Глава четвертая. Термоядерный ответ Советского Союза


Ю.Б. Харитон у бомбы

1

Шёл предъюбилейный 1949 год. День Победы 9 мая жители Страны Советов встречали всеобщим ликованием. Заканчивалась первая послевоенная трудовая пятилетка, которая оказалась весьма успешной: восстановлены тысячи городов и деревень страны, которые были разрушены фашистами в первые годы Великой Отечественной войны; под руководством Коммунистической партии и Советского правительства за четыре послевоенных года страна добилась внушительных успехов в области промышленности и сельского хозяйства, науки и техники, здравоохранения, образования и культуры. Жизнь людей постепенно налаживалась, а они отдавали все свои силы на восстановление страны, работая не покладая рук. Лозунг «Всё для победы!» оказался актуальным и в мирное время.

Эти успехи СССР не давали покоя его бывшим союзникам во Второй мировой войне – США и Великобритании. Американцы, размахивая своей «ядерной дубинкой», грозились покончить с коммунизмом и его идеологией. Англичане поддерживали военных «ястребов» из Пентагона. Более того, сам премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль ещё в 1948 г. настаивал на немедленной ядерной войне против Советского Союза. В начале 1949 г. Пентагон Соединённых Штатов Америки даже разработал план войны с Россией под кодовым названием «Дропшот». Согласно этому плану США должны были сбросить на крупные города и промышленные центры СССР не менее 300 атомных бомб и вдогонку ещё 20 тысяч обычных авиабомб и снарядов. При этом Трумэн и Черчилль считали, что этот ядерный удар по Советскому Союзу следует нанести в ближайшие годы, пока у Советов ещё нет собственного ядерного оружия.

Удар отложили, поскольку, по данным специалистов по России, создание советской атомной бомбы считалось возможным лишь через 20 лет. «Сегодня промышленность Советского Союза занимает второе место в мире, – писали они, – но это не та промышленность, которая нужна. Русская промышленность занята созданием, главным образом, тяжёлого грубого оборудования, вроде сталелитейных печей и паровозов».

Но они сильно ошибались. Зная, как советские люди, в том числе учёные, умеют работать и преодолевать трудности, знаменитый физик Альберт Эйнштейн ещё в 1946 г. писал: «Что касается так называемого секрета атомной бомбы, то я полагаю, что Россия будет способна производить атомные бомбы своими собственными силами через некоторое время». Конечно, проживая в США, Эйнштейн через своих друзей по каким-то каналам видимо узнавал о состоянии работ, производимых учёными-физиками в области ядерной программы Советского Союза. Он прекрасно понимал, что задачи атомной науки в СССР с первых шагов её развития были подчинены благородным, гуманным целям мирного атома. Только угроза ядерного нападения империалистических государств, угроза безопасности страны заставила советских учёных форсировать создание атомной бомбы.

Надо отдать должное советскому руководству и лично товарищу Сталину за особое внимание к вопросам обеспечения безопасности страны, в том числе в области создания нового (ядерного и термоядерного) оружия массового поражения.

Эти вопросы часто обсуждались на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б). На одном из таких заседаний присутствовали некоторые первые секретари ЦК КП(б) союзных республик, в том числе только что переведённый из Киева в Москву на должность первого секретаря МК Никита Сергеевич Хрущёв. В правительственных кругах Москвы его считали вполне успешным руководителем и перспективным партийным работником. В качестве заслуг учитывали его достаточно эффективную деятельность в должности первого секретаря ЦК КП(б) Украины, начиная с 1938 года, и как члена Военного совета ряда фронтов в годы Великой Отечественной войны.

Первым пунктом повестки дня заседания Политбюро ЦК ВКП(б), как это довольно часто бывало, был вопрос, связанный с обороной страны от внешних угроз.

В своём вступительном слове товарищ Сталин кратко охарактеризовал состояние дел в области создания советской атомной бомбы. Слегка похвалил Курчатова и Берию за проделанную работу, которая, по их мнению, уже практически завершена и подходит к полигонным испытаниям самого изделия. «Однако есть и проблемы, – отметил докладчик. – Главными из них являются обогащение урана и строительство электростанций для получения оружейного плутония». Особо подчеркнул, что без этих элементов невозможно создать достаточное количество ядерных боеприпасов, чтобы обеспечить безопасность нашей страны.

По обыкновению, в конце своего выступления Иосиф Виссарионович спросил:

– Есть ли вопросы, товарищи?

Первым быстро поднялся с места Никита Хрущёв и громко произнёс:

– Американцы, товарищ Сталин, уже давно накапливают свой ядерный арсенал и готовы сбросить на нас сотни атомных бомб. Что тогда будет с нами и нашей страной?

Сталин посмотрел своим колким взглядом на Хрущёва и резко заметил:

– Вы, Никита Сергеевич, ещё молоды, и это хорошо, но проявлять трусость и вносить панику – очень плохо!

Наступило гробовое молчание…

Хрущёв вспыхнул, гнев подкатил к горлу. Его лицо покрылось красными пятнами, а на лбу появилась испарина. Но буквально через минуту-две он пришёл в себя, не стал влезать «в драку» и благоразумно промолчал, понимая, что находится не у себя в Киеве, а в кремлёвском кабинете.

Тем временем Сталин, обращаясь уже ко всем присутствующим, спокойным и уверенным голосом произнёс:

– Дорогие товарищи! У меня есть для вас хорошая новость: совсем скоро мы сможем ответить американцам дуплетом – ядерным и термоядерным, лишь с небольшой разницей по времени.

2

День 29 августа 1949 года для Советского Союза стал историческим: была испытана первая атомная бомба. С целью обеспечения секретности бомба имела кодовое название «Реактивный двигатель С» (РДС). Советские учёные-физики между собой называли её «Россия делает сама», а чаще всего – «Реактивный двигатель Сталина». Верховный, конечно, знал об этом и был не против…

Испытание плутониевой бомбы имплозивного типа РДС-1 было проведено на Семипалатинском ядерном полигоне. Место для полигона на юго-востоке страны, в малонаселённой казахской степи, выбрал сам руководитель советского атомного проекта академик Игорь Васильевич Курчатов.

Рано утром 29 августа 1949 года на ядерный полигон прибыли члены Государственной комиссии: от Академии наук СССР Госкомиссию возглавлял сам Курчатов, от Совета Министров СССР – заместитель министра внутренних дел СССР Авраамий Павлович Завенягин. В составе Госкомиссии были также представители Верховного командования Советской Армии.

Под непосредственным наблюдением Курчатова и Завенягина была проведена окончательная сборка атомной бомбы и проверка срабатывания системы её подрыва. Бомба была установлена на 30-метровой стальной башне, на безопасном расстоянии от блиндажа испытателей и членов Госкомиссии.

Остатки дня прошли в проверке программы, разработанной ранее испытателями, а также в решении вопросов, связанных с расстановкой групп наблюдения, расположенных как близко к эпицентру взрыва, так и далеко (на расстоянии сотен и даже тысяч километров). Был проведён также дополнительный инструктаж всех лиц, находящихся на полигоне, о соблюдении техники безопасности. В этих заботах прошёл весь день.

К сожалению, погода ещё с утра оказалась плохой: дул сильный ветер, а к вечеру на небе собрались грозовые тучи, сверкали молнии, и гремели раскаты грома. Игорь Васильевич Курчатов понимал, что нажимать красную кнопку на подрыв бомбы при такой погоде было опасно, а рисковать при решении государственных задач руководитель ядерного проекта не привык.

В одной рубашке с расстёгнутым воротом он вышел из блиндажа и, прикрывая правой рукой широкую бороду, быстрым шагом направился навстречу ветру в сторону стальной башни, на которой было закреплено его детище – первая в СССР плутониевая бомба. Сердце ёкнуло от радости. Издали его фигура напоминала изображение Петра I на известной картине Валентина Серова.

Ветер усилился, что привело к срыву некоторых поднятых в небо аэростатов с приборами для фиксации параметров взрыва. «Этого ещё нам не хватало!» – буркнул Курчатов и ещё быстрей пошёл в сторону вышки. Подойдя к ней и осмотрев её, он не обнаружил никаких внешних повреждений.

Ночь прошла в тревожных ожиданиях, заснуть никому не удалось. Для Курчатова наступил новый отсчёт времени. В том, что всё сработает нормально, он не сомневался. Было уже далеко за полночь, когда сам Курчатов взял микрофон в руки и передал по радио:

– До взрыва осталось 4 часа. Взрыв переносится на час раньше, на 7 утра.

Время пролетело быстро, словно миг. Наконец все находящиеся в блиндаже услышали команду «Ноль!» и прильнули к наблюдательным амбразурам. Сквозь толстые защитные очки ударил мощный пучок света, всех слегка тряхнуло, а в ушах послышался гул, похожий на приземистый раскат грома. Через несколько мгновений возник огромный ядерный гриб во всей своей красе, медленно поднимающийся ввысь, прямо в голубое небо. Кто-то радостно крикнул:

– Свершилось!

Все начали, обнимаясь, поздравлять друг друга и кричать «Ура!».

Испытание первой советской ядерной бомбы прошло успешно. Её мощность в тротиловом эквиваленте составила около 22 килотонн.

– Не меньше, чем у американцев, – сказал Курчатов и улыбнулся.

Официально о создании советской атомной бомбы всему миру Правительство СССР сообщать не стало, зато поздравить учёных-физиков и всех причастных к этому успеху советских людей в Кремле не забыли. На этом мероприятии присутствовал сам товарищ Сталин. 29 октября 1949 года он подписал закрытое Постановление Совета Министров СССР о поощрении особо отличившихся участников работ во главе с И.В. Курчатовым.

Государственные награды и поощрения включали в себя:

– присвоение званий Героев Социалистического Труда;

– присвоение званий лауреатов Сталинской премии 1-й степени с выделением им на безвозмездной основе загородных дач;

– премирование крупной денежной суммой;

– премирование машинами «ЗИС-110» или «Победа».

При этом всем награждённым было предоставлено право на обучение своих детей в любых учебных заведениях страны за счёт государства, а также (пожизненно для награждённых, их жён и до совершеннолетия их детей) право на бесплатный проезд неограниченное число раз железнодорожным, водным и воздушным транспортом в пределах СССР (это право потом отменил Хрущёв).

Два участника работ по созданию советской атомной бомбы, а именно Игорь Курчатов и Лаврентий Берия, были отмечены особо – им было присвоено звание «Почётный гражданин СССР», которое, как оказалось впоследствии, было первым и единственным случаем такого поощрения в истории Советского Союза. В дальнейшем это звание никому не присуждалось.

Следует особо подчеркнуть, что эти люди, а также тысячи других участников создания первой советской атомной бомбы заслужили поощрения и благодарности за свой героический труд в тяжёлые военные и послевоенные годы.

Известно, что школа учёных-физиков Советского Союза ещё до начала Второй мировой войны считалась одной из лучших в мире. При этом, в отличие от немцев и американцев, все свои открытия и практические достижения в области получения огромной энергии в результате деления и синтеза некоторых ядерно-активных элементов наши учёные стремились использовать в мирных целях, на благо всего человечества. Примеры есть, и их достаточно.

Важное открытие, связанное с самопроизвольным делением урана, в 1940 году сделали два советских физика – К.А. Петржак и Г.Н. Флёров, а Ю.Б. Харитон и Я.Б. Зельдович определили условия прохождения непрерывности деления ядер, т. е. его цепной характер.

Огромную роль для объединения советских учёных-атомщиков сыграла Всесоюзная конференция по физике атомного ядра, которая состоялась в ноябре 1940 года в Москве. В её работе приняли участие более 200 специалистов, и было представлено около 50 научных докладов. Основной стала тема, связанная с теорией сил, действующих между частицами, из которых состоит ядро. С интересными и важными заявлениями по данной тематике выступили член-корреспондент Академии наук СССР Игорь Тамм и профессор Лев Ландау.

На этой конференции прозвучал также доклад молодого перспективного учёного Игоря Васильевича Курчатова о развитии ядерной физики на тот период времени. Он отметил: «Советская наука сделала много открытий и доказала, что способна самостоятельно решать сложные задачи, стоящие перед ядерной физикой».

Из этого следует, что к началу Великой Отечественной войны с фашистской Германией советские учёные вплотную подошли к решению сложнейшей задачи по высвобождению и использованию ядерной энергии. Однако война стала тормозом на пути проведения ядерных исследований. Многие физические лаборатории во время эвакуации были переведены вглубь страны, а их сотрудники либо ушли на фронт защищать Родину, либо переключились на работы, связанные с военной промышленностью. Так, например, Игорь Курчатов и Анатолий Александров попали на Черноморский флот, где занимались разработкой способа защиты кораблей от подрыва на немецких неконтактных минах. В различных частях Советской Армии (военно-воздушных силах, артиллерии и пехоте) служили будущие сотрудники Игоря Курчатова.

В 1942 году некоторым советским физикам пришлось вернуться к своей научной деятельности и возобновить исследования, поскольку руководство партии и страны уже располагало информацией о том, что в Германии и США в условиях особой секретности ведутся срочные работы по созданию нового сверхмощного оружия. Знали об этом и некоторые наши физики. Дело дошло до того, что Флёров Н.Г. написал письмо в Государственный комитет обороны с просьбой «не теряя времени делать ядерную бомбу».

Курчатов в это время болел, и к Верховному на ковёр были вызваны Иоффе и Вернадский. После краткой беседы Сталин с возмущением спросил:

– Как же это так? Младший лейтенант на фронте смог почувствовать опасность для страны, а вы, академики, нет?!

Досталось и товарищу Молотову, который в то время курировал работы по ядерной тематике. Назревал скандал…

В апреле 1942 года Вячеслав Молотов пригласил к себе наркома химической промышленности Первухина М.Г., который одновременно занимал пост заместителя председателя Совнаркома. Молотов достал из сейфа пухлую папку с докладами советских разведчиков о работах над атомной бомбой за рубежом.

– Почитайте сами, – сказал он, – и при необходимости привлеките для анализа крупных учёных-ядерщиков.

Перед уходом наркома напомнил:

– Это поручение товарища Сталина.

Первухин, ознакомившись с материалами внешней разведки СССР, понял, что дело серьёзное и без учёных мужей здесь не обойтись. В состав группы анализа вошли известные специалисты – Иоффе, Капица, Вернадский и Хлопин. Результат их работы был сформулирован кратко и состоял из двух пунктов:

1) для создания советской атомной бомбы нужен единый мощный научно-производственный комплекс с единым руководством;

2) работу надо начинать немедленно.

Сразу же встал вопрос о руководителе атомного проекта. Все понимали, что он должен быть не столько именитым, сколько молодым, энергичным, решительным и обязательно специалистом по атомному ядру. В то время такими качествами обладали Алиханов, Курчатов, Синельников, Лейпунский.

Решение этого важного для страны вопроса Сталин взял в свои руки. Во время дискуссии с приглашёнными членами Политбюро ЦК ВКП(б) и специалистами Совета Министров СССР он настоял на том, что кроме вышеперечисленных достоинств руководитель атомного проекта должен обладать ещё и отличными организаторскими способностями.

Выбор пал на члена-корреспондента Академии наук СССР Игоря Васильевича Курчатова. На следующий день он был приглашён в Кремль: важные дела Сталин не любил откладывать в долгий ящик. После короткого делового разговора вопрос о назначении Курчатова руководителем советского атомного проекта был решён окончательно.

3

Курчатов с первых дней работы в новой для себя должности чувствовал высокую ответственность за порученное дело, настроил себя на преодоление проблем как научных, так и организационных. Поздно приходил домой, часто просыпался ночью и думал: «С чего начать? Как лучше организовать работу по выполнению задачи государственной важности, которая легла на мои плечи?» Эти вопросы не давали ему покоя.

Время было военное, трудное: не было ускорителей и мощных источников нейтронов, не хватало хороших детекторов излучения и электронных устройств. Сказывался и дефицит специалистов в области атомного ядра. Их приходилось вызывать из различных мест эвакуации и даже отзывать с фронта. Задания выдавались персонально каждому из них, исходя из необходимости решения тех или иных научно-технических проблем. Конечно, в этом ему помогали друзья – учёные с известными именами: Алиханов, Зельдович, Флёров, Иоффе, Капица, Вернадский, Синельников, Александров, Кикоин и другие.

Всестороннюю помощь ему оказывал М.Г. Первухин, на которого Государственный Комитет Обороны возложил обязанность повседневно следить за ходом работ по использованию атомной энергии для повышения обороноспособности страны.

Вторая мировая война заканчивалась, но человечеству не стало легче. Результаты бомбардировки Хиросимы и Нагасаки придали уверенности США и позволили проводить более агрессивную внешнюю политику. Для достижения своих политических и экономических целей американцы, размахивая «ядерной дубинкой», угрожали войной другим странам мира, и в первую очередь Советскому Союзу. И это несмотря на то, что во время Второй мировой войны они были союзниками СССР по антигитлеровской коалиции.

Руководство Советского Союза понимало, что охладить пыл американских «ястребов» может только ликвидация их монополии в области нового оружия массового поражения. Ещё в июле 1945 года, когда Гарри Трумэн на Потсдамской конференции похвастался, что теперь у США есть оружие необыкновенной разрушительной силы, Сталин поставил для себя и страны цель догнать и перегнать американцев в создании ядерных и термоядерных боеприпасов и шёл к этой цели с присущей ему энергией и настойчивостью.

Как уже было сказано, сначала (ещё в апреле 1942 года) был создан советский атомный проект во главе с И.В. Курчатовым, в результате работы которого в короткий срок в тяжёлых условиях военного времени удалось создать теоретический фундамент для разработки конструкции атомных (урановых и плутониевых), а также термоядерных бомб.

А потом, буквально через две недели после атомного удара США по Японии, товарищ Сталин подписал Постановление Государственного Комитета Обороны об образовании Специального Комитета для руководства всеми работами по использованию атомной энергии. В состав Комитета вошли: Л.П. Берия (председатель), Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин, И.В. Курчатов, П.Л. Капица, В.А. Махнев. Спецкомитет был наделён чрезвычайными полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении Правительства СССР, к работам по атомному проекту.

Для непосредственного руководства научно-исследовательскими и промышленными предприятиями, занятыми в атомном проекте, было создано Первое главное управление (ПГУ). Его начальником был назначен нарком боеприпасов Б.Л. Ванников.

В распоряжение ПГУ передавались многочисленные предприятия и учреждения из других ведомств, включая научно-технический отдел разведки, Главное управление лагерей промышленного строительства НКВД и Главное управление лагерей горно-металлургических предприятий НКВД (с общим количеством около 300 тысяч заключённых).

Специальным постановлением Совета Министров СССР были определены сроки окончания работ по созданию двух бомб – плутониевой (РДС-1) и урановой (РДС-2):

– июль 1946 года – разработка тактико-технического задания на конструкции обеих бомб;

– июль 1947 года – разработка основных конструкций обеих бомб;

– январь 1948 года – испытание бомбы РДС-1 в наземном варианте;

– март 1948 года – испытание бомбы РДС-1 в авиационном варианте;

– январь 1949 года – испытание бомбы РДС-2 в наземном варианте;

– июль 1949 года – испытание бомбы РДС-2 в авиационном варианте.

Сжатые сроки для выполнения атомного проекта потребовали от его исполнителей гигантских усилий.

Необходимо было в короткий срок решить три важные и весьма трудоёмкие проблемы:

– определение условий самопроизвольного деления ядерно-активных элементов и оценка их критической массы;

– создание конструктивных элементов и самой конструкции урановой и плутониевой бомб;

– получение обогащённого урана-235 и оружейного плутония-239 в промышленном масштабе.

За решение первой проблемы с энтузиазмом взялся сам Курчатов, успевая при этом побывать и на урановых рудниках, и на заводах по обогащению урана, и на предприятиях, связанных с получением оружейного плутония, и в конструкторских бюро.

Следует отметить, что работы по всем направлениям советского атомного проекта велись параллельно, чтобы уложиться в сроки его выполнения.

Взявшись за решение одной из сложнейших научных проблем в области деления ядер, Курчатов понимал, что без ядерного реактора не обойтись. Поэтому первым делом он заказал изготовить реактор на одном из мощных заводов Ленинграда, а потом занялся поиском места для его установки.

Что касается конструкции изделия под кодовым названием «РУ», то это был опытный уран-графитовый реактор (уран – топливо, графит – замедлитель нейтронов).

По предварительным расчётам Курчатова, для осуществления управляемой цепной реакции требовалось около 100 тонн природного урана в виде чистого металла или его солей и ещё больше безупречного графита.

Как выяснилось, таких материалов и в таком количестве в стране нет. За помощью пришлось обратиться к наркому боеприпасов Ванникову. Через некоторое время, несмотря на огромные трудности, тому удалось обеспечить Курчатова нужным количеством урана и графита. Возможно, этому поспособствовал товарищ Сталин, который как-то спросил у руководителя атомного проекта:

– Нужна ли Вам, товарищ Курчатов, моя помощь?

Однажды кто-то из руководителей крупной промышленной отрасли с досадой сказал:

– Вам легко решать вопросы. Вы часто встречаетесь с товарищем Сталиным.

Курчатов улыбнулся и промолвил:

– Да, товарищ Сталин проявляет заботу и волю, заставляя нас трудиться на благо Родины.

А про себя подумал: «Встречаться со Сталиным – это, пожалуй, будет потруднее, чем ходить по канату над пропастью».

Проще оказалось с выбором места для нового научно-технического института под кодовым названием «Лаборатория № 2». Оно нашлось в тихом сосновом бору на окраине Москвы, где уже стояло недостроенное кирпичное здание Всесоюзного института экспериментальной медицины.

Пока в Ленинграде строился реактор, Курчатов для проведения своих исследований использовал действующий в лаборатории циклотрон. Именно на нём был получен первый в Европе плутоний.

В начале 1946 года первый советский атомный котёл был пущен. В тот год рабочие «монтажных мастерских» (кодовое название бетонного бункера с ядерным реактором) перенесли сотни тонн урана и графита, добиваясь нужного результата.

Одновременно с решением основной задачи, связанной с управляемой цепной реакцией деления ядер, проверялись условия достижения критической массы, при которой происходит ядерный взрыв.

Работа велась днём и ночью. Говорят, Курчатов так уставал, что засыпал прямо на графитовых блоках.

Наконец 25 декабря 1946 года в 18 часов впервые в СССР была осуществлена управляемая цепная реакция деления ядер урана. Путь к созданию атомной бомбы был открыт.

Утром следующего дня Игорь Васильевич, радостный и возбуждённый, сообщил руководству страны: «Реакция пошла! Приезжайте смотреть…»

Довольно успешно решались и две другие проблемы, связанные с ядерным проектом. Как отмечают многие историки, И.В. Курчатов сумел создать мощный научно-инженерный коллектив, непосредственно связанный с производством. Пожалуй, в истории науки и техники ещё не было такого примера единения теории и практики.

В короткие сроки, буквально за четыре года, было сделано всё необходимое для создания и испытания первой советской атомной бомбы.

Следует заметить, что ещё в 1945 году по просьбе Специального комитета при ГКО и лично его председателя Л.П. Берии было принято решение Совета Министров СССР, в котором соответствующим отраслям промышленности предписывалось следующее:

– на базе Кировского завода в Ленинграде создать опытно-конструкторские бюро для разработки оборудования, производящего обогащённый уран-235 методом газовой диффузии;

– начать строительство на Среднем Урале (около посёлка Верх-Нейвинский) диффузионного завода для получения чистого ядерно-активного урана-235;

– создать лаборатории для работ тяжеловодных реакторов на природном уране;

– приступить к строительству на Южном Урале первого в стране предприятия по производству плутония-239.

Отдельным пунктом в решении правительства было указано, что в состав предприятия на Южном Урале должны входить три завода:

Завод «А» с уран-графитовым реактором на естественном (природном) уране;

Завод «Б» с радиохимическим оборудованием по выделению ядерно-активного плутония-239 из облучённого в реакторе природного урана;

Завод «В» с химико-металлургическим производством для получения особо чистого металлического плутония.

Нельзя не отметить начало строительства (апрель 1946 г.) первого советского ядерного центра, известного под кодовым названием «Арзамас-16». По предложению наркома Б.Л. Ванникова был выбран посёлок Саров. Известный учёный-физик Ю.Б. Харитон потом рассказывал своим друзьям: «Я лично облетел на самолёте и осмотрел площадки для размещения секретного объекта, и местоположение Сарова мне понравилось: достаточно безлюдный район, имеется инфраструктура (железная дорога, заводы, промышленные предприятия) и, главное, не очень далеко от Москвы».

В этом центре работали десятки лучших учёных-физиков страны и тысячи прекрасных научных сотрудников и конструкторов, которые внесли огромный вклад в создание советского ядерного и термоядерного оружия.

Несколько раньше по времени (лето 1945года) на Южном Урале в районе расположения старинных уральских городов Кыштым и Касли (Челябинская область) было начато строительство первого в СССР предприятия по наработке плутония в военных целях.

В октябре 1945 года правительственная комиссия признала целесообразным «размещение первого промышленного реактора на берегу озера Кызыл-Таш, а жилого массива – на полуострове на южном берегу озера Иртяш». Позже промышленное предприятие стало производственным объединением «Маяк», а секретный город получил наименование Челябинска-40, жители которого чаще всего называли его «Сороковка». В 1994 году его переименовали в Озёрск.

Следует особо отметить, что в этом красивом городке жизнь кипела бурно: в производственном объединении «Маяк» всё было подчинено решению государственных задач, связанных с ядерной безопасностью страны. При этом были созданы прекрасные условия не только для работы, но и для повседневной жизни и отдыха.

Челябинск-40 вошёл в историю как комбинат, где была изготовлена основная деталь атомной бомбы – так называемый плутониевый шар. С этим связана одна легенда, о которой потом рассказывал учёный-физик А.П. Александров, друг и соратник Игоря Курчатова по их совместной работе в начале Великой Отечественной войны.

– Мы опаздывали по срокам с созданием плутониевого шара с нужной критической массой, – с грустью говорил Анатолий Петрович своим друзьям в приватной беседе. – Приходилось работать днём и ночью. Однажды поздно вечером, когда я вручную наносил на шар защитную плёнку, в мою лабораторию вошли два полковника НКВД. Они спросили, что я делаю, и поверили, что это шар плутониевый только после моих слов: «Попробуйте, шар тёплый, поскольку в нём происходит слабая реакция деления ядер». По их словам, якобы их высокий начальник, Лаврентий Берия, решил этот шарик показать товарищу Сталину и таким образом убедить Верховного в том, что атомная бомба практически готова.

Но это оказалось лишь легендой (байкой), ходившей в кругах НКВД. На самом деле плутониевый шар был доставлен сначала в Арзамас-16, а потом вместе с другими деталями бомбы – на Семипалатинский полигон.

4

Историческими фактами доказано, что советские учёные-физики создали первую атомную бомбу сами, шли к этому своим путём – недаром аббревиатуру изделия РДС они чаще всего расшифровывали «Россия делает сама». Однако надо признать, что в процессе работы над атомным проектом даже сам его руководитель Игорь Курчатов изучал документы по ядерной тематике, предоставляемые внешней разведкой. И это неспроста…

Во-первых, товарищ Сталин, решивший во что бы то ни стало «догнать и перегнать» США в области ядерного и термоядерного оружия, считал возможным использование любых методов, включая внешнюю разведку.

Во-вторых, по ряду вопросов, связанных с конструкцией атомной бомбы, знания советских атомщиков были недостаточными, а времени для изучения этих вопросов катастрофически не хватало.

Как известно, советская внешняя разведка к тому времени считалась чуть ли не самой эффективной в мире. В качестве доказательства можно привести воспоминания начальника группы «С», созданной НКВД в 1944 году для координации работы разведки в сфере ядерных вооружений, Павла Судоплатова: «Уже через 12 дней после окончания сборки первой атомной бомбы в США описание её устройства было получено в Москве».

В своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль в 1930–1950 годы» Судоплатов писал: «Атомная бомба в СССР была создана за 4 года. Если бы не разведчики, этот срок был бы в два раза больше!»

Первые разведывательные данные по урановому проекту США начали поступать по инициативе начальника отдела научно-технической разведки НКВД Леонида Квасникова ещё в 1942 году. Особо ценные сведения Москва стала получать после прибытия в Вашингтон советских разведчиков Василия Зарубина и его жены Елизаветы (агентурный псевдоним Вардо).

Именно Вардо через Альберта Эйнштейна и его любовницу Маргариту, жену известного русского скульптора Конёнкова, познакомилась с руководителем «Манхэттенского проекта» Оппенгеймером и его женой Кэтрин, а потом через них сумела внедрить в мозговой центр американского атомного проекта выдающегося немецкого физика, члена Компартии Германии Клауса Фукса, завербованного советской военной разведкой. Он стал главным источником научной информации для Москвы. Всего от Фукса в 1941–1943 гг. было получено 7 весьма ценных материалов.

К сожалению, он уже давно находился под надзором американских спецслужб и вскоре, 12 февраля 1950 года, был арестован вместе с некоторыми научными сотрудниками из его окружения.

На допросе Фукс признал свою вину, но заявил, что работал на СССР по нравственным убеждениям и не имел скрытых мотивов типа материального вознаграждения. Суд приговорил его к 14 годам тюремного заключения.

Однако наиболее ценные сведения по атомному проекту США Москва получала от одарённого американского физика Теодора Холла. К моменту начала работ по «Манхэттенскому проекту» Теодор Холл был самым молодым участником творческого коллектива. Ещё бы! В 14 лет его приняли в Колумбийский университет, а ещё через четыре – в Гарвард. Спустя ещё два года Холл получил учёную степень, а в возрасте 19 лет был привлечён к работе над атомной бомбой, где получил беспрецедентный уровень допуска к секретным материалам.

В 1944 году, когда американские атомные бомбы «Малыш» и «Толстяк» практически были готовы, Теодор Холл передал в Москву чертежи, математические выкладки и данные лабораторных исследований. Кроме того, советская резидентура в США получала от него ценные сведения о структуре научных центров «Манхэттенского проекта», координатах их размещения в городке Лос-Аламос, режимах работы, пропускных пунктах, что способствовало более эффективной работе советских разведчиков.

Следует особо отметить, что Холл был гением не только в области науки и техники, но и в разведке. Он постоянно водил за нос собственную контрразведку США и легко «сбрасывал хвосты» наружного наблюдения. Когда его всё-таки арестовали, он свою вину не признал, сославшись на необходимость уравновешивания геополитических сил США и СССР и недопущения Третьей (ядерной) мировой войны. В результате американский физик был всего лишь уволен с занимаемой должности.

Много полезного для советского атомного проекта сделал гражданин США Жорж Абрамович Коваль, который был завербован внешней разведкой СССР ещё в 1939 году, когда он учился в Московском химико-технологическом институте.

Стремительный карьерный рост Коваля как разведчика начался после того, как он стал работать в лаборатории атомного центра в штате Теннесси, где в рамках «Манхэттенского проекта» проводились исследования по компонентам атомной бомбы. Тогда ему удалось передать в Москву написанное им учебное пособие, в котором приводилась подробная схема производства радиоактивных элементов плутониевых атомных бомб типа «Толстяк».

В кругах советской внешней разведки Жорж Коваль проходил под псевдонимом Дельмар. Наиболее важным для советских учёных стало донесение Коваля о конструкции запала, запускающего цепную реакцию в атомной бомбе. Это донесение ускорило работы по советскому атомному проекту.

Вернулся в Москву Жорж Коваль в 1949 году и, защитив диссертацию, ещё 40 лет преподавал химию в ставшем для него родным Московском химико-технологическом институте.

Как потом стало известно, пик эффективности разведывательной деятельности в годы создания американской атомной бомбы принадлежит одному из самых успешных агентов-нелегалов советской разведки Вильяму Фишеру. Это был гражданин Советского Союза Рудольф Абель, карьера которого в разведке началась ещё в 1927 году. Ему под легендой свободного художника Эмиля Роберта Гольдфуса, работавшего в США, удалось завербовать и собрать под единое управление несколько агентов, способных получать данные об американском атомном проекте от непосредственных участников.

К сожалению, нашёлся предатель, и в 1957 году один из самых успешных советских нелегалов был арестован спецорганами США.

Историк Борис Худяков отмечал: «Фишер – пример идеального разведчика, который знал и понимал, как выполнять задачу в тех условиях, какие есть. Он умел замыкать на себе информацию, делать выводы, докладывать только строго необходимые вещи. Если бы его не сдал его же агент, то советская резидентура могла бы работать в США до конца холодной войны без особых проблем».

В 1962 году Правительство Советского Союза обменяло знаменитого разведчика Рудольфа Абеля на пилота американского разведывательного самолёта Фрэнсиса Гэри Пауэрса, сбитого над территорией СССР.

Роль информации, добываемой советской внешней разведкой, оказалась весьма полезной. По мнению многих учёных-физиков Советского Союза, в частности академиков Юлия Харитона и Анатолия Александрова, Игорь Курчатов не сделал больших ошибок, нам удалось избежать тупиковых направлений в области ядерного оружия и в более короткие сроки создать атомную бомбу в СССР. Причём за три года, тогда как США на это потратили четыре года, израсходовав на её создание пять миллиардов долларов.

Следует отметить, что для ускорения работ по атомному проекту товарищ Сталин решил привлечь к работам немецких специалистов. Около трёхсот учёных были тайно привезены в Сухуми и размещены в бывших имениях Великого князя Александра Михайловича Романова (санаторий «Синоп») и миллионера Смецкого (санаторий «Агудзеры»), получивших кодовые названия «Объект А» и «Объект Г». Руководителями этих объектов стали известные немецкие учёные барон Манфред фон Арденне и Густав Герц.

Кроме того, в 1945 году в качестве материальной базы для проведения исследований из ряда химических и физических институтов Германии в Сухуми были вывезены три циклотрона, несколько мощных электромагнитов, электронные микроскопы, осциллографы, сверхточные приборы. Позднее на базе указанных объектов был создан Сухумский физико-технический институт.

Несмотря на свой статус пленных, учёные-физики Германии честно и добросовестно выполняли свою работу. Многие из них в своей научно-исследовательской деятельности достигли неплохих результатов. В частности, Николаус Риль и Макс Фольмер построили первую в СССР установку по производству тяжёлой воды (как замедлителя нейтронов), Петер Тиссен сконструировал никелевые фильтры для газодиффузионного обогащения изотопов урана, а Макс Штеенбек и Гернот Циппе на базе этих фильтров создали газовые центрифуги. За это они и другие сотрудники института были удостоены правительственных наград СССР, в том числе Сталинских премий.

В течение 1954–1959 г.г. немецкие специалисты постепенно перебрались в ГДР и другие страны Европы.

Конечно, вклад внешней разведки и немецких специалистов в решение научно-технических проблем советского атомного проекта был бесспорен. По мнению академика Юлия Харитона, это позволило нашим физикам в условиях послевоенной разрухи максимально сократить время выполнения поставленной задачи, избежать осечки при проведении первого атомного взрыва, имевшего огромное политическое значение.

Проведением испытания первой советской атомной бомбы в Семипалатинске 29 августа 1949 года товарищ Сталин был весьма доволен и в беседе с Курчатовым заметил, что если бы мы опоздали на год-полтора с атомной бомбой, то, наверное, «попробовали» бы её на себе.

О создании и успешном испытании первой атомной бомбы советское руководство не стало официально объявлять всему миру, тем более своим потенциальным врагам. «Пусть американцы думают, что мы топчемся на месте, – сказал Сталин своим единомышленникам по партии. – Мы их догнали, а теперь наша задача – перегнать и первыми создать термоядерную бомбу».

Однако 23 сентября 1949 года американские специалисты, взяв пробы воздуха в районе Аляски, обнаружили в них изотопы, которые указывали на то, что в СССР был произведён атомный взрыв. Об этом объявил в прессе сам президент США Гарри Трумэн. Одновременно эти сведения появились в английской и канадской печати.

Получение таких данных об атомном взрыве Советское правительство сочло неубедительным, сославшись на то, что в СССР ведутся крупные строительные работы с применением новейших технических средств. Вместе с тем в заявлении ТАСС были приведены слова министра иностранных дел В.М. Молотова о том, что «секрета атомной бомбы давно уже не существует».

Время шло, и, наконец, 8 марта 1950 года заместитель председателя Совета Министров СССР Ворошилов К.Е. официально заявил о наличии в СССР атомной бомбы. Услышав это, президент Гарри Трумэн пришёл в ярость. Он окончательно понял, что монополии США на ядерное оружие больше нет.

На совещании в Белом доме вопрос был поставлен ребром: либо мы их, либо они нас! «Разбор полётов» продолжался не один час. Крепко досталось специалистам по России, которые утверждали, что ядерную бомбу Советы могут сделать только лет через 20.

Упрёки, словно бронебойные пули, летели и в головы руководителей внешней разведки США.

В результате было принято следующее решение:

1) ускорить работы по увеличению мощности урановых и плутониевых бомб;

2) резко увеличить расходы на создание водородной бомбы;

3) отклонить предложение Советского Союза «о запрете ядерного оружия», как противоречащее геополитическим интересам США.

Так началась ядерная гонка двух сверхдержав мира – США и СССР, которая, кстати, продолжается и по сей день.

5

Не менее интересной и трагической (в первую очередь для американцев) оказалась борьба Соединённых Штатов Америки и Советского Союза за первенство в обладании термоядерным оружием.

Исторически сложилось так, что идея создания водородной бомбы (в тысячи раз более мощной, чем атомная) впервые была выдвинута в США ещё в 1942 году венгерским эмигрантом физиком-теоретиком Эдвардом Теллером. В Москве об этой идее узнали от советского разведчика Фукса.

Однако вскоре известный математик Станислав Улам перепроверил расчёты Тейлора и доказал, что концепция ошибочна, схема водородной бомбы неработоспособна, а выбранный путь – тупиковый.

Советские физики с самого начала создания водородной бомбы выбрали свой путь. Решением этой проблемы занималась группа учёных Физического института АН СССР, ядро которой составляла великолепная троица – Андрей Сахаров, Яков Зельдович и Юрий Трутнев.

В отличие от американцев они использовали другой вид термоядерного горючего, предложенного советским физиком В. Гинзбургом в 1948 году.

Работа шла без оглядки на американский проект, базируясь на собственных научно-технических идеях, под непосредственным «присмотром» товарища Сталина.

Результат был ошеломляющим: первый в мире реальный водородный заряд с использованием термоядерных реакций, готовый к применению в виде бомбы, который по мощности примерно в 20 раз превышал бомбу, сброшенную американцами на Хиросиму, был испытан в Советском Союзе в 1953 году. Водородная бомба (кодовое название «РДС-6с») была продуктом собственной разработки, так как разведданные из США ничего особо полезного не принесли.

Американские учёные-физики, и в первую очередь Эдвард Тейлор, были в отчаянии: стать первыми в создании термоядерного оружия им не удалось.

Испытание первой в мире термоядерной бомбы (как и атомной) произошло на Семипалатинском ядерном полигоне 12 августа 1953 года под непосредственным руководством И.В. Курчатова.

В этот день, как и четыре года тому назад, на полигоне собрались сотни участников, чтобы своими глазами увидеть термоядерный взрыв. Государственную комиссию, как и при первом ядерном взрыве, возглавляли академик И.В. Курчатов и заместитель министра среднего машиностроения А.П. Завенягин.

Погода была прекрасная: тепло, тихо, а на небе – ни облачка! И вот он, исторический миг: под утро, ещё до восхода солнца, над полигоном взметнулся сокрушительный термоядерный взрыв. Руководители работ, представители правительства и Верховного командования Советской Армии застыли в оцепенении. Случайные свидетели – жители отдалённых населённых пунктов – с удивлением наблюдали ядерную вспышку огненного шара.

Свершилось!

Прошло около получаса, и, когда радиоактивное облако термоядерного гриба практически развеялось, на место взрыва выехала группа химиков, медиков и биологов, чтобы получить сведения об уровне радиации в разных местах ядерного полигона.

Затем к эпицентру взрыва на танках выдвинулась группа сотрудников во главе с Курчатовым и Завенягиным.

Картина разрушений оказалась впечатляющей: на месте стальной башни, где размещалась бомба, зияла громадная воронка, башня уничтожена вместе с бетонным основанием, весь металл испарился, почва превратилась в спёкшуюся стекловидную массу. Всё находившееся в радиусе 4 километров было уничтожено мощной взрывной волной. По данным комплексных теоретических и инструментальных расчётов, мощность термоядерной бомбы составила 400 килотонн в тротиловом эквиваленте.

Первый советский термоядерный взрыв на Семипалатинском полигоне Государственная комиссия оценила как вполне успешный, в результате чего Советский Союз в области водородного оружия вышел вперёд.

Это признали и сами американцы. Президент Гарри Трумэн заявил следующее: «… в СССР был взрыв термоядерной бомбы, но изготовленной из материалов, отличных от тех, которые были применены США в 1952 году». Кроме того, для американцев это испытание было лишь промежуточным шагом в области создания термоядерного оружия. На самом деле в 1952 году у них была взорвана не бомба, а техническая конструкция под кодовым названием «Будильник», размером с двухэтажный дом, тогда как советская термоядерная бомба, испытанная 12 августа 1953 года, имела габариты обычной авиационной бомбы. Разница есть? К тому же советская термоядерная бомба по мощности оказалась в 20 раз больше американского «Будильника».

Грандиозный успех советской науки и техники стал праздником для всей страны, а государственные награды и премии на участников термоядерного проекта сыпались как из рога изобилия.

Можно сказать, что и товарищ Сталин добился решения поставленной задачи догнать и перегнать США в области создания нового оружия массового уничтожения (ядерного и термоядерного), хотя до этого исторического дня он не дожил всего 5 месяцев.

Конечно, учёные-физики Советского Союза, создав и испытав первую в мире термоядерную бомбу, совершили героический подвиг – в тяжелейших экономических условиях и в короткий срок добились ядерного превосходства над США. Эту свою Победу, как поётся в известной песне «День Победы», они приближали, как могли…

Советский Союз стал второй в мире ядерной державой и США, неожиданно для себя, лишились гегемонии. Это привело к «холодной войне» против СССР. Политические и военные круги Америки взяли курс на нагнетание международной напряженности, форсирование гонки ракетно-ядерных вооружений, стараясь любыми средствами ослабить или даже уничтожить Советский Союз.

Шли годы, и среди советских руководителей партии и правительства нашлись деятели, готовые ради американской демократии отказаться от КПСС и СССР. В частности, так поступила предательская троица (от Российской Федерации – Борис Ельцин, от Украины – Леонид Кравчук, от Белоруссии – Станислав Шушкевич. Подписав 8 декабря 1991 года Беловежское соглашение (вопреки воле народа), они фактически развалили Советский Союз. Официально этот документ имел название «Соглашение о создании Содружества Независимых Государств». В нём констатировалось прекращение существования СССР как субъекта международного права и геополитической реальности.

Но не прошло и нескольких лет, как Россия встала с колен! Героический, трудолюбивый и многонациональный народ Российской Федерации довольно быстро преодолел политические и экономические трудности 90-х годов. Страна вновь обрела статус великой мировой ядерной державы, способной надёжно защитить свою свободу и независимость!

Загрузка...