Вызов

Часть III — Клоуны

Я знала, что эта ночь будет пыткой. Но, Боже, я не была готова к тому, как ужасно быть возбужденной без надежды на облегчение.

Я сохраняла надутый вид, следуя за Мэнсоном сквозь толпу. Ходить было так неловко — из-за горящей задницы, непреодолимого возбуждения и отсутствия трусиков, я постоянно боялась, что кто-то заглянет мне под юбку. Мне просто необходимо было надеть короткую юбку на эту вечеринку, но, конечно, я не планировала потерять нижнее белье и гордость в этот вечер. Несмотря на дискомфорт, я прижалась к Мэнсону и изо всех сил старалась быть послушной — поначалу.

Я предупредила его, что быть хорошей девочкой очень, очень трудно.

Я хотела, чтобы он испытывал те же муки, что и я. Как он мог ждать? Его возбудило мое наказание, и я видела удовольствие на его лице каждый раз, когда он отдавал мне приказ. Но это лишь означало, что его желание заставить меня страдать, желание довести меня до отчаяния и желание отказать мне было сильнее желания заняться сексом. Это меня ужасало.

Я действительно старалась быть хорошей. Но унизительные задания поддерживали мое возбуждение, и чем дольше они продолжались, тем больше росло мое разочарование. Я начала строить планы отчаянного побега в ванную, где я могла бы быстренько подрочить и, возможно, он не заметил бы.

Время близилось к полуночи. Бочонки с алкоголем оказались на улице, люди прыгали в бассейн и сбрасывали там свои костюмы. Мы с Мэнсоном были самыми трезвыми из всех присутствующих, но, похоже, это никого не волновало. Мэнсон постоянно замечал знакомых людей, останавливался, чтобы поговорить, смеясь и шутя. Казалось, он знал всех — даже тех, кто не учился в нашей старшей школе. Мало того, казалось, что он им всем очень нравится. Когда люди видели его, их лица озарялись радостью, когда они отвечали ему, то старались говорить быстрее. Видя их энтузиазм, я действительно почувствовала гордость. Я была на его стороне, я приносила напитки для его друзей.

Но я также была той, кто корчился от возбуждения. Моя задница горела от порки, пока я отчаянно пыталась сопротивляться желанию потереться о ногу Мэнсона, словно кошка.

Я чувствовала гордость, когда встречалась с Кайлом — я грелась в людской зависти, упивалась их ревностью. Мы с Кайлом были лишь статусами друг для друга — хотя и довольно дерьмовыми. Это единственное, за что я действительно переживала в старшей школе, и это… это довольно отстойно.

В отличие от Мэнсона, у которого, очевидно, была не только дружба, но и всеобщее обожание. Я всегда помнила его одиночкой, и, возможно, он был одинок до того, как его исключили. Но это изменилось. Многое изменилось.

Кто-то убедил пьяного диджея поставить жуткую, вызывающую тревожные мысли музыку, чтобы создать атмосферу, так что вместо зажигательного танцевального трека двор вдруг наполнился медленным перебором скрипичных струн и стуком барабанов. Прохладный воздух стал совсем зябким, и я обхватила себя руками, пока Мэнсон стоял и говорил о компьютерных операционных системах и Java-что-то-там с какой-то очкастой парочкой. Оглядевшись по сторонам в надежде найти где-нибудь поблизости место, куда я могла бы пойти погреться, я заметила, что на вечеринку только что прибыла ещё одна группа людей.

У меня сердце в пятки ушло. Холодный ужас пронесся по моим венам. Не осознавая, что делаю, я плотно прижалась к боку Мэнсона.

— Что такое? — сказал он, оглядываясь в ту сторону, куда я смотрела. — Что не так…

— Клоуны, — прошипел я. — Там блядские клоуны.

Трое мужчин шли через двор от боковых ворот с пивом в руках, смеясь и толкая друг друга. Они были одеты в одинаковые черные комбинезоны, их волосы были коротко подстрижены, и у всех троих лица были разукрашены в ужасный белый цвет. Глаза были неаккуратно обведены черным, а губы — превращены в ужасные темные кривые ухмылки.

Я быстро отвернулась, чтобы не пялиться на них. Они были не типичными яркими цирковыми клоунами, но от них мой желудок всё равно переворачивался.

— Пойдем внутрь, — быстро протараторила я. Но Мэнсон заметил приближающихся клоунов, и узнавание озарило его лицо.

— Я знаю этих ребят, — сказал он. — Эй, Винсент! Лукас!

— Не зови их, блять. — Я схватила его за руку в абсолютном ужасе. Один нервный взгляд назад подтвердил, что клоуны услышали, как их зовут, и направляются прямо к нам. — Неа, нет, нет…

Мэнсон схватил меня за руку, не давая в ужасе броситься к дому.

— Ты… — Он засмеялся, будто в неверии. — Ты на самом деле боишься клоунов?

— Да! — прошептала я. — Они пиздец какие жуткие и мерзкие, и… о Боже мой…

И вот они тут, обнимают Мэнсона, похлопывают его по спине, из их уст вырываются бессмысленные реплики. Единственное, на чем я могла сосредоточиться, были их ужасные разрисованные лица. Их кривые ухмылки становились только хуже, когда они обнажали зубы и улыбались.

Фу. Мерзость. Мне потребовалось всё мое самообладание, чтобы не убежать в дом. Я стиснула зубы и сцепила руки за спиной, держась от них на неловком расстоянии. Мэнсон отругает меня, если уйду, поэтому я решила, что между мной и клоунами должно быть как можно больше пространства.

К несчастью для меня, мой пристальный взгляд был замечен. Один из клоунов заметил, как я холодно переминаюсь с ноги на ногу, и решил быть вежливым.

— Хэй, привет, я Джейсон. — Он протянул тонкую руку. Длинные пальцы, бледная кожа. Я сильно съежилась, пока пожимала её. — Ты в порядке? Выглядишь немного, эм…

— Она боится клоунов, — сказал Мэнсон с таким веселым видом, что мне захотелось ударить его по лицу. — Она моя рабыня на эту ночь.

— Можешь, блять, просто не говорить об этом? — огрызнулась я, но было слишком поздно. Секрет был раскрыт.

— Хорош, мужик. — Один из них похлопал Мэнсона по спине, а Джейсон окинул меня долгим оценивающим взглядом.

— Разве ты не Джессика Мартин? — спросил он. — Ты же была чирлидершей?

— Ага, — нехотя ответила я. Я пыталась придумать способ спрятаться за Мэнсоном — что угодно, лишь бы иметь какой-либо барьер между мной и клоунами. Да, это глупо, но я ничего не могла с собой поделать. Клоуны были жуткими, мерзкими, зловещими — казалось, что с ними что-то не так.

— Позволь мне познакомить вас как следует, — сказал Мэнсон, обхватив меня рукой за талию и притянув к своему боку. Я крепко прижалась к нему. — Это Джейсон, Винсент и Лукас.

— Круто, привет, ага, приятно познакомиться, — пробормотала я, растягивая на лице очень натянутую, очень неловкую улыбку. Теперь, когда я была вынуждена смотреть прямо на них, я могла сказать, что под всем этим гримом они были действительно нормальными парнями — если не сказать привлекательными. Мэнсон объяснил, что они все вместе работали в магазине рок-атрибутики и что Лукас основал группу, но чем дольше я смотрела на них вблизи, тем больше отвлекалась. Из-под костюма Винсента выглядывали разноцветные татуировки, Джейсон носил множество колец, которые выглядели сделанными вручную, а у Лукаса в ушах были большие вытянутые черные тоннели.

Мой страх и мучительное возбуждение дали очень странную реакцию. Парни выглядели устрашающе, но обладали мускулистыми телами и почти очаровательными улыбками. При всей своей жутковатости они казались… милыми. Один из них был надушен одеколоном — чем-то ярким и цитрусовым, ярко контрастировавшим с темным, мускусным запахом Мэнсона. От одной мысли о том, что они могут прикоснуться ко мне, по мне пробежала дрожь; но, Боже, этот ужасный клоунский грим…

— Она дрожит! — засмеялся Винсент. — Это же всего лишь краска! Мы тебя не съедим.

— А может, и съедим. — Лукас щелкнул зубами, и я вцепилась в руку Мэнсона, подавляя крик.

— Мне просто холодно, — сердито пробормотала я, когда тепло прилило к моему лицу. Я чувствовала себя словно загнанный в угол кролик, ожидающий, какой волк первым набросится на него. Но также я была очень возбужденным кроликом: вместо того, чтобы сходить с ума от страха, я испытывала эндорфиновый кайф.

Мне никогда не нравились клоуны, никогда. Но стоять рядом с ними означало, что я угождаю Мэнсону, что я веду себя как хорошая девочка, и что я на шаг ближе к тому, чтобы он наконец отвел меня в дом и хорошенько выебал.

— Не волнуйтесь, что напугаете её, парни, — сказал Мэнсон, слегка сжав меня. Его хватка была успокаивающе крепкой. — Это станет для неё хорошей тренировкой.

— Она из клуба? — спросил Винсент. Я понятия не имела, о каком «клубе» он говорит, но Мэнсон, очевидно, понимал. Он покачал головой.

— Нет, она новичок. Помнишь Кайла, из старшей школы? Она была его девушкой.

— Ага, ага, я так и думал, — покивал Винсент. — Кто бы мог подумать, что Мисс Популярность увлечется этим извращенным дерьмом.

— Она учится. — Мэнсон улыбнулся в ответ на мой яростный взгляд. Мне всё ещё хотелось ударить его: за то, что он отказал мне, за то, что отшлепал меня, за то, что заставил меня ждать, за то, что заставил меня стоять здесь и смотреть в лицо своему страху. Мне удалось сдержать свои кулаки, но не язык.

— Мэнсон… разве мы не можем… разве мы не можем просто…

— Разве ты не знаешь, что невежливо шептаться, когда рядом стоят друзья? — отчитал меня Мэнсон таким голосом, который дал мне понять, что ему нравится ругать меня перед ними. — Разве мы не можем просто что? Зайти внутрь, чтобы тебя наконец-то трахнули?

Я, наверное, покраснела от макушки до кончиков пальцев. Мои глаза метались между клоунами, пока они смеялись. Но они не выглядели ни смущенными, ни даже удивленными ситуацией. Может, они привыкли к этому. Может, это была фишка Мэнсона. Внезапная мысль о том, что, возможно, есть и другие девушки, выполняющие приказы Мэнсона и целующие его сапоги, вторглась в мою голову, и ревность охватила меня с шокирующей силой.

— Давай просто вернемся в дом, — ныла я. — Пожалуйста, Мэнсон… ты заставил меня ждать достаточно долго… — Моя рука пробежалась вниз по его груди, на джинсы. Я почувствовала его твердость и сжала, глядя на него широкими, умоляющими глазами.

Он даже не вздрогнул.

— Тебе лучше знать, ангел, — предупредил он. — Хотя сейчас главный я, а не ты. И ты пренебрегаешь приказом обращаться ко мне должным образом.

Я не могла сказать это в присутствии его друзей, не могла. Я нервно оглядывала их, и мое смущение только усилилось, когда я заметила предвкушающие выражения на лицах клоунов. Они наслаждались, видя, как я извиваюсь.

— Я не могу сказать это здесь. — Я поморщилась. — Я хочу пойти внутрь. Давай же. — Мой голос звучал капризно и совершенно своевольно, даже для моих собственных ушей.

— Больше беспокоишься о том, что они думают о тебе, чем о том, чтобы угодить мне, Джесс? — сказал Мэнсон и цокнул. — Хорошие девочки так себя не ведут.

Я почувствовала приближение наказания и заскулила, в ярости убрав от него свои руки и сложив их на груди. Я больше не могла этого выносить. Мне нужна была разрядка. Сейчас же.

— Я в туалет, — пробормотала я, прежде чем Мэнсон смог продолжить свой выговор. — Сейчас вернусь.

Я ожидала, что он попытается остановить меня. Вместо этого он просто медленно сказал:

— Не задерживайся.

Когда я поспешила прочь, я едва расслышала, как он сказал:

— Она своевольная, парни. Есть только один способ приручить её.

Если я вернусь и получу ещё одно наказание, то, по крайней мере, сначала кончу.

Туалет, конечно же, был занят, и я нетерпеливо ждала за дверью, пока пьяная девушка, наконец, не высунулась наружу. За мной образовалась очередь, поэтому я поняла, что должна действовать быстро. Оставшись наедине с собой в тихой комнате, я наконец-то смогла как следует рассмотреть свое отражение в зеркале. Укладка всё ещё выглядела хорошо, и макияж, к счастью, был в порядке, хотя это был лишь вопрос времени.

Любопытствуя, я повернулась и задрала юбку, чтобы посмотреть на свою задницу через отражение в зеркале. Вся красная — всё ещё горячая и саднящая от руки Мэнсона. От одного лишь воспоминания о том, как крепко меня держали на месте и я не могла вырваться, я прикусила губу и поджала пальцы ног.

Боже, я хотела, чтобы он снова это сделал. Я хотела, чтобы он причинил мне боль. Причинил боль, трахнул, заставил кричать. Я раздразнила его, я знала это, так что, по крайней мере, была вероятность того, что, когда я выйду на улицу, меня ждет ещё одна безжалостная порка. Что, если он сделает это на глазах у своих друзей? Что, если на этот раз не будет никакого уединения?

Всё ещё рассматривая свою покрасневшую задницу в зеркале, я прислонилась к стене напротив и просунула руку под юбку. Мои пальцы скользнули по клитору, и я начала быстро, яростно дрочить. Я не могла делать это слишком долго… люди ждали… Я прикусила губу, чтобы не шуметь, думая о руке Мэнсона, шлепающей по моей покрасневшей коже.

Раздался резкий стук в дверь, и я, задыхаясь, выговорила:

— П-подождите… всего минутку…

Я была так близко. Я так долго находилась в состоянии отчаянного возбуждения, что это заняло не слишком много времени. Мои пальцы были скользкими от смазки, и я закрыла глаза. Опять стук в дверь, черт побери…

Я представила, как Мэнсон нагибает меня, крепко прижав сверху рукой, ругает, пока клоуны смотрят, и бьет, пока я открыто, бесконтрольно не зарыдаю…

Опять стук. Теперь он был злым, настойчивым. Блять, я не могла так кончить. С громким рыком разочарования я поправила юбку, открыла дверь и закричала:

— Иисусе, я закончила, ладно, не нужно быть таким мудаком…

Мэнсон затолкал меня обратно в ванную, закрыв за нами дверь. Он схватил меня за руки и прижал спиной к стене. Я с чувством вины осознала липкость своего возбуждения на пальцах, проклятый индикатор моего непослушания.

— Д-дерьмо… Мэнсон…

Он навис надо мной, глядя так, словно хотел съесть меня заживо.

— Что, по-твоему мнению, ты делаешь, ангел? — спросил он. Он схватил меня за запястье и поднял мою руку. — Что это у тебя на пальцах, хм? Ты думала, что можешь просто улизнуть и сделать что-то настолько непослушное?

Мое дыхание сбилось, когда я встретилась с ним взглядом.

— Я… эм… снаружи люди ждут…

— Уже нет, — сказал он, улыбаясь. — Это большой дом, здесь есть и другие ванные, которыми они могут воспользоваться. Я направил их в нужную сторону. Нам нужно немного времени наедине.

— Ты причинишь мне боль? — прошептала я.

— О да. Больше, чем ты можешь себе представить. Ты помнишь свое стоп-слово?

— Да. — Я должна была испугаться, но всё мое тело гудело от предвкушения. Мои фантазии о наказании были ничто по сравнению с реальностью.

— Если я перейду черту, тебе, черт возьми, лучше произнести его. Ты поняла?

Я снова кивнула. Моя киска сжалась, и я заскулила, сжав ноги вместе. Если бы я увидела себя пару лет назад такой, какая я сейчас — хнычущая и возбужденная перед парнем, над которым смеялась — я бы ужаснулась. Я бы не поверила в это.

Я всё ещё с трудом верю в это.

— Пришло время для нового урока, Джесс, — сказал Мэнсон, оглядывая меня с ног до головы. — Всего пару часов назад тебя били по твоей милой маленькой попке. Неужели ты уже забыла, каково это? — Он отпустил мои руки и потянулся, чтобы сжать мою саднящую задницу. Я вскрикнула, растворившись в стонах боли. От его прикосновения по мне пробежали разряды тока. Я хотела, чтобы он сжал меня сильнее, грубее. Я хотела, чтобы он снова прижал меня к стене.

— Я не забыла! — Держа за задницу, он притянул меня ближе к себе. — Из-за тебя мне так чертовски трудно подчиняться! И ты не говорил мне, что нельзя прикасаться к себе!

— Ах ты, маленькая негодница, — усмехнулся он. — Я говорил тебе, что хочу видеть, как ты страдаешь. Я хотел видеть, как ты извиваешься. Ты не можешь лишить меня этого удовольствия. — Он неодобрительно покачал головой. — Жаль, что у меня с собой нет паддла^[14]… Боже, если я сделаю твою задницу черно-синей с помощью этой штучки, то ты будешь слушаться, как положено.

Меня трясло. Я не знала, хочу ли скрыть свой страх гневом, или свое возбуждение дерзостью, или его угрозы сломят меня и я снова буду умолять. У него был паддл… он буквально владел инструментами для причинения боли и унижения. Он был таким фриком.

И Боже, как же мне это нравилось. Мне тоже жаль, что у него с собой нет паддла.

Вместо дерзости я выбрала другую тактику: слащавость.

— Я так стараюсь быть хорошей! — заныла я. — Ну же, Мэнсон… э-э… Хозяин… пожалуйста… если бы ты только позволил мне кончить…

— Я не торгуюсь за хорошее поведение, ангел. Боже, разве ты не знаешь, как долго я этого хотел? Ты хоть представляешь, как приятно наказывать девушку, которая всегда смеялась надо мной? — Он сжал мое лицо в своих нежных ладонях и прижал к стене. — Наблюдать, как ты хнычешь, жалуешься и так краснеешь… но всё равно делаешь всё, что я требую? Слишком хорошо.

— Ты придурок, — захныкала я. — Я так сильно хочу этого, Мэнсон…

— Чего? — мягко спросил он. — Чего ты хочешь?

— Я хочу тебя! Я просто хочу трахаться, пожалуйста, ты, блять, так меня завел, что я не выдержу, и это сведет меня с ума! — Я задыхалась, мое отчаяние вырывалось наружу. — Пожалуйста, не заставляй меня ждать, пожалуйста, просто… просто… наклони меня и трахни!

Внутренне я съежилась, но ничего не могла поделать. Если, только умоляя, я смогу положить конец этому мучительному ожиданию, то так тому и быть. Мэнсон захихикал, потом рассмеялся, не сдерживаясь, и, когда я наконец замолчала, он сказал с жалостью:

— Ох, Джесс. Бедная девочка. Тебя трахнут, поверь мне. Скоро тебя трахнут так жестко, что ты неделю не сможешь ходить прямо. Но сначала… — Он достал что-то из кармана: тот тонкий кусочек хлопка и резинки, который он забрал у меня во время игры, мои стринги. Он покрутил ими у моего лица. — Ты всё ещё хочешь их вернуть?

— Да, пожалуйста, — сказала я тоненьким, побежденным голосом. Если он предлагал мои стринги, это означало ещё большее ожидание. Я чувствовала, что могла бы заплакать от силы моего желания.

— Не могу поверить, что ты отказалась от вызова взять их в рот, — сказал он. — Подумай, как всё обернулось бы, если бы ты решилась.

— Я не могла! Не перед всеми…

— Гордости не место в твоем служении мне. — Он приблизил стринги к моему лицу, поглаживая кружевной тканью щеку. — Я не могу просто забыть тот вызов, Джесс. Я действительно хотел увидеть, как ты возьмешь их в рот.

Я сглотнула.

— Мэнсон… пожалуйста…

— Положи их в рот, — сказал он нежным голосом. — Положи их в рот, повернись лицом к стене и наклонись.

Мои мысли метались туда-сюда. Наклониться… Я буду полностью обнажена. Он увидит всю меня… каждый влажный миллиметр плоти. Он, конечно, видел меня, когда шлепал… но каждое наше взаимодействие было таким же интимным, таким же унизительным и таким же возбуждающим.

В моей голове промелькнули необъяснимые фантазии. Я думала о его пальцах, ласкающих меня… проникающих в меня… вдавливающихся в меня…

Я открыла рот, ожидая кляп. На его лице мелькнуло выражение шока от моего согласия, а затем в глазах зажегся огонь. Он засунул стринги мне в рот — не так, чтобы задохнуться, но достаточно, чтобы заглушить любые звуки, которые я могла бы произвести. Я могла бы легко выплюнуть их, но закрыла рот настолько, чтобы удержать их внутри. Я встретилась с его глазами на мгновение — долгое, напряженное мгновение — прежде чем медленно повернуться, согнуться в талии и сжать лодыжки.

Каблуки делали позу особенно трудной. Вся моя задница была выставлена напоказ, короткая юбка была абсолютно бесполезна. Ботинки Мэнсона, покрытые следами моих поцелуев, стояли недалеко позади меня. Проходили мгновения, а он ничего не говорил. Эти секунды казались вечностью.

— Раздвинь ноги, — сказал он. — Я хочу видеть тебя. Всю тебя.

Я раздвинула ступни, и прохладный воздух коснулся моей плоти. От долгого ожидания мои ноги начали дрожать. Из-за трудности позы и моего постоянно растущего возбуждения невозможно было долго так простоять. Мэнсон снова замолчал. Я едва выносила это.

— Покажи мне всю себя.

Из меня вырвался стон. Каждая команда отдавалась так медленно и так методично. Он давал мне время, чтобы по-настоящему прочувствовать всю глубину моей деградации. Я ненавидела его за это. Ненавидела… любила… хотела большего. Я потянулась назад, пытаясь ухватиться за свои нежные части. Мои пальцы были скользкими, и я едва смогла раздвинуть половые губы, не в силах зафиксировать хватку.

Мэнсон посмеивался над моим состоянием, пока мне наконец не удалось раздвинуть половые губы и показать ему всю себя. Боже, я чувствовала себя такой грязной. Я чувствовала себя такой открытой. Он не прикоснулся ко мне, даже не сделал шаг ближе. Я хотела, чтобы он сделал это. Я так отчаянно хотела его прикосновений.

Слюна скапливалась у меня во рту. Не в силах сглотнуть, я скоро начну пускать слюни. Унижение на унижении. Мои пальцы соскользнули, и мне пришлось снова поменять положение, чтобы раздвинуть половые губы, обнажая мою мокрую и текущую дырочку. Я услышала, как изменилось его дыхание — возможно, это был вздох, а возможно, тихий смех.

— Боже, как жалко ты выглядишь, показывая свою отчаянную нужду. — Его голос не был жестоким, не был издевательским. Мэнсон просто озвучил факт, и я промычала своё согласие со стрингами во рту. — Такая непослушная девчонка, убегаешь в ванную, чтобы помастурбировать. Давно ты не кончала, хм?

Если бы я была в состоянии формировать связные предложения, я бы согласилась. После разрыва с Кайлом у меня были другие парни; случайный секс был моим любимым средством для снятия стресса. Но сейчас был не просто секс: во мне пробудилось другое желание, жажда чего-то жестокого и необычного, которую я никогда не осуществляла. Во мне кричало, ревело чудовище, требующее удовлетворения.

Мэнсон присел на корточки, уставившись на мою свисающую вниз голову. Он улыбнулся: совершенно садистской, волчьей ухмылкой.

— Или ты настолько фрик, что приказ облизать ботинки какого-то странного парня так возбуждает тебя? И что, порки и принуждения к мольбе о пощаде достаточно для того, чтобы ты кончила? Да ты блядский фрик. — Его взгляд переместился, и я поняла, что он смотрит прямо на мою дырочку.

Боже, пожалуйста, прикоснись ко мне, прикоснись ко мне, заполни меня!

— Служение и дисциплина, — пробормотал он. — Вот чего тебе не хватает. Ты же не ожидаешь награды за выполнение таких простых команд.

Я так хотела этого — разве он не достаточно долго меня мучил? Слюна собралась на моих губах и начала капать. Желание выплюнуть стринги усиливалось, но дискомфорт ощущался необходимым. Чем дольше я терпела, тем лучше себя чувствовала, поскольку это означало, что я всё ещё подчиняюсь. Я всё ещё выполняю его приказы. Я зарабатываю свою награду.

Ты же не ожидаешь награды за выполнение таких простых команд.

— Джессика, посмотри на меня.

Не замечая того, я закрыла глаза. Но открыла их, чтобы посмотреть на него, стоящего вверх ногами между моих раздвинутых ног.

— Поласкай себя, — мягко сказал он. — Только одним пальцем. Медленно.

— Пожалуйста… пожалуйста, трахни… — Слова были невнятными, в том числе из-за стрингов во рту. Как я могла заставить себя сделать это перед ним? Он видел всё. Я могла сказать «нет». Он дал мне стоп-слово и потребовал, чтобы я использовала его, если возникнет необходимость. Но я не чувствовала этой необходимости. Я чувствовала себя униженной… смущенной… возбужденной… Я была напугана, но не в плохом смысле.

Я боялась не того, что он сделает со мной, а того, что я готова сделать по его приказу.

Я медленно ввела один палец в свою киску. Моя плоть раздвинулась, мягкая и скользкая. Мне пришлось двигаться осторожно, чтобы не уколоться своими розовыми наращенными ногтями. Одного пальца было недостаточно, но изощренная стимуляция заставила мое дыхание сбиться. Я снова закрыла глаза, не в силах смотреть на него, пока он наблюдал за мной.

— Трахни себя. Давай, Джесс. Туда-сюда.

Зачем он усложнял всё, уговаривая меня? Я вытащила палец, потом медленно, полностью ввела его обратно. Потом снова, и снова. Даже с закрытыми глазами я чувствовала всю тяжесть его взгляда. С каждым движением пальца влаги становилось всё больше. Клитор набух от желания. Вместо того, чтобы продолжать держать себя открытой, я опустила другую руку между ног и провела пальцами по клитору, посылая волны возбуждения по дрожащим ногам. Я прислонилась головой к стене, чтобы сохранить равновесие. Слюни стекали по моему подбородку, пока я стонала, с трудом удерживая колени прямыми. Не удержавшись, я добавила второй палец и начала дрочить сразу двумя.

Я громко стонала, не заботясь о том, слышит ли меня кто-нибудь, не думая о том, что это ужасно стыдно. Я была близка… так близка… Боже, мне было так хорошо, что подгибались колени…

— Джессика, остановись. Сейчас же.

Его голос прорезал воздух, словно переключатель, щелкнувший в моем мозгу. Его смех почти мгновенно вывел меня из отчаянного, возбужденного тумана. Я вытащила пальцы, ругаясь сквозь кляп. Я была близка… так чертовски близка! Я должна была продолжать, должна была получить удовольствие, пока был шанс! Вместо этого я выпрямилась, при чем настолько быстро, что у меня закружилась голова. Я вытащила стринги изо рта и бросила их на пол, затем повернулась к Мэнсону лицом, оскалившись и прижавшись спиной к стене. Он присел на корточки, глядя на меня снизу вверх, и оскалил свои острые зубы в ухмылке.

— Как смешно, — пробормотал он. — Ты скорее подчинишься мне, чем кончишь. Даже если это расстраивает тебя… ты всё равно предпочитаешь подчиниться. Это хорошо. Намного лучше. — Его ухмылка стала только шире, когда он встал. Он обхватил рукой мое горло, но не сжал — пока нет. Он просто держал меня, прижав к стене. Я дрожала, неустойчиво, горячо и тяжело дыша. Свободной рукой он обхватил мое запястье и поднял его вверх, глядя на пальцы, которыми я доставляла себе удовольствие.

— С тобой веселее, чем я ожидал, — мягко сказал Мэнсон. Осторожно он положил мой палец себе в рот. Я задохнулась от ощущений. Язык скользил по коже, смакуя каждую каплю моих соков, рот обволакивал меня так, что это одновременно пугало и возбуждало. Губы были нежными, зубы покусывали кожу, пока он сосал так, что я не могла не представить, как это происходит с другими частями моего тела. Его хватка на моем горле усилилась, он сильнее прижал меня к стене, затрудняя дыхание, но не перекрывая его окончательно.

Я изо всех сил втягивала воздух, пока он медленно вынимал мой палец из своего рта. Он облизал губы, и его глаза встретились с моими. Его взгляд был злобным, голодным и метался от моих глаз к губам — безмолвный вопрос, приказ, который он не осмеливался отдать.

Поэтому я сделала это вместо него.

— Сделай это, — потребовала я. — Поцелуй меня.

Его рука по-прежнему обхватывала мое горло, пока он клеймил мой рот, его тело прижималось к моему, металлические пряжки надетой на него портупеи впивались в мою грудь, и от этой боли я лишь сильнее хотела прижаться к нему. Руками я обхватила его бедра, затем, царапая спину, поднялась до плеч и притянула его к себе, пока наши языки сплетались. На вкус он был словно мята, табак и пиво. Он прикусил мою губу, рассмеялся над моим вздохом, а затем снова поцеловал. Между нами шла борьба за то, кто грубее, кто требует больше, словно мы пытались слиться телами. Я царапала его шею, полная решимости пустить кровь, и он вздрагивал от этого.

Вдруг он подхватил меня на руки, прижал к стене и держал так, пока мы целовались. Мои ноги обвили его талию, руки зарылись в волосы и сбили виниловую фуражку с его головы. Я безжалостно вцепилась в волосы на его затылке, надеясь, что он дернется от боли. Я кусала его губы, пока он не застонал, и я не почувствовала вкус железа. Я слизывала капающую кровь, мой язык скользил по его подбородку и губам, смакуя вкус жестокости. Одной рукой он зарылся в мои волосы и потянул так сильно, что у меня заболел скальп. Другой рукой он сжал мою саднящую задницу. Я ощущала твердость в его джинсах, пока он прижимался ко мне, этот восхитительный член ждал меня.

Мы оба замерли, пытаясь восстановить дыхание. Капельки крови выступили из царапин на его шее — потрясающее зрелище. Его рука всё ещё злобно сжимала мои волосы, грудь вздымалась, от кожи исходило тепло, пока он медленно опускал меня на ноги, но не позволял установить между нами дистанцию. Он поднял руку и вытер кровоточащую губу тыльной стороной ладони, глядя на красное пятно с небольшой улыбкой.

— Ты заставила меня истекать кровью, — сказал он.

— А ты не заставил меня истекать кровью.

Он выгнул брови.

— Это проблема?

Я пожала плечами, стараясь казаться невпечатленной, несмотря на то, что полностью запыхалась и опьянела от желания.

— Я ожидала большего. Черт, когда ты нашел меня, я подумала, что ты заставишь меня плакать.

Он рассмеялся — опасный звук — и покачал головой.

— Это то, чего ты хочешь, Джесс?

Да. Вместо этого я сказала:

— Я хочу дать тебе пощечину.

Он наклонился, и зашептал:

— Ох, неужели? И почему же? Тебе нравится видеть мою боль, хм? Тогда действуй. — Он слегка повернул щеку. — Дай мне пощечину. Я бросаю тебе вызов. Посмотрим, к чему это приведет.

Ему не нужно повторять дважды.

Звук моей ладони, ударившей по его лицу, был настолько громким, что я не удивилась бы, если бы его услышали снаружи, даже сквозь музыку. Я вложила в эту пощечину всю свою силу, всё свое возбужденное разочарование, всю свою растерянность от того, как он меня заводит, но он едва вздрогнул. Вместо этого он мягко сказал:

— Теперь я должен заставить тебя плакать, Джессика.

Из ванной мы вышли вместе, задыхаясь, рука об руку. Параноидальная часть меня ожидала, что за дверью соберется толпа, но там был только один раздраженный, полусонный чувак.

— Наверх, — прошептал Мэнсон и повел нас по сквозь толпы смеющихся, пьяных людей. Мы взбежали по лестнице, мягко ступая по ковровому покрытию. Мое сердце бешено колотилось, взбалмошность удерживала широкую улыбку на моем лице. На самом верху лестницы он снова схватил меня и яростно поцеловал, запустив руки в волосы. Каждый раз, когда мы отрывались друг от друга, я чувствовала себя так, словно выныриваю из бассейна: задыхающейся, с затуманенным зрением и легким телом.

В конце коридора была дверь, ведущая в спальню с выключенным светом. Мэнсон достал из кармана зажигалку, и, пока я задержалась возле двери, он зажег свечи по всей комнате, наполнив её мерцающим оранжевым свечением.

— Очень удобное и атмосферное освещение, — сказала я, когда он вернулся ко мне. — Как удачно мы зашли.

Мэнсон улыбнулся. В свете свечей на его лицо падали странные тени, и он выглядел ещё более мрачным и загадочным.

— Я питаю некоторую слабость к свечам. Миссис Питерс говорит, что ароматерапия поможет моей тревожности.

Я нахмурилась.

— Подожди-ка… это…

— Эта спальня — моя. Никто нас не побеспокоит.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы его слова полностью улеглись в моей голове. Даже при зажженных свечах я почти ничего не видела в комнате. У кровати было массивное и темное изголовье, напоминающее ворота из железных прутьев. Со стены на меня смотрел огромный череп быка, выкрашенный в черный цвет и украшенный чешуйками золота.

— Подожди… подожди-ка… это же… — проговорила я, заикаясь. — Ты сказал, что это твоя комната?

— Ага… — Он огляделся вокруг, как бы заново знакомясь с этим местом, и пожал плечами. — Я начал жить здесь после того, как мне исполнилось 18.

Я едва могла в это поверить. Мэнсон Рид… живет с семьей Питерс? С одной из самых обеспеченных семей в городе?

— Как? Почему? — На полках я смутно видела какие-то безделушки, виниловые пластинки, сверкающие кристаллы и кинжалы в стеклянных шкатулках. Красивые вещи, бережно хранимые вещи.

— Миссис Питерс — социальный работник, — сказал он, выглядя так, словно ему некомфортно. — Она была… моим социальным работником. Моя мама хотела сохранить опекунство надо мной, но не так сильно, как хотела, чтобы мой отец был рядом. — Он прочистил горло, и его дискомфорт стал ещё более очевидным — он выглядел так, словно ему больно. — Я всегда планировал уехать в тот день, когда мне исполнится 18 лет. Я не собирался оставаться и терпеть побои дольше, чем это необходимо. Я пошел к миссис Питерс за советом. Но вместо совета я получил место, где можно остановиться.

Я не знала, что сказать. А что я могла сказать? Все в городе знали, что отец Мэнсона был не в себе, уходил, когда ссорился с женой, а потом возвращался через несколько месяцев. Но, черт… я не знала, что всё было именно так. Я никогда не удосуживалась спросить…

— Это… это, эм… — Я хотела извиниться, но никакие слова не казались подходящими. После всего дерьма, через которое он проходил в школе, ему приходилось возвращаться домой и сталкиваться с ещё большим. Эгоистичные, заносчивые дети, издевающиеся над ним только потому, что могли. Это было так неправильно… так, блять, жестоко…

— Мэнсон, я… мне так жаль…

— Я не хочу об этом говорить, — твердо сказал он. Я не винила его — я бы тоже не хотела обсуждать всех демонов своего прошлого, особенно с человеком, который стал причиной некоторых из них. — Может быть… когда-нибудь. Если ты действительно хочешь услышать об этом. Только… не сейчас.

— Я хочу услышать. Когда-нибудь. — Я улыбнулась ему, настоящей, искренней улыбкой. Я говорила серьезно: я хотела заглянуть в него поглубже, хотела услышать, как он говорит. Я не знала, искупит ли это вину за то, что я вела себя с ним как сука, но, возможно, это послужило бы началом.

Удивление, а затем мягкое, нежное спокойствие появилось на его лице. Он провел пальцами по моим ключицам, по горлу и уперся ими в подбородок.

— Когда-нибудь, — повторил он. — Ты хочешь сказать, что я не отпугиваю тебя?

— Вовсе нет. — Я приподнялась на носочки, и мой поцелуй на этот раз был целомудренным: заверением, а не требованием. — Кроме того, мне нравится быть напуганной.

Он рассмеялся, почти в неверии.

— Ох, Джесс. В старшей школе ты была не в той компании, знаешь это? Ты бы легко вписалась в компанию фриков.

Я фыркнула, не веря.

— Многим людям нравятся пугающие вещи. Просто мне они нравятся немного… больше. — Я пожала плечами, словно это было совершенно нормальным явлением, и уж точно не тем, что я только что узнала о себе.

— Ох да, конечно, давай-ка посмотрим: любит пугающие вещи… любит боль… возбуждается от того, что с ней обращаются как с рабыней… — Мэнсон произвел несколько шуточных расчетов в своей голове, пока я закатывала глаза. — Да, для меня определенно звучит как фрик.

— Да заткнись ты. — Я обвила руками его шею. — Ты обещал заставить меня плакать, помнишь? Ты отвлекаешься.

— Разве? — усмехнулся он. — Всё, что я пытаюсь сказать, так это то, что, по моему мнению, ты бы вписалась в компанию моих друзей. Даже если… ты их боишься.

Внезапный шум заставил меня подпрыгнуть: скрип из глубины затемненной комнаты… шаги… звук дыхания. Мое тело напряглось. Что-то двигалось в темноте.

— Мэнсон… Мэнсон что…

Раздался смех, жутко знакомый смех — а затем из темноты появились три неестественно белых лица.

— Скучала по нам, Джесс? — пробормотал Винсент, когда я осознала, что оказалась заперта в комнате с тремя блядскими клоунами.

Возможно, я закричала. Я не была полностью уверена в том, какой звук вырвался из меня, когда я прикрыла глаза и затрясла головой, решив представить, что их на самом деле здесь нет. Эти ужасные жуткие лица, широкие ухмылки, темные глаза. Мэнсон потянул мои руки вниз и обхватил запястья.

— Ох, это не очень хорошо, Джесс, — сказал он ласково. — Я не мог позволить им пропустить всё веселье. Теперь ты сможешь узнать их получше.

Я затаила дыхание, пытаясь перестать хныкать. Клоуны затаились в темноте, наблюдая за мной и ухмыляясь друг другу. Мои руки дрожали, а сердце колотилось. Я вырвалась из хватки Мэнсона и вцепилась в его футболку, прижавшись к ней лицом, чтобы не видеть их.

— Ты хочешь уйти? — нежно прошептал он мне на ухо. — Или ты хочешь посмотреть в лицо своему страху и быть хорошей девочкой для меня?

Я заставила себя выровнять дыхание. У этих клоунов были имена, и я знала, что под этим гримом скрываются люди, хотя мой мозг продолжал настаивать, что это чудовища. Я медленно подняла голову от груди Мэнсона и оглянулась на них. Их вид только усугублялся темнотой в комнате: из-за мерцающего пламени свечи их черты лица менялись в мгновение ока. Один из них — Лукас — сидел на полу, устремив на меня взгляд. Ухмыляясь. Стоящий позади него Винсент крутил что-то вокруг пальца — что-то металлическое, что словило свет свечи и вспыхнуло.

Наручники?

Пульсирующий адреналин, хлынувший в меня при виде их, начал снижаться. Вместе с уходящим ужасом пришла странная эйфория, удовольствие, обернутое дискомфортом. Я медленно подняла глаза на Мэнсона.

— Я… я хочу быть хорошей девочкой… — тихо сказала я. Потом ещё тише: — Ты такой, блять, злой, Мэнсон. Мне это нравится.

Он усмехнулся, и на мгновение, я могла поклясться, выглядел так, словно гордится мной. Он поцеловал меня в лоб и сказал:

— Тогда будь хорошим ангелом: подползи к ним и предложи свой рот.

Он отступил назад, и без барьера из его тела между мной и клоунами я почувствовала, словно смотрю на них через длинный и узкий туннель. Я опустилась на колени и, переставляя руки одну за другой, медленно поползла к ним, разрываясь между желанием не отворачиваться и желанием отвести взгляд.

Они всего лишь люди, всего лишь люди.

Они возвышались надо мной. Я заставила себя поднять голову и встретиться с их темными глазами, смотрящими на меня из черных ям, нарисованных на их лицах. Руки задрожали, когда я вытянула их перед собой, сцепив запястья — мое подношение.

— Лучше надень их на меня, — сказала я твердо, глядя на наручники в руках Винсента. Реакция «бей или беги»^[15] не заставила себя долго ждать. От того, что я вынуждена была подчиниться, игнорируя инстинкты, мое тело наполнилось таким количеством химических веществ и гормонов, что казалось, будто я была под наркотическим кайфом.

— Такая хорошая девочка. — Винсент застегнул наручники на запястьях, и от холодного металла по моим рукам побежали мурашки. Как только он удостоверился, что они хорошо закреплены, он поднес крошечный серебряный ключ к моему лицу и с садистской ухмылкой потер его между ладонями. Я нахмурилась, смущенная, но когда он разнял руки, ключ исчез. Испарился.

— Теперь ты наша, ангелочек, — сказал Джейсон, кружа вокруг меня. Я оглянулась и увидела Мэнсона, сидящего на сундуке у подножья своей кровати. Он откинулся назад и оперся локтями на матрас.

— Не забывай о стоп-слове, — напомнил он мне. — Или постучи три раза по их ногами, если твой рот будет… занят. — Его сверкающие зубы блеснули в темноте, и Лукас схватил меня за голову, заставляя посмотреть на них.

— Так ты выглядишь ещё прелестнее, — сказал он хриплым голосом, стараясь говорить потише. Он поворачивал мое лицо из стороны в сторону, а потом я почувствовала руки в своих волосах… руки, ласкающие спину… шею. Я чувствовала себя беспомощной маленькой куклой, закованной в цепи, послушной и испуганной, но готовой к использованию.

Ноги Лукаса, обутые в «Конверсы», протиснулись между моими коленями, раздвигая их. Джейсон наклонился, приблизившись своими жуткими темными глазами к моему лицу. Он медленно поднял мою юбку, а затем огляделся с преувеличенным выражением шока на лице.

— Какой непослушный ангел. Без трусиков, хмм?

— Испуг заводит этого маленького ангелочка, — сказал Мэнсон. — По моей теории, чем больше она кричит и сопротивляется, тем более возбужденной становится.

Я вздрогнула, пугающие слова произвели именно тот эффект, на который, я уверена, он рассчитывал: клитор запульсировал, внутренности затрепетали и начали сжиматься от желания быть заполненными. Чья-то рука обхватила мое горло, и лицо Винсента приблизилось к моему, пока он глубоко вдыхал запах моих волос, хихикая мне на ухо. Его разрисованные черной краской губы коснулись моей щеки, затем спустились по шее, вызывая мурашки на коже. Джейсон встал передо мной, а Лукас отошел назад, скрывшись из моего поля зрения. Почему-то не видеть их было ещё хуже, чем смотреть на их жуткие клоунские лица.

Джейсон расстегнул молнию на своем черном комбинезоне, обнажив сначала грудь, а потом всё, вплоть до толстого, твердого члена. Темные, смелые татуировки покрывали его тело, словно полотно. Мои глаза были заворожены зрелищем того, как он обхватил член пальцами с кольцами и начал медленно поглаживать его.

— Можно мне… — Мой голос дрожал, слова складывались почти с трудом. — Можно мне попробовать его… пожалуйста?

Все трое рассмеялись, смех, казалось, эхом отдавался вокруг меня в темноте. Руки Винсента обхватили мое лицо по бокам, его пальцы сжали мою челюсть, наклоняя голову вверх и назад, удерживая меня на месте.

— Открой рот, — прошипел Винсент мне в ухо. Ещё чья-то рука схватила меня за волосы, и боковым зрением я заметила, как Лукас наклонился ко мне.

— Открой пошире, — усмехнулся он. Я повиновалась, мой рот жаждал попробовать этот ужасающий, толстый член. Джейсон вошел в мой рот, скользя по языку, медленно заполняя горло, пока я послушно держала рот широко открытым.

— Сделай ему приятно, — приказал Мэнсон, и я сомкнула губы вокруг члена Джейсона, нежно посасывая и обводя языком головку. Джейсон застонал и начал делать толчки, ударяясь о заднюю стенку моего горла. Винсент крепче сжал мое лицо, удерживая неподвижно, пока Джейсон использовал мой рот.

— Посмотри на него, ангел, — прошептал Винсент, и я изо всех сил старалась повиноваться, расширенными глазами глядя на Джейсона, злобно оскалившего зубы, когда его дыхание стало дрожать от удовольствия. Вдруг Лукас отпустил мои волосы и встал рядом с Джейсоном, расстегивая молнию на своем костюме и снимая черные трусы. При взгляде на него мои глаза расширились: у него был пирсинг на члене — изогнутая серебряная штанга в уздечке^[16]. Я никогда раньше не видела такого — даже не думала, что кто-то может это сделать — и с трудом могла представить, как этот пирсинг будет ощущаться в моем горле.

Джейсон запутался рукой в моих волосах и стал трахать мой рот с такой силой, что глаза наполнились слезами. Возбуждение волной прошло по мне, когда его член начал пульсировать, а руки Винсента переместились с моего лица на спину, оставляя на ней жгучие линии от ногтей. Он дотянулся до моих бедер, вцепился в них, затем сжал плоть до боли, и я застонала. Мои стоны толкнули Джейсона за грань. Он глубоко толкнулся в мое горло, ругаясь, пока кончал, наполняя мой рот своим семенем.

— Хорошая девочка, Джесс. — Я услышала, как Мэнсон встал с кровати и подошел ко мне, стуча по полу ботинками. Холодок пробежал по позвоночнику, когда его пальцы начали ласкать мою шею. Я не понимала, почему была уверена в том, что это прикосновение принадлежит Мэнсону, я просто знала. Джейсон отступил назад, приходя в себя, и Лукас, не теряя времени, занял его место. Он был груб с самого начала, входя глубоко и грубо. Два гладких шарика его пирсинга прижались к моему языку, а когда он достиг задней стенки горла, я начала задыхаться, поскольку не привыкла к ощущению металла во рту.

— Полегче, ангел, — сказал Винсент, и его руки скользнули по моим бедрам и ниже… прямо между ног. — Лукас не очень-то вежлив, не так ли?

— Лукасу нужно быть осторожнее, — приказал Мэнсон, схватив ненадолго руку Лукаса, пока кружил вокруг него. Лукас яростно зарычал, но ослабил давление на мое горло, двигаясь медленнее, давая мне время привыкнуть к его размерам и штанге.

Я старалась не сводить глаз с Мэнсона. Мой оставшийся страх утих, когда он отступил назад, чтобы из темноты наблюдать за происходящим с суровым лицом. Но вскоре клоуны снова завладели моим вниманием; рука Винсента скользнула под юбку, лаская мой клитор, и я чуть не забилась в конвульсиях от стимуляции. Я хныкала, послушно скользя языком по головке Лукаса, наслаждаясь вкусом плоти и металла. Пальцы Винсента скользнули ниже — и вошли в меня.

— Ох, какой мокрый ангелочек, — пробормотал он. Винсент глубоко погрузил в меня пальцы, а когда вынул, они оказались скользкими от моего возбуждения. Он смотрел, как блестящие нити растягиваются между скрещиваемыми им пальцами, пока не вылизал их дочиста. Затем он снова прикоснулся ко мне, потирая клитор в медленном, жестком темпе, пока мои ноги не начали дрожать.

— Заставь его кончить, Джесс, — сказал Мэнсон, снова ускользая из моего поля зрения, чтобы покружить вокруг нас. С готовностью повинуясь, я наклонила голову, чтобы ещё глубже принять Лукаса, заставляя себя привыкнуть к давлению штанги на заднюю стенку горла. Тело Лукаса напряглось, его движения стали резкими, а мой возобновленный энтузиазм заставил его застонать.

— Такая хорошая маленькая шлюшка, — прорычал он. Его ладонь с мягким шлепком коснулась моего лица, и я улыбнулась так нетерпеливо, как только могла, с полным ртом. Он снова шлепнул меня, шлепнул сильнее, но всё ещё сдерживая силу, чтобы я случайно не укусила его. Винсент так стимулировал клитор, что я начала дрожать, мышцы напрягались, доводя меня до грани оргазма.

— Ей нельзя кончать, — приказал Мэнсон, и Винсент замедлил свои движения, пока они не стали всего лишь поддразниванием. Я чуть не закричала от разочарования. И я бы точно закричала — если бы Лукас вдруг не втянул воздух и не задрожал, кончая и наполняя мой рот своей спермой.

Я сглотнула, задыхаясь; моя голова стала легкой, когда я наконец-то смогла нормально вдохнуть. Каждый нерв в моем теле словно горел и был чувствителен к малейшему прикосновению, а от нахлынувших гормонов всё казалось сюрреалистичным. Весь мой мир состоял из этой темной комнаты, трех смеющихся клоунов, вкуса их спермы во рту… и Мэнсона, наблюдающего за всем этим, словно демонический бог.

Я потянула за наручники, чтобы хоть на мгновение почувствовать, как металл впивается в мою кожу, жестокий и несокрушимый. Винсент был единственным, кого осталось ублажить. Он медленно вынул из меня свои пальцы и поднес их к моим губам.

— Будь хорошей девочкой, — призвал он, и я послушно начала сосать его пальцы, смакуя свой собственный вкус, соленый и мягкий. Я сосала его пальцы так, как сосала бы его член, и он хихикал, пока я делала это. — Вот дерьмо. И как я могу сопротивляться?

Я смотрела на него с ошеломленной улыбкой, пока он вставал и наклонялся надо мной. Остальные наблюдали за происходящим, не произнося ни слова, слышалось только их тяжелое дыхание. Позади меня раздались шаги, и Мэнсон нежно поцеловал меня в макушку.

— Я хорошо себя веду? — медленно и запинаясь спросила я, оглядываясь на него. Он улыбнулся мне, и мое сердце, казалось, растаяло. Теперь, даже при тусклом свете, я заметила в нем столько мелких деталей: его уши были проколоты, но он не носил сережек, его нос был кривым, словно его раньше ломали, его губы и скулы были покрыты крошечными шрамами. Он был красив… почти прелестен. Его глаза были глубоко посажены и темны, но черты лица были мягкими, омрачаемые только напряжением в челюсти.

— Очень хорошо, ангел. Так хорошо, что у меня для тебя есть небольшой сюрприз.

Волнение расцвело во мне. Затем раздался щелчок, и что-то блеснуло в свете свечей. Что-то металлическое, зажатое в руке Мэнсона.

— Ты спрашивала о нем ранее, — сказал он, поворачивая нож в руке так, что каждое движение ловило свет и отражало его, сияя словно солнце. — Ты спросила, ношу ли я его до сих пор. Ношу. Это тот самый нож, которым я спугнул твоего бывшего. Он везде со мной и всегда острый.

Пока я смотрела на нож, у меня похолодело в груди. От волнения, что опасность так близко, мне хотелось и смеяться, и плакать. Пламя свечи отражалось в глазах Мэнсона, в его взгляде горел адский огонь. Я осознала, что он снял белую линзу, но он всё равно казался мне не менее устрашающим. Я не могла отвести взгляд, даже когда мое сердце начало отбивать барабанную дробь о грудную клетку.

— Это нож-бабочка^[17]. — Раздался ещё один щелчок, вспышка, и лезвие исчезло — сложилось обратно в резную рукоятку, зажатую в его руке. Затем так же быстро — щелчок, вспышка — и оно снова появилось в его пальцах, как по волшебству. — Чтобы правильно обращаться с ними, нужно много практики… и много порезанных пальцев.

Вид клинка завораживал. Я чувствовала себя загипнотизированной, не в силах отвести взгляд, как будто смотрела на священную реликвию. Отрезвляя, Мэнсон слегка коснулся моего лица, возвращая внимание к его глазам.

— Хочешь поиграть, ангел? — мягко спросил он и слегка встряхнул нож. — С ним?

На мгновение я забыла, что нужно дышать. Я нетерпеливо кивнула.

— Да… да, пожалуйста…

— Ты доверяешь мне? — Нож вспыхнул. Мое сердце заколотилось.

— Да, — прошептала я. — Я доверяю Вам, Хозяин.

Лезвие приблизилось… и поцеловало мою щеку. Я задохнулась от холодного прикосновения. Лезвие спустилось вниз, слегка прикасаясь к коже, чтобы прижаться к мягкому, нежному участку прямо под моим ухом.

— Я не причиню тебе боли, ангел, — сказал он. — Я только хочу напомнить, кто здесь главный. Я только хочу напомнить, чтобы ты продолжала быть хорошей девочкой. И когда Винсент закончит, ты сможешь, наконец, получить свою награду. Понимаешь?

— Да, — быстро ответила я, сопротивляясь желанию кивнуть в своем энтузиазме. Этот нож должен был напугать меня, он должен был заставить меня кричать. Но я не лгала: я доверяла Мэнсону, я верила, что он не причинит мне боль — а если причинит, то только так, как мне понравится.

Я никогда не думала о том, что могу испытать столько удовольствия от слов, столько восторга от страха. Я посмотрела на Винсента и тихонько захныкала:

— Пожалуйста… пожалуйста, используй меня…

Винсент вошел в мой рот, двигаясь медленно, дразняще скользя своим членом по моему языку. Когда я подняла на него глаза и увидела улыбающееся мне клоунское лицо, я почувствовала, как ужас скрутил мое нутро. Но страх только усилил мое возбуждение и заставил внутренности сжаться от желания. Мэнсон стоял позади меня, нежно прижимая нож к моей коже, пока Винсент трахал мой рот.

— Ты так хорошо справляешься, ангел, я так горжусь тобой, — говорил он мягким, успокаивающим голосом. — Ты выглядишь такой красивой, когда твой рот заполнен членом.

Его слова заставили меня возбужденно извиваться. Мне было так приятно угождать ему, знать, что он наслаждается тем, что видит. Мне пришлось сохранять почти полную неподвижность — я не хотела рисковать быть порезанной, если пошевелюсь слишком резко. Вместо этого я изо всех сил старалась обводить член Винсента языком, пока он входил и выходил из моего горла.

Винсент менял темп по своему усмотрению, используя мой рот как игрушку. Он схватил меня за волосы, пытаясь устоять на ногах. Он глубоко и медленно проникал в мое горло, начав стонать, когда я сжалась вокруг него. Он начал двигаться быстрее, сильнее, крепче прижимая меня к себе. Губы Мэнсона прикоснулись к моей шее, посылая мурашки по позвоночнику. Он оставлял мягкие поцелуи рядом с лезвием, хваля меня за выносливость и послушание.

Я стонала, а Винсент задыхался, его дыхание сбивалось, а движения становились всё грубее. Когда он кончил, он проник особенно глубоко — я чуть не задохнулась, когда он ударился о заднюю стенку горла. Но когда он отстранился, я всё же смогла всё проглотить и победно улыбнулась.

— Спасибо, — прошептала я. Мой подбородок был мокрым от слюны — она даже стекала на грудь и лифчик. Мэнсон убрал нож от моего горла, откинул мою голову назад, и, широко улыбаясь, поцеловал меня. Его рот полностью поглотил меня, его язык ласкал мой собственный. Он заставил меня приподняться на коленях, и, когда мы оторвались друг от друга, провел поцелуями по моей щеке и горлу, слегка покусывая нежную кожу, а затем поцеловал в ключицу и отстранился.

— Нам нужно уединиться, парни, — сказал он. — Оставьте нас.