Я, опять я и еще раз я

12

Когда Ева взошла на эскалатор, Бакстер прыгнул следом за ней.

— Эта твоя клиника — чистой воды обдираловка.

— Ты что-то узнал? Что у тебя есть?

— Чего у меня точно нет, так это асимметричного носа, который нарушает пропорции моей челюсти, подбородка и бровей. Это чушь, пусть они мне мозги не пудрят.

Она, нахмурившись, вгляделась в его лицо.

— Ничего плохого в твоем носе не вижу.

— В нем ничего плохого и нет.

— Сидит ровно посредине лица, где ему и место. — Ева сошла с эскалатора на их этаже, указала ему на автомат с безалкогольными напитками и протянула кредитки. — Достань мне банку пепси.

— Рано или поздно тебе придется возобновить прямой контакт с пищевыми автоматами.

Это замечание Ева пропустила мимо ушей.

— Ну, что там в клинике? — спросила она. — Они на тебя давили? Навязывали услуги?

— Все зависит от точки зрения. Я решил, что нужно изобразить этакую богатую задницу. Ты же этого хотела? Ну вот, я и заказал компьютерную проекцию лица с анализом. Выложил пять косых из своего кармана.

— Пять? Пять сотен? — Ева принялась лихорадочно подсчитывать в уме свой бюджет. Она выхватила у него банку и оставшиеся кредитки. — Ты точно задница, Бакстер. Сам себе покупай напитки.

— Ты же хотела, чтобы я туда проник? Как следует все разнюхал, разузнал их порядки. — Бакстер обиделся из-за кредиток, но делать было нечего. Он набрал номер своего жетона и получил банку крем-соды. — Скажи спасибо, что я не перешел ко второму этапу и не заказал проекцию всего тела. Это стоит штуку. Они выводят тебя на экран в увеличении. Мои поры напоминали лунные кратеры, разрази меня гром. Потом они разрисовали мне все лицо, чтобы показать, что нос не на месте. И заявили, что мои уши должны быть ближе к голове. У меня нормальные уши! А еще, что нужно приподнять подкожный слой. Никто не будет приподнимать мой подкожный слой!

Ева промолчала, давая ему спустить пар.

— И вот, сперва они окончательно разрушают твое самоуважение, а потом показывают тебе, как ты будешь выглядеть после. Я сделал вид, что я в восторге. «Я должен это иметь!» Хотя на самом деле никакой разницы не было. Ну, почти никакой. Еле заметная. Но я же мастер уходить от прямого ответа. Я задурил голову лаборантке, уговорил ее показать мне клинику. Немыслимая роскошь. Хотя за те бабки, что они дерут, ничего другого и быть не может. Знаешь, какова примерная цена того, что они хотят со мной сделать? Двадцать штук. Двадцать! А теперь смотри на меня. — Он раскинул руки в стороны. — Я обалденно красивый сукин сын!

— Что ты заладил все о себе, Бакстер? Ты ничего подозрительного не заметил?

— Вся эта шарашка напоминает склеп. Пятизвездочный склеп, если ты меня понимаешь. Весь персонал — до последнего человека — с черными повязками на рукаве. Я спросил свою лаборантку, в чем дело, а она ударилась в слезы. Ей-богу. Рассказала мне об убийствах. Ну, тут я включил на всю мощь свой драматический талант. Она считает, что это какой-то недоучившийся студент-медик превратился в серийного убийцу и мстит докторам из профессиональной зависти.

— Добавлю это в список версий. Ты говорил с кем-нибудь из хирургов?

— Поскольку я не только обалденно красивый, но и чертовски обаятельный сукин сын, я уговорил свою лаборантку втиснуть меня без очереди на консультацию к доктору Джанис Петри. Мне бы следовало назвать ее доктор Секс-Бомба. Ходячая реклама своей профессии. Кстати, сказала, что в своей профессии она одна из лучших. Я опять ввернул про убийства, притворился, будто нервничаю, боюсь делать у них операцию, раз в клинике такое творится. — Бакстер глотнул крем-соды. — Опять мокрые глаза. Она меня заверила, что клиника Айкона — лучшая в стране и находится в хороших руках, даже несмотря на трагические потери. Я все продолжал нервничать и получил тур по системе безопасности в сопровождении двух охранников. Система мощная. Не смог пробиться в служебные помещения. Никакие клиенты, пациенты и кандидаты в пациенты категорически не допускаются.

— Ладно, пока хватит. Дам тебе знать, если еще что-то понадобится. — Ева отступила на шаг и вновь прищурилась. — С носом у тебя все в порядке.

— Hoc у меня — суперкласс.

— А вот уши действительно слегка отстают, если хорошенько подумать.

С этими словами она ушла, предоставив ему вглядываться в поверхность автомата в тщетной надежде увидеть свое отражение.

Когда Ева вошла в «загон», Пибоди вскочила из-за своего стола и резво потопала за ней в кабинет с покаянным видом.

— Разве я мало наказана?

— Для твоих преступлений любого наказания будет мало.

— А если я скажу, что, кажется, нашла дополнительное связующее звено между Уилсоном и Айконом в подтверждение вашей теории об их партнерстве в сомнительных медицинских процедурах?

— Если информация того стоит, можешь стать кандидатом на условно-досрочное освобождение.

— Думаю, она того стоит. Надин собрала столько материала, я думала, где-то на третьем часу у меня мозги из ушей потекут, но она сэкономила нам массу времени. Сами мы провозились бы черт знает сколько, собирая этот материал. — Тут Пибоди сложила ладони молитвенным жестом: — Пожалуйста, босс, можно мне кофе?

Ева указала большим пальцем на кофеварку.

— Я покопалась в молодых годах старого Айкона, — продолжала Пибоди, программируя кофеварку. — Образование, исследования в области восстановительной хирургии, новаторские достижения. Он много и успешно работал с детьми. Заработал ученых званий до хрена, премий, всякого там почетного членства. Женился на богатой наследнице, родители которой прославились своими филантропическими проектами. Родил сына. — Она остановилась, отпила кофе и испустила блаженный вздох. — И тут разразились эти беспорядки, называемые «городскими войнами». Бунты, взрывы, хаос. Айкон пошел добровольцем, пожертвовал значительные средства госпиталям.

— Ты не сообщаешь мне ничего нового. Все это я уже знаю.

— Погодите, это только предыстория. Уилсон и Айкон вместе создали «Юнилэб», научно-исследовательский центр, до сих пор снабжающий мобильными лабораториями и оборудованием такие группы, как «Врачи без границ» и «Право на здоровье». За свою работу «Юнилэб» получил Нобелевскую премию. Это случилось вскоре после того, как жена Айкона была убита взрывом в Лондоне, где работала добровольцем в детской больнице. Более пятидесяти жертв, в основном дети. Жена Айкона была на пятом месяце беременности.

— Она была беременна… — Ева задумчиво прищурилась. — Пол плода установили?

— Женский.

— Мать, жена, дочь. Он потерял трех женщин, которые, надо полагать, были ему дороги. Сурово.

— Страшно. Очень много пишут о трагической и героической смерти его жены, о них как о супружеской паре. Великая любовь и такой страшный конец. Очевидно, после этого он замкнулся, перестал общаться с людьми, много работал для и внутри «Юнилэб», много времени проводил с сыном. А вот Уилсон, наоборот, много путешествовал по миру, устраивал кампании за отмену запретов на нетрадиционные способы применения генной инженерии.

— Это я знала, — тихо сказала Ева.

— Уилсон произносил речи, читал лекции, писал статьи, вкладывал в это большие деньги. Веским доводом служила сама война. При небольшой модификации генов дети рождались бы с повышенными умственными способностями и пониженной склонностью к насилию. Мы используем генную инженерию, чтобы лечить или предотвращать врожденные заболевания,

так почему бы не создать более миролюбивое и интеллектуально развитое поколение?

Это старый довод в старом споре, — продолжала Пибоди. — Сторонники генной инженерии использовали его не одно десятилетие. В атмосфере всеобщей усталости от войны Уилсону удалось завербовать нескольких влиятельных сторонников. Но тут возникает множество проблем. Кто будет решать, где остановиться с интеллектом? Какой уровень агрессивности считать достаточным, даже необходимым для выживания и самообороны? И, раз уж мы занялись выведением расы господ, кого будем плодить: белых детей или черных? Белокурых бестий? И где границы между наукой и природой? Кто будет платить? А Уилсон в ответ говорил, что у человечества есть неотъемлемое право и даже долг совершенствоваться, бороться со смертностью и болезнями, покончить с войной, сделать следующий шаг на пути эволюции. Благодаря новой технологии мы создадим высшую расу, расширим наши физические и интеллектуальные возможности.

— Помнится, раньше уже был один такой тип, который нес ту же хрень?

— Да, у Уилсона были предшественники. И его противники не замедлили разыграть ту же карту, что шла в ход и раньше: обозвали его Гитлером. Но тут Айкон вышел из своей пещеры и вступился за него. Он опубликовал фотографии новорожденных, которых ему пришлось оперировать, и спросил, какая разница: предотвращать генетические дефекты до рождения или исправлять их после? И раз уж закон, наука, этика разрешили манипуляции генами на уровне стволовых клеток для лечения недугов, не пора ли двигаться дальше? Его голос был услышан, под его влиянием были сняты некоторые запреты. Методы генной инженерии стали применять для устранения наследственных дефектов. Но потом пошли слухи о том, что «Юнилэб» занимается запрещенными экспериментами, далеко выходящими за рамки закона. Конструирование детей, например, селекция, генетическое программирование, даже репродуктивное клонирование.

Ева слушала, откинувшись в кресле. Теперь она выпрямилась.

— Слухи или факты?

— Ничего доказать не смогли. У меня есть отрывочные данные — Надин их выделила — о том, что оба они, Уилсон и Айкон, попали под расследование. Но пресса об этом почти не писала: никто не хотел чернить двух нобелевских лауреатов, причем один из них был героем войны, вдовцом, воспитывающим сына в одиночку. Добавьте к этому большие деньги, и шум вскоре утих.

— А после войны, когда настроения переменились, — кстати, в это время движение хиппи вторично пережило бурный расцвет, — Уилсон и Айкон отступили. Уилсон с женой к тому времени уже открыл свою школу, а Айкон целиком посвятил себя восстановительной хирургии, добавив к ней пластическую хирургию. Он построил в Лондоне клинику и детский приют, названные в честь покойной жены, и стал расширять свою медицинскую империю по всему миру. Тогда же и была построена его знаменитая клиника в Нью-Йорке.

— И примерно в то же время, когда школа Брукхоллоу расправила крылья, а Айкон начал строить свои клиники по всему миру, он становится опекуном пятилетней дочери своей коллеги. Как раз вовремя, чтобы записать ее в школу. Представительства «Юнилэб» разбросаны по всему миру…

— Головная организация находится в Нью-Йорке, при клинике Айкона.

— Удобно, когда вся твоя работа сосредоточена в одном месте, — задумчиво заметила Ева. — Рискованно, но удобно.

«Три незаполненных вечера в неделю. Каждую неделю, — напомнила она себе. — Чем же еще заполнить это время, как не работой над любимым проектом?»

— Было бы благоразумнее с его стороны не смешивать одно с другим, но мы поищем, — сказала она вслух. — Слушай, а что мы ищем?

— Хоть убейте, не знаю. Я провалила биологию и еле-еле сдала экзамен по химии.

Ева так долго сидела, уставившись в пространство, что Пибоди, в конце концов, щелкнула пальцами.

— Эй, вы здесь?

— Придумала. Найди мне Луизу. Спроси ее, не желает ли она, чтобы ей вымазали все тело липкой жижей, поджарили волосы или что там еще в сегодняшнем меню? Поднажми на нее.

— Ладно. А что…

— Делай, что тебе говорят. — Ева повернулась в своем вращающемся кресле, включила телефон. Ей не хотелось идти по инстанциям и пробиваться через секретаршу Рорка, поэтому она использовала его частный номер и оставила послание в голосовой почте: — Свяжись со мной, как только сможешь. У меня есть тайное задание, которое придется тебе по душе. Я скоро поеду домой. Если ты сейчас занят, все расскажу, когда вернешься.

В двух кварталах от дома она заметила его в зеркале заднего вида. Ева так развеселилась, что набрала его номер на аппарате, укрепленном на приборном щитке.

— Хочешь зайти мне в тыл, приятель?

— Всегда с удовольствием на него любуюсь. Твое сообщение не показалось мне срочным, но оно было чертовски интригующим.

— Потерпи пару минут, я все объясню. На всякий случай: ты сильно загружен завтра?

— Кое-что есть, но все по мелочи: планы мирового господства, закупка индюшатины.

— Сможешь вырваться на пару часов?

— А это будет включать акты потного и по возможности запрещенного секса?

— Нет.

— В таком случае мне надо свериться с расписанием.

— Если найдешь для меня два часа и поможешь закрыть это дело, получишь акт запрещенного секса по твоему выбору.

— Ну надо же! По чистой случайности у меня, кажется, найдется завтра пара часов свободного времени.

Ева засмеялась и въехала первой в ворота их особняка.

— По-моему, у нас такого до сих пор ни разу не было, — сказала она, когда они оба вышли из своих машин. — Впервые мы вернулись домой одновременно.

— Тогда давай сделаем кое-что еще, что нам редко удается, и совершим прогулку.

— Уже темнеет.

— Еще светло, — возразил Рорк и обнял ее за плечи. Ева пошла с ним в ногу.

— Что тебе известно о «Юнилэб»?

— Многоцелевая организация, возникшая в эпоху городских войн. Гуманитарная программа обеспечивает стационарные и мобильные лаборатории для медиков-добровольцев: ЮНИСЕФ, «Врачи без границ», Корпус мира и так далее. Медицинские исследования проводятся в основном в нью-йоркском центре, он считается одним из лучших в стране. Имеются также клиники в городской и сельской местности по всему миру. Оказывают медицинскую помощь малоимущим. Твой первый убитый был одним из основателей.

— И теперь, когда он мертв, его соучредитель мертв и его сын тоже мертв, «Юнилэб» может быть заинтересован в новом спонсоре с кучей бабок.

— Куча бабок заинтересует кого угодно, но почему ты думаешь, что совет директоров «Юнилэб» будет заинтересован именно в моих бабках?

— Потому что в придачу к бабкам они получат твои мозги, твои связи. Мне кажется, если ты обозначишь свой интерес, они согласятся на встречу и устроят тебе большой тур.

— Особенно если пообещать им солидный взнос или годовое содержание.

— Допустим, ты выступил в этой роли. Будет ли это неправильно понято, если ты приведешь с собой своего медэсксперта?

— Наоборот, я был бы неправильно понят, если бы пришел без свиты.

Там, где они проходили, на уровне земли один за другим вспыхивали матовые лампочки, реагирующие на движение. Рорк задумался, не следует ли ему подготовить какие-то развлечения для приезжающих к ним в гости детей на открытом воздухе. Может, оборудовать игровую площадку?

Нет, так можно и с ума сойти.

— Что мы ищем? — спросил он Еву.

— Все, что угодно. Территория огромная. Мне никогда не добыть ордер на обыск всех помещений. Стоит мне только попытаться, как они добудут ВЗО [12] и свяжут мне руки на много месяцев. Если там есть что искать, оно испарится, прежде чем я добьюсь отмены. Если они занимаются незаконной генной инженерией, основная работа, скорее всего, идет где-то в другом месте. На частной территории.

— Например, в школе.

— Именно. Или в каком-нибудь подземном бункере в Восточной Европе. Да мало ли где! Мир велик. Но мне сдается, что Айкон — оба, отец и сын, — предпочли бы работать где-то поближе к дому. Клиника — идеальное место.

Ева кратко изложила все новые данные по делу, пока они гуляли вокруг дома. Мягкие сумерки постепенно сгущались, в воздухе заметно похолодало.

— Идеальные дети! — воскликнул Рорк. — Вот что ты ищешь.

— Я думаю, в этом была его цель. В начале своей карьеры он работал с детьми. У него был ребенок. Второго ребенка он потерял, когда погибла жена. Это была девочка. Хирургическим путем он может не только воссоздавать и исправлять, но и изменять. Улучшать. Совершенствовать. Его близкий друг и компаньон — генетик, придерживающийся радикальных убеждений. Бьюсь об заклад, Айкон многое узнал о генетических исследованиях и операциях. Наверняка наши добрые доктора вели оживленные беседы друг с другом.

— И тут к нему в руки попадает еще один ребенок.

— Вот-вот. Девочка, состоящая в родстве с женой Уилсона. Странно, что Уилсон и его жена не были назначены опекунами. Надо мне будет в этом покопаться. Но они ее контролируют. Взрослые контролируют детей, особенно когда изолируют их.

Рорк повернулся к ней, провел губами по ее волосам. Это был молчаливый знак понимания и утешения.

— Уилсон мог экспериментировать с Авриль еще до ее рождения. — При мысли об этом Ева ощутила тошноту. — А уж то, что они ставили на ней опыты после рождения, это ясно, можно и к гадалкам не ходить. Может, ее дети тоже были частью проекта? Вот на этом она, возможно, и сломалась. Не хотела видеть своих детей объектом экпериментов.

К тому времени как они обошли весь дом кругом — что равнялось, по мнению Евы, расстоянию в четыре городских квартала, — она заметила мелькающие на подъездной аллее огни автомобильных фар.

— О черт, — простонала она. — Похоже, цирк все-таки приехал в город.

«Цирк! — осенило Рорка. — Кажется, есть способ разрядить обстановку».

Ева могла бы попытаться сбежать к себе в кабинет или в спальню, спрятаться хоть на время, но у подножия лестницы статуей застыл Соммерсет.

— Закуски уже сервированы в гостиной. Ваши первые гости уже прибывают.

Ева хотела зарычать и уже оскалила зубы, но Рорк взял ее под руку и потянул за собой.

— Идем, дорогая. Я налью тебе бокал хорошего вина.

— А может, лучше яду? Двойную порцию.

Он засмеялся, а она закатила глаза.

— Да-да, бокал хорошего вина. Глоток цивилизации перед пыткой. — Он налил вина, наклонился и легко, нежно провел губами по ее губам, передавая бокал. — Оружие все еще при тебе.

Ева тут же оживилась.

— Верно, при мне. — Ее оживление мгновенно угасло, как только она услышала громкий, властный голос Трины, сопровождаемый щебетаньем Мэвис. Соммерсет ввел их в гостиную. — Пожалуй, лучше его снять, — проворчала Ева. — Чтобы не поддаться искушению.

Ева не могла понять, как ее угораздило оказаться в этой женской компании и почему они все в таком восторге от перспективы вымазаться с ног до макушки разноцветной клейкой массой. Ведь не так уж много между ними общего! Преданный своему делу врач с голубой кровью, амбициозный и опытный телерепортер, крепкий коп с хипповым прошлым. Добавить в этот коктейль Мэвис Фристоун, бывшую уличную воровку, а ныне звезду эстрады, и грозную Трину с ее бездонным мешком пыточных средств, и получится поистине гремучая смесь.

Но они заполнили роскошную и элегантную гостиную Рорка, счастливо гогоча, словно стая гусынь.

Они болтали. Ева никогда не понимала, зачем женщины болтают и как они находят столько тем для разговора. Еда, мужчины, мужчины, они сами, одежда, мужчины, волосы. Даже туфли. Она и представить себе не могла, что о туфлях можно сказать так много, причем все сказанное никак не соотносилось с прямым назначением туфель, то есть с ходьбой в них.

И поскольку Мэвис была беременна, первоочередной темой болтовни были дети.

— Я чувствую себя бесподобно! — Мэвис поглощала кусочки редких сортов сыра, бутерброды с икрой, фаршированные орехами баклажаны и все, что попадалось под руку, с такой скоростью, словно еду вот-вот должны были объявить вне закона. — Мы на пороге тридцать третьей недели, и врачи говорят, что ребенок уже все там слышит и даже видит, и головка уже опустилась вниз — выходит на позицию. Иногда я даже чувствую, как малыш ножкой бьет.

«Бьет что? — безмолвно спросила Ева. — Почки? Печень?» Едва подумав об этом, Ева решила отказаться от паштета.

— Как Леонардо с этим справляется? — вежливо спросила Надин.

— Просто супер! Мы теперь ходим на занятия. Эй, Даллас, вам с Рорком надо записаться на курсы дублеров.

Ева застонала, но так и не смогла адекватно выразить свой ужас.

— Вы тренируетесь? Это замечательно! — просияла Луиза. — Это так прекрасно, когда у роженицы есть близкие люди, которые могут поддержать ее во время родов.

Ева была избавлена от необходимости придумывать ответ, потому что Луиза повернулась к Мэвис и начала спрашивать, где она собирается рожать и какой метод использовать.

— Трус, — пробормотала она себе под нос, заметив, что Рорк удаляется из комнаты.

Это дало ей право налить себе второй бокал вина. Несмотря на свою отяжелевшую и расплывшуюся фигуру, Мэвис ни на секунду не переставала двигаться. Она сменила свои обычные шпильки на гелевые подошвы, но наверняка и они были на острие моды предположила Ева. Ее сапожки были расписаны каким-то абстрактным рисунком, розовым на зеленом фоне, и доходили до колен.

К зеленым сапожкам Мэвис надела зеленую юбку с блестками и обтягивающий зеленый свитер, не скрывающий, а, наоборот, подчеркивающий ее выпирающий живот. Рукава свитера, расписанные тем же рисунком, что и сапожки, оканчивались опушкой из розовых и зеленых перьев.

Ее волосы, выкрашенные в розовый и зеленый цвет, были заплетены в косы и уложены на голове в высокую прическу. Пучки перышек свисали на цепочках с мочек ушей, а во внешних уголках глаз блестели миниатюрные сердечки.

— Нам пора начинать. — Трина, превратившая свои волосы в ослепительно белый водопад, падавший ей на спину, улыбнулась — зловеще, как показалось Еве. — Программа обширная. Где мы ею займемся?

— У бассейна, — сказала Мэвис и сунула в рот новое лакомство. — Я спросила Рорка, можно ли нам там поиграть, и он разрешил. Мне с моим брюхом полезно поплавать.

— Мне надо поговорить с Надин и Луизой, — объявила Ева. — По отдельности. Это официально.

— Классно звучит. Мы сможем там разделиться. И еды с собой возьмем, верно? — И Мэвис на всякий случай схватила поднос.

«Нет, так невозможно вести дела», — думала Ева, сидя вместе с Луизой в сауне.

— Я в игре, — сказала Луиза и отпила воды из бутылки. — Договорюсь с Рорком о времени. Увижу что-нибудь подозрительное, дам тебе знать. Если там проводятся незаконные операции в облаете генной инженерии, вряд ли это происходит в доступных зонах, но я попробую что-нибудь разнюхать.

— Быстро же ты согласилась.

— Почему бы не добавить немного острых ощущений? И потом, в медицине и в науке есть границы, которые переступать нельзя. И для меня это одна из них. Конечно, представления о законности и незаконности подвижны. Черт, да контроль над рождаемостью считался незаконным в США всего сто лет назад. Если бы не научный прогресс и массовые протесты, мы до сих пор рожали бы по ребенку в год, а наши тела сгорали бы к сорока годам. Нет уж, спасибо.

— Тогда почему нельзя привести в порядок гены и добиться полного идеала во всем? Луиза покачала головой.

— Ты видела Мэвис?

— Ее трудно не заметить.

Луиза засмеялась и отпила еще воды.

— То, что с ней происходит, — это чудо. Давай отбросим анатомию и биологический процесс. Создание жизни — само по себе чудо, и таким оно должно оставаться. Да, мы можем — и должны! — использовать наши знания и современные технологии для обеспечения здоровья и безопасности матери и ребенка. Устранять врожденные дефекты и заболевания, насколько это возможно. Но пересечь черту и начать конструировать детей? Манипулировать эмоциями, внешностью, умственными способностями, даже личностными качествами? Это уже не чудо. Это бред самовлюбленного эгоиста.

Дверь парилки приоткрылась, и в щель всунулась голова Пибоди. Ее лицо было вымазано голубой глиной.

— Ваша очередь, Даллас.

— Нет, не моя. Мне надо поговорить с Надин.

— Я пойду.

С нездоровым, как показалось Еве, энтузиазмом Луиза вскочила на ноги.

— Пришли сюда Надин, — приказала Ева своей напарнице.

— Не могу. Она проходит первый этап детоксикации. Вся спелената, как мумия, — объяснила Пибоди. — В морские водоросли.

— Гадость какая!

Ева накинула махровый халат. Помещение крытого бассейна, всегда такое красивое, изобилующее тропическими деревьями и другими растениями, превратилось в чудовищный косметический салон. Мягкие банкетки с простертыми телами. Странные запахи, странная музыка. Трина облачилась в лабораторный халат. Брызги на нем были всех цветов радуги. Ева предпочла бы кровь. По крайней мере, кровь была чем-то понятным.

Мэвис спрятала волосы под прозрачной полиэтиленовой шапочкой, все остальные части ее тела были покрыты субстанциями разных оттенков. Что они собой представляли, Ева предпочитала не знать.

Живот у нее был… выдающийся.

— Смотри, какие сиськи! — Мэвис подняла руки и указала на свою грудь. — Прямо как дыни. Залет имеет свои дополнительные выгоды.

— Прекрасно. — Ева погладила Мэвис по голове и подошла к Надин.

— Я в нирване, — сонно пробормотала Надин.

— Нет, ты лежишь голая и вся облепленная морской капустой. Слушай меня внимательно.

— Токсины просачиваются из моих пор прямо сейчас, пока мы говорим. Это значит, что я, к примеру, смогу выпить еще вина, когда мы закончим.

— Слушай внимательно, — повторила Ева. — Не для эфира, пока я не дам тебе отмашку.

— «Не для эфира», — передразнила ее Надин, не открывая глаз. — Я заплачу Трине тысячу долларов, чтобы она вытатуировала это у тебя на заднице.

— У меня есть основания полагать, что Айконы активно участвовали в проекте, основанном на манипуляции генами, а может, и возглавляли его. А финансирование проекта, возможно, осуществлялось путем продажи женщин, которые были искусственно созданы, а потом натасканы для удовлетворения нужд потенциальных клиентов.

Глаза Надин открылись и загорелись зеленым огнем, особенно заметным на фоне кожи, вымазанной чем-то светло-желтым.

— Не свисти, Даллас.

— И не думала. Между прочим, ты похожа на рыбу. И несет от тебя рыбой. Ладно, слушай. У меня есть основания полагать, что Авриль Айкон могла стать жертвой этих экспериментов и что она была сообщницей в убийстве своего мужа и свекра.

— Вытащи меня из этой штуковины. — Надин попыталась сесть, но тонкое компрессное одеяло было закреплено на банкетке.

— Я не знаю как, и в любом случае я к этой дряни не притронусь. Просто слушай. Я расследую сразу несколько версий. Может, в чем-то я и ошибаюсь, но по сути все верно. Я хочу, чтобы ты занялась Авриль Айкон.

— Ха! Попробуй оттащить меня от нее.

— Раскрути ее на интервью, ты это умеешь. Разговори ее насчет работы, сделавшей ее мужа и свекра знаменитыми. Генетику обходи стороной. Ты обнаружила связь с Джонасом Уилсоном, можешь затронуть эту тему. Но старайся сохранять дружелюбие, порассуждай о том, что они сделали для человечества и так далее.

— Не учи меня, как делать мою работу.

— Ты умеешь вытаскивать из людей их истории, — согласилась Ева. — Добудь мне данные. Но будь осторожна. Если я права, она замешана в двух убийствах. Если она почувствует, что ты подбираешься к правде, думаешь, ей духу не хватит уничтожить тебя? Постарайся ей внушить, что у меня на нее ничего нет. Ничего такого, что я могла бы использовать, чтобы вызвать ее на официальный допрос.

— Но она может довериться сочувственно настроенной журналистке и сказать что-нибудь полезное для тебя.

— Соображаешь. Вот потому-то я и прошу тебя об услуге, хотя сейчас ты похожа на какого-то лосося-мутанта.

— Я тебе что-нибудь добуду. А когда я выдам эту историю в эфир, смогу любую дверь открыть ногами!

— Ты не выдашь ее в эфир, пока дело не закрыто. Айконы — не единственные, кто в этом замешан. Они не могли делать всю работу вдвоем. Не знаю, удовлетворится ли она их смертью. Итак, ты обратилась к ней, потому что тебе нужен человеческий аспект. Ее свекор, человек, заменивший ей отца, и ее муж, отец ее детей, погибли от руки неизвестного убийцы. Спроси, где она училась, спроси о ее творчестве. Тебе нужен ее портрет — женщины, дочери, матери, вдовы.

Надин задумчиво поджала намазанные желтым губы.

— Различные грани ее индивидуальности. Я буду взывать к ней как к личности, чтобы она рассказала мне о своих отношениях с мужчинами. Хочу взглянуть на них ее глазами. Она источник освещения. Да, это умно. И мой продюсер будет просто счастлив.

Послышалась мягкая тройная трель таймера.

— Я готова, — объявила Надин.

— Пойду в таком случае принесу соус тартар. Может, вкуснее будет?!

Избежать пытки было невозможно. Пока Мэвис сидела рядом с ней, погрузив ступни и кисти в пенную голубоватую воду, а Пибоди тихонько похрапывала на ближайшей банкетке под действием программы видеорелаксации, Ева стоически перенесла маску и массаж лица. Клейкая масса, в целительность которой Трина верила безгранично, уже была втерта в ее волосы.

— Сделаем лицевую обработку всего тела, пока твои волосы впитывают сок счастья.

— Чушь собачья! Ведь тело — это не лицо.

— У некоторых людей такие лица, что лучше бы они на них сидели.

Не удержавшись, Ева невольно рассмеялась.

— Все, кроме Мэвис, проходят обработку волос, — продолжала Трина. — Ее я обработала сегодня утром. Хочешь что-нибудь сделать со своими?

— Нет. — Ева инстинктивно схватилась за волосы и испачкала руку в илистой жиже. — О, черт!

— Могу сделать временную окраску. Или попробуем наращивание. Просто для разнообразия.

— Мне хватает разнообразия. И мои волосы меня устраивают. Ничего другого мне не надо.

— Не могу тебя винить.

Ева разлепила один глаз и взглянула на нее с подозрением.

— За что?

— За то, что не хочешь ничего менять. Твои волосы тебе к лицу. Но ты о них совершенно не заботишься, как, впрочем, и о лице. Не так уж много требуется времени, чтобы держать себя в форме.

— Я держу себя в форме, — тихо сказала Ева.

— Ты имеешь в виду тело. Да, тело у тебя — высший класс. Бесподобный мышечный тонус. Вот взять кое-кого из моих клиенток. С виду ничего, а разденешь — без слез не взглянешь. Сплошные подтяжки, а под ними одно дерьмо.

Ева открыла оба глаза. Ей пришлось с отвращением признать, что слепой страх перед Триной лишил ее великолепного источника информации.

— Ты работала с кем-нибудь из клиентов клиники Айкона?

— А то! — усмехнулась Трина, не прекращая работы. — Чуть ли не половина моей основной клиентуры. Ты в их услугах не нуждаешься, поверь.

— А с женой Айкона? С Авриль? Ты ее когда-нибудь обслуживала?

— Она ходит в «Утопию». Я там работала три года назад. Ее обслуживала Лолетта, но я как-то раз делала ей полный массаж и уход за телом, когда дружок поставил Лолетте «фонарь» под глазом. Парень был полная задница, и я ей говорила, но разве она послушает? Нет, пока он…

— Авриль Айкон, — перебила ее Ева. — Ты могла бы заметить, если бы у нее что-то было? Пластика, коррекция, ну, словом, хирургическое вмешательство?

— Когда у тебя под сканерами голое тело, тут уж видишь сразу все меню. Да, у нее кое-что было. Небольшая коррекция лица, небольшая подтяжка груди. Отличная работа, но ничего другого и ждать не приходится.

«А муж утверждал, что у нее все от бога», — припомнила Ева.

— Ты точно уверена?

— Слушай, ты знаешь свою работу, я знаю свою. А почему ты спрашиваешь?

— Просто из любопытства.

Ева опять закрыла глаза. Когда размышляешь над убийством, косметические процедуры кажутся почти терпимыми.