Её стены устремлялись ввысь не вертикально, а были слегка наклонены наружу. Неизвестный архитектор таким образом придал им определённую лёгкость и сходство с поднимающийся волной.
Башня за стенами, не менее массивная, чем другие известные мне конструкции империи, получила простую геометрическую элегантность благодаря выгодно расположенным большим окнам и галереям. В своей простоте она выглядела большой.
Хотя и здесь строительный материал был твёрдым камнем, архитектор в этот раз выбрал камень светло-серого цвета, более тёмный внизу, возле земли, он становился светлее и легче на высоте, где зубцы сияли почти белым. Так стены этой крепости не выглядели угрожающими, а обещали дружелюбную безопасность.
Много лет назад я однажды сидел у ног старого священника Сольтара и с большим удовольствием и явным голодом ел белый храмовый хлеб, который он мне дал. Я спросил у него, почему храм имеет такую форму, разве не было бы достаточно просто небольшого святилища на площади.
«Помимо того, что с помощью великолепия храма люди хотят почтить бога, которому тот принадлежит», — объяснил мне с улыбкой священник, — «также есть тайна, скрытая в форме и геометрии здания, которая передаёт людям возвышенность, силу и спокойствие. Храм», — сказал он, — «уже своей формой выражает то, что можно найти в этом месте: спокойствие, чтобы человек мог поразмышлять и ощутить хранящую руку бога в его доме.»
Эта крепость была храмом. Храмом во славу старой империи.
Я заметил, что теперь стоял перед воротами, точнее говоря перед мостом, ведущим к воротам. Эту цитадель окружал широкий ров, заполненный самым драгоценным имуществом Бессарина — чистой, свежей водой. По зеркальной поверхности величественно плавали лебеди, а невысокая стена, не доходящая мне даже до бёдер и украшенная геометрическим рисунком, предотвращала, чтобы кто-то или что-то упало в эту кристально-чистую воду.
Ров был добрых тридцать шагов в ширину, достаточно широкий, чтобы архитектор-строитель на каждом из восьми углов постройки мог разместить в воде элегантную башню. Башни, торчали из воды, словно цветы и на самой высоте расширялись в платформу.
На них, за игриво украшенными зубцами, были видны статуи животных. Так, например, справа и слева от моста — бык и грифон. Бык по правую руку от меня был сильным и приземистым, но художник показал его так, будто он мирно нюхает цветок. Грифон был не менее величественным и своим изогнутым орлиным клювом почти шаловливо хватал бабочку.
Я обвёл взглядом все платформы этих колон и нашёл других геральдических животных воинских кланов старой империи, все в каких-нибудь игривых позах. Я громко рассмеялся, из-за чего другие прохожие посмотрели на меня и решили обойти стороной.
Никого не было между мной и охранниками возле ворот, и я заметил, что мой смех привлёк и их внимание.
Я пошёл дальше, ступил на мост и наклонился над низкими перилами, чтобы посмотреть в воду. Ветра не было, но на поверхности воды была видна зыбь, может один из лебедей вызвал лёгкую волну. Всё же вода была прозрачной, так что смотреть можно было почти до самого дна, однако там видимость постепенно пропадала.
Я оценил глубину рва на добрых тридцать шагов.
Оттуда, где я стоял, я хорошо мог видеть фундамент башни, на которой стояла статуя быка. От башни к фундаменту цитадели вёл элегантно изогнутый, затопленный мост. Там, под гладкой поверхностью, на глубине в добрых четыре длинны, равных росту человека, я обнаружил массивную дверь.
Качая головой, я выпрямился и пошёл дальше вдоль моста. Остановившись примерно в шести шагах перед открытыми воротами, я посмотрел на двух стражей.
Это были Быки, тяжёлая пехота старой империи.
На них были одеты тяжёлые латы, они стояли, широко расставив ноги, словно статуи, а их руки в железных рукавицах покоились на гарде обнажённого меча-бастарда. На их левой груди был нарисован бык, а над ним, написанное письменностью строй империи, число 6. Шестой легион Быков.
Только лица за открытым забралом выдавали, что это не статуи. Здесь стояли мужчина и женщина; казалось, будто эти доспехи были для них лёгкими. Их лица — мужчина вопреки местным обычаям был гладко выбрит — выглядели расслабленными и в тоже время внимательными. Оба разглядывали меня так, что я понял, позже они смогут описать меня в деталях.
Передо мной стояло два Быка, живые легенды, о которых я думал, что они остались в прошлом, пока не увидел эту цитадель собственными глазами.
Я продолжал осматриваться. Ворота были распахнуты, открывая вид на глубокий проход, а за ним на широкую площадь, за которой виднелась ещё одна открытая дверь в башню. Несмотря на свои огромные размеры площадь Дали была наполнена людьми, но никто, кроме меня и этих охранников, не стоял на мосте, ведущим в цитадель, никто деловито не спешил через ворота.
— Да прибудут с вами боги, друзья, вы могли бы мне сказать, что это за место? — вежливо спросил я Быков.
Случилось что-то странное, или я просто не заметил этого раньше, потому что теперь я увидел под рисунком быка на их нагруднике другие буквы. Справа от меня стоял капрал копья Фрей, молодая женщина слева была штаб-сержантом Вилнош.
— Это посольство императорского города Аскир, — ответила Вилнош на мой вопрос.
Тон её голоса должен был выразить безразличие, но благодаря слепоте, мои слух стал более тонким, и под скукой я различил напряжённое внимание.
Что во мне привлекло их внимание, кроме того, что я был единственным на мосте?
Я уже сам стоял в карауле. Это было не так просто. Воистину, проходило не так много время, и у тебя начинали болеть ноги, ты хотел почесать места, до которых сложно добраться из-за доспехов. И по своей природе никогда ничего не происходило.
Было очень легко задремать. Ты замечал тех, кто приближается к воротам, но пока не происходило ничего особенного, ты оставался в этой дремоте. А стоять в церемониальном карауле, как эти двое, было ещё хуже. Если нельзя было двигаться, то дремота становилось своего рода трансом. Стражники действительно могли спать стоя.
Так что встревожило этих двоих?
— Значит посольство. Великолепное здание. А заходить в него разрешено?
— Конечно. Граждане империи могут свободно входить и выходить.
— А в башню тоже можно? — я улыбнулся. — Полагаю, оттуда хороший обзор на площадь.
Штаб-сержант Вилнош бросила на меня взгляд, который ясно дал понять, что она думает об этой идеи.
— Чтобы войти в башню вам, либо нужно записаться на приём, либо быть гражданином Аскира. Я прямо скажу вам, что с тех пор, как вы зашли на этот мост, вы находитесь на имперской земле. Здесь действует императорский закон, а не закон королевства Бессарин,
Теперь заговорил капрал копья Фрей:
— Наш долг указать вам на то, что в этот момент вы нарушаете городской закон Газалабада. Уже три месяца запрещено входить в посольство или разговорить с представителями имперского города Аскир. А это происходит прямо сейчас.
Вилнош продолжила:
— Если вы пришли сюда, чтобы просить убежища или предстать перед судом имперского города, тогда неважно, если вы и дальше будете стоять здесь. Но если ваши ноги направило сюда любопытство, я рекомендую вам презрительно от нас отвернуться, возможно, плюнуть в ноги, а затем быстро удалиться.
Она внимательно на меня смотрела, когда говорила. Раздор между имперским гордом и Бессарином? Уже как три месяца?
— Спасибо за информацию и предупреждение.
Я ещё раз обвёл взглядом крепость, кивнул Быкам и задумчиво ушёл. Когда я покидал мост, я увидел двух городских стражников, которые с подозрением на меня смотрели. Я медленно пошёл дальше, игнорируя их. Стражники продолжали смотреть, но больше ничего не предприняли.
Я уже боялся, что меня арестуют.
Если я правильно понял Кеннарда, семь королевств и имперский город существовали друг с другом уже на протяжении столетий. Согласно имперскому закону, Аскир всё ещё заявлял свои права на дорожные станции и имперские дороги. Право, которое могло гарантироваться, если только была возможность его защищать. А значит имперский город ещё должен был обладать определённой военной мощью.
Во время летнего солнцестояния в Аскире состоится королевский или имперский совет. Наша цель состояла в том, чтобы Лиандра могла выступить перед ним и попросить о помощи. О раздоре между королевствами или по крайней мере между Бессарином и имперским городом не было и речи.
Я ещё раз оглянулся на цитадель, прошу прощения, посольство. Я был уверен, что в нём должна находиться комната с порталом. Кеннард утверждал, что в старой империи больше никто не знал тайну порталов, так как все портальные камни исчезли. Вопрос в том, было ли это правдой.
С действующим порталом, например, в сам Аскир, не составило бы труда удерживать эту крепость. Эта цитадель была не настолько безобидной, почти игривой, как казалась. Причина моего невольного смеха чуть раньше было осознание того, что я редко встречал более гениальные оборонительные сооружения. Скрыть замаскированную угрозу статуй на удачно размещённых в воде оборонительных башнях игривыми элементами, говорило об определённом юморе архитектора. Вот из-за чего я засмеялся.
Помимо статуи на площади, в Газалабаде не было ничего, что поднималось бы выше флага старой империи — золотой дракон на красном фоне.
23. О ворах и храмах
Я бродил по площади, глубоко погрузившись в мысли. Вор орудовал настолько искусно, что я бы даже не заметил, что кто-то дёргает за пояс, если бы всё ещё не обладал чувствами слепого.
Всё же я действовал слишком медленно. Хотя мне ещё удалось поймать вора, но не маленькую девочку, которой парень бросил мой кошелёк, и которая в своих лохмотьях исчезла в толпе.
Я сам себя обругал дураком, как я мог быть таким невнимательным!
На серебро мне было плевать, хотя уже это было достаточно глупо, но эта воровка только что сбежала с сокровищем, которое было больше, чем она могла себе представить: в моем кошельке лежали наши оставшиеся портальные камни.
Когда я быстро одевался в подвале дорожной станции, я нашёл их — они лежали вместе с нашим золотом — и положил в кошелёк с намерением при следующей возможности убрать в безопасное место. И забыл. О, боги, как человек может быть настолько глупым!
— Эссэри, отпустите меня, вы делаете мне больно! Эссэри! Чего вы от меня хотите, я ничего не сделал! — кричал вор.
Я схватил его за предплечье. Он извивался, пытаясь вырваться, а свою свободную руку использовал, чтобы усилить действие рычага другой руки.
Это ясно показало, что у него достаточно опыта в побегах, даже когда его ловили. Ему, возможно, было двенадцать, грязный, волосы песочного цвета, а лицо с таким невинным выражением, да ещё со слезами на глазах, что я бы рассмеялся, если бы только что не исчезли наши портальные камни.
Я вытянул руку и поднял мальчика вверх. Его глаза расширились, когда земля ушла у него из-под ног.
— Мы с тобой, мой маленький вороватый дружок, теперь поговорим, — сказал я.
Но я забыл у него кое-что забрать: скрытое лезвие его ремесла, небольшой серп, который был достаточно острым разрезать кошелёк так, чтобы владелец ничего не заметил.
Он на мгновение замер, а затем одним движением, которое было настолько быстрым, что я не успел отреагировать, разрезал мне этим лезвием вены и сухожилия на руке, которая его держала.
Моя рука.
Рука открылась, брызнула кровь, а маленький чертёнок отскочил в сторону. Я потянулся другой рукой, но схватил только его рваную верхнюю одежду, а затем он бросился в толпу, и почти смог от меня ускользнуть. Но только почти, потому что подставив ему подножку, я повали его на землю. Теперь он был почти голый, не считая набедренной повязки.
Его обнажённое тело блестело из-за свиного жира, которым он намазался и из-за крови, стекающей с меня. Волосы на его голове были слишком коротко подстрижены, чтобы ухватиться за них. Я схватил его своей левой рукой за шею, не слишком надёжная хватка, потому что парень был скользким из-за прогорклого жира и моей крови. Всё же я снова поднял его вверх.
Вокруг нас колыхались массы, но во время стычки толпа расступилась, освободив нам место, так что больше зевак могли насладиться зрелищем. Я даже услышал, как заключаются ставки, сможет ли маленький чертёнок снова от меня сбежать или нет.
Словно обезьянка, он подтянулся на моей руке, закинул на неё свои худые, грязные ноги и пнул мне прямо в лицо.
Кровь брызнула из носа, перед глазами запрыгали яркие пятна, и наполнились слезами. О боги, маленький ублюдок сломал мне нос!
Ему всё-таки почти удалось сбежать, потому что я его выпустил. Он, словно кошка, приземлился на четвереньки и уже побежал, когда рукоятка моего кинжала попала ему в шею.
Здесь было не принято касаться оружия левой рукой, но у меня было два кинжала в поясе, и я мог направить их и левой.
Я взглянул на толпу, когда переворачивал его на спину. Медяки поменяли своего хозяина, любопытные взгляды следили за тем, что происходит, и я услышал восхищённые комментарии об упорстве моей «жертвы».
Я осознал, как происходящие выглядит со стороны. Я, воин в кольчуге и намного выше большинства присутствующих здесь людей, совершал насилие над маленьким, худым, изголодавшемся ребёнком!
Конечно, все знали, что это пойманный вор, но на чьей стороне были симпатии, было очевидно. Во всяком случае, не на моей.
Маленький ублюдок за несколько секунд сумел искалечить меня и сломать нос.
Два кожаных ремня быстро нашлись, сложнее оказалось связать вора только одной рабочей рукой, а затем туго перевязать правое запястье. Когда я закончил, мы оба выглядели так, будто вместе забили свинью. Это, определённо, не заняло много времени, но я стоял в луже своей крови со странно ослабевшими коленями, мой белый бурнус был по большей части красным.
Я забросил маленького вороватого демона на плечо и молча направился к толпе. Она расступилась перед моим мрачным взглядом.
Ещё два городских стража посмотрели на меня, на моё забрызганное кровью лицо, мальчика на плече, капающую с руки кровь и отвернулись, обратив своё внимание на более интересные вещи.
Тяжело дыша, я пожелал на их головы гнев богов. Если бы это был мой собственный гнев, их на месте убила бы молния. В чём смысл стражи, если они во время такого инцидента просто глупо топчутся на месте?
Моей целью был ближайший храм. Видимо, он всё же был дальше, чем я думал, потому что, когда я дошёл до широких ступеней, мои ноги так дрожали, что мне пришлось остановиться, прежде чем подняться по ступеням.
Мне навстречу вышел аколит, на нём были одеты тёмные одежды Сольтара. Я обрадовался.
— Милость Сольтара с тобой, брат. Могу ли я войти в его дом и вылечить раны, а также допросить вот эту крысу, — поприветствовал я.
— Милость Сольтара с тобой, незнакомец. Твои раны обработают, но никто не войдёт в дом нашего бога связанным. Освободите мальчика, и о вас позаботятся.
— Эта маленькая крыса только что украла нечто незаменимое! Я хочу допросить его, чтобы узнать, где я смогу найти это.
— Тогда обратитесь к слугам Борона. Их господин привык к тому, что в его дом людей тащат связанными, — последовал ответ аколита.
Я взглянул в том направлении, которое он указал. Храм Борона находился на другой стороне площади, по меньшей мере, в тысячи недосягаемых шагах.
— Я умру от потери крови, пока доберусь туда.
Он пожал плечами.
— Нет ничего более незаменимого, чем ваша собственная жизнь. Отпустите мальчика.
Боги, как я мог забыть, насколько упрямы священники?
Мой колени дрожали, и я хотел сесть на ступеньку, но акалит поднял руку.
— Осторожно, незнакомец, если вы сядете туда, значит вошли в дом моего господина, и я освобожу мальчика.
Я терял терпение. Слева и справа лестницу окаймляли каменные перила, которые у подножья заканчивались массивными цоколями. Я молча повернулся и прошёл к правому, где бросил на землю мальчика.
Аколит последовал за мной, и его глаза расширились, когда я вытащил Искоренителя Душ.
— Остановитесь, во имя Сольтара! — испуганно закричал он, когда я поднял меч, но было слишком поздно, я уже всадил клинок.
Он растерянно стоял передо мной.
— Что ж, священник, что скажете теперь, мальчик всё ещё на земле вашего господина?
Он посмотрел на паренька и сглотнул. Затем медленно покачал головой.
Я разместил мальца так, что его шея лежала в углу между землёй и цоколем. Искоренителя Душ я воткнул в каменные плиты площади под углом к колонне, так что его лезвие замыкало угол между землёй и цоколем, и теперь в этом треугольнике была заключена шея парня.
Он пришёл в себя и смотрел на меня широко распахнутыми от страха глазами. У него было достаточно здравого смысла, чтобы молчать. На ногах меня держал ещё только гнев. Если обо мне вскоре не позаботятся, тогда этому маленькому ублюдку всё-таки удалось отправить меня на встречу с Сольтаром.
Я неуклюже встал на колени, казалось, моя кольчуга весит тонны, когда я опёрся на одно колено.
— Ты, мой мальчик, не будешь двигаться. Знаешь, что это за меч?
Он покачал головой.
— Это изгоняющий меч. Если хочешь закончить свою жизнь, можешь поднять голову. Ты даже не заметишь, как он тебе её отрежет. Как видишь, он достаточно острый, чтобы прорезать камень. Я не желаю тебе смерти и не хочу наказывать. Когда получу назад то, что ты у меня украл, я тебя отпущу. Но если хочешь, можешь умереть. Мёртвый или нет, ты ответишь на мои вопросы. Ты меня понял?
Он осторожно кивнул.
Я с трудом встал.
— Священник, — сказал я. — На вашей ответственности то, чтобы с ним ничего не случилось.
— Но я вовсе не это имел ввиду! — крикнул он.
Я остановился. Он стоял на одну ступеньку выше, всё же я мог смотреть на него сверху вниз.
— Священник Сольтара, ваши слова дали мне выбор либо отпустить его, либо убить, либо сделать то, что сделал я. Это компромисс. Компромиссы никого не радуют, вы должны об этом знать.
Он увидел мой взгляд и отошёл в сторону.
— Ах, — сказал я. — Я почти забыл упомянуть. Смотрите, чтобы никто не прикасался к моему клинку. Изгоняющие мечи не любят, когда их трогают чужие руки.
Я оставил стоять ошеломлённого священника и вошёл через большие двери в дом Сольтара.
24. О судьбе и надежде
Я стоял на коленях на каменной скамье недалеко от статуи Сольтара.
От доспехов я избавился с помощью двух храмовых слуг, и теперь моя рука лежала на полированном каменном столе. Кисть находилась на краю, приподнятая вверх подъёмом в камне. Окровавленный алкоголь стекал в желоб, и под столом попадал в чашу.
Напротив меня сидел старик в одеждах адепта Сольтара. Он только что обработал рану алкоголем, и теперь проверял её умелыми пальцами.
Не так просто было выдержать его пальцы в ране после омовения алкоголем и продолжать дышать. Мне не нравилась боль.
— Хм. Вы сказали вас зовут Хавальд?
Я кивнул.
— Боюсь, дела плохи. Он разорвал ваши вены и под ними сухожилия. Рана загноится, и вы потеряете руку. Посмотрите, ваши пальцы уже сейчас посинели. Мне придётся ампутировать.
Я закрыл глаза. Боги, на кой леший? Если бы я хотел ампутировать, Искоренитель Душ сделал бы мне одолжение!
— Исцелите рану!
Он приподнял вверх бровь и с удивлением посмотрел на меня.
— Я должен зашить ваши вены и сухожилия? Как вы себе это представляете?
Я поймал его взгляд и не отпускал, пока другой рукой залез в сумку и положил на край стола баночку. Баночку, на крышке которой красовался знак Сольтара.
— Именно так, как я сказал, священник. А остальное оставим на милость Сольтара.
Да. Самое поздние он одарит меня ей в тот момент, когда Искоренитель Душ заберёт новую жизнь. Но лучше ему об этом не рассказывать. Его глаза расширились, когда он увидел баночку. Он открыл её дорожащими руками и увидел изогнутую золотую иглу и нитки в белой пасте.
— Это… это… Откуда она у вас?
— Подарок из храма нашего бога, — ответил я. — Теперь начинайте. Позвольте Сольтару направлять ваши руки и доверяйте его мудрости больше, чем своей.
Но он так и не взялся за дело, лишь продолжал смотреть на меня.
— Кто вы? — наконец тихо спросил он.
— Прямо сейчас я тот, кто истечёт кровью и окажется перед Сольтарам быстрее вас. И если вы не начнёте, я скажу ему, что об этом думаю.
Он с удивлением посмотрел на меня, затем улыбнулся.
— Полагаю, мне нельзя этого допустить, верно? — он взял золотую иглу в левую руку, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и, не открывая глаз, начал свое дело.
Не знаю, как долго я так сидел. Я не шевелился, в то время как игла поднималась и опускалась. Я ни о чём не думал, опустошил свой разум, чтобы не вздрогнуть и не испортить всю работу священника. Моя кровь продолжала капать в чашу, и почти казалось, будто я сплю.
Другой священник присоединился к нам, занял место справа от меня и наблюдал за работой хирурга.
— Прошло много времени с тех пор, как вы в последний раз заходили в дом своего бога, — сказал он через некоторое время.
Он был прав. Более двухсот лет назад надо мной произвели ритуальное омовение и прочитали похоронную мессу. С того времени я больше не был под крышей, которая до тех пор давала мне убежище всю мою жизнь.
— Да, это очень долго, — заметил он. — Но я всё же надеюсь, что вы регулярно молитесь? Боги хотят, чтобы им поклонялись. Они все немного тщеславны.
А кто не хочет, чтобы им поклонялись? Люди стремились к этому, так почему не стремиться и богам? Ведь это их право. Если они творят чудеса, то могут ожидать и благодарность. Тщеславны… странная формулировка, я бы её не выбрал, но может это правда.
Я не молился регулярно. Один раз в двести пятьдесят лет? Вероятно, это нельзя назвать регулярным. Или только если я подожду ещё раз столько же. Я рассмеялся про себя, потеря крови странным образом вызвала эйфорию.
Невероятно, что маленькому ублюдку удалось так меня ранить.
— Вор только выполнил свою задачу. Он живёт, чтобы воровать, — мягко сказал другой священник. — Но он сделал даже больше. Он привёл вас под крышу вашего бога. Может это было единственное предназначение вора.
Жалкое предназначение, подумал я. Даже вору я желал большего. Рано или поздно я бы и без вора отправился в храм.
— Но это случилось бы в другой день. А некоторые дни отличаются от других. Скажите, священная нить помогли вам в ваших путешествиях?
Да. Я заработал много ран, которые срослись только благодаря тому, что нить их исцелила. Это был в прямом смысле слова дар бога. Зокора тоже не смогла бы выжить в той медвежий пещере без этой нити.
Священник передо мной продолжал шить. Я увидел, как чисто зашитая вена закрылась, восхищаясь его тонкой работой и тонкой иглой. Когда он протягивал нитку через стежок, он накладывал на него чуточку пасты, потому что нить была помещена в мазь. Я почти мог наблюдать, как шов исцеляется.
— Вы делитесь этим даром бога с другими, кому требуется его милость? Это хорошо, — заметил священник. — Так и было задумано. Но давайте ещё раз вернёмся к вору. Он привёл вас сегодня сюда, потому что вы здесь нужны. То есть скорее не вы, а священная нить.
Священник передо мной теперь зашивал кожу. На меня произвело впечатление, как быстро он справился. Мои пальцы покалывало, и они уже не были синими. Он, безусловно, был самым лучшим хирургом, которого я когда-либо встречал.
— Он последовал вашему совету. Его глаза всё ещё закрыты. И да — это шедевр врачевания… Но от него потребуется ещё больше. Посмотрите, что происходит на входе храма.
Я поднял взгляд и поверх склонённой головы священника увидел, как в храм ворвалась горстка людей.
Старая женщина, бабушка, но ещё крепкая, одетая в дорогие одежды, лицо искаженно горем, паника в бледных глазах, бежала впереди. В её руках лежала молодая девушка, едва старше дюжины и четырёх лет, вся в крови и бездыханная.
За ней спешили стражники, которые быстро избавились от своих мечей, а также высокий мужчина средних лет. Его лицо было похоже на девушку и старуху.
Даже с этого расстояния я увидел растерзанное тело; рана была ещё хуже чем та, которую получила Зокора в медвежий пещере.
— Уже несколько дней, — продолжил священник своим спокойным голосом, — на рынке представляют сенсацию. Торговец бестий выставляет на показ грифона. Это величественное животное — жалкое зрелище. Его крылья подрезаны, клюв проколот болтом: из-за этого он не может полностью открывать его. Глаза чаще всего перевязаны кожаными колпачками, так что страдание в них не достигает людей. Тяжёлая цепь приковывала его к колу, который неумело вогнали между двумя плитами рынка. Когда один из мужчин, кормивших его, ударил его палкой, животное вздрогнуло и вырвало кол из земли. Мужчина сделал это, когда младшая дочь эмира любовалась бедным существом и как раз объявила, что хочет подарить грифону свободу. Тот же мужчина, который ранее незаметно ослабил именно этот кол.
Но это бедное существо знало только, что кол больше его не держит. Можно ли обвинять животное в том, что оно слепо хотело удрать на свободу?
Вряд ли, подумал я, наблюдая за тем, как старая женщина в поисках оглядывается, и её взгляд остановился на нашей небольшой сцене. С её позиции она хорошо видела, что здесь работает хирург.
— Это была её судьба, что она оказалась на пути бедного животного. Сначала грифон только сбил её с ног, но мужчина ухватился за цепь остановил его, так что грифон оказался над беззащитной молодой девушкой. Затем он воткнул в грифона копьё, приведя животное в бешенство. Оно не знало, кого разрывает своими когтями. Результат вы видите здесь. Теперь грифон, не по своей вине, стал бестий, убивающей людей, а мужчина героем, потому что поборол грифона. Дочь эмира стоит на пороге в царство Сольтара. Всё случилось именно так, как и планировалось.
Откуда священнику было всё это известно? Собственно, какая разница? Священники знали многое, и большую часть нельзя было разглашать. Даже если они, как в этом случае, узнавали о запланированном преступлении. Тогда было очень сложно молчать.
Священник как раз сделал последний стежок, когда старая женщина добралась до нас. Она протянула ему свою внучку; я не понял, что она говорит, было такое ощущение, будто у неё нет голоса, хотя я видел, как двигается её рот.
Я освободил место, и дочь положили на хирургический стол, перед которым мы со священником заняли всего лишь угол. Теперь я с близкого расстояния увидел её ужасные раны.
— Только чудо может спасти её, госпожа! — выкрикнул священник с отчаянием в голосе. — Все в Газалабаде боготворят эссэру Файлид, включая меня! Я отдал бы жизнь, чтобы спасти её, уже только… но я не могу!
Он отчаянно заламывал руки, а его выражение лица показывало, что он говорит серьёзно. Я увидел, как старая женщина поникла, а её сын подошёл к ней, чтобы поддержать. Юношеская грудь ещё двигалась, жизнь ещё удерживала эссэру Файлид на земле. Но раны были ужасными, и я был согласен с мнением священника: скоро молодая сэра предстанет перед нашим богом.
Я видел горе на всех лицах вокруг нас. Какой бы молодой не была девушка, она всё же покорила этих людей. Кто она такая, что уже так глубоко затронула сердца столь многих?
Я оглядел более внимательно её лицо и нашёл ответ. Некоторых людей боги одаривали чем-то конкретным. Нельзя было определить это по какой-то определённой детали, но другие узнавали это, когда видели. Существовали люди, в лице которых можно было найти надежду.
Надежду — последний дар богов людям.
Другого священника нигде не было видно, он вместе со мной уступил место и, видимо, оказался за моей спиной. Оттуда я услышал его спокойный голос.
— Человек предназначил ей эту судьбу. Боги планировали другое, и как для вас, так и для неё, время ещё не пришло. Теперь вы знаете, почему вор привёл вас сегодня в этот дом. Теперь вы можете напомнить хирургу, что сегодня он уже совершил одно чудо.
Это придаст ему уверенность и веру, которые потребуются для этой работы. Сделайте это, протянув своей исцелённой рукой ту самую баночку…
Я наклонился и коснулся плеча хирурга.
Он посмотрел на меня — все посмотрели на меня — когда я правой рукой протянул ему золотую иглу и баночку. После его операции на моём запястье осталась ещё только тонка линия. Его глаза расширились, когда он это увидел.
— Священник, — сказал я. — Начинайте свою работу, Сольтар будет вас направлять. А вы все, включая семью, отойдите, чтобы не мешать работе хирурга нашего бога.
Они посмотрели на меня и отошли от окровавленного стола, у подножия которого кровь уже начала выливаться из чаши. Священник закрыл глаза, взял в руки сосуд с алкоголем и начал обрабатывать раны.
Я медленно встал, все взгляды были направлены на руки священника, никто не обратил внимание на меня, когда я потихоньку взял свои вещи и оделся в стороне от происходящего. Тем временем группа священников присоединилась к хирургу, встав позади него на колени, они тихо воспевали хвалу Господину Смерти — похоронную мессу для молодой девушки.
Когда я закончил одеваться, я огляделся в храме. Но не увидел того священника. Поэтому подошёл к ступеням, ведущим к закутанной фигуре Сольтара.
— Я благодарю вас, господин.
Конечно я не получил ответа.
Но я улыбнулся, когда отворачивался и покинул его дом через двери. Я спустился вниз по ступеням храма, массируя покалывающие пальцы правой руки. Я слышал, как внутри поют священники. Баночку я оставил в храме, потому что точно знал, что нить в ней закончится, когда эссэра Файлид снова откроет глаза.
25. Ритуал прощения
Возле колонны вокруг паренька образовалась небольшая толпа, и снова между зевак были городские солдаты, которые безучастно наблюдали. Когда толпа увидела, как я спускаюсь по ступеням храма, люди расступились, открыв для меня путь к мальчику.
Я подошёл к нему, поставил ногу на шею и правой рукой вытащил Искоренителя Душ из камня. Глаза мальца ещё больше расширились, когда он увидел мою исцелённую руку. Я перевёл взгляд на одного из городских солдат.
— Мне докучают эти взгляды.
Стражник, с которым я заговорил, приподнял вверх бровь.
— Чужеземец, пусть боги простят нас за то, что мы хотим выполнить свою работу и поэтому задели вас. Разве не было бы лучше отвести мальчика в суд, а затем вернуться в свою обитель. Ведь разве не написано, что каждый чувствуют себя удобнее всего там, где можно преклонить уставшую голову? Вы смогли найти себе такое место в нашем золотом городе? Или в этих стенах у вас нет крыши над головой?
— У меня есть кров, — ответил я, когда вставил Искоренителя Душ в ножны.
— В наши обязанности также входит указывать дорогу заблудшим путешественникам. Позвольте мне сопроводить вас к вашему постоялому двору. Если вы назовёте мне своё имя и боги захотят, то я буду знать, где находится место вашей остановки и верну вас на путь добродетели. Туда, откуда ваши ноги привели вас на ложный путь. И чтобы вы не заблудились ещё раз, вас даже сопроводят утром к воротам. Говорят, что любой, каким бы потерянным он не был, находит свой путь домой, — сказал мужчина, поклонившись. — Для нас это, конечно, честь.
Кое-чему я уже научился у Армина ди Басры. Я тоже поклонился.
— Скоромный постоялый двор, в котором мне доводится отдыхать в этом прекрасном городе, называется Домом Сотни Фонтанов. Если я заблудился, то там, наверняка, позаботятся о том, чтобы я смог спокойно добраться до своего места назначения.
Его глаза сузились, и он глубоко вздохнул.
— Простите эссэри, что я вас не узнал. Я так старался сохранить мир в этом городе, что в моём рвении, видимо, слишком долго простоял на солнце. Мой разум помутился и по простоте душевной я подумал, что вы схватили мальчика, похожего на вора. Теперь же, благодаря милости богов, я вижу, что между вашим сбежавшим подопечным и знаменитым городским карманником совсем нет сходства. Несомненно, боги привели вас сюда, чтобы вы нашли своего подопечного.
Он низко поклонился, я поклонился ещё ниже. Затем стражник повернулся и обратился к зевакам.
— Чего вы тут выстроились и таращитесь, как будто любуетесь танцующими обезьянами? У вас что, нет работы? Мне знаком тут один работный дом, который быстро превратит лентяев в трудолюбивых людей. Пошли вон!
Было удивительно видеть, как быстро рассеялась толпа.
Я сел рядом с пареньком, прислонился спиной к колонне от перил и вытащил свою курительную трубку. Мальчик посмотрел на меня с выражением чистого ужаса на лице.
— Что ж, — сказал я, набивая трубку. — Меня зовут Хавальд. В далёкой стране я князь и командую воинами. То, что ты украл, было сокровищем, которое принадлежит моему сюзерену. Оно не только заколдовано и приносит несчастье, если его украсть, и вам не будет от него никакой пользы, но ещё оно намного ценнее моей жизни, — я улыбнулся, посмотрев на него. — И гораздо ценнее твоей. Итак, мальчик, как тебя зовут?
— Селим, эссэри, — тихо ответил он.
— Как думаешь, мы можем поговорить цивилизованно и так, чтобы ты больше не прикладывал сил, пытаясь меня искалечить?
Он энергично кивнул.
— О эссери, я поговорю с вами так, как вы захотите! Скажите, как это сделать цивилизованно, и я постараюсь как можно быстрее этому научиться! Мне очень жаль, что я пролил вашу драгоценную кровь, и, без сомнения, боги накажут меня за это, — затем он укоризненно на меня посмотрел. — Я же не знал, кто вы!
Я провёл пальцем по табаку в чаше трубки, затянулся, выдохнул в воздух кольцо из дыма и убрал палец от огня. Салим побледнел.
— Цивилизованно означает по определённым правилам. Моим правилам. Я задаю тебе вопрос. Ты отвечаешь на него так правдиво, как будто свидетельствуешь перед самим Бороном. Каждый вопрос, на который ты ответишь, позволит мне простить тебя немного больше. Однако любое уклонение или ложь напомнят мне ту ярость, которую я испытал, когда ты искалечил руку благородного воина, князя — мою руку.
Он с трудом сглотнул. Я, не вставая, поднял его в сидячее положение и прислонил рядом со мной к колонне.
— Теперь, когда мы так хорошо знаем друг друга и так удобно здесь устроились, расскажи, по какому пути направился мой кошелёк, и где я смогу снова его найти.
— Да, эссери, — выдохнул он.
Пока мы там сидели, и он отвечал на мои вопросы, в дверях храма появилась старая, богато одетая женщина. На пороге она упала на колени и принялась надтреснутым от возраста голосом восхвалять милосердие Сольтара, объявив о чуде, потому что благодаря силе бога её внучка исцелилась прямо перед её глазами.
Везде перед храмом люди попадали на землю и принялись восхвалять Господина Смерти своими молитвами, громко провозглашая чудо. Они хвалили Сольтара или с благодарностью выкрикивали имя девушки.
— Файлид! — восклицали они. — Файлид, Файлид! Хвала Сольтару!
Казалось, будто по толпе на площади пробежала волна, заставляя людей падать на колени. Я посмотрел на моего маленького вора, который тоже наблюдал за происходящим широко распахнутыми глазами.
— После я расскажу тебе кое-что о богах, судьбе и предназначении.
Я сидел в удобном кресле в своей комнате в Доме Сотни Фонтанов. В моей курительной трубке горел яблочный табак, который я купил, когда возвращался с рынка, и я с большим любопытством читал книгу, которую нашёл на полочке в комнате.
Её название: «Эликсир тысячи удовольствий». Я как раз дошёл до того места, где красивая принцесса — героиня этой истории — в первый раз увидела демона, которому её должны были принести в жертву.
Он, как обычно все демоны, был большим, покрыт красной чешуёй, с рогами на лбу, обладал огромными когтями и был голым, так что принцесса могла видеть то, что её ожидает. Когда слуги демона с песнопениями подвели её к нему, он поднял одну из лап с этими могучими когтями, схватил миниатюрную принцессу и…
— Эссэри! В нашей ванной сидит паразит! Я понятия не имею, как этот маленький дьявол, это порождение лжи попало в нашу ванную, как он имел наглость осквернить воду. Он чёрный от грязи! Я прикажу его выпороть. А после, клянусь богами, скормлю его нашим собакам.
Я со вздохом закрыл книгу. Как раз, когда стало так интересно.
— У нас нет собак.
Армин ди Басра стоял в дверях моей комнаты, а в руке держал голого, убого дрожащего от страха, совершенно мокрого Селима. Кожа мальчика была странного красного оттенка.
— Значит его съедят верблюды! Эссэри, я правда не понимаю, как он проник сюда.
— Я привёл его с собой и приказал показаться мне на глаза только после того, как станет чистым.
Армин заставил мальца встать на колени, где тот дрожа, остался стоять, а затем перевёл взгляд с меня на мальчика.
— Это объясняет, почему он чуть не стёр до крови кожу щёткой. Вы напугали его так же сильно как меня?
Я встал и с сожалением вернул книгу на полку.
— Наш молодой друг отзывается на имя Селим. Ещё два часа назад он был вором. Он следовал своему предназначению и обворовал меня, сначала чуть не лишив руки, чтобы затем ещё помочь с головной болью, — я прикоснулся к носу.
Нос тоже уже исцелился; я даже не заметил, как это произошло.
— Но всё это было ради достижения высшей цели, поэтому прощается. Однако прежде чем я его поймал, он передал то, что украл у меня, другому вору, — я подошёл к Селиму. — Он принял моё предложение стать твоим учеником и рассказал, что украденное, скорее всего, находится теперь в руках некого Джилгара. Селим, как ты его назвал?
— Джилгар, Двойной Кинжал, принц нищих, — выдохнул Селим.
Я посмотрел на Армина.
— Ты случайно его не знаешь?
— Я о нём слышал. Мой… Кем станет это порождение позора? Моим учеником? — Армин в ужасе уставился на Селима. — Эссэри, вы не можете меня так наказать! Разве я не верно служил вам? Что мне делать с этим облезлым сыном сороки?
Я вздохнул.
— Научи его ловкости рук. У него к этому талант. Или, если хочешь, скорми его верблюдам. Только скажи, ты знаешь этого Джилгара?
— Я о нём слышал, — снова сказал Армин, всё ещё ошеломлённо глядя на дрожащего Селима. — Но никто не знает, где его найти, — он повернулся и потрясённо посмотрел на меня. — Вы же не хотите сказать, что в кошельке, который так вызывающе висел на вашем поясе, было больше, чем эти камни. Эссэри, даже вы не можете быть настолько слабоумным! Никто не может проявлять такую глупость!
— Спасибо, Армин, — сухо произнёс я. — Но именно эти камин важны, серебро он мог бы оставить себе.
— Если тебе не нужно серебро, — сказала Зокора, появившаяся в дверях, — тогда отдай нам. Мы найдём ему применение.
Армин испуганно отскочил и быстро развернулся.
— Эссэра! Вам обязательно было так меня пугать?
Глаза Зокоры встретились с моими, и она улыбнулась.
— Это своего рода традиция. Приветствую тебя, Хавальд. Сольтар, видимо, действительно не хочет забирать тебя к себе.
— Зокора! — выкрикнул я, подошёл, заключил удивлённую тёмную эльфийку в объятья и поцеловал.
Она закусила губу. Когда я спас свои губы от её острых зубов — я был уверен, что почувствовал вкус крови — я услышал, как кто-то прочистил горло и поднял взгляд. Этот звук исходил от улыбающегося Вароша. Он и Наталия стояли в дверях, Наталия слегка поклонилась и застенчиво посмотрела на меня. На них всех ещё была одета одежда работорговцев, и они выглядели усталыми, грязными и отчаянными.
— Боги, как же я рад видеть вас снова! Я уже думал, что никогда не смогу найти вас в этом городе! У вас есть новости о Лиандре?
У входа в мои комнаты, раздался стук.
— Нет, Хавальд, — сказала Зокора у моего уха. — Но ты всё-таки можешь опустить меня.
Я действительно всё ещё держал её в объятьях.
— Э-э, Хавальд? — попросил Варош, когда я поставил Зокору на пол. — Вы не могли бы объяснить этим людям, что мы на самом деле друзья, и не имеем никаких плохих намерений?
В конце концов я открыл дверь и оказался лицом к лицу с деликатным молодым человеком. За ним стояло полдюжины мужчин и женщин из служащих. Все очень сдержанные.
— Всё в порядке, эссэри? — спросил молодой человек без всякой вычурной речи, что озадачило меня.
— Да. Это мои друзья. Они меня искали.
— Вы уверены? — он пристально смотрел на меня. — Сморщите нос, если это не так, — выдохнул он, так что никто, кроме меня, его не услышал.
Я с удивлением взглянул на него.
— Нет, это действительно так, — ответил я.
Я изучил его и охранников. На нём было одето облачение писаря, но приглядевшись, я заметил под тканью выступающие края доспехов. Слуги тоже были вооружены, под тем или иным рукавом проглядывали края лезвий.
Все это произвело на меня сильное впечатление.
— Спасибо за вашу осторожность, управляющий комнатами. Это действительно мои гости, — поклонившись произнёс я.
Он ещё раз тщательно меня оглядел, затем кивнул и тоже поклонился.
— Простите за беспокойство, эссэри. Я почти не осмеливаюсь сказать, но даже рискуя рассердить вас: одежду, которая одета на ваших гостях, не особо чествуют в залах Дома Сотни Фонтанов. Ваши гости… Когда они вас покинут, для меня было бы честью проводить их незаметно из дома.
— О управляющий комнатами, — вмешался Армин, когда встал рядом со мной и так низко поклонился, что его лоб почти коснулся пола. — Властелин Осторожности и Хранитель Сдержанности, всё не так, как кажется. Гости моего господина не злобные гиены пустыни. Это сестра моего господина и два его телохранителя, которые переоделись, чтобы безопасно доставить сестру сюда. Теперь, когда они увидели очарование этой гостиницы с её чудесами комфорта, они стыдятся обмана и желают услуги портного, чтобы почтить репутацию этого дома.
Молодой человек бросил на меня взгляд, в котором читалось сомнение, и я подчёркнуто-нейтрально посмотрел на него и кивнул.
— Вы Мастер Оправданий, это точно, но также хороший слуга для своего господина, — сказал управляющий Армину. — Всё случится так, как желает ваш господин. Портной появится немедленно. Для меня будет честью одеть сестру знатного господина и его верных стражей в соответствии с их положением.
Все семеро поклонились и задом вышли из прихожей.
Я закрыл дверь и вздохнул.
— Сколько нам будет это стоить? — спросил я Армина.
— Целое состояние, эссэри, целое состояние. Но таким образом ваши гости тоже теперь находятся под защитой Дома Сотни Фонтанов.
Вернувшись в читальный зал, я нашёл трёх моих друзей без тёмных бурнусов работорговцев. Простые наряды, одетые на них, были слишком большими для Зокоры и Наталии. Зокора и Варош заняли места в креслах. Наталия сидела на полу, оставив свободным кресло для меня.
Все трое выглядели усталыми, из них троих меньше всего Зокора. Всё же черты её лица стали более резкими, казалось, что она похудела ещё больше, но она встретила мой испытующий взгляд с почти незаметной улыбкой.
Затем она перевела взгляд на Армина, стоящего позади меня.
— Мужичок, ты помоешь ванную и нальёшь чистой воды. Забери этого червяка с собой. Закрой дверь. Когда будешь готов, постучи. Если я поймаю тебя на том, как ты подслушиваешь, ты умрёшь. Иди.
— О тёмный цветок, я с удовольствием выполню ваше желание! — выкрикнул Армин. — Ведь разве Астарта не говорит, что великодушное сердце должно идти рука об руку с великодушными делами? Я слуга моего господина — это правда. Наверняка, это разобьёт вам сердце, однако вам я не служу.
— Э-э, Армин? — промолвил я, когда увидел, как сжимаются зрачки Зокоры. — Ты ещё помнишь духовую трубку?
— Духовую трубку, эсссэри? Какую… О да! Конечно!
— Она у тебя с собой?
— Конечно, я берегу её, словно своё глазное яблоко, даже больше, чем…
Он залез под бурнус и моргнул.
— Это её. Верни трубку ей.
Его глаза расширились.
— Конечно, с удовольствием, эссэри, но… боюсь…
Зокора подняла руку к шее, и духовая трубка оказалась в её руке. Она посмотрела на неё и перевела взгляд на Армина.
— Ты уже вернул её мне.
Глаза Армина выглядели так, будто собирались в следующий момент выпрыгнуть из глазниц. Яд произвёл на него сильное впечатление, в том числе и хозяин духовой трубки. Я увидел, как он изучает правильные черты лица Зокоры, её тёмную кожу, улыбку. Он побледнел, когда понял, кто она такая, более того, кем она является.
Зокора указала духовой трубкой в сторону ванны.
Армин пришёл в движение, схватил всё ещё стоящего на коленях Селима, потянул его за собой, с размаху закрыл дверь, но в последний момент придержал её, чтобы она не хлопнула.
Варош наклонился к Зокоре, положив руку ей на плечо.
— Зокора, — тихо сказал он.
— Да, Варош, знаю. Но когда он говорит, у меня болят уши.
Мне было знакомо это чувство. Я посмотрел на усталые лица моих друзей, подошёл к богато украшенному шкафу из розового дерева и вытащил из него четыре фужера. Я направился к фонтану в углу комнаты, наполнил фужеры, и, один за другим, передал моим товарищам. Зокора оглядела фужер в руке и бросила сомнительный взгляд на фонтан.
— Медовая вода. Её можно пить, но это немного непривычно. Армин сказал, что она укрепляет, однако предупредил сильно не увлекаться, потому что в противном случае выпадут зубы, — я улыбнулся. — Но думаю, что в этот раз стоит рискнуть.
Я выпил глоток прохладной жидкости и весело наблюдал за удивлённой реакцией остальных. Газалабад и в самом деле преподносил нам тот или иной сюрприз.
— Мой слуга пригласил для вас портного, но я скажу, чтобы он подождал, пока вы принимаете ванную. Поведайте друзья, что с вами произошло?
— Хавальд, — заметила Наталия. — Вы вернули зрение.
Я сел.
— Да. Боги услышали мои молитвы. Скажите, у вас есть новости о Лиандре и других?
— Нет, сэр Хавальд, — тихо произнёс Варош. — Мы не знаем, что сталось с ней и другими. Но насколько я знаю маэстру, её похитители уже сожалеют о свершённом злодеянии. Единственное, о чём я могу вам рассказать, это что один из работорговцев говорил о корабле, лежащим где-то на берегу Газара. Туда её повезли.
Я медленно кивнул. Я найду её или она меня. Если у неё упал с головы хотя бы волосок, то я удалю жажду Искоренителя Душ на долгое время.
— Ну а как вы? — спросил я.
Трое обменялись взглядоми. Заговорил снова Варош.
— Наши дела тоже были плохи, Хавальд. Как и вы, мы пошли спать на том проклятом постоялом дворе, почувствовав тяжесть после еды. Я должен был что-то заподозрить, потому что моя госпожа уже спала, когда я лёг, а такого ещё никогда не случалось ранее, — он бросил на Зокору взгляд со стороны, но её лицо оставалось невозмутимым. — Когда я проснулся, я находился в деревянной повозке с решёткой из усиленного железом дерева, вместе с Наталией и моей госпожой, а также ещё двумя женщинами, которые не могли говорить от страха. Эту повозку тянули четыре лошади, два работорговца сидели на козлах, а ещё десять сопровождали её на лошадях. И хотя мы были в таком положении, нам ещё повезло, потому что за нашей повозкой следовали другие сорок рабов с кровоточащими ранами на ногах и без всякой надежды во взгляде. Почему я сидел вместе с женщинами в повозке, я не знаю. Позже мы выяснили, что это Зокора показалась работорговцем такой ценной. Скорее всего, они оставили нас вместе, потому что не знали, кто мы такие, и представляем ли для них тоже какую-нибудь ценность. Когда мы в первый вечер остановились на ночлег, я понял, какая судьба ожидает наших женщин, потому что повозку открыли, меня отогнали в сторону дубинками, а двух других женщин насильно вытащили. Похотливые взгляды обещали позже Зокоре и Наталии такую же судьбу. Наталия проснулась, когда эти безбожные люди ещё насиловали женщин. Мы увидели, что после этого обоих женщин небрежно кинули в сторону, только с верёвкой на шеи. Работорговцы смеялись и пили, поставив на стражу всего двух охранников. Вскоре после этого они заснули. Утром обоих плачущих женщин втолкнули назад в повозку, нам дали на завтрак отвратительную еду из старого зерна, и путешествие продолжилось. Зокора всё ещё лежала в тисках дурманящего яда, и ничего из того, что я делал, не могло её разбудить. В течение дня мы с Наталией разработали отчаянный план. Обе женщины выглядели ужасно, а вы знаете, Хавальд, насколько красива Наталия. Мы были уверенны, что разбойники в эту ночь выберут другую женщину. Наталия помылась, как могла, и мы выпачкали Зокору так, чтобы она выглядела не менее жалко, чем двое других несчастных. Я даже зашёл так далеко, что вырвал на мою госпожу. Мы оба знали, насколько важны для моей госпожи её не рождённые дети, а Наталия сказала, что есть опасность потерять их, если с ней случиться то, что случилось с другими женщинами. Только поэтому я согласился на этот план. Когда на следующий вечер они остановились на ночлег, хватило одного взгляда в клетку, чтобы эти волки сделали свой выбор. Они вытащили из повозки Наталию, которая неловко сопротивлялась и разыгрывала отчаяние.
Варош сделал глубокий вдох. Он быстро посмотрел в сторону Наталии, которая сидела тихо, уставившись в пол.
— Сцена с прошлой ночи повторилась. После этого Наталию небрежно бросили, лишь легко связав. Я следил за происходящим и боялся, что всё не только разыграно, двенадцать мужчин зверски её изнасиловали. Но когда большинство уснуло после пьянки, Наталия встала. Мы планировали, что она освободит меня из повозки, чтобы мы вместе могли действовать против работорговцев. Но я забыл, кто такая Наталия. Словно тень, она переходила от одного мужчины к другому. Я видел, как они приподнимаются во сне, когда Наталия атаковала их, — он замолчал и выпил глоток медовой воды. — Затем она освободила меня. Я никогда не смогу забыть её взгляда в тот момент. Что ж… затем… затем я связал работорговцев и стал ждать, когда они проснутся. Потому что Наталия никого не убила, а только использовала своё искусство, чтобы оглушить их. Прежде чем встало солнце, проснулась, наконец, моя госпожа. Пока я её мыл и переодевал в другую одежду, она слушала мой рассказ. Она дала мне поручение позаботится о других рабах, а сама ушла с Наталией в пустыню. Солнце стояло высоко в небе, когда они вернулись, — он бросил взгляд на Зокору. — Я не знаю, что там случилось.
— Ты мог бы спросить, — заметила Зокора.
Она дала ему свой бокал, он наполнил его в фонтане и вернул ей. Она выпила.
— Я провела с ней два ритуала. Первый, ритуал очищения. Второй, ритуал прощения, потому что она заплатила свой долг.
Мы ждали, но Зокора больше ничего не добавила. Варош снова взял слово.
— Когда вернулась, она дала распоряжение разделить работорговцев и выбрать из них троих, что проявили особенную жестокость. Девять других были привязаны к столбам, образующим полукруг. В центре этого полукруга ждали эти трое, тоже привязанные к столбам. Зокора стояла позади них, голая и с ужасным выражением в глазах. Сначала она долго стояла просто так, ничего не говоря. Затем захватила с земли у своих ног две горсти песка и посыпала им работорговцев…
Варош внезапно побледнел и сглотнул. Он снова бросил взгляд на обоих женщин, но и в этот раз они промолчали. Наталия смотрела в пол, глаза Зокоры встретились с моими в её обычной непосредственной манере. Я ничего не смог прочитать в этих чёрных глазах.
— Каждая из этих песчинок превратилась в насекомое, похожее на жука-оленя и начало пожирать плоть. Это длилось до тех пор, пока не село солнце, только тогда последний насытившийся жук отвалился от голой кости и упал в пропитанный кровью песок, снова превратившись в песчинку, — он сглотнул. — По-настоящему ужасное в этом приговоре было то, что мужчины жили дольше, чем это на самом деле было возможно.
Я выпил глоток из своего бокала и глубоко вздохнул. Зокора всё ещё смотрела на меня, в этот раз я понял, что она чего-то ждёт. Она думала, что я буду её упрекать?
— Сольтар будет судить их души, — наконец сказал я. — Я бы дал согласия на ваши действия.
— Сольтар не сможет так скоро их осудить, — твёрдо сказала Зокора. — Они в руках Соланте. Только она решает, когда отдать их души брату и отдать ли вообще.
Я вздрогнул.
— Что случилось дальше? — наконец спросил я.
Варош продолжил свой отчёт.
— Затем Зокора отдала распоряжение привязать следующих троих работорговцев между костей их приятелей. Но в этот раз она только задавала вопросы, пересыпая песок из руки в руку. Они ответили на все вопросы. О вас, Хавальд, они ничего не знали, подозревали, что вы мертвы, потому что калека в их глазах не имел никакой ценности. А Лиандра, как я уже говорил, была по их предположению на этом корабле.
Мы узнали, что то, что с нами случилось, не совпадение. Что у Фарда был приказ поступить так с группой чужаков, к которой подойдёт определённое описание. Нас там ждали, Хавальд! Они знали, что мы придём в поисках укрытия от песчаной бури.
Я медленно кивнул. Как бы чудовищно это не звучало, похоже, длинная рука Талака уже достигла даже эту старую империю.
— Продолжайте, Варош.
Варош вновь наполнил свой бокал и выпил, прежде чем продолжить.
— Работорговцы предположили, что Лиандра имела особенную ценность для их неизвестного работодателя. Для Зокоры тоже была предназначена определённая судьба. Они не знали, какая, только что она была важна для их работодателя. Отчаянный план Наталии был напрасным, работорговцы не посмели бы изнасиловать Зокору.
Я снова кивнул, но увидел взгляд Наталии. В её глазах я прочитал убеждение в том, что знай она об этом, всё равно ничего не изменилось бы. Её жертва имела смысл и освободила их из рук этих людей.
— Мы также узнали, что Фард обычно продаёт имущество своих жертв на рынках Газалабада, поэтому решили отправиться туда, найти Фарда и отобрать у него жизнь и наше снаряжение. Затем мы собирались сесть на корабль, чтобы обыскать берега Газара и если сможем, найти этот корабль. Мы освободили рабов, каждому пятому дали кинжал, раздали провиант, который нашли и отправились в Газалабад. Поскольку работорговцы тоже направлялись в город, уже скоро мы увидели его врата. Зокора придумала справедливую кару для работорговцев, и мы обыскали рынок в поисках Фарда и наших вещей. До сих пор всё было напрасно. На рынке мы услышали, как стражник говорил о высоком и светловолосом эссэри, который перед храмом Сольтара воткнул в землю изгоняющий меч. Наталия спросила стражника, где найти этого эссэри. Тот ответил, хотя у меня сложилось впечатление, будто он думал, что этот ответ ничего нам не даст. Так мы вас и наши.
Этими словами он закончил свой отчёт. Варош замолчал, и в течение долгого времени было слышно только, как бьёт ключом фонтан. Затем я посмотрел на Наталию.
— Как вы, Наталия?
Она подняла взгляд и посмотрела на меня.
— Хорошо, сэр Хавальд. Ритуал очищения позволяет мне помнить об этом, как будто это случилось с кем-то другим, и он удалил следы той ночи с моего тела. Также меня удовлетворило наказание, которое Зокора выбрала для мужчин. Она всем до единого иссушила мужское достоинство, прежде чем мы их продали.
Иссушила. Я решил больше не задавать вопросов.
В дверь робко постучали. Наталия встала и открыла её. На пороге на коленях стоял Армин, смертельно бледный и не в силах смотреть в сторону Зокоры. Он всё-таки подслушивал.
— Ванная готова, эссэра, — тихо произнёс он.
— Хорошо, — сказала Зокора, вставая. Когда она проходила мимо Армина, она схватила его за ухо. — Тебе повезло, что я не проверила. Не забудь об этом, — сказала она, улыбаясь.
Армин, похоже, был не в состоянии что-то ответить и только моля о помощи, косился в мою сторону. Она отпустила его и оглянулась.
— После ванны я хочу выслушать твою историю, Хавальд.
Я слегка поклонился.
— Расскажу за обедом, Зокора. До тех пор будьте снисходительны к моему слуге. Вы увидите, он полезен.
Дверь захлопнулась за ними, и Армин округлив глаза, повернулся ко мне.
— Она ужасна, эссэри! Как вы можете смотреть в эти глаза? Вы видели в них красный огонь? Она демон из ада Сольтара.
Одни из адов Сольтара описывали как тёмную, глубокую и ледяную дыру, в которой мучимые души не видели солнца целую вечность.
— Знаешь, ты можешь быть прав, — наконец сказал я. — Но она мне нравится. Портной уже появился?
Он странно на меня взглянул, а затем усердно закивал.
— Да, эссэри. Он ждёт со своими помощниками в комнате для отдыха.
— Скажи ему, чтобы он как можно меньше говорил. Особенно не рекомендую упоминать о женских прелестях эссэр и слишком цветисто восхищаться ими.
Он сглотнул.
— Я немедленно передам ему, — произнёс он, поклонился и поспешил прочь.
Я остался со своими мыслями наедине.
26. Особенная трапеза
— Как вам еда? — спросил я позже.
Мы находились в комнате наслаждений и перед нами был накрыт роскошный стол, который своими деликатесами даже превзошёл последний шедевр Фарда.
— Превосходно, — ответил Варош.
Все трое выглядели значительно лучше, чем ещё недавно; ванная пошла им на пользу, а новая одежда была к лицу. Наталия, как в этой стране ожидалось от сестры князя, была одета в широкие развивающиеся одежды, которые подчёркивали её фигуру и в тоже время скромно прятали.
Зокора и Варош были облачены в чёрное, однако не в тёмные бурнусы работорговцев, а в широкие брюки с сапогами до колен и широкие рубашки, на которые одевался укреплённый кожаный жилет.
На шеи Зокоры открыто висела тяжёлая серебряная цепь с символом кошки, и она выглядел таинственной и больше чем просто опасной. Я знал, что под тканью она снова носила свою собственную чёрную кольчугу из таких мелких колец, что было похоже, будто та сделана из темноты, а не из осязаемого металла.
Варош добавил для защиты к укреплённому жилету шины для рук. К его левой руке был привязан кусок стали с проходящими наискось зазубринами, который позволял парировать клинок рукой и в тоже время сломать его, если тот застрянет в этих зазубринах.
Такие доспехи были мне знакомы из Лассандаара, там их называли дробилкой клинков и не с проста. Ими оснащали городскую и храмовую стражу.
Армин настоял на том, чтобы он, Селим и его сестра Хелис обедали за другим столом пониже. В этот момент он с любовью помогал ей есть. Она была такой неловкой, словно маленький ребёнок. Фараиза спала в богато украшенной колыбельке рядом с Хелис, которая всё время с любовью агукала с малышкой. У меня почти разрывалось сердце, когда я смотрел в эти пустые глаза. Я снова повернулся к товарищам.
— Этот город не перестаёт меня удивлять. Но больше всего меня впечатляет кулинарное разнообразие.
Я откинулся на спинку стула и выпил глоток охлаждённого вина. Это было не фиоренское — хранитель вина ещё никогда не слышал о таком — но этот солнечный напиток был очень похож на фиоренский.
— Лакомства можно найти и в других местах, — сказала Зокора.
Я взглянул на неё.
— А у вас тоже есть особенные лакомства? — вежливо спросил я.
— О, да, — ответила она, и в первый раз я увидел на её правильном лице мечтательное выражение. Она закрыла глаза и облизала языком открытые губы. — У нас есть очень особенное лакомство, которое можно найти только на столах благородных домов, — продолжила она хриплым голосом. — Паук Хаантар, ещё живой, только на секунду опущенный в горячее масло, чтобы сохранить в нём сок! — не хватало ещё только, чтобы она начала причмокивать. — Я почти вижу его перед собой, — она сделала левой рукой жест, будто что-то в ней взвесила, чтобы затем поднести ко рту и как будто целиком положить в рот. — Нельзя ни с чем сравнить то, как раскалывается его скорлупа, и прохладный сок его крови смешивается с горячим мясом.
Она открыла глаза и посмотрела на меня. Этот её взгляд заставил меня отчаянно подумать о Лиандре.
— Ничего в мире не может сравниться с этим удовольствием, — наконец благоговейно сказала она.
За нашим столом воцарилась тишина, с другого стола донёсся звук, как будто кто-то подавился. Я прочистил горло и быстро отпил ещё глоток вина.
Варош, словно зачарованный, посмотрел на Зокору, затем сглотнул, когда увидел выражение её лица.
— Это… это и в самом деле особенное лакомство, — поспешила согласиться Наталия. — Однако я сама предпочитаю запечённые яблоки.
Я уже рассказал свою историю. Варош улыбнулся, когда я сообщил, что после того, как стражник ударил меня по голове, моё зрение вернулось. Я описал, как легко победил меня Ордун своей тёмной магией, и как Армин меня спас, после чего Зокора похвалила Армина. Тот покраснел, и на его лице отразилось отчаяние, когда она одарила его на удивление дружелюбным взглядом.
Я не понимал, почему Зокора так сильно пугает людей. Здесь, как я уже сообразил, о тёмных эльфах знали только то, что это эльфы с тёмной кожей, так же, как в этой стране можно было встретить людей с тем же тёмным оттенком. Здесь из уст в уста не передавались ужасные легенды о тёмных эльфах, значит это от неё самой исходил ужас.
Из всех моих спутников она была самой маленькой и худенькой, доставала мне только до груди, и я смог бы поднять её одной рукой. Её правильные, тонкие черты лица делали её после Лиандры самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел.
Уже давно цвет её кожи не казался мне странным, я даже считал её привлекательной, потому что её кожа была гладкой и блестящей, словно смазанное маслом, тёмное красное дерево. Иногда, как сейчас, она сидела совершенно неподвижно, казалось, даже не дышит, была похожа на статую. Только творение богов могло создать такую красоту.
Это напомнило мне кое-что.
Я залез в свою сумку и вытащил из неё маленькую фигурку, сделанную из панциря Глубинного ползуна. По дороге сюда нам пришлось остановиться на ночлег. Я мог снова видеть, и у меня с собой был резец.
Вырезая чёрную королеву, я особенно старался, потому что тогда ещё не знал, смогу ли когда-нибудь снова увидеть Зокору.
Она молча взяла фигурку и внимательно изучила. Поворачивая её туда-сюда, провела пальцами по лицу, которое имело её черты. Она посмотрела на меня, молча поставила фигурку на стол и поспешно вышла из комнаты.
Я удивлённо смотрел ей вслед.
— Что с ней не так? — спросил я Вароша.
— Вы мне не поверите, — сказал он и сам взял в руки фигурку, чтобы с любовью рассмотреть её. Я ждал и по глазам Наталии понял, что она тоже пытается найти ответ.
Он вернул мне фигурку.
— Фигурка получилась отлично. Такое чувство, будто она живая и дышит. У вас хорошо вышла моя госпожа. В вашем произведении вы смогли найти её сущность. Но всё же вы ещё не всё о ней знаете, — он встал. — В некотором смысле она застенчива, — сказал он и поспешил за своей госпожой.
Армин за другим столом закашлял.
27. Ночной ястреб
Как я выяснил, Джилгар Двойной Кинжал, был печально известным человеком. Ему нравилось прикалывать к столу тех, кто создавал проблемы, сразу двумя кинжалами в глаза — вот почему такое прозвище. Он правил нищими и ворами в той части города, где располагалась площадь Дали. Селим предположил, что мой кошелёк с ценными камнями теперь находился в руках Джилгара.
— Всё необычное или особенно ценное, попадает сначала к нему. Двадцать пять изысканных камней… Это означало бы смерть для того, кто утаил бы их от него, — сообщил Селим. Затем замолчал, размышляя. — Но эссэри, разве вы не сказали, что ваше сокровище для него бесполезно?
— Я сказал, что камни заколдованы и принесут несчастье. Продолжай.
— Если это драгоценные камни, тогда они ценны! Он скоро их продаст. Боюсь, эссэри, что даже моё глубочайшее сожаление не сможет вернуть вам ваше сокровище.
— Я верну все камни, Селим. Даже если после этого в городе больше не останется воров. Где я могу найти этого человека?
А вот этого молодой вор не знал. Я перевёл взгляд на другой стол. Селим, теперь заново одетый как слуга, осторожно и нерешительно ел, следя за манерами Армина и повторяя за ним. Пищу он брал только правой рукой.
Однако Селим кое-что слышал о том, что существует подземный дворец, тайный мир под улицами Газалабада. Там, как гласили слухи, господствовал Джилгар. Мальчику даже были известны части этого мира, потому что его укрытие тоже находилось в старом канале.
Я был удивлён, когда узнал, что под Газалабадом есть каналы. Все наши большие города располагали канализацией, в Келаре тоже была такая. Она помогала сохранять улицы в чистоте. Здесь, в этом золотом городе, казалось, о каналах ничего не знали. Рабы подметали улицы вениками, смачивали их, поливая водой из леек и тщетно пытались одержать победу над нечистотами.
— Никто не знает, откуда появились эти каналы. Они старые, но выглядят так, будто их не достроили. Часто внезапно заканчиваются голыми скалами и лишь в некоторых местах достигают поверхности. Я слышал, что некоторые из этих каналов ведут в большой зал, и что там можно найти принца воров. Только ещё одно я знаю наверняка: когда находишься в этом зале, сверху, за каменной стеной, перед которой сидит на троне этот принц воров, слышен вечный шум Газара. Эссэри, я клянусь богами, это всё, что я могу вам сообщить.
— Ты поможешь мне найти это место. Сегодня ночью ты отведёшь меня к своему укрытию. И оттуда мы исследуем каналы.
Он побледнел, но увидел мой взгляд и мужественно кивнул.
— Как пожелаете, эссэри.
Я узнал ещё кое-что. Под песком город покоился на фундаменте из прочной, коренной породы. Я посмотрел на Наталию, которая застенчиво мне улыбнулась.
На ночную экскурсию я смотрел с некоторой долей уверенности, потому что она, Варош и Зокора будут меня сопровождать. Поппет, нет Наталия наполнила мой бокал вином. Я поднёс его к губам и немного отпил, мыслями я был с Лиандрой. Следующим утром я собирался арендовать корабль.
Укрытие Селима находилось недалеко от речного порта. Даже теперь, после того, как зашло солнце и взошла луна поменьше из наших двух лун, здесь в порту царила оживлённая суета.
Селим привёл нас к полуразрушенному дому на краю портовых сооружений. Уже десятилетиями в нём никто не жили, стены из обожжённой глины всё больше обваливались. Однако фундамент был из твёрдого камня, выстроен таким способом, который между тем был хорошо мне знаком.
В одном углу, под рухнувшим столом, на который упала часть глиняной стены дома, находился вход в каналы. Мне с трудом удалось протиснуться в узкую дыру.
Это была шахта, но не особо глубокая, чуть глубже моего роста. Я нырнул в неё головой и откатился в сторону.
Прошло уже много времени с тех пор, как я делал нечто подобное, и манёвр получился не совсем удачно. Когда я вставал, моё плечо пульсировало от боли.
Канал был сухим, около двух шагов в ширину и четырёх шагов в высоту. Здесь внизу находилось жалкое логово Селима. За расшатанным камнем в стене он хранил все свои сокровища. Не украденные вещи, как я думал, а ракушку и маленькую статуэтку Астарты. Это всё, что до сих пор принесла ему жизнь вора.
Он не будет сопровождать нас в каналах, как и Армин. Задача Армина состояла в том, чтобы отвести Селима назад в гостиницу и ожидать нас там.
После многословного прощания через шахту, произнесённого шёпотом, мы спустились глубже в канал. Зокора снова вела. Она уже сняла свою кожаную повязку, и её глаза светились. Мы решили не зажигать свет.
У меня был Искоренитель Душ, Зокора в любом случае видела в темноте, а Наталия не потеряет ориентир, пока чувствует камень. Только Варош был в невыгодном положении, но я ожидал, что рано или поздно жители этих каналов сами позаботятся о свете. Однако сейчас, в самом начале, мы ещё не хотели выдать себя.
Почему, спросил я Селима, стража ничего не знала об этом месте? Ответ удивил меня. Они знали о каналах. Иногда в них посылали кого-нибудь. Скорее всего тех, кого не взлюбили. Но те редко возвращались назад. Похоже, для стражников это дело было недостаточно важным. Маслом смазывают колёса, золотом — мечи. Эта пословица была знакома даже мне.
Сперва я надеялся найти стражей принца воров. У меня были свои представления о качествах таких стражей. Также у меня было несколько вопросов.
Сначала всё шло, как мы планировали. Оба и Зокора и Наталия утверждали, что чувствуют течение Газара. Он служил им в качестве ориентира в этом лабиринте. На самом деле, их мнение всегда совпадало в том, где он находится.
Также мы быстро поняли расположение этих каналов. Были основные, шириной в добрых десять шагов, с пешеходными дорожками по краям, шириной в два шага. Эти дорожки показывали, что строители ожидали подъёма воды на добрых два шага. Главные каналы проходили параллельно друг к другу и соединялись между собой побочными ответвлениями поменьше. К одной из таких ветвей и привёл нас Селим. Здесь запланированный водоток был только одни шаг в ширину и пол шага в глубину.
Я не заметил небольшого склона, только Зокора и Наталия настаивали на том, что он существует.
Зокору, как всегда, не было слышно. Наталия скользила, словно тень, только иногда я ощущал её дыхание или тихий шорох её тёмного одеяния. Варош шёл так тихо, словно кошка. И только я топал.
Дело было не в том, что я не мог двигаться тихо, но по сравнению с другими я точно также мог бы торжественно въехать в эти каналы в сопровождении барабанной дроби и игры на свирели. После полдюжины произнесённых шёпотом «шшш!», я всё понял и держался позади.
У меня появилось искушение начать всем назло насвистывать «Передайте мне корону Иллиана», но потом я одумался и решил иначе.
Часть плана заключалась в том, чтобы добраться до этого места воров незамеченными. Однако планы существовали для того, чтобы их можно было разрушить. Когда мы приблизились к первому главному каналу, мы почуяли запах дыма и вскоре увидели вдалеке свет от огня.
Предположив, что речь идёт о костре охранников или часовых, мы осторожно приблизились. Затем Варош подал мне сигнал, что я могу пойти вперёд, он сам сделал тоже самое.
Свет принадлежал не часовым.
В изумлении, я увидел то, что хотела показать мне Зокора. Широкий главный канал превратился в подземную улицу. Десятки, нет, сотни людей, стариков, детей, женщин, младенцев — опустившихся и жалких личностей — населяли здесь подземный базар.
Из-за конструкции канала, это была улица наоборот. Люди ходили по пешеходным дорожкам по краям, а в глубине канала находились шалаши, маленькие хижины и палатки, даже несколько киосков, нашедших в ночи путь сюда вниз с одного из рынков города. То, что жители этого мира в течение дня присвоили себе на поверхности, можно было найти снова в каналах.
На всех нас была чёрная одежда. Когда я увидел, что портной порекомендовал Зокоре и Варошу, я заказал для себя и Наталии такую же одежду. Высокие сапоги, широкие, льняные брюки, кушак, широкая рубашка с прочным жилетом и рукава баллоны, а также кожаные шины для рук, в придачу головной убор из материала и кожи, прикрывающий шею и с чёрной вуалью для лица.
Мы посмотрели друг на друга, закрыли лица вуалью и вошли на улицу отчаяния и бедности.
Наталия шла впереди, явно женская фигура, остальные следовали за ней. Этот порядок должен был дать знать, что она важнее нас, и мы всего лишь её охранники.
Что думали люди в этом подземном мире, я не знал. На нас смотрели, но, казалось, никто не удивляется или даже беспокоится.
— В этот момент принцу воров докладывают, что здесь находятся четыре чужака, — прошептал Варош. Я разделял его опасения.
Ламповое масло было дорогим, бесценным для жителей каналов, а открытый огонь был плохим освещением, поэтому источники света были редкими и плохими — примитивные лампы из жира и старых обрезков ткани встречались чаще всего.
Наша прогулка по этим подземным улицам была путешествием через сумерки и тёмные тени, мимо почти невидимых фигур, которые, когда мы приближались, искали тёмное укрытие, словно крысы. Только тот факт, что пешеходная дорожка была в значительной мере свободной, позволял нам двигаться вперёд.
Иногда в стенах канала встречались ниши, примерно шаг в глубину и десять шагов в ширину. В одной из таких ниш Зокора остановилась и коснулась Наталии, которая шла впереди, чтобы остановить её. Обе женщины посмотрели вдаль.
— Что такое? — спросил я тихо Зокору, когда присоединился к ней.
— Там впереди, где много света, видишь?
Это был перекрёсток двух главных каналов. Канал, по которому мы шли, проходил вдоль реки и встречался здесь с ещё более огромным, похоже, отходящим от реки под прямым углом. Из-за этого на перекрёстке образовалась площадь, и на этой площади стоял своего рода ларёк, для местных условий яркий и дорогой, освещаемый сразу четырьмя фонарями. Я видел его не так хорошо, но Зокора точно описала его для нас — тех, кто не имел её зрения.
Там на удобной скамейке сидел за столом мужчина, одетый в чёрное, сродни нашей собственной одежде. Вокруг него стояли четыре грубых стражника, которые прежде всего впечатляли размерами и массой. На них были одеты кожаные доспехи с шипами из которых торчали кинжалы с загнутым клинком. Двое театрально положили на плечо саблю, а двое других держали наготове дубинку с гвоздями и боевой топор.
— Что за балаган, — прошептал раздражённо Варош. — Удар щитом, и шипы воткнуться в их тело, и каждый этот шип ослабляет броню. У кого только возникают такие глупые идеи?
Я прищурился, чтобы получше разглядеть описанный Зокорой боевой топор. С тех пор, как я прошёл через врата Сольтара, Искоренитель Душ был моим постоянным спутником. Его необыкновенное лезвие делало его полезным для той работы, которая обычно не предназначались для мечей.
Но тяжёлый боевой топор, как тот впереди, был особенным. Не многие обладали умением, достаточной силой и телосложением, чтобы управляться с таким оружием. Его топорище из слегка согнутой, чёрной стали было добрых полтора шага в длину, треугольная элегантно-загибающаяся лопасть образовывала широкое лезвие и изогнутый шип. На конце топорища не было острия. Этот топор предназначался для того, чтобы размахивать им и крутить, а не для того чтобы протыкать. В этом оружие не было дерева и крепления, из которого могла бы высвободиться лопасть. Топор был выкован целиком. Сам я не видел, но Зокора описала круглую, пожирающую саму себя змею, выгравированную на лопасти.
Я узнал это оружие. Потому что много лет назад этот топор мне с любовью описал его владелец. Он принадлежал моему другу из Колдена, кузницу с севера, о котором я рассказал другим и которого Янош принял за мошенника с вымышленной историей.
Это был топор Рагнара, иначе и быть не может. Он потерял его в схватке с пиратами, во время попытки кругосветного плаванья. Топор существовал, поэтому, скорее всего, и остальная часть истории была правдива.
У топора было имя, Рагнаркраг. Если история правдива, тогда топор был священным. Посвящён Одину, аспекту Борона, которому поклонялся народ Рагнара на севере.
Какое странное совпадение, что он оказался здесь? Рагнар выковывал и другие топоры такого же типа, и много дней мы провели вместе, когда один друг обучал другого секретам боя на топорах.
Ещё я не знал когда, и смогу ли вообще вернуться в Колден, но здесь этот топор не может остаться.
— … скупщик краденного, который осматривает товар, — сказал Варош.
Топор меня отвлёк.
— О чём вы говорили? — спросил я. Зокора укоризненно на меня посмотрела. — Простите. Но я размышлял о том, может ли этот топор действительно быть священным артефактом.
— Ну и как, это артефакт? — спросил Варош.
— Да. Но я не следил за вашими словами.
— Видите ту очередь перед ларьком?
Я кивнул. Там тоже видимость была ограничена из-за шалашей и жилищ, которые я не пожелал бы даже собакам. Между ними, едва заметные, ждали жители канала, выстроившись в очередь.
— Зокора сообщила, что на столе что-то происходит. Похоже, мужчина один за другим обслуживает людей и что-то им даёт. Скорее всего, скупщик краденного, но даёт он им не деньги. А вот что, Зокора тоже не смогла разглядеть.
Не смогла? Мне было трудно вообще разглядеть хоть что-то, кроме грубых очертаний.
— Подождите, — сказал я и залез в большую кожаную сумку, которая была прицеплена к ремню на спине. Застрявший в самом низу, потому что для сумки был немного великоват, лежал цилиндр, которым так восхищались Лиандра и Янош. Я был не против, что он застрял, ведь собрал уже достаточно опыта с воришками, но теперь мне понадобилось некоторое время, чтобы высвободить его из сумки и передать Зокоре, стоящей впереди.
Ещё одно мгновение потребовалось, пока Зокора выяснила, как растянуть цилиндр, затем приставила подзорную трубу к глазу.
Варош встал рядом с ней. В этой нише было темно, всё же кто-то мог нас увидеть. Я сомневался в том, что здесь знают такие подзорные трубы, однако Варош прикрыл её. Именно благодаря этим маленьким поступкам я был так восхищался бывшим храмовым стражником.
— Соланте! — тихо выкрикнула Зокора, когда посмотрела в трубу. — Это словно магия, только вверх тормашками!
— Теперь вы видите лучше? — спросил я, слегка позабавившись.
— Сегодня ночью он слишком много выпил, его глаза налиты кровью. Он болен, страдает жёлтой лихорадкой и размножает волосы в носу, целый десяток в левой, а ещё больше в правой ноздре. Его дыхание воняет рыбой, я вижу чешую в его гнилых зубах, когда он пытается подло усмехнуться, — она опустила трубу, повернулась ко мне и приподняла вверх бровь. Наталия захихикала, а Варош закашлял.
— Полагаю, это означает «да», — сухо прокомментировал я.
— Да, — ответила Зокора, снова поворачиваясь и поднося трубу к глазу.
— Он скупщик краденного, — произнесла она чуть позже. — Люди приносят ему то, что считают ценным. Он, однако, даёт им не деньги, а шайбы из костей с выжженными символами, редко больше одной.
Товар меняет на кости?
— После того, как люди получают эту шайбу, большинство спешит налево, в большой канал. Я не вижу, что там происходит, — она опустила трубу. — Должно быть там своего рода раздача еды, потому что когда они возвращаются, они жадно жрут.
— Жрут? — спросил я.
Зокора взглянула на меня.
— Жрут. Люди едят, животные жрут. Они жрут, словно животные.
— Должно быть они голодные, — тихо предположил я.
Её взгляд сказал мне, что голод не причина опускаться до уровня животного.
— Возможно. Я тоже уже испытывала голод. Но то, что я вижу на их лицах, не голод, а жадность, — она с щелчком задвинула трубу. — У нас есть забродивший сок грибка. Некоторые люди становятся от него зависимыми. Когда они его получают, на их лицах можно прочесть ту же жадность. Эти люди зависимы от того, что получают за столом взамен шайбы. Выглядит как чёрный хлеб.
— Это действительно подло, — поразилась Наталия. — Еда, которая вызывает зависимость. Эти люди сделают всё, если будут думать, что их угрожают лишить наркотика.
Я уже часто наблюдал, что может сделать зависимость с гордым мужчиной. Чаще всего это было пиво или вино, но также игра и женщины. Или же экзотический табак, якобы вызывающий приятные видения. Жертвой последнего долгое время был я сам. Те годы теперь лишь тень в моих воспоминаниях.
Если бы Искоренитель Душ не был изгоняющим мечом, я, скорее всего, заложил бы даже свой меч.
Я отбросил эти мысли.
— То, как вы его описали, включая волосы в носу, он не тот человек, кто всё это организовал. Он, в лучшем случае, лейтенант, младший командующий. Но даю руку на отсечение, он знает, где можно найти этого Джилгара.
— И ты хочешь забрать топор, — заметила Зокора.
— Правильно.
— Топоры неудобные. Им требуется много места. Если подобраться слишком близко к бойцу с топором, его песенка спета.
— Болт. Болт в глаз, — отметил Варош.
— Всё же такой топор вызывает страх. Ты понимаешь, что тебе конец, если он попадёт в цель, — сказала Наталия.
— Если, — раздался презрительный ответ Зокоры.
— Моё оружие Искоренитель Душ. Я хочу забрать топор, потому что он принадлежит другу.
— Значит заберём его и узнаем у этого мужика куда идти, — сказала Зокора, протягивая мне подзорную трубу. — Я сейчас вернусь.
— Подождите, — остановил я. — Если мы уложим этих людей, начнётся восстание. Мы не сможем победить орду наркоманов.
— Тогда вынудим командира прийти сюда, — сказала Наталия, и её губы скривились в злобную ухмылку.
Я посмотрел на неё.
— Как вы собираетесь это сделать?
— Он сидит. Его ноги стоят на камне. Позвольте пойти мне.
— А если вас увидят? — спросил я.
Она ухмыльнулась и нежно похлопала камень рядом с собой. Зокора отступила в сторону, пропустив её вперёд на узкой дорожке. Прошло пару секунд, и она спрыгнула в русло канала между этими жалкими жилищами и исчезла в камне.
— У меня всё ещё пробегает по спине дрожь, когда я вижу, как ей поддаётся камень, — сказал тихо Варош. — Интересно, что она задумала.
Зокора перевела взгляд на него.
— В следующий раз спрашивай заранее, а не тогда, когда она уже ушла. Но скоро мы всё узнаем.
Сначала долгое время ничего не происходило. Я снова протянул Зокоре трубу, и та наблюдала.
— Она хороша, — сказала Зокора спустя момент. — Я её не вижу.
Немного позже:
— Что-то случилось. Мужчина вскочил на ноги и орёт, он ужасно испуган! Охранники отгоняют людей с дороги… Теперь стол отодвинули в сторону, и все смотрят вниз. Я не могу понять, что это. Кажется, мужчина не ранен, но он в панике. Один из его стражников убежал. Скупщика краденного сложно успокоить, но один из других охранников заставил его снова сесть на скамейку, стол поставили на место, и он пьёт. Должно быть это что-то, что можно видеть, потому что люди собираются вокруг поглазеть. Он перестал обменивать товар. Он плачет, — Зокора презрительно опустила трубу.
— Думаю, это подходящее время подойти к нему, — заметил я. — Толпа всегда хорошее прикрытие.
— Не для вас, — возразил Варош. — Вы слишком высокий.
Наталия нашла нас на пол пути. Она вынырнула между двух шалашей. Её глаза блестели, и у неё было хорошее настроение.
— Что вы сделали? — спросил я.
— Я погрузилась в камень, схватила его за ноги и затащила их по лодыжку в землю. Затем отпустила. Камень держит его в плену, — она широко ухмыльнулась.
Варош тихонько присвистнул.
— Неудивительно, что он испугался и запаниковал!
— Почему? — удивилась Зокора. — Разве здесь не знают о молотках и зубилах?
Мы переглянулись, Наталия начала хихикать, я тоже почти захохотал.
— Зокора, вы уникальны.
Она, не понимая, посмотрела на меня.
— Люди!
Мы подошли к левому краю толпы зевак. В главном канале. Один из охранников убежал в левую сторону. Здесь также находился склад с вызывающим зависимость хлебом.
До сих пор ещё никому не пришла идея принести молоток и зубило, или же эти инструменты были слишком ценными, чтобы кто-то имел их здесь. Странно было видеть то, как голени мужчины заканчиваются в камне.
Прошло много времени, пока охранник, который пошёл за помощью или чтобы доложить о случившемся, вернулся. Его сопровождала женщина, тоже в тёмной одежде. С её плеч спадала длинная накидка, почти касаясь сзади земли. Накидка двигалась на ветру, который больше никто не чувствовал. Я не смог разглядеть в ткани структуру. Она была похожа на тёмную тень, в которой больше ничего не было. Даже доспехи Зокоры были не такими тёмными.
На ней был серебренный обруч на высоте лба, одетый на капюшон, лицо прикрыто вуалью. Как и на нас, на ней был жилет, а на нём, рукоятками вниз, висело шесть узких кинжалов.
От неё исходил авторитет, и она шла, широко шагая; под просторной тканью угадывались длинные ноги и натренированное тело. Люди при виде неё отступали, никто не смел подойти ближе, оставляя между ней и собой по меньшей мере два шага.
— Кто-то важный, — выдохнул Варош. — Наталия, это была хорошая идея.
Когда она приблизилась, её опережало одно слово. Ночной Ястреб.
Уже только это слово заставило толпу вздрогнуть, и мы посчитали, что для нас тоже будет лучше отступить, выказав мнимый страх, чем открыто вставать у неё на пути.
Я вопросительно посмотрел на моих товарищей. Они пожали плечами. Видимо никто из них не слышал этого слова в связи с чем-то необычным. В моём сознание что-то шевельнулось, но я не мог точно вспомнить.
Когда она прошла мимо, я был достаточно близко, чтобы всё-таки увидеть структуру накидки. Она была похожа на кожицу между костяшками в крыльях летучей мыши и закреплялась не брошкой, как я подумал, а свободно спадала с её плеч, не считая двух шипов, исчезающих в шеи женщины. Накидка была живой и питалась её кровью. Я отступил ещё дальше, по какой-то причине это зрелище наполнило меня глубоким ужасом и отвращением.
Затем я вспомнил откуда мне известно имя. Ночной Ястреб. Так себя называли тайные агенты старой империи.
Я украдкой посмотрел на лицо женщины; она прошла так близко, что я смог разглядеть его под вуалью. Это было красивое, но жестокое лицо. Жизнь человека оставляет на лице свои следы.
У весёлого парня появятся морщины, соответствующие его сущности, показывающие, что он всегда смеётся. Но страх, скорбь и боль тоже оставляют не менее глубокие морщины на коже. Тип и число морщин подходит к сущности и возрасту человека и часто указывают на его нрав. Эта женщина казалось молодой. Похоже, глубокие морщины, въевшиеся в её кожу, появились преждевременно от презрения, высокомерия и жестокости.
Её глаза были тёмными, как у большинства людей Бессарина, при этом холодные и настороженные. Когда она обвела взглядом толпу, в которой я прятался, я трусливо присел. Я опасался, что её взгляд узнает меня… Страх, настоящую причину которого я не знал.
Я осторожно снова поднял взгляд. Она прошла мимо и теперь находилась в каких-то десяти шагах от мужчины, который раздавал эти шайбы из костей. Только один небольшой жест, и охранники убрали стол в сторону и поставили заключённого в камень скупщика краденного на ноги.
Она изучила камень, который удерживал его ноги, обошла вокруг него, опустилась на одно колено. Затем сняла свою чёрную перчатку и почти нежно провела голым пальцем по гладкому камню. Она медленно поворачивалась на коленях, её пальцы следовали по невидимому следу в скале.
Это выглядело бы смешно, как она, наклонившись, два пальца на земле, прослеживала этот только для неё видимый след. Но смешно не было. Это казалось угрожающим. Жалкие жители отступали, пока она не добралась до одной из стен канала, примерно в десяти шагах от скупщика краденного, пойманного в камне. Там она выпрямилась и остановилась, рука на камне, который она, казалось, задумчиво изучает.
Рука Наталии вцепилась в мою.
— Она видит меня в камне, — выдохнула она, и я различил страх в её глазах, которого там не было уже долгое время.
Ночной Ястреб вернулась к мужчине в камне, однако вообще не обращала на него внимания. Она обратилась к высокому мужчине с топором, который всё это время почти не сдвинулся с места.
— Кермил.
Тот встал перед ней на колени.
— Я служу, госпожа.
— Усиль охрану. Опроси людей, видели ли они здесь высокого, светловолосого мужчину с короткой бородой и широкими плечами. Он вооружён прямым мечом. Миниатюрную женщину, немного меньше меня, с тёмной, почти чёрной кожей, рыжеволосую женщину, высокую, с чувственными формами, и ещё одного светловолосого мужчину, тоже высокого, но стройного, как хворостинка. Кроме того, ищите циркача по имени Армин и вора, которого зовут Селим.
Как будто из неоткуда между её пальцев появилась золотая монета.
— Это золотая монета будет принадлежать тому, кто первый принесёт о них вести. Кто увидит их и ничего не скажет, кто спрячет их или даже защитит, того я самолично сопровожу в темноту моего господина и бога, — она улыбнулась под вуалью. — Я даже сделаю это не спеша.
Кермил сглотнул, поднял левый кулак ко лбу и наклонился ещё ниже.
— Служу и повинуюсь, госпожа.
— Ах да, убери отсюда это вонючее нечто.
Она развернулась и снова пошла в нашем направлении. Я вновь присел в толпе, всё же думаю, что она меня заметила. Но в этот момент раздался ужасный крик, вместе со звуком ударяющей о камень и кости стали.
Она бросила скучающий взгляд через плечо и ушла прочь. Кермил небрежно отбросил одной рукой искалеченного мужчину в сторону, бедняга, наверняка, пролетел шагов шесть. Во все стороны брызнула кровь, но уже в следующий момент свора набросилась на несчастного, чтобы разграбить его.
Кермил наступил на дыры в земле тяжёлыми сапогами, хруст костей прозвучал невыносимо громко в тишине, которую оставила после себя Ночной Ястреб. Затем небрежно бросил на то место тряпку, поставил на него стол и посмотрел на одного из других стражников. Тот побледнел, однако кивнул и занял место за столом.
Кермил махнул рукой и подозвал первого из ожидающих. В то время как бывший охранник взял дрожащими пальцами из ящика шайбу из кости, Кермил опрашивал мужчину, который хотел продать погнутый серебряный нож, видел ли он нас.
Мы позволили женщине уйти подальше, а затем в тени тихо последовали за ней. Возможно, Ночные Ястребы когда-то были кланом воинов старой империи, но теперь я знал, что они больше не служат империи, но другому господину.
И снова Зокора подняла руку и собрала нас вокруг себя.
— Эта женщина была обучена кем-то из моей крови. Она обладает навыками, на которые не имеет права. Она моя и она умрёт. Вы останетесь здесь.
— Зокора…, - начал я, но она бросила на меня взгляд, заставивший меня замолчать.
— Если я погибну и между ней и вами завяжется бой, не оставляйте ей времени и не прикасайтесь к её накидке голой кожей. Если она ускользнёт от вашего взгляда, ищите её в тени, также над вашими головами. Хавальд, не используй свой меч, в противном случае он будет нести в себе семя Безымянного. Теперь стойте здесь.
Она развернулась и втянув голову в плечи, исчезла перед моими глазами, как будто обволокла себя глубокими тенями. Варош залез под плащ, вытащил свой арбалет и встал на колени.
Из своего колчана он вытащил два болта, одним он подпёр ложу арбалета, другой зарядил. Он закрыл глаза, и я услышал имя Борона, затем он нежно провёл рукой по заряженному болту. Я моргнул, потому что на одно мгновение мне показалось, будто я увидел, как на нём вспыхнул знак его бога.
Потом казалось, будто Варош замер, он был таким неподвижным как камень.
Где-то в тридцати шагах перед нами Зокора выскользнула из тени и загородила Ночному Ястребу дорогу.
— Я Зокора. Ты умрёшь здесь.
— Сестра, — заговорила Ночной Ястреб, — Я вас ждала.
— Мы не сёстры, — сказала Зокора.
Я увидел, как в руке Зокоры появилась тёмная сталь и отразила два брошенных кинжала. Накидка Ночного Ястреба затрепетала, казалось превратившись в дым и туман.
Сталь лязгала о сталь, этот звук прерывался лишь сдавленным дыханием, тихими стонами и шипением, похожим на раздражённую змею. В темноте мне казалось, что бой проходит не только на земле, что стены и потолок канала тоже служат их ногам опорой.
Одна тень обвивала другую, чёрная сталь отражала серебряную. Один раз со свистящим звуком образовался густой дым, за звоном разбившейся склянки последовал горький запах. Затем тишина. Дым рассеялся, и тёмная фигура стояла на коленях, склонившись над другой тёмной тенью. Одна рука поднялась вверх. Я почувствовал напряжение Вароша и сам почти не мог дышать.
— Хавальд, вы можете подойти, — промолвила тихо Зокора, и Варош спустил курок.
Болт, казалось, превратился в сверкающее серебро за ту долю секунды, которую длился его полёт и попал стоящей на коленях женщине в затылок. Она беззвучно осела.
Варош бросил арбалет и побежал вперёд, мы за ним.
Пока я чётко не увидел обоих женщин, я считал Вароша сумасшедшим. Но потом заметил, что это Ночной Ястреб, наклонившись вперёд, лежит на другой неподвижной фигуре. Та была обернута накидкой Ночного Ястреба, оттуда также раздавались зловещие, тихие причмокивания.
На мне были одеты кольчужные перчатки. Помня предупреждение Зокоры, я оттолкнул Вароша в сторону, когда тот хотел схватить накидку голыми руками и сорвал чудовище с Зокоры. Сначала оно с удивительной силой вцепилась в неё, потом, однако, потекло мне навстречу.
Я хотел отшвырнуть накидку, но теперь она возжелала меня. Она обернулась вокруг моей руки, покрыла быстрее, чем я смог отреагировать мои плечи; я едва ещё успел закрыть лицо локтем, когда она обхватила мою голову, и я почувствовал липкую теплоту, кровавую влажность, как будто тысяча мелких иголочек захотели впиться в кожу моего лица.
Других я слышал приглушённо, тысячекратное, отвратительное чавканье перекрывало их голоса. Я чувствовал, как за мерзкую накидку дёргают, пытаясь оторвать от меня. Во второй раз за несколько дней я был парализован, но в этот раз не настолько беспомощен, потому что мои мысли были ещё свободны. И я научился новому трюку.
Между моим кулаком, этим адским плащом, и моей головой я направил жар и холод на эту тварь, как сделал с болтом из железа, сдерживающим оковы. Чем бы не было это чудовище, то, что смогло разорвать железо, сможет навредить и живой твари.
Сначала я подумал, что от этого нет никакой пользы, что подобные вещи не могут навредить такому существу, но затем заметил, как в моей голове образовалось давление, как будто череп сейчас взорвётся.
Мой мир наполнил высокий визг, из-за которого я упал на колени. Только благодаря упрямству я продолжил и дальше ещё быстрее менять жар и холод, сделал их более сильными, пока существо не застыло, угрожая задушить меня словно лентами из стали, раздавить мою руку, чтобы затем громко взорвавшись, разлететься на тысячу пылающих льдом кусочков.
Одно мгновение я стоял так. Увидел, как мои товарищи — среди них и Зокора, опираясь рукой о землю — уставились на меня… затем больше ничего. Я даже не почувствовал, когда, словно срубленное дерево, измерил длинной своего тело землю.
28. Вопрос выбора слов
— Как долго? — прокаркал я, когда пришёл в себя.
Кто-то поднёс мне к губам бурдюк с водой, и я жадно начал пить.
— Не долго, Хавальд, — сообщила тихо Наталия. Она держала бурдюк одной рукой, а другой промокала моё лицо тряпкой, пропитанной вином. — Около десяти минут. Не двигайтесь, Зокора говорит, что это займёт совсем немного времени. Ещё немного терпения, и всё закончится.
— Зокора…?
— Не говорите, подождите, пока ваши силы вернутся. Зокора жива и будет жить. Она только слегка ранена, хотя этот демонический плащ питался ей дольше, чем вами.
Я немного сдвинулся, пытаясь заглянуть за голову Наталии. Зокора всё ещё лежала на том же месте, но её голова покоилась на коленях Вароша, он тоже осторожно вытирал её лицо. Кожа была похожа на сырое мясо, даже её глазные яблоки покраснели от крови.
— Плащ, видимо, своего рода паразит. Он способен высасывать кровь через кожу, не причиняя ран. При этом он парализует своих жертв ядом. Просто подождите немного, это совет Зокоры, — тихо промолвила Наталия.
Так что я ждал. Думал, что за это время кто-нибудь пройдёт вдоль канала. Мы были всего в пятидесяти шагах от стола, под которым в камне находились кровавые обрубки и всего в сорока шагах от шалаша, где обменивали вызывающий зависимость хлеб на шайбы из костей. Там всё ещё горело четыре фонаря, здесь же было темно. Никто не пришёл и не побеспокоил нас.
Я заметил, как слабость покинула меня. Только что я ещё её ощущал, а в следующий момент она улетучилась, как будто её никогда и не было.
Я поблагодарил Наталию и неуклюже встал. Что-то захрустело под ногами. Я наклонился и поднял кусок.
Это оказался пористый уголь, какого я ещё никогда не видел раньше. Только когда я заметил, что такие куски разбросаны везде, я понял, что держу в руке: остатки того чудовища. Я ещё помнил, как оно взорвалось, но больше ничего.
— Что случилось? — спросил я.
Мой голос звучал хрипло, как будто я не говорил многие годы.
— Вы не помните?
Я покачал головой; с того момента, как плащ обхватил мою голову, воспоминания были более, чем обрывочными.
— В первый момент, когда он обернулся вокруг вас, я попыталась его оторвать, — тихо сказала Наталия. — Варош был с Зокорой, она перестала дышать, но Варош воззвал к милости Борона и одарил её поцелуем жизни, он не смог бы вам помочь, оставив умирать Зокору.
— Простите меня, сэр Хавальд, — тихо извинился Варош. — Вы ещё стояли и сражались, поэтому я выбрал мою госпожу. О вас я знаю, что Сольтар не хочет вас принимать…
Я закашлял.
— Это не гарантия того, что он уже больше не изменит своего мнения, — заметил я.
Варош кивнул.
— Я знаю, но…
— Я бы поступил точно также, — я посмотрел на Наталию. — Я чувствовал, как вы пытались оторвать от меня плащ. А что случилось потом?
— Я хотела его исполосовать, но было такое чувство, будто я режу влажную глину, я ощущала под моим лезвием вашу кольчугу, но оно не ранило чудовище.
— Как вы меня спасли?
— Никак, Хавальд. Я подумала о масле, решив обжечь чудовище, но руки не дошли. Всё это время плащ развивался и колыхался вокруг вас, пытался обмотать вас ещё крепче, но внезапно он замер, стал серым, затем вспыхнул тёмно-красным, словно раскалившийся металл, а потом ни с того, ни с сего взорвался в облаке из пара и дыма. То, что вы держите в руке, это то, что от него осталось.
Я постепенно вспоминал.
— Сколько времени это длилось? — тихо спросил я.
Мне казалось, что прошла вечность.
— Стал серым, потом красным и бах! — сообщила Зокора. Её голос звучал немного хрипло, но её глаза, несмотря ни на что, казались весёлыми, даже если она едва была способна на большее, чем опереться на руку. Она тихо рассмеялась, когда увидела моё лицо. — Если ты знаешь, что сделал, научи меня. Это было эффективно.
Это показалось мне самым большим комплиментом, который я когда-либо слышал от Зокоры. Видимо, она чувствовала себя так же, как и я. Пока говорила, в её тело вернулась сила, и она выпрямилась.
— Я вам рассказывал, как взорвал болт, скрепляющий цепи. Я не смог придумать ничего другого, поэтому испытал тот же трюк на плаще.
— Он сработал, — заметил Варош, помогая Зокоре встать. Лицо Зокоры всё ещё выглядело израненным, но больше не кровоточило.
— Как она смогла вас победить? — спросил я.
— Я была безрассудной, — призналась Зокора. — Я должна была убить её сзади. Она знала о нас, тёмных эльфах, и была подготовлена. В руке она держала стеклянную ампулу. Ампула содержала определённый газ, невероятно дорогой и редкий. Он погружает эльфов в долгий сон, который может продолжаться столетия. Этот газ: нужны годы, чтобы выгнать необходимое количество, его вырывают из пылающих недр земли, ценой огромного количества жизней, — она покачала головой. — Мне не понятно, откуда он у неё. Когда я почувствовал запах этого газа и узнала его, я попыталась задержать дыхание. В тот момент я должна была бежать, но была слишком гордой, всё же ещё надеясь победить её. Эта надежда была ошибочной. Газ одержал верх, — она горько рассмеялась. — В тот момент, когда спящий эльф испытывает помеху, он просыпается. А призрачный плащ был помехой.
Я задумчиво кивнул, массируя виски. Моя бедная голова всё ещё пульсировала, будто являясь наковальней безумного кузница.
— В тот момент, когда она почувствовала след Наталии в камне, она поняла, что мы здесь. Она заманила нас, знала, что вы хотите её убить, и ей был хорошо знаком ваш вид. То, что вы будите настаивать на поединке, было частью её плана.
— Да. И этот план сработал, — Зокора посмотрела на меня. — Этот враг пугает. Я не привыкла испытывать страх.
Я рассмеялся. Она удивлённо посмотрела на меня.
— Не понимаю, ты смеешься надо мной?
Я слегка коснулся её руки.
— Нет, Зокора. Нет. Я смеюсь не над вами. Я смеюсь по двум причинам. Во-первых, как говорится, смех помогает побороть страх. Во-вторых, до сих пор каждый раз ещё проигрывал враг. Я смеюсь, потому что думаю, что и он тоже постепенно начинает бояться, особенно вас.
— Почему меня?
— Вы не знаете? Вы непоколебимый оплот в нашей группе. Все здесь полагаются на вас, доверяют вам свою жизнь. Ночной Ястреб это знала. Если бы она победила вас, тогда лишила бы нас непреклонной воли, то есть вашей.
— Ты бы меня оплакивал?
— Это разбило бы мне сердце. И не только мне, посмотрите на Наталию и Вароша. Это хорошо видно по их глазам.
Я снова рассмеялся, это было легко.
— Видите, по этой причине враг должен вас бояться, и вот почему я смеюсь.
Она сглотнула, посмотрела на Наталию, затем на Вароша. Он сделал шаг вперёд и обнял Зокору. Её голова опустилась на его грудь.
— Я тебе уже говорил. Ты — моя любовь, — прошептал он.
Медленно, почти незаметно, она кивнула на его груди. Поверх её головы Варош посмотрел на меня. Его губы сформировали слово «спасибо».
Не за что было благодарить меня. Все слова, что я сказал, были правдой.
Я посмотрел на тело Ночного Ястреба. Болт пробил ей череп и лежал недалеко от неё. Совершенно обычный болт из тёмного дерева. Значит он не серебряный, мне только показалось.
Смерть разгладила черты её лица, её почти больше невозможно было узнать без этого горького выражения.
Я кончиком кинжала осторожно откинул в сторону её одеяние. На цепочки из чёрной стали на груди покоилась матово-блестящая, чёрная шайба. Я быстро снова накрыл шайбу одеянием, Безымянный бог мог видеть и слышать через свои священные символы.
Хорошо, значит он слышал и мои слова.
Я огляделся по сторонам в поисках трещины или бреши, но ничего не нашёл. Поэтому вытащил Искоренителя Душ, поднял его и два раза воткнул в камень. Когда я заплатил ему дань крови, он был нетребовательным, я почти ничего не заметил. Затем кончиками двух кинжалов я снял амулет Безымянного бога с шеи его служанки и сунул в глубокую трещину, которую создал для меня в камне Искоренитель Душ. Я отошёл в сторону.
— Боги! — вырвалось у Вароша.
Он уставился на трещину, побледнев. Я посмотрел вниз: из щели поднимался серый дым, и, казалось, быстро набирал плотность и субстанцию.
С проклятьем на губах, я отпрыгнул от щели и схватил Искоренителя Душ, но Наталия промчалось мимо меня и опустив руку в дым к горной породе, запечатала трещину. У неё вырвался тихий крик боли, но дым извиваясь и изгибаясь, казалось, со вздохом улетучился.
Я поспешил к ней и схватил за руку, которую она сжимала другой. Там, где дым коснулся руки, молодая кожа уступила место старой, стала морщинистой и с пигментными пятнами. Она смотрела на меня округлившимися, испуганными глазами.
— Спасибо, Наталия, ты действовала быстро и мужественно, — тихо сказал я.
Зокора подошла к ней и прикоснулась к знаку Безымянного пальцем.
— Это пройдёт. Ты молода, и твоя молодость прогонит старость. Это займёт некоторое время, возможно год, но доверься мне, Безымянный не сможет противостоять Астарте.
Наталия кивнула, но её глаза были устремлены на то место, где она запечатала брешь.
Я оглянулся на перекрёсток, там было всё как обычно. Я не понимал, почему нас никто не обнаружил, было лишь одно объяснение. Я повернулся в другую сторону. Этот канал был широким и высоким, намного шире других. Но здесь никто не построил ни одну хижину. Там впереди, в темноте, должно быть что-то было. Что-то, что наводило страх или запретило здесь жить.
— Мы потеряли время, — наконец произнёс я. — Она, — я посмотрел на тело у моих ног, — больше не сможет ответить на наши вопросы. Но я знаю кое-кого, кто сможет.
Я обернулся и посмотрел туда, где пересекались каналы.
— Кермил, — заметил Варош.
— Верно. Скажите, Варош, меня мучает один вопрос. Откуда вы узнали, что это не Зокора? Я понимаю, что вы хорошо её знаете, но свет был рассеянным, и ради святых богов, это был её голос!
Варош ухмыльнулся, в то время как Зокора удивлённо оторвала голову от его груди и вопросительно на него посмотрела.
— Мы видели, как вы встали на колени перед другой — так мы думали. Вы подняли руку и позвали нас, — объяснила Наталия. — И тогда Варош пристрелил её из своего арбалета.
— Он её пристрелил? — спросила Зокора и в первый раз с тех пор как я её узнал, она выглядела ошеломлённой. — Просто так?
— Болт в лоб убивает почти всё. Видимо она не является исключением.
— Но откуда вы узнали, что это не Зокора? — настаивал я.
— Это просто. Она крикнула «Хавальд, вы можете подойти».
— И что?
Я всё ещё не понимал.
— Зокора всегда обращалась к вам на «ты». Она говорит «ты» даже богам. За исключением Соланте.
Ухмылка Вароша стала шире. Я посмотрел на Зокору. Она застенчиво улыбнулась. В этой улыбке отражалась гордость за её возлюбленного.
— Видите, поэтому у нас есть причина смеяться, — сказал я. Я снова посмотрел на Вароша. — У Кермила топор, который принадлежит другу. Он рассказывал, что топор священен и заявил, что тот придаёт обладателю большую силу. Я не верил в это, пока не увидел, как Кермил забросил того несчастного далеко в толпу. Самого удара я не видел, но боюсь, он был выполнен быстро и легко.
— Я его видела, — сказала Наталия. — Удар почти от запястья, как будто топор весел ненамного больше меча.
— Тогда история Рагнара верна. Зокора, мы можем ответить им тем же. Вы слышали голос женщины?
— Да.
— Вы сможете имитировать его?
Она кивнула.
— Хорошо. Варош, я не хочу, чтобы он порезал меня на куски, мне нужна ваша помощь.
29. Рагнаркраг
Ночной Ястреб появилась на краю темноты.
— Кермил! — позвала она. — Иди сюда.
Огромный боец с топором поклонился и поспешил к ней.
— Следуй за мной! — приказала Ночной Ястреб и поспешила дальше в темноту.
Видимо, боец с топором что-то заподозрил, но было уже поздно. Из темноты в его правый тазобедренный сустав воткнулся чёрный болт. Пока он кричал, раздался щелчок, когда Варош снова зарядил свой арбалет, затем вылетел следующий болт и попал ему в другой сустав.
Это было невероятно, но мужчина всё ещё стоял, когда ещё один болт проткнул ему плечо. Когда он рухнул, следующий снаряд тоже нашёл свою цель, а вместе с ним на землю повалился и топор.
Я ещё никогда никого не встречал, кто мог так быстро заряжать арбалет.
Из-за криков мужчины толпа на перекрёстке пришла в движение. Мы бросились к Кермилю, Наталия заткнула ему рот платком, Варош и я схватили его, а Зокора подняла топор. Мы поспешили прочь в темноту.
— Схватите их! — крикнул кто-то, хотя определённо ничего не видел.
Толпа превратилась в свору и пролилась в главный канал, побежав за нами вдогонку.
Внезапно канал озарила яркая вспышка, разделив его на места со светом и тенью. Посередине канала стояла каменная виселица буквой «Т». На ней со вскрытыми венами весло головой вниз голое, бледное женское тело Ночного Ястреба. Массовая волна на этом пункте оборвалась, толпа остановилась, как будто врезалась в невидимую стену.
Свет исчез.
Дальше впереди мы бросились в нишу и напряжённо оглянулись. Казалось, никто не хочет следовать за нами.
— Вы знаете, как устроить показательный пример, — сказал, тяжело дыша, Варош, бросая на землю мужчину.
— Благодарите Наталию, это она сделала из камня виселицу.
Я посмотрел на Зокору. Здесь почти не было света, но я всё же разглядел задумчивое выражение на её лице. Она смотрела туда, где пересекались каналы. В левой, вытянутой руке она держала топор, который был ненамного меньше её самой.
— Какое имя у топора? — спросила она.
— Рагнаркраг.
— Разрушитель миров. Хм.
— Вы говорите на старом северном языке?
— Нет. Но я слышала о топоре. У нас тоже есть барды, однако наши живут дольше и знают старые истории.
Я увидел, как в темноте сверкнули её зубы.
— Ты поступил правильно, поймав его таким образом, — сказала она. — Яношу понравится топор. У него подходящее для этого телосложение, — она посмотрела мне в глаза. — Не говори ему имя топора.
— Почему?
— Я всё ещё не доверяю ему. Он работал на Бальтазара.
— Наталия тоже.
Зокора покачала головой.
— Это не тоже самое. Она не могла иначе. А вот он мог.
Она подошла и вручила мне топор. Затем начала раздеваться, протягивая Варошу один предмет одежды за другим, пока не стояла перед нами голая. Она взяла один из своих кинжалов и подошла к нашему пленнику.
Встав рядом с Кермилом на колени, она наклонилась вперёд и, казалось, страстно его поцеловала. Мужчина приглушённо вскрикнул и приподнялся.
Зокора выпрямилась и что-то сплюнула в сторону.
Её рот был весь в крови.
— Кермил, — тихо сказала она, с наслаждением улыбаясь. — Меня зовут Зокора. Всему, что умеют Ночные Ястребы, они научились у моего народа. Я тёмная эльфийка, Кермил, и ещё до того, как мы закончим, ты начнёшь тосковать по радости нашего первого поцелуя. А теперь скажи, что ты знаешь о принце воров?
Я взвесил топор в руке и отошёл на пару шагов дальше в темноту. Ещё через несколько моментов ко мне присоединились Наталия и Варош.
— Я думал, что вас обучали на ассасина? — тихо спросил я Наталию.
— Да. Но мой желудок никогда не хотел меня слушаться.
Одно мгновение мы молчали, позади я слышал шёпот Зокоры. Я не различал слов, но шёпот звучал почти… нежно. Я встряхнулся.
— Это часть её, — тихо произнёс Варош. — Без этой части она была бы не полноценной.
— Вам не нужно её защищать, Варош. Я сам это знаю, и вы правы, — как бы было здорово, если бы сейчас можно было зажечь курительную трубку, но огонёк будет виден далеко в темноте. — Втайне я ей благодарен. Потому что если бы не она, то это пришлось бы делать одному из нас.
— Вы бы смогли? — спросил Варош.
— Да. Только не настолько… совершенно. Но да, я бы смог. Вы нет?
Прошло долгое мгновение.
— Да. Возможно, я бы тоже смог.
Я оглянулся на то место, где Зокора и несчастный Кермил были только более глубокими тенями в темноте. Был слышен тихий стон.