голод львов, которым меня бросят на съедение, но должен признать, что у меня есть некоторые сомнения по поводу того, что я смогу пережить это кормление.

— Я уверен, вы приручите их своим языком.

Я встал, всё ещё неуверенно держась на ногах, но постепенно мне становилось всё лучше. Я снова осмотрел оковы. Только этот маленький штырь держал их защёлкнутыми. Он был вбит молотком.

Ещё один удар молотком со штампом заставит его выскочить. Однако у меня не было молотка.

Я попытался вытащит руку из железного кольца, но и это было бесполезно. Каким-то образом все эти годы у меня получалось избегать быть скованным в цепи, и теперь получение такого опыта озлобило меня.

Я закрыл глаза и попытался угадать, где находится Искоренитель душ. Но ничего не почувствовал.

Этот штырь. Такой маленький кусочек метала стоял у меня на пути. Я попробовал, смогу ли ударить по штырю другой манжетой. У меня получилось. Но штырь не сдвинулся с места. Я изучил его более внимательно: один конец был сплющен.

Поппет с помощью своего таланта высвободила бы цепь из стены, Лиандра или Зокора, наверняка, вспомнили бы какое-нибудь заклинание.

— Почему вы улыбаетесь? — спросил с любопытством Армин.

— Я только что подумал о моих спутницах, и как они будут реагировать, если окажутся пленницами.

— Я же уже сказал, они будут страдать больше, чем мы. Для нас всё просто. Проглотят и отрыгнут, и мы будем мирно покоиться в желудке льва. А перед ними целая жизнь, полная страданий.

Не в том случае, если я смогу это предотвратить. Но как? У меня был только незначительный магический талант, которого хватит, чтобы зажечь свечу. Я снова посмотрел на штырь. Линдара объяснила мне, как работает магия. Все вещи вокруг нас содержали энергию. Маг забирал эту энергию из своего окружения и преобразовывал. Должно быть тоже самое происходило, когда я поджигал или тушил свечу. Когда я её тушил, я отнимал у пламя энергию. Энергия — это тепло. Перед внутреннем взором я увидел, как Зиглинда поднимает Ледяного Защитника и прикасается к стальному копью. Он покрылся инеем, затем она легонько по нему ударила, и он разбился в дребезги.

Тот же принцип. Любой солдат знал, что сталь становиться хрупкой при низких температурах. Мечи легче ломались, когда были холодными.

Я направил все свои мысли на штырь в моей правой манжете. Я представил себе, что он пламя свечи. Как именно я делал то, что делал? Было похоже на то, будто я тяну за верёвку… Лиандра рассказывала мне о жилах из чистой энергии… Может мой скромный талант всё же не так сильно отличается от её?

— Что вы там делаете?

Армин. Моя концентрация тут же нарушилась, и я вздохнул.

— Я пытаюсь уговорить манжету. Чтобы не беспокоить вас, я делаю это тихо, — ответил я немного колко.

— Что ж, тогда продолжайте. Если мой голос способен приручить львов, тогда вам, несомненно, тоже удастся уговорить глупую манжету.

Я прикоснулся к штырю пальцем. Я ошибался, или он действительно стал холоднее? Лёд и холод. В последнее время я, воистину, повидал их достаточно. Солнце и жара, их тоже было вдоволь.

Я смотрел на штырь, с одной стороны холод, с другой жар и представил, как они чередуются, туда-сюда, туда-сюда, жар здесь, холод там, а теперь снова холод здесь, жар там… Я ощутил давление на виски, как всегда, когда поблизости творили магию, но в этот раз я был рад этому знаку.

Давление становилось всё сильнее, боль в голове возрастала, из глаз потекли слёзы, а болт, казалось, расплывается перед глазами. Воздух наполнило звонкое гудение, когда жар и холод менялись местами всё быстрее — крик измученного металла… И с треском, будто Варош выстрелил из своего арбалета, штырь сломался. Я медленно опустился на колени.

— Что там происходит! — раздался голос от двери камеры, но я был почти не в состояние поднять голову.

— Чужестранец не в своём уме! Он хрюкает, словно поросёнок! Заберите его отсюда, я хочу покоя! Прямо сейчас я пишу стихотворение об уродливых ногах твой дочери, и не хочу, чтобы мне мешали, — Армин потянул сильно за цепи, и они со звоном натянулись. Этот звон не сильно отличался от того, который был слышен, когда сломался штырь.

— Ха! — крикнул охранник. — Этим ты не сможешь бросить мне вызов. Боги одарили меня лишь сыновьями.

— Какое облегчение. Для женщины ноги были бы действительно уродливыми, но для ваших сыновей как раз впору. Благодарю вас за это вдохновение.

— Ты хочешь оскорбить меня?

— Я бы не посмел, о Отец Дубинок!

— Хорошо, смотри, чтобы так и осталось.

Я стоял на коленях и тяжело дышал.

— Что с вами? — спросил Армин.

Его голос действительно звучал обеспокоенно.

Я вытер слёзы.

— Ничего, просто я должен отдохнуть. Армин, ваши слова, воистину, острее меча, вы его режете, а он даже не замечает, — сказал я тихо.

— А вы, воистину, более великий мастер, чем можно было представить. Ваши слова могут убедить железо. Скажите мне, о, Хавальд, покоритель железа, должен ли я теперь бояться за свою душу? Буду признателен, если смогу сохранить её ещё некоторое время. Она, конечно, не такая ценная, но она у меня единственная, и я к ней привязан. Без неё я чувствовал бы себя таким мёртвым.

— Что вы имеете ввиду? — спросил я.

Я устало прислонился к стене, пытаясь восстановить силы. Я чувствовал себя так, будто весь день бежал в гору с тяжёлой ношей на плечах. Мои руки дрожали, колени тоже, а перед глазами танцевали разноцветные огоньки. Но мне удалось сломать проклятый штырь.

— То, что вы спрашиваете, даёт мне надежду, что вы не некромант, проклятый богами, бич Безымянного для наказания мира. Если вы не окаянный грабитель душ, то я охотно назову вас другом, возможно, даже господином, если вы поможете мне избавиться от этих докучливых манжет. Но если вы поедатель душ… Клянусь вам, моя душа жёсткая и огрубевшая и, наверняка, вызовет у вас боль в желудке.

— Я не некромант, можете успокоиться.

— А может вы тогда маэстро? Мастер искусства?

Я покачал головой.

— Нет, мне жаль. Это всего лишь маленький трюк.

— Ни один трюк не может быть маленьким, если с его помощью можно добиться великого! Продолжайте со штырями, потому что завтра утром нас заберут на арену. Но, возможно, было бы уместно, если бы вы действовали немного тише. Совсем чуть-чуть. На незначительную малость. Может даже без звона в конце.

— Армин, я постараюсь.

Постепенно головная боль отступила. Я отыскал в старой соломе сломанный штырь и к моему удивлению увидел, что он блестит, как будто его отполировали, словно зеркало. Край излома даже не выглядел так, будто его сломали. Казалось, будто штырь был аккуратно разрезан пополам острым лезвием; металл здесь тоже блестел, словно зеркало.

Но там, где я прикоснулся к штырю, он стал тусклым и серым. Странный феномен. Может Леандра сможет мне объяснить его. На одно мгновение меня охватил страх, что я больше никогда её не увижу.

Я изучил обе части штыря, затем целый на левой манжете. Можно ли холод и жар приблизить ещё ближе друг к другу? Может тогда будет не так утомительно?

В любом случае Лиандра права: это была тяжёлая работа. Намного проще было бы выбить штырь молотком. Если бы был молоток.

В этот раз применить мой трюк оказалось проще. Было слишком темно, чтобы чётко видеть, что происходит, но и здесь у меня создалось впечатление, будто одно место штыря начало блестеть.

— Может мне начать шуметь, мастер Хавальд? Спеть песенку, зазвенеть цепями?

Армин. Опять. Я почувствовал, как моя концентрация ускользает, остановился и глубоко вздохнул, пока ждал, когда головная боль утихнет.

— Нет, спасибо. Просто не мешайте мне. Знаете, многое может пойти не так, когда тебе мешают во время подобного занятия.

— О, — сказал Армин, а потом действительно замолчал.

В полутьме камеры я осмотрел штырь. Посередине, там, где металл казался отполированным, его охватывало кольцо, примерно шириной с толщину ногтя. Следуя внезапной мысли, я потянул за манжету. С едва слышным щелчком штырь разломался на две части.

Я был свободен. Я открыл обе манжеты, зашевелил руками и, наконец, почесал голову. Как же было приятно.

— Действительно впечатляет. В этот раз я ничего не слышал. Могли бы вы порадовать и меня и освободить от моих цепей? Вы не пожалеете.

Я с сомнением посмотрел на него.

— Вы чужестранец и не знаете здесь ни обычаев, ни нравов, ни саму страну. Если бы я был вашим слугой, я, безусловно, мог бы оказаться полезным.

— Дело не в этом, Армин. Я просто думаю… Как насчёт того, чтобы для ваших цепей я использовал молоток?

— Для этого нужен молоток, а его нет, — сказал он.

— Я уверен, где-то тут он должен валяться.

Я снова одел манжеты на запястья.

— Что вы думаете об этом предложение, господин? Вы можете себе представить, взять меня в качестве своего слуги? Разве вам не нужна помощь, вы же слепой?

— Я не слепой, Армин.

— Не слепой? Я слышал, как охранники рассказывали, что работорговец проверял ваши глаза светом. Он был уверен, что вы слепой.

— Я был слепым. Теперь больше нет.

— Хвала богам, произошло чудо в этой жалкой камере! А я присутствовал, когда это случилось… и ничего не заметил! Может вы всё-таки уберёте штыри…

— Поверь мне, с молотком будет намного проще.

Я начал петь.

— Увидел парнииишка, как стоит служаааночка, с зооолотистыми волосами, преееекрасная как солнце!

Мальчик приподнял нооожечку…

— Боги, теперь он сошёл с ума, — выдохнул Армин. — Магия выжгла его бедный мозг!

— Тихо там! — закричал охранник.

— Когда служанка увидела ноожку, у неееё закружилась голова. Так что пааарнишка взял её за руууучку…

Дверь камеры распахнулась, и в неё ворвался охранник с дубинкой наготове, собираясь нанести удар. Из-за удивления я чуть не отреагировал слишком поздно, потому что на его поясе висело ничто иное, как Искоренитель Душ!

— Ко мне! — крикнул я

Клинок выскочил из ножен и прилетел мне в руку, сталь вспыхнула в тусклом свете, и я почувствовал его радость и возбуждение, когда мои пальцы сомкнулись вокруг знакомой рукоятки, а лезвие описало такую типичную для этого проклятого меча дугу.

Голова охранника отлетела в сторону, Искоренитель Душ искупался в крови умирающего, и ещё прежде, чем я повернулся к Армину и ударил два раза, кровь впиталась в сталь. В этот раз я разделил с ним чувство радости и удовлетворения, не стал сопротивляться, когда ощутил, как сила Искоренителя Душ перетекает в меня.

Армин сидел и широко распахнув глаза, смотрел на свои запястья. Обе манжеты были чисто рассечены на запястьях. Для Искоренителя Душ обычное железо не представляло препятствия.

— Видите, мне всё же не понадобился молоток, — заметил я.

Он медленно поднял на меня взгляд и сглотнул, не отрываясь, смотрел мне в глаза, и я прочитал на его лице страх, ужас и что-то ещё.

— Господин… Ваши глаза…, - прошептал он.

— Что с моими глазами?

Лиандра проверяла мои глаза и не заметила в них ничего особенного, в любом случае ничего такого, что могло бы объяснить слепоту.

— В них светятся серебряные звёзды, — выдохнул он, когда опустился передо мной на колени.

Я схватил его за тощие руки и поднял.

— Ерунда. У вас слишком живая фантазия.

В тоже время я задался вопросом, что мне напоминают его слова, но никак не мог вспомнить.

Я снял мою портупею и ножны с мёртвого охранника, но обнажённую сталь оставил в руке. Перспектива Искоренителя Душ тоже имела свои преимущества, для него дерево и камень не существовали.

Хотя раньше я редко использовал его способности, теперь не задумываясь, обратился к его зрению.

Я распахнул дверь камеры и оказался в маленькой комнатке, слева находилась оригинальная дверь подвала, прямо ещё одна стена с открытой дверью, а за ней я увидел мех ледяной выдры, лежащий перед открытым сундуком.

Я поспешил туда и улыбнулся. Охранник и в самом деле сделал мне одолжение. Он принёс мне Искоренителя Душ и в тоже время подсказал, где хранятся наши украденные вещи. Я слышал истории и легенды об изгоняющих мечах. Поговаривали, что их нельзя украсть у владельцев, потому что они всегда находили к ним путь назад. Теперь я уже в этом не сомневался.

— Армин, — я подозвал жестом циркача. — Помоги мне одеться.

19. Ужасный поцелуй

Наше снаряжение заполнило добрых три сундука. Даже золото и не огранённые алмазы Зокоры находились там. Я замер, когда увидел Каменное Сердце и Ледяного Защитника: их вид заставил меня понять, что мои друзья действительно находятся в затруднительном положении.

Меч Зокоры тоже лежал в сундуке с оружием, на ряду с целой кучей маленьких и больших кинжалов, гарротой и множеством острых шпилек, которые украшали её волосы, когда те доходили ещё до бёдер. Также там хранилась её короткая духовая трубка, она была короче моего предплечья, а ещё небольшая шкатулка из эбенового дерева.

Я осторожно открыл шкатулку, и в ней оказались ещё три стрелы для духовой трубки и четыре маленьких флакона, один из них пустой. Фарда, сына Ашмаля, сына Джиарда ожидает неприятный сюрприз. Я также нашёл мой кошель, конечно он был пустым или… всё-таки нет? Я медленно перевернул его, и в мою ладонь выпало кольцо. Кольцо коменданта.

Я снова увидел перед собой весёлое лицо Кеннарда. «Настанет такой момент, когда вам будут очень кстати полномочия, которые дает кольцо. Но это ваше решение.»

Недолго думая, я одел кольцо на палец.

— Ваше имя?

Я не знал, где я, и всё же мне почти казалось, будто я нахожусь в этом месте не в первый раз. Человек, стоящий передо мной и испытующе глядящий на меня, был мне очень хорошо знаком. Это лицо украшало все монеты его империи.

— Хавальд.

— Вы хотели сказать Хавальд из Келара, также называемый Родериком, графом фон Тургау, рыцарем альянса и паладином королевства Иллиан, верно?

Рука опустилось, и перо прикоснулось к белоснежному пергаменту и элегантно и плавно записало моё имя и титулы.

— Теперь вы берёте на себя командование над вторым легионом. Ваша обязанность использовать его, чтобы оберегать интересы империи, защищать граждан империи и обезопасить страны, которые вам было приказано защищать.

— Да, господин.

— Ваше задача — набрать новобранцев, обучить их и вооружить. Под вашу защиту попадают следующие страны, раньше также называемые колониями, а сегодня известные как новые королевства: Иллиан, Джасфар и Летазан. Обратите внимание на мои слова: второй легион не подчиняется этим королевствам, но и у вас тоже нет полномочий отдавать приказы правителям этих королевств или использовать легион против граждан этих стран. Вам это ясно?

— Да, господин.

— С этой печатью на вашей руке вы имеете право реквизировать необходимые материалы и персонал. Я бы посоветовал вам получить от мастера-оружейника в цитадели портальную книгу, она может быть полезна, — он улыбнулся. — Вы удивлены, Хавальд?

— Нет, господин. Я это знал.

— Вы всё снова забудете, — он посмотрел на меня. — Вы знаете имперские законы?

— Нет, господин.

— Получите как можно быстрее тексты законов, их исследование должно быть для вас интересным. К сожалению, вы не можете взять тексты отсюда. Всё это не по-настоящему, понимаете?

Я не ответил. Он вздохнул.

— Хорошо. Даю вам слово, что установил законы настолько справедливые, насколько это было возможно. Обычно это довольно длинная церемония, но вы спешите, и у вас есть на это все основания. Поэтому поклянитесь богами, что будите соблюдать законы империи?

— Клянусь Сольтаром, Астартой и Бороном.

— Хорошо. Тогда это всё. Удачи, она вам понадобится. Ах да, Хавальд?

— Да, господин?

— Когда лошадь заржёт… наклонитесь!

Я моргнул. На одно мгновение мне показалось, будто кольцо засветилось, и я что-то в нём увидел.

Пожав плечами, я одел перчатки. Во всяком случае, я не собирался рисковать и потерять кольцо ещё раз. Если я когда-нибудь и сниму его, то только для того, чтобы одеть коменданту легиона.

— Сэр Хавальд? — послышался голос Армина. Он ещё затянул одну пряжку на моём колене, а затем встал. — Могу я спросить… Вы выглядите как… Кто вы?

— Воин из чужих земель.

Я вышел из кладовой и закрыл дверь, после того, как Армин последовал за мной. Дверь, очевидно, была снята с другой комнаты и установлена здесь, у неё имелся замок. Я повернул ключ и сунул его в карман.

— Только дворянам разрешено носить здесь кольчугу, вам это известно?

— Да, — сказал я.

Я остановился возле лестницы, ведущей наверх и прислушался. Она вела в кухню. Единственный звук, который я услышал, был тихий храп. Я знаком показал Армину оставаться позади, прокрался по лестнице наверх и тихо открыл дверь.

Разумеется, дверные петли заскрипели и, разумеется, человек, который храпел, проснулся. Это была молоденькая девушка, которая заснула возле печи.

Она смотрела на меня, широко распахнув испуганные глаза.

Я приложил палец к губам.

— Шшшшш!

Она кивнула. Я приложил руку к щеке и наклонил голову на бок — всем знакомый знак для сна. Она снова кивнула и медленно завернувшись в одеяло, судорожно закрыла глаза.

Я прислушался возле двери в прачечную. Тишина. Быстро в неё заглянув, я удостоверился, что комната пуста. Затем прокрался дальше к двери, которая вела из кухни в комнату для гостей.

Позади меня что-то зазвенело. Я оглянулся. Там на цыпочках стоял Армин, преувеличено наклонившись вперёд и прижав палец к губам.

— Мне очень жаль, о Властелин Меча! Я буду вести себя тише! Не услышите больше ни звука! Даже сова не заметит меня и…, - видимо он увидел мой взгляд, потому что резко замолчал.

Я медленно приоткрыл дверь. Фард стоял возле прилавка и разговаривал с местным жителем. Я ничего не знал о здешних обычаях и совсем мало об одежде и о том, как она характеризует положение человека, но на меня он произвёл дерзкое впечатление. Такие лица часто можно увидеть болтающимися на виселице.

Я медленно вытащил из рукава духовую трубку Зокоры, убедился, что взял в рот правильный конец трубки и прицелился. Я ещё никогда не стрелял из духовой трубки, но принцип был простым, а расстояние составляло не больше одного шага. Я мог бы воткнуть ему стрелу прямо в шею.

Я попал, и Фард застыл в движении. Мужчина перед ним одно мгновение продолжал говорить, пока ему не бросилась в глаза неподвижность Фарда.

А может это был тот факт, что теперь я открыл дверь и вошёл в комнату для гостей. Толстый мужчина, которого я заметил, когда мы прибыли, всё ещё сидел в углу и ел — или снова расположился там. Он полностью меня проигнорировал. Не считая ещё двух мужчин, которые вскочили, когда увидели меня, комната для гостей была пуста.

Мужчина возле прилавка вздрогнул, затем узнав меня, рассмеялся.

— Посмотрите-ка, слепой! Я думал, ты прикован внизу.

Да. А теперь до него дошло, что на мне была одета кольчуга, а в руке я держал меч. Его глаза широко распахнулись, и он отпрыгнул назад, когда я сделал большой шаг в комнату.

— Сложи оружие и сдайся, — сказал я. — Это касается и вас двоих! — крикнул я другим мужчинам.

— Сдаться! Для чего?

Он вытащил свой меч, и заметив изогнутое лезвие, я задался вопросом, как оно повлияет на стиль боя.

— Сдайтесь, и я пощажу вас. Я хочу знать, что здесь случилось и куда увезли остальных.

— Вот как, тебе хочется это узнать? Ну, тогда иди сюда и выясни.

Я сделал шаг вперёд и обнаружил, что изогнутое лезвие и впрямь изменяет стиль боя. С широким размахом лезвие нанесло удар по моей левой руке, прорезав по ней вдоль. Часть меха ледяной выдры лопнула на плече, но кольчуга выдержала. Кожа бы порвалась.

Мужчина выругался, когда увидел под шубой вспыхнувшие кольца кольчуги и попятился назад. В эту игру могут играть двое, подумал я и сделал стандартное обманное движение, за которым последовал выпад. Он удивлённо посмотрел на меня. Клинок выпал из его руки, когда я вытаскивал Искоренителя Душ из его сердца.

— Как насчёт того, чтобы сдаться сейчас?

Я приподнял вверх бровь. Моя кровь пульсировала, а Искоренитель Душ пел в моей руке, но мне было всё равно, чего жаждет клинок, я не обращал на него внимания. Но я и не закрылся от него, мы были едины.

Оба мужчины посмотрев друг на друга, бросились к двери и потянули за ручку… Но дверь не поддавалась. Один из них попытался повернуть в замке ключ, другой вытащил меч и повернулся ко мне.

— Вы умрёте! — крикнул он. — Я уже убил четверых в бою. Мой клинок широко известен, а глаз меток. Позвольте нам уйти, тогда с вами ничего не случится.

— Четверых? — раздался голос позади. — Четверых! О, ты выродок сучьего отродья и змеи! Четверых! Князь Хавальд саморучно убил четыре сотни! Если хотите произвести не него впечатление, попробуйте что-нибудь другое.

Я вздохнул.

Другому наконец удалось повернуть ключ, и теперь он распахнул дверь и выбежал.

Когда и второй повернулся, чтобы сбежать, я бросил кинжал рукояткой вперёд. Мужчина упал, растянувшись на пороге, ещё раз приподнялся и замер.

— Армин займись делом и свяжи его, — крикнул я через плечо и бросился за первым мужчиной. Он мчался через двор к конюшне и что-то орал.

Заржала лошадь, и не зная точно почему, я нырнул вправо и перекувыркнулся… Четыре стрелы воткнулись в землю туда, где я только что ещё был.

Искоренитель Душ отбил пятую, запоздавшую стрелу.

Охранники на крепостной стене. Я ненавидел стрельбу из лука, особенно, если у меня не было с собой щита. Я знал, как подняться на крепостную стену. Зигзагами я побежал в сторону лестницы.

Ворота дорожной станции были закрыты. Пока их не откроют, никто от меня не скроется.

Я почувствовал движение — одна из девушек и подавил жажду Искоренителя Душ, но он уже нашёл другую цель. Он взметнулся вверх и воткнулся в дерево над головой, в низко свисающую крышу склада. С глухим хрипом вниз упал мужчина, но я уже пробежал мимо, бросившись к ступеням, которые вели на крепостную стену.

Снова в меня выстрелили, Искоренитель Душ дёрнулся совсем чуть-чуть, отразив стрелу, которая пролетела прямо возле уха, так что я почувствовал ветер. Охранник закричал в страхе и панике, когда я кинулся к нему. Его пальцы так дрожали, что он больше не смог выпустить ни одной стрелы, а потом я уже промчался мимо, оставляя за собой кровавый след от острия Искоренителя Душ. Я был словно в угаре.

Благодаря зрению моего меча, я увидел, что за деревянной стеной скрывается охранник. Искоренитель Душ нашёл его сердце, так что мне даже не пришлось замедлять шаг. Он бледно светился, словно лунный свет, и я заметил, как сияние перешло на меня.

Всё происходило так же, как тогда на перевале, когда свет Искоренителя Душ освещал ночь. Одно лезвие попыталось проткнуть мой бок, но оно не ускользнуло от Искоренителя Душ. Два круга сталью — и голова, равно как и рука с мечом, упали на пол.

Я побежал дальше. С каждой новой смертью его восприятие расширялось, он искал для себя новые жертвы, новую жизнь. Здесь в сене скрывался ещё один охранник, лезвие опустилось вниз, перерезав стог сена и одновременно шею.

Там отчаявшийся лучник пускал стрелу за стрелой, в то время как я с прохода на крепостной стене запрыгнул на зубцы, а оттуда на крышу, ему навстречу, пока Искоренитель Душ не воткнулся ему в сердце. Затем я спрыгнул с крыши и пригвоздил последнего к полу. Когда я вытащил лезвие из умирающего, на стали не осталось крови.

Бледное и бескровное тело мужчины осело. Ночь наполняло тонкое, звонкое гудение. Оно замерло, когда я направил Искоренителя Душ в ножны, и его свет потух. В первый раз за многие годы он вернулся туда довольный.

Я стоял во дворе, оглядываясь по сторонам. Я увидел восемь трупов и знал ещё о трёх, скрытых из виду, даже если не помнил, как их убил. Я чувствовал себя насыщенным, как будто поел до отвала. Армин стоял на коленях в дверях постоялого двора, возвышаясь над связанным пленником и недоверчиво смотрел на меня.

Я бросил взгляд на знак над входом в постоялый двор. Там в камне красовался бык. Я кое-что вспомнил. Разве Кеннард не говорил, что на дорогах и дорожных станциях действует имперский закон?

Я наклонился и схватил пленника за шиворот, поднял его вверх и прижал лицом к рельефу.

— Ты знаешь, что это значит? — прорычал я.

— Да, — прохрипел мужчина.

— И что же?

— Это знак Быков, легиона Асканнона.

— И какой здесь действует закон?

— Имперский закон.

Я отпустил его, бросив назад в комнату для гостей.

Я медленно вошёл в комнату, Армин быстро промчался мимо, и я закрыл за нами дверь. Затем встал на колени перед мужчиной и медленно снял левую рукавицу.

— Ты видишь это кольцо? — спросил я.

Он заморгал, его глаза распахнулись шире, и он, возможно, побледнел ещё больше… затем его глаза закатились, и он осел.

— Армин?

Я не услышал ответа и подняв взгляд, увидел его стоящим рядом с Фардом. Он махал рукой перед глазами хозяина постоялого двора, подул ему в ухо, щёлкнул пальцем по носу.

— Армин!

Он вздрогнул.

— Да, господин?

— У нас был с собой младенец. Обыщи дом, чтобы найти ребёнка. Живой или мёртвый, он мне нужен. И приведи ко мне самую старшую из девушек!

— Она будет прилагать все усилия, господин, — выкрикнул он, когда побежал выполнять задание.

Я вздохнул.

— Я хочу только поговорить с ней!

— Конечно, господин. Всё, что пожелаете! — услышал я ещё, затем он исчез.

— А теперь займёмся тобой, господин лжи, — я повернулся к Фарду.

— Нет, тобой, господин уловок, — сказал толстый мужчина со своего места.

Я совсем про него забыл. Он отодвинул тяжёлый стол с поразительной лёгкостью и встал, аккуратно вытирая губы платком.

— Я мог бы поклясться всеми богами, что вы слепой, — сказал он.

Теперь, когда он стоял, я увидел, что он скорее не толстый, а массивный, да к тому же великан. Когда он сидел на стуле, наклонив вперёд плечи и втянув в себя шею, он выглядел всего лишь как толстый мужчина. Конечно, он и сейчас был толстым, но, когда кто-то возвышается надо тобой почти на фут, это больше не так заметно.

Я сделал шаг назад.

— Меня зовут Ордун. Я хозяин этого места, Фард — только мой слуга. Жалкий, скулящий червь. Но он мне полезен, и вы его не убьёте.

Я схватился за Искоренителя Душ.

— Вы не вытащите меч из ножен.

Моя рука лежала на рукоятке, но на этом всё. Казалось, будто клинок примёрз к ножнам.

— И не двигайтесь, — он улыбнулся, показав белые и ровные зубы. — Вы интересный человек, саик из далёкой страны. Когда ваша служанка представляла вас, я подумал, что она преувеличивает. Просто красноречивая речь, но она вряд ли врала, верно?

Я хотел ответить, но не смог.

— Точно, вы не можете говорить. Какой позор. Наслаждайтесь этим чувством, Фард должно быть чувствует нечто подобное. Что вы с ним сделали? Отравили? Да, должно быть это яд, — он подошёл ещё ближе. — О я вижу, вы уже догадались, кто я такой. Или лучше сказать что, — его губы скривились в усмешку. — С вами будет интересно. Ваша жизнь, ваши знания, ваши желания, надежды и идеалы, можно сказать, ваша душа… лежит передо мной, как великолепная трапеза. Я оказываю вам честь, знаете? Уже давно я не ел такую душу. Было так скучно, всё время только ничтожные умишки, но вы… вы выглядите восхитительно. Так сказать, аппетитно.

Он поднял свои огромные руки и положил мне на виски. Я почувствовал давление, когда распознал его магию, которая выжигала мне череп, словно раскалённые кинжалы. Я хотел кричать, бежать, отвести взгляд, сделать хоть что-то, что-нибудь… сражаться, но был парализован, едва мог думать! Казалось, будто огромный кулак захватил в плен мой разум и медленно раздавливал.

Он улыбался, а его голова приближалась, глаза приковали меня к себе, а губы вытянувшись в трубочку, собираясь наградить меня чудовищным поцелуем. Мне хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этот последний момент.

— Я буду наслаждаться вами медленно, как хорошим вином особенного года. И никто нам не помешает…

Пфффт!

Глаза Ордуна расширились. Я увидел торчащую из его шеи маленькую стрелу, как раз между челюстью и ухом.

— Как только можно говорить так самовлюблённо! — сказал Армин с презрением в голосе. — От этого становиться прямо нехорошо.

Я всё ещё не мог двигаться, а глаза Ордуна продолжали держать меня в плену. Они были сосредоточенны на мне, и к моему ужасу его губы тем временем, миллиметр за миллиметром, приближались к моим.

— Я подумал, что нужно отключить его, как вы отключили Фарда, — Армин подошёл ближе, попав в моё поле зрения.

В руке он держал духовую трубку Зокоры. Я положил её на прилавок, когда вошёл в комнату, но она была пустой.

— Но стрела из шеи Фарда один раз уже была использована, может поэтому яд действует не так хорошо. Особенно, если учесть такое количество мышц и жира.

Армин подошёл и потянул меня за руку. С тихим царапаньем Искоренитель Душ выскользнул из ножен.

Глаза Ордуна сузились, он косился вниз, смотря мимо своих щёк.

— Я слышал, что убить некроманта очень сложно. Говорят, они могут пожертвовать жизнями, которые украли у других. Существует совсем мало надёжных методов. Сжечь — один из них. Или же использовать изгоняющий меч. В легендах говорится, что изгоняющие мечи метко поражает именно ту душу, потому что специально были выкованы, чтобы побеждать некромантов и других отродий.

Он поднял мою руку и направил Искоренителя Душ к толстому запястью великана передо мной. Небольшое движение, и кровь забрызгала на лезвие, потекла вдоль него и исчезла в ненасытной стали.

— Я всего лишь жалкий, маленький циркач, но всю свою жизнь слышал истории на рынках. Хочу посмотреть, правдивы ли они.

Я внезапно увидел, как лицо Ордуна приняло другое выражение, превратилось в другой облик и исчезло с улыбкой, затем появилось следующее и ещё одно. Обличья всё быстрее сменяли друг друга, калейдоскоп из лиц, каждое из них казалось улыбается мне, пока не осталось одно с ужасом в глазах: самого Ордуна.

— Поразительно, — сказал Армин. — Их было по меньшей мере три дюжины. Интересно, сколько ему лет?

Одрун всё ещё держал меня своими лапами, но внезапно на его толстом, круглом лице появились морщины, сначала лёгкие, потом они становились всё глубже, пока не стали грубыми бороздами, а кожа не приобрела текстуру выделанной кожи.

До недавнего времени я тоже мог посмотреть в полированное зеркало и увидеть там возраст моего лица, но не такой. Его губы и щёки опустились, рот открылся, обнажая жёлтые зубы и уменьшающиеся дёсны, зубы выпали и словно игральные кости застучали по полу, одно веко неудержимо обвисло, а молочного цвета глаз сдвинулось в глазнице.

Я почувствовал, как его чары слабеют и отпрыгнул назад, отдёрнув от его руки Искоренителя Душ; я ни за что не хотел, чтобы мой клинок принял его в себя.

К моему удивлению Искоренитель Душ вошёл в свои ножны и был доволен.

Великан всё ещё стоял передо мной, его лицо отражало столетия, он всё ещё не падал, в нём всё ещё теплилась жизнь. Его глаза больше ничего не видели, но тем не менее казалось, будто он взирает на меня. Он что-то прохрипел.

— Что он сказал? — спросил с любопытством Армин.

Затем Ордун упал. Я услышал хруст, когда его тело ударилось о камень, он один раз дёрнулся, а затем остался лежать неподвижно. Я прошёл к мужчине, которого убил первым, поднял его изогнутый меч и одним ударом отделил голову Ордуна от тела.

Я был убеждён в том, что он уже мёртв, но тот дёрнулся ещё раз… и лопнул, словно старый, сгнивший труп, каковым он и был. От него повеяло смрадом, и я отпрянул.

— Боги! — выкрикнул Армин. — Теперь мне нужно что-нибудь выпить!

Я продолжал отступать от монстра к прилавку, прислонился к нему и повернул голову к Армину.

— Раз уж наливаешь себе, то я тоже не отказался бы от глотка.

— Конечно, господин! — он наполнил кубок вином и протянул мне. — Скажите, разве Армин ди Басра не был прав? Разве он не был вам полезен?

Я сделал глоток, чтобы избавиться от горького привкуса и посмотрел на маленького мужчину. Его глаза светились, а козлиная бородка подпрыгивала вверх-вниз, когда он улыбался и одновременно пил. Вино стекало с уголков его губ, и он поставил пустой кубок на прилавок.

— В самом деле. Ты спас мне жизнь. Я благодарю тебя.

— Не жизнь. Я спас вам душу, господин.

Поверьте, эссери, жизнь без души — это ничто. Разве это не хорошее доказательство моей компетентности? Возьмите меня в услужение!

— Но что с твоим последним заданием? Ты нашёл младенца?

Он рассмеялся, это в одно и тоже время звучало грустно и счастливо.

— Разумеется я выполнил это задание. Посмотрите на лестницу.

Он указал на лестницу, которая вела из комнаты для гостей в номера. Там сидела молодая женщина с Фараизой у груди, малышка громко причмокивала и довольно лепетала, в то время как молодая женщина смотрела неподвижно в пустоту.

Казалось, с младенцем всё в порядке, и у меня от облегчения подкосились ноги. Видимо, я переживал за малышку больше, чем осознавал. Но только потом я по-настоящему увидел лицо молодой женщины. Её черты показались мне знакомыми. Я сглотнул, потому что не так давно видел, как именно это лик промелькнул на лице Ордуна.

— Она…?

Армин посмотрел на женщину, а затем на остатки некроманта.

— Да. Он спал с ней, и с тех пор она такая. Она потеряла ребёнка, но её грудям его не хватает. Её больше нет среди живых. Она мертва, даже если её тело этого не знает. А вы, эссэри, освободили её душу и послали к Сольтару.

— Откуда ты всё это знаешь?

Он посмотрел на меня.

— Давайте лучше присядем.

Он хлопнул в ладоши, и появились две другие девушки, испугано глядя на него с лестницы. Женщина с младенцем не двигалась.

— Вы обе, возьмите вёдра с тряпками и уберите то, что прилипло здесь к полу. Вы обрадуетесь, когда увидите, что это. Поспешите! — он ещё раз хлопнул в ладоши, и девушки побежали.

Он наклонился и нежно прикоснулся к щеке молодой женщины. Это было не просто сочувствие, казалось, будто он её знает и даже больше…

— Пойдём, мой маленький цветочек, вставай и следуй за мной. И дай ребёнку другую грудь.

Молодая женщина медленно встала, переложила Фараизу и последовала за Армином к столу, который находился далеко от мёртвых тел.

Фард всё ещё стоял за прилавком, там мы и оставили его стоять. Армин протянул мимо него руку и взял бутылку и два кубка и отнёс к столу. Там он помог молодой женщине сесть, а затем и сам занял место.

— Садитесь, эссери, потому что история будет длинной.

20. Старое право

Обе девушки, которых я видел только что, появились у подножия лестницы, держа в руках вёдра и тряпки. Они испугались, когда увидели тело первого мужчины и то, что осталось от Ордуна.

— Это Ордун! — выкрикнула старшая из них, а затем обе заплакали, в их глазах стоял чистый ужас.

— Девушки, всё хорошо! — крикнул Армин. — Вам больше никогда не придётся страдать из-за него. Но уберите, ради богов, то, что от него осталось. Теперь он воняет больше, чем, когда был ещё жив!

Обе поклонились и с сияющей улыбкой принялись за неприятную работу.

Армин налил мне вина. У циркача был хороший вкус, вино было не слишком сладким, как раз в самый раз.

Теперь у меня появилась возможность изучить этого мужчину более внимательно. Ему было примерно два десятки и десять лет. Он не был изголодавшимся, как я вначале подумал, а просто жилистым.

Внизу на складе он взял брюки и завязал их на поясе верёвкой, то есть был полуголым, но сидел так, словно одет как князь. Его загорелое тело украшало внушительно число татуировок, белые места отмечали те части, где он, вероятно, носил обручи или украшения. Его руки были тонкими, но сильными, а тёмно-карие глаза встретились с моими, и он не стал отводить взгляд.

— Как я уже сказал, я Армин ди Басра, флейтист, акробат и сердцеед. По крайней мере, был им раньше. Сегодня моё сердце разбито. Я родом из Яноса, и это правда, что там растут самые сладкие финики и своим домом называют самые красивые девушки. Но это не полная правда, потому что обо мне можно сказать намного больше. До недавнего времени у меня был цирк. Вот бы вам увидеть нас, эссэри, как мы демонстрировали наши трюки, показывали головокружительную акробатику на канате, извергали пламя, жонглировали, демонстрировали ловкость рук и предсказывали будущее! Мы были известны даже за пределами королевства. Цирк существовал в течение пятидесяти лет, мой отец руководил им до меня, и мы выступали с нашими трюками перед князьями, калифами и королями. Но самым большим нашим достижением была дрессировка! Особенно последний акт: молодая девушка и её езда на песчаной кошке! — он увидел мой взгляд и улыбнулся. — Вы не знаете, что это? Песчаная кошка — это королева пустыни. Кошка, величиной с пони, с золотистым мехом и шестью огромными лапами… в самом деле королевское животное, но она опасна, благодаря своей хитрости. Только короли и калифы могут на неё охотиться, и некогда ранее этих кошек не могли поймать, они предпочитали умереть. Но вот была она, Хелис, моя сестра, которой едва исполнилось шестнадцать, и она могла ездить верхом на таком животном. Песчаная кошка — величественное животное, эссэри, душераздирающей красоты и совершенства. Ни одно другое животное не может с ней сравниться, даже величественный грифон.

Я кивнул, потому что увидел, как блестят его глаза, сияние в них, когда он говорил об этом животном.

— Никогда раньше никто не мог так дрессировать. Эмир Газалабада захотел увидеть это чудо и пригласил нас в свой город. Так и случилось, больше года назад мы установили там на большом рынке наш манеж и целый месяц развлекали старого и малого, дворян и простолюдинов, свободных и рабов. С хорошо набитым кошельком мы отправились в обратный путь, в Янос. Хелис светилась от счастья, потому что у нас было достаточно денег для её приданого, так что по возвращении, она могла надлежащим образом выйти за муж.

Я принялся искать мою курительную трубку, не уверенный в том, что взял её из сундука, но всё-таки нашёл, а также остатки табака. Позади Армина я видел, как девушки с помощью небольшого совка впихнули последние остатки Ордуна в мешок.

Одна из девушек заметила мой взгляд, застенчиво улыбнулась и осторожно потянула мешок на улицу, в то время как другая опрокинула ведро воды на то место и начала яростно чистить щёткой полы.

С телом другого мужчины поступили менее бесцеремонно, каждая схватив за один ботинок и просто вытащили его во двор.

Я достал курительную трубку, но Армин протянул руку.

— Давайте я сделаю это за вас, — я немного помедлил и отдал ему трубку и табак. Он аккуратно набил трубку, а затем открыл фарфоровую баночку, которая стояла на нашем столе. В баночке тлели угли.

Рядом лежали тонкие лучины, одну из них он поджёг и вернул мне трубку. Я взял её и затянулся, в то время как он аккуратно давал мне прикурить. Трубку он набил хорошо.

Я с благодарностью кивнул.

— Что ж, до этого так и не дошло, — продолжил он. — Мы ещё не были в пути и четырёх дней, как на нас напала группа разбойников. Артисты должны быть выносливыми, и мы не собирались отдавать наше имущество этим безбожным бандитам. Мы отбили их атаку, но потом выяснили, что это была уловка. Хелис была похищена, а песочная кошка, королева пустыни, мертва, но нигде не было видно следов борьбы. Мой брат Голмут — он всего на год младше меня — взял на себя руководство нашего клана. Он хороший брат, но у него нет той стальной жилки, которая нужна для мести. В одном из наших старых ритуалов он объявил меня мёртвым, до тех пор, пока я не вернусь назад с нашей сестрой. Мой клан уехал, оставив меня одного, чтобы я похоронил кошку и нашёл сестру, — он вытер слезу с глаза и подлил себе и мне вина. — Кто мог бы похитить её? Она была красивой, наша Хелис, молодой и здоровой. Но такими были и другие женщины. Я искал везде, и мой путь даже привёл меня в глубокие подвалы невольничьего рынка. Постепенно мне всё же удалось выяснить, что я хотел знать. Мою сестру схватил не обычный работорговец. Мы циркачи, но Хелис родилась свободной, и для наших стандартов в хорошей семье. Все артисты страны уже давно знали о её судьбе, ни один из работорговцев не осмелился бы покуситься на человека из нашего народа. Но до меня дошли слухи о мужчине, который очень даже посмел бы сделать такое. Но только в том случае, если это особая жертва, человек с… даром, — он задумчиво смотрел в свой кубок с вином. — У Хелис был такой дар, так же, как есть у меня. Она могла завести настоящую дружбу с животными. Я… я, в свою очередь, понимаю животных. Это у нас в крови, у моего отца тоже был подобный дар. И песчаная кошка была не дрессированной, это был знак дружбы по-настоящему благородного существа. Только своего рода человеческий монстр ищет людей с такими особыми дарами: некромант, и только таковой мог победить кошку без видимых следов борьбы. Я продолжил поиск и нашёл на базаре ожерелье, которое раньше принадлежало Хелис. Угрожая и давая взятки, я выяснил, кто продал это ожерелье: им оказался никто иной, как Фард. Так я попал сюда всего за несколько дней до вас. Вы можете представить мой ужас, когда я попросил о девушке, чтобы вытянуть из неё информацию, а мне предложили Хелис. Но самое ужасное в том, что её душа больше не была в ней. Я сделал вид, будто беру её в свою комнату, будто хочу удовлетворить с ней свою похоть… Но должно быть я как-то себя выдал, потому что ещё когда обнял её, пытаясь найти в её глазах ту, что когда-то была моей сестрой, я уснул. Остальная часть истории вам знакома, господин.

Я посмотрел на молодую женщину, на Хелис. Она уставилась на стол и слегка покачиваясь туда-сюда, тихо напевала. В её руках спала довольная Фараиза.

— Позвольте мне быть вашим слугой, а Хелис кормилицей вашей дочери. В ней ещё кое-что осталось от Хелис, она сама, словно маленький ребёнок, со спокойным нравом. Только её глаза больше не сияют. Я не могу заставить себя убить её тело, господин. Поэтому ищу работу для нас обоих.

— Да, Армин, я нанимаю вас, — я сглотнул. — Я буду заботиться о Хелис. Но ты…ты можешь выяснить, наложил ли Орддун… наложил ли он руки на моих спутниц?

— Вы видели на его лице лик своих спутниц? — тихо спросил он.

Я покачал головой.

— Тогда он этого не делал. Видимо, был очень осторожен. Только вы, должно быть, невероятно его прельстили.

— Леандра и Поппет были бы для него намного интереснее, — тихо сказал я.

Армин пожал плечами.

— Кто знает, о чём он думал. Но я спрошу. Затем позабочусь о том, чтобы тело исчезло и выберу для нас лошадей. Если вы хотите ещё вовремя добраться до Газалабада, вы должны выехать утром и мчаться, словно демон. Солнце скоро взойдёт, осталось не так много времени.

— Хорошо, — сказал я. — Но нужно сделать кое-что ещё.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Отправьте ко мне самую старшую из женщин. Она будет управлять за меня этим постоялым двором.

— За вас, господин? Он принадлежит Фарду.

— Больше нет.

Я посмотрел на хозяина постоялого двора, он всё ещё стоял на том же месте и плакал.

— Хорошо, что ты напомнил мне о нём. Я ещё должен перекинуться парой слов с ним и вон тем, — я посмотрел на другого пленника, — потолковать с ними по душам.

Когда я встал, я заметил, что Армин хочет сказать что-то ещё, но не осмеливается.

— Что такое, Армин?

— Ничего, эссэри, ничего важного. Только… Я не вправе спрашивать вас об этом.

Я вздохнул.

— Я тебя не съем. Спрашивай.

— Эссэри, я… Просто…

— Что?

— Вы часто поёте? Вы поёте ужасно, ужасно фальшиво, и я не хочу…

Я встал и принялся за работу.

Когда мы утром отправились в путь, постоялый двор я оставил закрытым. Самая старшая из девушек, её имя я уже опять забыл, будет приглядывать за ним, пока я не вернусь. Перед постоялым двором, на небольшом холме, были воткнуты в землю два столба, каждый из них с прочной перекладиной наверху.

На этих двух Т висели головой вниз Фард и последний бандит, их артерии вскрыты традиционным способом. Они находились достаточно высоко, чтобы до них не добрались мелкие хищники. Перед местом казни я выжег на табличке из дерева описание их преступлений.

Армин помог мне с этим. Циркачи, похоже, расположившись у костра, передавали устно древние легенды. Таким образом, сказал мне Армин, империя раньше осуществляла правосудие.

— Но виселиц в виде Т здесь не видели уже много веков, — сказал он.

Он огляделся и изучил ряд копий, которые торчали из земли у основания виселицы.

— Вот это знакомо нам больше.

— Думаю, это знакомо везде, — ответил я, когда насаживал последнюю голову на копьё. Я помылся, и мы ускакали прочь.

От одной из голов, особенно громоздкой, остался один череп, и в нём была выжжена древняя руна. Некромант.

21. Золотой Газалабад

Мы действительно скакали, словно демоны и добрались до Газалабада в полдень следующего дня. Дня, когда рабов должны были продавать на аукционе. Уже в течении некоторого времени земля стала более зеленой, а на последнем этапе нашего путешествия она, наконец, начала соответствовать описанию Серафины. Когда мы по старой имперской дороге заехали на холм, и я увидел перед собой город, он произвёл на меня большое впечатление.

Высокие стены со странно изогнутыми зубцами и круглые башни светились в полуденном солнце жёлтым, почти золотым цветом. Газар, река, давшая городу его название и снабжающая землю зеленью, протекала по городу, словно стальная лента. По течению плыли десятки маленьких и больших речных барж или их по бечевникам тянули вверх по реке.

Огромная крепость, подумал я, намного больше, чем Келар.

Но когда мы подъехали ближе, и нас у главных ворот остановили охранники, я увидел, что эти впечатляющие стены были построены не из горной породы, а из обожжённых кирпичей. И не только это, везде были видны следы старости, небрежного отношения и разрухи.

В некоторых местах в валах были видны большие дыры, как будто кто-то большой ложкой сорвал кирпичи. Катапульты Талака восемь лет бросали в стены Келара камни величиной с человека… Эти стены не выдержали бы и недели. Я был разочарован.

— Пусть с тобой прибудет благословение богов, лейтенант, твой дом наполнится смехом детей, чресла твоей жены станут плодовитыми и округлыми, а жалование от города высоким для такого мужественного солдата, как ты, — поприветствовал Армин охранника, который вышел вперёд, чтобы осмотреть нас.

Я последовал совету Армина, и теперь на мне был одет бурнус, как называли эти развивающиеся одежды. Он выбрал для нас лучших лошадей, и, в общем целом, мы взяли с собой пятерых, две из них были нагружены самым необходимым из нашего снаряжения. Остальная часть нашей поклажи всё ещё хранилась на дорожной станции.

— О замолчите, Отец Преувеличений, — ответил солдат. — Я беден, и ни одна женщина не захочет явиться в мою жалкую хижину, если я не буду делать мою работу. Кто, о Мастер Длинного Языка, твой хозяин и что ему угодно в нашем золотом городе?

Только благодаря тому, что я наблюдал, я увидел плавное движение руки Армина, услышал звук монет, когда рука солдата, будто случайно, скользнула мимо поясной сумки.

— Капитан, пусть боги устроят так, чтобы ваши старания увидели и щедро вознаградили! Это мой господин, саик Хавальд, князь из далёких земель. Он приехал сюда, чтобы увеличить свой гарем. Взгляните, его дочь родилась от мёртвой матери, и теперь он ищет женщину, которая сжалится над этим маленьким червячком.

Солдат оглядел спокойную Хелис, которая держала в руках Фараизу и смотрела только перед собой.

— Почему, Сын Хвастуна, знатный господин должен путешествовать с такой маленькой свитой, да ещё с ребёнком? Разве ребёнку не было бы безопаснее в гареме? Признавайтесь, вы что-то скрываете!

— О нет, господин полковник, я бы никогда не посмел. Наша совесть чиста, словно молоко девственницы, просто дело в том, что мой господин суеверен. Он думает, что маленький червячок должен сам признать свою новую мать.

— Я ещё никогда не слышал подобной сказки, о Сын Лжи и поэтому поверю вам, ведь никому никогда не придёт в голову идея мечтать о девственном молоке, если он сам не попробовал его.

— О Мастер Меча, ты неприменимо когда-нибудь будешь командовать гвардией калифа, ведь ты человек глубочайшей мудрости, который необычайно хорошо разбирается в человеческой природе.

Снова и снова я слышал звук звенящих монет, и в какой-то момент, похоже, они договорились, потому что солдат улыбнулся мне, одарил Хелис долгим взглядом и поднял руку. На этот жест ворота города Газалабада открылись для нас.

Когда мы въехали, Армин передал мне белый камень, на котором был выгравирован символ, а гравировка обведена тушью.

— Хорошо храните этот камень, эссэри, он отличает вас, как самого почётного гостя города и откроет вам большинство ворот без каких-либо вопросов.

Я наклонился к Армину.

— И сколько он нам обошёлся?

— Семь серебряных монет.

Я поднял вверх брови.

— Разве это не слишком много? Сколько бы это стоило, если бы я просто подъехал и попросил впустить меня в город?

— Медяк или около того.

Я ошеломлённо уставился на Армина.

— Ты хочешь в самый первый день разорить нас? Для чего всё это?

— Что ж, я назову несколько причин. Во-первых, этот солдат стал нашим другом на вечно, и будет помнить о нас в положительном ключе. По крайней мере, пока не поднимется выше ранга полковника. Как генерал он будет неподкупным, это будет требовать от него его честь. Во-вторых, он теперь знает, что вы ищите одну или несколько женщин и не станет задавать вопросов, если мы в спешке покинем с ними город. В случае необходимости, он будет свидетельствовать, что они приехали вместе с нами. Он знает, что вы действительно князь, и вам разрешено носить кольчугу под бурнусом. И последнее, но не менее важное: теперь он знает, что ребёнку нужна мать. Пока вы беспричинно никого не убьёте на открытой улице, охранники будут закрывать на всё глаза. Тариф за каждый инцидент — семь серебряных монет, цена за наш вход.

У меня чуть не отвисла челюсть.

— Как можно научиться таким переговорам, и как ты смог всё это включить в разговор? Или ты его знал?

— Что ж, для этого нужны годы. Я его не знаю. Но торговаться легче, когда оба партнёра являются членами гильдии воров и могут правильно интерпретировать знаки, — скромно сказал он.

Я, потеряв дар речи, оглянулся назад, где большие ворота снова за нами закрылись. Гвардеец смотрел нам вслед и дружелюбно мне кивнул.

— Ты член гильдии воров? И тот мужчина тоже?

— Да. Все циркачи члены этой гильдии, хотя мы не воруем. Это защита для нас, чтобы нас самих не ограбили. Кроме того, нас, так или иначе, все считают ворами, — он посмотрел на меня и ухмыльнулся. — Говорят, что боги одарили артистов даром, незаметно воровать и никогда не попадаться с добычей. Я могу рассказать вам в чём секрет, о, господин неверия.

— Тогда расскажи.

— Если не воруешь, то не можешь быть и пойманным! Какой из тебя артист, если нет рук? Никто из нас не станет воровать, по крайней мере, если на это нет веской причины!

Когда я въехал в Газалабад, меня почти сразили впечатления и запахи. Улицы, хотя и шире, чем в Келаре, были так забиты народом, что, наверное, было бы быстрее, вести наших лошадей на поводу.

Везде туда-сюда сновали торговцы, и молодые мужчины и женщины предлагали товар из корзин, которые несли либо на ярме, либо, если это были женщины, балансировали на голове.

Довольно часто я видел городскую стражу в лакированных кожаных доспехах и с длинным посохам, заканчивающимся металлическим набалдашником. По течению толпы плыли паланкины, там и здесь со скучающим выражением лица ехали на лошади дворяне. А по кроям улиц стояли ящики и выставленные на продажу товары.

Здесь можно было найти всё, знакомое и незнакомое, и торговцы так громко орали, пытаясь друг друга перекричать. Молодые женщины в парандже, так что были видны только их глаза, гуляли вдоль улицы, часто сопровождаемые двумя или тремя мужчинами, которые не стесняясь использовали свои дубинки, чтобы освободить для женщин дорогу.

В тех местах, которые не были заняты чем-то другим, стояли нищие и во имя богов просили о подношениях, показывая ужасно гнойные раны и увечья и дрожащей рукой протягивали вверх деревянные миски, в которых всегда лежала только одна медная монета.

Над нашими головами протянулась путаница из верёвок, на которых весила одежа, бельё, простыни, часто также горшки или ящики, иногда такие тяжёлые, что, казалось, что они в следующий момент упадут на нас.

На всём лежал тёплый воздух Бессарина, здесь на улицах он застаивался, создавая такую жару, которую я всегда буду вспоминать, как только подумаю о золотом городе.

Мухи, целая армия, нет легион мух, танцевал в воздухе, заползал в открытые рты нищих, целой стаей сидел на медовом хлебе или засахаренных фруктах.

Между полуразрушенными домами, видимо, такими же старыми, как и сам город, глаза созерцателя снова и снова удивляла новая постройка. То в тени пальм стоял фонтан, где водоносы наполняли свои амфоры, то сад приглашал посмотреть на обилие экзотических цветов или же высокие стены из глазированных камней, окружающие дворец, пробуждали любопытство узнать, что за ними скрывается.

Везде сновали рабы, некоторые голые, на которых было почти грустно смотреть, другие одеты почти богато и гордо вышагивающие — их всех можно было узнать по медному ошейнику.

Что меня удивило больше всего, это что здесь присутствовали люди, кожа которых была тёмной, даже ещё темнее, чем у Зокоры, хотя и не такая блестящая. В большинстве случаев эти люди с тёмной кожей носили медные ошейники, но я также заметил некоторых богато одетых, идущих с высоко поднятой головой.

Громкий, яркий, полный криков и подавляющий — это был Газалабад, золотой город Бессарина.

Мы доехали по этой широкой улицы до следующих ворот в высокой стене. Там Армин низко поклонился, в виде исключения, не произнеся не звука. Он показал охраннику что-то, что было похоже на маленький камень, и нам открыли двери во внутренний город, место, где жили богатые и могущественные.

Мы зашли в другой мир, где улицы были скорее ещё шире, но не такими переполненными. Не было видно никакой разрухи, зато богато украшенные дома, декоративные фонтаны, также то и дело встречались пальмы и парки.

Здесь молодые женщины ходили по улицам в дорогой одежде и их не защищали размахивающие дубинками мужчины. Богатые граждане или дворяне останавливались возле киосков с финиками или курили трубку перед пекарней или чайной.

Дом, к которому привёл нас Армин, был похож на крепость, однако его стены украшала глазированная плитка, а среди них много золотых. Большие ворота защищали охранники в яркой одежде. Ворота были бронзовыми, а на них рельеф красивой женщины, которая мечтательно улыбаясь, собирала цветы.

Когда мы въехали во двор, к нам поспешило пятеро загорелых мальчуганов в белых штанах, для каждой лошади один. Две молодые девушки принесли для Хелис лестницу, а молодой мужчина изысканной красоты, в закрытой одежде писца, поприветствовал нас глубоким поклоном.

На входе находился резервуар с ароматной водой, молодые женщины сняли там с нас обувь и помыли ноги. Затем мы продолжили путь по полу, выложенного мозаикой и зашли в большой зал, в который через большое окно на крыше падал золотистый свет и который украшали статуи из драгоценного камня. Везде были расположены маленькие и большие фонтаны, вода которых приятно охлаждала воздух.

Я следил за тем, чтобы не наступить на бурнус, пока потрясённо оглядывался. Я чувствовал себя свинопасом, который в первый раз зашёл в дом с крышей.

Седовласый мужчина в богатой одежде принял нас в этой открытой комнате и низко поклонился. В тоже время лоб Армина чуть ли не коснулся полированного пола.

— О Сын Мудрости, вам знакома поговорка «На яблоки можно поймать обезьяну?», — спросил меня Армин, когда мы выехали с дорожной станции.

— У неё примерно тоже значение, что «На сало всякую мышь поймаешь»?

— Вы по-настоящему мудрый, господин.

— Прошу, побереги мой слух и скажи, что хочешь сказать.

— Что ж, говорят, что в Газалабаде можно найти всё что угодно, если только у тебя достаточно золота. Если человек владеет богатством или лучше сказать, показывает своё богатство, перед ним будут открыты все двери. Если кто-то действительно богат, он останавливается в Доме Сотни Фонтанов.

— Хорошо. Почему?

— Сначала послушайте до конца, что я скажу, господин нетерпения. Проведённая там неделя будет стоить нам от двух до трёх золотых крон.

— О боги, да это целое состояние! За эту цену можно купить дом.

— Да, эссэри, но с выбором этой гостиницы вы покупаете также другие привилегии. Видите ли, в работорговле есть свои собственные правила. С определённой суммы ставку можно делать только в том случае, если за вас может кто-то поручиться, кто гарантирует, что вы в состояние заплатить эту цену. Кроме того, почти невозможно посетить рабов в подземелье перед аукционом, это лишь преимущество дворян и действительно богатых, и гостей Дома Сотни Фонтанов. Как гостю, вам там с радостью предоставят молодого человека, который одним жестом устранит волшебным образом все проблемы, которые появятся в таком деле у обычного смертного. Разумеется, за определённую финансовую компенсацию. Видите ли, эссэри, большинство рабов стоят намного меньше, чем ночь в Доме Сотни Фонтанов. А вам перед аукционом необходимо посетить подземелья. Если ваши женщины такие красивые, как вы говорите, их не будут продавать публично. За них предложат цену раньше. Если вы опоздаете, чего пусть не допустят боги, то на ваши вопросы ответят скорее, чем на вопросы незнакомца, который не знает правил. Никто не будет беспокоиться о том, почему богатый человек хочет чего-то странного, однако наивный незнакомец вызовет подозрение.

Я моргнул, мне нужно было ещё раз обдумать последнюю часть его слов, чтобы понять.

— Это самый быстрый путь к моим друзьям?

— Да. Если только вы не хотите атаковать невольничий рынок, обнажив меч.

— Это, Армин, запасной план.

Так и случилось. Вскоре после полудня саик Хавальд, сопровождаемый верным слугой Армином и деликатным молодым человеком из Дома Сотни Фонтанов, спускались по крутой лестнице вниз, которая вела в рабочую комнату главного надсмотрщика.

Армин начал переговоры по-своему.

— О Господин Цепей и дубинок, мой господин…

Главный надсмотрщик был пожилым человеком с телосложением боевой собаки и с шеей, словно ствол дерева. У него были короткие, седые волосы и лицо, будто вытесано из гранита. Его нос так часто ломали, что он был приплющенным. Одного уха не хватало. К моему удивлению у него на шеи был медный ошейник.

Видимо, состраданию рабы здесь не обучались. Взгляд из его глаз и, казалось бы, случайное прикосновение железной дубинкой, заставили Армина замолчать.

— Чего вы хотите?

Он говорил со странным акцентом, но я хорошо его понимал.

— Вчера сюда прибыл груз рабов. Необычный груз. Эльфийки, одна, словно алебастр, другая как обсидиан. Сопровождаемые светловолосой и рыжей красавицами. Только у рыжеволосой длинные волосы, трое других носят их коротко подстриженными. С ними были двое мужчин, один светловолосый, стройный и высокий, другой мускулистый, с телосложением как у вас.

— Что вы хотите с ними делать?

— Выкупить.

Надзиратель коротко и отрывисто засмеялся.

— Это едва ли возможно! — он увидел моё лицо и поднял руку. — Успокойтесь. Я видел по крайней мере одну из описанных вами людей. Тёмную эльфийку. Её и в самом деле сложно забыть. Её сопровождали ещё двое, чьих лиц я не смог разглядеть. Но, полагаю, что одна из них тоже была женщиной, хотя и очень высокой.

Я заставил себя проявить терпение.

— Хорошо, где мне их найти?

— Вы думали, что они рабы?

— Не играй со мной, — тихо сказал я. — Вы так же, как и я хорошо знаете, что они не рабы.

— Тогда почему вы ищите их здесь?

Он казался искренне удивлённым.

— Потому что их похитили, чтобы сделать рабами!

— Они не были ими, когда стояли здесь и сами продали мне груз рабов. Маленькая эльфийка, она назвала себя Зокорой, вела переговоры. Мы поговорили немного о том о сём, и я помог ей с бумагами, — он весело улыбнулся. — Мне очень понравилась эта сделка.

— Хороший человек. Расскажите мне, что знаете. Прошу вас.

Он поднял на меня глаза.

— Это ваши друзья, не так ли?

— Да, — я бросил на стол золотую монету. — Рассказывай.

Армин вздрогнул и в ужасе поморщился.

— Эссэри, вы должны развить больше чувства такта! Переговоры так не ведутся…

Надзиратель только взглянул на него, и поток слов Армина оборвался. Мужчина положил один палец на золотую монету, мгновение помедлил, а потом снова подвинул в мою сторону.

— Они приходили сюда вчера утром. У них было с собой девять мужчин. Каждый из этих мужчин испытывал абсолютный страх перед эссэрой Зокорой, и каждый из них был рад, что я его купил. Эссэра спросила, что я потребую, чтобы обеспечить каждому этому мужчине рабство до конца его жизни. Я назвал ей цену. Мы исчезли в моей комнате, она выполнила моё желание, затем я подготовил бумаги и заплатил целую крону за всех девятерых. Между тем я продал мужчин в медные рудники и получил прибыль. Никто из них больше не увидит света до конца своей жизни. Мне были знакомы эти мужчины, эссэри, они работорговцы, часто привозившие мне сложный товар, — его рот скривился в злобную усмешку. — Но каким-то образом с тех пор я забыл их лица, — он поднял на меня взгляд. — Здесь вы не найдёте своих друзей, господин.

— Вы знаете, где они остановились?

Он покачал головой.

— К сожалению, нет, господин.

— Как они были одеты?

— Как работорговцы, тёмные плащи и острые мечи, у женщин тоже.

Я дружески кивнул.

— Благодарю вас. Я могу увидеть рабов?

— Нет, я же уже сказал, что продал их. Так было лучше всего. Страх перед рудниками сводил их с ума. Мне пришлось заткнуть им рты, в противном случае они всё ещё продолжали бы нести вздор о том, что ваши друзья все колдуны.

— Понимаю. Спасибо, — я снова передвинул монету в его сторону. Он оставил её лежать.

Я собрался уходить.

— Господин?

— Да?

— Если вы увидите сэру Зокору, пожалуйста передайте ей, что я в любое время снова готов вести с ней дела, — он широко улыбнулся. — Её ведение переговоров впечатляет.

Я был рад, что смог оставить позади вонь подземных темниц и, когда мы вышли на солнце, сначала глубоко вдохнул. Деликатный молодой человек из Дома Сотни Фонтанов попрощался, степенно поклонившись — он заработал пять золотых монет, не произнеся ни звука. Мне было всё равно, теперь я знал, что мои спутники ещё живы.

— Они сами освободились, Армин. По крайней мере, трое из них, — сказал я. — Что ты на это скажешь?

— Я бы сказал, о Сын Радости, что вы действительно тщательно выбрали своих друзей. И они осторожны, что тоже говорит в их пользу, потому что они переоделись.

— Это осложнит их поиск.

— Но они хорошо всё продумали. Это же две эльфийки, господин. Существуют легенды и истории об этих существах, хотя их не видели здесь уже очень давно. Многие мужчины возжелали бы их, если бы смогли узнать.

Я рассмеялся.

— Они уже заняты.

— Это не стало бы препятствием. Для любого гарема они были бы выигрышем. Некоторые заплатили бы кучу золота, чтобы завладеть ими. Уже только потому, что в их чресла вернётся молодость.

— Это просто вздор. Глупое суеверие, не больше.

— Да, Господин Мудрости. Вы это знаете, потому что это ваши женщины, я это знаю, потому что вы мне сказали, но знают ли это похотливые старики, которым их вид напомнит о собственной молодости? Какую цену готов заплатить старик, если считает, что может вернуть себе молодость?

Я не хотел об этом размышлять, вопрос слишком глубоко затрагивал мои собственные интересы.

— Нам нужно их найти, — я огляделся, как будто именно в этот момент один из моих спутников должен был попасть в поле моего зрения. И постепенно до меня начало доходить, каким масштабным будет поиск в этом городе. Газалабад был словно муравейник. С чего вообще начать?

— Что ж, эссэри, позвольте мне позаботится об этом. Если они в городе, то я их найду. Но вы уверенны, что они в городе? Разве они скорее не попытаются спасти вас?

— В таком случае разве мы не встретили бы их на дороге?

Он задумчиво кивнул.

— Да, господин. Здесь вы тоже правы.

22. Площадь Дали

Армин ушёл, чтобы разузнать об их местонахождении. Мы договорились встретиться вечером в Доме Сотни Фонтанов. До тех пор я был предоставлен самому себе и решил немного изучить город. Может мне поможет случай.

Зокора и по крайней мере ещё двое из группы были свободны. Я предположил, что это Поппет и Варош. Работорговцы, которые хотели отвезти их в Газалабад, похоже, испытали неприятный сюрприз, скорее всего в тот момент, когда Зокора проснулась.

Хотелось бы мне увидеть, что она сделала, чтобы так сильно напугать этих закоренелых негодяев, что они предпочли жизнь в рабстве её компании. Я всё время забывал, что существует Зокора — не моя спутница или возможно даже подруга — а воин тёмных эльфов.

Почему они не вернулись к дорожной станции?

Я предположил, что Зокора не испугалась тамошних охранников. А об Ордуне, которого боятся были все основания, они ничего не знали. Или всё же знали?

Я мог с уверенностью сказать, что Зокора теперь уже узнала даже самую последнюю тайну работорговцев.

В конце концов, на дорожной станции находилось её снаряжение. Хотя у Зокоры не было изгоняющего меча, всё же я был уверен, что она не захочет обхдиться без своих вещей, уже только её кольчуга была незаменима.

Было два варианта. Один из них: они ничего не знали. Армин рассказывал, что Фард часто незаметно продавал имущество своих жертв на базаре, и пока я не нашёл наши вещи, я сам предполагал, что они находятся на пути в Газалабад. Что касается меня: кто знает, что они узнали обо мне, может они считали, что я мёртв.

Другой вариант заключался в том, что у Зокоры были дела поважнее, чем возвращение на дорожную станцию. Моих спутников разделили, и, возможно, Зокора знала что-то о других. Возможно, она их искала.

О том варианте, что Лиандра, Зиглинда и Янош могли быть раненными или даже мёртвыми, я даже не смел думать. Мне было ясно лишь одно: ни Зиглинда, ни Лиандра не бросят свои мечи.

Может мы разминулись по пути в Газалабад? Я попытался вспомнить, но особенно на последнем отрезке пути движение на дороге значительно увеличилось.

Я видел десятки путешественников, одетых в тёмные и светлые одежды, многие из них на лошадях. Никто из нас не ожидал, что мы можем ехать друг другу навстречу. Могло так получиться, что я не узнал моих спутников, а они меня?

Да. На лошади, одетый в эти развивающиеся одежды, с Армином и Хелис… Это было возможно. Я тихо выругался.

Хорошо. Я предположил, что Зокора, Варош и Поппет находились в городе. Я был почти уверен, что речь шла о Поппет; она была почти такой же высокой, как Лиандра, но не эльфийского телосложения. Я невольно улыбнулся, потому что прежде чем познакомился с Лиандрой, я тоже предпочёл бы пышные формы Поппет. Именно это женская фигура, так я подумал, была причиной тому, почему работорговец узнал в закутанной свите Зокоры женщину.

Вооружены они были тем, чем владели работорговцы, прежде чем сами стали рабами. Значит у них было, по меньшей мере, девять лошадей, может и больше, оружие и неизвестное количество золота. Если им нужно было больше, они могли продать лошадей.

— Добрый человек, — я остановил одного из прохожих. — Вы можете сказать, как добраться до лошадиного рынка?

— Да, эссэри, могу. Просто следуйте по этой улице, пока не дойдёте до фонтана Радости. Там заверните направо, на улицу Пекарей и следуйте по ней до ворот Покаяния.

За этими воротами на площади Дали находится рынок, там вы найдёте лучших лошадей.

— Спасибо, — я сунул ему в руку серебряную монету.

Он, потеряв дар речи, уставился на монету, попробовал её на зуб; его глаза расширились, и он заулыбался.

— Благодарю, эссэри, благодарю за этот щедрый дар! Пусть боги улыбнуться вам, а ваши женщины будут вечно красивы.

Я ускорил шаг. Фонтан Радости нашёлся быстро. Фонтан был построен как пруд, с каменными жердями в виде тростника и обнажёнными нимфами из алебастра, которые, казалось, радостно плещутся в воде. Их лица были открытыми и радостными, рты смеющимися… Я не смог сдержать улыбку, когда увидел эти статуи. Фонтан Радости.

Бессарин был страной противоположностей, которые казались мне несовместимыми. У нас, в новых королевствах, тоже существовала бедность, но я надеялся, что она была не такой убогой и не в таком изобилии, как здесь.

Там тоже были нищие, да, но здесь на каждом углу сидело сразу двое, как дети, так и старики. А мимо них проходили мужчины и женщины, настолько богато одетые, что наши короли выглядели бы по сравнению с ними жалко. В сельской местности старые пшеничные поля постепенно превращались в пустыню, покрываясь песком. Здесь же товаров было так много, как я ещё никогда раньше не встречал. А на тех же улицах, где предлагали засахаренные фрукты, я видел вспухших от голода детей, которых прогоняли от входа в здания ударами трости, если они осмелились встать там в тень. Над всем этим висел сладковатый и тяжёлый запах, по которому я всегда узнаю этот город. Сладковатый, похожий на разложение и в тоже время на сахар.

Газалабад.

В Бессарине намного лучше быть богатым. Значит это родина Серафины. Я сомневался в том, что здесь осталось ещё что-то с её времён. Кроме привычки рассыпаться в словах.

Улицу Пекарей найти было легко, я просто следовал за своим носом. До сих пор я понятия не имел, что есть так много сортов испечённого хлеба и другой выпечки. Я купил что-то под названием торт, даже если торговцу пришлось отдать мне почти всю свою медь, чтобы обменять мою серебряную монету.

Я с липкими пальцами пошёл дальше и увидел мальчика на обочине дороги. Он держал в руке чашу с водой, а в другой относительно чистые полотенца, у ног стояла деревянная чаша.

С удивлением я наблюдал за тем, как прохожий опустил свою правую руку в воду, и мальчик вытер её полотенцем. Другой рукой прохожий бросил в чашу, стоящую у ног мальчика, медяк.

Я сделал тоже самое, но, когда опустил в воду левую руку, мальчик с удивлением посмотрел на меня. Он вытер мои руки, и я дал ему два медяка. Затем увидел, как он вылил воду и наполнил чашу новой из амфоры. Никто не мыл левую руку, всегда только правую. Я пошёл дальше, внимательно оглядываясь.

Левой рукой платили и меняли деньги, правой ели, касались меча или кинжала. Никто не носил своё оружие так, что его пришлось бы вытаскивать левой. Однако рабы пользовались обоими руками. Редко можно было встретить мужчину без бороды; у тех мужчин, что были чисто выбриты, в чертах лица присутствовала определённая мягкость…

Видимо, Армин сказал правду, когда говорил о евнухах.

Ворота Покаяния тоже было легко узнать: крик и плачь я услышал уже издалека. Снова они были расположены в одной из внутренних стен: Газалабад был пронизан этими внутренними стенами, словно пчелиные соты.

Над головами городских жителей, которые в основном полностью игнорировали страдания, предстающие их взору, извивались и изгибались, всхлипывали, плакали или страдали паноктикумы ужаса. В железных клетках, насаженные на колья, подвешенные на мясные крюки — там страдали несчастные. И да, я знал, что каждый из этих бедных душ сожалел о том, что нашёл здесь своё место.

Юстиция Газалабада не останавливалась перед женщинами, но они находились не в этой ужасной галереи над нашими головами, а на площади слева от ворот. Там стояла дюжина позорных столбов, на большинстве из них были голые женщины.

Они стояли, наклонившись над бревном, шея и руки в колодках. Некоторые, казалось, потеряли сознание или даже умерли, другие выносили своё наказание покорившись судьбе.

Эти несчастные были вымазаны нечистотами, гнилыми фруктами и другим. Только возле двух позорных столбов я увидел семьи, которые заботились об узницах, мыли их или кормили, но и они не пытались помешать тому, чтобы в женщин бросали грязью. Вокруг одного из этих столбов образовалась толпа смеющихся и орущих мужчин.

Два городских солдата как раз тащили яростно упирающуюся молодую женщину к пустому позорному столбу, впихнули её в отверстия колодок, закрыли их, а потом сорвали с тела тонкое платье. Один из охранников был первым, кто обесчестил её.

Она кричала от боли и ужаса. Почти сразу её крики заглушил новый смех мужской толпы. Причина их веселья был другой мужчина, который с широкой улыбкой подвёл осла…

Я закрыл глаза, почти желая снова ослепнуть и быстро пересёк ворота. У нас тоже были публичные казни и наказания, и даже позорные столбы.

Но в тоже время заключённые женщины находились под защитой Астарты. В них плевали, забрасывали сгнившими помидорами — всё это случалось, может даже скрыто бесчестили, ночью. Но не так. Не так открыто, как будто в этом нет ничего особенного. Не в качестве времяпровождения. Боги!

Были ли это законы Асканнона?

По крайней мере, Газалабад был богатым городом и домом для множества людей. Их было намного больше, чем когда-либо жило в Келаре. Только уже в этом городе можно было легко завербовать легион. Но люди здесь были для меня ещё более чужими, чем их окружение.

Площадь Дали теперь лежала передо мной, и она заслуживала своего названия. Уже только сама площадь была больше, чем некоторые известные мне деревни. Когда я вышел на площадь, пройдя через ворота Покаяния, я не смог обозреть масштаб её величины. Сначала я увидел только море людей, животных и ярких киосков. С правой стороны, прямо рядом с воротами Покаяния, находилась прилегающая к стене большая, прочная и пустая платформа.

Колонна вдали отмечала центр площади. Она возвышалась вверх, словно игла, слишком тонкая, чтобы достигать такой высоты и не падать. Наверху что-то блестело, мне пришлось сощуриться, чтобы разглядеть, что это. Золотая фигура мужчины.

На нём был одет не бурнус, а широки штаны и куртка; он стоял там, вытянув одну руку вверх, другую заткнув за пояс, голова откинута назад.

Он смотрел наверх и в даль, а над его рукой в тяжёлой кожаной перчатке парил золотой орёл, расправив огромные крылья в полёте. Орёл, стремящийся достичь высоты и дали, которые были нужны ему, чтобы стать счастливым.

Редко на меня производило что-то такое сильное впечатление, как вид этой статуи. Я был слишком далеко, чтобы различать детали, но изящная поза, движение мужчины, который только что подбросил в воздух тяжёлую птицу, отдалённая цель, на которую направили взгляд человек и птица, всё это выражало для меня стремление к свободе и дали, желание увидеть что-то новое, исследовать и насладиться самим полётом.

Площадь Дали.

Я огляделся, и в этот момент возненавидел этот город. Как такое возможно, что люди этой страны могут возводить такие статуи, фонтаны и площади, обладать таким чувством красоты и всё же допускать столько страданий?

Я влился в течение толпы и продолжил наблюдать. Разглядел, что площадь образовывала восьмиугольник и была окружена восемью постройками. Те места, где они стояли, наверняка, были определены наукой геометрии и сторонами света. У каждого из зданий, хотя выстроенных в разном стиле, был одинаковый размер высоты, длины и ширины.

Четыре храма располагались на севере, востоке, юге и западе, каждый из них был другим, одинаково внушительным. А между этими небесными храмами, на местах, разделяющих стороны света, стояли мирские храмы. Я ещё не знал, что это, потому что они находились слишком далеко, чтобы в этот момент я мог распознать их значение. Библиотека — место для знаний; резиденция магистрата, где решалась судьба города; биржа — храм самого большого бога в этом городе; и под конец здание, которое было мне знакомо, хотя я никогда не видел его раньше.

Это был октагон из точно вырезанных серых камней, конструкцию которого нельзя было спутать, его ворота стояли широко открыты. За стенами возвышалась восьмиугольная башня, которая была даже выше самой высокой точки храма. Над ней развивался красный флаг с золотым драконом империи.

Особенно в последние дни, когда наша небольшая группа с трудом двигалась вдоль засыпанной песком старой дороги навстречу этому старому городу, а наши глаза видели только занесённые песком поля и развалившиеся деревни и фермы, казалось, сохранить надежду, что старая империя существовала ещё в какой-нибудь форме, становилось всё сложнее.

Вид Газалабада, когда я увидел перед собой этот золотой город, придал мне надежду, но она не соответствовала тому, чего я желал от старой империи.

Но это здание выражало всё, что я, казалось, знал об этой легендарной империи.

Я даже не заметил, как мои ноги понесли меня через массы людей, мимо киосков, базара, чайных, булочных и фонтанов, прямо к этой серой цитадели.