Роберт Юнг Ярче тысячи солнц Повествование об ученых-атомниках

Предисловие

Автор книги «Ярче тысячи солнц» вводит читателя в малоизвестную широкой публике среду западноевропейских и американских ученых-атомников, в которой родилась, развилась и нашла свое практическое воплощение идея ядерного оружия. Но он не выступает только как хроникер событий, а старается показать эти события через те изменения, которые происходили в психологии ученых. Изменения же эти были огромны. Подобно дантевскому Вергилию проводит автор своего читателя по кругам всей этой атомной эпопеи и показывает ему своих героев в «Раю», «Чистилище» и «Аду». Вот они в геттингенском «Раю», все это весьма почтенные люди с высокими устремлениями, в неукротимой жажде познания проникающие в самые сокровенные тайники природы и не помышляющие ни о каком оружии; вот они в «Чистилище» чистилище острой политической борьбы с фашизмом — рушится взаимное доверие, зарождается мысль об атомной бомбе; вместо активной борьбы с фашизмом они эмигрируют от него подальше, настойчиво ищут хозяев, способных заказать им разработку бомбы (не кто другой, как Э. Теллер с горечью писал «о тщетных усилиях ученых в 1939 г. пробудить у военных властей интерес к атомной бомбе…»). И вот, наконец, они в «Аду» — в лапах крупнейших американских монополий и высших военных властей США. Невольно обращает на себя внимание своей символичностью тот факт, что текст первой петиции Эйнштейна и других ученых президенту Рузвельту был составлен в стенах одного из банков на Уолл-Стрит.

В книге множество красочных деталей быта и судеб (в большинстве своем трагических) людей науки в капиталистическом мире.

Главная ценность книги, на наш взгляд, заключается в ее документальности: автор использует для подкрепления своих выводов обширный и весьма интересный материал (цитаты из официальных документов, стенограмм, мемуаров, частной переписки и даже выдержки из записей подслушанных показаний на допросах и т.п.). Все это придает особую убедительность повествованию.

Базируясь на таком материале, Р. Юнг документально подтверждает, что сама идея ядерного оружия родилась именно в среде западноевропейских ученых, что именно они принесли эту идею вместе с пугалом немецкой урановой бомбы правительству США и убедили его в возможности создания бомбы американской, что в этой же среде родилась мысль о создании стены секретности вокруг атомных исследований, мысль, нашедшая такое, поистине аракчеевское воплощение на американской почве. Здесь следует еще раз отметить, что не кто иной, как Советский Союз, явился инициатором ликвидации секретности в одной из новейших отраслей науки — в области управляемых термоядерных реакций (см. известный доклад академика И. В. Курчатова в Харуэлле). Автор вынужден признать, что «до конца 1945 г. русские совершенно открыто писали в разных технических статьях и даже в ежедневной прессе о своих работах в области ядерной физики». Напомним, что к этому времени (к концу 1945 г.) США уже взорвали три урановые бомбы (одну в Аламогордо и две над Хиросимой и Нагасаки) и что все американские, английские и канадские работы по ядерной физике уже за несколько лет до этого были наглухо закрыты для всего мира небывалой по масштабам стеной секретности, цензуры и драконовского режима, о которых так красноречиво повествует Р. Юнг в своей книге.

Разоблачая официальную американскую версию о том, что бомбы были сброшены для ускорения окончания войны, он показывает читателю, что это было сделано без всякой военной необходимости, и что сотни тысяч ни в чем не повинных людей, загубленных в Хиросиме и Нагасаки, были принесены в жертву так называемой «атомной дипломатии» США. К сожалению, автор совсем не освещает сущности этой дипломатии, заключавшейся в стремлении использовать огромные достижения ядерной науки и техники в качестве орудия агрессивной империалистической политики, средства политического шантажа. Хотя Р. Юнг и подает в виде сенсации такие крупнейшие события, как появление советских ядерных бомб (атомной и водородной), он, однако, не утруждает себя анализом этих событий. А ведь они означали вопиющий просчет и полный крах американской «атомной дипломатии», базировавшейся на иллюзорной концепции атомной монополии США. Молчит автор и о том, что советские бомбы появились на свет как оборонительная мера в ответ на атомный шантаж со стороны правящих кругов США, о том, что Советский Союз с самого начала выступил в ООН с проектом конвенции о запрещении атомного оружия и уничтожении его запасов. Не пишет он и о том, что США противопоставили советским предложениям свой план (так называемый план Баруха), в котором полностью игнорировали вопрос о запрещении этого оружия и добивались создания под эгидой США мирового атомного «сверхтреста», означавшего монополизацию Соединенными Штатами Америки всех работ в области атомной энергии во всем мире. Американский империализм рвался к мировому владычеству.

Его не смущали лишние сотни тысяч жертв. Характеризуя обстановку, в которой принималось решение о сбрасывании бомб на японские города, генерал Гровс замечает: «Трумен не так уж много сделал, сказав «да».

В те времена потребовалось бы огромное мужество, чтобы сказать «нет». А ведь Трумен точно знал о предстоящем вступлении СССР в войну против японских милитаристов, точно знал, что разрушение Хиросимы и Нагасаки было бесцельным с военной точки зрения, и все-таки, выполняя волю американских монополий, он сказал «да».

Зачем? Затем, чтобы шантажировать весь мир и в первую очередь Советский Союз. Это и было началом «атомной дипломатии» США.

Автор широко пользуется версией о том, что американская атомная бомба вначале разрабатывалась как средство обороны против бомбы немецкой. Но ведь в США очень скоро стало известно, что немецкой бомбы не существует, а миссия «Алсос» окончательно подтвердила это.

И все же американские бомбы были использованы, но уже отнюдь не в целях обороны, а как средство самой неприкрытой агрессии.

А следующее, разрекламированное на весь мир «да», сказанное президентом США, означавшее приказ изготовить водородную бомбу («супербомбу»)? Разве это новое «да» не означало усиление гонки атомных вооружений по инициативе США? Не надо забывать, что все это происходило параллельно с созданием баз вокруг СССР, с гонкой ракетных вооружений, с созданием агрессивных блоков, на фоне американской агрессии в Корее и т. д. И разве мог Советский Союз смотреть на это безучастно и не противопоставить американской «супербомбе» советскую водородную бомбу и американской ракете — ракету советскую?

Советский Союз должен был обеспечить свою оборону.

В некоторых местах своей книги Р. Юнг пытается создать впечатление, что гитлеровская Германия не получила в свои руки это ужасное оружие благодаря сопротивлению немецких ученых-атомников. Остается, однако, несомненным факт, что немецкие атомники вели все необходимые разработки и расчеты. И то, что Гитлер не получил атомной бомбы, определялось вовсе не гуманизмом немецких ученых, а отсутствием у гитлеровской Германии экономической базы: не было ни достаточных запасов урана, ни добывающей и перерабатывающей урановые минералы промышленности. Несомненно, конечно, что германские ученые-атомники испытывали и угрызения совести, и мучительные колебания. Но ведь все это было свойственно и их коллегам, эмигрировавшим в Америку, и тем не менее не помешало им изготовить для правящих кругов США и урановую, и водородную бомбы. Р. Юнг в своей книге красноречиво резюмирует: «Таким образом, итог тысяч индивидуальных действий, в основе которых лежало высокое представление о совести, привел в конце концов к акту коллективного пренебрежения совестью, ужасающему по своим масштабам».

Закономерен вопрос: где же выход из создавшегося положения? Ответа автор не дает. Вместо этого он пускается в туманные рассуждения с немалой примесью мистицизма.

Сейчас всему миру ясно, что выход есть, и только один — запрещение ядерного оружия, его полная ликвидация и всеобщее разоружение. Именно Советский Союз указал этот выход.

С высокой трибуны Организации Объединенных Наций глава советской делегации Н. С. Хрущев заявил на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН:

«Наша эпоха — эпоха стремительного обновления форм существования человеческого общества, невиданного взлета к могуществу над силами природы, невиданного взлета к более прогрессивному социальному устройству. Но хотя мы живем в XX веке, в нем еще заметны рецидивы веков минувших, больше того — остатки варварства. Однако одна из главных черт этой эпохи, ее сущность — в пробуждении некогда отсталых, забитых и угнетенных народов.

Наш век — век борьбы за свободу, когда народы стряхивают со своих плеч чужеземное иго. Народы хотят достойной жизни и сражаются за нее».

Не может быть сомнений в том, что народы мира добьются этой достойной жизни, в которой не будет места ни гонке вооружений, ни ядерному оружию вообще.

Хотя Р. Юнг и пишет в своем предисловии, что он не располагает материалами о советских ученых и, казалось бы, уже по одному этому должен был бы воздержаться от суждений о них, он все же не сумел выдержать свою роль беспристрастного рассказчика и не побрезговал избитыми антисоветскими измышлениями, почерпнутыми, по-видимому, в клоаке «желтой прессы». Вслед за этой «прессой» он повторяет клевету на Советский Союз в связи с пресловутыми «делами» К. Фукса и Р. Оппенгеймера. Естественно, что такие места, так же как и некоторые, не представляющие интереса религиозно-мистические рассуждения автора, не вошли в русский перевод. Но в нем сохранены выдержки из допросов Оппенгеймера, которым он подвергался в контрразведке и сенатской комиссии, созданной специально для расследования его «дела». Невольное чувство брезгливости возникает у читателя: он воочию видит, как в погоне за несуществующими уликами «инквизиторы» (так их именует Р. Юнг) стараются запутать, запугать, заставить во что бы то ни стало дать показания, нужные властям для их дикой, но лишенной всяких оснований кампании против американской компартии.

Да, опасно в «свободной и демократической» Америке не только иметь левые взгляды, но даже просто интересоваться ими!

И не только К. Фукс и Р. Оппенгеймер были жертвами этой нашумевшей на весь мир «охоты на ведьм».

Немало было и других, о которых в книге упоминается лишь вскользь (см. главу «Горькие годы»). Но весь цинизм и вся глупость этого маккартистского похода наиболее отчетливо видны на примере «дела» Оппенгеймера. Крупнейшему американскому ученому был предъявлен ряд нелепых обвинений вплоть до государственной измены. Но даже и специально назначенный «Шемякин суд» не мог доказать недоказуемого и вынужден был оправдать ни в чем не повинного и ошельмованного «желтой прессой» человека.

Судьбы Оппенгеймера, Фукса и других типичны для условий, в которых приходится работать ученым в капиталистическом мире. Автор книги «Ярче тысячи солнц» колеблется между сочувствием к жертвам маккартизма и шпиономании и желанием «объективно» показать их «инквизиторов». Но даже при этих колебаниях он вынужден констатировать:

«В те горькие годы таких случаев было сотни. Их нельзя характеризовать одной статистикой, потому что нет цифр, которыми можно было бы выразить всю тяжесть тревог, страха и горестей, носимую всеми теми, кто оказался под подозрением. Правительство их выслеживало, соседи им не доверяли и сторонились их. Многие коллеги не отваживались даже разговаривать с ними. Это было время высылок и ссылок, время горестей и стыда, которое доводило людей до самоубийства.

Начиная с 1947 г., атмосфера, в которой жили ученые Запада, становилась все более и более гнетущей. Новые методы, применявшиеся Вашингтоном, центром политической мощи Запада, оказывали свое влияние на психологический климат Лондона и Парижа. Вскоре даже в Англии и Франции не пользующихся популярностью ученых стали подвергать проверкам в комиссиях по лояльности, лишали паспортов и смещали с постов».

Нельзя не отметить также и необъективности автора в оценке некоторых фактов, относящихся к деятельности великого сына Франции Фредерика Жолио-Кюри.

За этими исключениями книга ценна своей убедительностью, ясностью изложения и самой своей темой, злободневной для всех людей. Она представляет собой несомненный познавательный интерес для советского читателя.

В. Дурнев

Загрузка...