Вулкан жив

Глава 30 НАШИ ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ

Взрыв был мощным, как от ядерной бомбы, — во всяком случае, для Саламандр, оказавшихся в эпицентре, эффект был таков. Они следовали за Вулканом вверх по холму, когда он врезался в ровные ряды Железных Воинов. Его атака на их танки была стремительной — куда более стремительной, чем полагал возможным Нумеон.

Гнев и чувство несправедливости гнали его вперед. Бесчестный поступок братьев-примархов ранил Вулкана в самую душу, так глубоко и болезненно, как не мог ранить ни один клинок. Погребальные стражи были могучими воинами, но за ним едва поспевали.

Белый пепел снежной бурей накрывал пылавших яростью воинов. Он падал сплошной стеной и выглядел странным образом умиротворяюще, но мира здесь, в охваченной войной галактике, больше не будет. Гор об этом позаботился.

Боевые роты следовали за своими командирами, выкрикивавшими приказы атаковать; тысячи воинов в зеленой броне мчались вверх по склону, чтобы убить сынов Пертурабо, неумолимо и яростно. Губительный огонь с обеих сторон Ургалльской низины — северной и южной — в первые секунды после раскрывшегося предательства скосил сотни. Восемнадцатый терял воинов, как змея теряет чешую. Но они не останавливались, не думали об отступлении. Упорство, нежелание сдаваться — вот было главнейшее достоинство Саламандр. Тогда, на равнинах Исствана, под прицелом всех тех ружей, оно едва не погубило легион.

Достигнув гребня первой гряды, увенчанного зубчатой каменной стеной, на которой были расставлены танки, Нумеон увидел, как возникла огненная дуга. Полыхая, струя огня поднялась в темнеющее небо, а достигнув вершины параболы, изогнулась в форме подковы и с ревом ракет ударила в центр наступавших Саламандр, разнеся армию на части.

В Ургалльских холмах образовался гигантский кратер — словно какой-то колоссальный монстр из древних мифов, возрожденный в ядерном пламени, вгрызся в землю. Воинов подбросило в воздух, словно и не было в них плоти и крови, а были одни лишь пустые доспехи. Легион разбился с громом колокола, сброшенного с высоты. Танки, следовавшие за примархом, покатились по черному песку, переворачиваясь и горя. Машины, оказавшиеся в эпицентре, просто разорвало на куски; гусеницы, люки, обломки искореженного металла разлетелись шрапнелью. Тех легионеров, кто погиб при взрыве, изрешетило осколками. Сверхтяжелые танки сминались, как жестяные банки под ударом молота. Их экипажи сгорали в этом горниле заживо, оставляя после себя лишь пепел. Удар пришелся в самое сердце Саламандровской армии. Погребальная стража избежала худших последствий лишь потому, что успела продвинуться далеко вперед.

Огромнейшая кинетическая энергия раскидала их в стороны, а огненная буря окутала закованные в броню тела. Электромагнитный импульс лишил их вокса, оставив вместо связи лишь погребальную песнь статики. Тактическая организация оказалась невозможна. Одним сокрушительным ударом Железный Владыка сломил Восемнадцатый легион, обезглавил его и бросил тело биться в конвульсиях.

Единственной приемлемой тактикой было отступление. Целые толпы устремились к месту высадки, где пытались забраться в корабли, взмывавшие в небо в попытке избежать ужасной предательской бури на земле. Это было еще не паническое бегство, хотя любая армия, кроме Легионес Астартес, бросилась бы в него, столкнувшись с подобной жестокостью. Многих сбивало: предатели наполнили воздух таким количеством зенитных снарядов, что их хватило бы на целую армаду.

Нумеон со стоном поднялся, остро ощущая все свои повреждения до единого, но игнорируя тревожный поток сообщений об уроне, скользящий на левой стороне единственной еще работавшей ретинальной линзы. В его руке лежал кусок брони, уже не раз виденный раньше. Он отсоединил значок, который когда-то носил Вулкан, и убрал его за пояс. Рядом был Леодракк, но ни, Вулкана, ни остальных Погребальных стражей он не видел. Кажется, в грязном тумане он видел, как Ганн тащит Варруна за ворот, — ноги лежащего лицом вверх ветерана были искромсаны, но он не переставал стрелять из болтера — но с такого расстояния нельзя было быть уверенным, да и слишком много врагов их разделяло, чтобы объединиться.

Гряду накрыло дымом, и хлопья пепла падали все гуще. Жар от еще не стихших пожаров искажал картину перед глазами. Он все же разглядел кратер, к краям которого его отбросило при взрыве, и сотни искалеченных тел на дне. Их испепелило, сплавило с броней. Некоторые еще не погибли. Нумеон увидел апотекария — он не мог определить, кто это, — лишившегося ног, но ползшего по земле, чтобы исполнить свой долг. Но сегодня их геносемя никто не извлечет. Никто из оставшихся на Исстване воинов в изумрудно-зеленой броне Восемнадцатого не выживет.

Нумеон должен был добраться до корабля, должен был спастись и спасти Леодракка. Пытаясь установить связь с остальными легионерами и примархом сквозь статику, он смутно вспомнил, как его подкинуло в воздух и швырнуло в сторону потоком раскаленного воздуха от взрыва. Они оказались далеко от гребня: должно быть, угодили в узкий овраг, защитивший их от огня, и скатились вниз. Судя по всему, Нумеон в тот момент потерял сознание. В его эйдетической памяти недоставало некоторых фрагментов из того, что случилось после ракетного удара. Он помнил только, как Леодракк звал брата по имени. Но Скатар'вар не отвечал. Ни один Погребальный брат не отвечал.

— Скат! — кричал Леодракк, полубезумный от боли и горя. — Брат!

Он сжимал окровавленную латную перчатку Скатар'вара. К счастью, руки в ней не было. Должно быть, перчатка спала во время взрыва.

Нумеон схватил Леодракка за запястье.

— Его больше нет. Его больше нет. Мы уходим, Лео, — сказал он. — Уходим сейчас же. Ну же!

Не только Саламандры пострадали от артобстрела Пертурабо. Железных Воинов — тех, на кого Вулкан и воины его внутреннего круга обрушили всю тяжесть своего гнева, — тоже захватило взрывом. Один, уже приходящий в себя после удара, двинулся наперерез Леодракку и Нумеону, но Погребальный капитан зарубил его глефой прежде, чем тот успел открыть огонь.

Какой-то воин, один из пирокластов К'госи, попытался схватить Нумеона за ногу. Когда тот перевел взгляд вниз, собираясь помочь, воин уже сгорел изнутри. Из открытого в беззвучном крике рта исходила струйка дыма, и Нумеон опять отвел глаза.

— Мы должны перегруппироваться, вернуться… — говорил Леодракк.

— Некуда возвращаться, брат.

— А он… — Леодракк схватил Нумеона за плечо, умоляюще глядя на него. — А он?..

Нумеон посмотрел вниз, где орудия Железных Воинов расшвыривали в стороны остатки его когда-то великого легиона.

— Я не знаю, — тихо ответил он.

Они побрели, опираясь друг на друга: почти не видящие, не знающие, куда идти и что случилось с Вулканом. А бомбы продолжали падать, и дым, пропитанный запахом крови, черный и удушливый, заволакивал воздух. Вокс-решетка респиратора у Леодракка была повреждена, и он дышал с трудом. Проблем добавлял осколок шрапнели, пронзивший легкое и до сих пор торчавший из груди.

Вокс в ухе Нумеона затрещал. Он так удивился тому, что тот вдруг заработал, что едва не споткнулся. Канал принадлежал Восемнадцатому легиону.

— Это Погребальный капитан Нумеон. Мы отступаем по всему фронту. Повторяю, всем отступить к месту высадки и обеспечить возможность отлета с планеты.

Он хотел повернуть назад, броситься на поиски Вулкана, но покинуть бойню в низине было невозможно. Сердцем Нумеона должен был командовать прагматизм, а не эмоции. Таким его выковал примарх уроками и собственным примером, и он оправдает эти усилия.

— Погребальный брат…

Нумеон тут же узнал голос на другом конце вокс-канала. Он покосился на Леодракка, но воин спускался по холму к месту высадки и не заметил, что с Нумеоном кто-то связался.

Это был Скатар'вар.

— Леодракк с тобой?

— Да. Где ты? — спросил Нумеон.

— Не знаю. Я слышу крики. Брат, я потерял оружие.

Ужасная догадка зародилась у Нумеона, когда он остановился, чтобы прикончить лежащего Железного Воина, лишившегося половины груди, но все равно пытавшегося подняться.

— Что ты видишь, брат? — спросил он, опуская глефу и поворачивая рукоять, чтобы гарантированно убить врага.

— Вокруг темно.

Скатар'вар ослеп. Нумеон окинул поле взглядом, но ничего не обнаружил. Невозможно было определить, где он и достаточно ли близко, чтобы помочь. Остатки других рот пробивали себе путь вниз по гряде: Саламандры отступали к месту высадки, обеспечивая друг другу огневое прикрытие. Нумеон махнул им рукой, не прекращая искать своего Погребального брата.

— Скатар'вар, дай сигнал. Мы заберем тебя.

— Нет, капитан. Со мной покончено. Вытащи Леодракка отсюда, спаси моего брата.

— У нас еще есть шанс добраться до тебя. — Нумеон оглядывал поле боя, пытаясь найти хоть какой-нибудь след, но его не было.

Смерть наполняла воздух зловонным дымом, поднимавшимся от бесчисленных костров. Где-то там, во мгле, командир Кризан выполз из горящей башни своего танка. Он тоже горел. Саламандры рождались в огне, а теперь Кризан в нем умрет. Топливные баки взорвались, едва Кризан выпал из башни, и он покатился по корпусу вниз, через огонь, за поле зрения. Его когда-то великая танковая рота разделила судьбу командира, превратившись в почерневшие от огня остовы.

— Ты ранен, брат? — спросил Нумеон с усиливающимся отчаянием. — Можешь встать?

— На мне мертвые, Артелл. Их тела на меня давят.

Из угольно-черного тумана вышел Железный Воин, потерявший шлем и часть правой руки. Он поднял болтер, собираясь выстрелить, но Нумеон стремительным ударом выпустил предателю кишки, оборвав его атаку и его жизнь.

— Мне нужно больше деталей, Скат. Мертвые повсюду.

Он словно смотрел на море из трупов.

— Для меня все кончено. Вытащи Леодракка отсюда.

— Скат, тебе надо…

— Нет, Артелл. Отпусти. Выберись из этого ада и отомсти за меня!

Все было бесполезно. На холме появлялось все больше отступавших воинов, и то и дело вспыхивали схватки между выжившими с обеих сторон.

— Кто-нибудь придет, унесет тебя на корабль, — сказал Нумеон, но слова казались пустыми даже ему самому.

— Если это случится, я надеюсь, что мы встретимся снова.

Вокс-канал закрылся, и попытки Нумеона повторно установить связь ни к чему не привели.

Чем ниже они спускались, тем гуще становился дым, собираясь в сплошное облако на дне долины, где осаждаемые со всех сторон корабли пытались подняться в небо. Два из них, стремившиеся взлететь поскорее, столкнулись друг с другом и рухнули, объятые огнем. Другой успешно стартовал и уже приближался к верхним слоям атмосферы, когда попал под обстрел из пушек и распался на две части, по отдельности упавшие на землю.

Они сошли с гряды почти без происшествий, однако надеяться на спасение еще было рано.

Добравшись с Леодракком до места высадки, Нумеон обнаружил, что видимость стоит почти нулевая. Чернота была непроницаемой, словно воздух пропитался смолой. От автосенсорных систем было мало толку, однако Нумеону удалось разглядеть корабль. Леодракк содрогался от тошноты в зловонном дыме, столь густом, что простого смертного уже убил бы. Он держался за левое плечо капитана, положившись на него в выборе дороги.

Однако Нумеону тоже приходилось тяжело. Корабль находился на расстоянии вытянутой руки, но из-за окутывавшего их чада нельзя было ни найти вход, ни даже определить, опущен ли штурмовой трап. Через помятый корпус чувствовалась дрожь двигателя. Нужно было немедленно садиться на корабль, или же им придется искать другой.

Но вокруг бушевал ад, и другого корабля уже не будет. Теперь они улетят или погибнут.

Нумеон обещал себе, что если их ждет второй вариант, он умрет сражаясь. Он уже бы это сделал, не будь рядом Леодракка.

Из темноты к ним протянулась рука, и они вдвоем забрались на борт переполненной «Грозовой птицы». Внутри оказалось темно: дым наполнял и отсек, а внутреннее освещение не работало. Нумеон тяжело опустился на пол и перекатился на спину. Глаз горел так, словно в него воткнули нож и повернули клинок. Его повреждения оказались куда тяжелее, чем он полагал: во время спуска он, прикрывая Погребального брата, не раз был ранен. Леодракк стоял на коленях, выкашливая из легких зловонный дым.

Штурмовой трап корабля поднимался. Отсек трясло от вибраций резко запущенного двигателя, пытавшегося оторвать транспортник от земли. А потом они оказались в воздухе, и ускорители заработали на полную мощность, выводя корабль на первую космическую. Рампа закрылась; чернота стала абсолютной.

Повернувшись набок, Нумеон увидел полосу красного света, мерцающую в темноте.

— Не двигайся, брат, — раздался спокойный и серьезный голос.

— Апотекарий?

— Нет, — ответил голос. — Я морлок из Железных Рук. Пергеллен. Не двигайся…

А потом на него хлынуло забытье, и он погрузился во тьму.

Нумеон открыл глаза и потрогал пальцем рану, едва не лишившую его зрения. Она до сих пор болела — но то была скорее боль воспоминаний о ней и всем, что было с ней связано, чем плоти.

Путь из акведука после воссоединения с Пергелленом, Хриаком и человеком вышел безрадостным. Шен'ра был давним товарищем и, несмотря на свой вредный характер, стал хорошим другом им всем. И Железные Руки, и Гвардейцы Ворона по-своему к нему привязались. Тяжело было знать, что он мертв, пусть они и понимали, как много дала его жертва. Дака'рай и Укра'бар тоже не увидят следующего рассвета, и горе по ним было еще сильнее оттого, что оба являлись хорошими воинами, и что их маленькая рота сделалась еще меньше.

Когда Нумеон сообщил Грамматику об их решении наконец помочь ему, тот встретил эту новость с мрачной решимостью, как будто знал, что так и случится, или пытался смириться с ценой, которую придется заплатить.

— Что заставило вас передумать? — спросил он.

— Надежда, вера… Вот это. — Нумеон показал Грамматику копье, но в руки не дал. — Оно побудет у меня, пока мы не отправим тебя в космос, — сказал он, пряча копье в ножны. — Куда ты потом отправишься?

— Пока не знаю. Инструкции мне выдадут только после того, как я выберусь с Траориса.

На этом разговор закончился: Нумеон ушел совещаться с Пергелленом по поводу того, как провести атаку на хорошо охраняемый космопорт.

Они сразу отбросили идею с использованием «Огненного ковчега». Связь с кораблем прервалась, когда началась странная буря, погрузившая Ранос во тьму и испещрившая небо молниями. Как знать, быть может, его уже уничтожили. Несколько выживших легионеров успели высказать эту мысль, пока Нумеон не приказал им замолчать.

Он солгал Грамматику. Не надежда и не вера вела их вперед, а непокорность, отказ сдаваться, когда еще оставалась вероятность добиться чего-то значимого — пусть даже обычной мести. Последняя просьба Скатар'вара возложила на него клятву отомстить, и Нумеон намеревался ее исполнить. Как и все они.

Мегаполис остался позади, и городские лабиринты уступили менее плотной застройке. Заводы с их высокими трубами сменились небольшими куполообразными жилищами и сторожевыми постами. Здесь раньше жили смотрители бурь — мужчины и женщины, чьей опасной обязанностью было наблюдать за грозовыми полями и пепельными пустошами, разделявшими восемь городов.

Теперь молнии изменились даже здесь, в серой пустыне вокруг Раноса. Они ударяли сильнее и чаще, оставляя в земле черные разломы — как будто сама природа страдала от ритуалов Несущих Слово.

Космопорт располагался на плоской возвышенности, на пару сотен метров поднимавшейся над уровнем города. Легионеры с их человеческим грузом шли к нему вдоль акведука в долине, надеясь, что найдут там способ отправить Грамматика за пределы планеты. Они обогнули плато, держась подальше от хорошо охранявшихся дорог. Пробравшись через канализационные притоки, они оказались у самых границ космопорта, под его железно-серыми башнями и пустынным посадочным полем. И теперь они прятались под большим полуразрушенным мостом, на дне пересохшего рукотворного канала, словно угрюмые чудовища из детских сказок.

Ни на мосту, ни за ним, на дорогах Раноса, не осталось ни одной целой машины. От гражданских полугусеничников и немногочисленных грузовиков потяжелее остались лишь зловещие скелеты из почерневшего в огне металла. Дым давно уже не поднимался от каркасов. Космопорт пострадал от гнева Несущих Слово первым — и пострадал сильнее всего. Они не выпустили ни одной машины, чтобы никто не поднял тревогу. Семнадцатый легион уничтожил всех и все, включая транспорт.

Нумеон, не видимый из-за теней и неведения врагов, наблюдал за космопортом в бинокль. На камне рядом с ним лежало его оружие, оставшиеся боеприпасы и значок.

Он услышал, как подошел Леодракк, и заметил, что тот взял значок в виде молота, который их примарх носил когда-то — и, возможно, еще будет носить в будущем.

— Ты веришь? — спросил Нумеон, опуская бинокль.

Рассредоточившись по окружающему пространству под мостом, за свесом, остатки его разбитой роты готовились к своему последнему часу. Все сохранившееся оружие с боеприпасами было собрано и распределено, дабы каждый легионер сражался максимально эффективно. Заниматься этим должен был Домад, но они потеряли Железнорукого, поэтому обязанности квартирмейстера взял на себя К'госи. Они также потеряли Шен'ру и многих других, заслуживавших лучшего финала. Ответственность за это лежала на Нумеоне. Его вина последует за ним на погребальный костер.

— Что Вулкан жив? — уточнил Нумеон.

— Я же произнес слова, — ответил Леодракк, возвращая ему значок. — Все пытаешься разгадать его тайну, Артелл?

Нумеон взглянул на молот, украшенный драгоценным камнем на пересечении рукояти и головы.

— С того момента, как подобрал его на поле боя. Но боюсь, что эта тайна мне так и не откроется. Многие творения Вулкана слишком хитроумны для моего понимания. Но я знаю, что это не просто украшение, а какой-то прибор. Я надеялся, что в нем окажется послание или какая-нибудь информация, способная направить нас… — он покачал головой. — Я не знаю. Я всегда воспринимал его просто как символ, как нечто, способное дать надежду в наш самый тяжкий час.

— И теперь он настал, наш самый тяжкий час?

— Возможно, но ты не ответил на мой вопрос. Ты веришь, что Вулкан жив? Сказать — не значит поверить.

Блуждающий взгляд Леодракка наткнулся на Джона Грамматика, который сидел на корточках, обхватив колени руками и опустив голову в попытке согреться, и что-то бормотал под нос. Хриак держался поблизости, не скрывая, что следит за человеком. Он спрятал его от варповских чар клирика, использовав свои псайкерские способности, чтобы отбросить свет его сущности в сторону, как чревовещатель отбрасывает голос, и заманил Несущих Слово в ловушку у истока. Для человека ощущения оказались не самыми приятными, но если библиарий и обратил на это внимание, ему было все равно.

— В копье я вижу что-то, что раздувает пламя из едва тлевшей надежды, — признался Леодракк, указывая на фульгурит, удобно лежащий в ножнах Нумеона. — Я сопротивлялся, потому что надеяться на одно — значит надеяться и на другое.

— Скат, — угадал Нумеон.

— Возможно, он еще жив.

— И все остальные наши Погребальные братья тоже, но сомнения меня не покидают.

— Мы знаем, что он не погиб во взрыве, — начал Леодракк, но не смог скрыть обвинительный тон.

Позже, когда их десантный корабль уже поднялся в воздух и прорвался сквозь вражеские заставы вокруг Исствана, Нумеон сказал Леодракку, что Скатар'вар с ним связывался. Он знал, что Леодракк захотел бы вернуться за братом, что он не внял бы его просьбам, как Нумеон. Услышав это, Леодракк не пришел в ярость и не набросился на Погребального капитана, на что, по мнению Нумеона, имел полное право. Он только сник, как сникает пламя, когда уже не остается кислорода.

— Я простил тебя за те слова на корабле, — сказал Леодракк.

— Твое прощение ни к чему, Лео. Я либо спас бы нас обоих, либо вернулся бы за Скатар'варом и подписал нам смертный приговор. Я сделал прагматический выбор — единственный возможный в тех обстоятельствах.

Леодракк отвернулся, переведя взгляд на космопорт за мостом. Патрули были видны даже отсюда.

— Зачем ты говоришь об этом сейчас, брат? — спросил Нумеон.

— Потому что хочу, чтобы ты знал: я не держу на тебя зла. Я захотел бы вернуться и я знаю, что это погубило бы всех нас троих. Но от этого не легче. Меня всегда будет терзать мысль, что мы могли его найти, что он выжил, а мы прошли в считанных метрах от него.

— Меня мучили те же сомнения касательно Вулкана, но я уверен в правильности своего выбора и знаю, что получи я возможность сделать его снова, я поступил бы так же, как раньше. Историю нельзя переписать. Она уже свершилась, и мы можем лишь надеяться, что сможем исполнять свой долг до самой смерти — и неважно, чего мы хотим для себя.

Пергеллен перебил их по воксу.

— Говори, брат, — отозвался Нумеон на вызов Железнорукого, активируя бусину в ухе.

— Я вижу наших бывших кузенов.

— Сколько?

— Больше, чем нам бы хотелось.

— Значит, это наши последние часы.

— Видимо, так, брат, — ответил Железнорукий. В его голосе не было ни сожаления, ни печали. Они были не нужны. Только один долг оставалось им исполнить.

Нумеон поблагодарил скаута и закрыл канал.

— Подготовь остальных, — сказал он.

Леодракк уже отворачивался, чтобы приступить к выполнению приказа, когда Нумеон схватил Погребального брата за руку.

— Я знаю, Артелл, — сказал ему Леодракк, хлопнув Погребального капитана по плечу. — За Шена, за Ската, за них всех.

Нумеон кивнул и отпустил его.

— С этого расстояния они на самом деле выглядят великолепно, — сказал Нумеон, когда Леодракк ушел. Он наблюдал за вспышками молний над пепельными пустошами.

— Мне на ум приходит слово «смертоносно», — ответил Грамматик. Он стоял рядом с Погребальным капитаном.

— Таково большинство красивых вещей в природе, Джон Грамматик.

— Не знал, что ты философ, капитан.

— Когда видишь вблизи ярость планеты, когда на твоих глазах горы изливают наружу пламя, и небо алеет от горячей золы, а свет их раскаленного дыхания отражается от пепельных облаков, то учишься ценить такую красоту. Иначе не остается ничего, кроме трагедии.

— Все возвращается к земле, — пробормотал Грамматик.

Нумеон покосился на него?

— Что?

— Ничего. Ты правильно поступаешь.

— Твое одобрение мне не нужно. — Саламандр повернулся к Грамматику и взглянул на него сверху вниз. Лицо его было непроницаемо. — Предашь меня — и я найду способ убить тебя. В противном случае я отвезу тебя на Ноктюрн и покажу те самые огненные горы.

— Вряд ли я увижу в них ту же красоту, которую видишь ты, Саламандр.

Глаза Нумеона вспыхнули холодным огнем.

— Да, не увидишь.

Человек почувствовал позади присутствие третьего. Нумеон ему кивнул:

— Хриак, готово?

— Все устроено, план сформирован.

Грамматик приподнял бровь:

— Какой план?

Нумеон улыбнулся. Человек явно нервничал.

— Боюсь, он тебе не понравится.