Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.

ДИНАМИКА — ОСОБЕННОСТИ ЯПОНСКИХ ДВИЖЕНИЙ

Отличный от европейского климат, рацион питания и образ жизни веками формировали у японцев особенности телосложения и характер движений. В этой области ещё много неизученного, поэтому попробуем разобраться только с тем, что лежит на поверхности.

Любой, кто наблюдал японцев в повседневной жизни, не может не заметить некоторых особенностей их движений. Первое, что бросается в глаза, это точность и скорость движений рук. Японцы мало жестикулируют. Обусловленная требованиями этикета пониженная речевая экспрессия делает жесты лишними. Руки служат японцам только рабочим инструментом, и они умело используют их по назначению.

В начальной школе учеников учат красиво и аккуратно резать ножницами бумагу, затачивать графитовые карандаши, которыми они постоянно пользуются на уроках. Этому уделяют много времени и внимания. Получившее признание во многих странах искусство складывания фигур из разноцветной бумаги (оригами)тоже требует большой точности движений. У японских детей множество игр и забав, связанных с движениями пальцев или кистей рук (кэндама, отэдама, сасэбогома). Большинство студентов и школьников, решая задачу или думая о чём-то, имеют привычку автоматически прокручивать карандаш или авторучку через внешнюю сторону пальцев. Этого движения, требующего сноровки и точности, в других странах мне не доводилось видеть.

Известно, что умение упаковать вещь возведено в Японии в ранг искусства. Оно восходит к навыкам использования фуросики, декоративного шёлкового платка, в который японцы с незапамятных времен умели заворачивать самые разные по форме предметы. Такая «переноска» была удобной и эстетичной, но требовала немалой сноровки в обращении. Подвижность пальцев нужна была и при работе на счётах соробан, и при завязывании пояса (оби) на женском кимоно. Массовое увлечение игровыми автоматами патинко тоже развивает чувствительность пальцев к микроусилиям.

Выполняя некоторые возвратно-поступательные движения, японцы распределяют усилия не так, как европейцы. Например, при работе одноручной ножовкой или рубанком японский плотник прикладывает усилие, направляя инструмент к себе, тогда как его европейский коллега — от себя. То же с открыванием двери. Японцам привычнее открывать её на себя, а представителям западной культуры — от себя. Со спичками и карандашами всё наоборот. Когда спички были в ходу, японцы зажигали их движением от себя, таким же образом затачивали карандаши. Кстати, и в России так делают. Во многих европейских странах, а также в Австралии и Канаде, эти движения имеют противоположную направленность. Гребя на лодке, европеец чередует возвратно-поступательные движения, но силу прикладывает тогда, когда тянет вёсла на себя. Гребля на японской плоскодонной лодке тэммасэн требует круговых движений единственным веслом, при этом усилия гребца прикладываются в обоих направлениях.

Японская лодка тэммосэн.

Есть некоторое своеобразие и в распределении нагрузки между нижней и верхней частью тела. Нижняя часть служит японцам почти исключительно для опоры и поддержания равновесия. Первые уроки в школах восточных единоборств, боевых искусств, борьбы сумои пр. начинаются с базовой стойки (камаэ) — исходной позиции, из которой удобнее всего начинать любое движение и в которую нужно возвращаться после каждого приёма. Она обеспечивается положением ног и таза. Правильная хрестоматийная стойка свидетельствует о психологической готовности к началу схватки, в которой главным условием победы всегда считалась сила духа. Как гласит японская пословица, «пред силой духа ничто не устоит» (сэйсин итто нанигото ка нарадзаран).

Для японцев культ движения сосредоточен в быстроте, точности и аккуратности. При этом идеальные движения должны быть автоматизированы, повторяемы, иметь небольшую амплитуду. В соответствии с классическим представлением о том, что процесс совершенствования в любом деле представляет собой Путь, его длительному постижению уделяется главное внимание. Поэтому процесс шлифовки мастерства у японских спортсменов, исполнителей и мастеровых людей нередко превращается в самоцель и бывает едва ли не важнее самого результата. Считается, что подлинный мастер своего дела имеет право пользоваться специальными приёмами только в том случае, если довёл их до абсолютного совершенства, несоблюдение этого требования свидетельствует о его духовной незрелости (Канаяма, 180).

Плотник и его инструмент.

В японской культуре физическая сила и диапазон движений не имеют решающего значения, как, например, в русской. Древнерусский богатырь «правой рукой махнет — улица, левой — переулочек», «левой рукой коня ведёт, а правой дубья рвёт» — это сила. «Размахнись рука, раззудись плечо» — это амплитуда. Японские борцы сумо отличаются огромной физической силой, но даже в этом виде спорта она обязательна, но не решает всех проблем. И притягательность этого зрелища не столько в самой силе, сколько в её сочетании со скоростью, координацией и величественной сдержанностью спортсменов в проявлении эмоций.

Борьба сумо. Схватка.

Движения японского танца.

Скорость и точность движений (в первую очередь верхней, «инструментальной» части тела) имеет решающее значение и в других национальных видах спорта: дзюдо, стрельба из лука, кэндо. Борьба дзюдо была создана в XIX веке на базе японской техники дзюдзюцу (букв. «мастерство пластики»), зародившейся в XV веке. Её суть в умелом использовании не только собственных телодвижений, но и движений противника, с помощью которых его можно победить, не прикладывая особой силы. Борьба также требует в первую очередь хорошей координации, скорости и точности движений, физическая сила в ней не является решающим фактором.

«Инструментальное» отношение японцев к верхней части тела вообще и к рукам в частности проявляется в быту. По правилам этикета, вставая с татами, японец не должен касаться руками циновки. Подъём осуществляется мышцами нижней части тела. Большинству иностранцев сделать это с первого раза не удаётся. Хотя человек средних физических данных может научиться этому довольно быстро. Японские женщины во время танца двигаются очень медленно, плавно и аккуратно. В танце ценятся та же малая амплитуда, точность и изящество движений. Его основная экспрессия сосредоточена в сдержанных движениях рук, ноги плавно перемещают тело, голова и корпус почти неподвижны.

По наблюдениям японских антропологов, японцы отличаются от европейцев также характером поз и непроизвольных телодвижений, сопровождающих реакцию на внезапную и неминуемую опасность. Юдзи Аида отмечает, что в таких случаях японцы принимают сугубо защитную позу: поворачиваются к опасности спиной, приседают на корточки, опускают голову и прикрывают её руками. Европейцы в аналогичной ситуации поворачиваются к опасности лицом и встречают её стоя, иногда чуть подаваясь навстречу. Если в этот момент рядом со взрослым есть ребёнок, то европеец уберёт его себе за спину, а японец постарается прижать к груди и охватить его контурами своего тела, слившись с ним воедино (Аида, 8).

Если это наблюдение верно, его можно трактовать следующим образом: поворачиваясь навстречу угрозе, европеец уменьшает свои шансы на спасение и одновременно увеличивает шансы ребёнка. Он как бы отделяет ребёнка от себя в опасной ситуации. Японец же принимает более пассивную, защитную позу, отдаваясь угрозе вместе с ребёнком. В этом проявляются некоторые более общие межкультурные различия.

В европейской традиции спасение ребёнка любой ценой является главным приоритетом. Если ситуация безвыходная, то родители, не думая о себе, делают в последнюю секунду всё, чтобы спасти детей. В Японии же превалирует конфуцианский принцип единения родителей с детьми. В Средние века в сочетании с групповой ответственностью он проявлялся в жестоком обычае наказывать всех членов семьи, в том числе и детей, за проступки родителей. Вплоть до смертной казни. Таким образом, если родителям было суждено уйти из жизни, считалось правильным, если дети разделят их участь. Это давало основания европейцам обвинять японцев в жестокости и варварстве. Здесь налицо различия в отношении к семье и судьбе отдельной личности в разных культурах. Групповые самоубийства родителей с детьми (ояко синдзю, икка синдзю) являются отголоском этой традиции.

Принимаемая японцами в момент опасности защитная поза отражает еще один важный аспект японского миропонимания — стремление внутренне адаптироваться, подстроиться к внешней ситуации, а не менять её в свою пользу. С незапамятных времен японцы не стремились бороться с внешним миром и активно изменять его в своих интересах. Они воспринимали его как исходное условие своего физического существования, как данность, к которой следует приспосабливаться без просьб и жалоб. На основе такого отношения в эпоху Мэйдзи в японском обществе получила распространение практическая философия «существования в согласии с реалиями действительности» (гэнсёсоку дзицудзайрон).

Устная японская речь изобилует словами, обозначающими состояния или ощущения человека, которые возникают у него при контактах с внешним миром. Если японца ударить по руке, он почти автоматически скажет итай (больно). Если ему сделать приятный сюрприз, он скажет урэсий (радостно). Если огорчить — куясий (досадно), и т. д. Среди этих полурефлекторных слов-маркеров едва ли не чаще всех употребляются два — абунай (опасно) и ковай (страшно). По субъективному впечатлению, вряд ли где ещё в мире люди так часто и охотно признаются в том, что испытывают страх или чувство опасности, как в Японии.

В давние времена, когда японский народ слагал пословицы и поговорки, в большом ходу было образованное по китайской модели слово кунси. Так называли людей благородного происхождения, достойных, образованных и по-житейски мудрых. В общем, тех, кому можно и должно было подражать. Японский фольклор сохранил немало выражений, приписывающих этим людям всяческие достоинства и добродетели. Осторожность, предусмотрительность, самоконтроль и тому подобные качества занимают в образе кунси далеко не последнее место. В толковом словаре Кодзиэн этим свойствам посвящено больше всего крылатых выражении и пословиц. Кунси ва аяуки ни тикаёрадзу («умный человек к опасности не приблизится»). Кунси ва сантан о саку («умный избегает трёх главных бед» (имеются в виду кисть мудреца, меч самурая и язык адвоката. — А.П.)). Кунси вахитори о цуцусиму («умный осмотрителен даже в одиночестве»). Кунси ва хёхэн су («умный человек меняет точку зрения»). И так далее. Современная японская жизнь дает немало примеров, подтверждающих живучесть этих представлений.

По-видимому, это стремление японцев прежде всего попробовать приспособиться к складывающейся ситуации имел в виду хорошо относившийся к ним В. М. Головнин, когда писал: «В японцах… недостаёт только одного качества, включаемого нами в число добродетелей: я разумею то, что мы называем отважностью, смелостью, храбростью, а иногда мужеством». Справедливо приписывая эту черту образу жизни и воспитанию, он добавлял: «о японцах нельзя сказать, чтоб они были от природы трусы» (Головнин, 321).

С замечанием об отсутствии отваги можно согласиться в отношении простолюдинов, но не самураев, следовавших предписанию кодекса чести: «ты должен быть уверен, что если тебя убьют в бою, то твой труп будет обращен лицом к врагу» (Хагакурэ, 146). Отвага, мужество, презрение к опасности и смерти столетиями культивировались в самурайском сословии, составлявшем лишь небольшую прослойку японского общества. Основная же масса населения в лице крестьян, ремесленников и горожан-разночинцев жила совсем другой жизнью, требовавшей от них прежде всего исполнительности и послушания.

У народов, ведущих оседлый образ жизни, есть два вида хозяйственно-экономической деятельности, естественным образом развивающих первопроходческие и воинские навыки — это охота и животноводство. И то и другое требует постоянных передвижений, умения быстро приспосабливаться к новым условиям и бороться с неизбежными, порой внезапными опасностями. Наконец, воевать с соседями за скот и лучшие пастбища. В обозримом историческом прошлом ни охота, ни животноводство не составляли жизнеобеспечивающих видов деятельности японского населения. Природно-климатические условия Японского архипелага быстро выдвинули на первый план рисосеяние и добычу морепродуктов. И то и другое требовало не столько индивидуальной ловкости и отваги, сколько терпения, покладистого характера, трудолюбия и кооперации. Эти качества, необходимые для выживания этноса, и воспитывались в японцах веками путём естественного отбора, став впоследствии доминантными.

ВНЕШНИЕ АСПЕКТЫ

Отношение японцев к человеческому телу и связанным с ним физиологическим аспектам изначально также во многом отличалось от европейских представлений. Отмсти это результат расовых отличий, отчасти — этнокультурных традиций и эстетических вкусов. Как и другие восточные народы, японцы отличаются от евроамериканцев невысоким ростом и пропорциями тела. Для них характерны удлиненное туловище, плоские ягодицы и укороченные конечности, нередкое искривлениями костей. В начале XX века А. Николаев так описывал особенности японского телосложения:

После знакомства с западными образцами женской красоты японцы ещё долго испытывали своего рода комплекс неполноценности. В романе С. Мусякодзи Сэкэн сирадзу (1912) автор говорит устами одной из своих героинь: «Я люблю картины с изображениями западных женщин, внешность и фигура японок меня не привлекают). Эстетические представления японцев о женской красоте, сформированные гравюрами укиё-э, проиграли в непосредственном столкновении с европейской традицией.

До XX века самыми красивыми женщинами в Японии считались гейши и актрисы, которые ориентировались на классические японские каноны. Первый Всеяпонский конкурс красоты был проведён в 1908 году в ответ на просьбу США прислать представительницу Японии для участия в мировом контесте. Профессионалки, то есть гейши и актрисы, в нём не участвовали. Первой красавицей Японии стала тогда студентка императорского колледжа Гакусюин по имени Хироко Суэхиро, но в США она осталась незамеченной. Появления первой Мисс Вселенной из Японии пришлось ждать до 1959 года (Акико Кодзима). И вот 29 мая 2007 года — вторая победа, звание Мисс Вселенной получила 20-летняя танцовщица из префектуры Сидзуока Риё Мори. Японцы с удовольствием отметили, что победительница — чистокровная японка, что даёт косметическим фирмам основания для раскрутки образа восточной красавицы, до этого не пользовавшегося особой популярностью в Стране восходящего солнца.

Японки (с фотографии XIX века).

Многие европейцы, посещавшие Японию в прошлом веке, обращали внимание на искривление голени, которое действительно кажется явлением довольно частым. Причина его не вполне ясна. Возможно, повлияла длительная островная изоляция и редкие браки с иностранцами. Учёные утверждают, что физически совершенные люди чаще рождаются в смешанных браках, а выражения «красивый метис», «красивая полукровка» стали почти фразеологическими. По мнению науки, биологическая природа человека поощряет симметрией и совершенными пропорциями смешение разных признаков, в том числе и расовых. Биологи говорят, что чем многообразнее признаки, тем устойчивее и жизнеспособнее вид. И приводят в пример изолированные первобытные племена в разных частях планеты, в которых практически не встречаются люди с красивыми чертами и пропорциями тела. Впрочем, пока это лишь версия.

Возможно также, что свою роль сыграли рацион питания, образ жизни и традиционная одежда японцев. В течение долгого времени одним из признаков женской привлекательности в Японии считалась особая походка. Женщина семенила мелкими шажками, заворачивая стопы внутрь. В кимоно такая манера передвигаться действительно смотрится очень симпатично и женственно. Вероятно, отчасти она объясняется покроем самого кимоно: подол его узок, и модельной походкой «от бедра» в нём не похолишь, можно сделать только очень маленький шаг. Мелкие шаги позволяют перемешать тело плавно и грациозно, а кимоно скрывает от взгляда не очень изящную, по европейским меркам, постановку стопы.

Такая особенность походки может быть объяснена также спецификой часто совершаемых движений и принимаемых поз. Например, расположение стопы носками внутрь очень удобно при сидении в строгой, классически-вежливой позе сэйдза: на коленях, подогнув ноги под себя, ягодицы на пятках, спина выпрямлена. В недавнем прошлом женщины проводили в этой позе довольно много времени, да и сегодня она не редкость. Кроме того, стопа носками внутрь повышает устойчивость тела при опускании на колени из положения «стоя», опять же, как требуется, с прямой спиной. И это движение японским женщинам приходилось повторять по много раз в день.

Г. Воллан в своё время высказывал ещё предположение, что во всём виновата привычка японцев носить детей на спине:

Как бы то ни было, некоторая косолапость женской походки зафиксировалась довольно прочно. Несмотря на то что сегодня японки проводят в национальной одежде гораздо меньше времени, чем в европейской, походка большинства из них мало изменилась. Что косвенно говорит о роли традиционных поз, которые в домашнем быту встречаются, пожалуй, чаше, чем кимоно. Это особенно заметно в провинциальных районах, удалённых от влияния зарубежной культуры, где традиционный уклад жизни соблюдается строже. В крупных городах японские женщины быстро перенимают внешние элементы западного стиля и поведения.

В Средние века женское воспитание находилось под строгим контролем семьи и общества. Оно опиралось на моральные нормы, разработанные воинским сословием. К началу XVIII века эти нормы оформились в систему, основы которой остаются неизменными по сей день. В 1716 году было опубликовано моральное наставление для женщин, впоследствии ставшее рекордсменом по числу переизданий. Оно называлось Онна дайгаку («Большое учение для женщин») и содержало 19 главных постулатов женского воспитания. Постулат номер два гласил: «Женщина должна покорять сердца не внешней красотой, а красотой души». И хотя наставление было адресовано обычным женщинам, а не обитательницам весёлых кварталов, профессионалки тоже не полагались лишь на свою физическую привлекательность. Как известно, гейши годами осваивали в специальных школах искусство быть не просто инструментом для удовлетворения физических желаний, но и духовных потребностей мужчины. Образованность женщины, умение вести светскую беседу, слагать стихи и играть на музыкальных инструментах ценились не меньше её физической красоты.

Классическая поза сэйдза.

ЭСТЕТИКА ОБНАЖЁННОГО ТЕЛА

В историческом плане отношение японцев ко многим аспектам внешнего облика человека тоже сильно отличалось от европейского. Это особенно заметно в отношении к обнажённому телу. В европейской культуре обнажение допускается в двух случаях: по необходимости, во время естественных и гигиенических процедур, и частичное обнажение при общении с противоположным полом для привлечения к себе внимания. С первым всё более или менее ясно: требования человеческого естества и гигиены для всех одинаковы, тут никуда не денешься. Второе более свойственно женщинам, которые демонстрируют разные части своего тела в соответствии с допустимыми для данной эпохи нормами. В европейской традиции частичное обнажение издавна составляло важную часть эротической культуры и являлось публично признанным элементом флирта. Сегодня люди почти полностью обнажаются и в некоторых других случаях — во время отдыха (на пляже, например), во время занятий спортом и т. д. Но это по историческим меркам новинка, ещё сто лет назад такого не было, поэтому её в расчёт можно не принимать. Все же основные представления о телесных приличиях сложились у человечества гораздо раньше.

Ни в первом, ни во втором случае японские понятия о наготе и приличиях изначально не совпадали с европейскими. В прежние времена японцы обнажались только для естественных или гигиенических процедур. Воздействовать на чувства другого человека, обнажив ту или иную часть своего тела в не предназначенном для этого месте, — такого здесь не практиковали никогда. Появившиеся во второй половине XIX века иностранцы сразу подметили эту особенность отношений между полами.

По мнению Э. Гюмбера, чувственное равнодушие к обнажённому телу объясняется «отсутствием у японцев чувства пластической красоты, вследствие чего оно и не имеет влияния над их воображением, между тем как наше находится в постоянном возбуждении благодаря модам, нравам и образу жизни» (Гюмбер, 248). Это давало основание для утверждений о том, что, сточки зрения европейца, в японской культуре эротики вообще нет, а есть одна только физиология.

Как и всему остальному, любовным страстям в японской жизни было отведено специальное место, где им можно и нужно было предаваться. В обязанности девочек, обучающихся в школах для гейш, входило развлечение гостей многими способами, но «главное их назначение — своею красотой и своими сальными играми возбуждать страсти молодых людей, заходящих в [чайный] дом, для чего они часто танцуют совершенно нагие и делают различные движения не совсем скромного свойства, но сами они должны оставаться целомудренными… Танцы [японцев| состоят из кривлянья и мимики, лицом они выделывают ужасные гримасы, а телом движения, по большей части очень нескромные» (Бартошевский, 349,350).

Что касается гейш из квартала Ёсивара, то они не демонстрировали гостям ни своего тела, ни лица. Тело от головы до пят было скрыто под кимоно, открытой оставалась только шея. Именно она, точнее, её задняя часть, долгое время считалась символом женственности и самым эротичным местом. Может быть, именно потому, что была открыта для взгляда и представляла хоть какую-то пищу воображению. Покрой кимоно скрывал пропорции фигуры, лицо — под слоем белил и румян, брови густо накрашены, естественной кожи не видно. Так что японским мужчинам в визуальном плане мало что оставалось. Но зато женщины, избравшие своей профессией общение с противоположным полом, славились остротой языка и живостью ума. По-видимому, именно в этом скрывался секрет их обаяния, ведь сказано же было: «покорять не внешней красотой, а красотой души». А как же красоту души и проявить, если не через речь?

Гейша.

Женский обслуживающий персонал в традиционных местах отдыха японцев (горячие источники, национальные гостиницы рёкан)и сегодня поддерживает особый, совершенно открытый, если не сказать больше, стиль общения с клиентами. Настолько открытый по тематике, что может смутить с непривычки европейского путешественника. Нет, ничего скабрезного они себе не позволяют, просто чистая физиология, которой не принято касаться в разговорах европейцев, тем более с малознакомыми людьми.

Как-то в японской гостинице на горячем источнике мне довелось стать свидетелем добродушно-весёлого обсуждения интимных достоинств европейских мужчин. Разговор завели женщины, прислуживавшие за ужином. Они сочли неэтичным накрыть стол и покинуть гостей просто так, не поговорив с ними о том о сём. Иностранцы лишь недоумённо переглядывались, не зная, как реагировать на столь откровенные вопросы и комментарии. Такие разговоры — отголосок невинной простоты отношений, которая царила в местах скопления простого японского люда в прежние времена.

В более общем плане это часть лёгкого, свободного и естественного отношения японцев ко всему, что связано с человеческим телом и его потребностями. Без многих табу и ограничений, свойственных европейской культуре вообще и русской в особенности. Это свободное отношение оставалось доминирующим в течение столетий и начало меняться во второй половине XIX века. Оно распространялось и на однополую любовь, традиции которой вместе с буддизмом также были заимствованы в Китае.

Средневековые буддийские храмы представляли собой уединенный, замкнутый мир, в котором жизнь протекала спокойно и размеренно, не меняясь десятилетиями. В соответствии с представлениями буддизма об изначальной греховности женской природы вход женщинам в этот мир был запрещён. Долгие годы совместной жизни направляли весь нерастраченный заряд любовных чувств и переживаний священнослужителей на их юных учеников. В буддийских храмах пышным цветом цвела культура однополой любви. В течение веков она сопровождала традиционно близкие духовные отношения между учителем и учениками и не считалась чем-то предосудительным. Первые упоминания о таких отношениях содержатся уже в летописно-мифологическом своде VIII века Нихонсёки(Анналы Японии). Во многих буддийских храмах царил культ учеников. Их одевали в нарядные одежды, делали прически и макияж, с них писали картины и ваяли скульптуры в образе юного Будды. В XII–XIV веках было написано множество романов на тему любовных отношений между наставниками и их учениками (Такахаси, 1943: 331). Выражая общественные нравы того времени, поэт Ихара Сайкаку (1642–1693) писал, что «подросток без старшего любовника — всё равно что женщина без мужа» (Хагакурэ, 2000: 114).

Несмотря на последующее влияние европейской культуры, осуждавшей однополую любовь, в современной Японии отношение к ней остается терпимым, пока она занимает отведённое ей место и не выходит за установленные рамки. Нетрадиционная половая ориентация законом не преследуется, гей-клубы существуют легально и открыто, но на особое внимание общества сексуальные меньшинства не претендуют. Опросы показывают, что общественное мнение по этому вопросу располагается в «золотой середине» мирового рейтинга. Если полное одобрение и поддержку однополой любви принять за 10 баллов, то в Японии индекс одобрения составляет4,5 (25-е место в мире). На первом месте Голландия с 7,8 балла, а Россия с 2,5 балла располагается в нижней части списка — 48-е место (Такахаси, 2003: 213).

И тут уместно сказать ещё об одном аспекте японской специфики. Посещавшие в XIX веке Японию европейцы были уверены, что обнажённое тело возбуждает чувственность в любой ситуации. Японцы же издавна полагали, что тело человека имеет множество функций и может возбуждать лишь тогда, когда обнажается для этого специально, то есть в определённом месте, в определённое время и определёнными методами. Во всех остальных случаях они не видели в наготе ничего особенного, и совершенно её не стеснялись. Мало кто из первых европейцев мог пройти мимо этой шокирующей японской привычки и не отметить её в своих записях.

В XVIII веке для доставки почты в Японии использовали гонцов, которые бегом преодолевали свой отрезок пути и передавали мешок с письмами следующему гонцу, как эстафетную палочку. По воспоминаниям европейцев, кроме набедренной повязки единственным «одеянием» гонцов была красно-синяя татуировка, которая покрывала большую часть их тела и как бы скрывала наготу. Вплоть до второй половины XIX века японцы не только мылись в общих банях, но если погода позволяла, то и домой частенько шли голышом, не стесняясь соседей.

Если уж после бани бежать домой голышом было не зазорно, то что говорить о любимцах публики — борцах сумо, одетых единственно в ту же набедренную повязку, уменьшить которую уже невозможно ни при каких стараниях? В сочетании с особенностями телосложения массивных спортсменов, покрытых слоем подкожного жира, это традиционное одеяние и сегодня вызывает у новичков-иностранцев обоего пола смешанные чувства.

Спокойное отношение к обнажённому телу имеет давнюю историю и связано с общинным прошлым японского народонаселения. В сельской местности оно было поделено на пятидворки, в городах — на десятидворки. Дисциплина и ответственность общая. Таиться от соседей, жить отдельно и независимо в таких условиях просто невозможно. Российские путешественники сразу подметили: «Вся жизнь японца проходит на улице: он работает, моется, одевается на виду у всех. Даже известные кабинеты и ящики с неприятным запахом не спрятаны, как у нас, на заднем дворе, а выходят прямо на улицу» (Воллан, 122).

Борцы сумо. Исходная позиция.

В таких условиях остается один шаг по полного, но морально устойчивого растворения в обнажённом коллективе. Да и как его не сделать, когда уж тысячу лет минеральные источники по всей стране бурлят, вода и дрова в большой цене, а мыться надо регулярно? Поудивлявшись всеобщей наготе, аналитичные европейцы, тем не менее, пришли к благоприятному для японцев заключению:

Напряжённое отношение европейцев к обнажённому телу и чувственным удовольствиям объясняется, конечно, христианским учением. Веками оно объявляло человеческую плоть источником грешных мыслей, с которыми нужно бороться, и грешных желаний, которые следует подавлять. В Средние века, когда японские мужчины и женщины мылись в общих банях, христианская мораль запрещала европейским мужчинам даже своих жён видеть обнажёнными. Сегодня свободные западные нравы сокрушили религиозные догмы, и европейцы могут позволить себе сарказм по отношению к исламским законам, которые запрещают женщинам «купаться в одном море с мужчинами». Но ещё совсем недавно, не будь японцы столь уважительными к Европе, они могли бы поиронизировать над её комплексами по поводу «обнажёнки».

Да и другие поводы у них были: этикет — штука тонкая. Узнав от французских гостей о назначении носовых платков из тонкого шёлка, японские дамы тут же заметили, что «ни одна, даже самая простая женщина не возьмете руку и не положите карман кусок материи, в которую она сморкалась» (Гюмбер, 28, Воллан, 120). В отличие от европейцев, японцы с незапамятных времён пользовались бумажными носовыми платками разового употребления. Л. И. Мечников в своё время писал, что если японцам «следует перенять многое от Европы, то и Европе, в свою очередь, не мешало бы поучиться кое-чему у японцев в культурно-гуманитарном отношении» (Мечников, 109).

Горячий источник под открытым небом.

Однако у иностранцев было слишком много передового и полезного, а потому японцы с ними не спорили. Вместе с полезными знаниями они переняли многое из европейского этикета, в том числе и привычку стесняться обнаженного тела. Сегодня общие помывки мужчин и женщин, конечно, напрочь искоренили. Лишь некоторые старинные минеральные источники по традиции сохраняют совместные бассейны. В них не моются, а принимают оздоровительные ванны. Таких мест не очень много, но они известны и популярны. Отчасти из-за лечебных свойств волы, отчасти из-за традиций, отчасти из-за пикантной экзотики — ну где ещё в Японии можно сегодня публично обнажиться на законном основании?

Переняв у европейцев запретительное отношение к обнажённому телу, японцы, как это часто бывало, довели идею до запредельного максимума. Однако прежде чем японские граждане отказались от первозданной привычки раздеваться по любому поводу, правительству пришлось немало потрудиться. В конце XIX века британские леди и джентльмены регулярно приходили в ужас от встреч с полуголыми, а то и вовсе голыми аборигенами в самых неподходящих местах. Курс на приобщение японского народа к европейской цивилизации был взят твёрдо и бесповоротно. Полицейские патрулировали улицы крупных городов на предмет обнаружения сверхлегко одетых барышень, полуголых рабочих, извозчиков-рикш и прочего люда. Совместные бани были запрещены, посещение раздельных теперь отделений тоже взяли под контроль.

В жаркий день на пляже.

Прошло сто лет, и японцев стало не узнать. Подобно другим южным народам, живущим у моря, купаться в нём они не любят, да и загорать тоже. В Японии на солнце не загорают, от него защищаются зонтиками, шляпами и перчатками до локтей. Так что русское «скорей бы в отпуск, да на море!» не найдёт отклика в японской душе. Это море и так не дальше ста километров в любой точке страны, из самого отдалённого места до него можно доехать за пару часов. И отпуск брать не надо.

Но у молодёжи загар в моде, а потому в августовскую жару на пляжах бывает людно. Купальники в основном закрытые, мужчин в плавках тоже нигде не видно. Тут всё по нынешней американской моде — попугайной раскраски купальные трусы типа «семейные», до колен, как положено. Наше дружное «нет» нетрадиционной сексуальной ориентации.

К шортам японцы относятся спокойно, но вот насчет «верха» правила нынче строгие. Не дай бог мужчине раздеться до пояса где-нибудь дальше ста метров от пляжа — не поймут. Неважно, играет он в футбол или работает под палящим солнцем, обливаясь потом. В жару японцы берут с собой несколько маек-футболок и меняют их быстро-быстро. Наши соотечественники в жаркие дни поступают по-национальному просто: раздеваются до пояса и гуляют себе по городу, наслаждаясь японскими пейзажами, а заодно и ультрафиолетом. Слабонервные японцы провожают их долги ми взглядами. Хорошо бы экипажам российских судов, регулярно заходящих в японские порты, как-то поднапрячься и попробовать учесть местные привычки и слабость менталитета. Всё-таки ближайший сосед, мир, дружба и взаимопонимание.

Японские школьницы.

Причина такого «одёжного экстремизма» довольно проста: это всё то же соблюдение общепринятых правил. Одно из которых гласит форма должна соответствовать содержанию, а одежда — месту, времени и роду деятельности человека.

В общем, глядя на современных японцев, трудно поверить, что их прабабушки, а возможно, и бабушки ещё сто лет назад «нисколько не смущаясь, принимали… при… посторонних мужчинах ванну или купались на берегу моря» (А. Николаев), «кормили при публике ребёнка и работали в одной юбке, с открытой грудью» (Г. Воллан) и совершали другие, совершенно немыслимые сегодня поступки. Единственные, кто чем-то напоминают о прежних временах — это японские школьницы. Похоже, среди них уже много лет идет негласное соревнование — у кого юбка короче. Ход этой отчаянной борьбы привлёк внимание одного японского журнала, который решил замерить оставшуюся длину юбок и определить чемпионок Юго-Западной Японии. Победу одержали школьницы из административного округа Киото со средним результатом 16,7 см выше колен.

В остальном одёжные тенденции становятся всё строже. Столь быстрый поворот в нравах на сто восемьдесят градусов ещё раз показывает, сколь эффективно ведётся в Японии идейно-воспитательная работа с населением и как резко могут быть изменены его вкусы и предпочтения. Поставив перед страной цель, японское правительство использует все возможные ресурсы для её достижения. Привыкшее к контролю и послушанию население демонстрирует в свою очередь невероятную восприимчивость и внушаемость. В результате провозглашённая руководством идея, или политический курс, как говаривал классик, в кратчайшие сроки «овладевают массами и становятся реальной силой». Это тоже один из секретов многих японских «чудес».

В XX веке в Японии произошла ещё одна перемена в общественных взглядах, достойная того, чтобы быть упомянутой в этом ряду. Она демонстрирует те же самые черты: эффективность работы с населением и его внушаемость. Хотя в данном случае руководству страны радоваться вроде нечему.

Речь идет о готовности современных японцев защищать родину и рисковать ради этого своей жизнью. Как известно, до 1945 года большинство населения разделяло тезис о том, что отдать жизнь за родину и императора — священный долг и большая честь для подданного. В отряды камикадзенабирали не всех подряд, а самых достойных. Но вот война закончилась, милитаризм заклеймили и провозгласили миролюбивое демократическое будущее. Идейно-воспитательная машина вновь заработала на полную мощность, но теперь уже в «правильном» направлении. Результат по данным опросов, ещё недавно патриотично настроенные японцы в случае военного конфликта не готовы добровольно защищать свою страну. В 2001 году в случае войны на защиту родины был готов встать лишь каждый шестой японским мужчина (16 %), а каждый второй (47 %) заявил, что не будет этого делать. С этими цифрами Япония заняла последнее место среди 59 стран, в которых проводился опрос. Для сравнения: среднемировой показатель патриотизма оказался в 4 раза выше японского (68 % против 16 %), а в России он превысил среднемировой уровень — 75 % (Такахаси, 2003: 67).