чуть позже я забил еще один гол. Это было настоящее сумасшествие. Два

гола в дебютном матче Лиги Чемпионов. Сразу пошли слухи, что меня хотят

купить «Рома» и «Тоттенхэм».

Все шло хорошо. А когда футбольные дела идут хорошо, в мире

вообще все замечательно. Но вот с личной жизнью у меня было не очень. Я

еще не привыкк этому образу жизни. Все было, как в вакууме. Я много сидел

дома, маялся от безделья. Я поддерживал контакт с Хеленой, в основном

через SMS, без какого-либо понятия о том, что я делаю. Безумие это было

или что-то еще, не знаю.

Мы играли отборочный матч к чемпионату Европы против Венгрии

на стадионе «Rasunda» в октябре. Я рад был вернуться. Я еще не забыл

скандирования прошлого года. Но мы начали отборочный цикл не очень

хорошо, а стокгольмские газеты писали, что я – переоцененный футболист,

который локтями выбил себе место в команде. Это была важная игра. В

случае поражения мечта о Евро стала бы призрачной. И мне, и моим

партнерам по сборной было, что доказывать. Но Венгрия вышла вперед уже

на пятой минуте. Не имело значения, сколько мы создали моментов, забить

мы не могли. Казалось, что игра проиграна. Но на 74-й минуте Маттиас

Йонсон навесил в штрафную, и я открылся, чтобы сыграть этот мяч головой.

Вратарь вышел из ворот и пытался выбить мяч подальше. Не знаю насчет

мяча, но меня он вырубил. Все вокруг потемнело. Я упал.

Секунд 5-10 я был без сознания. А когда очнулся, партнеры по

команде стояли вокруг меня. Я не понимал, что вообще произошло. Зрители

ревели от восторга, а парни вокруг меня радовались и в то же время

выглядели обеспокоенными.

— Гол! – сказал Ким Чёлльстрем.

— Правда? Кто забил?

— Ты! Ты головой забил!

Мне было плохо, у меня кружилась голова. Они унесли меня с поля на

носилках. Пока меня несли, я вновь слышал: «Златан! Златан!» Весь стадион

приветствовал меня стоя, и я помахал им. Меня это воодушевило, как и всю

команду. Но при этом, счет стал лишь 1:1, а мы должны были побеждать. Ким

Чёлльстрем заработал чистый пенальти под конец игры, но судья предпочел

закрыть глаза на него. Я помню состояние, когда тебе плохо и хорошо в одно

и то же время.

Но потом мне стало плохо по другой причине. По всей Швеции ходила

вирусная инфекция, и заразились около 250 тысяч человек, и я в том числе.

Это повлекло за собой другую неожиданность, изменившую многое.

Это было за день до Сочельника. Я был дома у мамы. Начало сезона

получилось так себе, но несмотря ни на что, я был доволен. Я забил пять

голов в Лиге Чемпионов. Даже больше, чем в чемпионате Голландии. Помню,

Куман как-то сказал: «Эй, Златан, вообще-то еще и чемпионат есть». Меня

больше стимулировал крупный турнир. В любом случае, я был дома, в

Русенгорде.

Мы были в отпуске до начала января. Тогда мы должны были

вернуться в расположение команды и сыграть матч в Каире. А мне нужен был

отдых. Но у мамы дома было людно, стоял шум, не прекращались ор и ссоры.

Мирным это место явно не было. Мама, Кеки, Санела и я – мы привыкли

встречать Рождество, как все: обычный рождественский обед в четыре часа

дня с дальнейшим открытием подарков. Это должно было быть мило. Но

сейчас я не мог этого вынести. Меня мучили мигрени, и ныло все тело. Мне

надо было куда-то выбраться, в спокойное место. Или, в крайнем случае,

поговорить с кем-нибудь не из семьи. Но кому я бы мог позвонить?

Каждая семья встречает Рождество по-своему. Это святое. Может,

Хелена? Я набрал ее, особо ни на что не надеясь. Она ведь все время работала,

и, скорее всего, была с семьей в Линдесберге. Но нет, она ответила, она была

у себя дома. Она сказала, что не любит Рождество.

— Мне плохо, – сказал я.

— Бедняжка.

— Я не могу терпеть весь этот цирк дома!

— Ну тогда приезжай ко мне. Я о тебе позабочусь.

Честно, меня удивил ее ответ. Мы в основном встречались за кофе и

переписывались. Ночей у нее дома я еще не проводил. Но да, конечно,

звучало это отлично. И, извинившись перед мамой, я свалил.

— Ты теперь и Рождество с нами не проведешь?

— Извини.

За городом было спокойно и тихо. Как раз то, что нужно. Хелена

уложила меня в постель. Не казалось странным, что я провожу Рождество с

ней, а не со своей семьей. Это было одновременно естественно и

необыкновенно. Но все равно, мне было плохо.

Я все еще был слаб. Но я пообещал отцу, что приеду к нему на

следующий день, в Сочельник. Он не празднует Рождество. Он сам по себе,

и на Рождество он занимается своими делами. С того дня в Мальмё у нас с

ним были отличные взаимоотношения. Детские обиды давно были позади. И

он даже смотрел некоторые матчи. Из уважения к нему я сменил «Zlatan» на

«Ibrahimovic» на своей форме.

Но когда я приехал, он уже был в стельку пьян. Так что, не оставаясь

там ни секунды, я поехал обратно, к Хелене.

— Как, уже вернулся?

— Да.

Это все, что я мог тогда ответить. Чувствовал я себя просто

отвратительно, температура была под 41. Клянусь, я никогда так дерьмово

себя не чувствовал. Это был какой-то супергрипп. Три дня я был никаким.

Хелене приходилось водить меня в душ, менять мокрые от пота простыни. У

меня кружилась голова, и я не мог связать два слова: речь была похожа на

скулеж. Возможно, это что-то для неё значило. До этого момента я для нее

был дерзким югге. Забавным парнем, который играл в мафиози, водил

модные тачки. Надеюсь, что забавным. Но не для нее.

А теперь я был развалиной. По ее словам, ей это даже как-то

нравилось. Я стал человеком. Когда мне стало получше, она взяла в прокате

несколько фильмов. И я впервые посмотрел шведские криминальные

фильмы, одним из которых был «Комиссар Мартин Бек». Для меня это было

пробуждением. И откровением: оказывается, шведы могут творить такое!

Меня зацепило, и мы сидели вместе, смотрели серию за серией. Мы отлично

проводили время. Но парой мы еще не стали.

В эти дни ее часто не было дома. Она ходила на работу, а затем

возвращалась и ухаживала за мной. Конечно, иногда мы не понимали друг

друга. И мы до сих пор не знали, чего нам хотелось. Ведь мы по-прежнему

были такими разными. Это было неправильно. Но думаю, что так все и

началось. Быть с ней рядом очень хорошо, и я очень скучал по ней, когда

вернулся в Голландию.

Как-то я спросил у нее, не хочет ли она приехать ко мне. Она

согласилась и навестила меня в Димене. Это было мило. Но моим маленьким

домиком она, мягко говоря, не была впечатлена. К тому времени мне начало

нравиться жить там. И холодильник был всегда полным.

Но, по ее словам, был тот еще беспорядок. Она помыла все полы у

меня дома. Говорила, что у меня всего лишь три тарелки, да и те не

сочетаются. А стены вообще странные. Смесь фиолетового, желтого и

персикового цветов, и в плюс к этому – зеленый ковер. Никакой гармонии.

Полная катастрофа. Да еще и я, одетый, как лузер, который только и делает,

что лежит в кровати и играет в видеоигры, от которых повсюду провода.

Никакого порядка. А я говорю: «Суперстерва».

Чертовскишикарнаясуперстерва, на одном дыхании.

Когда она уехала, я снова скучал по ней. И начал звонить и писать ей

все чаще. От этого мне стало спокойнее. Боже, она классная. Она всему меня

учила. Например, тому, как выглядят вилки и ножи для рыбы. Или тому, как

надо пить вино. До того момента я думал, что дорогие вина пьют так же, как

и молоко. Нет, нет и еще раз нет. Его надо медленно потягивать. Я начал это

понимать. Но это не делало меня спокойнее. Я все время продолжал

возвращаться в Мальмё, и не только для того, чтобы увидеться.

Как-то я привел в ее дом некоторых моих друзей. Мы бегали по ее

гравийным дорожкам, и ее это взбесило. Она заорала на нас, мол, они же были

ровными, а сейчас… Меня, конечно, замучила совесть. Надо было что-то

делать с этим. Я отправил моего младшего брата. Он пришел, взял в руки

грабли. Но мы никогда не работали в семье граблями или другими

инструментами. Посему брат не преуспел. И я вновь услышал в свой адрес,

что я тупой. Забавно.

В другой раз я ей дал ноутбук. Но мы поссорились чуть позже, и я

решил забрать его у нее. И вновь Кеки получил от меня задание: вернуть его.

Кеки обычно делает то, что я ему говорю. Ну, по крайней мере, иногда. Он

пошел к ней. Что, вы думаете, там произошло? «Пошел в задницу» – сказала


Шведский сериал, выходивший в эфир с 1997 по 2009 годы.


Хелена. Не вернула она ноутбук, но вскоре мы вновь стали друзьями. Но это

был кошмар.

Взять случай с петардами, например. Мы купили их у одного чувака,

который их делал дома сам. Они были очень мощными. И тогда у нас был

друг, хороший парень, который владел одной забегаловкой в Мальмё. Мы

решили взорвать что-нибудь у него, смеха ради. А для этого нам нужна была

машина, которая с нами не могла быть связана. У Хелены было много связей,

и я спросил у нее:

— Ты можешь достать мне внедорожник?

И она достала мне «Лексус». Она думала, что мы что-то хорошее

сделаем. Мы поехали к другу и оставили петарду у него в почтовом ящике. И

этот ящик взлетел на воздух. Был очень громкий взрыв. Ящик разлетелся на

миллионы кусочков. Той же ночью мы позвонили Кеки.

— Хочешь развлечься? – спросили мы у него.

Возможно, он и не хотел. Но мы поехали в дом его девушки. Они

спали, а мы подбросили две петарды в их сад. И здесь был сильнейший взрыв,

полно дыма, грязи, кусков лужайки. Конечно, девушка выскочила, крича на

ходу: «Какого хрена тут произошло?». А Кеки решил дурачка сыграть:

«Боже, что это было? Так странно! И страшно…» Конечно, он обо всем знал.

И придуривался. Мне бы иногда надо попридуриваться, особенно сегодня.

Но в «Аяксе» было не до того, это был мой самый безумный период. Это было

еще до влияния Мино Райолы и Фабио Капелло.

Помню, как мы покупали мебель для брата в «Икеа». Он мог выбирать

все, что хотел. Тогда я уже снова часто помогал семье. Купил маме дом в

Свагерторпе; машину отцу, который не хотел никаких подарков. В «Икеа» со

мной был друг, и мы укладывали все, что хотели купить, в тележки. Одна из

них откатилась и проехала мимо контрольного пункта. Мой друг сразу

просек фишку. Я настоял:

— Не останавливайся, иди, иди!

Так мы взяли кое-что из этого бесплатно. Это было круто. Не

подумайте, что это вопрос денег. Это суета, это удовольствие. И это

адреналин. Как в детство вернулся, в универмаги.

Конечно, порой мы перебарщивали. Как с «Лексусом», например. Его

нашли в каком-то сомнительном месте, и повсюду сообщили об этом. Это

привело Хелену в замешательство. «Машину, которую ты взяла напрокат,

нашли там, где была обнаружена бомба!» Она была выставлена в плохом

свете из-за меня. Прости, Хелена.

Потом появился «Порше Кайенн». Она достала его таким же образом.

Но мы его немного повредили, попав в аварию, возвращаясь домой из

Бастада. Она разозлилась. Но верхушкой этого айсберга стало ограбление.

Хелена много работала. Не только в маркетинге, но еще и в ресторанах. Она

не только загородный дом себе купила, но и мебель, мотоцикл, новейшую

аппаратуру и кучу других приятных мелочей. Чтобы все это купить, она

очень много работала. И поэтому вдвойне больно, когда кто-то вламывается

и крадет ее технику и прочее. Я это понимаю.

А Хелена думала, что я знаю, кто это сделал. До сих пор думает. Но,

честное слово, я без понятия. У меня, конечно, много обсуждают в старом

районе. Мы узнаем обо всем, что происходит. Однажды я припарковался

рядом с домом мамы, и кто-то украл колеса с моего «Мерседеса» SL. В пять

утра я об этом узнал. Уже ходили разные слухи. Уже была полиция, пресса.

Я не выходил на улицу. Но я начал искать, и долго это делать не пришлось.

Я нашел парня, который украл колеса, и через неделю он их вернул. Но я так

и не смог найти того, что проник в дом Хелены. И порой я не понимаю, как

она со мной помирилась. Ведь она связалась с маньяком. Но она со мной

помирилась. Сильный поступок. И думала, она вполне осознавала, что её

ждет.

Когда-то я был в основном сам по себе. Мне не с кем было поговорить.

Ни о повседневной жизни, ни о том, что беспокоило бы меня лично. Теперь

моя жизнь как-то упорядочена. Есть человек, по которому я всегда буду

скучать. Хелена приезжала все чаще и чаще. Мы стали маленькой семьей.

Особенно после того, как у нас появился толстый мопс, Хоффа. Мы его

кормили пиццей и моццареллой в Италии.

Но до этого много чего еще случилось. Моя карьера пошла в гору. А

я не переставал кому-то что-то доказывать.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


«Что за херня? «Саутгемптон»?! Это что, мой уровень?»


В моей жизни было много Марко ван Бастена. Я унаследовал его

номер. Полагали, что я и на поле буду таким, как он. Конечно, это льстило,

но я начал уставать от этого. Не хотел быть новым ван Бастеном. Я был

Златаном, и никем другим. Порой хотелось кричать: хватит, надоело, не

говорите больше о нем, я уже наслушался. Но, разумеется, было круто, когда

ты встречаешь его лично, и думаешь: вау, он со мной разговаривает?

Ван Бастен – легенда, один из лучших нападающих всех времен.

Может, он не так хорош, как Роналдо, но все же он забил более двухсот голов

и играл значимую роль в «Милане». Около десяти лет назад ФИФА назвала

его лучшим футболистом мира, а сейчас он проходил тренерские курсы и собирался стать ассистентом молодёжной команды «Аякса» – его первый шаг на этом поприще. Поэтому мы часто сталкивались на тренировках.

Сначала я был рядом с ним маленьким мальчиком. Но я привык. Мы

разговаривали почти каждый день, порой дурачились. Перед каждым матчем

он подбадривал меня. Во время бесед мы шутили и даже спорили.

– Ну, сколько ты сегодня голов забьешь? Думаю, что один.

– Один? Да брось. По крайней мере, два.

– Чушь собачья! Хочешь поспорить?

– Сколько ставишь?

В таком духе общение и продолжалось. Он давал мне много советов.

Потрясный мужик. Он делал все по-своему и плевать хотел на то, что о нем

думают наверху. Он был полностью независимым. Меня критиковали за то,

что я мало помогаю защитникам, потому что я просто стою на поле, когда

соперники атакуют. Конечно, я об этом думал. И не знал, что с этим делать.

Я спросил ван Бастена, что он думает по этому поводу.

– Не слушай тренеров! – сказал он.

– Почему это?

– Не трать силы на оборону. Эти силы тебе понадобятся в нападении.

Лучшее, что ты можешь сделать для команды – атаковать и забивать голы, а

не выжимать себя в защите.

Я запомнил: надо экономить силы, чтобы забивать голы.

Мы поехали на сборы в Португалию. К тому времени Бенхаккер ушел

с поста технического директора. Его сменил Луи ван Гал. Пафосный тип.

Типа Ко Адриансе. Диктатор без какого-либо намека на чувство юмора. Как

игрок он ничем не выделялся, но у него был высокий статус в Голландии,

потому что он выигрывал с «Аяксом» Лигу чемпионов в качестве главного

тренера. Он получил государственную награду за это. Ему нравилось

говорить о тактических установках. Он был одним из тех, кто судил об

игроках по номерам. Пятерка играет там, шестерка играет тут. Поэтому я был

счастлив, когда я не видел его. Но в Португалии отделаться от него не

получалось.

Я должен был встретиться с ван Галом и Куманом и выслушать, что

они думают о моем начале сезона. Эта встреча из тех, где тебя оценивают (в

«Аяксе» это любят). Я зашел в комнату, сел перед ними. Куман улыбнулся,

ван Гал выглядел сердито.


В 1997 году ван Гал был награжден орденом Оранских-Нассау, вручаемым монархом

Нидерландов за особые заслуги перед государством.


– Златан, – сказал Куман. – Ты очень хорош, но ты получаешь

восьмерку. Ты мало работаешь в обороне.

– Ладно, хорошо, – ответил я и собрался уходить.

Мне нравился Куман, но с ван Галом смириться я никак не мог. Я

подумал: ну отлично, восьмерка – это очень неплохо.

– Я могу идти?

– Ты знаешь, как играть в защите? – вмешался ван Гал. Я заметил, как

это взбесило Кумана.

– Ну, я надеюсь, – ответил я.

После этого ван Гал начал мне объяснять. Поверьте, я все это слышал

раньше: девятка убегает защищать правый фланг, когда десятка смещается

влево, и наоборот. Он рисовал все эти стрелки. Закончилось все достаточно

сильно:

– Понятно тебе? Ты понимаешь, о чем это все?

Я подумал, что это психологическая атака.

– Вы можете среди ночи разбудить любого футболиста, – сказал я, – и

спросить его, как надо играть в обороне, и они вам скажут, что девятка идет

туда, а десятка – сюда. Мы все это знаем, и мы знаем, что вы это придумали.

Но я работаю с ван Бастеном, а он думает иначе.

– Что, прости?

– Ван Бастен сказал, что девятка должна беречь силы для игры в атаке.

И, честно говоря, теперь я не знаю, кого мне слушать: ван Бастена, легенду,

или ван Гала?

Я произнес это с акцентом на ван Гала, как будто он был кем-то

незначительным. И что вы думаете? Ему это понравилось?

Он был в ярости. Кого мне слушать, легенду или ван Гала?

– Мне нужно идти, – сказал я и свалил оттуда к чертям.

Много говорили об интересе «Ромы», которую тренировал Фабио

Капелло. Очень суровый мужик. Он без проблем мог усадить человека на

лавку или наорать на него, звезда он или нет. Капелло тренировал «Милан»,

когда там блистал ван Бастен, и именно Капелло зажег его звезду. Поэтому я

поговорил с ван Бастеном по этому поводу.

– Что ты думаешь? «Рома» – это круто? Я справлюсь?

– Оставайся в «Аяксе», – ответил он. – Тебе надо стать более классным

нападающим прежде, чем ты поедешь в Италию.

– Почему?

– Там все гораздо серьезнее. Здесь у тебя есть пять или шесть

моментов забить по ходу матча, но в Италии у тебя будет только один шанс,

или два. И ты должен уметь использовать этот редкий шанс.

Конечно же, я согласился с ним.

Но до конца я это еще не усвоил. Я забивал голы, но мне еще многому

надо было научиться. Например, надо было стать более эффективным в

штрафной площади. Но Италия оставалась моей мечтой. Всегда ей была. И я

верил в то, что мой стиль игры подходит этому чемпионату. Поэтому я пошел

к своему агенту, Андерсу Карлссону:

– Есть что-то интересное для меня?

Конечно, Андерс хотел для меня самого лучшего. Он проверил и

вернулся, но с чем?

– «Саутгемптон» интересуется тобой.

– Что за херня? «Саутгемптон»?! Это что, мой уровень?

«Саутгемптон»!

За это время я купил «Порше Турбо». Отличная тачка, но

убийственная. Как будто карт. Я был маньяком за рулем. Мы с другом на ней

поехали в Смоланд, и я вдавливал газ в пол. Выжимал 250 км/ч. Вроде

ничего особенного. А когда я затормозил, то мы услышали полицейскую

сирену.

За нами были копы, и я подумал: влипли. Что делать? Могу

остановиться и извиниться. Вот мои права. Но я ж в газеты попаду! Оно мне

надо? Поможет ли моей карьере информация о том, что я псих за рулем? Едва

ли. Я оглянулся. За нами ехали четыре полицейские машины. Хоть у меня и

были голландские номера, они меня явно не догоняли. Я подумал, что у них

нет шансов, втопил газ в пол, разогнался до 300 км/ч. Сирены звучали громко,

но потом тише, еще тише. Полицейские машины исчезали из зеркала заднего

вида. И потом их стало вовсе не видно. А мы заехали в туннель и стали ждать

там, как в кино. Мы сделали это.

С этой машиной много чего было связано. Помню, как-то я подвозил

Андерса Карлссона, моего агента. Сначала в отель, потом в аэропорт. На

одном перекрёстке был красный. Но блин, не в этой же тачке. Я поехал

дальше, а он сказал:

– По-моему, там был красный.


Городок в 320 километрах от Стокгольма.


– Да? – ответил я. – Я не заметил.

И поехал дальше. В городе я очень быстро гонял, а он просто сидел

сзади и офигевал. Когда мы приехали в отель, он открыл дверь и ушел, не

сказав ни слова.

На следующий день он позвонил мне. Он был очень злым:

– Это было худшее, что со мной когда-либо происходило.

– Что? – сказал я. Прикинулся, что не понял, о чем он.

– Эта поездка.

Андерс Карлссон мне не подходил. Это становилось все более и более

очевидно. Нужен был другой агент, который бы не боялся нарушать правила,

останавливаться у знаков «STOP». Мне повезло, что Андерс ушел из IMG.

Он собирался открыть свою фирму. Он дал мне новый контракт на подпись.

Пока я этого не сделал, я был свободен. И как я должен был распоряжаться

своей свободой? Без понятия. И к тому времени было мало людей, с

которыми я мог поговорить о футболе.

Ну, Максвелл, партнеры по команде. Но это все не то. Везде была

конкуренция. Я не знал, кому мог доверять. Особенно когда дело касается

агентов и трансферов. Все хотят попасть в топ-клуб, и мне надо было

поговорить с кем-то из другой среды. Я подумал о Тейсе.

Тейс Слегерс – журналист. Он брал у меня интервью для Voetbal

International. И мне он нравился. После интервью мы говорили по телефону.

Он был тем, с кем я мог обменяться идеями, он был в теме. Он знал, кем я

был, и с кем я мог общаться. Я позвонил ему и объяснил ситуацию:

– Мне нужно сменить агента. Кто мне лучше всего подойдет?

– Дай подумать, – ответил он.

Конечно, я дал ему время подумать, ведь я ничего не хотел делать

преждевременно.

– Слушай, – позже сказал он. – Есть два варианта. Один работает в

компании, которая работает на Бекхэма. Он хорош. И есть еще один агент.

Но…

– Что?

– Он мафиози.

– Мафиози? Отлично звучит! – отвечаю я.

– Я подозревал, что ты скажешь что-то такое.

– Отлично. Назначь с ним встречу.


Голландский футбольный журнал, публикующийся с 1965 года.


Чувак не был мафиози на самом деле. Просто стиль такой. Его звали

Мино Райола, я о нем раньше слышал. Он был агентом Максвелла, и через

него он пытался войти в контакт со мной пару месяцев назад. Он так работает:

всегда через посредников. Он всегда говорит: «Если ты подходишь к ним сам,

ты кажешься слабым». Но со мной этот номер не прошел – я-то сам дерзкий.

Ну я и сказал Максвеллу: «Если он может предложить что-то конкретное,

пусть покажется лично, иначе мне это не интересно». А Мино передал на это

такой ответ: «Скажи этому Златану, что пускай идёт нахрен». Хоть я и

рассердился, но это меня мотивировало. Я о нем кое-что узнал и понял, что я

и рос в атмосфере вечных посылов к чёрту и всего такого. У меня так и дома

общаются, и я понял, что росли мы с Мино в схожих условиях. Нам обоим

ничего не доставалось просто так. Мино родился в Южной Италии, в

провинции Салерно. Но когда он еще был ребенком, его семья переехала в

Голландию и открыла пиццерию в городе Харлем. В детстве Мино пришлось

работать посудомойщиком, а позже – и официантом. Но пацан вырос. Он

научился жить по средствам.

Он добивался всего сам в юности. Успевал везде: изучал право, создал

свой бизнес и учил языки. А еще он любил футбол и хотел в молодости быть

агентом. В Голландии была дурацкая система, по которой игроков,

основываясь на возрасте и какой-то статистической хрени, можно было

продавать бесплатно. А Мино был против этого. Он даже судился однажды с

футбольной федерацией, и он начинал, уже сотрудничая со знаменитостями.

В 1993 году он поспособствовал трансферу Бергкампа в «Интер», а в 2001

году он помог Недведу перейти в «Ювентус» за 41 миллион евро.

Крутым он еще не был, но говорили, что его репутация растет. Он

везде мог найти лазейки, какие-то обходные пути. Мне это нравилось. Я не

хотел опять быть паинькой. Я хотел уйти и хороший контракт. Поэтому я

решил впечатлить этого Мино. Когда Тейс назначил встречу в гостинице

«Окура» в Амстердаме, я надел свою крутую коричневую кожаную куртку от

Gucci. Я уже не хотел быть придурком в спортивных штанах и, конечно, не

хотел, чтобы меня снова надули. Я надел золотые часы и поехал туда на

«Порше», которую припарковал снаружи.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


«Если бы я забил 20 голов, даже моя мама смогла бы меня продать»


Захожу я, значит, в «Окуру». Вот это отель! Он расположен рядом c

отелем «Амстел канал», роскошен до невозможности! Я подумал: ну вот оно,

надо держаться крутым. Пошел в суши-бар, ведь там мы забронировали

столик. Я не знал, какого мне человека ожидать. Возможно, он будет в крутом

полосатом костюме, и с золотыми часами покруче моих.

И что это за хрень появилась? Парень в джинсах, в футболке Nike. И

еще и с пузом. Вылитый мафиози из «Клана Сопрано».

И этот Санта Клаус – агент? Плюс ко всему, когда мы сделали заказ,

что вы думаете? Думаете, что мы взяли немного суши с авокадо и креветок?

Мы заказали еды, которой хватило бы и на пятерых. И он просто стал

запихивать в себя всё это. Но потом мы начали разговор, и он сразу же начал

с дела. Никакой элегантной хрени, никакой пыли в глаза, я это сразу понял.

И сказал себе: это хорошо, я хочу работать с этим парнем. Думаем-то мы

одинаково. Я уже готовился пожать ему руку и начать сотрудничество.

Но знаете, что этот самодовольный ублюдок сделал? Он вытащил

четыре листа А4 с распечатками из Интернета, на которых было много имен

и цифр. К примеру: Кристиан Вьери – 27 матчей, 24 гола. Филиппо Индзаги

– 25 матчей, 20 голов. Давид Трезеге – 24 матча, 20 голов. И в конце – Златан

Ибрагимович – 25 матчей, 5 голов.

— Ты думаешь, что я могу продать тебя с такими показателями? –

сказал он. Это ещё что, опять психологическая атака?

— Если бы я забил 20 голов, даже моя мама смогла бы меня продать,

– парировал я, и тогда он успокоился. Он хотел засмеяться, сегодня я это

знаю. Но тогда он продолжил свою игру. Не хотел терять инициативу.

— Ты прав. Но…

Ну что еще тебе надо? Я подумал, он опять попытается напасть.

— Думаешь, что ты весь из себя крутой, да?

— Ты о чем?

— Думаешь, что можешь удивить меня часами, курткой, «Порше».

Знаешь, что-то вообще не впечатляет. Это так…нелепо.

— Ок-ок, нелепо, так нелепо.

— Ты хочешь быть кем: лучшим в мире, или тем, кто дохрена

зарабатывает и ходит по улице во всем этом?

— Лучшим в мире!

— Отлично! Потому что если ты хочешь быть лучшим в мире, то ты

много чего еще добьешься. А если это все ради денег, то ничего этого не

будет, понимаешь?

— Понимаю.

— Обмозгуй это, и свяжись со мной потом, – сказал он, и встреча была

закончена.

Я вышел из отеля с мыслями, мол, подумаю об этом потом. Я по-прежнему могу быть крутым и заставить его ждать. Но нет. Я даже до

машины не дошел, а мне уже хотелось позвонить. Что я и сделал.

— Слушай, я не могу ждать, хочу работать с тобой прямо сейчас.

Он притих. И потом ответил:

— Ну ладно. Но если хочешь работать со мной, то делай, как я тебе

скажу.

— Да, хорошо.

— Ты продашь свои машины, свои часы и начнешь тренироваться в

три раза усерднее. Потому что твоя статистика – дерьмо.

«Твоя статистика – дерьмо»! Я должен был сразу послать его к чертям.

Продать машины? А они-то ему чем не угодили? Далековато он зашел,

однако. Но … он ведь был прав, разве нет? Я отдал ему свой «Порше Турбо».

Не для того, чтобы казаться послушным мальчиком, а просто, чтобы

избавиться от нее. Я бы убился в этой машине. Но на этом дело не

остановилось.

Я начал ездить на чертовски скучной клубной машине, «Фиат Стило»,

и снял золотые часы. Вместо них нацепил ужасные часы Nike. И вновь ходил

в тренировочном костюме. Трудное время настало. Я начал тренироваться,

как сумасшедший. Я доводил себя до грани. И до меня начало доходить, что

все это правда. Я был слишком доволен собой и всем вокруг. Думал, что я

крутой парень. Это был неправильный подход.

Я и вправду ленился, и забивал не так много голов. Я не был

достаточно мотивирован. Я это понимал все больше и больше. И начал

больше отдаваться тренировкам и матчам. Но поначалу такая перемена

трудно воспринималась. Я начал уставать, но к счастью, возможности

отдохнуть не было. Мино был тут как тут.

— Тебе нравится, когда люди говорят тебе, что ты лучший?

— Да, наверное.

— Это вранье. Ты не лучший. Ты дерьмо. Ты никто. Работай еще

больше.

— Да сам ты дерьмо! Только и делаешь, что ноешь. Сам иди

тренируйся.

— Пошел нахрен!

— Сам пошел!

Да, мы агрессивно вели себя друг с другом. Но это только выглядело

так. Нас так вырастили. Я постепенно начал понимать, что да, я

действительно ничего из себя не представляю. А он реально преуспел в том,

чтобы изменить меня. Я начал сам себе говорить все это: «Ты никто, Златан.

Ты дерьмо. Ты даже наполовину не так хорош, как мог бы быть! Тренируйся

больше!»

Это меня стимулировало, и я начал даже мыслить, как победитель.

Тренер уже не посылал меня домой, даже разговоров таких не было. Я

отдавал всего себя в любой ситуации. Я хотел выиграть каждый матч и

каждый турнир. Даже на тренировках. Как-то я почувствовал боль в паху. Но

мне было плевать, я просто продолжил. Решил не сдаваться. Мне было все

равно, пускай будет хуже. Я терпел боль. Некоторые другие игроки тоже

были травмированы, но я не хотел доставлять тренеру больше проблем, чем

уже было. И я играл на болеутоляющих, пытаясь полностью игнорировать

это дерьмо. Но Мино все видел и все понял. Он хотел, чтобы я много

тренировался, но не ломал себя.

— Парень, так нельзя, – сказал он. – С травмой играть нельзя.

Я наконец понял, что это серьезно, и сходил к специалисту. Было

принято решение, что мне нужна операция.

В медицинском центре в Роттердаме мой пах привели в порядок. Но

мне потом пришлось набираться сил в клубном бассейне. Это не круто. Но

Мино сказал тренеру по физподготовке, что для меня это фигня.

— Да он только и делал до сих пор, что дурака валял. Сейчас ему надо

быть полностью готовым. Нагружай по полной!

Пришлось надеть чертов пульсометр и какой-то спасательный жилет,

который держал меня на поверхности. И я бегал в воде, пока не кончились

силы. После этого мне хотелось блевать. Я просто лег у бассейна. Хотел

просто упасть и отдохнуть. Не мог пошевелиться. Сил вообще не осталось. И

в один момент я захотел поссать. И чем дальше, тем хотелось все больше и

больше. Но сил вообще не осталось! У бассейна была какая-то дырочка. Что

мне оставалось? Я туда и отлил. И потом я вновь не мог пошевелиться.

В «Аяксе» у нас было правило: нам не позволяли идти на обед, пока

не прозвучало слово «Свободны». Я всегда бежал за едой, еще не услышав

первого звука. Я всегда был голоден, как волк. А сейчас я даже головы

поднять не мог. Неважно, как громко и долго они бы кричали, я бы просто

лежал дальше пластом у бассейна.

Так продолжалось две недели. Странно то, что это была не просто

сверхнагрузка. Что-то в этой боли было приятным. Я был рад возможности

напрячь себя до полного изнеможения, и я начал понимать, что значит

тяжелая работа. Я перешел на новый уровень. Я почувствовал себя сильнее,

и это сила была со мной надолго. Когда я возвращался с физиотерапии, я

полностью выкладывался на поле, и я начал доминировать.

Я стал самоуверенным. Начали появляться постеры в духе «Златан –

сын Бога». Люди выкрикивали мое имя. Я стал лучше. Лучше, чем когда-либо. Это было замечательно. Но, как всегда, когда кто-то начал блистать,

обязательно найдутся завистники. В команде уже присутствовало какое-то

напряжение, в частности среди молодых игроков, которые хотели, чтобы их

заметили и продали в топ-клубы.

Думаю, что Рафаэль ван дер Ваарт был одним из самых недовольных.

Рафаэль, пожалуй, был одним из самых популярных игроков в стране,

любимцем фанатов, в особенности тех, кто не любит легионеров. Рональд

Куман сделал его капитаном, хотя ему ещё не было даже 21 года. Я уверен,

его эго вздулось в этот момент. И теперь он стал основной добычей

таблоидов. Он начал встречаться с какой-то селебрити, и, возможно, ему

трудно было смириться с моими успехами в такой ситуации. Готов

поспорить, что Рафаэль видел себя яркой звездой и не хотел иметь никаких

конкурентов. Хотя не знаю. Он отчаялся сменить клуб, как и многие из нас.

Он хотел что-то делать, чтобы двигаться вперед.

Но скажу еще раз: я его не знал, и мне было на него плевать.

Было начало лета 2004-го года. А в августе между нами отношения

обострились, как никогда. В мае и июне все было нормально. Мы выиграли

очередной титул, и моего друга Максвелла выбрали лучшим игроком

чемпионата. Я был счастлив за него. Никаких обид, не на него уж точно.

Помню, как-то мы поехали в Харлем поесть пиццу. А там вырос Мино, и я

поговорил с его сестрой. Кое-что из сказанного ей удивило меня. Это было

об их отце.

— Папа начал ездить на «Порше Турбо». Это несколько странно. У

него раньше была другая машина. Это имеет отношение к тебе?

— Твой папа…

Я скучал по «Порше», но я надеялся, что теперь он находится в

лучших руках. Тем летом я хотел держаться подальше от безумных

поступков и сфокусироваться на футболе. Приближался Чемпионат Европы

в Португалии. Мой первый международный турнир, когда я закрепился в

сборной Швеции. Помню, как мне позвонил Хенрик «Хенке» Ларссон. Он

был примером для подражания, лично для меня. Он тогда как раз заканчивал

играть в «Селтике», и летом должен был перейти в «Барселону». А после

поражения от Сенегала на Чемпионате Мира он заявил, что никогда не будет

больше играть за сборную, потому что хочет проводить больше времени с

семьей. Конечно, с ним никто и не думал спорить.

Но его не хватало. В нашей группе была сборная Италии, и нам нужны

были сильные игроки, на которых можно положиться. А многие люди после

того заявления, наверное, потеряли веру в него. Но теперь он сказал, что

сожалеет о своем решении и хочет вернуться в состав. Я воспрял духом.

Теперь в нападении играли мы вдвоем, что делало нас сильнее. С

каждым днем давление на нас возрастало, и все больше и больше людей

говорило о том, каким получится мой международный прорыв. И я понял, что

все – и скауты, и тренеры из-за рубежа – будут наблюдать за мной. За

несколько дней до начала турнира вокруг меня толпились фанаты и

журналисты. И в таких ситуациях я был рад, что Хенке был рядом. Его самого

не оставляли в покое, но те беспорядки, что крутились вокруг меня, были

полнейшим безумием. Никогда не забуду, как спросил у него:

— Твою ж мать, Хенке, что мне делать? Если кто и знает, так это ты.

Как с этим всем справиться?

— Извини, Златан. Ты теперь сам по себе. Никогда прежде игрок

сборной Швеции не попадал в такой цирк!

Как-то появился норвежец с чертовым апельсином. Люди начали

появляться по этому поводу с тех пор, как Джон Карью, который тогда играл

в «Валенсии», раскритиковал мой стиль игры. На что я ответил:

— То, что Джон Карью делает с мячом, я могу сделать с апельсином.

И теперь этот норвежец подошел ко мне и попросил меня показать,

что же я могу сделать с этим фруктом.

Но не буду же я делать его популярным, так ведь? Почему я должен

клюнуть на эту удочку?

— Возьми свой апельсин, почисти его и съешь. Тебе витамины не

помешают, – сказал я, и конечно, это появилось в прессе. Типа, он наглый,

высокомерный, и все такое. Мои отношения со СМИ были напряженными, и

об этом говорили все больше и больше.

Но разве это кого-то удивляло?


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ


«Хочешь уйти? В таком случае можешь ехать в Турин»


Никто не знал о наших с Хеленой отношениях, даже ее мать.

Сохранить все в секрете было не так-то просто. Даже незначительная новость

обо мне всегда попадала на первые полосы, и нам не хотелось, чтобы СМИ

начали трезвонить и писать о наших отношениях, пока мы сами не решим,

как быть дальше.

Мы делали все, чтобы ввести их в заблуждение, и поначалу то, что мы

были очень разными, помогало нам. Никто не мог поверить, что был с такой,

как она, карьеристкой, которая ещё и на 11 лет старше. Даже если нас

замечали вместе в публичных местах, они все равно не верили в это, а нам

это было только на руку. Но рано или поздно за такие игры приходится

расплачиваться.

Хелена потеряла многих друзей и чувствовала себя одинокой, а я стал

вести себя со СМИ ещё менее дружелюбно. За год до этого я прилетел в Гётеборг для игры против сборной Сан-Марино. В «Аяксе» все складывалось

хорошо, и я пребывал в отличном настроении, свободно общаясь со всеми, в

том числе с репортером из «Afronbladet». Я еще не забыл, что проделали

СМИ после случая в баре «Spy», но считал лишним зацикливаться на этом и

таить злобу, поэтому старался перевести тему, даже на свою будущую

семейную жизнь. Обычная беседа, мол, неплохо было бы потом завести

детей. Но знаете, что сделал журналист?

Он написал статью обо мне, в стиле саморекламы: «Хочешь выиграть

со мной Лигу чемпионов? Кареглазый брюнет спортивного телосложения (21

год, 192 см, 84 кг) ищет женщину подходящего возраст для серьёзных

отношений», — вот что он написал. И что вы думаете, мне это понравилось?

Я был в ярости! О ком уважении теперь могла идти речь? Самореклама! Я

хотел врезать этому негодяю, и ему не повезло столкнуться со мной на

следующий день в темном коридоре стадиона.

Если я правильно понял, то в газете уже знали, что я разозлился.

Думаю, кто-то из игроков сборной рассказал им об этом. А теперь журналист

хотел извиниться. Ведь мое имя в те дни принесло им много денег, но из этого

ничего не досталось. И хорошо, что я сдержался, встретив его.

— Ты, что, клоун? Что, мать твою, ты хотел вообще сказать? Что у

меня проблемы с женщинами?

— Извини, я лишь хотел… — он не мог внятно выразить свои мысли.

— Я больше никогда не буду говорить с тобой, — заорал я. Уходя, я

думал, что его запугал или, по крайней мере, заставил газеты больше себя

уважать. Но все стало еще хуже. Сборная победила со счетом 5:0, а я сделал

дубль. И, как думаете, с каким заголовком вышел «Afronbladet» на

следующий день? «Вперёд, Швеция»? «Следующая остановка — ЕВРО»?

Нет, они написали: «Позор Златану», хотя я даже не бегал по полю без трусов

и не трогал судью.

Я заработал пенальти и реализовал его. При счете 4:0 на мне

нарушили правила в штрафной площади. У Ларса Лагербека был свой список

пенальтистов и первым в нём был Ким Чёльстрем. Но он уже сегодня забил,

и я подумал, что пришла моя очередь. Когда Ким подошел ко мне, я отвёл

руку с мячом от него, типа «моя игрушка, не отдам!», тогда он протянул мне

руку и сказал: «Отдай его мне».

Я дал ему «пять», поставил мяч на точку и забил, вот и всё. Конечно,

это не лучший поступок в моей жизни, и я попросил прощения потом. Но

послушайте, это ведь не война какая-то, это всего лишь гол. А «Afronbladet»

посвятил этому событию целых шесть страниц, что для меня было

непонятным. Что за чёртовщина, даже когда мы выигрываем 5:0, они

продолжают выпускать всякий шлак, типа «самореклам» и «Позора

Златану»?

— Если кому и должно быть стыдно, то только «Afronbladet», —

сказал я на следующий день во время пресс-конференции.

После этого я бойкотировал газету. И даже во время португальского

ЕВРО, наши отношения не улучшались. Я продолжал бороться с ними, но в

этом был определенный риск. Если бы я с ними вообще не общался, они бы

от этого ничего не потеряли. Но мне не хотелось, чтобы они писали о наших

с Хеленой отношениях. Это стало бы катастрофичным тогда, поэтому я

действовал очень осторожно. Но что было делать? Я соскучился по ней. «Ты

не можешь приехать ко мне?» — спросил я ее, но она была слишком занята.

Некоторые из ее боссов купили билеты на ЕВРО, но не могли приехать и

предложили кому-то поехать вместо них. Хелена подумала, что это знак и

надо ехать. Мы провели вместе несколько дней, но мы скрывались от всех, и

даже никто из игроков сборной не знал, что она здесь. Единственным, кто мог

что-то подозревать, был Берт Карлссон, который столкнулся с ней в

аэропорту и интересовался, что же она делает среди футбольных фанатов. Но

все-таки мы смогли сохранить все в секрете, и я мог сосредоточиться на

футболе.

У нас была отличная команда. Но среди множества отличных парней

была одна примадонна. «Знаете, в «Арсенале» мы делаем так, потому что так

правильно. В «Арсенале» знают, как правильно, а я как раз оттуда».

Это меня бесило. «У меня болит спина» — боже мой, какой кошмар.

«Я не могу ехать на обычных автобусах, мне нужен мой собственный, мне

нужно это, мне нужно то» — кем он вообще себя возомнил?

Мы поговорили с Ларсом Лагербеком насчет него:

— Златан, пожалуйста, отнесись к этому с профессионализмом. Нам

не нужны внутрикомандные конфликты.

— Послушай, если он будет уважать меня, я тоже отнесусь с

уважением. Вот и вся история.

Невзирая на это, атмосфера была потрясающая. Когда начался первый

матч в Лиссабоне с Болгарией, было такое ощущение, что весь стадион был

окрашен в желтое, и все вокруг пели песню Маркулио. Было очень круто, и

мы разгромили болгар.

После победы со счетом 5:0 ожидания от нас повысились. Но по-прежнему было такое ощущение, будто Евро еще не начался. Большой матч,

который все ожидали, был, конечно же, против Италии в Порту 18 июня. Ни

для кого не секрет, что итальянцы были серьёзно настроены. Они не смогли

победить в первом матче турнира датчан и все еще держали в уме поражение

от французов в роттердамском финале. У итальянцев была великолепная

команда с Каннаваро, Нестой, Дзамброттой в защите, Буффоном в воротах и

Вьери в нападении. Даже несмотря на отсутствие Тотти, который плюнул в

соперника в первом матче, они представляли серьёзную угрозу. Признаюсь,

я нервничал.

Это была важнейшая игра для меня, мой отец сидел на трибуне, и

вокруг царила потрясающая атмосфера. Еще в начале я почувствовал, с каким

уважением итальянцы относились ко мне. Было такое ощущение, что они не

знали, чего от меня ждать в следующий момент. А я продолжал давить на

них. Но игра не шли. Итальянцы давили, и Кассано, молодой парень, который

заменил Тотти в основе, забил нам в раздевалку после передачи Пануччи. Это

выглядело закономерностью, поскольку итальянцы доминировали на поле.

Во втором тайме мы выровняли игру и имели несколько моментов, но

итальянцы по-прежнему держали все под контролем. Они играли только на

победу. Про них часто говорили, что у них мощная оборона. Но за пять минут

до финального свистка мы получили право на угловой с левого фланга.

Ким Чёльстрем подал, и в штрафной началась суета. Сначала пытался

Альбек, затем Мельберг — пожар в штрафной. Мяч всё ещё был в воздухе, я

поспешил к мячу. В этот момент я заметил, что Буффон выбегает из ворот, а

на линии остался только Вьери. Я выпрыгнул и пробил в стиле кунг-фу.

Позже на фото я увидел, что моя пятка была на уровне плеч, а мяч пролетел

точно над головой Вьери, протиснувшись в сантиметры, разделявшие его

голову и перекладину. Мяч залетел прямо в девятку. И это против Италии.

Чемпионат Европы. Гол пяткой за 5 минут до конца. Я бежал как

угорелый, вся команда неслась за мной, кроме одного, но кого это волновало?

Я упал на газон, остальные повалились на меня и Хенрик кричал:

«Наслаждайтесь!». Мы всего лишь сравняли счет, но это было равноценно

победе: мы вышли в 1/4 финала на Голландию. И, конечно, это тоже был напряженный матч.

Голландские болельщики, одетые во всё оранжевое свистели в мою

сторону, глумились, будто я играл не за ту команду. Была равная игра с

обоюдными шансами, но основное время закончилось вничью 0:0. Начался

овертайм. Мы несколько раз попадали в каркас ворот, и должны были

забивать, но все дошло до серии пенальти. Казалось, весь стадион молится.

Напряжение витало в воздухе и многие даже не могли смотреть на это.

Другие всячески пытались вывести нас из себя. Давление было невероятным.

Несмотря на это, все началось хорошо — Ким и Хенрик реализовали свои

попытки и счет стал 2:2. Я был следующим. Так как я носил длинные волосы,

у меня был ободок, я улыбнулся. Я чувствовал себя круто, конечно, я

нервничал, но никакой паники или чего-то такого. В их воротах стоял Эдвин

Ван дер Сар. Я должен был забивать.

Когда я сейчас подхожу к точке, я точно знаю, куда я пробью — в

ворота. Но тогда у меня было странное чувство: я просто должен был

пробить. Я и пробил. Просто пробил. Но я вообще не попал. Мяч полетел к

чертям, это была катастрофа. Мельберг тоже промазал, и мы вылетели из турнира. Поверьте, это вовсе не позитивное воспоминание, это просто

дерьмово. У нас была великолепная команда, и мы должны были пройти

дальше на том ЕВРО. И это породило целую череду событий.

Август — непростой месяц. Трансферное окно закрывается 31-ого

числа, и везде только и шепчутся о возможных переходах. Сезон еще не

начался и газетам просто не о чем писать. Он перейдет сюда? Или туда?

Сколько этот клуб готов заплатить? Это доводило игроков до стрессового

состояния, особенно четко это проявлялось в «Аяксе».

Все молодые игроки хотели перейти в другой клуб, и все это

добавляло нервозности в отношениях. Есть ли предложения? А что будет с

ним? Почему агент до сих пор не звонит? Было очень напряженно,

существовала некая зависть друг к другу, а я все ждал что будет, хотя пытался

концентрироваться на футболе. Помню, мы играли против «Утрехта» и

последнее, что я хотел, это быть замененным. Но это случилось. Я был так

зол, что врезал по рекламному щиту рядом с полем, ведь я не понимал, какого

чёрта я должен сидеть на скамейке.

В то время у меня была привычка всегда звонить Мино после игр.

Было приятно поговорить с ним или просто поныть, но в этот раз я кричал:

— Каким нужно быть идиотом, чтобы заменить меня? — несмотря, на

то, что мы с Мино часто грубили друг другу, в этой ситуации я ожидал от

Мино поддержки: «Да, я согласен. Куман совсем свихнулся».

Но Мино сказал:

— Конечно, он убрал тебя. Ты был худшим на поле, играл просто

дерьмово.

— Что за муть ты несешь?

— Тебя надо было раньше заменить.

— Слушай, катитесь всесте с Куманом к чертям!

Я повесил трубку, принял душ и поехал домой в Димен, но мое

настроение не поменялось. Когда я вернулся домой, я увидел, что кто-то

стоит у двери. Это был Мино. «Как этот идиот посмел прийти сюда?», —

подумал я. Я ещё даже из машины не вылез, а мы уже начали орать друг на

друга.

— Сколько раз тебе повторять? — закричал он. — Ты играл дерьмово

и не должен был пинать рекламный щит. Тебе надо повзрослеть.

— Иди к чёрту.

— Да сам иди!

— Я и так хочу уйти. В другую команду.

— В таком случае можешь ехать в Турин.

— Что ты сейчас сказал?

— Я практически договорился с «Ювентусом».

— Что-что ты сделал?

— Ты слышал, что я сказал.

Я действительно слышал, но во время этой ссоры я не мог сходу

осознать это.

— Ты договорился с «Ювентусом» о моём переходе?

— Может быть.

— Ты знаешь, что ты просто шикарен, чёртов идиот?

— Еще ничего не решено, но я работаю над этим.

«Ювентус»! Это вам не «Саутгемптон» какой-то!

«Ювентус» был, пожалуй, лучшим клубом Европы на тот момент. Там

играли Тюрам, Трезеге, Буффон, Недвед, Дель Пьеро. Да, они проиграли в

финале Лиги Чемпионов за год до этого, но на бумаге они были

сильнейшими. Команда была полна суперзвезд, и как раз они подписали

Фабио Капелло, который ещё будучи тренером «Ромы» хотел меня

заполучить. Я начал жить ожиданием. Давай, Мино, сделай это для меня!

«Ювентусом» в то время руководил Лучано Моджи, сильный человек,

который начинал свой путь из самых низов, а теперь был одним из главных

лиц итальянского футбола. Он был королем трансферного рынка.

Этот человек построил тот «Ювентус». Команда брала один скудетто

за другим. Но в широких кругах его репутация не была идеальной. Было

много скандалов насчет допинга, дачи взяток, связанных с его именем, также

молва относила его к неаполитанской мафии. Это, конечно, было полной

чушью, но выглядел он действительно как мафиози. Любил сигары и дорогие

костюмы, ни перед чем не останавливался в переговорах. Он был мастером

сделок, но никто не хотел бы переходить ему дорогу. Но Мино знал его.

Можно сказать, что они были старыми врагами, которые

превратились в друзей. В свое время Мино договорился о встрече с Моджи и

пытался начать бизнес. Но начало было не лучшим. В офисе было человек

двадцать и все в нетерпении ждали его. Но ничего не случилось, время

прошло, и Мино взбесился. Он был зол как черт, как можно игнорировать

такую встречу? Моджи был большой шишкой, но Мино это не волновало.

Если кто-то грубит Мино, то ему совершенно плевать на его статус. Он пошел

искать Моджи тем вечером в туринском ресторане «Urbani» — любимом

ресторане клуба.

— Ты плохо со мной обошелся, — сказал Мино.

— Ты кто такой, чёрт возьми?

— Узнаешь, когда будешь покупать через меня игроков, — завопил

Мино. Он его просто возненавидел.

Другим футбольным боссам он начал представляться так: «Я — Мино.

Я против Моджи». И так как Моджи легко наживал себе врагов, это была

хорошая реплика. Но рано или поздно им пришлось бы столкнуться, и это

произошло в 2001-ом, когда Моджи захотел подписать одного из звездных

клиентов Мино — Недведа. Но ничего не было решено, Мино склонялся в

сторону «Реала», а с Моджи встретился лишь для того, чтобы обсудить

некоторые вещи. Но Моджи пошел на риск: он пригласил фотографов,

репортеров и болельщиков. Он собрал всю эту компанию вместе еще до

начала переговоров, и Мино с Недведом не смогли избежать ловушки.

Но это не особо беспокоило Мино. Этот прием дал ему шанс

потребовать для Недведа контракт получше, но в первую очередь он был

впечатлен ходом Моджи. Он, может, и был негодяем, но отлично знал свое

дело, и эти двое заключили мир. «Я — Мино. Я с Моджи» — отныне было

так. Лучшими друзья они не стали, но взаимоуважение было.

Меня хотело приобрести много клубов. Но Моджи проявлял самый

серьёзный интерес. У Моджи не было для нас много свободного времени, и

мы смогли встретиться лишь на полчаса в Монте-Карло, там проходил «Гран-при Монако», очередной этап «Формулы-1» и думаю, Моджи прибыл туда по

делам. «Фиат» владел «Феррари» и «Ювентусом», и мы должны были

встретиться в VIP-зале аэропорта. Были ужасные пробки, на машине не

доберешься: нам пришлось бежать. А Мино явно не феномен физической

подготовки, у него были проблемы с весом, и он задыхался. К тому же он

вспотел и толком не оделся для деловой встречи.

На нем были шорты, свитер от «Nike», кроссовки без носков, и он был

весь потный. В VIP-зале было невозможно дышать из-за дыма. Моджи курил

огромную сигару, выглядел он чуть старше, но его влиятельность

проявлялась сразу. Он привык к тому, что люди выполняют все его желания,

но сейчас он просто смотрел на прикид Мино:

— Что за хрень на тебе надета?

— Мы собрались здесь, чтобы обсуждать, как я выгляжу? — ответил

Мино, и переговоры начались.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ


«Если еще раз обвинишь меня, я тебе ноги переломаю»


Тогда у нас был матч сборной против Голландии в Стокгольме.

Простой товарищеский матч, но никто из нас не забыл поражение на Евро-2004. И, естественно, мы хотели доказать, что можем их победить. Вся

команда была готова взять реванш – играли в атакующий, агрессивный

футбол. В начале матча я получил мяч за пределами штрафной. На меня сразу

вышли четыре голландца. Одним из них был Рафаэль ван дер Ваарт. Все

готовы были атаковать меня, сложная ситуация. Но я продрался мимо них и

выкатил мяч Маттиасу Йонсону, который был свободен.

Он открыл счет. А ван дер Ваарт лежал на газоне. Его унесли на

носилках. Он растянул связки голеностопа, ничего серьезного. Ну пропустит

матч-другой. А он сказал газетам, что я его травмировал специально. Ну что

за дерьмо опять? Как он может такое говорить, если даже штрафного не

было? И этот парень – капитан команды, где я играю?

Я ему позвонил и сказал: «Слушай, извини, сожалею о твоей травме.

Извини, но я не намеренно, понял?» И то же самое я сказал журналистам.

Сотню раз. Но ван дер Ваарт продолжал гнуть свое, и я не мог этого понять.

Почему он продолжал поносить своего одноклубника. Никакого смысла. Или

же он все-таки есть?

Я не переставал удивляться. Не забывайте, это был август, и

трансферное окно еще было открыто. Может, он хотел так пробить себе путь

в топ-клуб? Или выжить меня из команды? Такое уже раньше пробовали

делать. А на его стороне еще были СМИ.

Ну, он ведь голландец. Его любила даже желтая пресса, а я был

плохим парнем, иностранцем. «Это что, шутка?» – спросил я у него, когда он

появился на тренировке. Похоже, что это было явью.

— Окей, окей, – сказал я. – Говорю в последний раз – я сделал это

ненамеренно.Слышишь меня?

— Я слышу тебя!

Но он все равно не отступал. Атмосфера в клубе накалялась все

сильнее. Вся команда разбилась на два лагеря. Голландцы были на его

стороне, а легионеры – на моей. Куман в конце концов собрал нас всех. Мне

эта ситуация уже была поперек горла. С какого перепуга меня вообще можно

было в этом обвинять? Во мне все кипело. Когда мы все собрались и сели в

круг в нашей столовой на третьем этаже, напряжение царило в воздухе. Это

была серьезная хрень. Руководство требовало, чтобы мы всё утрясли, ведь мы

ключевые игроки, и надо как-то работать дальше. Но никто и не думал

начинать мириться. Рафаэль стоял на своем все упорнее.

— Златан сделал это намеренно, – сказал он. Я начал раздуваться от

гнева.

Ну твою ж мать, почему он не сдается?

— Намеренно я тебя не травмировал, и ты это знаешь. А если еще раз

обвинишь меня, я тебе ноги переломаю, и это будет намеренно, – ответил я.

И конечно, все те, кто был на стороне ван дер Ваарта, сразу начали нести:

«Видите, видите, он агрессивен. Он псих!»

И Куман попытался всех успокоить.

— Это уже слишком далеко зашло. Нам это не нужно, и надо это

утрясти уже.

Но никто не собирался этого делать. И тогда нас вызвали к Луи ван

Галу. У нас были разногласия в прошлом, и никакой радости торчать в его

офисе вместе с ван дер Ваартом мне не доставляло. Словно вокруг вообще не

было друзей. Ван Гал начал с места в карьер.

— Я тут главный, – сказал он.

А мы, черт побери, не знали!

— И я говорю вам: заройте топор войны. Когда Рафаэль

восстановится, вы должны играть вместе!

— Ни за что, – ответил я. – Пока он на поле, меня там не будет.

— Что ты такое говоришь? – парировал ван Гал. – Он мой капитан, и

ты будешь играть с ним! Для команды.

— Ваш капитан? Что за фуфло? Рафаэль всем газетам сказал, что я его

специально травмировал. Что это за капитан такой? Капитан, который

обвиняет во всем своих партнеров по команде? Я с ним играть не буду, не

дождетесь. Никогда. Говорите, что хотите.

И я ушел. Конечно, я рисковал. Да, я был воодушевлен тем, что мог

перейти в «Ювентус». Но ничего еще не было подписано. А у меня все

надежды были связаны с этим, и я спрашивал у Мино, мол, что происходит,

что они говорят? Наши жизни могли измениться.

В конце августа нам предстояло сыграть против «Бреды» в

чемпионате. Газеты еще не перестали писать о нашем конфликте, и

журналисты поддерживали ван дер Ваарта больше, чем обычно. Он явно был

их любимчиком. А я был… костоломом, который травмировал его.

— Будь готов к тому, что над тобой сейчас будут глумиться, – сказал

Мино. – Болельщики будут ненавидеть тебя.

— Хорошо.

— Хорошо?

— Меня такое воодушевляет, сам знаешь. Я им покажу, где раки

зимуют.

Я был готов к этому, действительно был. Но ситуация была сложная.

Я сказал Куману про «Ювентус». Я хотел подготовить его, ведь подобные

разговоры обычно должны проходить деликатно. Мне нравился Куман. Он и

Бенхаккер были первыми, кто оценил мой потенциал в «Аяксе», и я не

сомневался в том, что он поймет меня. А кто не захотел бы перейти в

«Ювентус»? Но Куман едва ли был готов отпустить меня. И я знал, что

недавно кое-какие его слова попали в газеты. Он говорил, что некоторые

люди считает себя чем-то большим, чем клуб. Очевидно, что речь шла обо

мне. Мне пришлось аккуратно подбирать слова, и с самого начала я решил

использовать кое-что из того, что использовал при общении со мной ван Гал.

— Я не хочу, чтобы это превратилось в скандал, – сказал я Куману, –

но «Ювентус» хочет купить меня, и я надеюсь, что ты это поймешь. Такая

возможность бывает только раз в жизни.

И конечно, как я и думал, Куман все понял – он ведь сам

профессионал.

— Но я не хочу, чтобы ты уходил, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты

остался, и буду бороться за это!

— Знаешь, что сказал ван Гал?

— Что?

— Он сказал, что я ему не нужен для чемпионата, что тут ты и без

меня справишься. Я ему нужен для Лиги Чемпионов.

— Какого черта? Он такое сказал?

Куман пуще прежнего разозлился на ван Гала. Исходя из слов

последнего, руки Кумана теперь связаны, и это уменьшало его шансы

побороться за то, чтобы сохранить меня в клубе. Но именно это нужно было

мне. Я помню, как вышел на поле с настроем «пан или пропал». Важнейший

матч для меня. Очевидно, что люди из «Ювентуса» внимательно

присматривались ко мне. Но на меня давило другое. Голландцы как будто

плевали на меня. Они орали и глумились. И среди них сидел всеобщий

любимец, золотой мальчик, Рафаэль ван дер Ваарт. Полный бред. Я

чувствовал себя каким-то бастардом. А он был самой невинностью. Но все

могло поменяться.

Мы играли против «Бреды», и за 20 минут до конца матча мы вели со

счетом 3:0. Вместо ван дер Ваарта играл еще один парень из юношеской

академии «Аякса» по имени Уэсли Снейдер. Хороший и умный игрок. Его

гол сделал счет 4:1. А через пять минут после его гола я получил мяч метров

за 20 до штрафной. Прямо за мной был защитник. Я слегка оттолкнулся от

него локтем, вошел в свободную зону, пробежал мимо другого игрока. Это

была прелюдия. Это было только начало.

Замах – и я еще ближе к штрафной, где я сделал еще один ложный

выпад. Я пытался найти ударную позицию. Но на меня продолжали сыпаться

защитники. Они окружали меня, как пчёлы. Возможно, мне стоило отдать

пас, но я не видел, чтобы кто-то открылся. Вместо паса я ловко двинулся

дальше, обошел еще пару защитников, обманул вратаря и левой ногой послал

мяч в пустой угол. Это сразу стало классикой.

Гол назвали «моим ответом Марадоне», потому что это было немного

похоже на его гол англичанам в четвертьфинале ЧМ-1986. Обвести всю

команду и забить = взорвать весь стадион. Все бесновались. Даже Куман

скакал, как кузнечик. Плевать, что я хочу уйти. Как будто вся ненависть в

мой адрес мгновенно трансформировалась в любовь и триумф.

Все веселились, все кричали, все стояли, все прыгали. Все, кроме

одного человека, конечно. Камера летала по всему стадиону и наконец нашла

ван дер Ваарта. Он сидел столбом. На лице не дрогнул ни один мускул, оно

ничего не выражало. Словно его команда не забила гол. Он сидел так, словно

то, что я сотворил, было худшим, что вообще могло случиться в его жизни.

Может, так оно и было. Не забывайте, ведь они все меня освистывали до стартового свистка!

А сейчас они скандировали только одно имя – моё. На ван дер Ваарта

было всем плевать. Мой гол показывали по телеку тем вечером и на

следующий день. Позже зрители «Евроспорта» признали его лучшим голом

года. Но я фокусировался на другом. Время шло. Трансферное окно

подходило к концу, а Моджи продолжал что-то суетиться. Или делать вид –

никогда наверняка не скажешь. Неожиданно Моджи объявил, что Трезеге и

я не можем играть вместе (Трезеге в «Ювентусе» забивал много).

— Что это еще за идиотизм? – спросил Мино.

— Их стили не сочетаются. Ничего не выйдет, – ответил Моджи. И

это звучало плохо. Очень плохо.

Если Моджи что-то вбил себе в голову, трудно было заставить его

поменять точку зрения. Но Мино нашел способ. Он понял, что Капелло,

тренер, думал по-другому. Капелло долго хотел приобрести меня. А Моджи

был главным. Но при этом Капелло тоже стоит воспринимать всерьез, ведь

он мог приструнить любую звезду одним только взглядом. Мино пригласил

их обоих на ужин и рванул с шашками наголо:

— Правда, что Трезеге и Златан не могут играть вместе?

— Что за вздор? Как это относится к нашему ужину? – ответил

Капелло.

— Моджи сказал, что их стили не сочетаются. Так ты сказал, Лучано?

Моджи кивнул.

— Посему мой вопрос к Фабио: это правда?

— Плевать мне, правда это или нет, и тебе должно быть плевать. То,

что происходит на поле, – моя проблема. Мне нужен Златан, и я позабочусь

об остальном, – ответил Капелло. Что мог сделать Моджи?

Не он отдавал тренерские установки о том, что надо делать на поле.

Ему пришлось сдаться. А Мино наслаждался – ведь он получил то, что хотел.

Но ничего еще не было окончательно.

В Амстердаме тогда проводилось мероприятие, где чествовали звезд

голландского футбола. Мино и я пришли туда, чтобы поздравить Максвелла,

который получал награду лучшего футболиста лиги. Мы были счастливы, как

и он. Но праздновать все равно долго не пришлось. Но у Мино еще было

много работы. Он вернулся к директорам «Ювентуса» и «Аякса». Возникали

проблемы, реальные или мнимые, фиг поймешь. Ситуация казалась уже

тупиковой. Трансферное окно закрывалось следующим вечером. Я замкнулся

в себе.

Я сидел дома в Димене и играл в Xbox – в Evolution или Call of Duty,

обе игры классные. Это помогало мне забыть обо всем. Но Мино названивал

мне раз в несколько минут. Он был взбешен. Моя сумка была собрана, и «Ювентус» прислал в аэропорт свой частный самолет, за мной. Определенно, они хотели, чтобы я перешел к ним. Но они не могли договориться о сумме трансфера. Руководство «Аякса» явно думало, что предложение было серьезным, поскольку итальянцы даже юриста в Амстердам не прислали. Я сам попытался прессинговать «Аякс»:

— Как я вижу, я за вас больше не играю. Все, с вами покончено! –

сказал я ван Галу и его парням.

Не помогло. Ничего не происходило, а время шло. Я вновь залип в

Xbox – меня в таком состоянии надо видеть. Полностью сфокусирован. Мои

пальцы танцевали по кнопкам. Настоящая лихорадка. Весь мой негатив

выходил в играх. Я просто щелкал по кнопкам, пока Мино пытался завершить

сделку. Он рвал на себе волосы. Почему Моджи не мог послать юриста в Амстердам? Опять какой-то стиль дурацкий?

Конечно, это могла быть игра. Трудно сказать. По-прежнему ничего

не было завершено, и Мино решил сделать ход конём. Он позвонил своему

юристу.

— Лети в Амстердам, – сказал Мино ему, – и притворись, что

представляешь «Ювентус».

И да, он полетел, и разыграл этот спектакль. Это приблизило сделку к

концу, но она еще не была заключена. Мино перешел к плану «Б». Он снова

позвонил мне:

— К черту все, – сказал он. – Бери юриста и летите сюда. Мы сделаем

это.

Я отложил свой джойстик и пулей вылетел из дома. Честно, я едва

запер дверь.

Я поехал на стадион. Там меня ждали люди из руководства клуба и

адвокат Мино. Когда я вошел, по ним было видно, что они уже на взводе.

Адвокат ходил кругами. А потом сказал:

— Не хватает одного документа. Только одного документа. И все

будет в ажуре.

— Времени нет. Надо ехать, Мино сказал, что все будет в порядке.

И мы поехали в аэропорт и сели в частный самолет «Ювентуса».

К тому моменту я уже позвонил отцу. «Привет, это срочно. Я на

полпути к переходу в «Ювентус». Ты хочешь присутствовать при этом?»

Конечно, он хотел. Я был счастлив. Если бы все получилось, моя

детская мечта стала бы явью. И было бы еще лучше, если бы папа был там.

Мы ведь через столько всего вместе прошли. Я знаю, что он сразу поехал в

аэропорт Копенгагена и полетел в Милан, где встретился с человеком Мино,

который и повез его в офис клуба, где регистрируют трансферы.

Он приехал туда до меня, и когда зашли мы с юристом, я остолбенел

– отец, ты ли это? Это был не тот отец, которого я привык видеть; не тот, кто

сидит дома в рабочих штанах и слушает югославскую музыку в наушниках.

Он был в таком крутом костюме, что мог запросто сойти за важную персону.

Я чувствовал гордость и… шок. Никогда раньше не видел его в костюме.

— Папа.

— Златан.

Это было реально круто. Снаружи были и журналисты, и фотографы,

слух разлетелся быстро. В Италии это было большим событием. Но, опять-таки, сделка еще не была юридически завершена, а время шло. И его было

уже не так много. Моджи продолжал суетиться и блефовать, и к сожалению,

у него получилось. С изначального запроса Мино (35 миллионов евро) моя

цена упала до 25, потом до 20, и в конечном итоге до 16 миллионов. Конечно,

это все равно было много, в два раза больше, чем за меня когда-то заплатил

«Аякс». Для «Ювентуса» это была мелочь, они ведь продали Зидана в «Реал»

за 75 миллионов евро. И мой трансфер они могли позволить себе с лёгкостью.

«Аяксу» не следовало волноваться на этот счет. Но они волновались.

«Ювентус» не смог предоставить банковскую гарантию. И на это есть

объяснение.

Несмотря на все успехи, «Ювентус» потерял в прошлом году 20

миллионов евро. Ничего необычного для топ-клуба, как раз наоборот. Всегда

кажется, что вне зависимости от того, сколько они получают, тратят они все

равно больше. И эта фигня про банковскую гарантию… я бы не удивился, что

это очередной трюк или блеф. «Ювентус» был одним из самых больших

клубов в мире, и должен был найти деньги. Но без гарантии «Аякс»

отказывался что-либо подписывать. Время шло. Ситуация казалась

абсолютно безнадежной. А Моджи, наверное, сидел в своем мягком кресле,

затягиваясь толстой сигарой, убеждая людей, что у него все под контролем,

и проблема разрешится сама собой. Но Мино стоял несколько поодаль в

наушниках и орал на руководство «Аякса»:

— Если вы это не подпишите, то не получите ничего из этих 16

миллионов! Не получите Златана. Не получите ничего! Понятно? НИ-ЧЕ-ГО!

Думаете, «Ювентус» откажется от выплаты таких денег? «Ювентус»? Вы все

психи. А хотя… знаете, делайте, что хотите, пускайте на самотек. Вперед!

Сильно сказано было. Мино знает свое дело. Но ничего не произошло!

Атмосфера накалялась все сильнее. И думаю, что Мино надо было

выплеснуть энергию, или он просто злился.

В офисе было полно футбольных вещей. Мино взял мяч и начал им

жонглировать. Что-то психологическое опять. Во что он играл? Я не

понимал. Мяч летал, прыгал, и залетел Моджи в голову и плечо. Все

удивлялись: что за чертовщина происходит? Что за футбольный фристайл в

такой ситуации? Посреди зашедших в тупик переговоров? Явно ведь не

время для игр.

— Прекрати! Ты ему в голову попал!

— Не-не-не! Давай поиграем, – парировал Мино. – Мы будем играть,

чтобы получить этот контракт. Вставай, Лучано! Вставай и покажи, что ты

умеешь. Златан, подай угловой! Вон оттуда подай. А ты, ленивый ублюдок,

прими на голову!

Он не останавливался. Не знаю, что думали регистратор и остальные.

Но Мино точно приобрел нового фаната тем днем – моего отца. Он просто

смеялся. Насколько крутым может быть этот парень, если он выделывает

такое перед воротилами типа Моджи? Это как петь мимо нот и танцевать не

под музыку. Он гнул свою линию, несмотря ни на что. С тех пор отец собирал

вырезки из статей не только обо мне. А еще и о Мино. Мино – любимый

менталист моего папы. Отец заметил, что Мино – не псих. Он оформил

сделку. «Аякс» не хотел остаться без меня и без денег, и их руководство

подписало документы в последний момент. Было уже после десяти, думаю, а

клубный офис закрывался в семь. Но сделка была завершена, и потребовалось

какое-то время, чтобы это осознать. Я стал профессиональным игроком в

Италии? Безумие.

После этого мы поехали в Турин, и где-то на трассе Мино позвонил в

«Урбани», ресторан «Ювентуса», и сказал им не закрываться еще какое-то

время. С этим трудностей не возникло. Перед самой полуночью нас

встретили, как королей. Мы сели вместе за стол, вспоминали все, через что

мы прошли до оформления сделки. Я был особо счастлив, что папа был там

и наблюдал за всем этим.

— Я горжусь тобой, Златан, – сказал он.

Я и Фабио Каннаваро пришли в «Ювентус» в одно время, и на «Стадио

Делле Альпи» в Турине у нас была совместная пресс-конференция.

Каннаваро всегда смеется и шутит, мне он сразу понравился. Его признали

лучшим футболистом в мире спустя несколько лет, а в самом начале он мне

много помогал. Но сразу после пресс-конференции мы с папой полетели в

Амстердам. Там мы расстались с Мино перед отлетом в Гётеборг, где мне

нужно было играть за национальную сборную.

Это был очень нервный период. Я никогда не возвращался в мой дом

в Димене. Он уже был позади. Перед тем, как переехать в квартиру к

Филиппо Индзаги, я какое-то время я жил в отеле «Le Meridien» в Турине.

Мино забрал мои вещи из дома в Димене. Но когда он вошел туда, он

услышал какой-то шум сверху, и замер. Грабитель? Очевидно, что сверху

слышались голоса! Мино прокрадывался наверх, готовый к бою.

Но там не было никаких грабителей. Это был мой Xbox, который

работал три недели, с тех пор, как я рванул из дома, чтобы полететь на

самолете «Ювентуса» в Милан.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


«Капелло cказал: «Ты не новый ван Бастен. Ты лучше»


Фабио Капелло, возможно, один из лучших европейских тренеров

последнего десятилетия, звал меня к себе. Я подумал: а что я такого сделал?

В этот миг все страхи детства вернулись ко мне, ведь Капелло может

заставить нервничать кого угодно. Уэйн Руни как-то сказал, что, когда

Капелло проходит мимо вас в коридоре, рядом словно проносится сама

смерть. Да, это действительно так. Обычно он просто берет свой кофе и

проходит мимо, бросая на вас свой взгляд. Становится не по себе. Иногда

пробормочет «Ciao». А иногда просто исчезает, будто его тут и не было.

Итальянские звёзды не станут делать что-то только потому, что так

велит тренер. Если этот тренер не Капелло. При нём все по струнке ходят.

Рядом с Капелло все стараются быть паиньками. Как-то журналист спросил

его об этом:

— Как к Вам приходит всеобщее уважение?

— Оно не приходит просто так. Его надо завоевать, — ответил

Капелло. Этот его ответ надолго засел в моей голове.

Если Капелло сердится, вряд ли кто-то осмелится посмотреть ему в

глаза. А если не пользоваться теми шансами, которые он предоставляет, то

можно с таким же успехом идти продавать хот-доги. К Капелло со своими

проблемами не пойдешь. Он не приятель какой-нибудь. Просто так с

игроками не общается. Он эдакий sergente di ferro, Железный Сержант. И

когда он зовёт к себе, это плохой знак. С другой стороны, никогда не знаешь.

Он ломает людей и заново строит их. Помню одну тренировку, когда мы

только начинали тактические занятия.

Капелло дал свисток и закричал:

«Все внутрь! Вон с поля!». Никто не понимал, что происходит.

«Что мы не так сделали? К чему это?»

«Вы ничерта не выкладываетесь! Противно».

В тот день больше не было тренировок, и это сбивало с толку. Хотя у

него было что-то на уме. Он хотел, чтобы мы пришли на следующий день

заведенными и по-спортивному злыми. Мне такое по душе, у меня ведь в детстве всегда так было. Люблю, когда у людей есть характер. И Капелло

верил в меня.

«Тебе нечего доказывать. Я знаю, кто ты и на что ты способен», —

сказал он в один из первых моих дней там. После этих слов я чувствовал себя

в безопасности.

Можно было немного расслабиться. Хотя давление было ужасным.

Многие газеты скептически отнеслись к моему переходу, писали, что я

недостаточно много забиваю. Многие прочили мне прозябание за скамейке,

полагая, что в такой команде я потеряюсь.

«Готов ли Златан к Италии?» — писали они.

«Готова ли Италия к Златану?» — поправлял их Мино, и это была

совершенно справедливая ремарка.

Отвечать им в подобном стиле было необходимо. Нужно быть с ними

жёстким. Иногда я думаю, а удавалось ли мне это без Мино? Думаю, что нет.

Если бы я прибыл в «Юве» так же, как в своё время в «Аякс», журналисты

бы меня живьем сожрали. Они же в Италии повёрнутые на футболе. Если

шведы пишут о матче за день до него и на следующий день, то тут пресса всю

неделю до матча накаляет обстановку. Журналисты следят за каждым шагом,

и на первых порах, пока не привыкнешь, это очень тяжело.

Но теперь у меня был Мино. Он был моим щитом, я всегда ему звонил.

Ну вот, «Аякс», что там? Да детский сад просто в сравнении с тем, что было

здесь. Тут даже на тренировке забить было непросто: нужно было мало того,

что пройти Каннаваро и Тюрама, так там ещё и Буффон в воротах. Да и спустя

рукава никто ко мне не относился, только потому что я новичок. Скорее

наоборот.

У Капелло был ассистент, Итало Гальбьяти. Он из старшего

поколения, поэтому я звал его старичком. Славный дядя. Капелло и он — это

как плохой и хороший полицейские. Капелло говорит что-нибудь такое

суровое, жёсткое, а остальное — забота Гальбьяти. После первой же

тренировки Капелло послал его ко мне:

— Итало, займись им!

Все остальные члены команды отправились в душ. Я был совершенно

измотан. Я бы тоже с удовольствием завершил этот день. Но вратарь

молодёжной команды подошёл от боковой линии, и я понял, что сейчас будет

происходить. Итало собирался, что называется, накормить меня мячами.

Меня окружили и стали навешивать, пасовать, просто забрасывать мячи в

штрафную. А я должен был бить по воротам, удар за ударом. И не имел права

покинуть штрафную. Это была моя зона — так он говорил. Вот где я должен

был быть. И бить, бить, не отдыхая и не сбавляя темпа. А темп был, конечно,

сумасшедший.

«Следуйте за ним, давайте-давайте, не стесняйтесь!», — кричал

Итало, и это уже превращалось в привычную вещь.

Иногда такое проделывали с Дель Пьеро или Трезеге, но большую

часть времени доставалось мне. Я, Итало и 50, 60, а то и 100 ударов. А иногда

появлялся Капелло, как ни в чем не бывало.

«Я собираюсь выбить из тебя этот «Аякс»», — сказал он.

«Хорошо, я понял».

«Мне эти голландские привычки не нужны. Раз-два, раз-два, играй в

стеночку, играй хорошо, играй технично. Обводи всю команду. А хотя, без

этого можно обойтись. Мне нужны голы, понимаешь? Мне нужно вбить тебе

в голову итальянский менталитет, развить в тебе инстинкт убийцы».

Эти процессы во мне уже стартовали. Я прекрасно помнил разговоры

с ван Бастеном и Мино, но я всё ещё не ощущал себя настоящим голеадором,

хотя место моё, без сомнения, было там, впереди. Я чувствовал, что нужно

перестраиваться, но из моей головы никак не уходил этот дворовой футбол с

кучей финтов. Но Капелло изменил меня. Его стойкость была заразительна:

я всё больше превращался из позёра в борца за результат.

Не то чтобы я раньше не хотел выигрывать. Дух победителя родился

вместе со мной. Но не стоит забывать, что футбол для меня был способом

выбиться в люди! Каждым своим движением на поле я хотел доказать, что я

являюсь кем-то большим, чем просто парень из Русенгорда. Все эти «охи» и

«ахи», они заставляли меня двигаться вперёд. Я вырос на аплодисментах за

собственные трюки. И очень долго я считал идиотами тех, кто не видел

разницы между голом-красавцем и каким-нибудь неуклюже закатившимся в

ворота мячом.

Но теперь я понимаю, что за филигранную технику или гол через себя

«спасибо» никто не скажет, если команда в итоге проиграет. Всем будет

плевать, если ты забьёшь фантастический гол, но вы не выиграете. Поэтому

я постепенно стал играть жёстче, превращался на поле в настоящего воина.

Конечно, это не значит, что я стал слушать всё, что мне говорят. Каким бы

жёстким и суровым не был Капелло, у меня были свои цели. Прекрасно

помню уроки итальянского. Сложно он мне давался. На поле это не было

проблемой, у футбола свой язык. Но вне поля было сложновато. Клубу

пришлось даже отправить ко мне репетитора. Нужно было встречаться с ней

дважды в неделю. И учить грамматику. Грамматику! Я, что, вернулся в

школу? Мне это нужно не было. Я так ей и сказал: «Возьмите деньги и

никому ничего не говорите. Представьте, что вы уже тут были, только не принимайте это близко к сердцу». Конечно, она сделала так, как я сказал.

Она приняла мои условия. Но я бы не сказал, что я полностью забил

на итальянский.

Я действительно хотел его выучить, просто другими способами. Я

слушал разговоры в раздевалке, в отеле, это был лёгкий способ. Я достаточно

быстро научился, и чувствовал себя довольно уверенно, даже несмотря на

хромающую грамматику. Даже в присутствии журналистов я начинал

говорить на итальянском, прежде чем переключиться на английский. Думаю,

им нравилось. Мол, этот парень даже не должен делать этого, но он пытается.

И так я делал со многими вещами — я слушал. Но не вслушивался.

Однако вскоре я изменился: и духом, и телом. Помню мой первый

матч за «Ювентус». 12 сентября, в соперниках «Брешиа», я начинал со

скамейки. Семья Аньелли, владельцы клуба, сидела в VIP-ложе, очевидно,

они хотели лично проверить, на что ушли их миллионы. После первого тайма

я вышел вместо Павела Недведа, одного из клиентов Мино, который в

прошлом году выиграл Золотой Мяч. Недвед — самый упоротый фанат

тренировок, которого я когда-либо встречал. Перед занятиями он где-то час

на своём велосипеде гонял. А после мог ещё час бегать. В общем, заменить

этого парня не так-то и легко, так что в том, что дела в первом матче шли не

очень, нет ничего удивительного. Помню, бегу я по левой бровке и

натыкаюсь на двух защитников. Ситуация тупиковая. Но я неожиданно

рванул, прошел их, и услышал, как с трибун начали скандировать

«Ибрагимович, Ибрагимович!». Это было потрясающе. И было это далеко не

в последний раз.

Меня начали звать «Ибра» — кажется, Моджи об этом позаботился.

Как-то даже назвали «Фламинго». Это потому что я был очень худым. При

росте в шесть с половиной футов (195 см) я весил всего лишь восемьдесят

четыре килограмма. Капелло считал, что это очень мало.

«Как часто ты делаешь силовые тренировки?» — спросил он.

«Никогда», — ответил я.

Я даже штангу никогда не поднимал. Он это считал практически

скандалом. Дошел до нашего физиотерапевта, чтобы заставить меня

выкладываться в зале, и я впервые в своей жизни стал следить за собой. Я

прибавил в мышечной массе, стал более мощным игроком. В «Аяксе» всем

на это было наплевать. Странно, там ведь куча молодых талантов! В Италии

мы ели до и после тренировок, а перед матчами в отеле ели по три раза в день.

Так что неудивительно, что я прибавил в весе.

Я стал весить так много, как никогда прежде: 98 килограммов. По

ощущениям было как-то многовато. Чувствовал себя как-то неуклюже.

Стоило немного забыть о силовых тренировках и больше времени уделять

бегу. В целом я стал более мощным и быстрым, я стал лучше во многих

аспектах. И я стал абсолютно беспощаден к звёздам, против которых

приходилось играть. Нельзя уходить со своего пути. Капелло помог мне это

осознать. Всегда нужно стоять на своём. Нельзя позволять этим звёздам

прогибать вас под себя. Наоборот: нужно всегда двигаться вперёд. И я

двигался. Я значительно вырос как футболист. Ко мне пришло всеобщее

уважение. Точнее, я завоевал его.

Шаг за шагом я становился тем, кем являюсь сегодня. Тем, у кого

любая неудача вызывает такой гнев, что никто даже рядом находиться не рискнет. Молодых игроков это пугало: я мог взорваться и кричать от злости.

Периодически у меня случались вспышки ярости.

Начиная с «Ювентуса», я стал думать именно так. Я подобно Капелло

перестал обращать внимание на какие-то регалии окружавших меня людей.

Будь ты хоть Дзамброттой, хоть Недведом, но если ты не выкладываешься на

тренировке, ты услышишь об этом от меня. Капелло не просто выбил из меня

«Аякс». Он превратил меня в парня, который приходит в клуб только за

победой. Без сомнения, это мне помогало. Это изменило меня как

футболиста.

Но спокойнее я не стал. У нас был защитник один, француз, Джонатан

Зебина. Он играл за «Рому» Капелло и выиграл с ними Скудетто в 2001-м. Но

теперь он был с нами. Я не считаю его очень уж хорошим игроком. У него

вечно были какие-то личные проблемы, и на тренировках он зачастую играл

чересчур агрессивно. Однажды он очень грязно под меня подкатился. Я

подошел и заорал ему прямо в лицо:

«Если ты хочешь играть грязно, так скажи заранее, я тогда буду играть

так же!»

А он просто боднул меня, всё так быстро произошло. Времени на

раздумья у меня не было, так что я просто рефлекторно ему ответил. Он, кажется, ещё даже не поднял головы. Ну а я ему, похоже, изо всех сил заехал.

Он рухнул на газон, а я не знал, чего ожидать. Думал, что Капелло придет в

ярость, начнет орать. Но он стоял неподалеку, совершенно спокойно, будто

произошедшее его не касалось. Все, конечно, начали шуметь: что, мол,

произошло? В этом гуле я помню только Каннаваро. Он всегда мне помогал.

«Ибра, — сказал он, — ты что наделал?». Мне показалось, он

выглядел расстроенным.

Но потом он подмигнул мне, намекая, что Зебина заслужил.

Каннаваро просто вообще не нравился этот парень. А вот Лилиан Тюрам

повёл себя иначе.

«Ибра, ты молодой и глупый. Нечего тут такое устраивать. Ты просто

сумасшедший». Но он не успел продолжить. Раздался крик, и, конечно,

только один человек мог так орать.

«Тюрааааааааам!», — закричал Капелло. «Заткнись и иди отсюда».

Тюрам, как послушное дитя, конечно, ушёл. Мне нужно было остыть.

Два часа спустя я увидел парня с кучей льда на лице в массажном

кабинете. Это был Зебина. Нехило я приложился. У него до сих пор ещё

болело. Он долго ещё ходил с фингалом, а Моджи влепил нам обоим штраф.

А вот Капелло ничего не предпринимал. Он даже к себе нас не вызывал.

Сказал только, что это хорошо для команды.

В этом весь он. Адреналин — вот, что было ему нужно. Можно было

драться, вести себя как животные. Но были вещи, которые нельзя было

допускать: ставить под сомнение его авторитет или действовать

опрометчиво. Вот тогда он злился. Помню, мы играли против «Ливерпуля» в

четвертьфинале Лиги Чемпионов. 2:0 проигрывали. А перед матчем Капелло

объяснял нам тактику и говорил, кому с кем играть при угловых. Но Тюрам

решил опекать другого игрока «Ливерпуля». И как раз тогда нам и забили. В

раздевалке после матча Капелло как обычно прогуливался туда-сюда, а мы

сидели, вжавшись в скамьи, и думали, что же сейчас будет.

«Кто сказал тебе держать другого игрока?» — спросил он Тюрама.

«Никто. Но я думал, так будет лучше», — ответил Тюрам.

Капелло вдохнул и выдохнул пару раз.

«Кто сказал тебе держать другого игрока?» — повторил он.

«Я думал, что так будет лучше».

Услышав то же объяснение, Капелло спросил в третий раз, и получил

тот же ответ. Тогда Капелло просто взорвался:

«Я говорил тебе держать другого игрока, а? Я здесь принимаю

решения или кто-то другой? Я? Или нет? Я говорю — вы делаете. Ты понял?»

Потом он пнул массажный стол и резко повернулся к нам. В таких

ситуациях обычно боишься даже глаза поднять. Все вокруг сидели,

уставившись в пол. Трезеге, Каннаваро, Буффон — все и каждый. Ни одна

мышца ни у кого в тот момент не двигалась. Никому бы не хотелось сейчас

оказаться на месте Тюрама. Никто не хотел бы ещё раз увидеть эти полные

ярости глаза. Много чего было. И не сказать, что это было легко. Но главное:

я продолжал хорошо играть.

Капелло убрал из состава Алессандро Дель Пьеро, чтобы освободить

место для меня. А ведь Дель Пьеро уже лет десять как имел статус

неприкосновенного. Конечно, посадив на лавку настоящую икону клуба,

Капелло вызвал тем самым негодование болельщиков. Они освистывали

тренера и кричали в поддержку Дель Пьеро “il pinturicchio, il fenomeno

vero”.

Дель Пьеро семь раз выигрывал Скудетто и каждый год был

ключевым игроком «Ювентуса». Кроме того, он выигрывал Лигу Чемпионов

и был любимчиком семейства Аньелли. Звезда огромной величины. Ни один

обычный тренер не рискнул бы посадить его на скамейку. Но Капелло как раз

необычный. Его не заботит ни история, ни статусы. Он просто ведёт команду

вперёд, и я был благодарен ему за это. Но, конечно, вся эта ситуация на меня

давила. Я должен был играть особенно хорошо, когда занимал на поле место


Прозвище Pinturicchio Дель Пьеро получил от Джованни Аньелли ещё в начале своей карьеры. Связка молодого и амбициозного Сандро с ветераном итальянского футбола Роберто Баджо напомнила ему Пинтуриккьо и Перуджино, ученика и учителя, двух итальянских живописцев эпохи Возрождения.


Дель Пьеро. И действительно: я всё реже слышал его имя с трибун, гораздо

чаще слышалось «Ибра, Ибра!». В декабре фаны выбрали меня игроком

месяца, и это был невероятный успех.

В Италии я хотел сделать серьёзный шаг вперёд. Конечно, я понимал,

что всё может сложиться по-разному: вот ты вроде король, а теперь —

полный ноль. Спецзанятия с Гальбьяти, безусловно, дали свои плоды.

Благодаря им, я стал намного более бережно относиться к каждому мячу, и,

надо сказать, стал эффективнее в штрафной. Я изучил множество различных

ситуаций, поэтому долго думать не приходилось — я действовал уже на

автомате.

Но не стоит забывать: чтобы оставаться опасным вблизи ворот, нужно

иметь голевое чутье. Оно либо есть, либо нет. Вы можете, конечно,

попытаться его приобрести, но, что приобретается, то и теряется. Я никогда

не видел в себе просто бомбардира. Я был игроком, который всегда хотел

что-то изменить. Я был готов к великим свершениям. Но в январе я потерял

хватку.

Я пять матчей подряд не мог забить. За три месяца я отличился всего

однажды. Не знаю, почему так произошло. Капелло начал наседать. Он

разрушал во мне всё то, что до этого создал.

«Ты ничерта не делаешь! Ты бесполезен!» — кричал он, но из состава

не убирал.

Он всё ещё держал Дель Пьеро на лавке, и я предполагал, что он так

кричал, чтобы меня мотивировать. По крайней мере, я надеялся на это.

Конечно, хотел, чтобы его игроки поверили в себя, но видеть их чересчур

самоуверенными он не желал. Самоуверенность он ненавидит, и это многое

объясняло. Он то поднимал игроков на новую ступень, то сбрасывал их вниз,

а потому я понятия не имел, где я нахожусь сейчас.

«Ибра, подойди ко мне!»

Страх от этого зова никогда меня не покинет, я даже начал думать: я,

что, снова украл велик? Боднул кого-нибудь? По пути в раздевалку, где он

ждал меня, я уже начал придумывать какие-то заумные оправдания. Но это

не так-то просто, когда даже не знаешь, что ты натворил. Остаётся только

надеяться на лучшее. Когда я вошел, Капелло предстал передо мной в одном

полотенце.

Он принимал душ. Его очки были запотевшими, а в раздевалке было

все, как всегда. Лучано Моджи хоть и любит красивые вещи, но раздевалки у

нас были ужасными. Это часть его философии. «Побеждать гораздо важнее,

чем иметь красивое помещение», — частенько говорил он, и я, пожалуй,

согласен с этим. Но если четверо были в душе одновременно, то уровень

воды поднимался до лодыжек. Но жаловаться было бесполезно. Моджи бы

увидел в этом лишь подтверждение своей теории.

«Видите ли, необязательно должно быть красиво, чтобы

довольствоваться победами», — вот почему это место так выглядело.

Капелло подошел ко мне полуголый в этой ужасной комнате, и я снова

подумал: да что это за херня? Что я сделал-то? Когда находишься наедине с

Капелло, сразу начинаешься чувствовать себя таким ничтожным. А он

наоборот, словно вырастает за счёт вас.

«Присаживайся», — произнёс он, и, конечно, я сел. Передо мной

стоял старинный телевизор и ещё более старинный видеомагнитофон, в

который Капелло вставил кассету.

«Ты напоминаешь мне одного игрока, которого я тренировал, будучи

в «Милане»», — сказал он.

«Я думаю, я знаю, кого Вы имеете в виду».

«Серьёзно?»

«Я тысячу раз это слышал».

«Отлично. Выброси из головы все эти сравнения. Ты не новый ван

Бастен. Ты лучше. У тебя есть свой собственный стиль. Но Марко ван Бастен

лучше двигался в штрафной. Здесь я собрал его голы. Изучи его движение.

Впитывай. Учись».

Капелло спешно покинул раздевалку, и я остался наедине с этими

записями. Я начал смотреть, и да, там действительно были все голы ван

Бастена, с разных точек и расстояний. Мяч пулей влетал в ворота, он забивал

снова и снова. Я просидел так минут 10-15, и не знал, когда я смогу уйти.

Капелло, наверное, оставил кого-то у двери? Вряд ли. Я решил

посмотреть всю кассету. Она шла уже где-то полчаса, и я решил, что хватит.

Этого должно быть достаточно. Я ушел. Я сделал это тихо, без лишнего

шума. Уяснил ли что-то? Пожалуй, лишь главный посыл: Капелло хочет,

чтобы я забивал голы. Я должен был вбить себе это в голову, реализовать в

движениях, систематизировать это как-то. Это совсем не шутки, и я это

понимал.

Мы возглавляли таблицу, но боролись с «Миланом», а потому для

победы в чемпионате я должен был продолжать забивать. Серьёзно, ничего

больше, но там, в штрафной, мне приходилось непросто. Меня очень хорошо

опекали. Защитники соперника буквально вцеплялись в меня, как волки в добычу. Про мой характер ходили слухи, поэтому игроки и болельщики

пытались провоцировать меня какими-то оскорблениями и прочим дерьмом.

Цыган, бомжара, что-то про мою мать и семью, ещё какая-то херня. Время от

времени я взрывался. Были какие-то удары головой или что-то в этом роде.

Но когда я зол, я играю лучше всего. 17-го апреля, в матче против «Лечче» я

оформил хет-трик, болельщики сходили с ума, а журналисты писали:

«Говорили, что он забивает недостаточно. Но у него уже 15 голов!»

Я был третьим бомбардиром Серии А. Говорили, что я важнейший

игрок «Ювентуса». «Ибра, Ибра!» — все вокруг мной восхищались.

Но неприятности поджидали меня прямо за углом.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


«Златан хочет Ferrari Enzo»


Я понятия не имел, что полиция и прокуроры прослушивают телефон

Моджи, и это было, наверное, хорошо. Мы с «Миланом» сражались в верхней

части турнирной таблицы, и впервые в своей жизни я жил вместе с кем-то. Хелена трудилась просто на износ. В дневное время она работала во Fly

Me в Гетеборге, а вечером подрабатывала в ресторане и в то же самое время

она училась в Мальме.

Она слишком много работала, и её стало подводить здоровье. Я сказал

ей: «Хватит на сегодня. Просто останься со мной». Это было серьёзное

предложение, я думаю, что она восприняла его хорошо. Наконец-то она

получила время для того, чтобы вздохнуть полной грудью.

Я переехал из квартиры Индзаги в удивительные апартаменты с

высокими потолками в том же здании на Пьяцца Кастелло. Оно напоминало

мне церковь, а на первом этаже располагалось кафе под названием Mood,

где работали ребята, с которыми позже мы подружились. Иногда они

обслуживали нас за завтраком, и хотя у нас не было детей, но зато у нас был

мопс Хоффа, маленький пухленький зверь. Как-то мы купили три пиццы на

ужин – одну для меня, одну для Хелены и одну для Хоффа. Он съел её всю за

исключением корки, которую он распотрошил и разбросал по всей квартире

– огромное спасибо! Эта собака была нам как маленький толстенький

ребенок, и мы хорошо проводили время. Правда, мы всё же были из разных

миров.


Авиаперевозчик.


Настроение в переводе с английского.


В один из наших отдыхов мы полетели вместе с моей семьей бизнес-классом в Дубай. Я и Хелена знали, как нужно вести себя во время рейсов и

всё такое прочее. Но моя семья немного отличалась от меня самого: в шесть

утра мой младший брат захотел виски. Маме не нравилось, когда мы пили

алкоголь, и только представьте, что она сделала дальше. Это был её способ

решения вопроса. Она просто взяла правый ботинок и стала бить по голове

Кеки. Просто бах, бум и Кеки сошел с ума. Он пытался ответить. Шесть часов

утра, огромный переполох в бизнес-классе. Я смотрю на Хелену, а она просто

хочет провалиться сквозь землю.

Обычно я отправлялся на тренировочную базу в 9:45, но в один

прекрасный день я опаздывал. Я летал по квартире, мне почудился запах

дыма. Ну, так, по крайней мере, сказала Хелена. Я не знаю. Единственное,

что я знаю на сто процентов: когда я открыл дверь, чтобы выйти, вне

парадной двери был пожар. Кто-то собрал в охапку несколько роз и поджег

их. В здании у всех нас были газовые плиты, и в соседнем подъезде вдоль

стены была проложена газовая труба. Всё могло кончиться очень плохо. Мог

запросто произойти взрыв. Но мы таскали воду вёдрами и потушили огонь, и

мне было жаль, что я не открыл дверь на тридцать секунд раньше. Этот идиот

был бы пойман с поличным, и я бы уничтожил его.

Полиция так и не узнала, кто это сделал и позже мы забыли об этом

случае. Вы не можете все время беспокоиться.

Существуют и другие вещи, о которых стоит думать. Все время

поступал новый материал для раздумий, и произошло много чего. К примеру,

в Турине у меня была встреча с двумя клоунами из Aftonbladet.

Это случилось, когда я еще жил в отеле Meridien. Aftonbladet хотел

улучшить наши отношения, так сказали они. Я приносил деньги им и Мино

думал, что самое время зарыть топор войны. Но помните, что я просто так не

забываю. Материалы врезались в мою память. Я помню всё и всегда получаю

своё даже десять лет спустя.

Когда ребята из газеты прибыли, я был в своем номере в отеле, и я

думаю, что они вели какие-то переговоры с Мино. Когда я спустился, то

почувствовал, что оно того не стоит. «Сфабрикованный полицейский отчёт!»,

«Как вам не стыдно, Златан!», – и это по всей стране. Я даже не

поздоровался. Я был просто разъярён. Во что они играют? Думаю, научил их уму-разуму, и, возможно, изрядно напугал. Я даже бросил бутылкой воды,

метя в голову.

– Хрен бы вы справились, будь на моём месте.

Я был сыт всем этим по горло и был зол, и, наверное, сложно

объяснить вам под каким давлением я находился. Это были не только

средства массовой информации. Это были фанаты, болельщики, тренеры,

руководство клуба, мои товарищи по команде, деньги. Я должен был играть,

и если не мог забивать голы, то должен был выслушивать об этом всём от

каждого, и мне нужно было найти какой-то выход. У меня был Мино, Хелена,

ребята по команде, но они были чем-то не тем, простые вещи, как и мои

автомобили, которые давали мне ощущение свободы. В то время я получил

свой Ferrari Enzo. Автомобиль стал частью моих условий при контрактных

переговорах. Там был я, Мино, а затем Моджи и Антонио Джираудо,

исполнительный директор, и Роберто Беттега. Мы сидели в комнате,

обсуждали мой контракт, когда Мино вдруг сказал:

– Златан хочет Ferrari Enzo!

Все просто переглянулись. Мы не ожидали чего-то другого. Enzo

являлся последней моделью Ferrari: самый потрясающий автомобиль,

который когда-либо был выпущен компанией, и было сделано только 399

автомобилей и нам показалось, что мы просим слишком многого. Но Моджи

и Джираудо, казалось, рассматривают всё как разумную просьбу. В конце то

концов, Ferrari принадлежит владельцам «Ювентуса». Всё это было похоже

на «да, конечно, парень должен иметь Enzo».

– Это не проблема. Мы найдём одну из них для вас, – сказали нам и я

подумал: «Ничего себе какой клуб!».

Но, конечно, они не получили его. Когда контракт был подписан,

Антонио Джираудо сказал мимоходом:

– Этот автомобиль – это старый Ferrari, не так ли?

Я был поражен и посмотрел на Мино.

– Нет, – сказал он. – Новый. Тот, который был выпущен всего в 399

экземплярах.

Джираудо сглотнул.

– Я думаю, что у нас есть проблемы, – сказал он.

Оставалось лишь три машины, забронированные, и была еще длинная

очередь желающих с очень громкими фамилиями. И что делать? Мы

позвонили боссу Ferrari Луке ди Монтеземоло и объяснили ситуацию. Будет

трудно, сказал он, почти невозможно. Но в конце всё получилось. Я получил

одну и обещал никогда не продавать.

– Я буду хранить её у себя до своей смерти, – ответил я и, честно

говоря, я люблю эту машину.

Хелена не любила ездить на ней. На её вкус она слишком дикая и

выпуклая. Но я сходил с ума по машине и не только по обычным причинам.

Автомобиль был классный, быстрый: вот он я, который достиг этого в жизни.

Enzo дал мне чувство, что я должен работать усерднее, чтобы заслужить его.

Это не позволило мне стать самодовольным, и я мог смотреть на него и

думать: если я не буду хорош, то я его потеряю. Эта машина стала моей

второй движущей силой.

В другие времена, когда я нуждался в толчке, я делал татуировку. Они

стали мне сродни наркотику. Я всегда хотел что-то новое. Но они никогда не

были импульсивным решением. Все до одной были хорошо продуманы. Тем

не менее, я был против них в самом начале. Мысль о них у меня

ассоциировалась с плохим вкусом. Но соблазн в скором времени возобладал.

Александр Остлунд помог мне найти свой путь, и моей первой татуировкой

стало моё имя белыми чернилами на моей талии. Её вы сможете увидеть

только тогда, когда моё тело загорело. Это было как тест.

Потом я стал более смелым. Я слышал выражение «Только Бог может

судить меня». В газетах написать могли всё, что угодно. Какой-нибудь крик

с трибун. Но они всё еще не могли до меня добраться. Только Бог мог судить

меня! Мне понравилось это. Вы должны следовать своему пути. Я знаю это

и нанес на своё тело. Я нанес дракона, который в японской культуре означает

воина, и я был воином.

Я получил карпа – рыба плавает против течения – и символ Будды для

защиты от страданий, и пять элементов: вода, земля, огонь и остальные. Я

вытатуировал свою семью на моих руках: мужчин на правой руке, потому что

правая сторона означает силу: папа, мои братья и позже мои сыновья, и затем

женщин на моей левой руке, ближе к сердцу: мама, Санела, но не мои

сводные сестры, которые отделились от семьи. У меня было такое чувство,

но позже я провёл некоторое время за обдумыванием: кто семья, а кто нет?

Но это было позже.

Я был полностью сфокусирован на футболе. Ранней весной

обострились разговоры о том, кто станет чемпионом. Мол, есть команда,

которая выделяется. Но в том сезоне была тяжелая схватка до самого конца.

Мы и «Милан» имели в активе по 70 очков, и было исписано тонны бумаги

по этому поводу. Для драмы было готово всё. На 18 мая была запланирована

встреча на Сан-Сиро. Мне казалось, как будто бы играется реальный финал

лиги, и большинство присутствующих думали, что «Милан» выиграет. Не

только потому, что они имели преимущество домашней арены. В первом

матче на «Делле Альпи» была зафиксирована ничья 0-0. Однако «Милан»

весь матч доминировал и многие люди считали их лучшей командой Европы,

несмотря на то, что наша команда была также сильна. Никто не был удивлен,

когда «Милан» снова попал в финал Лиги Чемпионов. «У нас было много

шансов», – говорили они, но пока это не имело никакого значения, так как

всё должно было произойти лишь после нашего матча с миланским

«Интером».


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


«Он должен научиться контролировать себя»


Было 20 апреля, прошло всего несколько дней после моего хет-трика

в ворота «Лечче», и меня везде хвалили. Мино предупредил, что «Интер»

будет сильно прессинговать меня. Я был звездой. «Интеру» пришлось бы

закрыть меня или психологически надломить.

– Если ты собираешься пережить это, то тебе нужно быть готовым

выстрелить из обоих стволов. В противном случае шанса ты не получишь, –

сказал мне Мино, а я ответил ему так, как я это всегда делаю:

– Это не проблема. Жесткость заставляет меня двигаться вперёд.

Но я определенно нервничал. Застарелая ненависть между

«Ювентусом» и «Интером», да и оборона «Интера» в этом году была

действительно крепка. Особенно выделялся Марко Матерацци. На тот

момент ни у кого не было больше красных карточек в Серии А, чем у него.

Матерацци был известен своей грязной и агрессивной игрой. Спустя год,

летом 2006 года, он получил всемирную известность, когда он сказал что-то

Зидану во время финала чемпионата мира и получил удар головой в грудь.

Матерацци остёр на язык и играл грубо. Иногда его называли «Мясник».

В «Интере» также выступали Иван Кордоба, низкий, но атлетичный

колумбиец, а также Синиша Михайлович. Михайлович был сербом, потому

было много написано о том, что матч может стать мини-Балканской войной.

Но всё это фигня. То, что на самом деле произошло на поле не имело ничего

общего с войной. Михайлович и я позже в «Интере» стали друзьями, меня

никогда не волновало откуда человек родом. Я не отношусь наплевательски

ко всякому этническому дерьму, но честно сказать, как я мог отреагировать

по-другому? В нашей большой семье мы все смешаны. Мой отец – босниец,

моя мама – хорватка, а отец моего маленького брата – серб.

Но Михайлович был действительно жестким. Он был одним из

лучших исполнителей штрафных ударов в мире, и он не следил за языком.

Он назвал Патрика Вийера nero di merda, чёрным дерьмом, во время матча

Лиги Чемпионов, что привело к полицейскому расследованию по обвинению

в оскорблениях на почве расизма. Также он ударил и плюнул в Адриана

Муту, который только начал играть за нас, и за это получил восьмиматчевую

дисквалификацию. Он мог уйти как бомба. Не то чтобы я хочу сделать нечто

большее из него, ничего такого. Всё, что происходит на поле, на нем и

остается. Это моя философия, и, честно говоря, вы бы были потрясены, если

бы узнали, что там происходит: удары и оскорбления, постоянная борьба, но

для нас, игроков, это просто бизнес. Я упоминаю об этом всем для того,

чтобы дать представление вам о том, что действия этих ребят не следует

воспринимать всерьез. Они могли играть противно и грубо, и я сразу понял,

что этот матч будет жестоким, не будничным. Матч оскорблений и

ненависти.

Надо мной и моей семьей довлел груз всякого дерьма и моим ответом

могла быть только моя игра. В подобной ситуации больше ничего сделать

нельзя было. Если вы будете колебаться, то вас раздавят. Вы должны

направлять свой гнев так, чтобы отдаться на поле, и я играл в мощную,

жесткую игру. Стоять рядом со Златаном было нелегко, ни секунды, а в это

время я набирал силу. Я больше не был тощим дриблером из «Аякса». Я стал

сильнее и быстрее. Я не был легкой добычей, и тренер миланского «Интера»

впоследствии сказал:

– Феномен Ибрагимовича в том, что когда он играет на таком уровне,

его трудно прикрыть.

Но бог свидетель, они старались, много подкатывались под меня, и я

был столь же жесток в ответ. Я был диким. Я был Il Gladiatore, как потом

меня назвали в итальянских газетах. Всего через четыре минуты мы

столкнулись головами с Кордобой, и остались оба лежать на поле. Я встал и

был как будто пьяным. У Кордобы было сильное кровотечение, и он покинул

поля из-за необходимости наложить швы. Но он вернулся с повязкой вокруг

головы и ничего не изменилось. Назревало что-то серьезное, и мы бросили

темные взгляды друг на друга. Это была война. Это были нервы и агрессия,

и на 13-й минуте я и Михайлович приземлились на газон после столкновения.

На мгновения мы смутились. Мол, что произошло? Но потом мы

осознали, что сидим на траве рядом друг с другом и произошел выброс

адреналина, и он мотнул головой. Я ответил, изобразив удар головой. Уверен,

что выглядело смешно, но это было как угроза, я просто сделал кивок головой

в его сторону. Поверьте, если бы я действительно боднул его, то он бы не

встал. Это было большим, чем просто прикосновение, скорее просто способ

показать, мол, я не признаю тебя, ублюдок! Но Михайлович схватился за

лицо руками и упал на землю; конечно, это было представление. Он хотел,

чтобы меня удалили. Но я даже не получил предупреждения.

Минутой позже мы боролись уже с Фавалли. В целом матч был

уродлив, но я играл хорошо и участвовал практически во всех наших

попытках забить, но вратарь «Интера» Франческо Тольдо действовал

блестяще. Он делал один сейв за другим, и мы в итоге пропустили гол. Хулио

Крус забил нам головой, и мы приложили все усилия, чтобы сравнять счёт.

Мы были близки, но нам все не удавалось. Воздух был наполнен войной и

местью.

Кордоба хотел вернуть меня, он ударил мне ногой в бедро и получил

желтую карточку. Матерацци пытался действовать психологически,

Михайлович продолжил сыпать оскорблениями и делал подкаты и всякое

такое дерьмо, а я упорно работал. Я прошел свой путь до конца. Я боролся и

имел хорошие шансы в первом тайме.

Во второй половине я ударил издалека и попал в наружную часть

стойки ворот, прямо в угол, затем был свободный удар, который Тольдо взял

продемонстрировал невероятную реакцию.

Но гола не было и спустя минуты я и Кордоба снова столкнулись. Мы

столкнулись, и я рефлекторно сделал движение, получился еще один сильный

удар, удар в подбородок или горло. Я подумал, что в этом нет ничего

серьезного, что это часть нашей борьбы на поле, и судья этого не заметил. Но

поступок имел свои последствия. Мы проиграли, и это было

трудно. Взглянув в турнирную таблицу можно было понять, что матч мог

стоить нам Скудетто.

Дисциплинарный комитет итальянской лиги рассмотрел видеокадры

моего удара Кордобе и принял решение дисквалифицировать меня на три

матча, но это было незначительной катастрофой. Я был должен пропустить

окончание борьбы в Серии А, включая решающий матч против «Милана» 18

мая, и я чувствовал, что со мной обошлись несправедливо.

– Мой поступок оценили необъективно, – так я сказал журналистам.

Всё дерьмо было скинуто на меня, и я один оказался пострадавшим.

Было трудно, особенно если принимать во внимание значение,

которое я имел для команды. Это был удар для всего клуба, и руководство

призвало Луиджи Чиапперо, известного адвоката. Чиапперо защищал

«Ювентус» вовремя старых обвинений в использовании допинга, и теперь он

напирал на то, что мой удар был не только частью борьбы за мяч, но, по крайней мере, был тесно связан с ней. Я также был подвергнут атакам и оскорблениям на протяжении всего матча, говорил он. Он даже нанял

Загрузка...