Ядовитые письма

Глава 9

В Тиллинг-Грине наступала ночь. И в деревне, и в поместье почти все уже спали. Полковник Рептон, добравшийся наконец до своей комнаты, вздохнул с облегчением, и поскольку час был уже совсем поздний, а Роджер чертовски устал, вздох естественно перешел в зевок. «Завтра к этому времени весь переполох закончится, — думал полковник, выкладывая из кармана на комод деньги и ключи. — Надо относится ко всему философски. Ничего не поделаешь, рано или поздно Вэл все-таки должна была выйти замуж, а уж как сложится брак, все равно никогда заранее не скажешь. Да взять хоть мой собственный…»

Размышлять на столь скользкую тему Роджеру совсем не хотелось, лучше вернуться к Валентине. «Надо надеяться, все будет хорошо. Почему бы и нет? Гилберт вел себя вполне естественно для своих лет, он не первый молодой человек, которому надо перебеситься, прежде чем обзавестись семьей. Да и деньги играют определенную роль, зачем лицемерить? Бедняжка Элинор и ее муженек Грей оставили их девочке, слава богу, предостаточно. Каким очаровательным и нежным созданием была Элинор. Жизнь оказалась слишком жестока к ней, такие натуры часто не выдерживают столкновения с суровой реальностью. Интересно, что могло бы быть, поженись мы с ней в свое время? Но все твердили, что этого делать не следует, и поэтому я отправился на Восток, а она вышла замуж за Грея. Конечно не сразу, да, далеко не сразу… Как глупо все это кажется сейчас! Надеюсь, у Валентины все будет хорошо. Правда, с нами ее уже не будет… Да и денег ее тоже не будет…»

И полковник погрузился в безнадежные размышления о том, что можно предпринять, чтобы сохранить поместье.

Его сестра Мегги Рептон примерно в то же самое время, припоминая все детали званого вечера, пришла к заключению, что он, несмотря на многочисленные сложности, удался. Миссис Глейзер действительно прекрасно готовит, все было очень вкусно. Конечно они, вероятно, не смогут больше держать кухарку… или смогут? Роджер всегда так мрачно смотрит на вещи, как будто через неделю им всем прямая дорога в работный дом… Точь-в-точь как покойный папа, в этом он похож на него. Теперь, разумеется, никаких работных домов нет, но от этого не легче. Если денег хронически не хватает, о них все время приходится думать, а это так утомительно! Ей все-таки жаль, что Валентина выходит замуж. Браки далеко не всегда оборачиваются благом, и где гарантия, что девочка не станет такой же несчастной, как ее мать?

Лучше бы ей остаться с ними. Конечно, Гилберт настоящий красавец, а когда умрет его дядя, он получит титул, потому что бедняжка леди Бренгстон нарожала одних девочек. Денег, правда, у юноши нет, но состояния Вэл хватит на двоих. Беда, что из таких слишком обаятельных молодых людей не всегда получаются хорошие мужья… Когда-то в юности Мегги и сама хотела выйти замуж, да никто не звал. Может быть, и к лучшему, что так получилось, а то достался бы ей муженек, как папочка Валентины, который свел бедняжку Элинор в могилу и растратил кучу ее денег…

Мегги расстегнула аметистовое ожерелье, доставшееся ей от матери, и бережно положила его на столик. Она хорошо помнила, как мама надевала его к атласному лиловому платью с большим вырезом, отороченным дорогими кружевами. У мамы была нежная белая кожа и очень красивые плечи, в те времена дамы гордились своим декольте. А ее собственная шея слишком тонка для этого ожерелья. Мегги полюбовалась прекрасными камнями и, чтобы положить украшение на место, со вздохом подвинула к себе старую шкатулку для драгоценностей, вытащила из нее два обитых атласом ящичка, стоявших друг на друге. В нижнем, третьем ящичке из-под тяжелого гранатового браслета высовывался мятый листок бумаги. Она потянула его за край двумя пальцами, пытаясь вытащить. Ничего не получалась, наконец она сдалась и, приподняв украшение, взяла бумажку и расправила ее. По ней косыми строчками расползлись неровные, будто написанные детской рукой буквы.

Некоторое время женщина смотрела на записку, потом сложила ее и снова подсунула под браслет. Поставив на место два верхних ящичка, она заперла шкатулку и убрала ключ.

Отвернувшись к шкафу, Валентина снимала легкое бледно-зеленое платье. Оно ей нравилось, но Метти Эклс сказала ей сегодня вечером: «Знаешь, старайся не носить зеленое, это к несчастью».

Девушка, задумавшись, держала в руках легкую, почти невесомую ткань. Интересно, откуда появился такой предрассудок? Почему именно зеленое? Наверное, потому, что этот цвет выбрали для себя феи и не любили, когда другие его надевали. Если ты не волшебница, изволь следовать общепринятым правилам…

Вэл повесила платье в шкаф и вернулась к туалетному столику, чтобы снять жемчужное ожерелье. Она протянула руку к застежке, но внезапно отдернула ее, увидев туго набитый конверт, пришпиленный к булавочной подушечке ее брошкой — маленьким золотым перышком, украшенным бриллиантами. Довольно пухлое послание похоже было на те, в которых рассылают рождественские открытки. Heзнакомый крупный почерк, неровные буквы… Девушка отколола письмо, разорвала конверт и обнаружила внутри еще один, маленький и серый, без какой-либо надписи.

Бояться было нечего, но сердце почему-то гулко застучало. Стараясь подавить волнение, дрожащими руками она открыла серый конверт. Там лежала записка, написанная знакомым почерком:

Жду до двенадцати на старом месте. Если не придешь, позвоню в дверь ровно в девять утра.

Подписи не было, но Валентина в ней и не нуждалась, автор был слишком хорошо ей известен. Эти мелкие, не слишком разборчивые буквы могли быть написаны только Джейсоном.

«Он здесь!» Эта мысль заслонила в одно мгновение все остальное. Наконец-то, надо немедленно бежать к любимому! Радость переполняла девушку, как будто не было долгих месяцев обиды, страданий, страха. В следующий миг наступило отрезвление: «Слишком поздно, возврата нет».

Ведь Джейсон исчез, не сказав ни слова, она даже не знала, жив ли он, а ведь тысячи смертей подстерегали его каждую минуту, и сколько их пережила вместе с ним Валентина! Самая страшная пытка — это пытка неизвестностью.

Как долго можно выдерживать ее?.. И вот завтра она выходит за Гилберта Эрла.

Первый радостный порыв ушел и уступил место гневу.

Неужели Джейсон думает, что ее вот так можно отшвырнуть, как надоевшую игрушку, а потом, если захочется, опять подобрать? Он убежден, что мир застывает в покорном ожидании его возвращения, пока он отправляется на поиски приключений? Девушка вдруг вспомнила его голос, его манеру улыбаться, чуть прищурив глаза… Но пути назад нет.

«Он сам так захотел… Да, я его очень любила, а он уехал, не сказав ни слова». Ногти больно впивались в ладонь, Вэл разжала руку, в которой была записка. Она в ярости разорвала ее и вышвырнула в окно. Свежий ночной воздух слегка охладил ее пыл, злость улеглась. «Раз уж он назначил время и место встречи, — решила Валентина, — то я пойду. Ведь придется когда-нибудь объясниться. Пусть он полюбуется, что натворил, и поймет, что все потеряно. Именно затем я и увижусь с ним, больше мне ничего не надо».

Девушка сняла длинную нижнюю юбку, которая была надета под бледно-зеленое платье, и взяла со стула темную шерстяную юбку и джемпер, скинула нарядные зеленые туфли с пряжками, усыпанными гранеными хрусталиками, сунула ноги в скромные лодочки на низком каблуке, затем накинула темный шарф и достала из шкафа свободное короткое пальто. Теперь она готова.

Вэл отворила дверь, осторожно выглянула в темный пустой коридор и вышла на лестничную площадку. Где-то здесь наверху уже, наверное, спят Роджер, Сцилла и Мегги. Все они очень устали, бедная Сцилла едва дождалась, когда уйдет последний гость, чтобы, позевывая на ходу, отправиться к себе.

Внизу в холле горела только тусклая лампочка. Когда в одиночестве идешь по спящему дому, все становится немного нереальным, как будто бродишь во сне. Горничные давно были отпущены домой, миссис Глейзер, жена садовника, ушла в коттедж. Валентина пересекла холл и двинулась в нужном направлении. Темнота и тишина сгущались вокруг нее, ощущение было такое, словно входишь все глубже в воду, она поднимается выше и выше — вот уже по пояс, у подбородка и, наконец, сомкнулась над головой. Девушка уходила прочь от света, смело углубляясь в эту таинственную темноту, и наконец добралась до гостиной.

Она тихонько повернула ручку и проскользнула внутрь.

Здесь было уже совсем темно, ни малейшего проблеска.

Беззвучно закрыв дверь, Валентина достала из пальто маленький карманный фонарик и включила его. Теперь очертания кресел, диванов и столов стали слабо угадываться в луче света. Она знала, где именно находилась дверь, ведущая на террасу, — за шторами, посередине ряда окон, между двумя креслами, обитыми парчой. В соседней комнате, где последние два года была гостиная Сциллы, дверь на улицу находилась там же.

Выйдя на террасу, девушка выключила фонарик, ставший уже ненужным. Она с закрытыми глазами могла пройти этот путь — много раз ходила здесь и днем, и в сумерках, и ночью… Сейчас луна, пробивавшаяся сквозь низкие тучи, освещала парк, поэтому мир под покровом тусклой дымки был вполне различим.

Валентина спустилась с террасы на лужайку; тропинка вскоре повернула налево и вывела ее к деревьям, а потом начала петлять между стволами. Слабый ветер чуть покачивал ветви над головой, от чего тени на земле причудливо шевелились. Стволы деревьев редели, и вскоре показался живописный холм, на котором еще прапрадед построил небольшой летний павильон. В благословенные времена раннего викторианства подобные строения принято было называть бельведерами. Девушка поднялась к нему по дорожке, густо заросшей травой. В тени дверного проема шевельнулась тень, и бедняжка испуганно замерла. Сердце колотилось, готовое выпрыгнуть из груди.

Джейсон сбежал по деревянным ступеням бельведера и обнял Валентину. Этот жест не вызвал в ней никакого протеста, ведь он был таким знакомым и привычным. Как будто не было многих месяцев, проведенных друг без друга, «связь времен» замкнулась, наконец-то они вместе, он и она.

Молодые люди долго так стояли, пока Джейсон не сказал:

— Хорошо, что ты здесь, а то пришлось бы утром колотиться в парадную дверь. Давай-ка сядем на ступеньки и поговорим.

И они, совсем как раньше, уселись рядом. При свете луны ясно видна была деревня — не правильный треугольник, заставленный домами и пересеченный дорогой, неподалеку гряда леса, тонкая лента речки Тилль, вьющейся по лугам. В деревне не светилось ни одного окна, но очертания домов и темная громада церкви отчетливо выделялись в серой мгле. Чуть ближе молочный туман стелился над прудом, в котором утонула Дорис Пелл.

Некоторое время парочка сидела молча. Вэл была в ярости, когда шла сюда. Наверное, у Джейсона найдутся какие-то аргументы, чтобы оправдать свое исчезновение, но оправдания ему нет, и она была непримирима, готовилась высказать ему тысячу справедливых упреков — должен же наконец любимый понять, как жесток он был по отношению к ней. Но сейчас девушка не находила в себе сил для борьбы. Ничего не поделаешь, он таков, каков есть, пусть уходит и приходит, когда захочет. Как же она может выйти замуж за Гилберта, если чувствует, что ближе Джейсона у нее никого нет и быть не может, будто они женаты уже много лет? Да и что такое, собственно, брак? Это ведь не просто обряд, сопровождаемый словами, которые завтра в церкви произнесет Томми, и не только физическая близость. Может быть, кто-то именно так и считает, но не она. Да если бы даже до этого они с Джейсоном ни разу не поцеловались, если бы даже ни разу не обнялись, все равно связь между ними настолько крепка, что разорвать ее ничто не способно.

Первым заговорил Джексон:

— Как ты собираешься поступить?

— Не знаю…

Молодой человек засмеялся:

— Поздновато я решил об этом спросить, правда?

Девушка глубоко вздохнула, перед тем как задать вопрос, который мучил ее много месяцев:

— Почему ты исчез, ничего не сказав мне?

Джейсон пожал плечами, и жест был так знаком ей, так привычен… Такими же родными для нее были и профиль, и эти темные волосы, и подвижный рот. Узнала она и его способность мгновенно переходить от мрачности к веселью:

— Поступками нашими правит дьявол.

— Я спрашиваю серьезно: почему ты исчез?

— Милая, на вопрос «почему» существует лишь один правильный ответ, и начинается он со слова «потому».

— Ты не хочешь отвечать?

Джейсон кивнул:

— Если быть точным, то не могу и не хочу.

— А почему ты вернулся? — Тихий голос девушки дрогнул.

— Причем вовремя, тебе не кажется?

Она немного помолчала, а потом сказала:

— Да… Если бы ты не пришел…

— ..то ты бы вышла замуж за Гилберта и жила бы счастливо?

Валентина снова глубоко вздохнула.

— Это не имеет никакого значения. Главное, что пути назад нет.

«Какая-то ловушка, и выбраться из нее невозможно. — В сознании Вэл вертелись обрывки спутанных мыслей. — Что же делать? Венчаться завтра с Гилбертом я не могу, но и разрушить все тоже не могу. По крайней мере, не сейчас и не так».

Зазвонил церковный колокол, двенадцать мягких звучных ударов растаяли в воздухе.

— Вот и наступил день твоей свадьбы, дорогая. Как настроение? — Слова были, конечно, насмешливыми, но произнес их Джейсон печально.

Держась рукой за ступеньку, девушка хотела подняться.

Тело стало вдруг почему-то тяжелым, и сделать это оказалось очень непросто — куда девалась ее обычная легкость?

Взяв за талию, Джейсон одним рывком усадил ее на прежнее место.

— Вэл, не обманывай себя, ты ведь понимаешь, что не должна выходить за него.

Силы Валентины были уже на пределе.

— Ничего не поделаешь, я должна, — еле слышно сказала она.

— Прекрасно знаешь, что именно этого ты делать не должна! Я не пытаюсь воззвать к твоему сердцу, никаких страстных призывов, объятий и поцелуев, я хочу только, чтобы ты прислушалась к голосу разума. Если эта свадьба состоится, каковы будут ее последствия? У тебя ведь есть хоть немного дружеских чувств к Гилберту, так задумайся, приятно ли ему будет оказаться женатым на девице с вечно недовольной миной, этакой страдалице, к тому же еще и влюбленной в другого. Что касается меня, можешь быть уверена, я с радостью приму любое наказание, какое ты только придумаешь. Наконец, для разнообразия, подумай и о себе, тебе ведь нелегко придется.

Валентина была в отчаянии. Она и раньше гнала от себя мысли о том, что будет после свадьбы, а сейчас… Собственно, думать она не могла, ей просто стало страшно.

Девушка закрыла лицо руками и опустила голову на колени. После того как Джейсон внезапно исчез, в ее душе были только боль и одиночество, а теперь любимый рядом, он так близко — даже не касаясь, она чувствовала его присутствие… А что дальше, что сулит будущее, которое наступит после этих горьких часов небытия?

Лицо Вэл по-прежнему было опущено, молодой человек не шелохнулся и не произнес ни слова, но ей казалось, будто весь мир вокруг был его объятия. Девушка подняла голову и снова спросила:

— Почему же… ты… исчез? — в голосе ее дрожали слезы.

Джейсон опять неопределенно пожал плечами, но на этот раз все-таки туманно ответил:

— Мне надо было кое-куда съездить.

Вэл продолжала, будто не расслышав:

— Накануне ты пришел ко мне и не сказал, что уезжаешь. Целовал меня, зная, зная, что завтра я останусь одна, а потом пропал, даже не писал… — Голос дрогнул и затих.

— Понимаю, я не должен был так делать, но у меня не было выбора. Я ведь предупреждал, что наша любовь не будет легкой.

— Нельзя так просто исчезнуть, а потом вернуться как ни в чем не бывало, рассчитывая, что все можно начать с того же мгновения. Знаешь, если человек слишком несчастен, долго он этого вынести не может.

— Ты ведь знала, что такое со мной случалось: я уходил, потом приходил, и не писал при этом, — нетерпеливо бросил молодой человек.

— Я получила письмо. — Валентина не слышала его. — Не знаю, кто его послал… Там говорилось, что ты внезапно пропал, потому что здесь замешана одна девушка…

— Никакой девушки не было, а объяснить тебе, почему не предупредил тебя, я все равно не могу.

— Всего прислали три письма. Они были отвратительны… Как будто вместо букв — слизняки.

— Все анонимки такие. Следовало быть умнее и им не верить.

Девушка выпрямилась:

— Джейсон, я не поверила! Но ощущение гадливости, как будто не можешь отмыть руки от какой-то дряни, осталось.

— Попробуй скипидарным мылом с щеткой, — невесело посоветовал он. Следующая фраза была сказана уже жестким тоном:

— Просыпайся, Вэл! Нельзя верить мне и одновременно не верить. Твой анонимный корреспондент ведь не привел никаких доказательств того, что я уезжал к девушке? И я тебе никаких доказательств предъявить не могу, у меня их нет. Поэтому тебе придется принять решение вслепую: если ты мне веришь, то верь на слово, а если не веришь, то расстанемся сейчас, Я пожелаю тебе на славу повеселиться и пообещаю не досаждать в дальнейшем. Подумай, сегодня может состояться твоя свадьба, но ведь ее может и не быть.

Валентина не смогла больше сдерживаться и разрыдалась:

— Ты даже не сказал, что любишь меня!

Молодой человек по-прежнему был суров:

— Если ты не чувствуешь это, то какой смысл объяснять?

И внезапно Валентина поняла, что все ее сомнения были напрасными, и если и существует бесспорная истина, то заключается она в том, что Джейсон по-настоящему любит ее. Да, любимый уехал, не сказав ни слова, вернулся без объяснений, возможно, такое не раз еще случится, возможно, она будет страдать. Что же поделаешь? Она любит его так же, как он любит ее, и поэтому выходить замуж за Гилберта нельзя. Валентина вскочила со ступенек, следом поднялся и Джейсон.

— Мне надо идти. Я решила, Джейсон: свадьбы не будет.

Они расстались молча, без объятий и поцелуев. Внешние проявления их чувств, таких острых сейчас, обоим показались неуместными. «А я ведь чуть не предала их», — корила себя Валентина, возвращаясь домой. Она чувствовала себя лунатиком, которого разбудили на краю пропасти. Еще шаг — и все пропало. Еще несколько часов — и она стала бы женой Гилберта, абсолютно далекого ей человека. Девушке было жутко, но она радовалась, что все-таки успела стряхнуть с себя наваждение. И еще уверенность, что свадьбы завтра не будет, сопровождалась полнейшим недоумением по поводу того, как остановить запущенную машину: приготовления, назначенное венчание, гости, родственники…

Поднявшись на террасу, она вошла в дом, благо дверь была предусмотрительно оставлена ею приоткрытой. Когда девушка тщательно задернула за собой плотные портьеры, темнота в комнате стала абсолютно непроницаемой.

Что ж, идти придется наугад — не видно не то что на расстоянии вытянутой руки, а даже собственных пальцев, поднесенных к самым глазам. Валентина повернулась направо и поразилась яркому лучу света, прорезавшему тьму.

Дверь в гостиную Сциллы была приоткрыта, и свет падал оттуда.

Крошечное освещенное пространство будто притягивало ее к себе, и девушка машинально, без какой-либо цели направилась к двери. В полуметре от нее она остановилась, услышав донесшиеся до нее из комнаты голоса. Один принадлежал ее жениху.

— Сцилла, сколько можно говорить об одном и том же?

Какая от этого польза? — спросил он.

В ответ женщина саркастически рассмеялась:

— Дорогой, я и в самом деле не все на свете рассматриваю с точки зрения пользы и выгоды.

Было понятно, что Сцилла и Гилберт находятся совсем рядом, голоса слышались из одного и того же места; наверное, они сидели обнявшись. Гилберт с полустоном продолжал:

— Но мы все давным-давно обсудили.

— И выяснили, что многое тебе не под силу. — В голосе женщины слышалось презрение.

Гилберт, видимо, встал.

— Мы всегда знали, что долго это продолжаться не может.

— Да, тебе всегда хотелось, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, правда, дорогой? А если говорить прямо, ты всегда хотел захапать денежки Валентины.

— Я обожаю ее.

— Но деньги обожаешь немножко больше.

— У тебя нет ни малейших оснований так говорить! Сама знаешь: я не могу позволить себе жениться на девушке без состояния.

— Другими словами, не можешь себе позволить жениться на мне?

— Девочка, дорогая моя, вопрос о нашей женитьбе не обсуждается. Ты забыла, что ты замужем?

— Роджер разведется со мной… если узнает. — Голос Сциллы звучал на этот раз мягко и ласково.

Пожалуй, того, что услышала ошеломленная Валентина, было для нее многовато. Она повернулась и, вытянув перед собой руки, чтобы не наткнуться на мебель, на цыпочках заспешила к другой двери, осторожно проскользнула между створками и тихо прикрыла их за собой.