Сегодня в самый полдень, когда мы с Камой урезали рубрику писем, потому что надо было вставить интервью с новой звездой, раздался телефонный звонок. Звонила Тося, чтобы сообщить, что она забрала из школы Петрека, с ней Якуб и через минуту они будут дома, что все в порядке, но классная руководительница хочет со мной поговорить.
У меня подкосились ноги.
— Что-нибудь случилось с Петрусем?
— Нет! — во весь голос кричала Тося, но слышно было все равно плохо. — Ты должна зайти в школу! То есть должны прийти его родители! То есть вместо них ты! У его классной сегодня кружок, и она будет в школе до шести вечера!
У нее кружок, а у меня крестик, вернее, крест Божий. Я сорвалась с работы раньше обычного и покатила в школу. Долго искала пани Велчес, которая уже второй год вела класс Петруся. Наконец нашла ее.
— Здравствуйте, я по поводу Петруся.
— Кем вы ему будете и кто вас уполномочил? Вы родитель или правомочный опекун? — спросила пани Велчес.
Я не стала удивляться, что она не помнит, как выглядит его «родитель». Правда, слово «родитель» предполагает особь мужского пола, но я не против, могу побыть и отцом, хотя знаю точно, что не являюсь им. Но нервничать мне ни к чему.
— Я его тетя, — смиренно сообщила я, поскольку известно, что со школой лучше не вступать в полемику, позже это отразится на ребенке.
— А-а, тогда ничего странного! — Пани Велчес все стало ясно.
Я и сама не видела ничего странного в том, что я — тетя, и в этом я была целиком согласна с классной дамой, но мне не понравился ее тон.
— Хочу обратить ваше внимание, — пани Велчес поднесла руку к глазам и начала тереть ею лоб, — что школа не занимается воспитанием, она лишь призвана помочь родителям и рассчитывает на широкое сотрудничество с ними или правомочными опекунами учеников.
— Ага, — приняла я к сведению, но по-прежнему не понимала, зачем меня срочно вызвали с работы. Неужели по столь незначительному поводу, как рассуждения о роли школы в повседневной жизни ученика?
— Итак, как я уже отметила: школа только помогает. — Пани Велчес подчеркнула слово «помогает» и вонзила в меня пристальный взгляд: дошло ли до меня? — Помогает в трудном деле воспитания. Но на школу не перекладывается обязанность воспитывать детей лишь потому, что родители этим не занимаются! А результат налицо — полная деморализация молодежи! Смолоду прореха, к старости — дыра! Сначала маленькая ложь, потом разные там шуточки, а кончается кражей, бандитизмом, убийством! Да-да, дорогая, именно так!
— Это как-то связано с Петрусем? — немного испугавшись, спросила я.
Пани Велчес враждебно посмотрела на меня:
— Вы — его мать?
— Нет, тетя, — растерянно сказала я. — Ведь я уже вам говорила.
— А где мать ребенка?
— В Лондоне, — ответила я, не желая объяснять этой даме, что она должна знать родителей своих учеников. В конце концов, Агнешка бегает на каждое родительское собрание.
— Все ясно! Ничего удивительного, что ребенок так себя ведет!
— Как? — Я всегда ненавидела родительские собрания.
— Так вы не знаете, что он сегодня сделал?
— А откуда мне знать? Мы же разговариваем всего каких-то полчаса! — вырвалось у меня, но, к счастью, пани Велчес не обратила внимания.
— Так вот, ваш сын пришел сегодня в школу… Ах, не хочется даже вспоминать, но я обязана поставить вас в известность, в футболке с надписью…
У меня даже мурашки побежали по спине. Что же там было написано? «Fuck me»? «Свободная любовь»? «Онанизм вреден…» и крошечными буковками снизу «для глаз»?
— «Хочу быть священником, как мой отец»! — возмущенно сказала пани Велчес.
Я вздохнула с облегчением.
— Это неправда. — Я тут же попыталась прояснить недоразумение. — Отец Петруся — экономист, также как мой муж… бывший, — добавила я без надобности.
— Ну, знаете! — возмутилась пани Велчес. — Это недопустимо! Ничего удивительного, что ребенок, который воспитывается в такой семье, так себя ведет! Еще одна подобная выходка, и Петрек будет отчислен из нашей школы!
Этого мне только недоставало! Я ехала домой и размышляла, как бы мне поговорить с племянником. Не мог он, что ли, надеть эту футболку, когда приедут родители? Противный ребенок.
На сегодня с меня хватит. Петрек затаился в своей комнате, я влетела к нему без стука.
— Завтра же извинишься перед пани Велчес, перед священником и перед директором школы! Я это за тебя делать не стану! — крикнула я с порога.
Петрек сидел на тахте как пришибленный.
— Тетя, я правда не виноват, — пробормотал он.
— Меня не интересует, кто виноват! — отрезала я. — Если не уладишь это дело, не пойдешь на миколайки [22].
Я решилась на крайнюю меру. Петрек готовился к этому празднику с момента отъезда родителей. Вчера в школе устроили жеребьевку: кто кому дарит подарок. Петреку выпало дарить Артуру, и целый вечер он обсуждал с Тосей, как бы так сделать, чтобы поменять друга на Агатку.
— Тетя, это была не моя футболка… — захныкал Петрек, — Камиль сказал, что я ни за что не осмелюсь ее надеть, это Камиль во всем виноват…
— Камиль тебя подставил, да? А ты что, безвольное существо, да? А теперь он посмеивается над тобой в кулак! Петрек! Завтра со всем разберешься… сам, не сваливая ничего на Камиля.
— Я извинюсь, тетя…— прошептал мальчуган, и я увидела, какой он еще маленький, совсем ребенок.
— И обещай, что уже никогда не будешь вести себя так по-дурацки.
— Обещаю… — безропотно согласился он, я вышла и оставила его одного.
— Ма-ма-а!
Тося появилась на кухне, где я лепила, наверное, уже сотый вареник.
Мои не такие вкусные, как у мамы, но я решила одним махом разделаться с готовкой на ближайшие три дня. Тем более что стряпня немного успокаивает.
— Слушаю тебя, — произнесла я. А что же еще можно сказать собственному ребенку?
— Не будь такой жестокой с Петреком, у него не был выхода.
— Да? — Я повернулась к Тосе и просыпала муку на пол. — Я не ослышалась?
— Ну да. Понимаешь, Камиль принес эту футболку в школу. И спросил, найдется ли смельчак, который ее наденет. Петрек клюнул, потому что разговор слышали девчонки из класса.
— И что из этого?
— А то, что Агатка тоже слышала.
— Ну и что? — Сто второй. Еще штук пятьдесят, и можно отдохнуть.
— И Петрек был вынужден.
— Тося, помилуй! Ничего он не был вынужден.
— Потому что ты, мама, никогда не была мальчиком, которому почти двенадцать лет! — обиделась Тося, а я как громом была поражена этой истиной. Не была и не буду — могу смело подтвердить. — А Агата обещала, что встретится с ним завтра после школы.
— Какая Агата? — поинтересовалась я, и у меня от всего этого голова пошла кругом.
— Ну та, в которую влюблен Петрек, понимаешь? Поэтому не будь с ним слишком строгой.
Постепенно до меня дошла суть дела. Мой племянник влюблен и нуждается в особом подходе. Но я тоже влюблена, однако же не заметила, чтобы кто-нибудь в связи с этим проявил обо мне заботу.
Вечером мы в полном согласии ели вареники. На ужин к нам заскочила Уля, воспользовавшись случаем, что я не у компьютера, а, как настоящая тетка, наготовила вареников. У Ули на них особый нюх.
— Тетя! — Петрек подал голос, который он опять обрел. — Если тебе по жребию выпадет вручение кому-то подарка, а ты захочешь поменяться, что ты сделаешь?
— Не говорят «вручение кому-то подарка», а «надо сделать кому-то подарок», — немедленно поправила я, и тут на меня нахлынула волна стыда. Бедный ребенок обратился за советом, а я суюсь со своими правилами. Ребенок слышит, как говорят по телевизору, как же ему еще прикажете выражаться? — Я бы поменялась.
— Петреку по жребию выпал Артур, — вклинилась Тося.
— Тося, подай помидоры, — попросила я дочь.
— Не ешь помидор, об него вытерли лапки мушки, — сказала Тося. — А ты не можешь поменяться с кем-нибудь, кому выпала Агата?
— Я хочу помидор. Не могу. Потому что Агата выпала Люсе, а Люся не любит Артура.
— Тогда Артура поменяй на кого-нибудь еще, а потом того другого поменяешь с Люсей на Агату.
— Я хотел. Но мальчишки хотят меняться только на Анджея. Будь у меня Анджей, я бы мог попросить Томека, чтобы он взял Артура, потому что у Томека Эва, а Эва дружит с Асей. И тогда Ася, которой выпала по жребию Карина, наверное, могла бы поменяться на Зау, а я бы поменял Карину на Люцину, потому что у Люцины Бася, а она ее не любит. Если бы у меня была Баська, то Люся поменялась бы на Агату, потому что она дружит с Басей.
— Если ты знаешь, что делать, то почему не делаешь? — У меня замельтешило в голове от имен.
— Потому что Эва сегодня не пришла в школу, она заболела. И что же мне теперь делать?
— Может быть, она придет завтра, — подсказала Уля.
— А если ее не будет завтра? — вздохнул мальчик.
— Тогда купишь подарок Артуру. Разве это так важно? Ты же любишь Артура.
— Ну да, но я не знал, что не будет Эвы, и вчера поменял Артура на Анджея. А Анджею это не понравилось. Он сказал, чтоб я сваливал. Не хочу оставаться с Анджеем!
Я не закричала: «Как ты выражаешься?!» Мне это было знакомо. Несколько раз в своей жизни я тоже не хотела оставаться с мужчиной, который был мне неприятен. Однако я сильно усомнилась в своих способностях разобраться в проблемах мальчика-подростка.
— Тося тебе поможет, — ловко вывернулась я и стала убирать со стола.
Уля по-хозяйски принялась мне помогать. Тося с Петреком остались в комнате, держа совет на тему миколаек, а мы отправились на кухню. Я заварила вкусный чай, вымыла тарелки, зажгла небольшую настольную лампу. И наконец почувствовала себя дома. Из комнаты донесся голос диктора: «Не разогревшись, Печка выбежал на поле!»
Если бы здесь был Адам… Они бы втроем смотрели по телевизору какой-нибудь матч, а мы бы с Улей спокойно сидели на кухне. Совсем как сейчас. Только вот Адама нет, а потому и наше сидение на кухне уже не в радость.
— Когда у Тоси день рождения? — спросила подруга, и мне сделалось неловко, потому что Тося хотела отпраздновать день рождения в узком семейном кругу, и хотя Уля почти как родная, но тем не менее она не родственница.
— Двенадцатого декабря, — спокойно сказала я и сделала глубокий вдох. — Но мы решили пригласить только близких родственников, ты не обидишься?
— Да ты что! — ответила подруга. — И очень мудро. Ися потребовала на день рождения снять ей клуб. Задумала устроить шумное веселье, но без родителей, — вздохнула Уля. — У тебя лучше. И дешевле, — добавила она чуть погодя.
— Тетя, а если я поменяю Анджея на Юрека, и тогда Оле выпадет… — Петрек ворвался в кухню, не обращая внимания на то, что я беседую с Улей о важных вещах.
— Петрек, уволь, — вздохнула я. — Делай как хочешь
— Ты что, влюбился в Агатку? — полюбопытствовала Уля, и я заметила, как Петрек залился краской.
— Я? — фыркнул он как кот (простите за сравнение). — Я???
— А тогда почему ты хочешь, чтобы тебе непременно по жребию досталась Агата? — рассудительно спросила Уля.
— Потому что у меня есть для нее подарок, — промямлил Петрек. — Мне Тося дала. Только поэтому. Я не люблю девчонок, они глупые. Просто я смогу таким образом сэкономить на подарке, вот и все! А для Анджея у меня нет подарка, к тому же он дурак!
Петрусь вышел и прикрыл за собой дверь. Я взглянула на соседку, но обижаться на нее трудно. У нее ведь дочери.
— Влюблен, — тихо сказала я, — но об этом вслух не следует говорить.
— Почему? — удивилась Уля. — Ведь тогда можно что-нибудь посоветовать, поговорить… Ты-то откуда знаешь?
Поговорить и посоветовать можно девочке. У мальчиков по-другому устроены мозги. Если они в ярости или несчастливы в любви и уже не молоды, то нападают на соседние государства, вот как. Неужели Уле это неизвестно?
— Бесполезно, — шепотом сказала я. — Вчера он высыпал на себя всю мою пудру, ту, что купила мне Агнешка в дьюти-фри и которую, как оказалось, я совершенно напрасно берегла. Знаешь, зачем? Чтобы не были заметны прыщики! А у него их и так нет! Он выливает на себя столько дезодоранта в ванной комнате, что мне приходится проветривать перед тем, как принять ванну. Это, наверное, и есть признаки влюбленности, правда? А ты прямо в лоб! Уля, надо быть немножко деликатнее!
Но Уля быстро сменила тему:
— Это правда, что на дне рождения Тоси будет Эксик?
— Да, — кивнула я и почувствовала, что обязана добавить: — Тося очень хотела, как-никак он ей отец, хорошо, что у нас с ним более-менее нормальные отношения и мы уже в состоянии смотреть друг на друга, ведь правда?
— Ты забыла, как он с тобой поступил?
— Эх, — махнула я рукой, — если бы не он, я бы никогда не встретила Адасика, поэтому, наверное, оно и к лучшему. Впрочем, — конфиденциально сообщила я не без некоторого удовлетворения, — Йоля уехала. Эксик говорит, что они расстались, чтобы проверить, действительно ли они хотят быть вместе. — Я с сомнением покачала головой: — Неужели женщины и в самом деле так легко верят в такую дребедень?
— У тебя нет заменителя сахара? — Уля отодвинула сахарницу. — Я бы немного подсластила… Жизнь в ноябре всегда мне кажется горькой…
— Уля! — обрадовалась я как ребенок, потому что мне выдался редкий случай напомнить ей то, чему она меня учила. — Ноябрь — самый лучший месяц в году, потому что до следующего ноября у нас одиннадцать долгих месяцев! А после Рождества дни становятся длиннее, — размечталась я, — и весна не за горами!
Уля ушла почти в одиннадцать. Скорее спать, спать, спать. Как на беду, ванную оккупировала Тося, я терпеливо подождала, потом налила в ванну воды и долго искала мыло. Его нигде не было. Я помылась Петрусиным шампунем от перхоти. Какое удовольствие отдохнуть после того, как целый день набегаешься! Куда-то подевались все полотенца, в поле зрения не было ни одного. Обозлившись, я завернулась в халат, Тося сидела в кухне и болтала по телефону.
— Тося, почему ты забрала мое полотенце?
— Подожди, Куба… — сказала в трубку дочь и прикрыла ее рукой. — Красное?
— Зеленое! Красное — Петрека!
— Там было только красное! Я его взяла, потому что мое желтое исчезло! Значит, твое взял Петрек!
— А где его?
Тося пожала плечами и вернулась к прерванному разговору. Болтовня по телефону в такое время приводит меня в бешенство. Разве нельзя поговорить днем? Но я не стала цепляться к дочери — в конце концов, она уже взрослая.
Оставляя за собой мокрые следы, я добралась до шкафа. Каждый день одно и то же — Петрек не в состоянии запомнить, какое у него полотенце. Как хорошо, что скоро возвращаются его родители, и тогда уже им после ванны нечем будет вытираться. Осталось только выпустить собаку, проверить почту — нет ли письма от Адасика, впустить пса обратно, и можно спать, спать, спать.