Ян Гус

ГЛАВА 12 ИГРА КОВАРСТВА И ХИТРОСТИ

В чем угодно можно было упрекать римскую церковь, только ее в забывчивости. Стоило ей однажды понять, какую опасность представляет для нее Ян Гус, и можно было не опасаться, что его процесс не будет доведен до конца. Она была упорна, но хитра. Она умела ждать, умела приостановить свои действия, но была готова к нападению в любой момент, как только ход событий позволял надеяться на успех.

Первой победы церковь добилась тогда, когда лишила Гуса поддержки короля, архиепископа и большинства в университете: тогда она выжила его из Праги. Но и в изгнании Гус не переставал быть для нее опасным. Он продолжал проповедовать, писал, но главной его виною было то, что он вообще существовал. Теперь пора было приступить к крайним мерам — к его физическому уничтожению. Но для этого нужно было, чтобы он фактически попал во власть церковного суда. Ввиду слабости Вацлава церковь не надеялась, что можно побудить чешского короля арестовать Гуса и выдать его духовным властям, тем более что этого еретика защищало чешское дворянство. Но можно было выждать, как уже не раз, удобного случая.

Этот случай представился, когда зародилась надежда на созыв нового всехристианского собора, главной целью которого было окончательно устранить троепапство и навести в церкви радикальный порядок.

В течение всего 1413 года папа Иоанн XXIII вел переговоры о созыве такого святого собора с королем Сигизмундом, который тем временем был провозглашен наследником Вацлава IV на троне Чешского королевства. При переговорах оба партнера преследовали свои интересы. Иоанн XXIII считал себя единственно законным папой и надеялся, что собор избавит его от двух пал-самозванцев; Сигизмунд приветствовал созыв всехристианского собора из других соображений: хотя он еще не был коронован германской короной в результате сопротивления своего брата Вацлава IV, но был фактическим государем Германской империи, страны, подобно льдине, рассеченной сотнями трещин, раздираемой борьбой несчетного множества антагонистических сил. Сигизмунду поэтому необходимо было усилить свой авторитет, а это могло случиться, если он будет иметь столь значительные заслуги в объединении расколотой церкви. Сигизмунд хотел возложить на себя обязанности светского председателя намечаемого собора и втайне надеялся, что в конце концов ему удастся захватить руководство собором вообще, даже против воли папы и кардиналов. Если он доведет переговоры до успешного конца и возвратит христианству его былое единство или хотя бы внесет в это дело значительную лепту, то заработает на своих заслугах изрядно и прежде всего укрепит свою политическую силу и положение в мире. А то и другое ему нужно было для того, чтобы утвердить свою власть над империей. Таким образом, римский папа и римский (германский) король нуждались друг в друге, искали один в другом опоры, хотя одновременно и стремились отнять друг у друга первенство в отношении заслуг, а главное— в отношении их материальных следствий.

После трудных, полных коварства (переговоров Сигизмунду удалось склонить Иоанна XXIII к тому, чтобы созвать собор в начале ноября 1414 года, причем отнюдь не на итальянской, а на германской территории, в городе Констанце на Боденском озере.

Созыв представителей всего христианства поставил и Гуса перед совершенно новой ситуацией, и его процесс выступал в новом свете. Пока Гуса вызывал на суд папа, он отказывался подчиниться вызову, и его возражения, как мы уже говорили, были полностью обоснованы. Теперь же в лице собора образовалась новая инстанция, где уже не папа решал дела в качестве единственного судьи, но где сошлись представители всей «видимой» части церкви, то есть в полном смысле этого слова вся церковь. А Гус никогда не переставал себя считать членом оной. К тому же этот собор провозгласил своей главной целью произвести реформу в делах церкви, то есть, другими словами, программа его совпадала с программой Гуса. Разве это не был для него подходящий случай принять участие в такого рода обсуждении? Разве не в этом была его прямая обязанность? Следовало помешать лишь одному — чтобы собор стал судилищем для Гуса. В качестве вызванного и обвиняемого Гус не мог бы даже явиться на собор. Он мог и должен был предстать перед ним не как «привлеченный» судом, а как свободный участник собора. Но и враждебная сторона считала собор удачным предлогом для того, чтобы захватить Гуса в свои руки. Теперь было очень удобно завершить затянувшийся процесс и заманить жертву в ловушку. В этом деле церковь обрела помощника в лице Сигизмунда — будущего наследника чешского трона (предназначенного Сигиэмунду еще при жизни Вацлава), а Сигизмунд сам стремился к тому, чтобы в Чехии установился порядок и были подавлены все опасные бунтарские, «еретические» элементы. Нужно было только преодолеть колебания Гуса, рассеять все его сомнения и побудить явиться в Констанц. Так началось усиленное наступление на Гуса посредством обещаний, уговоров, коварных заверений и угроз. Эту кампанию интриг, лжи и дипломатических уловок Сигизмунд начал заманчивым предложением охранять Гуса в случае, если тот отправится в Констанц. Однако вызов, сформулированный в такой необычной форме, не внушал доверия. Еще меньше доверия внушал его автор. Слишком свежи были воспоминания о том, как часто Сигизмунд нарушал свое слово, а особенно с какой легкостью он предавал родного брата, короля Вацлава. И все же Гус серьезно взвешивал предложение Сигизмунда. Если только заручиться надежной гарантией. Но Гус имел в виду большее: не только личную безопасность, но и возможность говорить перед собравшимися представителями христианского мира. Ему важно было добиться открытого разбора своего дела. В этом он видел главную цель своей поездки, если только он решится отправиться в Констанц.

Большинство друзей предостерегало Гуса, советуя не верить Сигизмунду: «Он сам выдаст тебя врагам!» Их доводы настолько убедили Гуса, что он решил пока отказаться от предложения Сигизмунда, обосновав это тем, что он-де не собирается ехать туда в качестве привлекаемого к суду, но хотел бы участвовать в соборе как его член, чтобы иметь возможность изложить собравшимся представителям христианства свои взгляды и учение, дискутировать о них, с тем чтобы или убедить собор в своей правоте, или быть убежденным своими коллегами в том, что их учение лучше, и выслушать наставление. Поэтому Гус не прервал переговоров с Сигизмундом, а продолжал их в этом плане. Сигизмунд, со своей стороны, усиливал гарантии безопасности Гуса, предлагая все более точные формулировки «охранной грамоты».

В то время Гус подвергся нападению еще с одной стороны: в конце апреля 1414 года папа Иоанн XXIII приказал пражскому архиепископу Конраду из Вехты, оломоуцкому епископу Вацлаву Кралику и инквизитору Микулашу резко и всеми способами выступить против Гуса, против того, что он все еще свободно действует в Чехии. Исполнение своего приказа папа обеспечил довольно грозной мерой, поручив литомышльскому епископу Яну Железному надзирать за действиями исполнителей. Ян Железный принадлежал к числу самых горячих противников Гуса, теперь он получил от папы все полномочия для применения тягчайших наказаний к названным церковным сановникам в случае, если они окажутся нерадивыми.

А тут еще и за рубежом объявился новый противник Гуса, что, несомненно, предусматривалось организаторами кампании. Это был знаменитый богослов и канцлер Парижского университета Жан Жерсон, который в своем письме архиепископу Конраду обрисовал страшную опасность, какую Гус представлял для церкви, и настаивал на устранении еретика.

Кульминационной точкой кампании, имевшей целью изгнать Гуса из Чехии и предать его в руки собора, было послание Иоанна XXIII Вацлаву IV, написанное в конце июня того же года. Папа снова призывал короля отказаться от предоставления убежища опасному еретику в своей стране и выдать Гуса церковному суду. Но на этот раз призыв папы подкреплялся угрозой самых страшных последствий для королевства Чешского, буде приказ папы останется неисполненным. Намек очень понятный: Чехии угрожали крестовым походом!

Вместо безучастного разочарованного в жизни и ослабевшего духом короля обдумать эту новую угрозу пришлось королевскому совету. Дворяне, члены совета, были, за небольшим исключением, сторонниками Гуса. Но на них легла огромная ответственность: им предстояло принять очень серьезное решение. Ведущую роль среди них играл тогда пан Лефл из Лажан, один из опытнейших дипломатов своего времени. План, который он придумал, был достоин его остроумия и репутации хитрого дипломата и должен был, по крайней мере насколько это было в человеческих силах, действительно обеспечить Гусу безопасность, если тот решит ехать в Констанц. Этот план, предложенный паном Лефлом королевскому совету, казался весьма удачным. Он основывался на сложности отношений между Вацлавом IV и Сигизмуидом,

Пан Лефл занимал выгодное положение — в ту пору он как раз был главным посредником между обоими братьями. Переговоры велись вокруг окончательного определения сана и правомочий каждого из них в Германской империи. Вацлав IV когда-то обязался помочь Сигизмунду добиться короны короля Римского[27], Сигизмунд, со своей стороны, пообещал не короноваться при жизни брата, чтобы Вацлав IV хотя бы формально сохранил право претендовать на власть в империи. Теперь же, когда Сигизмунду предстояло вместе с папой председательствовать на Констанцском соборе, ему было очень кстати, если бы он мог занять это место уже коронованным королем Римским, это значительно укрепило бы его авторитет.

И вот Лефлу удалось склонить короля Вацлава к особому договору: Вацлав согласился на «преждевременное» коронование брата, но с условием, что тот обеспечит безопасность Гусу! Удивительное условие, когда за жизнь еретика, преследуемого церковью, предлагалась корона Римско-Германской империи!

Сигизмунд, конечно, с жадностью ухватился за это предложение. Он ни секунды не колебался, неожиданный выигрыш был у него в кармане, и он ни в малейшей степени не заботился о будущем. Он был уверен, что позднее ему как-нибудь удастся развязаться с Гусом и собором. Как именно? Да, конечно, так, чтоб извлечь из этого пользу.

Но пан Лефл, даже имея на руках гарантию, надежнее которой не могло и быть, если вообще существует хоть что-то, что люди считают надежным, не хотел сам решать судьбу Гуса. Поэтому он пригласил магистра Яна в свой замок Краковец, где ознакомил его с результатами своих хлопот и вместе с тем дал прочитать Гусу угрожающее послание папы королю Вацлаву. Теперь Гус должен был сам сказать решающее слово — поедет он или нет.

Гус был глубоко потрясен. Он хорошо представлял, какие опасности и беды обрушатся на любимую родину в случае крестового похода. С другой стороны, охранная грамота Сигизмунда, за которую была уплачена такая дорогая цена, казалось, обещала. наконец, исполнение давней мечты Гуса: он сможет свободно говорить перед всем христианским миром, который будет слушать. его в лице своих представителей на Констанцском соборе, он сможет отстаивать свою правду, имя и честь правоверного христианина!

Снова и снова вопрошал Гус пана Лефла: действительно ли все так, как кажется? Пан Лефл пожимал плечами. Да. Вот обещание Сигизмунда. Его исполнение обусловлено высокой ценой — согласием на коронацию в Аахене. Но можно ли поклясться, что все будет исполнено, можно ли целиком на это положиться? Ведь в конце концов обещания и обязательства выполняют люди, а Сигизмунд к тому же в этом отношении — характер особенно сложный и неустойчивый. Нет, пан Лефл может только констатировать, какова ситуация, окончательный вывод Гус должен сделать сам, ведь речь идет о его жизни и миссии на земле.

Трудно было принять решение. Гусу приходилось выбирать из двух возможностей: если он ослушается и останется дома, то сможет целиком положиться на слово многих дворян, которые похвалялись тем, что в состоянии укрывать магистра в своих замках в течение любого количества лет. Такая дерзость была вполне обоснована, трудно было ожидать, чтобы король сумел решительно, вооруженной силой призвать своих вассалов к порядку. А крестовый поход? Это тоже было одной из тех мер, которыми легче угрожать, чем осуществлять на деле. Вторая возможность была — довериться охранной грамоте Сигизмунда, скрепленной на сей раз столь реальной гарантией, и предстать перед констанцским собранием.

Гус был слишком умен, чтобы питать излишние надежды на подлинную неприкосновенность и на сохранение своей жизни, но он верил, что добьется единственного, единственного и главного, — что его слова дойдут до сознания и совести всего мира. Он давно уже перестал интересоваться личной безопасностью, и все его помыслы сосредоточились на дилемме: должен ли он остаться учителем и вождем своего народа, доморощенным пророком, или обратиться ко всему христианству, к целому миру?

И вот, взвешивая и оценивая сущность и цель своей миссии, он мог решить только так, как решил: ехать в Констанц!

1 сентября 1414 года он написал ответ Сигизмунду:

«Светлейший князь и милостивейший государь! Недавно я послал ответ Вашей светлости, что, согласно уведомлению пана Индржиха Лефла из Лажан о желании Вашего Величества, замыслил я покорно выю склонить и под надежной охраной Вашей грамоты явиться, если того пожелает Всевышний, на предстоящий собор в Констанце. А посему покорнейше прошу Ваше Величество, во имя славы Божьей и пользы святой церкви, а также во имя чести королевства Чешского, распространить Вашу милость на мою особу в такой мере, дабы, с миром придя, мог я на сем общем соборе обнародовать веру, кою исповедую.

Ибо никогда не учил я ничему тайно, но всегда открыто там, где собиралось более всего магистров, бакалавров, священников, панов, рыцарей и прочего люда; так и теперь желаю не в тайности, но при всем соборе услышан и испытан быть, при всех проповеди читать и с помощью Духа Господня отвечать всем, сколько бы ни было желающих обвинить меня. И надеюсь, не убоюсь признать Господа нашего Христа, а буде потребуется, и смерть приять за его праведнейший закон. Ведь сам царь царей и владыка властителей в образе человека бедного, кроткого и покорного приял за нас мученический венец, заповедав нам идти по стопам его, он, греха не сотворивший и уста свои не осквернивший ложью, унизился, дабы своею смертью нашу смерть попрать, и положил нам страдать во смирении, ибо не напрасно сказал он: «Блаженны те, кто пострадал за справедливость, ибо их есть царствие небесное».

Об этом постоянно размышляя, я, недостойный в уповании слуга его, хотел побудить духовенство и народ следовать примеру его. И за то пожал я ненависть — не всего народа, но тех, чьи нравы Богу самому противны. Быв часто вызываем ими ко двору архиепископскому, всегда оказывался невиновным. Наконец, вызванный пред папский престол, я никогда не мог добиться аудиенции для своих защитников и представителей. А посему вверился я в руки праведнейшего судьи, во имя славы которого, надеюсь, Ваша милость устроит так, чтоб мог я, если даст Господь наш Иисус Христос, открыто и без опасений изложить свое учение. Писал собственноручно в день св. Ильи, я, именем Господа Иисуса Христа, магистр Ян Гус, смиренный слуга Вашего Величества».

Ни единым словом не упоминает Гус о безопасности для себя лично; во всем письме звучит единственное желание — получить возможность высказаться публично. Не вопрос жизни или смерти — идея важна для Гуса!