26 Юля

На стоянке возле вокзала нас ждал Лев Игоревич, одетый примерно так же, как и Федя. Значит, Джордж действительно сорвал их обоих с места, они даже не переодевались — сразу поехали на вокзал.

Стало стыдно. И не только перед близнецами, но и перед Львом Игоревичем, которого я знала очень хорошо. Всё-таки он был нашим классным руководителем, причём стал им даже до того, как женился на Алёне Леонидовне. Спокойный и уверенный, он хорошо умел разруливать конфликты. Я точно знала, что многие родители завидовали нашему классу, пытались переманить Льва Игоревича, но он остался с нами до выпуска. Теперь у него уже год, как был другой класс — пятиклассники. Точнее, почти шестиклассники…

— Здравствуй, Юля, — кивнул Лев Игоревич, глядя на меня с понимающей улыбкой, от которой мне стало ещё стыднее. — Очень рад, что ты не уехала. Иначе мне пришлось бы отправиться за тобой.

Я неловко кашлянула, а близнецы расхохотались.

— Мама не поняла бы, пап! — пошутил Федя, но Лев Игоревич покачал головой.

— Вот уж в ком я не сомневаюсь, так это в нашей маме, — сказал мужчина серьёзно, и меня кольнуло это «нашей».

Меня всегда удивляло, но и восхищало, что Лев Игоревич относился к Феде и Диме как к своим детям, и у него вылетало это «нашей» легко и непринуждённо. Он не выделял Женю — если только как младшую девочку перед мальчиками, но не как родную дочь перед неродными. И близнецы отвечали ему взаимностью. Они словно не помнили то время, что жили без него.

А я вот помнила. В начальных классах, когда Федя и Дима вели себя ужасно и постоянно дёргали меня за косички, в их жизни ещё не было Льва Игоревича. Интересно, если бы он был, они вели бы себя иначе? Или нет? Кажется, их поведение изменилось именно после его появления…

— Садитесь в машину, — кивнул Лев Игоревич. — И поедем. Мне уже звонила твоя бабушка, Юль. Очень переживает. Я сейчас отвечу ей, что всё в порядке и мы скоро вернём тебя домой.

Я вздохнула, ощущая, как глаза наполняются слезами.

Перед бабушкой было, пожалуй, стыднее всего. Я ведь её чуть не бросила… Не поддавалась ни на какие уговоры…

— Ну-ка, не плачь, — сказал Лев Игоревич строго, подошёл ближе и положил руки мне на плечи. — Ничего страшного не случилось. Все люди совершают ошибки, особенно когда любят. Главное, что ты здесь — значит, всё ещё можно исправить.

Я кивнула, но по щеке всё равно скатилась слеза, и Лев Игоревич, вздохнув, погладил меня по голове, как маленькую.

— Садись, Юляша, — повторил он, использовав моё домашнее имя — то самое, которое больше всего любили папа с мамой, отчего в сердце моментально стало горячо и больно. Но почему-то и легче тоже стало.

Лев Игоревич сделал сейчас то, чего мне давно и отчаянно не хватало.

Он коснулся меня родительской рукой, почувствовав и поняв, не осуждая — и я, болезненно скучавшая по маме с папой, посмотрела на него с искренней благодарностью.

Мы залезли в машину — я и Дима на заднее сиденье, Федя и Лев Игоревич на переднее. И почти сразу, как все пристегнулись и стоянка возле вокзала осталась позади, Лев Игоревич сказал:

— Хочу рассказать вам одну историю, ребята. Фред, Джордж, вы её никогда не слышали. Алёна в курсе, но вам мы её никогда не рассказывали. В общем, мы с моим младшим братом были влюблены в одну женщину.

Я удивилась, близнецы, судя по всему, тоже.

— Только не говори, что в тётю Наташу! — пошутил Дима, но замер, когда Лев Игоревич серьёзно подтвердил:

— В неё. Но это было до моей встречи с нашей мамой, можете не переживать. Виталик привёл Наташу к нам домой как свою невесту, и я очень быстро понял, что пропал.

Мне было неловко слышать всё это, но я уже понимала, зачем Лев Игоревич рассказывает свою историю.

— Ситуация усугублялась тем, что я в то время знал про брата не очень хорошую вещь. И у меня по сути была возможность отбить у него невесту, но я не стал этого делать, отступил в сторону. И пообещал себе, что эта женщина для меня — табу, даже если они разведутся.

— А они развелись… — пробормотал Федя обескураженно. Оглянулся на меня и добавил: — Юль, ты не помнишь, наверное? Мы тебе рассказывали. Дядя Виталий развёлся с тётей Наташей, но потом бегал за ней года три. Это ведь было, когда Женька только родилась!

— Точно, — кивнул Лев Игоревич. — Виталик там накуролесил… Но это всё не так важно. Я хотел сказать другое. И вам, и Юле. Несмотря ни на что, наши отношения с братом сохранились. Хотя ссоры были, не скрою. Но ссоры, — мужчина бросил на меня взгляд в зеркало заднего вида, — это неизбежно. Невозможно прожить жизнь и ни разу не поругаться. Просто тебе, Юль, стоит помнить следующее. Отношения между близнецами зависят в первую очередь от них, а не от тебя. Если они захотят поругаться, даже если ты будешь стоять на голове — всё равно поругаются.

— Я понимаю, — ответила я, улыбнувшись — потому что представила, как стою на голове. — Я всё понимаю, Лев Игоревич, правда…

— А раз понимаешь, давайте заедем за тортом? — неожиданно предложил Лев Игоревич, и Дима с Федей синхронно фыркнули, а затем переглянулись и рассмеялись. — Мне кажется, есть повод попить чаю.

— Не много ли тортов, пап? — съехидничал Федя. — Мы сегодня уже ели!

— Тортов много не бывает, — произнёс Лев Игоревич торжественным голосом, и тут я тоже не выдержала и засмеялась вслед за близнецами.


А у подъезда дома, где жили Федя и Дима, нас ждали. Все! И моя бабушка, и Света, и Алёна Леонидовна, и Женя. И даже Рем, лабрадор Льва Игоревича, тоже тут был.

Я, увидев, как все рады моему возвращению, вновь заплакала.

— Дайте мне её, я её придушу! — воскликнула Света, и я нервно улыбнулась, услышав, как бабушка сразу после этого проворчала:

— Душить будем по старшинству. Значит, я первая. Давай в очередь!

— Мы никому не дадим задушить нашу Юльку! — сказал Федя, запнулся, посмотрел на Диму с виноватой улыбкой, потом на меня и добавил: — То есть, девушка она, конечно, Димкина, но…

— Да хватит уже, — махнула рукой Алёна Леонидовна, подошла ко мне и крепко обняла. — С возвращением, Юля! И прости нас, пожалуйста.

— Вас-то за что? — не поняла я.

— Мы тоже виноваты, — заметив мою растерянную улыбку, пояснила Алёна Леонидовна. — Пустили всё на самотёк. Если бы ты уехала, нам с Лёвой было бы очень неудобно перед твоими родителями.

— Перед… — повторила я невнятно и тихонько добавила: — Но они ведь…

— Это неважно, — покачала головой Алёна Леонидовна. — Люди уходят, но мы же не перестаём их любить, так? И держать перед ними ответ тоже будем. В своём сердце.

В своём сердце…

Я не сказала Алёне Леонидовне, но те её слова отдались во мне болью и нежностью, а ещё — пониманием того, что я должна была не стремиться разрушить остатки своей семьи и своего сердца, а поддерживать. И не убегать ни от чего и ни от кого, встречая лицом к лицу каждый новый день.

Каким бы он ни был.



Загрузка...