Глава 22

Мои попытки помочь Никите избавиться от ночных кошмаров успехом не увенчались. Мягко отстранив меня минут через пять после моего прихода в гостиную, он сам взял весь этот долгожданный и важный процесс в свои руки.

Шум в моих ушах стоит такой сильный, что я с трудом понимаю, что он просит меня довериться ему.

— Расслабься, — шепчет Никита, укладывая меня на кровать.

Больше в течение ночи мы не произносим ни одного слова. Никита позволяет мне спать маленькими урывками в промежутках между тем, когда он жадно и нетерпеливо, снова и снова, настойчиво и упорно, раз за разом притягивает к себе, заставляя подчиняться и взлетать туда, откуда не так быстро и просто вернуться.

Этой ночью слова были бы явно лишними. Мы не могли насытиться друг другом, а от периодически подкатывающего отчаяния и боли разлуки мгновенно закрывались своими горячими объятиями и поцелуями. Никита брал то, что по праву должно было ему принадлежать все эти почти пять лет. Сегодня, переступив порог гостиной, я понимала, что по-другому с ним не будет.

И всё же на рассвете я почувствовала, как рядом со мной зарождается то, ради чего мы все живём. То, что должно быть у каждого человека. Это то чувство, когда ты можешь окружающих вокруг тебя людей сделать счастливыми. И сделать, пусть и чуточку, но добрее наш мир.

— Доброе утро, Марго! — его большая ладонь ласково проходится по местам, которые ночью горели от поцелуев.

Мне не верится, что я снова слышу, как он меня называет. Всё кажется, что скоро сон закончится, и мне лишь достанутся воспоминания тех неполных двенадцати дней.

— Доброе, Никита!

— Наверное, тебе пора вставать. Скоро Кузьма проснётся. Не надо, чтобы он пока нас видел. Сначала объясним всё ему, и тогда я буду ночевать в твоей спальне, когда приеду.

Сердце ёкает. Неужели он собирается приезжать лишь иногда? Чтобы недолго побыть с нами… Видеться с сыном…

— Марго, я тебя прошу, — Никита повысил голос. — Если тебя что-нибудь беспокоит, то, пожалуйста, сообщай мне об этом.

Я удивлённо вскидываю брови.

— Ты так удивляешься! Поначалу, — почти зло произносит Никита, что для меня становится новинкой. — А потом делаешь свои самостоятельные выводы и убегаешь. Да что там убегаешь! Это было бы ещё полбеды. Ты, твою дивизию, творишь, не пойми что! — нервно наблюдаю, как он пытается успокоиться, старается дышать глубже. — Делаешь то, что потом исправить нельзя…

— Я честно не понимаю, о чём ты говоришь, — несмело шепчу ему в ответ.

— А вот я почему-то уверен на все сто процентов, что сейчас ты думала о том, что я буду приезжать к тебе только по праздникам и выходным, чтобы увидеть сына. Так?

Я отвожу глаза.

— Маргарита, смотри на меня! Об этом ты сейчас думала? — он берёт меня за подбородок и удерживает мою голову, а затем медленно наклоняется ко мне.

Его глаза оказываются так близко от моих, что мне кажется, он готов заглянуть в мою душу. Так и происходит.

— Ты только что об этом подумала? — он уже двумя ладонями обхватил мои скулы и держит голову, не позволяя отвести глаза. — Так подумала? Отвечай.

— Да, — горько вздыхаю я.

А он прижимается губами и целует. Жадно, с натиском, будоражаще до кончиков пальцев. Резко отстраняется и встаёт.

— Вставай, пойдём завтрак сыну готовить, — протягивает мне руку и помогает подняться с кровати.

— Никита…

Он не даёт договорить и опять закрывает мне рот поцелуем.

— Тшш… Говорить будем потом. Дай вспомнить мне тебя, — берёт за плечи и добавляет. — Только, пожалуйста, прошу тебя, не думай обо мне так плохо. Не могу понять, откуда у тебя такое мнение сложилось о моей жизни. Из всего плохого, что я тебе сообщил пять лет назад, это была информация только о том, что у меня были девушки.

— Никита…

— Слушай и запоминай. Я приехал к тебе. Или за тобой. И за сыном, как это внезапно вчера выяснилось, — говорит и мягко улыбается. — Приятно, кстати, выяснилось, — добавляет и протягивает руку к моей щеке, чтобы погладить. — Это мы ещё успеем обсудить втроём на семейном совете. Где и как нам жить.

И толкает меня на выход из комнаты. А потом легонько хлопает по пятой точке.

— Муж, между прочим, есть хочет, — третий раз называет себя моим мужем. — Ты сама вчера переступила порог. Я предупреждал тебя.

Я делаю серьёзное лицо и быстро иду на кухню. Чтобы не засмеяться от счастья, внезапно свалившегося на голову. Никита в два прыжка догоняет меня и разворачивает к себе лицом:

— Маргарита, спасибо за сына! — и прижимает, чтобы снова обнять. — Ну, что смущаешься, Колючка моя, — гладит по спине. — Хорошего парня подрастила.

Я слышу за спиной какой-то шорох. Через пару секунд ручонки Кузьмы обхватывают меня за бёдра. Началось, сейчас, похоже, делить меня начнут.

— Доброе утро, мамочка! — я подставляю щеку, чтобы он дотянулся поцеловать меня, и тут же целую в ответ.

Выпрямляюсь. Никита руки с моей талии не убирает. Всё ясно. Показывает, что меня никому не отдаст. Такой же мальчишка, как и Кузя.

— Доброе утро, Никита! — на удивление вежливо произносит Кузя, хотя до этого всегда ревниво следил за тем, чтобы основное внимание доставалось ему. — Как тебе спалось?

— Хорошо, спасибо. А у тебя как дела?

— Тоже хорошо, — потом почесал свою голову. — Никита, ты тут это…

Кузя запнулся.

— Я слушаю тебя очень внимательно, Кузьма, — отвечает он сыну, а сам ни на шаг не отодвигается от меня.

— Никита, знаешь… Я рад, что ты приехал. Хорошо, когда в доме есть большой мужчина. Теперь будет, кому мою маму жалеть по ночам.

Мои брови не просто поднимаются, они выгибаются трёхэтажным коттеджем.

— Кузя, ты что это такое говоришь?

— Мама, я знаю, что ты почти каждую ночь плачешь. Я много раз приходил и сидел под дверью. Не заходил, чтобы ты из-за меня не переживала. Но утром всегда обнимал и жалел тебя. Теперь вот Никита ночью будет жалеть.

— Кузя, — я вытираю слёзы, которые невольно покатились из глаз, — а откуда ты знаешь, что мужчины жалеют ночью мамочек?

— Мне Фёдор рассказывал. А я очень сильно переживал, что ты одна у меня. Совсем без мужчины, — и вздохнул.

Никита отлепился от меня, буквально на доли секунды рукой притянул мою голову к себе, чмокнул в губы, вытер слезу с одной щеки и быстро сказал:

— Марго, не плачь.

Подошёл к Кузе, без слов подхватил его на руки и прижался к его щеке:

— Спасибо, сынок.

Кузя в ответ обхватил его шею и поцеловал в щеку. А Никита резко поднял его высоко над собой и стал раскачивать. По всему дому разнёсся задорный детский смех, а мои слёзы покатились градом.

— Так, Кузя, стоять. Надо маму жалеть, а то она потоп в доме устроит.

Тут они уже вдвоём подскочили и принялись меня сначала обнимать, а следом и щекотать.

— Мать, ну ты даёшь, — Никита царапал меня своей лёгкой щетиной. — Я голоден как волк, а ты тут слёзы льёшь. Муж я или не муж? А? — и потащил за руку на кухню.

Кузя, перескакивая с одной ноги на другую, весело запел свою любимую песенку.

Загрузка...