Я вижу пламя (СИ)

Глава 9

Весь полет до Сиэтла я тоскливо смотрела в иллюминатор, вспоминая счастливые моменты из жизни, в которых были мои родители. Кенаю все же удалось добиться от меня согласия, путем минутных уговоров. Он сказал, что не дай Бог я верну ему деньги, то получу их обратно, только в двойном размере. Я не приняла это за шутку, так как он говорил на полном серьезе, что слегка напугало меня.

Когда мы вышли из самолета, я пощурилась и, согнув руку, сделала козырек на лбу, не давая солнечным лучам резать глаза. На душе висела какая-то тяжесть, принуждающая просто упасть и не вставать, но я изо всех сил старалась держаться. Сердце неистово колотилось в груди из-за одной только мысли, что я скоро, наконец, посещу кладбище и смогу увидеть, на каком участке похоронены родители.

Когда мы поймали такси и доехали до назначенного места, я напряглась, покидая машину и осматриваясь вокруг. Везде стояла мертвая, вызывающая мурашки по телу тишина. Высокий забор, черный, словно крыло ворона обрамлял кладбище. Над встроенными в него воротами маячилась мрачная табличка с надписью «Лейквью», а к ним вела заросшая из гравия тропинка. Растянувшееся над кладбищем небесное полотно казалось слегка мрачным из-за торчавших могильных плит и засохших сорняков.

Я захлопнула дверь, затем сглотнула в горле горький, неприятный ком и подождала, пока Кенай расплатится с водителем. Уехавшее такси дало ему возможность подойти ко мне.

— У нас нет… ц… цветов, — заметила я, не отрывая взгляда от темных ворот.

— Ничего страшного, — сказал он. — Пошли.

Я вздрогнула, но явно не от ледяного ветра.

— Можно взять тебя за руку? — быстро кинула я, чувствуя, как ноги заливаются свинцом.

— Конечно, — спокойно ответил парень.

Я сразу же схватила его ладонь и так крепко сжала, что, наверное, причинила ему небольшую боль. Но Кенай, не дернувшись даже от этого, обвил пальцами мою кисть и уронил на меня взор.

— Готова?

Периферийным зрением я увидела, что он медленно набрал в легкие воздух, словно сам волновался не меньше, чем я.

— Эм… да, — в подтверждении кивнула. — Готова.

Мы неуверенно зашли на кладбище, и я начала искать надгробие с именами родителей. Все мое тело атаковала лихорадка. Я судорожно вдыхала и выдыхала, бегая глазами по большим, имеющим цвет асфальта камням.

— Не бойся, — прошептал Кенай.

— Не могу.

— Мне почему-то страшно, — призналась я. — У меня так быстро стучит в груди сердце и кажется, будто я сейчас упаду в обморок.

— Все будет хорошо, — успокоил он. — Я рядом, Селия.

Я посмотрела на шатена, он ободряюще улыбнулся. Вздохнув, я продолжила поиски дальше, когда мы возобновили ходьбу. Спустя пять минут, я наткнулась на надгробие, где было написано:

Словно от бессилия я отпустила руку Кеная и повалилась на сырую от дождя землю возле мраморного камня. Слезы охватили глаза, и я невольно зарыдала, накрыв рот ладонью.

О, Боже…

Это их могила…

Действительно это она…

Осмотрев усыпанный разнообразными цветами квадрат, я впилась пальцами в почву, пытаясь избавиться от бешеного дыхания и восстановить нормальное. Ощутив, как рука Кеная легла на плечо, я заплакала сильнее.

— Это… — парень не договорил, я его перебила, зная, что он хотел спросить.

— Да.

Несколько мучительных секунд мы молчали, слушая мои всхлипы, потом Кенай вновь открыл рот:

— Ты знаешь, что делать. Я могу уйти, если хочешь побыть наедине с ними…

— Нет, — я схватила его руку и повернулась, вытирая свободной ладонью лицо. — Пожалуйста, останься.

Не знаю, почему я так делала, но когда дотрагивалась до него, мне становилось спокойнее.

Лицо парня смягчилось, напряжение упало, и легкая, далеко не веселая, а скорее утешительная улыбка нарисовалась на нем.

— Хорошо.

Кенай присел рядом, согнув колени и не переставая держать меня за руку. Его каштановые волосы развивал ветер, из-за чего густая челка падала на лоб.

— Это не сложно, — раздался его бархатный, чистый голос. — Поприветствуй их.

Я прикусила губу, уронив взгляд на надгробие. Слезы жгли глаза, а ком, стоявший в горле, не давал никаким словам вырваться наружу. Когда я с трудом откашлялась, то смогла вымолвить дрожащими губами:

— Привет.

Глупо, конечно, здороваться с теми, кого уже нет в этом мире.

— У тебя… неплохо получается. Продолжай.

Я нервно сглотнула, думая, что произнести следующим.

— Вам, наверное, сложно поверить, что я, наконец, здесь. Это действительно так, — прошептала я, прикасаясь к яркому тюльпану. Помню, мама любила их. — Я… знаете, я… — я не смогла закончить предложение, так как мое горло словно сдавили чьи-то руки. Проглотив слезы, я всхлипнула и, уже не имея никаких сил держать спину, согнулась к могиле и громко зарыдала. — Черт! Я безумно скучаю по вам! Мне больно каждый раз просыпаться с мыслью, что вас нет и больше никогда не будет! В тот день я не хотела обижать вас, не хотела уходить, но вы же знаете, что моя гордость была превыше всего. И я ушла… Я оставила вас одних! — впилась пятью пальцами в пахнущую озоном землю. — Простите меня! Простите меня за все! За те ужасные слова, которые я вам выплюнула в лицо, за мое отвратительное поведение и несносный характер. Умоляю… не держите на меня зла. Если бы я знала, что произойдет, я бы сделала все возможное, чтобы не дать этому начаться. Если я умела бы поворачивать время вспять, я бы повернула, лишь бы вернуть все обратно: те мои кошмарные слова, тот день, вас.… Если было бы возможно умереть, чтобы вы вновь жили, я бы умерла. Я бы отдала все, чтобы вернуть вас, мам, пап…

Не знаю, сколько я лежала на могиле родителей и просила прощения у них, но за все это время Кенай не отпускал моей руки. Он молчал, давая говорить только мне. В его наполненных сочувствием глазах изредка мерцали блестки, и создавалось такое ощущение, что парень вот-вот заплачет тоже.

— Я знаю, что не достойна прощения, — прошелестела я, шмыгая носом, — я знаю, какой ужасной была и за все свои поступки, грехи, готова понести достойной наказание. Понимаю, что я не была идеальной дочкой, которой бы восхищались, но если можете, то, умоляю, простите меня за все. — Я закрыла глаза, затем медленно наполнила легкие воздухом. — Странно, я говорю сейчас с теми, кто мертв. Возможно, вы где-то рядом со мной или далеко, возможно вы в Раю или же стали звездами, ярче всех сияющими в ночном небе, но я чувствую, вы меня слышите. Поэтому, я скажу вам то, что произносила ни так часто: я любила вас, люблю и буду любить всегда, где бы ни находилась, что бы ни делала. Всегда…

Разлепив веки, я тяжело выдохнула и посмотрела на надгробие, приподнявшись.

— Знала бы я, чтобы вы сейчас хотели от меня…

— Они бы хотели, чтобы ты жила. За себя и за них, — сказал Кенай, сжимая мою ладонь.

Вытерев очередную слезу, я посмотрела на него.

— Они бы не желали тебе смерти, Селия, — продолжил он и взглянул в мои глаза. — Живи ради них.

Я горько засмеялась. Совсем не в тему.

— Как можно жить, не имея смысла своего существования? Его я видела в родителях…

Шатен улыбнулся одним лишь уголком губ.

— Когда мы теряем что-то, то обретаем другое, верно?

Неуверенный кивок.

— Так же со смыслом жизни. Мы еще дышим и ходим по этой земле ради кого-то, а когда этот кто-то «уходит», теряем желание жить без него. Но проходит время, мы учимся жить заново и потихоньку обретаем другой смысл своего существования. Главное выдержать все испытания, которые нам дает судьба или Бог (черт знает). А дальше все образуется. Время обладает целебными свойствами. Помни, Селия…

— Не знаю, — выдохнула я, проведя пятерней по волосам. — Все же, я думаю, что моя какая-то вина в том, что родители погибли, есть. И… — я крепко сжала зубы — … разве может время залечить ее?

Кенай размял ноги и поднялся.

— Селия Джессика Фрай, я никогда не устану повторять, что тот пожар, унесший жизни двух твоих родных, являлся лишь несчастным случаем. И не стоит заходить в заблуждения, чтобы искать какие-то следы своей вины в этом. Ты. Не. Виновата. В. Гибели. Мамы. И. Отца. Слышишь? — его темные глаза впились в мои. — А теперь повтори: я не виновата.

Я замешкалась.

— Это будет неправильно по отношению к ним. Вдруг я дей…

— … нет, нет, нет. И еще раз — нет, — пролепетал парень, составляя из рук крест. — Не начинай даже, ладно? Просто повтори те слова.

Черт…

Это будет нелегко.

Спустя какие-то секунды внутренней борьбы внутри себя, я еле слышно выдавила, опустив голову к земле:

— Я… я не… в… я не виновата.

— И это на самом деле так.

Он поднял меня, когда я захотела лечь на могилу. Его руки припаяли к моим плечам, и через секунду я оказалась уткнута лбом в твердую, широкую грудь.

— Ты замараешься, — подметил Кенай, опустив ладони на мою спину и прижав к себе.

— Плевать, — я вытерла быстрыми движениями слезы, скатывающиеся по щекам. — Я и так уже грязная.

— Пожалуйста, не плачь, — попросил он, заглядывая в мое лицо.

— Как я могу не плакать, находясь там, где похоронены мои родители?

Он скорбно уронил взор.

— Ты можешь им что-нибудь еще сказать, если хочешь.

Я нехотя отпрянула от него, накидывая на щеки темные, короткие пряди.

— Что именно?

Кенай посмотрел на мраморное надгробие, задумавшись, затем снова — на меня.

— Им было бы интересно узнать, что произошло с тобой в их… эм… «отсутствие».

Я несколько часов сидела возле могилы и рассказывала родителям, как мне тяжело без них, вновь просила прощения, ревела, успокаивалась, потом снова ревела. Кенай нередко утешал меня, а в один миг чуть ли не раскис тоже, когда я начала монолог о своих тщетных попытках свести счеты с жизнью в больнице. За время пребывания в «Лейквью» я успела с ног до головы измазаться кладбищенской грязью, получить огромные синяки под глазами и почувствовать на душе пустоту. Веревка, сдавливающая шею, немного ослабла после извинений, адресованных маме с папой, и я ощутила некую легкость, словно попросила прощения у живых родителей, и они меня простили…

— Я люблю вас, — целуя камень с их именами и поднимаясь на ноги, прошептала я. — Прощайте…

Как говорил Кенай, мне на самом деле стало немного легче. Совсем чуть-чуть.

Я понимала, что никогда не смогу увидеть маму с папой, сказать им, насколько сильно люблю их, поцеловать, поговорить о всяких пустяках, посмеяться над глупостью или просто посидеть в тишине вместе. Я четко осознавала, что родителей нет.

Я одна.

Я в этом мире одна.

Без них…

Мне тяжело.

До боли хочется к ним.

Хочется услышать их голоса. Хотя бы на мгновение…

Хочется вновь увидеть ух улыбки…

Прекрасные улыбки.

Но это невозможно, увы.

Родители мертвы…

И сегодня я смерилась с этим. Смирилась, что больше они не будут в моей жизни. Я должна, отныне, идти дальше без них.

Не спорю, мне станет сложно без поддержки родных для меня людей, но я обязана все вынести, обязана справиться со всеми трудностями. Сама. Ибо с кем-то, кто готов пройти через Ад со мной.

Мама, папа…

Я их отпустила…

Навсегда.

Конечно, это не значит, будто я перестану думать о них, плакать, скучать, нет…

Я лишь приняла тот факт, что родителей погибли и бесполезно надеяться на их возвращение.

Иногда думаешь, что самые близкие люди — это и есть воздух. Ты ими дышишь, чувствуешь, живешь, а без них — задыхаешься. Медленно или быстро. А когда они перестают существовать, еще на подсознательном уровне ты знаешь, эти люди есть где-то, но теперь ты их не ощущаешь, не слышишь, не видишь и не можешь прикоснуться к ним.

И такое медленно уничтожает тебя…

Сначала я задыхалась быстро, а потом стала медленнее, потому что появился Кенай, который принес собой немного воздуха для меня. Благодаря ему, я стала заполнять легкие каким-то, пусть даже самым жалким количеством кислорода. Я начала впервые нормально дышать после потери родителей…

И это, черт побери, невероятно.

Всего за три дня Кенай сумел то, чего не смог никто месяцами…

Он доказал, что я не виновата в произошедшем девятнадцатого апреля, поддержал меня, хотя я того не просила, и вошел в мою скудную, мрачную жизнь, не побоявшись.

И, наверное, я должна быть ему благодарна за это.

Но все равно, хоть я в некотором почувствовала малейшую легкость, зато до сих пор не решилась, что мне делать дальше. Если жить, то ради чего, кого? На данный момент у меня нет цели, смысла существования, желаний…. Я как незапрограммированный робот, ждущий команд и действий неизвестно от кого.

Сжав губы в тонкую полоску, чтобы не было слышно всхлипов, я направилась к выходу из «Лейквью», когда Кенай приобнял меня за плечи. Я положила голову на плечо знакомого, и мы пошли в ту сторону, где находился «Volunteer Park», расположенный недалеко от кладбища.

— Четыре года назад я потерял маму, — неожиданно заговорил шатен, после нескольких мучительных минут нашего молчания.

Я напряглась, смотря на его поникшее лицо.

— Она умерла от рака головного мозга. И… я был не готов отпустить ее, как и отец. Долго плача в своей комнате, запертой на щеколду, я размышлял над тем, чтобы покончить с собой, ведь без нее я жизни не чаял. Она была для меня всем. Всегда поддерживала, помогала, с удовольствием выслушивала меня, когда я хотел ей что-то рассказать, давала советы и в отличие от отца никогда не ругала и не поднимала на меня руки. Мама решала все мирным путем, не приберегая к физической силе…. В день ее похорон, я просто сбежал, не выдержав. — Кенай измученно выдохнул, будто вспоминая это. — Проходили недели. Я не спал, не ел, не покидал своей темной лачуги, тихо рыдая в уголке в обнимку с маминой фотографией. И это длилось так долго, что я решил покончить со своими страданиями. Раз и навсегда.

Я нервно сглотнула, понимая, что наши ситуации с ним чем-то похожи.

— Взяв аптечку, я достал из нее все возможные таблетки и хотел уже проглотить, как вдруг услышал крик, раздавшийся из кухни. Кричал отец. Конечно, я побежал к нему, плюнув на то, что желал сделать. А застал его сидящим за столом с разбитым лицом и бутылкой какого-то дешевого алкоголя. Он то стучал кулаками, то кричал, хватаясь за голову. Я осознавал, какого черта с ним случилось. После смерти мамы отец стал играть в покер на деньги, чтобы хоть как-то, на какое-то мгновение забыть о ней и отвлечься. Вначале помогало. Он выигрывал приличные суммы, а потом что-то пошло не так, и он стал проигрывать. И это его бесило. Упорно отец старался как и в очередной раз позабыть о реальности, так и забрать свои когда-то проигранные деньжата. Все дошло до того, что он задолжал одной шайке «магнатов». Каждый божий день те требовали у него свои зеленые, кидали различные угрозы, мол, убьют его и тому подобное. Отец твердил, что как только заработает, сразу вернет. И этого, как следовало ожидать, не произошло. В тот день, не сложно было понять, что его избили до полусмерти, потом он сказал, что у него отжали старенький телефон и оставили умирать в темном переулке. Не знаю, каким образом тогда он мог добраться до дома, раз даже сидеть ему было невыносимо больно, судя по постоянному ерзанью на стуле и ругани.

Почувствовав, как ком в горле значительно растет, я дала волю слезам, тронутая рассказом Кеная.

— Мне не было жалко отца, потому что он поступил глупо. Связался с плохими людьми, подсел на азартные игры, хорошенько получил от того, что не вернул чужие деньги. Я понимал, он хотел отвлечься, но не думал, насколько его увлечение может зайти далеко. Слишком далеко, — проговорил парень, опустив взгляд на асфальт. — Тогда, смотря на покрытого в крови отца, я осознал, если совершу суицид, он просто не вынесет этого. Мало того, что «ушла» мама, а тут и я собрался последовать за ней в другой мир. Проанализировав все в голове, я решил, что хоть не хочу, но мне нужно остаться, чтобы не дать отцу наступить на одни и те же грабли снова. Если бы я тогда покончил с собой, неизвестно, что стало бы с ним. Он не смог бы один. Это точно.

Молчание.

— Мама бы не хотела, чтобы я тогда бросал отца одного. Я и не бросил его. Конечно, я не так сильно любил папу, как ее, но все равно, не смотря на это, я остался. Я выкинул те таблетки и сказал ему, что хочу помочь погасить тот должок. Он пожал плечами тогда, произнеся, будто я ничем не смогу ему помочь, если только не соглашусь переехать с ним в более скромный райончик и продать дом, чтобы потом деньги, полученные за него, отдать сумасшедшей банде из казино. — Кенай убрал руку с моих плеч, прикусил губу, глядя вдаль. — У меня не было выбора. Я согласился. Через несколько недель мы уже были в тесной, грязненькой квартирке. Отец отдал деньги тем людям, а на оставшиеся — жалкие доллары купил немного мебели. Вначале нам было тяжело: мы голодали, еду было покупать не на что, я перестал ходить в школу, а отец вроде бы завязал с азартными играми, сославшись на свою неудачу и нашу бедность. Но немного позже он устроился на более приличную работу, когда уволился со старой. Наше финансовое состояние стало чуть лучше прежнего. Я вновь начал ходить в школу, мы стали чуть лучше питаться, забыли о том, что когда-то ели один хлеб, купленный на последние центы.

Я не заметила того, как начала громко рыдать, приземляясь на деревянную лавочку в парке. Кенай сел рядом, перебирая пальцы и думая о чем-то.

— Хоть отец бросил одно «увлечение», у него появилось другое — распитие алкоголя. По вечерам он напивался, как свинья, начинал то вспоминать маму и плакать, то все рушить и по каким-то причинам, когда у него было плохое настроение, срываться на мне. Мне все это жутко надоедало, я опять мечтал о смерти, но когда вспоминал, что не могу оставить своего глупого, слабохарактерного отца одного, быстро стирал это из головы, — бесцветным голосом сказал он. — Я не мог терпеть его проявление характера ближе к ночи, поэтому стал уходить из дома каждый раз, когда видел его с красными глазами и бутылкой в руке. Я тупо блуждал по улицам, разглядывая звезды на небе и мечтая о невозможном. Один раз, проходя по какой-то Богом забытой дороге, я увидел, как толпа каких-то бессердечных тварей избивает парня где-то моего возраста. Тот, валяясь в луже, обнимал гитару и делал все возможное, чтобы в нее не врезался чей-то кулак. Меня это так разозлило, что какие-то два недоразвитых идиота беспощадно колотят ОДНОГО парнишку, который защищал музыкальный инструмент, и я решил вмешаться, наплевав на инстинкт самосохранения. Я не был трусом, поэтому набросился на мерзавцев и повалил их на асфальт. В силе я их, естественно, не превосходил. Получил хорошенько по морде, по ребрам, мне разбили нос. Странно, но я был рад, что они «отвлеклись» на меня и перестали мутузить того бедолагу. Все же мне удалось дать им отпор каким-то волшебным образом. Собравшись, я поднялся на шатающихся ногах и, вытерев кровь с лица, стукнул одного, затем другого одним ударом. Видимо, испугавшись того, что я могу за себя постоять и хоть как-то ударить в ответ, парни скрылись за домами, оставив нас.

Я взяла Кеная за руку, шокированная тем, сколько всего он пережил и натерпелся.

— Потом я помог тому худощавому парню, подняв его. Он поблагодарил меня и извинился за то, что из-за него мне досталось. Но я отмахнулся, сказал, мол, это пустяк, ничего особо страшного не произошло. Мы разговорились, я узнал, почему те идиоты избивали его. Им просто не понравилось, когда он начал исполнять на улице песню «Show must go on»[1] группы «Queen». Глупо, не правда ли? Я рассмеялся и сказал, что они явно не меломаны и не умеют ценить достойную музыку. После того, как я обработал ему все раны, синяки, и себе заодно, парень сказал свое имя. — Кенай тихо ухмыльнулся, смотря на наши сплетенные пальцы. — Он сказал, его зовут Брэд. Брэд Купер. А еще он сказал, чтобы я запомнил его имя, так как он собирался стать звездой и заодно прославить меня. И… этот чертов говнюк в знак своей благодарности начал учить меня играть на гитаре. Проходили месяцы. У меня ничего не выходило, но потом стало получаться. За время от нашего знакомства я стал следовать правилу жизни: выживают только сильнейшие. И начал набирать мышечную массу, качаясь, таскать с собой ножи, чтобы в случае чего не попасть в такую ситуацию, в которой когда-то оказался Брэд. Мы с ним жили в одном опасном районе, поэтому всегда приходилось быть начеку. Я его тоже заставил подкачаться, и он не стал этому сопротивляться. Через несколько месяцев его тело изменилось: руки увеличились в размерах, появился пресс и огромные вены на всех конечностях. Он стал как я. Мы уже не были худыми парнями, играющими на гитаре. А еще Брэд преобразовался в другого человека: обрел уверенность, начал курить, ругаться матом. Не смотря на то, что он стал не тем, каким являлся раньше, я не переставал его любить, как брата. Мы были с ним лучшими друзьями, и сейчас остаемся ими. Я столько всего пережил с ним, что и не верится, будто мы знаем друг друга почти четыре года. Я думал, прошла целая жизнь.

— Когда мне надоело видеть пьяного отца, приходящего каждый вечер домой, я стал кричать, что он чертов, эгоистичный алкоголик. Я уже не боялся его, потому что был достаточно силен и в случае чего мог дать отпор кому угодно. Даже ему. Я сказал, что он не один такой, кому тяжело без мамы и впервые толкнул его, находясь на взводе. Отец ничего мне не сделал, не удосужился ответить, а просто молча ушел. После этого случая он стал очень редко употреблять алкоголь, и его отношение ко мне поменялось. Мой родитель начал относиться ко мне холодно. Ни как отец к сыну. Мы виделись по вечерам, перекидывались несколькими предложениями и ложились спать. Так проходил каждый день. А потом, когда Брэдли пожаловался на то, что ему не хватает денег, мы с ним устроились в кафе «Бешеные псы». Половину той суммы, которую я зарабатывал, стал отдавать отцу. Он, естественно, говорил, что ему не нужны мои жалкие деньги, но потом согласился принимать их после моих уговоров и объяснений, что нам нужно не только платить за квартиру, но еще и хорошо питаться. И… это вошло в привычку. Я до сих пор так делаю, но другую половину зарплаты откладываю на университет своей мечты. Конечно, глупо надеяться, что МЕНЯ — такого неудачника примут, что я смогу платить за свою учебу, если все же улыбнется удача. Я надеюсь на что-то, надеюсь, будто моя жизнь будет отличной, яркой и тому подобное, что я поступлю в университет мечты, выучусь, стану каким-нибудь бизнесменом. Глупо, черт подери.

Его карие глаза взглянули в мои заплаканные.

— Знаешь, Селия, что я понял недавно? — произнес он немного тихо. — Что все в этом мире зависит от нас. Только от нас самих. Мы сами строители своих судеб, жизни, будущего. Мы сами решаем, как нам поступать, какими быть, что изменить или исключить из своего существования. Четыре года назад я хотел совершить суицид, но не совершил его, потому что подумал об отце. Если бы я ушел тогда, что бы с ним было? — выдох. — Даже представить страшно. А сейчас я живу, стараюсь сделать свою жизнь лучше. Я пытаюсь. Изо всех сил. И плюю на сложности, появляющиеся у меня на пути. Я знаю, что не смогу исполнить все свои мечты, зато я упорно делаю что-то, чтобы стать хотя бы на шаг ближе к ним. Я иду против течения и не боюсь оступиться и упасть в глубину. Я столько пережил, что понял, несмотря на все, на смерти родных тебе людей, сложности, нужно жить дальше, ведь жизни этого достойна, правда. Да, не спорю, она — паршивая, мерзкая, сложная, но у нее есть и свои плюсы. Можно сделать ее лучше, только для этого нужно желание.

Кенай набрал в легкие больше воздуха и устремил взгляд на зеленые деревья, возле которых расстилались разнообразные цветы, начиная от ромашек, заканчивая тюльпанами.

— Когда я услышал твой крик о помощи в тот день, то неминуемо побежал туда, откуда он исходил. Увидев, как те уроды трутся о тебя, я разозлился. Я видел в твоих глазах страх, надежду на спасение и слезы, — кинул шатен, и я заметила, что его ноздри раздулись. — Не став ждать какого-то чуда, я достал раскладной ножик, чтобы хоть как-то отпугнуть тех. Раньше я имел дело только с двумя им подобными, но тогда пристававших к тебе парней было трое. Я понял, это тот случай, когда нужно воспользоваться оружием, а не применять физическую силу, бесполезную против здоровых горилл. У меня появился страх, что тебе, возможно, причинили вред, я не успел и все такое. Я боялся за тебя так, как когда-то за Брэда. Я хотел тебя защитить. Любыми способами, пусть даже самыми рискованными. И… когда я это сделал, спас от тех придурков, то облегченно вздохнул, узнав, что с тобой все в порядке.

Я слушала Кеная внимательно и ничего не могла произнести. Просто… потеряла дар речи после всего им сказанного.

— При нашем разговоре до твоего дома, ты показалась мне приятной, доброй девушкой. Я захотел, чтобы тот наш небольшой диалог был далеко не последним. Я представил, что мы могли бы быть друзьями. — Он ухмыльнулся. — Я не спал всю ночь. Думал, как ты там, как себя чувствуешь и безумно волновался за твое состояние. Проснувшись утром, я не выдержал бесконечного потока вопросов в голове о тебе, и направился к твоему дому, чтобы разузнать обо всем. И… когда я оказался у тебя за дверью, испугался, увидев на полу кровь и бритвенное лезвие. У меня началась паника, — его голос обрел нотки горечи. — Я начал звать тебя, не знал, что делать, и… жива ли ты, но когда нашел, то обрадовался в душе. Ведь ты дышала, и это было главнее всего. Я сразу же обработал порез на твоей руке, и в мыслях появилось то, что ты его сделала из-за инцидента с теми парнями. Но потом я узнал причину. Ты мне рассказала. Рассказала об «уходе» родителей, как хотела умереть, чувствуя, будто виновата в их гибели…. И я понял, что ты делаешь огромнейшую ошибку, собираясь покинуть этот мир, понял, что наши судьбы имеют схожесть, у нас почти одинаковые истории. Мы оба настрадались и натерпелись многого. И в то мгновения я осознал: я хочу раз и навсегда доказать тебе, что ты ни в чем не виновата, доказать, насколько ужасная, наполненная слезами жизнь может стать прекрасной, если постараться. Я попросил у тебя шанс изменить твои желания, который ты мне потом дала, и сейчас рад, что ты сидишь рядом со мной, выслушивая все это.

— Четыре года назад я чуть ли было не покончил с собой. Четыре года назад я столкнулся с тем, с чем боялся столкнуться. И я смог со всем справиться. Я пережил переломные моменты в жизни, научился думать о том, что я нужен отцу и не могу его оставить. Я остался. Остался жить. И рад этому, потому что встретил тебя.

И тут мое сердце екнуло.

— Я узнал твою историю, и не могу просто так отвернуться. Я не хочу, чтобы ты думала, как умереть и хотела этого. — Он приблизился к моему лицу и вкрадчиво произнес: — Ты должна жить, Селия Джессика Фрай. Должна, слышишь? И я не дам тебе уйти на тот свет. Просто не позволю. Мир не должен потерять такого чудесного человека, как ты. Живи ради тех, кто хочет жить ради тебя.

— Это будет сложно, — лишь удалось выдавить мне, вытирая очередную слезу.

— Ты сможешь, — Кенай улыбнулся, видимо, чтобы утешить меня.

— Думаешь?

— Знаю.