Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)

Глава четырнадцатая

Первый день наступившей недели для нас начинался несколько необычно. Сразу после завтрака, вместо классных занятий, нас повели в актовый зал.

— Кино будут показывать, — увидев аппаратуру, съязвил Степка.

— Держи карман шире, комедию покажут, — поддел его кто-то из ребят.

Но шутить дальше не пришлось. В зал, в сопровождении Мирного, вошли двое в штатском. В одном из них я сразу же узнал того самого капитана, который ночью после патрулирования приходил к нам в казарму за своей шинелью.

— Что-то случилось, — шепнул сидевший рядом Вадим. Но ответить я не успел.

— Товарищи курсанты! — как всегда без предисловий заговорил Мирный. — Сегодня наш курс, вместо занятий по автоделу, которые переносятся на пятницу, будет согласно расписанию пятницы заниматься розыском преступников по словесному портрету. Но сегодня условности в сторону, — медленно и чеканя каждое слово произнес Мирный. — Никаких условных преступников, никаких вымышленных лиц. Сегодня мы займемся розыском реальных преступников, матерых преступников — братьев Махмудовых. Они две недели тому назад совершили разбойное нападение на курсанта Алимова. И оценит ваши действия сегодня не преподаватель, а сама жизнь и ваш товарищ, который и сейчас еще находится в больнице. В курс дела вас введет капитан Киреев — начальник уголовного розыска отделения милиции, — и Мирный представил нам знакомого мне капитана.

— К сожалению, товарищи курсанты, — начал капитан, — мы на сегодняшний день не успели задержать основных участников этого преступления, ибо они, по имеющимся у нас данным, выехали за пределы Ташкента. Но вот буквально вчера вечером нам стало известно, что они появились в городе. Сейчас я вам кое-что расскажу о них: это братья Махмудовы, дети бывшего старогородского ишана Махмуда. Отец их давно в гостях у аллаха, а вот его сынки, растленные безделием и воспитанные на презрении к простому народу, живут тунеядцами.

— Камиль, — обратился он к своему спутнику, — покажи-ка ребятам это святое семейство.

Тот, кого капитан назвал Камилем, вышел к стоявшей посредине зала аппаратуре, и перед нами на экране появилось и застыло изображение самодовольно улыбающегося, лет тридцати пяти, полного, с бритой головой мужчины.

— Вот перед вами старший из братьев — Карим Махмудов, по кличке Король. Он трижды судимый и фактически является руководителем этой банды, — пояснил капитан.

— Старший Махмудов со своими братьями, — и нам показали еще двух Махмудовых, — среднего Ибрагима и младшего Муслима. — В ту ночь, незадолго до того, когда ваш однокурсник пришел по заданию участкового на квартиру к некой Люське Королевой, они ограбили ювелирный магазин. Сегодня на розыск преступников брошены все силы милиции, но это не такое простое дело. И поэтому я вас убедительно прошу, будьте осторожны и внимательны, — закончил капитан.

— Ясно? — спросил Мирный.

— Так точно! — ответили мы хором.

— А сейчас мы распределим вас по группам, оперработники раздадут фотографии и маршруты сегодняшнего дня. Получите у старшины оружие, и чтобы через десять минут в расположении школы никого не было, — подытожил Мирный.

Помимо Вадима, Степана и Толика в нашу группу попал Захар. Маршрут патрулирования начинался от сквера Революции и заканчивался около Дворца железнодорожников в районе вокзала. Рабочий день уже начался. Мимо нас проносились десятки автомобилей, обдавая пылью жухлые придорожные цветы; стояли последние дни ноября. Кое-где в садах еще висели гроздья винограда, и нежилась на солнце, дозревая, айва. В арыках журчала вода. Лишь пожелтевшая листва на деревьях говорила о наступившей осени.

— Ребята, посмотрите, как кругом хорошо, — вдруг остановился Вадим, осматривая клумбу с цветами.

— А ты не цветочки нюхай, а ищи преступника, — вдруг оборвал его Степан. — Не люблю сентиментальности.

— Зря ты, Степка, на Вадима шумишь, — вмешался Толик. — Цветы — дело хорошее и никому никогда не помешают. Цветы — не водка.

— Дали б мне право, так я вообще бы запретил водку на заводах изготовлять, — вдруг сделал вывод Вадим.

— Может быть, сухой закон установить, как это делали в Америке, — прервал его Степан.

— А что нам Америка, — ответил за него Толик. — Пусть она живет своей жизнью. У них там по этой части проблем тьма тьмущая. Я вот читал в одном журнале, как по этой части решен вопрос в Польше. Там водку в магазинах продают в определенные часы и только по талонам, а в талоне сказано, на какой срок действителен и сколько литров полагается одному покупателю. Так что лишнего не перехватят. Даются такие талоны только с разрешения жены, а если ты несовершеннолетний или алкоголик, то вообще не дают.

— Да ну? Вот это дела, — удивился Степан, но тут же отрицательно замотал головой, — это нам тоже не подойдет.

— Конечно, Степа, не подойдет, — поддакнул ему Захар. — Меньше будут пить, меньше будет пьяных, а что же тогда милиции делать?

— Помалкивал бы уж, — зло сверкнул на него глазами Степан. — Если ты не найдешь себе работу, так запомни: меня давно ждут ребята на судоремонтном, у Вадима — прямая дорога в радиотехнику, Лешке — в механику, у Толика и сейчас душа ноет по земле. Но я себе дал зарок, что не уйду из милиции до тех пор, пока ни одной дряни не останется, которая захотела бы обидеть человека.

— Долго же тебе придется в милиции работать, — съехидничал Захар, а сам на всякий случай отодвинулся в сторону.

— Ох, и странный же ты, Захар, — не выдержал я. — Никак не пойму, какому ты богу служишь.

Захар почувствовал, что хватил не в ту сторону, сразу же забеспокоился:

— Что вы, что вы, ребята. Я имел в виду, что милиция будет нужна всегда, даже при коммунизме. Душевнобольные и припадочные... от них ведь никуда не денешься.

— Душевнобольных, вроде тебя, заставим гусей пасти, — ответил уже более спокойно Степан. — А что касается, доживу ли я до того дня, когда не будет милиции, — так это уже точно. Ну, а если и не доживу, — тоже большой беды не будет. Дети доживут.

— Правильно, Степа, ты как будто мой мысли читал, — поддержал его Вадим.

— Чистая ты душа, Вадим, с тобой хоть сейчас в коммунизм, — и Степка, улыбнувшись, пожал Вадиму руку.

— Вы знаете, ребята, а я так понимаю, — о чем-то раздумывая, заговорил Толик, — милиция, конечно, и при коммунизме будет, только она будет выполнять другую роль, да называться, наверное, будет по-другому.

— А вообще, вопрос ясен, — махнул рукой Степан, — когда она будет называться по-другому, тогда и займемся другими делами.

Мы раз за разом проходили от сквера до вокзала, заходили в магазины, кафе-рестораны. Везде было спокойно. Люди занимались своими делами.

— Что в стоге сена, — в который раз сетовал Степан. — Шутка ли, три тысячи триста улиц в Ташкенте, миллион жителей...

Подошло время обеда. Нужно было возвращаться в школу.

— Вы как хотите, а я не пойду, стоит ли из-за этого туда-сюда таскаться, — остановился Степан, когда мы направились в школу. — У меня трешка есть, пообедаю в рабочей столовой.

Подумав, я тоже решил составить ему компанию. Проводив ребят до троллейбуса, мы с ним зашли в ближайшую кафе-пельменную. Свободных мест не было, и нам ничего не осталось делать, как ждать.

Стоя в сторонке, я машинально рассматривал сидевших за столиками, сравнивая с фотографиями преступников, и не видел ничего похожего. Но вот стоп! — от стойки с кружкой пива шел человек. Наши взгляды встретились, он вздрогнул и, кажется, ускорил шаг, но затем опять пошел спокойной походкой и сел за свой столик ко мне спиной. Я не видел выражения его лица, но чувствовал, что он волнуется. Беспокойно дергались его плечи. Человеку то и дело хотелось повернуться и посмотреть в нашу сторону. И чем больше он волновался, тем яснее становилось для меня — это он — один из братьев Махмудовых. Медлить было нельзя. Я легонько подтолкнул Степана и показал глазами на посетителя.

Он, не говоря ни слова, внимательно вгляделся и, дернув меня за рукав, сказал:

— Пошли.

— Так, сразу? — удивился я. — Может быть, ты останешься, а я позвоню дежурному по городу. Капитан Киреев не велел самим брать преступников.

— Нет, уйдет, берем сейчас, — отрезал Степан. И мы решительно направились к столику. Я шел и видел только затылок, который с каждым мгновеньем становился все багровее и багровее. Человек чувствовал наше приближение. Он постепенно выпрямлялся на стуле, как бы вырастая из него.

«Этот так не дастся», — решил я и подтолкнул Степана, дескать, заходи с правой стороны. Глухо стучали наши сапоги по паркетному полу. Человек не выдержал и вскочил. Сейчас он бросится на Степана, замахнувшись увесистой пивной кружкой.

— Сядь! — громко приказал я. Человек на какое-то мгновение растерялся. Этого оказалось достаточно, чтобы Степан схватил его за руку. Но тот вырвался.

В кафе поднялся гвалт, а преступник кинулся к выходу. Расталкивая посетителей, я в два прыжка догнал его. Еще мгновение, и кто-то резким движением оторвал его руку от моей гимнастерки. Это был Степан.

«Вот как оно свершилось, — подумал я, — теперь ты, голубчик, в наших руках». Но рано я радовался. Вокруг собралась толпа, сбежались повара и официанты, повскакивали с мест посетители — и все что-то кричали наперебой.

— Что же это такое?! — на ходу раздвигая толпу, закричала прибежавшая из-за своей стойки толстая, невысокого роста кассирша.

— Отпустите человека, чего вы его мучаете, — требовал кто-то.

В это время раздался милицейский свисток, и в кафе вбежали работники милиции.

Преступника увели, нам уже не хотелось обедать, и мы тоже поехали к дежурному по городу. Немного отдышавшись в машине, Степка сказал:

— Жаль, надо было прихватить и эту толстую. Нашла кого жалеть — убийцу, дура, — сокрушался Степан.

— А ты вот пойди и расскажи ей, что она преступника защищала, — посоветовал я, чтобы как-то успокоить его.

— Что ж, пойду и расскажу, пусть ей будет стыдно, — с решительным видом заявил Степан.

В это время машина резко затормозила. На крыльце нас уже ожидал капитан Киреев.