Яд древней богини

Глава восемнадцатая

Игнат Серебров не спал, он ворочался с боку на бок, измучился и наконец встал. За стеной, в соседней комнате кашляла жена. Эти звуки напоминали ему о том, как он виноват перед ней.

Он вышел на балкон - беззвездное небо дышало сыростью. Городские огни проступали сквозь туман. Игнат наслаждался прохладным воздухом с запахом назревающего дождя. Сырость вызвала ухудшение здоровья Зои - ее организм отказывался бороться с болезнью, сдавался.

- За что ты наказываешь меня, Господи? - прошептал Игнат в черноту ночи.

Вместо ответа зашумели кронами деревья внизу, во дворе.

Господин Серебров поймал себя на запретных мыслях, глухо застонал. Жена в тяжелом состоянии, а он думает о… Боже, как мерзко, отвратительно! Но он не мог избавиться от этих постыдных, гадких воспоминаний. Ощущая себя облепленным несмываемой грязью, он, тем не менее, купался в ней, упивался ею, как наркоман, увязший в страшных и одновременно пьянящих иллюзиях.

Вчера Игнат Николаевич привозил домой хорошего врача. Тот долго провозился с Зоей, подробнейшим образом ее расспрашивал, выслушивал легкие и бронхи, велел сделать дополнительные анализы и назначил принимать новые дорогостоящие лекарства.

- Весьма редкий, странный случай, - сказал он ожидающему в гостиной Сереброву. - Не буду утомлять вас медицинскими терминами… в общем, картина следующая: лекарства, которые принимала ваша супруга, не поправили, а усугубили положение. Сердечная и дыхательная функции тесно взаимосвязаны, поэтому… впрочем, вы все равно не поймете всех тонкостей. Да и не нужны они вам.

На вопрос о диагнозе доктор произнес длинную фразу, из которой ни слова невозможно было понять.

- На что мы можем рассчитывать? - попытался уточнить Игнат.

- На Всевышнего, батенька мой, - отвел глаза знаменитый эскулап. - Только на Него. У вашей супруги развивается блокировка… - он махнул рукой с тщательно отполированными, ухоженными ногтями. - Опять я увлекаюсь научными пояснениями! Человеческое тело - тончайшая штука. Если вы думаете, что медицина в этом полностью разбирается, то боюсь вас разочаровать: мы делаем хорошую мину при плохой игре. Увы, увы! Признаюсь без опасений, так как мы с вами люди интеллигентные.

Доктор спросил за визит баснословный гонорар и, преисполненный важности, согласился выпить с господином Серебровым по рюмочке коньяка.

- Вызывайте, сударь, если понадоблюсь, - пожимая на прощание руку Игната, сказал он. - Дело движется к развязке… - он осекся, засуетился и поспешил скрыться за дверями.

Серебров молча постоял, тупо глядя на захлопнувшуюся за врачом дверь, вернулся за стол, налил себе полную рюмку коньяка и залпом выпил. Он хотел выловить у себя внутри какие-то чувства, эмоции… но напрасно. Оглушительная пустота звенела в голове, в сознании же застряла одна мысль: «Я стану свободен и смогу… раз она тоже этого хочет. Никто не узнает».

Он гнал эту мысль, но она не уходила. Она разрасталась и становилась огромной, как гора… черной и огнедышащей. Она показывала на Игната пальцем и дико, истерически хохотала.

- Я схожу с ума… - он смахнул выступившую на лбу испарину. - Что же это такое?! Я тоже болен?

До сих пор у него не ладились две вещи - личная жизнь и отношения с дочерью. Теперь все выглядело гораздо хуже. Смолоду он считал себя порядочным человеком, способным на неразумный порыв, на ошибку - но достойным уважения. Сейчас и этого не было.

Когда доктор, уходя, сказал: «Дело движется к развязке», в душе Игната молнией полыхнуло: свобода! Теперь он сможет… И тут же разряд ушел в землю, потух, сменился тайным раскаянием и горем. Зоя прожила с ним бок о бок многие годы, терпеливо сносила его равнодушие, периодические депрессии, ужасные выходки Карины, возникающие, как в каждой семье, неурядицы. Она умела все сгладить, найти компромисс, не мучила себя недовольством, а его - упреками, никогда ничего не просила. Лучшего друга, жену трудно представить. И чем он заплатил Зое за преданность и любовь?

- Нет, это не я! - ужаснулся Игнат. - У меня не может родиться подобная мысль! Это… чудовищно.

Он отрицал собственные чувства, стыдился их и ненавидел себя за это.

Где-то вдалеке, на западной стороне города начиналась гроза - бледные вспышки молний делали небо призрачным, как казались призрачными Сереброву те мысли, которых он боялся и в которых не смел признаться себе. С неба упали первые крупные капли, эти звуки оглушили Игната, вернули его к жестокой реальности. Хлынул ливень…

Господин Серебров поспешил к жене - как она там? В спальне горел синий ночник, Зоя лежала с открытыми глазами, тяжело, хрипло дышала.

- Ты не спишь?

Лишний вопрос, потому что он и так отлично видел - Зоя проснулась.

- Дождь… - прошептала она. - Открой окно.

- Нельзя, ты простудишься.

- Открой, Игнат, - попросила она. - Мне хуже не будет.

Он распахнул створки, свежесть и звуки ливня наполнили комнату.

- Забыла тебя спросить, - тихо произнесла жена. - Что сказал доктор? Сколько мне еще осталось?

- Зоя! Ты поправишься… он обнадежил меня. Новые лекарства…

- Не лги, Игнат, - перебила Зоя. - Неужели ты не устал лгать? Успокойся, наконец. Тебе не нужно больше притворяться. Бедный, бедный… как это, должно быть, ужасно - постоянно следить за каждым своим взглядом, каждым движением… словом. Теперь ты вздохнешь с облегчением.

Серебров смешался. Его подбородок дрогнул, во рту пересохло.

- Ты… догадывалась?

Она кивнула, приступ кашля помешал ей ответить. Серебров подал микстуру, присел на край кровати.

- И молчала?

- Разве язык повернется говорить о таком? - прошептала она. - Я думать себе запрещала. Пыталась обмануться… Знаешь, получалось…

Он онемел. Выходит, Зоя все знала! Все ли?

- Когда ты поняла?

- Не сразу…

Игнат тешился надеждой, что они говорят о разных вещах. Они оба себя обманывали, даже сейчас, на пороге… смерти? Это слово не выговаривалось, не думалось - оно существовало где-то в стороне, на другом берегу. Наверное, и Зоя не осознавала происходящее до конца.

- Не сразу… - повторила она еле слышно. - Потом… когда мы праздновали юбилей, десять лет совместной жизни.

- Еще тогда?

Она не ответила. Тяжелое молчание повисло между ними. Дождь с шумом лил за окном черной блестящей стеной. В спальне пахло водой, ландышевой отдушкой и микстурой от кашля. Серебров чувствовал себя разоблаченным преступником, боялся поднять глаза на жену. Его грех страшен… ох, и страшен!

- Между вами… что-то было?

- Зоя! Зоя… умоляю тебя, - простонал Игнат Николаевич.

- Мне лучше… уйти, - прошептала она.

- Тебя вылечат, - сказал он, накрывая своей ладонью горячую, сухую руку Зои. - Я привезу другого специалиста, самого лучшего.

Жена улыбнулась. В синем свете ночника ее лицо тоже казалось синим, а губы - черными.

- Знаешь, как говорили древние римляне? Прежде, чем обращаться к врачу, вспомни, сколько врачей умерли. По-латыни это звучит великолепно. Может быть, фразу я немного переврала, но смысл сохранился. Если бы врачи были сильнее болезней, они стали бы кастой бессмертных. - Она замолчала, подавляя приступ кашля. - Я ведь изучала философию, хотела писать научные труды, а судьба сделала меня домохозяйкой. Но я ни о чем не жалею, Игнат. А ты?

Он не мог похвастаться тем же. Виновато опустил голову.

Дождь начинал стихать, его грохот сменился вкрадчивым шепотком.

- Спи… спи… спи… - повторял он.

Ева вышла во двор, к машине. Там уже сидел Смирнов, курил, выдыхая дым через приоткрытую дверцу. Серая пелена неба опустилась на крыши домов, моросило. Утренняя холодная сырость пробиралась под одежду.

- Взяла ветровку? - спросил сыщик, когда Ева уселась рядом.

- Да. И зонтик.

Потоки машин еще не успели запрудить улицы, до объездной удалось добраться довольно быстро. Из-под колес летели веера брызг. В низменностях стоял туман.

Ева задремала, а когда открыла глаза, по бокам дороги уже тянулся подмосковный лес.

- Мы не зря едем? - спросил Всеслав, искоса глядя на ее сонное лицо.

- Надеюсь, что нет. Хотя… искать разгадку надо в Москве.

- Зачем же мы тащимся в Березин? - возмутился сыщик.

- Кое-что выяснить.

Он промолчал. Ева смотрела в окно, на верхушки елей, уткнувшиеся в тучи. Тусклые, унылые краски русского ненастья навевали лирическую грусть.

- Как раньше люди на извозчиках путешествовали? - мечтательно произнесла она. - Представляешь?

- Ага, - буркнул Смирнов. - Дождь и грязь из-под копыт летят в лицо, трясет неимоверно, на ухабах подбрасывает, рессоры отчаянно скрипят, кучер, охрипший от ругани, орет на лошадей. Поэзия! На постоялых дворах несет навозом, в избах - вонючие перины, клопы и чай с привкусом сала.

- Ну, ты и расписал!

- Я реалист, дорогая Ева. А российские дороги славились на весь крещеный мир именно этим.

Дождь усилился. Видимость ухудшилась, с трассы пришлось свернуть на узкую ленту выщербленного асфальта. Ева решила еще немного вздремнуть. Ей даже приснился сон: женщина в монашеском одеянии ведет их куда-то в глухую лесную чащу, в руке у нее свеча… а впереди - почерневший от сырости рубленый дом, на крыльце сидит кудлатая собака, воет…

Смирнов разбудил ее у придорожного кафе.

- Ева! Нам еще час ехать, - сказал он. - Пойдем, съедим чего-нибудь горяченького.

В душном низком зале оказалось неожиданно уютно и чисто. Они заказали щи со сметаной, котлеты и квас. Дождь припустил с новой силой, по стеклам текло, и березовая роща за окнами казалась написанной крупными размытыми мазками.

- Ты звонил господину Рудневу по поводу его жены? - спросила Ева. - Спросил, от чего умерла ее мать?

- Он знает это только со слов Ирины. Та утверждает, что ей едва три года исполнилось, когда мать попала в аварию и разбилась. Она работала экспедитором, развозила по деревенским магазинам товары.

- Одна?

- Нет, с водителем. Их фургон на скользкой дороге врезался в трактор, подробностей Ирина не знает. Шофер выжил, а женщина, которая сидела рядом с ним, погибла.

- Руднев поверил?

- У него нет оснований сомневаться. После разговора с тобой ему пришла в голову та же мысль - о женщине, которая увела у Кати Зотовой жениха. Он пристал с расспросами к Ирине. Та клянется, что ее мать родом из Грачевки и что сама она до школы росла в Грачевке у бабушки.

- Не мешало бы проверить, - предложила Ева. - Ирина могла все выдумать. Правда, Ставрополье далековато, но ради клиента…

- Нет уж, в Грачевку я не поеду! - запротестовал Смирнов. - Хватит с меня Березина. Второй раз приходится пилить по этим кошмарным дорогам.

- Вкусные щи, - невинно заметила Ева. - Почти как домашние.

После еды ехать стало веселее, спать расхотелось. Дорожный указатель на Березин Ева встретила радостным возгласом. Городок на окраинах поражал тишиной и запустением, разъезженные грунтовки хлюпали грязью.

- В солнечный день здесь приятнее, - сказал сыщик. - Зелень, деревянные домики с резными ставнями, петухи поют… идиллия. Куда направимся в первую очередь? К «преподобной Евлании»?

- Пожалуй.

Березы в церковном дворе выглядели мрачно - мокрые, с печально обвисшими ветвями. Белые стены храма приобрели свинцовый оттенок, золотые луковицы отсвечивали тусклой медью.

- Нам бы с Евланией повидаться, - обратилась Ева к насупленной старухе, торопливо шагающей под косым дождем к хозяйственным постройкам. Та ниже наклонила голову, зыркнув исподлобья маленькими глазками, недовольно прошипела:

- Она тесто замешивает… святое дело без помех должно ладиться, с молитвой.

- Скажите, что мы от ее брата Демьяна, из Москвы.

Старуха прибавила шаг, скрылась за массивными дверями длинного дома. Из трубы шел дым: видно, просвирки выпекать следовало в настоящей печи, а не в газовой или электрической духовке. Всеслав и Ева спрятались под деревянный навес крыльца.

Спустя пару минут из той же двери вышла Евлания, с красными от усердия или печного жара щеками.

- Опять вы? - сурово спросила она, вытирая руки о фартук из серой холстины. - Зачем пожаловали? Что с Демьяном?

- Ему угрожает опасность, - заявила Ева. - Понимаете…

- Идемте в мою келью, поговорим, - перебила ее Локшинова.

Кельей она называла небольшую опрятную комнатушку с кроватью у окна, узким шкафом и парой стульев. В «келье» пахло мукой, ладаном и дрожжами. В углу теснились иконы, теплилась скромная лампадка. Из окна была видна стена храма, каменный крест с полустертой надписью.

- Что с братом? - повторила свой вопрос Евлания. - Он здоров? Мы ведь с ним вдвоем из всей родни остались.

- Пока здоров, - многозначительно ответил сыщик. - А вот одна женщина умерла… при невыясненных обстоятельствах. Вы ее знали?

Он достал из папки и показал Евлании снимок, где молодая Ершова с соседкой стояли у подъезда.

- Отведи, Господь, спаси и помилуй, - размашисто перекрестилась на икону несостоявшаяся монахиня. И только потом перевела взгляд на фотографию, отшатнулась. - Кажись, она… «пришлая»! Выходит, ее черная душа отправилась в ад! Молиться за нее буду.

- Посмотрите внимательнее, это действительно та женщина, что проживала около тридцати лет назад в том самом «собачьем» доме у леса?

Локшинова протянула было руку взять снимок, но не решилась, отдернула.

- Точно не могу утверждать, - ответила она. - Похожа вроде. Я ее тогда в нервном возбуждении не разглядела как следует. У той коса была, а у этой… волосы распущенные, до плеч. Нет… не помню. Сразу показалось: она - а теперь не знаю. Сколько годков прошло!

У Евы от разочарования вытянулось лицо. Настроение упало. Оно стало созвучно затяжному дождю за окном.

- Спасибо вам, Елизавета Васильевна, - сказал Смирнов, вставая со стула. - Мы пойдем.

Он незаметно пожал руку Евы - мол, я предупреждал, что зря едем. Она сердито вздохнула.

- Вы зачем приходили-то? - спохватилась Локшинова. - Демьян что-нибудь велел передать?

- Да, - соврал сыщик. - У него все хорошо. Живет, работает.

Фотография Мавры произвела на Евланию такое впечатление, что женщина забыла об опасности, которая, по словам гостьи, угрожает ее брату. И хорошо, а то пришлось бы выдумывать объяснения.

- Ну, слава богу! А то у меня сердце не на месте. Погода, наверное, тоску наводит.

Глаза Локшиновой беспокойно бегали, пальцы теребили края фартука, но «преподобная» молчала.

С зонтика Евы, поставленного у двери, натекла на чисто выскобленный пол лужица воды. Она извинилась.

- Пустое… - махнула рукой Евлания, с облегчением провожая гостей. - Храни Господь!

Уже в машине Ева выразила свое неудовольствие короткой памятью Локшиновой.

- Показалось ей! Они с братом явно что-то скрывают!

- Не думаю, - возразил Всеслав. - Нелегко узнать человека по фотографии, если ты плохо с ним знаком, да еще спустя десятки лет. Будь снисходительна, Ева. Нельзя подозревать людей из-за того, что они в чем-то не уверены. Частенько свидетели на опознании живого человека вспомнить не могут, а тут снимок черт знает какой давности.

- Ладно, ты прав. Куда мы едем?

- В больницу. Поговорим еще раз с докторшей Лидией Михайловной, очаровательной пожилой дамой. Ее муж лечил больного жениха Кати Зотовой.

- А с самим мужем можно встретиться?

- К сожалению, он умер, - нахмурился сыщик.

Им повезло, докторша находилась в своем кабинете, вела прием больных. Чисто формально, впрочем. В маленьком коридорчике у двери с надписью «Дерматолог» было пусто. Несколько стульев с потертыми сиденьями сиротливо стояли у стены.

Смирнов деликатно постучал.

- Войдите, - прозвучало из кабинета.

Лидия Михайловна пила чай. Она отставила чашку в сторону и улыбнулась.

- Снова вы? На сей раз не один?

- Моя коллега, корреспондент областной газеты, - солгал сыщик, представляя Еву. - Нас заинтересовала история вашего городка. Решили приехать вместе.

- Вы позволите? - спросила Ева, в подтверждение его слов доставая из сумки фотоаппарат. - Запечатлеем вас для потомков.

Старушка добродушно рассмеялась, порозовела от удовольствия. Ева сделала пару кадров, подсела к докторше и начала расспрашивать о березинском житье-бытье. Незаметно подвела к рассказу о прошлых событиях.

- Мы разыскали Катерину Зотову в Москве, - говорила она. - К несчастью, поздно. Она недавно умерла. Похоже, от той же самой болезни, что и обманувший ее жених. Вот какие странные совпадения случаются в жизни.

- Как? - удивленно уставилась на нее поверх очков Лидия Михайловна. - В самом деле?

- Ваш покойный муж, кажется, лечил молодого человека, - вмешался Смирнов. - Вы не помните его фамилию?

Старушка сдвинула брови, задумалась.

- Это имеет значение для читателей газеты?

- Мы хотим описать необычные, трагические судьбы реальных людей, - бросилась спасать положение Ева. - И через них показать все стороны жизни: не только патриотизм, профессионализм или творчество, но и любовь, ревность, возмездие.

- Да-да… - растерянно пробормотала докторша. - Вероятно, вы правы. Материал не должен быть сухим. Фамилия того человека была Нароков, муж много рассказывал о нем, да и городские сплетницы судачили. Нароковы жили с нами по соседству, а мой супруг был участковым врачом.

- А женщину, к которой он ушел, бросив Катю Зотову, вы случайно не знаете? Как потом сложилась ее судьба? Вышла ли она замуж?

Лидия Михайловна отрицательно покачала головой. Она не знала.

- Кто-нибудь из Нароковых еще жив? - спросил Всеслав. - С кем можно побеседовать?

- Родители умерли, но в том доме, по-моему, проживает их дочь. Мы иногда встречаемся в магазине.

Она назвала адрес.

Смирнов и Ева поболтали еще для вида о том о сем и удалились.

Дождь перестал. Дороги развезло, и сыщику приходилось ехать очень осторожно, чтобы не застрять в жидкой грязи. У дома Нароковых росла огромная старая ель, ее ветви ложились прямо на крышу. С деревьев капало. По узкой тропинке, вымощенной обломками кирпичей, «корреспонденты» прошли к крыльцу.

На стук обшарпанная дверь резко отворилась, неприветливая седая женщина пригласила их в кухню с давно не беленным закопченным потолком.

- В комнатах не убрано, - угрюмо сообщила она. Как будто кухня блистала чистотой!

- Вы Нарокова? - спросила Ева. - Мы интересуемся историей вашей семьи. Хотим написать очерк.

Женщина подняла на нее выпуклые водянистые глаза с тяжелыми веками.

- С какой радости? Да и о ком писать-то? Умерли все, я одна осталась.

- У вас был брат?

- Ну, был… Виталием звали. Тоже умер, еще в молодости.

- А что с ним случилось? - не отставала Ева.

- Какая разница? - вздохнула Нарокова, и ее большая рыхлая грудь всколыхнулась. - Болел.

- Он был женат?

- Послушайте, - с угрожающими нотками в голосе произнесла хозяйка. - Какое вам дело до моего покойного брата?

- Вы не волнуйтесь, - пришел Еве на помощь сыщик. - Мы собираем данные о старожилах Березина. Хотите, мы вас сфотографируем?

- Вот еще! - растерялась женщина. Ее неповоротливый ум зашел в тупик, а гостям только этого и надо было. - Какой я старожил? Мне только шестьдесят два исполнилось. А брат мой не успел жениться. Я же объясняю - умер он. Невеста у него была… одна, потом другая. Несчастливые мы, Нароковы. От меня муж давно ушел, детей нет; про брата и говорить нечего. Собирались свадьбу играть, а пришлось устраивать похороны.

- Невеста вашего брата жива?

Хозяйка неуютного дома разговорилась и уже не реагировала на вопросы так агрессивно.

- Которая из них? Первая или вторая?

- Обе.

- Первую Катькой звали, она медсестрой в больнице работала. Когда они с Виталием рассорились… вернее, он ее на другую променял, Катерина уехала. На злое дело решилась, чтобы жениха себе вернуть! - водянистые глаза Нароковой налились кровью. Видать, обида до сих пор не прошла. - Больше я про нее ничего не знаю.

- А почему ваш брат бросил Катю? - спросила Ева.

- В другую влюбился. Сердцу не прикажешь! Нешто за это смерть полагается? Мужья, и те от законных жен уходют.

Смирнов, подыгрывая Нароковой, спросил:

- Вторая-то небось красивая была, раз чужого жениха увела?

- Лариска? Обыкновенная баба. Что в ней Виталий нашел? Она его недолго оплакивала, через полгода замуж выскочила за моряка. Тот ее увез во Владивосток. И вся любовь!

- Во Владивосток? - огорчилась Ева. - Вы ничего не путаете?

- Она года два тому назад приезжала, на кладбище ходила… там мы и встретились. Поговорили, поплакали. У нее два сына выросли, в пароходстве работают, внуки уже есть. А в Березине она дом продавала, могилы родителей в порядок приводила, ну и к Виталию зашла… по старой памяти.

Нарокова со слезами на глазах рассказывала о болезни и смерти брата, о том, как Катька-змея бегала к пришлой ведьме, сделала ему «на смерть». И как осталась безнаказанной.

- Разве такое докажешь?

Благодарные слушатели кивали, поддакивали.

От Нароковой Смирнов и Ева вышли в недоумении. Все ниточки оборвались. Ни Лариса из Владивостока, ни сестра Виталия не подходили на роль мстительниц. Предположение, что роковая разлучница - мать Ирины Рудневой, тоже рассыпалось.

- Нам с тобой остается только съездить во Владивосток, и лично убедиться, что Лариса никуда не отлучалась из города в течение последнего года. А потом махнуть в Ставрополье, проверить подробности смерти другой подозреваемой. В общем, будем бороздить и бороздить необъятные просторы нашей великой родины! - в сердцах воскликнул сыщик. - О, я совершенно упустил Волоколамск! Возможно, одна из племянниц покойной Екатерины Максимовны одержима жаждой мести.

- Лариса приезжала в Березин два года назад, - вяло возразила Ева.

- Оставь, дорогая! По-твоему, она звонила мамаше Руднева из Владивостока? Мы отлично понимаем, что промахнулись.