Выбор

53

Саша

Мама с Никиткой спят в комнате, а я сижу на кухне и гипнотизирую взглядом глянцевого монстра. Завтра уберу ее в коробку.

Пытаюсь согреть ледяные руки о чашку чая, но мелкий озноб сотрясает мое тело, не давая согреться.

Кресло-кровать разложено, но уснуть мне сегодня не удастся, я уверенна. Хорошо, что завтра воскресенье и мне не нужно на работу, потому что пугать своим видом пациентов и без того с нарушенной психикой, мне не хочется. А выгляжу я, как труп. Моя обычно бледная кожа сейчас синего оттенка, а мешки под глазами, как у заядлой пьяницы. Это столько я плакала. Сейчас не плачу, просто смотрю в одну точку, на кофемашину. Мне хочется выдавить из себя еще немного слез, но не получается. Наверное, у меня обезвоживание.

Я чувствую, как на моих плечах лежит тонна грязи. Я уже несколько раз принимала горячий душ, до покраснения кожи сдирала с себя мочалкой невидимый слой помоев, что вылил на меня Максим. Но мне кажется, даже воды священного Иордана не смогут очистить мою запятнанную душу и тело.

Мне нужно разложить по полочкам ситуацию, чтобы помочь себе справиться, я не собираюсь утопать в жалости к себе, я просто хочу разобраться, возможно даже найти объяснения поступку Филатова. Пытаюсь вспомнить, о чем говорил Максим, но кроме слова «шлюха», пульсирующей в голове назойливым маячком, ничего не приходит на ум. Только его брезгливый, озлобленный взгляд и некогда любимые губы, извергающие ядовитый поток оскорблений. Я не могу определить, что ранило сильнее: унизительные слова, брошенные при Кристине и ее родителях, либо бессовестное осквернение личного, касающегося только нас двоих, публично обнаженное перед всеми.

Снова закрываю лицо руками, прячусь в домике, сгорая от стыда и позора.

Данила и Полина Андреевна звонили несколько раз, но я не смогла взять трубку, черт, да я теперь никогда не смогу смотреть им в глаза.

Что же ты натворил? Глупый, импульсивный мальчишка…

Громкий стук в дверь, пугает до чертиков. Подскакиваю со стула и несусь в прихожую под нетерпеливые удары по входной двери. Мне так страшно, что мое воображение начинает истерически рисовать кошмарные картинки. Я боюсь подходить к двери и смотреть в глазок, но ручку с обратной стороны кто-то настойчиво дергает, побуждая прильнуть к двери.

— Саша, открой, это я.

Не могу поверить. Мне же не кажется?

Дергаюсь с очередным крепким ударом.

Господи, да он сейчас перебудит весь подъезд.

Срываюсь в комнату и закрываю дверь, чтобы не разбудить маму с Никитой.

Зачем он пришел? Что ему еще от меня надо? Мало было унижений, так решил рассказать всему подъезду, какая я шлюха?

— Саша, открой, блть, — орет этот ненормальный.

Что мне делать? Хватаюсь за голову и начинаю метаться по прихожей. Встаю на цыпочки и вижу Максима, облокотившегося на мою дверь.

Удар. Отскакиваю от двери, нервно сминая губы.

— Нам нужно поговорить, открой, мать твою, дверь. Я знаю, что ты не спишь.

Господи, да за что мне все это?

«Перцовый баллончик», — вдруг осеняет меня.

Роюсь в рюкзаке, когда дверь в комнату тихонько приоткрывается.

— Саша, что происходит? Кто там? — мама в длинной хлопковой сорочке стоит в дверях и щурится от исходящего из кухни света.

— Саша, открой, пожалуйста, — снова орет придурок.

Ошарашенная мама смотрит на меня глазами, полными удивления и непонимания.

— Мам, все в порядке, иди ложись. Я разберусь, — пытаюсь говорить спокойно, но мой голос дрожит, и от мамы это не скроешь.

— Саша, кто там? — не унимается мать.

— Мам, иди, — рявкаю я.

Мама хмурится, но уходит, прикрывая за собой дверь. Выдыхаю.

Нащупываю заветный предмет, зажимаю в руке и резко распахиваю дверь.

Выставляю вперед руку, пока Филатов не успевает опомниться и среагировать.

— Убирайся! — не разжимая губ тараторю я, — убирайся, пока я не вызвала полицию! — направляю на него баллончик, вставая в воинственную позу.

— Саш, — Филатов обороняюще поднимает руки ладонями вперед, давая понять, что безоружен.

— Уходи отсюда и больше никогда здесь не появляйся, ты меня понял? — повышаю голос я.

— Саш, давай поговорим, прошу. Я был не прав, Саш.

— Ты совсем ненормальный? Зачем ты приперся? Я не хочу тебя не видеть, не слышать, — хватаюсь за ручку, собираясь зайти в квартиру, но эта сволочь хватает меня за локоть, принуждая обернуться.

— Не трогай меня, не трогай, — шиплю я и одергиваю руку, — не смей прикасаться своими грязными руками.

— Саша, прости. Саш, выслушай меня, пожалуйста, — стонет Филатов.

Я принципиально не смотрю ему в лицо, не хочу видеть его лживые, наглые глаза.

— Убирайся.

— Я никуда не уйду, слышишь.

— Разговор окончен, с меня хватит, — вновь берусь за ручку и открываю дверь, но Филатов удерживает ее своей огромной медвежьей лапой.

— Я не дам тебе спать. Если ты уйдешь, я буду всю ночь долбить в дверь, пока не откроешь и не поговоришь со мной.

— Ты пугаешь ребенка, — хнычу я.

У меня не хватает сил вести с ним словесную борьбу, я хочу домой, чтобы не видеть и не слышать его.

— Шумахер дома? А разве…

— Дома, вместе с бабушкой, — толкаю его в грудь, — и если сейчас я не зайду домой, мама вызовет полицию. Так что отвали от меня.

Максим одной рукой перехватывает мои кисти и зажимает их за спиной, а другой притягивает к себе и утыкает носом в свою грудь. Я чувствую, как долбит его сердце и с каким невыносимым давлением перекачивает его отравленную кровь. Чувствую, какой он горячий, вдыхаю его запах, от которого буквально сходила с ума, перемешанный с запахом алкоголя. Позволяю себе лишь на секунду прикрыть глаза и утонуть в таком родном и любимом аромате.

— Уходи, пожалуйста, — устало шепчу я, — ненавижу. Я тебя ненавижу.

— Я никуда не уйду, — так же тихо шепчет на ушко Максим, обдавая горячим воздухом, — не уйду, слышишь? Буду сидеть здесь, под дверью, пока не простишь.

Это невыносимо. Я совершенно измотана и выжата. Сейчас кроме равнодушия и отстраненности я не чувствую ничего. НИЧЕГО.

— Делай, что хочешь. Мне все равно. Отпусти меня, — вырываюсь и его адского плена.

— Никогда больше не отпущу, — сильнее сжимает меня.

У меня не остаётся другого выхода. Глубоко делаю вдох, закрываю глаза и нажимаю спусковой клапан перцовника.