Вулкан жив

Глава 25 ВОССОЕДИНЕНИЕ

Дело выглядело плохо. Иначе и сказать нельзя. Очень плохо. Нурт доставил проблем, но куча гроксового дерьма, в которой Грамматик очутился сейчас, имела кардинально иные размеры. И этот ксенос вдобавок. Не Слау Дха и не Гахет. И определенно без связей с Кабалом. Совершенно новый игрок, эльдар с намерениями столь же таинственными, как его личность.

А еще Олл.

Но сейчас не было времени о нем беспокоиться. Грамматик сделал в этом направлении все, что мог, пусть старый друг и не хотел, чтобы с ним контактировали; но разве у него был выбор?

Вселенная вдруг стала совсем тесной, а Грамматик неведомым образом оказался в самом ее центре, под пристальным взглядом всех заинтересованных сторон. У насекомых на предметном стекле микроскопа было больше личного пространства. Он вдруг вспомнил Анатолийский улей и пожалел, что ему не позволили умереть в Объединительных войнах.

Но у судьбы были на него иные планы. Спроси его кто тогда о будущем, он вряд ли бы ответил, что оно будет включать группу потрепанных легионеров и бегство по канализационным тоннелям. А если они узнают о его настоящей миссии…

Двое его надсмотрщиков выглядели усталыми и озабоченными. Саламандр по имени Леодракк все бросал на него взгляды с тех пор, как они добрались до предполагаемого места встречи. Тот, кого он ждал — по-видимому, Нумеон, его капитан и главный среди легионеров, — явно опаздывал. Это не сулило ничего хорошего. Но еще худшее сулила его гибель. Тогда командовать станет Леодракк, а он выглядел так, словно только и ждал возможности броситься навстречу славной смерти, прихватив с собой Грамматика. Разумеется, на нем самом это никак не скажется, но миссия закончится. Он также боялся даже представить, что с ним сделают Несущие Слово.

Он не знал, чего Саламандры и их союзники из других разбитых легионов надеялись достичь здесь, на Траорисе. Но каковы бы ни были их планы, они пошли прахом, и Грамматик подозревал, что вина отчасти лежала на нем.

Это было ясно по глазам Леодракка, по горечи и опасной, фаталистической жажде возмездия во взгляде. Грамматику приходилось видеть такой взгляд у солдат объединенных армий, когда они сражались с Нартаном Думом. Но никогда — у космодесантников, и он мог лишь гадать, что же за потеря могла так изменить этих воинов.

— Чего уставился? — прорычал Саламандр. Он сидел на корточках и смотрел на свой шлем, лежащий на коленях.

— Я все думаю, что же с вами случилось, — сказал Грамматик.

— Война с нами случилась, — грубо ответил тот.

— Вы созданы для войны. Дело явно не в этом.

Леодракк посмотрел на вонючую грязь, текшую под ногами, но не нашел в мутной воде ответа.

Вместо него заговорил библиарий.

— Нас предали, — прохрипел он, — на Исстване. Там была не просто бойня. Пережитая резня стала лишь физическим воплощением нанесенного нам удара. Настоящая боль пришла потом, и это была боль разума. Не всем удалось с ней справиться.

Гвардеец Ворона Хриак замолчал, словно пытаясь отыскать в душе Грамматика причину его любопытства. Это очень нервировало, и Грамматик был вынужден приложить немалые усилия, чтобы сдержать дрожь рук. Много лет назад он думал, что его очень близкий друг стал жертвой псайкерского ментального вторжения. Разумеется, это оказалось ложью. Все тогда оказалось одной лишь ложью. Но мысль о разрушительной мощи боевых псайкеров беспокоила его до сих пор. Неудивительно, что Император убрал их из легионов.

— Мы сбежали от ужасов Исствана на посадочном корабле, — продолжил Хриак, — но ужасы не исчезли. Увиденное — то, как наши братья сотнями гибли рядом, как бывшие союзники направили оружие нам в спину, как открытые предатели впереди атаковали с коварной согласованностью, — изменило всех нас.

Грамматик покосился на Леодракка, надеясь увидеть его реакцию на пересказ Хриаком их истории, и обнаружил, что тот чувствовал себя крайне неуютно, но мешать не собирался.

— Некоторые из выживших на борту нашего корабля были не в себе, — сказал Хриак. — Достигнув определенной точки боевого запала, человек может обнаружить, что ему тяжело вернуться в нормальное состояние. Иногда, когда опыт особенно травматичен, полностью восстановиться не получается, и часть солдата навсегда остается на войне, в том самом бою. Ослепленные этой травмой, люди порой убивают по ошибке, приняв друзей за врагов. Легионес Астартес ей так просто не поддаются. Наш разум куда крепче, чем разум обычного смертного, но это возможно.

И тогда Грамматик все понял. Он понял, при каких обстоятельствах Хриак получил рану на шее, едва не вскрывшую ему горло. Это произошло не на Исстване, а на посадочном корабле. Ее нанес…

— Довольно, Хриак, — прошептал Леодракк. — Нам незачем вспоминать это, а ему незачем это слышать.

— Мое появление добавило вам проблем, да? — спросил Грамматик.

— Ты сорвал нам всю операцию.

Грамматик, немало удивленный язвительным ответом Саламандра, покачал головой.

— А на что вы вообще рассчитывали, фраг вас раздери? Сколько вас, двадцать с чем-то? Против целой армии, целого города? Я понимаю, вы хотите отомстить, но чего можно добиться, просто бросаясь на мечи врагов?

Леодракк встал, и мгновение казалось, что сейчас он прикончит Грамматика, но легионер передумал.

— Это не просто месть. Мы хотим вернуться на войну, внести свой вклад, придать смысл своим действиям. До появления здесь мы долгое время выслеживали Несущих Слово из этого культа. Путь привел нас на захолустный мирок под названием «Виралис», но мы опоздали и не смогли остановить то, что они выпустили там на свободу.

Грамматик нахмурился:

— Выпустили на свободу?

— Я имею в виду демонов, Джон Грамматик, и подозреваю, что ты о них хорошо осведомлен.

— Я видел Остроту, — согласился он.

Леодракк нахмурился.

— Я даже не буду спрашивать, что это такое. Должно быть, дар твоего «Кабала».

— Это не дар, это правда, которую мне очень бы хотелось стереть из головы.

— Это тоже не мое дело. А мое дело, — он указал на Хриака, — наше дело заключается в том, чтобы не допустить здесь еще один Виралис. Их лидер, клирик Несущих Слово, должен был умереть от нашей руки. Мы собирались незаметно пробраться к ним, найти его и убить. Пергеллен был бы нашим исполнителем, остальные обеспечивали бы быстрое отступление с территории контратакующего врага. Шансы на успех были неплохие, шансы выжить — похуже, но в крайнем случае мы погибли бы, зная, что Траорис в безопасности.

— Нет такого места, которое было бы в безопасности, Саламандр, — возразил Грамматик. — Даже мирам на самом краю галактики не уберечься.

Леодракк зарычал, но зол он был скорее на обстоятельства, а не на Грамматика.

— Этот мир мы бы уберегли. Хотя бы от них, — он успокоился; порыв ярости затих. — Но о нас знают и на нас охотятся. Шену и Пергеллену следовало оставить тебя на том складе.

Грамматик кивнул.

— Да, следовало. Но они этого не сделали, и теперь я в вашем распоряжении, и известная мне информация тоже в вашем распоряжении. Что вы со всем этим будете делать?

— Ничего, — раздался голос из глубин тоннеля. Было темно, но даже Грамматик узнал воина, шедшего им навстречу. И он явился не один.

— Нумеон. — Леодракк приблизился к нему для приветствия. Они пожали друг другу запястья. Хриак поздоровался с капитаном кивком. Но вся радость Леодракка пропала, когда он увидел, кто вернулся с Нумеоном.

— Так мало? — спросил он.

— Их жертва не станет напрасной, брат.

Из двадцати трех легионеров, спустившихся на поверхность Траориса с «Огненного ковчега», осталось всего тринадцать. Вместе с Нумеоном прибыли Шен'ра и К'госи. Пергеллен стоял позади всех: он задержался на пару минут, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Хриак, последний оставшийся Ворон, тихо прочел для павшего Авуса киаварскую клятву. Остальные были Саламандрами.

Глазам Грамматика предстало разбитое воинство. Судьба, эта капризная хозяйка, отвернулась от них. Она отдала его Саламандрам, а фульгуритовое копье — Несущим Слово. Даже фраза «по уши в гроксовом дерьме» не могла передать всей тяжести его положения.

Он также заметил отсутствие ключевой фигуры. Как и Леодракк.

— Где Домад? — спросил Саламандр.

Нумеон устало вздохнул и снял шлем.

— Мы потеряли его во время боя. Он и еще некоторые двинулись навстречу Семнадцатому, чтобы затормозить их наступление. Я не видел, как он погиб, но… — он покачал головой.

— И что теперь? — спросил Шен'ра, подковыляв к братьям.

Ему ответил Грамматик:

— Отпустите меня. Помогите вернуть копье и выбраться с Траориса. Что вам теперь терять?

Нумеон проигнорировал его и подошел к Шен'ре. Тот был сильно ранен и едва держался на ногах.

— Сразу отвечу, что бывало и лучше, — едко сказал технодесантник. Он прислонился к стене тоннеля, и зловонные капли из трещины в потолке уже прорисовали на его броне грязную дорожку. Нумеон опустился на колено, прежде чем обратиться к нему.

— Ты всех нас спас, гад ты сварливый.

— Правда, полугусеничник потерял. Но ведь… — он остановился, закашлявшись, — кто-то же должен был.

Нумеон засмеялся, но его веселье быстро пропало при виде ран Шен'ры.

Бионический глаз технодесантника почти не функционировал, одна нога потеряла подвижность, но на самые серьезные травмы указывала трещина в нагруднике. Повреждения внутренних органов, частичная остановка биологических функций.

Еще два Саламандра из вернувшихся уже впали в кому, в которой их искалеченные тела пытались восстановиться. Прогноз утешительным не выглядел. Трое уже погибли: от болтерных снарядов, от клинков. Не от одной смертельной раны, но от нескольких, приведших к тому же итогу. Таковы были последствия войны на истощение. Как и прежде, братья несли погибших — тех, кого смыло в тоннели вместе с остальными.

Эта человечность по отношению к мертвым удивила Грамматика и заставила задуматься, была ли она характерной чертой ноктюрнцев.

— Что теперь? — поинтересовался он. — Будем прятаться в этих тоннелях, пока нас не найдут?

Нумеон договорил технодесантнику что-то ободряющее и поднялся.

— Будем идти вперед. Найдем другой способ выполнить миссию.

К Нумеону приблизился Леодракк, заметивший, что тот трогает символ Вулкана, который носил с собой с тех пор, как они сбежали с Исствана.

— Как ты думаешь, для чего он нужен? — спросил он.

Нумеон взглянул на значок. Он был сделан в форме простого кузнечного молота и выглядел совсем непримечательно.

— Я думаю, это символ, — ответил он. — Когда я смотрю на него, я начинаю верить в нашего примарха, в то, что он еще жив. Большего не знаю.

— Надеюсь, что ты прав, брат.

Их разговор прервал Пергеллен, вернувшийся с разведки следующего тоннеля.

— Путь свободен, — заявил он. — Труба ведет к месту слива. Оно у самого края города — выгодная позиция, там можно будет определиться с планом действий.

Нумеон кивнул:

— Убедись, что нас не ждут никакие сюрпризы.

Скаут опять удалился в темноту, захватив с собой К'госи.

— Не хочется повторять за человеком, — сказал Леодракк, когда Пергеллен ушел, — но все же, что теперь?

Нумеон посмотрел на Грамматика.

— Он оказался им нужен. Атака на мануфакторум это доказывает. Возможно, у нас получится это использовать. Использовать его.

И таким образом судьба вновь отказалась повернуться к Грамматику лицом, оставив горько жалеть о том, что Саламандры его «спасли».

Тоннель выходил к широкому колодцу в несколько метров глубиной. На поверхности шел сильный дождь, отчего грязные сточные воды переливались через камнебетонное кольцо рукотворной котловины и стремительным катарактом обрушивались в наполняющийся резервуар внизу.

Вдоль одной из стен вокруг колодца шел деревянный помост. На нем лицом вниз лежали три трупа — канализационные подбиральщики, судя по одежде. Их закололи насмерть, а символ, намалеванный кровью на помосте, указывал на религиозную природу убийства. Над ними крепилась сеть из рыболовной лески, к которой были подвешены за лапки трупы крыс. Также на помосте лежало несколько длинных пик, а из пустой металлической бочки виднелся скомканный невод. Две трети помоста прикрывал брезент, растянутый между палками в неком подобии навеса, не способного, впрочем, защитить от стихии.

— Смотри не поскользнись, — бросил Леодракк, проводя Грамматика по деревянному мостику, скрипевшему при каждом шаге легионера.

Грамматик посмотрел вниз на густую жижу, медленно вращавшуюся в колодце.

Зловонность уродливо-желтоватой воды казалась осязаемой. Потоки экскрементов, льющиеся из трубы за край котловины, периодически поднимали к поверхности скелеты крыс.

Она напомнила ему дренажный бассейн на окраинах Анатолийского улья, где он жил ребенком. Глядя в мутные глубины колодца, он пытался не пускать в мысли мертвенно-белое лицо мальчика, но обнаружил, что это возможно, только если отвернуться. Вместо этого он подумал об эльдар из отражения в лазарете. Тот предложил ему выход, выбор, правду. Только еще не открытую ему целиком. Все это вступало в конфликт с его миссией — и могло быть очередной ложью, проверкой его благонадежности, устроенной Кабалом. Его состояние нельзя даже было определить словом «устал». Он был измочален, совсем как сопровождавшие его воины. Более того, он предал свою расу. Всю свою чертову расу! Немногие могли этим похвастаться — не то чтобы он считал это поводом для гордости. Он чувствовал себя грязным, и не только из-за канализации. Грамматик хотел, чтобы услышанное в лазарете оказалось правдой, нуждался в этом. А если нет? Если Слау Дха, Гахет и прочие ублюдки до сих пор им манипулировали? Единственным ориентиром была миссия, и даже она лишь вызывала отвращение.

Как будто Грамматик был недостаточно несчастен, сверху прямо в глаз упала капля, заставив поморщиться.

Нумеон поднял мокрую латную перчатку и провел ретинальный анализ.

— Высококислотный состав, — сказал он. — Ему стоит дать что-нибудь для защиты.

— Или можно пойти куда-нибудь, где нет потоков дерьма, — предложил Грамматик. — Например, в нормальное помещение вместо фраговой канализации.

— Держи, — К'госи передал ему свой плащ. Он был изготовлен из драконьей шкуры, практически неуязвим к огню и был прекрасно способен защитить от капель кислоты.

Грамматик с недовольным видом принял его.

— А не лучше ли отдать мне один из их? — спросил он, указав на мертвых Саламандр, которых переносили на помост.

— Они не мои, — ответил К'госи.

— Но им плащи уже не понадобятся.

— Неважно, — ответил пирокласт и отошел, чтобы помочь остальным с охраной внешнего периметра.

Пергеллен стоял у края колодца, в нескольких метрах от бурного катаракта.

— Он огромен, больше восьмидесяти метров в высоту, — сообщил он Нумеону, только что к нему присоединившемуся. — Хотя из-за воды кажется меньше.

Грязный поток из канализационной трубы обрушивался с такой силой, что внизу пенился и дымился, создавая небольшой, но яростный водоворот. Брызги долетали до самого верха, но взгляд Пергеллена был направлен в небо, к высокой колонне, бывшей частью акведука сбоку от катаракта.

— Хорошая точка обзора будет, — сказал он.

От помоста к акведуку, вдоль сточных труб, протянулся мостик, достаточно широкий, чтобы по нему можно было пройти вереницей. За акведуком открывался вид на Ранос. Нумеон ясно видел, что после приземления они сдвинулись на восток, к краю города.

Он прищурился.

— Это же?…

— Космопорт? Да, он, — ответил Пергеллен.

Нумеон посмотрел через плечо на дрожавшего, кутавшегося в плащ К'госи Грамматика.

— В этом месте оборону не организуешь, брат.

— Согласен, — ответил Пергеллен. — Что ты предлагаешь?

Нумеон взглянул на ряды мертвых крыс, покачивавшихся на зловонном сквозняке.

— Приманку, — ответил он.

Гладий Нарека с влажным шелестом выскользнул из шеи Саламандра. Легионер уже был мертв к тому моменту, как он вытер клинок и перешел к следующему. По улице были разбросаны трупы с обеих сторон, и из трех взводов, взятых для уничтожения лоялистов, осталась лишь горстка. Битва оказалась куда кровавее и тяжелей, чем он рассчитывал. И снайперу удалось скрыться. Опять. От этого внутри раздражающе зудело.

Приблизившись к краю дыры, которая образовалась, когда мануфакторум обвалился, он задумался о тех, кто сумел сбежать. Под этой частью города текла подземная река, соединявшаяся с водосточной системой. Но у него не было ни карты этих тоннелей, ни какого-либо представления о том, как они расположены и куда поток может вынести попавших в него, а потому оставил эти мысли.

У лоялистов заканчивались места, где можно было бы спрятаться. Он найдет их, даже если придется идти до самого края города и выжженных молниями пустошей за ним. Он поклялся это сделать, поэтому он это сделает. Или погибнет в попытках. Нарек верил, что почтение к долгу еще не было пустым звуком.

— Прекрати, — сказал Нарек, придавив ногой очередного полумертвого врага, но смотря на Вогеля, который уселся на грудь Саламандру и готовился резать его плоть ритуальным ножом.

— Что? — спросил Несущий Слово, резко обернувшись к охотнику.

— Ничего подобного мы устраивать не будем. — Нарек оставил умиравшего легионера и подошел к Вогелю.

— Я славлю Пантеон, — зашипел Вогель с явным недовольством.

— Ты бесчестишь свое достижение, акт своего убийства, — ответил Нарек, небрежно перехватив гладий. — Людские отбросы можешь увечить сколько угодно, но эти воины — из Легионов, они когда-то были нашими братьями по оружию. Это еще должно что-то значить.

Вогель начал вставать, но Нарек приставил острие гладия к его горлу, и он замер в полусогнутом положении.

— Ты заходишь слишком далеко, — просвистел Вогель.

— Если б я зашел слишком далеко, этот меч уже пронзил бы тебе горло.

Вогель все еще не демонстрировал готовность уступить.

— Дагон со мной согласен, — добавил Нарек.

Вогель вслед за охотником посмотрел на второго снайпера, уже вскинувшего винтовку к плечу. Агрессивный воин примирительно поднял руки, и Нарек позволил ему отойти. Убедившись, что Вогель не собирается принимать никаких ответных мер, за исключением ругани в его адрес, Нарек опустил взгляд на раненого Саламандра, которого его товарищ собирался осквернить.

— Спа… сибо… — выговорил едва живой воин.

— Я сделал это не для тебя, легионер, — проговорил Нарек и погрузил гладий в его сердце.

Звук турбинного двигателя, становящегося все громче и ближе, заставил Нарека обернуться. При виде «Грозовой птицы», принадлежавшей Элиасу, оставалось только гадать, что же могло его сюда привести.

— Все ко мне, — передал он по воксу остальным. — Темный апостол прибыл.

Элиас был ранен. Он также удостоился визита от самого Эреба. Стоя перед темным апостолом в тени только что приземлившейся «Грозовой птицы», Нарек вдруг понял, почему его господин явился сюда. Ему приказали.

— Очередная неудача? — спросил Элиас, окидывая взглядом результаты побоища.

— Не совсем, — ответил охотник. Он снял перед темным апостолом шлем и теперь держал его на сгибе руки.

Они были одни: остальные легионеры несли дозор или сгоняли вместе еще живых пленников. Нарек искренне жалел, что не успел подарить им честную смерть. Злить Вогеля — одно дело, но перечить темному апостолу он не мог.

— Ты убил их всех и схватил смертного?

— Еще нет.

— То есть это неудача.

Нарек коротко поклонился.

— И я ее исправлю.

— Нет, Нарек. Ты упустил свой шанс снискать награду. Сам Эреб явился и попросил меня уничтожить наших врагов и схватить того человека, Джона Грамматика.

— Попросил тебя, значит?

— Да, — прошипел Элиас, не потрудившись скрыть злость. — Я его доверенный помощник.

— Разумеется, господин, — прохладно отозвался Нарек. Его взгляд набрел на фульгуритовое копье, лежащее в ножнах на поясе Элиаса.

Оно до сих пор слабо светилось и, по-видимому, вызывало у темного апостола дискомфорт. Нарек догадался, что именно копье каким-то образом превратило руку Элиаса в обугленную палку.

— Ты все думаешь, правильно ли мы делали, поклоняясь Императору как богу, — произнес Элиас, заметив, что Нарек смотрит на спрятанное в ножнах копье.

— Думаю.

— Правильно, брат. Но есть другие боги, Нарек, и они готовы дарить нам свою благосклонность.

— Я не вижу здесь ничего благого, — признался он.

Элиас рассмеялся:

— Я мог бы казнить тебя за эти слова, за твое безверие.

— Я верю, господин. В этом и проблема, потому что мне не нравится, куда ведет нас эта вера.

— Со временем понравится, охотник. Ты примешь новый путь, как все мы. Ибо того желает Лоргар и Пантеон. А теперь, — добавил он, наскучившись проповедями, — скажи мне, где этот человек, Джон Грамматик?

— Вернее всего, он до сих пор с воинами из разбитых легионов. Выйти на их след будет несложно.

Элиас отверг эту идею, небрежно махнув рукой.

— Незачем. Я могу найти его иным способом.

Он смерил взглядом одного из пленных легионеров, не успевшего получить честную смерть, и вытащил ритуальный нож.

Домад был жив, но пошевелиться не мог. После того, как бой закончился, враги принялись искать среди трупов выживших. Он смутно помнил, как его тащили, и словно издалека слышал гортанный смех одного из своих захватчиков. Ему перебило позвоночник, и ниже пояса все было парализовано. Несколько внутренних повреждений были потенциально смертельны, и сил бороться не осталось.

Бионический глаз больше не работал, оставив его наполовину слепым. Он открыл органический — перед ним оказалась земля. На периферии ограниченного зрения виднелась раскрытая рука лежащего на спине легионера. Латная перчатка имела изумрудно-зеленый цвет, а пальцы не двигались. В нескольких сантиметрах от нее лежал болтер.

— Этого, — раздался голос. Он звучал интеллигентно и даже несколько изысканно.

Кто-то взял Железнорукого за подбородок жесткими, закованными в металл пальцами и приподнял его, позволив взглянуть на врагов.

Несущие Слово. У одного, стоявшего позади, скулы были покрыты золотыми надписями. Короткие черные волосы образовывали вдовий пик. Одна рука была сильно обожжена, и он осторожно прижимал ее к груди.

Клирик, несомненно это был он.

Второй, державший Домада за подбородок, выглядел как ветеран, как солдат в самом воинственном смысле слова. Он был широконосым, но с узким лицом, и слегка хромоног.

Затуманенные чувства все же сообщили Домаду, что его запястья связывала колючая проволока, а сам он был закреплен на боку десантно-штурмового корабля Несущих Слово. С него сняли нагрудник и поддоспешную ткань, обнажив кожу.

— А другого пути нет? — спросил солдат.

Клирик вынул ритуальный нож с зазубренным лезвием, и Домад собрал в кулак всю свою решимость, готовясь к неизбежному.

— Нет, — ответил клирик, проведя длинным когтем перчатки по щеке Железнорукого, а затем начал молиться.