Существование шифровальных ключей вытекает из самого астрономо-астрологического содержания сказок и былин. В самом деле, что может быть сказано о движении планет и светил, если нет ни одной цифры? Вероятно, что цифры даны в словесной форме, зашифрованы в некоторых словах. По всей видимости, в древности применялось несколько шифровальных ключей.
«Ключ небесный, земной замок!» — подсказывает старинный русский заговор. В другом заговоре говорится: «И тем моим словам ключ и замок, и замок замкну, и снесу замок в Окиян-море под Латырь камень» «К тем моим словам небо и земля, ключ и замок» — сказано в третьем В четвертом записано: «…замок пресветлого рая, ключ небесного царствия от земли до неба, от неба и до престола и по земли…» [211]. Таким образом, ключ и замок являются распространенными символами неба и земли, указателями того, что ключ от земного замка шифры — следует искать на небе.
Тайны небес сокрыты в пестроцветии земных мифов и сказок всего мира. Поэтому имеет глубокий смысл копать этот еще в достаточной степени неизученный и потому совершенно непонятный пласт древности. А с предложенных позиций можно попытаться понять их многомерную суть.
То, что это удивительное многообразие содержит еще что-то иное, таинственное, было хорошо понятно многим мыслителям как далекой древности, так и наших дней. Вот что, например, писал известный немецкий философ, отец диалектической системы Георг Вильгельм Фридрих Гегель: «Вступая в мир древнеперсидских, индийских, египетских образов и созданий, мы чувствуем себя сначала не по себе; мы чувствуем, что странствуем посреди каких-то задач. Сами по себе эти создания нас не привлекают, непосредственное созерцание их не доставляет нам удовольствия и не удовлетворяет нас; они сами как бы требуют от нас, чтобы мы перешагнули через них и пошли дальше, к их смыслу, который есть нечто более широкое, более глубокое, чем эти образы».
Попытки объяснить давнее почитание объектов животного и растительного мира, играющих значительную роль в многообразии тайн космической религии, родоплеменным тотемизмом слишком упрощают причинно-следственную сторону рассматриваемого вопроса. Подобное упрощенчество в науке, к сожалению, заходит слишком далеко.
Часто в фольклоре содержится прямой намек на шифрованность сказочного сообщения: «тогда еще люди звериную речь понимали». Существует множество русских, славянских и вообще евразийских сказок, в которых действуют говорящие животные, говорящие птицы, говорящие рыбы, говорящие деревья. Мифологи предположили существование некоего принципа «расщепления», согласно которому в наиболее древнем фольклорном наследии народов мира герои сами оборачивались птицей или животным, а в более позднем — герои как бы расщепляются на два. И вместо человеко-птицы или человеко-животного в сказках и мифах участвуют кроме героя его помощники — птицы и животные.
В одной литовской сказке говорится: «Когда и птицами еще властвовал Перкунас, тогда он и места, где им жить определил: аисту — на высоком дереве, утке, гусю, нырку — в воде, чибису — среди кочек, жаворонку — на пашне, синице, кукушке, удоду — в лесу, сороке — в лозняке, овсянке, пеночке, куропатке — в кустах, ласточкам, воробьям — под крышами». Напомним, что Перкунас — аналог Перуна, Зевса, Юпитера.
Необычайно большая распространенность среди русских фамилий таких, которые имели в своей основе наименование птиц, отмечалась многими специалистами. Зарубежный славист В.Р. Кипарский доказывал даже на этой основе существование у русских культа птиц. Специалист в области ономастики (науки об именах) В.А. Никонов отмечал, что сравнительный анализ русских фамилий показал их связь с птицами более частую, чем связь с животными или рыбами [179]. По всей видимости, эти факты свидетельствуют о большой распространенности на Руси «птичьего языка» — тайных числовых птичьих шифров, с помощью которых древние русские жрецы сокрыли свои знания. И могло быть не случайным то, что слово «сокрыли» созвучно с русским же словом «крылья».
О знании «птичьего языка» говорится во многих русских сказках. Например, в сказке «Охотник и его жена» у мужика было две собаки, но после того, как он спас от огня говорящую змею, он стал понимать «и как зверь говорит, и что птица поет» и узнал, о чем говорили его собаки и его петух.
В другой, русской же, сказке, называемой «Птичий язык», рассказывается про мальчика Василия, который понимал птичий язык.
В сказке из Вятского сборника Д.К. Зеленина [102] шел демобилизованный солдат у пруда, когда змея обвилась ему вокруг шеи. Взял солдат змею за хвост и хотел разбить ее голову о сосну, но та взмолилась и за свою жизнь наделила солдата волшебным корешком. Съел солдат корешок и стал понимать, о чем говорили сороки, вслед за этим он услышал, что говорили вороны.
Подобные мифы, сказки и легенды есть и у других народов, хотя язык птиц там не так сильно выделен. Например, скушал Иржик, герой чешской сказки о Златовласке, рыбки, и сразу начал понимать язык птиц, зверей, рыб и даже малых жучков.
В древнегреческом мифе некто Меламп взял змеенышей из разоренной змеиной норы и их выкормил. А когда они выросли, то ночью заползли Мелампу на плечи и почистили ему уши. Так Меламп научился понимать язык животных и предсказывать будущее. Наделен был магической силой искусства музыкального исполнения герой античных мифов Орфей, и этой игре были покорны не только люди, но даже боги. Как следует из приведенного изображения, Орфей находил общий язык также с птицами и животными.
Орфей, играющий на лире.
Мозаика, III в.,
Палермо, Национальный музей
Существовало пояснение к библейскому мифу о потопе. Согласно ему нижний ярус ковчега занимали пресмыкающиеся и звери, средний — люди, а верхний — птицы. Ноев ковчег, как мы можем предположить, был прибежищем птиц и животных, которые составляли древние шифры.
На Благовещение, 23 марта (7 апреля по новому стилю), в старину на Руси существовал обычай выпуска всех птиц из неволи, что, вероятно, было связано с трансформацией начала нового года и новым птичьим циклом отсчета. С птичьим отсчетом дней, по-видимому, связано следующее поверье. У славян считалось, что все птицы на Воздвижение (14 сентября по старому стилю) отправляются в рай, ирий, и на земле остаются только те змеи, которые летом покусали человека. И возвращаются птицы 22 марта (по новому стилю) в день Сорока святых мучеников, носящем в просторечии птичье название — этот день называют Сороками.
Небо — божий дом. Возможно, что именно поэтому когда-то на Руси был гак популярен «птичий язык», ведь у птиц среда обитания — небо.
Восточный мудрец из эстонской сказки «Северный дракон» говорил юному герою, что птицы небесные смогут указать путь к волшебному перстню, но для этого надо научиться их языку Старик-мудрец сварил чудодейственный напиток из девяти собранных при лунном свете трав и три дня поил им юношу, давая по девять ложек в день. И тот стал понимать птичий язык.
Живот Дракона. Эклиптика, небесный экватор и дракон.
Г. Бонати, «Liber astronomicus», 1491 г.
Три дня по девять раз: опять мы имеем дело с тридевятым числом. Речь, вероятно, идет о драконическом месяце, в котором насчитывается 27 суток. Слово «драконический» намекает на того дракона, которого считали виновником затмений.
Птичий язык известен по источникам различных народов. Народов Западной Европы, Северной Африки, Ближнего Востока, Восточной Азии. Праславяне некогда обитали в среднем Подунавье (см., например, [269; 294]) на древнейшем перекрестке дорог Запада и Востока. И впитали в себя то общее, что лежало в основе мировой культуры.
Как уже отмечалось, очень часто в старинных русских заговорах попадаются сравнения неба и земли с замком и ключом. Есть во многих индоевропейских языках слова, имеющие такое же значение «ключ» и созвучные русскому произношению. Так английским словом «clue» обозначают «ключ» в переносном значении этого слова. Отметим, что лингвистически близко и русское слово «клюв». Это показывает возможность связи одной из основных отличительных черт пернатых и тайн шифровального ключа.
Для понимания скрытой сущности той или иной птицы следует прислушаться к тому, что говорится об этой птице в народе. Существует великое множество произведений народного творчества, в которых героями и персонажами выступают птицы, имеющие человеческие звания и должности, что соотносит такие произведения с некоей системой шифров.
Сказки, напечатанные под названиями «Ворона», «Ворона-карабута» и «Бедная кукушка» из пермского сборника Д.К. Зеленина [103] и вологодского собрания Н.А. Иваницкого [110], в какой-то степени похожи друг на друга. В них рассказывается, что у кукушки было гнездо на со сне, которая росла рядом с семью березами (или новый дом), где птица выводила своих детей, однако ворона это гнездо разорила, детей прибила. А дело было на восьмой тысяче лет в марте месяце. Кукушка обращается в суд с жалобой на скоробогатую птицу ворону, которую один из вариантов называет погуменной совой. Впрочем, концовка у разных вариантов разнится где то ворону признали виновной, а где-то невиновной. В последнем случае пострадала кукушка — ее отправили в темный лес на тридцать лет. И с тех пор кукушка не имеет своего гнезда
Интересен состав суда, характеристики свидетелей и чиновников разных уровней, которые несколько отличаются в разных сказочных вариантах. Царем называют белого лебедя, гуся и филина — губернатором, павлина — архиереем, журавля — приказчиком, гуся и коршуна — исправником, ястреба — урядником, грача — становым, тетерева польского — мирским старостой, воробья — десятником или каморкой, сороку — сотником, синицу — рассыльным, галку — с палкой, сыча — приставом, зуя — праведным, воробья, желна и дятла — ябедниками, клеветниками и потаковщиками. Сыча, сову, орла и скопа — тайной полицией В одном варианте кукушка челом бьет сизым орлам, «белая куропать» отдает приказ на розыск вороны, а «филиново отродье» называют «Вашим благородьем».
Фрагмент золотой статуэтки богини Серкет с птицей на голове, стоявшей у одной из четырех сторон саркофага фараона Тутанхамона (с трех других сторон были статуэтки богинь Исиды, Нефтиды и Нейт).
Около XVI в. до н. э.
Египетский музей, Каир
Символически-образная форма сказочно-мифического шифрования была близка посвященным в тайны шифров людям прошлого. Но каково общее число различных шифров и их элементов было в древности, в точности никто и никогда не узнает: слишком много фольклорных источников, в которых эти элементы упоминались, безвозвратно утеряны. Вероятно, их число примерно равнялось числу божеств, общее количество которых также пока неизвестно. Так как у каждого божества могло быть несколько имен, возможность даже грубой количественной оценки весьма проблематична.
По аккадско-шумерским мифам Ануннаки являются посредниками между людьми и богами. Это — группа родственных между собой небесных, земных и подземных божеств. Их число колеблется от 7 до 600, причем 300 из них считались верхними, 300 — нижними. В это число входят «игиги», которых называли космическими богами [165].
Фрагмент заставки Юрьевского евангелия XII в.
Некоторым птицам, животным, растениям с именами собственными народная молва приписывала те или иные особые качества Например, считалось, что вещая птица Гамаюн не имела ног и, прилетая из рая, приносила с собой райское благоухание, мифическая птица славян Пантирь имела кости, которые, как считалось, были способны резать любые камни и железо, а волшебная Гагана угощала вежливых прохожих птичьим молоком. Птица же Алконост (или Алконос) несла яйца на берег моря, погружала их в воду и тем самым делала море спокойным. Кроме того, Алконост обладал чарующим голосом. Известна сгорающая и возрождающаяся вновь птица Феникс. Одно из русских названий ее — Оленец. В некоторых фольклорных источниках [21] упоминается птица моксос, которая умирает на зиму и воскресает весной.
Как следует из ряда мифов и сказок, некоторые птицы сами могут быть символическими эквивалентами богов. Ореол святости у изображения птицы из Юрьевского евангелия тому пример.
В главном из четырех славянских языческих храмов в древнем городе Штетине были выпуклые изображения птиц, зверей и людей, так похожие на настоящие, что казались живыми. И то, что такие изображения были в языческом храме, вероятно, также связано с тайным смыслом шифров [39].
По всей видимости, с числами связывали все, что окружало человека, и даже то, что было внутри него. Кроме птиц, животных, человеческих имен, деревьев, рыб, трав, плодов, насекомых, цветов, материалов, содержимого домов, предметов одежды, вероятно, были шифры частей человеческого тела. Каждый элемент шифров мог быть связан с тем или иным божеством или явлением, среди которых особую, главенствующую, роль играли затмения.
Подразделяя древние шифры на шифры птиц, шифры животных, шифры деревьев и другие следует иметь в виду взаимосвязи как элементов одних и тех же шифров, так и различных шифров между собой. Образовывались сложнейшие комплексы, системы шифров. Так, например, определенные пищевые привязанности птиц могут подсказать, хотя это и необязательно, связи между шифрами птиц и деревьев. Ведь глухари предпочитают сосны, тетерева — березы, белые куропатки — ивы, рябчики — ольху. Хотя, по-видимому, не следует переоценивать подобные сочетания. Каждый из богов имел несколько ипостасей и, таким образом, был связанным с несколькими образами, каждый из которых мог соответствовать некоторому числу.
Мифическая птица тота в древнерусском источнике [21] — птица, обладающая человеческим голосом. Хотя очень может быть, что птицу следовало бы писать с большой буквы: птица Тота. И соотносить с древнеегипетским богом мудрости, счета и письма Тотом. Впрочем, судя по древнерусским сказаниям о птицах, каждой мудрецы вложили в уста те или иные слова. И потому каждая птица, участвующая в шифрах, являлась птицей То га.
Вероятно, что когда-то существовало представление о причинах затмений, связанных с ближайшей планетой. Т. е. в этом смысле планетарные боги могли выполнять двоякую миссию.
Брахма создал в первый день (в первой кальпе) небесные тела, знаки зодиака, жертвенных животных и растения, применявшиеся при жертвоприношениях. Тут также видится астральный рассказ о создании божественных, небесных шифров.
В латышской сказке младшего сына рыбака по имени Пастарис унес великан. Сказочный герой узнал, где находилась жизнь великана, и с помощью четырех воевод победил его. Один из этих воевод был старшим над зверями, другой — над птицами, третий — над рыбами, четвертый — над «муравьями». А жизнь великана была в голубином яйце, голубь этот был в зайце, заяц — в голове змеи, а змея — в лесу. Но отрубить голову змее можно было только мечом, который висел на неком столбе, столб же этот стоял во дворе находившегося «посреди моря» замка.
В древнееврейском мифе о царе Соломоне [139] рассказывается, что Бог не только возвеличил имя Соломона над царями земными, но и дал ему вместе с мудростью власть и над дикими зверьми, и над птицами, и над демонами, и над духами. И даровал способность понимать язык птиц и животных, говор деревьев и шепот трав, шелест колосьев и то, о чем говорят бутоны цветов. И услышал Соломон, как на утренней заре павлины, попугаи, удоды и ястребы славили золотистое и прекрасное солнце. У царя Соломона было нечто вроде ковра-самолета в виде большого квадратного летающего покрывала со стороной в сорок верст из зеленого шелка, с изображением всего на свете и, в том числе, зверей, птиц, рыб, растений. А у четырех концов этого волшебного покрывала были Асаф, который командовал людьми, Ремират, который командовал демонами, лев, который командовал зверями, и орел, который командовал птицами [139].
Адам, дающий имена животным.
Английский бестиарий, XII в.
Весьма интересно изображалась четверка евангелистов. Матфей имел вид человека, но с четырьмя крыльями. Иоанн — человека с птичьей головой и крыльями либо вообще в виде птицы, обычно изображавшейся похожей на орла. Лука имел вид либо быка, либо крылатого человека с головой быка. Марк имел голову льва и человеческое тело с крыльями, либо голову человека и тело крылатого льва, либо изображался крылатым львом. Мифическое существо, называемое евангелиста, на котором, как на коне восседала дева — церковь, изображалось с четырьмя головами (человеческой, львиной, бычьей и орлиной) и с четырьмя ногами (человеческой, львиной, бычьей и орлиной) [19]. В этом существе символически слились черты четырех евангелистов, что еще раз отражает наличие в Библии сакральных черт астрального плана.
В двенадцати главах «отреченной» церковью книги, называемой «Чаровник», описывалось «двоенадесять опрометных лиц звериных или птичьих» [221; 264].
Птичье «перо» лингвистически соотносится с индоевропейским словом «per», что означает «чудо» [152]. Поэтому, вероятно, с каждым пернатым в мифах и сказках связывались чудеса. Но и поведению птиц уделялось значительное место в религиозных воззрениях прошлого. В античном сообществе существовала целая отрасль гадания по поведению птиц, и использовались специальные жрецы — таруспики.
Мифолог В.Н. Топоров трактует числа в мифопоэтических системах как «элементы особого числового кода, с помощью которого описываются мир, человек и сама система метаописания» И действительно, числа в мифопоэтических системах являлись элементами числовых кодов и записывались в иносказательном виде. Представляется, что шифрование в древнейшие эпохи астральной религии распространялись, вероятно, на все, что окружало человека и что было в нем самом. Достаточно быстрое расширение номенклатуры окружавших людей вещей, которые появлялись с эволюцией цивилизации, могло сказаться на числовых кодах, привести к их расширению или оставить что-то вне их рамок. Связь числа со словом, названием, которое это число выражало, косвенно может указывать на словесную шифрованность чисел у индоевропейцев, что показывает, например, находимое лингвистами [152] сходство латинских слов «потеп» («имя») и «numerus» («число»), которые имели взаимосвязь со словом «питеп» («божественная сила»), а также ирландским «пет» («небо»).
Лад или Ладон, по мнению некоторых исследователей, — славянский бог, который назначал дорогу солнцу, вытканную знаками зодиака. Он же поделил ход на 12 месяцев и 4 поры, а зверей и растения на роды и виды. Он устанавливал порядок на небе и земле, и в этом деле ему помогала его жена и сестра богиня благополучия и семейного согласия Лада. Некоторые авторы сопоставляют Лада и Ляда. Однако последнее ныне имеет некий недоброжелательный оттенок («на кой Ляд»), в то время как «Лады» на Руси произносились как идеал согласия. С Ладами, парой богов согласия и порядка, поделивших животный и растительный мир на роды и виды, по-видимому, были связаны и числовые шифры.
Обширные русские лесные пространства стали оазисом язычества, на котором сохранились пережившие тысячелетия жреческие, дохристианские знания. Особенное распространение получили они на территории Русского Севера. Устные сказания отражают коллективную память народа. Проведенный нами анализ ряда произведений русского фольклорного наследия, а слово «фольклор» буквально означает «народная мудрость», позволил найти заповедный живительный источник, в котором, по мнению автора, содержится древний шифровальный ключ и таятся разгадки некоторых тайн русских народных сказок, былин, песен, заговоров и т. д.
Приводимое произведение былинного творчества привлекло к себе внимание как песня-шутка. Его использовал в отредактированном сокращенном варианте выдающийся русский драматург А.Н. Островский при создании хора птиц в прологе пьесы «Снегурочка».
Представляем наиболее полный, а потому и наиболее авторитетный, вариант текста стихотворения-песни «Птицы и звери». Он был записан на Онеге (в районе Пудоги) А.Ф. Гильфердингом в 1871 г. со слов сказителя былин, слепого нищего крестьянина Ивана Фепонова [61].
Птицы и звери
Ай отчего-те зима да зачаласе,
Ай красное лето состоялось?
Зачалася зима да от мороза,
А и красно лето от солнца,
Ай богатая осень от лета.
И по тыя-то осени богатой
Вылетала малая птица,
А и малая птица певица,
Садилась в зелену садочку
А на тое на дерево калино,
А и начала пети, жупети,
Всякими она-me ясаками.
Ай услыхали руськие птичи,
Сбиралися стады они стадами,
Прилетали к зелену садочку,
Ай садились птичи рядами,
В одну сторону да головами;
А начали пети, жупети,
Заморскую птицу пытати:
— Ай малая птица-певица,
Скажи божью правду, не утайсе:
Кто у вас за морем больший,
Кто за Дунаечким меньшии?
А отвёт держит птица певица:
— Глупые вы руськие птичи!
А зачем же сюда прилетали,
Зачим про синё морё спрашали?
Все у нас за морем больший,
Все за Дунаечким меньшии.
Ай крестьяна у нас по деревням,
А десятски у нас по селеньям,
Ай старосты у нас по волостям,
Попы дьяки у нас по погостам,
Старцы игумны в монастырях,
Подьячие люди по присуствам,
А гости торговы по посадам.
Воеводы живут у нас по мызам,
Солдаты идут по походам,
Цари да царьствуют по царьствам.
А все ль-mo у нас по роботам.
А еще бы заДунаечким морем
Белый-от колпик был царик,
Белая колпица царица.
А гуси-ты намори бояра
Лебеди боярицкие жены.
Соловей при них веселый
Во всякие игры играёт,
Все ведь он бояр и спотешаёт.
Воробьи боярьски холопы,
Колья-жердьё да роботали,
Крестьянски конопля розбивали,
Оттого сыты пребывали.
А голубчик-от на мори попик,
Голубушка-та была попадьюшка,
Ай косачки дьячки церковны,
Тетёрки-ты дьяческия женки,
Кулик пономарь церковной.
А травник-от был протаможник.
А терпук-от был трапезник,
А канюк от был ведь человалъник,
Рябчик-от на мори стряпчей.
А ластушки красны девицы,
Утки да были молодицы,
Селезень гость торговой;
Ай по синему морю ведь он плаваёт,
Всякими товарами торгуёт.
Чайки-ты были водоплавки,
Гагары-ты были рыболовки.
А с озера в озеро ныряли,
Всяку опы рыбу добывали;
На горы их рыба не бывала,
А в торгу их рыбы не видали,
Крестьяна их рыбы не едали.
А журавль-от был перевощик:
По синему морю ведь он бродит,
Руськия птицы перевозит,
Цветного платил не мочит.
Галицы были черници,
Черныя вран да игумён,
А ястреб был и атаманом,
А филин-от тать да разбойник,
Сокол-от скорый посланник,
Орёл-от на мори налетник;
Единожды в год и прилетаё,
А велику себи дань и собираё, —
По три головы да по четыре,
Иногда по целому десятку.
А мошник-от на мори крестьянин,
Коппала крестьяньская женка.
А синька б… и полежлива;
Часто лежит она хвораёт,
Долго она не пропадаёт,
Роботы роботать она может,
Казака нанять она не смыслит.
Дрозд-от у нёй Казаченко,
День-то он ночи роботаё,
Гроша он найму да не видаё,
Кокуша победна горюша;
Много она яиц выкладаёт,
А счёту во яйцах не знаёт,
Детей выводити неумеёт.
Куропотъ бобыль беспоместной,
Штаники он носит с напусками,
Из куста во куст перебродит,
Поместья себе да не имеёт.
Деятель-от на мори плотник,
Желна-та церковной строитель,
По темному лесу летаёт,
Всякое она дерево пытаёт,
Церкви соборы роботаёт.
Сорока кабацкая женка,
Черныя чеботы держала,
С ножки на ножьку скакала,
Молодых ребят приманяла;
На груди подолы подымала:
Без калача да есть не сядет,
Без молодца да спать не ляжет;
Пешь же она, курва, не ходит,
Всё ль-mo едё на подводах,
А пара у ней коней вороныих,
Извощики ребята молодыи.
Ворона-та на мори бабка;
Когти толстый грязный,
Порядню-ту водит худую.
Петухи казаки донскии, —
То-то молодцы да удалый;
По многу жён оны содёржат,
По три жёны да по четыре,
Иной до целого десятка,
А всех нарядити он умеёт,
Веема разрядити разумеёт,
Не так как на Руси у мужа
Одна его бажоная жёнушка, —
И той нарядити он не умеёт,
На работу розрядить не разумеёт.
А курица последняя птица;
Кто ни ею да поимаёт
Всякой в дыре да ковыраёт,
Все из яйца бедиу пытает,
Любимым зятевъям и припасает.
Лев — тот на мори мясник был,
Медведь-от был кожедерник;
Много он кож придираёт,
Сапогов на ногах не видаёт.
Вочк — тот и на мори овчинник;
Много он овчин придираёт,
Ай шубы он на плечах не видаёт,
Велику себи стужу принимаёт.
Олень-от скорый посланник,
Зайко-то на мори калачник,
А ножки тонгнъки беленьки,
Калачики пекёт он и мякотеньки.
А лисица молода молодица;
Долог хвост — и не наступит,
Зделает вину — она не скаже.
А собака-та зла лиха свекрова;
День она ночи варайдаёт,
Дела никакого не скажет.
Ай кошки эты были вдовицы,
То-то сироты да бобылицы;
Днём кошки лежа по печкам,
Ночью пойдут по добычкам,
А криночки-горшочки открывают,
Без ложки сметанку снимают,
За то же их бьют и беспощадно.
А всем молодцам был и роспуск,
Всем удалым был и розъезд:
Красным девицам по теремам,
Ай молодым молодцам был и по лавкам,
А молодыми молодкам по скамейкам,
Старым старикам и по полатям,
Старыим старушкам по печкам.
То-то старуха на печки.
То то старуха недоества, —
Кринка овсяного теста.
А ела бы старуха молчала,
Молчала бы старуха, не ворчала… тпру.
Это произведение будем рассматривать как стихотворение, хотя в старину оно имело и музыкальную составляющую.
Вступительная часть, зачин, в виде вопросов и ответов сильно напоминает замечательное произведение русской эзотерической мысли «Голубиную книгу», считающуюся апокрифической книгой христианского духовного стихосложения. И вообще рассматриваемое стихотворение в значительной степени перекликается с ним по стилю, форме и тональности.
Во введении стихотворения есть подготовительная фраза: «…садились птичи рядами, в одну сторону да головами». Она настраивает на важность птичьего порядка, служит косвенным доказательством существования в стихотворении кода птиц. Особенно часто встречающимся здесь словом является «море». Причем в части, непосредственно следующей за введением, птица-певица рассказывает о людях разных занятий и перечисляет места, где они обитают за морем. Подчеркнем: за морем. А далее в стихотворении перечисляется, какие птицы и животные каким родом человеческой деятельности занимаются на море. Именно на море.
Наибольшее место в стихотворении уделяется птицам. Различных птиц упоминается более трех десятков, в то время как не летающих животных — всего восемь, да и помещена эта восьмерка в конце, перед самой концовкой стихотворения. Можно предположить, что в стихотворении мы имеем дело с несколькими связанными друг с другом шифровальными системами. Во первых, здесь наиболее полно просматривается система птичьих шифров. Помещены отрывки из системы шифров нелетающих животных, которую для краткости будем называть шифрами животных. Кроме того, здесь дана система шифров профессий или рода деятельности. Может быть, таких систем даже две: одна из них соответствует птицам, а другая — животным.
В начале стихотворения перечисляются люди двенадцати разных занятий и десять мест, где они находятся, причем снизу вверх, начиная с крестьян и деревень и кончая царями и царствами Ясно, что мы тут тоже имеем дело с системами шифров, однако о чем они говорят, сказать достаточно трудно. Среди героев и персонажей сказок, былин и другого фольклорного наследия двое могут символизировать Голову и Хвост дракона и семь — символизировать семерку планет, что вместе составляет девятку. И подобная девятка участвовала в астрологических построениях в индийской традиции. Однако в этом перечне должна быть хотя бы одна женщина, символизирующая планету Венера. А женщин среди перечисленных в стихотворном фрагменте людей не выделено, хотя люди и даны несколько обобщенно, во множественном числе. К тому же мы имеем дело с десяткой. Можно предположить, что рассматриваемый фрагмент является лишь отрывком из шифров астрологических домов, о которых пока из за отсутствия достаточного мате риала мы не можем достоверно судить. Следует также иметь в виду версию о возможных шифрах разбиения дуг в десять градусов, так называемых деканов, на градусы. Серьезность последней версии будет понятна из показанной в настоящей работе распространенности применения 10-градусных дуг.
Каждое число в смысловом плане многогранно. Оно могло означать божество, планету, один из двенадцати знаков зодиака, один из 36 деканов, соответствующее направление, одни из 27 лунных суток, те или иные небесные и земные явления и многое другое.
При рассмотрении даже птичьей, наиболее полной части стихотворения, ощущается недосказанность, что связано с потерями, обусловленными несовершенством человеческой памяти. Это заставляет сомневаться в соответствии приведенного записанного в XIX веке стихотворения, первоначальному, уходящему в глубины прошлого, и делает необходимым в отдельных местах стихотворения анализ справедливости помещения птицы в данном фрагменте. Особенно настораживает упоминание после кулика относящегося к куликам же травника, порядок птиц после врана, а также слово после «синьки», которое можно понять как ругательство, а можно — как профессию и некоторые другие места кодового стихотворения.
Существовало несколько вариантов кодового стихотворения, которые приведены в Приложении. Однако даже предварительный анализ этих вариантов показывает, что мы не можем принимать их всерьез. По сути древнее кодовое стихотворение неоднократно видоизменялось, обновлялось в некоторых деталях, в частности род человеческой деятельности, который ставился в соответствие с той или иной птицей, периодически осовременивался. Поэтому приведенное стихотворение выглядит существенно моложе, можно его принять за произведение века XVI–XVII Но не исключено, что по своему реальному возрасту некоторые варианты птичьих шифров старше египетских пирамид. На это в какой-то мере указывает участие птиц в древних мифах разных народов.
Среди приведенных в стихотворном коде птиц некоторые названия ничего не говорят современному читателю. Есть в стихотворении не совсем понятные слова, относящиеся к названию следующей птицы или служащие дополнением какими-то качествами птицы предыдущей. Поэтому следует более тщательно проработать, насколько это возможно, эти места, так как иначе может произойти сбой шифров
Немногие птицы представлены в стихотворении особями обоих полов. Такую пару можно рассматривать как две шифровальные единицы, так как во всех подобных случаях для обеих особей персонально приведен род их деятельности.
По окончании птичьей части стихотворения начинается следующая, в которой упоминаются не летающие, не пернатые, а четырехлапые животные, каждому из которых ставится в соответствие человеческая профессия. По всей видимости, здесь спрятано еще два стихотворных шифровальных кода. Из восьми упомянутых в тексте животных трое даны в женском роде, представлены самками. Ощущается, что представленные строчки с животными являются фрагментом или фрагментами большого стихотворения с шифровальными кодами, в том числе самостоятельного кода животных.
В качестве числовых шифров птиц, по-видимому, рассматривал приведенное выше стихотворение специалист по былинам В.И. Чичеров, который сократил это произведение и низвел его до упоминания лишь 30 птиц [37], т. е. попытался все свести к месячному циклу. Поэтому имеет смысл рассмотреть некоторые представления древнерусской математики.