Я - четвертый

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Впервые с тех пор, как мы приехали в Огайо, время как бы замедляется и ничего особенного не происходит. Занятия в школе спокойно заканчиваются, и нам дают одиннадцать дней зимних каникул. Сэм и его мать проводят это время в основном у его тети в штате Иллинойс. Сара остается дома. Мы вместе встречаем Рождество. Целуемся с последним боем часов в полночь на Новый год. Несмотря на снег и холод, а может, и в качестве вызова им, мы подолгу гуляем в лесу за моим домом, держась за руки, целуясь, вдыхая холодный воздух под низким серым зимним небом. Мы все больше времени проводим вместе. Нет ни одного дня за все каникулы, когда бы мы не увиделись хоть раз.

Мы идем рука об руку под белым зонтом, который образовал снег, лежащий на ветках над нами. У Сары с собой камера, и она иногда останавливается пофотографировать. Снег лежит в основном нетронутый, если не считать следов от наших прежних прогулок. Теперь мы идем по ним. Впереди Берни Косар бегает по зарослям ежевики, пугает зайцев по перелескам и кустарникам и загоняет белок на деревья. На Саре теплые черные наушники. Ее щеки и кончик носа покраснели от холода, и от этого глаза кажутся еще более голубыми. Я смотрю на нее.

— Что? — спрашивает она, улыбаясь.

— Просто любуюсь.

Она закатывает глаза. Лес в основном густой, но мы все время наталкиваемся на поляны. Я не знаю, как далеко он тянется, но мы еще ни разу не доходили до опушки.

— Наверняка здесь очень красиво летом, — говорит Сара. — Мы бы могли устраивать пикники на полянах.

У меня в груди формируется боль. До лета пять месяцев, и если мы с Генри еще будем здесь в мае, значит, к тому времени проведем в Огайо семь месяцев. Это почти что наш самый долгий срок на одном месте.

— Да, — соглашаюсь я.

Сара смотрит на меня.

— Что?

Я вопросительно смотрю на нее в ответ.

— Что значит «что»?

— Ты ответил не очень уверенно, — говорит она. Над нами, громко каркая, пролетает стая ворон.

— Просто мне хочется, чтобы уже было лето.

— Мне тоже. Не верится, что завтра надо опять идти в школу.

— О, не напоминай мне об этом.

Мы выходим на еще одну поляну, она больше, чем другие, почти круглая, диаметром в тридцать метров. Сара отпускает мою руку, бежит к ее центру и со смехом падает в снег. Она перекатывается на спину и начинает делать снежного ангела. Я падаю в снег рядом и делаю то же самое. Кончики наших пальцев соприкасаются, когда мы рисуем крылья. Мы поднимаемся.

— Как будто у нас есть крылья, — говорит она.

— А это возможно? — спрашиваю я. — То есть как бы мы летали, будь у нас крылья?

— Конечно, возможно. Ангелы могут все.

Потом она поворачивается и утыкается в меня носом. Ее холодное лицо на моей шее заставляет меня увернуться.

— Ай, у тебя лицо просто ледяное.

Она смеется.

— А ты меня согрей.

Я обнимаю ее и целую под открытым небом, в окружении деревьев. Никаких звуков, кроме как от птиц и иногда падающих с ветвей кусков снега. Два холодных лица, плотно прижатые друг к другу. Подбегает Берни Косар, он запыхался, высунул язык и виляет хвостом. Он лает, садится на снег и смотрит на нас, наклонив голову набок.

— Берни Косар! Ты что, гонялся за зайцами? — спрашивает Сара.

Он дважды гавкает, подбегает и прыгает на нее. Снова лает, отпрыгивает и выжидающе смотрит. Сара поднимает какую-то палку, отряхивает с нее снег и швыряет за деревья. Он бежит за ней и пропадает из виду. Появляется из-за деревьев через десять секунд, но не с той стороны, куда убежал, а с противоположной. Мы с Сарой оборачиваемся, чтобы его увидеть.

— Как он это сделал? — спрашивает она.

— Не знаю, — отвечаю я. — Он особенный пес.

— Ты слышал, Берни Косар? Он назвал тебя особенным!

Он бросает палку к ее ногам. Мы идем к дому, держась за руки, вечереет. Берни Косар всю дорогу бежит рядом и крутит головой по сторонам, как будто провожает нас и охраняет от того, что может таиться или не таиться в отдаленной, невидимой нам тьме.

На кухонном столе стопка из пяти газет, Генри сидит за компьютером, включен верхний свет.

— Что-нибудь есть? — спрашиваю я просто по привычке. Никаких перспективных новостей не попадалось уже несколько месяцев, и это хорошо, и все-таки каждый раз, когда я спрашиваю, я на что-то надеюсь.

— На самом деле, есть, я так думаю.

Я вздрагиваю, потом обхожу вокруг стола и через плечо Генри смотрю на экран компьютера.

— Что?

— Вчера вечером в Аргентине произошло землетрясение. В маленьком городке у побережья шестнадцатилетняя девушка вытащила из-под развалин старика.

— Девятый?

— Ну, я определенно думаю, что она одна из нас. А вот Девятый она или нет, неясно.

— Но почему? В том, чтобы вытащить человека из развалин, нет ничего экстраординарного.

— Смотри, — говорит Генри и прокручивает статью к началу. На фотографии большая бетонная плита толщиной по меньшей мере в тридцать сантиметров и в два с половиной метра длиной и шириной.

— Вот что она подняла, чтобы его спасти. Это весит не меньше пяти тонн. И посмотри сюда, — говорит он и прокручивает статью к концу. Он выделяет самую последнюю фразу. Она гласит: «Нам не удалось найти Софию Гарсиа, чтобы взять у нее комментарий».

Я перечитываю фразу три раза.

— Ее не удалось найти, — говорю я.

— Именно. Она не отказалась комментировать; ее просто не удалось найти.

— Как они узнали ее имя?

— Это маленький городок, в три раза меньше Парадайза, даже еще меньше. Там почти все знали ее имя.

— Она уехала, да?

Генри кивает.

— Я думаю, да. Возможно, еще до того, как статья была напечатана. Это беда маленьких городов — невозможность остаться незамеченным.

Я вздыхаю.

— Могадорцам тоже трудно остаться незамеченными.

— Это точно.

— Жаль ее, — говорю я и встаю. — Кто знает, что ей пришлось там оставить.

Генри скептически смотрит на меня и открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом решает, что лучше не надо, и возвращается к компьютеру. Я иду в свою спальню. Кладу в сумку свежую перемену одежды и книги, которые мне понадобятся. Снова в школу. Не то чтобы слишком хочется, но мне приятно будет снова увидеть Сэма, с которым мы не встречались почти две недели.

— Ладно, — говорю я, — я пошел.

— Хорошего дня. Осторожней там.

— До вечера.

Берни Косар вырывается из двери передо мной. Этим утром он просто сгусток энергии. Я думаю, он привык к нашим утренним пробежкам и теперь, когда мы ни разу не бегали целых полторы недели, облизывается при мысли вернуться к этому приятному занятию. Почти всю дорогу он держится рядом. В конце я хорошенько его глажу и почесываю за ушами.

— Ладно, парень, ступай домой, — говорю я. Он поворачивается и бежит по направлению к дому.

Я не спеша принимаю душ. Когда я заканчиваю, начинают появляться другие ученики. Я прохожу через зал, останавливаюсь у своего шкафчика, потом иду к шкафчику Сэма. Хлопаю Сэма по спине. Он сначала вздрагивает, но потом улыбается во весь рот, увидев, что это я.

— А я было подумал, что надо кому-то надрать задницу, — говорит он.

— Это всего лишь я, друг мой. Как тебе Иллинойс?

— О, — отвечает он, закатывая глаза. — Моя тетя заставляла меня пить чай и почти каждый день смотреть повторы «Маленького дома в прериях».

Я смеюсь.

— Звучит ужасно.

— Так оно и было, поверь мне, — говорит он и тянется к своей сумке. — Это лежало в почте, когда мы вернулись.

Он протягивает мне последний выпуск «Они ходят среди нас». Я начинаю его листать.

— Здесь ничего нет о нас или могадорцах, — сообщает он.

— Это хорошо, — замечаю я. — Они боятся нас после того, как ты их навестил.

— Да, верно.

За плечом Сэма я вижу, что к нам приближается Сара. Посередине коридора ее останавливает Марк Джеймс и дает ей несколько оранжевых листков. Потом она идет дальше.

— Привет, красавица, — говорю я, когда она подходит. Она встает на цыпочки, чтобы меня поцеловать. У ее губ вкус клубничной помады.

— Привет, Сэм. Как дела?

— Хорошо. Как ты? — спрашивает он. Теперь ему с ней легко. До инцидента с Генри, который случился полтора месяца назад, ему в присутствии Сары было неловко, он не мог встретиться с ней взглядом и не знал, куда девать руки. Но сейчас он смотрит на нее, улыбается и говорит уверенно.

— Тоже неплохо, — говорит она. — Я должна передать вам вот это.

Она дает каждому из нас по оранжевому листку, которые только что получила от Марка. Это приглашения на вечеринку в ближайшую субботу у него дома.

— И я приглашен? — спрашивает Сэм.

Сара кивает.

— Мы все трое приглашены.

— Ты хочешь пойти? — спрашиваю я.

— Можно попробовать.

Я киваю.

— А ты бы пошел, Сэм?

Он смотрит мимо меня и Сары. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, на что, вернее, на кого он смотрит. У шкафчика в другом конце холла стоит Эмили, девушка, которая была вместе с нами на катаниях в повозках с сеном и по которой он с тех пор сохнет. Проходя мимо, она видит, что Сэм смотрит на нее, и вежливо улыбается.

— Эмили? — спрашиваю я Сэма.

— Что Эмили? — спрашивает Сэм, оборачиваясь ко мне.

Я смотрю на Сару.

— Я думаю, Сэму нравится Эмили Кнапп.

— Нет, — говорит он.

— Я могу попросить ее пойти с нами, — предлагает Сара.

— Думаешь, она бы пошла? — спрашивает Сэм.

Сара смотрит на меня.

— Может, мне не стоит ее приглашать, если она не нравится Сэму.

Сэм улыбается.

— Ну, ладно. Я просто…. Ну, я не знаю.

— Она все время спрашивала, почему ты ни разу ей не позвонил после катаний. Ты ей вроде как нравишься.

— Это верно, — говорю я. — Я слышал, как она это говорила.

— А почему ты мне не сказал? — интересуется Сэм.

— Ты не спрашивал.

Сэм смотрит на приглашение.

— Так это в эту субботу?

— Да.

Он смотрит на меня.

— Я за то, чтобы пойти.

Я пожимаю плечами.

— Я с вами.

Когда звенит последний звонок, Генри уже ждет меня. Как всегда, Берни Косар сидит на пассажирском сиденье, и при виде меня его хвост начинает вилять со скоростью двести километров в час. Я запрыгиваю в пикап. Генри заводит двигатель, и мы уезжаем.

— Была еще одна статья о девушке из Аргентины, — говорит Генри.

— И?

— Просто короткая заметка о том, что она исчезла. Мэр городка предлагает скромное вознаграждение за информацию о том, где она находится. Похоже, они думают, что ее похитили.

— Ты боишься, что ее сумели найти могадорцы?

— Если она Девятый, как ее определили в записях, которые мы нашли, и могадорцы выслеживали ее, то это хорошо, что она пропала. А если она схвачена, могадорцы не могут ее убить — не могут даже причинить ей боль. Это дает нам надежду. Кроме того, что новость сама по себе хороша, хорошо еще и то, что, я думаю, все до единого могадорцы, находящиеся на Земле, рванули сейчас в Аргентину.

— К слову сказать, Сэм сегодня показал последний номер «Они ходят среди нас».

— В нем что-то есть?

— Нет.

— Я так и думал. Твой трюк с левитацией, похоже, основательно на них подействовал.

Когда мы приезжаем домой, я переодеваюсь и встречаюсь с Генри на заднем дворе для тренировки. Работать, будучи объятым пламенем, стало легче. Я больше не суечусь, как в первый день. Я могу дольше задерживать дыхание, почти на четыре минуты. Я лучше контролирую предметы, которые поднимаю, и могу одновременно поднимать больше предметов. Постепенно с лица Генри исчезает выражение тревоги, которое я наблюдал в первые дни. Он чаще одобрительно кивает. Чаще улыбается. В дни, когда у меня что-то по-настоящему хорошо получается, глаза у него становятся безумными, он поднимает руки и во всю мочь вопит: «Да!» Так я обретаю уверенность в своем Наследии. Еще не все способности проявились, но, думаю, ждать осталось недолго. Придет и главная, какой бы она ни была. В предчувствии ее прихода я почти не сплю по ночам. Я хочу сражаться. Я жажду, чтобы какой-нибудь могадорец пробрался к нам во двор, чтобы я, наконец, смог отомстить.

Сегодня легкий день. Никакого огня. Я в основном поднимаю предметы и передвигаю их, пока они висят в воздухе. Последние двадцать минут Генри бросает в меня вещи, а я либо заставляю их упасть на землю, либо разворачиваю, и тогда они бумерангом со свистом летят назад в Генри. Один раз приправа к мясу летит так быстро, что Генри падает лицом в снег, чтобы увернуться. Я смеюсь. Генри нет. Берни Косар все время лежит на земле и наблюдает за нами, как бы по-своему поощряя нас. Когда мы заканчиваем, я принимаю душ, делаю уроки и сажусь за кухонный стол ужинать.

— Знаешь, в эту субботу будет вечеринка, на которую я собираюсь пойти.

Он поднимает на меня глаза и перестает жевать.

— Что за вечеринка?

— У Марка Джеймса.

Генри выглядит удивленным.

— С тем, что было, покончено, — говорю я, пока он не успел возразить.

— Ладно, наверное, тебе виднее. Просто помни, что стоит на кону.