Я – джедай!

Глава 41

– В таком случае рискну предположить, что сейчас самое время вспомнить.

Я рассмеялся:

– Легко сказать, но трудно сделать.

Элегос покачал головой и начал забинтовывать мою левую руку:

– Вовсе не трудно. Начните с настоящего момента и возвращайтесь в прошлое до тех пор, пока не обнаружите, когда последний раз были собой, — его совет на первый взгляд выглядел наивно, но что-то в его голосе намекало на то, что это единственный способ для меня найти выход из сложного положения, в котором я оказался.

Я задумался над этой задачей, сосредоточившись на кратчайшем пути. Любовная связь с Тавирой была бы самым быстрым способом спасти Миракс, но какой-то голос внутри меня твердил, что это не так. Я знал, что та часть меня, которая не соглашалась с этим планом, и была отправной точкой для обретения своего лица, и я стал размышлять, почему мое решение согласиться на предложение Тавиры было неверным.

Ответ внезапно появился у меня перед глазами, и я с ужасом подумал, как я не мог понимать этого раньше. Этот выбор был неверным, потому что я собирался переспать с Тавирой не ради Миракс, а просто потому, что я хотел этого. Я подогнал ответ под решение, целью оправдывая средства. Я облек эгоистичное желание в яркую обертку из благородных и самоотверженных побуждений, но в действительности мне просто нравилось тяга Тавиры ко мне. Это льстило мне. Я был женат на Миракс немногим менее четырех лет и ни разу за все это время не испытывал влечения к другой женщине. Но это не означало, будто я не находил такую мысль приятной. Тавира была привлекательной и могла бы обладать сотнями мужчин, но она выбрала меня, значит, ситх подери, я был особенным. И мне представился шанс доказать, что я действительно особенный – это была пища, которая могла насытить мое хаттоподобное эго.

Это все исходило с темной стороны.

Эти слова прозвучали во мне, сказанные голосом мастера Скайуокера, и мое понимание темной стороны резко расширилось. Экзар Кун, Дарт Вейдер и Император своими действиями превратили темную сторону в нечто динамичное и очень мощное; доказали, что следует попробовать использовать ее. А затем отказаться от нее было очень легко. Здесь, среди «возмутителей спокойствия», где пираты вели себя как звери, а не цивилизованные существа, граница между добром и злом была слишком размытой и не всегда представляла собой прямую линию. Каждая ситуация требовала немного другого подхода, и корректировка курса путем возвышения или, наоборот, падения на темную сторону была делом почти обычным.

В той взбучке, которую я устроил Ремарту, я, видимо, переступил эту черту. Я защищал Элегоса, его дочь, его народ и даже себя. Вздумай я подзарядиться Силой во время этой драки, я бы поглотил темную и ужасную энергию. Я бы сделал с Ремартом такое, что ни одна ванна с бактой в Галактике не смогла бы ему помочь, и получал бы наслаждение, слушая его жалобные вопли. Я бы смел Тавиру с пути. Я добился бы свободы Миракс, но только пожертвовав всем, что было у нас общего.

Я нахмурился, затем посмотрел на Элегоса:

– Это все исходит из природы зла. Зло – это эгоизм, добро – бескорыстие. Если я предприму действия, которые пойдут на пользу мне, только мне, и причинят страдания остальным, значит, я буду на стороне зла. Если я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить угрозу, нависшую над другими, если я стану буфером между ними и злом, тогда мои поступки будут добрыми.

Каамаси склонил голову налево:

– Твои намерения будут добрыми. Но без продуманности и предусмотрительности, однако, твои поступки могут нести зло. Вот в чем проблема: конечно же, совершать зло всегда легко, сопротивляться ему – нет. Зло безжалостно, и любой, кто устанет, кто потеряет бдительность, может стать его легкой добычей.

Мой взгляд стал еще сердитее:

– Но есть ситуации, когда сопротивление злу может привести к тому, что пострадают невинные.

– Это случается, да, – он моргнул своими большими глазами, затем положил мне руки на плечи: – Жизнь не без боли, но жизнь – это и то, как мы относимся к этой боли, радости, разочарованию или триумфу. Жизнь – это нечто большее, чем просто время от рождения до смерти, жизнь – это итог всему, что мы делаем в течение нее. Решения могут даваться нелегко, но так часто случается, что непринятие решения и бездействие еще хуже, чем принятие самого плохого решения. Зло процветает там, где нет ему отпора, и те, кто могут противостоять ему, должны защищать тех, кто не может этого сделать.

Я запрокинул голову назад и расхохотался.

Элегос посмотрел на меня с недоуменным выражением на лице:

– Мне не кажется, что в моих словах столько юмора.

– Нет, конечно. Дело в том, что я слышал эти слова много раз, от моих родственников и друзей, – я улыбнулся. – Когда ты представлялся мне, ты сказал, что ты «доверенный» твоего народа. Этот пост связан с доверием и ответственностью?

Каамаси кивнул с важным видом:

– Это наиболее почитаемое звание среди моего народа.

– И я могу довериться тебе?

– Конечно же.

– И я могу доверить тебе все свои секреты, чтобы ты смог помочь мне?

Элегос снова кивнул:

– Я не стану прислужником зла.

– Это объединяет нас, – многозначительно кивнул я ему. – Когда мы вернемся домой, я расскажу тебе больше.

Он снова сложил ладони:

– Я с нетерпением жду, когда окончится наше путешествие.

– Спасибо, что обработал мои раны. И мозги.

– Всегда к вашим услугам.

Я повернулся и лег на столе, свесив ноги с его края и сложив руки на груди, как два бревна. Вспомнив о тех словах, что говорили мне отец и дед, словах, которые я слышал от Веджа, и словах, которые я говорил сам себе, я понял, кто я есть. Я увидел свое отражение в зеркале и услышал, как зовет меня ветер. Сколько я себя помнил, я всегда был предан высоким идеалам служения другим. Все, что я хотел, было подчинено мысли о несении добра другим. Моя работа заключалась в том, что я давал другим защиту и покровительство, я был крепостью, в которой можно укрыться от жестокости и разврата, царившего в мире. Моя жизнь теряла смысл без маньяков с одной извилиной, которые охотились на мирных граждан.

Но сейчас я понял, что допустил огромную ошибку, с самого начала неправильно взявшись за решение проблемы с исчезновением Миракс. Когда я поступил в академию джедаев, я отрекся почти от всего, чем я был раньше. У меня появились новое имя и новая личность, и я стал учиться новым вещам. Я старался стать кем-то другим, кем я не был до этого, потому что искренне полагал, что только кто-то сильнее меня, только джедай сможет спасти Миракс.

Когда я разочаровался в академии и бросил ее, я вернулся к своим корням. Я позабыл все, чему меня учили, и даже не обратил внимания на то, что дед снабдил меня информацией, которую он сохранил. Я неправильно истолковал свой сон, решив, что он сулит мне катастрофу, если я стану джедаем, но смысл сна заключался в другом. Смысл его был настолько же прост, насколько бесспорен: единственным противоядием злу является самопожертвование. От него исходит свет, разрушающий тьму.

Сначала я отрекся от корбезовского прошлого, затем – от джедайского наследия в пользу навыков агента КорБеза. Я относился к своей личности так, словно КорБез и Сила были несовместимы, словно я мог действовать только одной или другой половиной своего тела. Я боролся с половиной своей личности, тогда как мне нужно было всего лишь объединить эти половинки в единое целое.

Я не был ни корбезовцем Корраном Хорном, ни джедаем Кейраном Халкионом. Я был ими обоими. Мне нужно было объединить усилия. Конечно, мой дед рассказывал, что Нейаа часто не давал другим знать, что он – джедай, но это были случаи, когда один подход оказывался лучше другого. Если я хотел добиться успеха, мне нужно было использовать их оба.

«Возмутительный» достаточно быстро прибыл на Коуркрус, и челнок доставил на поверхность нас с Элегосом как раз посредине перевозки доли «выживших» из награбленного на Керилте добра. Я мог спуститься на планету и раньше, но задержался на «Возмутительном», чтобы убедиться, что моя эскадрилья улетела к себе в нормальном состоянии, и выяснить у капитана Гуртт, какие слухи бродили на корабле. Она сказала, что до нее не дошло ничего такого, но посоветовала мне поскорее заняться физическими упражнения, чтобы стать сильнее и выносливее.

Когда я вернулся во Вларнию и зашел к себе в номер, я увидел, что в мое отсутствие здесь кто-то побывал. По всей комнате были расставлены дорогие подарки. В углу лежала стопка отрезов тончайших тканей, на полу стояло несколько рядов статуэток из самых дальних уголков Галактики, а на столе стояли корзины с экзотическими фруктами.

Кроме всего прочего, был еще один подарок – савареенское виски многовековой выдержки в соответствующем графине с набором бокалов. Бутылка и четыре стакана были инкрустированы редчайшими драгоценными камнями, включая дуринфайр размером с ноготь моего большого пальца. Под графином была записка от Тавиры, в которой она желала мне скорейшего выздоровления.

Я улыбнулся. Каких-то двенадцать часов назад вся эта выставка диковин поразила бы мое воображение и польстила мне. Я бы решил, что я добился от нее именно того, что хотел. Что заманил ее в ловушку и заставил тратить так много времени на то, чтобы завоевать мое сердце, а она никогда не поймет, как я обвожу ее вокруг пальца. Я бы налил полный стакан виски, произнес тост за мою победу и с триумфом опрокинул бы его.

Но я видел перед собой всего лишь груду ворованных вещей. Она не имела прав на них. То, что она подарила их мне, отдала вещи, которыми не владела и не работала, чтобы купить их, не имело никакой ценности. Она брала, что хотела, и хотя она думала, что хочет увидеть, как я добровольно приду к ней, на самом деле все обстояло иначе: либо я приду к ней, либо она уничтожит меня. Ее «широкий» жест был настолько же пуст, насколько аморален, и это вынуждало меня как можно скорее принять план, что делать с ней.

Элегос вернулся в комнату, осмотрев спальню, санузел и пищеблок.

– Кругом полно всяких разностей, а в спальне и душе еще и предметы, использовать которые можно только в интимной обстановке.

– Во сне она это все увидит, Элегос, – я весело улыбнулся ему. – У нас есть месяц. За это время я хочу стать ее худшим кошмаром.

– Прекрасно. Я стоя аплодирую вам, – каамаси хлопнул в ладоши и усмехнулся: – Должен заметить, что ваш дед наверняка был бы доволен таким решением.