VZ. Портрет на фоне нации

Новогодний «Вечерний квартал»-2022 получился удивительно несмешным, но вот парадоксальное чутье: в нем принял участие Зеленский. Два года он не приходил на новогоднее шоу к своей команде — не желая, видимо, ассоциироваться с прежним комическим имиджем — а тут пришел и, разумеется, с Ермаком. (На эту тему тоже пошутили: «С кем он? А, можно было и не смотреть».)

Все шутки оттуда звучат сегодня иначе: вот теща явилась в гости — молодая семья ее выпроваживает: «В Бучу? На такси? Это же тыщи три...» Песня Ильи Лагутенко — о том, что «Потерпи немножко, будет веселей» (старый седой Лагутенко — ах, Господи, какое вообще все старое, заношенное, как шутки про тещу...). Но все-таки он пришел к своим и героически изображает веселье — хотя мы уже знаем, что в это время британская и американская разведка забрасывают его донесениями о сгущении российских войск на границе... Пожалуй, только в одной шутке — тоже невеселой — есть доля истины, которая и придает юмору подлинность: «Как я вас любил! — говорит ему актер, изображающий недавнего фаната. — И в один день разлюбил». Пожалуй, эволюция народного отношения к Зеленскому изображена тут с небывалой достоверностью. Не зря в самом начале «Квартал» озвучивает мысли президента, точно имитируя его знаменитую хрипоту: «Давно я не видел так много людей... без плакатов».

Все-таки небывалой интуицией надо было обладать, чтобы прийти на съемки новогоднего «Квартала»: теперь уже ясно, что это было прощание. Потому что наступивший год тигра навсегда отделил Зеленского от его комического образа, а Украину — от русского контекста. Вероятно, это было последнее украинское новогоднее шоу на русском языке.

Главными символами спецоперации (как называли войну на путинском новоязе) стали две латинские буквы — V и Z. Они были намалеваны на бортах грузовиков, на броне танков и боевых машин, на фасадах театров, руководство которых поддерживало спецоперацию. Происхождения этих символов не знал никто.

Z называли полусвастикой — на полную не хватило откровенности. Припомнили рунический знак «Вольфсангель», что в переводе означает «волчий крюк» — он использовался в символике нескольких дивизий вермахта. Предполагалось также, что Z означает Zа победу, но тогда проще было бы нарисовать русское З. Оно хоть и похоже на тройку, но как-то патриотичнее (и тройка тоже известный символ — от троицы до уваровской триады). Предлагались разные варианты расшифровки: Zадание Vыполнено, Zапад Vзят, — но тогда опять-таки было бы естественней использовать кириллицу. Как-никак Z — последняя буква латинского алфавита, как бы означающая, что дальше некуда. Мелькнула романтическая версия о знаке Зорро — испанский дворянин, защитник бедных, прославившийся в ХХ веке благодаря книгам Джонстона Маккали и фильмам с Дугласом Фербенксом, а впоследствии даже Антонио Бандерасом; Зорро чертил в воздухе или на стенах «знак Зорро» — роковой Зет, — но пик его популярности пришелся на 1975-й, когда его сыграл Ален Делон. Да и какое отношение имеет герой испанских легенд XVII века к русско-украинскому противостоянию? В конце концов, возобладала точка зрения, что V и Z проще всего рисовать — как в лифтах вырезают три буквы не потому, что постоянно думают о ХУ, а потому, что резать пластмассу проще всего именно крест-накрест. Вероятно, дизайн войны заказали какому-то имиджевому агентству (назывались имена политтехнологов Игоря Мангушева и Андрея Ильницкого, но без всяких доказательств), и оно, решив срубить бабла, остановилось на самом простом и при этом нестандартном решении. Вообще же искать что-либо рациональное в российской войне 2022 года — задача достаточно безнадежная: для нее не было причин, кроме тех, которые будут посильно изложены в третьей части нашей книги. Даже вечное удержание власти Владимиром Путиным было вполне реально без военных действий — ей ничто не угрожало, так бы и гнили еще хоть тридцать лет в полупридушенном состоянии, а ведь всякая эскалация — всегда ускорение исторического процесса, повивальная, как говорится, бабка истории.

На самом деле, как мне представляется, ключом к тайне может послужить украинское слово «божевільний», сумасшедший, то есть находящийся в Божьей воле. Когда человеку отказывает примитивный земной разум, он попадает в полную зависимость от Божьего промысла, и Божий промысел заключался в том, чтобы дать этой войне инициалы ее главного героя — Vladimir Zelensky, и его магического помощника Valery Zaluzhny.

Это настолько фантастично и нелепо — как все в этой дикой войне, резко отбрасывающей мир на век назад, — что выглядит достоверно. Конечно, это нереально и самоубийственно, но Бог шельму метит — иногда ее собственной рукой. Залог поражения России в этой войне — то, что символом победы она выбрала инициалы своего главного врага. Возможно, дизайнеры таким конспиративным образом готовились к Гааге — с тем, чтобы в случае дознания сказать: это мы подмигивали украинской стороне!

Как бы то ни было, инициалы Владимира Зеленского и Валерия Залужного украшают броню российских танков, гаубиц и БМП. С именем Зеленского идут на фронт российские солдаты и офицеры. С именем Зеленского поднимаются в воздух боевые самолеты. И все они, в лучших гайдаровских традициях, как бы кричат: «Салют мальчишу!»

Нет, такую войну агрессор выиграть не может. Начав эту войну, он выстрелил себе в ногу, а выбрав такие символы — в голову.

I. Подготовка

В феврале 2023 года портал «Politico» опубликовал расследование, согласно которому Россия начала подготовку к масштабному вторжению весной 2021 года. Джон Файнер (Jon Finer), заместитель советника президента США по вопросам национальной безопасности, говорит, что опасную концентрацию российских сил на украинской границе обнаружил в марте-апреле. Эврил Хейнс (Avril Haines), директор Национальной службы разведки, уже тогда заподозрила, что войска собираются там не для дипломатического давления: «Я недооценила только масштаб вторжения». В Женеве на июньском саммите 2021 года разговор за закрытыми дверями велся не о кибератаках, как предполагали аналитики, а именно об Украине. Тогда Путин всех успокоил, но уже 12 июля 2021 года выступил со статьей «Об историческом единстве русских и украинцев», размещенной на кремлевском сайте одновременно на русском и украинском языках.

Кто в действительности был автором этой статьи — пока неведомо, хотя украинский аналитик Александр Кочетков отчетливо увидел здесь тень Суркова, его возвращение в публичное пространство: «Там есть специфически сурковские фишки». Главной такой фишкой в Украине справедливо считали попытки фальсифицировать историю ради обоснования силовых действий — поиск в прошлом (перевранном, разумеется) поводов для сегодняшней агрессии. Доктор исторических наук Алексей Миллер — не путать с главой Газпрома — увидел в тезисах Путина об историческом единстве славян компиляцию- комбинацию из Уварова и Устрялова; сомнительно, что Путин знаком со взглядами Уварова или работами евразийца Устрялова, но ему их наверняка пересказывали. Суть статьи Путина — в утверждении, что «именно советская национальная политика — вместо большой русской нации, триединого народа, состоявшего из великороссов, малороссов и белорусов, — закрепила на государственном уровне положение о трех отдельных славянских народах: русском, украинском и белорусском». Украинский язык — не язык, а «говор», нас всегда связывала языковая близость, а формирование Украины как таковой — большевистский проект: «Таким образом, современная Украина — целиком и полностью детище советской эпохи. Мы знаем и помним, что в значительной степени она создавалась за счет исторической России. Достаточно сравнить, какие земли воссоединились с Российским государством в XVII веке и с какими территориями УССР вышла из состава Советского Союза. Большевики относились к русскому народу как неисчерпаемому материалу для социальных экспериментов. Они грезили мировой революцией, которая, по их мнению, вообще отменит национальные государства. Поэтому произвольно нарезали границы, раздавали щедрые территориальные „подарки“».

Профессиональные историки разбивали путинские тезисы всю следующую неделю, а Зеленский отреагировал в духе «Квартала», тоже высказавшись на двух языках: «Приятно, что человек знает украинский язык (смеется). Думаю, если президент Российской Федерации начал писать на украинском, значит, мы все правильно делаем. У меня не было времени прочитать всю статью, но я увидел глубокую работу. Путин потратил действительно много времени. Остается только позавидовать, что президент такой большой страны может себе это позволить. На встречу со мной у Путина почему-то не хватает времени. Я не знал, на что он тратит время, а сейчас вижу результат. Хотя мы могли бы обсудить то, о чем он написал. Возможно, я бы предоставил ему материалы для новой статьи. Нас забывают, когда говорят про победу над фашизмом, но в других случаях вспоминают, что мы братский народ. Мне кажется, это не по-братски так поступать, больше похоже на Каина и Авеля».

Реплика насчет исторического единства Каина и Авеля оказалась пророческой. Британский посол в США Дейм Карин Пирс заметила: «Видно было, что все пошло как-то очень не так». Сентябрьские учения «Запад», по наблюдениям Пентагона, оказались намного масштабнее прошлогодних. В сентябре американское разведывательное сообщество пришло к однозначному выводу, что к вторжению готовятся всерьез.

Второго — третьего ноября в Москве провел переговоры директор ЦРУ Уильям Бернс — он прилетал по личному поручению Байдена с единственной (тщательно скрываемой) целью: дать понять высшим должностным лицам России, что Америка в курсе планов по Украине и не склонна считать их отвлекающим маневром. «Я говорил с Путиным по секретному телефону, — вспоминал Бернс в феврале 2023-го. — Он был тогда в Сочи, в самоизоляции на новой волне ковида. Разговор был странный, но очень прямой. Я изложил все, что поручил мне президент. Он ответил давно знакомыми обвинениями в адрес Украины и выразил твердую уверенность, что России удастся навязать ей свою волю. Круг его советников сильно сузился, так что некоторые из них были слегка удивлены моей информацией о его планах. Я уезжал в уверенности, что он принял решение. Окно возможностей для влияния на ситуацию закрывалось — по крайней мере, он так это видел; без возможности влиять на Украину он не мог считать себя сильным лидером. Он видел, что Меркель уходит, а Макрон отвлечен собственными выборами. На обратном пути я позвонил из самолета Зеленскому. Он выслушал меня очень внимательно и трезво». Впрочем, 2 ноября Зеленский встречался в Глазго (на конференции по климатическому контролю) с Томом Салливаном, заместителем руководителя Госдепа, и получил предупреждение о том, что Россия готовит широкомасштабное вторжение. Госсекретарь Блинкен вспоминал, что «Зеленский принял эту информацию стоически».

Третьего декабря в попытке остановить войну американская разведка отважилась на беспрецедентный шаг — слила в Washington Post подробную карту начала боевых действий, как они рисовались по совокупности данных; «в Вашингтоне было семь утра, в Москве — три часа пополудни, и приятно было думать, что в окружении Путина многие будут этой ночью плохо спать», — не без злорадства рассказывает Эмили Хорн, пресс-секретарь Совета национальной безопасности. Москва не отреагировала, и в Вашингтоне приступили к разработке санкций.

В середине января Зеленский был проинформирован, что вторжение неизбежно. Впрочем, как подчеркнул Бернс, украинская разведка тоже действовала отлично, и никаких иллюзий насчет возможности избежать столкновения у Зеленского не было; он предупредил американцев, что обращаться к нации с предупреждением пока не намерен, чтобы не создавать паники. Американцы предупредили о трех стадиях путинского плана: десантный бросок на Киев, захват аэропорта Гостомель, попытка захватить или выдавить из страны Зеленского и установить марионеточное правительство. Десятого февраля американское консульство в Киеве закрылось, большая часть союзников эвакуировалась, остальные переехали во Львов.

(За пять дней до этого мы с женой получили в Киеве американскую рабочую визу; 21 февраля я должен был начать работать в Корнелле. Документы на визу мы успели подать 5 января, месяц их рассматривали, наконец мы получили сообщение, что можем приехать за паспортами. Неделю мы провели в Киеве, навещая тамошних друзей. Большая часть киевлян уверяла, что вполне готова к войне, но не верит в нее. Тогда я убедился, что подготовиться к войне нельзя. То есть когда по тебе реально начинают стрелять ракетами, ты понимаешь, что никакая умозрительная готовность — хотя бы она базировалась на самых точных разведданных — не имеет ничего общего с реальной войной, с пониманием, что лично тебя собираются убивать. Две недели спустя, буквально накануне войны, мы звонили в Киев уже из Штатов. Там продолжали готовиться и не верить. Юлий Дубов, в девяностые правая рука Березовского, а ныне политэмигрант и писатель, живущий в Лондоне, — человек весьма информированный и обладающий с тех самых девяностых обостренным чувством опасности, — предупредил меня: в двадцатых числах в Шереметьеве будет давка, лучше улететь двадцатого.

Утром 24 февраля Маша Старожицкая и ее дочь позвонили мне из Киева. Они хохотали. Нормальная нервная реакция: мы созванивались ежедневно, и на следующий день никто уже не смеялся.)

II. Канун

Пятнадцатого декабря 2021 года Путин предъявил НАТО свой ультиматум: через голову Украины он обращался именно к Североатлантическому блоку, и прежде всего к Америке. Требования были резкие и заведомо невыполнимые: долгосрочные гарантии отказа НАТО от любого продвижения на Восток, отказ от решений Бухарестского саммита НАТО 2008 года о том, что Украина и Грузия станут членами НАТО, как противоречащих обязательству лидеров всех государств — участников ОБСЕ — «не укреплять свою безопасность за счет безопасности других»; официальный договор о неразмещении США и другими странами НАТО ударных систем вооружений, создающих угрозу России, на территории соседних с ней стран, как входящих, так и не входящих в альянс.

Двадцать шестого января Штаты передали в МИД РФ письменный ответ, который Путина предсказуемо не устроил: «Мы не увидели адекватного учета трех наших ключевых требований, касающихся недопущения расширения НАТО, отказа от размещения ударных систем вооружения вблизи российских границ, а также возврата военной инфраструктуры блока в Европе к состоянию 1997 года, когда был подписан основополагающий акт Россия — НАТО», — заявил он на пресс-конференции после встречи со своим единомышленником, венгерским премьером Орбаном. Семнадцатого февраля послу Америки в России Салливану вручили российский меморандум: «Констатируем, что американская сторона не дала конструктивного ответа на базовые элементы подготовленного российской стороной проекта договора с США о гарантиях безопасности. Проигнорирован пакетный характер российских предложений, из которых намеренно выбраны „удобные“ темы, которые, в свою очередь, „перекручены“ в сторону создания преимуществ для США и их союзников». Далее МИД — ровно за неделю до вторжения! — уверял: «Никакого „российского вторжения“ на Украину, о чем с осени прошлого года заявляют на официальном уровне США и их союзники, нет и не планируется, поэтому утверждения об „ответственности России за эскалацию“ нельзя расценить иначе, как попытку оказать давление и обесценить предложения России по гарантиям безопасности». Тут же приводились обычные для российской риторики аргументы: в Киеве произошел государственный переворот, в Крыму состоялся законный референдум, на Донбассе идет гражданская война.

Все было понятно — по крайней мере, тем, кто хотел понимать; обещания не вторгаться в Украину не стоили той бумаги, на которой были растиражированы. Это понимали в Штатах. Это знал Зеленский. С середины февраля в Киеве и его окрестностях началась масштабная эвакуация — увы, не столь масштабная, как следовало. Вопрос о том, в какой степени Зеленский сознавал неотвратимость российского нападения, обсуждается до сих пор: скорее всего, как всякий нормальный человек, — понимал, но не верил.

Во всяком случае, его обращение к украинцам от 19 января 2022 года стоило ему впоследствии новой волны критики — оно и по горячим следам вызвало недоумение, а уж в конце февраля эта попытка успокоить население за месяц до агрессии выглядела и вовсе странной. Он, как мы видели, был полностью информирован не просто о вероятности, но о неизбежности российского вторжения уже к ноябрю 2021 года. И тем не менее, в конце января он вдруг говорит:

Ох, сколько раз ему потом — и в России, и в Украине — припомнили эти шашлыки. С шашлыками Зеленскому вообще не везет — и все из-за проклятой креативности: 21 июня 2021 года, в день украинской прессы, он решил пригласить ведущих журналистов страны в свою резиденцию «Залесье» на шашлыки, лично их жарил, — оппозиция дружно закричала, что Зеленский из своих рук прикармливает прессу; вообще-то право президента устраивать барбекю с теми, кто ему симпатичен лично, никем не оспаривается, но у каждого был свой список тех, кого Зеленский попросту обязан был пригласить! (Он позвал главным образом телевизионщиков, что при его профессии понятно: Дмитрия Гордона с женой Олесей Бацман, Савика Шустера, Алексея Газубея, Наталью Влащенко, Сергея Щербину, Александра Мартыненко, Юрия Богуцкого и Наталью Мосейчук.) Влащенко мне рассказывала, что, хотя все разговоры принципиально шли «o the records», ничего принципиального произнесено не было, но шашлыки были хороши; пили мало — Зеленский этого не любит, иногда выпивает бокал сухого красного. («Бутылку водки выпить могу» — признавался он в интервью Дмитрию Гордону сразу после избрания, но как- то его ни разу за этим не засекли; в одном из номеров «Квартала» он учил пить водку Пьера Ришара — но как человек, проведший однажды с Ришаром два дня в 1992 году, я думаю, что Ришар сам может многому поучить его.) Диана Панченко (ведущая «Першего незалежнего», которую не позвали) написала у себя в блоге: «В этом вся украинская журналистика — жевать мясо из рук президента, радуясь, что закрыли не тебя». Нормальная реакция. Прокол с шашлыками в предвоенной, как выяснилось, речи оказался более серьезным. Понятно, что Зеленскому надо было сбить панику, понятно, что он не сумел этого сделать — как и заявление ТАСС от 13 июня 1941 года с почти дословно совпадающими формулировками насчет слухов о грядущей войне только укрепило всех в уверенности, что война на пороге; в вину Зеленскому чаще всего ставят именно то, что в попытках успокоить Украину он не предпринял должных мер, не эвакуировал пригороды Киева, в которых российская армия оказалась уже через неделю после начала войны, и вообще ослабил бдительность граждан.

В защиту Зеленского можно сказать лишь, что эвакуация за неделю до начала войны уже шла, хотя и недостаточными темпами; насчет ослабления бдительности — я был в Киеве в начале февраля, о войне уверенно говорили все мои друзья, и вообще тезисам власти в Украине традиционно доверяют меньше, чем слухам. Что до его мотивов — рискну высказать предположение, основанное опять-таки на понимании специфики его профессии. Я уже цитировал здесь разговор Николая Гумилева с Честертоном в 1917 году, когда Гумилев обосновывал необходимость рекрутировать в президенты или премьеры представителей творческих профессий. Представителям той самой творческой интеллигенции, ничего не поделаешь, свойственно перформативное мышление. Это, в терминологии британского мыслителя Джона Лэнгшо Остина («Слово как действие»), модус высказывания, которое не описывает, а моделирует действительность; иными словами, в буквальном смысле приказывает дождю идти, ветру дуть, народам маршировать... Такие перформативы — характерная черта не столько волевых лидеров, сколько художников, наделенных творческим воображением; без веры в силу слова ни поэт, ни актер ничего не добьются. «Я так сказал — и так стало» — нормальная позиция для гуманитария и тем более для сценариста. Лев Толстой искренне полагал, что история войны 1812 года останется в памяти народной именно так, как он ее написал. Объективная реальность, в конце концов, оксюморон: мир остается таким, каким мы его сняли, нарисовали, описали. Думаю — поскольку я вообще способен поставить себя на место другого художника, — что Зеленский пытался заклясть реальность и что художник, который не пытается этого добиться — плохой художник. Не его вина, что на этот раз реальность оказалась упрямее, и в новогоднюю ночь на 2023 год Зеленский произнес совсем другие слова:

Вот это обращение вся Украина немедленно назвала историческим — оно в самом деле было очень сильным, как, впрочем, почти все военные выступления Зеленского. Стоит сравнить с его словами 19 января 2022 — чтобы увидеть, как радикально поменялась стилистика. Никуда не делась только вера в перформативные конструкции — Зеленский по-прежнему верит в то, что сказанное слово обладает материальной силой. Он предсказывает, что 2023 год будет годом победы Украины и восстановления ее в границах 1991 года, годом возвращения беженцев и территорий. Даже если сам он думает иначе, говорить надо именно это: мы уже убедились, что актер, способный убедить себя, магнетически воздействует и на зрителя.

А насчет участия сборной Украины в катарском чемпионате мира он, к сожалению, тоже ошибся. Первого июня в отборочном матче украинцы победили шотландцев (3:1), но 5 июня в чрезвычайно драматичном матче проиграли Уэльсу. Многие уверяли, что Украине в отборочных матчах будут подсуживать, но сначала ей не засчитали гол Александра Зинченко (якобы он пробил до свистка), а потом — после того, как от головы Ярмоленко мяч отлетел в ворота украинцев, — в конце первого тайма не назначили пенальти, хотя ситуация с падением все того же Ярмоленко была неоднозначная. Так что на чемпионате в Катаре украинцев не было. Мир болел за них в гораздо более жестоких обстоятельствах, и спортивная хроника, пожалуй, только смазала бы впечатление.

В январе 2022-го западные посольства (прежде всего, американское) начали эвакуацию своих сотрудников и не рекомендовали гражданам посещать Украину. Зеленский (в разговоре с Блинкеном) назвал эту меру избыточной. Тринадцатого февраля Байден позвонил Зеленскому и предупредил, что вторжение начнется в течение недели (американская разведка называла 16 февраля, российские пропагандисты громко потешались в ответ — «Россия на войну не явилась»).

Двадцать первого февраля Владимир Путин после обращения депутатов Госдумы (по инициативе КПРФ) подписал указ о признании ДНР и ЛНР, то есть осуществил то, о чем горячо просили на протяжении семи лет все официальные патриоты. Маргарита Симоньян на форуме «Русский Донбасс» в Донецке 28 января заходилась в неприличном визге — думаю, санкционированном, ибо российские пропагандисты без санкции рта не открывают: «Люди Донбасса хотят жить у себя дома и хотят быть частью своей огромной, великой, нашей щедрой Родины. И мы обязаны нам это обеспечить. Россия, матушка, забери Донбасс домой».

Матушка отреагировала. Признав ЛДНР, Россия отрезала себе путь к отступлению (которое, впрочем, и так исключала): российские войска вошли в непризнанные республики.

Двадцать первого февраля Владимир Путин в телеобращении денонсировал минские соглашения. Тогда же он назвал свои условия мира с Украиной: признание референдума в Крыму, отказ от вступления в НАТО, полная политическая нейтральность (и демилитаризация). Было очевидно, что никто на эти условия не пойдет. Вслух об этом сказал тогдашний премьер Украины Денис Шмыгаль.

III. 24 февраля

Двадцать первого февраля 2022 года Владимир Путин обратился к гражданам России (цитирую избирательно):

Комментарий читателя. Около десяти лет назад мне пришлось в одном исследовательском проекте столкнуться с темой индустриализации Украины в конце XIX века. Одной из косвенных причин был вопрос известного швейцарского инженера, знакомо ли мне имя Стивена (Степана) Тимошенко. Не знакомо, — призналась тогда я. Как же так? — удивился инженер. — Украинец, автор «Теории упругости», более тридцати лет профессор Стэнфорда. А почему швейцарец Майяр строил в Харькове, ты тоже не знаешь? И я начала собирать информацию про промышленность в Украине. Между 1888 и 1900 были построены четырнадцать главных сталелитейных заводов Украины, и все, кроме завода в Брянске, имели «западных» родителей. Все передовые технологии стекались на территории, которые в книгах и архивных отчетах называются Южным регионом. Основу для этого заложила политика привлечения иностранного капитала Витте. Что пишет по этому поводу Ленин, нетрудно узнать из цитируемой работы по статистике промышленности в дореволюционной России 1955-го года издания, ведь даже самая качественная и скрупулезная работа не обходилась без цитат Ленина: «Южный район горной промышленности представляет из себя во многих отношениях диаметральную противоположность Уралу. Чисто капиталистическая промышленность, выросшая здесь в последние десятилетия, не знает ни традиций, ни сословности, ни национальности, ни замкнутости определенного населения. В Южную Россию целыми массами переселялись и переселяются иностранные капиталы, инженеры и рабочие, а в современную эпоху горячки (1898) туда перевозятся из Америки целые заводы.

Модерн и архаика, правда?

Так что Украина была во многом создана иностранным капиталом. А не Россией, не русскими и не Лениным.

Зеленский понимал, что на это обращение надо отвечать немедленно, ибо оставить его без внимания — значило бы согласиться с тем, что Украина не имеет права на собственную государственность. Зеленский ответил ранним утром 22 февраля:

Это заявление и сильное, и слабое одновременно: как пишут в шахматной нотации — «?!». Сильное — потому что короткое, без истерики и паники, без попытки представить себя жертвой, какой себя все время представляет Россия. Она вообще действует из позиции бедной и обиженной: нас не спросили, нас не выслушали, нас обманули... Слабое — потому что на риторику подворотни, на все эти «мы вам покажем» дается цивилизованный ответ, без тени обычного издевательского юмора, в дипломатических границах. Так это не работает. «It wouldn’t pay with SSman», как говорил Саул Репнин. Да у Зеленского и не было надежды, что это кого-то остановит. Он хотел предотвратить панику (ее и не было), а кроме того, оставить это заявление вовсе без ответа было не по-мужски. И он ответил — не выходя за рамки самых общих слов.

Между тем 22 февраля даже у оптимистов не было сомнений в том, что Россия с минуты на минуту начнет боевые действия. Вечером Зеленский созвал на Банковую лидеров парламентских фракций. Это была первая встреча всех парламентских лидеров со дня инаугурации. На встрече присутствовали Залужный, глава СБУ Баканов и начальник военной разведки Буданов. Юлия Тимошенко настаивала на немедленной мобилизации. Министр обороны Резников допускал обострение ситуации на Донбассе, но не полномасштабный конфликт. Наиболее радикальным было выступление Буданова, предупредившего как раз о скором начале войны, но было чувство, говорят участники встречи, что президент не верит ему. После встречи Зеленский выступил с новым телеобращением: «На сегодняшний день нет необходимости в общей мобилизации. Нам необходимо оперативно доукомплектовать украинскую армию и другие военные формирования. Мною как верховным главнокомандующим Вооруженных сил Украины издан указ о призыве резервистов в особый период». Он также сообщил о полном единении всех политических сил Украины: «Сейчас все партии одного цвета — желто- синего».

Украинская пресса многократно реконструировала последний мирный и первый военный дни Зеленского: 22 февраля (в Киеве было необычно тепло, +10) секретарь СНБО Алексей Данилов за рулем личной «Ауди» около 20.00 приехал на Банковую и доложил Зеленскому, что «существует высокая опасность его физического уничтожения» (цитирую по «Украинской правде»). Зеленский внимательно выслушал доклад и пошел на следующую встречу.

В распоряжении украинской разведки оказались трофейные карты псковских десантников. На них было написано «Выдать 20 февраля», но «20» было перечеркнуто и написано «22». Обычно карты выдаются за два дня до наступления. Что его отсрочило? Только ли предупреждение американской разведки, которую решили таким образом уличить во лжи? Утром 23 февраля, желая подчеркнуть особую напряженность ситуации, Байден лично принял в Овальном кабинете Белого дома министра иностранных дел Украины Дмитрия Кулебу и посла Украины в США Оксану Маркарову. «Украинская правда», вспоминая ту встречу год спустя, писала: «Несмотря на обещание поддержки, это больше напоминало не подбадривание союзника, а встречу с онкобольным ребенком. В лице Кулебы Байден прощался со всей Украиной». Даже если так, прощаться с Украиной было рано. Совбез Украины меж тем перешел на круглосуточный режим работы. К 10 вечера 23 февраля Верховная Рада проголосовала за введение чрезвычайного положения. ВСУ в это время уже расконсервировало военные склады и готовило аэродромы.

В пять часов вечера 23 февраля состоялась встреча Зеленского с крупным бизнесом. Явились все богатейшие люди Украины: Геннадий Корбан, Борис Колесников, Ринат Ахметов (прилетевший из-за границы), Сергей Тигипко, Александр Фельдман, Владислава Молчанова, Максим Темченко. Олигархи, попросившие их не называть, делились впечатлениями с «Украинской правдой» и порталом «Олигарх». Основных впечатлений было три:

• Зеленский накануне вторжения верил, что ему удастся разрулить ситуацию;

• прямого контакта с Путиным не было, все попытки его установить ничего не дали, администрация президента просила о любом возможном посредничестве;

• Зеленский не просил ни о каких экстренных пожертвованиях (в отличие от времен первой волны ковида), но призвал олигархов не покидать страну и уберечь национальную валюту от резкого падения. Все в один голос поддержали его. Отмечено было, что он нервничал, но держался; лицо было нездоровое, как от долгой бессонницы. Информаторы сказали, что настроение у бизнеса тревожное: они оценивали ситуацию реальней, чем руководство, и не допускали мысли о компромиссе с Россией. Видимо, понимали, что России компромисс не нужен и даже опасен. «Почему-то они не верят, что будет что-то полномасштабное», — сказал один источник. Дело в том, что нормальному человеку до последнего было свойственно верить, что до войны не дойдет, — но нормальные люди в бизнес давно не идут, а идут готовые ко всему. Залужный, кстати, предупредил, что армия приведена в полную боевую готовность и достойно встретит любое развитие событий. Братья Суркисы — Игорь и Григорий, футбольные магнаты, сидевшие прямо напротив Зеленского, — шепотом сообщали соседям, что все начнется в четвертом часу утра, но вслух этого не сказали. Многие потом задним числом упрекали Буданова, что он не сказал о войне открытым текстом — «Мы б не разговоры разговаривали, а семьи вывозили». Буданов отвечал на эти упреки: прямо он ничего сказать не мог, но все дал понять недвусмысленно.

В девять вечера Зеленский удалился в кабинет, пригласив туда своего спичрайтера Юрия Костюка, Андрея Ермака и пресс-секретаря офиса президента Дарью Зари́вную. С ними он два часа готовил обращение к гражданам России на русском языке и в 11 вечера записал его:

Я застал времена, когда эту песню — «Хотят ли русские войны», Колмановский на стихи Евтушенко, — учили в школах. На нее сочиняли пародии — «Котятки русские больны». Евтушенко, когда ее писал, мог быть совершенно уверен: русские войны не хотят: осень 1961 года, вторая оттепель (после первой — 1956–58), он только что вернулся из первой поездки по Америке, где все ему задавали этот вопрос. И Бернес, когда ее записывал весной 1962-го, верил: не хотят. И те, кто раздавал эту пластинку — еще на 78 оборотов — делегатам Всемирного московского конгресса за мир и разоружение 9 июля 1962 года, тоже верили. И все мы верили, что кремлевские старцы могут хотеть войны, но русские в целом — никогда.

Но ветераны постепенно уходили. И те, кто помнил войну, старели. И поводов для единения оставалось все меньше. И способность критически относиться к пропаганде ушла вместе с девяностыми, а по большому счету еще с восьмидесятыми. И те, кто делал свободное (на самом деле всецело зависящее от собственника) телевидение девяностых, захотели оставаться в профессии и занялись военной пропагандой. И к 24 февраля 2022 года примерно треть русских войны хотела, а за год эта цифра выросла процентов до 75. Может, они и не хотели войны как таковой. Но считали, что раз уж начали, надо заканчивать. А как же Россия может закончить войну, если не победой?

Им очень хотелось величия. Они ничего не имели против Украины, даже считали ее милой, трогательной. Галушки им нравились, горилка, песни народные. Но они отвыкли возражать, а многие — и думать. Те же, кто пытался думать, уверяли себя: это моя страна, и другой у меня нет. Наверное, наверху видней и мы не все знаем. Вдруг Украина действительно готовит нападение на Донбасс и мы чудом успели? Сюжет «Мы чудом успели» отрабатывался и в Праге в 1968-м, и в Афганистане в 1980-м, и в Приштине в 1999-м, и в Украине в 2022-м — судороги империи со все увеличивающимися интервалами. (Что-то будет в 2048-м? Или уже ничего не будет?)

В четыре утра 24 февраля Путин обратился к подданным, объявив о начале «спецоперации» (слово «война» не только не произносилось, но оказалось в России под запретом).

Это сравнение появилось тогда во всей мировой прессе, но как не процитировать еще раз — ведь феноменально в смысле наглядности:

Это речь в рейхстаге 1 сентября 1939 года. Ох, не зря его фуражка украшает главный храм Минобороны.

Мы старались. Мы пытались миром. Нас все обманывали, грубо говоря — кидали.

У нас не осталось другого выхода, и сейчас мы всех убьем. Ответственность лежит на тех, кого убивают.

IV. Первый день

В половине пятого утра ракетные удары обрушились на Киев.

РФ наступала по четырем направлениям: с территории Крыма — на Одессу и Херсон, с севера — на Киев, с северо- востока — на Харьков, с юго-востока — на украинскую часть Донбасса.

Алексей Данилов обзванивал членов СНБО по мобильным телефонам. Спикера парламента Руслана Стефанчука он предупредил о необходимости вводить в стране военное положение.

Зеленский немедленно прибыл в офис. Первый звонок — по своему мобильному — он сделал Борису Джонсону и известил его, что Украина не собирается сдаваться. Первый разговор по специальному защищенному каналу состоялся с Байденом. Заседание Рады открылось в восемь утра, к девяти приняли законы о всеобщей мобилизации и военном положении. Депутаты просили о встрече с президентом, Арахамия ответил, что это маловероятно, но написал Зеленскому СМС. Тот ответил, что ждет глав фракций у себя. Около девяти главы фракций собрались на Банковой. На первом этаже ожидали журналисты, к ним вышли Михаил Подоляк и Алексей Арестович. На четвертом Зеленский предлагал спикеру Рады переехать на запад страны, против выступили Порошенко и бывший спикер Разумков: «Россияне скажут, что власть разбежалась». Решено было Стефанчука оставить в Киеве, а вице-спикера Корниенко отправить в одну из соседних областей. В этот момент вошли офицеры службы безопасности президента и сообщили, что в Печерском районе уже орудуют ДРГ (диверсионно-разведывательные группы) русских. Зеленского отвели в бункер.

Роман Акравец и Роман Романюк («Украинская правда») писали тогда, что решение президента не покидать Киев базировалось на двух предпосылках. Во-первых, Зеленский поверил докладам своей службы безопасности, а не паническим докладам западных разведок. Ему обещали, что русские не смогут взять Киев (и, как мы уже знаем, не смогли). Во-вторых, бункер был построен во времена СССР и рассчитан на прямое попадание ядерного снаряда. Зеленский справедливо рассудил, что он защитит его надежней, чем любая из европейских столиц. В бункере с ним постоянно находился костяк команды: Ермак, его первый заместитель Кирилл Тимошенко, часто бывали министр инфраструктуры Александр Кубраков (называемый «теневым премьером») и глава фракции «Слуга народа» Давид Арахамия.

Кабинет министров решено было эвакуировать. В Киеве остались министры внутренних дел, здравоохранения, инфраструктуры, энергетики и обороны. «Украинская правда» писала тогда, что нет лучшей метафоры Украины, чем этот поезд, увозящий министров неизвестно куда, с единственным охранником, вооруженным единственным пистолетом. Я бы сказал, что это метафора не только Украины, а всего мира по состоянию на полдень 24 февраля, и этот единственный охранник — именно Украина. Но она справилась.

...Первым журналистом, который посетил и подробно заснял бункер, был 38-летний тогда Дмитрий Комаров. Смешно тут то, что Комарова я знал подростком, только начинавшим репортерскую работу, и горячо одобрял его идею блога о путешествиях автостопом. Комаров таким образом почти без денег объехал весь мир, включая самые экзотические уголки, и сделал сначала один из лучших блогов в Украине, а потом стал едва ли не самым известным (ну, может, наряду с Гордоном и Влащенко, но для аудитории помоложе) телевизионным журналистом. На сегодняшний день он почти магнат, а я как был, по выражению Окуджавы, «кустарь-одиночка», так и остался. Перед Комаровым я несколько робею, он меня и не узнáет, я думаю. Это все потому, что в России не бывает вертикальной мобильности, если, конечно, ты не влез в тот карьерный лифт, входить в который полагается на карачках. Но ничего, я не в обиде. Соблазнов меньше.

Комаров снял телевизионный фильм «Год» — о годе работы Зеленского в условиях войны. Ему показали спальню, рабочий стол с фотографией семьи и бюстом Черчилля, гардероб, где висит парадный костюм — в ожидании мирного времени: до этого Зеленский будет носить камуфляж, как и подобает Верховному Главнокомандующему.

Это мощный фильм, лучшее, наверное, что снято пока о войне — двухчасовой репортаж из главных точек. Комаров первым из журналистов на танке въехал в Бучу, еще не зная, что увидит там, и первым со своей группой снимал трупы на улицах. Камера зафиксировала необратимые изменения его лица, голоса, интонации — ему первому открывалось все это. Комаров первым снял массовое захоронение в Изюме. Он первым спросил украинских военных, что было бы, если бы русские вошли в Киев. Ему ответили: украинцы взорвали бы все мосты, включая прославленный мост Патона. Уже был заминирован весь аэропорт Борисполь и залита маслом посадочная полоса, чтобы ни один самолет противника не смог приземлиться.

Комаров спрашивает Зеленского: а как вы простились с женой 24 февраля?

— Слушай, я сам умею снимать кино, — говорит Зеленский. — Не было никаких взглядов в глаза и долгих прощаний. Я знал, что мы можем больше не увидеться, она тоже знала. Я вообще люблю семью, если ты не в курсе. Но я знал, что должен делать свое дело и все остальное сейчас на втором месте.

Этот эпизод с легкой руки Washington Post вошел в анналы и упоминается во множестве источников, в том числе в интервью Елены Зеленской: она просыпается от того, что рядом с ней в постели никого нет, и видит мужа, который надевает черный костюм. На ее немой вопрос он отвечает: «Началось». На самом деле Зеленский в эту ночь если и прилег, то на час, не более. О том, что российские обстрелы вот-вот начнутся, точно знали уже и в Вашингтоне, и в Киеве.

— А когда была сказана знаменитая фраза про такси и боеприпасы?

— Утром 24 февраля. Первый звонок Байдену. Я ему еще сказал, что, если президент уехал, — это не держава.

В состояние героя проще всего шагнуть из двух положений (собственно, только из этих двух и можно). Либо за твоей спиной стоит монолитная людская стена, и ты воплощаешь ее главные качества. Либо эта людская стена стоит перед тобой, и ты один против нее. В России гораздо чаще встречается второй вариант героизма — первый ей практически незнаком. Потому что, когда ты стоишь позади толпы и гонишь ее не убой — вперед, орлы, а я за вами, я грудью постою за вашими спинáми! — это совершенно ни фига не героизм.

В этот ключевой момент войны, когда Зеленский сказал: «Мне нужны боеприпасы, а не такси» (второй самой известной фразой войны стал ответ украинских пограничников: «Русский военный корабль, иди на хуй!»), — решилась ее судьба и судьба мира, потому что системный политик на месте Зеленского мог прикинуть свои шансы и уехать. Сопротивление Украины от этого не стало бы менее отчаянным, но отчаяния в нем бы прибавилось. Зеленский выбрал не компромисс и не бегство. Зеленский выбрал военное противостояние, позицию Давида против Голиафа, и вряд ли даже сам понимал в то время, сколь масштабный выбор совершает.

Кстати, чисто психологически объяснить этот выбор нетрудно — именно потому, что Зеленский в этот день ни секунды не был один: с ним все время были люди, зависевшие от него, в диапазоне от помощников до охраны, от депутатов до министров. Вся предыдущая жизнь Зеленского была командной игрой, он был душой класса, капитаном команды, мотором и менеджером «Квартала», продюсером фильмов, он собирал команду и на президентском посту — а ведьмы уже цитировали «квартальцев»: в «Квартал» трудно войти, но еще трудней выйти. Это коллектив спаянный, цельный и надежный. Зеленский не мог уехать от своей команды. Для него нормально и естественно было отправить на запад страны жену и детей (которые вернулись сразу после отхода русских войск от Киева), но сам он публично проявить слабость не мог — актер жив, пока на него смотрят. Разумеется, это было поведение не актерское, а уже в чистом виде героическое, но актеру проще стать героем — он может его сыграть.

И он произнес главную фразу этой войны: «The fight is here; I need ammunition, not a ride».

Сказал ли он ее лично Байдену или высокопоставленному офицеру американской разведки, предлагавшему немедленную эвакуацию, — никто из американских журналистов подтвердить не мог, но первым ее растиражировало украинское посольство в Британии, а за ним e New York Times написала, что эта фраза Зеленского войдет в историю Украины вне зависимости от того, уцелеет она в этой войне или нет.

Наверняка найдутся люди, которые скажут, что Зеленский этого не говорил, потому что никто, кроме Байдена, не слышал. Наверняка предположат, что все это выдумали пиарщики или украинские дипломаты в Лондоне. Но что он говорил — не так уж важно: словесное оформление победы придет, была бы победа. Важно, что он ни на секунду не покинул Киева. Двадцать пятого февраля он выложил ночную съемку с Банковой: «Лидер фракции тут, премьер тут, глава офиса тут, Подоляк тут, президент тут. Гражданское общество тут, мы все защищаем Украину. Слава нашим защитникам и защитницам! Слава Украине!». Этот ролик надо пересматривать в минуты упадка духа: какие у них всех там лица, какой кураж! И ведь это, понимаете, еще время полной неопределенности, Киев берут в клещи, по городу шныряют ДРГ врага — а они тут стоят в центре Киева. Ну ведь первая мысль всякого нормального человека будет: если они смогли, то и я могу?! В мировой истории последнего десятилетия я не знаю ничего более мотивирующего, чем этот кустарный ролик из ночного Киева, снятый на телефон пресс-секретарем Зеленского Сергеем Никифоровым.

— С Путиным вы пытались поговорить?

— Мне все время отвечали, что он не готов. Я использовал любых посредников, пытался назначить разговор через всех международных партнеров — не готов. А теперь уже я не готов с ним говорить.

Когда Зеленский вспоминал те дни в августе, в интервью Washington Post он говорил: «В эти первые дни день начинался в 5 утра и заканчивался глубокой ночью. Спали пару часов в одежде, потому что, честно говоря, надо было всегда быть наготове. Не потому, что это что-то героическое — это было психологическое состояние. Вы просто не можете позволить себе расслабиться. А когда вы не расслабляетесь, ваш мозг работает и может быстро принимать решения. Вот военные, вот гражданские, вот территориальная оборона, а еще нужно планировать то и это... Это был постоянный поток проблем и решений — бам, бам, бам. Вдруг атомную электростанцию захватили, вдруг стреляют, надо срочно это выпустить в эфир. Мы сделали все, в том числе и информационную политику. Это называется кризис-менеджмент.

Его спрашивают: когда вы поняли, что им не удастся взять Киев?

— Сразу. Я это просто знал. Это было логично. Если мы сплотимся и объединимся, если люди поверят мне как президенту, если военные объединятся с народом, то логично, что они не смогут взять многомиллионный город. У них не хватит сил, они не смогут его взять. Потому что, если один миллион человек выйдет с коктейлем Молотова в руках, это уже не остановить. Я понял, что такой город, как Киев, просто взять невозможно. Как? Это очень трудно, очень трудно, если они придут в центр города. Все понимают, что как только они выйдут в середину, выйдут в центр города на Майдан и начнут войну в правительственном квартале — с этого момента мы их сожжем. Потому что бой внутри города — это очень сложно. Так что у них был шанс либо нас расстрелять, как это сделали в Мариуполе, где они просто все уничтожили, либо прийти в город — но сил для этого потребуются тонны. Или они могут избавиться от меня.

Россия в это время наступала на Киев с двух сторон. Потом Владимир Путин будет говорить о том, что его попросили отвести войска от Киева для обеспечения переговоров, в качестве жеста доброй воли. Кто мог об этом попросить и кого послушался бы в этой ситуации президент России — загадка. Наступление на Киев захлебнулось, и это было первым успехом ВСУ: после этого Запад поверил, что Украине удастся успешно противостоять захватчикам.

Предполагалось войти в Киев через три дня после начала войны. Его прикрывала только 72-я бригада (большая часть украинских войск была занята на Донбассе). Двадцать четвертого февраля 2022 года высадился десант на Гостомельском аэродроме. Одновременно из Беларуси предполагалось войти через Чернобыль, но председатель украинской погранслужбы Сергей Дайнеко отдал приказ взорвать все мосты на границе. Российский военный эксперт Литовкин высокомерно объяснял это так: «Чтобы туда не побежало население».

BBC опубликовало подробную хронику этого наступления на Киев: «По данным генштаба, наступление на Киев через Чернобыльскую зону утром 24 февраля начали девять батальонных тактических групп (БТГ) российской армии. Еще 10 БТГ оставались в резерве в Гомельской области у белорусско-украинской границы» (одна БТГ — от 600 до 800 бойцов, однако накануне вторжения группы были усилены до 1000).

New York Times получила от Главного управления разведки Минобороны Украины график продвижения российских войск к Киеву: исходный рубеж — Гомельская область, затем переправа через Припять, село Белая Сорока (на границе с Украиной), а в конце Стоянка (село у Ирпеня в пяти километрах от границы Киева). Весь этот 200- километровый маршрут должен был занять 13 часов.

Генштаб Украины комментировал: «Столкнувшись с сопротивлением, противник был вынужден разворачиваться в боевые порядки и с боями продвигаться в направлении столицы. В течение трех суток, до конца дня 27 февраля, наступавшие с Чернобыльского направления передовые подразделения ВС РФ вышли и закрепились на рубеже населенных пунктов Стоянка —Гостомель – Демидов», — говорится в сообщении Генштаба. Десант в Гостомеле был уничтожен в ночь на 25 февраля, но россияне подбросили подкрепление. Колонна российской техники, продвигавшаяся на Киев, достигала к 1 марта 56-го километра и состояла из четырех батальонных групп, которые россияне ввели в действие 28 февраля. «Таким образом, огромная колонна, которая должна была захватить украинскую столицу, состояла из 10 резервных БТГ, подогнанных с белорусской территории. По ориентировочным оценкам, она насчитывала до 10 тысяч бойцов, около 100 танков и 400 БМП и БМД», — подсчитывает BBC.

Бой за село Мощун (три километра от Киева) привел к тому, что село разрушили до основания, но там россияне впервые были остановлены и отброшены. Еще одну БТГ уничтожили в Раковке (несколько севернее Мощуна). До 19 марта россияне наступали, потом были остановлены и стали окапываться, а 2 апреля покинули Ирпень и Бучу.

V. Март

Пресс-конференцию Зеленского 3 марта 2022 года было, честно говоря, страшно смотреть. Российская пресса не упустила случая поиздеваться над ним. Сколько бы его ни обзывали пьяным, было видно, что он не пьян, а просто смертельно устал: при внятной и быстрой речи, четких формулировках и безупречном самоконтроле он с трудом удерживался от того, чтобы не заснуть во время слишком многословных вопросов (и несколько раз в паузах попросту отрубался). Любой, кому приходилось бороться со сном, видит: перед нами человек, не сомкнувший глаз несколько суток. Эмоциональный выпад он позволил себе единственный раз — и больше, кажется, с тех пор никогда не обращался к Путину лично, вообще не позволял себе человеческой интонации в разговоре с ним. В конце марта 2022 года случилась Буча, и Зеленский надломился всерьез — или, если угодно, окаменел в ненависти. Русские перестали быть для него людьми, перестали быть даже врагами — они были теперь чем-то вроде инопланетных захватчиков, от которых не ждешь человеческих реакций.

Но 3 марта Зеленский будто еще верил, что все возможно остановить и отыграть назад: «Владимир Путин, уйди с нашей земли. Не хочешь сейчас уйти — сядь со мной за стол переговоров, я свободен. Сядь со мной, только не на тридцать метров, как с Эммануэлем Макроном, Шольцем — я ж сосед, меня не надо на тридцать метров держать! Я не кусаюсь. Я нормальный мужик, сядь со мной, поговори, чего ты боишься.

Я открытый человек, я знаю все вопросы, которые поднимает президент Путин, его окружение, министр иностранных дел. Надо говорить без обид, без условий — просто поговорить как люди и как мужчины. Я готов обсудить все вопросы. Об Украине, о проблематике русского языка, о Донбассе оккупированном, или не оккупированном. О статусе Донбасса, о „ДНР“, „ЛНР“ — обо всем, что происходит».

Сама возможность говорить, как мужик с мужиком, само упоминание о разговоре по-соседски — свидетельство не то что бесконечной наивности президента Зеленского, но доказательство шока, который он пережил вместе со всей Украиной. В России этот шок был далеко не так велик — там пропаганда подготовила население к войне, причем именно к российской агрессии, до которой нас якобы довели. Но градус пропаганды в Украине при Зеленском снизился, и в войну предпочитали не верить до последнего момента. Зеленский с искренним удивлением говорит, что Украину хотят не просто поставить на колени — ее хотят уничтожить, сделать так, чтобы ее просто не было. В предельном недоумении он спрашивает: чего вообще ты хочешь? Что мы должны сделать, чтобы вы перестали убивать наших детей? Скоро он поймет: нет таких жертв, на которые должна пойти Украина, нет таких уступок. Перед ним та же надвигающаяся железная стена, которая давила мир в тридцать девятом: единственное требование России — это чтобы никого больше не осталось.

«Но не можем же мы уйти со своей территории! Не можем же мы сказать, что мы — часть России, что нет никакой Украины?» — повторяет Зеленский, в душе, вероятно, уже понимая, что условия именно таковы: их, украинцев, просто не должно быть. Единственный способ для Путина сохраняться у власти вечно — война. Единственный возможный исход войны — не компромисс, а полная и безоговорочная капитуляция всего остального мира. Не сразу, постепенно, но — всего. На этой планете отсидеться нельзя. И у этого нового рейха есть ядерное оружие, которое он готов применить: терять нечего. Некоторые еще верили в то, что Путин запугивает. Скоро Зеленскому предстояло понять, что Путин действительно загнан в угол, и сила, которая его туда загнала, гораздо серьезней, чем НАТО. Эта сила — время. Противостоять современности, остановить будущее, навеки зафиксироваться на троне можно единственным способом — навязав миру войну и бросая в топку новые и новые поколения. Зеленский еще не понимает, что его единственная вина — принадлежность к этому будущему, отказ от архаики, нежелание жить в мире вечных противостояний, расстрелов и доносов. «Ну чего он хочет? Мы же не террористы, мы же не грабим банки», — повторяет Зеленский, нисколько не пытаясь в эту минуту выглядеть грозным и решительным: он задает детские вопросы, как школьник, которого преследуют уличные бандиты. Он шел себе домой, никого не трогал, а эта шпана его ловит по пути. У него даже отнять нечего, им не нужны его деньги на завтрак. Просто глумление и насилие — их способ жизни, они не умеют ничего другого. Хорошо помню, как мой сын, на которого напала такая шайка, спрашивал у меня в искренней растерянности: что я им сделал? Но что тут можно объяснить? Ты не сделал им ничего, и вместе с тем ты сделал все: твое существование на свете их отменяет, и они это чувствуют. Они не умеют, не хотят учиться и никогда не научатся тому, что умеешь ты. Их невозможно научить высокими эмоциям и открыть им сложные удовольствия. Великий советский сказочник Александр Шаров в повести «Старые рукописи» вывел молодого ученого, научившегося подслушивать мысли щуки. Молодая щучка думает одну мысль: «Я хочу съесть карася. Я хочу съесть карася». Тогда он стал слушать старую, трехсотлетнюю щуку — в надежде, что она набралась ума, навидалась событий, стала, наконец, задумываться о чем-то... Но услышал только повторяемое со страшной скоростью, с безумной интенсивностью, несущееся по кругу в ее рыбьем мозгу «Яхочу съестькарасяяхочусъестькарасяЯХОЧУСЪЕСТЬКАРАСЯ!!!» — и ничего более. Наивно со стороны карася спрашивать, в чем он виноват. Наивно ждать, что в стране-агрессоре найдутся честные журналисты, которые сочувственно выслушают лидера Украины. Вот как отреагировал на эту жуткую пресс-конференцию информационный сайт российского Первого канала: «Вопрос про употребление разного рода препаратов — в числе самых часто задаваемых журналистами бывшему главе офиса президента Украины, Андрею Богдану.

„Пока я был рядом, проблемы не было. То, что сейчас происходит... Надо проводить исследование. Это же медицинский показатель, это же невозможно скрыть. Я вижу: он физиологически поменялся, у него лицо другое. Это разговор другой, слова другие, мимика другая, он вообще не тот. Он слова ищет, он слова вспоминает“, — отметил Богдан».

И естественно, мнение экспертов — на этот раз наркологов. Даже они признают, что речь Зеленского вполне адекватна. Но он с трудом концентрирует внимание и временами отключается. «Наверное, опять скажут, что не спал несколько ночей». И разумеется, кто же в это поверит? Комментарии пользователей — допускаю, что им, в отличие от экспертов, не платят ни копейки — единодушны: он под веществами, это не президент, сравните с нашим...

Очень скоро это «сравнение с нашим» перестало устраивать даже комментаторов с государственных сайтов. Потому что, в отличие от Зеленского, говорившего с трудом, но честно и внятно, Путину нечего было сказать, кроме регулярно повторяемой и давно разоблаченной лжи. А скоро он и говорить перестал — оправдать явный военный крах было нечем. С апреля Зеленский начал выигрывать этот бой — сначала по очкам, а затем и нокдаунами.

Переломной точкой оказались события в Буче — киевском пригороде, куда 15 марта вошли и откуда 2 апреля вышли российские войска.

VI. Буча

Я был в Буче в конце июня 2022 года, и над городом все еще стояла аура беды: есть места, в которых происходило нечто действительно страшное, и скопившийся там ужас не выветривается. Таким же я запомнил Спитак, где случилось 7 декабря 1988 года, во время армяно- азербайджанской войны, самое разрушительное в истории Армении девятибалльное землетрясение. В Буче летом шла невероятно бурная жизнь: постоянно привозили журналистов со всего мира, рядом отец Андрей, уцелевший в те десять дней, показывал двор церкви, построенной перед самой войной и еще не расписанной, и в этой церкви вместо икон стояли фотографии бучанских жертв — эксгумация, осмотр, перезахоронение; еще был перекопан церковный двор, но тут же, в церкви, тот же отец Андрей венчал новые пары и крестил новых детей. К июню в Бучу уже вернулись больше трехсот беженцев. Мэр Анатолий Федорук, который во время оккупации прятался у соседей (многие знали, и никто не выдал), показывал, что осталось от его дома. От самого дома, уточним, осталось очень мало, поскольку, уходя, российские войска расстреляли его из гранатометов; тут же стояла изуродованная «мазда», которую не смогли открыть, чтобы покататься, и решили поувечить, чтобы отвести душу. Но рядом с остовом полусгоревшего дома стояли невредимые гипсовые зайцы и грибы, а в уцелевшей беседке Федорук угощал журналистов коньяком и черешней. «Отстроимся», — говорил он бодро, но в глазах его бодрости не было. И чем больше Буча, со своими свадьбами и крестинами, старалась показать, что все не так страшно и жить еще можно, тем виднее было, что все это попытка спрятать непоправимое: большая часть жителей не только не оправилась от травмы, но не успела толком ее осознать.

Мертвые были похоронены, дома восстанавливались, беженцы возвращались — и тем не менее с необычайной остротой чувствовалось, что совсем недавно здесь было очень плохо, я знаю этот запах беды по Шуше и Беслану, и это запах не столько гари, сколько ужаса. Ужас висел в воздухе, это тяжелая материя, вроде ртути, и она долго еще никуда отсюда не денется. Это запах абсолютной беспомощности, крайней растерянности, чувство, что никто не спасет. При этом Буча была богатым пригородом, престижным районом, дома тут были хорошие и земля дорогая, и люди возвращались сюда в уверенности, что больше никто их отсюда не вышибет. И не вышиб, действительно, россиян сюда больше никто не впустил, их отшвырнули от Киева. Но наивен был тот, кто допустил возвращение. Можно похоронить мертвых и отмыть дома, но нельзя вернуться.

Все это было похоже на экскурсии в Освенцим, только во время войны. Вообще в современной войне все делается гораздо быстрей: враг еще наступает, а экскурсии уже возят. К нынешнему времени в Буче поработали, думаю, не меньше тысячи иностранных журналистов, и все, что там происходило, тщательно документировано. Многим — из психологического самосохранения — хотелось бы думать, что это пропаганда; но это не пропаганда.

Население Бучи составляло перед войной примерно 40 тысяч, убежать успело большинство — в городе оставалось порядка 5000. Жители Бучи уезжали на своих машинах под российским обстрелом. Российский спецназ появился в пригороде уже 25 февраля. Буча рассматривалась русскими как база для нападения на Ирпень. Дважды украинцы отбивали пригород, 3 марта он был сдан. Цитирую «Холод», подготовивший обзор мировых СМИ: «Всего в Буче было найдено 461 погибший. Из них 73 тела эксгумированы из самой крупной братской могилы у церкви Андрея Первозванного в присутствии европейских высокопоставленных чиновников Жозепа Борреля, Урсулы фон дер Ляйен и премьер-министра Украины Дениса Шмыгаля. Сорок похороненных были опознаны как мирные жители, на многих телах обнаружены следы огнестрельных ранений... 4 апреля газета e New York Times опубликовала спутниковые снимки Бучи, сделанные компанией Maxar Technologies в середине марта. Снимки фиксируют, что в период с 9 по 11 марта, когда город оставался под контролем российских сил, на Яблонской улице в Буче появились как минимум 11 темных объектов размером с человеческие тела, которые с тех пор не меняли расположения. На видео, снятых 2 апреля, когда город вновь вернулся под контроль украинской армии, тела мирных жителей лежат в тех же местах, что и объекты на спутниковых снимках, сделанных в конце марта. Еще два тела — одно из которых лежит рядом с велосипедом, второе — возле брошенной машины, — согласно спутниковым снимкам, появились на Яблонской улице между 20 и 21 марта».

Опубликованы перехваченные переговоры российских солдат. Они откровенно признаются, что «перевалили много гражданских» и что есть приказ расстреливать всех — «гражданские, не гражданские»... Все это изучено сотнями журналистов и проверено сотнями экспертов. Полагаю, никто из европейцев не был заинтересован в подтасовке этих данных — после них уже невозможно было отделываться «возмущением» и «обеспокоенностью». Журналистские расследования из Бучи появились во всех крупных мировых СМИ, и во всем мире они вызвали уже не беспокойство или возмущение, а шок. Шок этот не прошел по сию пору.

Пока Россия представлялась всему миру — и отчасти российской оппозиции — государством тотальной коррупции, чиновной безнаказанности, олигархических роскошеств, она тихо превращалась в заповедник нового фашизма, в архаическое государство тотального людоедства и фанатической озлобленности на всех. Об этом можно было догадаться после разговора Елены Костюченко с бурятским танкистом Доржи Батомункуевым в 2015 году, но тогда некоторые надеялись, что это все единичные случаи, не могут же все — уже тогда — так легко и без сомнений убивать. Бурят-то, казалось, не испытывал ненависти: «Подсознанием ты все рано понимаешь, что там такой же человек, как и ты, в таком же танке. Ну или пехота, или на любой технике. Он все равно... такой же человек. Из крови и плоти. А с другой стороны, понимаешь, что это враг тебе. Убивал ни в чем невинных людей. Мирных граждан. Детей убивали. Как эта сволочь сидит, весь трясется, молится, чтобы его не убили. Начинает прощения просить. Да бог тебе судья. Нескольких взяли. Так все жить хотят, когда уже прищучит. Такой же человек. У него мама...»

Семь лет спустя такие мысли уже никому не приходили — или в них не признавались.

ББС опубликовала материалы «домовых чатов» из Бучи — это в Украине распространенное явление. Хотя в городе постоянно возникали проблемы с интернетом, в этой соседской переписке зафиксированы десятки убийств. Отход из Бучи был представлен российской стороной как акт доброй воли для создания обстановки взаимного доверия на переговорах в Стамбуле.

Никто в Буче, никто в мире не понимал, что это такое: в чем источник этой патологической злобы и бессмысленных расправ с мирным населением. То ли в каждом украинце, независимо от пола и возраста, видели врага, то ли злились на чистоту и богатство местного жилья: уровень жизни в Буче высок и по украинским меркам, а по российским способен серьезно пошатнуть хрупкую солдатскую психику. Нелюди — слово, встречающееся в домовых чатах и репортажах украинских журналистов чаще других. К такому не был готов никто — даже те, кто следил за российской пропагандой: как ни расчеловечивала она украинцев, но до прямых призывов убивать всех подряд не доходила. «Не жалейте их, мой президент!» — писал российский фантаст Сергей Лукьяненко, но кто же реально прислушивался к Сергею Лукьяненко? Нет в России ни писателей, ни пропагандистов с таким авторитетом; не в пропаганде тут было дело, и не в веществах, которыми якобы накачивали солдат перед боями. Ведь и боев не было: армия неподвижно стояла в городе. Вот она так развлекалась.

Людей, которые зверствовали в Буче, установили. Позвонили домой их родственникам. Многие звонили с мобильников, отобранных у жителей Бучи, так что установить собеседников было нетрудно. Мать одного из псковских десантников ответила корреспонденту «Важных новостей», который обратился к ней в WhatsАpp:

Многие мировые СМИ обошла история Ивана Скибы, которого расстреливали, да не добили. Цитирую «Важные истории»: «Нас всех раздели, искали татуировки. Орали: „Вы бандеровцы!“» Тогда же военные забрали у всех телефоны. Мужчин заставили выстроиться друг за другом, взяться за куртку впереди стоящего, и под дулами сопровождающих привели к дому 144 по той же Яблонской улице — четырехэтажному офисному зданию, где устроили свой штаб российские оккупанты. Там мужчин заставили снять ботинки и куртки. Поставили на колени, некоторым завязали руки. Одного из задержанных, 28-летнего Виталия Карпенко, застрелили сразу — Иван Скиба видел это. Скибу и еще одного мужчину, Андрея Вербового, завели в здание, Ивану надели ведро на голову, начали стучать по нему прикладом и кирпичом. Что стало с Вербовым, Скиба догадывается: больше он не слышал его голоса; скорее всего, его убили.

«После этого меня снова вывели, поставили на колени, — вспоминает Скиба, которого вернули к задержанным. — Военные решали между собой, что с нами делать, один сказал: „Ебашь их, только отведи, чтобы тут не валялись“». Одного из пленников отпустили, потому что, как говорит Скиба, тот «смалодушничал» и признался, что состоял в теробороне. Сейчас он находится под следствием, украинские власти обвиняют его в госизмене. Остальных мужчин повели за угол дома; Скиба вспоминает, что военных было двое, они выглядели очень молодо. Далее мужчин поставили лицом к стене, и началась стрельба. Скиба помнит слова одного военного: «Все, пиздец вам, блядь, бандеровцы!» Пуля прошла по касательной, задев бок Ивана, он рухнул на землю. «Достреливали, добивали тех, кто подавал какие-то признаки жизни». Скиба упал рядом с мертвым мужчиной, который уже лежал на земле до их прихода: «Я старался не дышать, только пар шел изо рта... Я был без обуви, поэтому снял ботинки с убитого хлопца, который лежал там еще до нас».

Скиба побежал с места расстрела — перелез через три забора и оказался в частном доме, в котором уже побывали оккупанты. В доме все было перевернуто вверх дном. Он нашел куртку, шапку и спирт — смог обработать раны.

На 10–20 минут Иван прилег на диван, пытаясь согреться, но этому помешали военные, которые вновь ворвались в дом. «Я сказал, что я хозяин дома, семья эвакуировалась. Лицо у меня было в крови, сказал: что-то прилетело».

Военные снова отвели Ивана в штаб в 144-м доме, где ему оказали медицинскую помощь, а после привели в бункер, где прятались от обстрелов около двухсот мирных жителей.

Седьмого марта российские военные вывели всех наружу. Сначала отпустили женщин и детей. Потом мужчин. «Нам сказали: „Мы пришли вас освобождать!“ Что- то типа: мы классные ребята, не берите в руки оружие, мы вас отпускаем. Я думаю, бункер понадобился им самим, чтобы прятаться от обстрелов».

Таких публикаций десятки. Общее количество убитых в Буче оценивается украинской стороной (летом 2023 года) в 422 человека, но цифры эти не окончательные и пересматриваются в сторону увеличения. Находят новые братские могилы, записывают показания, ищут конкретных виновников из числа российских военных. Арестович опубликовал список одиннадцати воинских подразделений, непосредственно причастных к массовым убийствам мирных жителей.

Неуклюжая и бездарная ложь российской пропаганды о том, что убитые в Буче были жертвами украинской теробороны, многократно и подробно разобрана «Медиазоной», «Медузой», «Инсайдером». Все эти утверждения как всегда бессистемны: убитые погибли в результате украинских обстрелов; убитых не было; убитые появились после ухода российской армии (хотя их видно на спутниковых снимках середины марта); все это украинцы сделали сами ради санкционного давления на Россию... Всех, всех убили сами ради санкционного давления! После убийств бесстыдство пропагандистов уже не должно никого удивлять — удивляет идиотизм; может быть, это надежда на снисхождение в будущем трибунале? Но сомнительно, что это будет смягчающим обстоятельством. С российской пропагандой я знаком неплохо, но не припомню, чтобы Россия так бездарно врала — ни в советское, ни в постсоветское время.

День посещения Бучи Зеленский назвал самым страшным днем в своей жизни — возможно, еще и потому, что сам себя упрекал в промедлении с эвакуацией. И после этого дня перемен в интонациях и облике Зеленского нельзя было не заметить: Украина и мир увидели нового человека — скорбного, словно присыпанного пеплом, но и куда более твердого, исполненного самурайской готовности к мести.

Его обращение 3 апреля — вероятно, самое трагическое из всех. Я его цитирую почти без сокращений, потому что, как сказал он сам, важно каждое слово.

Нет, это был совсем не тот Зеленский, которого выбрала Украина в 2019 году. Но и Украина была не та, и мир не тот. Двадцать четвертого февраля 2022 года он этого еще не понял, а 3 апреля сомнений у него не осталось.

VII. Дерьмо

Глава о дерьме должна тут быть обязательно, каким бы диссонансом она не выглядела. Буча была не только запытана и расстреляна. Буча была загажена — так, чтобы дальнейшая жизнь тут стала возможна только для людей, преодолевших омерзение и брезгливость.

Философ Александр Филоненко мне рассказывал о факте, поразившем его едва ли не более всех бучанских зверств: в домах, занятых российскими военными, загажено было все, кроме собственно уборных. Вероятно, пояснил Филоненко, эти уборные казались российским военным слишком чистыми, сияющими, — чтобы вот так запросто отправлять там естественные надобности.

Обычно на войне очень много дерьма, об этом точнее других написал Оруэлл: «Иногда вы, сами того не желая, вдруг понимали, что чувствуют бывшие владельцы этих усадеб — фашисты — при виде того, как здесь хозяйничают бойцы ополчения. В Ла Гранхе все пустующие комнаты были превращены в уборные — кошмарное месиво из обломков мебели и экскрементов. В примыкавшей к дому маленькой церкви, стены которой были изрешечены пулями, кал лежал сплошным толстым слоем. Тошнотворная свалка ржавых консервных банок, грязи, лошадиного навоза и разложившейся пищи украшала большой внутренний двор, где повара раздавали еду... Здесь никогда не знали, что такое уборная или канализация какого-либо рода; в результате теперь не оставалось ни одного клочка земли, по которому можно было бы пройти, не глядя с опаской под ноги. Церковь уже давно использовали в качестве уборной, загадили и поля на сотни метров вокруг. Первые два месяца войны навсегда связаны в моей памяти с холодными сжатыми полями, покрытыми по краям коркой человеческих испражнений».

О сакральном, без преувеличения, отношении русских к дерьму тоже написано достаточно. Вот Андрей Синявский («Река и песня», 1984) — один из величайших знатоков русской литературы и русского характера: «Где только не испражняется русский человек! На улице, в подворотне, в сквере, в телефонной будке, в подъезде. Есть какая-то запятая в причудливой нашей натуре, толкающая пренебрегать удобствами цивилизации и непринужденно, весело справлять свои нужды, невзирая на страх быть застигнутым с поличным — в парке, в бане, в кинотеатре, на подножке трамвая... Однако ничто у нас на Руси так не загажено, как „памятники народного зодчества“, охраняемые властями от церковного беззакония — до особых распоряжений. Пустынное место, что ли, располагает к интимности? Что же еще делать в пустоте одинокому человеку? Скинет штаны, почувствует себя на минуту Вольтером и — бежать. И не просто дурь или дикость. Напротив. Чувствуется упорная воля в борьбе с врагом и наша страсть к доказательствам на практике, что материя первична, а человеческий разум — бесстрашен. Любит, ох и любит же риск русская удалая душа. И сколько тут смелой выдумки, неистощимой изобретательности! В соборе XIII столетия мне посчастливилось обнаружить кокетливый след одного правдоискателя, оставившего аккуратную кучку под самым куполом, на головокружительной балке, перекинутой с угла на угол: ведь костей не соберешь... Какую идею фикс и решимость нужно держать за поясом, чтобы туда забраться, балансируя, рискуя жизнью?..»

Но еще раньше Синявского — правда, не так талантливо — на эту тему высказался советский классик Горький, ни много ни мало в очерке о Ленине:

То есть в сортирах, видимо, они не гадили — слишком было красиво, стыдно срать в такой роскоши, да еще и не на корточках.

Станислав Лем в письме к своему переводчику (опубликовано в сборнике «Сопротивление материи», 2002) тоже подмечал эту особенность русского сознания — на примере воинов-освободителей: «Никакие животные не демонстрируют подобной, так сказать, ФЕКАЛЬНОЙ ФИКСАЦИИ, которую демонстрировали россияне, забивая и наполняя своими экскрементами разгромленные салоны, госпитальные палаты, биде, клозеты, гадя на книги, ковры, алтари; это было обсирание всего мира, который они теперь МОГЛИ, какая же это радость (!), сравнять с землей, стереть в порошок, обосрать, а ко всему еще и изнасиловать и убить (они насиловали женщин после родов, женщин после тяжелых операций, насиловали женщин, которые лежали в лужах крови, насиловали и срали). А кроме того, они ДОЛЖНЫ БЫЛИ воровать наручные часы, и какой-то их ничтожный замухрышка-солдафон не имел уже на это шансов среди немцев в госпитале, потому что его предшественники забрали все, что можно было забрать, он расплакался от обиды и в то же время кричал, что если немедленно не достанет НАРУЧНЫХ ЧАСОВ, то застрелит трех первых встречных». Лем объяснял эту особенность — как и все поведение русских в целом — тем, что это люди «с отсеченными ценностями». «Измена ближнему, выдача на муки друзей, ложь на каждом шагу, жизнь в фальши от колыбели до могилы, попрание традиционных ценностей культуры и бетонирование определенных формальных аспектов этой культуры; ведь ясно, что это изнасилование, мордование и обсирание является одной стороной монеты, а другая ее сторона — это советское пуританство, викторианство, „отечественность“, „патриотизм“, „коммунистическая нравственность“ и т. д.» В 2002 году все это называлось русофобией, сегодня же выглядит как весьма деликатная констатация очевидного.

Буча была загажена вся, прицельно, с наслаждением. Оккупантов не смущало то, что они гадят рядом с собственными спальными помещениями. В том, чтобы засрать Бучу, был принципиальный, отмеченный Синявским вызов: это был сакральный акт — ворваться и загадить все, кроме тех мест, которые к этому предназначены. Когда я заканчивал эту книгу, пришло сообщение из освобожденного от российских оккупантов поселка Богородичное в Донецкой области (от Изюма оно примерно в сорока километрах): «Убегали так, что оставили даже недоваренные макароны на плите. И говно. Горы говна. Они гадили повсюду — в школе, где жили, в домах и даже в церкви местного монастыря. Здесь они устроили туалет прямо за алтарем». Об этом 11 сентября сообщил в своем фейсбуке украинский военный журналист Алексей Кашпоровский (Олексій Кашпоровський).

Гадить за алтарем — это не обычная небрежность и даже не кощунство. Это служение новой, небывалой религии, стремление предъявить Богу и людям не то чтобы лучшее, но скорее единственное, что есть. Это единственная безотказная статья русского экспорта. Буча — как и вся эта война в целом — именно дерьмо, щедро хлестнувшее за российские границы; экспорт, экспансия дерьма. Собственно, ничего, кроме этого, Россия давно не экспортирует: нефть — экскременты дьявола, сформулировал испанский эссеист и романист Кармен Ригальт. Впрочем, в 2016 году в американской Тихоокеанской лаборатории научились гидротермальным сжижением перегонять экскременты в бензин, так что их единая химическая природа перестала быть для кого-либо тайной.

В российском социуме наличествуют две противоположные тенденции. С одной стороны, дерьмо сакрализуется, его значение преувеличивается. Загадить — значит пометить, приобщить, сделать собственностью. С другой стороны — при явной анальной фиксации, характерной для инфантильных сообществ и таких же индивидов, сам процесс дефекации предельно некомфортен, грязен, и делать уборную чистой — как-то кощунственно. Ишь чего захотели, срать в чистоте! Нет, процесс изготовления дерьма должен быть зловонен, постыден, не приукрашен никакой цивилизацией; поскольку цивилизация — в противовес культуре, как отмечал Шпенглер, — понятие, ненавистное консерваторам, хранителям традиции. Цивилизация все норовит сделать переносимым, подкрасить, подчистить, — а жизнь должна быть невыносимой, такой, какова она в своих хтонических глубинах! Суть жизни — невыносимость. Политика, гигиена, конкуренция, пресса, независимые суды, элементарная чистоплотность — все это именно попытка обставить стыдный процесс жизни (такой же позорный, как дефекация) всякими рюшечками- бантиками-сувенирчиками. Нельзя, стыдно гадить в чистом месте! Жизнь должна быть грязна, жизнь должна сводиться к дерьму; отсюда сакральность — но отсюда же и крайнее неудобство. Русское служение культу, кстати, вообще обставлено массой осложнений — отсюда и стойкое сопротивление Церкви любой попытке перевести богослужебные тексты на русский язык, сделать их хоть сколько-то понятными. А не должно быть понятно! И сидеть во время службы не положено, и скамеек в храме не должно быть! Непонятность и неудобство должны подавлять, и так в России во время отправления любых культов, вплоть до собеседования с начальником, вплоть до покупки пищи: продавец священнодействует, через него подается пища, о чем православные просят в молитвах — но именно поэтому продавец и охрана должны хамить: все сакральное осуществляется с максимумом грубости, неудобства и унижения.

Это сильно противоречит европейской, и в частности украинской, ментальности. На вокзале в Перемышле, где встречали, кормили и распределяли по квартирам беженцев, — я разговорился с женщиной из Мариуполя, моложавой и явно заботящейся о чистоте и опрятности даже в условиях жаркого беженского лета.

— Больше всего, — сказала она, — я боялась выходить из подвала в уборную. Ходить в этом подвале на ведро я не могла, стыдно. Я поднималась к себе в квартиру на первый этаж. И больше всего боялась, что меня убьют в уборной: умирать без трусов — ну немыслимо!

Вот эта неспособность публично испражняться и страх перед гибелью в сортире — явление прямо противоположной природы. Лучше не испражняться, чем испражняться где и как попало; терпеть до последнего, чтобы избежать публичного испражнения. И неслучайно русская военная операция называлась у Путина «денацификацией», о чем немедленно появился анекдот: Путин, натужившись, мрачно говорит журналистам: «Дефекация завершена».

— Владимир Владимирович, может быть, денацификация? — робко переспрашивают они.

— Нет.

Дефекация еще не завершена, но сомнений относительно ее природы не осталось уже ни у кого.

VIII. Переговоры

Буча положила конец переговорному процессу, который, по нескольким свидетельствам, к концу марта подошел к решительной точке: делегации все подготовили для встречи глав государств. Но Зеленский сказал: нет.

Эти переговоры, проходившие в стамбульском Belek Regnum Carya Hotel, с самого начала не вызывали особого оптимизма ни у украинских, ни у российских комментаторов: с российской стороны в них участвовали фигуры второго, если не третьего ряда: бывший министр культуры, ныне советник президента историк Владимир Мединский, бывший спикер Госдумы Борис Грызлов (вошедший — вляпавшийся — в историю исключительно фразой «парламент не место для дискуссий»), заместитель министра обороны Фомин, заместитель министра иностранных дел Руденко и тогдашний председатель комитета Госдумы по международным делам Слуцкий, известный главным образом харрасментом и фирменным обращением к женщинам «зайчутка». Ах, опять я пристрастен! Ведь наверняка он и еще чем-то известен, раз ему доверили возглавить ЛДПР после смерти Жириновского? Но нет, ничем. Все эти люди в самом деле ничего не решали, им, по свидетельствам украинской стороны, приходилось беспрерывно согласовывать каждую позицию. Между тем Мединский совсем не зверь, я хорошо его знал, он одновременно со мной преподавал в МГИМО (я — историю русской литературы, он — историю русской дипломатии), и студенты его любили, и неоднократно мы вместе ходили курить. Он абсолютный циник, но не зверь, в другое время в нем никто и не заподозрил бы зверя — ужасны времена, проявившие всех, не оставившие иллюзий! С украинской стороны средний возраст участников был меньше на десять лет, украинцев представляли руководитель фракции «Слуга народа» Давид Арахамия, министр обороны Алексей Резников, заместитель министра иностранных дел Николай Точинский и советник офиса президента Михаил Подоляк, в дальнейшем один из главных публичных спикеров украинской стороны. В переговорах участвовали (хоть это и не афишировалось) банкир, олигарх, один из путинских кошельков Роман Абрамович с российской стороны — и Алексей Арестович с украинской.

Именно со слов Арестовича, сказанных в апреле 2023 года (в программе Василия Голованова), мы знаем, что стартовые требования России были фактически невыполнимы: внеблоковый статус Украины, признание аннексии Крыма, сокращение армии до 50 тысяч человек, отказ от тяжелых вооружений — короче, добровольный паралич. Но постепенно, когда Украина проявила волю к сопротивлению, а НАТО — удивительную солидарность, требования российской стороны начали смягчаться, и вскоре (после встречи в Гомеле и двух — в Бресте) был назначен прямой диалог министров внутренних дел. Почти уже договорились о внеблоковом статусе, вопрос о Крыме был заморожен и отложен — но тут Зеленский принял второе решение, изменившее ход войны. Первым был его отказ эвакуироваться, вторым — радикальный выход из любых переговоров с Россией после входа украинских войск в Бучу.

К началу апреля (к выходу из Бучи) позиции сторон сблизились — и это было максимальное сближение за все время войны. Требования России в окончательной формулировке звучали так: «Украина отказывается от стремления вернуть Крым и Донбасс военным путем; гарантии безопасности, которые получит Украина (от западных союзников), не распространяются на территорию Крыма и Донбасса; Украина провозглашается постоянно нейтральным государством, защищенным международно- правовыми гарантиями; Украина хотела бы, чтобы Россия не возражала против вступления страны в ЕС». Украинская формулировка: «Обсуждать вопросы Крыма и Донбасса отдельно и зафиксировать в договоре позиции Украины и России по Крыму, в течение 15 лет провести двусторонние переговоры о статусе Крыма и Севастополя. Проблема Донбасса должна решаться на уровне президентов России и Украины. Указать в договоре, что в течение этих 15 лет страны не будут использовать вооруженные силы для решения проблемы Крыма (Киев при этом по-прежнему не признает суверенитета России над Крымом). Украина готова согласиться на внеблоковый и неядерный статус при наличии четких гарантий от ряда стран. Она обязуется не вступать в военно-политические союзы. Международные военные учения на территории Украины могут проводиться только при согласии стран-гарантов. Решение по договору о гарантиях должно быть принято на всеукраинском референдуме: гарантами могли бы стать Великобритания, Китай, США, Турция, Франция, Канада, Италия, Польша и Израиль. Некоторые страны уже дали на это предварительное согласие.

По словам члена украинской делегации Давида Арахамии, в соответствии с Венской конвенцией договор, заключенный под давлением, не считался бы действительным, поэтому его нужно заключать после отвода войск».

Цитирую по обзору «Новой газеты», давно запрещенной в России, но продолжающей выходить в количестве 999 экземпляров: Александр Минеев. «Конец СВО обсуждают всем миром». Официально Зеленский прекратил и запретил всякие переговоры с Москвой только после аннексии четырех украинских областей (30 сентября Россия утвердила вхождение в свою территорию Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей — последнюю Россия никогда не контролировала и вскоре потеряла окончательно). Тогда Зеленский заявил, что с президентом Путиным не будет договариваться ни о чем и никогда. Но уже Буча поставила Россию вне переговорного процесса, вне европейского контекста, вне человеческих критериев. И после этого мир увидел нового Зеленского — думаю, перелом был реальным, то есть он его не сыграл. Это был человек, заглянувший в ад, и с собой прежним он имел весьма мало общего.

Комаров спрашивает его (в президентском поезде, где им приносят вафли «Артек», и Зеленский говорит: «Артек» скоро опять будет наш):

— Что в вас изменилось?

— Я понял, что могу убить, — сказал Зеленский. — И что я хочу их убивать.

IX. Ход войны

Война в принципе дело довольно скучное; то есть я не представляю, как можно интересно написать о войне. Единственный военный бестселлер, в котором мирное время отсутствует даже в виде флешбеков, — «На западном фронте без перемен», но и там все больше окопные разговоры, жратва, одно посещение борделя и довольно много кровавых внутренностей. Вероятно, это было первое столь натуралистическое изображение войны — не боев, во время которых у человека, как правило, отключается рефлексия и память, но окопного быта. Сколько военных книг ни возьми — сатирических, как «Уловка-22», или умеренно-патетических, как «Прощай, оружие», или реалистических, как «В окопах Сталинграда», — там нет главного: собственно боевых действий. Они присутствуют либо в сводках, то есть на уровне штабном и директивном, либо в разрозненных картинках, как вспышки стробоскопа в ночи. Человек в это время не соображает.

«Скука войн», сказано у Новеллы Матвеевой; главная эмоция всех военных эпопей — страх и скука, скука между приступами страха. Война — бесконечный дискомфорт и бесконечное однообразие. Война скучнее любого производственного романа, потому что в нем что-то все- таки созидается. На войне солдат лишен личной воли, поскольку скован распоряжениями начальства, а генерал ненамного свободнее. Любить войну как источник кровавых сцен и извращенных удовольствий, связанных с расчленением противника, способен только маньяк, обычно гордо называющий себя «псом войны»: несколько таких маньяков увековечены Лимоновым в очерке, который так и называется — «Псы войны». Но и Лимонов брезгует этими декорациями: «ВОЙНА — ВОНЯЕТ. Воняют казармы, носки солдат, их обувь и их униформа. Так как солдат не может принимать душ дважды в день, как это делают непахнущие, стерильные жители европейских столиц. Ингредиенты духов войны: запах остывших сожженных домов, запах трупов, запах мочи. Ноябрь 1991 года возле Вуковара. Оцепленный проволокой „Центр опознания трупов“. Едва я открываю дверцу нашей БГ-167- 170, мои ноздри заполняет сладкий, сальный запах трупов. Несмотря на крепкую минусовую температуру и намеренно сжигаемую в кострах солярку, запах трупов побеждает».

Но эта война состоит не только из вони, убийств, вранья, хитростей и геополитических расчетов. Эта война завершает семь веков российской истории, окончательно компрометируя такой способ государственного управления и территориального прирастания. Эта война — огромный лопнувший нарыв, подтверждение всего, о чем догадывались чуткие; окончательное торжество справедливости, независимо от ее финала. Она математически доказывает необходимость краха той системы, которая ставит родину выше истины, а нацию выше человечества. Она подтверждает опасения диссидентов, догадки изгоев, страхи невротиков — всех, кому положено чувствовать чуть больше, чем обывателю. Судьба этой войны решается не на фронтах, и в самом деле о том, что на ней происходит, толком никому не известно. Вероятно, так бывало во время всех войн: пока твой город не захватят, ты ничего не знаешь; отсюда великая путаница во время всех крупных столкновений, вспомнить хоть московский ад 16 октября 1941 года. Объективную — и то не всегда — картину дают только американские либо европейские корреспонденты, занимающие не то чтобы нейтральную, но хотя бы не тотально ангажированную позицию (и как раз объективный, прохладный тон этих журналистов, пребывающих над схваткой, раздражает обе стороны: не может сегодня быть нейтралитета!). Российским журналистам, хотя бы и самым либеральным, в Украину хода нет, украинские видят один героизм украинцев и бесконечную кровожадность россиян, а главное — никакая военная победа территориально и численно превосходящей России не будет означать порабощения Украины. Украина для себя решила, что существует как бы в посмертном пространстве, действует по-самурайски — война идет в метафизической области: одна нация смерти уже не боится, потому что внутренне на нее решилась, а другая еще не родилась.

Эта война имеет единственный смысл: показывает, что Россия в своем нынешнем состоянии без нее не обойдется. Эта война, как ни кощунственно это звучит, радует две категории людей. Первые — маньяки, те самые «псы», которым без большой мясорубки было скучно и не хватало величия. Вторые — алармисты, которые под всей российской стабильностью начала нулевых чувствовали зыбкую трясину, подземные толчки, ароматы распада и разложения. Алармисты вроде меня с самого начала говорили, что путинская Россия хуже брежневской в разы, а нам возражали: как же, ведь границы открыты! Ведь оппозиционные СМИ вещают! Ведь частная собственность существует! (Как будто прикрыть любые СМИ, закупорить границы и отнять всю частную собственность не является делом двух минут.)

Эта война не имеет ни геополитического (вообще псевдонаучный термин), ни экономического смысла, и конспирологи, вещающие о происках всего мира против России, сами не верят ни одному своему слову. Это не война за новую колонизацию Украины (которая невозможна по определению — пришлось бы уничтожить нацию до последнего украинца). Это не война за деколонизацию России, как утверждают иные сторонники ее нормализации и рутинизации (Россия никогда никем не колонизировалась, ибо уже колонизирована чекистской изуверской сектой, у нее налицо все приметы «внутренней колонизации» по Александру Эткинду, а Штаты никогда не претендовали на захват и освоение этого далекого и принципиально неуправляемого пространства). Эта война — единственный способ существования насквозь аморального государства, утратившего любые способы развития, кроме репрессий и мобилизации. Эта война — подтверждение худших и наиболее радикальных прозрений Чаадаева. Она по-новому высвечивает все предыдущие российские войны и развенчивает все исторические мифы, и от самого устойчивого российского культа — от Родины, которая всегда с большой буквы, всегда права и все списывает — тоже не оставляет ничего: во время этой войны Россия столько врет и так подавляет собственных граждан, что ее военные преступления — от которых она бездарно открещивается — можно даже не обсуждать. По плодам их узнаете их, а плоды эти предельно наглядны. Это вообще самая наглядная война за последние семьдесят лет. Можно спорить (если уж очень хочется спорить) о том, разрушены ли криворожские дома и одесские храмы российскими ракетами — или на них упали обломки ракет украинской ПВО: есть вещи бесспорные. Это тотальное расчеловечивание сторонников войны, астрономические тюремные сроки российских оппозиционеров, дутые дела, людоедская риторика и предельное бесстыдство российской пропаганды. На этом фоне — что у России в обычае — любые украинские перехлесты, героизация Бандеры и националистическая риторика перестает иметь значение, как растворились все ошибки Дубчека и его единомышленников на фоне русских танков в Праге. Никогда еще строки Одена 1968 году не получали таких увесистых доказательств:

Это стихотворение столько раз переводили, что от него не убудет от еще одной попытки:

Смысл этой войны в одном: независимо от любых отступлений и контрнаступлений, независимо от исхода любых боев и переговоров — она демонстрирует тупик особого пути и несовместимость этого пути с существованием остального мира. Это война против человеческого существования как такового. И, возглавив сопротивление этому античеловеческому проекту, Зеленский защищает не только Украину — кажется, все наблюдатели уже сходятся на том, что ставки гораздо серьезнее. Он защищает сам проект «Человек», никогда еще не подвергавшийся такой опасности.

Так что это не скучная война, нет. Где Зеленский — там вообще не бывает скучно.

X. Вместо блицкрига

О российско-украинской войне будут написаны (уже пишутся) тома, я не военный аналитик, и ход войны здесь анализируется лишь в той степени, в какой позволяет проследить эволюцию Зеленского в 2022–2023 годах.

В разговоре с Арестовичем журналист литовского портала Nra.lv Павел Лещинский говорил: «Войны всегда сопровождали человечество, но мне трудно припомнить другую войну, настолько этически ясную. Есть жертва, есть агрессор. Есть защита своего дома и есть попытка его захватить». Арестович отвечает, что Украина наделала глупостей и ясность войны несколько замутилась, но в целом, особенно с учетом колоссального непрофессионализма и грубости российской пропаганды, приходится признать исключительную наглядность разделения ролей в этой войне. На протяжении 2022 года Россия упорно и быстро пробивала дно — как в плане военного искусства, так и в плане избыточной, необъяснимой жестокости, впервые проявленной в Буче и с тех пор усугублявшейся неудачами. Было бы неверно говорить, что воевать учится только Украина — Россия тоже научилась кое-чему и предельно осложнила для ВСУ прорыв своей обороны, но не смогла сформулировать цели войны и хотя бы приблизительно обозначить точку ее завершения. Удары по мирному населению и гражданской инфраструктуре не стали реже. Риторика относительно Украины, ее армии, ее первых лиц и поддерживающих ее стран становится только непристойнее. Мы сосредоточимся на пяти аспектах темы:

• главные сражения войны, успехи сторон;

• количество жертв среди военных и среди мирного населения;

• характер и масштабы западной помощи;

• эволюция украинского и российского общества;

• перемены в характере и поведении лидеров двух стран.

Двадцать четвертого марта 2022 года Зеленский дистанционно выступил на саммите НАТО в Мадриде.

Сильная была речь.

Это очень эмоциональная речь, почти как верлибр, но, в отличие от поэзии, она предполагает немедленное прямое действие. Горячее всех Зеленского поддержал Борис Джонсон:

Усиленный пакет такой вооруженной помощи был утвержден, и Украина получила многолетнюю программу поддержки. Общая военная помощь Киеву, полученная от стран НАТО, оценивается в 65 миллиардов долларов. Но Зеленскому нужно было хотя бы приглашение, хотя бы дорожная карта, хотя бы четко обозначенные условия для вступления. Этого не случилось ни в Мадриде, ни — спустя год и три месяца — в Вильнюсе. Примерно до конца лета 2022 года, то есть до фактического уничтожения Мариуполя, некоторые лидеры НАТО надеялись сохранить каналы взаимодействия с Россией. Перелом произошел осенью, когда Украина начала мстить.

После того как провалился блицкриг с планом захвата Киева за три дня и Украины за десять, после того как физическое устранение Зеленского не удалось, а формирование марионеточного пророссийского правительства перестало быть актуальным, российская стратегия изменилась. Бог весть что заставило Владимира Путина поверить, что Украина будет его встречать с цветами: вероятно, каждый руководитель, избалованный долгой несменяемостью, теряет доступ к объективной информации и становится заложником собственного окружения. Так или иначе после незначительных кадровых перестановок и невидимых миру разносов Россия перешла к плану «B», то есть медленному изматыванию противника в надежде, что у Запада лопнет терпение и военная помощь прекратится, а собственное население Украины опрокинет власть или вынудит ее капитулировать. (Был ли риск прекращения западной помощи? Зеленский прямо говорит журналисту Комарову, что без первых значимых побед ВСУ никто бы в эту помощь серьезно вкладываться не стал.)

Михаил Подоляк заявил о десяти покушениях на Зеленского в первые недели войны, e Times писал о трех. В первую неделю войны россияне захватили Купянск и Бердянск, оккупировали Херсон, в их руках оказалась Запорожская АЭС и Херсон, где российские танки были встречены протестными демонстрациями мирных жителей (их жестоко разгоняли, в том числе слезоточивым газом, но они выходили снова и снова с криками «Херсон — це Украина!». В городе установился полноценный полицейский террор. Россия утверждала, что вернулась навсегда, но не пользовалась ни малейшей поддержкой местного населения. В начале марта был полностью разрушен город Волноваха на юго-западе Донецкой области, вскоре та же судьба ожидала блокированный в первые дни войны Мариуполь.

Черноморский остров Змеиный в Очаковском районе Одесской области весьма невелик (0,2 квадратных километра), но контролирует подходы к трем портам. Двадцать четвертого февраля состоялся следующий диалог между русским крейсером «Москва» и украинскими пограничниками:

— Остров Змеиный, я — русский военный корабль. Во избежание кровопролития предлагаю сложить оружие и сдаться. В противном случае по вам будет нанесен удар. Как слышите, Змеиный? Прием.

— Русский военный корабль, иди на хуй! — отвечал пограничник Роман Грибов, запатентовавший потом эту фразу. Она украшает множество украинских значков, футболок и билбордов.

Остров Змеиный был захвачен Россией (13 пограничников, по словам Зеленского, погибли, 82 были взяты в плен, 19 обменены). Тринадцатого апреля русский военный корабль — крейсер «Москва» — пошел в указанном направлении после удара украинской ракетой «Нептун», а 30 июня был полностью освобожден и сам остров Змеиный.

Полностью захватить Донецкую область не удалось, с трудом и жертвами российские войска вышли на границы Луганской. В апреле 2022 года в городе Рубежном происходили непрерывные обстрелы, и в этом аду нацгвардейцы Украины подобрали на улице двух мальчиков, братьев пяти и девяти лет. Взрослых с ними не было. Они сказали, что отец уехал работать в Полтаву, а мать ушла за продуктами и не вернулась, и вот они ищут ее. Их отвезли в больницу в Северодонецке. Эти дети попали в фильм Комарова «Рiк» — «Год». Пятилетний мальчик, которого все называли Петрович, стал любимцем больницы, а когда его 24 февраля 2023 года показали по телевизору — и всей Украины. Ну он в самом деле совершенно очаровательный мальчик и так говорит прекрасно. Рассказывал, что около дома упала ракета, «и от дома остались только маленькие кусочки». Это вообще невозможно было смотреть, особенно когда он просил отвезти его к отцу. Но он не плакал, прекрасно держался. Мать его потом нашлась: когда она пыталась достать еду, ее схватили русские прямо на улице, отвезли в одно из захваченных административных зданий, заподозрили в том, что она шпионит на украинцев. Потом отпустили, слава богу, — она пришла домой, а дом разворочен и детей нет. Но благодаря фильму они нашлись и воссоединились. Этот эпизод с Петровичем, который рассказывает про маленькие кусочки, следовало бы показать всем, кто говорит о судьбах детей Донбасса и Луганска, детей, которых русские пришли защищать и вот так защитили. Сильно я сомневаюсь, что этот Петрович когда-нибудь забудет и тем более простит, хотя для него все закончилось благополучно. По крайней мере, пока. А зет-поэты интересуются, почему их никто не любит, как любили Симонова. А потому, что Симонов когда-то написал: «Майор привез мальчишку на лафете, погибла мать, сын не простился с ней, за десять лет на том и этом свете ему зачтутся эти десять дней... Я должен видеть теми же глазами, которыми я плакал там, в пыли, как тот мальчишка возвратится с нами и поцелует горсть своей земли». А зет-поэты пишут для современных детей: «Селу сегодня повезло. Бойцы зачистили село. Другому так же повезет, в него бойцы зайдут вот-вот. Потом военная метла зачистку третьего села начнет, и будет чисто на свете без фашиста». Называется «Детское», и почувствуйте разницу. Автор — 49-летний режиссер и выпускник Литинститута говорит, что счастье почувствовал только на этой войне, нужным себя почувствовал. Гордится собой ужасно.

Мне могут сказать: а детей Донбасса не жалко? Тех, которые гибли с 2014-м? Да, страшно жалко, невыносимо жалко. Только кто начал на Донбассе? Не Стрелков разве рассказывал гордо и витиевато, в своей реставраторской манере, как он нажал на спусковой крючок войны? Разве не он писал, как местные не хотели воевать, и приходилось буквально гнать их под пули? Разве там, куда не пришли русские ихтамнеты, кто-нибудь поднимал восстание против новой власти? Разве Майдан довел Донбасс до того состояния, в котором он пребывает сейчас, и разве украинская власть проводит там сейчас мобилизацию, не разбирая ни возраста, ни состояния здоровья? Донбассом попользовались, а теперь уничтожают окончательно. Почитайте вайбер-чаты из Рубежного, в интернете они широко представлены: «Когда в наш квартал зашли так называемые освободители, первым делом побежали по квартирам переодеваться, а свои отрепья побросали прямо под подъездами. Слава богу, свидетелей было много»; «В моей квартире жили вояки ЛНР, каждый день что-нибудь выносили, то телефон, то мультиварку». На сайте rubezhnoe.com, не украинском, русскоязычном, этой информации выше крыши. Это родина Петровича. А сколько сообщений о мародерстве, и каком! О пресловутых стиральных машинах, холодильниках и унитазах, которые фурами вывозили в Россию, рассказывали и «Медуза», и «Важные истории», и «Сигнал» — все это с фотографиями, снятыми опять же на украденные телефоны. Это очень документированная война, да никто и не стеснялся особо.

Едва ли не самой трагической оказалась судьба Мариуполя. Со 2 марта город был блокирован. Не сдавалась «Азовсталь» — металлургический комбинат, где были сосредоточены около двух тысяч украинских военных. Канал «Россия» показал документальный фильм российского журналиста-пропагандиста Андрея Медведева о Мариуполе, где постоянно упоминал о зверствах украинцев относительно мирного населения. (Украинцы сняли свой фильм — «20 дней в Мариуполе», его поставил Мстислав Чернов; фильм был приглашен на фестиваль «Sundance».) До войны в Мариуполе жили 450 тысяч человек, 350 тысяч бежали из города в начале боев. И вот тут я сталкиваюсь с проблемой, которая и заставила меня в конце концов взяться за жизнеописание героя, а не за роман о последних событиях.

Режиссер и оператор Чернов, фотограф Евгений Малолетка, продюсер Василиса Степанова — последние журналисты, которые остались в окруженном Мариуполе. Через двадцать дней они вырвались, а еще через 86 дней город был... нет, не взят, а до основания уничтожен Россией. С землей сровняли. Теперь со страшной помпой восстанавливают, возят туда Евгения Миронова выступать, он пообещал взять шефство над восстановленным театром, фоткался там с уцелевшими... Да что Миронов — кто-то из Путиных туда ездил и с жителями общался, даже не соблюдая дистанции! Поехал, правда, ночью, чтобы люди, не дай бог, не увидели и не сказали лишнего, и то кто- то умудрился крикнуть, что, мол, уничтожили город...

Мариупольских детей таскали на концерт в Лужниках к годовщине своей спецоперации, в результате которой у людей спецампутировали все человеческое. Так вот проблема (я фильм Чернова смотрел, есть у меня в Штатах такая возможность): никакое свидетельство, никакая хроника не передают мариупольского ужаса. Я думаю, Мариуполь — вообще самое страшное, что случилось на этой войне, потому что сконцентрировано все. Сами смотрите: в городе три больницы разрушены полностью и четыре частично, то есть уцелела одна. Жилой фонд разрушен на девять десятых. Количество убитых и умерших от ран оценивается в 75 тысяч, это приблизительно, а точных цифр не знаем. Человечество уже решало вопрос, как о таких вещах рассказывать: прозой — не получается, вымысел оскорбителен. Алесь Адамович тогда предположил: нужна не проза, а сверхпроза, не писательские «домысел-вымысел- сгущение-типизация», а голоса выживших свидетелей, их документальная запись, больше не сработает ничто. Но вот страшный парадокс: безыскусные эти свидетельские рассказы тоже не работают именно в силу своей голой простоты. Человек, переживший ужас, как бы парализован, заморожен, он фиксирует, не осмысливая, и получается отчет, а не пересказ. Ужаснуть он может, но не заставляет все это вообразить и пережить. Видимо, единственный способ рассказать о войне — это не быть на войне: она отшибает способность переживать и сопереживать. Привыкаешь, заветриваешься. Не то никто бы не пережил.

Российское телевидение, когда первые репортажи Чернова попали в «AP» (не больше получаса, потому что в городе почти сразу исчез интернет), назвало все это «постановкой со статистами». Когда Чернов показал картину полностью — 95 минут — всем стало ясно, что это не постановка и не монтаж. Вот так Россия освобождает город и не стреляет по мирному населению. Самое жуткое, что там есть — роды под бомбами. Девятого марта Россия нанесла удар по роддому, одну роженицу ранили, она погибла вместе с ребенком. На детей смотреть всего невыносимей, но вот именно мариупольских детей, лишившихся родителей, российские власти вытащили на концерт в Лужниках, и эти дети там благодарили российского солдата с позывным «Ангел» — за то, что он вот так их спас. Этот Ангел — в прошлом, как выяснилось, бизнесмен и сотрудник ФСБ (на некоторых фотографиях из соцсетей он в форме) Юрий Гагарин; девочка, которая благодарила его со сцены в Лужниках, — подросток из проблемной семьи, 13-летняя Анна Науменко, мать которой была смертельно ранена, когда вылезла из подвала в надежде добыть сигарет; отчим сбежал в первые дни оккупации, а судьба брата и сестры (от других отцов) неизвестна. Все это — и биографию Ангела, и историю девочки, — раскопали потом российские и украинские журналисты, и даже в новостях Донбасса вышел об Ангеле разоблачительный сюжет; бомбы грянули в самую гущу русской — и донецкой — жизни и выворотили такое, что Господь не приведи. Одна жизнь этой девочки, с раннего детства привыкшей выживать без всякой материнской заботы и потому приспособившейся к блокаде быстрей других, могла бы стать тем еще романом, но с какой мерой цинизма пришлось бы писать этот роман! Тут ведь в чем дело: погибшие не были святыми, нападавшие не стопроцентно были орками, хотя многие из них получали наслаждение от безнаказанных зверств; война выявила только поляризацию — предельное расчеловечивание одних и фантастическую выдержку других, но кроме этого, она выявила еще и непредставимую живучесть тех, кто и прежде с трудом выживал. Среди воюющих именно такие люди составляли большинство — остальные сумели сбежать либо от оккупации, либо от мобилизации. Это каким финалом такого романа могла быть сцена в Лужниках, когда Аня Науменко, сбиваясь, говорит: «Дядя Ангел спас в Мариуполе сотни тысяч детей... ой, дальше я забыла!» — а потом ведущая ей говорит, пытаясь спасти уже не сотни тысяч детей, а положение: ну, обними же дядю Ангела! Не стесняйся! Да какое тут стеснение, давно никто ничего не стесняется; и Аня Науменко неловко прижимается к дяде Ангелу, объявленному в свое время в розыск за незаконное предпринимательство, и даже ему несколько неловко.

Многих мариупольских детей вывезли в российские детдома с их пыточными условиями, все это под предлогом спасения — а между тем украинские власти никогда не давали разрешения на вывоз своих граждан и занимаются сейчас их интенсивными розысками. Дарья Герасимчук, советница Зеленского по правам ребенка, сообщила, что в Россию вывезли 16 226 детей — это только те, чьи имена известны. В одном Крыму 43 лагеря, где детей из Украины подвергают психологической обработке. Именно за похищенных детей Владимира Путина вместе с уполномоченной по правам детей Марией Львовой- Беловой объявили в международный розыск и выдали ордер на его арест — это сделал Международный уголовный суд в Гааге и лично судья Томоко Аканэ, которую тут же, в свою очередь, объявили в розыск в России. Но мало шансов, что она сюда приедет, — больше шансов, что Путину рано или поздно придется выехать на территорию, признающую МУС. Пока ему даже в саммите БРИКС приходится участвовать дистанционно — кто его знает, что им там в ЮАР взбредет в голову.

Но это все отвлечения, чтобы не говорить про Мариуполь. Шестнадцатого марта Россия нанесла удар по мариупольскому драматическому театру, где в это время укрывались тысячи людей, документально подтверждена гибель 1348 жителей Мариуполя, из них 70 детей. В городе не было воды, продуктов, электричества. На «Азовстали» под защитой батальона «Азов» находилось больше пятисот мирных жителей, Зеленский договаривался с ООН об организации их эвакуации. Только 19 мая защитники «Азовстали» начали сдаваться — их было около двух тысяч человек (Шойгу назвал цифру в 1908), в России должностные лица соревновались в зверстве, требуя их казнить — пресс-секретарь Путина Песков обещал, что военнопленным будет гарантировано гуманное обращение. Макрон пытался уговорить Путина прекратить обстрелы города — Путин ответил, что обстрелы прекратятся после капитуляции Украины. Часть бойцов «Азова» (около трехсот человек) были переданы Украине по обмену, больше пятидесяти погибли при взрыве колонии в Елеоновке Донецкой области (в ДНР утверждали, что это Украина обстреляла колонию, а Украина заявила, что россияне ее подорвали, чтобы скрыть следы жестокого обращения с пленными; эксперты установили, что, судя по разрушениям, заряд был размещен внутри здания). Еще над двадцатью четырьмя (из них девять женщин) в Ростове идет суд, хотя Женевской конвенцией публичные процессы над пленными запрещены.

Что пережили люди в голоде и холоде, в блокированном городе, под непрерывными обстрелами, среди таких же непрерывных фильтраций, выявлявших украинских военнослужащих, — это человек с воображением может только представить, а человеку без воображения мы такого опыта пожелать не можем, он сравним разве что с ленинградскими хрониками сорок первого года. И все это Россия называла освобождением, все документы — фейками и постановками, все свидетельства — бандеровской пропагандой. Зеленский все время отчаянно искал посредников для переговоров о гуманитарных коридорах и о гарантиях сдавшимся. Он развил в это время небывалую международную активность, подчеркивая во всех выступлениях: есть два пути спасения жителей Мариуполя и украинских военных — путь боевой и путь дипломатический, для военного пути не хватает оружия, приходится прибегать к дипломатии. Выступая перед парламентом Южной Кореи (выступления перед парламентами стали тогда едва ли не ежедневными), он говорил: «Худшая ситуация в Мариуполе. Мариуполь разрушен. Там десятки тысяч погибших. Но, даже несмотря на это, россияне не останавливают наступательную операцию. Они хотят сделать так, чтобы Мариуполь был показательно уничтоженным городом. Посредством ракетных и авиационных ударов Россия уже уничтожила сотни инфраструктурных объектов, отвечающих за экономическую и социальную жизнь в Украине. Среди них нефтебазы, аэропорты, склады с продуктами и различные предприятия. Уничтожено 938 образовательных учреждений и 300 больниц».

Зеленскому было весьма трудно в это время сочетать поиск выхода из ситуации, личное достоинство и постоянные попытки донести до мира правду о катастрофической ситуации. Он не мог жаловаться и не должен был давить на жалость. Ему приходилось выступать в роли трагической, а не сентиментальной, он должен был стать эмблемой героического сопротивления и подчеркивать готовность сопротивляться, несмотря ни на что, — задача, с которой ни один политик не справился бы. Зеленский справлялся, став лицом отчаянно борющейся страны. Казалось невозможным представить, что этот человек три года назад мог заставить хохотать любой зал и развлекал Украину комическими стендапами. Это было преображение немыслимое, гротескное, небывалое в истории. Вспоминается мне, пожалуй, только один аналог — Георгий Васильев, один из авторов «Норд- Оста», оставшийся с заложниками в зале, переполненном взрывчаткой; он должен был утешать заложников, переговариваться с боевиками и добиваться гарантий, на свою жизнь он, по собственному признанию, махнул рукой. Но Васильев отвечал за тысячу человек, а Зеленский — за сорок миллионов. И он сумел представить миру сдачу Мариуполя — тяжелое, деморализующее поражение — как демонстрацию невероятной стойкости, как моральную победу, потому что среди самых тупых и мрачных режимов, существующих на Земле, не нашлось ни одного, кто поддержал бы Путина в систематическом трехмесячном уничтожении города и глумлении над героизмом его защитников. Раньше у батальона «Азов» была в глазах мира двусмысленная репутация — как-никак националисты, крайне правые, да еще и не часть регулярной армии, а такая себе вольница; теперь «Азов» для всего мира был синонимом мужества, а цитадель «Азовстали» — чем-то вроде Брестской крепости. «Азов», созданный в 2014 году, в самой Украине воспринимался тогда неоднозначно — а в 2023-м, когда Зеленский привез из Турции обменненных азовчан, их встречали как святых. Маргарита Симоньян, глава холдинга «Россия сегодня», писала тогда в твиттере относительно Эрдогана, вернувшего «Азов» Украине: «Матушка, и это проглотим?» (Это она к России обращается.)

Зеленский должен был в это время сочетать роли спасителя, защитника, просителя, он должен был напоминать миру, с чем этот мир столкнется, если сейчас не поможет остановить самого опасного агрессора в истории — он давно перестал шутить и каламбурить, его речь стала сухой и отрывистой, и он больше не стеснялся ненависти. Когда в пасхальные дни 2022 года Россия обстреляла Одессу и погибли мать с дочкой, а отец вышел в магазин и потому выжил, и вся Украина, весь мир смотрел на одессита Юрия Глодана, потерявшего жену и трехмесячную дочь, — Зеленский кричал в камеру: «Вот такие у нас пасхальные дни, потрясающе! Семь ракет сегодня прилетело в Одессу, семь ракет. Две мы сбили. В многоэтажный дом попала ракета. Восемь людей — на сейчас, вот прямо в этот момент — восемь людей скончались, 18 или 20 раненых. Ребенка убили трехмесячного. Война началась, когда этому ребенку месяц был. Вы представляете? Что это вообще происходит? Подонки вонючие. Как их еще назвать? Других нет слов. Просто подонки. И в эти же дни! То есть вообще на все наплевать. От какого они от бога? Про что они говорят? Про какие ценности? Какой их мир? Русский мир, какой христианский мир? Средневековье. Просто сил нет. Просто семь ракет на Одессу. Их любимую Одессу. Как они говорят, «Одесса-мама» их любимая, куда они так любили приезжать».

Это не был нервный срыв. Это не был бессильный гнев. Это было невыносимое страдание, и его не надо было имитировать — Зеленский умеет понимать и представлять чужую трагедию, это его профессия. Профессиональный политик нашел бы другие слова. А он нашел эти — «подонки вонючие», самое сильное, что можно было сказать, оставаясь в рамках каких-никаких приличий. На глазах у всего мира он терял надежду сохранить с русскими, хоть с какими-то русскими, взаимопонимание и добрососедство. Это был отказ от всей России и навсегда, потому что творилось это от имени всей России, без разделения на хороших и плохих. И в Украине не было в тот момент никаких идеологических разделений. Никто и догадываться не мог, какой ценой покупалось единство.

Происходил в это время и еще один важный процесс — тоже запущенный Россией, и он был особенно мрачен в смысле перспектив. Главное из ухудшений — упрощение, уплощение: война не оставляет оттенков и заставляет выбирать из двух. Та самая этическая наглядность привела не только к тому, что одна сторона окончательно окрасилась в черный, а другая в белый: привела она и к тому, что Зеленский — человек сложный, неоднозначный и внутренне богатый — вынужден был мыслить в плоских координатах. Осталось то, что выгодно для Украины, и то, что хорошо для России: исчезло не только пространство компромисса, но и пространство неоднозначности. И для него, который под знаком этой самой неоднозначности победил, который должен был выйти из черно-белых координат, никакой другой системы ценностей не осталось.

Сергей Бережной, когда-то петербургский фантаст и критик, а теперь киевский журналист, предупреждал меня еще в 2019 году, что Зеленскому придется править в расколотом обществе, и он сам, КТО сделал все возможное для того, чтобы этот раскол на сторонников старого Порошенко и нового Зеленского углублялся и радикализировался. Зеленский, однако, сразу после победы призвал к объединению, и вроде у него даже что-то получалось на фоне ковида — но тут уже Россия не оставила никакого выбора. Надо было самому обретать авторитарные черты, которые у Зеленского были в зачатке еще в продюсерские времена — но теперь оказались востребованы и насущны.

XI. Июльский скандал

Самая масштабная перестановка в украинских силовых структурах за время войны — отставка Ивана Баканова и Ирины Венедиктовой, подписанная Зеленским 17 июля 2022 года. Баканов — глава Службы безопасности Украины, Венедиктова — генеральный прокурор.

Баканов считался близким другом Зеленского. Он сделал стремительную карьеру, как многие его однокашники по школе и «Кварталу»: с 2017 по 2019-й — председатель партии «Слуга народа», впоследствии первый замруководителя СБУ (шеф управления по борьбе с коррупцией), с 27 мая 2019 -го — и.о. руководителя СБУ (вместо Василя Грицака, который демонстративно не поприветствовал Зеленского во время инаугурации; он как раз считался ястребом, настаивал на визовом режиме с Россией). О большом количестве предателей в СБУ Зеленский заговорил в апреле 2022 года: тогда же он лишил званий генерала Андрея Наумова (уволенного из СБУ девятью месяцами раньше) и бывшего начальника управления СБУ в Херсонской области Сергея Криворучко. В тот же день стало известно о задержании Олега Кулинича — руководителя крымского отдела СБУ, временно переехавшего в Херсон.

В очередном телеобращении Зеленский объяснил отставки:

Забегая вперед, скажем, что никаких репрессий против Баканова Украина не увидела, дело против него не возбуждено, он пребывает в Украине (в России поспешили сообщить, что он под следствием и сбежал). Многими оппонентами Зеленского, требующими радикальных чисток, это воспринимается как поощрение государственной измены. Вообще наивно было бы думать, что одна воюющая сторона может быть во всем лучше другой: репрессии, подозрительность да и коллаборационизм — дело заразное.

Кулинич был советником Баканова. Многие украинские СМИ повторили вброс о том, что он входил в одну преступную группировку с бывшим заместителем секретаря Совета безопасности и обороны Владимиром Сивковичем, который в 2014 году переехал в Россию. Вербовкой украинских чиновников занималась пятая служба ФСБ, ее курировал лично начальник 9-го управления департамента оперативной информации 5-й службы ФСБ РФ Игорь Чумаков. О том, что украинские силовые ведомства нашпигованы российской агентурой, много говорили и в Украине, и в России. Государственное бюро расследований пришло к выводу, что многие кадровые решения — например, увольнение заместителя главы СБУ Руслана Баранецкого в июле 2021 года без объяснения причин — осуществлялись в прямом контакте с руководством ФСБ. Обнародованный ГБР текст подозрения, предъявленного Сивковичу, напрямую увязывает его деятельность с российскими спецслужбами: например, Кулинич с подачи Сивковича лоббировал назначение в СБУ генерала Наумова вместо Баранецкого. Наумова, напомним, Зеленский уволил в том же июле 2021 года.

СМИ, занимающие взвешенную позицию, остерегаются обвинять Баканова в предательстве и ставят ему в вину только неопытность. Не надо назначать друзей детства на главные оперативные должности — не придется потом искоренять измену. Но хватает и тех — они особенно активизировались в апреле 2023 года, — кто обвиняет Зеленского в попустительстве шпионам и ставят ему в вину то, что он не нашел времени открыто высказаться о связах Баканова с ФСБ. «Содержание и защита Ермака, Татарова, Демченко, Баканова, Кулинича, Наумова, Гетманцева возле президента, спасение Сивковича от уголовных дел — красноречивый ответ. Зеленский боится, что если сдать всех негодяев, они не замолчат, а предадут его сами», — пишет украинский журналист, учредитель и глава «Всеукраинского фонда защиты национальной безопасности» Юрий Бутусов. Влияние Бутусова на украинское общество не слишком велико, но он в своих обвинениях не одинок: Украина только вступила в стадию охоты на ведьм, но без нее не обойдется. Все неудачи будут объясняться русским шпионажем — и если Зеленский не станет сдавать своих, начнутся удары по нему. В сущности, он заложник ситуации: либо ему придется кого-то скармливать агрессивной толпе, либо стать ее пищей самому. Он не склонен сдавать своих, и какую стратегию он выберет относительно неизбежной радикализации патриотов — вопрос.

А радикализация эта к середине 2023 года дошла до того, что ненависть к русским стала тотальной: не в силах пока расправиться с Путиным и его командой, украинское общество набрасывается на русских либералов. Это, впрочем, предсказуемо, но показательно.

XII. Корбан

Одну из главных внутренних проблем Зеленского летом 2022 года звали Геннадий Корбан. Опубликованный (точнее, слитый в прессу) неподписанный приказ о лишении гражданства нескольких украинских олигархов так и не был верифицирован, если не считать того факта, что Корбана действительно не пустили на территорию Украины после посещения семьи и отобрали у него украинский паспорт. Двадцать восьмого июля 2022 года Владимир Зеленский официально подтвердил, что Корбан лишен гражданства «на основании действующего законодательства» (не уточнив при этом, какой из пунктов этого законодательства он нарушил; в соответствии с Конституцией Украины — документом прямого действия — никто не может быть лишен украинского гражданства). На момент написания этой главы он находился в Польше, хотя точных сведений насчет его местопребывания нет. Он сообщил, что против него и ряда его сотрудников возбуждено уголовное дело. При этом он продолжает оставаться главой штаба теробороны Днепра. В его Телеграме спустя год после лишения гражданства принимаются любые жалобы на городские проблемы типа забитой канализации или перегоревшего освещения — и по мере сил эти городские проблемы решаются.

Ситуация с Корбаном — причины которой остаются «под ковром» — первое доказательство той широко обсуждаемой версии, что Зеленский начинает зачищать пространство Украины и вместо инициативы на местах, благодаря которой Украина, собственно, и выстояла, — начинает поощрять строительство вертикали. Именно эту версию высказал мэр Днепра Борис Филатов в письме в защиту Корбана: подписало его больше сотни днепровских бизнесменов и лидеров общественного мнения.

На примере Корбана, пожалуй, проще всего показать коренные отличия украинского олигархата от российского — а заодно и причины, по которым российские способы «деолигархизации» в Украине едва ли сработают.

Геннадий Корбан принимал меня 27 июня в своем офисе на Староказацкой, 58, где на первом этаже расположено «Днiпро TV» — главный городской телеканал, им контролируемый. Он сразу сказал, что у него немало претензий к Зеленскому (в первую очередь то, что, будучи предупрежден о точном времени начала боевых действий, он отказывался верить в эту информацию и ничего не предпринимал — это и привело к трагедиям Ирпеня и Бучи). Но излагать эти претензии он готов только после войны, сейчас же Верховный главнокомандующий находится вне критики. Или, по крайней мере, эта критика должна высказываться в кулуарах.

Тогда присутствовавший при встрече мэр Днепра Борис Филатов (единственный кандидат юридических наук среди украинских мэров, мотоциклист, дайвер с тремя сотнями погружений, главный в Украине коллекционер нэцке) сказал мне: ты не совсем понимаешь, как устроена украинская политика. Президент тут решает далеко не все, а в сущности — ничего не решает. Все определяют громады, слово, непереводимое на русский: собрания граждан, низовая инициатива. Зеленский, кажется, тоже понял это не сразу. И, поняв это, не захотел мириться с тем, что решения на местах принимают сильные лидеры. Он сам — а в его окружении в первую очередь глава администрации Ермак — ставит перед собой задачу, объясняемую пока законами военного времени: выстроить вертикаль единовластия. Вопрос в том, насколько он в этом преуспеет и приведет ли это к превращению Украины в Россию, к постепенному заражению главными ее болезнями. К сожалению, воюя с агрессивным и тоталитарным противником, находясь с ним в регулярном и тесном контакте, даже самая свободная страна вынуждена перенимать его грехи и пороки. Так Россия заразилась от Германии идеей национальной исключительности — и уже в 1947 году, в эпоху борьбы с космополитизмом, российские идеологи во главе с Леонидом Леоновым вовсю утверждали: Европа породила фашизм, Европа не устояла перед ним, только мы с нашим опытом формирования нового человека смогли победить самое страшное зло в истории! Отсюда был один шаг до идеи расовой чистоты, а стало быть, государственного антисемитизма — и шаг этот был сделан. Вы скажете: а как же Британия не заразилась? Да ведь на территорию Британии за все шесть лет Второй мировой войны не ступила нога немецкого солдата. Это была война в небесах и на море, и на чужих территориях. А Россия нахваталась микробов так, что нескоро оправилась: «Правда» образца 1951 года недалеко ушла от Völkischer Beobachter. А идея национальной исключительности, немыслимая в многонациональном государстве времен Большого террора, после сталинского тоста за русский народ уже никого не удивляла.

«Мы воюем с Россией не за то, чтобы стать Россией» — сформулировал видный днепровский фантаст и публицист Ян Валетов. Услышат ли его — вопрос открытый.

XIII. Операция «Интервью»

Еще одним громким скандалом августа 2022 года стало интервью Владимира Зеленского, данное газете Washington Post и опубликованное 16 августа.

Интервью было огромное, взяла его Изабелла Куршудян, и оно содержало сразу несколько сенсаций. Во-первых, Зеленский впервые мотивировал свое желание избираться: «Второй по влиянию в Украине была партия, полностью подконтрольная Российской Федерации. Если бы я не стал баллотироваться, она была бы первой». (Имеется в виду партия «Оппозиционная платформа — За жизнь», возглавляемая кумом Путина Виктором Медведчуком.)

Во-вторых, Зеленский впервые прямо начал не только благодарить Запад за помощь, но резко его критиковать за недостаточность этой помощи:

Далее Зеленский впервые высказался о том, что Запад к началу агрессии был вполне готов закрыть на нее глаза, как закрыл он глаза на Крым. Если бы Украина не продемонстрировала способность защищаться — никакого сплочения Запада вокруг нее не было бы:

На вопрос, почему Зеленский не предупредил людей о готовящемся вторжении, а напротив, пытался их успокоить, он ответил резко:

Сенсационным был прежде всего тон, которым Зеленский заговорил с Западом. Это уже никак не тон просителя. Многие попрекали его потом черной неблагодарностью: мол, мы вам все даем, хотя не обязаны, а вы требуете еще и при этом недовольны! Да, недовольны, потому что Украина защищает именно Запад, и, если не защитит, Россия станет уже его опасным соседом. План вступления в НАТО — хорошо, но это бумага. Если вы так хорошо все знали и упрекаете нас в том, что мы не услышали ваших предупреждений, — что ж вы сами ничего не сделали? И Зеленский имел теперь право на такой тон, потому что в августе 2022 года было уже понятно, в какой стилистике ведется эта война.

Но до Запада кое-что доходило: Украина стала получать оружие, и уже не только «байрактары», но и HIMARS. Это был личный дипломатический успех Зеленского, прямой результат его требований. С первых чисел осени начался период триумфальных украинских контрнаступлений. Первым был стремительный 70-километровый марш под Харьковом, когда за неделю были освобождены 30 населенных пунктов на юго-востоке области, включая Изюм.

XIV. Сентябрьское наступление

Это крупнейшее поражение России со времен Киевского отступления, которое в свою очередь было крупнейшим военным поражением со времен Второй мировой. Это было бегство, которое уж никак нельзя оправдать внезапностью или вероломством, ибо все происходило посреди войны, развязанной нашими же. Это началось 29 августа и продолжалось до 11 ноября, когда ВСУ без боя вошли в Херсон. Тот самый Херсон, о котором говорилось, что Россия здесь навсегда. Она была здесь ровно с 3 марта по 10 ноября, то есть новое русское всегда продолжается семь месяцев и неделю. Россия успела включить Херсон в свою территорию и вписать в Конституцию, после чего эту свою территорию бомбила и обстреливала еще два месяца, да и теперь не забывает.

«Может, это звучит не так, как кто-то сейчас ожидает, может, не так, как в новостях. Но нужно понимать: никто ниоткуда просто так не уходит, если не чувствует силы, — сказал Зеленский в вечернем телеобращении 11 ноября. — Враг не делает нам подарков, не делает „жестов доброй воли“. Мы за все это боремся. А когда борешься, надо понимать, что каждый шаг — это всегда сопротивление врагу, это всегда потеря жизней наших героев. Поэтому мы двигаемся очень аккуратно, без эмоций, без лишнего риска.

Еще 10 июля Ирина Верещук (министр оккупированных территорий, упрямая женщина, которая не хотела эвакуироваться из Киева 24 февраля) призвала всех жителей южных областей, занятых врагом, уезжать любыми путями: начинаются боевые действия, деоккупация. Чтобы отрезать российские силы в Херсоне от остальных территорий, украинская артиллерия обстреляла и сделала непригодным к эксплуатации (с 27 июля) Антоновский мост. К этому времени относится один из самых прелестных украинских демотиваторов — поистине каждый этап войны сопровождался новыми мемами, иногда циничными, почти всегда остроумными. Голая парочка; девушка стонет: «Милый, только не в меня!» — «А куда?» — «В Антоновский мост!!!» Издатель книги считает, что это не очень остроумный мем. А мне ужасно нравится, прямо стыдно.

Контрнаступление одновременно развивалось в направлении Херсона и в Харьковской области, где оно началось с возвращения Купянска, почти полностью разрушенной Балаклеи и Изюма. Следом были освобождены Святогорск и Лиман. К середине октября Украина контролировала большую часть Херсонской области. Сравнение кадров протестных демонстраций, какими россиян встречали в Херсоне, и объятий, какими приветствовали украинцев, весьма красноречиво, но эти кадры по российскому телевидению не показывали. Известно, что, когда советские войска входили в освобожденные города во время Великой Отечественной и стихало первое ликование, начиналось выявление коллаборационистов. Пребывание на оккупированных территориях в СССР выявлялось во всех анкетах и препятствовало карьерному росту вплоть до конца советской власти. Об этом не принято было писать в военной прозе: это могли себе позволить литературные генералы вроде Симонова в рассказе «Жена приехала».

Эту опасность Зеленский оговорил специально, и это еще одно, определяющее отличие от советских руководителей. Проблеме работы СБУ на освобожденных территориях он посвятил выступление от 3 октября 2022 года:

То, что он сказал эти слова и нашел их особенно важными на фоне победных реляций, и делает его лидером нового типа. И конечно, никакой дискриминации пленных — только уважение, радость встречи, помощь в психологической реабилитации, возвращение в семьи и на фронт, если есть силы и желание. Желание было у всех, доверие ко всем — тоже. Именно сценой встречи пленных заканчивается фильм Комарова «Год», а предпоследний там эпизод — возвращение украинской армии в Херсон. Женщины рассказывают, как страшно было. Плачут. Потом сами себя одергивают: да что ж мы об этом, ведь радоваться надо! Смеются. Никогда в Украине столько не смеялись и не плакали, как в эту триумфальную осень.

На деоккупированных территориях находили бесчисленные свидетельства зверств российской стороны: массовые захоронения, расстрелянных со связанными руками и следами пыток. В Изюме обнаружили кладбище — 445 могил гражданских лиц и братская могила ВСУ. Уполномоченный Верховной Рады по правам человека Дмитрий Лубенец заявил, что многие украинские военнослужащие были расстреляны после пыток. Сразу после освобождения Изюма и Балаклеи Зеленский приехал туда. Он обратился к иностранным журналистам, которые съехались в город в огромном количестве — больше сотни: «Вы видели Бучу. Вы видели Мариуполь. Вы видите это, — сказал он. — Сколько еще таких злодейств должна совершить Россия, чтобы мир остановил ее?» Кажется, никогда еще этот призыв не выглядел так реалистично.

Двадцать девятого сентября Зеленский обратился к народам Кавказа (прежде всего, к чеченцам, поскольку именно их Рамзан Кадыров усерднее всего мобилизовал на войну с Украиной; низовым энтузиазмом это не поддержано, в Дагестане случились массовые беспорядки, и Зеленский решил сыграть именно на нежелании кавказцев становиться пушечным мясом). Думаю, одной из особенностей его президентского поведения является именно стремление обращаться к тем, кто менее всего способен его услышать; бросать камень в самую гущу оппонентов — в надежде спровоцировать самый сильный ответ. Это в нем тоже актерское.

Он записал обращение в Крепостном переулке, где на месте усадьбы офицерской вдовы Масаловой (ее дом давно снесен, там стоит новый) стараниями Дагестанского землячества установлена мемориальная доска имаму Шамилю. Шамиль гостил в Киеве по пути в Мекку: на хадж его после семилетних уговоров отпустил Александр II. Шамиль, чье примирение с императором должно было сломить сопротивление горцев, получил дворянство и пожизненное содержание. Кратчайший путь в Мекку лежал через Киев. Там Шамиль пробыл с декабря 1867 до мая 1869 года. «Мы умеем хранить память героев», — сказал Зеленский.

Обращение его было воспринято на Кавказе вполне одобрительно, но блогер сайта «Кавказский узел» под псевдонимом «Чечня инсайд» заметил, что выступление Зеленского могло быть эмоциональнее: мы на Кавказе, пишет он, хорошо помним русские снаряды и кассетные бомбы. Думаю, упоминание Шамиля — сильный культурный ход — на нынешнем Кавказе не сработает именно потому, что усилиями кадыровцев и других новых властей память о духовном наследии Кавказа в значительной степени вытоптана. Зеленский обращается к тем, кто понять его не может: для одних имя Шамиля враждебно, потому что он сдался России, для других чуждо, потому что они его просто не слышали.

В этом проблема большинства обращений Зеленского к россиянам: он старается учитывать культурный контекст там, где культурного контекста давно нет. Есть нечто иное — озлобленность, душевная болезнь, принципиальная оторванность от любых корней, ибо наше время отменило всю предыдущую историю России: парадоксальным образом для Зеленского и его команды она живей, чем для россиян. Подлинная cancel culture правит бал в России, а не в Европе. Здесь не сбрасывают пушкинских памятников — здесь просто обнулили пушкинское наследие. Для оболваненных россиян оно действительно ничего не значит, и к ним обращаться бессмысленно; те же, кто его помнит, понимают все и так. Идея переговоров бессмысленна уже потому, что переговоры предполагают понимание речи — а с этим в России 2022 года обстоит плохо. Прав блогер — сегодня бы эмоций побольше.

Ответом на украинское наступление со стороны России стало варварство — это вообще сильный ответ, впечатляющий. Россия стала прицельно разрушать украинскую инфраструктуру, обеспечивая Украине подлинно блокадную зиму.

В речи ко Дню независимости Украины 24 августа 2023 года Зеленский нашел особенно благодарные слова для украинских энергетиков, электриков и ремонтников:

Это действительно был подвиг, сравнимый с фронтовым. Министр энергетики Украины Герман Галущенко по образованию юрист, и каким чудом он не допустил полного обесточивания Украины — загадка. Россия выпустила по Украине с начала войны десятки тысяч ракет, было 16 000 массированных обстрелов, и направлены эти ракеты были в девяти случаях из десяти по гражданским объектам, прежде всего по электрическим подстанциям. Десятого октября 2022 года Россия провела крупнейший с начала войны ракетный обстрел всей украинской территории — 84 ракеты, половина из которых была перехвачена. Но оставшихся хватило, чтобы обесточить 11 областей, включая Киевскую. Всю мировую прессу обошел спутниковый снимок темного ночного Киева. К утру электроснабжение было восстановлено примерно в тысяче населенных пунктов.

Двадцать второго октября следующий ракетный обстрел — меньший по масштабу, но зато с использованием широко распиаренных «Сарматов» — оставил без электричества полтора миллиона домов. Сорок процентов энергосистемы Украины получили критические повреждения. После обстрела 15 ноября 2022 года без света осталась четверть украинского населения. Двадцать третьего ноября Россия была признана в Европарламенте страной-террористом (спонсором терроризма), потому что главными ее жертвами были теперь мирные граждане. Но это ведь была мера морального воздействия, никаких фатальных для России последствий из этого проистечь не могло. Ну, страна-террорист, дальше что?

Самое поразительное, что Зеленский в это время находил слова. Даже России, кажется, стало скучно раз за разом проявлять демоническую природу своего режима. Зеленский ни на сутки не прекращал своей телевизионной общенациональной терапии. И оставался разнообразен, и ни разу не попал в диссонанс с аудиторией.

Десятое октября:

Двадцать второе октября:

И феноменально это его умение в темной, на четверть обесточенной стране отвлечь внимание слушателя на совершенно неожиданные, посторонние, казалось бы, вещи:

И никого не раздражал этот разговор про книжки и про культурные проекты первой леди. Все понимали, что, если постоянно думать только о ракетных обстрелах и о жертвах, — с ума сойдешь. Они варвары, а мы культурные. Мы истекаем кровью, а все-таки присутствуем на Франкфуртской книжной ярмарке. Дядя Пушкина, умирая, сказал: «Как скучны статьи Катенина!» Пушкин считал это непростительной мелочностью, а я считаю героизмом. Это великолепное презрение к смерти, которой не удастся отвлечь культурных людей от их культурной работы.

Пятнадцатого ноября Зеленский выступил по видеосвязи во время форума G20 на Бали. Там он впервые представил свои «десять пунктов» — условия мира в Украине, которые российский министр иностранных дел Лавров немедленно назвал нереалистичными; Россия в это время не прочь была и отползти, закрепившись на уже захваченных территориях, — но Зеленский продолжал наотрез отказываться от любых переговоров с Путиным и путинскими. Условия его были:

• радиационная и ядерная сохранность;

• продовольственная безопасность;

• энергетическая сохранность;

• освобождение всех пленных и депортированных;

• выполнение Устава ООН и восстановление территориальной целостности и мирового порядка;

• вывод русских войск и прекращение боевых действий;

• возвращение справедливости (под этим понимался суд над военными преступниками);

• противодействие экоциду;

• недопущение эскалации;

• фиксация окончания боевых действий.

Радиационная безопасность была вопросом номер один — Россия захватила Запорожскую АЭС. Путин продолжал пугать ядерным оружием, которое будет применено, если Россия окажется под угрозой; что она считает угрозой — утрату ли Крыма, вторжение ли на свою территорию — не уточнялось, но миру предлагалось замереть.

Зима 2022/23 годов оказалась в Украине — и в Европе в целом — сравнительно теплой: среднеевропейская температура оказалась на 1,2 градуса теплее климатической нормы. Ни заморозить Украину, ни добиться массовых протестов не удалось. Зимой и весной Россия тщетно пыталась взять Бахмут (главным образом силами частной военной компании Евгения Пригожина «Вагнер» под командованием Дмитрия Уткина). Бахмут был не столько взят, сколько полностью разрушен к концу мая 2023 года, Авдеевку взяли в полукольцо, но так и не захватили (из 35 тысяч жителей в городе осталось полторы, жилой фонд разрушен на 90 процентов).

О том, что Россия сменила тактику, заговорили многие военные эксперты. К весне 2023 года Россия контролировала 18 процентов украинской территории (против 27 — в марте 2022). Отказавшись от взятия новых территорий, еле удерживая захваченные, Россия стала непрерывно наращивать ракетные обстрелы: в Киеве количество воздушных тревог достигало десятка за ночь. Шестого июня произошло событие, которое, кажется, окончательно убедило симпатизантов России, что красных линий для нее не осталось: была разрушена Каховская ГЭС, и сорок тысяч человек на обоих берегах Днепра (14 городов и поселков) оказались в зоне затопления. Непосредственно перед взрывом — 30 мая 2023 года — Россия приняла постановление «временно не проводить на оккупированных территориях Украины техническое расследование аварий гидротехнических сооружений, произошедших вследствие военных действий, диверсий и террористических актов. Заодно было отменено применение части пунктов ФЗ «О безопасности гидротехнических сооружений». После этого можно сколько угодно утверждать, что плотину Каховской ГЭС разрушили украинские обстрелы — даже если бы все международные эксперты не сошлись на том, что ГЭС была подорвана, даже если бы ночной взрыв в 2.50 утра не был зафиксирован европейскими наблюдателями, это постановление само по себе указывает на виновников; дискуссии по этому вопросу среди специалистов не было. Немедленно Зеленский созвал экстренное совещание. К трем часам дня были эвакуированы с затопленных территорий — исключительно силами украинской армии — 1500 человек.

Обращение Владимира Зеленского в этот день было коротким и чрезвычайно мрачным — он вообще, несмотря на огромные бедствия, обрушившиеся на Украину, не утратил способности к сопереживанию и не выработал профессионального психологического барьера:

Тут следует сделать небольшое отступление: когда я читал подряд много репортажей, скажем Анны Политковской, меня смущало некоторое однообразие: чеченцы всегда были рыцарственные, солидарные, благородные, а федералы плохие. Мне бы не хотелось впадать в пропагандистскую однобокость и утверждать, что украинцы всегда вели себя безупречно, — хотя обезопасить себя от упреков в проплаченности, заказе, бандеровщине и т.д. мне никак не удастся: в России сейчас не то настроение, чтобы там могли объективно оценивать книгу про Зеленского. Да я и не претендую на объективность: в конце концов, Зеленский во главе Украины защищает мои ценности, мои представления о творческой интеллигенции, честь нашей корпорации — а это предполагает некую пристрастность с моей стороны. Никто не спорит, украинцы сами расследовали действия добробата «Торнадо», за пытки все они были приговорены к реальным срокам, украинские должностные лица многажды повторяли, что случаи издевательств над пленными или бессудных расстрелов будут расследованы — нет оснований в этом сомневаться, поскольку Украина в своем международном имидже заинтересована кровно. Но у России есть удивительное свойство переключать любую ситуацию в черно-белый регистр: она творит такое, что на этом фоне Украина начинает в глазах мира выглядеть святой, даже если прежде у кого-то оставались сомнения. Ситуация с Каховской ГЭС, когда украинские добровольцы спасали пострадавших, а русские регулярными обстрелами им мешали — как раз из таких, предельно однозначных.

Пожалуй, экологическая катастрофа в Олешках, спровоцированная Россией (и не только взрывом, но и самим вторжением, поставившим ГЭС под удар), — повод сформулировать наконец главную особенность России, ее, так сказать, специалитет: ее назначение — провоцировать крайне двусмысленные ситуации во внутренней политике, зато во внешней доводить все, к чему она прикасается, до полной этической однозначности.

Внутри России господствует этическая установка на абсолютный географический детерминизм: родину не выбирают, родина у нас одна, родина нам как мать (хотя и ведет себя как самая жестокая мачеха); ради родины можно преступить закон, не говоря уж о личном благополучии; родина выше истины. Родина на каждом шагу нарушает законы Божеские и человеческие, но она противостоит фашизму и оправдывает этим любые свои художества на протяжении предыдущих двухсот и последующих ста лет. Государство даже выше, чем родина (как писал один из рецензентов новейшего российского учебника истории работы того самого переговорщика Мединского сотоварищи, цель изучения истории — внушить молодежи, что у нее нет родины, кроме Государства Российского; ну, флаг в руки,). Российское государство плохо, но это единственная форма государства (учитывая нашу огромную территорию, промежуточное географическое положение и суровый климат), которая гарантирует нам наличие родины и ее функционирование; мы можем только так и никак иначе, любые изменения подрывают наш суверенитет, то есть право делать все, что мы хотим. Таким образом, любое действие, направленное на улучшение родины, автоматически приводит к ее погибели, и в силу этого Россия всегда скорбит по своим лучшим людям — и с фанатическим упорством уничтожает их, чтобы окончательно присвоить посмертно. В этом и заключается главная двусмысленность: любой освободитель есть по определению губитель, любой закрепоститель по определению благодетель, и потому Россия до сих пор не в силах сформулировать свое отношение к декабризму и Ленину, а также распроститься со Сталиным.

Во внешней политике Россия, напротив, демонстрирует великолепную способность обелять и облагораживать все, к чему прикасается. Афганские моджахеды были куда как неприятными ребятами, но на фоне российского вторжения стали выглядеть идейными борцами. Националисты вроде Джохара Дудаева едва ли несли Чечне благополучие, но на фоне русского ставленника Рамзана Кадырова Дудаев и Закаев почти ангелы, а Басаев народный герой. Виктор Ющенко был плохим президентом, в чем не сомневаются даже инициаторы Майдана-2004, но на фоне Януковича он благородный идеалист; даже Виктор Янукович, отказавшийся в 2014 году от силового подавления Майдана, на фоне Владимира Путина выглядит гуманистом, и именно поэтому Владимир Путин счел его слабаком и демонстративно устранился от всякого общения с ростовским беженцем. Поведение России на территориях, прилегающих к Каховской ГЭС, — захватить, чтобы затопить, — своего рода идеальная модель поведения России в этой войне, да и не только в этой: куда бы Россия ни приносила свой «русский мир», на захваченных ею территориях утверждаются «пытки на подвале», разорение и деградация. Так поступила она с Донецком, с Луганском, так уничтожила она Мариуполь, так захватила она часть Херсонской области. Последствия катастрофы могли быть куда значительнее — затоплены могли быть не 14 поселков, а сотни, хотя и сейчас последствия неочевидны — сколько рыбы погибло, сколько зверья, хотя на фоне гибели пяти десятков жителей, главным образом стариков, об этом и не думается. Но именно после этого затопления и привычно наглой лжи — дескать, все это хаймарсы, мы ни при чем, хотя гидрологи всего мира подробно обосновали невозможность уничтожить плотину любыми ракетными обстрелами, — в действиях России стал все отчетливее проступать не просто злодейский, а демонический план.

XV. Бахмут. Пригожин

Я не собираюсь здесь подробно рассказывать о Евгении Пригожине и о его так называемом мятеже — в конце концов, это книга не о нем и не о русско-украинской войне, а об одном переломе в украинской истории и о человеке, который стал лицом этого важнейшего этапа. Но Пригожин — как раз лицо России в этой войне, самый яркий ее персонаж (не тянущий, конечно, на героя): мы должны увидеть, кто от лица России тут воюет. Он погиб (если действительно погиб, что вроде как официально подтверждено, но кто же верит российскому официозу) ровно в момент окончательного редактирования этой главы — я обычно обращаю внимание на такие совпадения.

Опять-таки не будем вдаваться в подробности пригожинской биографии: о нем и так написано незаслуженно много. Остановимся на деятельности его частной военной компании на украинской территории, причем только с октября 2022 по июнь 2023 года, после чего «Вагнер» и «вагнеровцы» исчезли из Украины, вероятно, навсегда.

Гениальная догадка Ильфа и Петрова заключается в том, что Бендеру симметричен Корейко — великий комбинатор новой эпохи, не знающий ни сантиментов, ни самоиронии. Юмор ему не чужд, но это юмор бультерьера; рефлексии ноль — или, вернее, эта рефлексия заключается в чувстве мистического превосходства над всем прочим миром, чувства хищника даже не к травоядному, а к траве, к цветам — непонятно, на хрена вообще все это выросло. В зарабатывании денег и обману лохов Корейко если не талантливее, то уж точно успешнее Бендера — у него семь миллионов, а у Бендера в итоге один, да и тот отнимают; но есть нечто роднящее их: они оба авантюристы, только разных эпох. Бендера интересует красота комбинации — Корейко заточен на результат. Но любопытно, что оба рисковые ребята: нельзя сказать, что Корейко наслаждается риском, он вообще предпочитает жизнь тихую, — но комбинация, лучше бы со смертельным для противника результатом, доставляет ему некий адреналин. Это то немногое, что его еще забавляет и трогает: нельзя же вовсе без развлечений, Берлагой станешь.

Вот таким бультерьером с русской стороны был Пригожин. Определенная симметрия есть в двух капитанах, КВН и КГБ, мы уже об этом говорили; Залужный с уважением отзывается о Герасимове — и, наверное, хотя у Герасимова с моральной рефлексией и чувством правоты все обстоит довольно дурно, но он, по крайней мере, профессионал, и от его недооценки Залужный предостерегает серьезно. В этой партии двойником Арестовича — единственной фигурой, столь же преуспевшей в пиаре и обладающей неким авантюризмом, — выглядит Пригожин. Разумеется, Арестович — легкий игрок, интеллектуал, а Пригожин — убийца с психологией уголовника, то есть воплощение всего, что Арестович ненавидит; но они и есть антиподы, и отношения у них должны быть антагонистические. По крайней мере, Пригожин — единственная яркая фигура с русской стороны. Затмить его как в смысле мерзости, так и в смысле наглости не удавалось никому. Он единственный результат самоорганизации со стороны России, и да, у России вот такая самоорганизация.

Частная военная компания «Вагнер» была создана в 2015 году, она называлась сначала «Славянский корпус», но затем была переименована по позывному ее командира Дмитрия Уткина — «Вагнер». Мы уже упоминали о ней в главе «Вагнергейт». Собственник ЧВК Евгений Пригожин (1961–2023) — приближенный к Путину, которого использовали для наиболее грязных дел — от участия в войнах до ликвидации неугодных (одним из которых в конце концов оказался он сам). После гибели Пригожина, так и не подтвержденной, его часто называли самым талантливым представителем путинской элиты. Говорить о таланте в его случае сложно — даже как пиарщик и создатель фабрики троллей он действовал исключительно грубо и, так сказать, в лоб; но на фоне остальных, вообще не умеющих связать двух слов и чрезвычайно трусливых, он, по крайней мере, нагл, то есть демонстрирует определенные блатные добродетели. Роль Пригожина при Путине — я заговорил об этом задолго до 2022 года, сейчас это стало общим местом — больше всего похожа на роль Распутина, и тут тоже нет никакой мистики; мы уже упоминали, что, когда история становится чересчур наглядной, это говорит лишь о глупости наблюдателей, до которых иначе не достучишься. Российская история по своим циклическим повторениям и бросающимся в глаза совпадениям наглядна до такой степени, что Господь, ее главный автор, выглядит окончательно разочаровавшимся в аналитических способностях зрителей. Фигура Пригожина нам важна для того, чтобы представлять себе, отребью какого уровня вынужден противостоять Зеленский.

Аналогия с Распутиным основана на том, что в критические моменты отечественной истории, когда никакие представители народа по определению не могут проникнуть во власть, при дворе появляется нечто вроде официального представителя массы. Сам концепт «глубинный народ» введен в обиход Владиславом Сурковым и толком им не разъяснен, приходится расшифровывать нам. Глубинный он именно потому, что никак не представлен — ни в политике, ни в общественной жизни, разве что описан в культуре, потому что именно он и составляет лицо России, каким его видят соседи. Глубинность означает также темноту, зверство, глубокое падение etc. При Николае II таким глубинным народом были сектанты, выражавшие стремление масс к неформальной, неофициальной духовности; в постсоветской России таким народом стали зэки как самая активная и притом озверевшая часть населения. Зэками в путинской России становятся все, кто проявил экономическую инициативу, высказался против власти политически или попросту совершил преступление, но не экономическое или военное, а обычное преступление не в интересах власти, а по пьяни или по зверству. Тюремной психологией пропитано и пронизано все русское общество — отчасти потому, что все значительные люди сидели при Сталине, отчасти же потому, что вся структура российского социума, всегда закрытого и основанного на непрерывном насилии, ничем не отличается от сектантской или тюремной; в сущности, в России две формы самоорганизации — мафия или секта. В ЧВК «Вагнер» налицо все признаки тоталитарной секты. Пригожин получил полномочия на вербовку зэков в порядке мобилизации населения: убьют — хорошо, родине легче, а не убьют — можно выпускать, чтобы любимые дела — грабежи, изнасилования, реже убийства — можно было продолжать на свободе. Для решения внутренних проблем, то есть потенциального подавления любых мятежей, существуют подразделения Рамзана Кадырова либо выпущенные зэки Пригожина.

Проблема состоит в том, что Владимир Путин привык опираться на худших, а кадыровцы и пригожинцы, равно как их вожди, весьма ненадежные союзники. Идейных оснований воевать у них нет, о патриотизме в их случае говорить невозможно (тем более, что Кадыров является патриотом исключительно своего анклава), а значит, в случае любого личного риска они выберут свои, а не государственные интересы. По идейным мотивам в России служит либо интеллигенция, либо фанатики вроде Гиркина-Стрелкова; интеллигенты родине не нужны — от них она благополучно избавилась, ликвидировала, можно сказать, как класс; с фанатиками расправляется ничуть не лучше — Гиркин-Стрелков давно ходил под дамокловым мечом, в результате был обвинен в экстремистских призывах и посажен. Он, правда, не теряет надежды побороться за президентский пост, и при известных условиях у него есть шансы, ибо Россия находится в негативном тренде и вряд ли сможет его переломить.

Пригожин вербовал заключенных не для войны, конечно. Он мечтал о личной армии, как всякий олигарх, и зэки были для него таким же расходным материалом, как для Путина — поверхностный народ (антоним глубинного, то есть народ официальный). Претендовал ли он на захват власти? Возможно, но и вообще в эпоху смуты полезно иметь под рукой личный вооруженный отряд: для охраны, для подавления недовольных, для борьбы с соседями, если Россия вдруг все-таки распадется... Армия Пригожина прошла обкатку в Сирии, где Путин пытался набрать геополитический вес, и в Украине, где продемонстрировала полное, как и ожидалось, отсутствие мотивации. Вообще парадокс войны в том, что одного зверства недостаточно: нужна обучаемость, хитрость, солидарность. Пригожина же в его войсках, вопреки его легенде, отнюдь не боготворили. Наивная попытка создать миф о народном любимце была рассчитана на пугливых недобитков, называющих себя интеллигентами. В Украине же отношение к пригожинской армии было изначально презрительным.

Пригожинские воевали главным образом под Бахмутом, 70-тысячном в мирное время шахтерским городом в 80 километрах от Донецка. «На войне некая, подчас далеко не самая стратегически важная точка становится местом приложения максимальных усилий сторон и ареной легендарных битв, — говорил израильский военный аналитик Давид Шарп в беседе с „Новой газетой. Европа“. — Так было в Вердене в Первую мировую войну или в Сталинграде во Вторую мировую. Если бы немцы сумели пройти остававшиеся до Волги сотни метров, это бы ничего не изменило». Морально, положим, изменило бы, но класть столько жизней в Сталинграде — «За Волгой для нас земли нет» — было в самом деле не военной, а идеологической необходимостью: город Сталина, Царицын, ни шагу назад! Бахмут такого идеологического значения не имел — тут Пригожин уперся из-за собственных понтов; город брали обычным русским способом, особенно характерным для этой войны, то есть разрушая до основания. Зеленский посетил город 20 декабря 2022 года, вручив награды его защитникам — видимо, не потому, что Бахмут имел стратегическое значение, а потому, что ему захотелось бросить вызов русским, регулярно заявляющим о его взятии (таких заявлений было с октября по март не меньше десятка).

Зеленский вообще часто выезжает на фронт: только за лето 2023 года побывал на линии Угледар — Марьинка, где поздравлял военнослужащих с днем морской пехоты, в Бахмуте в день специальных операций, был под Донецком в 700 метрах от противника, на мелитопольском направлении, где награждал бойцов Третьей бригады оперативного назначения... Он посещает передовую не реже двух раз в месяц; в российской зет-прессе (а она находится в преобладающем большинстве) это регулярно осмеивается как пиар, а если б он не ездил — значит, трусливо отсиживался бы в тылу. На эти взвизги давно не реагируют даже в России, потому что бункерная война Путина давно осмеивается даже наиболее рьяными пропагандистами; разумеется, поездки Зеленского на фронт решают главным образом моральную, а не военную задачу (впрочем, грань между ними тонка). Король- нарратор обязан создавать нарратив и говорить своим бойцам, как он ими горд. Наверное, в разговорах Зеленского с бойцами за это время сильно убавилось юмора и прибавилось пафоса — потому что на втором году войны он вообще не шутит, «легкость ушла», как говорит Олена Зеленская.

Пригожин все это время повторял, что задача «Вагнера» не взятие Бахмута (который брали пять месяцев и уничтожили), а перемалывание украинской армии. Свою перемалывать не жалко — еще навербуют. По одним только заниженным официальным данным в Бахмуте с конца февраля до конца марта погибло 2504 человека, а всего с мая 2022 по февраль 2023-го в Бахмуте убиты и ранены больше 70 тысяч россиян, по данным «Медиазоны». Пригожин — то ли фрондируя, то ли создавая себе имидж достойного солдата, с уважением отзывающегося о противнике, — говорил, что сопротивление украинцев не имеет аналога в последнем столетии; то есть Сталинградская битва уступала бахмутской. «Пригожин-Бахмутский!» — одышливо восторгался престарелый бард российского генштаба Александр Проханов. К маю Пригожин в очередной раз заявил, что Бахмут полностью под контролем вагнеровцев и что они могут уйти, уступив место регулярным частям. О том, каков был реальный вклад вагнеровцев в разрушение и взятие Бахмута, мы, вероятно, никогда уже ничего не узнаем, но количественно они составлял не более четверти воевавших там россиян; правда, три четверти были только что мобилизованные, рядовые-необученные.

Во время бахмутских боев Пригожин регулярно шантажировал и оскорблял армейское начальство. Знаменитая фраза «Шойгу, Герасимов, где снаряды?!» была сказана именно тогда. Пригожин кричал в своих роликах, что, если ему немедленно не дадут оружия в требуемом количестве, он уведет своих людей и оголит фронт. Видимо, именно тогда Путин задумался о ликвидации ЧВК (вдобавок не прописанных в российском законодательстве и официально не существующих). Армейское подразделение, которое не подчиняется командованию и оголяет фронт, когда сочтет нужным, добавляет изрядную толику абсурда в ход и без того не слишком осмысленной войны. Начальству захотелось единоначалия. Любопытно, что Зеленский ни разу не удостоил вагнеровцев прицельного высказывания. Для него это подразделение, громче прочих рассказывавшее о своих зверствах, упоминания попросту не стоило, даже во дни вагнеровского мятежа, показавшего всему миру полную неготовность армии защищать Путина. Зеленский, конечно, не чистоплюй и воспитывался не в элитной школе — квартал-95 Кривого Рога был местом беспокойным, где выковываются довольно крепкие характеры; и все-таки, если уж говорить о психологическом портрете Зеленского, есть вещи, от которых он отдергивается. Одно дело — полукриминальные нравы криворожского двора, и совсем другое — штрафбаты, восставшие из ада (а российская зона и есть ад, и в такой же ад она превращает все, к чему прикасается). Всякий раз, когда Зеленскому приходилось высказываться о «Вагнере» или отвечать на вопросы о нем, видно было, как его передергивает, как он злится и брезгует, как все в нем отрицает этот мерзкий тип блатного патриотизма и беспредел на всех уровнях. Впрочем, он не делал принципиальных различий между хозяином ЧВК и России — российская власть для него так же нелигитимна, как и частная военная компания. Если говорить, как Зеленский менялся во время войны, приходится заметить три стадии, через которые он прошел: недоверие — ненависть — брезгливость. И, следуя за своим королем-нарратором, эти же стадии проходила Украина.

У Зеленского с Пригожиным своя история отношений. Во-первых, осенью 2019 года случился Вагнергейт, то есть операция «Авеню», уже здесь упоминавшаяся. Это история мутная, как мутно все, что связано с Пригожиным. Во- вторых, еще более мутный случай — убийство кувалдой вагнеровца Евгения Нужина, но в этой ситуации уже буквально каждое утверждение следует ставить под вопрос. Неудивительно, поскольку сама гибель Евгения Пригожина никем надежно не подтверждена, похороны засекречены, а ролики с воскрешением плодятся с грибной скоростью. Первоначальная версия такова: в ночь на 13 ноября 2022 года в Сеть сливается видео, на котором человека, назвавшегося Евгением Нужиным, убивают кувалдой. Перед этим Нужин говорит на камеру, что отправился на фронт с целью перейти на сторону Украины и воевать с русскими. На улице Киева он был похищен и доставлен в подвал, где над ним будет учинен самосуд. После чего его бьют кувалдой по голове — неясно, убийство это или постановка.

Установлено, что Нужин родился в Казахстане в 1967 году, служил во внутренних войсках, получил 24 года за убийство (и нанесение телесных повреждений еще одной жертве), сменил несколько тюрем и колоний, в тюрьме пользовался телефоном и выходил в соцсети. В июле 2022 года в рязанской колонии был завербован Пригожиным, но почти сразу сдался в плен, сказав в интервью украинским журналистам, что осуждал вторжение. (При этом аннексию Крыма он в соцсетях поддерживал и регулярно постил российскую патриотическую символику, а после вторжения одобрил и его.) В интервью он рассказал, что вагнеровцев используют как пушечное мясо, что в группе господствуют зверские нравы и предателей без суда «обнуляют», то есть расстреливают. Как он попал обратно к вагнеровцам — неизвестно, некие источники рассказывали журналистам, что вагнеровцы его выкрали прямо из Киева, но главная версия была — что его выдали России по обмену. Эта версия была направлена явно против Зеленского, поскольку он многократно, лично и публично давал российским пленным гарантии безопасности. Для оправдания такого его поступка распустили слух (мне его пересказывал добрый десяток коллег), будто вагнеровцы предлагали за одного Нужина пятьдесят украинских пленных, которых в случае несогласия грозили расстрелять. То есть Нужин был им очень нужен — созвучие явно неслучайное, если всю эту историю, включая службу Нужина у вагнеровцев и попадание его в плен, считать вымыслом.

Если Зеленский якобы согласился отдать Нужина за пятьдесят или сколько их там было украинских пленных, спасая их жизни, вопросов к нему не возникает, но вся история отдавала дурной литературщиной, пригожинской графоманией (как большинство зет-патриотов, он страдал ею в тяжелой форме — курировал сценарий агитационного фильма «Солнцепек», уделял особое внимание функционированию собственных СМИ, даже опубликовал детскую книгу «Индрагузик» — «Индрагузик», Карл! Ничего нет страшней несостоявшихся творческих людей, и лютой ненавистью ненавидят они состоявшихся... Журналисты направили Зеленскому запрос: действительно ли он выдает русских пленных против их воли? Ответа не было, и подозреваю, что Зеленский был вовсе не в курсе этой истории, и сам факт существования Нужина стал ему известен лишь из этого запроса. Дмитрий Песков на просьбу о комментарии сказал: это не наше дело. О том, что вагнеровцы и их патрон получили право на расправу и власть утратила монополию на насилие, заговорили решительно все. Тело Нужина не было выдано родным — якобы, как объясняли они сами, потому, что выдавший автоматически признается в убийстве. Было ли убийство, выкрадывали ли Нужина, собирался ли он с самого начала перебегать к украинцам или вся легенда запущена с целью скомпрометировать Зеленского — никто теперь не скажет. Но беспределом ведь и называется та ситуация, где нет фактических и логических пределов, где возможно буквально все! Как говорит Марья Васильевна Розанова, у кремлевских старцев, по крайней мере, были берега, и они не находили особого наслаждения в том, чтобы быть плохими, нарочито плохими, хуже всех... Теперь, когда нет уже и самого Пригожина (опять-таки ставим знак вопроса), иначе воспринимаются слова Зеленского о его авиакатастрофе: «Это не наше дело».

Ровно так же отозвался Зеленский на пресловутый мятеж Пригожина 24 июня 2023 года — главное событие на российском человеческом и историческом безрыбье. Был ли это мятеж — вообще неясно: сам Пригожин заявлял, что «психанул». Он обиделся, что заслуги его группы в Бахмуте недооценивают, что заставляют его анархистов присягать Шойгу, что собственный его статус непонятен, ну и якобы пошел на столицу «маршем справедливости», причем дошел почти до Тулы, но там почему-то развернулся. Была версия, что он шел свергать Путина. Была — что шел смещать с должности Шойгу. Была — что это был его способ удрать с фронта перед успешным контрнаступлением, которое проводит Сырский. Все эти версии равноправны, ни одна не убедительна, а главным символом несостоявшегося мятежа стал танк, застрявший в воротах ростовского цирка. Зеленский сделал по этому поводу краткое русскоязычное заявление:

Реакция Зеленского на Пригожина — полное, беспримесное отчуждение. Он не понимает и не хочет понимать, что это такое. Это какая-то другая форма жизни. И он бы век о ней не знал, если бы эта форма жизни не перехлестнулась за пределы своей лабораторной емкости и не пошла захватывать живое человеческое пространство. Трудно представить себе что-то более типичное для нынешней России, чем Пригожин, и что-то более наглядное, чем его способы ведения войны. Все это следствие чудовищного упадка нравов в путинской России.

И самое ужасное, что кто-то должен со всем этим что-то делать.

И что этим кем-то должен быть Зеленский.

Правильно сказал о нем Пригожин своей пресс-службе в ноябре 2022 года: «Хотя в данный момент он является президентом страны, враждебной России, Зеленский — сильный, уверенный, прагматичный и приятный парень».

И то сказать, другой давно бы с вами такими с ума сошел.

XVI. Контрнаступление

О том, что контрнаступление Украины начнется в конце весны или в первую неделю лета, говорили все: и в России, и в Украине, и на Западе. Оно выглядело неизбежным, его поторапливали все, и это больше всего напоминало постоянные требования к Кутузову — пора дать генеральное сражение, сколько можно! Он вынужден был дать это сражение и все равно оставить Москву, но принято считать, что в Бородино на французов «была наложена рука сильнейшего духом противника». Контрнаступление необходимо было для доказательства боеспособности ВСУ и качества поставленного оружия, для поднятия морального духа и попросту по законам драматургии, которая в этой войне — так получилось — значит больше, чем военная теория. И это контрнаступление по определению не могло быть триумфальным, потому что Украина получила гораздо меньше оружия, чем просила, и оружие это было не тем, о котором она просила.

14 июля Washington Post опубликовал изложение разговора своих корреспондентов Константина Хлудова, Сергея Моргунова и Карины Храбчук с Валерием Залужным: «Проведение контрнаступления с целью вернуть эту территорию, победить Россию и минимизировать потери Украины требует ресурсов, которых все еще не хватает. Западные чиновники заявили, что у Украины достаточно средств для успеха, но Залужный резко критиковал своих коллег, которые утверждали, что Киеву не нужны F-16. Их собственные военные никогда бы не стали так сражаться. А западные союзники, ссылаясь на опасения эскалации войны с Россией, поставили условие в отношении ракет большей дальности и другой техники, которую они до сих пор предоставили: они не могут быть использованы для нанесения ударов по российской земле. Поэтому, по словам Залужного, он использует оружие украинского производства для частых ударов через границу, которую Киев официально никогда не признает своей».

За две недели до этого Залужный говорил Изабель Хуршудян:

20 августа Зеленский сообщил, что Украина получит от Нидерландов 42 F-16. Он сфотографировался на фоне этих истребителей с нидерландским премьером Марком Рютте. Как положено королю-нарратору, в Дании Зеленский позировал в кабине истребителя вместе с женой. Это вызвало в России предсказуемую истерику: недемократичные власти Дании почти никому, кроме датских журналистов, не дали задать вопросы! Премьер Дании Метте Фредериксен вошла в кабину истребителя босиком! Половина переданных Украине истребителей никуда не годится! Все это сопровождалось рефреном: украинский клоун позирует перед фотографами! (А русский клоун в это время забывает, на какой руке у него часы).

Но несмотря на передачу истребителей и обещание передать дальнобойную артиллерию, контрнаступление, как и предупреждал Залужный, идет медленно и будет не последним. Украине приходится прогрызать три линии российской обороны. И хотя Залужный утверждает, что продвигается вперед ежедневно, пусть иногда на пятьсот метров — темпы этого наступления не устраивают ни его самого, ни Запад. 25 августа Залужный участвует во встрече с НАТОвским генералитетом на польской границе. Регулярно собирается Rammstein — международная группа помощи Украине, получившая название не по коллективу Тилля Линдеманна, но по авиабазе, где 26 апреля 2022 года эта команда собралась впервые. Она съезжается ежемесячно, разочарования не испытывает и постоянно подчеркивает готовность поддерживать Украину до конца военных действий.

XVII. ВЗ-2

XVIII. Зе, мля!

Рассказывать об этой войне можно тремя способами. Можно говорить о страданиях мирного населения, о героических волонтерах, о безупречной солидарности, сплотившей население; конечно, нашлись бы факты, дезавуирующие эту версию. Рассказали бы и о хищничестве, и об эгоизме, и о непобедимой коррупции, которую я демагогически оправдываю, а между тем, пишет мне постоянный читатель, именно из-за коррупции и разворовывания лекарств в Украине невозможно зуб починить под наркозом! На каждый тезис о сплоченности и вдохновении украинского населения находится антитезис о хищничестве и о том, как война испортила нравы; на каждый рассказ о том, как дети плетут сети, найдется история о бородатых мускулистых парнях, сбежавших от мобилизации и наводнивших Европу. Но можно по крайней мере на многих страницах повествовать о разрушенных домах, о разделенных семьях, о жертвах войны в первую очередь — потому что армия России бьет по мирным городам чаще, чем по военным объектам. Многие такие истории здесь упомянуты, а всего в Украине документировано около четырехсот тысяч военных преступлений широчайшего спектра, от убийств или изнасилований мирных граждан до мародерства. Современная война подробно фиксируется. Один из лидеров своего поколения режиссер Илья Хржановский — создатель грандиозного проекта ДАУ, а впоследствии художественный руководитель музея Бабьего Яра — говорил мне, водя по огромному зеркалу главной инсталляции этого музея, о проекте полной объемной хроники Второй Мировой войны: «Сейчас у нас есть новые способы реконструкции, так сказать, всего массива данных — всего события в абсолютной полноте. Есть показания всех свидетелей, с помощью компьютера можно до миллиметра установить все точки, где происходили расстрелы, по положениям теней на фото — время до секунды... Практически все события ХХ века исчерпывающе документированы. Так что мы вступаем во время установления полной правды о том, как все было; правды абсолютно объективной, не интерпретированной историками. Нас ждет откровение невероятной силы, то есть мы, например, действительно узнаем всю правду о войне. Для многих она будет шоком. Форензика — она же компьютерная криминалистика — сегодня главный инструмент в раскрытии преступлений; пришло время применять ее к преступлениям военным. У нас воедино сведены миллионы документов, которые будут храниться и анализироваться здесь, в главном корпусе музея в виде огромного кургана, в куполе площадью девять тысяч квадратных метров. И вот когда будет написана такая история войны — потребность в идеологических интерпретациях отпадет вообще».

Кроме того, как справедливо замечает Олена Зеленская, украинцы — и лично она — не хотят видеть себя жертвами, никому не жалуются. Перед ними стоит исключительно сложная задача — так просить Запад о помощи, точней, провоцировать его на эту помощь, чтобы не унижаться. Это положение невыносимое, и надо быть Зеленским, чтобы из него выпутываться, не попадая в положение просителя и одновременно избегая упреков в неблагодарности.

Рассказ об этой войне для Украины — не рассказ о страданиях, хотя память о жертвах будет священна всегда; это рассказ о том, как стремительно восстанавливали после разрушений энергосеть и боевую технику, как выкручивались из безвыходных положений в условиях почти полного отсутствия средств и вооружений, как учились превосходить врага решимостью и хитростью, как поколение менеджеров и постиндустриалов вынужденно привыкало партизанить и стрелять, и как у них, якобы изнеженных и ленивых, получилось все это. Оказалось, что изнежены и ленивы они там, где не надо работать, а в Украине, реально строившей новое общество — надо было; эти люди оказались и на войне довольно крепкими профи. О своем боевом опыте напишут они сами. Это те, о ком Зеленский сказал: «Молодые, красивые, сильные — свободные люди, выросшие в свободной стране; та Украина, в которую я верю». Можно было сосредоточиться на зверствах оккупантов, на хаосе и беззаконии, которые приносит с собой «русский мир». Тогда Украина Зеленского стала бы видна по контрасту, потому что здесь тоже неисчерпаемые запасы жутких и гротескных историй.

Кстати, «Вечерний квартал» продолжает выходить, и они там грубо, яростно острят насчет этого русского мира. Дивный есть эпизод, когда над российским окопом зависает дрон — и Боклан, изображающий российского мобика, говорит:

— Пора молиться!

— А ты молитвы знаешь? — спрашивает Казанин.

— Знаю! Мы русские, е... твою мать, б...дь, с нами Бог!

Это очень точное изображение русского религиозного мировоззрения, записанное с помощью самых сакральных формул современного русского языка. Таких диалогов, из которых состоит великий и ужасный фильм Сергея Лозницы «Донбасс» — художественное кино по мотивам документальных историй, выложенных в сеть сторонниками «русского мира» — можно было бы набрать не на один том, и это тоже найдется кому сделать.

Меня интересовали люди, на которых поставил и опирается Зеленский; люди его поколения и, пожалуй, его склада. Зе-люди, в отличие от z-людей, которых в изобилии породила путинская эпоха.

Z-люди убивают своих и чужих от отчаяния, потому что у них опять ничего не вышло — ни в мировом масштабе, ни даже в масштабах страны, где их боятся, но презирают, потому что будущее они ненавидят и переселяться в него не хотят, потому что блистать, да и то гнилостным светом, способны они только во мраке путинского времени, и единственным способом избежать разоблачения для них становится бесконечное продление этой жалкой эпохи.

Напротив, Зе-люди — поколение тридцати- сорокалетних, главным для которых является незаломность — термин, весьма приблизительно переводимый как несгибаемость. Незаломность даже важнее незалежности. Зе-поколение — это люди, для которых понт дороже денег, чтобы не употреблять патетической формулы «Честь дороже жизни». Они будут жить свободно, открыто, весело и непринужденно в истинном смысле слова: никто их ни к чему принуждать не будет. Все лучшие и худшие черты национального характера развиты в них гармонично, и ни Востоку, ни Западу они кланяться не будут. Они его главный резерв, его золотой фонд, первый отряд его обновления. Они очень многое умеют, очень твердо стоят на ногах, профессиональны в своей сфере и не лезут в чужую. Они стремительно обучаемы. Они никогда ничего не прощают и умеют помнить добро. Они серьезны.

Рассказывать о Зеленском — значит рассказывать о них.

Из них, как из всего на свете, может ничего не получиться, они могут раствориться в новых вялых поколениях или не найти себя в мирной жизни, сойти с ума от посттравматического синдрома, уехать в Европу и потеряться там. Но со всяким военным поколением так уже бывало: далеко не все ветераны могли вписаться в новый мир, который они защитили, а построить и обустроить его уже не хватило сил. Они уже сделали самое важное — оправдали свою генерацию, которой выпал величайший слом века. Они не вымерли во время пандемии, не сломались во время войны и не расслабились после ее окончания. Это про них, а не про всех, увы, сказано: то, что меня не убивает, делает меня сильнее.

Гомеостазис швыряет в топку войны каждое поколение подлинного, состоявшегося модерна, лишь бы будущее не наступило. Это поколение украинцев подлинно не горело в огне, не тонуло в наводнениях, а медные трубы ему совершенно безразличны. Они первые модернисты, у которых появился шанс выжить и установить-таки новые правила — построить мир, в котором познание интересней грабежа, а солидарность выше доминирования. Это то, что роднит Зеленского и его героя Голобородько. Это люди, чьим президентом Зеленский в конце концов оказался, потому что быть президентом прежней Украины ему стало неинтересно.

XIX. Обращения. Наблюдения над риторикой

У слова «обращение» два смысла — речь для конкретного адресата и превращение, оборотничество. Речи Зеленского — цепочка превращений. Он сам редактирует их, а иногда пишет с начала до конца. При этом спичрайтеры у него качественные со времен «Квартала». Рассмотрим его риторику и ее динамику.

Зеленский говорит много, обращается к украинцам и мировому сообществу почти ежедневно, честно отрабатывая главную функцию короля-нарратора — рассказывать, как и что. Перечислим его основные риторические приемы на материале обращений последнего года, сделаем это максимально нейтрально, поскольку ораторские приемы могут и должны быть спекулятивны: у Зеленского есть конкретная задача — привлечь на свою сторону как можно больше лидеров, денег и рядовых сочувствующих, а заодно поддержать в украинцах дух готовности ко всему и на все. В любви и на войне, сказал Джон Лилли и повторяют все, кому не лень, бесчестных приемов не бывает; в каком-то смысле все они спекулятивны, но деваться некуда.

1. Зеленский любит подчеркивать, что Украина решает проблемы всего мира, что российская агрессия — не только украинская беда, что Украина защищает от непредсказуемого агрессора, вооруженного ядерными ракетами, всех жен и мужей, детей и стариков. Россия, напротив, настаивает на локализации дискурса, тоже прием очень старый (и довольно грязный): оставьте, это спор славян между собою и т.д. «Выпивайте и закусывайте, папаша, пусть вас не волнует этих глупостей». Зеленский и его команда преуспели в популяризации главного нарратива: это никак не спор славян, это передний край борьбы мировой архаики с мировым же модерном. «Любая война — это всеобщий мировой вызов, это угроза миру, а не страдание только того, против кого эта агрессия» (Обращение к ассоциации американских государств 22 июня 2023).

Больше того: Зеленский умудряется представить будущее восстановление Украины — как опять-таки глобальную задачу. В этом будет финансово участвовать вся Европа. («И, конечно, я благодарю Швейцарию, Германию, Францию, Италию — каждую страну, где мы согласовывали ключевые принципы по восстановлению»). Украина обещает превратиться в общеевропейскую, а то и всемирную стройку, поработать на которой — из соображения материальной выгоды, интереса, престижа — поедет молодежь всей планеты. Украина имеет шанс впервые в мире, опять-таки при интеллектуальном и финансовом участии всего мира, построить коллективную утопию, идеальное государство. России было трудней — ей пришлось себя разрушить «до основанья, а затем» (и разрушила она, как всегда, далеко не все — все самое отвратительное, и прежде всего тайная полиция, осталось в неприкосновенности). Зеленский не устает прельщать украинского и всемирного слушателя этими картинами европейской утопии, потому что разрушительную часть работы сделала Россия. Украина — хотя бы и против собственной воли — многое обречена начинать с нуля, но ведь в мире очень сильна усталость от неразрешимых конфликтов и кризисов. Разрушенная Украина — идеальная строительная площадка. Все мы помним фразу Эмерсона «Каждая стена — дверь». Из риторики Зеленского (вынужденной — но как еще примириться со зрелищем разрушенной страны?) мы можем усвоить: каждая руина — стройплощадка. «Ключевой украинский принцип — простой и справедливый, а именно: ни одной руины в Украине не останется. Все отстроим, все восстановим, и уже точно знаем, какие шаги, в каком тайминге и какими силами нужно предпринять».

Зеленский не устает напоминать миру, что всем нам предстоит строить коллективную утопию, к созиданию которой будут допущены решительно все, даже русские, доказавшие свою антивоенную позицию. С чем бы в литературе это сравнить? Это будет — а так и будет! — что-то вроде коллективной стройки аквалидного завода в повести Шефнера «Девушка у обрыва»:

Россия всегда обеспечивала мир великими утопиями. Но кто бы мог подумать, что в XXI веке это будет вот так?!

1. Эту мысль Зеленский повторяет в каждой речи, адресованной мировому сообществу, и в каждой третьей речи, адресованной украинцам: «Украина точно сможет защитить Европу от любых российских сил, и неважно, кто ими командует. Мы защитим. Безопасность восточного фланга Европы держится только на нашей обороне» (24 июня 2023, день пригожинского мятежа). Без нас рухнет мир — эту мысль Зеленский успешно и с полным основанием внедряет в умы сограждан и союзников. Украина — не просто часть Европы, она ее лидер и витрина: «Именно здесь, в Украине, мир будет видеть, на что способна Европа. Здесь, у нас, в Украине, будет максимум Европы в Европе, максимум возможного из того, на что способны европейские ценности, на что способно европейское и глобальное сотрудничество». Вот уж подлинно — Зеленский сумел превратить войну в мощный толчок для европеизации Украины: единственный шанс представить катастрофу как глобальную встряску и стимул для Европы. Из потенциального слабого звена в семье Европы Украина превратилась — по крайней мере в изображении Зеленского — в главный символ европейских ценностей. «Что значит быть проукраинским? Это быть проевропейским. Вы сегодня в Европе, вы являетесь неотъемлемой частью Европы — спокойной, цивилизованной».

2. Перенос центра тяжести на личность Путина. Это прием, казалось бы, спорный, поскольку даже в России, с ее несколько ублюдочным культом личности (какова личность, таков и культ), догадываются: дело не в Путине. Но задача всякого лидера — представить задачу разрешимой. Можно ли перевоспитать российское население или переформатировать российскую империю — пока непонятно, а вот убрать Путина — задача вполне решаемая, и даже если с ней не сладят украинская армия или российская оппозиция, рано или поздно она решится ходом вещей. «Чем дольше будет этот человек в Кремле, тем больше будет катастроф». (Это верно, но если убрать этого человека из Кремля? Хуже точно не будет, но быстрых улучшений тоже ждать не приходится: ядерное дикое поле ничем не предпочтительнее ядерной державы

Замечание издателя: Поставить это под контроль не так сложно, но Путину выгоден миф о диком поле после него. Автор: согласен, но миф этот крайне убедителен: кинодраматурги Луцик и Саморядов, главные пророки конца девяностых, изображали именно такой мир. После разрушения всех институтов и отказа всех тормозов, внешних и внутренних, мне видится он. Лучше ли он, чем диктатура? Подозреваю, они несравнимы, как злодей и труп злодея.

1. Создание новых инфоповодов, насыщенной позитивной повестки. Президент воюющей страны в принципе не может пожаловаться на скуку, но есть однообразие катастрофы — эпидемии, чумы, войны; великая скука конца света. В такое время находить радостные или хотя бы обнадеживающие новости — отдельная задача, с которой спичрайтеры Зеленского справляются профессионально. Это может быть выпуск офицеров из шести военных вузов (23 июня 2023), новые масштабные поставки вооружений, новые обещания насчет сближения с НАТО — Зеленский, как правило, начинает обращение с того, что день был большим и трудным, но тут же переходит к утешительным новостям: мы продвинулись на нескольких направлениях, России пообещали новые санкции, Украина добилась новых успехов в организации Глобального форума... Этот Глобальный форум, на котором мировое сообщество должно решить судьбу России и определить блоковый статус Украины, стал таким же общенациональным проектом, как контрнаступление. Само упоминание Глобального форума ласкает слух, ибо он воспринимается почти как Нюрнбергский трибунал. Он окончательно подтвердит, что повестку для мирового сообщества формулирует сегодня не ООН, а Украина. И это так, нравится это остальным или нет; Глобальный форум, если он состоится, всего лишь зафиксирует этот статус.

2. Постоянное — и очень актерское — подчеркивание глобальности, масштабности зрелища, которое разворачивается перед нашими глазами. Отсюда повторяемое Зеленским буквально с первого дня президентства: «Глаза мира устремлены на нас», «Весь мир смотрит на нас», «На глазах всего мира разворачивается глобальная драма» и т.д. Возразить тут нечего: единственный позитивный момент происходящего — значительность трагической эпохи.

Реплика издателя: эпоха всегда значительна. Автор: вот уж нет. Хоть ты тресни, но нулевые не были значительны. Они были во всех отношениях нулевыми.

Ну и зрелищность ее, как ни ужасно это звучит. Мы участники мировой мистерии, а не обыватели. Нас призвали всеблагие, как собеседников, на пир. Не только Украина — весь мир участвует в очередной (и, возможно, финальной) битве добра со злом. Это опасно. Но нам очень интересно.

1. Конкретика. Практически в каждом обращении по внутренней повестке и во многих выступлениях для международного зрителя Зеленский называет имена конкретных офицеров, и не высшего командного состава, а лейтенантов, старших матросов, рядовых — участников войны, которых он не упускает случая наградить лично. Это не пропаганда героического сопротивления и тем более не типичный для России призыв сейчас, немедленно, отдать жизнь за Родину. Некрофилии российской пропаганды в Украине нет и близко, это российские пропагандисты предпочитают рассказывать о героических смертях, поскольку идеальный гражданин — мертвый гражданин, его и кормить не надо. Зеленский в каждом ежедневном обращении предпочитает прославить хоть одного живого. И такое упоминание — стимул более надежный и сильный, чем любая боевая награда, не говоря уж о деньгах.

«Почти каждый вечер в таких обращениях я благодарю наших воинов — конкретные подразделения, конкретные бригады, которые отличились больше всего на передовой или в защите нашего неба за сутки или за неделю.

А сегодня — более персональная благодарность, конкретным воинам.

Должны помнить все, что наша оборона, наши активные действия и независимость Украины — это не что-то абстрактное. Это очень конкретные люди, конкретные действия конкретных героев, благодаря которым Украина есть и Украина будет. Тысячи и тысячи самых крепких, самых храбрых, самых метких наших людей...

Таких, как солдат Ярослав Кан, наш воин-десантник. Воевал в самых горячих точках фронта. Белогоровка, оборона Лисичанска, оборона Соледара. Бои за Сватово, Кременную, Бахмут... Четыре ранения! Сейчас проходит лечение, восстанавливается. И готов снова возвращаться на фронт. Это чрезвычайная сила человека! Спасибо, Ярослав!» (3 июня 2023).

1. Ритм. В полном соответствии с обстоятельствами, в которых произносится и о которых рассказывает речь Зеленского, меняется синтаксис. После разрушения плотины Каховской ГЭС, когда под водой оказались больше сотни городов и поселков, речь Зеленского стала отрывистой, рубленой: «Ситуация с питьевой водой в наших городах и общинах. Решения есть, ресурсы есть, деньги есть. Сделаем все, чтобы обеспечить людей питьевой водой, несмотря на эту катастрофу. Может быть дискомфорт, но мы все сделаем. Кривой Рог, Марганец, Никополь, Покров и другие общины — говорили об этом. Ситуация с инфраструктурой, природным ущербом. Ущерб от российского теракта очень значительный, это всем понятно. Но должно быть понятно и то, что нет альтернатив, кроме максимального восстановления. Возможно, Россия останется опустошенной после Путина, но не Украина. И еще одно. Обязательно. Безопасность. Постоянно в коммуникации с нашими военными. Командующие — «Хортица», «Таврия», все, кто задействован на наиболее горячих направлениях. Донетчина — очень жесткие бои. Но есть результат, и я благодарен всем, кто обеспечивает этот результат! Бахмут — молодцы. Шаг за шагом. Спасибо каждому нашему воину! Но озвучивать — не сегодня».

2. Формирование для Украины положительного контекста, сугубо позитивных ассоциаций. Украина — зерно, продовольственная безопасность для всего мира; Украина — солидарность; Украина — забота о детях. Первые ассоциации с Украиной в мировом сознании — участие в зерновой программе, спаянность нации, готовность защищать мир и превратиться в буфер между Россией и Западом. Надо заметить, что при могучей помощи России Зеленскому удалось наконец разрушить наиболее устойчивую в мировом сознании ассоциацию с Украиной: коррупция. Но Украина предельно открыта для внешнего мониторинга, и есть вещи посерьезней кумовства и воровства. Героизм защитников Украины и остроумие ее президента, любимца журналистов и дипломатов всего мира, совершенно вытеснили из мирового сознания украинскую олигархию, украинскую вульгарность и украинский национализм, который далеко не всем нравится, например, в Израиле и Польше. Зеленский вообще всегда настаивал на том, что коррупция — проблема всемирная, никакого эксклюзивного украинского воровства не существует. Теперь — вне зависимости от его действительного размаха — оно так же не упоминается в приличном обществе, как врожденный физический недостаток. То есть это присутствует, но тыкать этим в нос...

3. Личные детали, приметы собственной биографии, дозированные, но регулярные упоминания о быте собственной семьи. «Иногда здесь, в моем кабинете, бывает мой сын (Кирилл, 10 лет — Д. Б.). Иногда, тем не менее... И больше всего его здесь интересуют вот эти шевроны. Их мне передают военные, волонтеры, родные наших воинов. На фронте и в Киеве, в госпиталях, во время церемоний награждения героев в Мариинском дворце. Эта доска для шевронов заполняется, но очень медленно, потому что каждый раз Кирилл забирает. И я счастлив, что его интересует именно это. Наши герои, наша оборона, украинские шевроны. Уже давно я хотел сделать специальную серию публикаций в моих соцсетях об этих шевронах. О том, откуда они. Кто их передал. Какие это подразделения. И именно сегодня мы приступим к таким публикациям».

Что это за шевроны? Это коллекция подарков, их передают Зеленскому из разных частей, иногда присылают родственники погибших и живых: за каждым шевроном — судьба. На момент написания этого текста стену кабинета Зеленского украшают 53 шеврона: спецподразделение Kraken, 110-я отдельная механизированная бригада, 36-я отдельная бригада морской пехоты, 38-я отдельная бригада морской пехоты (две волчьих головы на черном фоне и надпись Victoria amat fidelis — «Победа любит верных»). Здесь же — шеврон 10-й отдельной горно-штурмовой бригады «Эдельвейс», прославившейся при обороне Соледара. И здесь же — значок благотворительной организации из Херсона «Котики-патриотики».

Вот эти котики в сочетании с волками — и есть сегодняшний срез украинского национального характера, и не зря Зеленский дарит лучшие экземпляры этой коллекции своему сыну. Тему семьи, как я заметил, он поднимает не чаще раза в квартал — отлично понимая, насколько патетично и вместе с тем интимно это звучит. Эта тема не должна превращаться в разменную монету.

1. Юмор. Это, казалось бы, само собой — и вместе с тем в обращениях Зеленского удивительно мало его фирменного юмора, хотя бы и черного. Иногда промелькнет мрачный каламбур насчет закрытых укрытий, куда не смогли попасть люди; иногда прозвучит знакомая, почти КВНовская интонация в ответе на вопрос о прорусских настроениях в Европе. «Что значит прорусские? Поддерживающие терроризм? Я что-то не вижу американцев, которые бы переезжали жить в Россию, что-то не вижу и самих русских, что пересаживались бы на автомобили советского образца...»

Но тут мы должны высказать мысль парадоксальную и, пожалуй, циничную: нечто трагикомическое по определению есть в самой ситуации, когда лидер нации обязан выступать с ежедневными обращениями. Такого ведь нигде не было. Попробуйте представить себе Сталина, вынужденного во время войны ежедневно обращаться к нации: он спекся бы через неделю, весь его имидж — о чем можно написать отдельную работу — держался на поэтике умолчаний, на том, что «не должен царский глас на воздухе теряться по-пустому». Больше того — в критические минуты он таких обращений избегал, потому что сам был до смерти перепуган. 22 июня 1941 года к стране обращался Молотов, а 15–16 октября того же года, в дни знаменитой московской паники, вообще никто не обращался! Есть воспоминания сталинского охранника Рыбина — утром 16 октября Сталин, мол, проезжал по улицам, увидел чудовищную картину мародерства, велел остановить машину и вышел к народу поговорить. (О чем? Он собирался остановить мародерство среди населения, брошенного начальством на произвол судьбы? Как хотите, но идиотом он не был). Его спросили, когда погоним врага. «Будет время — погоним», ответил он, поехал в Кремль и раздумал уезжать из Москвы. Каким-то удивительным образом собравшаяся вокруг Сталина толпа не оставила ни единого свидетельства об этом потрясающем жесте, и ни одного мемуара, кроме свидетельства охранника, мы на эту тему не имеем. И, зная Сталина, вечно подозревавшего народ в желании его скинуть, мы эту историю никак не можем принять на веру, хотя под действием стресса чего не отчебучишь. Мы прекрасно знаем и то, что Путин в критических обстоятельствах — будь то Беслан или марш Пригожина на Москву — прячется от прессы и не делает публичных заявлений. Во время войны он обращался к нации с программными речами считанные разы и повторяет в этих речах одно и то же: мы не начинаем войны, мы их заканчиваем, нас обложили, нам не оставили выбора... Твердить это ежедневно было бы уже просто фарсом. Да что Путин! Черчилль, с которым Зеленского одобрительно или иронически сравнивают чаще всего, эксплуатировал свой знаменитый ораторский дар не чаще раза в неделю. Я действительно не знаю ни одного мирового лидера, включая говорливейших Кастро и Лукашенко, кто выдержал бы режим ежедневных телеобращений. Арестович — и тот сорвался, став перед этим объектом бесчисленных шуток про «две-три недели», отделяющих страну от победы. Правда, его эфиры продолжались по часу, а обращения Зеленского максимум десятиминутны. Но все равно — это беспрецедентный стендап.

Каждый день он отвечает на самые болезненные вопросы, будь то паника по случаю возможного подрыва Запорожской АЭС или русские попытки контрнаступления. Он понимает свою президентскую миссию — к вопросу о короле-нарраторе — именно как нарративную и отчасти психотерапевтическую. Ситуация, когда президент вынужден — и считает долгом — ежедневно обращаться к стране, конечно, не просто ненормальна — она исключительна. Зеленский работает не только украинским Черчиллем, но еще и украинским Левитаном. И это — особенно в том иррациональном, часто безумном состоянии, в котором пребывает Украина — не столько пафосно, сколько еще и смешно, в том гротескном и высоком понимании смешного, о котором мы говорили применительно к «Слуге народа»: ведь в основе «Слуги народа» и его нынешнего продолжения, которое весь мир с восторгом и ужасом наблюдает — стартовый посыл: «Громадяне! Усим нам зараз дуже погано». Мы в кризисе — как сформулировал диакон Андрей Кураев, кризисом называется нормальное состояние мыслящего христианина. Нам трудно. Нам будет еще труднее. Наш случай беспрецедентен. Мы все про себя понимаем. И тем не менее отступать нам некуда.

И вот эта интонация обреченных на победу — поскольку поражение приведет к уничтожению Украины, а возможно, и гибели Европы в целом — создает ни с чем не сравнимый гротеск, мешает Украине скатиться в скучный пафос, делает Зеленского гораздо более человечным, чем все прочие мировые лидеры. Происходит это потому, внимание, что ситуация человека и есть ситуация обреченного триумфатора. Он царь природы и победитель стихий, он смертен и бессмертен, он смешон и страшен. Необходимость каждый день из этой позиции говорить с Украиной, которая тоже находится в двойственном положении и становится в глазах мира тем безупречней, чем жесточе испытания, выпавшие ей, заставляет Зеленского снова и снова напоминать о главном, фундаментальном противоречии человеческой природы. Это противоречие величественное. И смешное, ничего не поделаешь — я уверен, что в будущем байопике о Зеленском с этим неизбежным обращением будет связана масса гэгов. Зеленский, как Шахерезада, должен говорить, пока жив, и живет, пока говорит.

Наконец, последний пункт, тоже весьма существенный, но он касается уже не риторики, а позиции Зеленского в целом. Иосиф Бродский — довольно типичный поэт русского мира, при всей исключительности своего дарования — уважал силу. Поэтому сильным людям он давал сильные советы, а с большинством отделывался снисходительными банальностями; но к некоторым советам Бродского прислушиваться полезно. Выступая в 1988 году перед выпускниками Мичиганского университета, Бродский сказал:

Со студентами, тем более выпускниками, Бродский обычно говорил серьезно, потому что они в сильной позиции — на их стороне будущее. Он хотел этому будущему понравиться или как минимум с ним договориться. С эмигрантами (которые находятся чаще всего в слабой позиции по отношению к туземцам) он говорил снисходительно и полусерьезно, и часто повторялся. Но выпускники Мичиганского университета — это те, кто будет решать судьбы Америки, а стало быть, отчасти и мира; Бродский учил их не жаловаться. «Учитесь уважать жизнь не только за ее радости, но и за ее трудности, и помните: через них жизнь говорит с вами на своем единственном языке».

Для президента страны, воюющей с огромным и вдобавок ядерным соседом, не было бы ничего проще построить хотя бы часть своих выступлений — пусть экспортных, рассчитанных не на украинскую, а на зарубежную аудиторию — как горькие жалобы: вот, смотрите, что с нами делают! Но никогда, даже во времена, когда открылась правда о Буче, Зеленский до этого не снизошел. Он с самого начала говорил не только с Россией, но и с миром — с позиций силы, а достичь этого можно только полной внутренней готовностью к смерти. Мы готовы к худшему, и потому запугать нас невозможно; у нас нет выбора, и потому мы герои. Не знаю, читал ли Зеленский знаменитую книгу Рубена Гальего «Белое на черном», но именно там — устами ребенка, выживающего в советском детдоме для инвалидов — сформулировал один из главных тезисов нашего времени: «Я — герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног — ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей — надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой — все. Ты обречен быть героем до конца своих дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода».

Зеленский никогда не использовал статуса жертвы. Его риторика, словарь, интонации принадлежат победителю. И это выглядит ослепительным контрастом на фоне России, которая все время причитает и жалуется: мы одни против всех... от нас все отвернулись... нас вынудили... у нас не было выхода... враждебное окружение... Россия — вечно причитающий убийца, жалующийся на трудное детство. Эта интонация сентиментального садиста отличает все ее блатные романсы, и вся ее патриотическая лирика выдержана в тех же слезливых интонациях блатного шансона. Z-поэты продолжают бесконечно жаловаться на то, что их не признают в мире и недооценивает российское начальство. Z-патриоты бесконечно стенают, не поднимаясь с диванов, оплакивая мертвых героев, ибо живые традиционно никому в России не нужны. Украина, сражающаяся с бесконечно жестоким и бесконечно превосходящим ее по численности противником, говорит о себе с интонациями бессмертного пирата, капитана Джека-воробья, наглого трикстера, которому не положено оплакивать себя. «Улыбайтесь — на вас смотрят враги», любил повторять Вознесенский. Кому действительно плохо — тот не жалуется.

Осталось выиграть войну, скажет скептик с противной улыбочкой.

Да знаете, как-то даже и не обязательно. Потому что уже.

Интермедия. Холодец

26 апреля 2022 года самодеятельная поэтесса Наталья Геут — у нее около пятисот стихотворений на сайте стихи.ру — разместила ставшее вирусным «Письмо в ЕС»: для экономии места цитирую в строчку.

Наталья Геут, вероятно, добрая женщина, автор пронзительного текста «Берегите детей от войны», вдохновляется она патриотизмом и национальной гордостью, и кабы не война, так бы и жила нормальной человеческой жизнью. Да что там, и Путин мог бы прожить средней жизнью среднего гебешника, идеального дачного соседа, который и косилку одолжит — только если ее чуть повредишь, убьет, а так-то душа-человек. Но меня восхищает именно этот холодец, подлинное лицо России. Россия на сегодняшний день и есть холодец, который она противопоставляет мерзнущей, редко моющейся, голодающей Европе. Героиня стихотворения принимает ванну, нежит в ней свои пяточки (такие люди всегда говорят «пяточки», ведь они этого достойны), а холодец не просто ждет — он именно томится. Он всегда томится.

Она счастлива, что у нее есть студень. Но счастье от студня будет неполным, если не представлять себе картины страдающей Европы. Нет у нее больше нашего газа, того болотного газа, который производит в неограниченных количествах наша болотная субстанция, зыбкая трясина почвенного студня, дрожащее застывшее болото русского бытия, в котором все органические останки сохраняются в похвальной неизменности. Не земля, не вода — болото, и оно так же исправно производит газы, как кишечник, переполненный тяжелой пищей. В студне сидим, студень едим, студнем думаем — и мысли наши зыбки, студенисты, как промежуточные состояния, переполняющие нашу лирику: смесь гордости и стыда, брезгливости и умиления, жажды сбежать и надежды остаться. Студень может вызывать восторг, только если представлять себе обнищавшую, подмерзшую Европу, которая просится к нам на поклон, скулит у дверей: пустите, я тоже хочу такого, как Путин, такого, как студень! Д’заходи, Гейропа, не жалко, накормим, напоим, жизни научим, с собой дадим! Со страшной ясностью вижу эту ванну, в которой она сидит — тоже своего рода студень, сверху вода, внизу мясо, и вода стынет, и вылезти жаль.

Лучшим из российских мультфильмов постсоветского периода я назвал бы десятиминутную ленту Натальи Березовой «Моя жизнь». Это монолог поросенка, его школьное сочинение. «Один дядя мне сказал, что, когда я вырасту, я должен стать молодцом. Или холодцом? Нет, все-таки молодцом». Да нет тут противоречия: молодец по российским понятиям и есть холодец. Пока ты не стал холодцом к столу своего начальства, ты еще не вполне молодец. Я так и слышу негодующие вопли: что за русофобия, в Украине едят никак не меньше холодца! Да конечно, кто спорит, существует даже специальный рецепт холодца по-украински, хотя в нем нет ничего специфически украинского. Но есть его — не значит становиться им, вот в чем ключевая разница. В России в эпоху увлечения здоровым образом жизни бытовал слоган-каламбур: человек есть то, что он ест. В некоторых сообществах человек действительно целиком определяется своим меню — его стоимостью, его престижностью... Между тем человек есть то, что он думает или делает. Вот когда он ничего не думает и не делает, потому что то и другое ему запрещено, да уже и навык пропадает — вот тогда он то, что он ест. Тогда он холодец, то есть пахнет и дрожит.

Честно говоря, вне зависимости от самого блюда, которое с детства вызывало у меня подозрения своей склизкостью, желеобразностью, промежуточностью между жидким и твердым, слово «холодец» крайне неприятно само по себе. Не будь оно названием любимого блюда, непременного участника скромных застолий во время зимних праздников, новогодья там или 7 ноября, оно звучало бы приговором, цивильным вариантом другого слова на -дец: слушайте, ну это полный холодец! Звучит как синоним смерти, да это и есть смерть — холодец, сгустившийся бульон из мертвой свиньи, из тех ее частей, головы, копыт и костей, которые сами по себе в пищу не годятся, только в виде холодца. России пришел холодец. Это еще прекрасно рифмуется с фамилией той ныне совершенно забытой вице-премьерши эпохи зрелого Путина, эталонной чиновницей Ольги Голодец, которая курировала проблемы образования и здравоохранения и говорила, что нам не нужно слишком много людей с высшим образованием. Голодец и холодец — два главных состояния страны, которая высшим счастьем считает картошку с сальцем, и не нужно ей никакого макдональдса, сыта будет с огорода, каждую весну возит на свои шесть соток рассаду, и гори все огнем, с нами Бог. Пока Россия ведет войну с ближайшим соседом, недавно чуть ли не любимой родней, пока она убивает мирное население и рушит инфраструктуру, разгоняет собственных молодых или гонит их на убой — у нас есть холодец, ну и ладушки. Отличительная особенность холодца — то, что он всегда трясется, об этом и анекдот был: открывает Путин холодильник, а там студень дрожит. «Да не бойся, я за сметаной!». Вся страна сегодня — один безграничный холодец, по которому хоть ножом проводи, хоть вилкой — он слипается обратно. Примерно как Россия после гражданской войны: хорошо мы вас тогда! — и мы вас! Ну, выпьем, батя. Слово «батя», особенно применительно к отцу-командиру, я ненавижу даже больше, чем холодец.

Мне вообще отвратителен этот культ застолья, с холодцом и винегретом, с одними и теми же песнями из советских фильмов, с советскими анекдотами, с объятьями и драками — с чем и с кем угодно, лишь бы не оставаться наедине с собой. Холодец — застывший хаш (с той разницей, что хаш чисто говяжий), застывшая жизнь, которая когда-то тут кипела, а теперь охладилась до состояния вечного желе. И в кулаке не сжать, и не выплеснуть. У великого моего друга Михаила Успенского был крошечный рассказ «Холодец» — о том, как выставили студень на балкон, а в него ударила молния, и в нем самозародилась белковая жизнь и пошел процесс эволюции. С Россией произошло нечто подобное: в русский холодец ударила молния войны, но зародились в нем и полезли из кастрюли такие сущности, что обитателям квартиры не поздоровилось. Так всегда бывает с промежуточными субстанциями, не жидкими и не твердыми, скользкими и липкими.

Кто они, эти миллионы поддерживающих войну? Они и есть холодец, и вся Россия покрыта сейчас мраморной коркой застывшего бульона. Это нельзя назвать полноценным льдом. Это скользкая поверхность холодца, трясущегося, единого и неделимого. И неважно, на поминки он сварен или на праздник победы. Холодец едят по любому поводу и сами превращаются в холодец. Едят и приговаривают — дай нам, Боже, и завтра то же. Вечная застывшая медуза, с той только разницей, что медуза эта давно уже Горгона, и горе тому, кто на нее взглянет в упор.

А больше всего они боятся, что при первой волне тепла этот холодец растает, как медуза на солнце, и протечет сквозь пальцы, и утечет навеки. Тогда у нас не будет даже и холодца, последней склизкой нашей радости, последнего, что нас склеивает. Скрепа наша, слипа. Студень, слизень. Пятое — считая плазму — агрегатное состояние. Последний месяц славянского года: березень, цветень, травень, вересень, поросень, студень.

Из него в принципе можно сбежать, выползти на твердый берег. Но если ты слишком долго в нем жил, ты и сам уже — он. И при первом вопросе, что выше — родина или истина, во рту у тебя появляется студенистый привкус, а в глазах — студенистый блеск.