Глава 12 Русская рулетка

– Ну, и как тебе все это нравится? – вместо приветствия спросила мамми.

Она позвонила Тане без четверти двенадцать.

– А ну их всех… – устало проговорила Таня. – Надоели…

Не рассказывать же мамочке, что и она, Татьяна, имеет отношение ко всей этой неразберихе.

– И что теперь будет? – задала риторический вопрос мама.

– Все успокоится, мамуля.

– Но я доллары свои не продаю.

– Конечно, не продавай. Я скажу, когда.

– Может, приедешь ко мне? Я блинчиков напеку…

Мама инстинктом, материнским своим чутьем поняла, что дочери сейчас тоскливо, плохо – и как могла, пыталась помочь ей.

«И в самом деле, что сидеть тут сиднем? – подумала Таня. – Все равно я уже ничего не изменю».

– Ставь тесто, – весело сказала она, – я еду.

– Очень хорошо, – обрадовалась мамми, – жду.

Через час Таня, успевшая принять душ, подкраситься и приодеться, уже подъезжала на своем «пежике» к маминому дому на Рязанском проспекте.

Мама встретила ее в дверях, с поварешкой в руке.

– Ты слышала? – с порога возбужденно спросила она. – Президент подал в отставку.

* * *

Пресс-конференция президентского пресс-секретаря началась в Кремле на полчаса позже намеченного, в половине первого. На пресс-конференцию были допущены лишь российские журналисты – причем не все, аккредитованные в Кремле, а только четверо, представляющие основные телеканалы.

Пресс-секретарь был бледен и взволнован. По бумажке, чего с ним обыкновенно не случалось, он зачитал короткое заявление.

– Сегодня в десять часов пятнадцать минут утра президент был госпитализирован в Центральную клиническую больницу с подозрением на острую сердечную недостаточность. Сейчас его состояние тяжелое, но стабильное. Прогнозы врачей по поводу президентского заболевания хорошие. Всяческие спекуляции на тему о том, что президент собирается лечиться за границей, являются злонамеренной ложью. Президент был и остается в Москве.

Пресс-секретарь сделал паузу и обвел глазами присутствующих.

– Однако, – продолжил он, – сознавая свою ответственность перед страной, в одиннадцать часов тридцать минут утра сегодня, двадцать пятого октября, президент подписал указ, согласно которому все его полномочия на время его заболевания передаются главе правительства, премьер-министру. Премьер-министр, начиная с одиннадцати часов тридцати минут, принял на себя полномочия президента России. Он полностью контролирует ситуацию в стране, включая вооруженные силы, силы ядерного сдерживания, а также все силовые структуры. Обстановка в стране в целом остается спокойной.

Пресс-секретарь оглядел корреспондентов, давая понять, что его сообщение закончено. Журналисты переглянулись и, как по нотам, разыграли заранее подготовленные и, видимо, согласованные вопросы.

– Как осуществлялась передача ядерного чемоданчика? – спросил первый канал. – Ведь премьер-министр находится в Сочи…

Пресс-секретарь снисходительно улыбнулся.

– Управление силами ядерного сдерживания – несколько более сложный процесс, чем это принято представлять. Всех деталей я рассказать вам не могу, но, уверяю вас, никакой «ядерный чемоданчик» в Сочи везти не пришлось. И, поверьте мне, что ровно в тот самый момент, когда президент подписал указ о передаче своих полномочий, премьер-министр принял на себя ответственность за ядерную кнопку.

– Когда премьер-министр планирует прибыть в Москву? – это был второй канал.

– Я не в курсе всех планов премьер-министра, но, полагаю, что в самое ближайшее время.

– Насколько тяжело заболевание президента? Когда он собирается вернуться к исполнению своих обязанностей? – спросила корреспондентка с третьего канала.

– Заболевание тяжелое, однако, как заверяют врачи, угрозы жизни президента нет. К управлению страной он планирует вернуться в самое ближайшее время.

– Означает ли болезнь президента и передача его полномочий премьеру проведение досрочных президентских выборов? – задал вопрос репортер с НТВ.

– Нет, не означает. Президентские выборы пройдут в согласии с Конституцией, точно в назначенные сроки… Все, господа, спасибо!

Пресс-секретарь кивнул журналистам, улыбнулся и пулей вылетел из комнаты.

* * *

Таня и мама просмотрели репортаж о пресс-конференции не отрываясь. У мамы даже блин сгорел.

Потом мама убежала на кухню, а Таня осталась слушать новости дальше. Она раньше даже не предполагала, что когда-нибудь станет ими, этими дурацкими политическими новостями, интересоваться.

По телевизору стали передавать отклики на последние события, которые успели сделать политики разнообразной окраски.

– Антинародный режим подошел к полному краху, – бубнил Пламенный Коммунист. – Из последних сил он цепляется за власть. Правящая верхушка готова на любые ухищрения, лишь бы продлить собственную агонию…

Следом показали Интеллигента-Оппозиционера. Он вещал, словно пифия, потирая маленькие ручки:

– Я считаю: болезнь президента – это болезнь политическая. Это – очередной, умный, тонкий, подлинно византийский ход в борьбе за власть. Это проверка его окружения, извините, на вшивость. И те крысы, кто поверит в отставку президента и побежит с корабля, первыми попадут в мышеловку. А президент, как я не раз уже говорил, еще простудится на их похоронах…

Мама вернулась с кухни.

– Все время – одно и то же! – в сердцах воскликнула она. – Ну почему все время у нас что-то да происходит?!. Когда же мы начнем жить спокойно?!.

Вопрос был риторическим. Да и что могла ответить ей Таня? За последнее дни она отчетливо, как никогда прежде, поняла: все они, так называемый «народ» – мама, толстяк-отчим, Паша, его Римка-секретарша, Игорь, она сама… и еще сто пятьдесят миллионов россиян – не более чем фишки в крупной, многомиллиардной игре, ведущейся на самом верху. И любого из тех, кто находится там, у власти, судьба так называемого «народа» интересует не больше, чем интересуют их жизнь, страдания и внутренний мир казиношной фишки.

Если раньше у нее имелись иллюзии по поводу того, что власть заботится о своих подданных и избирателях (иллюзии, родившиеся оттого, что ей довелось пожить во Франции и Америке), то последние события развеяли их в прах.

– Ну их всех – ко всем чертям! – в сердцах воскликнула Таня.

Тут на телеэкране снова появилась студия и ведущая в ней. Ведущая сказала:

– А сейчас на прямую линию связи с нами снова вышел наш специальный корреспондент Аркадий Сеидов. Он находится в Сочи, неподалеку от резиденции, в которой проводит свой отпуск премьер-министр. Премьеру, напомню, два с половиной часа назад были переданы полномочия президента страны. Сейчас мы, видимо, узнаем о реакции премьер-министра на последние события и услышим его обращение к народу… Аркадий, вы слышите меня?

На экране появился давешний корреспондент. Он стоял все у той же пальмы, все так же ярко светило сочинское солнце и теплый ветерок шевелил волосы журналиста. Однако в картинке было и нечто странное: за спиной репортера, помимо кирпичного забора резиденции, виднелся бронетранспортер. На броне сидели двое крепких парней в камуфляже и с короткоствольными автоматами.

– Екатерина, я слышу вас хорошо! – выкрикнул корреспондент. Его голос выражал крайнюю степень волнения.

– Аркадий, что там у вас происходит?

Ведущая, похоже, забыла о своих профессиональных ухватках и спрашивала у журналиста не как профессионал, вынужденный задавать вопросы, а просто как крайне заинтересованный человек.

– Катя, здесь происходит что-то непонятное! – Репортер тоже выглядел не бесстрастным хроникером, а скорее возбужденным очевидцем. – Примерно полчаса назад, когда мы здесь ожидали, что премьер выйдет к журналистам, к резиденции премьера начали прибывать войска! Судя по всему, это какие-то элитные части! Они блокируют все подъезды к резиденции премьера! Всех журналистов они оттеснили в одно место и запрещают уходить отсюда! Однако даже отсюда, со своей позиции, мы видим, что войска – а это, очевидно, какой-то спецназ – занимают территорию по периметру резиденции премьера…

– Что это за части? – спросила из Москвы донельзя заинтригованная ведущая.

– Ни на какие вопросы ни бойцы, ни их командиры нам не отвечают. Но, повторяю, судя по той выучке, которую проявляют солдаты и офицеры, и по их экипировке, это – элитные подразделения.

– Но кому они принадлежат? Армии, МВД, ФСБ?

– Не знаю, Катя, ничего не могу тебе сказать!

Журналисты уже забыли о протокольном стиле: на глазах у миллионов телезрителей шел диалог двух глубоко пораженных и заинтересованных людей – диалог, транслирующийся на всю страну.

– Но это хотя бы российские войска? – спросила из Москвы ведущая, и сердца миллионов телезрителей на мгновение тревожно ухнули.

– Конечно! Конечно, российские! Но кто они и откуда – об этом ничего не известно!

– А какие нашивки или знаки различия у них на погонах?

– Катя, бойцы в камуфляже, и никаких знаков различия, кроме тех, что говорят о том, что они принадлежат к Российской армии, у них нет.

– Но кто-нибудь хоть как-то объясняет вам происходящее?

– Нет, Катя, абсолютно нет!

– А сколько всего этих вооруженных людей?

– Я не знаю точно, Катя! Все журналисты находятся на одном небольшом пятачке, и нас отсюда не выпускают, но спецназ, кажется, перекрыл весь периметр резиденции…

– Может быть, они готовятся штурмовать дачу?

– Нет, нет, никаких приготовлений к штурму не видно! Войска просто занимают, видимо, заранее предписанные им позиции и остаются на местах. Это скорее всего, Катя, очень похоже на какую-то демонстрацию силы!

– Понятно… – протянула ведущая.

Таня и мама сидели рядком на диване. Блины были забыты.

* * *

Хозяин смотрел на экран телевизора и не верил своим глазам.

В его кабинете, куда никогда не проникал ни один солнечный луч, по-прежнему было полутемно. Горела одна настольная лампа. Обед, привезенный Верой, остывал, забытый, на сервировочном столике.

Валентин Николаевич чувствовал себя так, словно сон, увиденный им, вдруг превращался в реальность. Он даже несколько раз тряхнул головой.

Происходило нечто невообразимое. Ведь это он – он, Хозяин! – выдумал все это.

И болезнь президента, и его якобы готовящийся отлет из страны, и будто бы намечающуюся передачу его полномочий премьеру… Все было сделано для того, чтобы вызвать панику на бирже, взвинтить валютный курс – и сыграть на этом. Болезнь и передачу полномочий придумал он. Здесь, сидя в этом кресле. Придумал – а затем блестяще, с помощью слабых и запутавшихся людишек – Кругляева, Кухианидзе, Цыкунова и других, – сделал свою фантазию реальностью. Точнее – некой кажущейся реальностью. Условной. Виртуальной. Один из тех, кто проигрался, подкупал журналистов. Другой – чиновников. Третий – опаивал снадобьем банкира. И все для того, чтобы они как по нотам разыграли сценарий, родившийся в его воображении.

И вдруг эта его фантазия ожила! Она стала двигаться и действовать сама по себе!

Какой указ о передаче полномочий?! Этого не было в сценарии! Когда торги были завершены, пресс-секретарь, по сценарию, должен был гневно опровергнуть лживые домыслы корреспондентов. А еще лучше – продемонстрировать живого-здорового президента… И курс послушно вернулся бы в свое русло… А вместо этого… Дичь! Что за войска вокруг дачи премьера?!. Не должно было быть этих войск! Потому что не было их в сценарии! Его сценарии!

Что за бред? Оживший, материализовавшийся бред?!

А может быть… Может быть, ничего этого непроисходит? Может, кто-то разгадал его игру? И все это не что иное, как виртуальная реальность? Тоже выдумка? Ответная фантазия? Фантасмагория, которую транслируют на один-единственный телеэкран – его? Чтобы опять обыграть?

Нет, не может быть!

Хозяин все ж таки поперещелкивал каналы. CNN показывало примерно ту же картинку, что и отечественный первый канал (правда, снята она была, как это водится у западников, с куда более выгодной точки). С горы виднелось едва ли не половина периметра сочинской дачи премьера. В ключевых точках вдоль забора стояли боевые машины пехоты. На броне сидели вооруженные гладкоствольными автоматами люди в камуфляже. Камера показала крупным планом корреспондента. Он быстро и взволнованно затрещал что-то по-английски. Валентин Николаевич языка не знал, однако лицо американского журналиста было ему знакомо. Неужто кто-то мог и репортера CNN купить? Для чего? Чтобы его, Валентина Николаевича, ввести в заблуждение? Ну, это уже паранойя…

Оставалось одно: его, Хозяина, придумка вдруг стала спусковым крючком, который неожиданно привел в действие огромный механизм, который закрутился совсем не в ту сторону, куда рассчитывал Валентин Николаевич…

Он устало откинулся в своем чудо-кресле и посмотрел на экран терминала. Он до последнего момента оттягивал это, потому что понимал, что ничего хорошего уже не увидит.

Несмотря на то что торги на валютной бирже давно завершились, продажа валюты продолжалась. Теперь ее вели банки напрямую друг с другом. Дилеры продавали иностранные дензнаки по той цене, о которой договаривались сами между собой. Это называлось межбанковским валютным рынком.

Действительность подтвердила самые худшие опасения Хозяина. На межбанковском рынке доллары продавали уже по тридцать пять рублей.

По тридцать пять. Значит, по состоянию на сию минуту он уже отнюдь не выигрывает двадцать миллионов долларов. Если сейчас он поменяет свои три миллиарда рублей, то получит… Валентин Николаевич посчитал на калькуляторе. Он получит всего восемьдесят пять с небольшим миллионов долларов. Он уже проигрывает. Проигрывает почти пятнадцать миллионов американских долларов.

В животе у Валентина Николаевича похолодело. Если так пойдет и дальше… В конце концов, он играл не на свои деньги…

Черт возьми! Неужели же судьба опять облапошит его?!

Валентин Николаевич в отчаянии заколотил по дубовой столешнице.

– Сволочь! Сволочь! Сволочь!

Эти крики были слышны даже в коридоре особняка.

* * *

Таня, несмотря на увещевания мамми, отправилась в центр Москвы.

Если у нее не получалось быть хозяйкой событий, то она, по крайней мере, старалась находиться в их гуще.

В августе девяносто первого, во время путча, она, первокурсница, была вместе с толпой у Белого дома, когда по громкоговорителям объявили: «Путчисты бежали из Кремля!» Она помнила, какая охватила тогда всех эйфория. Незнакомые люди обнимали друг друга. Орали «ура!». Фотографировались на танке, с которого недавно выступал президент. Казалось, теперь все и навсегда будет хорошо!

Но хорошего-то на поверку оказалось мало. Как ни счастливо сложилась ее личная судьба, Таня отдавала себе отчет, что ей-то повезло. В ней удачливо сошлись молодость, образование и воля к успеху. И еще – везение… А каково живется тем, у кого нет хотя бы одного из этих качеств? Ее мамми, например, которая уже два года как безработная? Отчиму-пенсионеру? И еще миллионам и миллионам… Им и без того несладко – а власть, как нарочно, подбрасывает все новые и новые испытания…

Таня не рискнула поехать в центр на «пежике»: вдруг кто-нибудь, обозленный происходящим, расколотит «буржуйскую» машину. Оставила своего «мальчика» в мамином тихом дворе. Отправилась на метро.

Народу в поезде оказалось мало – середина дня. Лица у людей были безразличными или насупленными. Никто ни с кем не разговаривал. Читали книги, газеты, глядели в пространство.

Таня вышла на «Пушкинской» – на той стороне, где «Макдоналдс». Мимо строя бабушек с цветочками, котятами и газетами, мимо торговцев книгами и воздушными шариками перешла Бульварное кольцо. Здесь на углу, в доме, где магазин «Армения», была самая прогрессивная обменка. Таня частенько именно тут продавала доллары, когда не хватало рублей до зарплаты. Однако! Теперь на табло у окошечка горело: «ПОКУПКА – 28,0; ПРОДАЖА – 37,0». Тридцать семь рублей за доллар! Вот это да!

Таня спустилась в переход. В застекленных лавочках по правой стороне перехода царило непривычное оживление. Какая-то тетенька покупала три пары бюстгальтеров разом.

Таня перешла под землей Тверскую, поднялась на поверхность. Здесь, на углу, в бизнес-центре была еще одна обменка. Парень в кожанке как раз менял цифры на щите обменного пункта. Выставил: «ПОКУПКА – 27,5». Таня немного подождала, пока он поставит цифирки в строку «ПРОДАЖА». Тройка. Восьмерка. Тридцать восемь!

Таня вошла в галерею «Актер». Поднялась на эскалаторе на второй этаж. Здесь у обменника змеилась очередь. Электронное табло высвечивало цифры курса «ПОКУПКА – 29; ПРОДАЖА – 36».

В ее любимом парфюмерном магазинчике в галерее тоже было куда оживленней, чем обычно. К прилавкам не протолкнуться. У кассы типичная бизнес-леди в пальтишке за три штуки баксов оплачивала кучу кремов и лосьонов от Кристиана Диора, мужской парфюмерии от Хьюго Босса, женской от Живанши… «Богатство – пыль на ветру», – вдруг вспомнился Тане чей-то афоризм. Пыль-то она пыль – в самом деле, легко развеивается… Уж это она знает по себе… Эх, но зато какая это красивая, золотая пыль!..

Таня вышла из магазина, прошлась мимо вечно грустного Александра Сергеевича и снова под землей пересекла Тверскую.

Теперь она пошла по Тверскому бульвару вниз к Никитским. Она всегда любила здесь гулять. Казалось, миллионы прогуливавшихся здесь до нее – Гоголь и Мандельштам, Платонов и Достоевский, Цветаева и Маяковский – успели создать бульвару успокаивающую, умиротворяющую ауру… Вот и сейчас даже солнце – наверно, последний раз нынешней осенью – вдруг выглянуло из-за туч и зазолотило почти голые деревья. Встречные щурились. Здесь, на бульваре, и лица у людей казались иными, чем во мраке метро: разглаженными, спокойными, умиротворенными… До курса никому, кажется, и дела нет…

Правда, вот вышагивает навстречу явный «новый русский», не замечает ни солнца, ни кого бы то ни было вокруг: кашемировое пальто распахнуто, галстук от Кардена съехал набок… Кричит в мобильник: «Вася, объясни мне, что происходит! Нет, не понимаю…»

«Ага, – с чувством злорадного превосходства подумала Татьяна. – Ты не понимаешь, а я вот – понимаю».

Однако от того, что она была одна в числе семи человек на всю планету, которые понимали, что происходит, ей веселее не становилось.

* * *

Холодный солнечный день конца московской осени близился к вечеру. Но ни единого луча, ни одной краски не проникало с воли в особняк, и Хозяин мог судить о времени суток только по таймеру в углу экрана.

Да еще – по росту котировок на межбанковском рынке валюты. К половине четвертого цена на американский доллар достигла тридцати девяти рублей, и курс продолжал расти. А до закрытия межбанковского рынка оставался еще час.

Телевизор в углу кабинета показывал беззвучную картинку. CNN с заставкой «CRYSIS IN RUSSIA»[19], титром LIVE[20] и местом действия SOSHI, RUSSIA[21], время от времени транслировала кадры: летняя резиденция премьер-министра, окруженная войсками. Картинка была статичной. Никаких передвижений войск не наблюдалось. Из резиденции никто не выходил. Солдаты покуривали, сидя на броне.

Время от времени картинку сменяла видеозапись пресс-конференции в Кремле. Больше никакой официальной информации от российских властей не поступало. Ни президент, ни его пресс-секретарь, ни премьер-министр и даже ни один из вице-премьеров на публике не появлялись. Мир гадал: что происходит в России? Кто управляет страной? Американский президент, не успев проснуться (в Вашингтоне было девять утра), выступил с заявлением, в котором он выражал «глубокую озабоченность» событиями в России. На открывшихся торгах на Нью-Йоркской фондовой бирже пошли вниз котировки акций, более-менее связанных с Россией: «Пепсико», «Проктэр энд Гэмбл», «Майкрософт», «Форд»… Завершившиеся торги на Франкфуртской бирже зафиксировали рекордное в этом году падение марки по отношению к доллару… На Лондонской бирже металлов выросла цена на алюминий… Росли цены на золото и нефть…

Хозяин сидел в своем кресле в глубокой задумчивости. Завтра ему предстоит отдавать кредит в сто миллионов долларов. Пока же у него имеются купленные утром на торгах три миллиарда рублей. Или, согласно последним котировкам на межбанковском рынке, без малого семьдесят семь миллионов долларов. Итого: минус двадцать три миллиона. Он мог бы, конечно, договориться об отсрочке платежа. Ему простили бы и день просрочки, и два, и даже неделю. Но это имело смысл при одном условии: когда бы доллар стал падать. Пока же он только рос.

Цифры в правом углу терминала показали: курс вырос еще на одну четверть и составил теперь 39.25. Это означало, что Валентин Николаевич в секунду потерял еще около пятисот тысяч долларов. Когда он посчитал это, увидел на калькуляторе шестизначную цифру проигрыша, им вдруг овладело какое-то адское, зудящее нетерпение. Это отвратительное чувство – жгучее нетерпение – он не испытывал с того самого дня десять лет назад, когда столь несчастно проиграл Игреку. «Отыграться, отыграться, отыграться», – сейчас, как и тогда, словно зудел вселившийся в него бес. И одновременно – как и тогда! – он тоскливо понимал, что отыграться будет невозможно… О, это чувство, столь знакомое неудачливым игрокам! О, гремучая смесь нетерпения, безнадежности и азарта!

Валентин Николаевич глянул в телевизор. Ничто не менялось на картинке CNN с титром live. Забор, пальмы, БМП, солдаты, море вдалеке… А вот цифры на терминале дернулись. Курс доллара снова повысился. Теперь он составил 39.3. Это означало, что в один миг из кармана Хозяина утекло еще сто тысяч долларов…

После того несчастного случая с Игреком Хозяин играл еще не один раз. Да что там не один раз!.. Играл он практически каждый день – всю свою новую жизнь, отсчитываемую от той не удавшейся попытки суицида. И ставки в этих играх всегда были немаленькими. И никогда – да, да, ни единого больше раза! – ему не изменяло хладнокровие. А вот теперь…

Бес зудел внутри: сделай что-нибудь… Продавай рубли, пока не поздно… Ты же видишь, что творится… Дальше будет еще хуже… Бес подталкивал его, и Валентин Николаевич чувствовал, что он вот-вот не совладает сам с собой…

Цифры на терминале еще раз, как назло, переменились. Курс доллара вырос еще на одну десятую – на десять копеек. Теперь он составлял уже 39.4. Он проиграл в секунду еще почти двести тысяч долларов… Внутри у него все холодело. Господи, что же делать-то?!.

Оставалось последнее средство. Валентин Николаевич достал из ящика стола сотовый телефон. Поспешно набрал семь цифр – он их нигде не записывал, суеверно хранил в памяти. Уж если и этот человек не знает, что происходит…

– Шеляринский! – раздался в трубке властный голос.

Иван Исаакович Шеляринский был финансовым тузом, промышленником и магнатом, имевшим неограниченные связи в кремлевских коридорах и огромное влияние на президента и близких ему людей.

– Это Валентин Николаевич.

– Кто?! – искренне удивилась трубка.

Что за дурацкое положение! Что, теперь прикажете напоминать олигарху о той небольшой, но важной услуге, которую Валентин Николаевич полгода назад сумел оказать этому человеку? И за это получил заветные семь цифр личного прямого номера вместе с приглашением «звонить, если что». Это приглашение дорогого стоило…

И вот теперь «хозяин заводов, газет, пароходов» не помнил – или не желал помнить? – Валентина Николаевича.

– Ну, – замялся Хозяин, – помните дело о крылатых машинах… Следствие…

– Не продолжайте. Помню. Что?

Опять – прямой, отрывистый вопрос. Как прикажете отвечать? Ну, что ж, вот ему в ответ – столь же прямой вопрос:

– Что с Папой?

– Не знаю. Правда – не знаю.

«Лучше не тратить время», – мелькнуло у Валентина Николаевича, и он напрямую спросил:

– Что будет с курсом?

Спросил – и внутренне замер, похолодел. Решается судьба. Все решается.

– Мои аналитики посчитали, – отрывисто, как прежде, проговорил Шеляринский, – рубль упадет до сорока семи – пятидесяти. Все?

– Да, – проговорил Валентин Николаевич. – Спасибо. – И повесил трубку.

Он был убит. Раздавлен. Уничтожен.

Цифры, в это время высвечиваемые на терминале, показывали 39,6. Тридцать девять и шесть. Температура горячечного больного.

За ту минуту, пока он разговаривал с магнатом, он потерял еще почти четыреста тысяч долларов.

Его минус, его долг уже зашкалил за двадцать пять миллионов долларов.

Продавать! Эти проклятые русские бумажки каждую секунду теряют в цене. Что толку от этой горы мусора?! Избавляться от рублей – немедленно! Никакой больше мысли не оставалось в голове, только одна: продавать, продавать, продавать!

И он пробежался по клавиатуре, выставляя на продажу на межбанковском рынке три миллиарда рублей.

Громадная сумма в три миллиарда рублей словно сожрала ближайший крохотный долларовый лот объемом в сто тысяч, выставленный по цене 39.7… Затем следующий, из двухсот тысяч, по цене 39.75… Затем – пятнадцать миллионов долларов по цене 40.0… И так далее, вплоть до лотов, идущих по 40.5…

Итого на счета Хозяина поступило почти семьдесят пять миллионов долларов.

Завтра он должен был отдать сто миллионов.

Его чистый проигрыш составил двадцать пять с лишним миллионов американских долларов.

И столько же – долг.

Хозяин откинулся в кресле. Опустошенность и удивительное безразличие владели им. Он попытался усмехнуться пересохшими губами. «Ну нет! И не мечтайте! Подумаешь, двадцать миллионов! Разве это больше, чем те тридцать тысяч?.. Больше? Но не надейтесь: теперь я из окна прыгать не буду. Не на того напали… Учен… Учен… Сейчас самое время не с собой поквитаться, а кое с кем еще».

* * *

На экране у него в комнате, точно так же, как в кабинете у Хозяина, беззвучно сияла в телевизоре картинка CNN. Та же резиденция премьера, солнце, море, солдаты, бронетранспортеры…

В дверь въезжал на своем кресле Хозяин.

– Вы вышли из подполья? – учтиво улыбнулся Игорь, вставая.

– Я проигрался, – прохрипел Валентин Николаевич.

– Сочувствую. Искренне. И в то же время – не скрою, приятно слышать.

– Давай, Игрек, с тобой напоследок выпьем.

– Я не пью, ты же знаешь.

– Я – тоже, но по такому случаю выпьем. Зови свою Маринку.

– Вызывай сам. Быстрей придет.

– А! Тебя она, значит, разлюбила!

– Просто ты – босс.

Хозяин подъехал на своем кресле к внутреннему телефону, снял трубку.

– Это я. Передай Маринке – пусть тащит в четыреста шестую бутылку виски, бутылку джина, бутылку водки. Тонику! Содовой! Льда побольше!.. Да, да, в четыреста шестую! Да, где Игрек живет! Быстро!

Раздраженно бросил трубку.

– Удивительная бестолковщина! Как же я буду рад от них от всех избавиться – ты не представляешь!.. Да, ты знаешь, Игрек, новость – я нищий?.. Ну не совсем уж так, чтобы по вагонам ездить: «Сами мы не местные…» Но, в общем-то, я проигрался… Сегодня не мой день… Своих людей я распускаю… Продаю свой банк. Банк-банчок-банчишко… Легальное казино продаю… Ресторан… Особняк… Все продаю! Все! Заведение закрывается! Тушите свет!

Дверь в номер отворилась, и Марина вкатила сервировочный столик. На столике теснились бутылки, лед, икра, маслинки.

Глаза у Марины припухли. Видать, прикорнула где-то в закутке кухни. Прошедшую ночь она провела у Игоря. Рана в боку мешала ему, но он неистово ласкал ее всю: чувствовал, что эта их ночь может быть последней.

– Давай, Маринка, садись! – приказал Хозяин. – Выпьешь с нами!

– Я на работе, – слабо улыбнулась она.

– Я тебе разрешаю! Садись!

Марина уселась в кожаное кресло.

На телевизионной картинке с логотипом CNN и надписью LIVE быстро сгущалась южная ночь. Стали плохо различимы бронетранспортеры и забор сочинской дачи премьера.

– Выключи ты эту дрянь! – скомандовал Валентин Николаевич. – Забудь!

Игрек пожал плечами, взял дистанционку, вырубил телевизор.

Валентин Николаевич откупорил бутылку «Финляндии», изрядно плеснул себе, Марине, Игорю.

– Ну, за впечатляющее поражение!

Опрокинул водку в рот. Игорь, хоть ему и не хотелось, тоже выпил до дна. Обжигающая жидкость упала в желудок. Голова тут же наполнилась непривычным ощущением: хмелем. Игорь потянулся за маслинами, съел сразу три. Марина чуть пригубила, отставила стакан.

– Ну, вторую, вдогоночку!

Валентин Николаевич еще раз наполнил хрустальные высокие стаканы.

Чтобы не потерять контроль над ситуацией от непривычного для его организма наркотика, Игрек стал, полуприкрыв глаза, исподволь рассматривать лицо Валентина Николаевича. Рыхлое, землистое, лишенное воздуха и света, оно казалось старше своих пятидесяти лет. «А ведь ему недолго осталось», – вдруг подумалось Игорю.

– Давайте, господа, – провозгласил Хозяин, поднимая стакан, – выпьем за поражения! Да, за поражения!.. Ибо каждое поражение – это только путь к следующей победе!.. И после того как ты свалишься в пропасть и переломаешь себе все кости – в буквальном смысле переломаешь! – следующая вершина будет для тебя такой заманчивой! Такой желанной! И ты землю будешь грызть, когти срывать – чтобы только на нее забраться… Так что спасибо тебе, Игрек, что ты обыграл меня – тогда. Если б не ты, разве б я имел все это?

Хозяин обвел рукой – этот жест, понял Игорь, включал в себя особняк, Марину, Олега Олеговича…

– Разве б я всего этого достиг? – продолжал с пьяноватым пафосом Валентин Николаевич. – А если б достиг – разве я ценил бы все это? С той силой, что ценю?.. Да нет же!.. Так что спасибо, Игрек!.. И спасибо Ее величеству Судьбе, что она обыграла меня – в этот раз. Обыграла, лишила всего… Ну, что ж… Теперь я не буду тратить времени на глупости вроде самоубийства… Я отыграюсь – слышите, отыграюсь!.. Я стану еще более сильным!.. Поэтому – за поражения!

Хозяин махом опрокинул вторую порцию водки. По его откровенному, велеречивому тосту было видно, что алкоголь уже зацепил его.

Игорь вторую дозу только пригубил – как и Марина. Взял ложечку черной икры. С наслаждением, смакуя, проглотил.

– Эх, Игрек, Игрек, – с пьяным панибратством пробормотал Хозяин. – Сколько раз я мечтал, что сквитаюсь с тобой!.. Не сквитался. Или сквитался?.. Или, может быть, – сквитаюсь?.. Знаешь, поражения тем плохи, что они лишают тебя не денег – нет… Они лишают тебя – власти… Над этой писюшкой, – он кивнул на Марину. – Над «быками»… Над тобой… Кто меня теперь послушает – без денег?.. Хотя ты, мой друг, по-прежнему остался мне должен. Сколько там натикало? Тысяч триста?.. Не считал?..

– Триста пятьдесят восемь. Не считая расходов на чайник.

– Какой чайник?.. А, неважно… А ты знаешь, я тебе прощаю… Все эти бабки прощаю… А вот самого себя – простить тебе не могу… Не могу!.. Ведь ты же видел тогда, сволочь, кто я!

Валентин Николаевич, как это часто бывает с выпившими и непривычными к выпивке людьми, резко сменил тон своего разговора – а, может, то был заранее продуманный ход? И Хозяин не столь пьян, как кажется?

– Ведь ты же видел, Игрек – ты, профессиональный игрок! – кто тогда сидел перед тобой! Ну, кто?!. Сорокалетний программист! Старший научный сотрудник с незаконченной кандидатской! Жалкий преферансист, вообразивший себя Бобби Фишером! И ты – ты, молодой, холодный, холеный! – спокойно обыграл меня! И в тебе ничто не дрогнуло?!. Правда, в самом деле? Ничто не дрогнуло? И ты получил свои шестьдесят процентов, пошел домой и спокойно спал? Ты – двадцатилетний хлыщ?

Марина во все глаза смотрела на Хозяина. Она не видела его таким – и не подозревала, что их отношения с Игорем имеют столь давнюю историю.

Игрек отнюдь не спокойно спал в ту ночь, что последовала за проигрышем Валентина Николаевича – равно как и многие другие ночи. Особенно после того, как он узнал, что его неудачливый партнер выкинулся из окна. Но он не любил пьяных излияний. К тому же хорошо помнил, кто его заточил сюда. И хорошо помнил лицо красавицы-мачехи, обезображенное бинтами. И – убитого горем отца.

Поэтому он хладнокровно усмехнулся и сказал:

– Конечно, я спал тогда спокойно. И нисколько тебя не жалел. Я не люблю проигравших.

Валентин Николаевич тяжелым взглядом уставился в его лицо. Смотрел долго, не отрываясь, не мигая. Игорь спокойно выдержал этот взгляд.

– Ладно, Игрек… – пробормотал Хозяин. – Ладно… Игра еще не кончена… Мы еще поиграем…

Из-под пледа, которым были укутаны его ноги, он вытащил давешний револьвер.

– Я тебе, Игрек, предлагаю хорошенькую игру… Милую игру… Могу поклясться, ты в такую еще не играл… Или играл? Но наверняка слышал… Русская рулетка называется… Здесь, в ливольверте, – Хозяин усмехнулся, – пули заряжены через одну. Есть пулька – нет пульки… Есть пулька – нет пульки… Берешь его… Приставляешь к виску… Нажимаешь… Пулька или есть – или нет… Ты – убит или нет… Если нет – себе в висок стреляю я… Давай! Тебе начинать!

Валентин Николаевич протянул Игорю пистолет рукояткой вперед. Оружие повисло в воздухе.

– Откуда мне знать, – усмехнулся Игорь, – может, в нем все патроны заряжены.

– Ладно, – легко согласился его противник, взял пистолет за рукоять, прицелился в ненавистный телевизор. Щелчок! Осечка. Щелчок! Выстрел! Лопнул экран. Осколки вдребезги разлетелись по комнате.

Марина ойкнула и закрыла уши руками.

– Убедился? – ощерился Хозяин. – Ну, начинай! Марина – секундант. Давай! Бездна острых ощущений! Это тебе не пятьдесят баксов у американских адвокатов выигрывать! Это – по-нашему, по-русски! Чет или нечет! Жизнь или смерть! Ну!

– А если я откажусь?

– Тогда, – с пьяной прямотой проговорил Валентин Николаевич, – я сыграю в рулетку насильно. С ней, – он кивнул на Марину. Наставил на нее револьвер. – Ну?.. Раз!..

– Давай! – решительно сказал Игорь.

Хозяин усмехнулся, переложил пистолет в другую руку и рукоятью вперед протянул его Игреку.

– Надеюсь, ты джентльмен и не станешь выпускать в меня всю обойму.

– Игра есть игра, – вздохнул Игорь. – Я играю честно.

Взял револьвер. Взвесил на ладони. Отщелкнул барабан. Посмотрел: в самом деле, патроны были вставлены через один. Раскрутил барабан. Вернул его на место. Щелчок.

Игрек медленно стал подносить револьвер к виску. Валентин Николаевич, затаив дыхание, смотрел прямо на него.

Вдруг раздался удар. Голова Хозяина дернулась. Мгновенно по ней полилась кровь. Полетели осколки.

За креслом Хозяина с разбитой бутылкой в руке стояла Марина.

– Ты-то, может, и джентльмен, – усмехнулась она. – Да только я – не леди.

* * *

Убежать оказалось проще, чем решиться на это.

Они спустились на лифте в подвал.

Игорь шел впереди с револьвером на изготовку.

В подвале скучал тот вертлявый мальчишка, что когда-то, сто лет назад, встречал Таню в Шереметьево-2. Расхаживал вокруг джипаря, насвистывал. Двери автомобиля были распахнуты. Из радиодинамиков неслось на весь подвал: «Два бездонных океана глаз!» Парень подпевал: «…океана глаз!»

– Слуха-то у тебя нет, – сочувственно сказал Игорь, приставляя ему пистолет к виску.

Мальчишка осел.

– Давай ключи! – скомандовал Игорь.

– В зажигании, – пролепетал пащенок.

– Открывай двери!

Они с Мариной запрыгнули в джип, Игорь завел мотор, выключил ненавистную попсу. Парень распахнул двери гаража.

Игрек резко газанул, и они вылетели на свободу.

Через полчаса они уже неслись по темному Ленинградскому шоссе – домой, к Москве, к друзьям. Столица надвигалась на них тысячами своих огней.

Подходил к концу бесконечный день – двадцать пятое октября.

Загрузка...