Выбор

55

Саша

Мне кажется, что я не плохо справляюсь. Я не рву не себе волосы, не закидываюсь шоколадом и картофелем фри, не смотрю слезливые мелодрамы. Я мою голову, крашу ресницы и хожу на работу. Всё, что я позволяю себе — тихонько всплакнуть в подушку перед сном. Теперь придется и с этим завязать, потому что пару раз Никитка меня ловил за мокрым делом.

Я не буду делать вид, что моя жизнь закончена, биться в конвульсиях и страдать по человеку, который совершенно не достоин моих слез. Во-первых, у меня есть ради кого жить, во-вторых, а что, собственно произошло такого, чтобы сложить ручки и предаться жалости к себе. Все живы, практически здоровы, никто не умер, ну кроме моего оскорбленного достоинства, но это я переживу. Конечно, это не говорит о том, что я всё забыла, смирилась и простила. Да, я до сих пор обижена, но тех первоначальных эмоций, когда я сгорала от стыда и унижения — больше нет. А за что мне должно быть, в принципе, стыдно? В том, что один психологически незрелый мерзавец выдумал себе дичь и сам в нее поверил? С другой стороны, Филатов всегда предельно открыто давал понять, что не испытывает ко мне глубоких чувств, мы ничего друг другу не обещали, а та близость между нами- всего лишь взаимное влечение, не больше. То, что я сама себе придумала какие-то отношения и поверила в них — это моя проблема. Не нужно было терять голову. Максим никогда не строил из себя того, кем он не является: он был груб, молчалив, замкнут. Я видела и знала какой он, но это не помешало мне вляпаться в него по самые помидоры. А теперь на что я собралась обижаться? Разве что на оскорбительные слова, брошенные прилюдно. Сейчас мне глубоко все равно, поверил ли кто-нибудь в них или нет. Оправдывать себя я не собираюсь, так же, как и кричать каждому — «что я не такая». Я просто выбираю удалить все раздражающие факторы из своей жизни. Ведь именно этому я и учу своих «пациентов». Как я могу помочь другим, когда не могу помочь себе? Это в красивых романах она не пила, не ела, умирая от предательства и неразделенной любви. Но я ем, пью, дышу и живу, потому обязана, ради сына, родителей, любимой работы и ради себя.

Я убрала кофемашину в коробку и ближайшее время собираюсь отправить ее по адресу дома Филатовых. Я не отвечаю на звонки Данилы, но написала ему сообщение, что со мной все в порядке. Но самый раздражающий фактор я стараюсь попросту игнорировать. Я умею, когда нужно, отключать чувства, иначе бы я не смогла работать тем, кем работаю. Порой нам приходится видеть и слушать такое, о чем даже подумать страшно. И если бы каждую личную трагедию мы пропускали глубоко через себя, думаю, что каждый из нас рано или поздно, оказался в кресле напротив, только, увы, не психолога, а психиатра. Поэтому абстрагироваться я умею, хотя и чертовски сложно.

Я стараюсь не думать, о том, что оба мужчины в моей жизни предали меня, не видеть в этом карму, проклятие и всякую эзотерическую суть. Я не собираюсь превращать свое сердце в холодный гранитный камень, я до сих пор верю в любовь. И я заслуживаю любви: настоящей, без условностей, всепоглощающей, взаимной, без полутонов и приукрас. Любовь — это игра в одной команде, взаимодополняющая, взаимозаменяемая, объединённая общей целью. А с Филатовым мы играли в разных командах: я в защите, а он-в нападении.

Максим две недели упорно не давал забыть о своем существовании. Знаете, он не из тех, кто с извинениями бросается целовать ноги, кто задаривает подарками и поражает находчивостью, обивает пороги, вымаливая прощение. Всё это не про него. И если честно, то я не понимаю, что ему от меня нужно. Зачем приходить каждый день? К алчной, лживой шлюхе. Не слишком много чести для человека, которого ненавидишь? Две недели систематичного надзора. К концу второй недели мне даже стало интересно, насколько Филатова хватит.

Первую неделю он пытался поговорить. Но я находилась в стадии отрицания, когда мозг прекращает свою полноценную работу в отношении рационального анализа входного потока информации, выставляет барьер к восприятию внутренних и внешних факторов, притупляя полноценное осознание. Я практически заставила себя не испытывать эмоций, ограждая от негативных чувств. Я не слушала, о чем он говорил Филатова, я смотрела сквозь него.

Надо отдать ему должное, он соблюдал мои личные границы, но был предельно близко. Каждое утро провожал до работы, каждый вечер встречал. Он методично заставлял привыкнуть к пониманию, что он рядом. Выбор оставался за мной: уступить или дождаться, пока Филатову надоест ежедневно меня караулить.

Я решила уступить, я чувствую, что готова к разговору, но вот уже два дня Филатов не приходит. Пропал с радаров.

Еще утром в понедельнике я мгновенно почувствовала, что Филатова рядом нет. Вечером он тоже не пришел. И утром во вторник. А к вечеру вторника я заволновалась. Я шла домой и выискивала среди людей любимые ямочки, озиралась по сторонам, оборачивалась, пыталась отыскать, но тщетно. Стоит признаться, когда он был рядом, я чувствовала себя защищенно и безопасно несмотря на то, что он-моя самая большая опасность.

Меня злит, что он так легко сдался. Две недели-всё, на что его хватило.

Нервно одергиваю занавеску и отхожу от окна. Здесь прекрасно просматривается парковка и центральный вход. Максима я вновь не увидела. Ругаю себя, что вообще об этом думаю.

Надоело мальчику, Саша, забудь, ты не представляешь для него никакой значимости.

Сегодня среда и у меня есть время не торопится за Никитой. Решаю доехать до Набережной и прогуляться. Но удушающий зной категорически меняет мои планы. Как только я вышла из Центра, где кондиционированием поддерживается оптимальная свежая температура, тело моментально сковало.

Июльская духота с высокой влажностью создает парниковый эффект. Такой, как перед проливным дождем. Тело прошибает озноб, дышать совершенно нечем, а на коже мелкими горошинками выступает испарина. Моя ситцевая юбка неприятно прилипает к ногам, а от шеи прямо в бюстгальтер стекает капля пота. Я как будто нахожусь в бане, упакованная в термокостюм, с намордником на лице.

Мне становится душно и начинает кружится голова. Хочу поскорее укрыться в тени, но кто-то ловко подхватывает меня под руку и впечатывает в голубую мужскую рубашку. Мне даже не нужно глубоко вдыхать, потому что рецепторы уже давно уловили родной запах. Он со скоростью света проник в кровь, разнесся по сосудам и словно шампанское ударил в голову. Вот так бесстыже я пьянею от него.

Пытаюсь вырваться и оттолкнуть, но Филатов сильнее вжимает в себя, опуская свою челюсть мне на макушку. Слышу, как дышит мной и чувствую, как улыбается.

— Ты что творишь? А ну-ка отпусти меня, Филатов, — извиваюсь словно селедка в сетях.

— Я же сказал, что не отпущу, — ощутимо щипает меня за задницу, отчего неожиданно вскрикиваю. Вот же гад. — Заканчивай, Сашка. Я тебе дал достаточно времени, не находишь?

— Ты мне дал достаточно времени? — перехожу на ультразвук. Вот это самомнение! Сказать, что я поражена- ничего не сказать. — Для чего?

— Чтобы ты успокоилась, и мы нормально поговорили. Саш.

Вот не надо, а! Вот этого его «Саш». Это противозаконно.

— Отпусти меня, сказала, — рычу я и кусаю мерзавца куда-то в области груди. Надеюсь, в пупок!

Филатов шипит, но не отпускает, а я получаю по заднице, увесистый такой шлепок. Серьезно? На территории комплекса, где я работаю и куда выходят окна нашего кабинета меня лупят по заднице? Я зверею и готова вгрызться зубами в его выпирающий кадык, но мне, к сожалению, до него не достать. Козлина!

— Отпущу, когда пообещаешь, что мы поговорим, — Филатов одной рукой удерживает за спиной мои руки, а другой поднимает мой подбородок. Мне приходится поднять на него глаза, хоть я этого катастрофически не хочу. Он скользит по мне глазами, жадно рассматривает, цепляясь за губы. Нет, нет, нет! Не смей меня целовать, мерзавец! После того, какие ничтожные слова выплевывал в меня его красивый рот, я брезгую к нему прикасаться. — Я соскучился, Сашка.

Да что ж это такое! А я — то как соскучилась! Вот только сейчас я отчетливо это понимаю. Соскучилась по этим ямочкам, хмурым бровям, широким плечам и горячему телу. По грубости, по нашему молчанию, по дерзким обидным шуткам в мою сторону, по игривой ухмылке и редкой мальчишеской улыбке. Господи, как же я скучала!

— Я так скучал, — утыкается своим влажным от пота лбом в мой, заглядывая в глаза. — Ты позволишь мне всё объяснить? Знаю, что должен был сделать это давно.

— Хорошо, — киваю я.

Нам это нужно. Ему это нужно. Возможно, сейчас как раз то самое время открывать его потаенные двери.

— Только не здесь, где твоя машина? — кручу головой по парковке, но не наблюдаю ярко-желтого монстра.

— Ее больше нет, — загадочно улыбается Филатов, а я не понимаю. В смысле нет? — Могу предложить автобус, маршрутку, ну или можно сброситься на такси! Ммм? — ржет недоумок.

— В смысле нет? — повторяю свой вопрос, — разбил? — Почему-то зная Филатова, в голову приходят только такие идеи.

— Какого ты обо мнения? — хмурится Филатов, переплетая наши пальцы и двигаясь в сторону остановки.

— Хренового я о тебе мнения, — парирую я. Мне хочется выдернуть руку из вражеского захвата, но Макс сжимает ее крепче и мне приходится сдаться. Вообще я не против, но…Короче не против я, окей.

Мы добираемся до моего дома на маршрутке. Серьезно! На маршрутке! Можно было дождаться автобуса, но это была моя маленькая месть!

А теперь представьте: здоровенный детина, в крутых солнцезащитных очках, брендовых шмотках и белоснежных кроссовках, стоимостью больше, чем всё барахло на людях в маршрутке вместе с автомобилем, пахнущий как утренний рассвет в этом июльском смраде из пота и копченой рыбы, зажат с двух сторон тучными потными женщинами с огромными баулами, а его голова упирается в прокуренную обивку салона.

Я сидела в другом конце автомобиля и, честное слово, хотела сфотографировать невероятное зрелище. Видеть лицо Филатова в этот момент- особый тип удовольствия. Клянусь, я слышала, как крошатся его зубы и бьется в агонии венка на его виске! Но самый смак начался тогда, когда его стали всю дорогу просить передавать за проезд! К концу поездки я всерьез начала опасаться, что Максим не выдержит и на полном ходу выкинет кого-нибудь из машины. Возможно, даже меня. Но ведь слово не воробей! Я не заставляла его предлагать мне поездку на общественном транспорте! Ему будет полезно узнать, как живем мы, простые смертные.