Я хочу жить

10. Кораблекрушение

«Гро…лиан?» Гронос лежал в постели и напряжённо размышлял. Это имя, отдающееся в мозгу нечёткой тенью воспоминания, оно было интригующе созвучно с его собственным именем. И не только… «Гролиан. Ракос, — догадка лежала на поверхности. — Гронос! Я что, придумал это имя, мечтая походить… на него? Зачем я смешал своё настоящее имя с именем этого мерзавца? Они же уничтожили мою родину!» Он поставил на себе крест, ему должно было быть наплевать на все эти загадки из прошлого. Какая теперь разница, ведь он — злодей, он не заслуживает будущего… «Постойте. Может, я просто хотел стать… злодеем? Тот сакрин был мерзавцем, это наверняка! Я чувствовал себя… таким же, как он? Завидовал ему? Его силе? Жестокости?» Память предательски молчала, и разум его изнывал от голода. Никаких образов, ничего не рождалось в мозгу, и он выстраивал из ничего эти воздушные замки.

Майя не хотел засыпать. Он ждал, что придёт саркисоид — но, в конец измучившись подозрениями, всё-таки уснул. Луксонт так и не пришёл. Потому что экипаж корабля во главе с Сиуром, готовя восстание, заблокировал большую часть дверей, в том числе и дверь, ведущую из купальни. Убедившись в том, что хозяин спит, они заперли и его тоже. Побаиваясь физически расправиться с Гроносом, бунтовщики избрали для этого иной способ… не осознавая пока вопиющей опрометчивости этого шага.

Старый сон вновь преследовал мутанта. Теперь он знал, что это всё означает, но легче от этого не становилось. Страх заменился смертельной тоской по тому тихому, умиротворённому времени, когда был дом, семья, родная планета… И всё равно, Гроносу хотелось верить, что сны это правдивы. В сегодняшнем он видел светлое небо, заливные луга и шестилапых мохнатых зверей, за которыми он бегал с тростинкой в руках. Рядом резвились его друзья — маленькие большеголовые ребятишки, имён которых он не мог вспомнить. Они смеялись и громко звали его:

— Рако! Иди сюда, Рако! Догони меня, Рако!

Вот один из них, весело смеясь, вскочил зверю на пушистую спину и, повторяя за другом, Ракос тоже поймал животное и сделал то же самое. Шерсть зверя щекотала ему кожу на бёдрах, солнечные лучи согревали тело.

Но сон растаял так же внезапно, как и пришёл. Гронос лежал в своей постели и плакал, уткнувшись в подушку. Это время ушло, и его не вернуть больше ни на миг… Остались только сны. Он снова подумал о Луксонте. Как каждую пытку, невзирая на степень страдания, которое испытывал, этот саркисоид кричал, что хочет жить, снова и снова. И вроде бы у него тоже не было в те минуты никакой надежды на будущее. Ничего у него не было, кроме мучений и боли. И, тем не менее, стремление жить не покидало его. Просто потому, что он живой организм… и был рождён на этом свете. Просто поэтому. Это казалось так… просто, и одновременно так нелегко.

И Гронос вдруг понял, от чего он убегал все эти годы, чего он боялся. От самой своей природы, от собственного… организма, самой своей сущности. От самой жизни. И особенно сейчас, узнав о том, что у него нет родины, он ещё больше уверился в собственной обречённости. Он сдался. А ведь если подумать, в чём, собственно, причина? Разве отсутствие родной планеты означает, что тебе негде жить? Разве то, что ты был маньяком, означает, что у тебя нет шанса на другое будущее? Вот Луксонт… он никогда не сдаётся, никогда не ставит крест на собственной жизни. Никогда… пока жив. Наверное, для него естественно так жить. И Гроносу вдруг страшно захотелось тоже научиться этому. Жить, не сдаваясь перед лицом смерти и страданий. Просто… жить.

В ушах раздалось вдруг приглушённое ворчание, а затем отчётливый голос:

— Что нам делать с этим мальчишкой?

Майя поднял голову, оторвавшись от залитой слезами подушки, и замер, не смея шевельнуться. Прямо посреди комнаты, так же неестественно выделяясь из темноты, как прежние галлюцинации, стоял розовый сакрин Гролиан. Он разговаривал с кем-то невидимым, показывая когтистым пальцем в сторону Гроноса. Внезапная головная боль подтвердила догадку. «Галлюцинация». А сакрин вдруг резко развернулся в его сторону.

— Ты хочешь умереть, малявка?! — выкрикнул он знакомую фразу, ухмыляясь уголками верхней губы.

Гроносу было противно смотреть на его чешуйчатую рожу. Он свернулся на кровати калачиком и зарылся в одеяло, закрыв голову руками. Майя знал, конечно, что галлюцинация не может его убить, но всё равно ему нестерпимо захотелось поднять голову и закричать:

— Нет! Я хочу жить! Я хочу жить!!!

Резкий толчок вдруг заставил его свалиться с кровати. Холодок пробежал по спине. Как галлюцинация могла его ударить? Но ведь то была галлюцинация…

Гронос поднял глаза. Сакрин исчез.

Усилием воли сбросив с себя панический паралич, мутант вскочил на ноги, но тут же снова упал. Похоже, виной был не удар, а сам пол под ним содрогнулся. Что-то ударило… не его, а корабль?! Что происходит?! Похоже, копаться в собственной башке сейчас точно некогда.

Распахнув настежь дверь спальни, Гронос выбежал в коридор. Вокруг царил хаос и неразбериха. Носились взад-вперёд ополоумевшие стигмы. Попытки поймать кого-нибудь из них и расспросить о случившемся не увенчались успехом, и Гронос бросился в сторону зала управления. Во время очередного толчка ему показалось, будто электрический разряд пробежал по обшивке под ногами, ударив его током.

— Сиур! Какого дьявола творится с кораблём?!

— Хозяин…

Сакрин на мгновение замер, увидев Гроноса на пороге: он стал ещё больше походить на майя… Но предаваться раздумьям на эту тему пилоту было некогда. Корабль опять тряхнуло, и Сиур схватился за штурвал, повернувшись к экрану управления.

— Произошла вспышка прострали… — отрывисто доложился он сквозь усилие. — Нас зацепило выбросом… Никак не могу вырваться…

— Что?! Как ты мог такое допустить, вы что, не следили за показаниями сканера?!

Новый толчок — и приборы заискрили. Сакрин не отвечал хозяину. Что он мог сказать? Сознаться в мятеже? Ведь именно по этой причине экипаж корабля не следил за приборами, бросив управление на автопилот. Все были слишком заняты подготовкой, и даже успели привести в исполнение первые пункты его собственного предательского плана… И теперь это грозило ещё более ужасными последствиями, чем даже само кораблекрушение. Треклятая простраль!

— Почему нас бьёт током, Сиур?! — выкрикнул тем временем Гронос.

— Потому что это простраль-3!

— Что?! — мутанту показалось, что он ослышался. Может, из-за грохота…

— Простраль третьего типа! Я сам не знаю, откуда она взялась, — продолжал объяснять пилот. — Она постепенно деимпульсируется, но, боюсь, нам уже будет…

Речь его оборвал очередной удар. За панорамным иллюминатором все увидели несколько световых вспышек, охвативших корабль.

— Объявляйте эвакуацию, все к спасательным капсулам! — скомандовал мутант.

Но слуги не выполнили этот приказ.

— Их только что отрезало взрывом, — озвучил упавший голос Сиура. — Хозяин.

Пилот обернулся, и на его скривившемся чешуйчатом лице отобразилась обречённость и боль.

— Корабль необходимо аннигилировать. Я выпустил… арамику плексу.

— Ты… ЧТО?!

Остальные присутствующие, похоже, не слышали их, они уже бросились из командного зала прочь.

— Ты… что?! — раздался вдруг из-за спины Гроноса изломанный вопль Огави.

Майя подошёл ближе к креслу пилота, а антигм как будто остолбенел.

— Что именно ты выпустил? Атакующую форму? Или… что-то ещё?! — прорычал Гронос.

— Только атакующую форму. Но это не важно, хозяин, атакующая тоже может переродиться. Если арамика, в любой форме, попадёт в космос, вселенная будет обречена.

— Не говори со мной, как с дураком.

— А может, к чёрту её, вселенную?! — вскричал Сиур, снова схватившись за штурвал. Управление его больше не слушалось.

— Вы говорите… на корабле плекси-форма?! — заорал тут Огави, точно ошпаренный. — И я узнаю об этом только сейчас?!

— Тебе какая разница?! — огрызнулся на него Гронос.

— Какая… разница?.. — голос антигма срывался. — Арамика… А истрику плексу вы до кучи не хотите?!

На него тут же направили оружие — но колонизатор сделал большие, перепуганные глаза, мгновенно сорвался с места и сбежал.

— У антигмов с Истрима есть… плекси-форма? — прошептал голубой сакрин Сиур.

Гронос выбежал следом за колонизатором… но в глазах у него вдруг потемнело, а потом заволокло белым сиянием. «Вырваться из вспышки… поздно. Корабль слишком повреждён», — проносились в голове обрывки мыслей, сливаясь с оглушительной пульсацией сердца. Гронос пошатнулся и прижался к стене. От нестерпимой головной боли он почти что терял сознание. Все чувства отказывали, и он уже не понимал, находится ли по-прежнему в коридоре «Хайрона»… или же это другой корабль? «Что… со мной? — с трудом мыслил он через боль и дезориентацию. — Почему мне так страшно? Где… я?»

Что-то иное ворвалось и заполнило мозг, вытеснив реальность. Воспоминание? Это корабль… Нет, не «Хайрон». Другой. Всё качается, трясётся. Доносятся отзвуки взрывов. Он, маленький Ракос, бежит по коридору. Розовые сакрины проносятся мимо, не замечая детёныша майя. Наконец, найдя изолированный уголок, он забивается в ящик из-под какого-то провианта… Когда он оттуда вылезет, встряски и взрывы прекратятся. Мир его погрузится в тишину. За иллюминатором застынет чёрное космическое небо. Звёзды, будто огни далёких городов, будут светить в бесконечной мгле холодным светом…

А сначала была планета Иллуриель. Был дом, где они жили с отцом и матерью. После его рождения мать потеряла способность давать жизнь, но они были счастливы. Она, отец и маленький Рако. Потом началась война с розовыми сакринами, и отец ушёл в космос. Там он вскоре погиб. Незадолго до конца в их семье появился инопланетный гость — саркисоид по имени Соу. Он заблудился в космосе и просил мать приютить его. Саркисоид был осторожным и хрупким. Рако казалось, что стоит тронуть его пальцем, и он потеряет сознание. Но Соу стал для него воплощением чего-то высшего, святого… Наверное, самой жизни в её первозданном облике.

Через несколько недель пришли розовые сакрины. Майя проиграли эту войну… Из-за чего она началась? Ракос не знал этого. Он помнил только утро… последнее утро на родной планете, когда небо было чёрным, а солнце никак не хотело вставать. И ещё… распростёртый на полу труп саркисоида Соу… Сакрины убили его, ворвавшись в дом. Ракос был сильным. Он мог бы выдержать всё. Даже если бы он увидел труп собственной матери, он не стал бы плакать, он бы не сдался, не потерял надежду. Но только не Соу… Этого он вынести не мог. Мать пыталась защитить сына, но её оставили на обречённой планете. И был корабль захватчиков, и были бессмысленные допросы. Наверное, сакрины просто хотели поиздеваться над маленьким майя, которого оставили в живых для потехи. И был ослепительный беззвучный взрыв и серые метеориты, оставшиеся от планеты Иллуриель.

— Нет… Нет! Не-е-ет!!!

«Только не это! Только не это опять! Я не дам этому повториться!» Собрав все силы, Ракос бросился бежать среди стигмов и сакринов. Но, в отличие от них, он знал, куда направляется. Самое надёжное место на «Хайроне» — это отсек связи. Он защищён лучше всех других помещений, и наибольший шанс выжить должен быть у тех, кто спрячется именно там. Не считая, конечно, камеры со спящими в капсулах спорами арамики — такого соседа точно не пожелал бы никто. Но сначала надо заглянуть кое-куда ещё… Распахнув дверь, майя позвал:

— Луксонт! Ты жив, Луксонт?!

Саркисоид был там. Прятался в углу, вцепившись в металлическую трубу. Пожалуй, это было единственное, за что тут можно было ухватиться, чтобы не упасть. Напуганный и промокший от разлившейся в результате толчков воды бассейна.

— Гронос?

Саркисоид не знал ещё, зачем пришёл хозяин в его темницу, и можно ли ему доверять. Но Ракос сам схватил его и, подняв на руки, устремился к отсеку связи.

— Зови меня… Рако, — сбивчиво проговорил он.

Луксонт прижался к его груди и успокоился. Лишь когда корабль в очередной раз шарахнула током взбесившаяся простраль, он оцарапал мутанта, рефлекторно вцепившись коготками, но тот этого даже не заметил.

Как ни странно, отсек связи, самое безопасное место на корабле, оказался к их прибытию пуст. То ли обуявшая членов экипажа паника помешала им всем мыслить здраво, то ли прошло слишком мало времени, чтобы кто-то сюда добрался. Майя сел и осторожно опустил саркисоида на пол. Его била дрожь, леденящий ужас сковывал сердце, которое, сбиваясь, больно стучало в голове.

— Корабль… разбился? — спросил Луксонт, вновь прижавшись к массивному телу Ракоса и коснувшись рукой его потной дрожащей спины.

Тот ничего не мог членораздельно ответить и только шевелил губами, почти неслышно, будто в бреду.

— Спаси меня… Спаси меня, Луксонт… Останови это… Я не хочу… — разобрал саркисоид.

— Зови меня Кси, — улыбнувшись, произнёс он.

Они прижимались друг к другу, пока пространство вокруг заполнял оглушительный треск и грохот, вздрагивали от каждого удара. А потом гром вдруг пропал, и разом воцарилась ледяная тишина. Майя всё ещё пребывал в лихорадочном забытьи. Он съехал по стене и развалился по полу, закрыв все три своих глаза. Лишь неслышно шевелящиеся губы и вздрагивания, пробегавшие время от времени по его грузному телу, давали понять, что он живой. Саркисоид, экономя силы, медленно отошёл от него и взглянул в иллюминатор. А потом уселся под ним, распластав конечности. Вспышка прекратилась. Простраль деимпульсировалась. Обломок корабля бесцельно парил в пустом космическом пространстве…

Ракос пришёл в себя, застонав, и встретил глазами опустошённый взгляд саркисоида.

— Рако? Тебе тяжело?..

— Нет, — отвечал майя. — Я ничего не чувствую.

— Не бойся. Возможно, нас спасут, — Луксонт попытался ободрить друга.

Но кожа его собственного лица намокла от слёз. Он подошёл и устроился на колене Ракоса, облокотившись о его среднюю ногу. Майя чувствовал его сбивчивое учащённое дыхание, и даже сердечную пульсацию, исходящую изнутри маленького тельца. Ставшие привычными уже потоки эфирпрострали биополя саркисоида ласково обволакивали, сопрягаясь с его собственными потоками. Как и в те, прежние ночи. Со стороны могло бы показаться, что ужасная история из его прошлого повторяется полностью — и лишь в одном состояло различие. Символ жизни остался с ним. Он был всё ещё жив. Саркисоид по имени Луксонт.