У школы копы, похоже, решили провести конгресс. Синие патрульные машины, белые из полицейского отделения Льюистона, черно-белая из Брансуика, две из Оубурна. Копы, нагнавшие к школе столько транспорта, бегали взад-вперед, низко пригибаясь. Подвалила и пресса. Поставленные на капоты фотоаппараты нацелились линзами на школу. Справа и слева от школы дорогу блокировали переносными ограждениями, за которыми поставили таблички с надписью ОБЪЕЗД. Как я понял, только потому, что других, отражающих истинное положение дел (ОСТОРОЖНО! ПСИХ НА СВОБОДЕ!), у них не было. Дон Грейс и старина Том о чем-то судачили с огромным мужчиной в синей полицейской форме. Дон явно злился. Здоровяк слушал, но качал головой. Я предположил, что это капитан Френк Филбрик, начальник полиции штата. Догадывался ли он, что я могу уложить его одним выстрелом?
Заговорила Кэрол Гранджер, дрожащим голосом. Лицо ее заливала краска стыда. Я рассказал эту историю не для того, чтобы пристыдить ее.
— Я тогда была совсем ребенком, Чарли.
— Знаю, — улыбнулся я. — Ты в тот день была очень хороша. И уж конечно, не выглядела ребенком.
— А Дикки Кэбл мне еще и нравился.
— Ты с ним тискалась после вечеринки?
Она покраснела еще больше.
— Хуже того. В восьмом классе я пошла с ним на пикник. Он казался… таким мужественным. Необузданным. На пикнике он… ты понимаешь, разошелся, и я его не останавливала, до определенного предела. Больше я с ним никуда не ходила. Даже не знаю, где он сейчас.
— На Плейсервиллском кладбище, — ответил Дик Кин.
Я аж вздрогнул. Словно передо мной возник призрак миссис Андервуд. Я до сих пор мог показать места, на которые пришлись удары Дикки. Известие о том, что он мертв, вызвало у меня странный, мистический ужас… и по выражению лица Кэрол я понял, что и она испытывает те же чувства. Он… разошелся, а я не останавливала его, до определенного предела. Так она сказала. О чем, собственно, могла идти речь для такой умной, нацелившейся на колледж девочки, как Кэрол? Может, он ее поцеловал? А может, даже затащил в кусты и картографировал девственную территорию ее наливающейся груди? На пикнике в восьмом классе. Господи, спаси и сохрани нас всех. Он, видите ли, был мужественным и необузданным.
— Что с ним случилось? — спросил Дон Лорди.
Дик не стал тянуть с ответом.
— Его сбила машина. Ирония судьбы. Смеяться, конечно, тут не над чем, но случай необычный. Он получил водительское удостоверение в октябре и за рулем показал себя полным идиотом. Наверное, хотел дать понять всем, какой он крутой. Кончилось тем, что никто не хотел садиться к нему в машину. У него был «понтиак» выпуска 1966 года, который он перебрал собственными руками. Выкрасил в бутылочно-зеленый цвет, на передней дверце со стороны пассажира нарисовал туза пик.
— Точно, я не раз видел этот автомобиль, — ввернул Мелвин. — Около центра развлечений «Харлоу».
— Поставил четырехскоростную коробку передач «хеарст», — продолжал Дик, — четырехкамерный карбюратор, инжектор. Мотор у него мурлыкал. Машина разгонялась до девяноста миль на второй передаче. Однажды я сидел рядом с ним, когда он вошел в поворот Бриссетт на скорости девяносто пять миль в час. Машину начало заносить. У меня сердце ушло в пятки. Ты прав, Чарли. Странная у него была улыбка. Не могу сказать, что, улыбаясь, он становился похожим на газонокосилку, но улыбка была странная. А он улыбался и улыбался, когда машину стаскивало с дорожного полотна. И приговаривал: «Я ее удержу, я ее удержу». И удержал. Потом я попросил его остановиться. И потопал домой пешком. Хотя ноги меня не держали. А через пару месяцев его сбил грузовик, в Льюистоне, когда он переходил Лиссабонскую улицу. С ним был Рэнди Милликен, и Рэнди говорил, что Дикки перед этим ничего не пил и не обкурился. И произошло все по вине водителя. Он потом отсидел девяносто дней в тюрьме. Но Дикки погиб под колесами. Ирония судьбы.
Кэрол побледнела как полотно. Я испугался, что она сейчас грохнется в обморок, и попытался ее отвлечь:
— Твоя мать разозлилась на меня, Кэрол.
— Что? — Она завертела головой, словно пыталась понять, где находится.
— Я назвал ее каргой. Старой толстой каргой.
Она скорчила гримаску, потом благодарно улыбнулась, оценив мой маневр.
— Да. Еще как рассердилась. Она думала, что драку затеял ты.
— Твоя мать вместе с моей ходила в какой-то клуб, не так ли?
— «Книги и бридж»? Да. — Она чуть развела коленки. Рассмеялась. — По правде говоря, я всегда недолюбливала твою мать, хотя и видела ее пару раз. Моя-то говорила о ней с придыханием: какая же интеллигентная миссис Декер, как тонко она разбирается в нюансах творчества Генри Джеймса, и все такое.
— Понятно, — кивнул я. — Между прочим, мне говорили то же самое о тебе.
— Не может быть.
— Точно. — Внезапно меня осенило. Как же я мог упустить такое из виду? Тоже мне, мыслитель! Я даже рассмеялся. — Готов спорить, я знаю, почему она так настаивала на том, чтобы я пошел на твой день рождения в костюме. Это называется «Сватовство», или «Как они подходят друг другу», или «Подумайте, какие умные у них будут дети». Все как в лучших семействах, Кэрол. Ты пойдешь за меня замуж?
У Кэрол открылся рот.
— Они… — Договорить она не смогла.
— Именно так я и думаю.
Она улыбнулась, хохотнула, рассмеялась. Вроде бы неуважительно по отношению к мертвым, но я ничего не сказал. По правде говоря, миссис Андервуд никак не выходила у меня из головы. В конце концов, я чуть ли не стоял на ней.
— Идет большой босс, — возвестил Билли Сэйер.
Так и есть. Френк Филбрик шагал к школе, глядя прямо перед собой. Я надеялся, что фотокоры сумеют запечатлеть его самую главную часть. Кто знал, может, он захотел бы использовать фотоснимки своей задницы на рождественских открытках. Он вошел в парадную дверь. Из коридора, словно из другого мира, донеслись его шаги: он держал курс на кабинет директора. Почему-то у меня возникло ощущение, что вне класса только он реален. А все остальное за окнами — иллюзия, картинка на экране телевизора. Показывали их, не меня. Мои одноклассники чувствовали то же самое. Это читалось на их лицах.
Тишина.
Щелчок: включилась система внутренней связи.
— Декер?
— Да, сэр?
Тяжелое дыхание. Он пыхтел перед микрофоном, как какое-то большое и потное животное. Мне это не нравится, никогда не нравилось. Точно так же говорил по телефону отец. Тяжелое дыхание давило на барабанную перепонку, в нем буквально чувствовались запахи виски и табака. Что-то в этом было антисанитарное, даже гомосексуальное.
— Благодаря тебе мы оказались в довольно-таки забавном положении, Декер.
— Похоже на то, сэр.
— Нам не хотелось бы застрелить тебя.
— Мне тоже этого не хотелось бы, да я и не советую вам пытаться.
Тяжелое дыхание.
— Ладно, давай выберемся из этого курятника и поглядим, что у нас в корзинке. Какова твоя цена?
— Цена? — переспросил я. — Цена?
Я вдруг представил себе, что он принимает меня за говорящую мебель, к примеру, стул от Морриса, и действует по поручению состоятельного покупателя, пытаясь выгадать пару баксов. У меня потемнело в глазах.
— За то, что отпустишь их. Что ты хочешь? Эфирное время? По радио и ТВ и так говорят только о тебе. Заявление в газетах? Нет проблем. — Фыр-фыр-фыр. Вернее, пуф-пуф-пуф. — Но давай с этим определимся, прежде чем начнется кавардак. Ты должен сказать нам, чего ты хочешь.
— Тебя, — коротко ответил я.
Дыхание как отрезало. А потом оно зазвучало вновь, такое же тяжелое. Действуя мне на нервы.
— Ты это должен объяснить.
— Разумеется, сэр. Мы можем заключить сделку. Вам ведь хочется заключить сделку? Речь идет именно об этом?
Нет ответа. Фыр-фыр и пуф-пуф. В День поминовения[19] и в День труда[20] Филбрик всегда выступал в шестичасовом выпуске новостей, зачитывая некое послание с телепромптера[21]. То-то мне казалось, что я уже слышал сегодняшние слова Филбрика. Ларчик открывался просто: те же фыр-фыр и пуф-пуф. Даже перед телекамерами он пыхтел, словно бык, готовящийся взгромоздиться на корову.
— Что ты предлагаешь?
— Сначала ответьте, кто-нибудь среди вас думает, что у меня может возникнуть желание посмотреть, а сколько я успею уложить моих одноклассников? К примеру, Дон Грейс?
— Этот шматок говна. — Сильвия закрыла рот рукой.
— Кто это сказал? — рявкнул Филбрик.
Сильвия побледнела.
— Я, — ответил я. — Прослеживаются во мне некоторые транссексуальные тенденции. — Скорее всего он понятия не имел, о чем я говорю, но спрашивать его в лоб мне не хотелось. — Вы можете ответить на мой вопрос?
— Некоторые люди думают, что ты можешь окончательно свихнуться, да, — с неохотой признал он.
В дальних рядах захихикали, но я надеялся, что микрофон этих звуков не уловил.
— Понятно. Предлагаю следующую сделку. Вам в ней уготована роль героя. Вы приходите сюда. Без оружия. Входите в класс, заложив руки за голову. Я отпускаю всех. А потом всаживаю пулю в вашу гребаную голову, сэр. Как насчет такой сделки? Согласны?
Пуф-пуф, фыр-фыр.
— Ругаться нехорошо, парень. Там же девушки. Молодые девушки.
Ирма Бейтс в изумлении огляделась, словно кто-то только что окликнул ее.
— Договорились? — напирал я. — По рукам?
— Нет, — ответил Филбрик. — Ты застрелишь меня и не отпустишь заложников. — Пуф, фыр. — Но я спущусь в класс. Может, мы что-нибудь придумаем.
— Парень, — ответил я, — если ты не выключишь систему внутренней связи и через пятнадцать секунд не выйдешь из той двери, в которую вошел, здесь кто-нибудь останется без головы.
Из сидящих передо мной никто не обеспокоился.
Пуф-пуф.
— Твои шансы выбраться отсюда живым уменьшаются.
— Френк, дружище, никто из нас не выйдет отсюда живым. Даже мой старик это знает.
— Ты выходишь?
— Нет.
— Как скажешь. — Такой исход его, похоже, ничуть не расстроил. — У вас там есть парень по фамилии Джонс. Я хочу с ним поговорить.
Почему нет?
— Валяй, Тед, — кивнул я. — Это твой шанс. Не упусти его. Друзья, сейчас этот юноша потрясет яйцами у всех на глазах.
Тед впился взглядом в черный квадрат аппарата внутренней связи.
— Слушаю вас, сэр.
Вот он-то произносил «сэр» с должным уважением.
— Внизу все в полном здравии, Джонс?
— Да, сэр.
— Что ты можешь сказать о Декере?
— Думаю, от него можно ждать чего угодно. — И он злобно глянул на меня.
Кэрол неожиданно рассердилась. Открыла рот, чтобы осадить Теда, но, должно быть, вспомнила, что ей выступать от класса на выпускном вечере, говорить об ответственности, лежащей на Западном мире, и сомкнула губы.
— Благодарю вас, мистер Джонс.
Приставка «мистер» Теда очень порадовала.
— Декер?
— Здесь я, здесь.
Фыр-фыр.
— Еще увидимся.
— Я-то уж точно должен увидеть вас. Через пятнадцать секунд. — Пауза. — Филбрик?
— Да?
— У вас есть отвратительная привычка, знаете ли. Я это заметил еще во время ваших телевыступлений. Вы дышите людям в уши, Филбрик. Сопите, как возбужденный жеребец. Дерьмовая привычка. А говорите вы так, словно считываете текст с телепромптера, даже когда его нет и в помине. Надо от этого избавляться. Глядишь, и спасете чью-нибудь жизнь.
Филбрик фырчал и пыхтел.
— Вонючий ублюдок. — С тем он и отключил внутреннюю связь.
И двенадцать секунд спустя вышел из парадной двери. Как только он добрался до машин, стоявших на газоне, началась очередная конференция. Руки Филбрика так и летали.
Все молчали. Пэт Фицджеральд грыз ноготь. Свин достал другой карандаш и разглядывал его. Сандра Кросс пристально смотрела на меня. Ее окружало сияние. Возможно, светилось облачко тумана, непонятно как залетевшее в класс и остановившееся между нами.
— Как насчет секса? — неожиданно спросила Кэрол и покраснела, когда все повернулись к ней.
— Ты про что? — полюбопытствовал я.
Кэрол, похоже, уже горько жалела о том, что не держала рот на замке.
— Я подумала, раз кто-то повел себя странно… ну… вы понимаете, странно… — Она запнулась, не находя слов, но тут ей на помощь пришла Сюзан Брукс.
— Все правильно. И перестаньте лыбиться. Все думают, что секс — это грязь. Это наша общая проблема. Мы все волнуемся из-за секса. — Она посмотрела на Кэрол.
— Именно это я и хотела сказать, — кивнула Кэрол. — У тебя… ну, у тебя был неудачный опыт?
— Ничего такого с тех пор, как я спал с мамой, — без запинки ответил я.
У нее аж глаза вылезли из орбит, но потом она поняла, что я шучу. Свин захихикал, все разглядывая карандаш.
— Нет, правда.
— Хорошо. — Я нахмурился. — Я расскажу о моей сексуальной жизни, если ты расскажешь о своей.
— О… — Мои слова вновь шокировали ее.
Грейси Станнер рассмеялась:
— Выкладывай, Кэрол. — У меня сложилось ощущение, что эти две девушки друг друга не жаловали, но теперь я видел, что Грейси просто шутит, по-дружески, словно они обе негласно признали, что взаимные обиды остались в прошлом.
— Послушаем, послушаем, — маслено заулыбался Корки Геролд.
Кэрол залилась краской:
— Извини, что спросила.
— Не стесняйся, — поддакнул Дон Лорди. — Тебе сразу полегчает.
— Вы же все растреплете. Я знаю, какие пар… какие все болтливые.
— Секреты, — хрипло прошептал Майк Гейвин. — Поделись со мной секретами.
Все рассмеялись, но вопрос обсуждался серьезный.
— Зря вы так насели на нее, — вновь вступилась за Кэрол Сюзан Брукс.
— Это точно, — кивнул я. — Давайте поставим точку.
— Да нет… не надо, — возразила Кэрол. — Я буду говорить. Кое-что вам расскажу.
Теперь пришла моя очередь удивляться. Все в ожидании воззрились на нее. Уж не знаю, что они хотели услышать: сагу «Как плохо жить без пениса» или ее более короткий вариант «Десять ночей со свечкой». Я полагал, что их ждало разочарование. Плети, цепи, катящий градом пот — такого и быть не могло. Девственница из маленького городка, чистенькая, умненькая, красивая, она и представить себе такого не могла. Да, вскоре она вырвется из Плейсервилла, и тогда для нее начнется настоящая жизнь. В колледже они иной раз сильно менялись. Некоторые открывали для себя эксгибиционизм, беззаконие и трубки с гашишем. Иногда они присоединялись к студенческим обществам и продолжали жить с той же сладкой мечтой, что и в средней школе, мечтой, столь распространенной среди девственниц маленьких городков. Жизнь, мол, проста, и ее можно скроить по вырезке, как блузку или юбку. Это касалось не только умненьких девочек, но и мальчиков. И если кто-то из них отклонялся от стандарта, замечалось это незамедлительно. Обычно такого не бывало. Девочкам вроде Кэрол полагалось иметь постоянного кавалера и наслаждаться разве что обжиманиями (как говорится, запрещено все, что не разрешено), но ничем другим. Может, так и должно быть. Если кому-то хочется, извини, тут не обломится. Я их ни в чем не упрекаю. Умненькие девочки довольно скучны.
А Кэрол Гранджер по всем статьям тянула на умненькую девочку. Постоянно встречалась с Баком Торном (еще одна истинно американская фамилия). Бак играл центральным нападающим в плейсервиллских «Гончих», которые прошлой осенью установили рекорд, победив во всех одиннадцати матчах, о чем тренер Боб Стоунхэм — Каменные Яйца не уставал твердить на всех школьных сборищах.
Торн, добродушный парень весом за двести фунтов, не блистал умом (хотя, конечно, и мог учиться в колледже), и Кэрол, похоже, без труда держала его в узде. Я замечал, что из хорошеньких девочек получаются лучшие укротительницы львов. А потом я всегда думал, что для Бака Торна нет ничего сексуальнее прорыва крайнего нападающего по центру.
— Я девственница. — Слова Кэрол прервали мои размышления. Она положила ногу на ногу, как бы подтверждая свои слова, затем быстро вернула ногу на пол. — И не думаю, что это плохо. Чтобы остаться девственницей, надо иметь голову на плечах.
— Неужели? — с сомнением спросила Грейс Станнер.
— Для этого надо потрудиться. Я хочу сказать, само по себе это не дается. — Идея Кэрол понравилась. А меня ужаснула.
— Ты хочешь сказать, Бак никогда…
— Раньше-то он хотел. Думаю, и сейчас хочет. Но я с самого начала поставила все на свои места. Я не фригидная, не пуританка. Просто… — Она вновь не нашла нужного слова.
— Ты не хочешь забеременеть, — подсказал я.
— Нет! — чуть ли не с пренебрежением воскликнула она. — Об этом я все знаю. — Не без удивления я осознал, что она злится именно потому, что действительно знает. А запрограммированному подростку трудно совладать с таким чувством, как злость. — Я же не все время живу в книгах. Я читала о средствах предохранения… — Она прикусила язык, поймав себя на противоречии.
— Да. — Я постучал рукояткой револьвера по столу. — Это серьезно, Кэрол. Очень серьезно. Я думаю, девушка должна знать, почему она остается девственницей, не так ли?
— Я знаю почему!
— Ага, — с надеждой кивнул я. Несколько девиц с интересом посмотрели на нее.
— Потому что…
И тишина. Лишь свисток Джерри Кессерлинга, который все регулировал движение транспорта.
— Потому что…
Она огляделась. Некоторые отвели глаза и уткнулись в столы. Пожалуй, в тот момент я многое отдал бы за то, чтобы узнать, сколько девственниц у нас в классе.
— И нечего так таращиться на меня! Я не просила вас таращиться на меня! Я не собираюсь об этом говорить! Я не обязана об этом говорить!
Она с горечью взглянула на меня.
— Тебя разорвут на куски. Растопчут, если ты им позволишь, как и говорил Свин. Больше всего им хочется опустить тебя до своего уровня и вымарать в грязи. Посмотри, что они с тобой делают, Чарли.
Мне представлялось, что пока они как раз ничего со мной не делали, но я предпочел промолчать.
— В прошлом году, перед Рождеством, я шла по улице Конгресса в Портленде. С Донной Тейлор. Мы покупали рождественские подарки. Я только купила для сестры шарф в «Порте-Мишель», мы как раз говорили об этом, смеялись. Было уже почти четыре часа. Начало темнеть. Шел снег. Вокруг зажглись цветные огни. Витрины блестели серебряным и золотым дождем… на углу у книжного магазина стоял один из Санта-Клаусов «Армии спасения». Звонил в колокольчик и улыбался. Настроение у меня было лучше некуда. Рождественское настроение. Я думала о том, как приеду домой, выпью горячего шоколада со взбитыми сливками. И тут мимо проехала какая-то старая машина, и водитель, опустив стекло, крикнул: Привет, шлюшки!
Энн Ласки подпрыгнула. Должен признать, я тоже не ожидал услышать от Кэрол Гранджер такое слово.
— Вот так, — тяжело вздохнула она. — Все пошло прахом. Радужное настроение исчезло без следа. Словно взял хорошее яблоко, надкусил, а там червяк. «Привет, шлюшки». Словно я не личность, не человек, а просто дырка для… — У нее перекосило рот. — А насчет ума. Тебе набивают и набивают голову знаниями, пока она не наполняется. Это другая дырка, больше ничего. Больше ничего.
Сандра Кросс прикрыла глаза, словно ее сморил сон.
— Знаете, у меня такое странное чувство. Мне кажется…
Мне захотелось вскочить и приказать ей замолчать, не участвовать в этом дурацком самокопании, но я не мог. Повторяю, не мог. Если уж мне не играть по моим правилам, то кому?
— Мне кажется, что это действительно другая дырка.
— Или мозги, или то, что пониже пупка, — покивала Кэрол. — Ни для чего другого места просто нет, так?
— Иногда, — продолжала Сандра, — я испытываю такое опустошение.
— Я… — начала Кэрол, посмотрела на Сандру, замолчала. — Правда?
— Конечно. — Сандра задумчиво всматривалась в разбитое окно. — Иногда, в ветреный день, мне нравится вывешивать белье на веревки. Бывают моменты, когда ничего больше делать не хочется. Простыня на веревке. Пытаешься чем-то заинтересовать себя… политика, школа… В прошлом семестре я работала в совете учеников… нереально все это, ужасно скучно. Тут нет меньшинств или кого-то еще, за чьи права надо бороться, или… ну, вы понимаете. Вот я и позволила Теду сделать это со мной.
Я осторожно взглянул на Теда. Он не отрывал глаз от Сандры, его лицо обратилось в камень. Темнота начала застилать мне разум. Перехватило горло.
— Ничего такого в этом и нет. Не пойму, с чего столько крика. Это… — Она посмотрела на меня, ее глаза широко раскрылись, но я практически не видел ее. Потому что смотрел на Теда. Вот его я видел ясно и отчетливо. В золотистом зареве, ореоле, окружавшем его, выхватывающем из темноты.
Я поднял револьвер, крепко сжимая рукоятку обеими руками.
На мгновение подумал о пещерах внутри моего тела, о живых машинах, которые работали и работали в бесконечной тьме.
Я собирался застрелить его, но застрелили меня.