Высокая доходность в смерти

Глава 5

Под жарким полуденным солнцем я наблюдал, как Майк Каплан продолжал свою мрачную и открытую слежку за Дэвисом и его людьми, делая это из-за трех столов от них, так близко, как он мог подобраться сегодня за обедом. Я вспомнил, что АХ узнал о нем прошлой ночью. Марк Дауни представил отчет, пока я завтракал в своей комнате, а затем снова умчался, — прежде чем я успел отругать его за то, что он рисковал своей жизнью, болтаясь в поместье Смита. Он включил отчет о своих находках той ночью с данными о Каплане. Каплан был успешным производителем свитеров в Нью-Йорке. Он принял бизнес своего дяди, когда старик умер, и превратил его в одну из крупнейших фирм в своем роде. Офис на Манхэттене узнал от сотрудников отдела одежды, что Каплан был неофициально «усыновлен» своим дядей в конце 1940-х годов. Это было, когда он приехал в США из Англии, тогда ему было около 18 лет. Это означало, что ему сейчас около 46 лет. Среди коллег на Седьмой авеню он был известен как человек, с которым трудно вести дела, но, откровенно говоря, AX не удалось найти никакой связи между Капланом и Дэвисом. Насколько можно было обнаружить, их дела никогда не пересекались, и никто из друзей Майка, с которыми связался нью-йоркский офис, не помнил, чтобы эти двое мужчин когда-либо встречались. В конце своего отчета Марк указал, что через AX-London он запросил расследование в отношении Каплана, поскольку жил там несколько лет после войны. Маловероятно, чтобы между канадским миллионером и еврейским сиротой была какая-то связь, но Марк никогда не упускал случая, когда проверял кого-то.

А еще был отчет Марка о его вахте той ночью на яхте Смита. Его отчет, казалось, подтверждал ажиотаж, охвативший Дэвиса и его коллег со вчерашнего обеда. В подписи Марка — он мог выписывать рецепты для врачей, настолько это было плохо — это было кратко и по делу.

Ник, что-то не так. Вчера Дэвис и его друзья были напряжены. Они увеличили темпы разговора. Парни приходят каждые тридцать минут. Достаточно времени между звонками, чтобы убедиться, что одна смена не натыкается на другую. У каждой группы, которая уезжает, есть воспоминание о визите - один или два дипломатических портфеля. Все так же. Прилагается список людей, которых я узнал, и их группировка. Поверь, я знаю, как охотиться. Попробую сегодня вечером. Не пытайся остановить меня. Пожалуйста.

Марк.

Это, пожалуйста, сказал больше, чем тысяча слов. Это был способ Марка попросить дать ему шанс вернуться к действию. И он воспользовался нашей дружбой. Марк никогда бы этого не сделал, если бы это не значило для него больше, чем сама жизнь, победить Дэвиса и его приятелей . Я пытался связаться с ним в его офисе, но он не собирался давать мне шанс остановить его до того, как он поднимется на борт яхты, чтобы установить микрофон. « Мистер Дауни оставил сообщение, что будет недоступен в течение нескольких часов, мистер Картер», — сказал мне оператор, когда я ему позвонил.

— Он сказал, что доложит?

— Он этого не говорил, сэр, но это нормально. Так что я предполагаю, что он будет регулярно связываться со мной». Оператор знал Марка не так хорошо, как я. Я был уверен, что он ради удобства забудет зарегистрироваться в штаб-квартире, но на случай, если он позвонит, я оставил ему сообщение, чтобы он немедленно связался со мной. Я сказал оператору, что буду держать его в курсе моего местонахождения, как только покину отель.

Затем я зачитал список вещей, которые мне были нужны для моего собственного исследования в тот вечер, и попросил агента доставить их в мою комнату. Когда я повесил трубку, настало время обеденного собрания Дэвиса, поэтому я подошел к своему креслу, откуда открывался прекрасный вид на столик Дэвиса во внутреннем дворике.

Наблюдая четверых обедающих мужчин, я представил планировку верхнего этажа отеля. Старый друг Хоука устроил нам план квартиры Дэвиса. Там было три спальни плюс комната для прислуги, которую, как сказала мне Лили, Вендт использовал как кабинет. Для нее были приготовлены письменный стол и пишущая машинка, а также картотечный шкаф, который везде путешествовал с канадцем. И я хотел это увидеть. Я должен был придумать способ попасть в номер так, чтобы Дэвис не заметил, что кто-то вломился. Я был уверен, что Лили меня не впустит — Вендт взял за правило никогда не приводить гостей в апартаменты, поскольку мистер Дэвис был очень обидчив, когда дело касалось незнакомцев в его комнатах.

Я не рискнул бы проскользнуть внутрь, если бы она была там, и единственный раз, когда ее не было в номере, она подходила ко мне. Единственным решением, казалось, было вывести ее из обращения той ночью и действовать, когда у Дэвиса и остальных были вечерние встречи на яхте Смита. Я не мог проникнуть через парадную дверь. Дэвис установил сложную систему сигнализации, которая сигнализировала службе безопасности каждый раз, когда дверь открывалась. Если он или кто-то из его сотрудников не вызывал охрану в течение минуты после открытия двери, комнаты должны были быть немедленно проверены.

В люксе было три террасы, окруженные балюстрадами, и лучшим шансом, казалось, была одна из стеклянных дверей внутреннего дворика. Но когда я взглянул на гладкие лимонно-желтые стены отеля на крутую, выкрашенную в белый цвет крышу, я понял, что мои шансы попасть на одну из этих террас не очень велики. Потом я увидел узкий выступ, белый, как и вся лепнина отеля, который частично опоясывал здание. Я проследил за ним глазами и увидел, что он продолжает путь под террасой дома на крыше с другой стороны отеля. Если бы я смог выбраться туда, возможно, я бы смог добраться до штаб-квартиры Дэвиса.

Все, что мне нужно было сделать, это убрать Лили с дороги, проникнуть в другой номер, а затем рискнуть своей жизнью на уступе около восемнадцати дюймов шириной и около тридцати футов высотой.

Я был так занят своими планами вылазки на крышу канадца, что мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что на террасу у бассейна прибыла кучка странных пришельцев. Они были совершенно не на своем месте. Оба были большими и крепкими. Одеты в спортивные куртки и брюки, которые исключают возможность того, что носящие были гостями Эллиота. Они сели за столик рядом с Капланом, но он их не заметил. Его внимание по-прежнему было приковано к Дэвису, который изо всех сил старался притвориться, что не замечает острого взгляда производителя свитеров.

Вендт увидел их. Когда он повернул голову, чтобы что-то сказать своим товарищам, я увидел, как пухлый Кениг начал поворачиваться, но его остановило слово Дэвиса. Через несколько мгновений Вендт встал, достав из кармана ручку. Он пошел по патио, затем остановился у столика Каплана, якобы потому, что уронил ручку. Майк посмотрел вниз и наклонился, чтобы взять ручку и вернуть ее. Вендт поблагодарил его и вошел в отель. Когда он прошел мимо двух мускулистых незнакомцев, я увидел, как один из них быстро кивнул ему.

Через пять минут Вендт снова оказался за столом. Он и остальные быстро закончили свой обед и встали, чтобы уйти. Каплан, ошеломленный их внезапным отходом, поспешно подозвал официанта для счета, не спуская глаз с Дэвиса. Когда трое мужчин прошли мимо его столика, Каплан попытался встать, но затем изменил свое решение. Он сидел там и только повернулся, чтобы следовать за Дэвисом, глаза сузились от ненависти. Заплатив за обед, он встал и пошел в раздевалку бассейна. Глаза двух незнакомцев были прикованы к нему, пока он не исчез за дверью бассейна.

Тот, что побольше, был похож на бывшего боксера, которому слишком много раз били по носу. Его напарник был стройнее, но почти такого же размера. Оба выглядели латиноамериканцами. Когда подошел официант, чтобы забрать их пустые стаканы, экс-боксер вытянул руку и остановил его. Он сказал что-то мальчику по-испански; он пожал плечами и ушел. Он подошел к официанту, который стоял на краю террасы возле моего шезлонга, и я услышал, как он пожаловался: «Эти кубинцы думают, что они лучше всех». Его диалект был пуэрториканского происхождения.

Мне стало интересно, с какой кубинской группой Дэвис встречался на яхте, представленным этими двумя кандидатами. Мои размышления были прерваны, когда Майк Каплан вышел из бссейна и вошел в отель. Двое кубинцев тут же встали и пошли за ним, а я следовал за ними по пятам.

Каплан вышел через боковой вход, сопровождаемый парой, которая протолкнулась мимо него, пока он стоял в дверном проеме, ожидая, пока его машину вывезут с парковки. Я прошел через вестибюль, вышел через главный вход и добрался до стены как раз вовремя, чтобы увидеть, как пара приближается к старому синему универсалу «Понтиак», припаркованному на углу. Когда я сел в свой арендованный Cutlass, припаркованный прямо перед отелем благодаря ежедневным щедрым чаевым парковщику, я увидел Кадиллак Каплана, который поставили перед входом. Он сел в машину, и когда он свернул на длинную наклонную подъездную дорожку, синий универсал последовал за ним. Я поставил свою машину за ними, и когда свет изменился, мы все завернули за угол и направились по Уорт-авеню, вероятно, одной из самых красивых и дорогих торговых улиц в мире.

Каплан сделал еще несколько поворотов, за ним универсал и моя машина. Когда он свернул на улицу, ведущую к прибрежной дороге, я предположил, что он направляется в свою квартиру, которая, как мне было известно из отчета Марка Дауни, находилась в одном из новых зданий вдоль усаженного пальмами Океанского бульвара, идущего параллельно морю. быть. Я повернул налево и проехал мимо универсала и Каплановского Каддилака, чтобы не вызывать подозрений ни у одной из машин. На следующем повороте я снова затормозил, словно ища особый адрес, и снова пропустил их.

В двух кварталах далее Каплан повернул направо, а за ним фургон двух громил. Свернув за угол, я увидел, как «Кадди» сворачивает на стоянку за большим многоквартирным домом с балконами с видом на море и огромными панорамными окнами на каждом этаже. Универсал резко затормозил, и кубинцы вылезли наружу.

Я остановил «Катлас», вышел и побежал через парковку, пока Каплан все еще открывал дверь. Двое мужчин подошли ближе, и я увидел, как солнце отражалось от ножа в руке меньшего. Когда я бежал к ним, я знал, что не успею и они доберутся до Каплана. Я не хотел использовать свой пистолет до тех пор, пока в этом не будет крайней необходимости, поэтому я попытался отвлечь их.

"Эй, ты там," крикнул я. «Там нельзя парковаться». Мой крик остановил их примерно в двадцати футах от Каплана, который поднял глаза, пораженный сначала криком, а затем видом двух громил, приближающихся к нему. Они повернулись и посмотрели на меня, чего я и хотел. Все, что приблизит меня к ним до того, как они поймают Каплана .

Тот, что послабее, сказал что-то своему мясистому приятелю, шедшему ко мне. Он двинулся так, чтобы скрыть от меня вид на его помощника и Каплана. Продолжая бежать, я свернул вправо и увидел, что другой повернулся к Каплану. Он держал нож прямо рядом с собой, готовый вспороть Каплану живот.

Хьюго, мой стилет, выпал из ножен прямо мне в руку, и я остановился, чтобы бросить его. Метров с восьми я ударил его сзади по руке, которую он хотел поднять с ножом. Я видел, как клинок Хьюго по самую рукоятку вонзился в его плечо, и в то же время я видел, как его нож выпал из его руки, когда он закричал от боли.

Я крикнул Каплану, чтобы он вернулся, но он остановился, потрясенный развернувшейся перед ним сценой. Пока я шел дальше, большой кубинец прошаркал ко мне, вытянув перед собой огромные руки, чтобы схватить меня. Я поднырнул под правую, которой он замахнулся на меня, и ударил ему ногой в правое колено. Но сила его удара слегка скрутила его тело, и моя нога врезалась ему в бедро. Это было все равно, что пинать каменную стену. Это были крепкие мышцы, а не жир, как казалось. Когда я отскочил назад, его левый кулак, врезался мне в голову, и в моем ухе раздался рев. Я остановился на мгновение и покачал головой, чтобы прочистить глаза. Когда они прихи в порядок, я увидел, как он мощно размахнулся еще раз справа, удар, который, как я был уверен, отбросил бы меня на полпути к парковке.

Я нырнул под него, схватила его за рукав, поставила левую ногу между его ног и начал тянуть его вниз, на себя. При этом я присел на левую пятку и перекатился назад, поставив правую ногу ему на живот так, чтобы носок моего ботинка уткнулся в выпуклость под его ремнем. Все еще откатываясь назад, я использовал свою согнутую правую руку, чтобы бросить ее по дуге в основном томэнагэ, что в переводе с японского означает «бросок по дуге».

Его рычание боли и удивления, когда он почувствовал, что отрывается от земли и взлетает в воздух, было прервано толчком, от которого он шлепнулся спиной о бетон стоянки. Прежде чем он успел отдышаться, я оказалась на нем. На мгновение он недоверчиво посмотрел вверх, затем его глаза остекленели, когда моя рука ударила его за ухом. Зная, что он не будет в сознании по крайней мере несколько минут, я обратил внимание на его приятеля.

Пока из него лилась кровь и он ругался по-испански, он попытался вытащить стилет из руки. Я мог видеть, что эти усилия только причиняли больше боли, потому что он не мог держать руку под правильным углом, чтобы вытащить нож прямо. Каждый рывок означал, что лезвие делало ещё большую рану. Он поднял голову и увидел, что я приближаюсь. Это придало ему достаточно мужества и сил, чтобы вырвать нож.

Глаза его горели ненавистью, и он попытался ударить ножом в левой руке, как из длинной дыры в правом рукаве хлынула струя крови. Я отступил в сторону, схватил его за запястье и повернулся. Нож звякнул о бетон. Я наклонился и поднял его. Ненависть в его глазах сменилась страхом, когда я присел в стойку профессионального ножевого бойца. Я махнул лезвием вперед-назад три или четыре раза, а затем перешел на одну сторону. «Возьми своего друга и исчезни», — сказал я ему. — И скажи другим своим мускулистым приятелям держаться от нас подальше. Мы знаем, что делать с такими, как вы.

Какое-то время он просто смотрел на меня. Он не верил, что я действительно отпускаю его. Я предполагаю, что он ожидал, что я ударю его ножом в спину.

Я сделал еще несколько шагов от него, и наконец он понял, что я имел в виду то, что сказал. Он подлетел к своему напарнику, который успел встать на четвереньки и пополз по стоянке, как младенец, все еще в тумане от удара по голове. Он дернул великана за руку, пока тот не встал, и потащил его на улицу, где стоял их фургон.

Их исчезновение, казалось, привело Каплана в чувство. — Подожди, — крикнул он. 'Вызовите полицию. Останови их. Меня пытались убить.

Я быстро огляделся, чтобы посмотреть, видел ли кто-нибудь драку. В поле зрения никого не было, но я не был уверен, что прохожий не заметил этого и не подошел к полиции. Я должен был вытащить отсюда Каплана и дать двум громилам шанс сбежать. Я смотрел, как кубинец бросил своего раненого приятеля в фургон, а потом развернулся, чтобы сесть за руль. Ему будет трудно вести эту машину, и пройдет много времени, прежде чем он снова сможет использовать эту руку. Когда двигатель универсала взревел, и он с визгом вылетел из-за угла, Каплан побежал к въезду на парковку. Теперь ему не терпелось самому что-нибудь сделать с нападавшими.

Я схватил его, когда он прошел мимо меня. — Не волнуйся, — сказал я. — Мы задержим их позже. Мои люди последуют за ними.

'Ваши люди? Кто ты… — Он остановился. Он внимательно посмотрел на человека, спасшего ему жизнь. — Скажи, ты Картер. Тот парень из отеля. Что происходит на самом деле?

«ФБР, Майк». — сказал я, хватая бумажник и размахивая фальшивым удостоверением личности и значком перед его лицом. — Мы уже какое-то время гоняемся за этими парнями. Они являются частью банды гостиничных воров, действующих в нескольких штатах, и мы хотим, чтобы они привели нас к своему боссу, к вдохновителю этой банды».

— Но почему они напали на меня? — спросил Каплан, недоверчиво качая головой. «Я не живу в этом отеле. Я живу здесь.'

«Может быть, урожай в «Эллиотте» был скудным, и они увидели вас там и подумали, что у вас может быть много денег в кошельке», — предположил я. «К счастью, я увидел, что они преследуют тебя, и поехал за ними».

— Вы, наверное, спасли мне жизнь. Тот парень с ножом выглядел так, словно его интересовала моя смерть, а не только мои деньги. И если подумать, вы первый агент ФБР, которого я когда-либо видел, использующий нож вместо револьвера. Он глядел подозрительно, и я напряг мозг в поисках быстрого объяснения.

«Я держал свой пистолет в раздевалке у бассейна, — сказал я. «Я не мог рисковать, надев его во время обеда там. Когда ты вышел из внутреннего дворика, и я заметил, что эти парни преследуют тебя, у меня не было времени, чтобы понять это. Если бы я пошел за ним, вы бы скрылись из виду, прежде чем я снова вышел на улицу.

Казалось, он проглотил его. — Но этот нож? — спросил он через мгновение.

«Привычка, которую я выработал во Вьетнаме. Но совершенно незаконно с точки зрения правил. Так ты ничего не скажешь об этом, когда мы вернемся, чтобы доложить об этом ограблении? Я хотел заверить его, что ограбление не будет забыто, если ему придет в голову самому обратиться в полицию.

'Нет. Зачем мне это? Ведь я многим тебе обязан. Знаешь, это безумие, что эти парни могут быть просто ворами. Когда я увидел, что они идут ко мне, моей первой мыслью было, что их послал за мной Леславикус.

Он небрежно произнес это имя, но оно вызвало тревожный звоночек, который прозвенел намного громче, чем звоночек из-за удара, который я получил от бывшего боксера. «Каплан, почему бы нам не пойти в твою квартиру и не перевести дух», — сказал я. — Мне придется позвонить в офис, чтобы убедиться, что вторая машина нашла след тех парней, когда они уезжали отсюда. Тогда ты можешь рассказать мне об этом Леславикусе, кто он такой и почему он хотел убить тебя.

Когда он согласился и повел меня к зданию, я удивился, почему он думал, что один из величайших военных преступников захочет его убить. Тем более, что Людвикус Леславикус покончил жизнь самоубийством незадолго до окончания Второй мировой войны.