Йога Васиштхи Том 1

Поклонение

1–3. Приветствия и поклонение Атману – истинной сущности, из которой появляются все существа, в которой они существуют и в которую возвращаются. Приветствия Сознанию, являющемуся источником знающего, знания и осознаваемого, видящего, видения и видимого, деятеля, причины и действия. Приветствия Брахману – сущности всего, абсолютному Блаженству, брызги блаженства которого сияют на земле и в небесах жизнью всего живущего.

Сарга 1. Вступление.

4. Один брахман по имени Сутикшна был смущен сомнением ума. Он пошел в ашрам мудреца Агасти и почтительно спросил его.

Сутикшна спросил:

5–6. О Бхагаван, знающий истину дхармы и изучивший все писания! У меня есть одно огромное сомнение. Будь милостив, разреши его. Что является причиной освобождения и средством его достижения – действие, или знания, или же и то, и другое? Молю, назови мне определенно причину освобождения.

Агастья ответил:

7–8. Как для полета в небе птице нужны оба крыла, так же для достижения высшей цели необходимы и действие, и знание. Одно только действие и одно только знание не приводят к освобождению, но мудрые знают, что и действие, и знание являются средствами обретения его.

9–11. В связи с этим я расскажу тебе одну давнюю историю. Когда-то в древности жил некий брахман по имени Карунья, изучивший Веды. Он был сыном Агнивешьи, и, закончив изучение всех Вед и Веданг под руководством своего гуру, он возвратился домой. Дома он оставался в молчании, не совершая ритуалов, полный сомнений. Агнивешья, увидев, что сын не исполняет обязанностей, высказал ему слова укора, заботясь о его благополучии.

Агнивешья сказал:

12–13. Мой сын, почему ты не исполняешь свои обязанности? Скажи, как, оставаясь в бездействии, ты можешь достичь успеха? Поведай мне причину, по которой ты оставил деяния.

Карунья сказал:

14–16. До конца жизни необходимо ежедневно выполнять ритуал агнихотры и поклонения на восходе, в полдень и на закате. Священные писания предписывают следование дхарме в виде действий, но также говорят, что освобождение не достигается ни богатством, ни поступками и ни потомством, а только отречением. И только отрекшиеся от мира аскеты вкушают нектар бессмертия. Какому из этих представленных в писаниях указаний я должен следовать, о гуру? Сомнения делают меня безразличным к действиям.

Агасти продолжил:

17. Сказав это, Карунья, сын брахмана, замолчал. Видя сына в таком состоянии, отец снова обратился к нему.

Агнивешья сказал:

18. Выслушай, мой сын, одну историю. Прими сердцем весь ее смысл, обдумай его, и затем, мой сын, поступи, как сочтешь нужным.

19–21. Однажды красавица Суручи, лучшая из небесных нимф-апсар, сидела на вершине Гималаев в окружении павлинов. Там киннары, небесные музыканты, сгорая в огне любви, развлекаются со своими подругами и течет поток небесного Ганга, смывая даже великие грехи. Прекрасная Суручи, лучшая из нимф, увидела в небе спешащего посланника Индры, царя богов, и обратилась к нему.

Суручи спросила:

22. О благословенный посланник богов, откуда ты пришел и куда теперь направляешься? Молю, поведай мне это.

Посланник ответил:

23–25. О прекраснобровая, твой вопрос почтительно задан! Я расскажу тебе обо всем. Передав царство своему сыну, мудрый царь Ариштанеми, бесстрастный и благородный, отправился в лес, чтобы заняться аскезой. Царь предается суровым практикам на горе Гандхамадана. Теперь я возвращаюсь оттуда, выполнив поручение, и спешу предстать перед Индрой, дабы доложить о случившемся.

Апсара сказала:

26. Что же там случилось? Ты должен мне рассказать, уважаемый! Меня одолевает любопытство. Молю, не томи меня!

Посланник ответил:

27–31. Слушай, о прекрасная, я тебе расскажу все так, как случилось. Царь в лесах практиковал суровый тапас. Тогда Индра приказал мне: «О гонец, отправляйся к царю Ариштанеми, взяв эту небесную колесницу с толпой восхитительных апсар. Лети туда в сопровождении разных музыкантов, с поющими гандхарвами, сиддхами, якшами и киннарами. Прибыв на прекрасную гору Гандхамадану, где произрастают пальмы, бамбук, сахарный тростник и прочие растения, и забрав царя Ариштанеми в колесницу, сопроводи его в небесный город бессмертных для наслаждения райскими удовольствиями».

Посланник продолжил:

32–34. Получив от Индры приказ и взяв колесницу со всем, что надлежало, я отправился на гору. Прибыв туда, я вошел в ашрам мудреца и передал всезнающему Ариштанеми приказ Индры. Однако, услышав мои слова, о дорогая, он выразил сомнение.

Царь спросил:

35. Я хочу задать тебе вопрос, о посланник богов, и прошу, ответь на него. Скажи мне, каковы совершенства и изъяны рая. Узнав это, я решу, последовать туда или нет.

Посланник ответил:

36–39. Чем больше заслуг у человека, тем выше уровень счастья, приготовленный ему в раю. Наибольшими заслугами обеспечивается высший уровень рая. Средние заслуги дают средний уровень рая, и никак иначе. За наименьшие заслуги тоже дается соответствующий уровень рая. И потому в раю существует зависть к более достойным, на более высоком уровне находящимся, и нетерпимость к равным. А ещё есть радость от превосходства над низшими. И заслуги каждого постепенно уменьшаются. Когда заслуги иссякают, люди возвращаются в мир смертных. Таковы достоинства и недостатки, существующие в раю, о царь!

Услышав эти слова, дорогая, царь ответил так.

Царь сказал:

40–42. О посланник богов, я не желаю подобного рая. Я продолжу свою суровую практику, исполнив которую, я отрину нечистое тело, как змея оставляет старую кожу. О посланник, забирай свою колесницу и возвращайся туда, откуда пришел, – к великому Индре. Поклоны тебе!

Посланник продолжил:

43. О прекрасная, когда он сказал это, я возвратился к Индре и доложил обо всем, что случилось. Выслушав меня, он немало изумился. Великий Индра снова обратился ко мне голосом, сладким как мед.

Индра сказал:

44–47. О посланник, отправляйся обратно и приведи царя в ашрам Валмики, познавшего истину, дабы пробудил он бесстрастного. Передай великому мудрецу Валмики мои слова: «О великий мудрец, перед тобой царь Ариштанеми, не имеющий желаний. Он не стремится в рай. О великий, побуди его к истине. Так он со временем обретет освобождение от страданий сансары». С таким приказом бога богов я опять возвратился к царю.

48–49. Я снова прибыл в леса и проводил царя Ариштанеми в ашрам Валмики, передав тому слова Индры о желании царем освобождения. Валмики тепло расспросил царя о жизни и здоровье.

Царь сказал:

50–51. О Бхагаван, знающий истину, лучший из мудрых, ведающих то, что должно быть познано! Видя тебя, я достиг цели всей своей жизни, и теперь я совершенно благополучен! О мудрый, я хочу спросить тебя. Молю, ответь без утайки! Объясни, как мне избавиться от страданий, вызванных сансарой.

Валмики ответил:

52–53. Слушай, о царь! Я во всех деталях поведаю тебе историю Рамы. Вняв ей и приложив усилия для ее понимания, ты достигнешь освобождения в этой жизни. Слушай, о разумный царь! Я, как познавший свою природу, расскажу тебе о диалоге Васиштхи и Рамы, поведав прекрасную историю о пути к освобождению.

Царь спросил:

54–56. Кто такой Рама? Какими чертами он обладает? Он свободен или несвободен? Молю, расскажи мне об этом, о лучший из знающих истину!

Валмики сказал:

Вследствие проклятия сам Господь Вишну родился в теле царевича Рамы и, оказавшись во власти невежества, стал малознающим.

Царь спросил:

Если Рама – само воплощение Сознания и по своей природе является Сознанием и блаженством, объясни, в чем причина проклятия, и расскажи мне, кто его проклял?

Валмики ответил:

57–64. Санаткумара, не имеющий желаний, пребывал в обители Брахмы, когда из Вайкунтхи прибыл Господь Вишну, владыка всех трех миров. Брахма и все обитатели Сатьялоки, кроме Санаткумары, приветствовали Вишну. Увидев Санаткумару, Господь сказал: «Санаткумара, ты заносчив и отказался от желаний только по причине своего тщеславия. Поэтому ты будешь страдать от желаний, родившись как Шараджанма». Тот в ответ проклял Вишну: «На некоторое время ты забудешь свое всезнание и будешь рожден невежественным».

Так же и Бхригу, увидев смерть своей жены от руки Вишну, воскликнул, ослепленный горем: «Вишну, ты тоже потеряешь свою жену!». И Вринда, которую Вишну соблазнил обманом, прокляла Вишну: «Из-за своего обмана ты по моему проклятию будешь разлучен со своей женой!».

Жена Девадатты на берегу реки Пайошни, увидя Вишну в образе человекольва, Нарасимхи, умерла от страха. Девадатта проклял Вишну: «Ты будешь страдать в разлуке с женщиной – будешь разделен со своей женой!».

65–66. Так Вишну родился как человек из-за проклятий Бхригу, Санаткумары, Девадатты и Вринды. Я рассказал тебе обо всех причинах проклятий. Теперь я поведаю все остальное: слушай внимательно.

Такова сарга первая «Вступление» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 2. Вступление (продолжение).

1. Приветствия Сущности всего, сияющему Атману, вездесущему Сознанию, блистающему в небесах, на земле и в пространстве, внутри и вовне меня.

Валмики сказал:

2–3. Для изучения этого писания пригоден тот, кто считает, что он несвободен, и стремится к освобождению. При этом он не полностью невежествен, но и истины не знает. Кто, изучив сначала истории первой Рамаяны, потом изучает книги этой Рамаяны о достижении освобождения, тот разумен и не рождается вновь.

4–8. О испепеляющий врагов! Сначала записав эти весьма действенные методы освобождения в виде историй о Раме в первой Рамаяне, я намеренно передал ее своему лучшему, самому смиренному, умному и достойному ученику Бхарадвадже, как океан отдает свои сокровища стремящемуся к ним. Однажды где-то в лесах на горе Меру мудрый Бхарадваджа рассказал истории этой Рамаяны самому Создателю Брахме. Бхагаван Брахма, прародитель всех миров, был доволен рассказом и произнес: «Мой сын, выбирай для себя любой дар».

Бхарадваджа сказал:

О великий, о повелитель прошлого и будущего! Я жажаду дара, с помощью которого люди освобождаются от страданий. Скажи, что будет лучшим для этого.

Брахма ответил:

9–10. Иди к своему учителю, мудрецу Валмики, и моли его продолжить начатую безукоризненную Рамаяну, слушая которую люди освободятся от всех заблуждений так же легко, как можно пересечь океан по прекрасному мосту.

Валмики продолжил:

11–16. Сказав это Бхарадвадже, сам великий Создатель прибыл к моему ашраму вместе с ним. Я немедля приветствовал его должным образом с необходимыми подношениями священной воды и прочих даров. Великий Создатель Брахма, пекущийся о благе всех существ, произнес: «О лучший из мудрецов, несмотря на сложности написания этой прекрасной истории, объясняющей истинную природу Рамы, не оставляй свой труд, пока не закончишь его! С помощью этого писания люди будут переправляться через океан страданий сансары с легкостью, как на лодке. Я пришел сюда только чтобы сказать это. Для блага мира закончи свое писание!». Так сказал нерожденный Создатель Брахма и тут же пропал из моего благочестивого ашрама, как волна, поднявшись на мгновение, стремительно возвращается в воды океана.

17–18. Я изумился, когда Бхагаван пропал, но позже, когда ум мой уже успокоился, снова спросил Бхарадваджу: «О Бхарадваджа, что изрек Создатель Брахма? Скажи мне скорее!». И Бхарадваджа повторил мне слова Создателя.

Бхарадваджа сказал:

19–22. Создатель произнес: «Продолжай работать над Рамаяной, как и раньше, на благо всего мира, чтобы она стала лодкой для пересечения океана сансары». И мне, о Бхагаван, расскажи, как в такие трудные моменты сансары действовали мудрый Рама и Бхарата, а также Шатругхна, Лакшмана, прекрасная Сита и благоразумные советники, которые были с Рамой. Расскажи мне во всех деталях, как они освободились от страданий, чтобы я и весь мир тоже могли освободиться.

23–30. О великий царь, так почтительно попросил Бхарадваджа, и тогда, чтобы выполнить приказ Создателя Брахмы, я начал этот труд.

О мой сын Бхарадваджа! Слушай, я поведаю все, о чем ты просишь. Услышав мой рассказ, ты оставишь заблуждения далеко позади. О разумный, действуй так же, как лотосоокий Рама, который оставался счастливым с умом, лишенным всех привязанностей. Поступай так же, как Лакшмана, Бхарата, мудрый Шатругхна, Каусалья, Сумитра, Сита и Дашаратха. Действуй, как Критастра, Авиродха, достигшие пробуждения, Васиштха, Вамадева и восемь придворных советников, чьи имена Дхришти, Джаянта, Бхаса, Сатья, Виджая, Вибхишана, Сушена и Хануман, а также Индражит. Эти восемь советников обладали спокойным и бесстрастным умом, достигли освобождения в этой жизни и действовали в соответствии с тем, что приходит само. Мой сын, если ты будешь поступать как они, поклоняясь, давая, черпая, проводя время и помня об истине, ты освободишься от страданий.

31. Упавший в бескрайний океан сансары, достигнув высочайшей истины, не печалится более, не страдает и не беспокоится, оставаясь неизменно довольным и исцеленным от лихорадки желаний.

Такова сарга вторая «Вступление» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 3. Путешествие Рамы по святым местам.

Бхарадваджа сказал:

1. О брахман, расскажи мне, как Рама и другие обрели нескончаемое блаженство, достигнув освобождения в этой жизни, чтобы и я мог обрести свободу и стать счастливым.

Валмики продолжил:

2–5. Этот мир является заблуждением, он так же иллюзорен, как синева неба. Я думаю, о мудрый, что это заблуждение не надо вспоминать снова и снова, а лучше оставить его без внимания. Без осознания полной нереальности видимого мира никто и никогда не обретает освобождения от страданий. Поэтому необходимо стремиться к самоосознанию. Нужное знание заключается в этом писании, и, если ты внимательно его выслушаешь и постигнешь его полный смысл, ты осознаешь истину. И никак иначе. Этот мир – заблуждение, он не существует, хотя мы видим его, как синеву в небе. Иллюзорность мира осознается с легкостью, когда изучаешь это писание, о безгрешный.

6–11. Понимание того, что видимое не существует, очищает ум от восприятия зримого. Когда ум очищен, обретается высочайшее совершенное блаженство нирваны, или освобождения. Без этого человек погружается в глубины мирских знаний и остается полностью невежественным, не обретая освобождения даже через многие кальпы. О брахман, полное оставление всех желаний и склонностей, или васан, называется высочайшим освобождением, достигаемым постепенным очищением. Когда разрушены васаны, ум быстро очищается. Так снег тает, когда прекращается время морозов, о брахман. Как нить удерживает вместе множество бусин в ожерелье, так васаны удерживают тело, клетку существа, внутренней веревкой желаний.

11–15. Васаны, или ограничения ума бывают двух видов – чистые и нечистые. Нечистые являются причиной рождения, чистые освобождают от рождений. Нечистые ограничения, плотные воплощения невежества, полные ощущения своей важности, мудрые считают причиной новых рождений. Чистые ограничения не приводят к новым рождениям, подобно тому, как прожаренное семя более не может прорасти. Они лишь поддерживают тело и способствуют постижению того, что должно быть познано. Чистые обусловленности существуют в телах освобожденных при жизни, не вызывая перерождения, подобно тому как гончарный круг вращается еще некоторое время, когда уже прекратились усилия гончара. Те, кто имеет чистые склонности, не подвержен новым рождениям. Их называют познавшими то, что должно быть познано, мудрыми дживанмуктами, освобожденными в этой жизни.

16–17. Для избавления от старости и смерти, я расскажу тебе, как мудрый Рама достиг освобождения в своей жизни. О мудрый Бхарадваджа! Слушай рассказ о прекрасной жизни Рамы, и ты сможешь понимать все, всегда и обо всем.

18–21. Вернувшись из дома своего учителя, лотосоокий Рама несколько дней провел дома, беззаботно развлекаясь. Так проходило время в стране, защищаемой царем, где подданные не знали печалей, страданий и лихорадки волнений. Однажды у добродетельного Рамы возникло жгучее желание посмотреть различные святые места и святые ашрамы. С этой мыслью Рама приблизился к своему отцу, как лебедь подплывает к лотосу, и прикоснулся к его стопам.

Шри Рама сказал:

22–23. О отец, мой ум жаждет увидеть святые тиртхи, великие храмы, прославленные леса и святые обители. Это мое первое желание, и ты должен отпустить меня. О царь, никто на земле из тех, кто обращался к тебе с просьбами, не уходил с пустыми руками.

24–27. Услышав просьбу Рамы, царь сначала посоветовался с мудрым Васиштхой, а затем отпустил Раму, выполнив его первое пожелание. В благоприятный день, указанный звездами, в украшениях и гирляндах, приносящих удачу, получив благословление дваждырожденных, Рама со своими двумя братьями, окруженный мудрецами, знатоками писаний и брахманами во главе с Васиштхой, с лучшими потомками царского рода, близкими друзьями Рамы, обнявшись снова и снова с матерями, кои дали им свои благословения, покинул свой дом, дабы отправиться в путешествие по святым местам.

28–30. За стенами дворца жители города провожали его громкими звуками труб. Женщины города одаривали Раму взглядами своих глаз, кои напоминали роящихся черных пчел. Деревенские красавицы своими лотосными руками осыпали его горстями риса, так что Рама стал похож на покрытую снегом вершину Гималаев. Раздавая дары множеству дваждырожденных брахманов, слушая благословения людей, глядя по сторонам, Рама приближался к лесу.

31–40. Начав путешествие из своей страны Кошалы, сначала совершая омовения, раздавая милостыню, предаваясь аскезе и размышлениям, Рама посетил в путешествии много мест. Он видел берега рек, святые рощи и обители отшельников, джунгли, поселения людей, берега морей и огромных океанов; великую реку Ганг, подобную луне, украшенную лотосами Ямуну, Сарасвати и Шатадру, Чандрабхагу и Иравати, а также Вени, Кришнавени, Нирвиндхью и Сараю, Чарманвати, Витасту, Випашу и Бахуду; Святую Праягу, великие леса Наймиша и Дхармаранья, а также Гая, Варанаси, Шригири, Кедару и Пушкару; озера Манаса, Крамасара и Уттараманаса и иные озера, реки, источники и заливы; тиртхи Вадава-вадана, Агнитиртху, а также великую тиртху Индрадьюмна-сара и многие другие; храмы святого Картикеи и Шалаграмы и шестьдесят четыре храма Вишну и Шивы; полные удивительных чудес побережья четырех морей, леса на горах Виндхья и Мандара и долины горных хребтов Кулашайла; благословленные божественные ашрамы великих мудрецов раджариши и брахмариши, святых и брахманов.

41–42. Снова и снова Рама и его братья оказывали почтение святым местам во всех уголках земли во всех четырех сторонах света. Заслужив почтение богов, киннаров и людей, осмотрев все земли, Рама вернулся домой, как Шива возвращается на Шивалоку после своих путешествий.

Такова сарга третья «Путешествие Рамы по святым местам» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 4. Дни Рамы во дворце.

Валмики сказал:

1–5. Рама, коего жители города осыпали охапками цветов, вошел в свой дворец, как великий Джаянта, сын Индры, возвратившийся в рай. Войдя, Рама низко поклонился отцу, Васиштхе, братьям и родственникам, мудрым брахманам и старейшинам рода. Он снова и снова обнимался с друзьями, братьями, отцом и множеством брахманов, с радостью приветствуя их. Дворец Дашаратхи наполнился сладкими и мягкими звуками речей Рамы, дарующими всем радость, как восхитительное звучание бамбуковой флейты. Восемь дней праздновали возвращение Рамы. Ликовали люди, и шум радостного волнения и переполоха наполнял воздух.

6–11. Затем Рама счастливо оставался во дворце, рассказывая слушателям о различных событиях путешествия и об обычаях мест, которые он посетил. Рама вставал рано, возносил, как положено, свои утренние молитвы, а затем шел к своему отцу, заседающему в зале собраний подобно Индре. Первую четверть дня он проводил с Васиштхой и другими мудрецами, внимательно слушая их речи, посвященные многообразным темам, полные мудрости. Повинуясь указаниям отца, Рама со своей великой армией охотился в лесах, полных кабанов и буйволов. Возвращаясь во дворец, он совершал как положено омовения и другие ритуалы, обедал с друзьями и родственниками, счастливо завершая вечер. Так Рама с братьями проводил дни во дворце своего отца после возвращения из путешествия по святым местам.

12. О безгрешный, Рама жил день за днем, принося радость хорошим людям своим благородным поведением царя, подобно тому, как луна орошает землю успокаивающим нектаром.

Такова сарга четвертая «Дни Рамы во дворце» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 5. О состоянии Рамы.

Валмики сказал:

1–3. Раме исполнилось пятнадцать лет, как и его братьям, Шатгугхне и Лакшмане, которые родились вслед за ним. Его брат Бхарата по большей части жил счастливо во дворце отца своей матери. Царь Дашаратха по-прежнему правил всей страной. Мудрейший правитель теперь каждый день совещался со своими советниками по поводу выбора жен для своих сыновей.

4–9. Возвратившись из путешествия и оставаясь дома, Рама вскоре начал слабеть день ото дня, подобно озеру, которое становится прозрачным осенью. Лицо царевича с огромными глазами побледнело и напоминало теперь увядающий белый цветок лотоса с поникшими лепестками, на который опустились пчелы. Рама неподвижно и молчаливо сидел, подобрав под себя ноги и подперев щеку рукой, погруженный в свои мысли. Исхудавший, задумчивый и печальный, охваченный грустными думами, он ни с кем не разговаривал и скорее напоминал нарисованную фигуру. С лицом, подобным сухому лотосу, он выполнял ежедневные обязанности, уступая настойчивым просьбам обеспокоенных окружающих. Видя благороднейшего Раму в таком состоянии, его братья, Лакшамана и Шатругхна, тоже ощутили упадок духа.

10–12. Заметив, что сыновья похудели и пребывают в глубокой печали, великий царь вместе со своими женами весьма обеспокоился. «Что печалит тебя, мой сын?» – снова и снова заботливо спрашивал царь, но Рама ничего не отвечал. Или же произносил немногословно, сидя рядом с отцом: «Ничто меня не печалит, отец». Потом лотосоокий Рама снова замолкал.

13–15. Тогда царь Дашаратха спросил о причинах печали Рамы у всезнающего Васиштхи, лучше других способного объяснить происходящее. Мудрец Васиштха, подумав, ответил: «О царь, есть основание для печали, и нет надобности тебе беспокоиться по этому поводу. Великие люди не погружаются в печаль, радость или гнев по малым причинам, как в мире главные элементы не меняются без воздействия силы творения и разрушения, о царь».

Такова сарга пятая «О состоянии Рамы» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 6. Прибытие Вишвамитры.

Валмики сказал:

1–2. Когда Васиштха, лучший из мудрецов, произнес это, царь некоторое время пребывал молча в раздумьях, в сомнении и печали. Все матери в царском дворце с волнением и беспокойством внимательно следили за состоянием Рамы.

3–6. Как раз в это время известный мудрец Вишвамитра прибыл навестить царя Айодхьи. Яджню, жертвоприношение этого мудрого старца, поддерживающего дхарму, разрушали неистовые демоны-ракшасы, кои обладали способностью наводить морок. Мудрец не мог завершить ритуал без помех и пришел к царю просить защиты для своей яджни. За помощью в уничтожении демонов этот сиятельный Вишвамитра, сокровищница аскезы, и пришел в город Айодхья.

7–14. Желая узреть царя, он приказал главным стражам у ворот немедленно доложить, что прибыл Каушика, сын Гадхи. Услышав его слова, стражники, взволнованные такими новостями, поспешили в царские палаты с докладом. Войдя в тронный зал, охранники царя доложили о прибытии мудреца Вишвамитры. Затем главный приближенный, торопливо подойдя к царю, восседающему в зале собраний в окружении придворных и советников, проговорил: «О царь, у дверей ждет великий святой, прекрасный, как восходящее солнце, со спутанными волосами, похожими на языки пламени. Его великолепие наполнило весь дворец, и флаги, кони, слоны и люди засияли золотом в его блеске». Как только взволнованный слуга шепотом доложил царю, что прибыл мудрец Вишвамитра, царь восстал со своего золотого трона, и с ним поднялись со своих мест советники и придворные. Царь, восхваляемый своими подданными, в окружении свиты, с мудрецами Васиштхой и Вамадевой, поспешил навстречу гостю.

16–23. Он прибыл туда, где ожидал великий мудрец Вишвамитра, и увидел сиятельного муни, тигра среди мудрецов, стоящего у ворот. Подобно солнцу, по неведомому делу сошедшему на землю, он блистал мудростью, как брахман, и великой силой, как кшатрий. Он был стар, с загрубевшей от постоянных аскез кожей. Космы его волос обрамляли плечи, так что мудрец походил на гору в окружении закатных облаков. Его внушительная могучая фигура была спокойна, прекрасна, величественна, несокрушима и благородна. Она сияла мягкостью и внушительностью, великодушием и значительностью, глубиной, внутренней наполненностью и мудростью. В руке ясный умом старец держал камандалу – небольшой сосуд для подаяний, своего единственного безупречного друга и спутника всей жизни. Его мысли были сострадательны, мягкие приятные слова и добрый взгляд его глаз одаривали людей каплями сладчайшего нектара. Его тело было украшено священной нитью, брови были густыми и седыми, и весь его вид вызывал бесконечное изумление у смотрящих на него.

24–26. Увидав издалека великого мудреца, царь приветствовал его, поклонившись так низко, что драгоценные камни его короны коснулись земли. Мудрец тоже в ответ приветствовал правителя земель словами мягкими и сладкими. Так солнце отвечает на поклон Индры. Затем все дваждырожденные брахманы во главе с Васиштхой уважительно приветствовали мудреца и поклонились ему, как надлежало по традиции.

Дашаратха сказал:

27–29. О великий садху! Мы благословлены твоим неожиданным прибытием и возможностью лицезреть тебя, как лотосы в пруду благословлены лучами солнца. О мудрый! Твое прибытие наполняет меня радостью и непреходящим блаженством. Твое присутствие приближает нас к достижению цели жизни, нам необычайно повезло, что ты почтил нас своим посещением.

30–38. С этими словами Дашаратха в сопровождении правителей и мудрецов вошел в зал собраний. Глядя на великого риши, украшенного гирляндами аскезы, сам царь, с радостью на лице, уважительно и благоговейно поднес ему воду для омовений. Мудрец принял подношение царя и сам приветствовал его, почтительно совершающего прадакшину и другие ритуалы, изложенные в писаниях. По завершении царских поклонений довольный ими мудрец расспросил царя о его здоровье и благополучии. Как положено, поприветствовав с улыбкой мудрого Васиштху, Вишвамитра расспросил и его о здоровье. Некоторое время, соблюдая ритуалы, они выказывали почтение друг другу. И все собравшиеся в царском дворце, сияя радостью, заняли свои места в соответствии с установленным порядком. С уважением задавали они гостю один за другим вопросы о его благополучии и отвечали на встречные вопросы. Сидящему мудрецу Вишвамитре царь омыл с почестями ноги и снова и снова предлагал ему подношения. Почтив Вишвамитру в соответствии со священными предписаниями, удовлетворенный царь, благочестиво сложив ладони, обратился к нему со словами.

Дашаратха сказал:

39. О мудрый, твое прибытие сюда подобно наслаждению нектаром бессмертия, обретению землей дождя в засуху и возвращения зрения слепому. Твое присутствие дает нам такую же радость, какой бездетный радуется рождению сына от любимой жены и с какой обретают наяву сокровища, виденные во сне.

40–43. Твое посещение подобно получению желанного, возвращению дорогого человека и нахождению утраченного. О брахман, радость от твоего прихода подобна счастью от полета в небе или от возвращения умершего к жизни. Добро пожаловать, о великий муни! Кто не будет рад жизни в Брахмалоке? И как Брахмалоке, о мудрый, я рад твоему прибытию. Это истинная правда!

44–47. Каково твое самое большое желание? Что я могу для тебя сделать? Самый праведный и добродетельный, ты достоин всевозможного поклонения, о дваждырожденный! Ранее ты был сиятельным раджа-риши, царственным мудрецом, а затем своей аскезой достиг величайшего состояния брахма-риши, величайшего мудреца! О Бхагаван, я поклоняюсь тебе! Как охлаждается тело от прекрасного омовения в святых водах Ганга, так в твоем присутствии успокаивается моя душа. Ты свободен от желаний, страха и гнева, отрешен и неподвластен болезням. Сколь удивительно, о брахман, что ты пришел ко мне!

48–54. О лучший из знающих истину, твое появление будто нектаром лунного света освятило это место и меня самого освободило от греха. Твое прибытие воистину подобно появлению Создателя Брахмы; я облагодетельствован и очищен твоим пришествием, о мудрый! О садху, радость от твоего священного посещения сделало мою жизнь счастливой. Теперь она прожита не зря, ибо сегодня я достиг цели своего рождения. От возможности лицезреть, приветствовать и служить тебе меня преисполняет радость, как переполняется океан при виде полной луны. О лучший из мудрых, считай то желание, ради которого ты пришел, уже исполненным! Ты бесконечно боготворим нами. Ты должен без колебаний высказать свое желание, о Каушика! Что бы ты ни попросил, о Бхагаван, тебе ни в чем нет отказа. Не раздумывай, а только прикажи, и я, в соответствии с дхармой, сделаю все, ибо я поклоняюсь тебе как высочайшему божеству.

55. Внимая этим сладким предупредительным речам, услаждающих слух и произнесенным с благими намерениями царем Дашаратхой, великий благородный мудрец Вишвамитра был чрезвычайно доволен.

Такова сарга шестая «Прибытие Вишвамитры» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 7. Речь Вишвамитры.

Валмики сказал:

1. Услышав прекрасную и долгую речь льва среди царей, сиятельный Вишвамитра пришел в восторг и ответил ему.

Вишвамитра сказал:

2–10. О царь земли, твоя речь достойна потомка великого рода, наученного и направляемого самим Васиштхой! Выслушай мои слова, реши, что нужно сделать, и поступи в соответствии с дхармой, о царь. Когда я начинаю исполнять яджню для духовных достижений, появляются ужасные демоны-ракшасы и препятствуют совершению обряда, о великий из людей. Каждый раз, когда я готовлю подношения божествам, ночные демоны разрушают мое подношение. В то время как я начинаю ритуал, демоны-ракшасы неизменно забрасывают жертвенное место кусками мяса и кровью. Мои жертвоприношения были осквернены подобным образом множество раз, несмотря на все мои усилия. В огорчении я пришел к тебе.

О царь, мой разум не может проявить гнев, поскольку в ходе этого священнодействия недопустимо проклятие – таковы правила этого великого жертвоприношения. С твоей помощью я надеюсь исполнить ритуал и достигнуть его великого результата. Я пришел к тебе за защитой, и тебе надлежит помочь мне. Ведь отказ в помощи – позор для благороднейшего из людей.

11–18. У тебя есть прекрасный сын Рама, бесстрашный, как дикий тигр, и сильный, как сам Индра. Он способен одолеть демонов-ракшасов. О царь, отпусти со мной своего старшего сына, героя Раму, неизменно смелого, с черными прядями волос, подобными крыльям ворона. Ибо он, будучи тайно защищенным моей божественной силой, имеет силы отрубить головы этим злодеям. Я одарю его всевозможными бессчетными благами, благодаря которым он будет почитаем во всех трех мирах. Ночные разбойники не смогут устоять перед Рамой, как испуганные лесные звери разбегаются от рассерженного льва. Никто из людей, кроме Рамы, не способен устоять в битве с демонами, ведь только разъяренный лев может победить взбешенных слонов. Возгордившись своей мощью, эти грешники под предводительством Кхары и Душаны, подобные в битве яду калакута, напоминают собой разозленного бога смерти. О царь, они не смогут устоять перед стрелами Рамы, как пыль не может сопротивляться непрерывному потоку дождя из тучи.

19–22. О царь, не позволь отцовской любви к сыну возобладать в тебе. Нет такого в этом мире, чего не могли бы даровать великие. Я вижу совершенно ясно этих демонов уже поверженными, и ты знай, что они побеждены. Мудрые, подобные нам, не начинают дел, в которых не уверены. Я хорошо знаю, кто такой лотосоокий Рама, как знают и мудрейший Васиштха и другие мудрецы, которые зрят далеко за пределы видимого. Если в твоем уме пребывает дхарма, величие и благородство, ты должен отдать мне своего любимого сына.

23–26. Мой ритуал продлится десять ночей, и за это время Рама должен уничтожить этих мешающих священнодействию демонов, врагов моего жертвоприношения. О царь, прикажи своим советникам во главе с Васиштхой дать согласие и отпусти Раму со мной. Не теряй времени, о знающий время, и поступи согласно моей просьбе. Будь благословлен, и пусть твой ум не печалится по этому поводу. Даже скромная услуга в нужный момент сделает многое, а даже великие деяния в неподходящее время будут бесполезны.

27–28. Произнеся эти благие слова во имя дхармы, сиятельный мудрец Вишвамитра замолчал. Вняв речи мудрейшего из мудрых, царь некоторое время молчал, обдумывая достойный ответ, ибо и мудрый, и обычный человек, чьи желания не исполнены, не будет удовлетворен без взвешенных и соответствующих обстоятельствам слов.

Такова сарга седьмая «Речь Вишвамитры» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 8. Ответ Дашаратхи.

Валмики сказал:

1. Выслушав речь Вишвамитры, лучший из царей некоторое время оставался недвижимым, а потом умоляюще заговорил.

Дашаратха сказал:

2–9. Лотосоокому Раме еще нет и шестнадцати. Мне кажется, он еще не готов к битве с демонами-ракшасами. Под моей властью огромная армия, о мудрый, и с ней я вступлю в сражение с этими чудовищами, питающимися мясом. Моя армия состоит из прекрасных героев и отчаянных воинов, изучивших науку ведения битв. Я сам, с луком в руке, поведу их вперед в бой. С ними я готов противостоять войскам самого великого Индры, как лев сражается против взбесившихся слонов. Рама еще совсем мальчик и не знает сильных и слабых сторон войны. Он не понимает ничего в битвах и ратных силах. Он не видел сражений, кроме развлекательных баталий в этом дворце. Он не знает оружия и не имеет опыта в схватках, не обучен секретам стрельбы из лука и не знает, как драться с многочисленным врагом на поле боя. Он ведает лишь, как прогуливаться в городских садах и цветущих рощах, как бродить по лесам и паркам среди цветов и деревьев. Он умеет только развлекаться с братьями в наших дворцовых садах, усыпанных цветами.

10–13. Более того, о брахман, сейчас он, к моему несчастью, крайне исхудал и побледнел, как озеро лотосов под снегом. Рама ничего не ест и не выходит из покоев, он полон печали и все время сидит, ничего не делая. Из-за этого, о лучший из мудрых, я, мои жены и мои слуги сами опечалились и ослабли, подобно осеннему облаку. Как я могу отпустить с тобой для сражения с ночными демонами своего сына, совсем ребенка, в таком удрученном состоянии?

14–16. О мудрый садху, любовь к сыну превыше удовольствия от близости молодых красавиц, превыше наслаждения нектаром или власти над страной. Без сомнения, даже мудрые в трех мирах идут на великие страдания и исполняют тяжелейшие аскезы из любви к своим детям. Люди легко могут расстаться с жизнью, богатством и женами, но не с сыном, о леопард среди мудрых! Ибо такова природа людей.

17–22. Ракшасы жестоки и искушены в боях и обманах. Для меня невыносима сама мысль о том, что Рама должен биться с ними. Я не могу жить в разлуке с Рамой даже мгновение. Если ты хочешь, чтобы я жил, ты не должен забирать Раму! О Каушика! Девять тысяч лет я желал потомства, и с великими сложностями были даны мне эти четыре сына. Из них лотосоокий Рама – самый бесценный. Трое других не могут без него жить. Если ты заберешь у меня Раму для битвы с демонами, то знай, что без этого сына я тут же умру. Из четырех сыновей он мне дорог больше всех. Поэтому, молю, не требуй от меня Раму, самого старшего и добродетельного!

23–26. Если ты хочешь одолеть ночных чудовищ, о муни, то возьми меня со всей моей сильнейшей армией, со слонами, конницей, военными колесницами и воинами. Опиши мне яснее этих демонов: какова их сила, кто их породил, сколько их, каких они размеров? Скажи мне, о брахман, как Рама, мои сыновья или я сам можем победить этих злобных демонов, искусных в битвах? Поведай мне все, о Бхагаван, объясни, как можно устоять в великом сражении против этих ужасных ракшасов, злобных и невероятно сильных?

27–33. Более других известен могущественный демон по имени Равана, брат самого Куберы и сын мудреца Вишраваса. Если этот злодей мешает тебе в жертвоприношениях, тогда, увы, у нас нет сил противостоять ему в битве. Время от времени, о мудрый, некоторым существам даруются сила, богатство и везение, но со временем это все исчезает. В наши дни мы не способны устоять перед врагами, подобными Раване. Без сомнения, такова судьба. Потому, о знающий дхарму, будь милостив к моему сыну, ибо для меня, несчастного, ты – сам великий Господь. Ни боги, ни демоны, ни гандхарвы, ни якшасы, ни птицы, ни змеи – никто не способен победить Равану. Как же с ним может сражаться человек? Равана одолел в битве даже могучего Индру. Я не могу биться с ним, и тем более его не могут победить дети.

34–37. Воистину время делает даже здорового человека беспомощным. Хотя я рожден в великой династии Рагху, я старею и становлюсь слабым и ничтожным. И даже если это известный демон Лавана, сын Мадху, мешает тебе в жертвоприношениях, о брахман, я не могу отпустить своего сына. Даже если это подобные солнцу сыновья Сунды и Упасунды оскверняют твои обряды, то и тогда я не отдам тебе своего сына. О брахман, если ты лишишь меня Рамы, я умру, ибо я не вижу никакого иного пути.

38. Так тихо сказал лучший из Рагху, предавшись беспокойству в ожидании ответа мудрого, волнуясь, как волна в океане.

Такова сарга восьмая «Ответ Дашаратхи» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 9. Совет Васиштхи.

Валмики сказал:

1. Услышав эти слова, кои были сказаны с глазами, наполненными любовью, разгневанный Вишвамитра ответил великому царю.

Вишвамитра сказал:

2–4. Дав слово исполнить любое мое желание, ты теперь нарушаешь обещание, о царь! Будучи львом, ты хочешь поступить, как олень! Это недостойно потомка Рагху. Обман противен обычаям этого рода: жаркие лучи солнца никогда не изливаются из прохладной луны! Если ты не способен сдержать своего обещания, о царь, я уйду, как и пришел, а ты, не исполняющий обещаний потомок Какутстхи, будь счастлив пребывать со своими родственниками!

Валмики сказал:

5–6. Вся земля содрогнулась от ярости великого Вишвамитры, и даже боги были испуганы. Видя великого мудреца Вишвамитру, друга всего мира, в таком гневе, мудрец Васиштха, стойкий и исполняющий свои обеты, произнес такую речь.

Васиштха сказал:

7–12. Ты – царь Дашаратха, рожденный в семье великого Икшваку, и само воплощение дхармы. Ты наделен всеми добродетелями, воспеваемыми в трех мирах. Ты, твердо исполняющий обязанности и стойко соблюдающий обеты, прославленный во всех трех мирах своим благочестием и добродетельностью, не должен нарушать обещания. Тебе надлежит поддержать дхарму и не нарушать своего слова. Тебе следует выполнить обещание, данное мудрецу, властителю трех миров. О царь, неисполненные обещания уничтожают накопленные заслуги, и потому отпусти Раму. Если потомок Икшваку, сам Дашаратха, не будет держать данное слово, то кто другой будет выполнять обещанное? Следуя примеру великих людей, подобных тебе, люди не забывают правила и блюдут моральные законы, и ты сам не должен их нарушать.

13–16. Будь Рама искусен во владении оружием или нет, к тому, кто находится под защитой этого льва в облике мудреца, не смогут приблизиться никакие ракшасы, как невозможно даже подойти к нектару бессмертия, находящемуся под защитой Агни. Мудрец Вишвамитра – воплощение дхармы, первый среди героев и наимудрейший из мудрецов, он превосходит всех подвижников во всем мире. Он знает все оружие всех трех миров, никто другой не знает и не сможет изучить его лучше. Ни боги, ни мудрецы, ни асуры, ни ракшасы, ни наги, ни якшасы, ни гандхарвы вместе не могут сравниться с этим мудрецом.

17–22. Давным-давно, когда Каушика правил царством, Кришашва передал ему оружие, которое никому не под силу победить. Это оружие – сыновья Кришашвы, подобные потомкам Праджапати. Они, могучие, сияющие и яростные, следуют за мудрецом Вишвамитрой. Дочери Дакши, прекрасные Джая и Супрабха, родили сотню непобедимых сыновей. Обретя дар первой, Джая получила пятьдесят сыновей-орудий, убивающих демонов и повинующихся желаниям богов. Супрабха тоже получила пятьдесят сыновей, непобедимых, невероятно сильных и устрашающих с виду. Таков этот сиятельный и могучий мудрец Вишвамитра, заботящийся о благе всего мира. Тебе не надо беспокоиться, отпуская с ним Раму.

23. Рядом с этим разумнейшим и лучшим из мудрецов даже умирающий обретает бессмертие, о садху. Поэтому не печалься, подобно глупцу.

Такова сарга девятая «Совет Васиштхи» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 10. Печаль Рамы.

Валмики сказал:

1. Выслушав Васиштху, царь Дашаратха вздохнул спокойнее и распорядился послать за Рамой и Лакшманой.

Дашаратха сказал слуге:

2–5. Для благого дела приведи скорее могучих, сильноруких, доблестных в поиске истины Раму с Лакшманой. Поторопись.

С таким приказом царя слуга поспешил во дворцовые покои и, вскоре вернувшись, обратился к царю: «О Господь, побеждающий всех врагов, Рама всю ночь оставался в своей опочивальне в грусти, как пчела в закрывшемся на ночь цветке лотоса. Он ответил, что спустится через минуту, задумавшись о чем-то, в своей печали не желая, чтобы кто-то был рядом».

6. Услышав это, царь обратился к слуге, который близок был к Раме, и, подбодрив его, попросил рассказать все подробно о том, отчего и чем страдает Рама. Спрошенный царем, грустный слуга Рамы промолвил такие слова.

Слуга сказал:

8–14. Господин, твой сын Рама изнурен в печали, поэтому мы тоже страдаем и исхудали, как палки. Рама, чьи глаза подобны лепесткам лотоса, остается рассеянным с тех пор, как вернулся с брахманами из путешествия по святым местам. Когда мы напоминаем ему о его ежедневных обязанностях, он их исполняет с пустым выражением лица или вообще не следует им. Он задумчив и не расположен ни к омовениям, ни к молитвам божествам, ни к пожертвованиям, ни к принятию пищи. И даже после наших уговоров он отказывается отведать хотя бы немного. Он не веселится и не забавляется на качелях в саду с дворцовыми девушками, как играет птица чатака под струями дождя. О царь, его не развлекают браслеты и ожерелья с прекрасными драгоценными камнями. Он ничему не радуется, как изгнанный из рая. Он остается в глубокой печали при виде развлекающихся красавиц, не замечает ароматов, которые веют от зарослей цветущих лоз.

15–20. На все приятное, доставляющее удовольствие, красивое и соблазнительное Рама смотрит с тоской, едва ли не со слезами на глазах. Он упрекает девушек, чудесно танцующих перед ним, спрашивая, зачем они своими телодвижениями приносят ему страдания. Как безумец, он не наслаждается ничем: ни прекрасной пищей, ни мягкой постелью, ни прогулками, ни развлечениями, ни омовениями. Иногда он произносит: «К чему счастье и несчастье? Зачем чувства и кров? Все это бесполезно». И снова замолкает. Он не смеется над шутками и сторонится удовольствий. Он не выполняет своих обязанностей, предпочитая оставаться в молчании. Его не радуют красавицы с прекрасными волосами и томными взглядами. Так деревья в лесу не веселятся, равнодушно взирая на игры олененка.

21–27. Как рабу, проданному в племя лесных дикарей, ему полюбились уединенные отдаленные места на берегах и в лесах. Он отворачивается с отвращением от одежды, напитков, пищи и подарков, о царь! Этим он подобен бродячему отшельнику, занимающемуся аскезой. О царь, он проводит время в одиночестве, вдали от людей, не смеется, не поет и не плачет, беспрестанно о чем-то размышляя. Он постоянно сидит в позе лотоса, подобрав под себя ноги и подперев щеку левой рукой, и ум его рассеян. Он чужд честолюбию и не желает царства. Он остается безразличным в радостях и печалях. Мы не знаем, где он ходит, что делает, чего желает и о чем думает, чего достигает и к чему стремится. День ото дня он худеет, день ото дня бледнеет и теряет интерес ко всему, как дерево поздней осенью.

28–32. Состояние его братьев, Шатругхны и Лакшмана, следующих за ним, является отражением состояния Рамы, о царь. Слуги, царские приближенные и матери много раз спрашивали Раму о причинах его печали, но он отвечает, что ничего не случилось, и остается молчаливым и безразличным ко всему. Он утверждает близким друзьям, что не стоит обращать внимания на напрасные удовольствия, которые оставляют только боль в сердце. Ему не нравятся разодетые и обильно украшенные прекрасные девушки из гарема, наоборот, он смотрит на них с отвращением и считает их причиной погибели. Он снова и снова еле слышно повторяет, что жизнь проходит зря, если не стремиться к освобождению от страданий.

33–39. Когда друзья говорят ему: «Будь правителем!», он усмехается. Эти слова для него – болтовня сумасшедшего, и Рама остается безучастным, как мудрец. Он не слышит обращенных к нему слов и не замечает того, что находится прямо перед ним. Он с отвращением взирает даже на приятное. «Как не существует цветок небесного лотоса в огромном озере, воображенном в пространстве, так же не существует и ум», – с такими мыслями у него не появляется любопытства к явлениям мира. Даже когда он в окружении прекрасных девушек, стрелы бога любви Камы не могут пронзить его сердце, как потоки дождей не могут размыть огромную скалу. «К чему ты желаешь богатства, когда оно является только обителью страданий?» – произносит он и раздает все нищим. «Богатство и нищета – это только заблуждения, появляющиеся в уме», – повторяет он слова писаний. «Сколь удивительно, что, страдая и стеная “О, я погиб” и “Некому меня защитить”, человек не обретает бесстрастия!» – говорит он.

40–43. То, что Рама, прекрасное дерево шала из леса Рагху, победитель врагов, пребывает в таком состоянии, делает нас несчастными. Мы не знаем, о великий, причины этого и не знаем, что нам делать, о лотосоокий. Он смеется перед лицом правителей, брахманов и учителей, как глупец, о царь! «То, что называется этой огромной Вселенной, нереально, и я нереален», – таково его убеждение.

44–49. Он не обращает внимания ни на себя, ни на врага и ни на друга, ни на царство и ни на мать. Его не затрагивает ни счастье, ни несчастье, его не интересует ничто в мире, о царь. Он утратил надежду, желания, стремления и уверенность. Он не глупец, но он и не просветлен. Его состояние нас сокрушает. К чему богатство, родители, царство и усилия? С такими мыслями он, кажется, готов расстаться даже с жизнью. Наслаждения, благополучие, царство, друзья и родители раздражают его. Он подобен птице чатаке, пьющей только капли дождя и встревоженной во время засухи. Его печальное настроение разрастается новыми ветвями, подобно дереву. Ты по своей милости должен спасти его. Таково его состояние: он считает весь мир, полный богатств и наслаждений, наваждением и ядом, о царь.

50–51. Какой великий человек на этой земле может вернуть его от подобного уныния к привычной жизни? Кто тот великий мудрец, который своим учением благополучно развеет в уме Рамы все заблуждения, несущие огромные страдания, как солнце своим светом разгоняет тьму на земле?

Такова сарга десятая «Печаль Рамы» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 11. Утешение Рамы.

Вишвамитра сказал:

1–7. В таком случае, о мудрые и прозорливые, приведите сюда скорее, как олени своего вожака, прекрасного потомка Рагху. Такое состояние Рамы – не результат несчастья или неразделенных чувств. Оно возникло из различения и бесстрастия и является предвестником пробуждения. Пусть Рама придет сюда, и мы скоро развеем его заблуждения, как ветер сдувает облака с горных вершин. Когда заблуждения Рамы будут смыты стройной разумностью наших слов, он достигнет состояния высочайшего спокойствия, каким обладаем мы сами. Он постигнет истину, обретет блаженство и мудрость, успокоится и перестанет страдать. Его бледность и вялость пройдут, и лицо порозовеет, будто он вкусил нектара. С умиротворенным умом он возвратится к своим каждодневным обязанностям и мирским делам, исполняя их внимательно и полностью. Он обретет высочайшую чистоту ума, начнет понимать причины и следствия всего в мире, превзойдя состояния радости и страдания и взирая равно на комок земли, камень и золото.

8–9. После слов мудреца царь успокоился и возрадовался. Он послал одного за другим нескольких слуг, чтобы они привели Раму. Тем временем Рама уже поднялся с места в своих палатах, чтобы отправиться к отцу, как солнце поднимается над восточными горами.

10–13. Сопровождаемый несколькими слугами, в компании двух братьев, Рама вошел в зал своего отца, прекрасный, как райские владения Индры. Издали он увидел своего отца Дашаратху, окруженного мудрецами и советниками, подобного Индре в обществе множества богов. По обе стороны от него сидели Васиштха и Вишвамитра, вокруг восседало множество советников, постигших смысл всех писаний. Его обмахивали опахалами прекрасные девушки, выглядящие воплощениями божеств сторон света.

14–19. Васиштха, Вишвамитра и другие мудрецы, а также Дашаратха и его свита издали узрели подходящего Раму, подобного самому Гухе, сыну Шивы и Парвати. Чистотой, спокойной уверенностью, глубиной и ясностью форм он напоминал величественные Гималаи, достойные всеобщего поклонения. Его сложение было превосходно, чисто и пропорционально, ум полон благородства и смирения, его тело было прекрасно и спокойно, являя лучшие человеческие качества. Его молодость только начиналась, но он обладал красотой спокойствия и уверенности зрелого человека. Его ум был полон и умиротворен, не тревожимый волнениями и желаниями. Он понимал пути мира. Его наилучшие черты были очевидны для всех. Он как будто был средоточием всех прекрасных качеств и горел одним желанием – обрести высочайшую истину. Его ум и интеллект были безупречны, а спокойные манеры выказывали непревзойденное благородство.

20–24. Рама, блистающий своими благородными качествами, напоминал сияющий чистой улыбкой небесный цветок. Он низко, с почтением поклонился своему отцу, так что его голова, сверкающая прекрасными украшениями, напомнила гору Меру, сотрясаемую землетрясением. После слов великого мудреца лотосоокий Рама коснулся ног своего отца в благоговейном приветствии. Почтив сначала отца, он поклонился двум уважаемым мудрецам, Васиштхе и Вишвамитре, затем брахманам, потом родственникам, многочисленным учителям и друзьям. Затем он принял ответное почтение царского окружения, отвечая взглядами, слегка наклоняя голову и произнося слова приветствий.

25–28. Получив благословения обоих мудрецов, божественно прекрасный и умиротворенный Рама подошел к отцу. Он снова поклонился царю в ноги, а затем отец, великий правитель, нежно обнял его и многократно расцеловал. Затем царь, великий герой и победитель врагов, так же, с огромной любовью и нежностью, обнял и расцеловал Шатругхну и Лакшману, как царственный лебедь обнимает цветок лотоса. Царь предложил Раме опуститься ему на колени, но тот сел на ковер, расстеленный слугами на земле.

Царь сказал:

29–31. О мой сын, ты достиг возраста различения и благословлен прекрасными свойствами. Не надо печалиться, теряя рассудок, подобно глупцу. Воистину человек обретает благородное величие, следуя советам старейших, мудрых и учителей, а не настаивая на заблуждениях. Мой сын, пока мы отказываемся от глупости, несчастья обходят нас стороной и остаются мелкими и незначительными.

Васиштха сказал:

32–33. О сильнорукий, ты – великий герой, одолевший могучих врагов объектов чувств, приносящих страдания и трудно уничтожимых. Почему же ты, словно неразумный, тонешь в океане заблуждения, полного волн глупостей и достойного только невежественных?

Вишвамитра сказал:

34–37. Рама, твои глаза беспокойны, как дрожащие лепестки голубого лотоса. Оставь свое уныние и открой, в чем причина твоего смятения. Что за печали поселились в твоем уме, подобно мышам в старом доме, в чем их причина, сколько их, каковы они? Я мыслю, человеку твоего положения не подобают волнения и печали, которые годятся только для глупцов. Скажи, чего ты жаждешь, о безгрешный, и ты тут же получишь все желаемое и не будешь больше страдать.

38. Выслушав эти рассудительные слова мудрецов, наполнившие его радостью и посулившие желаемое, Рама стряхнул с себя свои печали, как павлин, услышавший гром из долгожданных грозовых туч.

Такова сарга одиннадцатая «Утешение Рамы» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 12. Причины печали.

Валмики сказал:

1. Подбадриваемый вопросами великого мудреца, Рама произнес такую прекрасную речь, неторопливую и полную смысла.

Рама сказал:

2–6. О Бхагаван, я отвечу на все твои вопросы, ибо какой глупец смеет не прислушаться к словам истины? Я родился здесь, во дворце своего отца, постепенно рос и постигал разные науки. Потом, следуя примеру праведных, о мудрейший, я совершил путешествие по святым местам этой земли, окруженной морями. С тех пор в моем уме возникли мысли, уничтожающие веру и сокрушающие надежду на мир сансары. Занятый этими мыслями, с умом, потерявшим вкус к наслаждениям, я размышляю так.

7–11. Увы, воистину, что за радость в этой сансаре? Человек рождается, чтобы умереть, и умирает, чтобы снова родиться. Результаты всех человеческих усилий непостоянны. Любые поступки греховны и приводят к несчастьям и страданиям. Впечатления никак не согласуются друг с другом, они соединяются только в воображении, в уме, как не связаны между собой рядом лежащие иголки. Этот мир, который видится наслаждающемуся им, находится в зависимости от ума. По размышлении ум представляется нам нереальным явлением, почему же мы заблуждаемся? Увы, глупцов притягивает нереальное: как глупые олени, они устремляются к далекой реке, явившейся в мираже.

12–15. Мы не рабы, принадлежащие хозяину, но мы не имеем свободы, подобно рабам. Увы, мы подвержены заблуждениям, как глупцы, даже зная, что все вокруг – только видимость. Что в этих творениях можно считать наслаждением, если все доставляет только страдания? Воистину мы глупцы, попавшие в плен желаний из-за своих заблуждений! О, наконец я начал понимать, что мы бессмысленно бродим в глухом лесу мира, по глупости низвергаясь в бездну заблуждений, как неразумные олени, попадающие в ловушку! К чему мне царство и наслаждения? Кто я? Почему я пришел сюда? Что иллюзорно, то пусть остается иллюзией, а не чем-то иным. Что является основой этого наваждения?

16–20. После таких рассуждений, о брахман, я ко всем удовольствиям ощущаю отвращение, как уставший путник, которому приелась бесконечная пустыня. О Бхагаван, поведай мне, почему мир разрушается, почему рождается, существует и изменяется? Старость, смерть, рождение, везение и невезение – все это поочередно является и исчезает снова и снова. Посмотри, как мы дряхлеем и стареем во власти бессмысленных наслаждений, словно горные деревья под порывами ветра. Под действием потоков воздуха, называемых праной, не сознающие цели своей жизни люди механически издают бессмысленные звуки, как звучит пустой бамбук на ветру.

21–23. Как избавиться от этих страданий? Эти мысли сжигают меня изнутри, и я терзаюсь, как старое трухлявое дерево, в дупле которого тлеет ужасающий огонь. Страдания сансары лежат на моем сердце тяжелым слоем камней, хотя я и не лью слезы, чтобы не печалить своих близких. Мое лицо пусто, и слезы на нем высохли, и только бесстрастие в сердце созерцает, как я страдаю в одиночестве.

24–27. Я сбит с толку происходящим в сансаре. Я размышляю о реальном и нереальном, как обнищавший богач вспоминает о своей прежней роскоши. Богатства отупляют ум, разрушают добродетели, раскидывают сети страданий и ведут к еще большему заблуждению. Богатство доставляет мне не радость, а только нескончаемое беспокойство; потомство, красавицы и дворцы подобны огромному несчастью. О муни, мой ум не способен успокоиться, когда я думаю о бесчисленных изъянах непостоянного мира и о причинах несчетных изменений. Так не может успокоиться дикий слон, скованный цепью.

28. В ночи невежества, в густом тумане заблуждения скрываются многочисленные искусные грабители – объекты чувств, уничтожая способность к пониманию. Кто те мудрые герои, что могли бы одолеть их в битве?

Такова сарга двенадцатая «Причины печали» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 13. Поношение богатства.

Рама сказал:

1–5. Богатство уважаемо в этом мире сансары, хотя оно приводит только к заблуждениям и страданиям, о муни! Оно похоже на бурлящую реку, разлившуюся в сезон дождей и несущую куда-то свои бесчисленные глупые волны, беспокойно вздымающиеся и сверкающие. Как в речном потоке формируются многочисленные изменчивые волны, так у богатства рождаются бесчисленные дочери-беспокойства, непостоянные и умножающие свои дурные манеры. Богатство не может устоять на одном месте. Как ужаленное, оно постоянно перебегает с одного места на другое. Когда касаешься его, оно сильно обжигает и приводит к погибели, подобно чадящей лампе, жгущей и пачкающей сажей при прикосновении.

6–11. Не принимая во внимание достоинства и недостатки человека, богатство, как глупый царь, по своей прихоти благоволит тому, кто оказался поблизости. Борьбой и обманом приумножается оно и разрастается заблуждениями, как молоко дает силу ядовитой змее. Люди добры и дружелюбны к другим только до тех пор, пока их не разделит богатство. Так жестокий ветер высушивает освежающие капли росы. Богатство обезображивает даже ученых, героев и мудрецов, даже хороших и добрых людей, как горсть навоза уничтожает блеск драгоценностей. О Бхагаван, богатства не приносят счастья, но преумножают несчастья, как взращиваемое ядовитое растение приводит к болезни и погибели. Три типа людей встречаются очень редко: богач, не гневающийся на других, герой, который не похваляется подвигами, и правитель, видящий всех равными.

12–19. Богатство – глубокая опасная пещера, полная змей страдания, и вольные склоны горы Виндхья для огромных слонов плотного невежества. Богатство – ночь для дневных лотосов благих действий и луна для ночных лилий страданий, ветер для свечи благоразумия и река для беспокойных волн желаний и удовольствий. Богатство – небо для туч заблуждений, оно усиливает яд страданий, оно – поле для сомнений и ужасная змея болезни и скорби. Оно – мороз для ростков отрешенности и ночь для сов страстей, клыки демона Раху для луны различения и свет луны, от которого прячутся лотосы хороших качеств. Оно непостоянно, как радуга в небе, увлекающая своим разноцветьем, оно появляется и пропадает, как быстрая молния, оно убийственно для привлеченного ее блеском глупца. Оно низко по рождению, оно хитрее хитрого лесного мангуста и обманчивее обманного миража. Оно непостоянно и не остается на одном месте даже миг, как волна или неверное пламя масляной лампы, и его пути невозможно постичь. Оно подобно свирепой львице, готовой сражаться с могучими слонами. Оно остро, как лезвие клинка, и становится прибежищем для безжалостных людей.

20–21. Я не вижу, чтобы богатство могло дать хоть толику счастья, свободного от горечи. Оно невозможно без обкрадывания других, без боли, обмана, страданий и всевозможных несчастий. Увы, эта испорченная бесстыдница постоянно льнет к человеку, даже когда ее прогоняет прочь бедность.

22. Кажущееся прекрасным, богатство томит ум, подобно капризной красавице со вздорным характером. Оно похоже на поднявшуюся из грязного колодца цветущую лиану, чей ствол и ветви полны извивающихся змей.

Такова сарга тринадцатая «Поношение богатства» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 14. Отвращение к жизни.

Рама сказал:

1–4. Жизнь непостоянна и готова в любой момент оставить тело. Так дрожит капля воды на кончике травинки, готовая внезапно, как пропойца, упасть. Жизнь для немощных умом, привязанных к отравляющим предметам, и для тех, кто не понимает себя, становится причиной страданий. Счастливая жизнь лишь у тех, кто познал все, что должно быть познано, успокоился в бесстрастности и равно смотрит на обретения и потери. Мы уверены, что ограничены телом, и не находим счастья среди бесчисленных молний грозовой тучи сансары, о мудрый.

5–9. Можно поймать ветер, можно разделить пространство и сделать гирлянду из волн, но невозможно надеяться на жизнь. Она бесполезна, как крошечное осеннее облачко, как свет лампы без масла, как живущая лишь миг рябь на поверхности воды. Я могу надеяться ухватить волну, поймать отражение луны, пучок молний или небесный лотос, но невозможно удержать непостоянную жизнь. Беспокойный ум жаждет продлить свою пустую жизнь, но это приводит глупца только к страданию, от которого невозможно избавиться, как невозможно дождаться потомства от бесплодного мула. О брахман, лиана тела подобна пене в этом бушующем океане творения сансары. Такое существование совершенно не доставляет мне удовольствия.

10–15. Настоящей жизнью можно назвать единственно ту, в которой достигается то, чего необходимо достичь, где нет страданий и где обретена высшая цель освобождения. Ибо живут даже деревья, живут птицы и звери, но только тот воистину живет, чей ум прекращает существование, уничтоженный размышлением. Только те рожденные в мире живут по-настоящему, кто не рождается здесь вновь. Остальные же существуют, как престарелые ослы. Для глупца священные тексты – тяжелый груз, для полного страстей мудрость – неподъемная тяжесть, для беспокойного ум – бремя и для незнающего себя тело – тяжкая ноша. Красота, жизнь, ум, интеллект, чувство «я» и желания – все становится обузой для глупца, как неподъемный груз носильщика. Воистину трудна жизнь невежды, она полна тревог, является прибежищем для несчастий и гнездом для птиц-болезней.

16–22. Постоянно, день за днем, время разрушает жизнь, как крыса без устали роет сотни нор в земле. Болезни прячутся в порах тела, отравляя его и злобно высасывая из него жизнь, подобно ядовитым змеям, оскверняющим лесной воздух своим дыханием. Истекающие ядом и слизью, противные, ужасающие и разрушительные, вызывающие страдания, внутренние болезни подобны термитам, которые точат изнутри трухлявый пень. Как кошка, подстерегающая мышь, смерть жадно и непрерывно следит за жизнью, чтобы сожрать ее. Жизнь дряхлеет от старости, напоминающей разукрашенную и благоухающую духами престарелую развратницу, и сил становится все меньше, словно пищи, поглощаемой обжорой. Молодость быстро оставляет нас, как через короткое время человек оставляет компанию обманщика, потеряв к нему уважение. Смерть, неразлучный друг разрушения и родственник старости и уничтожения, желает забрать жизнь, как влюбленный спешит насладиться красотой любимой.

23. Нет ничего в этом мире такого же бессмысленного, как эта жизнь – пища смерти, абсолютно бесполезная, лишенная надежности, полноты и радости.

Такова сарга четырнадцатая «Отвращение к жизни» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 15. Отвращение к чувству «я».

Рама сказал:

1–6. Меня пугает чувство «я» – иллюзия, являющаяся худшим из врагов. Она возникает из глупости и разрастается заблуждениями. Только по этой причине разнообразная сансара повергает не ведающих правды глупцов в страдания бесчисленных заблуждений. Все беды возникают из-за чувства своей важности, оно является причиной всех желаний и дурных мыслей. Чувство «я» – моя страшная болезнь. Под воздействием чувства «я», этого давнего сильнейшего врага, я не ем и не пью и тем более не стремлюсь к наслаждениям, о мудрец. Заблуждение ощущения себя раскидывает в уме, словно огромную сеть, наваждение темной ночи сансары, как охотник расставляет в лесу свои силки. Чувство себя прорастает долгими, ядовитыми, немыслимыми страданиями, подобными колючим кустам на склонах гор.

7–10. Чувство отдельного «я» – демон Раху, глотающий луну спокойствия, мороз для лотосов добродетели, осенний ветер, разгоняющий облака бесстрастия. Я отказываюсь от этого «я»! Я не Рама, у меня нет желаний и ума. Я хочу оставаться в спокойствии своей природы, подобно мудрым. Все то, что делалось и достигалось мною из чувства отдельного себя – наслаждения, молитвы, действия – все это впустую. Истина только там, где этого чувства нет. Когда есть чувство «я», я несчастен и страдаю, когда нет «я», я счастлив. Поэтому, о брахман, я лучше обойдусь без него.

11–17. О мудрый, оставив понятие о себе, обретя спокойствие ума, я освобождаюсь от волнений. Бесчисленные наслаждения длятся всего лишь миг и приносят смятение. О брахман, пока в небе раскинулась грозовая туча собственной важности, желания будут расти и цвести, подобно лианам. Но когда эта туча рассеивается, вспышки молний желаний тоже мгновенно исчезают, как свет потушенной лампы. В высоких горах собственной важности безумный слон ума звучно трубит в ярости, словно гром, рокочущий в облаках. В огромном лесу тела бродит ужасный лев отдельного «я», от рева которого разрастается этот кажущийся мир. Бусины бесчисленных рождений, нанизанные на нить страсти, украшают ожерельем шею неуемного развратника себялюбия. Обходясь без мантр и заклинаний, этот коварный враг раскидывает в мире сети родственных и дружеских отношений с сыновьями, приятелями, женами, близкими и знакомыми, о мудрый.

18–21. Как только бесследно исчезает ограниченное понятие обо «мне», с ним сразу же исчезают все страдания и волнения. Когда постепенно растворяется и тает туча собственного «я», туман заблуждений в небесах ума тоже куда-то улетучивается. Хотя я отказался от этого чувства, но по неразумению меня все равно терзают печали и страдания. О мудрый, молю, объясни мне, что будет для меня верным! Ценой больших усилий я отверг непостоянное внутреннее чувство «я», которое является источником всех страданий, но не обрел чистоты ума.

Молю, о мудрый, научи меня тому, что остается мне узнать.

Такова сарга пятнадцатая «Отвращение к чувству ‘я’» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 16. Дурная природа ума.

Рама продолжил:

1–6. Беспокойный ум непостоянен, как дрожащее на ветру павлинье перо, он слабеет от заблуждений, забывая о благих поступках и служении мудрым. Ум всегда рыщет беспорядочно и бесцельно там и тут, как деревенская собака бросается то в одну, то в другую сторону. Он нигде не стяжает удовлетворения, потому что даже обретенное сокровище не может его насытить, как невозможно наполнить водой дырявую корзину. О мудрый, никогда пустой ум, погрязший в сетях желаний, не будет счастливым, как не будет радостен олень, отбившийся от стада. Ум беспокоен, подобно игривым волнам, и даже на мгновение не может оставаться в сердце, отбросив мысли о вещах и наслаждениях. Ум с резвыми беспорядочными мыслями мечется повсюду в разных направлениях, как воды океана молока, взбиваемого горой Мандара.

7–12. Я не могу успокоить океан своего ума, в котором среди волн и водоворотов понятий и отвлечений обитают чудовища заблуждений. О брахман, олень ума бродит повсюду, желая насладиться сочной травой, не думая об опасных ловушках, устроенных охотником. Мой ум, полный мыслей и беспокойств, никак не может оставить понятия об предметах и наслаждениях, подобно океану, который не способен остановить свое волнение. Ум, полный беспокойств, все больше тревожится от множества забот и лишается умиротворения, словно лев, запертый в клетке. Глупый ум, оседлав колесницу заблуждения, отнимает у тела счастье и равновесие, которые могли бы уменьшить волнение, как было в истории о лебеде, выпившим молоко, но оставившим воду. Бесчисленные мысли раскинулись на ложе вороха воображений и фантазий и не дают уму пробудиться, о лучший из мудрых. Поэтому я смущен и обеспокоен.

13–20. Мой ум крепко связал меня веревкой желаний, о брахман, как птицу, запутавшуюся в силках. О мудрый, мой ум сжигает меня пламенем бессмысленных прихотей. Я истлеваю в жаре волнений и в клубящемся дыму гнева и нетерпимости. Ум, сопровождаемый своим непременным спутником желанием, жестоко пожирает меня, лишенного знания, о брахман, подобно собаке, рвущей мертвое тело. Мой глупый ум, о брахман, несет меня на волнах беспорядочных мыслей, будто наводнение тащит вырванное с корнем дерево. Мой ум уносит меня, как жестокие порывы ветра подхватывают сухой лист, то поднимая его в небеса, то роняя на землю. Мой неверный ум не дает мне пересечь океан сансары, преграждая путь, как дамба останавливает течение реки. Мой невежественный ум то опускает меня в ад, то возвращает в земной мир, подобно веревке, окунающей ведро в колодец и поднимающей его. Я пленен своим непослушным умом, как ребенок – измышленным им огромным привидением, которое пропадает, если присмотреться внимательно.

21–24. О брахман, ум горячее огня, неприступнее скалы и тверже алмаза. Трудно удержать его. Ум стремится к предметам и действиям, как коршун пикирует на добычу, и в следующий миг теряет к ним интерес, как ребенок оставляет надоевшую игрушку. Океан ума с водоворотами понятий, волнами предметов и враждебными акулами желаний уносит меня в свою пучину, о отец. Удержать ум сложнее, чем выпить океан, опрокинуть гору Меру или проглотить огонь, о мудрый.

25–26. Ум является причиной желаний, в нем пребывают все три мира. Когда пропадает ум, исчезает и мир. Необходимо прилагать все усилия для избавления от него. Невежественный ум прорастает сотнями радостей и страданий, как холм зарастает деревьями. Но когда с помощью практики различения истины ум уничтожается, о мудрый, я уверен, что пропадают и страдания.

27. Когда настойчивые искатели побеждают разум, расцветают лучшие качества спокойствия и умиротворения. Всеми своими силами я собираюсь одолеть этого ужасного врага. С появлением бесстрастия в сердце я не стремлюсь к тешащему глупцов и злодеев богатству, как луна не радуется тучам, скрывающим ее лик.

Такова сарга шестнадцатая «Дурная природа ума» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 17. Разочарование в желаниях.

Рама сказал:

1–4. Желание трудно победить, это – темная ночь сердца, где в пространстве ума летают бесчисленные совы заблуждений. Волнения и беспокойства, испепеляющие меня изнутри, уничтожают сострадание и мягкость, подобно солнечным лучам, высушивающим землю. В густом лесу моего ума, окутанного тьмой глупых заблуждений и лишенного понимания истины, демон желаний яростно отплясывает свой ужасающий танец. Желание сияет, как золотой сад в тумане слов, и распускается цветами беспокойств и волнений.

5–10. Довольно этого внутреннего смятения, изменяющихся мыслей и непостоянных стремлений! Желание сияет страданиями, подобно изменчивой искрящейся волне в океане. Беспокойная река желания в горах моего тела мчится со вздымающимися и ревущими непостоянными волнами. Птицу ума влекут куда-то нечистые желания, как порывы ветра подхватывают и тут же уносят сухой лист. Как я ни стараюсь развить хорошие качества, желания разрушают мои старания, как крыса легко перегрызает струну музыкального инструмента, делая его бесполезным. Меня кружит в водоворотах беспокойств и печалей, как солому в урагане, как сухой лист в ручье и как облака в осеннем небе, разрываемые ветром. Как птицы в силках, мы запутались в сетях беспокойных мыслей, неспособные достичь самоосознания.

11–15. О отец, огонь желаний терзает меня, и я сомневаюсь, что этот огонь можно потушить даже божественным нектаром. Разгоряченный скакун беспокойных желаний без устали гарцует, то уносясь вдаль, то возвращаясь обратно. Как колодезный ворот то поднимает, то опускает ведро, так глупая веревка непостоянного желания, полная узлов сомнений, то поднимает меня к небесам, то опускает в преисподнюю. Человек пленен внутренним желанием, оно влечет его, как быка на веревке. Эту связь очень сложно разорвать! Как охотник расставляет ловушки для птиц, так и желания расставляют в мирах влекущие к себе сети отношений с детьми, друзьями и родственниками.

16–20. Хоть я и смел, желание пугает меня. Хотя у меня есть глаза, оно меня ослепляет. Хотя я изначально блажен, оно заставляет меня страдать. Желание подобно черной мрачной ночи. Оно словно черная змея: ее кольца мягки на ощупь, она испускает ужасный яд страданий и кусает при малейшем прикосновении. Нестерпимое желание подобно черному демону, который пленяет сердце человека, погружает его в морок и толкает на ужасные страдания. Желание в теле не приносит радости, как старая лютня с оборванными струнами, на которой невозможно исполнить приятную мелодию, о брахман! Желание похоже на ядовитое растение, выросшее в пещере. Оно покрыто густой слизью, всегда грязно и липко на ощупь, оно сводит с ума и плотно оплетает все своими побегами.

21–27. Жестокое желание схоже с засохшим цветком, не приносящим радости, бесполезным, ненужным и отвратительным. Желание подобно престарелой блуднице, непривлекательной, но донимающей всех, не добиваясь при этом никакого успеха. Желание подобно пожилой актрисе, выступающей в сансаре на различных сценах мирских наслаждений и изображающей разнообразные чувства. Желание подобно ядовитой лиане, разросшейся в бесконечных джунглях сансары, с цветами старости и плодами взлетов и падений. Желание подобно старой танцовщице, которая пляшет где только можно, но выступление которой не доставляет никому наслаждения. Желание подобно беспокойному павлину, распускающему завораживающий яркий хвост в тумане невежества, но в ярком свете солнца понимания ищущему укрытия в темных местах. Желание – поток реки, вышедшей из берегов в сезон дождей, реки с бесчисленными волнами невежества, не имеющими глубокого смысла и появляющимися лишь на краткое время.

28–31. Желание спешит от одного человека к другому, оно похоже на вертлявую птицу, склевавшую плоды на одном дереве и торопящуюся на другое. Желание подобно беспокойной обезьяне, не способной усидеть долго на одном месте, забирающейся временами в немыслимые дали и тянущейся за прекрасными плодами, даже если не голодна. Желание подобно судьбе: оно непоследовательно и, сделав одно, хватается за другое, хотя все его действия беспорядочны. Желание подобно пчеле в лотосе сердца, оно то возносится в небеса, то падает в глубины преисподней или блуждает среди цветов.

32–34. Из всех заблуждений этого мира желание приносит самые невыносимые страдания. Оно вовлекает в ужасные бедствия даже тех, кто скрывается за высокими стенами. Желание подобно мрачным тучам, приходящим с густыми туманами заблуждений. Оно закрывает собой солнце мудрости и погружает в беспросветную тьму невежества. Желание подобно веревке, пропущенной сквозь гирлянду умов всех людей, погруженных в сансару.

35–38. Желание похоже на радугу: оно разноцветно и бесполезно, несущественно и бессмысленно, огромно и упирается в грязь своими концами. Оно подобно опаляющей молнии для зерен добродетели, сезону урожая для невезений, морозу для лотосов понимания и долгой ночи для тьмы невежества. Оно подобно танцору в кружении сансары, птице в гнезде действий, оленю в лесу ума, флейте в раздающейся в голове мелодии. Оно подобно волнам в океане мирских забот, цепям на ногах слона заблуждений, многочисленным побегам баньяна, луне для ночного лотоса страданий.

39–46. Желание подобно драгоценной шкатулке, полной страданий старости и смерти, оно подобно безумной кокетке, приносящей одни беспокойства и болезни. Желание подобно небу, которое лишь на мгновение озаряется светом различения и в следующий миг скрывается во тьме невежества, а еще через мгновение его покрывает плотный туман наваждения. Когда пропадает желание, успокаиваются страдания тела. Так исчезают ночные демоны, когда завершается темная ночь непроглядного невежества. Желание – отравляющая болезнь, и, пока человек болеет им, он заблуждается и мучается от безумия. Все страдания этого мира прекращаются, когда отметены беспокойные мысли. В писаниях говорится, что избавление от беспокойств – мантра для излечения болезни желания. Желание подобно рыбе в озере, пробующей на вкус траву, камень, деревяшку и прочее в надежде, что это может оказаться вкусным, и в конце концов погибающей, попавшись на крючок рыбака. Страсть к женщине – ужасная болезнь, которая даже смелых и умных мгновенно делает слабыми и жалкими, как солнечные лучи заставляют бутоны лотоса подниматься из воды. Желание подобно бамбуку: пустое в середине, узловатое, колючее из-за своих длинных побегов и манящее сказками о спрятанном внутри жемчужном сокровище.

47–52. Удивительно, что мудрецы способны справиться с непобедимым желанием, разрубая его острым мечом различения! Ибо ни наточенный клинок, ни удар молнии, ни раскаленный металл не являются столь острыми и жгучими, как желание, обитающее в наших сердцах, о брахман! Желание подобно огню лампы, чей фитиль горяч, черен и горит, пока есть масло. Оно светит ярко, но обжигает при касании. Желание мгновенно превращает лучших из людей в бесполезную солому, даже если они мудры, бесстрашны и стойки, подобно горе Меру. Желание подобно склону великой горы Виндхья, заросшему ужасным глухим лесом, полному пыли и покрытому темными устрашающими туманами. Хотя желание одно, оно обитает в теле незамеченным, различаясь в каждом существе. Желание пребывает в мире, как сладость воды обретается в бегущих волнах реки, океане молока и звенящем ручье.

Такова сарга семнадцатая «Разочарование в желаниях» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 18. Отвращение к телу.

Рама продолжил:

1–4. Это непостоянное тело, дрожащее в сансаре, состоит из сосудов, жил и скользких кишок. Оно приносит только боль и страдания. Неразумное, оно кажется полным ума благодаря удивительной силе Сознания. Оно бесполезно, но нужно для освобождения, оно и разумно, и неразумно. Оно выглядит то сознающим, то неосознанным. Оно глупо, не имеет различения и является источником сомнений и заблуждений. Оно то немного радуется, то немного страдает, и нет того, что было бы столь жалко и низко, как лишенное хороших качеств тело.

5–8. Тело похоже на дерево – оно всегда украшено сияющими цветами улыбок и такими непостоянными волосами и зубами. Его руки – ветви, плечи – крона, туловище – ствол, глаза – пчелы, обитающие в дуплах, голова – огромный плод, уши – сидящие на нем дятлы, ладони и ступни – побеги, множество действий – густая поросль у основания. Две птицы, сидящие в кроне этого дерева-тела, – чувство «я» и чистое Сознание. Это дерево дает тень и прибежище многим путешественникам – дживам, или отдельным сознаниям. Как можно назвать это тело своим собственным? Кому оно друг или враг? Как его можно любить или ненавидеть?

9–11. Это тело – только лодка, получаемая нами раз за разом, чтобы переплыть этот океан рождений и смертей. Но нельзя считать его собой. Тело подобно пустому лесу, полному нор и пещер, с бесчисленными деревьями волос. Кто может положиться на него? Это тело с его плотью, жилами и костями похоже на старый дырявый кожаный барабан. Я схож с застрявшим в нем котом, отец.

12–17. Это дерево тела выросло в лесу сансары, в нем резвится беспокойная обезьяна ума, на нем расцветают цветы беспокойств, и его грызут термиты бесконечных страданий. В нем скрывается ядовитая змея желаний, ворон злобы свил в его ветвях свое гнездо. На нем растут цветы улыбок и зреет множество плодов хороших и плохих поступков. Его ствол оплетен сетью лиан, оно очаровательно с ладонями своих очаровательных соцветий, ветви его конечностей колышутся на ветру жизненной силы. Ноги – его стволы, на нем сидят птицы чувств, и, когда молодо, оно дает тень удовольствия, привлекающую скитальцев страстей. Волосы на голове подобны мху, свисающему с ветвей. На этом дереве свил гнездо коршун себялюбия, а внутри оно гнилое и трухлявое. Корни этого дерева – всяческие предрассудки и ограничения ума, которые сложно преодолеть. Это дерево тела устало от борьбы и совсем не приносит мне счастья.

18–26. Тело – это большой дом для обитающего в нем чувства «я». О мудрый, мне все равно, останется это тело или умрет. Органы чувств подобны скотине на привязи во дворе дома желаний. Это тело убрано разноцветными украшениями для возбуждения страсти. Оно мне совсем не нравится. Остов дома этого тела состоит из костей, связанных веревками внутренностей. Я не желаю такого дома. В нем натянуты волокна жил, оно наполнено кровью, слизью и прочей грязью, и старость красит его в белый цвет. Мне такой дом совершенно не по нраву. Из-за непрерывных стараний его ума-смотрителя дом тела кажется крепким. Но его фундамент – заблуждение и невежество. Я не люблю этот дом тела. В нем раздаются крики ребенка страдания, в нем есть кажущееся приятным ложе удовольствий, в нем слуга – испепеляющее дурное желание. Я не люблю этот дом тела. В нем стоят во множестве всякая утварь и горшки, полные удовольствий для органов чувств. Он покрыт ржавчиной невежества. Я не люблю этот дом тела. На стопы опираются столбы ног, на шесте сверху прилажена голова, по бокам – две длинные руки. Я не люблю этот дом тела. В глазах-окнах мелькает осознанность, хозяйка дома, и ее дочь – беспокойство. О брахман, я не люблю этот дом тела!

27–34. Волосы покрывают крышу этого дома подобно соломе, уши напоминают две богато убранные комнаты, пальцы – гвозди для картин. Я не люблю этот дом тела. Органы тела – стены в доме, густые волосы – молодые побеги травы, живот – пустая корзина. Я не люблю этот дом тела. Ногти – сплетения паутины, глубокий пуп – нора, где рычит и лает собака голода. Я не люблю этот дом тела. В нем постоянно веют беспокойные сквозняки вдохов и выдохов, а глаза подобны широко раскрытым окнам. Я не люблю этот дом тела. Рот – двери в дом, где озорничает беспокойная обезьяна языка среди разбросанных черепков зубов. Я не люблю этот дом тела. Снаружи он покрыт мягкой кожей, умащенной маслами и снадобьями, он содрогается от работы внутренних устройств, и крыса ума постоянно разрушает его. Я не люблю этот дом тела. На мгновение появляется свет лампы улыбки, и тогда дом озаряется красотой и радостью, но в следующий миг он опять погружается в абсолютную тьму. Я не люблю этот дом тела. Этот дом – вместилище всех болезней, обитель морщин и седых волос и густой лес всяческих волнений и беспокойств. Я не люблю этот дом тела!

35–40. Это тело подобно бесплодному лесу, где бродят ужасные медведи чувств среди непроходимых и темных зарослей. Я не люблю этот лес тела. Я не могу, о мудрейший муни, таскать за собой это тело, как слабый человек не может вытянуть из болота застрявшего там слона. К чему богатство, царство, тело, желания и стремления? Все это в короткий срок беспощадно крушится временем. Скажи мне, о муни, что хорошего в этом теле, состоящем из крови и мяса и предназначенном для разрушения и внутри, и вовне? В момент смерти это тело не следует за дживой. Скажи мне, о мудрый, как можно полагаться на это неблагодарное тело? Оно так же непостоянно, как взмахи ушей бешеного слона, и также хрупко, как повисшая капля воды. Я отрекаюсь от этого тела, пока оно не отказалось от меня.

41–45. Росток тела слаб, бессилен и дрожит от ветров жизненных сил. Он жалок и подвержен смерти. Я не люблю это бессмысленное тело, вызывающее горечь. Нежный побег этого тела кормят и поят с самого детства, но оно само, без усилий стареет и стремится к смерти. Тело, как невежда, снова и снова бесстыдно стремится к радостям и страданиям, которые изменчивы. Давно достигнув власти и силясь обрести богатство и славу, оно не добивается высот и постоянства. К чему заботиться о нем? В свое время тело стареет и в свое время умирает, и в этом нет разницы для богатого и бедного.

46–51. Это тело подобно бессловесной черепахе в океане сансары. Она спит в пещере вожделений, видя сон о свободе. Множество прутьев и ветвей различных тел плавает в океане сансары. Они предназначены только для того, чтобы в конце концов сгореть. Некоторые из них являются человеческими телами. К чему мудрым, отличающим истину от наваждения, тревожиться об этом плюще тела, разрастающемся повсюду и несущем плоды разрушения? Это тело – лягушка, копошащаяся в грязи удовольствий. Она быстро стареет и, не успев ничего постигнуть, умирает. Тело подобно неугомонному ветру, который всегда занят бесполезными делами, поднимая пыль на своем пути. Никто не знает дорог, которыми путешествует тело, о Бхагаван, хотя мы можем понять пути ветра, огня и ума.

52–60. Стыд и позор тем, кто привязан к этому телу и к этому миру, обманутый вином непонимания! О мудрый! Достойнейшие из людей – это те, чей ум спокоен и кто знает истину: «Я не принадлежу телу, тело не принадлежит мне, и я – не оно». Стремление к славе, бессчетные фантазии и неверные понятия уничтожают человека, прикованного к телу. В пещере тела скрывается удивительное чувство отдельного себя – ужасный демон, притворяющийся прелестницей и обманывающий нас своими чарами. Злосчастный разум в клетке тела обманут ужасным демоном неверных умозаключений. Хотя зримый мир совершенно нереален, люди обманываются телом, которое достойно только сожжения. Этот старый лист тела через некоторое время падает и умирает без усилий, подобно капле воды в водопаде. Это тело бесполезно и скоро исчезает, как пузыри пены на поверхности океана. Оно бессмысленно вращается в водоворотах мирских дел, ничего не обретая. Это тело существует здесь лишь мгновение, как результат ошибочного понимания, как привидевшийся во сне город. Это не для меня, о мудрый.

61–62. Полагающийся на прочность этого тела столь же нелеп, как и пытающийся найти опору в мгновенной молнии, осенних облаках или в пригрезившихся небесных замках. Это тело временно, оно является заблуждением, упорствующим в напрасных действиях. Оставив его, как бесполезную солому, я пребываю в блаженстве.

Такова сарга восемнадцатая «Отвращение к телу» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 19. Жалкое состояние детства.

Рама сказал:

1–10. Обретя рождение в океане сансары среди беспокойных волн действий, мы проводим детство в страданиях. Беспомощность, опасности, желания, неспособность выразить себя, неразвитость ума, жадность, игривость и обидчивость – таковы качества детства. Детство подвержено вспышкам гнева, слезам и капризам, оно привязано к обидам и расстройствам, подобно слону на цепи. Сердце ребенка терзают страдания более ужасные, чем муки умирающего, старика, больного, несчастного и любого другого взрослого человека. Действия ребенка подобны действиям зверька, и все на него смотрят с пренебрежением. Поведение ребенка беспорядочно. Детство более жалко, чем страдания и даже смерть. Детство является средоточием беспросветного невежества, полного разнообразных глупых желаний. Ум ребенка непоследователен и легко отвлекается. Приносит ли детство кому-нибудь счастье? Ребенок по глупости постоянно страшится даже воды, огня и ветра. Взрослые не боятся подобного даже в страданиях. Ребенок по собственному невежеству с радостью принимается за шалости и обман, он подвержен дурному влиянию и низменным прихотям. Ребенок погружен в свои фантазии и плохо себя ведет, поэтому его часто подвергают наказаниям, что не способствует его счастью. У ребенка множество самых разных пороков, дурных склонностей, скверных выходок и грязных мыслей, которые подобны совам, затаившимся в темном дупле.

11–15. О брахман, можно только посочувствовать всем тем легкомысленным безумцам, кто по глупости воображает, что детство счастливо. Когда ум раскачивается, как маятник, среди всевозможных занятий, как он может успокоиться? Это немыслимо во всех трех мирах. Ум любого по природе непостоянен, но в детстве, о муни, он еще в десять раз более непостоянен! Ум по природе неуемен, а детство еще более неугомонно. Что может помочь, когда и то, и другое объединяются вместе? Мимолетность женских взглядов и вспышек молний, капризность пламени и океанских волн – все это, о брахман, может поучиться непостоянству у беспокойного детского ума.

16–21. Детство и ум похожи друг на друга, как два брата: они всегда заблуждаются и беспокоятся по самым разным поводам. Разные несчастья, глупости и проблемы окружают детство, как множество самых разных проходимцев окружают богача. Если ребенок не получает чего-нибудь нового каждый день, то он становится настолько несчастен и болен, как будто был отравлен. Ребенок подобен щенку: он любит играть в грязи, блажен от малого и несчастлив тоже от малого. Ребенок – вместилище невежества, его лицо постоянно в слезах и грязи, он подобен намокшей под дождем куче сгоревшей золы. Детство склонно к страху, унынию, желаниям виденного и невиданного, пристрастно к сладкому и имеет блуждающий ум. Детство полно страданий.

22–27. Если ребенок не получает вожделенного, он терзается так, будто его сердце разрывается на части. Множество скверных желаний и различные дурные методы их достижения приносят ребенку такие страдания, как никому другому, о мудрый. Ум ребенка постоянно лихорадит от собственных глупых выдумок, подобно лесу, страдающему под безжалостным летним солнцем. Ребенок, который обучается в школе, получает еще больше бессмысленных страданий, страхов и кар, как дикий слон, закованный в цепи. Нежное детство полно различных увлечений, фантазий и глупых прихотей, которые приводят к непрестанным мучениям. Неразумный ребенок желает поглотить весь мир и достать луну с неба! Как можно при этом быть счастливым?

28–30. Когда ребенок из-за слабости ума не может избежать жара и холода, в чем различие между ним и деревом, о муни? Природа детей подобна природе птиц: они желают взмыть в небо и постоянно подвержены голоду, страстям и страхам. Дети боятся учителей, мать и отца, посторонних людей и детей постарше. Воистину детство – это обитель страха.

31. Детство – это период жизни, полный многообразных проблем, и прибежище неразумных глупцов. Никто не может наслаждаться детством, о великомудрый!

Такова сарга девятнадцатая «Жалкое состояние детства» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 20. Отвращение к юности.

Рама сказал:

1–5. Оставляя бесполезное детство, человек, полный желаний, обретает юность, своими заблуждениями влекущую его к падению. Молодой человек, внимая идеям собственного вечно непоседливого развлекающегося ума, становится глупцом и попадает из одного несчастья в другое. Отрок бессилен перед демоном похоти, обитающим в пещере его ума и постоянно возбуждающим его бессчетными фантазиями. Ум подростка неуправляем, как у глупца, его волнуют беспокойные желания, он непостоянен, как мимолетные мысли кокетки. Заблуждения, дурные мысли и действия сокрушают молодого человека, воспаленного желаниями, о мудрый.

6–7. Кто выдержал атаки молодости, являющейся семенем ужасной преисподней, ввергающей в сети иллюзий, тот вытерпит любую другую атаку. Пережившего ужасное время юности, наполненное множеством разнообразных соблазнов, желаний и мечтаний, можно назвать героем.

8–13. Я не люблю быстротечную молодость, зловещую, как всплески молний с раскатами грома, и загорающуюся лишь на миг. Я не люблю молодость, поначалу сладкую, потом горькую, разрушительную и наполненную заблуждениями, пьянящую, как вино. Я не люблю молодость, нереальную, но кажущуюся реальной, которая стремительно разочаровывает, как ласка приснившейся женщины. Я не люблю молодость, которая среди людей ценится превыше всего, но которая прелестна лишь на мгновение, подобно привидевшемуся в небесной выси замку. Я не люблю молодость: ее счастье быстротечно, как выпущенная стрела, а ее страдания непрерывны, как жар все сильнее разгорающегося огня. Я не люблю молодость: ее удовольствия мимолетны и несущественны, они подобны объятиям распутницы.

14–19. Все начинания молодости приносят только страдания, терзая юношу, как бедствия разрушения творения. Ночи невежества юности, наполняющей сердце тьмой, опасается даже сам Бхайрава, ужаснейший из богов. Заблуждения молодости приводят к многочисленным ошибкам, заставляют забыть о пути праведности и погружают в скорбь ум и интеллект. Как дерево в лесном пожаре, сердце молодого горит невыносимым огнем страдания при разлуке с любимой. Ум, даже чистейший, любознательный и ясный, в юности становится буйным и мутным, как неистовая и мутная река в сезон дождей. Можно перебраться на другой берег ужасных, стремительных, беснующихся вод, но невозможно безопасно преодолеть непостоянную и полную желаний обманчивую реку молодости.

20–26. Увлеченный фантазиями о красавицах, высоких персях, удовольствиях и приятных личиках, юноша тупеет и стареет. Молодой человек, исполненный пустых желаний, по праву не уважаем мудрыми людьми. Они смотрят на него, как на бесполезную солому. Юность подобна крепкой цепи, на которой на свою погибель прикован огромный безумный слон самомнения, украшенный гирляндами заблуждений. Увы! Юность подобна лесу деревьев жаркого томления, злости и слез, где в переплетенных корнях ума таятся ядовитые змеи заблуждений. Юность подобна цветку с лепестками глупых фантазий и тычинками привязанностей, на которые спешат дикие пчелы дурных понятий. Юность подобна гнездовью птиц, бродящих по берегам реки сердца. Эти птицы суть болезни тела и умственные расстройства, и два их крыла – благие и дурные поступки. Юность подобна морю бесконечных опасностей с неисчислимыми волнами бесполезных пустых глупостей.

27–34. Безумный ветер молодости способен поднять пыльные клубы раджаса и тамаса, обращающие в прах все хорошее в человеке. Ядовитая пыль юности вздымается многочисленными вихрями, покрывая все грязью и делая лицо серым. Молодость расцветает в игрищах пороков, она пробуждает злой рой пчел ошибок и иссушает гирлянды цветов благородных качеств. Луна юности обманывает пчелу ума, которая становится пленницей в закрытом бутоне лотоса тела. Прекрасный плющ молодости обвивается вокруг древа тела и своими цветами ввергает в заблуждение пчелу ума. Стремясь к миражам юности, рождающимся в жаре пустыни тела, олень ума падает в опасную пропасть обманчивых наслаждений. Юность – лунный свет для ночи тела, это грива льва ума, это волна в океане жизни. Эта юность не приносит мне счастья. Время плодоносной юности в лесу тела продолжается лишь несколько дней. На нее невозможно полагаться.

35–38. Птица молодости стремительно покидает тело, дав насладиться ею только мгновение. Так волшебный камень чинтамани, исполняющий желания, исчезает с ладони неудачника. Когда молодость достигает своего расцвета, танцы ее лихорадочных желаний неизбежно приближают ее конец. Пока не закончится эта ночь юности, всевозможные демоны любви и ненависти неодолимы. Когда сын находится при смерти, отец очень заботлив и участлив к своему бедному ребенку, которому совсем немного осталось жить. Так же можно посочувствовать несчастной юности, в многочисленных и разнообразных кривляниях продолжающейся всего мгновение.

39–41. Кто, глубоко заблуждаясь, находит радость в мимолетной вероломной юности, тот воистину зверь в человеческом обличье. Тот безмозглый невежда, который по немыслимой глупости очарован юностью с ее похотливыми помыслами, скоро погружается в огонь страданий. О садху, тот, кто легко и счастливо пересек бурлящую реку молодости, воистину достоин поклонения. Такие люди – величайшие на земле!

42–43. Легче переплыть океан, который кишит акулами, чем пережить ужасную молодость, полную заблуждений и огромных волн глупости и привязанностей. В этом мире почти невозможно найти юношу воспитанного, скромного, почитающего достойных людей, доброго и исполненного благих качеств. Такой юноша подобен воображенному в пустом пространстве лесу.

Такова сарга двадцатая «Отвращение к юности» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 21. Нелюбовь к женщинам.

Рама продолжил:

1–8. В чем красота женщины? Это просто дергающаяся, как заводная игрушка, кукла из плоти, внутри которой в клетке скелета находятся жилы, кости и суставы. Взгляни по отдельности на кожу, мясо, кровь, слезы и прочие жидкости – есть ли там красота? Чем ты обманываешься, глупец? Вот волосы, вот кровь – таково это дурманящее тело. Мудрые не видят в нем ничего привлекательного. Эти тела, облаченные в восхитительные платья и залитые духами, снова и снова кажутся обаятельными. Увы, тела всех воплощенных будут разорваны после смерти дикими зверями! Прекрасные женские перси в ожерельях из жемчуга напоминают потоки Ганга, стремящиеся вниз по склонам горы Меру. Эта женская грудь со временем будет сожрана собаками в местах кремации мертвых тел, как кусок мяса. Тело и прелестницы, и слона в лесу состоит из крови, плоти и костей. Какой безумец будет желать этого? Красота женщины только воображается мужчиной. Я думаю, о мудрый, что ее не существует, она видится только из-за заблуждения.

9–11. Чем девушка отличается от вина? Оба приносят неверное счастье и хмельное сумасшествие. Женщины подобны столбу, к которому приковывают слона-мужчину, о муни. Мужчина, привязанный к женщине, не способен избавиться от наваждения, даже подгоняемый острыми крючьями здравых мыслей. С черными волосами и подведенными очами, женщины приятны для глаз, но обжигают при касании. Они – языки пламени греха, опаляющие мужчин, как сухую траву.

12–17. Женщины – ужасные огни преисподней, обдающие жаром даже издали. Они мнятся желанными, но в действительности бессмысленны и безвкусны. Женщина подобна ночи – с тьмой развевающихся локонов волос, с чудными звездами глаз, с полной луной лица и ночными лотосами улыбок. Женщина – это долгая темная ночь, пленяющая мужчину игривыми взглядами, разрушающая его благие заслуги и совершенно смущающая ум и интеллект. Украшенная сладкими цветами, с побегами рук, с пчелами игривых глаз, с бутонами грудей, она подобна ядовитому плющу с желтыми тычинками цветов, от которого у мужчины возникает опьянение, а за опьянением следует смерть. Как медведь, охотящийся на змей, выманивает гада из норы, глубоко втягивая воздух, так женщины привлекают к себе мужчин на их погибель.

18–24. Охотник-похоть раскинул сети женщин для ловли простодушных и легковерных птиц – мужчин. О брахман, женщина – столб, к которому цепью наслаждения привязан безумный слон ума, становясь тупым и беспомощным. Мужчины – рыбы в пруду рождений, прячущиеся в тину желаний и понятий, а женщина – крючок с наживкой на нити дурных склонностей. Красавица лишает мужчину свободы, она подобна хлеву для скота, столбу для слона и заклятию для змеи. Мир со всеми его удовольствиями и изумительными вкусами держится исключительно на страсти к женщине. Женщина – шкатулка с драгоценными каменьями всех ошибок и несчастий, она – бесконечная цепь страданий. С меня достаточно! К чему мне эти перси, глаза и брови, если по своей сути это все – бессмысленная гора мяса?

25–30. О брахман, тело женщины с плотью, кровью и костями в конце концов рассыплется на части, которые будут разбросаны повсюду. О муни! Части тел тех прекрасных женщин, которыми восхищались глупые мужчины, теперь крепко покоятся в местах погребения. Лицо женщины, на которое недавно со страстью взирал любимый, теперь гниет на кладбище, о брахман. Ее прекрасные волосы запутались среди деревьев и колышутся, как опахала, а белые кости сияют, как звезды, упавшие на землю. Пыль впитала ее кровь, дыхание растворилось в пустоте, многочисленные черви и звери пожирают ее мясо, псы и шакалы разрывают кожу. Я описал тебе недалекую судьбу тела привлекательной женщины, но почему же мы продолжаем заблуждаться?

31–35. То, что мы называем женщиной, – это лишь соединение пяти элементов. Как хоть что-то соображающий может желать этого? Будоражащие кровь мысли, следуя за женщиной, разрастаются, как ядовитая опасная лиана с многочисленными ветвями и кислыми гнилыми плодами. Поддавшись заблуждению, ослепленный туманом желания, ум не знает, куда следовать, подобно оленю, отбившемуся от стада. Юноша, влюбленный в девушку, погружается в страдания, словно слон в горах Виндхья, привлеченный запахом слонихи и попавший из-за этого в яму охотника. Там, где есть женщина, есть стремление к наслаждению. Где нет женщины, это стремление пропадает. Оставивший женщину оставляет мир, оставивший мир обретает счастье.

36. О брахман, я не нахожу счастья в пустых мимолетных наслаждениях и жалких удовольствиях, из которых сложно выбраться и которые хрупки, как крылья пчелы. Опасаясь смерти, старости и болезней, я стремлюсь к высшему спокойствию и огромными усилиями достигаю освобождения.

Такова сарга двадцать первая «Нелюбовь к женщинам» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 22. Отвратительная старость.

Рама продолжил:

1–6. Юность поглощает неразумное бессильное детство, а потом ее пожирает старость. Смотри, как они жестоки друг к другу! Старость уничтожает тело, как мороз убивает цветок лотоса, как ветер разгоняет осенние облака и как река выворачивает с корнем дерево на своем берегу. Старость растекается по телу подобно яду, заставляя слабеть и дрожать руки и ноги, обезображивая облик, вызывая дряхлость и слабоумие. На мужчину со сморщенным от старости телом и с немощными трясущимися руками и ногами женщины смотрят, как на животное. Когда человек застигнут старостью, без устали разрушающей его, его оставляет различающее понимание, как любовница убегает от разъяренной жены. Cлуги, дети, женщины, родственники и даже друзья потешаются над трясущимся стариком, как над безумным.

7–12. Старика, ставшего уродливым, немощным, несчастным и лишенным приятных черт, осаждают желания, подобные стервятнику, взгромоздившемуся на древнее и сухое дерево. Нескончаемое желание, полное страданий и заблуждений, сжигающее сердце – единственный друг всех несчастий, только растет вместе с возрастом. «Увы, что мне делать? Впереди только ужасные несчастья, и невозможно ничего изменить!» – страхи старика только увеличиваются. «Кто я, несчастный? Что мне делать? Почему я только сижу и молчу?» – страдания старика растут. Старость постоянно осаждает ум человека мыслями о том, «когда и что из вкусного можно будет поесть». Его желания продолжают расти, хотя он уже не способен ничем насладиться. И это терзает сердце старика.

13–17. Пока старость, эта тощая цапля, приносящая страдания телу и живущая на вершине древа тела, кричит, ужаленная змеей болезней, откуда-то на нее налетает неожиданный филин смерти, любящий густую непроглядную тьму, о мудрый! Как за вечерними сумерками следует тьма ночи, так за старостью тела следует его смерть. Видя издалека древо тела, покрытое цветами старости, обезьяна смерти спешит к нему со всех ног, о муни! Могут казаться прекрасными и пустой город, и дерево без оплетающей его лианы, и даже безводная пустыня! Но нет ничего привлекательного в ветхом иссохшем теле.

18–28. Как ястреб быстро заглатывает свою добычу, так и старость, несущая кашель и хрипы, скоро пожирает человека. Как девушка, увидев цветок лотоса, спешит сорвать его, чтобы всего лишь на миг украсить свои волосы, так старость безжалостно срывает и выбрасывает тело. Как быстрый ветер, несущий клубы пыли, со свистом обрывает листья с деревьев, так старость сотрясает и ломает изветшалое тело. Как увядает красота лотоса под выпавшим снегом, так разрушается и дряхлеет тело на склоне лет. В лунном свете дряхлости на вершине головы старца распускается белый лотос неизлечимых болезней. Бог смерти Время, сам Ишвара, глядя на голову убеленного сединами деда как на зрелую тыкву, съедает ее. Старость подобна реке Ганг. Она вырывает с корнями дерево этого тела и уносит его своим потоком. Как кошка пожирает мышь, так старость пожирает юность, желая урвать себе кусок мяса. Она успокаивается, только проглотив его. Что в этом мире может быть противнее визга и воя шакала старости в лесу тела? Сжигая эту бренную оболочку, огонь старости горит, шипя, кашляя, чихая и источая черные клубы дыма страданий. Старость подобна кривому узловатому плющу, о отец, с высохшими цветами и белыми увядшими побегами рук.

29–34. О муни, тело – дерево, побелевшее от камфары старости. Огромный слон смерти за миг без труда вырывает это дерево из земли. Старость подобна белому опахалу и флагу болезней тела и умственных расстройств, которые слуги несут впереди своего господина Смерти, о муни! Даже те, кого не смогли победить другие враги и кто прячется на недоступных вершинах в горах, – даже их достигает демон старости, о муни. В холоде преклонного возраста, в разрушенном доме тела, органы чувств совсем не могут двигаться, как замерзшие дети. Старушка дряхлость танцует под ритм хриплого кашля с клюкой вместо третьей ноги, то и дело спотыкаясь и падая. Старость – опахало на конце палки тела, полного смрада дурных устремлений мира сансары.

35–37. О мудрый, когда над городом этого тела восходит луна старости, тут же расцветает цветок белого лотоса смерти. В покоях телес, побеленных старостью, дружно живут вместе слабоумие, бессилие, болезни и прочие напасти. Старость побеждает любое существо, а за ней следуют смерть и небытие. На что может надеяться здесь глупец, подобный мне, о муни?

38. Что хорошего, отец, в этой жизни, которую невозможно удержать и трудно прожить счастливо? Старость в мире непобедима. И удивительно огромное стремление людей жить.

Такова сарга двадцать вторая «Отвратительная старость» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 23. Превратности времени.

Рама продолжил:

1–3. Глупых людей с бесполезными разговорами, разделениями и недопониманием заблуждение ведет глубоко в пещеру сансары. Мудрые не стремятся к наслаждениям в этой клетке пустой видимости. Глупцы подобны ребенку, который тянется к плодам, отраженным в зеркале, желая их съесть. Время поглощает невежд, надеющихся на счастье в сансаре, как крыса скоро полностью перегрызает веревку.

4–9. Нет ничего такого в этом мире, что бы не пожиралось жадным временем. В нем канет все сотворенное, как воды океана сгорают в огне легендарного подводного пожара. Ужасное божество времени готово проглотить все видимое, не делая никаких различий для того. Божество времени не щадит даже лучших, беспрерывно поглощая все, будучи сущностью всего. Время подчиняет себе все на свете, оставаясь незаметным и проявляясь в своем движении как год, век и эпоха. Все прекрасное, чистое и даже тяжелое, как сама гора Меру, – все разрушается временем также легко, как царь птиц Гаруда глотает змей. Нет того, кого бы не сожрало в конце концов это жестокое, злобное, ужасное, беспощадное, жалкое и низкое время.

10–17. Время сосредоточено на поглощении. Оно глотает даже горы и бесконечные потоки вселенных, но и они не могут его удовлетворить. Время подобно актеру на сцене сансары, который играет разные роли, вбирая, разрушая, создавая, глотая и убивая. Не останавливаясь, время забирает из творения различных существ, как попугай выклевывает семена из граната. Слон времени ревет в огромном лесу, в котором произрастают бесчисленные множества существ, ломая своими бивнями хороших и плохих действий побеги людей. Вселенная – это дерево, корень которого – сам Создатель Брахма, а великие боги – его плоды. Брахман – лес подобных деревьев, и змея времени оплетает собой все сотворенное. Время неустанно и непрерывно нанизывает гирлянду лет, эпох и времен, состоящую из пчел ночей и цветов дней. Время подобно неуловимому камню чинтамани, о муни: разрубленное, оно остается целым, сожженное, оно не сгорает, и даже когда доступно взору, оно остается невидимым. В мгновение ока время творит что-то, а в следующее мгновение уже разрушает свое творение, подобно фантазиям, появляющимся в уме.

18–24. Бесконечными страданиями, движением лет и умножением несчастий время заставляет людей, отягченных своим плотным телом, снова и снова возвращаться в круг рождений. Чтобы набить свою утробу, время вбирает в себя все: и травинку, и пылинку, и великие горы Меру и Махендру, и лист, и океан. У времени в избытке жестокости и жадности, многообразных несчастий, непостоянства и нетерпимости. Как мальчишка играет во дворе, подбрасывая для развлечения два мячика, так время играет, перемещая в небе солнце и луну. В момент разрушения вселенной время уничтожает всех существ и танцует танец смерти в свисающих до земли ожерельях из черепов и костей этих созданий. От его бурного танца, уничтожающего мир, даже гора Меру взлетает в небо, как кусок бересты, несомый ветром. Время становится Рудрой-разрушителем, потом Индрой, царем рая, затем Брахмой, прародителем всего создания, далее – могучим Куберой, богом богатства, и в конце снова остается без имени и проявления.

25–31. Время непрерывно создает и разрушает бесчисленные великолепные творения, как океан день и ночь вздымает и разбивает свои волны. Оно стряхивает многочисленных богов и демонов с деревьев веков и эпох, как урожай зрелых плодов. Время подобно огромной смоковнице, на которой зреют бессчетные плоды вселенных, наполненные гудением мошек разных живых существ. Время со своим милым другом действием счастливо забавляются с лотосом реальности, расцветающим в лунном свете Сознания. Основа и изначальная форма времени – безграничный абсолютный Брахман, который являет и поддерживает его, как земля служит основой для огромной высокой горы. Время верно своей природе: где-то оно чернее черного, где-то – прекрасное и сияющее, а где-то ни то и ни другое. Как земля держит на себе холмы, и горы, и все существующее на ней, так время служит опорой для бесчисленных миров.

32–38. Время не устает, не печалится и не заботится ни о чем, оно не приходит и не уходит, не растет и не уменьшается даже после сотен творений и эпох. Без страсти и гордыни время поддерживает само себя, играючи и без усилий создавая миры. Время – озеро с черной грязью ночей и с множеством красных лотосов дней, окруженных пчелами облаков. Время подобно скряге со старой метлой темной ночи, который сметает блестящие пылинки золота, рассыпанные по горе. Подправив фитиль лампы солнца своими пальцами, время ищет живые существа во всех углах дома этого мира, бормоча: «Где же, где же они?». Глазом солнца, моргающим мгновениями дней, время проверяет, не созрели ли плоды божественных охранников миров в этом древнем саду творения, чтобы схватить и съесть их. В старой хижине этого творения время собирает разбросанные драгоценные камни лучших из людей и один за другим прячет их в шкатулке смерти.

39–42. Время то украшает себя ожерельями этих прекрасных драгоценностей, то внезапно разрывает и разбрасывает эти ожерелья. Непостоянное время всегда носит, как браслеты, гирлянды темных лотосов ночей с яркими точками золотых звезд, за которыми следуют белые лебеди дней. Время подобно охотнику за козлом творения с четырьмя рогами гор, океанов, земли и небес. Каждый день время пьет его кровь, разбрызгивая капли звезд. Время – лунный свет для лотоса юности и лев для слона жизни. Нет ничего, что не было бы ему неподвластно. Время – похититель всего хорошего и плохого.

43–45. Несуществующее, но кажущееся существующим, время наслаждается само собой, забавляясь разрушением, уничтожая людей и причиняя им страдания. Время созидает и блаженствует, а затем рушит все миры. Оставаясь невовлеченным, принимая формы хорошего и плохого, скрыто и явно время развлекается среди людей, как ребенок.

Такова сарга двадцать третья «Превратности времени» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 24. Проявления времени.

Рама продолжил:

1–5. Безграничны силы времени, властителя сансары, развлекающего себя удивительными играми и недоступного всем несчастиям. Время – охотник в огромном древнем лесу мира, преследующий несчастных заблуждающихся оленей живых существ, которые бродят в этом лесу. В одном из уголков леса находится огромный океан разрушения эпох. Это – прекрасное озеро для развлечений времени, заросшее лотосами ярких подводных огней уничтожения. Время каждое утро закусывает хлебами миров, запивая их кислым молоком молочного океана и посыпая разнообразными приправами бесчисленных существ. Его супруга Чанди, неуловимая черная ночь, в окружении своей свиты охотится в лесу сансары, убивая множество разных существ, подобно тигрице.

6–9. В руке времени земля – чаша для напитков, исполненная вкусами, украшенная цветущими лотосами и нежными лилиями. Даже ужасный Нарасимха с его огромной гривой и страшным рычанием, накрытый ладонью времени, становится маленькой ручной птичкой. И в следующий миг божество времени оборачивается мелькающей в ясных осенних небесах игривой молодой кукушкой, чей голос подобен сладкой флейте. Несуществование, могучий лук времени, непрерывно рассылает повсюду потоки стрел разрушения, подобные нескончаемому ливню.

10. Время – сиятельный царский наследник, который развлекается в древнем лесу этого мира, охотясь на непоседливую обезьяну человека, увлеченного мирскими наслаждениями.

Такова сарга двадцать четвертая «Проявления времени» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 25. Развлечения смерти.

Рама сказал:

1–4. В этом мире есть еще одна форма времени, именуемая судьбой. Судьба – самый непревзойденный из самых жестоких разбойников. Она и созидает, и разрушает. Судьба становится очевидной только по ее последствиям, по природе она является собственным движением, у нее нет иной формы, действия или воли. Судьба разрушает бесчисленное множество существ, как солнце своим жаром растапливает ледяной иней. Все видимое в этом мире разнообразных удовольствий – это просторная сцена для танца судьбы.

5–9. Есть еще и третья ужасная форма времени – безумная судьба, называемая критантой, смертью или окончанием. В облике аскета, украшенного черепами, смерть танцует свой разрушительный танец в этом мире. Танцор Кританта очень привязан к своей любимой супруге Нияти – изначальному закону, о муни. Священная нить, состоящая из трех прядей – божественной змеи Шеши, лунного луча и стремительного потока Ганга – обвивает его грудь сансары. Украшения Кританты – золотые браслеты Солнца и Луны на его предплечьях, а в руке, о брахман, он держит прекрасный лотос горы Меру. Его одеяния – небеса, усыпанные бессчетными искрами звезд, убранные цветами облаков Пушкара и Аварта и омытые в белизне океана молока.

10–14. Его неразлучная возлюбленная супруга Нияти, изначальный закон, танцует перед ним бесконечный, завораживающий танец. Приходящие и уходящие зрители – недолговечные живые существа, взирающие на ее игривый чарующий танец на сцене этой вселенной. Миры богов украшают ее тело восхитительными гирляндами, а ее длинные волосы – срединное пространство, простирающееся от нижних миров до райских небес. Ее ступни – нижний адский мир, блистающие и звенящие браслеты на ее щиколотках, нанизанные на нить дурных деяний, – огни преисподней. Бог смерти Яма – ее лицо, которое Читрагупта, его блюститель, украсил и умастил мускусом записей всех человеческих деяний.

15–19. Во время гибели вселенной, следуя знакам своего мужа Времени, Нияти танцует свой ужасный танец смерти под звуки рушащихся гор. По бокам от нее качаются гирлянды павлинов бога Кумары, с устрашающими криками она вращает тремя своими огромными глазами. Она сияет взметающимися ввысь ожерельями отрубленных голов, которые растрепанными волосами напоминают лучи луны, а взмахами золотых волос походят на опахала, украшенные прекрасными цветами. Вместе с ней подпрыгивают ее гирлянды сухих тыкв, напоминающих утробу Бхайравы размером с гору. Они гремят вместе с ее миской для подаяния, являющейся телом Индры с сотнями глаз. Во время этого танца украшения из палок тощих, иссохших тел наполняют пространство, и кажется, что танцовщица, вызывающая разрушение всего, пугает сама себя.

20–25. Так удивительно выглядит эта богиня, исполняющая в конце эпохи танец разрушения вселенной. Ее убранство – гирлянды прекрасных лотосов бесчисленных голов вселенской божественной формы. От ее танца в конце эпохи сталкиваются с громкими ужасающими звуками облака Пушкара и Аварта, и от этого разбегаются в разные стороны небожители. В этом танце распада луна и солнце сияют, как серьги Нияти, а звезды на глубоком небе, залитом лунным светом, качаются, как павлиньи перья ее опахала. В правом ухе у нее сияет костяное украшение Гималаев, в левом – красивая золотая серьга великой горы Меру. Вторая пара серег богини – солнце и луна, украшающие полукружья щек Нияти. Пояс на ней – хребты гор Локалока. Ее серьги раскачиваются, отбрасывая отблески молний, и от ветров взлетают одежды из облаков.

26–29. Остатки прошлых миров стали как будто острыми копьями, дротиками, мечами и булавами, украшающими бога времени Кританту. В его руке качается длинная веревка лишающей свободы сансары. Вокруг его шеи сияет цветочная гирлянда живых существ, нанизанная на бесконечную нить наслаждений. Его плечи украшают браслеты семи океанов, сияющие драгоценными камнями морских чудовищ жизней. Густые волосы на его теле – множество удовольствий и страданий, полных раджаса и темных от тамаса, завитки этих волос – сплетения людских привычек и обычаев.

30–31. Когда Кританта заканчивает свой танец разрушения, у него пропадает желание танцевать. Потом вместе с Создателем он снова принимается за игру, заводя новый танец. И вновь начинается творение с украшениями из старости, страданий, печалей и потерь.

32. Так снова и снова Время создает бесчисленные творения с разнообразными мирами, лесами, с разными обычаями, с живыми существами и неживыми предметами, как мальчишка без устали лепит из глины свои игрушки.

Такова сарга двадцать пятая «Развлечения смерти» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 26. Происки судьбы.

Рама продолжил:

1–5. Скажи, о великомудрый, на что могут надеяться подобные мне в этом круговороте времени и его проявлений, называемом сансарой? О муни, мы как будто проданы в неволю судьбой и временем, мы как заблудившиеся олени, которые испуганы творением из пяти элементов. Непредсказуемое время всегда готово поглотить миры и их обитателей и непрерывно погружает их в море страданий. Бог времени сжигает весь мир несбыточными внутренними надеждами и некрасивыми поступками, как огонь пожара испепеляет все сияющими и жаркими языками своего пламени. Судьба, любимая спутница времени, его закон, по-женски непоседлива и рушит твердость и уверенность тех, кто стремится к самообладанию.

6–8. Жестокое время, Кританта, заставив тело состариться, непрерывно заглатывает живые существа, как змея безостановочно втягивает воздух. Воистину смерть – жестокий правитель, не знающий жалости. Невозможно найти человека, который был бы сострадателен ко всем созданиям. Всевозможные существа, о муни, ограничены и всегда устремлены к наслаждениям, которые, однако, заканчиваются лишь страданиями и мучениями.

9–14. Жизнь непостоянна, смерть – жестока, юность чрезвычайно мимолетна, и детство отдано глупости. Мир ограничен временем, родственники – сковывающие цепи, наслаждения – страшные болезни бытия, желания – только наваждения. Чувства – враги нам, реальное становится нереальным, человек сам уничтожает себя, и ум превращается во врага ума. Гордыня повергает в грязь, мысли слабы, действия доводят до неприятностей, а удовольствия основаны на влечении к женщине. Чувства устремлены к приносящим наслаждение вещам, осознание реальности редко, женщины стали символом греха, страсти потеряли свой вкус. Реальное принимается за нереальное, ум погружен в понятия о себе, существующее полно несущественного, ощущения не приносят счастья.

15–19. О садху, растерянные мятущиеся мысли сжигают все. Буйствуют желания и тревоги, бесстрастия невозможно достигнуть. Раджас, или волнение, искажает видение; тамас, или лень и невежество, растет; саттву, чистоту, невозможно нигде найти. Истина остается очень далеко. Устойчивое делается неустойчивым, смерть становится все ближе. Смелость колеблется, и страсть всегда превращается в разочарование. Ум загрязняется ленью, тело сдается и разрушается, старость сжигает его, везде проявляются греховные поступки. Несмотря на все усилия, молодость уходит, а компания мудрых далека. Путь неизвестен, и истина не видна.

20–24. Ум растерян и сбит с толку, радость утрачена, доброта и сострадание незаметны, злоба и жестокость подкрадываются все ближе. Смелость становится слабостью, люди попадают из одного несчастья в другое. Легко найти плохую компанию, хорошую – почти невозможно. Понятия и ощущения приходят и уходят, желания сковывают. Время безостановочно уводит куда-то друг за другом всех живых существ. Не определить даже направления, одно место кажется другим, а горы стираются в порошок. На что могут надеяться такие, как я? В чем могут найти опору подобные мне, когда даже пространство поглощается реальностью, земля исчезает и разрушается весь мир?

25–30. На что может надеяться человек, подобный мне, если даже океаны пересыхают, звезды гаснут и великие йоги умирают? Время повергает в прах даже могучих демонов, даже вечных делает смертными и убивает даже бессмертных. Есть ли здесь надежда для таких, как я? Время пережевывает своими челюстями даже самого Индру, царя богов, и побеждает Яму, властителя смерти. Под его воздействием даже ветер перестает дуть. На что могут надеяться простые люди, такие, как я? На что могут надеяться такие, как я, когда луна становится пространством, солнце раскалывается на куски и гаснет огонь? Сам великий творец исчезает, и растворяется нерожденный Вишну. Даже существование становится несуществующим. На что тут могут надеяться простые люди, подобные мне? То, что уничтожает само время и судьбу, простирается бесконечным пространством. На что могут надеяться простые люди?

31–35. Эта неслыханная, неописуемая и неощущаемая реальность, не имеющая формы, это нечто, вводящее в заблуждение, в самом себе с помощью иллюзии являет миры. Это обитает во всем, как мельчайшая капля чувства «я», и нет никого во всех трех мирах, кто не был бы связан этим чувством. По его велению солнце послушно катится над землей со всеми ее горами и лесами, несомое, как галька в сильном потоке реки. Для него вся земля со всеми обитающими на ней толпами богов и демонов, окруженная звездными сферами, – всего лишь орех, покрытый скорлупой. Боги в небесах, люди на земле и змеи в нижних мирах рождаются, стареют и умирают от одного его осознания.

36–38. Покорив весь мир, Кама, бог любви и удовольствий, развлекается многообразными неподобающими путями только потому, что получил силу по милости Господа всего творения. Как безумный слон, весна, наполняющая все ароматами своих цветочных дождей, делает разум неуемным. Даже самые различающие мудрецы не могут удержать ум в спокойствии, глядя на прекрасных девушек с игривыми взглядами.

39–42. Я считаю счастливым только того мудреца, который пробужден заботой о других, вниманием к страданиям близкого и прохладой истины собственной сущности. В великом океане жизни никто не может счесть волны живых существ, появляющиеся и стремящиеся в огонь подводного пожара на свою погибель. Все люди блуждают в чаще повторяющихся рождений, попадая по глупости в ловушки дурных желаний, подобно оленям, запутавшимся в колючих кустах. Дурные действия людей в многочисленных рождениях этого мира напрасно уничтожают жизнь. Даже мудрые не могут предвидеть плодов этих действий, выросших на дереве, воображенном в пустом пространстве и оплетенном лианой опасных ловушек желаний.

43. «Сегодня праздник», «это лето, а это зима», «это путешествие», «это родственники», «это счастье», «это величайшее наслаждение» – так радостно думают наивные простаки со слабым неустойчивым разумом и тратят напрасно свою жизнь.

Такова сарга двадцать шестая «Происки судьбы» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 27. О невозможности достижения блаженства в мире.

Рама сказал:

1–4. Отец, ничто в этом ужасном мире, который только кажется приятным, не предназначено для полного умиротворения ума. Детство проходит в глупых придуманных играх, потом олень разума попадает в ловушку жены и семьи, затем тело стареет и дряхлеет. Весь мир обречен на эти страдания. Когда на лотос тела опускается морозный туман старости, пчела жизни тут же покидает его и озеро сансары для человека пересыхает. Покрываясь жухлыми цветами, лиана человеческого тела дряхлеет и вянет, и по мере старения растет ее стремление к смерти.

5–8. В этом мире течет могучий поток реки желаний, поглощающий все существующее и с корнем вырывающий прекрасное древо умиротворения, которое произрастает на берегу этой реки. Лодки тел, обтянутые кожей, швыряет в океане существования, их раскачивают крокодилы пяти чувств, сбивая с толку. В густом лесу желаний со множеством лиан и побегов обезьяна ума прыгает с ветки на ветку, бессмысленно растрачивая время жизни и не находя вкусных плодов. Трудно найти таких великих людей, кто в страданиях не заблуждается и не печалится, кто в радости не переполняется гордыней и чье сердце не волнуется при виде соблазнительных женщин.

9–15. Я не считаю героем того, кто в сражении способен победить целую армаду боевых слонов. Лишь тот истинный герой, кто одолел неспокойный океан чувств своего тела с волнами ума. Нет таких правильных действий с постоянным результатом, к которым мог бы прибегнуть терзаемый дурными желаниями человек с тем, чтобы успокоиться. Трудно в этом мире отыскать таких великих людей, кои с непоколебимой твердостью наполняют славой пещеру этого мира, а силой своих прекрасных качеств наделяют творение благом, и кои обладают богатством сострадания и человечности. Вся роскошь и все невезение с огромной силой неотвратимо настигают даже тех, кто прячется в пещерах среди гор или во дворце со стенами крепкими, как алмаз. О отец, ум представляет сыновей, жену и богатство прекрасным нектаром жизни. Но они бесполезны в конце: эти удовольствия оборачиваются ядом, от которого человек теряет сознание. Пришедшего в ужасное состояние, унылого и в скверном настроении, старика с иссохшим телом под конец жизни сжигают изнутри воспоминания о его собственных прошлых дурных делах и мыслях. Как может успокоиться человек, если его ум дрожит, подобно перу павлина, если все дни его проходят в делах, посвященных удовлетворению желаний и накоплению богатств и благих заслуг?

16–20. Человек, полный разнообразных желаний, обманывается результатами действий, творимых силою судьбы и подобных игривым волнам, которые невозможно удержать, даже если они находятся прямо перед тобой. Чтобы порадовать жену и семью, человек делает то одно, то другое, кажущееся необходимым, и в таких заботах скоро приходит старость, ум дряхлеет и увядает. Как осенние листья облетают с дерева, также скоро и жизнь приближается к концу. Куда, умерев в конце концов, уходят люди, так и не постигшие своей природы? Человек весь день может заниматься разнообразными бессмысленными мирскими делами. Но потом, возвращаясь домой, не имея различения и не сделав ничего хорошего днем, как он может спокойно спать ночью? Когда человек побеждает всех своих врагов, окружает себя богатством и роскошью и уже наслаждается этими радостями, – откуда-то к нему приходит смерть.

21–25. Люди в этом мире очаровываются неизвестно откуда приходящими иллюзорными формами, различными ощущениями и мимолетными видениями. Увы, они не ощущают приближающейся смерти. Тех людей, кто, дорожа своей жизнью, только и делает, что растет и жиреет изо всех своих сил, время направляет себе в рот, как овец, предназначенных для жертвенного алтаря. Привязанность к телу никому не помогает. Люди в этом мире подобны переменчивым волнам в океане: они так же все время то появляются неизвестно откуда, то быстро пропадают неизвестно куда. С красными лепестками губ и быстрыми пчелками бойких глаз, женщины подобны ядовитым лианам, оплетающим дерево мужчины, стремящимся выпить из него жизнь и украсть его сердце. Иные глупцы привязываются к жене, другу и родственнику, хотя это – случайные попутчики в мирских делах, как толпа паломников у святого места.

26–30. Среди гирлянд рождений сансары с ее многочисленными состояниями и наслаждениями, любовными отношениями, постоянно изменяющимися предметами и существами, не знающими своей природы, непостижима истина, как нет пользы от потухшей лампы. Этот мир подобен вращающемуся колесу или на мгновение возникшим в луже под дождем пузырям. Только глупцу мир кажется неизменным и устойчивым. В старости по милости судьбы у человека пропадают красота и хорошие качества, и их невозможно вернуть, как от мороза поникают и замерзают цветы лотоса. Снова и снова судьба срубает топором смерти древо жизни, приносящее пользу миру своими плодами и цветами. Как можно считать жизнь дающей удовольствие? От общества людей, поскольку оно приятно, но не полезно, теряется осознанность и рождается тупость, как от испарений зарослей ядовитых растений.

31–34. Есть ли верная точка зрения? Какое видение не пробуждает огня страданий? Есть ли люди, которые не умирают? Какие действия не иллюзорны? В океане бесчисленных эпох даже жизнь Создателя Брахмы длится миг, называемый людьми эпохой. Поэтому понятия о кратком и длительном нереальны в сети времен. Горы – это лишь камни, земля – глина, деревья – древесина, тела людей – мясо, и все это – только человеческие понятия. В этом мире нет ничего нового, и ничто в нем не меняется. Мудрый видит этот разнообразный мир со множеством разделений и всевозможных предметов как творение пяти элементов. Мир не существует как нечто иное.

35–40. О садху, в этой сансаре, даже во сне, мирской ум человека околдовывается разнообразными наслаждениями. Неудивительно, что люди обманываются ими. Прямо сейчас в умах глупцов расцветает воображенная в пустом пространстве плодоносная лиана удовольствий. У тех, кто поражен жадным желанием наслаждений, не возникает знания истины. Желающий достичь высот наслаждений погибает от желаний своего разума, как падает вниз с вершины горы олень, потянувшийся за плодом сочной зеленой лианы. Деревья, дающие тень, плоды и листья, бесполезны, если произрастают в недоступных местах. Несчастные люди нашего времени, стремящиеся только доставлять удовольствия телу, подобны таким деревьям, растущим в горных расщелинах. Люди похожи на антилоп, которые бродят по безграничным лесам и полям, иногда уходя далеко в бесплодные пустыни, иногда оказываясь в прекрасных местах с зеленой сочной травой. Каждый день Бога то ужасен, то замечателен по-новому для непонимающих, и их бестолковые действия приводят к страданиям и беспокойствам. Кто из разумных не будет изумлен этим?

41. Люди привязаны к желаниям и вовлечены в разнообразные дурные действия, необходимые для достижения желаемого. В этом мире сейчас трудно найти хорошего человека даже во сне. Все действия, и хорошие, и плохие, сопряжены со страданием. Можно ли пройти по жизни, избежав всего этого?

Такова сарга двадцать седьмая «О невозможности достижения блаженства в мире» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 28. О постоянном разрушении всего.

Рама продолжил:

1–9. О брахман, весь этот видимый мир со всеми живыми существами и недвижимыми предметами непостоянен и мимолетен, как встречи во сне. То, что сейчас выглядит как глубокий высохший океан, завтра станет горой до небес, о муни. Высокие, широко простершиеся леса, целующие небеса, всего лишь через несколько дней могут сравняться с землей или же превратиться в огромную яму. Тело, сейчас одетое в шелка и умащенное благовониями, завтра будет валяться без одежды в дальней канаве. Где сейчас расположен город и гудит беспокойная, шумная жизнь, скоро может возникнуть огромный, безлюдный лес. Пройдет немного времени, и великий царь царей, правящий огромной страной, станет кучкой золы, о владыка! Огромные, густые, мрачные леса, раскинувшиеся, как черное небо, скоро превратятся в город, небо над которым будет украшено флагами. Увитый ужасными лианами и побегами лес по прошествии времени снова становится огромной пустыней, где ничего не растет. Воды высыхают, а пустыня опять наполняется влагой – так постоянно меняется весь мир с его деревьями, водой и травой.

10–16. Мимолетны детство и юность, непостоянны тело и все предметы: подобно волнам, они неизменно переходят из одного состояния в другое. Жизнь в этом мире похожа на пламя лампы, колеблющееся на ветру, а бесчисленные богатства во всех трех мирах напоминают вспышку молнии. Одно превращается в другое в этой бесконечной процессии существ, как посеянные семена раз за разом всходят, плодоносят и снова превращаются в зерна. С развевающимися на ветру ума одеждами, покрытыми пылью бесчисленных живых созданий, с грациозными танцами взлетов в рай, падений в ад и кружений на месте, мир – танцовщица, вращающаяся в танце и порождающая наваждения, дает представление сансары. Разнообразные фигуры ее танца иллюзорны, как воображаемый воздушный город, ее быстрые взгляды – повседневные мирские наслаждения. Ее глаза подобны молниям, ее мелькания снова и снова создают видимость сансары, о царь.

17–22. Эти дни, эти великие люди, эти богатства и деяния – все это уходит и забывается, и мы тоже последуем в небытие спустя миг. Каждый день – разрушение, и каждый день – новое рождение. Даже сейчас нет конца этому убивающему пожару творения. Люди становятся животными, а животные – людьми, боги теряют свою божественную природу. О мудрый, есть ли здесь что-нибудь постоянное? Ожидая конца мира, солнце проводит время, снова и снова создавая своим светом день и ночь. И Брахма, и Вишну, и Рудра, и все живые существа торопятся к смерти, подобно водам, стремящимся к всепоглощающему подводному пожару. Небеса, земля, ветер, пространство, горы, реки и направления – только сухие дрова для этого огромного костра разрушения.

23–29. Богатства, родственники, слуги, друзья и власть – все теряет свой смысл перед ужасным лицом смерти. Только пока человек не вспоминает о жутком демоне смерти, все наслаждения этого мира кажутся ему приятными. В одночасье появляется богатство, в миг приходит нищета, в один момент сменяют друг друга здоровье и болезнь. Где те мудрецы, которые не обманываются этим наваждением мира, приносящим неверное понимание и ведущей к погибели? В одно мгновение пространство покрыто густой тьмой, в другое – оно будет прекрасным и блещущим золотом. В один момент небеса спокойны и наполнены темными лотосами дождевых туч, в другой – они уже гремят раскатами грома, и в следующий же миг успокаиваются и замолкают, подобно немому. В один миг они расцвечены звездами, а в следующий уже ярко освещены солнцем. В один момент они прохладны от света луны, а в следующий – небеса полностью погружаются во тьму.

30–34. Будучи знакомым со всеми этими временными проявлениями, внезапными возникновениями и разрушениями – есть ли кто-либо даже среди мудрых, кто не страшится этой сансары? Страдания набрасываются в момент, радости приходят в следующий момент, рождение и смерть с нами лишь на краткий миг. О мудрый, есть ли тут что-нибудь постоянное? Человек до рождения является одним, потом рождается другим, и продолжает меняться каждый день. О Бхагаван, нет ничего неизменного, что всегда было бы одним и тем же. Горшок становится тканью, а ткань – горшком. В сансаре нет ничего вечного. Сансара постоянно растет, что-то являет, поглощает, убивает и снова порождает. Ее состояния следуют друг за другом, как день непрерывно сменяется ночью.

35–37. Весь этот мир всегда меняется: трус побеждает сильного, один уничтожает сотню, безвестные становятся великими. Люди то появляются, то исчезают, как неисчислимые волны вздымаются и падают вниз под воздействием течений и водоворотов. Детство скоро проходит, затем быстро пролетает юность с ее забавами, и наступает старость. Если даже тело изменяется, можно ли ожидать постоянства во внешних вещах?

38–41. Ум – актер, непрерывно чередующий роли в разных ситуациях. Он то счастлив, то несчастен, то просто спокоен. Сейчас одно, потом другое, потом третье: он, как играющий ребенок, без устали забавляется игрушками и ломает их. Он создает, порождает, поддерживает, поглощает и уничтожает человека непрерывно, как день и ночь сменяют друг друга. Существа этого мира появляются и пропадают. Ни счастье, ни несчастье человека не постоянны.

42–43. Время играет со всеми живыми существами в жестокую игру, повергая в страдания всех без разбора, не делая исключения даже для разумных и не нарушающих законов. С раскидистого дерева сансары ветер времени каждый день роняет зрелые и незрелые плоды бесчисленных существ трех миров.

Такова сарга двадцать восьмая «О постоянном разрушении всего» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 29. О непостоянстве всего.

Рама продолжил:

1–4. Когда в моем могучем уме пылает такой пожар заблуждений, в нем сгорают желания чувственных наслаждений, как в озере не возникают пустынные миражи. День ото дня пребывание в сансаре становится для меня все нестерпимее, как горечь плода дерева ним возрастает по мере его созревания. В уме людей, о царь, день ото дня возрастает низменность, а чистота и доброта оставляют их, как день за днем разрастаются заросли колючек. С моралью и законами считаются все меньше, и они незаметно и беззвучно день ото дня пропадают, подобно горошинам, выпадающим из высохших и раскрывающихся с треском стручков.

5–9. Безмятежность одиночества и избавление от беспокойства лучше, о великий мудрец, чем власть царя, бесчисленные наслаждения и тревоги. Я не желаю радоваться прекрасным садам, не жажду развлекаться с женщинами, богатство не доставляет мне наслаждения. Я хочу спокойствия ума. О отец, мир недолговечен и не приносит счастья, желания неодолимы. Как я могу усмирить ум, подверженный непостоянству? Я не желаю смерти и не стремлюсь к жизни. Я хочу просто быть собой, свободным от лихорадки желаний. К чему мне царство, к чему удовольствия, богатства и вожделения? Все это возникает только из чувства «я», но я от него отказался.

10–13. Цепь рождений связывает нас крепкими узами органов чувств, подобно узлам на кожаной веревке. Тех связанных, кто стремится к освобождению, я считаю лучшими из людей. Ум возбуждается мирской красотой женщин и стараниями бога любви, как тяжелые слоны топчут ногами нежные лотосы. Если я сейчас не смогу исцелиться чистым рассудком, о великий муни, когда еще я смогу вылечить свой ум? Настоящий яд – это чувственные страдания, а не то, что называют ядом. Обычный яд только единожды убивает тело, а возбужденные чувства разрушают многие жизни.

14–20. Ни удовольствия, ни страдания, ни друзья, ни родственники, ни рождение, ни смерть – ничто не связывает ум познавшего истину. О мудрый, лучший из знающих прошлое и будущее, я молю тебя научить меня как освободиться от беспокойств, страха и душевных страданий. Ужасный лес невежества, окутанный сетью обусловленностей и заросший колючими кустами страданий, полон отвесных скал и расщелин. О мудрый, я могу выдержать, когда впиваются в мое тело острые зубья пилы, но не способен терпеть ран чувственных желаний, возникающих в сансаре. Мирские понятия «это есть, этого нет» влекут к заблуждению и заставляют содрогаться ум человека, как ветер поднимает и носит клубы пыли. На нить желаний нанизаны все живые существа, подобно жемчужинам в ожерелье, и ум среди них – самое главное украшение, вечно сияющее светом безграничного чистейшего Сознания. Я срываю это украшение змеи времени, вовлекающее в сансару, как лев легко разрывает поймавшие его сети.

21–23. О лучший из знающих истину, разгони светочем истинного знания тьму моего невежественного разума в туманном лесу сердца! Нет таких страданий, о великий, что не исчезают в компании мудрых умом, которая подобна луне, сияющей во тьме ночи. Жизнь похожа на хрупкую каплю воды, висящую в облаке, гонимом ветром. Наслаждения сверкают вокруг быстрыми молниями. Волнения и игры юности подобны потокам воды. Постигнув это, я твердо настроен в скором времени успокоить свой ум.

Такова сарга двадцать девятая «О непостоянстве всего» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 30. Заключение речи.

Рама сказал:

1–6. Видя мир угодившим в ловушку сотен глупых страданий и проблем, я погружаюсь в болото печальных мыслей. Мой ум смущен, недоумение растет, мои руки и ноги дрожат, подобно листьям на засыхающем дереве. Мой ум, не достигший твердости, говорящей об окончательном успокоении, сомневается и боится, как юная девушка в лесу рядом с нерешительным мужем, который не может защитить ее от опасностей. Ум и интеллект не могут разобраться в собственных заключениях и противоречивых мнениях, подобно оленю, обманутому ямой-ловушкой, что замаскирована свежей травой и листьями. Чувства, не имея различения, погружаются в страдание и не могут прийти к истине, словно несчастные слепцы, упавшие в глубокий овраг. Беспокойство не может успокоиться и не способно действовать по своему желанию, будучи зависимым от дживы, подобно подневольной мужу молодой жене в чужом доме.

7–10. Я отказался от старых привычек и деяний, но что-то удерживает меня. Я подобен крепкому плющу поздней осенью, окоченевшему, но живому. Я отбросил все мирские интересы, но не тверд в этом. Мое состояние неустойчиво, и я колеблюсь между оставлением мирского и обращением к истине. Не постигнув своей природы, мой ум не может успокоиться и во всем заблуждается, как в темноте сухое дерево кажется человеком. Непостоянный ум бродит в творении и стремится к наслаждениям, не расставаясь со своими заблуждениями, как боги не могут расстаться со своими небесными колесницами.

11–20. Скажи, о садху, что это за состояние, неподвижное и безусильное, в котором нет обманов и заблуждений, беспокойств и боли? Как великие, такие как Джанака и другие, достигли высочайшего состояния, продолжая выполнять все необходимые действия? Как, о мудрейший, человек может оставаться чистым в этой грязи сансары, налипающей на него со всех сторон? Имея какое видение, великие люди действуют в этом мире, не будучи затронутыми прегрешениями и обретя освобождение еще в этой жизни? Змеи чарующих объектов органов чувств только пугают. Как эти капризные ужасные змеи могут стать благими? Как озеро понимания, в котором плещется слон заблуждений, поднимая муть и волнения, может обрести высочайший покой? Как человек, остающийся в потоке сансары, может оставаться незатронутым ею, когда он подобен капле воды, падающей с листа лотоса? Как человек может достичь высшей истины, где ум не затрагивается наслаждениями и видит все в себе, как себя самого, а все вовне – как бесполезную солому? Следуя какому великому мудрецу, пересекшему этот огромный океан сансары, человек освободится от страданий? Что можно назвать благом? Что можно считать желанным плодом? Что следует делать в этой бессмысленной сансаре?

21–25. Открой мне то, что позволит мне постигнуть причины и следствия этого непостоянного мира, сотворенного Создателем, о мудрый! Научи меня, как очистить луну моего ума в пространстве сердца от загрязняющих его пятен невежества, о брахман! К чему следует стремиться и от чего надлежит отречься? Что позволит моему неугомонному уму успокоиться и стать неподвижным, как гора? С помощью какой очистительной мантры исчезнет без следа эта болезнь ужасной сансары с ее бесчисленными заботами и проблемами? Как мне достичь абсолютного внутреннего спокойствия, неизменного, как полная луна, и блаженного, как прекрасный цветок?

26–27. О просветленные мудрецы, знающие истину, научите меня, как обрести полноту внутреннего блаженства и никогда не страдать снова. О мудрый, бесчисленные мысли постоянно тревожат меня и не дают оказаться в спокойствии высшего состояния, полного абсолютного блаженства, подобно псам, терзающим в лесу едва живое тело.

Такова сарга тридцатая «Заключение речи» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 31. Вопросы Рамы.

Рама продолжил:

1–6. Когда жизнь есть капля воды, повисшая на дрожащем листе дерева на вершине горы, или краткий блик луча лунного месяца, украшающего Шиву; когда презираемое тело подобно вибрирующей коже на горле квакающей в болоте лягушки, а компания даже хороших людей, родственников и друзей представляется душащей петлей; когда в окружении ветров обусловленностей сверкают молнии глупых желаний и надежд, а в пугающих тучах наваждений слышны раскаты грома; когда ужасный торопливый павлин жадности исполняет танец разрушения, а коварное дерево страданий бурно расцветает; когда беспощадный кот смерти без устали выслеживает мышей всех живых существ, падающих откуда-то с небес, – какой существует метод или путь, какие возможны мысли и где прибежище? Как не превратить жизнь в опасный лес, устремленный к разрушению?

7–12. Нет ничего ужасного и бесполезного ни на земле, ни в небесах, ни среди богов, что мудрые не могли бы сделать прекрасным. Как эта ужасная сансара, полная ошибок и заблуждений, может стать ублажающей и чуждой глупости? От омовения молоком созревающих надежд на прекращение всех страданий сансара обретает красоту, как весна убирает землю свежими чистыми цветами. Что очистит нектарное сияние луны разума от грязи желания, сделав его девственно чистым? Примеру кого, одолевшего видимое творение и избавившегося от соблазнов миров этого и следующего, надо следовать, чтобы выбраться из этого леса сансары? Как тяжелые болезни привязанностей и отвращений и бесконечные волны удовольствий могут не касаться человека, несомого океаном сансары?

13–17. О лучший из мудрых, как познавшие истину своей природы остаются вне сансары, даже находясь в этом огне страданий, подобно ртути, что не меняется, пусть и брошенная в пламя? Ведь невозможно, пребывая в этом мире, обойтись без мирских действий, как попавший в океан не может остаться сухим. Даже лучшие действия в этом мире не свершаются без пристрастий, отвращений и без заинтересованности в счастье или несчастье, как нет огня, который бы не обжигал. Все живое во всех трех мирах связывается понятиями ума, и это невозможно прекратить, не обладая подходящим методом. Объясни мне этот прекрасный метод! Научи меня этому замечательному способу, который поможет мне перестать страдать, действуя в этом мире или не действуя.

18–26. Как и чем достигается высочайшее понимание, и что это за истина, с помощью которой ум полностью очищается и обретает изначальное, высшее спокойствие? О мудрый, объясни мне свое знание, открой, как рассеять заблуждение. Научи меня, как освободиться от страданий. О брахман, если такого метода не существует, или ты, зная его, не откроешь его мне, а я сам не смогу достичь этого непревзойденного спокойствия, тогда я, оставив все желания и ощущение своей отдельности, откажусь от еды и воды, отрину одеяния и отвергну выполнение действий и обязанностей – омовений, подаяний пропитания и всего остального. Я отрекусь от любых действий, хороших или плохих. У меня не осталось другого стремления, кроме желания оставить свое тело, о мудрый. Совершенно без страха и сомнений, без чувства «я» и «мое» я останусь неподвижным и молчаливым, уподобившись нарисованной фигуре. Затем постепенно я откажусь от необходимости делать вдохи и выдохи, и в этом состоянии оставлю бесполезное тело. Оно – не я, и ничто не мое. Успокоившись, как лампа, в которой кончилось масло, оставив все, я покину умершее тело.

Валмики сказал:

27. Произнеся это, Рама, прекрасный, как чистая луна, с умом, сияющим высшим самопознанием, замолчал перед великими мудрецами, как замолкает синегорлый павлин, уставший от своих криков, приветствующих тучи.

Такова сарга тридцать первая «Вопросы Рамы» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 32. Одобрение небожителей.

Валмики сказал:

1–4. Когда лотосоокий царевич Рама закончил свою речь, пресекающую все заблуждения ума, все собравшиеся, с широко распахнутыми от восторга глазами, поднялись. Даже волосы на их телах встали дыбом, пройдя сквозь одежды, как будто прислушиваясь к его словам. Слушатели освободились от мирских обусловленностей и обрели бесстрастие. На мгновение их как будто омыло волнами океана нектара. Внимая словам благословенного Рамы, они исполнились внутреннего блаженства и замерли, как недвижные изображения.

5–11. Раму слушали Васиштха, Вишвамитра и другие мудрецы, присутствующие в зале собраний; главные советники Джаянта и Дришти, изощренные в политике; могучие цари во главе с Дашаратхой, жители города и приезжие, царевичи, брахманы и последователи разных учений об истине; а также друзья и слуги, птицы в клетках, застывшие игривые антилопы; лошади, поднявшие головы от травы; женщины во главе с Каусальей, замершие неподвижно на балконах, стараясь не звенеть своими украшениями; птицы в садах и на вершинах дворцов, прекратившие щебетать и хлопать крыльями; сиддхи и небожители, божественные музыканты гандхарвы и киннары; величайшие мудрецы Нарада, Вьяса, Пулаха и другие; а также различные боги и божества, чародеи видьядхары и великие змеи – все слушали удивительные и полные мудрости слова Рамы.

12–13. Затем, когда лотосоокий Рама, прекрасная луна в небесах рода Рагху, умолк, пространство наполнилось одобрительными возгласами божественных сиддхов, а с небес дождем посыпались цветы.

14–22. Эти потоки цветов гудели пчелами, отдыхающими в чашечках соцветий мандары, и пьянили людей своими сладкими восхитительными ароматами; цветы напоминали множество звезд, сброшенных ветрами с небес, и сияли, как упавшие на землю улыбки райских красавиц. Казалось, что вниз опускаются белые клочья облаков из молчаливых туч или сгустки масла, образующиеся при пахтанье. Потоки цветов напоминали снегопад прекрасных жемчужин, гирлянды лунного света или разлившиеся волны океана молока. В вихре кружились лепестки лотосов, вокруг которых гудели пчелы и веял легкий ветерок, посвистывая и разнося сладкое благоухание; летели цветы кетаки, мелькали белые лотосы, опускались соцветия жасмина и лилии. Цветочный дождь усыпал зал собраний и разлетелся по крышам дворцовых покоев. Жители города с удивлением поднимали головы, глядя на невиданный ранее поток цветов, ниспадающих, к изумлению всех людей, с безоблачного неба, чистого, как голубой лотос. Дождь из цветов, разбрасываемых невидимыми небесными сиддхами, длился четверть часа.

23–27. Когда цветочный дождь прекратился, засыпав все вокруг, собравшиеся услышали слова сиддхов: «Мы, сиддхи, путешествовали в божественных пространствах с самого начала времен, но никогда ранее не слышали таких речей, выражающих самую суть писаний, как эти прекрасные и возвышенные слова бесстрастного Рамы, луны семейства Рагху. Лучше не мог бы сказать даже сам Брихаспати, учитель богов. Мы сейчас были щедро одарены возможностью услышать из уст Рамы эту речь, приносящую полное спокойствие уму. Возвышенные слова Рамы, украшения семейства Рагху, целительным нектаром успокоения уничтожают страдания и беспокойства. Благодаря им, мы мгновенно и полностью пробудились».

Такова сарга тридцать вторая «Одобрение небожителей» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 33. Собрание небесных и земных обитателей.

Сиддхи сказали:

1–3. Мы желаем услышать от великих мудрецов ответ на эти очищающие и освежающие слова великого потомка Рагху. О великие мудрецы во главе с Нарадой, Вьясой и Пулахой! Отложите все и приходите скорее сюда, о великие риши! Давайте мы встретимся все в этом зале собраний царя Дашаратхи, подобно пчелам, слетающимся на сияющий золотом цветок лотоса.

Валмики сказал:

4–6. После этих слов все небожители, компания божественных мудрецов, опустились с небес в зал собраний. Во главе их был Нарада, не оставляющий свою сладкоголосую лютню; далее Вьяса, темный и подобный туче; еще Бхригу, Ангирас, Пуластья и иные величайшие в окружении лучших из мудрецов – Чьявана, Уддалака, Ушира, Шаралома и множества других.

7–10. Они опустились, касаясь друг друга одеждами из оленьих шкур, с раскачивающимися четками из рудракши и красивыми сосудами для воды, распространяя вокруг сияние, подобно бесчисленным звездам в небе. Их лица сияли, они освещали друг друга, подобно множеству солнц. Как драгоценности в гирлянде, они озаряли всех вокруг своими разноцветными отблесками, и в присутствии друг друга становились еще более прекрасными, как жемчужины в ожерелье. Одни были подобны потокам лунного света, другие – сияющим солнцам. Они были словно множество полных лун, собравшихся вместе.

11–12. Вьяса сиял, подобно облаку среди бесчисленных звезд, Нарада – подобно прохладной луне среди целого моря звезд. Пуластья среди богов казался самим Индрой, Ангирас среди них блистал как солнце.

13–17. Когда это огромное воинство сиддхов спустилось с небес на землю, мудрецы в зале собраний царя Дашаратхи учтиво поднялись для приветствий. Небесные и земные обитатели смешались друг с другом, их сияние взаимно преумножилось и озарило все вокруг. Некоторые держали в руках бамбуковые палки, некоторые – прекрасные лотосы. Их головы были украшены травой дурва, а в их волосах светились драгоценные камни. Волосы некоторых были собраны в узлы или окрашены в огненно-оранжевый цвет. Их руки украшали ожерелья из рудракши и гирлянды из цветов жасмина. Они были облачены в одежды из коры и прикрыты шелковыми накидками и цветочными гирляндами. Их украшали священные нити из трав и ниспадающие жемчужные ожерелья.

18–22. Васиштха и Вишвамитра по очереди ублаготворили всех небесных обитателей пуджей, поднесением воды, приветственными словами и омовением ног. Небожители тоже в свою очередь уважительно приветствовали Васиштху и Вишвамитру пуджей, поднесением воды, омовением ног и сердечными словами. Со всем уважением царь свидетельствовал свое почтение всем сиддхам, и сиддхи приветствовали царя, задав традиционные вопросы о его благополучии. После учтивых слов и взаимных поклонов небожители и земные обитатели заняли свои места. Радостными словами, дождем цветов и похвалами они приветствовали Раму, который радушно принимал их поклонами со сложенными почтительно руками.

23–27. Затем Рама, сияющий царственными достоинствами, опустился на свое место. Также заняли свои места Вишвамитра, Васиштха, Вамадева и другие мудрые советники; Нарада, сын Брахмы, великий мудрец Вьяса, а также Маричи и Дурваса, мудрый Ангирас; Крату, Пуластья, Пулаха, мудрец Шаралома, Ватсьяяна, Бхарадваджа, великий мудрец Валмики; Уддалака, Ричика, Шарьяти и Чьявана. Они и многие другие, изучившие Веды и науки веданг, познавшие истину, великие мудрецы и учителя – все они заняли свои места.

28–32. Затем Нарада, Васиштха, Вишвамитра и другие мудрецы, знающие Веды, обратились к Раме, потупившему взор: «Превосходно! Юный Рама произнес прекрасную речь, исполненную мудрости высшего устремления, порожденную чувством бесстрастия. Она полна совершенства, ясного понимания, достоинства, красоты, ясности и твердости. Ее смысл прозрачен и полезен, он приносит блаженство бесстрастия. Остался ли кто безразличным к словам Рамы? Едва ли даже один из сотни мог бы произнести подобную удивительную речь, подвигнувшую всех к размышлениям и с удивительным искусством выражающую желаемый смысл.

33–38. О юноша, в ком еще, кроме тебя, может распуститься лиана острых стрел познания с плодами мудрого различения? Только тот, в чьем сердце светом истины горит огонь лампы мудрости, как у Рамы, может считаться действительно человеком. Огромное большинство людей – просто существа из плоти, костей и крови, наслаждающиеся чувственными удовольствиями. Среди них нет разумных. Снова и снова повторяются страдания рождений, смертей и старости, но эти заблуждающиеся животные не задумываются о сансаре. Исключительно редко можно встретить одного, подобного Раме, который был бы обителью чистоты и обладал способностью к размышлениям о причинах и следствиях всего в мире. Такие прекрасные, безупречные, добродетельные люди очень редки в этом мире, как редки манговые деревья с кроной безукоризненной формы, увешанные ароматными и вкусными восхитительными плодами.

39–44. Даже в столь юном возрасте достойный поклонения Рама обладает совершенным пониманием проблем сансары и удивительно владеет способностью к исследованию собственной природы. Повсюду есть растущие во множестве красивые деревья, покрытые цветами и плодами, но редко – ароматное сандаловое дерево. Везде, в каждом лесу, найдутся деревья с цветами и плодами, но редко – удивительное, несравненное гвоздичное дерево. Мы выслушали замечательную речь Рамы, прекрасную, как прохладный свет луны, как соцветие чудесного дерева и как аромат цветка. О лучшие из дваждырожденных, чрезвычайно сложно постичь истину в этой горящей сансаре, созданной жестокой и безжалостной судьбой. Благословенны те, кто стремится осмыслить истину этого мира. Они – лучшие из людей и обладают подлинным богатством.

45–46. Мы думаем, что во всех мирах нет и не будет никого, сравнимого с Рамой в различении истинного и величии души. Если разум Рамы, изумляющий весь мир, не обретет искомой истины, то мы, несомненно, глупы, а не мудры».

Такова сарга тридцать третья «Собрание небесных и земных обитателей» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи в 32 тысячах строф, ведущей к Освобождению, записанной Валмики со слов посланца богов.

Такова книга первая «О разочаровании».