Бросив телефонную трубку, Матильда в ярости быстро зашагала, не разбирая дороги. Но потом она поняла, что удаляется от дома, и повернула назад. Она так и кипела после разговора с Юлькой. Она понимала, что эта заноза Юлька может и в самом деле явиться со своим Тузлуковым к ней во двор, и Матильду отчаяние взяло, когда она подумала, как будет хохотать Юлька, узнав, что Леша Тараскин отнюдь не уголовник, а, наоборот, маменькин сынок или, точнее, бабушкин внучек и что остальные юные новоселы — самые нормальные дети. Но Матильда умела мечтать, и это всегда помогало ей уйти от грустной действительности.
Вот и теперь она представила себе, как во двор входит улыбающаяся Юлька, а с ней готовый к драке Тузлуков. И что же эта парочка видит? Посреди двора стоит она, Матильда, а позади нее — банда самого отборного хулиганья! Вот глаза Юльки встретились с холодным, как сталь, взглядом Матильды. Вот Матильда оглянулась на своих, чуть заметно кивнула в сторону Юльки, и вся банда двинулась на пришельцев. Прошла всего лишь минута, и вот уже Юлька и ее поклонничек ревмя ревут, улепетывая от дома номер восемнадцать. Носы у них разбиты, физиономии в синяках, одежда порвана и вся в грязи.
Возбужденная столь чарующей картиной, Матильда ускорила шаг и незаметно для себя стала нагонять двух мальчишек, шедших впереди. Это были Сема и Шурик. Они успели поговорить по телефону и теперь возвращались домой, вспоминая все, что говорила Юльке Матильда: и хороший хук справа, которым она владеет, и то, что Леша Тараскин побывал в колонии, и то, что другие ребята в их доме по своей отчаянности не уступают какому-то Тузлукову.
— А откуда она все это знает? — проворчал Сема. — Еще не во все квартиры въехали, а она уже про всех знает.
Щупленький Шурик был мальчиком очень рассудительным для своих лет. Он напомнил Семе, что Матильда — дочь управдома, а управдом может знать многое о будущих жильцах. Возможно, о хулиганах и дебоширах ей сообщают из милиции, чтобы она знала, с кем будет иметь дело.
Эта часть разговора не достигла слуха Матильды: собеседники были еще далеко от нее. Но вот она приблизилась к ним и услышала:
— А тебя здесь еще никто не лупил? — спросил Шурик.
— Не-а. Мне бояться нечего. Меня, наоборот, где мы жили, все боялись.
— Тебя? — В голосе Шурика послышалось недоверие.
— Не меня самого, а моего брату Демку. Он всех на нашей улице лупил.
Матильда еще не познакомилась ни с кем из ребят во дворе, но некоторых она уже знала в лицо, в том числе и Демьяна Водовозова, Семкиного брата, который был примерно одного возраста с ней. Этот разговор заинтересовал Матильду, и теперь она старалась шагать неслышно, чтобы мальчишки не оглянулись на нее.
— Мать с отцом прямо измучились с ним, — продолжал Сема.
— Измучились?
— Ага. Ко всем пристает. И в школе, и на улице. Его тоже в милицию уже таскали.
Матильде было очень интересно узнать, кого еще из ребят во дворе таскали в милицию. Но вступать в разговор с мальчишками она не стала, предпочла следовать за ними молча.
Сема не врал, говоря, что Демьяна боялась вся улица. Только это была не улица, а переулочек, состоявший из нескольких деревянных домишек, обреченных на слом, и жили в нем с десяток мальчишек и девчонок, среди которых никого не было старше Демьяна. Все они, действительно, боялись своего вожака: он правил ими круто и часто пускал в ход кулаки. Любил подраться он и в школе.
Шурик погрустнел. Семке хорошо, подумал он. А каково придется ему, Шурику, в этом доме, напичканном шпаной? Ведь у него нет старшего брата с хорошими кулаками, есть только старшая сестра Оля, которая сама может пострадать от хулиганов. Но Шурик, повторяю, был мальчик сообразительный. Он вспомнил один эпизод из жизни своей сестры и решил приукрасить его, пофантазировать на эту тему, чтобы хоть немного обезопасить себя, а заодно и Олю. Он громко вздохнул.
— Мои родители тоже измучились с Ольгой.
— С кем? — переспросил Сема.
— С Олей, моей сестрой.
— А чего она?
Шурик вздохнул еще громче.
— Каратэ, — грустно сказал он.
Семка повернул курносую физиономию к собеседнику.
— Какое каратэ?
Теперь Шурик обратил к Семке свое лицо с остреньким носиком.
— Ну, вот, например, что такое борьба самбо ты знаешь?
— Ну, знаю. По телевизору видел.
— А что такое дзюдо?
— Ну... вроде самбо, тоже борьба такая.
— А джиу-джитсу?
— Ну... ну, тоже чего-то такое.
— Так вот, каратэ... — И Шурик принялся объяснять Семке, что каратэ — очень жестокий вид борьбы, которым пользуются гангстеры и международные разведчики. — Ну, и вот, — с новым вздохом сказал Шурик. — У нас есть дядя Костя... Он знает каратэ. И он научил Ольгу приемам. И вот теперь, значит, она калечит людей.
Матильда видела, что Сема смотрит на Шурика очень внимательно.
— Это как калечит?
— Ну... подойдет к кому-нибудь — раз! — и сшибла с ног.
— А за что она его?
— Ну... чтобы ловкость свою показать.
Приврать Шурик умел не хуже Матильды, но пользовался этим даром лишь в случае надобности. У него, действительно, был дядя — спортсмен, только занимался он не каратэ, а самбо. Некоторые приемы самообороны он продемонстрировал своим племянникам, Оля провела один из таких приемов в школе, и это вызвало большой скандал.
— И взрослых калечит? — спросил Сема.
— Кого хочешь, — вздохнул Шурик.
— А почему ее не привлекли? Что-то чудно: она людей калечит, а ее не привлекли. Наш Демьян два стекла разбил — и то его в детскую комнату, а тут... Нет, что-то чудно!
Шурик быстро нашел выход из положения. Он сказал, что Оля всегда совершает свои нападения без свидетелей, а когда пострадавшие жалуются в милицию, там никто не верит, что такая хрупкая девочка может сбить с ног взрослого человека.
— Но мама с папой, конечно, знают, в чем дело, и очень переживают, — грустно закончил он.
Шурик умолк. Молчал и Сема. Он думал о том, что не мешает предупредить Демьяна: пусть он держится подальше от этой Ольги. И пусть не вздумает обижать Шурика.
Теперь Матильда шла на цыпочках, затаив дыхание. До чего интересные сведения удалось ей получить! Стоит лишь ей завоевать симпатию Семкиного брата и Шуриковой сестры, и Юльке с Тузлуковым уже несдобровать. Но кто же еще этот третий, которого, по словам Семки, тоже в милицию таскали? Помолчав, мальчишки продолжали разговор, и Матильда услышала такое, что ее уже совсем потрясло. Шурик спросил:
— Как фамилия этого... который в колонии сидел?
— Пес его знает, забыл уже, — ответил Семка. — Тарасов какой-то или Тарасенко. Помню, что Лешкой звать.
Тут ноги Матильды отказались нести ее дальше, и она остановилась. Тарасов... Тарасенко... А может быть, Тараскин? Тогда, значит, это Леша Тараскин! Но как же это так? Ведь Леша — маменькин сынок, бабушкин внучек... А вот и нет! Ничего удивительного: бабушки избаловали внука, он вытворял что хотел, вот и докатился! Матильда подумала, что в разговоре с Юлькой она опять увлеклась враньем, но сейчас это ее не волновало. Ее волновали удивительные совпадения: она наврала Юльке, будто Леша вышел из колонии, а он, оказывается, там в самом деле побывал... Она наврала, будто у нее во дворе полно ребят, которые поотчаянней Тузлукова, и вот вам, пожалуйста: уже трое налицо!
— Как будто в воду глядела! — пробормотала потрясенная Матильда. Как будто вот взяла и наворожила!