Я, Великий И Ужасный (СИ)

Глава седьмая

"Ну что ты можешь сказать обо всём этом, друг Тагор?" — спросил я тузтца.

Тот недобро посмотрел на меня. Я спокойно встретил его взгляд, не сулящий мне ничего хорошего. Бывшего "дикого гуся" понять можно: как-то мало причин для радости, когда сидишь заботливо связанным, да, небось, ещё задницу сухая трава колет. Но что поделаешь, когда возникла необходимость поговорить с экс-наёмником по душам о его поведении в последние несколько месяцев.

Будь я крутым бойцом, способным в случае неприятного для нас обоих поворота беседы справиться с Тагором в одиночку, то непременно бы перетёр с ним где-нибудь с глазу на глаз. Знай на нормальном уровне вохейский, выяснил бы насчёт непонятных шевелений тузтца, заведя разговор в присутствии той же пятёрки под командой Раноре, что "зафиксировала" бывшего наёмника, а теперь дожидается меня на почтительном расстоянии. В любом случае не пришлось бы унижать и злить "солдата удачи".

Но, увы, пришлось поступать так, как поступил. А разговор без лишних ушей ох как назрел.

"Тагор" — повторил я вновь, начиная терять терпение — "Ты так и будешь молчать? Мне всего то и нужно услышать от тебя: что значат эти твои расспросы о моём прошлом".

— И для этого потребовалось меня связать? — издевательски поинтересовался тузтец.

— А что оставалось делать — вздыхаю я — Заводить подобный разговор при моей свите неразумно. А беседовать наедине…. Откуда мне знать, как ты поведёшь себя в ответ на мой вопрос: "Зачем ты расспрашиваешь бонкийцев и сонаев о молодых годах Сонаваралинги-таки?"

— Значит, тебе есть чего опасаться? — вопросом ответил бывший наёмник.

— Знаешь, друг мой Тагор, я бы мог получить ответы от тебя с помощью нехитрых приёмов, которым ты обучаешь некоторых из моих воинов. У меня, конечно, не хватает опыта в таких делах. Но это только немного удлинит наш с тобой разговор и твои страдания. Мог бы ещё предложить тебе сделку: ты выкладываешь всё без утайки, а я тебе дарю лёгкую смерть. Но я всё же предлагаю тебе просто поговорить начистоту, как и полается друзьям.

Тузтец мрачно хмыкнул.

— Думаешь, я издеваюсь над тобой? — интересуюсь.

— Не очень то по-дружески, когда один сидит связанный — мрачно усмехнулся Тагор — А другой играет перед его носом ножом.

— Вынюхивать за спиной о моём прошлом тоже не очень по-дружески — парирую — Я уже от доброго десятка "макак" слышал, что ты постоянно задаёшь вопросы о жизни Сонаваралинги до того цунами.

— Предатели — фыркает бывший "дикий гусь" по-вохейски, но я его понимаю: слово знакомое. Вообще, странное дело: кроме специфических слов, связанных с сельским хозяйством, ремеслом и техникой, а также мореходством и торговлей, основная часть чужеземного лексикона, мною усвоенного, относится к эксплуатации человека человеком, войне, насилию, обману и прочим не лучшим проявлениям человеческой природы.

— Почему предатели? Просто последнее время в разговорах то и дело стало мелькать, как ты, Тагор, интересовался моей жизнью в Аки-Со. Никто из "пану макаки" даже и не заподозрил чего-нибудь. Что ты хочешь, наивные люди.

— А ты заподозрил?

— Заподозрил — соглашаюсь — Вот и хотелось бы в ответ услышать, из-за чего появились какие-то подозрения у тебя. И за кого ты меня принимаешь. Если ты пообещаешь вести себя мирно и не кидаться на меня с кулаками, я даже готов развязать тебя. Вот и поговорим как друзья. Может быть, я даже удовлетворю твоё любопытство.

— Ладно, клянусь тенями отца и деда, а также прародителем Тхшелу-Мешшсом, что не буду тебя бить руками, ногами или какими-нибудь вещами — усмехнулся тузтец — А также головой, туловищем и прочим.

Тагирийским клинком, который держал в руках, я перерезал верёвки на ногах и руках лучника. Тот встал, разминая затёкшие конечности. Сунийцы, стоявшие поодаль, сразу же насторожились. Пришлось сделать успокаивающий знак.

— Итак, где же я допустил оплошность?

— Началось всё в тот день, когда ты впервые разговаривал с Чирак-Шудаем — начал Тагор.

— И что же тебе показалось подозрительным? — довольно странно, вроде бы не припомню, чтобы я там брякнул что-либо, недопустимое для дикарского вождя, пусть и весьма сообразительного и успевшего нахвататься всякого от чужеземцев.

— Во-первых, ты не никогда не видел до этого книг. Хотя расспрашивал про них у меня и у Шонека — начал перечислять тузтец — Но взял в руки одну из них так, словно она вещь для тебя привычная. Правда, об этом я подумал чуть позже, когда начал обдумывать все странности, связанные с тобой, Сонаваралинга. А тогда я сначала заметил, что тебя удивил тот список "хилементае", который был в начале книги: слово ты встретил что-то очень знакомое, чего, однако, вовсе не ожидал увидеть. Потом, когда ты начал расспрашивать Чирака, а тот стал тебе показывать книгу о получении металлов, было видно, что вохейский текст тебе мало понятен. А вот в рисунках ты разбирался намного лучше. Хотя часть изображённого состояло в основном из знаков "хилементае", а остальное представляло довольно сложные чертежи, для понимания которых нужен определённый навык. Я, например, ничего в этих картинках не смог сообразить.

— И за кого же ты меня стал принимать? — интересуюсь. Да, прокололся я самым глупым образом — А Чирак-Шудай ничего не заподозрил?

— Да он ни о чём, кроме своих печей, не думает — отмахнулся Тагор — А за кого тебя принимаю…. То, что ты не из Вохе, Кабирши или иной страны Диса или Хшувумушщи, это понятно. А вот откуда… Я мало знаю про Палеове и Ирс, чтобы судить, похож ты на их жителя или нет.

— Ладно, попробую удовлетворить твоё любопытство, друг Тагор — начал, было, я. И замолчал. Потому что возник вдруг ещё один вопрос. Который и прозвучал немедленно: "А ради чего ты все эти расспросы вёл?"

— Ты же знаешь, Сонаваралинга, что я жутко любопытен — усмехнулся отставной "солдат удачи".

— То есть, из простого интереса? — да уж, любопытство способно сгубить не только кошку, но и млекопитающее покрупней и поумней.

— Точно — несколько удручённо соглашается тузтец. Такое ощущение, что его любознательность не первый раз служит дурную службу…

— Для самого себя? — уточняю — Не для кого-то другого?

— А для кого другого я мог разузнавать о тебе? — удивление экс-наёмника было совершенно искренне.

— Для себя, так для себя — удовлетворённо бурчу. Не хватало ещё, стать объектом разработки местных спецслужб.

— Я не с Тюленьих островов или с Крайнего запада. И вообще не из этого мира — сообщаю.

— То есть? — тузтец посмотрел на меня с некоторым сомнением — Из Обители богов или узилища Ниспровергнутых?

— Нет, конечно. Ни оттуда, ни оттуда — тороплюсь его успокоить: не хватало ещё демоном оказаться в глазах собеседника. Он, конечно, человек образованный и многими предрассудками не заражён, но лучше не рисковать — Я обыкновенный человек из плоти и крови. В моём родном мире в ходу идеи, что есть множество миров, заселённых живыми существами. Каждый такой мир — большой шар, отделённый от других миров пустотой.

— Некоторые учёные мужи говорили о том, что Ихема имеет форму шара — ответил экс-наёмник, после недолгого обдумывания — И тенхорабиты, по словам Шонека, точно также считают. И про элушашику говорят, что те прилетели через пустоту из другого мира, который является таким же шаром, на каком-то особом корабле.

— Возможно — согласился я с Тагором — В моём родном мире умели строить корабли, пересекающие пустоту.

— Ты приплыл в Ихему на таком? — тут же поинтересовался бывший дикий гусь.

— Нет — покачал я головой — Наши корабли плавали, точнее, летали, в пустоте на малые расстояния. В основном вокруг нашего шара, не удаляясь от него слишком далеко. А как я сюда попал, мне и самому непонятно. Мы нарвались на вражескую засаду. Я должен был погибнуть от тех ран, что получил. Но вместо этого оказался на морском берегу. На моих глазах была смыта огромной волной сонайская деревня, за спятившего жителя которой меня приняли бонко из Бон-По. Я ничего не понимал первое время: ни куда я попал, ни что происходит вокруг. Первое время, наверное, я действительно был не совсем в себе. Тут всё сразу: и моя собственная смерть, закончившаяся тем, что я очнулся в неизвестном месте, и само перенесение меня непонятно куда, и гибель целого селения на моих глазах — до сих пор перед глазами стоят изломанные и изувеченные трупы в грязи и песке.

— Ты был в своём родном мире воином? — спросил Тагор.

— Нет, скорее состоял в страже, что охраняет покой жителей от разных злоумышленников — пытаюсь подобрать максимально близкий аналог своей работы. Учитывая, что в туземном многих слов нет, временами приходится использовать термины из вохейского. К моему собственному удивлению, знаю не так уж и мало чужеземных слов — Только я занимался не тем, что обходил улицы и кварталы в дозоре. У меня была совсем другая работа.

— Какая?

— Я помогал в розыске преступников. У нас в городской страже было много разных специально обученных людей. Были те, кто на основании опросов очевидцев и жертв, а также разнообразных следов, оставленных преступниками, составляли картину преступления и определяли, кто совершил его. Я же принадлежал к тем, кто помогал таким умельцам искать мельчайшие следы, оставленные злоумышленниками.

— Это какие?

— Ну, например — сказал я, растопыривая пятерню и демонстрируя её собеседнику — Узоры на пальцах людей очень разные, и нет таких двух человек, которые имели бы одинаковые рисунки на пальцах. И эти узоры легко оставляют свои следы на всём, чего касался человек. С помощью особых хитростей можно найти эти следы и определить, кто именно был в том или ином месте. Можно также найти мельчайшие частицы ткани или кожи, по которым узнать, какая одежда была на преступнике. Установить по форме раны оружие, которым убит человек. И многое другое.

— Наверное, в твоём мире, Сонаваралинга, очень мало преступников.

— Если бы — вздыхаю — Стража, в которой я служил, без дела не сидела. Каждый способ облегчить розыск злоумышленников порождает свои способы их обмануть.

— Да — согласился Тагор — Люди везде одинаковы. И всегда придумают, как обхитрить другого. Да и ты говоришь, что попали в засаду. Значит, разбойники у вас даже стражников не боятся.

— То были не простые разбойники. Скорее борцы за свободу своего народа. Хотя, думаю, под властью той страны, которой я служил, этому племени жилось лучше, чем когда они восстали и получили независимость.

— Они такие глупцы, что восстали, чтобы жить хуже, чем раньше?

— Люди вообще глупцы — полушучу — С этим горным племенем долгая история. Моя страна долго не могла усмирить их. Временами они признавали власть наших правителей, но при любом удобном случае восставали, иногда даже били в спину, когда мы воевали с внешним врагом.

Никакого желания пересказывать историю России, СССР, а потом снова России нет, поэтому ограничиваюсь фразой: "Недавно они воспользовались смутой в моей стране и вновь отделились. Меня послали на границу с землями этого племени в составе небольшого отряда стражников. Вот и попали в засаду.

— А твоя семья она была из знати или простонародья? — неожиданно поинтересовался тузтец.

— У нас такого деления, как здесь, нет — отвечаю — Несколько поколений назад страной правили цари при помощи благородных семей. Но потом была большая смута и всех знатных людей перебили. А те, кто уцелел, потеряли всё: власть, имущество и уважение.

— Как такое возможно? — Тагора уставился на меня недоуменно — Разве может существовать страна без сильных мужей?

— Сильные мужи и регои у нас имелись. Только попадали в их число не по наследству. Как туда попадали… даже трудно сказать. Человек должен был прослужить много лет, подымаясь от низших должностей, вроде младшего писца или надсмотрщика, на более высокие. Кому везло, попадал на самый верх. Конечно, у детей новых сильных мужей было больше возможностей самим стать сильными мужами, но не мало попадало наверх и людей из низов.

Моя семья была самого простого происхождения. Деды были простыми земледельцами. Отец стал ремесленником. Мать… — неожиданно возникла трудность, как передать хотя бы на вохейском термин "уборщица" — В общем, прислугой в местах, где работали царские люди.

Я замолчал, облизывая пересохшие губы, и продолжил, возвращаясь к своему переносу сюда: "Когда я попал на Пеу, наверное, первое время, мой рассудок был не совсем ясен. Что не удивительно: получить несколько смертельных ранений, оказаться непонятно где, среди каких-то дикарей, причём неизвестно какая сила перенесла меня сюда, и где находится мой родной мир и близкие мне люди". Кажется, я начинаю повторяться…

— Да, диковинную историю поведал ты мне, друг Сонаваралинга — наконец, нарушил молчание тузтец — Даже не знаю, верить, или нет.

— Твоё дело, верить — не верить — отвечаю и тут же уточняю, пристально ловя взгляд матёрого убийцы — Раз ты назвал меня другом, между нами нет обид?

— Какие обиды между друзьями — в глазах Тагора пляшут весёлые искорки — Я был не прав, когда вздумал окольными путями разузнать о тебе, Сонаваралинга, ты был не прав, когда велел своим ручным гане скрутить и связать меня. Забудем об этом недоразумении. Мы оба были не правы.

— Тогда мир — протягиваю экс-наёмнику руку. Тот смотрит недоуменно. Я поясняю — В моём родном мире люди, пожимая руки, приветствуют друг друга, а также показывают, что между ними нет никаких обид.

— Странный обычай — отвечает бывший дикий гусь, тем не менее, протягивая руку для пожатия — Впрочем, есть обычаи и более странные.

— Это повелось с далёких времён, когда основной военной силой в нашем мире были воины, с головы до ног покрытые доспехами. Руки тоже были защищены. И пожимание рук значило, что здоровающиеся сняли с рук доспехи. Из тех же времён и обычай, входя в жилище, обнажать голову. В древности это означало, что человек настолько доверяет хозяевам дома, что оставляет свою голову без защиты.

— У нас тоже есть немало обычаев, ныне ничего не значащих, но в старые времена имевших свой смысл — ответил Тагор — Ты говоришь, что раньше у вас в основном воевали тяжеловооружённые бойцы. Это, наверное, как благородные всадники и колесничие у вохейцев и кабиршанцев. А ныне как в вашем мире воюют?

— В старые времена воевали действительно небольшие отряды под началом благородных. У иных народов было ополчение, как у вас и укрийцев. Оружие тогда не отличалось от вашего: мечи, копья, луки, колесницы использовали. А сейчас воюют оружием, похожим на палеовийское и ирсийское, если правдивы слова очевидцев о нём.

— Правдивы — подтвердил тузтец — На моих глазах тюленеловы превратили несколько вохейских галер в щепки.

— Только, по рассказам, что я слышал от тебя и других, непонятно, лучше у них оружие или хуже, чем в моём родном мире. Рядовые бойцы у нас вооружены обычно такими штуками, которые могут выплёвывать очень быстро и много мелких кусков металла. На большой скорости они пробивают человека насквозь. Меня едва не убили именно из такого оружия. Есть приспособления, способные метать большие куски металла. Причём внутри этого куска особая смесь, которая разрывает его на мелкие осколки, поражающие всё вокруг. Есть такое оружие, которое способно поразить врага на другом конце мира. Обычно такое оружие очень мощное, одним снарядом можно испепелить целый город. Такое оружие, правда, использовали только два раза, во время последней большой войны. Она давно была, пятьдесят с лишним лет назад. Многие считают, что именно наличие такого страшного оружия, которым можно уничтожить весь наш мир, позволяет избежать новых больших войн. Потому что при использовании такого оружия победителей не будет.

— Странный мир — только и смог выдавить из себя тузтец.

— Мне повезло. Я перенесся сюда в миг гибели деревни береговых сонаев — продолжил я повествование о своём появлении в этом мире — Бонкийцы приняли меня за повредившегося рассудком жителя смытой в море деревни. Потом дед Темануй подтвердил их мнение, сказав, что узнал во мне Ралингу, сына Танагаривы и чужеземца.

Первые месяцы мне было всё равно, что творится вокруг. Жители Бон-Хо, подобравшие меня, считали, что я повредился рассудком, и не требовали от меня многого. Но однажды я вдруг осознал, что должен дать людям деревни и всего Пеу хоть что-нибудь из того, что знаю. Увы, оказалось, большинство моих знаний и умений трудно применить среди дикарей. Единственное, что удалось — освоить выплавку меди. Да и то, Чирак-Шудай уже успел мне растолковать, что это не совсем медь. Ты ещё не слышал?

— Нет — отозвался Тагор — А что там было?

— Оказывается, мы несколько лет выплавляли не медь, а её сплав с одним из не очень распространённых "хилементаэ". Я и то про этот "хилементаэ" знаю не очень много, хотя учился именно на того, кто должен разбираться в свойствах разных веществ.

Да, для меня действительно стало сюрпризом, когда заморский металлург, понаблюдав работу наших медеплавильщиков и порасспрашивав их через переводчика, а также тщательно изучив образцы руды и полученного металла разного качества, выдал вдруг, что мы, оказывается, плавили не чистую медь, а мышьяковую бронзу. Самое смешное, я когда-то читал про данный сплав в книге по археологии, делая курсовую, на втором, если не изменяет память, курсе. По словам Чирак-Шудая, обычно этот сплав готовят, специально добавляя несколько процентов минералов мышьяка, но на Пеу довольно часто медная руда содержит арсениум в качестве примеси.

Вообще, иностранный мастер много интересного успел рассказать, показать и объяснить — например, что собираемый моими папуасами в качестве исходного сырья малахит является на самом деле только малой частью медных руд, доступных для разработки на нашем острове: и в Талу, и в Сонаве залегает мощный пласт сульфидов меди, которые лишь на поверхности подвергаются окислению, давая смесь сине-зелёных гидроксидов и карбонатов. Так что количество добываемой руды у нас резко выросло: в ход пошёл камень чёрного и тёмно-коричневого оттенка. Правда, теперь плавка руды стала процессом более вонючим — диоксид серы отнюдь не розами пахнет.

— Ирсийцы твои земляки? — спросил вдруг экс-наёмник.

— Не знаю — честно ответил я — Если судить по книгам у Чирак-Шудая, то могут быть из одного со мной мира. Но может оказаться, что просто из похожего на мой.

Тут мне приходит на ум одна мысль. По-хорошему, об этом подумать следовало гораздо раньше, когда пошли первые сигналы от простодушных папуасов, что Тагор-лучник расспрашивает народ о прошлом Сонаваралинги-таки.

— А у Шонека мыслей на счёт меня, подобным твоим не возникает? — спрашиваю тузтца.

— Не знаю — мотает головой тот — Этот старик себе на уме.

Да, тут он прав. Тенхорабитский Вестник фрукт ещё тот. Это тебе не простой и прямолинейный, в общем-то, "солдат удачи", владеющий любым холодным оружием, способный командовать воинами в бою, знающий кучу воинских хитростей, умеющий взять "языка" и "выпотрошить" его. И всё, пожалуй…. Интригам не обучен, вычислить текокских лазутчиков без моих инструкций и то не смог.

Если уж Тагор ухитрился на одном единственном эпизоде расколоть меня, то что говорить о Вестнике, имеющем за плечами опыт интриг в окружении царя, пусть и второразрядного, и многие годы тенхорабитского подполья. Единственное, что утешает — даже если старый хитрован и просёк, что имеет место не с просто сообразительным дикарским вождём, то менять своего доброжелательного отношения ко мне не собирается. Другой вопрос, что чувствуешь себя щенком перед матёрыми волками. Прямо дежавю какое-то — только начал привыкать к самостоятельной роли в папуасской политике, так хрясь, и опять оказываюсь фигурой, которой норовят двигать другие в своих целях. Только на этот раз не дикарский вождь, а какой-то религиозный фундаменталист. От приснопамятного эпизода с Ратикуитаки, с которого и началось моё активное участие в местных разборках, лишь то отличие, что теперь я далеко не пешка в глазах игроков. Ну и во мне теперь больше Сонаваралинги, даже Сонаваралинги-таки, нежели Олега Куверзина, и я не собираюсь делать опрометчивых шагов, типа немедленной расправы над религиозно-фанатичным дедком-интриганом. Если вас используют в своих целях, постарайтесь извлечь из этого максимальную выгоду для себя лично и подопечной вам страны.

— Не кажется, друг Тагор, что нам нужно подкрепиться? — спросил я тузтца.

— Да, я уже проголодался — согласился экс-наёмник.

Махом руки подзываю сунийцев.

— Раноре, вы, вроде бы прихватили с собой поесть? — интересуюсь.

Предводитель бывших ганеоев кивнул одному из своих подчинённых. Тот протянул небольшой короб, плетенный из лианы. Внутри нашлось немного печёного коя, вяленая рыба и лепёшки из пальмовой муки.

Наскоро перекусили, в полном молчании: я не был настроен сейчас на болтовню, бывший "дикий гусь" тоже. А сунийцы не рисковали задавать лишние вопросы, хотя видно было, что их просто распирает любопытство: чего это Сонаваралингатаки сначала приказал скрутить Тагора-чужеземца, по возможности не причиняя ему увечий, а потом освободил и по-дружески с ним общается. Но за время, что эта компания служит под моим началом, некоторые представления о дисциплине и субординации в их головах отложились. Вот и ждут, когда начальство само снизойдёт до объяснений.

После трапезы тузтец двинулся гонять очередную порцию "макак", которой по расписанию выпало сегодня тренироваться, а я в сопровождении сунийцев отправился в Цитадель. По дороге толкнул небольшую речь: "Вы выдержали сегодня очередную проверку, насколько я могу вам доверять. Беспрекословно выполнив моё распоряжение и связав Тагора, ты, Раноре и твои люди показали, что на вас можно положиться в любом деле. Теперь я знаю, что вам можно доверять любое моё поручение. Выросло моё доверие, вырастит и доля добычи и дани, причитающаяся вашему отряду".

Пятёрка ганеоев, переквалифицировавшихся в участников воинского братства "пану макаки", почтительно внимала словами "пану олени", он же Сонаваралингатаки, он же без пяти минут супруг правительницы Пеу.

В воротах караульные выпалили: "Сонаваралингатаки, Тонеки просил найти его. Говорит важное дело".

— Локунке — обращаюсь к тому, кто сегодня за старшего — Какой Тонеки? Он когда успел вернуться?

— Наверное, сегодня — смущённо отвечает тот — Только что приплыла ещё одна большая лодка с чужеземцами. На ней был всегда недовольный чужеземец, который спутник Тонеки. Он пришёл, сказал, что Тонеки ждёт тебя на берегу, потом обратно ушёл, к лодке.

"Всегда недовольный чужеземец", это Хиштта. Быстро, однако, обернулся Тшур-Хапой. Чуть меньше трёх месяцев в оба конца. Ещё не все его коллеги-конкуренты расторговались и отбыли восвояси.

— Спасибо, Локунке, за известие — благодарю бойца, и командую сунийцам — Раноре, пошли кого-нибудь найти Тунаки. Пусть тот идёт на берег. Остальные за мной.

Корабль Труш-Хапоя бросался в глаза сразу: даже если бы его не вытащили на песок особняком от трёх вохейских судов, ещё не успевших отплыть домой, то всё равно трудно было бы не заметить расположившееся вокруг становище.

Когда подошёл поближе, в нос ударила жуткая вонь немытых тела в смеси с ароматом деревенского хлева. Стараясь не показать виду, что амбре мне не очень нравится, прошёлся вдоль людей, зашевелившихся при появлении вооружённой компании местных дикарей. Мужчины, женщины дети, старики: все смотрят настороженно. На глаза попадаются несколько ягнят и телёнок: теперь понятны, откуда в источаемом беженцами "аромате" нотки скотного двора…. Под ногами мальчонки лет семи или восьми какое-то шевеление. Приглядываюсь… Щенки: маленькие, пушистые комочки. Машинально приседаю и тяну руку. Один из них доверчиво тыкается в ладонь. Я чешу зверёныша за ухом. Малолетний собаковладелец, сначала испуганно сжавшийся, когда татуированный дядька вдруг обратил внимание на его питомца, расслабился и даже попытался улыбнуться.

— Это кто? — спрашиваю подошедшего Шонека вместо приветствия.

— Хубили. Сторожа. Охотники — отвечает Вестник.

— Рад тебя видеть, Тонеки — несколько запоздало его приветствую.

— Я тоже рад видеть тебя, Сонаваралингатаки.

— Ваш путь был не слишком тяжёл? — интересуюсь.

— Умерло четверо — печально произносит тенхорабитский патриарх.

— От чего умерли? — не хватало ещё эпидемию какую-нибудь к нам занести. Если честно, я просто удивляюсь, как до сих пор на Пеу не попали из внешнего мира местные чума или оспа или их аналоги: несколько вспышек болезней папуасские предания упоминают, но, как правило, они носили достаточно ограниченный характер, с десятками умерших.

— Один был глубокий старик. Он просил родственников оставить его, всё равно умирать скоро. Но те забрали его на корабль. Женщину раздавило сорвавшимся во время бури грузом. Ещё у одного болел живот, а последний непонятно от чего — просто утром не проснулся. Но тот, по словам жены, давно жаловался на боль в груди.

Благодарение предкам-покровителям, вроде бы никто не умер от инфекций.

— Я смотрю, многим плохо — киваю на толпу единоверцев Шонека.

— Да, это плавание прошло тяжело — согласился тот — Если бы мы пробыли в море ещё два или три дня, то не знаю, выжили бы некоторые или нет.

— Я прикажу, чтобы сюда принесли коя с баки и плодов. И распорядись, чтобы все хорошенько отмылись. Разве нельзя было мыться посреди моря? — недоумеваю совершенно искренне.

— Опускаться за борт опасно из-за акул — ответил тенхорабит — А на палубе опасно, потому что вода будет проникать в трюм.

— У вас такие плохие корабли? — спрашиваю.

— Тшур-Хапою некогда было осмотреть корабль: и здесь, на Пеу, и в Говоутше. В пути же море бывало неспокойным, и обшивка стала расходиться.

— Говоутш это что? — я знаю, что вохейскую столицу и главный порт именуют Шущим-Вохе.

— Город — пояснил Шонек — на противоположной от столицы стороне Вохе. Тамошний наместник покровительствовал Идущим По Пути Истины и Света. Когда наших братьев стали изгонять отовсюду, они бежали в Говоутш. Но местная чернь, подстрекаемая жрецами, стала нападать на беглецов. Наместник бессилен перед толпой, возглавляемой слугами богов.

К концу голос тенхорабитского Вестника стал совсем тихим. Только теперь я заметил, что он не в лучшем состоянии, чем иные из его паствы. Вот только вида старается не подавать, по своей привычке.

— Твои люди, Тонеки, устали. Да и ты тоже — говорю старику — Сегодня и завтра отдыхайте и приводите себя в порядок. О делах поговорим позже.

— Хорошо — стараясь придать голосу твёрдость, отвечает тот — Нам действительно нужно отойти от путешествия.

Нормально поговорить с Шонеком удалось только спустя два дня. За это время беженцы-тенхорабиты успели привести себя в порядок, отъесться папуасским харчами, и обустроить, при помощи Сектанта и его туземных подручных, временное место жительства по соседству с припортовыми трущобам: соорудили несколько длинных хижин, смахивающих на бараки, выкопали ямы для отхожих мест. Хиштта по моей просьбе провёл ревизию прибывших единоверцев и имущества при них. Всего прибыло восемьдесят два человека. Из них: детей и подростков обоего пола тридцать восемь, взрослых трудоспособных мужчин девятнадцать, женщин двадцать одна, стариков четверо. По профессиональной принадлежности — большинство оказались, как и предрекал Вестник, крестьянами. Многие, правда, владели тем или иным ремеслом: плотницким, кожевенным, гончарным; женщины почти все пряли или ткали. Вот кузнецов среди беженцев не оказалось ни одного. С собой тенхорабиты привезли восемь ягнят обоего полу, двух телочек, с десяток птенцов, из которых непонятно кто вырастет — не настолько я разбирался в домашней птице, а вохейские названия мне ни о чём не говорили. Кроме этого наличествовало ещё некоторое количество яиц в некотором подобии инкубатора. Имелись также полтора десятка "мер" зерна трёх разных видов, саженцы каких-то плодовых деревьев и кустарников и семена разнообразных овощей. Каких, опять же непонятно: на мешочках, где хранился посевной материал, рисунков того, что из него вырастет, не имелось.

Оставив тщетные попытки разобраться в местных огурцах и помидорах с зерновыми, равно как в и яблоках с грушами, я заинтересовался вохейской "мерой" — что же это такое. Оказалось — некая единица объёма, в которой исчисляются сыпучие грузы. Причём величина довольно расплывчатая: в разных частях Вохе и прочих стран размер её меняется чуть ли не в полтора раза. Та, которой оперировал Хиштта, содержала, если я правильно оценил, литров двадцать пять или тридцать — именно такой объём навскидку имели в среднем те пятнадцать кувшинов из грубой неглазурованной глины, что были выгружены из трюма корабля Тшур-Хапоя. В общем, пара центнеров зерна на посев наличествовала. Я поинтересовался, хватит ли этого, чтобы накормить с будущего урожая первую партию беженцев. Помощник Шонека переговорил о чём-то с парой мужиков постарше и сказал: "Если урожай этеша очень хороший будет, то хватит. Но такое не каждый год случается даже там, где земля знакомая. А на новом месте, да далеко от привычных мест…."

Грустно выходит всё у переселенцев: запасы продовольствия мизерные, посевного материала не хватает, скота рабочего нет. Как же они будут выкручиваться. Придётся выделять им баки с коем, чтобы не вымерли в первый же год. А чтобы выделить корнеплоды тенхорабитам, нужно сначала у кого-то их забрать.

Пока что беженцы кормились частично из закромов общества "пану макаки", частично подношениями мархонцев, среди которых Шонек успел завоевать определённый авторитет в качестве лекаря, колдуна и рассказчика занятных историй — причём старому тенхорабиту совершенно не мешало недостаточное владение туземным языком. Вот из уважения к заморскому шаману обитатели портового поселения и подкармливали его друзей.

Шонек за эти два дня немного оправился от путешествия на переполненном корабле, хотя вид имел всё равно не важнецкий.

После обмена приветствиями я сразу же перешёл к делу: "Твоим людям не стоит слишком долго задерживаться в Мар-Хоне. Чем быстрее они доберутся до места, отведённого им под поселение, тем лучше. Никто не будет кормить их до бесконечности. Запасы "пану макаки" небездонные, да и местным скоро надоест подкармливать такую толпу".

— Я понимаю — ответил Вестник — Но мои единоверцы ещё не отошли с дороги.

— Я не тороплю — отвечаю — Ещё десять или даже двадцать дней они вполне могут пользоваться гостеприимством жителей Мар-Хона. Но чрезмерно злоупотреблять этим не стоит. Здесь не любят нахлебников. Кроме того, чем быстрее они начнут обживаться на новом месте, тем скорее смогут обеспечивать себя сами, а не кормиться чьей-то милостью.

— Согласен с тобой, Сонаваралингатаки — пожимает плечами в знак согласия Шонек — Предстоящий год для наших братьев, приплывших сюда, будет и так трудным. Этеша на посев не хватает, нет цхвитукхов, чтобы пахать землю. Потому праздность нам не с руки. Я поговорю с главами семей. Думаю, что не более, чем через десять дней они отправятся дальше: к тому времени и люди отдохнут, и корабль починят.

— А Тшур-Хапой успеет потом, после того, как доставит твоих братьев на место, добраться домой?

— Мы с ним разговаривали. Он, скорее всего, останется на пору дождей здесь. Его корабль способен проплыть несколько дней вдоль берегов Пеу, но не выдержит без серьёзной починки дорогу до Вохе.

— Он сумеет починить его здесь? — интерес совершенно непраздный: обещанный Шонеком мастер-судостроитель ещё не скоро появится, но коль вохейские моряки способны отремонтировать корабль до рабочего состояния, то возможно и новый построить смогут. А это уже реальный шанс начать собственную судостроительную программу немного раньше.

— Не знаю — ответил тенхорабитский патриарх — Инструменты они могут взять у Шущхука, если будут нужны ещё, можно сделать. Но среди моряков нет хороших мастеров.

Ладно, посмотрим, что получится у Тшур-Хапоя. Чего загадывать: справятся — хорошо; нет — подождём настоящего специалиста. Торопиться всё равно некуда: сначала нужно подготовить папуасские кадры, из которых формировать экипажи, на что уйдёт несколько "дождей", пока настажируется, плавая в качестве матросов на вохейских кораблях, достаточное количество туземцев.

— Да, кстати — добавил я, вспомнив о кое-чём — Могу предложить обменять твоим людям двух маленьких цхвитукхов на кой, баки и рыбу. Они всё равно обе самки. А у нас есть бык.

— Хорошо, я поговорю с людьми — ответил Вестник и неожиданно сменил тему — Я посмотрел, что делается в вашем доме для детей вождей

— И как?

— Плохо — отрезал Шонек.

— Что плохо? — интересуюсь.

По итогам нескольких личных посещений находящегося в самой начальной стадии организации питомника для папуасской элиты, а также бесед с уже находящимися там учениками, по первости крайне малочисленными, ничего ужасного вроде бы в стенах Обители Сынов Достойных Отцов не заметил. Разве что заведение совершенно не отвечает задачам, которые ему предстоит решать: а именно, готовить кадры для государственного управления, армии и промышленности будущего Великого Пеу. Пока что это был обычный Мужской дом, какие имеются в любом туземном поселении. Правда, без обычной для папуасской педагогики воспитательной педерастии.

Как оказалось, тенхорабитскому пастырю не нравилось именно то, что пока у нас выходит среднестатистический туземный Мужской дом. Ну, пусть не среднестатистический — всё же местные кадры были отобраны туда самые лучшие. Но всё равно — туземный. То есть, дающий те же навыки, знания, умения, и главное — представления о мире — что и любой Мужской дом в самой отдалённой деревне Пеу.

— Ты говоришь правильно — выслушав длинную тираду Шонека на туземном с вкраплениями вохейского, отвечаю ему на такой же смеси — Но где учителя из-за моря, которые будут учить будущих властителей Пеу новому? И где был ты, Тонеки сам, когда строили Обитель Сынов Достойных Отцов и когда прибыли первые ученики?

Старик-тенхорабит обиженно, как показалось мне, молчал.

А я продолжил: "Конечно, ты, Тонеки, занят был сухой сезон важным делом. Спасал своих людей. Но ты должен был знать, что никто не будет обустраивать Обитель Сынов Достойных Отцов так, как должно. Это твоя обязанность. И Тагора. Но он простой воин. И он один. Он может научить сражаться. Может немного заморской мудрости дать. Но только немного. Меньше, чем ты. Так что, если тебе не нравится, чему учат детей наших сильных мужей, бери дело в свои руки. И не забудь, что нужно готовить не только наследников нынешних сильных мужей, но и рядовых регоев, что будут помогать им в служении Великому Пеу и Солнцеликой и Духами Хранимой таками".

— Хорошо — после некоторого молчания ответил Вестник — Я услышал тебя, Сонаваралингатаки. Я займусь Обителью Сынов Достойных Отцов. Это будет моим главным делом. За морем будут ещё наши братья, которые захотят приплыть сюда, если уже попавшие на Пеу приживутся в выделенном им месте. Но их соберут и отправят сюда без моего участия.

Лицо Шонека приобрело странное выражение. Я бы сказал — мечтательное. Небось, представляет уже, как войдёт в историю международного тенхорабизма "крестителем" целой страны, пусть небольшой и второразрядной. Или как у них именуется процедура обращения в веру? Тут я неожиданно загрузился на тему явного символа вроде креста или полумесяца, принятого у местного аналога христиан.

О чём и спросил немедленно собеседника. Почтенный Вестник несколько озадачился: ну и вопросы же задаёт дикарский царёк. Потом разразился небольшой лекцией о том, что, истинный Бог повсюду, в том числе и в сердце каждого искренне верящего. И потому Он не требует от Услышавших ношения особых знаков и амулетов. Но людям малообразованным, и потому требующим видимых символов, подобные знаки требуются. Так что многие Идущие Путём Истины и Света носят знаки света — "солнечные диски". Но это вовсе не обязательно. Особенно учитывая связанную с ними опасность для носителей в случае очередной вспышки антитенхорабитских настроений.

Я полюбопытствовал, как выглядит "солнечный диск". Шонек подозвал одного из единоверцев, помогавших Сектанту мастерить очередную секцию крепостной стены Цитадели, что-то быстро бросил тому на вохейском. Тенхорабит, невысокий, мужик в годах, снял с шеи и протянул мне бронзовую бляшку на верёвочке из какого-то растительного волокна. Я повертел в руках желтоватый круг с выдавленным квадратом, рассечённым на четыре части. При более внимательном рассмотрении оказалось, что это скорее не квадрат, а свастика. Ещё на Земле доводилось слышать, что данный символ не только фашистский, но и древний языческий. Так что особого удивления не было. Вернув амулет владельцу и попрощавшись на время с Шонеком, отправился дальше по делам, которых было выше крыши самой высокой хижины: тяжела ты доля правительская.