Взлет и падение фашистских преступников. Сборник материалов круглого стола, посвященного 75-летию Нюрнбергского международного военного трибунала

Должны ли были финские руководители сидеть на одной скамье подсудимых в Нюрнберге с гитлеровскими главарями?

Г.Н. Змиевской,

член Президиума ЦС РУСО, к. ф-м.н.

В разгар событий Великой Отечественной финской коммунистке Херте Куусинен было поручено составить список главных финских военных преступников. Она составила. В этом списке был на первом месте маршал Маннергейм. Сталин Маннергейма вычеркнул красным карандашом и написал: «Не трогать».

Почему?

Чтобы понять это, потребуется углубиться в историю.

Отношения России и Финляндии никогда не были простыми. Великое княжество Финляндское в составе Российской империи появилось в 1809 году в результате победы России над Швецией, и практически сразу новое княжество получило от русских царей всевозможные привилегии, которых не было у обычных российских губерний. К примеру, все налоговые сборы Великого княжества тратились только в Финляндии, а в 1863 году финский язык становится государственным.

К концу XIX века Финляндия и вовсе стала автономным образованием – она получает независимую полицию, жандармерию, таможню, а многие петербуржцы, имевшие дачи на побережье Финского залива, жаловались на жёсткий таможенный досмотр внутри своей же страны.

Увы, уступчивость российских государей была воспринята финскими националистами как слабость. Финляндия стала первой из провинций Российской империи, взявшей курс на отделение сразу после Февральского переворота 1917 года. Ещё не было у власти никаких большевиков, никакого Брестского мира, а финские националисты во главе с Карлом Густавом Маннергеймом уже взяли курс на сближение с Германией.

Карл Густав Маннергейм происходил из старинного шведского рода, но родился он в Финляндии. После утверждения статуса Великого княжества Финляндского все Маннергеймы стали отличаться чёткой прорусской ориентацией. Основатель финского статуса Александр I неоднократно напоминал: «Финляндия – не губерния. Финляндия – это государство».

Несмотря на аристократическое происхождение, будущий финский маршал в детстве и молодости вовсе не купался в роскоши. Отец его, барон Карл Руберт, разорился и бросил семью, когда Карлу Густаву было 13 лет. Вскоре умерла мать, графиня Хедвиг Шарлотта Хелена. Юный Карл Густав в 1882–1886 годах учился в кадетском корпусе и был исключен за хулиганское поведение и нарушения дисциплины. Но происхождение, несмотря на далеко не аристократический характер, сыграло свою роль: люмпеном он не стал и, окончив частный лицей в Хельсинки (тогда – Гельсингфорсе), поступил в 1887 г. в Гельсингфорсский университет. Одновременно поступил в Николаевское кавалерийское училище в Санкт-Петербурге и навсегда связал жизнь с военной службой. В русской армии служил с 1887 по 1917 годы – целых 30 лет, начав с корнета и завершив генерал-лейтенантом. По окончании кавалерийского училища с 1889 по 1890 годы служил в Польше в драгунском полку, затем с января 1891 года сумел поступить в элитный Кавалергардский полк. Здесь, безусловно, снова сыграло свою роль аристократическое происхождение и то, что к этому времени Маннергейм стал высококлассным кавалеристом. Но не следует думать, что жизнь в элитном гвардейском подразделении была преисполнена удовольствий и развлечений. Большинство офицеров-кавалергардов жили за счёт своих доходов с имений, а Маннергейму пришлось жить на достаточно скромное жалованье.

Некоторое оживление в его образ жизни внесла женитьба в 1892 году на дочери генерала Арапова (тоже кавалергарда), богатое приданое которой позволило Карлу Густаву завести целую конюшню породистых лошадей и брать призы на скачках и смотрах. Но всё это продолжалось недолго – с 1894 года в семье обозначился серьёзный разлад. Поскольку супруга по брачному договору имела преимущественные права, вплоть до возможности распродавать элитных лошадей, перед Карлом Густавом снова замаячила перспектива финансовой стеснённости.

Помогла коронация Николая II: Маннергейм так отличился во время торжественной церемонии, что удостоился продолжительной беседы с императором и был переведён в Придворную Конюшенную часть с оставлением в списках Кавалергардского полка. Это существенно расширило его полномочия во всех отношениях, вплоть до отбора для царских конюшен лучших в России лошадей. В 1898 году Маннергейм сближается с генералом Брусиловым, тоже страстным кавалеристом, и принимается за отбор лучших лошадей уже в международном масштабе. В 1899 г. ему не повезло: норовистая кобыла во время осмотра лошадей раздробила ему коленную чашечку, что вызвало длительное лечение вплоть до невозможности участвовать в престижных торжествах по случаю 100-летия Кавалергардского полка. Но его не забыли: он получил ряд поздравительных телеграмм, в том числе от самой императрицы – шефа полка, и от кайзера Германии. Отправившись на долечивание на курорт, Маннергейм получил известие об очередном присвоении звания штаб-ротмистра. Вроде бы есть все основания для полного благополучия – повышения по службе, награждение орденом Святой Анны, особое расположение министра двора графа Фредерикса – Маннергейм приобрел высший авторитет как всесторонний специалист по лошадям, что отмечал в своей знаменитой книге «50 лет в строю» генерал А.А. Игнатьев. Но «хулиганский» характер берёт свое: Маннергейм сплошь и рядом пренебрегает супружескими обязанностями, заводя романы «на стороне», что в конце концов полностью расстраивает его отношения с женой. Баронесса Маннергейм в сентябре 1901 г. записалась на курсы медсестер и уехала на Дальний Восток, где развернулись события вокруг «боксёрского» восстания в Китае. Этот разрыв ударил и по детям: дочь Анастасия впоследствии ушла в монастырь.

В отсутствие жены Маннергейм продолжает свою карьеру как элитный кавалерист: его избирают действительным членом общества Императорских рысистых бегов и членом судейской комиссии. А через год возвращается его супруга с глубокими впечатлениями о пережитом на Дальнем Востоке (она была награждена медалью «За поход в Китай 1900–1901 гг.»). Это производит на Карла Густава сильнейшее воздействие, и на какой-то срок (впрочем, небольшой) он становится «идеальным мужем». Тогда же он договаривается с Брусиловым о переходе в офицерскую кавалерийскую школу (несмотря на все привилегии в Конюшенной части, его неудержимо тянуло в седло), и это снова подрывает его семейные отношения. В мае 1902 года его блестящая кавалерийская выправка производит впечатление на восходящую звезду балета Тамару Карсавину, и в отпуск в Финляндию он отправляется отдельно от семьи. Супруги вообще перестали разговаривать друг с другом, баронесса распродала имения и отправилась в Париж на постоянное место жительства. Барон остается один на один с офицерским жалованьем и многочисленными долгами. Один свет в окошке: кавалерийская школа Брусилова.

Для «воспитания настоящих кавалеристов» Брусилов вместе с Маннергеймом внедряют «парфорсную охоту», в ходе которой полагалось преследовать лисиц и волков в исключительно природных условиях, не сходя с седла в дремучих лесах. Многих офицеров это сделало калеками и даже стоило им жизни. Но справедливости ради можно заключить, что кавалерийская подготовка русских офицеров стала лучшей в мире. Брусилов назначил Маннергейма командиром учебного эскадрона и членом учебного комитета школы, т. е. фактически своей «правой рукой». Этот эскадрон стал эталоном всего нового и лучшего в кавалерийской науке.

Но личные проблемы держали за горло: долги всё росли, обострялись проблемы с женой, с которой всё ещё не было официального развода, нависла угроза «бойкота» в высшем свете ввиду возможного заключения «гражданского брака» с графиней Шуваловой, которая после смерти мужа категорически требовала от Маннергейма узаконить отношения. Аристократические замашки Карла Густава никак не могли допустить такого позора. Он решает отправиться на войну с Японией. Особых заслуг он там не заработал, но всё же реальный опыт боевых действий сильно изменил его мировоззрение. Пройдя фронт, он по возвращении в Петербург увидел «высшее общество столицы» совсем в другом свете. Можно сказать, что придворный кавалергард превратился в жёсткого строевого офицера. Столичные церемонии стали для него противны, и он вплоть до Первой мировой занимался исследованиями малоизученных районов Средней Азии, служил в Польше, а во время Первой мировой исправно сражался в рядах царской армии. Этот опыт выработал в нем искреннюю любовь к царской России.

Февральская революция 1917 года произвела на него буквально шокирующее воздействие. Поскольку Финляндия стала первой провинцией Российской империи, взявшей курс на самостоятельность после Февраля, Маннергейм принимает решение о возвращении на историческую родину. Уже тогда он возглавил новоиспеченный националистический «Союз силы», взявший курс на сближение с Германией.

Карлу Густаву вполне можно было предъявить претензии касательно «чести аристократа»: ещё продолжалась война, ещё не было прихода к власти большевиков, Брестским миром ещё не пахло, а он уже проникся ненавистью ко всему революционному и был готов дружить со вчерашними непримиримыми врагами, императора которых он в молодости презрительно именовал не иначе как «фельдфебелем».

Боевики из «Союза силы» принялись нападать на русские гарнизоны и на экипажи военных кораблей в гавани Гельсингфорса, стараясь прежде всего уничтожить офицеров. Но не всё было так уж просто. В Финляндии было достаточно и революционно настроенных боевиков, составлявших отряды Красной гвардии. Поэтому после Октября 1917-го в Финляндии разразился политический кризис, переросший в гражданскую войну. Методы ведения войны отличались ужасающими зверствами, прежде всего со стороны националистов, которых стали называть «белофиннами», хотя поначалу было крайне трудно понять, где белые, где красные. Даже офицеры армии Юденича, расположенной в то время в Эстонии, не знали, кого в этой войне следует поддерживать. Запись в дневнике одного из них касательно националистов: «При известной их ненависти к русским, их характере мясников… они уничтожат, расстреляют и перережут всё наше офицерство, правых и виноватых, интеллигенцию, молодежь, гимназистов, кадетов – всех, кого могут, как они это сделали, когда взяли у красных Выборг».

Поведение белофиннов стало зачатком массового белого террора, отличавшего контрреволюционную политику в продолжение всей Гражданской войны на всем протяжении России. Победа националистов в Финляндии обернулась невиданными репрессиями как против политических противников, так и против этнических русских, оказавшихся на финской территории. Страна покрылась сетью концлагерей. В них оказались многие тысячи русских всех возрастов, вплоть до маленьких детей.

В одной только Финляндии к июню 1918 г (победа контрреволюции) уже после прекращения военных действий было казнено (по данным финских историков) 8400 красных пленных, в том числе 364 малолетние девочки. От голода и его последствий в финских концлагерях умерли 12500 человек. До 90 тысяч сторонников Советской власти оказались в тюрьмах и концлагерях. И это в масштабах только крошечной Финляндии!

Подобный «белый опыт» важен тем, что он предшествовал общероссийскому опыту широкомасштабного белого террора и обозначил крайнее ожесточение Гражданской войны с обеих сторон. Отметим, что среди расстрелянных 8400 пленных в Таммерфорсе и Выборге было большое число русских граждан. Опыт «финского умиротворения» рассматривался в дальнейшем как образец поведения победившей контрреволюции, и со стороны финских земель постоянно приникали на территорию России многочисленные военные формирования, утверждавшие на местах практику «уничтожения большевизма» в самом широком смысле. Именно с этих времен белофинны получили прозвище «лахтари», что в переводе означает «мясники». Характерно, что это прозвище им дали сочувствующие красным жители самой Финляндии.

Примечательно, но Маннергейм никогда не служил в финской армии. Во время Гражданской войны он был командующим финляндской Белой гвардией; финской армии тогда просто не существовало, ибо в так называемый «период русификации» она была распущена. В соответствии с конституцией страны Маннергейм занимал положение «над» финской армией и приветствовал появление в Финляндии немецкого экспедиционного корпуса под командованием генерала фон дер Гольца. Этот экспедиционный корпус решил исход борьбы между красными и белыми финнами, поскольку он имел большой боевой опыт Первой мировой и в критический момент противостояния высадился в глубоком тылу красных на полуострове Гангут (Ханко).

Маннергейм провозгласил от имени «Великой Финляндии» территориальные претензии на сопредельные территории, прежде всего на Прибалтику, Петроград и Карелию. Он громогласно заявил, что «не вложит меч в ножны, пока не будет освобождена Во-сточная Карелия». Ещё в марте 1918 года он объявил поход против Советской России. Эта война как-то выпала из пристального внимания историков Гражданской войны, а ведь она продолжалась до 1920 года, когда был подписан Тартуский мир, по которому к Финляндии отошла Печенгская область в Заполярье, а граница по Карельскому перешейку проходила всего в 32 километрах от Ленинграда.

Но Тартуский мир оказался крайне непрочным. Не прошло и года, как Финляндия вновь послала войска в Восточную Карелию – формально армия шла на поддержку антибольшевистского восстания, вспыхнувшего осенью 1921 года. Бои с Красной Армией шли почти пять месяцев – с ноября 1921 года по конец марта 1922 года – и закончились только после подписания соглашения «О принятии мер по обеспечению неприкосновенности советско-финской границы». Формально историки не относили эти военные действия к Гражданской войне, но фактически события в Карелии были настоящим продолжением таковой, причём с иностранной интервенцией. В этот раз советским войскам удалось сбить спесь с националистов-белофиннов, и из Карелии им пришлось убраться. Но следствием войны стало начало строительства «линии Маннергейма» – мощного укрепрайона на советско-финской границе (решение о строительстве «линии» было принято в 1918 году, строительные работы начались в середине 20-х годов, а основная часть бетонных дотов была возведена уже в конце 30-х годов).

Из событий 1918–1922 годов безусловно следовало, что противостояние «красных» и «белых» финнов не закончилось с подписанием соглашения 1922 года. С победой контрреволюции многие красные финны эмигрировали в Советскую Россию, хорошо запомнив зверства «лахтарей», и последний день гражданской войны в Финляндии стал началом противостояния белофиннов с Советской Россией. До 1944 года произошло четыре советско-финских крупномасштабных военных столкновения, и во всех из них красные финны-эмигранты принимали участие. Как в 20-е, так и в 30-е годы минувшего века отношения между Финляндией и СССР никоим образом нельзя было назвать «добрососедскими».

Нарком иностранных дел Литвинов писал:

Ни в одной стране пресса не ведет так систематически враждебной нам кампании, как в Финляндии. Ни в одной соседней стране не ведется такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии… Я уже не говорю о том, что военные лица отдалённой Японии сделали излюбленным местом «туризма» Финляндию.

К концу лета 1939 года финны закончили строительство оборонительной «линии Маннергейма», которую они считали гарантией от нападения СССР.

По иронии истории, именно 23 августа 1939 года в Москве был заключен Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, назойливо именуемый теперешними «либералистическими» СМИ как «пакт Молотова-Риббентропа». Множество материалов в той же «жёлтой» прессе мусолит «секретные протоколы» этого соглашения, хотя объективный анализ многократно доказал, что никаких «секретных протоколов» не было. Всё, что якобы «рассекречено» в постсоветские времена – фальшивки, так же, как и «свидетельства» расстрела польских офицеров в Катыни. Явным враньём является и «секретная статья», касающаяся Финляндии: якобы упомянутый договор отнёс Финляндию к «зоне влияния СССР», то есть, грубо говоря, Советский Союз мог спокойно менять режимы и политиков в этой стране, не рискуя нарваться на германское недовольство. Вздорность этой «макакавки» более чем очевидна, поскольку всё время между мировыми войнами внешняя политика Финляндии была ориентирована исключительно на Германию. Что, гитлеровский режим был согласен уступить на договорной основе такой важный форпост, как Финляндию? Никоим образом.

Между тем, безотносительно к Договору о ненападении с Германией, у СССР был свой вопрос к Финляндии. Напомним, что по Тартускому договору 1920 года и соглашению о неприкосновенности границ 1922 года граница проходила всего в 32 километрах от Ленинграда. А это не просто мало – в Германии имелись артиллерийские орудия, способные прицельно бить на таком расстоянии. Дружественные отношения белой Финляндии с гитлеровской Германией говорили сами за себя. В случае прорыва танковых соединений от Белоострова до Ленинграда танк мог дойти за полчаса. Поэтому для выживания нашей северной столицы советско-финскую границу было необходимо сдвинуть на запад во что бы то ни стало.

Сталин, имея перед глазами опыт двух военных кампаний с 1918 по 1922 годы, не спешил направлять в Финляндию экспедиционные части Красной Армии. Вместо этого он начал долгие и изнурительные переговоры, надеясь уговорить руководство Финляндии немного подвинуть советско-финскую границу на запад, предлагая взамен любые экономические контракты и вожделенные территории в Восточной Карелии. Попутно СССР требовал сдать в аренду полуостров Ханко под советскую военно-морскую базу и документально гарантировать невступление Финляндии во враждебные СССР коалиции.

Советское правительство в обмен на другие территории просило финнов уступить острова Гогланд, Сескар, Лавенсари, Торсари и Лойвисто, а также сдать в аренду на тридцать лет порт Ханко с тем, чтобы построить там военно-морскую базу с береговой артиллерией, которая во взаимодействии с военно-морской базой в Палдиски, расположенной на другом берегу залива, могла бы прикрыть доступ в Финский залив.

Это должно было обеспечить лучшее прикрытие сухопутных подступов к Ленинграду, отодвинув границу на Карельском перешейке настолько, чтобы Ленинград был вне опасности обстрела тяжёлой артиллерией. Изменение границы не затрагивало основные оборонительные сооружения линии Маннергейма.

Советское правительство предлагало также уточнить границу в районе Петсамо (Печенга). Здесь она представляла собой искусственно проведённую прямую линию, проходила через полуостров Рыбачий и отрезала его западную оконечность. Пересмотр границы имел целью обеспечить оборону морских подступов к Мурманску и лишить противника плацдарма на полуострове Рыбачий.

В обмен на все эти территориальные изменения Советский Союз предлагал уступить Финляндии районы Реболы и Порайорпи. Этот обмен даже в соответствии с финской «Белой книгой» давал Финляндии дополнительную территорию в 2134 кв. мили в качестве компенсации за уступку России территорий общей площадью 1066 кв. миль.

Объективное изучение этих требований показывает, что они были составлены на рациональной основе с целью обеспечить бόльшую безопасность нашей территории, не нанося сколько-нибудь серьёзного ущерба безопасности Финляндии. Безусловно, всё это помешало бы Германии использовать Финляндию в качестве трамплина для нападения на Россию. Вместе с тем мы не получали какого-либо преимущества для нападения на Финляндию. Фактически районы, которые СССР предлагал уступить Финляндии, расширили бы границы последней в самом узком месте её территории. Однако финны отвергли это предложение.

Не так давно в Финляндии были рассекречены стенограммы долгих переговоров между Сталиным и спецпосланником МИД Финляндии Юхо Паасикиви, будущим президентом страны. Вот фрагмент этих переговоров.

Сталин: Мы просим 2700 квадратных километров и предлагаем взамен более 5500 квадратных километров. Какое государство поступало таким образом? Такого государства нет.

Паасикиви: Это никак не согласуется с нашей политикой нейтралитета. А мы желаем оставаться нейтральными, продолжать жить в мире, оставаясь в стороне от всех конфликтов.

Сталин: Это уже невозможно. При нынешнем раскладе сил как Англия, так и Германия могут послать крупные военно-морские силы в Финский залив. Я сомневаюсь, сможете ли вы противостоять нападению. Англия сейчас оказывает нажим на Швецию, чтобы та предоставила ей базы. Германия делает то же самое. Когда война между этими двумя странами закончится, флот страны-победителя войдет в залив…

Опытный дипломат Паасикиви, начинавший свою политическую карьеру ещё во времена Российской империи, вёл переговоры по старому финскому правилу торгов с царскими наместниками: чем больше завышать ставки, тем больше уступок в итоге можно выторговать. И Сталина он считал продолжателем политики Российской империи, не понимая, что это вовсе не так.

В руководстве Финляндии единодушия не было. Вертлявая позиция Паасикиви не одобрялась прежде всего премьер-министром Аймо Каяндером. Он полагал, что, если удовлетворить разумные оборонные требования правительства СССР, весьма выгодные для Финляндии, война не вспыхнет. Даже Маннергейм при всей своей ненависти к советской власти заметил, что если Россия удовлетворится границей в 70 километрах от Ленинграда, то военные смогут разработать контрпредложения… Он был намерен предложить Сталину приобрести крепость Ино, которая так же важна, как и Ханко.

Сталин отверг это предложение, заявив, что Финляндия предлагает слишком мало. Одновременно он выразил желание продолжить обсуждение – это было неприкрытое предложение к торгу. Не следует забывать, что советско-финские переговоры велись в условиях уже начавшейся европейской войны, разгрома Германией Польши и объявленной (хотя и не выражавшейся пока в реальных действиях) войны Германии Англией и Францией.

Закулисный торг продолжался всю осень 1939 года. Перспектива бесконечного затягивания переговоров маячила весьма назойливо. Но реальность изменила ситуацию.

В деревне Майнила, расположенной у реки Сестра, по которой тогда проходила граница, находилась советская погранзастава, а в окрестностях были размещены подразделения 68-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии, прикрывавшие границу.

Служба там считалась нервной и опасной: по селу то и дело из-за речки открывали огонь бравые финские пограничники, которые в пьяном виде любили попугать «этих русских». 15 октября 1939 года у Майнилы с финской стороны была обстреляна из пулемёта легковая машина. Причем финские вояки не сразу сообразили, что они стреляли по автомобилю финской правительственной делегации, возвращавшейся с очередного раунда переговоров в Москве. Инцидент, естественно, замяли.

Но то, что случилось 26 ноября 1939 года, замять было уже невозможно. В 15 часов 45 минут из-за речки раздалось семь артиллерийских выстрелов. Снаряды легли кучно прямо в центр села. На месте погибло трое рядовых и один младший командир, ранено десять человек.

«Советские войска, имея строгое приказание не поддаваться на провокации, воз-держались от ответного обстрела», – говорилось в донесении начальника первого отдела Штаба округа Тихомирова, посланного разбираться в случившемся.

Уже на следующий день советское правительство обратилось в Хельсинки с нотой протеста. Москва заявила о стремлении «не раздувать» инцидент, который можно было бы трактовать как «эксцесс со стороны частей финляндской армии, может быть, плохо управляемых финляндским командованием». Москва предложила Хельсинки «незамедлительно отвести войска подальше от границы на Карельском перешейке – на 20−25 кило-метров – и тем предотвратить возможность повторных провокаций».

Финны дали откровенно хамский ответ: дескать, в итоге проведённого расследования выяснилось, что это Красная Армия сама себя обстреляла, потому что выстрелы с советской стороны слышали финские пограничники. И вообще, писали финские дипломаты, у нас на границе стоят только пограничные войска и нет никаких орудий, тем более дальнобойных. Как вскоре выяснилось, это было откровенное враньё: как раз через речку напротив Майнилы обнаружилась финская артиллерийская батарея, прекрасно видимая в бинокль.

Ответная нота СССР гласила:

Отрицание со стороны правительства Финляндии факта возмутительного артиллерийского обстрела финскими войсками советских войск, повлёкшего за собой жертвы, не может быть объяснено иначе, как желанием ввести в заблуждение общественное мнение и поиздеваться над жертвами обстрела… Отказ правительства Финляндии отвести войска, совершившие злодейский обстрел советских войск, и требование об одновременном отводе финских и советских войск, исходящие формально из принципа равенства сторон, изобличают враждебное желание правительства Финляндии дер-жать Ленинград под угрозой.

Предложение финнов о совместном отводе войск от границы выглядело откровенно издевательски: в таком случае пограничников пришлось бы размещать на улицах Ленинграда.

А тем временем в Кремль полетели шифровки Разведупра РККА: как раз в это время на границу направляется мощная группировка финской армии – для занятия позиций в уже готовых бункерах «линии Маннергейма». Ещё шифровка: в правящих кругах Финляндии произошел переворот: военные и националисты при поддержке германской дипломатии вынудили социалиста Аймо Каяндера оставить пост премьер-министра! Новым главой правительства стал воинственный националист Ристо Рюти, один из лидеров Национальной прогрессивной партии. Результат: новое правительство Финляндии готовится присоединиться к Антикоминтерновскому пакту, что означает военный союз с Третьим Рейхом. И ещё: в Финляндии объявлена военная мобилизация. Все финские резервисты призваны на военные сборы.

Стало очевидным: финны всячески затягивали переговоры, стараясь всеми силами выиграть время, чтобы закончить строительство своей «линии Маннергейма», из-за которой вермахт мог бы молниеносным броском занять Ленинград или же просто сровнять город с землёй.

Все дипломатические усилия пошли прахом, ведь теперь в правительстве Финляндии не было ни единого человека, желавшего о чем-либо договариваться с «этими русскими». У нас остался единственный шанс попытаться хотя бы выиграть время перед началом неизбежной войны с Германией – нанести упреждающий удар по Финляндии. Прямо сейчас, немедленно, пока финские военные ещё не успели освоиться в своих бронированных дотах и пока в страну не прибыли немецкие части. Вечером 29 ноября посол Финляндии в Москве Юрьё-Коскинен был вызван в Народный комиссариат иностранных дел. Ему вручили ноту о разрыве дипломатических отношений.

Уже на следующий день – 30 ноября 1939 года – советские бомбардировщики произвели первый налёт на Хельсинки, а войска Ленинградского военного округа перешли границу Финляндии. Наспех спланированное наступление привело к целому ряду ошибок и колоссальным потерям. Всего за две-три недели авангард РККА – 18-я и 168-я стрелковые дивизии – были фактически окружены и практически уничтожены финскими летучими отрядами, сделавшими ставку на партизанскую тактику войны.

Под влиянием этих событий усилилась общая тенденция к недооценке военной мощи Советского Союза. Эту точку зрения выразил в своем выступлении по радио 20 января 1940 года Черчилль, заявив, что Финляндия «открыла всему миру слабость Красной Армии». Это ошибочное мнение до некоторой степени разделял и Гитлер, что привело к серьёзнейшим последствиям в дальнейшем.

Однако беспристрастный анализ военных действий даёт возможность установить истинные причины неудачи Красной Армии в первоначальный период. Условия местности во всех отношениях затрудняли продвижение наступавших войск. Многочисленные естественные препятствия ограничивали возможные направления наступления. На карте участок между Ладожским озером и Северным Ледовитым океаном казался довольно широким, но фактически он представлял собой густую сеть озёр и лесов, что создавало идеальные условия для ведения упорной обороны. Более того, на советской территории вблизи границы проходила только одна железнодорожная линия (Ленинград-Мурманск), от которой, на всем протяжении в 800 миль, к границе тянулась лишь одна ветка. Это привело к тому, что в прорывах на самых узких участках финской территории участвовало всего по три дивизии (в сообщениях финской печати масштабы действий русских значительно преувеличивались), в то время как для обходного маневра севернее Ладожского озера использовалось четыре дивизии.

Но можно ли говорить о каком-то беспристрастном анализе событий, если в правящих кругах Англии и Франции буквально спали и видели, как вся Европа обрушивается на СССР! Вместе с громкими заявлениями о никудышной боеспособности Красной Армии Англия и Франция выступили с декларациями о возможности объявления войны СССР, якобы осуществившем злодейскую агрессию против маленькой, беззащитной, но гордой и геройской Финляндии.

Вопреки подлым планам англо-французских политиканов, неудачи первого этапа войны не заставили СССР прогнуться перед угрозой соединённого выступления западных стран против нас. Англичане и французы только обещали Финляндии помощь, но нельзя забывать, что они находились в состоянии пусть «сидячей», но всё-таки войны с Германией, сателлитом которой являлась Финляндия под властью Рюти и Маннергейма.

1 февраля 1940 года Красная Армия, совершив полную перегруппировку сил, возобновила наступление на Карельском перешейке по всей линии Северо-Западного фронта, обрушив на укрепления «линии Маннергейма» 12 000 снарядов ежедневно. Главный удар наносился на участке шириной 10 миль в районе Суммы. Когда оборона противника была подавлена, вперед двинулись танки и пехота при поддержке авиации. Меньше чем за две недели планомерного наступления советские войска прорвали оборону финнов на всю глубину линии Маннергейма. Прежде чем двинуться на Выборг, наши войска обошли оба фланга финской обороны, совершили широкий обходный маневр с острова Го-гланд по льду Финского залива и вышли на финскую территорию западнее Выборга. Как только была прорвана линия Маннергейма и создана угроза коммуникациям, поражение Финляндии стало неизбежным. Только капитуляция могла предотвратить катастрофу, ибо обещанные франко-английские экспедиционные силы так и не прибыли, хотя и находились в полной готовности к отправке. Не дождавшись вожделенной помощи, правительство Финляндии обратилось к СССР с предложением возобновить переговоры по спорным территориям. В Москву прибыла финская делегация, 12 марта был заключен мирный договор. Те самые территории, которые СССР предлагал обменять во время мирных переговоров, причём на весьма выгодных для Финляндии условиях, теперь отошли к нам в результате войны. Все наши официально объявленные территориальные претензии были удовлетворены, и Советскому Союзу удалось отодвинуть границу от Ленинграда.

Парадоксальность итогов вроде бы победоносной для нас войны заключалась в том, что наши потери превысили потери финнов почти в 6 раз. Пожалуй, это было основной причиной того, что в советской историографии война с Финляндией 1939─40 годов освещалась достаточно скупо и неохотно.

В 1941 году, когда началась новая война СССР и Финляндии, бывшей в союзе с гитлеровской Германией, Маннергейму было уже 74 года. Финская армия под его главнокомандованием за два с половиной месяца прошла на Карельском перешейке до бывшей границы и остановилась в 32 км от Ленинграда. Кроме этого, финны взяли Петрозаводск, оккупировали южную Карелию, вышли на Свирь к Лодейному Полю, перешли на левый берег Свири от Свирьстроя до Вознесенья и заняли там территорию до города Ошта Вологодской области. Тем самым Маннергейм проявил себя как реакционный и агрессивный деятель, вторгшись на территорию, никогда Финляндии не принадлежавшую. Союз с Гитлером сделал Маннергейма политическим авантюристом, но поначалу успехи наступления кружили ему голову. В конце августа 1941 года Кейтель направил Маннергейму предложение совместно с Вермахтом штурмовать Ленинград и продолжить наступление на южном берегу реки Свирь с целью соединения с немцами, наступающими на Тихвин. Маннергейм ответил, что форсирование Свири не соответствует интересам Финляндии. Позднее немецкое командование неоднократно обращалось к финскому руководству с аналогичным предложением касательно форсирования Свири и наступления на Тихвин, но неизменно получало отказ, вплоть до того, что Маннергейм поставил отказ от штурма Тихвина условием своего пребывания на посту главнокомандующего, с чем был вынужден считаться президент Рюти, склонный принять предложение немцев. Во всяком случае Маннергейм так утверждал в своих мемуарах. Он также писал, что отдал приказ перейти к обороне на Карельском перешейке, остановившись на бывшей границе, и запретить финским самолетам летать над Ленинградом. Более того, в своих мемуарах Маннергейм утверждал, что Гитлер предлагал ему принять командование над немецкими войсками, осуществлявшими блокаду Ленинграда, от чего Маннергейм категорически отказался, поскольку в этом случае он нёс бы ответственность за проведение ими военных операций. Правда это или же обычное мемуарное враньё, в котором автор апостериори изображает себя мудрым и дальновидным стратегом, судить трудно. Особенно нагло он врёт о полётах финской авиации, бомбившей Ленинград вместе с «Люфтваффе».

Интересно, что в сентябре 1941 года правительство Великобритании заявило, что готово вернуться к дружественным отношениям с Финляндией при условии, что она прекратит военные действия против СССР и вернётся к границам 1939 года (!). Рюти под влиянием Маннергейма ответил, что Финляндия является обороняющейся стороной и потому инициатива по прекращению войны должна исходить не от неё, а от СССР.

И это в предельно критический момент обороны Ленинграда, когда немцы готовились с захватом Тихвина сделать блокаду Ленинграда абсолютной!

Нельзя забывать и о том, что к середине октября наступление немцев на Москву казалось неудержимым, в Москве было объявлено чрезвычайное положение, и в свете развития операции «Тайфун» Гитлер объявил Ленинград второстепенным театром военных действий. Ввиду отвлечения части сил от Ленинграда, в это время немцы (опять же со слов Маннергейма в его мемуарах) снова обратились с просьбой поддержать их в наступлении на Тихвин и снова получили отказ. В результате, хотя 9 ноября немцы взяли-таки Тихвин, но сил для удержания города при контрнаступлении Красной Армии у них не хватило, и в декабре им пришлось его оставить. Организовать абсолютную блокаду Ленинграда не удалось.

А финны принялись строить оборонительные сооружения на всех захваченных рубежах, стремясь получить контроль над «тремя перешейками»: Карельским, Олонецким и между Онегой и Сегозером. Попутно им удалось перерезать железную дорогу на Мурманск и прервать сообщение по Беломоро-Балтийскому каналу.

Вроде бы успехи финских войск под командованием Маннергейма были налицо. Его призыв к образованию «Великой Финляндии» реализовался. Но начавшееся наступление Красной Армии под Москвой показало финнам, что война закончится не скоро. Кроме того, Англия предъявила Финляндии ультиматум, требуя прекращения военных действий немедленно. Вместе с этим Маннергейм получил «дружеское» личное послание от Черчилля с рекомендацией выйти из войны якобы по причине сильных зимних холодов. Это финнам-то Черчилль делал такое предложение, зная прекрасно, как они вели себя во время советско-финской «зимней войны» 1939-40 годов! Британский премьер действовал с истинно британским лицемерием.

В том же декабре войну Финляндии объявили британские доминионы: Канада, Новая Зеландия, Австралия и Южно-Африканский Союз. Маннергейм и Рюти оказались в пикантном положении: вроде бы продолжать войну бесперспективно, но и заключить сепаратный мир невозможно, поскольку такой шаг приведёт к обострению отношений с Германией и возможной оккупации ею Финляндии. Иного выхода, чем переход к постоянной обороне на всей линии советско-финского фронта, они не видели, и линия фронта стабилизировалась до лета 1944 года.

Проведя частичную демобилизацию армии, финны испытывали надежду на помощь стран антигитлеровской коалиции – Англии и особенно США. Рюти сравнивал положение Финляндии в войне с СССР с положением США в войне с Англией в 1812 году: американцы сражались против англичан в Америке и при этом состояли в союзе с Наполеоном. Надежды на помощь США рухнули с началом войны на Тихом океане: условием улучшения отношений с американцами Рузвельт поставил разрыв отношений Финляндии с Гитлером и обещание возврата всех захваченных у СССР территорий. Однако, поскольку немцы сохраняли стратегическую инициативу на советско-германском фронте, Финляндия в ответ ограничивалась неопределенными словесами. При всем том финские войска в течение трёх лет (до самого 1944 года) обеспечивали блокаду Ленинграда с севера, упорно ожидая падения города.

Активный поиск путей к заключению мира Финляндия начала с февраля 1943 года, только после немецкого поражения в битве под Сталинградом. 2 февраля капитулировали остатки 6-й немецкой армии, и уже 9 февраля высшее руководство Финляндии провело закрытое заседание парламента, на котором, в частности, было заявлено:

«Силы немцев, бесспорно, начинают иссякать… за зиму Германия и её союзники потеряли почти 60 дивизий. Восполнить такие потери едва ли удастся. Судьбу нашей страны мы до сих пор связывали с победой германского оружия, но в связи с развитием ситуации лучше привыкать к той возможности, что мы ещё раз будем вынуждены подписать Московский мирный договор. У Финляндии пока ещё нет свободы для проведения собственной внешнеполитической линии, и она, таким образом, должна продолжать борьбу».

В марте 1943 года Германия потребовала от финнов подписания формального обязательства о военном союзе с Германией под угрозой прекращения поставок оружия и продовольствия. Финны ответили отказом, после чего был отозван немецкий посол в Финляндии. К марту президент Рюти удалил из правительства сторонников «Великой Финляндии» и начались попытки достижения договорённости с СССР через посредничество США и Швеции. Но в 1943 году эти попытки не имели успеха, так как финны настаивали на сохранении границ, существовавших до 1940 года. В начале июня 1943 года Германия прекратила поставки, однако финны свою позицию не изменили. Поставки возобновились в конце месяца без каких-либо условий. В конце июня по инициативе Маннергейма был распущен финский батальон СС, сформированный из добровольцев весной 1941 года. В июле начались контакты финнов с СССР через советское посольство в Швеции, возглавлявшееся в то время Александрой Коллонтай. Тогда же Маннергейм отказался участвовать в начатой Германией после Сталинграда «тотальной» войне, мотивируя это тем, что уже в 1941 году из 3,7 миллиона населения Финляндии были мобилизованы 650 тысяч, или 17,5 % всей численности, что оказалось совершенно непосильно для экономики страны.

В январе – феврале 1944 г советские войска в ходе Ленинградско-Новгородской операции сняли 900-дневную блокаду Ленинграда немецкими войсками с юга. Финские войска оставались на подступах к городу с северного направления.

В феврале советская авиация дальнего действия предприняла три массированных авианалёта на Хельсинки: в ночь на 7, 17 и 27 февраля; всего свыше 6000 самолётовылетов. Повреждения были скромными – в черте города упало 5 % сброшенных бомб.

Вот как описывает события командующий авиацией дальнего действия (АДД) Ставки Верховного Главнокомандования А.Е. Голованов:

«Я получил указания Сталина, чтобы одновременно с поддержкой наступательных действий войск Ленинградского фронта были проведены все необходимые мероприятия по подготовке удара по военно-промышленным объектам Финляндии с таким расчётом, чтобы выполнение этой задачи началось в считанные часы после получения приказа. Удар наносить по порту Хельсинки, железнодорожному узлу и военным объектам, расположенным в предместьях города. От массированного удара, собственно, по городу воздержаться. В первый налёт направить несколько сот самолётов, а при дальнейшей надобности, если таковая возникнет, количество самолётов, участвующих в налётах, наращивать… В ночь на 27 февраля был нанесён ещё один удар по району Хельсинки. Если бы масса самолётов, принимавшая участие в этом налёте, нанесла удар, собственно, по Хельсинки, то можно сказать, что город прекратил бы своё существование. Налёт был грозным и последним предупреждением. Вскоре мной было получено указание Сталина – боевую деятельность АДД на территории Финляндии прекратить. Так было положено начало переговорам о выходе Финляндии из войны».

16 марта президент США Рузвельт публично высказал пожелание о выходе Финляндии из войны.

1 апреля, с возвращением финской делегации из Москвы, стали известны требования советского правительства:

• Граница на условиях Московского мирного договора от 1940 года;

• Интернирование силами финской армии немецких частей в Финляндии до конца апреля;

• Репарации в размере 600 млн долларов США, которые должны быть выплачены в течение 5 лет.

Камнем преткновения стал вопрос о репарациях – после поспешно проведённого анализа возможностей финской экономики размер и сроки репараций были признаны абсолютно нереальными. 18 апреля Финляндия ответила отказом на советские предложения.

10 июня 1944 года (через четыре дня после высадки союзников в Нормандии) началась Выборгско-Петрозаводская наступательная операция. Финское направление было для советского командования второстепенным. Наступление на этом направлении преследовало цели отбросить финские войска от Ленинграда и вывести Финляндию из войны до вступления на территорию Германии. Несмотря на «второстепенность» этого театра военных действий, задача была не из легких. Финское командование стремилось удержать занятые в 1941 году позиции на Карельском перешейке и в Южной Карелии силами 18 дивизий, 280 тыс. человек, 3200 орудий и минометов, 250 танков, 270 самолетов. Используя природные условия (множество озер, рек, болот, лесные массивы, гранитные скалы), финны за годы практически стабильной линии противостояния создали прочную и хорошо оборудованную в инженерном отношении оборону глубиной 120 км на Карельском перешейке и до 180 км в Южной Карелии. Это было куда серьёзнее пресловутой «линии Маннергейма» образца 1939 года.

Советские войска за счёт массового применения артиллерии, авиации и танков, а также при активной поддержке Балтийского флота взломали одну за другой линии обороны финнов на Карельском перешейке и 20 июня взяли штурмом Выборг. Это можно назвать повторным прорывом «линии Маннергейма», но с несопоставимо меньшими потерями, чем во время «зимней войны» 1939-40 гг.

Финские войска отошли на третью оборонительную линию Выборг – Купарсаари– Тайпале (известную также как «Линия ВKT») и, за счёт переброски всех имеющихся резервов из восточной Карелии, смогли занять там прочную оборону. Это, однако, ослабило финскую группировку в восточной Карелии, где 21 июня, с началом Свирско-Петрозаводской операции, войска Карельского фронта также перешли в наступление и 28 июня освободили Петрозаводск.

19 июня маршал Маннергейм обратился к войскам с призывом во что бы то ни стало удержать третью полосу обороны. «Прорыв этой позиции, – подчёркивал он, – может решительным образом ослабить наши возможности к обороне».

Но на дворе уже был не 1940, а 1944 год. В результате Выборгско-Петрозаводской операции войска Ленинградского и Карельского фронтов взломали многополосную, сильно укреплённую оборону противника и продвинулись на Карельском перешейке на 110 км, а между Ладожским и Онежским озёрами – на 200─250 км. Была очищена от врага большая часть Карелии и полностью ликвидирована угроза Ленинграду с севера и северо-востока. Тем самым задача, поставленная Ставкой перед Выборгско-Петрозаводской операцией, была выполнена.

На протяжении всего советского наступления Финляндия остро нуждалась в эффективных противотанковых средствах. Такие средства могла предоставить Германия, которая за это, однако, требовала подписания Финляндией обязательства не заключать сепаратный мир с СССР. С этой миссией 22 июня в Хельсинки прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп.

Надо полагать, что нашей разведке была известна и цель визита Риббентропа, и сам факт такового. Поэтому вечером 23 июня, когда Риббентроп ещё оставался в Хельсинки, финское правительство через Стокгольм получило от советского правительства записку следующего содержания:

«Поскольку финны несколько раз обманывали нас, мы хотим, чтобы правительство Финляндии передало подписанное президентом и министром иностранных дел со-общение, что Финляндия готова сдаться и обратиться к советскому правительству с просьбой о мире. Если мы получим от правительства Финляндии эту информацию, Москва готова принять финскую делегацию».

Таким образом, руководство Финляндии встало перед выбором – необходимо было выбрать либо безусловную капитуляцию перед СССР, либо подписание соглашения с Германией, которое, по мнению Маннергейма, увеличило бы возможности для приемлемого мира без условий. Финны предпочли последнее, однако брать на себя обязательства о незаключении сепаратного мира с СССР финны не хотели.

1 августа 1944 года президент Рюти ушёл в отставку. 4 августа парламент Финляндии привёл Маннергейма к присяге в качестве президента страны.

25 августа финны запросили у СССР (через советского посла в Стокгольме) условия прекращения боевых действий. Советское правительство выдвинуло два (согласованных с Великобританией и США) условия:

1. немедленный разрыв отношений с Германией;

2. вывод немецких войск в срок до 15 сентября, а при отказе – интернирование.

2 сентября Маннергейм направил письмо Гитлеру с официальным предупреждением о выходе Финляндии из войны. Это, как видно, полностью расходилось с недавним письмом Рюти, но ведь Рюти уже не было в президентском кресле. Маннергейм обращался к Германии как обладатель всей полноты власти. Ясное дело, что гитлеровскую Германию это никак не радовало. Гитлер ещё до получения письма Маннергейма серьёзно рас-сматривал план осуществления военного переворота в Финляндии с заменой Маннергейма на генерала из числа бывших бойцов сформированного в 1916 году в Германии 27-го Прусского Королевского егерского батальона, составлявших основу высшего командного состава финской армии, но из-за стремительного развития событий этот план не был разработан и тем более не осуществлён.

4 сентября вступил в силу приказ финского главного командования о прекращении боевых действий по всему фронту. Боевые действия между советскими и финскими войсками закончились.

19 сентября в Москве было подписано Соглашение о перемирии с СССР и Великобританией, действовавшими от имени стран, находящихся в состоянии войны с Финляндией. Финляндия приняла следующие условия:

• возврат к границам 1940 года с дополнительной уступкой Советскому Союзу сектора Петсамо;

• сдача СССР в аренду полуострова Порккала (расположенного вблизи Хельсинки) сроком на 50 лет (возвращён финнам в 1956);

• предоставление СССР прав транзита войск через Финляндию;

• репарации в размере 300 млн долларов США, которые должны быть погашены поставками товаров в течение 6 лет;

• снятие запрета на компартию.

В этот период, по воспоминаниям Маннергейма, немцы, силы которых в количестве 200 000 человек находились на севере Финляндии под командованием генерала Рендулича, не покинули страну в ультимативно поставленные финнами сроки (до 15 сентября). Это не было сиюминутной акцией. Ещё летом 1943 года немецкое верховное командование начало строить планы на случай возможного сепаратного мирного договора между Финляндией и СССР. Планировалось сосредоточить группировку войск на севере Финляндии для обороны никелевых шахт в районе Петсамо – посёлок Колосйоки (ныне посёлок Никель в Мурманской области). Потеря шахт лишала Германию важного стратегического сырья. В течение зимы 1943–1944 годов немцы улучшили дороги между се-верными районами Норвегии и Финляндии с обширным использованием труда военно-пленных (многие из них были захвачены в Италии и всё ещё были одеты в летнюю форму, что привело к большим жертвам от холода, но холод был не главным фактором: после окончания работ оккупанты всех пленных по сложившемуся обыкновению уничтожали), и разместили здесь свои склады.

Таким образом, когда в сентябре 1944 года Финляндия подписала с Советским Союзом перемирие в Москве, немцы были к этому достаточно хорошо подготовлены. Сразу после выхода Финляндии из войны некоторые чины Вермахта и финские армейские офицеры пробовали организовать мирную эвакуацию войск. Однако условия Московского перемирия требовали разоружения немецких войск и передачи немецких пленных СССР, что немецкую сторону никак не устраивало. К тому же потеря района добычи никеля в принципе не входила в немецкие планы. Это неизбежно вело к военным действиям. Финны оказались, таким образом, в ситуации, в которой уже побывали Италия и Румыния, которые после перехода на сторону антигитлеровской коалиции были вынуждены своими силами добиваться освобождения своей территории от немецких войск.

15 сентября немцы потребовали от финнов сдать остров Гогланд. Получив отказ, они попытались захватить его силой, что в свете выхода Красной Армии на южное побережье Балтики выглядело явной нелепостью. Гитлер был вынужден отдать приказ об отступлении из Эстонии, а финны под командованием генерала Сииласвуо приступили к изгнанию немецких войск с территории северной Финляндии. Этот период (с октября по декабрь 1944 года) получил название Лапландской войны. Немцы, оставляя территорию Финляндии, использовали тактику «выжженной земли», разрушая до основания почти все населённые пункты. Почти 100 000 жителей северной Финляндии стали беженцами. Хотя основная часть немецких войск была изгнана к концу 1944 года, фактически военные действия продолжались до апреля 1945 года.

Генерал Рендулич после окончания войны был объявлен военным преступником и приговорен к 20 годам тюрьмы. Однако в 1951 году ему сократили срок до 10 лет, а в конце того же года освободили.

Отмечая 75-летие Нюрнбергского процесса, невозможно не задать вопроса: почему вместе с гитлеровскими заправилами на скамье подсудимых в Нюрнберге не сидели и финские военные преступники?

Потому, что ещё раньше, 15 ноября 1945 года, в Хельсинки начался судебный процесс над политическим руководством, ответственным за военные преступления 1939–1944 годов.

На скамье подсудимых оказались Ристо Рюти (Risto Ryti, 1889–1965), занимавший пост президента страны с 19 декабря 1940 года и ушедший в отставку 1 августа 1944 года, чтобы дать возможность Маннергейму начать переговоры с СССР об условиях заключения мира; Вяйнё Таннер (Väinö Tanner, 1881–1966), лидер финских социал-демократов, занимавший пост министра иностранных дел в период Зимней войны (1939–1940) и возглавлявший Министерство финансов во время войны-продолжения (1941–1944), член Комитета по иностранным делам; Й.В. Рангель (J.W.Rangell, 1894–1982), премьер-министр с января 1941-го по март 1943 года; Эдвин Линкомиес (Edwin Linkomies, 1894–1963), премьер-министр в 1943–1944 гг.; Хенрик Рамсей (Henrik Ramsay, 1886–1951), министр иностранных дел в 1943–1944 гг., член Комитета по иностранным делам; Т.М. Кивимяки (T.M. Kivimäki, 1886–1968), посол Финляндии в Берлине в 1940–1944 гг.; Тюко Рейникка (Tyko Reinikka, 1887–1964), второй министр финансов в 1943–1944 гг., член Комитета по иностранным делам, Антти Кукконен (Antti Kukkonen, 1889–1979), министр просвещения в 1941–1943 гг., член Комитета по иностранным делам.

Судебный процесс над финскими политиками состоялся по требованию Контрольной комиссии, возглавляемой А.А. Ждановым. Чтобы соблюсти процессуальную сторону законности, правительство Финляндии вынуждено было представить на утверждение парламента новый закон, имевший обратную силу действия. Главный обвиняемый, Ристо Рюти, был приговорён к 10 годам заключения, сроки остальных варьировали от 6 до 2 лет. Полностью наказание отбыли двое: Тюко Рейникка и Антти Кукконен, получившие по 2 года. Остальных осуждённых освободили досрочно в 1947, 1948 и 1949 гг. Последним покинул тюрьму 19 мая 1949 г. Ристо Рюти.

Вынесенные 21 февраля 1946 года приговоры были восприняты Контрольной комиссией как слишком мягкие, но в широких общественных кругах ряд стран выражали открытое сочувствие осуждённым и считали, что они «искупают чужую вину.

До сих пор ведутся дискуссии о том, насколько будущие президенты Финляндии Ю. Паасикиви и У.К. Кекконен, председатель Контрольной комиссии Андрей Жданов и сам Иосиф Сталин были причастны к Хельсинкскому процессу 1945─1946 гг.

В 2005 г. в Хельсинки состоялась научная конференция, посвященная 60-летию этого процесса. После прошедших дискуссий участники пришли к выводу, что процесс 1945─1946 годов явился не столько актом правосудия, сколько политическим манёвром, призванным доказать, что Финляндия входила в число сателлитов гитлеровской Германии, виновных в нападении на СССР. Подытоживая выступления, бывший посол Финляндии в ООН и советник президента Макс Якобсон подчеркнул, что Финляндия первой из европейских стран ещё до окончания войны провела свободные парламентские выборы и, сделав обзор событий военных и послевоенных лет, заключил, что в конечном счете страна после войны добилась политической победы.

С таким выводом не согласился бывший посол России в Финляндии Ю. Дерябин. Он отметил, что финны, взяв дело осуждения военных преступников в свои руки, постарались избежать более серьёзных и нежелательных для себя действий со стороны СССР. С другой стороны, тот факт, что Жданов и Сталин согласились со столь мягким обхождением с политиками, безусловно ответственными за многочисленные военные преступления, говорит о стремлении руководства СССР к установлению добрососедских отношений с Финляндией, к каковым стремились и руководители СССР в послесталинский период.

По всей видимости, дискуссию об ответственности руководства Финляндии за военные преступления против СССР и России с 1918 по 1944 годы нельзя считать законченной.

Финны в Великой Отечественной пришли на нашу землю истязать, мучить и убивать, и командовал ими «русский генерал» Маннергейм. Зверства «мясников-лахтарей» нисколько не уступали зверствам гитлеровцев. Из сообщений Советского Информбюро явствует, что всё это вполне соответствовало секретным приказам Маннергейма, изданным ещё в июле 1941 года.

Из более чем 64 тыс. советских военнопленных, прошедших через финские концентрационные лагеря, по финским данным, умерло более 18 тыс. Историк Виктор Земсков отмечал, что по финскому плену существуют точные данные – 64188 пленных, из которых 19016 человек умерли.

Согласно мемуарам Маннергейма, в письме от 1 марта 1942 года, направленного им Председателю Международного Красного Креста, было отмечено, что Советский Союз отказался присоединиться к Женевской конвенции и не дал гарантий, что жизнь финских военнопленных будет в безопасности. Впрочем, Финляндия будет стремиться точно выполнять условия конвенции, хотя не имеет возможности надлежащим образом кормить советских пленников, поскольку продовольственные пайки финского населения сокращены до минимума. Маннергейм констатирует, что при обмене военнопленными после заключения перемирия оказалось, что, по его меркам, весьма большое количество финских военнопленных погибло в советских концентрационных лагерях до 1944 года из-за плохих условий содержания.

Количество финских военнопленных за время войны, по данным НКВД, составило 2 476 человек, из которых в 1941─1944 гг., во время пребывания на территории СССР, умерло 403 человека. Обеспечение военнопленных питанием, лекарственными препаратами, медикаментами было приравнено к нормам обеспечения раненых и больных Красной Армии. И это, заметим, при отсутствии соблюдения Женевской конвенции!

На пресловутых «трёх перешейках» не было сплошной линии фронта, и излюбленным занятием финских диверсионных групп были рейды по красноармейским госпиталям, где они подчистую вырезали как медицинский персонал, так и самих раненых, устраивая охоту за гвардейскими значками. Это поощрялось гитлеровским командованием: за предъявленные 20 гвардейских значков полагался «Железный крест». Сам Маннергейм также носил эту фашистскую награду, и, хотя он лично не уничтожал раненых красноармейцев, но избавить его от ответственности за зверства подчинённых было излишним гуманизмом.

Обращение Маннергейма к Международному Красному Кресту в 1942 году сквозит ненавистью к СССР и пронизано лицемерием: обязательство соблюдать Женевскую конвенцию при добавлении невозможности кормить советских военнопленных звучит издевательски. Проливая слёзы по поводу умерших в советском плену финских военнослужащих (403 человека), он как будто не заметил, что в финском плену умерло 19016 красноармейцев. И это без учёта концлагерей для гражданских лиц!

Из секретного приказа Маннергейма от 8 июля 1941 г.:

«Взяв в плен советских военнослужащих, сразу же отделять командный состав от рядовых, а также карел от русских… Русское население задерживать и отправлять в концлагеря. Русскоговорящие лица финского и карельского происхождения, желающие присоединиться к карельскому населению, к русским не причисляются».

Сильно ли это отличается от гитлеровского правила «Жиды, комиссары и коммунисты – выходи!»? Евреи, правда, в этом приказе не фигурируют, но русским разве от этого легче? Да и участие финнов-эсэсовцев в репрессиях против евреев было убедительно доказано после обращения директора правозащитного Центра Симона Визенталя в Израиле к президенту Финляндии Саули Нийнистё. С его подачи сотрудникам Центра был открыт доступ к архивам, ранее засекреченным. Содержание открытых документов шокировало прежде всего самих финнов, не говоря уже об исследователях Центра.

Во-первых, финское командование охотно передавало советских военнопленных, среди которых были и евреи, в руки гестапо. Во-вторых, много финнов воевало в составе немецких военных формирований, в частности, в частях СС. А уж эта публика выполняла пресловутый план «Ост» весьма старательно.

Так, почти 1,5 тысячи финских добровольцев воевали в танковой дивизии СС «Викинг». Они прошли по всей территории Украины, Ростовской области, Краснодарского края и добрались до предгорий Кавказа. В дневниках финских солдат содержатся недвусмысленные сведения о расстрелах как пленных красноармейцев, так и мирных жителей. Уцелевшие жители оккупированных территорий вспоминали, что финны действовали даже более злобно, чем немцы. Так что упомянутый секретный приказ Маннергейма от 8 июля 1941 года выполнялся со всей тщательностью. Первый концлагерь, организованный сообразно этому приказу, появился на территории Петрозаводска 24 октября 1941 года. Всего в Петрозаводске в 1941-44 годах функционировало 7 концлагерей, а на всей оккупированной территории – 14 концлагерей только для гражданского населения (сюда не входят лагеря для военнопленных). Около трети всего населения Карело-Финской ССР прошло через финские концлагеря.

Можно привести массу документов, включая сообщения Советского Информбюро, акты, констатирующие жуткие издевательства белофиннов над военнопленными и над гражданскими лицами, составленные при вступлении Красной Армии на освобождённую территорию, огромное количество свидетельств людей, переживших белофинскую оккупацию и описавших поведение оккупантов. Издевательства над заключёнными гражданских концлагерей ничем не уступали гитлеровским «лагерям смерти». Людей зверски избивали, использовали в качестве мишеней при упражнениях в стрельбе, раздевали догола, оборачивали мокрыми простынями, пропитанными солёной водой, и держали на морозе, применяли самые изощрённые пытки, сжигали на кострах и т. п. Заподозренным в сочувствии к партизанам надеяться на то, что удастся выбраться из концлагеря живым, было совершенно невозможно.

Надо ли говорить, что отношение к военнопленным было ничуть не лучше, чем к гражданским. Людей кормили раз в день похлёбкой, больше похожей на протухший мучной клейстер. И это – при официальном заявлении Маннергейма о соблюдении Женевской конвенции! Любимым развлечением палачей было обмотать заключённого колючей проволокой и волочить по земле. Чтобы не утомлять аудиторию перечислением ужасающих деталей, лучше использовать доступный в Интернете источник. Многочисленные свидетельства злодеяний финских оккупантов описаны в книге «Чудовищные злодеяния финско-фашистских захватчиков на территории карело-финской ССР. Сборник доку-ментов и материалов». Сулимин С., Трускинов И., Шитов Н. http://elibrary.karelia.ru/book.shtml?id=2450

Эта книга, вышедшая в 1945 году, практически сразу после прекращения военных действий против Финляндии, должна была бы лежать на столе у всех современных руководителей российского государства, приносящих извинения финнам за войну 1939-40 годов и открывающих памятники и мемориальные доски Маннергейму.

Но…

В июле 1992 года, во время официального визита в Финляндию, российский президент Борис Ельцин принёс финскому главе Мауно Койвисто извинения за советско-финляндскую войну 1939-40 годов. Новый мирный договор между странами фактически освободил Финляндию от любых союзнических обязательств. Этот шаг тогда удивил многих. И тех, кто ещё помнил финскую оккупацию Карелии, и политологов, и историков, привыкших, что отношения обеих стран, на протяжении всей послевоенной истории, строились на особых договоренностях и системе политических и военных взаимозачетов.

Новый договор с Финляндией в первые годы после крушения СССР готовился в узком кремлёвском кругу, и он не был спонтанным подарком. Его предварили визиты Бурбулиса, для которого придумали должность госсекретаря на манер США, и министра иностранных дел Козырева. Теперь финны вольны были в выборе политических и военных блоков и даже могли устраивать на своей территории иностранные военные базы. Кульминацией визита Ельцина стали те самые извинения, которых, кстати, от России никто не просил. Всё это откровенно нарушало архитектуру безопасности и оскорбляло память людей, не забывших прозвище «лахтари» (мясники), которое закрепилось за белофиннами ещё с революционных времен 1918‒1922 годов.

Финские преступления действительно жестокие и тяжкие и, по идее, их должны были разбирать либо на Нюрнбергском процессе, либо на отдельном судебном процессе наподобие Хабаровского процесса 1949 г. над японскими военными преступниками.

Итак, возвращаясь к началу нашего разговора о военных преступниках Финляндии, можно заключить, что Сталин вычеркнул Маннергейма из списка, учитывая следующее.

1. В 1941 году финское наступление остановилось на рубеже «трёх перешей-ков», что позволило не допустить потери Ленинграда в самый критический момент.

2. Маннергейм неоднократно отказывался поддержать немецкое наступление, целью которого была организация абсолютной блокады Ленинграда.

3. Маннергейм отказался принять командование над немецкими войсками, проявив тем самым стратегическую дальновидность.

4. Маннергейм принял решение о стабилизации советско-финского фронта на неопределённый срок, что в дальнейшем создало предпосылки для выхода Финляндии из войны.

5. Маннергейм отказался участвовать в «тотальной войне», объявленной гитлеровским правительством после Сталинграда.

6. Будучи президентом Финляндии, Маннергейм принял решение о выходе Финляндии из войны на стороне Германии и в дальнейшем фактически объявил войну Германии. Эта политика способствовала установлению в послевоенное время добрососедских отношений между СССР и Финляндией.

7. Определенная «мягкость» по отношению к Финляндии со стороны СССР может объясняться ещё и тем, что Великобритания буквально умоляла Сталина быть снисходительным к финнам. Вряд ли этот аргумент мог всерьёз повлиять на позицию Сталина, но дружественность северо-западного соседа после агрессивной русофобии всего предыдущего периода – это привлекательная политическая перспектива.

Предоставлять имена преступников и некоторые следственные действия должна была осуществлять Союзная контрольная комиссия, в которую входили представители СССР и Великобритании.

В общем, можно согласиться с тем, что Сталин пожалел Маннергейма как государственный деятель, но его гуманизм как человека вряд ли заслуживает одобрения.

Проблема в том, что очень многие финские военные преступники, помимо Маннергейма, избежали наказания вовсе. Они либо уехали в другие страны, либо вернулись в Финляндию позже, уже после смерти Сталина.

Книга «Чудовищные злодеяния финско-фашистских захватчиков на территории Карело-Финской ССР» была подвергнута истерическим нападкам под видом того, что её доказательная база недостаточна. Но ни одного убедительного опровержения фактам, изложенным в книге, финские историки привести не смогли. А каждый акт, приведённый в книге, отображён на фотографиях, хранящихся в фондах Суоярвского краеведческого музея. Благодаря этим актам удалось установить и личность убитого и то, как он был убит, и даже удалось в некоторых случаях даже выяснить имена убийц. Возмездие за военные преступления тогда не свершилось, во имя больших политических целей, и в этом был свой резон, как указано выше.

Недавно Российским Историческим Обществом во взаимодействии с Национальным архивом Финляндии был создан международный российско-финляндский семинар по изучению архивного наследия Второй мировой войны. В его состав вошли 10 историков со стороны России и 10 историков со стороны Финляндии. Работу семинара планируют сделать постоянной. Первоочередная задача историков – изучение финской оккупации со всех сторон и выяснение точного количества умерших в финских концлагерях гражданских лиц. Так что приведенные выше цифры не следует считать окончательными.

А по поводу Маннергейма уместно вспомнить не только его пресловутый приказ от 8 июля 1941 года, но и приказ № 1 за июнь 1941 г., где он сказал: «Я призываю вас на священную войну с врагом нашей нации».

Интересно, что в последние годы про Финляндию и советско-финские отношения стали вновь говорить. При этом нельзя забывать, что идет информационная война. Многие историки, как финские, так и российские, причем историки именитые, наделали массу не просто глупых, но омерзительных заявлений, где военные преступления не просто оправдываются, но вина за них перекладывается на тех, против кого они совершались. А ведь в России ещё живут тысячи малолетних узников финских концлагерей, которые помнят этот ад. И наша работа во многом ведется для них. А также для мирного будущего, потому что есть преступления без срока давности.

Говоря об информационной войне, невозможно не упомянуть суеты вокруг найденных захоронений в лесном урочище Сандармох близ Медвежьегорска.

Некто Юрий Дмитриев, руководитель Карельского отделения общества «Мемориал», организовал несколько экспедиций в целях поиска захоронений жертв массовых расстрелов, которые однозначно приписывались злодеяниям НКВД 1937-38 годов. В конце 90-х годов (т. е. более 20 лет назад) такие захоронения в урочище Сандармох были им действительно обнаружены, и немедленно всё общество «Мемориал» раскрутило огромную шумиху с привлечением всех возможных средств воздействия на общественное сознание, вплоть до международных масштабов. Сам Дмитриев издал книгу «Место расстрела – Сандармох», затем к нему присоединился некий И. Чухин, написавший книгу с претенциозным названием «Карелия‒37. Идеология и практика террора», но это мелочи по сравнением с обилием материалов в Интернете и ТВ. Деятели «Мемориала» во главе с Дмитриевым устроили целое паломничество на место проведённых ими раскопок с установкой множества стел и памятных досок с именами расстрелянных. Все это приняло такие масштабы, что пришлось вмешаться Военно-историческому обществу, которое организовало серьёзные раскопки в 2018–2019 годах с целью установления истины: кто же в самом деле захоронен в урочище Сандармох?

Дело в том, что все визги «мемориальцев» и К^о с привлечением забугорных писак (а если называть вещи своими именами – предателей Родины) и заказных «потомков жертв НКВД», основаны на совершенно бездоказательных заявлениях.

Так, идентификация захороненных в Сандармохе с соловецкими заключёнными, якобы перечисленными в прилагаемых списках, полностью вымышлена, поскольку никакой идентификации найденных останков господа «мемориальцы» не проводили. Т. е. списки, которыми они потрясают и превращают в памятные надписи на деревьях, камнях и прочих предметах, к которым возлагаются цветы в процессе паломничества, – чистейшая липа. Выставленные в Интернете картинки черепов, из которых порой выпадают пули, и демонстрации гильз сопровождаются громогласными заявлениями, что нет сомнений в том, что это пули и гильзы от наганов и трехлинеек, хотя о калибре их нет ни слова. Многократные вопли о том, что не может быть сомнений в зверствах сталинского НКВД, внушают внимающим, что все эти следы принадлежат жертвам расстрелов 1937-38 годов. В целом всё это настолько напоминает недавнюю шумиху вокруг расстрела польских офицеров в Катыни, что Сандармох получил наименование «карельская Катынь».

Но господа «мемориальцы», употребляя эту аналогию, попадают в положение гоголевской унтер-офицерской вдовы, поскольку возводимые на НКВД обвинения в расстреле польских офицеров давно и настолько убедительно опровергнуты, что об этом уже почти не говорят. Все «документальные доказательства» вины НКВД в Катыни – грубые фальшивки. Но там хоть сам факт захоронения именно тех польских офицеров, которые оказались в советском плену, сомнению не подлежит. А в Сандармохе – ничего похожего на захоронение политзаключённых! Это убедительно доказано раскопками Военно-исторического общества, к которым привлекались крупные силы военнослужащих Западного округа. В 2018-19 годах были раскопаны практически все могилы на исследуемой территории. Что же было установлено?

Найденные гильзы и пули имеют калибр, соответствующий немецким пистолетам типа «Вальтер» и американским револьверам Кольта, чего никогда не было на вооружении НКВД. Никаких наганов и трехлинеек! А вот на вооружении финской армии и те, и другие типы оружия были в порядке вещей. Найдены пуговицы со звездой от гимнастёрок, что безусловно доказывает, что среди расстрелянных были красноармейцы. Найдены фрагменты зимней одежды, что позволяет утверждать, что расстрелянные были либо в шинелях, либо в ватниках. Найдена посуда и вилки с ложками, имеющие иностранное клеймо. Обнаружено большое число пустых могил, что доказывает, что захоронено вовсе не шесть (даже девять по некоторым спискам) тысяч расстрелянных, как утверждается «мемориальцами», а не более двух тысяч. Все находки Военно-исторического общества подробно запротоколированы. Военные историки обращают внимание на то, что поблизости на оккупированной территории в 1941-43 годах строились мощные укрепления, к работам по созданию которых привлекались как военнопленные, так и заключённые гражданских концлагерей. После окончания строительства все они были расстреляны, как это всегда делалось фашиствующими деятелями. И то, что это в данном случае были не немцы, а финны, сути дела не меняет.

Вывод: вся суета вокруг Сандармоха, затеянная господами из «Мемориала» – сплошная фальшь. Этому есть неопровержимые вещественные доказательства, как и в Катыни.

Но, кроме вещественных доказательств, аналогия с Катынью имеет ещё и политическое выражение.

Как только начались раскопки Военно-исторического общества, «мемориальцы» и иже с ними дико завопили: «Прочь руки от Сандармоха! Не допустим надругательств над прахом невинно убиенных!». И это при всём том, что экспедиции Дмитриева и его присных обходились с найденными костями предельно по-хамски, сваливая их без разбора в одну яму. Следовательно, оные «блюстители памяти погибших» больше всего опасались, что раскопки откроют истину, а до почтения к погибшим им не было никакого дела.

Среди многих установленных памятных знаков несколько позднее других появился памятник с надписью «Невинно убиенным русским людям». Это повергло «мемориальцев» в форменный шок. Поднялся визг о «пропаганде великорусского шовинизма», якобы недопустимой в свете уважения к памяти погибших. Но, глядя на эту надпись, может возникнуть (и безусловно возник у «мемориальцев» и их жуликоватых приятелей) вопрос: «Если убиты русские, то, значит, убивали их нерусские? А кто же? Как это увязать с ужасами НКВД? Ай-яй-яй, не вяжется!». То есть даже здесь – сплошные провокационные истерики, которыми всегда прикрывается враньё. Такое же провокационное враньё, как и по Катыни.

Несмотря на то, что с Сандармохом вроде как притихло, тема советско-финского противостояния в 1941–1944 гг. вновь стала популярной по причине международного скандала, вызванного тем, что СК РФ возбудил уголовное дело по статье «Геноцид», расследуя преступления финских оккупантов в Карелии.

19 марта 2019 г. был запущен всероссийский проект «Без срока давности». Это проект, связанный с изучением и меморизацией темы преступлений оккупантов против конкретно мирного населения в годы Великой Отечественной войны. В рамках проекта планируется выход документального фильма, поисковые работы на местах массовых захоронений замученных граждан, а также выход 23-х томов сборников архивных документов на данную тематику. В их число входит и том по оккупации Карело-Финской ССР. Сбор документов и в целом работу над томом курирует доктор исторических наук, профессор, директор Института истории, политических и социальных наук Петрозаводского Государственного Университета Сергей Геннадьевич Веригин. Человек, который является признанным авторитетом в своей теме: Сергей Геннадьевич занимался историей партизанского движения в Карелии, коллаборационизма в КФССР и противостоянием финской и советской разведок, а также именно он занялся вопросом Сандармоха и уже почти пять лет отстаивает свою позицию, несмотря на огромное количество озлобленных представителей либерального сообщества, просто не способных к нормальной научной дискуссии.

Именно в рамках этого проекта архив Управления ФСБ по Республике Карелия рассекретил массив документов, касающихся оккупационного режима в Карелии, передав их в Национальный архив Республики Карелия.

Однако рассекречивание и публикация этих документов получила необычный оборот даже для многих историков – 20 апреля 2019 г. Следственный Комитет РФ возбудил уголовное дело по статье 357 УК РФ «Геноцид». Следователи считают, что «после вторжения в Карело-Финскую ССР командованием оккупационных войск и оккупационной администрацией было создано не менее 14 концентрационных лагерей, предназначенных для содержания этнического русского населения, условия проживания, нормы питания и трудовой повинности в которых носили несовместимый с жизнью характер».

Давайте прочитаем, какое определение «геноциду» дает УК РФ: «Действия, направленные на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы как таковой путем убийства членов этой группы, причинения тяжкого вреда их здоровью, насильственного воспрепятствования деторождению, принудительной передачи детей, насильственного переселения либо иного создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы».

Что ж, под действия финских оккупантов этот текст подходит – не финно-угорское население четко выделялось и умерщвлялось путем «создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы».

Многие граждане вознегодовали по поводу возбуждения дела – мол, зачем этим заниматься спустя 70 с лишним лет, и т. д. и т. п.

Однако в возбуждении этого дела – довольно большой смысл. Во-первых, следователи смогут дать юридическую оценку действиям финнов в тот период. Исторический и политический анализ документов той ситуации – это хорошо, но нужен и юридический. Во-вторых, в ходе расследования дела могут выясниться имена тех преступников, про которых мы вообще ничего не знаем. В-третьих, существует немалая вероятность того, что некоторые из военных преступников, которые не понесли после войны никакого наказания, сейчас живы и, следовательно, они тоже должны быть наказаны.

Финны вроде всё это признали, но после заявления СК начался скандал. Финны вцепились в заявление о «газовых камерах и захоронениях живьём» – да, газовых камер у финнов не было, живьём они тоже вряд ли кого-то хоронили, хотя в упомянутой выше книге «Чудовищные злодеяния финско-фашистских захватчиков на территории карело-финской ССР» описаны кошмары почище захоронений заживо. Однако это частности, важна суть – само обвинение по статье «Геноцид» уместно, и состав преступления в действиях финских оккупантов в 1941–1944 гг. есть.

Про Финляндию и советско-финские отношения стали вновь говорить, и это правильно. Это важно не для прошлого, установление истины – залог будущего, потому что есть преступления без срока давности. А от того, насколько хорошо эти преступления будут изучены, и зависит то, будет ли наше будущее мирным или нет.

В заключение отметим весьма характерную особенность исторической памяти.

Руководители постсоветской РФ открывают мемориальные доски Маннергейму и приносят извинения за войну 1939-40 годов, хотя финны их об этом не просили. А в Финляндии до сих пор памятники Маннергейму регулярно обливают красной краской.