Старинный особняк серого камня глубоко врос в землю во впадине у подножия горы. По обеим сторонам его возвышались два огромных бука. К дому была пристроена просторная остекленная оранжерея. Пологие ступени парадного входа сбегали вниз, к каменной террасе. Терраса заканчивалась обрывом высотой около двухсот футов. Небольшая воронкообразная бухта внизу могла бы служить отличной гаванью, если бы не торчащие из воды острые утесы у самого входа.
Энн Грант прислонилась к стене, держа в руке прохладный стакан коктейля, и посмотрела на море.
День выдался замечательный, на удивление теплый для сентября. Легкие белые облака плыли по небу за горизонт. Энн чувствовала себя совершенно счастливой, усталости как не бывало. Она снова была дома.
Услышав шум шагов, она обернулась. На ступенях стоял ее свекор.
Кавалер орденов «За выдающиеся заслуги» и многих других, королевский адвокат генерал-майор Хэмиш Грант был еще известен как Железный Грант. Ростом шести футов четырех дюймов, с широченными плечами, седой как лунь, с волосами, пышной гривой падающими на плечи, он был одет в старые армейские брюки и вельветовую куртку.
Грант легонько постучал тростью о ступень:
– Ты здесь, Энн?
– Здесь, Хэмиш.
Она поднялась к нему, взяла за руку, и его крупное лицо озарилось теплой улыбкой.
– Фиона сходит с ума от этой новой лодки, не успела забежать домой переодеться, как снова исчезла куда-то.
В углу террасы, под большим пестрым зонтом, стоял столик с подносом, уставленным всевозможными бутылками. Энн подвела его поближе, поддерживая под руку, и старый Грант тяжело опустился в плетеное кресло.
– Фиона побежала в отель к Раулю Гийону, этому французу художнику. Пообещала показать ему остров до обеда.
– А что это за парень – Меллори?
– Он должен прийти с минуты на минуту. Я попросила его принести акваланги. Конечно, можно было и не торопиться, но я подумала, что тебе хотелось бы его увидеть.
– Да. Хотя бы для того, чтобы поблагодарить за Саутгемптон.
Он нахмурился:
– Меллори. Нил Меллори. Слышал я где-то это имя. Ирландец, конечно.
– Он говорит без всякого акцента.
– И говорит, что его выгнали за махинации с пайковыми деньгами? Что-то совсем неубедительно. Не похоже это на человека, который гак запросто разделался с подонками в темном переулке.
– Вот и мне так показалось. Он какой-то странный, Хэмиш, иногда я даже боюсь его. Он словно в другом мире живет. Думаю, он тебе понравится.
– Хотел бы я знать, из-за чего его все-таки выгнали. В военном министерстве, храни его Бог, в последнее время черт знает что творится.
– Пожалуйста, не начинай разговор с этого. Обещаешь?
Он нахмурился и пожал плечами:
– Почему бы и нет. В конце концов, это его личное дело. Главное, чтобы он умел обращаться с катером.
Она кивнула:
– Конечно.
– Тогда о чем вообще разговор. – Он сжал ее руку. – Будь умницей, принеси мне бренди с содовой и расскажи еще про «Фоксхантер».
Пока она наливала бренди, на ступенях показался Джагбир. За ним шел Меллори.
Гурк был приземист и коренаст, не более пяти футов ростом. Его типичное для азиата смуглое желтоватое лицо, казалось, не имело возраста. Он сильно прихрамывал на левую ногу – память о тяжелом ранении в бою при Кассино.
На хорошем английском языке Джагбир сказал с легкой фамильярностью старого слуги:
– Мистер Меллори здесь, генерал.
Генерал отхлебнул бренди и поставил стакан на стол:
– Что у нас сегодня к обеду?
– Цыплята карри. Когда прикажете подать?
– Как сам решишь. Накроешь здесь, на воздухе.
Меллори стоял на ступенях перед террасой и ждал, сжав кепку в руке. Энн улыбнулась ему.
– Вы пообедаете с нами, мистер Меллори?
– Спасибо за приглашение, но я уже условился обедать в отеле.
Она отпустила Джагбира быстрым кивком головы, пытаясь скрыть разочарование, и Меллори спустился на террасу.
– Генерал, это мистер Меллори, – сказала она официальным тоном.
Хэмиш Грант повернулся к нему, слегка склонив набок голову.
– Подойди поближе, парень. Я неважно вижу.
Меллори подошел к столу и посмотрел в мутноватые глаза старика. Грант протянул руку и дотронулся до его груди:
– Невестка говорит, ты хороший моряк?
– Думаю, что да, сэр.
– На чем ходил?
– Танкер «С. С. Пилар», Тампико – Саутгемптон.
Генерал обернулся к Энн:
– Ты смотрела его документы?
Она кивнула, и он снова повернулся к Меллори:
– Тогда давай и я взгляну.
Меллори достал бумажник из кармана, вытащил сложенные док менты, карточку тред-юниона и выложил все на стол.
– Посмотри, когда у него в последний раз был расчет, и на отметку в карточке. Там должна еще быть фотография.
Энн, быстро взглянув, сказала:
– Расчет произведен первого сентября, «С. С. Пилар», Саутгемптон. – Потом вернула Нилу бумаги и улыбнулась: – Это не самая лучшая фотография.
Меллори ничего не ответил, и генерал продолжал:
– Условия, которые вам предложила миссис Грант, вас устраивают?
– Полностью.
– Кроме того, вы получите дополнительное вознаграждение в сумме ста фунтов стерлингов В благодарность за ваши действия в Саутгемптоне.
– Это лишнее, сэр, – холодно сказал Меллори.
Лицо генерала мгновенно побагровело.
– Ради всего святого, сэр, если я говорю, что будет так, значит, будет так, а не иначе. И прошу подчиняться.
Меллори поправил кепку и повернулся к Энн:
– Вы говорили, подводное снаряжение нужно отнести на катер?
Она быстро взглянула на багровое лицо генерала и торопливо сказала:
– Оно на заднем дворе, в машине. Джагбир все сложил туда. Я спущусь чуть позже, после обеда.
– Буду ждать вас, – сказал Меллори и повернулся к генералу: – Что-нибудь еще, сэр?
– Нет, черт тебя дери! – взревел Грант.
Меллори с трудом сдержал улыбку, рука инстинктивно дернулась виску, но он вовремя спохватился, взглянул на Энн, повернулся и легко взбежал по ступеням.
Генерал вдруг рассмеялся:
– Налей-ка еще бренди.
Энн открыла бутылку:
– Ты ведь все это нарочно придумал, верно?
– Конечно, – сказал Грант. – И я еще удивлю тебя, дорогая. Этот человек успел покомандовать и был далеко не мелкой сошкой. Уж я-то сорок лет в армии не зря прослужил, можешь мне поверить.
На западной стороне острова Рауль Гийон и Фиона Грант наконец добрались до вершины одной из скал и остановились.
С высоты остров казался сплошным нагромождением камней, и скалистый хребет, соединявший его с Сен-Пьером, был отчетливо виден под слоем воды.
– Здесь, – сказала Фиона, широко махнув рукой. – Ну что, правду я тебе говорила?
– Да, вид действительно потрясающий.
– Завтра утром жду тебя здесь с мольбертом.
– Мне придется тебя огорчить. Я всегда работаю с эскизов и никогда – на пленэре.
Она отошла в сторону, сорвала цветок и обернулась:
– Обманщик.
Гийон выхватил карандаш и кусочек картона из кармана вельветовой куртки и опустился на землю.
– Стой, где стоишь, только смотри на море.
Она послушно повернула голову.
– Хорошо. Выйдет очень красиво?
– Не разговаривай. Это меня отвлекает.
Она казалась совсем молоденькой и невинной. Ветер, дувший с моря, теребил ее тонкое платье, овевал фигуру с настойчивой чувственностью. Солнце блестело в соломенных волосах. Она словно сошла с картины Ренуара.
Гийон что-то удовлетворенно промычал и спрятал карандаш:
– Готово.
Она подсела к нему и выхватила из рук картонную подставку с рисунком. Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, на щеках заиграл румянец.
Несколькими быстрыми штрихами Гийону удалось передать на бумаге все лучшее, что в ней было: и невинность, и очарование юности.
Она восхищенно взглянула на него:
– Красиво.
– Ты сама красивая. Тебе кто-нибудь уже говорил это?
– Я довольно рано усвоила, что опасно позволять это делать. – Она грустно улыбнулась. – До маминой смерти, четыре года назад, мы жили в Сан-Тропезе. Знаешь, где это?
– Отлично знаю.
– Так вот, в Сан-Тропезе в сезон любая женщина – это приманка, и даже за четырнадцатилетними девчонками кое-кто охотился.
– Я слышал об этом.
– Да, и там были свои трудности. Но потом генерал купил этот островок, и какое-то время я ходила в здешнюю школу. Мне это совершенно не нравилось.
– И что же ты сделала, убежала?
Она отбросила длинную прядь с лица и засмеялась:
– Нет, надоедала генералу просьбами отправить меня заканчивать школу в Париж. Это действительно было что-то особенное.
Гийон усмехнулся и закурил:
– Послушай, а почему ты все время зовешь отца генералом?
Она пожала плечами:
– Его все так зовут. Кроме Энн, конечно. Она не как все. Когда она вышла замуж за Энгуса, моего брата, ей было столько же, сколько мне сейчас. Брат погиб в Корее.
Она задумалась и погрустнела. Полевые цветы тихо покачивались у самого ее лица. Гийон лег на спину. Тоска сжала его сердце. Он вспомнил другое время, другую девушку.
Алжир, пятьдесят восьмой год. После пяти месяцев охоты за феллахами в зарослях пробкового дуба Гран-Кабилии он оказался в этом городе, где царил страх. Он вел свой отряд по узким улочкам Касб и Баб-эль-Уэд, втянутый алжирской войной в шаткое равновесие между жизнью и смертью. И тогда в его жизнь вошла Нерида, молоденькая берберская девушка, бежавшая от преследовавшей ее толпы после взрыва бомбы на бульваре дю Телемли. Гийон закрыл глаза и снова увидел ее темные волосы, разметавшиеся по подушке, всю ее, залитую струящимся через зарешеченное окно лунным светом. Он вспомнил длинные ночи, когда они пытались не думать о том, что ждет их завтра.
Но пришло утро, то холодное серое утро, когда ее обнаженное тело нашли на пляже. Над ней надругались. Голова была обрита, тело искалечено. Такова была участь женщины, изменившей своему народу с жалким «лягушатником». И снайперскую пулю, которая отправила его на больничную койку во Францию, он принял как желанное облегчение.
Нерида. Пряный запах ее тела щекотал его ноздри, когда он сжимал ее в объятиях. Он помнил, каким мягким и податливым было это тело, помнил медовый привкус ее губ.
Гийон открыл глаза и увидел насмешливую улыбку Фионы Грант.
– Что это с тобой?
Он привстал, опершись на локоть, и провел ладонью по глазам.
– Давай спустимся вниз, там свежий морской воздух, – сказала она.
– Извини.
– Не извиню.
– Смотри, пожалеешь. – Он поднял ее с земли. – Ты разве не говорила мне, что тебя ждут к обеду?
Фиона взяла его за руку.
– Пойдем со мной. Я бы хотела, чтобы ты познакомился с генералом.
– Давай как-нибудь в другой раз. Сегодня я ем в отеле, я уже договорился.
Она отвернулась от него, как обиженный ребенок. Он еле удержался, чтобы не обнять ее, одернув себя мыслью о том, что его ждет работа, важная работа, и пошагал прочь. Когда он вышел на гребень скалы, в душе его что-то шевельнулось, и он через силу оглянулся. Она все стояла там же, где они расстались, опустив голову. Что-то трогательное было во всей ее фигуре. Солнце сквозь тонкую ткань платья соблазнительно высвечивало все прелести молодого тела. Он чертыхнулся про себя: не поймешь, в одежде она или без. Потом тяжело вздохнул, повернулся и пошел к ней.
Меллори лежал на своей койке в каюте «Фоксхантера», внимательно следя за тем, как голубую струйку сигаретного дыма подхватывает струя воздуха из кондиционера. Он отлично пообедал в отеле в компании Оуэна Моргана, но француз так и не появился. Он снова перебрал в уме детали встречи с Хэмишем Грантом. Старик вспылил совершенно не случайно, в этом Нил был уверен.
Меллори прослужил в армии гораздо дольше тех, кто считает всех генералов непроходимыми тупицами и твердолобыми кретинами, которые либо посылают людей на верную смерть, либо предаются пьянству и обжорству. За этим желтым морщинистым лицом и подслеповатыми глазами чувствовались холодный ум и несгибаемая воля.
Железный Грант, который провел свою дивизию форсированным маршем через сам ад, через долину Каттара, но не сдался Роммелю, который смог вывести людей прямо к рампе первого севшего самолета, чтобы успеть атаковать Суорд-Бич в тот проклятый день, был противником, с которым глупо было не считаться. И наконец, его невестка.
Меллори закрыл глаза, вспоминая ее лицо. В ней были какое-то непонятное ему спокойствие, какая-то внутренняя уверенность. Даже там, на верфи в Саутгемптоне, она не выглядела испуганной, как будто знала, что самое страшное уже позади, а ничего по-настоящему страшного с ней просто не может произойти. Она, видимо, очень сильно любила мужа. Что-то похожее на ревность шевельнулось в душе Нила.
Вокруг было тихо, но ему показалось, будто подул свежий ветерок, и каждый мускул отозвался радостной дрожью, готовностью к немедленному действию. У трапа скрипнула ступенька, и Меллори нащупал револьвер под подушкой.
– Спокойно, приятель, – услышал он голос Рауля Гийона. Молодой француз опустился на соседнюю койку и вытащил пачку сигарет.
– Тебя не было на обеде, – сказал Меллори. – Что стряслось?
– Да уж стряслось, – пожал плечами Гийон. – Ты же знаешь, как это бывает.
– Конечно, знаю. У тебя трава прилипла к куртке.
– Самый подходящий денек, чтобы поваляться на траве, поглядеть в небо, – нагло ответил Гийон.
– Да, если тебе нечем больше заняться, – сказал Меллори, доставая бутылку виски, чистые стаканы. – Постарайся как-то разделять работу и отдых.
– Слава Богу, сейчас мне это ни к чему. Здесь я – молодой бездельник, художник на отдыхе, разве не так?
Гийон щедро плеснул себе виски и поднял стакан:
– Санте.
Худой, гибкий и жилистый, он обладал всем набором качеств, которые одинаково присущи десантникам, являясь издержками опасности их профессии, – смесью надменности и самодовольства. Сам Гийон за собой ничего такого не замечал, зато сразу заметил в англичанине.
Меллори представлял такую же странную смесь солдата и монаха, человека действия и мистика, тот самый тип людей, который Гийону доводилось встречать в Алжире среди высших начальников десантных войск. Это были люди, подобные Филиппу де Бомону, – полоумные фанатики, на всю жизнь ожесточившиеся во вьетконговских концлагерях. Случай на время вверил им судьбы великой нации.
Меллори тоже прошел через все круги ада у коммунистов, и так же, как и де Бомон, стремился на практике применить вынесенную оттуда науку, так же тщательно и с такими же страшными последствиями вбитую ему в голову китайскими «наставниками».
Меллори закурил и откинулся на спинку койки:
– Ты хорошо ныряешь?
Гийон повел плечами:
– Ныряю. Правда, давно уже не приходилось.
– Энн Грант хочет, чтобы я сегодня отвез ее на риф. Купила на материке подводные скутеры и решила попробовать. Думаю, если ты хорошо попросишь Фиону, то и тебя пригласят.
– Уже успел. Это часть моей программы – приятное с полезным.
– Да, ты времени зря не теряешь, – усмехнулся Меллори. – Поглядим, что из этого выйдет. А вечером, если удастся, попробуем провести полномасштабную разведку.
– Ты действительно думаешь, будто там что-то есть?
Меллори пожал плечами:
– Пока ничего не могу сказать. Но когда мы шли сюда на катере утром, какая-то здоровенная штука прошла под нами. Энн сказала, что это акула. Можно подумать, они здесь просто кишат.
– Считаешь, стоит об этом доложить?
Меллори покачал головой:
– Шефу нужны факты, а не предположения. Я доложил о своем прибытии, и пока все.
Он достал из шкафчика что-то похожее на маленький транзисторный приемник.
– Смотри, какие штуки научились делать электронщики! Возле Сент-Хельера сейчас находятся три торпедных катера. Якобы на учениях в прибрежной зоне. Как только я дам сигнал, они будут здесь.
– А что за сигнал?
– Позывной – «Левиафан». Если они нам понадобятся, просто передаешь в эфир четверку, и все.
Меллори сунул передатчик в ящик стола. Гийон налил еще виски:
– Я связался с нашими перед тем, как уехать с Гернси сегодня утром. Они понятия не имеют, где может быть «Л'Алуэтт». Ситуация довольно неприятная.
– А эти, из ОАГ, что пытаются доказать? – сказал Меллори. – Такое не может пройти им даром.
– Отчаянные люди, отчаянные средства. С шестидесятого года восемь раз террористы пытались убить де Голля. Ближе всего они подобрались к нему в прошлом месяце, когда устроили засаду на дороге в аэропорт в Виллакублэ. И только на прошлой неделе удалось поймать главаря.
– А сейчас они пытаются доказать, что все еще сила и с ними надо считаться?
– Даже более того. Они стремятся доказать, что у них длинные руки – достанут любого. Это уже не первый член судейской коллегии, кого они убили. Если дела и дальше пойдут таким образом, то скоро никто не захочет вести процессы, связанные с деятельностью ОАГ, – ведь участие в них автоматически влечет за собой смертный приговор.
– А что Бувье?
– Он был общественным обвинителем в военном трибунале, который еще в прошлом месяце судил шестерых террористов. Двоих приговорили к смертной казни. Причем его убийство так умело обставили, нагнали драматизма, что правительству нечего и надеяться замять это дело. Уже на следующей неделе все всплывет.
– Поэтому у нас очень мало времени, – нахмурился Меллори. – Ты когда-нибудь лично встречался с де Бомоном?
– Только в толпе. Он был членом тогдашнего Комитета общественной безопасности, который помог вернуться де Голлю. Когда стало ясно, что генералу разонравилась идея Французского Алжира, он опустился до заговора, по крайней мере, мы так считаем.
– Есть какие-нибудь доказательства?
– Предположительно он был основной фигурой при попытке государственного переворота в шестьдесят первом году, который возглавил генерал Шалле. Но доказательств никаких. Прежде чем удалось что-либо сделать, де Бомон подал прошение об отставке и уехал из Франции. Кстати говоря, у него колоссальное состояние. Один из его дядюшек удачно женился на изрядной части нашей промышленности.
– А что о нем думает Легран?
Гийон рассмеялся:
– Легран недолюбливает аристократов. В старое доброе время он бы сиял при виде гильотины. У него нет доказательств прямой причастности де Бомона к ОАГ, и он страдает от этого. Если де Бомон умрет, Легран будет счастлив. Но в голове у него ничего конкретного нет.
– А сам ты как считаешь?
– Насчет де Бомона? – Гийон задумался. – Он опасный человек и далеко не дурак. На протяжении целого года он возглавлял военную разведку в Алжире и постоянно конфликтовал с высшими офицерами. Как и коммунисты, он считает, что в войне главное – победа, и неважно, какой ценой она достается. Цель оправдывает средства. Вьетнамиты успели кое-что вбить ему в голову в лагерях, – улыбнулся Гийон. – По крайней мере здесь вы с ним найдете общий язык. Легран рассказывал, что ты тоже успел посидеть за решеткой у коммунистов.
– С твоих слов, он занятный человек, – сказал Меллори. – Я бы хотел с ним встретиться. Чувствую, он мог бы многое рассказать.
– Очень может быть. – Гийон допил свой виски. – Что-нибудь еще?
– Эта француженка, которая живет в отеле с Морганом, Жюльетт Венсан, мне она показалась довольно безобидной. А как ты считаешь?
– По предварительным данным, с ней все нормально. Ее родители жили на маленькой ферме в Нормандии, один из братьев убит во время службы в Алжире в пятьдесят восьмом году. До того, как перейти сюда, она полгода проработала в отеле в Сен-Мало.
Меллори кивнул:
– Я понял. Но на всякий случай проверь свою комнату. Постарайся убедиться, что в вещах не рылись.
Гийон надел темные очки и встал:
– Пойду переоденусь. Встретимся через полчаса и поглядим на этот риф. – Он остановился в дверях. – День действительно прекрасный. Я очень рассчитываю на него.
После его ухода Меллори сел на койку и еще раз взвесил все, пытаясь предугадать возможный ход событий. Подсознателно он чувствовал что просто зря тратит время. Одно было совершенно ясно – в этой игре нельзя быть ни в чем уверенным до конца. Все решал случай. Он отпер один из шкафов, вытащил акваланг и занялся подгонкой.