Глава 43

— Так поздно? Кто это может быть? — Никита нахмурился и сел на кровати.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Обычно гостей у меня в это время не бывает.

— Пойду, посмотрю. Накинь халатик пока, — сказал и чмокнул меня в висок.

Я услышала, как Никита кому-то громко сказал, что вас тут совсем не ждут. И тут же услышала знакомые мне с детства голоса.

Почти бегом выскочила из спальни. Подходя к веранде, почувствовала, как сердце моё затрепыхалось, а руки сделались влажными. Что им надо? Теперь я никому не позволю испортить свою жизнь. И Никита не позволит. Хорошо, что Кузи нет дома.

— Доченька, — мама сразу бросилась мне навстречу и обняла за шею.

Сквозь свои слёзы, которые мгновенно нахлынули, не спрашивая моего разрешения, я увидела, как папа опёрся спиной на входную дверь, словно ему было очень тяжело стоять, и с тревогой в глазах за всеми нами наблюдал.

— Прости нас, пожалуйста. Маргарита, прости, — мама зарыдала на моём плече, а я не понимала, что чувствую сейчас на самом деле.

Если бы это всё случилось тогда, когда я вернулась из Минска, то счастью моему не было бы границ. Но сейчас…

Сейчас, когда прошло столько времени, сейчас, когда другие бабушка и дедушка были лишены не по своей воле общения с внуком, сейчас, когда я благодаря им, моим родителям, самым близким людям на земле, бежала из своей любимой и тёплой станицы… И потерялась с моим Никитой… Да, я не снимаю своей вины с себя. Я должна была побороть страх и позвонить Никите.

Но я не забыла, что мне экстренно пришлось убегать от моих родных людей, которые могли меня упечь в психушку или ещё что-нибудь придумать. И, скорее всего, меня бы ждал принудительный аборт. И не родился бы мой сынок.

Воспоминания полились на меня как горная река, и следом катились слёзы, которые остановить я уже даже и не пыталась. И не могла. И маму оттолкнуть не могла. Но и не понимала, осталась ли хоть капля моей нежности к ним.

— Мы можем увидеть внука? Я просто спрашиваю. Мы ни на что не надеемся.

— Если только вам разрешит Никита, — как можно строже ответила я.

Я увидела, как у Никиты заходили желваки на скулах, но он тут же взял себя в руки и спокойно ответил.

— Кузя сейчас отдыхает с бабушкой и дедушкой. Его нет в посёлке.

— Позвольте его увидеть, хоть один раз. Хоть пару минут, — почти умоляющим голосом попросила мама.

Я нашла силы, сняла руки мамы с моей шеи и отошла к Никите. Он тут же заключил меня в кольцо своих рук и вытер с моих щёк слёзы. И я поняла, нет, почувствовала, что теперь я за ним, как за каменной стеной.

— Мама, я звонила вам с папой, когда Кузя родился. Вы же помните это? Всех девочек из роддома мама встречала. И мамы, чужие мамы, мне передавали морсы клюквенные после родов. Я не удержалась… Это был такой нужный звонок, я думала, что у вас оттают сердца. Малыш родился. А ты… Ты сказала, что я вас позорю. Чтобы не смела больше звонить, что я принесла в подоле, чтобы не смела появляться на глаза, что вы оказались правы насчёт меня, что в поездке я занималась бл…

— Марго, спокойней. Не надо опускаться до такого уровня. Не разрушай себя. Мы это уже всё с тобой обсуждали. Спокойно, солнышко, — Никита гладил меня по спине, а я дрожала каждой своей клеткой, не зная, как теперь вообще дальше существовать нам, таким родным и одновременно далёким людям, и мысли одолевали тяжёлые, что эти все наши проблемы бесконечные и ужасные. — Спокойно, малыш, я рядом. Вместе мы всё преодолеем.

— Подожди, Никита. Я хочу сказать им, что я встретила тебя. И счастлива. Да, у меня была с тобой связь, хоть мы и были знакомы совсем чуть-чуть. Так, наверное, не делают порядочные девушки, так считают и мои родители. Но эта связь была… Её как будто благословили, всё было так… Это был один из самых лучших моих моментов в жизни. Я полюбила тебя ещё тогда, в Минске. И все эти годы любила. Всегда любила, — я поняла, что уже обращаюсь только к Никите, смотрю только на него. — И ни о чём не жалела. И не жалею. Я люблю, тебя, Никита. Ты — мой самый лучший и родной человек.

Он смотрел на меня так, что во мне всё внутри переворачивалось, ноги подкашивались, а я понимала, какая счастливая, понимала, что вот с этим человеком буду встречать каждое утро, а вечером засыпать у него на плече. И растить сына, а, может, и ещё кого-нибудь. И мне не надо будет одной бояться, когда у Кузи температура или сыпь на теле, решать в одиночку, в какой сад пойдёт или школу, и принимать в одиночку решения по другим важным и неважным вопросам. И я смогу дарить тепло и свою любовь ему, моему любимому.

— Марго, послушай меня, — Никита взял меня за плечи. — Ты самое чистое создание, какое только я встречал. Всё, что я хотел узнать, я уже узнал. Да, многое не вернуть. Но мы будем стараться правильно жить дальше. Тебе не в чем больше оправдываться передо мной или перед кем-то ни было. Это твоя жизнь. И самое главное, хотел приберечь это на нашу свадьбу, которую мы сыграем в конце августа. — Он крепче сжал мои плечи, почти до боли. — Марго, ты слышишь меня? Я люблю тебя, Маргарита! И хочу с тобой и с нашими детьми, а я не сомневаюсь, что мы снова родим, уж очень быстро у нас это получается, прожить под одной крышей, наслаждаясь отношениями день за днём, год за годом. И это будет самым правильным в моей жизни решением.

Никита всё говорил и говорил, а я уже больше не плакала, улыбалась и старалась запомнить этот момент. Гладила его по щеке, царапая свою ладонь о щетину, ловила лучики света, которые излучали его глаза…

— Маргарита, я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь загладить свою вину, — позади меня донеслись тихие слова мамы и прервали наши признания.

Мама говорила так ласково, передо мной тут же предстали картинки из детства, когда мама что-то покупала вкусненькое, редко, но всё-таки прижимала к себе, когда я ударяла колено или боялась грозы.

Я повернулась к ним. Они оба плакали.

— Маргарита…

— Это Володя вам сообщил?

— Да. Сказал, что ты тут с мужчиной живёшь. Но, пожалуйста, не беспокойся. Мы приехали, чтобы не мешать тебе, а извиниться. Если выгонишь, то будешь права.

Я посмотрела на Никиту. Он незаметно кивнул. У него благородное сердце. Но я всё равно уточнила:

— Никита, если тебе это неприятно, то я проведу родителей до калитки. Ты понимаешь, что мне всё равно придётся видеться с ними…

— Марго, всё нормально. Родители — это родители. И тебе не надо мне ничего объяснять. Будем пытаться что-то делать вместе. И прошу меня понять, — теперь он обратился к ним, — если я почувствую хоть малейшую опасность, исходящую от вас, то всё общение будет прекращено. И для неё. И для Кузи. — И добавил очень строгим голосом. — Вы не сказали мне, что Маргарита родила ребёнка, когда я к вам приезжал. Вы обманули меня и выставили за дверь. Поэтому верить вам мне будет тяжело. Но ради Кузьмы мы будем строить отношения. Не испортите их.

— Спасибо, Никита. Но не забывай, что ещё и родители твои ничего не знают. Совсем ничего… — вмешалась я.

— Ничего, они у меня добрые люди. Тяжело им будет всё принять, но они это сделают, я это точно знаю.

Папа «отлепился» от стены и подошёл к нам.

— Дети, простите меня. Это я один во всём виноват. И жену я зря послушал, согласился с ней. Должен был сам всё это остановить. Женщины они напридумывают всякое… Она, вроде, как и не со зла.

— Не со зла? — очень громко возразил Никита. — Не со зла к врачу возили? Может, не со зла хотели признать сумасшедшей. Только не забывайте, как вы меряете, так и вам отмеряют, — у Никиты сжимались кулаки, а моя прижатая к нему ладонь фиксировала сильное и частое сердцебиение.

— Никита…

— Я просто объясняю всем. Всё, что касается моей будущей жены, меня весьма волнует и очень беспокоит. Больше ни одной слезинки не выкатится из её глаз.

— Да, ты прав. Прости нас, Никита. Прости, если сможешь. Мы на машине, поэтому поедем. Хотели убедиться, что с нашей Маргаритой всё хорошо, — папа засуетился, но в последний момент, перед тем, как открыть дверь, посмотрел на меня.

Никита убрал мои руки с груди. И зачем-то заглянул в гостиную.

— Нет, оставайтесь. На ночь глядя не надо никуда ехать. И мне вы тоже ничего не должны объяснять. Я не хочу говорить, что прощаю или не прощаю вас. Умом понимаю, что должен. Но сердце рвёт на части. Я сына-то толком ещё не видел. Вот с Марго пока разбираемся. У неё вы должны просить прощения. Эту вашу связь, установленную не нами, не изменить никогда. В общем, оставайтесь. По крайней мере — это надо сделать для Кузи.

Мама горько вздохнула.

— Спасибо. Мы должны были вас благословить. И радоваться, но сами всё испортили. Думали, Маргарита перезвонит. Как всегда приходила сама, когда мы ругались на неё. Но неизменно приходит когда-то конец. Конец терпению, угрозам, мучениям. Человек не может жить долго в напряжении… Мы это поняли очень поздно. К сожалению, Маргарита, поздно. Так всё вышло… Не по-человечески… Мы искали тебя. По всем своим каналам, но это не удалось нам. А дедушка до самой смерти ничего не рассказывал. После похорон мы спохватились, увидели, что наделали. Сами себя обделили счастьем. Всё хотелось командовать и всех держать под контролем. А ведь дети сами приходят жить сюда, мы лишь должны достойно их дорастить и передать свою любовь. А дальше… Дальше просто не имеем права…

— Мама, хватит. Я думаю, что всё равно люблю тебя. И тебя, папа. Люблю то доброе, что вы сделали для меня. Давайте от этого оттолкнёмся. Кузя будет рад ещё одним бабушке и дедушке. Может, чаю?

— Давай, дочка, — мама смахнула слезу. — Я сейчас гостинцы принесу.

— Неси, — я не верила своим ушам и глазам: всё изменилось, как только Никита посмел снова появиться в моей жизни.

Загрузка...