— Можете себе представить? — нагнувшись к нам ближе, Мария в голубом перешла на заговорщицкий шепот. — В ее-то годы — в сорок пять лет!
Девицы за нашим столом, в том числе и Эмми, сдавленно ахнули, а я мысленно усмехнулась — да уж, нашли старуху. Впрочем, по меркам этого мира та женщина уже наверняка причислялась к кругу почтенных матрон.
— Но как? У нее ведь есть дети от герцога? И она вполне в своем уме! — изумилась Мария в сером, округлив глаза.
Тут я навострила уши — если все же есть какой-то способ обойти закон, я обязана о нем знать!
— Она отдала обеих дочерей замуж, а сын, молодой мистер Трэвис, уже вошел в возраст совершеннолетия. Через месяц после свадьбы младшей дочери они с мужем уехали в какой-то далекий городок, якобы для отдыха, а на самом деле, говорят, заплатили местному священнику немалую сумму, чтобы он подтвердил «безумие» графини и оформил документы на развод. Бывший муж отдал супруге часть состояния и маленький коттедж на побережье, и теперь она живет там. Я слышала, что она занялась разведением охотничьих собак, — смакуя подробности, поведала Мария.
Вот оно что! Решения любого священника будут иметь юридическую силу — как замечательно! Если мой сон о смерти Беатрис — отрывок из прошлого, значит, граф об этом методе знал и предлагал жене что-то подобное. Но она отказалась, и хотя ее мотивов я до сих пор не понимаю, но я-то не она! Просто приму такое предложение, как только оно поступит, и дело в шляпе! Разумеется, если мне и придется брать деньги у графа, то получу необходимый для жизни минимум, а дальше сама справлюсь, не хочу быть ему обязанной — он и без того сделал слишком много, особенно для человека, который знает, что я вовсе не его жена.
— Какой позор! — воскликнула Мария в сером так громко, что дамы из-за соседних столиков повернули головы в нашу сторону. — Я бы не пережила!
Остальные девицы согласно закивали.
— Быть брошенной собственным супругом. О, я верю, что мой Бэн не такой, — пролепетала побледневшая Эмма.
А я вот переживу, и буду жить долго и счастливо!
Будто прочтя мои мысли, Мария в сером повернулась ко мне и наклонилась ближе — так, чтобы нас почти не слышали остальные девицы, занятые бурным обсуждением новости.
— А вы, леди Даркрайс, не опасаетесь, что граф поступит также? Или, может, даже в тайне надеетесь на это? Всем ведь известно, как тяжело вам живется! — ее холодная рука легла на мое запястье, и я с трудом удержалась от того, чтобы не пустить по ладони разряд тока — просто отдернула кисть.
— Что бы ни происходило в моей семье, вас это касается в последнюю очередь, — грубо ответила я. — Лучше последите внимательнее за своими ухажерами, чтобы в будущем с вами — не приведи святая магия — подобного не произошло.
Мария в сером обиженно отвернулась, одарив меня перед этим кислой улыбкой. Интересно, на какой ответ она рассчитывала? Надеялась, что я разрыдаюсь у нее на груди и начну рассказывать о том, как ужасно мне живется в поместье мужа? Дура!
От обсуждений нас отвлек один из артистов, который объявил, что актеры готовы начать пьесу. Молодой шатен с длинной — почти до пояса — гривой вьющихся волос посмотрел на Эмму, и та кивнула. После этого девушка, скрытая за кулисами, заиграла на инструменте, по звучанию напоминающем гитару, и затянула простенькую нежную песню о далеких временах, битвах и героях. Потом на сцену вышла высокая, немолодая уже блондинка в сопровождении седого мужчины с подтянутой фигурой, закованного в подобие средневековых доспехов, и история началась.
Вскоре я поняла, что актеры разыгрывают сюжет, похожий на «Тристана и Изольду». Доверенный человек Короля вез для него по морю невесту из далеких стран. В знойный день он вместе с чужой нареченной испил из кувшина с вином, который отдала девушке мать, и оба они попали под чары любовного зелья, подмешанного туда. Их любовь теперь невозможно было разорвать никакими узами.
Узнав об измене невесты, Король начал преследовать ее возлюбленного, и после долгого противостояния в конце концов убил. Молодой раненый герой рассказал монарху о том, что испил любовного зелья. Правитель раскаялся, осознавая, что влюбленные не могли противиться магическим чарам, и похоронил умершую от горя жену вместе погибшим героем в одной роскошной усыпальнице.
Когда я смотрела, как актеры пьют из кувшина на фоне искусно нарисованных морских декораций, на сердце отчего-то стало печально. Мне никогда не нравился этот средневековый роман — в юности, когда я его прочитала, меня возмутил тот факт, что сердцами людей распорядились не они сами, а досадная случайность, и что они были не вольны устроить свою судьбу как-то иначе.
Вскоре я вовсе перестала смотреть на представление, в голову пришла странная мысль: а что, если Беатрис не могла не полюбить графа? Из-за условий романа или банально подлитого в питье зелья? И что, если подобная участь постигнет и меня? Я уже его защищаю, хотя все, что он сделал — подарил мне пару платьев и красивый блокнот, а ведь судя по сюжету романа, он плетет интриги против короны, и если меня заподозрят в сговоре с ним, то пусть даже я сбегу — на плахе все равно окажусь рядом с предателем.
От таких рассуждений стало холодно и неуютно. Захотелось вскочить, куда-то бежать, что-то делать, но совершенно не понимая, как я смогу бороться с суровым роком, я сидела, не в силах даже поднять онемевшие руки.
Пьеса еще дошла только до середины — влюбленный герой прибыл в замок короля под видом больного нищего, монарх пустил его ненадолго пожить в замке, и воин собирался открыться своей даме, и сразу после того, как они встретились, все тот же молодой шатен объявил перерыв.
Я с облегчением вздохнула и поднялась, надеясь выйти в другую комнату и урвать пару минут уединения, но Эмми в своей излюбленной манере схватила меня за руку.
— Пойдем на балкон, нам надо поговорить, — прошептала она и потащила меня в соседний зал.
Через уютную гостиную со множеством укрытых мягкими пледами кресел мы вышли на широкий балкон, Эмма прикрыла за нами двери и глубоко вздохнула, оглядывая город. Я последовала ее примеру. Отсюда, пусть и с небольшой высоты, открывался хороший вид на сад, который летом наверняка будет прекрасно цвести, и улицу с ухоженными особняками явно не последних людей в городе.
— Ты так… повзрослела после всего, что случилось, — тихо сказала подруга, бросив на меня рассеянный взгляд.
Я внутренне замерла. Неужели она что-то подозревает? Надо выкручиваться.
— Встретившись лицом к лицу со смертью невозможно остаться прежней, — ответила расплывчато, не глядя на Эмму. Вроде бы и не соврала, но на душе все равно стало тошно от того, что я вовсе не подруга этой милой и искренней леди.
Мы немного помолчали под свист какой-то маленькой птички.
— Я верю, что граф и в самом деле тебя спас, — Эмма хитро прищурилась и принялась рассматривать мое платье. — Слуги судачат, что с того момента отношения между вами изменились.
Я скривилась. Иметь прислугу было в каком-то смысле даже удобно, с другой стороны — каждое мое действие на виду. Разумеется, наемники графа болтать не будут, но с камеристкой надо побеседовать. А как вернусь домой, придется прочитать воспитательную лекцию и остальным. Однако сейчас их пересуды могут сыграть мне на руку.
С веселой улыбкой повернувшись к подруге, я дала ей понять, что меня сплетни вовсе не заботят.
— А что же они говорили раньше? — я и не подозревала, что смогу сыграть такое правдоподобное легкомыслие, но получилось — Эмма так же хитро улыбнулась в ответ.
— Говорят, ты с графом постоянно ругалась, а он вел себя как равнодушный чурбан, — процитировала она.
— Преувеличивают. В первое время совместной жизни привыкнуть друг к другу, может, было и нелегко, но все в порядке, — отмахнулась я и снова посмотрела на серый сад. — Ты только об этом хотела поговорить?
— Нет, вообще-то… ты назовешь меня легкомысленной дурочкой, но… — вдруг начала мяться Эмма. Кажется, решимость ее стремительно таяла. — В общем, я отправила в издательство свою книгу, взяла мужской псевдоним. И ее приняли, представляешь?!
Я удивленно повернулась к подруге. Ее взгляд светился неподдельной радостью, и на моих губах тоже непроизвольно появилась счастливая улыбка.
— Ну почему же дурочка? По-моему, это очень смело, — поддержала я. — Расскажи, как это получилось?
— Ты же знаешь, я давно пишу, еще с тех пор, как замуж не вышла. Раньше даже мечтала, что стану писательницей и сама буду зарабатывать себе на жизнь, как Глория Вейр, но к счастью, с супругом мне повезло, он избавил меня от таких хлопот. Но иногда, непогожими вечерами, все еще хотелось чего-то… сама не знаю. В общем, за прошедший год, с тех пор, как я стала женой виконта, я написала небольшую книгу о том, как лесная дриада спасала свою рощу от людей, которые хотели построить на месте, где растут священные деревья, завод. Потом взяла псевдоним — «Луно Норин» — первый набор букв, что в голову пришел — и отправила. Вчера мне доставили ответное письмо — мою книгу опубликуют!
Я завороженно слушала. У меня самой никогда не было амбиций по поводу целого романа, но мне нравилось общаться с писателями. Описание Эммы выглядело вполне многообещающим: и героиня любопытная, и конфликт острый, стало даже интересно, чем все закончится.
— Это замечательно! — искренне сказала я, когда подруга замолчала. — Непременно куплю себе экземпляр.
— О, что ты, я сама тебе пришлю. Ты наверное будешь в поместье, когда книга выйдет — ты знаешь, печать, оказывается, такое долгое дело.
Да уж, представляю. Надо бы, кстати, посетить местный цех с печатными станками или как это у них тут называется? Прицениться и понять, что мне понадобится, если захочу издавать брошюрку.
— Имя не такое уж и мужское, но ты не хотела бы публиковаться под настоящим? — аккуратно спросила я, в тайне надеясь на положительный ответ.
— Конечно хотела бы! Мне никогда не нравилось прятаться, но сама понимаешь, если бы на рукописи стояло имя виконтессы, никто не стал бы даже ее читать! — вздохнула Эмма.
— А если бы, допустим, тебе предложили печатать свои романы или рассказы по главам в еженедельнике? — продолжила расспросы я.
Подруга подняла на меня удивленный взгляд.
— Разве такое возможно? Что за газета возьмется печатать то, что написали женщины?
— Газета, созданная женщинами, — подмигнула я.
Эмма уставилась на меня огромными глазами, в которых читались одновременно удивление, радость и легкий испуг.
— Хочешь сказать, что ты…
— Я пока только думаю об этом, — видя, что подруга не находит подходящий слов, перехватила у нее инициативу. — Как считаешь, согласились бы другие — не такие смелые как ты — дамы опубликовать свои работы в таком маленьком издании? Мне кажется, это будет милое дамское развлечение. Можно было бы писать туда стихи, объемные рецензии на романы, и даже — кто знает — интервью с художниками и архитекторами… — привычно замечталась я, мысленно уносясь в круговорот событий, встреч, бесед и текстов, которого мне так не хватало.
— Это звучит захватывающе, но ты ведь сама не сможешь все это организовать, — тихо возразила Эмма и ее взгляд медленно погас.
— Это еще почему? — удивилась и одновременно насторожилась я. — Я замужем, но у меня есть право владеть мелкой собственностью, к каковой можно отнести станки. Мне не понадобится много — еженедельник можно печатать только для дам, маленькими тиражами, нанять слугу с повозкой, который будет по выходным ездить в город и развозить почту. Разумеется, придется брать за эти брошюры небольшую плату — ради приличия…
— Я имела в виду не техническую сторону проблемы, — поспешила уточнить Эмма, очевидно поняв, что я могу рассуждать еще очень долго. — Я хотела сказать… позволит ли тебе граф? Ну и… мы ведь просто женщины…
— Слышу это от женщины, которая написала роман и намеревается его издать, — усмехнулась я в ответ.
— Но это не совсем то же самое. Понимаешь, ты ведь ввязываешься в целое производство. Остальные могут отреагировать на это неоднозначно, — продолжала возражать Эмма, но на этот раз с улыбкой. По вновь просветлевшему лицу я видела, что идея ей нравится, и что ей есть, что показать миру или хотя бы светским дамам.
— Всего лишь несколько станков — для развлечения, — снова мягко поправила я и заговорщицки улыбнулась. — Что ни сделай, почтенные матроны все равно осудят, но не прозябать же из-за этого в скуке и унынии?
Поняв, наконец, что я имею в виду, Эмма ответила мне улыбкой и кивнула.
— У меня есть несколько рассказов, которые ты могла бы взять.
— Отлично! Отправь мне их письмом и если будет возможность, расскажи обо мне другим дамам. Наверняка ведь есть леди, которые разделяют твои увлечения?
Эмма кивнула, с лица ее не сходило выражение почти что счастья.
— Вот теперь я узнаю свою дорогую Беатрис! Желаю тебе удачи, — шепнула она, когда мы возвращались в зал.
Когда мы вошли в просторную комнату и уселись на места, представление тут же продолжилось. Я завороженно наблюдала за простой, но крайне убедительной игрой актеров, и на сцене прощания умирающих влюбленных едва не пустила слезу. Когда представление закончилось, дамы засуетились, поднялся шум. Многие стали награждать особо отличившихся артистов мелкими монетами, и я не стала исключением.
Подошла к женщине — высокой фигуристой блондинке, которая хоть и выглядела лет на тридцать с небольшим, но своим чарующим голосом меня покорила.
— Как вас зовут? — протягивая ей горсть медяков, спросила я. Одна забавная идея — отголосок прошлой жизни — уже роилась в голове, но я пока не спешила выдавать ее незнакомке.
— Нас? — удивилась она, с поклоном принимая монеты.
— Тебя, — тут же исправилась я.
Женщина улыбнулась с пониманием и прозорливо прищурилась, при этом мне показалось, что взгляд ее зеленых глаз пронзил меня насквозь.
— Феона, ваша светлость, — она еще раз присела в реверансе — таком изящном, какой мне ни разу не удалось сделать перед зеркалом.
— Надолго вы в столице? — тут же аккуратно продолжила я, воровато оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушает наш разговор в общем гомоне.
— Недели на две, но ежели хотите заказать представление, то можем и задержаться, — с готовностью ответила актриса.
— Представление пока не нужно, но я бы хотела завтра лично побеседовать с тобой, — начала я, внимательно наблюдая за реакцией собеседницы. Как я и ожидала, ее глаза удивленно округлились.
— Со мной? Зачем?
— Хочу написать о жизни странствующих театралов в своей новой газете, — тихо призналась я и выжидающе установилась на собеседницу.
На самом деле меня, конечно, интересовала не только ее жизнь, но и мысль о том, чтобы примкнуть к такому вот театру или писать для него пьесы, например. Сейчас я так мало знала о мире, в котором живу, что готова была схватиться за любую соломинку и заранее думала о том, что буду делать, если план с новым изданием провалится.
— После обеда я обычно занята в представлениях, но утром могу прийти, куда скажете. Но только с сопровождающим, который будет ждать меня на улице, — предупредила она, очевидно не до конца мне доверяя. Это читалось по слегка нахмуренным бровям, и хоть в целом выглядела Феона беззаботной, не стоило сбрасывать со счетов ее актерское мастерство, которое она могла применять не только на сцене.
— Хорошо, значит, завтра к одиннадцати утра, — я назвала адрес гостиницы и сказала, чтобы она спросила леди Даркрайс.
Когда я назвала свою фамилию, в лице актрисы на миг мелькнул испуг, но она тут же вернула себе самообладание и кивнула.
Когда девицы удовлетворили свое любопытство и желание наградить лицедеев, все вернулись на подушки. На несколько мгновений воцарилась тишина, но Эмма, духу которой противило спокойствие, повернулась к Марии в голубом.
— Милая, почитай нам свои стихи! — попросила подруга и ее тут же поддержал нестройный хор голосов других девиц.
А я затаила дыхание. В книге говорилось о том, что Мария — главная героиня — с помощью красивых стихов отправляла своему возлюбленному зашифрованные послания, и теперь вероятность того, что леди в голубом — та самая Мария — сильно возрастала.
Поэтесса для порядка поотнекивалась пару минут, но быстро сдалась и поднялась с подушек. Все остальные продолжали сидеть, затаив дыхание.
Стихи и в самом деле оказались превосходны: просты, мелодичны, и вместе с тем в описаниях природы интуитивно угадывались глубокие метафоры на избитые темы любви и боли, которые в исполнении тихого, но уверенного голоса звучали по-новому. Да она по-настоящему талантлива! Дайте мне полгода времени, и я сделаю из нее звезду столичный званых обедов! Если конечно смогу увлечь читателей своей газетой.
Пока Мария в голубом читала, Мария в сером единственная из всех не проявляла к ее творчеству никакого интереса. Отстраненно потягивала чай и смотрела в окно, однако я то и дело ловила на себе ее недовольный взгляд. Чем же я успела насолить ей? Неужели эту впечатлительную леди так задел мой ответ? Но на что она рассчитывала, обращаясь ко мне с откровенной грубостью?
Я решила демонстративно ее не замечать, и как только поэтесса, слегка утомившись, под звук аплодисментов вернулась на подушки, наклонилась к ней, чтобы предложить издавать ее стихи, но меня опередила Эмми.
— Восхитительно! — выразила она общие чувства. — Твои стихи обязательно надо напечатать в газете, которую собирается издавать Беатрис! — с почти детской непосредственностью добавила она.
В следующий миг на меня обрушился шквал вопросов. Марию в голубом от меня заслонили другие дамы, которым срочно требовалось выспросить все о моей затее. Некоторые из них выглядели удивленными, другие воспринимали мою идею как очередную светскую забаву, и таким я отвечала больше и охотнее, чтобы они потом разнесли весть о моем еженедельнике другим девицам, которые сегодня не попали на чайную церемонию.
Идея печатать только то, что написано женщинами, так взбудоражила умы светских девиц, что они вскоре сбились в стайки, обсуждая новость, а я наконец-то смогла добраться до поэтессы.
— Вы правда считаете, что мои стихи того стоят? — удивленно спросила она, теребя в руках белый платочек.
— Разумеется! Они прекрасны, — от чистого сердца ответила я, гладя свои руки поверх ее подрагивающих ладоней. Так я надеялась успокоить ее. — Разумеется, только с вашего согласия.
— Я не против, — робко улыбнулась она, и в этот момент вся напускная гордость и холодность слетела с нее, как пух с летних тополей.
— Тогда пришлите мне для начала один — тот, который выберите сами — и я включу его в первый номер, — улыбнулась я. Теперь я почти не сомневалась, что передо мной — Мария Лайтнер, талантливая, красивая, добрая и скромная героиня — такая, какое ее раскрыла писательница. Такой девице и графа не жалко было бы отдать, если бы она смогла полюбиьт его.
— Что за глупая идея? — голос Марии в сером разнесся по залу, и все тут же затихли, уставившись на нее.
Я тоже обернулась и несколько мгновений наблюдала, как кривится в гримасе отвращения ее бледное, ничем не примечательное лицо.
— Чем же она вам не нравится? — с вызовом спросила я, делая шаг в сторону недовольной леди.
— Вы еще спрашиваете?! Леди Даркрайс, вы не в своем уме, должно быть! Ваша вздорная идея нарушает все мыслимые и немыслимые приличия! — почти визжала девица, переходя едва ли не на ультразвук.
Пожалуй, с немыслимыми рамками она перегнула — если бы это действительно было так, остальные не стали бы поддерживать меня из опасений.
— Благородным женщинам — писать в газеты! А что дальше — вести бухгалтерию и владеть торговыми судами? Может, еще и армией командовать? — не унималась Мария, хотя теперь говорила немного тише. — К тому же, не в вашем положении так развлекаться: когда муж — тиран и убийца, вы, вместо того, чтобы обличать его, предаетесь глупым фантазиям!
Эта девица начала меня порядком раздражать — как комар, ночью залетевший в форточку — поэтому я шагнула к ней еще ближе и спокойно посмотрела прямо в глаза истерички.
— Если вы, милая, еще раз отзоветесь так пренебрежительно обо мне или моем муже, то я буду вынуждена вызвать вас на дуэль, — честно предупредила я. Судя по газетам, такие состязания хоть и не были нормой, но изредка проводились.
— Вы сами замалчиваете правду и лжете, но не заставите меня делать то же самое! — резко ответила Мария. — Я, леди Лайтнер, принимаю ваш вызов! На пистолетах, завтра на рассвете. И если вы проиграете, то перестанете лгать о себе и графе.