Йога Васиштхи Том 1

Сарга 1. Объяснение причины несвободы.

Васиштха сказал:

1–2. Знающий Брахмана указывает на Брахмана с помощью звуков собственных слов, возникающих в нем как в сновидении. Разгадывающий верно эти указатели познает Брахмана. Так как весь мир пребывает в пространстве Брахмана как иллюзия, все вопросы, что поднимаются об этом мире: что это за мир, откуда он возник, где он и куда пропадает? – разрешаются в согласии с этим принципом.

3–5. О разумный, слушай мое изложение, данное в соответствии с мудростью, реальностью, порядком и собственным опытом. Познавший истину себя как пространство Сознания воспринимает мир как обманчивое сновидение. Весь мир предстает перед ним как сон, включая и чувство «я». После книги, дающей наставления по поведению достойного искателя освобождения, я приступаю к объяснению этой книги «О создании мира», Утпатти пракарана.

6–8. Несвобода возникает, когда видимое представляется реальным. Когда восприятие видимого отсутствует, несвобода не появляется. Слушай детальное объяснение того, как исчезает кажущаяся реальность зримого. В этом творении только сотворенное способно расти, изменяться, достигать освобождения, идти в рай или в ад. Сейчас, дабы пробудить тебя, я поведаю, как существующее прежде творения становится собственно творением.

9–12. Слушай, о Рагхава, я тебе расскажу кратко о содержании этой книги, а затем разъясню в подробностях все то, что вызовет у тебя вопросы. Все видимое в этом мире, движущееся и неподвижное, по завершении эпохи существования полностью пропадает, подобно тому, как сон со сновидениями переходит в глубокий сон. То, что остается, – чистая реальность, недвижная, глубокая, беспредельная, неописуемая и непроявленная, ни свет и ни тьма. Для облегчения объяснений она по-разному называется мудрыми – истиной, Атманом, высочайшим Брахманом, бытием и так далее.

13–16. Это единое Сознание, Атман, само по себе видится себе как нечто иное, как будто обретая жалкое существование отдельного существа. Так Атман теряется в понятиях о себе как о дживе, отдельном существе, и становится непоседливым умом из-за непостоянных понятий и представлений. Таким образом в великом безграничном Атмане проявляется изначальный ум, из неподвижного превращаясь в движущийся, подобно волне, что рождается на поверхности океана. Так всеохватный ум мгновенно проявляется сам по себе собственными понятиями, как вся эта удивительная, широко раскинувшаяся сеть иллюзии.

17–20. Как золотой браслет не может быть отделен от золота и зависим от него, в то время как золото в своем существовании не зависит от браслета, так и суть этого мира неотделима от бесконечного Сознания. Этот мир, будучи по своей природе бесконечностью, пребывает в Брахмане, не имея отдельного существования, не существуя как «мир», подобно браслету, пребывающему в золоте не отделимым от него. Как в жаре миража течет река, нереальная, но выглядящая реальной, так ум раскинулся иллюзией этого мира, который мнится настоящим. Всезнающие мудрецы называют это по-разному – невежеством, сансарой, несвободой, иллюзией майи, заблуждением или тьмой неведения.

21–23. О луноликий Рама, внемли моему рассказу о том, что собой являет несвобода. Узнав это, ты поймешь, какова природа освобождения. Когда наблюдатель и наблюдаемое принимаются за реальность, это называется несвободой. Наблюдатель лишается свободы силой наблюдаемого. Когда видимое исчезает, он освобождается. Мир, ты, я и все остальное нереальны по сути; это наблюдаемые объекты. Пока продолжается их восприятие, освобождение невозможно.

24–26. Пустая болтовня о нереальности восприятий не прекращает их. Наоборот, с возрастанием бремени понятий болезнь неверного понятия только умножается. Столь же бесполезны сухая логика, путешествия к святыням, следование добродетели и прочие средства, пока объекты мира видятся реальными, о разумные слушатели. Если бы видимый мир был реальным, он никогда бы не прекратился, ибо нереальное не может существовать, а реальное не может не существовать.

27–29. Невообразимое чистое Сознание, Атман, где бы ни проявилось осознающим наблюдателем, тут же перед ним появляются бесчисленные наблюдаемые объекты, даже внутри крошечной частицы! Поэтому понимание: «Этот мир существует, я отказался от его видимости, практикуя аскезу, внутреннее сосредоточение и повторение мантр», – подобно тому, как пьяница отказывается от вина, вдоволь напившись! О Рама, если этот мир вообще видится, то он только отражается в зеркале Сознания, даже в мельчайшей его части.

30–36. Везде, где есть мир, он отражается в зеркале Сознания, как объект отражается в зеркале воды в реке, океане, в луже на земле или в горах. Это приносит непреходящие страдания: старость, смерть и рождения, существование и несуществование, влечение и отвращение, плотное и тонкое, бодрствование и сон, подвижное и неподвижное. «Видение этого мира мной отброшено, и я пребываю в самадхи», – когда в самадхи остается такое семя воспоминаний о творении, как может быть непрерывным состояние самадхи? Как в нем может возникнуть окончательное, четвертое, состояние, или турия? Когда ты пробуждаешься из такого самадхи, как ото сна, мир с его бесконечными страданиями снова возникает, как и раньше. Достижение этого так называемого самадхи, о Рама, бесполезно, ибо какое счастье в том, что длится лишь мгновение, вслед за которым ты опять погружаешься в страдания? Если же видимое превзойдено непосредственным пониманием, если ты погружаешься в нирвикальпа самадхи, тогда самадхи становится подобным непрерывному глубокому сну. И это считается высочайшим и чистейшим состоянием.

37–41. Пока видится реальность любых имен и форм, это состояние невозможно достигнуть. Воистину, где существует движение ума, имеется и эта иллюзия мира. Если наблюдатель с помощью усилия преодолевает движение ума, становясь подобным бездеятельному камню, то с окончанием усилия он снова видит мир! Каждый знает, что такое состояние самадхи без восприятий, напоминающее состояние бессознательного камня, ни для кого не становится постоянным. И даже наилучшие успехи в достижении такого камнеподобного бессознательного самадхи не преображают его в высочайшее состояние чистейшего изначального неизменного Сознания, Брахмана. Поэтому, если этот мир с его объектами видится реальным, он никогда не прекращается. Только глупцы воображают, что спокойствие достигается аскетизмом, повторением мантр или сосредоточением.

42–47. Как в зарослях лотоса в глубине цветка прячется семя, так понятие о восприятии потаенно наличествует в воспринимающем. Как существует смысл в значениях слов, масло – в семенах кунжута и аромат – в цветах, так способность к восприятию имеется в воспринимающем. Где бы ни была спрятана камфара или иное пахучее вещество, источаемый ими аромат выдает их присутствие. Так же в глубинах ума возникает видимый мир. Как ты ощущаешь свои сны, фантазии и иные восприятия, так и зримый мир воспринимается видящим его. Как привидение, воображенное ребенком, страшит его, так и видимые формы обманывают и пугают того, кто их наблюдает. Как семя в соответствии со временем и местом прорастает и обращается прекрасным растением, так и воспринимающий ум расцветает восприятиями объектов.

48. Как красота видимого пробуждается, существует и погибает в сердце, так же существование кажущегося материального мира, являющегося чистым Сознанием, ощущается как внутреннее восприятие.

Такова сарга первая «Объяснение причины несвободы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 2. Об изначальном Создателе.

Васиштха сказал:

1. Слушай эту прекрасную историю о мудреце Акаша-дже, рожденном из пространства. Эта история из книги «О создании», о Рагхава, несомненно, дарует тебе просветление.

2–4. Живет где-то мудрец Акаша-джа, дваждырожденный брахман, приверженный дхарме и неизменно погруженный во внутреннее глубокое созерцание, благожелательный ко всем. Он жил уже весьма долго, когда Смерть решила забрать его, рассудив: «Воистину, я не умираю и в свое время съедаю всех живых существ! Почему же я до сих пор не поглотила этого дваждырожденного Акаша-джу? Почему я не могу поразить его, и моя сила пропадает, как будто мой меч ударяется о камень?»

5–8. Решив убить мудреца, смерть отправилась в город, где он жил: те, кто стремится к цели, не оставляют усилий и не прекращают действий. Но когда смерть пыталась войти в жилище Акаша-джа, на ее пути вздымалось пламя, подобное пожару, разрушающему вселенную. Прорвавшись через стену яростного огня, она проникла в дом. Увидев дваждырожденного, смерть пыталась схватить его своими руками, но даже видя мудреца прямо перед собой и будучи сильной, сотней своих рук она не могла схватить брахмана, как невозможно поймать воображаемый образ.

9. Тогда Смерть отправилась к богу Яме, ведающему судьбами смертных, за помощью в решении этой сложной задачи. Она спросила его: «О великий, почему я не могу забрать этого Акаша-джу?»

Яма ответил:

10–11. О Смерть, ты никого не можешь убить по своей воле. Смерть есть результат кармы, собственных деяний человека, и никак иначе. Потому попробуй отыскать карму брахмана, которого ты намереваешься погубить. С ее помощью ты сможешь его поглотить.

12–15. Тогда Смерть пошла искать карму этого человека. Она блуждала и близко, и далеко, ведя поиски в реках и озерах, повсюду, во всех направлениях; в лесах, джунглях и болотах, в горах и на берегах океанов, на разных островах и континентах, в пустынях, городах и деревнях; в селах и во всех царствах и в удаленных пещерах. Проходя по всей земле, она нигде не могла найти карму этого человека. Несмотря на все усилия, Смерть не сумела отыскать никакой кармы Акаша-джи, как мудрый не может найти сына бесплодной женщины или взойти на воображаемую гору.

16–17. Снова она вернулась к всезнающему Яме с теми же вопросами и сомнениями, ибо только хозяин может развеять недоумение своих слуг. Смерть вопросила: «Скажи мне, о господин, где можно разыскать карму Акаша-джи?» После долгого размышления мудрый правитель ответствовал так.

Яма сказал:

18–25. О Смерть, кармы Акаша-джи вообще не существует. Святой мудрец Акаша-джа есть порождение пространства. Тот, кто создан пространством, столь же чист, как и пространство. Он не затронут никакими действиями, и у него попросту нет кармы. Он совершенно не связан прошлыми действиями, и, подобно сыну бесплодной женщины, он никогда не был рожден. Не было причин для его появления на свет, и потому он есть только пространство; у него нет предшествующих карм, он напоминает огромное воображаемое дерево в небе. Благодаря отсутствию прошлых карм у него даже нет независимого ума, и он не совершил действий, которые сделали бы его доступным для тебя. Его сущность – пространство, его форма – лишь форма чистого пространства, он всегда сам себе причина и не имеет других причин. У него нет прошлых карм, и он ничего не совершает сейчас, он является только самим осознающим пространством. Нам и другим движение его праны указывает на действие, но он кажется что-то совершающим лишь нам; для него же самого не существует понятия кармы.

26–30. Его действия и намерения – чистое Сознание, которые только мнятся отличными от него, как формы, вырезанные в неизменной массе Сознания. Поэтому, с высшей точки зрения, этот святой дваждырожденный существует как воплощение природы чистого пространства, как текучесть естественным образом присутствует в воде или пустота – в небе. Как движение неразрывно связано с ветром, так и этот святой остается в высочайшем состоянии. У него нет ни карм былых рождений, ни кармы этой жизни. У него нет прошлых действий, и поэтому он свободен от сансары. При отсутствии иных причин для рождения он знает себя не отличным от своей причины. В силу отсутствия других причин он есть порождение самого себя.

31–33. Он не является деятелем сейчас и не был им раньше. Скажи, разве способна ты дотянуться до него? Если бы у него в уме были мысли, тогда его уже можно было бы считать мертвым. Тот, кто полагает, что он является телом, созданным из пяти элементов, несомненно, материален, и смерть может его настичь. Но этот брахман никак не связан с понятием о теле из пяти элементов, он не имеет формы, и ты его не можешь забрать, как невозможно связать небо даже самой крепкой веревкой.

Смерть спросила:

34. О великий, поведай мне, как он может быть порожден пустотой, и объясни, состоит он из пяти материальных элементов или нет?

Яма ответил:

35–38. Этот дваждырожденный никогда не рождался и не существует, он есть абсолютный безграничный свет Сознания, такова его сущность. Когда наступает время вселенского разрушения, не остается ничего, помимо недвижного, нерушимого, бесконечного абсолютного Брахмана – пустого, вечного, тончайшего, высочайшего и лишенного свойств. Потом словно рядом с ним является воображаемая форма, подобная скале. По своей природе сознания, Сознание осознает: «Это я», – и в силу этой случайной ошибки воспринимает свою иллюзорную форму.

39–44. Этот брахман с начала творения остается в чистом пространстве как не обладающее понятиями пространство Сознания. У него нет ни тела, ни поступков, ни обусловленностей и привычек, и он не чувствует себя деятелем. Он – чистое пространство Сознания, его безграничная цельная масса. Он не окутан сетью прошлых обусловленностей, его природа – только чистое пространство, подобно тому как блистающий свет – природа огня. Когда прекращается восприятие мира, он остается единственно как чистое пространство Сознания. Где в нем материальность пяти элементов? Откуда им взяться? Посему, о Смерть, тебе лучше отступиться от попыток забрать его. Никак и никогда нельзя ухватить пространство.

Услышав это, удивленная Смерть удалилась восвояси.

Рама сказал:

45. Я думаю, что ты говоришь о Создателе Брахме, своем прародителе. Это он – самопоявившийся, нерожденный, единая сущность всего, являющаяся по своей природе чистым Сознанием.

Васиштха ответил:

46–47. Верно, тот, о ком я тебе поведал и о ком в давние времена состоялся разговор между Смертью и Ямой, – это сам Создатель Брахма. В конце эпохи, когда всепоглощающая Смерть уничтожила все живые существа, почувствовав в себе силу, она снова пришла к лотосорожденному Брахме.

48–52. В этот раз благородный царь Яма так наставлял ее:

Когда что-то совершается постоянно, к этому появляется пристрастие. Как можно достичь Брахмы, чье тело – чистое безграничное пространство? Это невещественная форма, представление ума. Кто есть удивительное пространство Сознания, воплощенное осознание, тот является только пространством Сознания, не имеющим причинности и следствия. Его форма – проявление пространства, подобное воображаемой личности. Он сияет, не имея материальности пяти элементов, порождая сам себя. Как в чистом пространстве можно вообразить нить жемчуга или увидеть во сне целый город, в котором нет материальных элементов, так и он бестелесно возникает сам по себе.

53–55. В чистом Сознании, высшем Атмане, нет того, кто видит, и нет объекта восприятия, существует только Сознание, и поэтому он сотворен самим собой. Брахмой называется чистый мысленный образ, идея, личность, состоящая из понятия, не обладающая никакой материальностью. Как в уме художника возникает картина, полная бестелесных созданий, так же видится Брахма, подобный синеве в чистейшем пространстве Сознания.

56. Создатель Брахма сияет как чистейшее пространство Сознания, без начала, середины или конца, само-проявившийся силой собственного осознания. Лишь по виду он напоминает живое существо, в реальности же не имеет тела, подобно сыну бесплодной женщины.

Такова сарга вторая «Об изначальном Создателе» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 3. О причине несвободы.

Рама сказал:

1–2. Воистину, ум чист и лишен материальности, как ты говоришь, и ум есть Создатель Брахма, истинная реальность, лишенная материальных элементов земли и вообще всего вещественного. Скажи мне, о мудрый, почему для него память прошлого не является причиной рождения, как это происходит со мной, тобой и другими существами?

Васиштха ответил:

3–6. Память о прошлом теле, отягощенном результатами прошлых действий, становится причиной для пребывания в сансаре. Если прошлых действий Брахмы не существует, откуда и каким образом может возникнуть память о них? Потому он существует без причины, или же единственной причиной его существования является его собственная мысль. Он – самопроявившийся, возникший сам по себе, не отличный от себя самого, остающийся в собственной природе. Самопроявленный имеет лишь тонкое тело, у нерожденного нет материального тела, о Рама.

Рама спросил:

7. У всех существ есть и тонкое, и материальное тело. Как может быть у Создателя Брахмы только одно тонкое тело?

Васиштха ответил:

8–9. Все существа, имеющие причину, имеют два тела – тонкое и материальное; но нерожденный, не имея причины, обладает лишь тонким телом. Только нерожденный Брахма является наипервейшей причиной всех разнообразных существ; у него же самого, нерожденного, нет причины, и потому у него только одно тело.

10–12. У изначального Создателя нет материального тела; он сияет, как пространство самого себя, своей сущности, имея только тонкое тело. Его тело – сущность мысли, и в его природе нет ничего материального. Тело изначального Создателя – чистое пространство, порождающее разнообразные существа. Не имея иных внутренних причин, эти существа являются формами этого пространства Сознания; каждый знает, что сущность причины и следствия всегда одна и та же.

13–18. Создатель является только высочайшим Сознанием и чистой нирваной, и создание по своей природе – только мысль, в которой нет ничего материального. Создатель есть изначальный всплеск Сознания, ментальное тело, возникшее как ощущение себя и предшествующее всем живым существам, пребывающим в сансаре. Из этого изначального волнения проявляется все творение, не имея иной отдельной природы, как от ветра рождается движение воздуха. Из волнения создается это творение как кажущееся, как видимость, которая воспринимается реальной. Как в пригрезившемся городе любовные утехи с прекрасной женщиной хотя и не реальны, но ощущаются удивительно реальными, так и Создатель всех существ, пребывающий сам в себе, нематериальный и бестелесный, имеющий форму пространства, кажется обладающим формой и телом.

19–21. Имея форму Сознания, он не возникает и не исчезает; он самосуществует по своей сути, не имея других причин, и потому не рождается и не умирает. Брахма, существующий лишь как мыслеформа, лишенная материальности, чья природа – только мысль, сам является причиной существования всех трех миров. Он – самопоявляющийся, как понятие, он – по своей сути пустое пространство, которое становится твердым, как скала.

22–25. Тонкое тело кажется плотным, если забыта его сущность. Так ребенок, воображая привидение существующим, начинает видеть его. Но Брахма, будучи великим Сознанием, не забывает своей природы. Имея чистый ум благодаря изначальному пробуждению, он не утрачивает знания о своем тонком теле. Для него не возникает привидение плотного тела, нереальное и преумножающее невежественные заблуждения, как иллюзорный мираж. Брахма – это чистый разум, в его природе нет ничего материального, и поэтому вся вселенная, порожденная им, тоже имеет природу ума. Ибо какова причина, таково и следствие.

26–30. Нерожденный не имеет никаких причин, и потому его порождения тоже беспричинны! Не существует никакого различия следствий от причины: как чиста причина, так же чисто и следствие. Но здесь вообще нет причин и следствий: каково безграничное Сознание, таковы и все эти три мира! Как будто приобретая свойства чистого разума, Брахма являет творение, не отличное от своей природы, как текучесть неотделима от воды. Его чистый ум простирается, как весь мир, который нереален, как воображенный город или воздушный замок, привидевшийся в облаках.

31–36. Материальности не существует, как в веревке нет змеи. Брахма и другие существа являют собой пробужденное чистое Сознание. Как они могут быть материальными? У пробужденного ума нет даже тонкого тела, откуда и как вообще возникли разговоры о материальном? Мыслеформы человеческого ума, обладая природой Создателя Брахмы, тоже видятся реальным миром. Ум имеет природу Создателя Брахмы, он полон различных мыслей и образов и, расширяясь, на основе самого себя создает свой мир. Брахма есть ум, ум – тело Брахмы, и нет никакой материальности! Она лишь воображаема. Как в семени лотоса заключается сам лотос, так в уме содержится воспринимаемый им мир. Никогда не было и нет никакой разницы между умом и видимым объектом.

37–39. Как все происходящее во сне или представляемое в уме видится и ощущается внутри, так и весь видимый мир видится и ощущается в глубине, в сердце. Как несуществующее привидение пугает ребенка, пребывая только в воображении, так разнообразные видимые формы страшат видящего их. Как росток пробивается из семени в надлежащее время и в соответствующем месте, так и воспринимающий ум прорастает видимым миром.

40. Если бы мир был реальным, его страдания и боль никогда бы не могли прекратиться; пока видимое не исчезло, невозможно понимание истины. Если же видимый мир нереален, тогда он является конечным, и понимающий обретает мудрость, называемую освобождением.

Такова сарга третья «О причине несвободы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 4. О книге о создании.

Валмики сказал:

1–3. Полностью обратившись в слух, присутствующие внимали течению слов лучшего среди мудрых, замерев в молчании. Стал бездвижным и не звенел ни один колокольчик на браслетах, и даже попугаи и голуби в клетках прекратили свои игры и воркование. Женщины замерли, позабыв о кокетстве, и все пребывающие во дворце были недвижимы, подобно фигурам нарисованной на стене картины.

4–9. Наступил приятно теплый вечер, до конца дня оставалось лишь около часа, и с ослаблением солнечного света начали подходить к завершению все дневные заботы. Прохладный ветерок разносил повсюду густой аромат распустившихся лотосов, он как будто намеренно прилетел сюда, чтобы послушать мудрые речи. Солнце, закончив свои дневные дела, устремилось к пустым склонам западных гор, чтобы скрыться там и в одиночестве поразмыслить над услышанным. Леса и сады, как туманом, были укутаны прохладой и спокойствием, появившимися словно от внимания мудрым словам. Люди повсюду замедлили свои движения и прервали действия, как будто с тем, чтобы прислушаться к объяснениям мудрого. Тени стали длинными, точно вытягивая свои шеи и пытаясь не пропустить ни слова из мудрого учения Васиштхи.

10–13. Прислуживающий у дверей дворца стражник низко поклонился царю всей земли и сказал: «О великий, проходит время для омовений и молитв». Тогда мудрый Васиштха прервал свои возвышенные речи и произнес: «О великий, достаточно изречено на сегодня, я продолжу завтра с утра». Промолвив это, он замолчал. Услышав такие слова, великий царь всей земли сказал: «Да будет так», – и с огромным уважением с пуджей поклонился Васиштхе и другим божественным риши, мудрецам и дваждырожденным. Он омыл ноги Васиштхе, осыпал его цветами, уважительно преподнеся подарки и другие подношения.

14–17. Затем все собрание поднялось, окружив царя и мудреца, как множество драгоценных камней украшает прекрасное лицо. Сияющие браслеты и золотые украшения на телах и руках многочисленных присутствующих со звоном соприкасались между собой. Драгоценности на головах и в волосах звенели, как множество проснувшихся пчел, вьющихся подле цветов. Золото убранств окрасило своим блистанием все вокруг; чувства и понятия утихли в свете слов мудрого, утвердившегося в истине.

18–23. Небожители отбыли на небеса, обитатели земли разошлись по земле, занявшись вечерними делами в своих жилищах. Надвигалась темнота ночи, похожая на молодую девушку в доме, избегающую компании людей. Солнце отправилось озарять другие страны, потому что это священная обязанность всех добрых существ – присматривать везде за порядком. Затем наступили сумерки, украшенные множеством звезд, как весна приходит с расцветающими рощами деревьев кимшука. Птицы устроились на ночь на ветках манговых деревьев, на деревьях кадамба и ашока в садах поселения, подобно тому, как чистые мысли успокаиваются в уме. Свет заходящего солнца окрасил в оранжевые и красные тона обрывки облаков там и тут и одел западные горы в желтые одежды закатной дымки, наполняя пространство многочисленными звездами.

24–29. Все разошлись по своим жилищам, совершив вечерние молитвы, и по земле протянулись темные тени, подобные ужасным ночным привидениям. Мягкий прохладный ветерок развеивал сладкий запах ночных лотосов и играл листьями деревьев, сверкающими каплями росы. Туман, опустившийся повсюду, окутал землю тьмой, как длинные темные волосы покрывают лицо овдовевшей женщины. В молочном океане небес поднялась луна, наполняя землю потоками нектара своих лучей. Она рассеяла тьму, тут же скрывшуюся куда-то, как услышанные правителями слова мудрости разгоняют тьму непонимания в их умах. Риши, правители, муни и брахманы в своих обителях отошли ко сну, раздумывая над словами Васиштхи, исполненными мудрости и смысла.

30–33. Вслед за густой ночью, напоминающей темнотой тело бога Ямы, подступил рассвет с густыми туманами. Звезды, сиявшие на небе, пропали, как будто множество цветов осыпалось дождем под порывом теплого ветра. Взошло солнце, светом открывая очи спящих, как появляется новое знание в умах мудрых. Свет поднимающегося солнца окрасил в алые цвета обрывки облаков там и тут и одел восточные горы в желтые одежды рассветной дымки, украшенной еще не погасшими звездами.

34–35. Совершив надлежащие утренние ритуалы, небесные и земные жители собрались опять так же, как и вчера. Снова все заняли свои места в собрании и замерли, превратившись во внимание, подобно лотосам, недвижным в безветренную погоду.

36–37. Затем, продолжая беседу, Рама вопросил своим мелодичным голосом лучшего из мудрых – великого учителя Васиштху.

Рама спросил:

О Бхагаван, разъясни мне ясно, что есть ум, из которого расцветает лотос всего этого мира?

Васиштха ответил:

38–42. О Рама, ум есть вообще пустое ничто, только название, подобно тому, как бездеятельная пустота именуется пространством. Знай, о Рама, что ум, обладающий природой реальности, пребывает не внутри и не снаружи, но повсюду, подобно пространству. В нем отражается весь мир, словно вода, видимая в мираже, или видение второй луны в небе. Будь ум реальным или нереальным, знай: это то, что становится плотным восприятием объектов, и ничто иное. То, что делает объект видимым, именуется умом. Помимо этого, нет ничего, что можно было бы назвать умом.

43–44. Ум есть мысль, и он не может быть отделен от мысли, как текучесть неотделима от воды, а движение воздуха – от ветра. Где есть мысль, там существует и ум; мысль и ум никоим образом и никогда не отличны друг от друга.

45–47. Будь видимость объекта существующей или несуществующей, знай, что все это есть исключительно ум, сам Брахма, прародитель всего. Сущность тонкого тела нарекается умом, и он, пребывая продолжительное время в материальном теле, начинает ощущать себя этим вещественным телом. Невежество, сансара, мысли, несвобода, нечистота, заблуждение, темнота и неосознанность – это синонимы, наилучшим образом описывающие видимый мир.

48–52. «В уме нет ничего помимо восприятия, и восприятие на самом деле тоже не существует!» – повторяю я снова и снова. Как в семени лотоса заключается весь лотос, так в мельчайшей частице величайшего Сознания содержится весь видимый мир. Как свет присущ солнцу, как движение свойственно ветру, как текучесть существует в воде, так в видящем наличествует видимое. Как украшение не отлично от золота, а вода в привидевшейся реке – от миража, как стены города, привидевшегося во сне, не отличны от самого сна, так и то, что видимо, не отлично от того, кто это видит. И даже от представления о том, что в видящем существует не отделимое от него видимое, я скоро очищу твой ум, как зеркало от пыли!

53–58. Когда видящий в отсутствие видимого перестает быть видящим, это приводит к достижению полноты абсолюта, превосходящей и реальное, и нереальное. Когда возникает это состояние, то обусловленности желаний и отвращений и зависимости иных противоположностей исчезают, подобно тому как прекращается волнение воздуха, когда перестает дуть ветер. Когда все формы – пространство, земля, направления и прочие – делаются несуществующими, становится очевидной чистота света Сознания. Когда все три мира и понятия о «тебе» и «мне» воспринимаются как нереальные, тогда видящий становится чистейшей сущностью, достигая абсолюта. Когда в зеркале не отражаются горы и все остальное, зеркальность зеркала остается в своей природе абсолюта. Когда исчезают понятия обо мне, тебе, мире и всех прочих заблуждениях о видимом, видящий без видимого достигает освобождения.

Рама спросил:

59–60. Если реальное не может пропасть, ибо для реального нет несуществования, и мы не можем увидеть нереальность в этом видимом мире, вводящем в заблуждение, то как, о брахман, можно одолеть эту напасть восприятия, смущающую ум, являющуюся источником непрерывных страданий?

Васиштха ответил:

61–64. О Рама, внемли мне, и я поведаю о методах, с помощью которых можно полностью одолеть это чудовище восприятия. Если бы мир действительно существовал, он никогда не мог бы стать разрушенным, о Рагхава. Если бы даже он казался разрушенным, он оставался бы семенем, оставаясь в сердце. Представления о видимом мире, возникнув снова в чистом пространстве Сознания из семени памяти, продолжали бы заблуждение видимых миров, гор и небес, не имеющих материальности. Это привело бы к ошибочному суждению о невозможности освобождения, суждению, которое не может быть верным, ибо известно, что великие риши и мудрецы наслаждаются освобождением.

65–67. Если бы этот зримый мир действительно существовал, тогда освобождение ни для кого не было бы возможным! Видимый мир, будь он внутри или снаружи, всегда приводит к падению. Поэтому выслушай, о Рама, ужасное признание, благодаря которому по окончании этого писания ты сможешь пробудиться. Если считать «я» состоящим из пяти элементов, то оно является синонимом слова «мир» и полностью не существует!

68–70. Все, что видится здесь, прямо перед нами, – все это не что иное, как величайший Брахман, нестареющий, неумирающий, неизменный. Наполненность пребывает в полноте, спокойствие остается в спокойствии, пространство возникает исключительно в пространстве, Брахман находится в Брахмане. Видимое не существует реально, как не существуют видящий, процесс видения, пустота и материальность. Есть только неподвижное безграничное чистое Сознание.

Рама сказал:

71–74. Это то же самое, что сказать: сын бесплодной женщины размолол камень, скачет заяц с рогами, или гора танцует, размахивая руками! Или из песка течет масло, или каменная фигура обучается наукам, или нарисованное облако рокочет громом… О мудрый, твои слова подобны этому! Разве можно сказать, что весь мир, со всеми его изменениями, смертями, страданиями, горами и пространством – со всем вместе – не существует?! Объясни мне все это. Поведай мне, о брахман, чтобы я полностью разобрался, как может быть, что этот мир нематериален, что он не возникал и даже не существует?

Васиштха ответил:

75–77. Я никогда не говорю вздор, о Рагхава, поэтому слушай, что тебе говорят: этот мир так же нереален, как плач сына бесплодной женщины! Этот мир с самого начала не был создан и сам не способен создать что-то еще, поскольку все в нем – порождение ума, все подобно городу, пригрезившемуся во сне. Более того, и сам ум никогда не был создан и не является реальным. Слушай внимательно, как такое возможно.

78–79. Этот ум расстилает повсюду ошибочное восприятие непостоянного видимого, нереального, но выглядящего реальным, подобного сну в другом сне. Сам и для себя он воображает телесное воплощение и раскидывает огромную сеть иллюзии Индры.

80. Это только он, ум, своей беспокойной силой проявляет, порождает, движет, надеется, заблуждается, тонет, растворяется, сам отделяется и сам производит множество других действий.

Такова сарга четвертая «О книге о создании» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 5. Описание божественной природы изначальной причины.

Рама спросил:

1–2. О Бхагаван, о тигр среди муни! Что такое ум в этой видимости мира? Как возникает этот ум и почему он иллюзорен? Объясни мне в точности, о мудрый, как он изначально возник, а потом – поведай и все остальное, о лучший из учителей!

Васиштха ответил:

3–5. Когда после всеобщего разрушения вся эта видимая вселенная исчезает без остатка, перестает существовать, остаются только полная неподвижность и спокойствие. Есть только Бог, нерожденный и безраздельный, неизменный свет Сознания, всемогущий высочайший Атман, Парамешвара. Слова не способны описать его, он ведом только освобожденным, и, хотя его называют Атманом и другими именами, все эти названия – только понятия, не отражающие его природы.

6–10. Это та единая чистота, которая именуется изначальным существом в учении Санкхьи, Брахманом в Веданте, чистым умом в школе Виджняны; то, что является пустотой последователей Шуньявады, то, в свете чего светит солнце. Только Он – говорящий, думающий, управляющий, наслаждающийся, видящий и делающий. Хотя он существует, но в мире его как будто нет; он пребывает в теле и как будто весьма далеко. Из него изливается свет Сознания, подобно сиянию солнца. Из него являются бесчисленные божества Вишну и другие, как лучи света, испускаемые солнцем; из него проявляются неисчислимые миры, как пена появляется на поверхности океана. В него возвращаются бесконечные объекты восприятия, как вздымающиеся волны падают обратно в воды океана. Он есть свет, в котором сияют «я» и объекты мира.

11–16. Он – в пространстве и в телах, в камнях, в водах и растениях, он – в каждой частичке пыли, он – в горах и ветре, и даже в самом страшном аду. Он – тот, кто наполняет и движет тело, город восьми врат; он делает камни безмолвствующими, как будто погруженными в глубокое созерцание. Он делает пространство пустым, горы – тяжелыми и неподвижными, а воды – текучими. Это его силой сияет солнце. Из него является призрачная видимость сансары, как из облака, переполненного нескончаемым нектаром, изливаются потоки дождей. В его безграничности грезятся возникающие и пропадающие волны всех трех миров, напоминающие миражи в пустыне. Неразрушимый по сути, но кажущийся разрушимым, он скрывается во всех существах. И в то же время, находясь в них, он отличен от всех существ.

17–22. Он – ветер, в котором оживает появившаяся в пустом пространстве лиана иллюзии майи, плоды которой – вселенные, корни – ум, а листья – чувства. Он – драгоценный камень сознания, спрятанный в шкатулке каждого тела, он – свет луны, в котором зарождаются все эти обманчивые миражи вселенных. Он – неподвижное облако Сознания, которое в сверкании молний творений изливает блаженные потоки самых разных существ. В его свете предстает удивительная иллюзия мира. Благодаря ему нереальное порождается нереальным и реальное остается реальным. В его присутствии совершенно бессознательное тело движется, хотя он сам недвижим, не имеет желаний и пребывает в себе самом. Он – всепроникающее существование, благодаря которому обретают бытие судьба, время и расстояние, движение, жизнь и действия.

23–24. Будучи чистым свидетельствующим Сознанием, он становится пространством, лишь помыслив о пустоте. Он видится разнообразными объектами, только представив их, оставаясь при этом неподвижным самим собой, существующим в самом себе. Он созидает все эти бесчисленные, огромные и разнообразные миры, при этом не совершая абсолютно ничего. Он остается сам в себе, в своей сущности незаходящего неизменного Сознания, будучи недвойственным безо всякого понятия о творении.

Такова сарга пятая «Описание божественной природы изначальной причины» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 6. Поучение об усилиях искателя.

Васиштха сказал:

1–3. Это высочайшее божественное Сознание, Атман, постигается только посредством мудрости, но не суровыми аскетическими практиками. Здесь практикой является мудрость, и ничто другое, а постижение выступает как избавление от иллюзорного видения воды в мираже. Это чистое Сознание не далеко и не близко, не трудно и не легко в достижении – это то, что является светом собственного блаженства, и обнаруживается оно только в себе.

4–6. Здесь не помогут аскетизм или истязания тела, богатые подношения или выполнение религиозных обетов: не существует других методов осознания этой истины, помимо успокоения в собственной природе. Только приверженность обществу святых и изучению несущих истину писаний способна помочь, являясь непосредственным разрушителем сети непониманий и заблуждений. Только в результате полного понимания того, что все это – только Бог, человек перестает страдать и обретает состояние освобожденного при этой жизни, дживанмукты.

Рама спросил:

7–8. Только полностью постигнув себя в себе, человек оказывается совершенно не связанным страданиями и даже смертью. Как достичь этого далекого и великого Бога всех божеств, какими напряженными аскезами и какими огромными трудами?

Васиштха ответил:

9–12. Единственно собственными усилиями в ходе углубленного размышления и различения познается этот Бог, о Рама, но не аскетическими практиками и не священными омовениями. О Рама! Если не оставлены страсти и отвращения, леность, злость, похоть и зависть, то все аскезы и подношения приносят только страдания. Кто с умом, полным страстей и привязанностей, делает подношения деньгами, которые он украл у других, получив обманом, тот не обретает результата такого подношения. Более того, результат достается истинному хозяину денег! Кто дает торжественные обещания и выполняет добродетельные служения в то время, как его ум разрушен страстями, тот является лицемером и не получает ни малейшего результата от своих действий.

13–14. Поэтому, прилагая усилия, надо использовать лучшее лекарство верных писаний и общества мудрых для излечения от болезни сансары. Только собственными усилиями, оставив другие средства, можно достичь конца всех страданий, ничто иное не поможет.

15–17. Теперь внемли, какие усилия необходимы для понимания своей природы, какими методами полностью излечиваются ужасные болезни страстей и отвращений. Соотнося свое стремление с обычаями и нормами поведения, утверждаемыми в писаниях, спокойным удовлетворенным умом надо оставить склонность к чувственным удовольствиям. Любыми путями, со спокойным умом, ищи прибежища в компании мудрых людей и верных писаний. Это наилучший первый шаг на пути к мудрости.

18–19. Кто доволен тем, что приходит само, и безразличен к запретному, тот с легкостью обретает освобождение, следуя мудрой компании и истинным писаниям. Великие мудрецы, в совершенстве познавшие свою собственную сущность посредством различения, уважаемы даже Брахмой, Вишну, Шивой, Индрой и другими богами!

20–21. Приложи все усилия, стремясь к обществу того, кого многие хорошие люди почитают как садху, уважаемого и знающего человека. Изо всех наук наука понимания собственной сущности – наилучшая, обращайся к ней. Истинным писанием называется то, с изучением которого обретается освобождение.

22. Как орех катака, опущенный в воду, очищает ее, как человеческий ум очищается силой йоги, так невежество уничтожается изначальной мудростью истинных писаний и различением истины в компании мудрых.

Такова сарга шестая «Поучение об усилиях искателя» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 7. О несуществовании видимого мира.

Рама спросил:

1. О брахман! Что это за Бог, зная которого, освобождаешься? Скажи мне, где он обитает и как его достичь?

Васиштха ответил:

2–4. Тот, кого именуют Богом, не находится далеко, он есть Сознание, которое всегда пребывает в теле. Он является всей вселенной и одновременно не является ею. Он вездесущ, ибо есть только он, а то, что называют вселенной, не существует. Он – чистое Сознание, которое есть украшенный месяцем Шива, путешествующий на Гаруде Вишну, лотосорожденный Брахма и жаркое Солнце.

Рама заметил:

5. Даже дети говорят, что весь этот мир есть чистое Сознание. Нужны ли для понимания этого наставления?

Васиштха ответил:

6–8. Если ты понимаешь только, что мир есть абсолютное Сознание, ты не постиг ничего, что было бы способно освободить тебя от этого мира. Сансара, о Рама, в своей сущности сознательна, но джива, отдельное существо, является несознательным животным, подверженным страхам старости и смерти. Хотя это существо не имеет формы и тела, и его ум способен к осознанию, будучи сознательным по своей природе; тем не менее, он испытывает страдания, не ведая своей природы.

9–12. Когда от познаваемого отворачиваются и устремляют внимание на непознаваемое, тогда достигается высшее состояние, вкусив которое, человек больше не испытывает страданий. Когда осознается высочайший Брахман, узлы заблуждений сердца разрубаются и все сомнения и кармы пропадают. Однако без понимания того, что видимый мир не существует, невозможно отвлечься от познаваемого. Действительно, как еще можно успокоить видимый познаваемый мир? Просто перестав воспринимать его, но не поняв его несуществования, невозможно осознать свою природу, которая есть невообразимое чистое Сознание, Брахман.

Рама спросил:

13–14. Как может этот известный всем джива, в котором не прекращается сансара, это невежественное существо, быть по своей природе всепроникающим пространством? О брахман, поведай мне, каков этот высочайший Атман, которого знает переправившийся через океан сансары с помощью компании мудрецов и верных писаний?

Васиштха ответил:

15–17. Те, кто желает дживу, запутавшегося в лесах перерождений, обратить в истинного Атмана, являются невежественными глупцами, даже если они ученые. Понятие о неотделимости отдельного существа от сансары ведет к страданию, и такое понимание значит, что ничто и нигде не было действительно понято. О Рама! Если высочайший Атман понят, тогда полностью улетучиваются бесчисленные страдания, как болезнь проходит, если уничтожен вызвавший ее яд.

Рама спросил:

18. О брахман, поведай мне о высочайшем Атмане, постигнув который, ум спасается от всех заблуждений.

Васиштха ответил:

19–25. Сознание, пребывающее в теле, которое способно в одно мгновение перенестись на любое расстояние, есть этот высочайший Атман. Великий океан Сознания, в котором совершенно нет сансары, есть этот высочайший Атман. Непространственное пространство, где зарождаются, пребывают и куда возвращаются понятия видящего и видимого, есть этот высочайший Атман. Пустая непустота, в которой существует вселенная в потоке творения, есть этот высочайший Атман. Даже будучи самим великим чистым Сознанием, он остается недвижным, как огромная неподвижная скала: это и есть этот высочайший Атман. То, что внутри и снаружи всего, что объединяет все и держит все вместе, и то, с помощью чего все обретает собственные отдельные качества, есть высочайший Атман. Как свет неотделим от солнца, как пустота неотделима от неба, так весь этот мир неотделим от высочайшего Атмана.

Рама спросил:

26. Как можно постигнуть реальность высочайшего Атмана? И как можно осознать несуществование видимой сущности, именуемой миром?

Васиштха ответил:

27–31. Когда отчетливо понимается абсолютное несуществование этой иллюзии мира, появляющейся как иллюзия синевы неба, осознается реальность Атмана. Истинную природу Брахмана невозможно обрести никакими действиями и никакими другими путями, помимо осознания полного несуществования видимого. Когда полностью понимается абсолютная нереальность видимого мира, остается только высший абсолют и происходит пробуждение. Для мудрого не остается отражения мира в силу понимания несущестования видимого, а без отражения не остается и зеркала. Без понимания несуществования того, что называется миром, абсолютно невозможно пробуждение к высочайшей истине.

Рама спросил:

32. О мудрый! Как может этот видимый мир быть нереальным? Как гора Меру может поместиться в горчичном зерне?

Васиштха ответил:

33–34. Если всего лишь недолгое время, о Рама, ты пребудешь со спокойным и внимательным умом в этом обществе мудрецов и верных писаний, я тебе все понятно объясню. И реальность восприятия сгинет из твоего ума, подобно реальности воды в мираже. Когда видимое осознается несуществующим, пропадает и видящий, остается только сама истина.

35–38. Видящий предполагает видимое – видимое обусловливает существование видящего. Двойственность предполагает недвойственность, и недвойственность обусловливает двойственность. Когда нет одного, второе утверждается как реальность. Когда разделение на видящего и видимое, единство и двойственность пропадают, и остается только истина. Посредством осознания полного несуществования всего видимого мира, понятий о себе и прочем я очищу зеркало твоего ума от грязи неверных понятий. Нереальное не существует, и у реального нет несуществования. Разве сложно распроститься с тем, что не существует по своей природе?

39–43. Изначально никогда не возникавший мир, зримый и раскинувшийся повсюду, – есть только Брахман, пребывающий в чистоте самого себя, само-проявляющийся благодаря своей осознанности. То, что именуется миром, никогда не появлялось, и не существует сейчас, и даже не видится, как все золотые украшения – всего лишь золото! Разве трудно отринуть представление о разделении? Я разъясню тебе все это в деталях, с многочисленными доказательствами, так что истина без труда будет тобой постигнута на собственном опыте. Откуда взяться тому, чего никогда не было? Где вода из реки в мираже и где вторая луна, которую видит пропойца? Как нельзя встретить сына бесплодной женщины, как не существует воды в мираже и парящие в небесах демоны, так нет и этой иллюзии мира.

44–45. Все, что ты здесь видишь, о Рама, все это только единый безграничный Брахман! Я повторяю это вновь и вновь, и это не просто последовательные рассуждения! Было бы глупо и недостойно не прислушаться к словам мудрого, о Рама! Тот глупец, кто не внимает умным и мудрым словам; он достоин сожаления и считается невеждой.

Такова сарга седьмая «О несуществовании видимого мира» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 8. О верных писаниях.

Рама спросил:

1. Каким образом можно постичь эту истину и как достичь состояния, в котором не остается осознаваемого мира?

Васиштха ответил:

2–6. Болезнь неверного знания существует в мире с незапамятных времен. Эта болезнь – отсутствие размышлений, и без верного понимания она не проходит. О Рама! Слушай сосредоточенно мой рассказ, который поможет достижению понимания. Внимая ему, ты станешь свободным и мудрым. Если из-за нетерпения ты выслушаешь только половину, ничего не достигнешь. Такое поведение приличествует лишь животным. Кто стремится к цели и прилагает для этого усилия, тот обязательно ее достигает, если из-за усталости не отказывается от нее! Высочайшее состояние будет достигнуто, о Рама, в тот день – даже не месяц! – когда ты обращаешься к обществу мудрых людей и писаний.

Рама спросил:

7. О лучший из знающих писания, какое из них является наилучшим для понимания собственной сущности, после изучения какого из них исчезают все страдания?

Васиштха ответил:

8–13. О разумный, лучшим изо всех выдающихся писаний о достижении мудрости самопознания является эта прекрасная Маха-Рамаяна. Слушание этого учения, лучшего изо всех подобных духовных наставлений, приводит к осознанию истины. Оно содержит в себе суть всех остальных писаний. Его слова приводят к безграничному освобождению еще при жизни, к состоянию дживанмукты, которое возникает само собой, без усилий. Это самое чистое и священное писание. Посредством размышлений над ним существующий видимый мир пропадает, как улетучиваются ощущения сна, стоит осознать, что это сон. Истина, содержащаяся здесь, находится везде; то, чего здесь нет, невозможно найти нигде. Мудрые знают, что в этом писании заключена суть всей мудрости. Без сомнения, ум изучающего ежедневно это писание постигает высшее удивительное Сознание.

14–16. Однако, если кто-то не желает изучать это писание по какой-либо причине, он может постигать любое другое, ведущее к истине. Когда выслушано это писание, непосредственно осознается состояние окончательного освобождения, подобно тому, как человек излечивается, испив сильнодействующее лекарство. Внявший этому писанию сам осознает в себе свою сущность, как будто получив от нас лучшее из благословений.

17. Единственно с помощью этого учения об исследовании собственной сущности можно разрушить страдания сансары, а не накоплением богатств или благотворительностью, не аскетическими практиками, не заучиванием Вед и никаким из сотен других методов.

Такова сарга восьмая «О верных писаниях» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 9. Описание высшей причины.

Васиштха сказал:

1–2. Те, чей ум и упорство устремлены к истине, говорят о ней, учат ей друг друга, всегда в ней пребывают и радуются ей. Такие люди, утвердившиеся в мудрости, размышляющие о самопознании, становятся освобожденными еще при этой жизни, еще имея тело. Это такое же освобождение, как и в отсутствие тела.

Рама спросил:

3. О брахман, каковы признаки освобожденного при жизни и освобожденного без тела? Расскажи мне об этом, чтобы я мог понять мудрость писаний.

Васиштха ответил:

4–9. Кто, пребывая в мире и выполняя обычные действия, остается незатронутым, подобно пространству, называется освобожденным при жизни, дживанмуктой. Утвердившийся в осознании, бодрствующий и действующий, но пребывающий как будто в глубоком сне, такой человек именуется освобожденным при жизни, дживанмуктой. Сияние его лица совершенно не растет и не уменьшается в боли и счастье. Он принимает все то, что приходит само: такой человек называется освобожденным при жизни, дживанмуктой. В бодрствовании он остается в глубоком сне и никогда не оказывается пробужден к этому миру. Его сознание свободно от привычек и обусловленностей: такой человек именуется освобожденным при жизни, дживанмуктой. Может казаться, что он желает или не желает, боится или не боится, но внутри он подобен свободному пространству: такой человек называется освобожденным при жизни, дживанмуктой. У него нет чувства себя, и его сознание не загрязнено ни в действии, ни в бездействии: такой человек называется освобожденным при жизни, дживанмуктой.

10–13. Он видит все три мира так же, как себя самого, и во мгновение ока знает их творение и разрушение: такой человек называется освобожденным при жизни, дживанмуктой. Люди его не страшатся, и он не боится людей; он свободен от восторгов, страстей и страхов: такой человек именуется освобожденным при жизни, дживанмуктой. В нем прекратилось волнение сансары, он кажется отдельностью, не будучи отдельным, и кажется обладающим умом, не имея его: такой человек называется освобожденным при жизни, дживанмуктой. Среди множества объектов он остается спокойным и незатронутым ими, и даже в них он ощущает полноту Сознания: такой человек именуется освобожденным при жизни, дживанмуктой.

14–19. Оставив состояние дживанмукты в тот момент, когда умирает тело, такой человек становится просветленным без тела, видехамуктой, без усилий, как затихает легкий ветерок. Такой окончательно просветленный, видехамукта, не всходит, не заходит и не остается, он существует и в то же время не существует, он не далеко и не близко, он не «я» и не «другой». Будучи солнцем, он сияет. Как Вишну, он защищает все три мира. Как Рудра, он все разрушает. Как лотосорожденный Брахма, он создает миры. Став пространством, на своих плечах ветра он поддерживает мудрецов, богов и демонов. Обратившись в гору Меру, он становится обителью локапалов, защитников мира. Став землей, он несет на себе весь этот безграничный мир. Обратившись растениями, деревьями и лианами, он приносит множество плодов. Принимая форму огня, он обжигает, в виде воды он течет. Становясь луной, он изливается нектаром; обращаясь ядом халахала, он порождает смерть.

20–23. Будучи светом, он озаряет далекие пространства, становясь тьмой, он ослепляет. Обращаясь пустотой, он превращается в пространство, становясь горой, он заслоняет собой все. Являясь умом, он созидает подвижность подвижного и неподвижность неподвижного. Как океан, он окружает землю подобно браслету, что охватывает руку женщины. Будучи воплощением огромного солнца, он источает потоки вселенных, подобных пыли в его лучах, и остается при этом неподвижным в блаженстве. Он – все, что испускает свет в этом мире, и благодаря его сиянию блещет солнце. Он – все здесь: все, что было, что есть и что будет.

Рама взмолился:

24. Скажи мне, о брахман, как мне достичь этого? Это видение, несомненно, сложно и труднодостижимо.

Васиштха ответил:

25–26. О Рама, это называется освобождением, это именуется Брахманом, это зовется нирваной. Слушай внимательно, как это достигается. Высшее, которое ошибочно видится как этот мир вместе со мной, тобой и всем остальным, обретается при осознании абсолютной неотделимости мира от реальности.

Рама спросил:

27. О лучший изо всех знающих! Когда освобожденный без тела, видехамукта, сливается со всеми тремя мирами, он вновь проходит через творение?

Васиштха ответил:

28–34. Если видятся три мира, то к ним можно вернуться. Но когда трех миров не существует даже как понятия, разве можно сказать, что Брахман стал этими тремя мирами? Ибо нереальна фантазия о том, что называется миром. Мир – это недвойственное, спокойное, чистейшее, сияющее пространство Сознания. Мир есть только Брахман, это становится ясным при осознании сути всего. Различая суть, в золотом браслете я не вижу браслета, но вижу лишь чистое золото. В волне я не вижу ничего помимо воды, вне воды нет даже видимости волны! Движение никак и никогда не отделимо от воздуха: движение воздуха и есть сам воздух. И так же этот мир неотделим от Брахмана. Как в пространстве я вижу только пустотность, в воде миража – только жар, во всем мире – только видимость, так во всех трех мирах я вижу только Брахмана.

Рама спросил:

35–38. О муни! Открой мне это великое знание того, как обрести освобождение от видимости мира пониманием его полного несуществования. Каким образом достигается состояние, где видящий и видимое сливаются воедино, где двойственность перестает существовать и остается только нирвана? Расскажи мне о том, как с постижением абсолютного несуществования видимого мира возникает осознание единого Брахмана. Как познается и как открывается то, о муни, по достижении чего не остается ничего недостигнутого?

Васиштха ответил:

39–43. С незапамятных времен разрасталась эта болезнь неверного понимания! Но теперь с помощью лекарства различения она окончательно излечится. Полное избавление от этой напасти не может произойти в один миг, как необходимо время, чтобы спуститься с горы, на которую долго и с трудом взбирался. Поэтому слушай внимательно, как постоянно практикуемыми логическими размышлениями разрешается заблуждение этого мира. Слушай внимательно мой рассказ, о Рама! Вняв ему и постигнув его, ты обретешь осознание и освобождение, о садху. Я излагаю тебе эту книгу о создании, о Рама, плодом понимания которой является освобождение.

44–48. Этот мир видится, но он никогда не рождался, имея природу пустого пространства; он только кажется существующим в силу непонимания, и описание этой мудрости содержится в книге о создании. Весь этот видимый мир, со всеми включенными в него разнообразными существами и объектами, движимыми и неподвижными, со всеми божествами, демонами и небожителями, с Рудрой и остальными, во время всеобщего разрушения исчезает, становясь невоспринимаемым, и это называется разрушением. Остается лишь только реальность, неподвижная и глубокая, не свет и не тьма, непроявленная и не имеющая названия, не пустота и не форма, не видимое и не видение, не множество существ и объектов и не отсутствие их. Реальность, пребывающая бесконечно.

49–51. Можно ли определить ее? Она полнее полного, не существующее, и не несуществующее, и не комбинация из них; не существо и не существование. Это чистое Сознание без осознаваемого, бесконечное, неизменное, всеблагое, не имеющее начала, середины и конца, предначальное и беспредельное. В нем этот мир возникает, как странное видение больных глаз. Это божественность, являющаяся всем видимым и в то же время ничем из видимого, представляющая собою сущность и существования, и несуществования.

52–54. У этой реальности нет ушей, нет языка, нет носа, нет кожи и глаз, но она все всегда слышит и видит, ощущает вкус, прикосновение и запах всего. Это реальность, принимающая форму нереального, и в ее свете явно видится картина творения, хотя ее природа есть безначальное и бесконечное чистое Сознание, не имеющее цвета. Она видит этот мир подобно тому, как мы созерцаем с прикрытыми глазами точку между бровей. Она сознает свою природу вечного сияющего пространства Сознания.

55–59. Помимо себя самого, у божественного Сознания нет причины, как не существует рогов у зайца; оно само является причиной мира, как вода является причиной множества волн. Этот вечный, бесконечный и неделимый свет Сознания пребывает в сердцах всех, и в этом чистом свете сияют все три мира. Без этого света не могут блистать солнце и другие светила, в огне его блеска появляются все три мира, подобно миражам в пустыне. Миры рождаются, когда в нем появляется движение; если же движения нет, они пропадают – как при быстром вращении горящей ветки появляется круг огня, которого нет в отсутствии вращения. Без труда созидая и разрушая миры, оно пребывает повсюду; и волнуясь, и без волнения, оно всегда остается неизменным, чистейшим самим собой.

60–62. Эта вездесущая реальность, включающая и движение, и неподвижность, как будто разделенная действиями, в реальности неделима. Она всегда пробуждена и в то же время вечно пребывает в глубоком сне. И, не будучи ни в бодрствовании, и ни глубоком сне – она неизменна повсюду и всегда. Она незыблема, блаженна и спокойна; она – волнение, являющееся всеми тремя мирами; она – суть подвижного и неподвижного, единая и одновременно полная форм.

63–67. Как аромат цветка сохраняется после того, как цветок завял, это Сознание пребывает здесь непосредственно и неуловимо, подобно белизне чистой ткани. Оно схоже с немым, но не немо; оно сознательно и в то же время подобно камню. Оно наслаждается, хотя бесконечно удовлетворено; оно совершает все, хотя бездеятельно. Оно не обладает телом, и оно – все тела с тысячами рук и глаз; у него нет основы, и им наполнен весь этот мир. Не имея органов чувств и не обладая их силой, оно дает возможность действовать всем органам; не имея ума, оно стоит за всеми мыслями и умственными ощущениями. По причине незнания его возникают заблуждения и страхи сансары, знание его уничтожает все тревоги.

68–70. В его всепроникающем свете неизменной осознанности существуют все действия, возникающие как волнения ума. Из него являются бесчисленные всевозможные объекты – горшки, ткани и прочее, – подобные разнообразным волнам, пене, барашкам и ряби в воде океана. Оно кажется отличным от себя самого ввиду иллюзии множества объектов, как золото мнится множеством разных браслетов, колец и других украшений.

71–75. Эта единая проявленная сущность есть ты, я и все люди; и эта непроявленная и неощущаемая сущность не является ни тобой, ни мной, ни всеми людьми. Оно кажется различным и разделенным, хотя оно не разделено, оно мнится чем-то другим и преходящим; из него возникает весь видимый мир, подобно волнам, встающим из воды. Им порождается время и восприятие воспринимаемого, и из него появляется ум. Только благодаря ему сияют здесь все источники света. Действие, форма, вкус, запах, звук, осязание и ум – все, что ты знаешь, есть только оно, и его божественность дает возможность любому знанию и пониманию. Оно пребывает в том, кто видит, в видимом и в видении как само видение, и когда ты постигаешь это, ты осознаешь себя.

76. Знай его как не рожденное и не умирающее, не имеющее начала и бесконечное, безграничный Брахман, блаженное, чистейшее, всемогущее, благородное, высочайшее, непогрешимое, лишенное всяких понятий, являющееся причиной всех причин, известное и неизвестное, само Знание, Сознание, пропитывающее весь мир.

Такова сарга девятая «Описание высшей причины» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 10. О высочайшем Существовании, остающемся после великого разрушения.

Рама спросил:

1–4. После разрушения вселенной остается только не имеющая формы реальность. В этом нет никаких сомнений. Как может быть, что это не абсолютная пустота? Почему она не материальна, почему это не свет и не тьма? Как может быть, что это не сознание, не джива, не интеллект и не ум? Как это может быть ничем и всем? Такие противоречивые слова меня несколько озадачили.

Васиштха ответил:

5–6. О Рама, ты задаешь сложные вопросы. Но я все легко и безусильно объясню, как играючи солнце разгоняет ночную тьму. Когда наступает конец всего существующего, остается лишь Существование, и я расскажу тебе, о Рама, почему оно – не пустота.

7–11. Как в камне всегда есть невысеченная фигура, так мир неизменно присутствует в чистом Сознании, которое потому не является пустотой. Так проявляется этот мир множества наслаждений. Будь проявление реальным или нет, то, где он видится, – никак не пустота. Как нельзя сказать, что каменная глыба с невысеченными фигурами пуста по отношению к этим фигурам, так и Брахман не пуст по отношению к проявленному миру. Как в спокойном океане волна одновременно и есть, и ее нет, так в Брахмане этот мир – и пустота, и не пустота. Конечно, когда время и пространство исчезают, невозможно вырезать никакую фигуру. Забывая об этом, легко впасть в заблуждение по поводу бесконечного Брахмана.

12–14. Сравнение существования мира в Высочайшем с невысеченной в камне фигурой, конечно же, условное и ограниченное. Однако этот мир не появляется из чистого Сознания и не сливается с ним. Он есть единственно чистое Сознание, безграничный абсолют, Существование, Брахман, который пребывает сам в себе. Понятие пустоты возможно только потому, что существует понятие непустоты. Как из непустоты могут появиться и пустота, и непустота?

15–16. Появление материальных элементов невозможно в Брахмане. Посему как в неизменном Брахмане могут появиться солнце, огонь, луна, звезды и все прочее? Неосознавание материальных объектов именуется темнотой. Но там, где нет материальных объектов, нет и темноты!

17–20. Брахман, чья природа – нематериальное пространство Сознания, сам осознает собственный свет. Он пребывает в себе и не осознается другим Сознанием. Он есть неизменное бесконечное пространство, свободное от света и тьмы. Знай, что и мир является им же. Как мякоть плода бильвы не отличается от самого плода бильвы, так нет и никакого отличия между Брахманом и миром. Как волна пребывает в воде, как горшок существует в глине, так и мир существует в истинном Брахмане, и разве можно сказать, что его природа – пустое пространство?

21–25. Приведенные примеры с глиной, водой и прочие ограничены формами. Брахман же есть чистое пространство Сознания, и все, пребывающее в нем, имеет ту же природу. Пространство Сознания чище материального пространства, и то, что подразумевается под словом «мир», пребывает в нем и в своей основе является им же. Как острота перца неизвестна в отсутствие вкусившего его, так и осознанность Сознания в пространстве Сознания остается неизвестной без отделения осознаваемого. Поэтому Сознание, пребывающее в самом себе, представляется несознательным в отсутствие осознаваемого, и мир воспринимается так же, поскольку он имеет природу Сознания. Все формы и виды, создаваемые умом, являются только чистым Сознанием, и ничем иным. Вся вселенная пребывает в этом Сознании, как будто в глубоком сне или в турии.

26–29. Из этого явствует, что йог, даже будучи вовлеченным в дела мира, остается спокойным в глубоком сне собственной сущности. Брахман пребывает без восприятий в самом себе, являясь при этом основой всех восприятий. Как в спокойной воде, не имеющей формы, в непроявленном виде присутствуют огромные волны, так в бесформенном высочайшем Брахмане существует этот мир. Из бесконечности является бесконечность, представляющая собой все ту же бесконечность, не обладающую формой. Так в Брахмане возникает видимость мира, которая есть выражение его самого. Из бесконечности рождается бесконечность, остающаяся той же самой бесконечностью, – и потому вселенная никогда не появлялась, ибо все возникшее есть только бесконечность.

30–31. Когда прекращается воспринимаемое, остающееся единое и есть смысл «вселенной». Есть ли острота в перце, если его никто не пробует? Различие между умом и тем, что он воспринимает, представляется реальным, хотя на самом деле нереально. И ум, и воспринимаемое им – лишь отражения реальности, стоят ли они чего-нибудь сами по себе?

32–36. Сознание – меньше крохотной частицы, меньше самой незначительной пылинки, тоньше порожденного им пространства – чистое, тончайшее, высочайшее, неподвижное и беспредельное. Оно вне всех форм, вне пространства и времени – вездесущее, бесконечное и безначальное самосияющее Сознание. Без проявления этого чистого Сознания невозможна жизнь, поскольку жизнь – это воплощенная осознанность в виде непрерывных понятий и желаний. Без проявления этого Сознания нет жизни, нет интеллекта, нет ума, нет желаний, нет чувств и нет обусловленностей. Так нерожденный Брахман, будучи полным действий и событий, остается неподвижным, спокойным и пустым, превосходя в тонкости и ненаполненности пустое пространство.

Рама сказал:

37. Поведай мне снова о высшем Брахмане, чья природа – бесконечное Сознание. Разъясни мне его природу, чтобы я лучше понял.

Васиштха ответил:

38–40. После всеобщего разрушения остается только величайший Брахман – причина всех причин. Слушай внимательно мой рассказ об этом. Когда прекращаются идеи ума и прекратилось понятие о себе, сохраняется то, что невозможно описать словами. Это и есть беспредельная Реальность. Нет видимого мира и нет видящего: в силу отсутствия воспринимаемого они сливаются воедино. Остающийся тогда свет Сознания и есть бесконечная Реальность.

41–43. Ум, направленный на невоспринимаемое, неописуемое Сознание, пребывающий полностью в этом чистейшем и неподвижном Сознании, – это и есть высочайшая собственная сущность. Ум живого существа ощущает Брахмана, являющегося его природой, подобно восприятию ветра без прикосновения к телу. Природа состояния ума, пребывающего как бы в продолжительном забытьи, без снов и несознательности глубокого сна, и есть высочайшее, о безгрешный!

44–49. То, что есть сама сущность пространства, камня или воздуха, то есть суть невоспринимаемого пространства Сознания, – высочайшая сущность, Атман. То состояние собственной исконной природы существа, лишенное воспринимаемого и восприятия, и есть высочайшая неподвижная изначальная реальность. То, что находится среди света сознания, а также в свете, пространстве и во всем воспринимаемом, и есть высочайшее Сознание. То бесконечное и безначальное осознание, осознающее свет, тьму и все видимое, и есть высочайшая сущность. То, из чего как будто зарождается весь мир, оставаясь невозникшим, что кажется разделенным, будучи нераздельным, – это и есть высочайшее Сознание. То, что занято разнообразными деяниями, оставаясь неподвижным, как скала, в чем нет пространства и что есть сама пространственность, – это и есть высочайшая Сущность.

50–53. То, из чего является, в чем существует и растворяется тройственная форма знающего, знания и знаемого, – это и есть труднодостижимое высочайшее. Где, как в великом зеркале, в отсутствие интеллекта и прочего, отражаются и знаемое, и знание, и знающий, – это и известно как высочайшее. То, что остается, когда восприятие высочайшего Сознания свободно от ума, снов и чувственных ощущений, пребывая в живом существе или в неподвижном объекте, – это и есть величайшее Сознание. Когда природа неподвижных объектов постигается как чистое Сознание, в отсутствие ума, интеллекта и прочего, – это сравнивается с высочайшим.

54. Когда все божества – Брахма, Вишну, Шива, Индра, Солнце и другие – исчезают, остается только единое высочайшее неподвижное Блаженство, которое вне всех качеств и разделений, которое не затрагивается миром и которое является самим изначальным Сознанием.

Такова сарга десятая «О высочайшем Существовании, остающемся после великого разрушения» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 11. О высочайшем.

Рама спросил:

1. Этот видимый мир не существует во время всеобщего разрушения. Куда он пропадает, о мудрый?

Васиштха ответил:

2. Откуда появляется сын бесплодной женщины, и куда он пропадает? Куда исчезают и откуда являются воздушные замки и рощи?

Рама сказал:

3. Ни сына бесплодной женщины, ни воздушных замков нет и не будет. Откуда взяться их видимости и несуществованию?

Васиштха продолжил:

4–5. Как никогда и нигде нет ни сына бесплодной женщины, ни воздушных замков и рощ, точно так же никогда не существовал и весь видимый мир. Он не создавался и не разрушался, его изначально не существует. Как могут стать возможными его творение и разрушение?

Рама сказал:

6. Сын бесплодной женщины и небесные рощи – это просто плоды воображения, и им свойственны рождение, перемены и разрушение. Почему бы и миру не быть таким же?

Васиштха ответил:

7–12. Уподобление чего-то несравнимому лишено логики. В силу такого несоответствия существование мира кажется реальным. Как при внимательном рассмотрении в золотом браслете нет никакого браслета, а есть лишь золото, так нет и мира в Брахмане. Как вне пространства нет отдельной от него пустоты, так в Брахмане нет отдельного мира, хотя он и видится. Как чернота неотделима от сажи, а холод – от льда, так мир неотделим от высочайшего Брахмана. Как прохлада не отдельна от луны или снега, так это творение не существует отдельно от Брахмана. Как нет воды в мираже, как нет второй луны, так и в чистейшем Брахмане вообще нет этого мира, хотя он и зрим.

13–15. Что изначально не существовало, не имея собственной причины, и что не существует сейчас – может ли быть разрушено? Как может Сознание, где нет никакой материальности, быть основанием материального мира? Это подобно утверждению, что солнце является причиной тьмы. Если причина отсутствует, то и следствие не возникает. Какова причина, таково и следствие.

16–20. То, что осознается как невежество, есть только отражение сознания. То, что видится как мир во сне, есть только проявление сознания. Как иллюзия мира, видимая в грезах, есть только проявление сознания в уме, так в начале создания в Брахмане проявляется эта огромная видимость мира. То, что видится как мир, вечно пребывает в Сознании, никогда и никаким способом не пропадая и не появляясь. Как текучесть есть сама вода, как движение есть сам ветер, как свет есть солнце, так все три мира есть единственно Брахман. Как приснившийся город, вроде бы существующий внутри, есть только сам спящий, видящий сон, так и этот мир, который как будто видится, есть только высшее Сознание в самом себе.

Рама спросил:

21–27. Скажи мне, о святой, как вышло, что яд этого видимого мира, порожденного как несуществующее восприятие сна, стал столь сильным убеждением? Пока есть видимое, есть и видящий, а пока есть видящий, есть видимое! Пока есть один из них, оба несвободны, освобождение исключительно в избавлении и от одного, и от другого. Пока видимое не осознается как абсолютно несуществующее, в видящем остается видимое, и не возникает понятия об освобождении. Если бы видимое существовало сначала, а потом исчезало, тогда несвобода в виде памяти о видимом не прерывалась бы. Как в хорошем зеркале всегда появляется отражение, где бы оно ни находилось, так же память обо всем, что происходит, остается в видящем. Если понимается, что видимое никогда не возникало и не существует, то видящий освобождается от видения. О лучший из знающих истину! Развеяв своими мудрыми словами мои сомнения в невозможности освобождения, объясни мне теперь абсолютное несуществование мира.

Васиштха ответил:

28–32. О Рама! Внимай: с помощью истории я объясню тебе развернуто, как этот мир, со всем пребывающим в нем, постоянно видится, хотя и не существует. Подобно пыли в солнечном луче, сомнения по поводу мира в твоем сердце не успокоятся, пока происходящее в нем не объяснено всецело. Осознав полное несуществование иллюзии мира и творения, пробудившись, ты будешь действовать в этом мире, оставаясь в однонаправленном осознании высочайшего Атмана. Восприятия существований и несуществований, обретений и потерь, плотного и тонкого, движущегося или неподвижного будут тебя заботить не более, чем стрелы могут обеспокоить огромную скалу. Все есть только единая сущность, Атман; разделение не может быть даже предположено. Слушай меня, о Рагхава! Я поведаю тебе, как возник этот мир.

33. Из него появились все эти проявления, это оно, высочайшее Сознание, является всем миром, разделенным и не разделенным на части, мой сын. Оно есть основа разнообразных форм, видение, ум и мысли; из него все возникает и в нем все растворяется.

Такова сарга одиннадцатая «О высочайшем» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 12. О появлении этого мира.

Васиштха продолжил:

1–3. О том, как из этого состояния высочайшего спокойствия и несравненной чистоты возник весь этот мир, – слушай внимательно! Как сон сияет сновидениями, так и Брахман, сущность и основа всего, проявляется как творение. Внимай рассказу об этом. Весь этот мир является бесконечным сиянием чистого Сознания, представляя собой по своей сути реальность, вечно пребывающую в своей природе.

4–10. Это Сознание, Брахман, изначально не обладая чувством «я», как будто само собой становится воспринимаемым. Затем повсюду в нем возникает восприятие, полное неявленных форм будущих ощущений, чистое и более тонкое, чем пространство. Тогда это высочайшее Существование становится осознающим и начинает осознавать. Далее, с уплотнившимся восприятием, обретя вкус к творению, высочайшее самопроизвольно словно покидает свое наивысшее состояние, становясь тем, что потом будет названо жизнью и разными существами. Но даже устремляясь к сансаре, это существование остается по своей природе только самоочевидной реальностью. Сразу вслед за этим возникает пустое пространство, которое является семенем качества звука, что позже станет значениями слов. Потом появляется чувство «я» или своей отдельности, и рождается время. И они становятся зачатком будущего мира.

11–15. Эта сеть нереального, кажущегося реальным, возникает благодаря творческой силе высочайшего самоосознающего Сознания. Семя изначального сознания становится частицей ограниченного чувства отдельности, затем разрастающегося побегами понятий, как воздух с появлением движения становится ветром. Когда Сознание обретает чувство отдельности, из-за восприятия звука в пространстве оно постепенно становится плотнее пространства. И так формируется тонкий элемент пространства. Это семя, как будущие имена и смыслы, прорастает многочисленными ветвями различных слов, предложений, методов познания и общения и полностью распускается цветами Вед. Так из высочайшего Сознания, Атмана, возникает весь этот удивительный мир – огромный, подверженный изменениям, с великим количеством слов и их значений.

16–19. Таким образом Сознание становится отдельным сознанием, которое потом назовут дживой. Это становится семенем дерева с многочисленными побегами всевозможных форм с сетью будущих смыслов. Оттуда возникнет четырнадцать видов живых существ, устремляющихся в пещеру мира и наполняющих ее. Из движения Сознания возникает тело, и Сознание, еще не имеющее названия, в силу ощущения тут же становится тонким элементом осязания. Движение жизненной силы прорастает из семени Сознания многочисленными ветвями разнообразных осязаний и становится всеми действиями и дыханием всех существ.

20–25. Так же, благодаря игре сознания, из ощущения света рождается тонкий элемент огня, который затем обратится в различные формы. Это – семя для появления солнца, огня и прочего, разрастающееся побегами зримых объектов. Так с разделением на формы возникает изменяющийся мир. Ощущая тонкости воды, оно становится сущностью вкуса. Способность ощущать вкус называется тонким элементом вкуса. Так разрастающееся восприятиями Сознание становится семенем дерева с побегами различных вкусов. Они ощущают друг друга, и из-за этого появляется и разрастается изменяющийся мир. Затем Сознание, с присущими ему качествами осознания, воспринимает будущие формы земли и видит тонкий элемент земли, обладающий качеством запаха. Это становится семенем дерева будущей земли с ветвями разнообразных форм. Благодаря земле, поддерживающей все эти формы, проявляется изменяющийся мир.

26–31. Возникнув по отдельности из чистого Сознания, тонкие элементы начинают сочетаться и развиваться сами в себе, подобно воде, смешивающейся с водой. Так все эти элементы соединяются и разделяются вновь и вновь, более не существуя по отдельности до наступления великого всеобщего разрушения. Все эти формы есть лишь чистое Сознание, пребывающее в пространстве Сознания, как огромное дерево баньян существует внутри маленького семечка. Все это появляется и проявляется сотнями побегов, сверкнув лишь на мгновение в изначальной частице Сознания, оставаясь только понятием. Все формы есть только кажущиеся видоизменения Сознания, которые остаются неизменным Сознанием. Будучи полностью наполненными им, формы мгновенно получают воплощение. Это все – соединение тонких элементов. Осознающее бесформенное Сознание видит их как мельчайшие пылинки ощущений.

32. Несомненно, пять тонких элементов являются семенем этих миров. Зерном мира становится сила майи, неотделимая от высочайшего Сознания. Поэтому только нерожденное изначальное Сознание является основой, из которой появляется все богатство и разнообразие мира.

Такова сарга двенадцатая «О появлении этого мира» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 13. О появлении саморожденного.

Васиштха сказал:

1–3. В неизменном высочайшем Брахмане, в его абсолютном равновесии, о Рама, невозникшие пространство, свет и тьма существуют как явь в чистой реальности Сознания. Сначала в изначальном Сознании благодаря способности к восприятию возникает качество воспринимаемого, затем силой осознания создается мысленный образ. Позже из соединения восприятия с воспринимаемым рождается воспринимающий джива, и с ним, в силу его увлеченности воспринимаемыми объектами, появляется чувство «я».

4–6. Затем, с развитием чувства собственной отдельности, формируется осознающий интеллект, который обладает разумностью, осознавая тонкие элементы. Из-за уплотнившихся ощущений тонких элементов появляются материальные формы, и их плотное переплетение узнается как видимые миры. Они появляются мгновенно или последовательно, подобно тому, как появляются и пропадают приснившиеся во сне города и как в фантазии вырастают и исчезают огромные леса в пустом пространстве.

7–8. Этот мир – густой лес, выросший из не брошенного в почву семени, для которого не нужны ни земля, ни вода, ни огонь, ни прочие материалы. Затем изначальное чистое Сознание сотворит землю и все прочее, что остается самим чистым Сознанием, подобно тому как спящий сам создает город во сне и сам им является.

9–12. Древо мира произрастает из семени пяти тонких элементов, пребывающих в этом мире. Семенем тонких элементов является неизменное Сознание. Каково семя, таков и его плод, поэтому мир есть только абсолютный Брахман, как и пять тонких элементов, пребывающих с начала творения в великом пространстве Сознания. Материальный мир воображаем и нереален, он проявляется силой Сознания как часть самого Сознания. То, что возникает как мир из разросшихся пяти тонких элементов, есть подобное пространству творение Атмана в самом себе, которое является самим Существованием. Воистину, что наличествует, не будучи никогда созданным, то не существует само по себе.

13–17. Как может стать реальным то, что есть воображение по своей природе? Если пять элементов являются Брахманом в силу единства их природы с Брахманом, то как может быть реальным то, что по своей природе является воображенным? Знай, что пять элементов, составляющих все три мира, являются только самим Брахманом. Как они появляются в начале творения, так и сейчас они остаются исключительно своей природой, Брахманом. Поэтому они никогда не были рождены, и мир, состоящий из них, не может считаться рожденным. Как несуществующий город, привидевшийся во сне, кажется существующим, будучи нереальным, так в высочайшем пространстве Брахмана, в чистом Сознании, видится ограниченное пространство сознания дживы. По причине несуществования пяти элементов в чистом Сознании все является чистейшим Сознанием. То, что именуется отдельной личностью, возникает подобно пустоте в пространстве.

18–21. Слушай теперь объяснение того, как ограниченное отдельное пространство дживы осознает тело. Ограниченное пространство дживы, пребывающее в высочайшем Брахмане, само подумало о себе: «Я есть искра света сознания», – и ощутило себя таковым в пространстве Сознания и словно бы стало таким. Оно не существует, но кажется реальным, подобно воображаемой второй луне. Ощутив себя этим, пространство ограниченного сознания стало видящим и видимым. Оставаясь единым Сознанием, оно как будто стало разделенным, как во сне можно увидеть собственную смерть. Несколько уплотнившись, оно уподобилось отдельной искре.

22–27. Появившись из ощущений элементов и всего мира, отдельное сознание еще помнит свою сущность Брахмана и знает: «Я есть Он». В силу осознанности в нем возникают понятия, подобные видениям собственных путешествий, совершенных во сне. Так зарождается зачаток восприятия формы, формируя то, что потом будет называться телом. Обретя это ощущение, ограниченное сознание начинает понимать себя существующим внутри, оставив внешнее. Так гора, отраженная в зеркале, видится внутри, оставаясь при этом снаружи. И так же видится в колодце отражение тела человека или эхо слышится внутри пещеры. Джива, или отдельное сознание, видит сны и представляемое творение в мельчайшей пылинке и, пребывая внутри воображаемой оболочки, продолжает осознавать себя. В своем внутреннем пространстве ограниченное сознание само принимает формы интеллекта, ума, знания, реальности и всего прочего.

28–33. С ощущением «Я вижу» сознание как будто устремляется в пространство через два отверстия в оболочке, чтобы узреть то, что затем станет внешним. То, чем оно видит, будет названо парой глаз; то, что ощущает касание, будет кожей; то, что слышит, станет ушами. Ощущающее запах будет носом, а вкусом станет наслаждаться язык. Это все видит в себе самом ограниченное сознание. То, что движется, станет дыханием и жизненной силой, оживляющей органы действия. Так возникает творение – видимость форм, порожденная умом. Из искры света появляется тонкое тело, существующее в чистом Сознании, как пространство в пространстве. Брахман как будто становится нереальностью, которая кажется реальной. Так появляется джива, отдельное сознание, которое вовлекается в творение.

34–38. Это ограниченное сознание есть тонкое тело, форма пространства ума. Оно видит воображенные им самим образы. Кто-то ощущает себя миром, кто-то считает себя Создателем Брахмой, видя и ощущая воображаемое будущее творение в себе самом. Джива творит понятия пространства, времени, действия и материи и, создавая слова, связывает воображаемые понятия с этими названиями. Это тонкое тело в иллюзии несуществующего мира проявляется как нереальность, подобно снящемуся полету в небе. Так сам собой появляется нерожденный, самосуществующий в самом себе Создатель. Это изначальный Создатель, имеющий природу тонкого тела, Бог всех существ.

39–43. В этой иллюзии, существующей в виде творения, ничто не возникает, хотя кажется возникшим, ничто не рождается и отсутствуют видимые формы. Есть лишь чистое пространство Брахмана, остающееся бесконечным пространством, как воображенный город существует и в то же время не существует. Творение возникает, как ненарисованная и нераскрашенная картина: оно не создано, не ощущаемо и нереально, хотя кажется реальным. Без сомнения, Создатель Брахма и другие боги достигли освобождения по завершении великого цикла творения, и у Брахмы нет памяти о прошлом творении, которая могла бы стать причиной его действий; потому этот мир считается таким же самопоявившимся, как и Создатель.

44–46. То, что существует в материальном мире, является безначальным восприятием и пропадает при осознании его природы, как ощущаемая во сне материальность исчезает при пробуждении. Когда осознается природа Создателя как пространство чистого Сознания, мир, порожденный им, воспринимается тем же Сознанием. Как вода и ее текучесть различны только на словах, так же творение не отлично от высочайшего Атмана. Творение есть только видимость, оно остается всегда тем же Сознанием.

47–50. Воистину, вселенная сияет как чистейшее пространство Сознания. Видимость мира есть заблуждение, возникшее само по себе в спокойствии собственной сущности. Не имея основы и не являясь основой, не двойственный и не единый, мир возникает в Сознании, хотя при этом ничего не появляется. Существует только чистейшее пустое высочайшее пространство Сознания, в котором нет никакой сансары, а есть только то, что есть. Здесь нет ни основы, ни качеств, нет ни видимого, ни видящего, ни вселенной, ни самого Брахмы. И никаких споров по поводу всего этого тоже нет.

51–53. Нет ни мира, ни его обитателей. Существует только абсолютная неподвижность. Есть только Брахман, сияющий в своей изначальной чистоте, – Сознание, существующее в себе само по себе благодаря своей осознанности. Так по причине присущей ей текучести вода, оставаясь водой, кажется волнами. Мир, будучи нереальным, ощущается как настоящий и пропадает по окончании иллюзии, как приснившаяся собственная смерть исчезает по окончании сна. Или же можно считать, что мир по своей природе является чистым Существованием, непрерывным, безначальным и бесконечным – чистым пространством истинного знания.

54. В высочайшем пространстве Сознания изначальный Создатель сам в себе бесконечно проявляется как неизменная пустота Сознания; его тело тонко и нематериально. Поэтому земля и прочие элементы не являются реальностью и никогда не возникали.

Такова сарга тринадцатая «О появлении саморожденного» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 14. О Брахме.

Васиштха продолжил:

1–2. Этот мир, состоящий из видимых объектов, таких как чувство «я» и прочие, не был создан и потому не существует и сейчас. Все существующее есть исключительно Брахман, высшее Сознание. Само высшее пространство Сознания вначале постигает себя отдельным сознанием, как волна появляется в спокойной неподвижности океана.

3–8. Пространство Сознания как будто начинает видеть в себе пространственное творение, которое тоже есть Сознание, как во сне понятия спящего становятся горами и всем прочим. Великая проявленная форма его лишена материальности, она есть только тонкое тело, само чистое Сознание, подобное пространству, неподвижное и похожее на видимость приснившейся горы или небесного города, как красочный образ армии, возникший в уме художника. Это подобно множеству невырезанных фигур, существующих в огромной скале, или непроявленной статуе в гигантской колонне пространства Брахмы. Тот, кого именуют изначальным Создателем Праджапати, саморожденный в незапамятные времена, из-за отсутствия прошлых карм возникает безо всякой причины. По окончании великого разрушения вселенной все прошлые Создатели мира обрели освобождение. Откуда же взяться их прошлым кармам?

9–12. Создатель непостижим, будучи сущностью любых осознаний; он видим и невидим, пребывая в себе самом; он не видимое и не видящий; не творец, но является всем. Он – сущность всех названий, и все живые существа возникают из него, как одна свеча зажигается от другой, как из понятия возникает понятие, не имеющее материальности, но кажущееся непустым, подобное изначальному понятию, или как в одном сне может присниться другой. Из отражения одного изначального помысла Создателя возникают все живые существа; в силу несуществования дополнительных причин они являются самим Создателем.

13–14. Когда отсутствуют сопутствующие причины, первопричина и ее следствия не отдельны, и поэтому иллюзия мира не отлична от высшего Брахмана. Брахман является всем изначальным проявлением, проявление является творением. Таким образом отдельное сознание является только Брахманом, потому что все материальные элементы нереальны.

Рама спросил:

15–17. Скажи мне, джива один или их бесконечно много? Или же он един во множественности, состоя из множества существ и будучи подобным горе из камней? Тучи проливаются потоками дождей, озера порождают туманы, а раскаленный металл – искры. Но откуда берутся дживы? Молю тебя, о мудрый, поведай мне об этих живых существах. Я понял это в общем, разъясни мне детали для полного понимания.

Васиштха ответил:

18–20. Не существует даже одного отдельного сознания. Откуда же взяться их множеству? Твоя речь лишена смысла, подобно прыжкам над рогами зайца! Нет ни одного ограниченного существа, ни множества их, о Рагхава! И нет никакой совокупности их, подобной горе. Отдельное сознание – это только понятие, сопровождаемое множеством других понятий! Ни одно из них не существует, пусть будет твердой твоя убежденность в этом.

21–24. Есть только чистейший Брахман – вездесущее незагрязненное Сознание, которое благодаря своему всемогуществу само воспринимается как все понятия. Все это, имеющее форму или не имеющее, есть только последовательная видимость чистого Сознания, остающееся им самим, подобно расцветающей лиане, остающейся собой. Истина состоит в том, что все является выражением реальности этого Сознания: джива, интеллект, действие, ум, двойственность и недвойственность. Только когда не постигнута высочайшая реальность, возникают разделения, но когда она понята, все становится самим Создателем! При внимательном рассмотрении непонимание пропадает, а не становится понятым.

25–27. Когда идешь посмотреть на тьму с лампой в руках, тьма рассеивается; так же и невежество пропадает при рассмотрении, а не становится понятным. Поэтому сущность отдельного сознания дживы есть только сам Брахман, неделимый и неизменный, всемогущий и безграничный, чья природа – величайшее Сознание. Он – тончайшая суть всего; будучи вездесущим, он неотделим ни от чего. Что бы ни существовало в ощущении – все есть То.

Рама спросил:

28. О брахман, почему все дживы мира не объединяются в едином порыве по желанию одного из них, если они едины как высшее существо?

Васиштха ответил:

29–31. Высшее существо есть Брахман – всемогущая абсолютная сущность, проявляющаяся по своей воле, не имеющая различий и разделений. Чего пожелает это великое Сознание, тем оно тут же становится, а вслед за желаниями возникает двойственность. Потом создаются разделения двойственности и множественности джив, и так появляются различные действия, став как бы отличными.

32–34. Эти множественности не возникают как отдельности, но даже если считать их возникшими, то они рождаются по изначальной воле Брахмана, являющейся законом. Когда желание дживы приносит результат, это происходит благодаря изначальной силе Брахмана, и никак иначе. Если нет твердой опоры на силу его закона, собственными усилиями джива не способен обрести желаемое.

35–39. Только Брахман есть высшее существо без начала и конца. Нет никакого бессчетного множества отдельных отдельных сознаний. По причине осознания видимого джива появляется и вовлекается в сансару. Когда осознание пропадает, джива снова возвращается в изначальную нераздельность. Так постепенно или мгновенно ограниченное сознание осознает свою природу, как золото в огне очищается от примесей. В сердце чистейшего пространства Сознания зарождается множество отдельностей, чья природа пространственна и которые нереальны, но кажутся реальными. Такова удивительная природа Сознания. Это удивительное свойство Сознания, являющее иллюзию всего этого разнообразия будущих имен и форм, известно как чувство себя, или ощущение своей отдельности.

40–42. Когда Сознание касается ума, который тоже является Сознанием, ощущения мира отражаются в этом уме. Будучи неизменным, Сознание изменяется и разделяется только на словах. Его кажущиеся изменения неотделимы от самой природы Сознания и осознаются только благодаря могуществу самого Сознания. Только бесконечная внутренняя игра Сознания, ощущающего свои проявления как объекты, представляется миром.

43–45. Собственной силой, которая тоньше пространства, Сознание простирается повсюду и само видит в себе чувство «я». Сознание ощущает чувство отдельности, сияющее в себе как отблеск на поверхности воды и пребывающее в мире. Это удивительный фокус прекрасного фокусника, Сознания, являемого себе в самом себе. Только это и именуется вселенной.

46–48. Чувство собственной отдельности, воспринимаемое Сознанием, является только фантазией, о Рагхава; тонкие элементы и все остальное – это лишь Сознание. Поэтому откуда взяться единству и двойственности? Когда оставлены вопросы о причине кажущейся отдельности себя, откажись от неверных понятий о «себе» и «тебе». То, что остается между существованием и несуществованием, и будет сутью смыслов. Собственная реальность Сознания сияет в своей изначальной нераздельности, подобно чистому пространству, и более нам не известны понятия о реальном и нереальном.

49–52. Вся вселенная, порожденная желанием, пуста, и так же пусты небеса, обитель богов! Все это – лишь формы удивительного Сознания, нет ничего помимо него. Действия не отличны от самого действующего даже в том случае, если в нем есть части, и тем более это верно для неделимого Сознания. Форма не имеющего имени Сознания, неосознаваемого и бесконечного, есть форма этого мира, проявление его движения. Ум, интеллект, понятие о себе, существа и все материальные элементы; горы, направления – все, составляющее мир, есть проявление чистого Сознания.

53–56. Знай, что мир – это способность Сознания осознавать. Без мира нет и его осознания. Сознание было бы бессознательным в отсутствие мира. Откуда взяться разнице между миром и его осознанием? Изумительное изначальное проявление осознания сияющего Сознания в самом себе – это то, что есть мир, состоящий из существ и элементов. Как проявление силы и могущества Сознания, из осознания возникает чувство «я», которое станет тем, что называют дживой, являющимся действующим проявлением. Когда Сознание проявляется как осознанность, оно обретает имя в соответствии со своими действиями, разделяется собственными видоизменениями, становясь иллюзорным в своей отдельности.

57–58. Нет различия между деятелем и действием, которые являются волнениями Сознания. Волнение оборачивается действием, и оно же называется человеком. Джива, отдельное сознание – это осмысленное движением божественной осознанности, которая, становясь интеллектом, умом и чувствами дживы, как будто принимает разные формы.

59–60. Мир с причинно-следственными связями и прочим есть сияние света Сознания, в котором нет никаких различий. Поэтому не существует ничего, помимо этого Сознания. Это Сознание знает истину: «Я неделимо, меня невозможно разрезать, сжечь, пропитать влагой или высушить, я неразрушимо, вечно, вездесуще и неподвижно».

61–62. Люди заблуждаются и спорят друг с другом, в спорах заблуждаясь еще более. Но мы, мудрые, вне заблуждений. Когда видимые формы захватывают внимание, видятся разнообразные видоизменения. В пространстве Сознания, осознаваемом мудрым, не возникает двойственности реального и нереального.

63–64. Весна Сознания расстилается ясным пространством и распускается цветами на древе Сознания, питаемого соками осознаваемых объектов. Неизменное семя Сознания само по себе расцветает своим разнообразием, своим волнением как будто порождая ветер, остающийся самим Сознанием.

65–68. Собственным удивительным проявлением Сознание становится водой, которая не рождена землей. Собственным проявлением став пятью элементами, оно становится разнообразными телами всех существ. Сознание – незаходящий лунный свет, сияющий собственным светом осознания. Своим проявлением Сознание сияет светом Сознания абсолютной реальности. Когда по причине самоосознания само по себе пропадает осознание внешнего, остается только самоосознание; если в нем остается понятие непонимания, возникает состояние глубокого сна. Само по себе в силу волнения неподвижной осознанности возникает в сознании огромное пространство осознания. Сияние света чистого сознания – это мир, который и существует, и не существует.

69–71. Мир есть лишь пустота недвойственного пространства Сознания, и потому мир и существует, и не существует. Великая форма сияния Сознания есть мир, который и существует, и не существует. Мир – это волнение ветра Сознания, и потому мир и существует, и не существует. Мир – это тьма тучи Сознания, и потому мир и существует, и не существует. Мир – это свет солнца Сознания, и потому он и существует, и не существует. Мир – это крошечная пылинка гигантской горы чистого Сознания.

72–75. Как жар присущ огню, а белизна – морской раковине, как неподвижность свойственна горе, а текучесть – воде, так мир относится к Сознанию. Как сладость свойственна тростнику, сливки – молоку, холод – снегу, яркость – свету, так мир свойственен Сознанию. Как масло присуще горчичному семени, волны – реке, сладость – меду, браслет – золоту, так этот мир присущ Сознанию. Как аромат – цветку, плод – ветке, так этот мир относится к Сознанию. Реальность мира – это только реальность Сознания; реальность мира – это тело чистого Сознания.

76–77. Здесь нет разделения и изменения, как в пространстве нет грязи, поэтому этот мир есть только Сознание, Реальность. Все три мира и существуют, и не существуют. По причине отсутствия в Сознании изменений в нем нет разделения реального и нереального, части и целого. Разделение существует только на словах, как рога зайца.

78–80. Увы тем, кто погряз в понятиях, скрывающих истинное состояние! Нет здесь этого мира со всеми его горами, океанами, волнами, реками и божествами; есть только единое Сознание. Зачем ошибаться, принимая его за что-то иное? Как все в горе является горой, так Сознание сияет своим светом в пространстве Сознания. Оно включает в себя все, оставаясь в полном спокойствии, как прозрачный кристалл, отражающий объекты. Нечистота Сознания возможна единственно на словах. Разделения на существование и несуществование Атмана, тебя и меня вообще не существует.

81–85. Как многочисленные прожилки на листе не бывают отдельно от листа, так этот мир существует в чистом Сознании, не будучи отличным от него по своей природе, но отличаясь в ощущении. Сознание есть изначальная причина всего огромного множества причин; ум по своей собственной природе является своей причиной, Сознанием. В силу неосознаваемости Сознания его несуществование не доказывается утверждением о его невосприятии, ибо известно: проявляется только то, что есть, как из семени вырастает побег. Как нет разделения в пространстве, так три мира не отдельны в высочайшем Сознании, мой сын. Все видимое есть чистое Сознание. Твердо усвой это, полностью поняв.

86. Когда мудрый произнес эти слова, третий день подошел к концу. Вечером собравшиеся, поклонившись, разошлись для молитв и омовений, свершаемых в соответствии с обычаями. На следующий день с восходом солнца, когда рассеялась тьма, все собрались снова.

Такова сарга четырнадцатая «О Брахме» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 15. Загробная история. О царе.

Васиштха продолжил:

1–2. Мир есть только пространство Сознания. Как в чистом пространстве можно узреть воображаемое жемчужное ожерелье, так существует и мир, будучи по своей природе пространством Сознания. Все три мира возникают в Сознании как невырезанные фигуры в камне. Но не только в каменной глыбе Сознания ничего не вырезано, но и резчик отсутствует!

3–6. Как движение воды в океане по своей природе становится быстрыми волнами, так видимый мир существует в высочайшем Сознании. Лучи солнца, проникая сквозь щель в стене, принимают форму щели. Эти лучи так же плотны по сравнению с видимостью мира, как горы массивны и тяжелы в сопоставлении с пылинкой. Мир сияет не своим светом, он осознается единственно потому, что не отличен от Брахмана, как солнце и его лучи, проходящие сквозь щель в стене, не отличны друг от друга, но воспринимаются отличными. Эти миры хотя и воспринимаются, но их природа – только пространство Сознания, в них нет материальности, как во сне или фантазии.

7–8. В этом мире, сущность которого – чистое пространство Сознания, совершенно нет материальности, как нет никакой воды в реке, текущей в пустынном мираже. В этом нематериальном мире, напоминающем воздушный замок или ручей в мираже, все есть только видимость, основанная на заблуждении.

9–13. Чем можно измерить иллюзии миров, явившихся во сне? Само пространство сознания проявляется как множество видимостей, в которых нет материальности. Только в отсутствие верного понимания может быть воспринято то, что называется миром. В действительности нет разницы между смыслом слов «мир» и «Брахман». Мир относится к невообразимому Сознанию, как свет солнца относится к небу, как тонкое облако – к мысли о нем. Как иллюзорный город, приснившийся во сне, и мир бодрствования очевидны для наблюдателя, также очевидны и этот мир, и мир воображаемый, хотя оба являются иллюзией. Поэтому мир есть невоспринимаемое Сознание, лишь пустое пространство.

13–16. Знай, что «пространство» и «мир» – пустые слова, означающие одно и то же, их сущность – Сознание. Поэтому видимый мир вообще никогда не возникал. Мир в высочайшем пространстве существует, как то, что есть, – непроявленное Сознание, не имеющее названия. Мир в высочайшем пространстве Сознания есть само нераздельное пространство Сознания. Он не занимает даже того места, какое занимает крошечная пылинка. Его природа – чистое пространство Сознания, лишенное всякой материальности, как воздушный замок в чистом пространстве, являющийся самим пространством.

17. Теперь внимай истории о храме, ублажающей слух. Постигнув ее смысл, ты успокоишь все сомнения ума.

Рама сказал:

18. О брахман, чтобы укрепить мое правильное понимание, расскажи мне во всех подробностях эту историю о храме, которая способствует пробуждению!

Васиштха продолжил:

19–24. Жил однажды на земле великолепный царь Падма, украшение своего рода, мудрый и имевший много детей. Он следовал традиции и закону, как океан уважает границы своих берегов. Он разметал своих врагов, как солнце разгоняет тьму. Для лотоса своей жены он был нежной луной, для сухой травы порока – пожирающим ее пламенем. Он был надежной горой Меру для собрания мудрых; его слава и богатство сияли подобно луне, отражающейся в океане существования; он был озером для лебедей благородных качеств и солнцем для лотосов чистоты. В сражении он был ветром, заставляющим дрожать противника; он был львом для слона ума; он был хорошо осведомлен во всех науках и был воплощением всех прекрасных качеств. Он был тверд и терпелив, как гора Мандара, которой боги и демоны взбивали океан; он был весной для множества прекрасных цветов, а красотой был подобен богу любви. Он был ветерком для прекрасных лиан развлечений, Вишну в смелых предприятиях, луной для благородных лотосов, огнем для плюща дурных склонностей.

25–30. У этого царя была прекрасная и любимая жена по имени Лила. Окруженная всевозможным почитанием, счастливая и благословенная, она была воплощением богини Лакшми на земле. Она достигла всего, ее голос был сладким, походка – легкой и приятной, а улыбка напоминала вторую луну. Ее лицо, подобное белому лотосу, обрамляли черные локоны; ее телосложение было совершенным, а ее движения были похожи на изгибы золотого лотоса. Она выглядела как игривая лоза, покрытая множеством пышных соцветий и наполненная соками. Ее руки были словно молодые ветви с распустившимися цветами, и вся она была восхитительна и сладка, как мед. Ее чистое и прекрасное, как лебедь, тело давало прохладу своим прикосновением, подобным прикосновениям к водам святого Ганга. Ради услужения мужу она была воплощенной Рати, спутницей бога любви Камы, который дарит все наслаждения.

31. Когда муж был в печали, она грустила; когда он радовался, она радовалась с ним; когда он размышлял, она задумывалась. Красавица была отражением царя, но когда он сердился, она лишь изображала страх.

Такова сарга пятнадцатая «Загробная история. О царе» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 16. Загробная история. Печаль царицы.

Васиштха продолжил:

1–8. Царь и его несравненная жена, земная нимфа, наслаждались искренней взаимной любовью. Они блаженствовали в обществе друг друга в садах, в лесах и густых зарослях; в гуще акаций и в беседках, заросших цветами; на полянах, увитых лианами; на ложах во внутренних садах; в цветочных аллеях, на качелях в весенних парках. Они предавались утехам в прудах, покрытых лотосами; на холмах, поросших сандаловыми деревьями; в сени деревьев кальпа и могучих деревьев кадамба и под деревом ним; в цветущих зарослях сладкого жасмина и тропических мимоз и в гуще весенних лесов под голоса кукушек; на покрытых лесами и мягкой свежей травой холмах, где бегущие ручьи образуют водопады, искрящиеся дождями звездных брызг; в горах среди россыпей драгоценных камней; в обителях риши и мудрецов, в отдаленных священных ашрамах; среди цветущих лотосов и белых водяных лилий; в густых лесах, полных цветов и плодов.

9–13. Они наслаждались жизнью, как молодые и прекрасные боги, испытывая друг к другу сильнейшую, нежную, взаимную, переполняющую обоих любовь. Они разгадывали загадки и головоломки, забавлялись общением жестами, рассказывали друг другу истории, играли в шахматы и другие игры. Они развлекались танцами и историческими представлениями, внимательно изучали поэмы. Они проводили время то в городе, то в деревне, посещая разные места и события. Убранные цветочными венками и гирляндами, со многими украшениями, игриво танцуя, они наслаждались, исполняя самые разные желания друг друга и испытывая различные эмоции. Они жевали листья бетеля со свежим шафраном и камфарой и скрывали на своих телах царапины – следы своей любовной страсти, прикрывая их роскошными лианами и цветочными гирляндами.

14–17. Они играли в догонялки и прятки, забрасывали друг друга цветами, развлекались дома, раскачивая друг друга на цветочных качелях и в гамаках. Они путешествовали на лодках, катались на запряженных слонах, лошадях, буйволах и верблюдах, играли в воде, обдавая друг друга брызгами. Они проводили время в песнях и танцах, ритмично двигаясь в красивых костюмах, слушали песни и истории и наслаждались музыкой лютни и тамбурина. Радостные и веселые, как весенние цветы, они счастливо проводили время в садах, на берегах рек, среди деревьев, на украшенных улицах, во дворцах и их внутренних двориках.

18–22. Так, проводя жизнь в удовольствиях и счастье, любимая спутница царя однажды задумалась, наморщив свои прекрасные брови.

Она начала рассуждать:

Мой любимый муж, царь страны, для меня дороже жизни. Каким образом счастье и радость моей жизни мог бы оставаться молодым, не старея и не умирая? Как бы я сама, оставаясь красивой и молодой, с высокой грудью, могла бы сотни долгих юг любить моего мужа среди лотосов? Для исполнения этого желания я готова соблюдать все возможные аскезы, мантры и практики в надежде, что мой луноликий царь не будет стареть и умирать. Я отправлюсь к мудрым дваждырожденным брахманам, владеющим глубокими знаниями и мудростью, к стойким аскетам, дабы узнать, как человек может избежать смерти.

23–24. С такими мыслями царица созвала мудрых дваждырожденных и, приветствовав их, с поклонами спросила, как можно достичь бессмертия.

Но все время мудрецы отвечали:

О царица, с помощью практик аскетизма, мантр и успокоения ума завоевываются любые цели, однако бессмертия достичь невозможно!

25–29. Услышав это из уст дваждырожденных, царица вновь предалась раздумьям, страшась разлуки со своим любимым:

Если судьбой суждено, что я умру раньше своего мужа, тогда я избавлюсь от всех страданий и обрету счастье в Атмане. Но если мой муж почиет первым, пусть даже это произойдет через тысячу лет, тогда я постараюсь, чтобы его дух не покинул этот дворец. Если дух моего мужа будет жить здесь, во дворце, в своих личных покоях, то я, всегда ощущая его присутствие, буду счастлива. Поэтому я сейчас же начну молиться богине мудрости Сарасвати и буду угождать ей мантрами, постами и практикой успокоения ума, пока не заслужу ее благословления.

30–33. Так решив, эта лучшая из женщин, ничего не сказав своему мужу, начала свои настойчивые практики, проводимые в соответствии с писаниями. Она ела раз в три дня, прилежно поклоняясь богам, дваждырожденным, учителям, мудрым и знающим. Она совершала омовения, раздавала милостыню, непрерывно выполняла аскезы и практики созерцания, с примерным поведением и полной верой в успех задуманного преодолевая препятствия. При этом в нужное время, с должным старанием, в соответствии с писаниями и порядками она радовала своего мужа, который ни о чем не догадывался.

34–35. Непрерывно и с усердием царица исполняла свои суровые практики. Стремясь к своей цели, она выполнила сотню троеночных поклонений. После сотни троеночных поклонений и благочестивых молитв, удовлетворенная ее усилиями, богиня красноречия Сарасвати явилась перед ней и заговорила.

Сарасвати промолвила:

36. О дитя, я весьма довольна твоей непрерывной аскезой и любовью к мужу. Объяви свое желание, и оно исполнится.

Царица сказала:

37–38. Приветствую тебя, о луноликая, разрушающая своим светом заблуждения рождения и старости! Возношу тебе приветствия, о солнечное сияние, от которого бежит слепота и исчезает неведение сердца! О божественная мать, матерь всего мира! Молю тебя, исполни два моих пожелания, о чистейшая богиня!

39–40. Первое такое: когда мой муж умрет, пусть его дух, о моя божественная мать, не покинет свои покои, расположенные в этом дворце. Второе желание такое, о великая богиня: я прошу, чтобы, когда бы я ни молилась тебе, ты бы всегда благословляла меня своим присутствием.

41. Выслушав желания царицы, Мать всей земли сказала: «Да будет по-твоему», – и пропала, как поднявшаяся волна сливается с океаном.

42–43. Царица, получившая благословение богини, была переполнена радостью и блаженством, как радуется олениха, заслышав звуки музыки. Недели, месяцы, времена года проходили друг за другом, и вращалось на оси лет колесо времени со спицами дней, подталкиваемое летящими мгновениями.

44–49. Как пропадают жизненные соки в сухом осеннем листе, так однажды проявленное сознание покинуло тело царя. Когда от жестокой боевой раны он скончался в своих покоях, царица погрузилась в глубокие страдания, как лотос вянет во время засухи. Бутон ее губ побледнел от ядовитого веяния скорбных вздохов; казалось, она сама близка к смерти, словно лань, раненная стрелой охотника. Огонь ее жизни потух со смертью мужа, как весь дом погружается во тьму, когда прекращает гореть светильник. Она скоро истаяла, утратив присущую ей юную свежесть, как быстрая полноводная река, высыхая, становится мутной и грязной. Она то горестно причитала, то замолкала, как безгласная. Несчастная царица призывала свою смерть, словно белая лебедь, потерявшая супруга.

50. Небесная богиня Сарасвати увидела безмерные страдания тоскующей женщины, и ее милосердие было подобно дождю для рыбы, что задыхается в пересыхающем пруду.

Такова сарга шестнадцатая «Загробная история. Печаль царицы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 17. Загробная история. Несуществующее царство.

Сарасвати сказала:

1–3. Мое дитя, покрой тело своего мужа грудой цветов и поддерживай его в таком состоянии. Ты снова обретешь супруга: цветы останутся свежими, и его тело не будет разрушаться. Твое замужество скоро возобновится. Его живая душа, прозрачная как пространство, никогда не покинет эти дворцовые покои.

Васиштха продолжил:

4–7. Чернобровая царица услышала эти слова и ободрилась вместе со своим окружением, как измученный лотос радуется воде. Засыпав тело мужа множеством цветов, она почувствовала некоторое облегчение, как нищенка рядом с сокровищем. В полночь того же дня, когда все окружение погрузилось в сон, ничего не слыша, она молилась богине знания чистым сосредоточением своего ума, пребывая в печали в покоях дворца.

Явившись, богиня вопросила:

8. Мое дорогое дитя, почему ты вспомнила обо мне? Почему ты страдаешь? Иллюзия сансары – глупость, подобная воде в мираже.

Лила спросила:

9. Скажи, где сейчас находится мой муж, каков он и что он делает? Не видя его рядом с собой, я не могу жить.

Сарасвати ответила:

10–12. Есть три типа пространств: пространство ума, пространство чистого Сознания и материальное пространство. Знай, о красавица, что пространство чистого Сознания – самое тонкое и пустое из них. Твой муж находится в пространстве чистого Сознания, будучи неделимым с ним. Хотя он и не существует здесь, но там его можно видеть и потому воспринимать. Знай, то, что остается в середине, когда ограниченное сознание передвигается из одного места в другое, и есть пространство Сознания, о красавица.

13–14. Если ты отречешься полностью от всех мыслей, ты, без сомнения, обретешь состояние истины и понимания сущности всего. Это достигается полным осознанием несуществования мира, и никак иначе, но ты, красавица, получишь это по моей милости.

Васиштха сказал:

15–16. Произнеся это, богиня вернулась в свою высочайшую божественную обитель, а Лила без усилий погрузилась в нирвикальпа самадхи, глубокое сосредоточение безо всех отвлечений. Она в одно мгновение оставила клетку ощущения своей отдельности и собственное тело, попав в пространство Сознания, как взлетевшая в небо птица оставляет гнездо.

17–21. Оказавшись в этом пространстве, царица увидела здесь своего мужа, окруженного другими царями и раджами. Он восседал на троне, покрытом львиной шкурой, а окружающее его собрание приветствовало его криками: «Да здравствует царь!» – и оказывало ему всевозможные почести. Царский дворец был украшен флагами и цветами, у главного восточного входа расположились во множестве мудрецы, дваждырожденные и риши. У южного входа собрались в большом числе цари и правители, у западных ворот – прекрасные женщины. У северного входа сгрудились слоны, лошади и колесницы.

21–25. Один из слуг доложил царю о войне на юге, о боевых действиях, начатых царем Карнаты в восточных странах, о победе царя Сураштры над всеми варварами на севере и о том, что весь народ Танганы захвачен царством Малы. Здесь же принимали посла Ланки, прибывшего с гор, что расположены на берегу южного океана. Сиддхи с горы Махендра, что на восточном берегу, описывали небесный Ганг; посол с северных берегов рассказывал о Гухьяке, хранителе богатств. Посланцы с восточного берега океана описывали закат; бесчисленное количество различных правителей в превосходных одеждах заполняли весь двор.

26–28. Брахманы читали мантры у жертвенных костров, и их голоса заглушала музыка. Звукам хвалебных од придворных поэтов вторили трубные крики слонов. Шум речи и песнопений поднимался к небесам; в воздухе плавали клубы пыли, поднимаемой множеством лошадей, слонов и повозок. Наполненный запахами цветов, камфары и благовоний, дворец походил на душистую гору. Во дворе было не счесть подарков, доставленных со всех концов света.

29–30. Слава и величие царя были подобны облаку душистой камфары, сияющей горе, достигающей небес, соединяющей землю и небесный рай и затмевающей своим блеском свет солнца. Правители были вовлечены в исполнение возвышенных и благородных обязанностей и в решение повседневных вопросов; лучшие строители планировали возведение новых городов.

31–33. Усердная в практиках царица, будучи пространством, легко, подобно туману в воображаемом лесу, переместилась в приемные покои царя, состоящие из пространства. Она находилась прямо перед присутствующими, но они ее не замечали, поскольку она была подобна воображаемой девушке в голове мечтателя. Они не видели ее, хотя она была прямо перед ними, как невозможно увидеть воздушный замок в фантазиях другого человека.

34–37. Она узрела рядом с царем всех своих былых придворных и слуг, как будто попавших сюда из их города. Те же места и те же дела, те же юноши и те же дворцовые девушки, те же самые советники и придворные, те же правители и те же ученые, те же поэты и те же слуги. Здесь были пандиты, друзья и жители – те же и одновременно другие; дела и занятия – такие же, но другие.

38–40. Был полдень. Место, наблюдаемое царицей, со всех сторон окружал густой лес, на небесах были солнце, луна и облака, и ветер далеко разносил разные звуки. Она видела земли, деревья, реки, горы, леса, города, деревни и другие поселения. Царю было всего шестнадцать лет, он оставил свои прошлые годы и старость; он был весел и юн, окруженный свитой и всеми горожанами.

41–44. Увидев все это, прекрасная царица обеспокоилась: не мертвы ли все обитатели их города. По благословению богини Сарасвати она снова вернулась в свои старые покои. Там она узрела тех же людей спящими в ночи. Царица разбудила глубоко уснувших служанок и, пожаловавшись на свое беспокойство, приказала созвать собрание: «Если я буду рядом с великим троном моего мужа и увижу своих подданных, тогда мое сердце успокоится, и никак иначе».

45–48. По ее приказу все царское окружение было разбужено, и постепенно все занялись своими обычными делами. Стражники были посланы пробудить жителей города и придворных с тем, чтобы они начали повседневную работу, как будто солнце уже взошло над землей. Слуги прилежно вымыли зал для собраний, как осенью ветер очищает небо от тяжелых дождевых туч. В покоях зажгли множество ламп, и они разогнали тьму, сияя, как созвездия на небе.

49–53. Вскоре зал заполнился толпами людей, как океаны, иссушенные при разрушении мира, наполняются водой во времена изначального творения. Благородные советники и управляющие областей заняли свои места, как локапалы, защитники мира, при возникновении трех миров занимают свои позиции, соответствующие сторонам света. Ветра, которые охлаждала роса нанесенной повсюду камфары, разносили густые ароматы раскрывшихся лотосов. Стража в белых одеждах стояла у стен, как обожженные солнцем облака, окружающие вершины гор. Множество цветов рассыпалось по земле, разгоняя тьму своим сиянием, как охапки звезд, низвергнутые с небес могучими ветрами.

54–56. Царские приближенные наполнили двор, как лебеди – озеро, заросшее цветущими лотосами. Лила села на золотой, богато украшенный трон, стоящий подле огромного трона царя, – великолепная, как богиня любви в сердце своего супруга. Она узрела всех принцев такими, какими видела их и ранее, всех учителей, благородных жителей, друзей, придворных, приближенных, родственников и прочих.

57. Увидев всех такими, как и прежде, царица была чрезвычайно счастлива. Она сияла, как полная луна, убедившись, что все приближенные царя по-прежнему живы.

Такова сарга семнадцатая «Загробная история. Несуществующее царство» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 18. История о Лиле. Об иллюзии мира.

Васиштха сказал:

1. «Я рада! Хватит печальных мыслей, приносящих страдания», – сказала Лила и, распустив жестом присутствующих, поднялась со своего трона.

2–6. Пройдя в покои дворца, она вошла в комнату своего мужа, засыпанного цветами, и задумалась:

Какая удивительная иллюзия! И город, и все эти люди, окружающие меня, находятся и здесь, передо мной, снаружи, и в ином пространстве, внутри. Даже горы, опоясанные лесами, здесь такие же, как и там! Увы! Все это только великая игра майи! Как гора, находящаяся снаружи, видится внутри зеркала, так же и этот мир ощущается и внутри зеркала сознания, и вовне его. Но какое творение – иллюзия, а какое – истинное? Несомненно, я с почтением расспрошу об этом богиню Сарасвати.

7–8. Приняв такое решение, она начала молиться богине и вскоре увидела ее перед собой в образе молодой девушки. Усадив богиню на прекрасный трон, Лила села подле нее на землю и спросила о великой истине.

Лила сказала:

9–10. Будь благосклонна, о богиня, ведь высшие не отвергают несчастного. Тобой с начала мира установлены лучшие из законов бытия. Поэтому, о великая богиня, ответь на вопрос, который я тебе задам. Благослови меня своей милостью.

11–14. Зеркало для того, что называется миром, чище пространства и столь огромно, что чистейшее пространство, раскинувшееся на миллионы миллионов йоджан, – лишь крошечная его частица. Это зеркало, называемое Сознанием, сияет светом слов писаний, оно неосознаваемо, тонко, спокойно, блаженно и нераздельно. В нем отражаются полностью проявленными направления, время, создание, пространство, свет и последовательности событий. Это замечательное отражение трех миров существует и внутри, и снаружи. Но какое из отражений реально, а какое – нет?

Богиня спросила:

15. Красавица, скажи, что ты именуешь реальностью творения и что называешь нереальностью?

Лила ответила:

16–17. То творение, где я сейчас нахожусь и где ты, о богиня-мать, пребываешь, и есть реальное творение. Я так понимаю, о божественная! Тот мир, где сейчас находится мой муж, нереален. Я думаю, это пустота, где нет пространства, времени и всего остального.

Богиня сказала:

18. Нереальное никогда не может возникнуть из реального творения, ибо следствие не может быть отдельным от причины.

Лила сказала:

19. Но, о божественная мать, мы видим, что следствие может отличаться от причины! Глина не способна удержать воду, а горшок, изготовленный из нее, может!

Богиня ответила:

20–23. В силу сопутствующих причин следствие может несколько отличаться от главной причины. Скажи мне, есть ли причина существования того мира твоего мужа среди материальных элементов – земли и прочего? Что порождается материей, то материально, о красавица. Если тот мир нереален и происходит из этого, откуда здесь взяться реальной земле? Каковы здесь могли бы быть сопутствующие причины? Если же при видимом отсутствии непосредственных причин возникают сопутствующие причины, тогда предшествующая непосредственная причина есть, хотя она и не видима. И никак иначе. Это известно всем.

Лила сказала:

24. О богиня! Я думаю, причина того мира – это память о моем муже, разросшаяся и ставшая творением! Воспоминание стало причиной творения и уверенностью в нем.

Богиня ответила:

25. Память имеет природу пространства, и все, порожденное пространством, будет таким же. Хотя мир твоего мужа воспринимается существующим, он есть только пространство.

Лила сказала:

26. Как мир моего мужа возникает, будучи памятью, состоящей из пространства, так же и этот мир есть только видимость, я думаю.

Богиня произнесла:

27. Таков нереальный мир твоего мужа, который является только видимостью, и я знаю этот мир здесь таким же, дитя.

Лила спросила:

28. Скажи мне, дабы уничтожить невежество по поводу этого мира: как из этого творения явился мир моего мужа, бесформенный и иллюзорный по своей природе?

Богиня ответила:

29–32. Внимай моему рассказу о том, как это творение возникает из предыдущей памяти, которая по своей природе есть заблуждение, подобно тому, как появляется заблуждение сновидения. Однажды где-то в пространстве Сознания существовал храм сансары, покрытый сверху чистым небом, как куском стекла. Гора Меру – столб, поддерживающий этот храм, украшенный вырезанными изображениями локапалов, защитников мира; четырнадцать уровней существования – его комнаты; три мира – рвы вокруг него; солнце – лампа в этом храме. Комья земли были в нем горами, в ущельях которых было полно муравьиных куч, кишевших живыми существами. Это была обитель владыки своих людей, старого Брахмы, со множеством сыновей.

33–36. Там было множество существ, запутавшихся, как шелковичные черви, в собственных ограничениях; сверху было небо, снизу – черная земля, и раздавалось гудение туч комаров-сиддхов, наполнявших небеса. Углы храма были заплетены густой паутиной дыма, который был облаками, и пчелы небесных колесниц сновали под бамбуковой крышей, где гуляли ветра. Множество игривых богов и демонов носилось и забавлялось, играя, над городами, деревнями и домами, которые были просто различными вещами и инструментами внутри храма. Капли и лужи воды в нем были озерами, морями и реками; в разных частях этого блистающего мира были и рай, и преисподняя, и земля.

37–38. Где-то здесь, в дальнем уголке пространства, в долине между гор, бывших комками грязи, располагалась одна горная деревня. Там, среди лесов, гор и рек, подле своего священного огня, с женой и детьми жил дваждырожденный брахман, не болея, питаясь молоком, не страшась даже царя и привечая странников и гостей в соответствии с законами дхармы.

Такова сарга восемнадцатая «История о Лиле. Об иллюзии мира» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 19. История о Лиле. Смерть брахмана.

Богиня сказала:

1–4. Этот брахман был сходен с известным Васиштхой своей жизнью, внешним видом, делами, знаниями, достоинством и силой, но не обязанностями при царском дворе. Его тоже звали Васиштха, и у него была жена по имени Арундхати, прекрасная и луноликая, подобная небесной Арундхати на земле. Она была такая же, как и известная Арундхати, в жизни, красоте и одеждах, делах и знании, достоинстве и судьбе, но отличалась от нее чистотой ума. Неподдельной любовью и преданностью, грациозными движениями она была подобна прекрасному сияющему лотосу. Для Васиштхи она была всем в этой жизни.

5–9. Однажды, сидя на вершине холма на траве среди сосен, Васиштха увидел внизу пожелавшего заняться охотой царя, в сопровождении многочисленной свиты и огромной армии, издававших шум, как будто желая сотрясти гору Меру. Трепещущие опахала и развевающиеся флаги искрились лунным светом и были подобны ожившему, увитому качающимися лианами лесу, над которым раскинулось небо из мозаики множества белых зонтов. Лошадиные копыта вздымали с земли тучи пыли, наполнившие воздух; слоны с высоко поднятыми хоботами трубили и несли на своих спинах узорчатые башни. Все живые существа разбегались в разные стороны от великого шума, повсюду сияли золотые украшения с драгоценными каменьями.

10–13. Увидев царя, брахман подумал:

О, как прекрасна жизнь царя! Она наполнена всеми возможными наслаждениями! Буду ли я когда-нибудь царем всей земли, обладающим всеми этими армиями, колесницами, слонами, конями, флагами и опахалами? Когда я, утомленный любовными утехами, буду вдыхать сладкие ароматы жасмина и душистого манго, исходящие от женщин моего гарема? Когда я сделаю счастливыми и как будто сияющими лунным светом лица женщин города, умащенные камфарой и сандалом? Когда слава обо мне разлетится по всему свету?

14–15. С тех пор мудрого не оставляла эта мысль, но он продолжал, как всегда, прилежно и без лени выполнять свои обязанности, пока длилась жизнь. Как от заморозков замерзает вода и увядают лотосы в пруду, так и этот дваждырожденный однажды постарел.

16–18. Когда он стал близок к смерти, его жена погрузилась в глубокую печаль, как от жара солнца вянет цветок, время которого прошло. Она поклонялась мне, как и ты, красавица, и, постигнув, что бессмертие недостижимо, взмолилась мне о таком желании: «О богиня, пусть душа моего умершего мужа не покинет эту комнату!» Поскольку речь шла лишь о ее иллюзии, я даровала ей исполнение этого желания.

19–23. Скоро мудрый умер, подчиняясь силе времени, и остался в пространстве комнаты как тонкий дух. Хотя его тело было только пространством, он стал великим царем силой своих многих прошлых желаний. Он превратился в могучего покорителя всей земли, силой подчинил себе рай и милостью защитил преисподнюю, став правителем всех трех миров. Он был огнем разрушения для леса своих врагов, богом любви – для женщин; для ветров искушений он был самой горой Меру, а для лотосов мудрых садху – сияющим солнцем. Он как в зеркале отражал в себе все писания; для нуждающихся стал деревом, исполняющим желания; был опорой для достойнейших из дваждырожденных и полной луной, сияющей нектаром дхармы.

24–27. Когда дваждырожденный умер, он оставался в виде тонкого незримого тела в пространстве своего сознания, пребывая в своих дворцовых покоях. Жена этого брахмана в тяжкой скорби крайне исхудала и почернела, как стручок фасоли, и от горя ее сердце разорвалось. Она умерла вслед за своим мужем и, оставив свое тело далеко позади, в тонком теле воссоединилась с ним. Она устремилась к мужу, как полноводная река, и ее печали прекратились, как у цветка с наступлением весны.

28. Ныне минуло восемь дней со дня смерти этого брахмана, чья душа остается в селении, в долине между гор. Там есть дома, принадлежавшие этому дваждырожденному, его земли, накопленные им богатства и все прочее.

Такова сарга девятнадцатая «История о Лиле. Смерть брахмана» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 20. История о Лиле. О высочайшей истине.

Богиня сказала:

1–2. Этот дваждырожденный, ставший царем, стал теперь твоим мужем. А ты, красавица, – его супруга, которую звали прежде Арундхати. Здесь вы снова стали мужем и женой и правите царством на земле, подобно паре молодых лебедей или Шиве и Парвати.

3–5. Я тебе рассказала все о прошлом творении, чтобы показать: джива – это только пространство, и его реальность – заблуждение. В силу отражения изначального заблуждения в пространстве Сознания возникает это заблуждение. Будь оно реальным или нереальным, это приводит к разделению вашего существования. Поэтому, является ли материальность творения заблуждением или нет, только само творение, и ничто иное, разворачивает бесконечные восприятия объектов.

Васиштха сказал:

6. Выслушав богиню, Лила на некоторое время замерла, широко распахнув глаза от изумления, пытаясь осознать услышанное, а затем заговорила.

Лила произнесла:

7–12. О богиня, ты говоришь удивительные вещи! Как такое может быть? Где душа этого дваждырожденного в своем доме и где мы? Весь мир: эта земля, эти горы и все направления – как все это может появиться в доме, где находится мой муж? Это то же самое, что сказать: обезумевший слон связан в горчичном зерне, или в крошечной пылинке комар сражается со стаей львов, или гора Меру поместилась в семени лотоса, и ее проглотила маленькая пчела, или павлины начинают прекрасный танец, услышав гром из грозовых облаков в чьем-то сне! Не может такого быть, о богиня всех богов, что и земля, и горы находятся внутри дома. Этого просто не может быть! О богиня, обладая ясным пониманием, объясни мне, как это так! Ведь по твоей милости великомудрые не терзаются более сомнениями.

Богиня ответила:

13–15. Я не говорю глупостей, о красавица. Поэтому слушай внимательно объяснения того, что сказано. Ни я, ни другие боги не преступают законов. Я сама поддерживаю порядок, когда его нарушают. Если я буду преступать установленные законы, кто другой за них постоит? Это огромное царство есть по сути только пространство, и оно существует в пространстве сознания того мудреца, что живет в деревне и остается и сейчас в своем доме.

16–18. Прошлое забыто вами, и память о нем появилась иным образом, как во сне умирает память о бодрствовании, о красавица! Как привидевшаяся во сне вселенная или воображенные три мира, как описанная в повествовании битва или как вода в пустынном мираже – эта земля, с ее горами, лесами и городами, находится в доме того брахмана, как в воображении или в зеркале.

19–21. Материальность творения не существует, но представляется настоящей. Это реальность проявления чистого пространства Сознания, кажущегося заключенным в оболочку материального. То, что называют памятью, также нереально, поскольку возникает из нереальности, подобно тому, как волны в мираже так же нереальны, как и сам мираж. Твой дом не существует, он – только пространство! Знай, что ты, я и весь мир – лишь чистое пространство Сознания, и ничего более!

22–24. Эта непрерывная цепь сновидений, заблуждений, воображения и ощущений является главным доказательством, понимание которого приводит к пробуждению, подобно яркой лампе. Душа дваждырожденного пребывает в доме брахмана, и в пространстве его собственного сознания находится вся земля с океанами и лесами, как пчела в цветке лотоса. Весь этот мир, со всеми городами, всеми созданиями и прочим, существует где-то в крошечном уголке пространства сознания брахмана, как иллюзия, зримая в пустом пространстве.

25–26. Тот дом так и остался в том городе, о красавица! И что с того? Множество миров умещаются внутри пылинки! В каждой частице чистого Сознания имеются миры. Воистину, какие могут быть в этом сомнения?

Лила спросила:

27. О богиня, тот дваждырожденный опочил восемь дней назад, но мы с моим мужем живем уже долго. Как это может быть?

Богиня ответила:

28–30. О Лила, как у пространства нет протяженности, так не существует протяженности и у времени. Слушай, я объясню тебе, как это происходит. Поскольку ощущение сотворенного мира есть только воображение, то и переживаемые момент или эпоха – только воображение. Мгновение, эпоха, целый мир, ты и я существуем как иллюзии Сознания. Я разъясню ее последовательность, слушай меня внимательно.

31–36. В одно мгновение ограниченное сознание ощущает иллюзорную смерть и, забывая о прошлом, видит иной мир, о красавица. Затем в один миг, будучи лишь формой пространства в пустом же пространстве, джива думает: «Я здесь, в таком окружении». Он видит свое тело с руками, ногами и всем прочим. Каким он вообразил это тело, таким он его и видит. «Это мой отец, а я его сын», «Мне столько-то лет», «Это мои любимые родственники», «А это мой родной дом», «Я родился», «Я ребенок», «Я вырос», «Все мои родственники – такие как есть» – эти представления и у тебя самой, и у всех остальных появляются как бы из уплотнившегося пространства ума, в котором так возникает разделение сансары.

37–40. Ничто не рождается, есть только чистое пространство Сознания. Как видимое во сне является лишь сознанием видящего, так и все видимое наяву есть только Сознание. Благодаря вездесущему единству Сознания во сне оно проявляется как видящий и видимое. Словно во сне, возникает и восприятие видящим другого мира. Как появляется другой мир, так же является и этот мир. Любые миры – во сне; иные миры и этот – всего лишь нереальность, кажущаяся реальностью. Между этими восприятиями нет ни малейшей разницы. Они похожи, как волны в океане, поэтому весь этот мир неразрушим, ибо никогда не был сотворен.

41–44. В силу отсутствия собственной отдельной природы то, что видится, – это исключительно Сознание. Как в отсутствие воспринимаемого есть только высочайшее пространство, так и в присутствии воспринимаемого высочайшее пространство остается неизменным. И потому воспринимаемое следует считать не отличным от этого пространства, подобно тому как волны не отличны от воды. В воде нет отдельной от нее волны, как нет рогов у зайца. Только само Сознание по своей природе проявляется как осознаваемое, оставаясь вечным и неизменным. Поэтому нет объекта восприятия. И откуда взяться мысли о воспринимающем и восприятии?

45–47. Вслед за ошибочным восприятием смерти в отдельном сознании в мгновение ока возникает видение всех трех миров во всем их великолепии – с местом и временем, с усилиями и порядком, с рождением и родителями, с воспитанием и ростом, с сознательностью и местом обитания, с изменяющимися обстоятельствами, с друзьями, родственниками и слугами, со взлетами и падениями.

47–51. Будучи нерожденным, сознание осознает: «Я родился». И после смерти тело-сознание мгновенно видит себя в детстве – с местом, временем, действиями, объектами, умом, интеллектом, чувствами и прочим. «Это мои отец и мать, и я их сын» – все состоит из подобных восприятий случившегося или не случившегося, возникающих, как плод появляется из цветка. В один миг рождается ощущение: «Для меня прошла целая эпоха». Так для царя Хашчандры за одну ночь прошло двенадцать лет, а разлученным влюбленным один день кажется годом.

52–53. «Я умер», «Я родился», «Это мой отец» – подобные представления появляются как будто во сне. Так возникает чувство наслаждения пищей у того, кто ее не вкушал, и так болтун заявляет, что голоден, хотя он насытился. В сознании пьяного, безумного или спящего пустота становится полной, трудное – легким и даже утраченное – не потерянным.

54. Как острота находится в семени перца, как в каменные глыбы заключено множество невырезанных фигур, так и весь этот видимый мир остается неподвижным и неотдельным в нерожденном Брахмане. Откуда и как в нем может появиться понятие о несвободе и освобождении?

Такова сарга двадцатая «История о Лиле. О высочайшей истине» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 21. История о Лиле. Учение о спокойствии

Богиня сказала:

1–3. Сразу вслед за заблуждением смерти возникают другие миры, как, открывая глаза, мы видим бесконечные формы. Бессчетное количество миров появляется и существует до самого всеобщего разрушения, вместе с наполняющими их направлениями, временем, разделением, пространством, дхармой и действиями. Даже то, что не было увидено и воспринято, мгновенно становится памятью, как собственная смерть во сне.

4–8. То, что называется миром, – это лишь бесконечное заблуждение, сияние пространства Сознания в пространстве, воображаемый город, в котором нет ни одной стены. Этот мир, это творение – всего лишь широко раскинувшаяся память, которая по своей природе есть только иллюзия повторения расстояний, эпох и мгновений. Есть два типа знания: ощущаемое прямо сейчас и неощущаемое, то есть память. Оба они не имеют причины и по сути являются только самим чистым Сознанием. Даже если что-то не ощущается, может возникнуть чувство, что это происходило, как бывает в заблуждении сна или в неверном узнавании своего отца в каком-то другом человеке. Со временем, когда будет отброшена память, останется только Реальность, состоящая из осознанности, которая потом сияет воспоминаниями в изначальных творениях Создателя.

9–11. В памяти некоторых остается то, что ощущалось, – все три мира и прочее; в памяти других существует даже то, что не ощущалось ими, о красавица. Некоторые испытывают ощущения даже в отсутствие памяти о чем-либо, поскольку искры Сознания могут создавать собственные последствия без причины, как это происходит в истории о вороне и кокосе. Полное забвение вселенной называется мокшей, или освобождением, и в нем нет никаких и ничьих желаний или нежеланий.

12–15. Без понимания полного несуществования чувства «я» и всего мира освобождение воистину не имеет шанса появиться и никогда не возникает. Если не отброшена сама возможность существования змеи, которая не имеет причины для возникновения, иллюзия присутствия змеи в веревке не оставляет нас полностью, хотя может быть временно подавлена. Частичное спокойствие – это не спокойствие, потому что заблуждение возникнет вновь: смущенный ум за одним ночным демоном зрит другого. Сансара подобна призрачной змее: определенно, по сути она есть только высшее Сознание. То, что кажется видимым, несмотря на отсутствие причины для существования, является только видимостью.

Лила спросила:

16. О Сарасвати, если нет памяти о прошлом, то как, по какой причине, может появиться творение святого человека с его женой?

Богиня ответила:

17–20. В этом случае память Создателя Брахмы не была причиной. Она не могла появиться, потому что он достиг освобождения в прошлом рождении. Изначально нет прошлой памяти. Лотосорожденный Брахма является заново из чистой осознанности. Со случайной, как в случае вороны и кокоса, мыслью: «Я стал Создателем», кто-то становится Создателем. Когда так возникает мир, воистину, ничего, никогда и нигде не происходит. Существует лишь чистое пространство Сознания.

21–24. Есть два типа памяти: в одном случае причиной ее является чистое Сознание, в другом – прошлые ощущения. Все причины и следствия – это только единое пространство Сознания. Следствия и причины со всеми сопутствующими причинами не прекращаются, пока остается неосознанным единство причины и следствия. Знай, что память по своей природе есть только великое Сознание, и поэтому причины и следствия – лишь пустой звук, а не нечто реальное. Так что ничто никогда не возникало, и нет ничего видимого, весь мир и все остальное – это только Сознание. Лишь пространство Сознания пребывает в пространстве Сознания – в самом себе.

Лила сказала:

25–27. О богиня, ты явила мне высочайшее видение, как солнце на рассвете открывает взору богатство разнообразных форм мира. Но пока мое видение еще не совершенно в силу отсутствия практики. Молю, о богиня, удовлетвори мое любопытство. Я бы хотела увидеть то творение, ту деревню в горах, где в своем доме жил брахман со своей женой. Молю, проводи меня туда!

Богиня сказала:

28–30. О безгрешная, оставив форму и обретя высочайшее чистое видение, чья природа – безобъектное Сознание, несомненно, ты достигнешь состояния чистой сущности, пребывающей в пространстве, как воображение человека на земле переносится в представленный воздушный замок. В таком состоянии мы легко сможем видеть твоего мужа и желаемое тобою творение, ибо это плотное тело препятствует такому видению.

Лила спросила:

31. О богиня, почему в другой мир невозможно попасть в этом теле? Объясни мне причину, молю тебя.

Сарасвати ответила:

32–35. Эти бесформенные миры ощущаются по неразумению имеющими реальную форму, как глупец вместо золота видит кольца и браслеты. Как в золоте, даже обретшем форму кольца, нет отдельного кольца, так же в Брахмане, даже принимаемом за мир, нет отдельного мира. Мир есть исключительно пространство, ибо все видимое здесь – это лишь Брахман. Иллюзорный мир видится здесь подобно отражению тумана в воде океана. Материальность этого мира нереальна, истинен только Брахман. «Я есть этот недвойственный Брахман» – таков верный метод познания и непосредственное переживание учителей Веданты.

36–38. Только Брахман знает Брахмана, не-Брахман не может ведать Брахмана. По своей природе Брахман видится тем, что называется творением. Брахман не связан с миром причинно-следственными связями, поскольку не существует ни главной причины, ни любых сопутствующих причин. До тех пор, пока твое понятийное разделение не успокоится с помощью практики йоги, ты не сможешь увидеть Брахмана.

39–41. Мы и подобные нам, достигшие высот, познавшие Брахмана с помощью непрестанных практик, знаем это высочайшее состояние. Мое тело имеет природу чистого пространства Сознания, оно подобно воздушному привидевшемуся замку и является только Брахманом, поэтому я, пребывая в таком теле, знаю высшее состояние. Лотосорожденный Брахма и подобные ему обладают телом чистого Сознания и могут видеть миры, пребывающие в крошечной частице и являющиеся только Брахманом.

42–44. Без продолжительной практики невозможно достичь Брахмана в этом материальном теле, поэтому ты не можешь видеть тонкие формы Сознания. Обладая твоим телом, нельзя посетить даже места, воображенные тобой, и, конечно, с ним не посетишь места, воображенные другими. Оставив свое тело, обрети тонкое пространственное тело Сознания. Тогда ты сможешь увидеть нужный тебе мир и тут же попасть туда.

45–46. С телом или без тела, представляемый воздушный замок кажется реальным только в соответствии с воображением, и никак иначе. Это заблуждение мира как зародилось в изначальном творении, так с тех пор и утвердилось как воцарившийся порядок вещей.

Лила спросила:

47–48. О Богиня, ты изрекла, что мы вместе направимся в мир того брахмана и его жены. Но позволь спросить тебя: как же мы туда перенесемся, о божественная мать? Я туда попаду, оставив здесь это тело, как чистая саттва ума, а как ты попадаешь в тот мир?

Богиня ответила:

49–52. Воображенный тобой воздушный замок, даже существуя, является только пространством, а не материей. Поэтому материя не может быть ему препятствием, и он не может быть препятствием для материи. Порожденное чистой единой реальностью, воистину, тоже является формой чистого Сознания, и оттого воображение мало отличается от чистого Сознания. Посему я, не оставляя этого видимого тела, могу путешествовать с ним в иные места, подобно запаху в пространстве, разносимому ветром. Как вода смешивается с водой, огонь – с огнем, а воздух – с ветром, так это тело может взаимодействовать с другими телами, сотворенными умом.

53–56. Нематериальное сознание не соприкасается никак с материальным восприятием, подобно тому, как не может встретиться в пространстве воображаемая гора с горой материальной. Мое тонкое тело является телом ума, а у тебя и подобных тебе в силу непонимания и повторяющегося ощущения оно стало плотным материальным телом. Так происходит во сне, при долгом сосредоточении, в заблуждении, в воображении и в привидевшемся воздушном замке. Когда твои понятия и обусловленности станут тонкими, тогда сразу же возвращается тонкое тело.

Лила спросила:

57. Когда усиливается ощущение тонкого тела, разрушается ли это материальное тело?

Сарасвати ответила:

58–61. Воистину, только то, что существует, в определенное время появляется и разрушается. Но как может разрушиться то, что не существует? О дитя! Когда благодаря осознанию истины веревка больше не воспринимается как змея, можно ли сказать, что погибла змея? Как благодаря пониманию истины змея в веревке более не видится, так и с пониманием тонкого не видится более плотное материальное тело. Когда кто-то оставляет свои воображаемые творения, это подобно отбрасыванию камня, который никогда не существовал!

62–63. И тело, и все остальное – это высочайшее Сознание в высочайшем, переполненное высочайшим! Мы знаем эту истину, о красавица, в то время как ты ее не ведаешь. С тех пор как в изначальном творении возникает ум, созданный воображением, изначальная единая реальность воспринимается как видимый мир.

Лила спросила:

64. В этом бесконечно спокойном единстве, где нет разделения пространства, нет времени и прочего, в высочайшей истинной Реальности как может что-то возникнуть?

Сарасвати ответила:

65–68. Как нет браслета в золоте и волны в воде, и как нет реальности в приснившихся или воображаемых городах и прочем, так же и в Брахмане нет мира, даже когда он ощущается реальным, по причине нераздельности Брахмана, в котором разделения только воображаемы. Как в небе нет пыли, так в Высочайшем нет разделения, а без разделений и материальности все это – только раскинувшееся, нерожденное, неподвижное, единое Сознание. Все видимое – это отражение самого Брахмана, подобное сиянию прекрасного драгоценного камня.

Лила спросила:

69. Почему, о богиня, скажи мне, мы столь долгое время обманываемся неверными понятиями двойственности и единства?

Сарасвати ответила:

70–74. Ты заблуждаешься с незапамятных времен, поскольку тобой не исследована природа непостоянного мира. Непонимание возникает само по себе и пропадает в случае правильного размышления. Заблуждение мгновенно исчезает при размышлении, оставляя только истину, в которой нет невежества. Поэтому нет ни заблуждения, ни невежества, ни несвободы, ни освобождения – этот мир является незатронутым, неподвижным, чистейшим Сознанием! Пока ты не размышляешь сосредоточенно о своей природе и сущности мира, ты не пробуждена и погружена в невежество и заблуждения. Но теперь ты пробуждена и освобождена, и отличаешь реальное от нереального. В твой ум попало семя, ослабляющее привычные понятия.

75–78. Если видение того, что называют сансарой, не возникает изначально, как тут могут присутствовать привычные понятия? Когда полностью перестают существовать понятия видящего, видимого и видения, ум в однонаправленном внутреннем погружении восходит к высочайшему состоянию нирвикальпа самадхи. Если семя разрушения склонностей и понятий хотя бы немного прорастает в сердце, желания, отвращения и прочее перестают расти. Когда само существование сансары будет уничтожено в корне, тогда утвердится состояние нирвикальпа самадхи.

79. Спустя некоторое время ты полностью освободишься от тьмы заблуждения творения и будешь подобна чистому тонкому пространству в самой себе, где не существуют никакие причинно-следственные связи.

Такова сарга двадцать первая «История о Лиле. Учение о спокойствии» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 22. История о Лиле. О практике познания.

Сарасвати сказала:

1–6. Как приснившееся тело, кажущееся настоящим во сне, по пробуждении осознается как нереальное, так же и это плотное тело видится несуществующим, когда пропадают желания и скрытые стремления. Как ощущаемое во сне тело исчезает по пробуждении, так же пропадает и тело, воспринимаемое в бодрствовании, когда привычки и предпочтения ума утончаются. Как в конце сновидения ощущается это плотное материальное тело, так и по окончании восприятия этого мира бодрствования, воспринимается тонкое тело. Когда пропадают семена скрытых стремлений во сне, наступает глубокий сон; когда погибает семя понятий в бодрствовании, приходит освобождение. Мысли и понятия освобожденного при жизни не являются таковыми; это проявления чистого Сознания, называемые саттвой. Когда в состоянии сновидения умственные склонности замирают, это называется глубоким сном; бодрствование восприятий и скрытых стремлений называются глупостью.

7–10. Избавление от склонностей глубокого сна обозначается словом «турия». Остающееся даже в бодрствовании, оно называется высочайшим состоянием. Состояние жизни, полностью свободной от склонностей и желаний, называется освобождением при жизни, и это состояние недоступно неосвобожденному. Ум с тонкими понятиями, обратившийся в чистую саттву, становится тонким, подобно тому как снег превращается в воду под действием солнечного тепла. Пробужденный ум, ставший тонким, может встречаться с умами богов и с совершенными существами прошлых творений и рождений.

11–12. Когда твое чувство «я» пропадет в результате правильной практики, тогда ты обретешь всеобъемлющее пробужденное видение. Когда состояние осознания станет совершенно тонким, тогда ты увидишь чистых существ, превосходящих понятия.

13–15. О благородная, приложи усилия для уничтожения привычных стремлений, и, когда твои практики принесут свой результат, ты достигнешь состояния дживанмукты – освобожденной при жизни. Но пока прохладная луна твоего осознания не достигла своей полноты, ты можешь видеть другие миры, только оставив это тело. Материальное тело может встречаться и взаимодействовать только с другим вещественным телом, но не с тонким.

16–20. Это описание соответствует опыту и истинному положению вещей. От ребенка до достигшего всего мудреца – любому известно, что это не достигается благословлением или проклятием. Когда скрытые понятия сансары ослабевают благодаря глубокой практике понимания, это обычное тело вскоре обретает качества тонкого тела. Тонкое тело, хотя и возникает прямо здесь, скрыто ото всех; люди же видят только умирающее тело из плоти. Но это тело не умирает, оно даже не живет. Что такое жизнь и смерть, как не заблуждение иллюзии сна? Как для воображаемого человека нереальны и жизнь, и смерть, хотя и ощущаются в этом теле, о дитя!

Лила сказала:

21–22. О богиня, когда звучат твои объяснения чистейшей мудрости, горесть видимого мира отступает. Помоги мне, расскажи, что это за практики, как сделать их успешными и что происходит в случае успеха?

Богиня ответила:

23–27. Что бы, кем бы и когда бы ни предпринималось – ничто не станет успешным без постоянной практики. Размышления об этом, беседы об этом, обсуждения этого в своем кругу, полное посвящение этому всех усилий мудрыми называется практикой. У таких бесстрастных великих душ прекращаются желания удовольствий, приводя к окончанию рождений; они – победители этого мира. Те, чей ум пребывает в блаженстве, окрашен бесстрастием и прекрасен в своем величии, являются лучшими из практикующих. Тот практикует божественное знание, кто с помощью логики и писаний стремится познать реальность в полном несуществовании видящего и видимого.

28–30. Твердая уверенность в том, что с начала творения ничего не появлялось, что видимое не существует, что этот мир и я есть исключительно чистое Сознание, – это называется практикой. Когда в результате понимания несуществования видимого уменьшаются желания, отвращения и прочие чувства, когда возникает огромное блаженство, – это называется практикой высочайшего божественного знания. Борьба с желаниями, отвращениями и прочим без понимания несуществования видимого называется аскетизмом, и истинной мудростью он быть не может. Его результатом будут только страдания.

31–32. Понимание несуществования видимого мира называется истинным знанием и должно быть достигнуто. Практика этого знания приводит к нирване, которая и есть освобождение. Потоки полного различения и мудрости без остатка смывают заполнившие ум тьму невежества и заблуждения долгих снов существования, как холод зимы изгоняет все тяжелые осенние туманы.

33. Когда мудрый произнес эти слова, день подошел к концу. Вечером собравшиеся, поклонившись, разошлись для молитв и омовений, свершаемых в соответствии с обычаями. На следующий день с восходом солнца, когда рассеялась тьма, все собрались вновь.

Таков был четвертый день.

Такова сарга двадцать вторая «История о Лиле. О практике познания» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 23. История о Лиле. Путешествие Лилы и Сарасвати в пространстве.

Васиштха сказал:

1–6. После этого разговора, глубокой ночью, когда все обитатели дворца заснули, две красавицы, будучи в соответствующем состоянии ума, прошествовали в дворцовую усыпальницу. Все двери и окна там были надежно заперты на засовы, и от множества цветов исходил густой аромат. Они сели рядом с мертвым телом, убранным гирляндами свежих цветов; их чистые лица сияли, как две полные луны, взошедшие в небесной выси. Они вошли в самадхи, и их тела застыли в неподвижности, подобно фигурам, вырезанным из драгоценного камня, или картине, написанной на холсте. Они оставили все мысли и заботы, вобрав в себя чувства, и их ум стал тонким, как легкий аромат цветов лотоса на закате дня. Они полностью окунулись в чистое спокойствие, став неподвижными, как две горные вершины, возвышающиеся в осеннем безветренном небе среди гирлянд облаков.

7–9. Погрузившись в нирвикальпа-самадхи, красавицы отринули от себя осознание внешнего мира, подобно тому, как в засушливый сезон пропадают соки в прекрасных лианах. Они постигли изначальное несуществование видимого и заблуждение разделения на «я» и «мир», которые, в сущности, совершенно не существуют. Когда они достигли этого понимания, для них полностью пропало чудовище этого видимого мира, как для нас не существуют рога зайца, о безгрешный!

10–13. То, чего не было в самом начале, не существует и прямо сейчас. Поэтому этот мир, проявленный или непроявленный, воистину, подобен воде в привидевшемся мираже. Возвратившись полностью к своей изначальной природе неподвижного Сознания, две женщины стали им, подобно небу, которое абсолютно свободно от всех объектов в нем – небесных тел, луны, солнца и прочих. Богиня мудрости путешествовала в своем теле мудрости; царица, будучи человеком, следовала за ней в тонком теле мудрости и сосредоточения. Они были формами пространства Сознания, появившимися из Сознания и путешествующими в нем, в то время как их тела оставались в той же комнате.

14–15. Так две чудесные красавицы, с игривой легкостью взоров, Лила и Сарасвати, путешествовали далеко в пространстве Сознания благодаря своей природе осознанного понимания. Мысленным движением в этом пространстве они мгновенно перемещались на огромные расстояния в многие тысячи йоджан.

16. Из-за привычки внимания к окружающим объектам они, даже имея форму пространства, видели друг друга, оставшись и здесь любящими друзьями.

Такова сарга двадцать третья «История о Лиле. Путешествие Лилы и Сарасвати в пространстве» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 24. История о Лиле. О путешествии Лилы и богини познания.

Васиштха сказал:

1–4. Постепенно удаляясь все дальше и дальше, Сарасвати и Лила, держась за руки, путешествовали в пространстве, огромном и глубоком, словно в едином океане с чистейшими водами и с доставляющим наслаждение приятным ветерком. Они погрузились в океан пустоты, спокойный и наполненный свежестью, бесконечно чистый и бездонный, более блаженный, чем компания знающего мудреца. Затем они наслаждались отдыхом в бескрайней нектарной обители белоснежных облаков на вершине горы, в пространстве чистой полной луны.

5–8. Покинув небесную сферу луны, красавицы наслаждались сладкими ветрами, несущими запахи цветов мандары, украшающих сиддхов и гандхарвов. Забыв о нестерпимой жаре лета, они купались, как в озере, в тяжелых грозовых тучах, наполненных водой, среди красных лотосов молний. Они странствовали повсюду, среди озер и пиков огромных гор, подобно двум пчелам, летящим среди зарослей лотосов. Они бродили в облаках, несомых ветром, откуда, подобно водам Ганга, низвергаются, напоминая небесную купальню, потоки воды в рассыпающихся брызгах.

9–11. Затем эти две прекрасные путешественницы, отдохнув и восстановив свои силы, увидели в пустоте пространство, полное безграничных возможностей и великих начинаний; не виданное никем ранее, ненаполняемую пустоту, наводненную миллионами различных вселенных. Они поднимались постепенно все выше и выше, и повсюду им открывались новые и новые разнообразные и восхитительные миры, чудесные замечательные виды и удивительные небесные колесницы.

12–14. Они узрели наполняющие пространство огромную гору Меру и окружающие ее другие горы, склоны которых как будто светились от внутреннего огня разрушения мироздания под ковром красных лотосов. Они видели великолепные горные пики, покрытые снегами, и сияющие, как драгоценные камни, золотые ущелья, освещаемые блеском янтарных гор; долины, зеленеющие травой и наполненные сверканием огромных изумрудов, и черноту тьмы, порожденную полным отсутствием наблюдателя и наблюдаемого.

15–18. Они взирали на множество флагов на небесных колесницах, убранных гирляндами душистых цветов париджаты, и на земли Видуры, напоминающие формой цветы; на великих сиддхов, прилетающих и уносящихся со скоростью мысли, посрамляющей быстроту ветра; на богов и женщин в небесных колесницах, поющих, ведущих беседы и предающихся развлечениям; на множество существ, скитающихся повсюду, во всех трех мирах, – самых разных божест и демонов, не представляющих существования друг друга; на бесконечные толпы гоблинов, ракшасов и пишачей повсюду; на множество небесных повозок-виман, несомых с огромной скоростью могучими ветрами.

19–22. Они слышали грохот летящих колесниц, заглушающий гром грозовых туч. Они видели множество планет и звезд, создающих ветер в движении по своим предписанным путям; низвергающихся с небес сиддхов, слишком близко приблизившихся к солнцу и обожженным им, и покинутые ими повозки, опаленные горячим дыханием солнечных коней; толпы хранителей миров и небесных апсар в непрерывном движении и клубящиеся облака дыма благовоний, поднимающихся из дворцов богинь; богатые украшения, упавшие с тел небесных красавиц, как будто те торопились на зов своих богов в раю, и темные мрачные силы непросветленных мудрецов.

23–28. Множество могучих сиддхов путешествовали здесь, сталкиваясь с облаками и разрывая их на части. Облака разлетались вокруг и ложились на вершины ближайших гор Мандары, Меру и Гималаев, отчего горы казались одетыми. Путешественницы видели бессчетное множество различных существ – ворон и сов, грифов и коршунов; танцующих дакини, напоминающих подвижные волны в океане; бесцельно бродящих повсюду йогинь с головами лошадей, ворон, верблюдов и ослиц; игры и любовные развлечения пар сиддхов и гандхарвов среди туманных серых облаков, скрывающих своей дымкой крепости защитников всех трех миров. Они слышали музыку небесных сфер, исполненную любви, и видели непрестанное движение звезд, отмеряющих в своем пути дни и ночи. Наблюдали воды небесного Ганга, струящегося в своем русле в краю ветров, и тридцать детей богов, увлеченных этим зрелищем.

29–32. Они видели воплощенных божеств, повелевающих трезубцами, метательными чакрами и другим оружием, и поющих Нараду и Тумбару в своей обители без стен. На пути облаков перед ними вставали огромные клубящиеся облака и грозовая туча всеобщего разрушения, зловещая и беззвучная, словно изображенная на картине; где-то они видели прекрасное облако, подобное черным Гималаям, в другом месте – пышное застывшее золотое закатное облако; где-то еще – рваные тучи над горами Ришьямуки, от которых исходил нестерпимый жар; где-то – пустые воды недвижного океана.

33–37. В другом месте они видели небесные колесницы, несомые рекой ветра, подобно сухой соломе; где-то еще – рой пчел в чистых прекрасных нарядах. Где-то перед ними вставали клубы серой пыли, поднятой ветром и похожей на реку, что течет со склонов горы Меру; где-то – прекрасные могучие тела богов в их звездных колесницах. Где-то они видели танцующую обнаженную богиню-мать, убранную множеством цветочных гирлянд; где-то – компанию богинь и йогинь, испивших молодого вина. Они лицезрели неподвижных мудрецов, погруженных в глубокое сосредоточение самадхи; прекрасных садху, отринувших волнения чувств; толпы поющих женщин, богов, гандхарвов и киннаров; неподвижные многолюдные города; парящие в воздухе царские дворцы.

38–42. В одном месте перед ними открывался богатый город Рудры, в другом – великий город Брахмы; где-то – призрачный город; где-то – город будущего; где-то – блуждающие лунные озера; где-то – неподвижные замерзшие пруды; где-то еще – группы летающих сиддхов, в другом месте – восход луны; иногда – восход солнца, иногда – тьма ночи; иногда – красные небеса восходов и закатов, иногда – серые туманы. Местами были видны белые снеговые облака, местами – тучи, изливающиеся дождями, местами – отдыхающие в пространстве, как на земле, локапалы, защитники творения; толпы богов и демонов, витающих по всем направлениям – вниз и вверх, на восток и запад, на север и юг.

43–48. Где-то перед взором путешественниц представала труднодостижимая гора в сотни тысяч йоджан, где-то – вечная тьма, подобная бездонной пещере. Они видели вечный свет, похожий на солнечный, нестерпимо жаркий, а где-то в обители луны и других светил встречали жуткий холод снегов. Они взирали на парящий лес шелестящих древних деревьев, что могли исполнять желания; на реющую обитель богов, разрушенную демонами; на слепящие искры, испускаемые приземляющимися воздушными колесницами; на сотни комет, взмывающих одновременно, задевая друг друга. Где-то сонм планет пускался в путь по своим далеким предписанным путям; где-то была тьма ночи, где-то – свет дня; где-то дождевые тучи гремели громом, где-то облака были белыми и молчащими, а где-то белые облака, рассеянные ветром, напоминали разбросанные цветы.

49–54. Где-то была пустота – чистая, безграничная и нераздельная, неподвижная и блаженная, как распахнутое сердце знающего; где-то раздавалось оглушительное кваканье множества лягушек, исходящее из вод пустоты, в которой обитают жители пространства; где-то было множество павлинов с золотой грудью и других птиц, на которых парили богини, обладающие чудодейственными силами; где-то по кругу следовали друг за другом в танце павлины Скандхи на облаке; где-то было темно от огненных попугаев, которые покрывали все, как зеленая трава одеялом лежит на равнинах; где-то маленькое облачко было похоже на огромного быка бога Ямы; где-то – лошади принимали облако за стог сена и пытались его поглотить; где-то было множество городов богов, где-то – скопление поселений, где жили демоны, и они были недостижимыми друг для друга благодаря ветрам, дующим из горных пещер.

55–61. Где-то сиял ужасный танцующий Бхайрава, телом схожий с горой, где-то танцевал Гаруда, подобный скале с крыльями; где-то среди взвывающих ветров парили стаи крылатых гор, где-то было множество прекрасных девушек в небесных городах; где-то вздымалось облако пыли над огромным лесом, уничтоженным упавшей летающей горой, где-то были прохладные воды, что заросли белыми воображаемыми лотосами, сотворенными майей. Временами дули приятные свежие ветры, охлажденные лунным светом, а где-то плыло облако, подобное горе, на которой леса сожжены жаркими ветрами. В одном месте была безграничная тишина от нескончаемого ветра спокойствия, в другом – облака вздымались сотнями горных пиков. Где-то громыхали тяжелые грозовые тучи, проливая ливни, где-то толпы богов и демонов сражались друг с другом; где-то разливались небесные озера, заросшие лотосами, оглашаемые криками лебедей, а где-то ветер носил сладкие запахи лотосов, поднимающихся на берегах небесного Ганга.

62–64. Посетив в своих телах Ганг и другие реки, красавицы видели обитающих там черепах, крабов, рыб и крокодилов; лицезрели затмение солнца, во время которого земля погружалась в тень, и затмение луны, когда пропадал ее диск. Где-то они любовались иллюзией сада прекрасных цветов, волнуемых ветрами творения, где-то видели рощу воздушных деревьев, чьи цветы опали от мороза.

65. Как комары в дупле смоковницы, они облетели, играючи, все пространство, увидев множество разных существ во всех трех мирах, и затем снова вернулись на землю.

Такова сарга двадцать четвертая «История о Лиле. О путешествии Лилы и богини познания» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 25. История о Лиле. Описание земли.

Васиштха сказал:

1–3. Они сошли с небес к горной деревушке. Женщины узрели здесь землю, находящуюся в их собственном внутреннем восприятии ума. Они увидели вселенную в лотосе сердца человека; восемь направлений были лепестками этого лотоса, многочисленные горы были тычинками цветка, испускающего прекрасный аромат. Сосуды тычинок-гор, покрытых белыми хлопьями снега, были реками, ночи – вьющимися пчелами, а многочисленные существа этого мира напоминали рой комаров и мошек.

4–7. Этот цветок прекрасен в лучах солнца, полный удовольствий, с сочащимся из многочисленных отверстий нектаром. Он открывается навстречу солнцу, наполняется нектаром и закрывается на ночь, а его корень, как предводитель Нагов, опускается глубоко в грязь нижних миров. Его лепестки направлений света дрожат от волнений океана, а многочисленные демоны-данавы подобны колючкам, растущим внизу. Лианы всегда готовых к утехам соблазнительных женщин-асур, получив семя царей, приносят потомство – низших существ.

8–12. В центре этого лотоса есть континент, называемый Джамбудвипой, с жилами-реками и волосками – городами и поселениями. Окруженное семью прекрасными горами – семенами этого лотоса, – в центре, под куполом неба, возвышается огромное семя горы Меру. На равнинах капли росы – это озера, пыльца – это леса и джунгли, а рои пчел – люди на земле. На сотни йоджан во всех направлениях все заполнено черными пчелами океанов. Пчелы океанов и богов покоятся на восьми лепестках сторон света; девять братьев-царей, подобных шмелям, разделили эту землю на девять царств.

13–16. Земля распростерлась на сотни тысяч йоджан, покрытая пылью и кишащая жизнью, со множеством человеческих племен и государств, многочисленных, как капли дождя. В два раза протяженнее земли соленый океан, окружающий ее со всех сторон, как браслет охватывает руку. Еще вдвое больше по размеру – окружающий этот океан континент, именуемый Шака. Затем, снова в два раза больше величиной, – окружающий все океан, полный чистого молока, сладкий и прохладный.

17–21. Вокруг него располагается вдвое больший по размеру континент, называемый Куша, украшенный самыми разными человеческими существами. Его опоясывает в два раза больший в размерах океан кислого молока, воды которого всегда милы богам. Затем следует, также дважды превосходящий по размерам, континент, называемый Краунча, окруженный рвом, словно царский дворец. Затем – океан еще большего размера, наполненный чистым маслом; а за ним – континент, называемый Шалмали, окруженный нечистотами. Далее – великий океан вина, опоясывающий эту землю как гирлянда белых цветов, как змей Шеша, поддерживающий Вишну.

22–24. Затем – континент Гомеда, также в два раза больший в размерах, а затем – море сахарного сиропа, покрытого белоснежными чистыми шапками сладкой пены. После этого – континент голубых лотосов Пушкара, тоже в два раза более огромный; его окружает море сладкой воды, дважды превышающее величину континента. Далее – десятикратного размера дорога в нижние миры в виде пещеры громадных размеров.

25–27. Этот вход в преисподнюю внушает неодолимый ужас, и он в десять раз больше, чем все предыдущие земли. И в небе, и со всех четырех сторон эта пещера устрашает, как будто гирлянда мрачных полувысохших темно-синих лотосов. Там вздымается великая цепь высоких гор Локалока, с вершинами, которые сияют разнообразными драгоценностями, напоминая белоснежные цветы лотосов и лилий.

28–31. Эти горы окружают все три мира, подобно косе вокруг головы Лакшми, и имеют размеры, в десять раз большие, чем все предыдущие земли. Они опоясаны лесом, в котором бродят неведомые существа и который имеет размеры в десять раз большие, чем все предыдущее. Лес охватывает широчайший океан, в десять раз больший и простирающийся во всех четырех направлениях, подобно пространству. Океан же окружает в десять раз большая размерами стена огня, способная расплавить Меру и прочие горы.

32–34. Далее дуют могучие ветра, способные крушить высочайшие скалы, уносить Меру и другие горы, как сухую траву или пыль. Из-за пустоты эти ветра, окружающие огонь, беззвучны. Размахом и силой они в десять раз превосходят все предшествующее. После этого на бессчетные сотни тысяч йоджан простирается пространство, плотное, пустое и нераздельное. Затем идет оболочка мироздания, подобная золотому браслету.

35. Взглянув с Сарасвати на этот мир, окруженный океанами и горами, с его царями, городами, небесами и землями, Лила наконец увидела собственный дом на земле.

Такова сарга двадцать пятая «История о Лиле. Описание земли» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 26. История о Лиле. О появлении сиддхов.

Васиштха сказал:

1–3. Эти прекрасные женщины, возвратившись из путешествия во вселенной, достигли обители брахмана. Лила с богиней, оставаясь незримыми для окружающих, увидели жилище брахмана, увидели печаль служанок и лица женщин, мокрые от слез и темные от страдания, подобные отцветающим лотосам.

4–6. Весь дом был погружен в траур, как океан, выпитый Агастьей; как сад под безжалостным летним солнцем; как дерево, в которое ударила молния; как облако, разорванное в клочья ветром; как цветок лотоса после заморозков; как лампа, в которой кончается масло. На это было горько смотреть. Дом, оставленный своим хозяином, напоминал лицо, красу которого исказила близкая смерть, безжизненную пыльную пустыню без дождей и лес с засохшими деревьями.

7–8. Затем красавица Лила, способная, подобно богу, воплощать свои помыслы и желания с помощью долгой практики чистого осознавания, пожелала: «Пусть все мои близкие увидят меня и богиню Сарасвати в образе простых женщин».

9–13. И люди в доме увидели двух женщин, сияющих, как две богини – Лакшми и Гаури. Они были убраны с головы до ног гирляндами разнообразных свежих цветов и распространяли вокруг себя аромат цветущего сада, олицетворяя богиню весны и красоты. Они были двумя лунами, дарящими прохладу, приятную свежесть и счастье всем травам, лесам и селениям, наполняющими их жизненными соками. С локонами волос, подобными лианам, с мягким взглядом глаз, напоминающим пчел, они, казалось, рассыпали кругом цветы жасмина и лилии. Их тела сияли внутренним светом, как полная река струящегося золота, от которого лес вокруг тоже стал золотым.

14–17. Лакшми и Лила своими нежными и грациозными телами напоминали игривые волны, бегущие по его поверхности прекрасного океана. Они выглядели как деревья, исполняющие желания и испускающее вокруг себя золотые лучи света; их сплетенные руки с золотистыми ладонями были похожи на молодые побеги. Ступни их ног – нежные и свежие цветочные бутоны – вновь коснулись земли, как упавшие лепестки лотоса. Напоенные нектаром их появления, высохшие побелевшие деревья тали и тамала пустили молодые побеги.

18–19. Джьешта Шарма, старший сын умершего брахмана, и другие обитатели дома поприветствовали женщин как богинь леса и осыпали их горстями цветов кусумы. Охапки соцветий упали к их ногам, как нектар росы на лотосы, покрывающие пруд.

Обитатели дома сказали:

20. О богини леса, вы, несомненно, пришли, чтобы утолить нашу печаль! Ведь мудрые обычно облегчают страдания других.

После этих слов две женщины мягко произнесли:

21. Расскажите нам, каково горе, от которого так грустны присутствующие здесь люди.

22–26. Джьешта Шарма и остальные прямо рассказали двум богиням обо всех страданиях, выпавших на их долю из-за смерти дорогих им людей.

Джьешта Шарма и другие сказали:

О богини! Здесь жили благочестивые муж с женой, дваждырожденные, гостеприимные ко всем, главные в нашем семействе, опора для всех благородных людей. Теперь они, наши родители, оставив свой дом, детей, родственников и домашних животных, отправились на небеса, и поэтому все три мира обезлюдели для нас. Даже птицы, опускаясь на крышу дома, непрерывно печалятся в своих сладких песнях об умерших, отринувших свое смертное тело. Горы источают реки слез, вздыхая и горестно стеная глухими вздохами своих пещер.

27–32. Даже боги рыдают, разбросав в небесах облака своих одежд, горестно вздыхая горячими ветрами, иссушающими землю во всех направлениях. Жители селения отказываются от пищи, их состояние печально и близко к смерти; они истязают свои тела, а голоса их охрипли от стенаний. Каждый день деревья плачут росами из глаз своих цветов, и их горячие от горя слезы падают на землю. Улицы без прохожих стали серыми и пыльными; сердца людей опустели, и их покинула радость, как у женщины, потерявшей мужа. Иссохли лианы в потоках слез, горячо вздыхая и плача криками кукушек и жужжанием пчел, опустив засохшие руки-побеги. В жаре страданий водопады бросаются с вершин гор в глубокие ущелья, разбиваясь на сотни мелких брызг.

33–37. Счастье покинуло нас; дома превратились в пустые безмолвные пещеры, наполненные слепой тьмой, – в них больше нет порядка и домашнего тепла. Пчелы недоуменно гудят над цветущими ветвями сада, которые, рыдая, источают зловоние вместо приятного аромата. С каждым днем теряют все больше соков весенние деревья; лианы и вьюны засыхают, закрывая глаза своих цветов. Беспокойные реки, изгибающиеся по земле своими звенящими струями, собираются бросить свои тела в океан. Озера, обычно полные волн, теперь застыли, и даже садящиеся на них мошки не могут нарушить их недвижное блаженное созерцание Атмана.

38–39. Теперь наши родители украшают собой небеса, где поют киннары, гандхарвы, видьядхары и прекрасные божества. О богини! Развейте убивающую нас печаль! Воистину, встреча с великими всегда приносит свои плоды.

40–42. Услышав это, Лила положила свою ладонь на голову сына, подобно лотосу, грациозно склонившему свой побег. От этого прикосновения его скорбь отступила: так касание грозового облака разгоняет нестерпимый летний зной, терзающий гору. Все обитатели этого дома под взглядами богинь тоже счастливо освободились от страданий, как будто напившись нектара бессмертия.

Рама спросил:

43. Почему Лила не явилась своему собственному сыну как его мать? Молю, рассей мои сомнения!

Васиштха ответил:

44–47. Для пробужденного, познавшего сущность материального мира, вся его плотность является Атманом, все видимое – это лишь пространство Сознания. В силу восприятия материального нереальное кажется подлинным, как для ребенка реально привидение, которого нет без его восприятия. Как видимость материального мгновенно перестает быть существующей, стоит осознать ее природу, так же, когда сновидение понято как сновидение, становится ясна его нереальность. Когда материальный мир познается как пространство, ощущается единственно пространство; заблуждающиеся же бьются о стену, как будто там есть выход!

48–52. Город и земля во сне осознаются как пустота и пространство, и целенаправленные действия, совершаемые приснившимся телом, тоже пусты. Пространство, которое воспринимается как что-то материальное, мгновенно становится этим материальным, как в глубоком беспамятстве могут ощущаться даже другие миры. Ребенок видит пустое пространство как привидение, умирающий может узреть сад в небе. Кому-то пустота кажется странными узорами, а кому-то – жемчужным ожерельем. Испуганный или пьяный, дремлющий или страдающий морской болезнью всегда видят и ощущают в пространстве привидения, леса и деревья и прочее. Как появляются все эти объекты, так же видится и тело благодаря повторяющимся усилиям ума, хотя на самом деле оно не существует.

53–56. Но Лила постигла несуществование материального в этой реальности, познав реальность исключительно как пространство, которое кажется чем-то в силу заблуждения. Для уразумевшего ту истину, что Брахман, собственная природа, есть единое бесконечное Сознание, откуда, как, когда и зачем могут появиться сын, друг или жена? Нерожденное сияет как видение всего этого, изначально несотворенное. У познавшего абсолютную истину откуда взяться ощущениям желания и отвращения? Даже то, что Лила положила руку на голову Джьешта Шармы, было проявлением божественной милости для его блага, а не результатом ее любви к сыну.

57. Пробужденный интеллект чист и светел, он тоньше и чище пространства. Все вокруг, о Рагхава, есть только он, и он ощущается как сеть объектов во снах и в воображаемых городах.

Такова сарга двадцать шестая «История о Лиле. О появлении сиддхов» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 27. История о Лиле. Прошлые рождения Лилы.

Васиштха продолжил:

1–2. Затем две женщины исчезли из комнаты того дома на склоне горы. Чувствуя себя благословленными богинями леса, все обитатели дома вернулись к своим делам, а их печали канули без следа.

3–5. Сарасвати обратилась к Лиле, невидимой в пространстве храма, как пространственная форма обратилась бы к пространственной форме, как будто пребывающей в молчании от изумления. Как во сне возможен осмысленный разговор с воображенным приснившимся человеком, так и они говорили друг с другом. Смысл их речей возникал помимо материальных элементов и потоков праны и осознавался подобно тому, как понимается речь в сновидении.

Сарасвати сказала:

6. Тот, кто знает видимое и невидимое, понял все, что должно быть познано. Такова истинная природа Брахмана. Скажи, что еще ты желаешь знать?

Лила спросила:

7. Почему в стране, где правит душа моего ушедшего мужа, я была незрима, а здесь сын меня видел?

Сарасвати сказала:

8–12. О дитя, тогда у тебя пока не было достаточной практики, ты еще была уверена в существовании двойственности; тогда реальность ее еще не ушла от тебя без остатка, о красавица! Не постигший недвойственности не может действовать в соответствии с недвойственностью, как стоящий на солнцепеке не знает прохлады густой тени, мое дитя. Без постоянной практики понятие «Я есть Лила» не прекратило существования. Пока есть это чувство, твои понятия не могут материализоваться. Теперь же ты стала тем, чьи понятия обретают реальность, и твое желание «Пусть мой сын меня увидит» исполнилось, о красавица! Если ты отправишься к своему мужу теперь, ты сможешь взаимодействовать с ним, как раньше.

Лила сказала:

13–18. Здесь, в пространстве этого дома, жил мой муж, ученый брахман, и здесь же, после того как умер, он стал правителем земли. Здесь же, на этой земле, в этой сансаре, в этой столице, я сама – его жена, царица. Здесь же, в этих покоях, мой царь лежит мертвым, и здесь, в пространстве этих покоев, он правит как царь в столице. Взошедший на царский трон, будучи правителем множества народов, живой и успешный во всем, он правит прямо здесь. В пространстве этого дома находятся все миры Брахманды, как мне кажется, подобно горсти горчичных семян в горшке. Здесь все в непосредственной близости, и я каждое мгновенье чувствую, что мир моего мужа тоже где-то недалеко. Сделай так, чтобы я могла его увидеть.

Сарасвати сказала:

19–21. О воплощение Арундхати на земле! Сейчас ты знаешь трех своих мужей, но их было много сотен! Самый последний из трех – это брахман, ставший пеплом; за ним следует царь, лежащий мертвым во внутренних покоях дворца под горами цветочных гирлянд. Третий, правитель земли, в этом мире рождений глубоко погрузился в великий океан сансары, впав в заблуждение.

22–24. С нечистым умом, с глупыми и низкими мыслями, он подобен черепахе, захлестываемой и гонимой волнами удовольствий в океане существования. Даже занятый множеством разнообразных дел, выполняющий государственные обязанности, он находится как бы в глубоком бессознательном сне, не пробуждаясь в этой иллюзии существования. Он утратил свою свободу, связанный ужасной крепкой веревкой своих понятий: «Я – царь», «Я наслаждаюсь», «Я достиг», «Я могуч», «Я счастлив».

25–27. О прекрасная, к какому мужу влечет тебя твое желание, как ветер несет аромат из одной рощи в другую? Это иная сансара, другое творение, и отличаются многочисленные и неиссякаемые взаимодействия в них, мое дитя. Пусть с точки зрения Сознания эти миры сансары находятся прямо здесь, их разделяют огромные расстояния в многие тысячи тысяч йоджан.

28–31. Смотри, их формы – только пространство, в котором находятся тысячи тысяч гор Меру и Мандара. В каждой крошечной частице безграничного Сознания проявляется бесчисленное множество творений, которые подобны пылинкам в луче солнечного света. Великое множество вселенных со всеми многообразными действиями в них для таких, как я, напоминают горсть рисовых зерен. Как блеск множества драгоценных камней в пустом пространстве может показаться лесом, так и чистое Сознание предстает перед умом в виде мира, хотя в реальности в нем нет материальных элементов.

32–33. Только восприятие проявляется как этот мир и все в нем. Его нет в Атмане, чистом Сознании, и в творении нет никакой материальности. Как волны снова и снова возникают на поверхности озера и пропадают, так зарождаются и растворяются в чистом Сознании разнообразные формы, времена и места.

Лила сказала:

34–35. Это так, о мать всего мира! Я ведаю теперь, что это мое рождение было определено качеством действия (раджас), а не качеством глупости (тамас) или мудрости (саттва). Со времени отделения от бесконечного Сознания у меня было восемьсот самых разных прошлых рождений. Сейчас я снова помню это.

36–41. Когда-то давно, о богиня, в этом кругу повторяющейся сансары в ином мире я была нимфой, подобной пчеле на цветке лотоса. Запятнанная дурными желаниями, я стала вслед за тем женщиной, а в другом кругу сансары была супругой царя Нагов. Потом я стала дикаркой с темной кожей, в одежде из листьев, которая жила в лесах из деревьев кадамба, кунда, джамбира и каранджа. Полюбив простую жизнь в лесу, я одичала и стала лесным плющом с цветами глаз и листьями рук. Этот плющ был облагорожен близостью к ашраму и очищен присутствием святого, и, когда лес поглотил огонь, я стала дочерью великого мудреца. Затем, в итоге своих действий, я обрела мужское тело и на сто лет стала прекрасным царем Сураштры.

42–44. После этого за грехи и ошибки царя я девять лет была больным проказой мангустом в болотистых рощах. Затем, о богиня, я восемь лет была коровой в Сураштре, а глупые мальчишки и жестокие пастухи мучали меня по неразумению. Однажды, будучи птицей, я с огромным трудом, раненая, выскользнула из сетей, расставленных охотниками в густых лесах, как мы вырываемся из сетей привычек и убеждений.

45–47. Будучи пчелой, я отдыхала в чашечках цветов лотоса, окруженная лепестками, наслаждаясь в уединении нектаром цветов. Я была оленем с золотыми глазами, который бродил среди чудесных лесов на вершинах гор и однажды был смертельно ранен охотником. Я была рыбой, которую качали и носили повсюду океанские волны, и видела охоту на морских черепах, безуспешную из-за их панциря.

48–51. Я помню себя дикаркой, напившейся забродившего сока на берегу реки Чарманвати и распевающей веселые песни. Я была журавлем и жила со своим супругом на пруду среди лотосов. Нас окружали прекрасные виды, и наши сладкие песни были подобны гудению пчел. Я подглядывала за девушкой с живыми черными глазами и волнующим взором, гуляющей в рощах среди пальм и деревьев тамала, и скоро стала небесной нимфой с прекрасным телом, напоминающим расплавленное золото, и боги наслаждались мной, как пчелы цветком лотоса.

52–55. На земле, среди драгоценных камней сокровищ Куберы, на горе Меру, в роще под деревом, исполняющим желания, я предавалась любовным утехам с молодыми божествами. Я была черепахой, живущей вдали от океана на берегах рек, о которые бьются волны, в лесных укрытиях из лиан и кустов. Потом я стала благородным лебедем в роскошной одежде из белых перьев, играющим в беспокойных водах озера среди танцующих пчел. Увидев однажды дрожащего и несчастного комара среди роя других, весело вьющихся вокруг ветвей шалмали, я стала презренным комаром.

56–58. Потом я была водным растением, обитающим на берегу быстрой реки. Я качалась от волн и склонялась к ним с поцелуями. Став видьядхарой, в обители, расположенной в горах Гандхамадана и Мандара, я заставляла небесных юношей-видьядхаров, опьяненных любовью, падать к моим ногам. Я и сама изнемогала от возбуждения на ложе любви, в ароматном дыму камфары и благовоний, как дрожащий лунный свет среди множества лун.

59. У меня было множество рождений с сотнями разнообразных страданий, вздымающихся как волны в бесконечной реке сансары, и я неслась наперегонки с ветром, подобно антилопе.

Такова сарга двадцать седьмая «История о Лиле. Прошлые рождения Лилы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 28. История о Лиле. Горная деревня.

Рама спросил:

1. Как они могли путешествовать на огромные расстояния в множество йоджан, выходя за твердые как алмаз границы вселенной и преодолевая препятствия?

Васиштха ответил:

2–7. Где эти миры, где эти пределы и где препятствия? Обе женщины оставались в покоях царицы. Именно в том пространстве, в поселении на горе, брахман по имени Васиштха вообразил наслаждение царством. Тот же уголок пустого пространства покоев, где лежит мертвое тело, он, как царь Падма, видел землей, омываемой четырьмя океанами. В том пространстве он лицезрел столицу, царский дворец и трон в нем. И там же Арундхати родилась снова как Лила, которая поклонялась Сарасвати, и с ней она путешествовала в прекрасных и удивительных небесах в пространстве размером с палец, оставаясь в своем доме – во вселенной, находящейся в хижине этой горной деревни.

8–10. Возвратившись из путешествия по вселенной, Лила снова оказалась в своем доме, как человек, побывав в разных снах, снова оказывается в своей постели. Все это – только воображение, пустое пространство: нет ни вселенной, ни сансары, ни препятствий и границ, ни расстояний. Все эти прекрасные видения – творения их собственного ума, созданные их представлениями. Где здесь вселенная и где сансара?

11–13. Все творение – проявление безграничного пространства Сознания, небольшое волнение собственного ума, как ветер появляется как волнение воздуха. Везде и всегда есть только неподвижное, нерожденное, чистое пространство Сознания, которое само по себе и в самом себе в силу осознанности видится как мир. Для понимающего этот мир еще более пуст, чем пространство, для непонимающего он подобен твердой алмазной горе.

14–15. Как, оставаясь в доме, во сне можно увидеть целый город, так и этот мир, будучи нереальным, проявляется в пространстве Сознания. Как, наблюдая мираж в пустыне и браслет в золоте, мы нереальное видим как реальное, так же видится и этот зримый мир в Атмане.

16–20. Разговаривая так между собой, две прекрасные женщины легкой походкой вышли из дома, не видимые жителям деревни. Перед ними поднялась огромная гора, своей вершиной целующая небеса и достигающая пути солнца, покрытая зелеными лесами с самыми разнообразными растениями, с водопадами и поющими лесными птицами, с золотыми облаками множества великолепных соцветий, с цаплями, отдыхающими на вершинах кустов, усыпанных чистыми яркими цветами, со множеством деревьев по берегам рек, ветвями скрывающих водную гладь, с ветрами, колышущими густые лианы, прячущие горные пещеры.

21–27. Вершины деревьев, украшенные цветами, скрывали облака в небе; мощные речные потоки срывались вниз, сияя жемчужными брызгами. Ветер качал деревья в лесу и лианы, растущие по берегам рек; прохладная тень расстилалась под разнообразными лесными зарослями. Затем две женщины увидели горную деревню, подобную осколку небесного рая, упавшего на землю – со множеством журчащих каналов, полную цветов, с пением птиц, порхающих по берегам, с заросшими густой зеленью равнинами, где паслись стада мычащих коров, со множеством рощ и зарослей кустарников, дающих приятную тень. В серых ущельях, где клубится туман и куда не проникают солнечные лучи, на лысых склонах росли косы могучих цветущих лиан. Из гулких горных пещер извергались водопады, разбрасывая жемчужины брызг, напоминающих брызги океана молока, взбиваемого горой Мандара.

28–32. Многочисленные деревья, украшенные тяжелыми гирляндами плодов, напоминали группы женщин, держащих подношения из цветов. Деревья, полные жизненных соков, роняли цветочные дожди под гудящими порывами ветра. Срывающиеся с камней капли воды неожиданно падали с громким плеском, пугая птиц, прячущихся в пещерах. Множество лебедей, качаясь на волнах реки, пили воду, торопясь утолить жажду; они напоминали звезды, движущиеся по небосводу. Мальчишки, опасаясь ворон, взирающих на них с вершин высоких пальм, прятали остатки своих сладостей, чтобы съесть их позже.

33–39. Женщины видели деревенских мальчишек в одеждах из цветочных гирлянд в прохладной тени от зарослей фиников, нимба и цитрона. Они наблюдали за идущей по дороге нищенкой, худой и кашляющей, придерживающей рукой подол своего платья, с цветами за ухом. Слышались журчание и плеск волн в реке; лентяи, спасаясь от работы, стремились в укромные места, чтобы оказаться подальше от трудов. На ровной площадке они видели обнаженных мальчишек, перемазанных молоком и навозом, в чудесных цветочных гирляндах. На песчаных берегах реки оставались следы набегающих волн, качающих прибрежные травы. Осоловевшие от густых запахов молока и простокваши, медленно ползали мухи; младенцы плакали, требуя еды. Мужчины улыбались, глядя, как смущенные женщины не в силах поправить свои непослушные локоны, выбившиеся из причесок, потому что их руки в браслетах были забрызганы навозом, которым они мыли пол.

40–43. Стая горных ворон спустилась под деревья, чтобы схватить скрытые под цветами остатки подношений, оставшихся после ритуалов мудрых; дорожки перед дверями домов были усыпаны цветами красного олеандра и курантаки. Каждый день землю по щиколотку покрывали цветы, падающие с деревьев, что росли рядом с домами. В рощах паслись стада яков и оленей, их детеныши сладко спали среди цветущих зарослей. Дремлющий на боку теленок отгонял мух взмахами одного уха; мухи жужжали вокруг измазанных в молоке губ пастушков.

44–46. В каждом доме был мед, отобранный у слабых пчел; множество домов, переливающихся разными красками, стояли меж цветущих деревьев ашока. Ветры приносили потоки дождя, поливающие вечноцветущие деревья, и вся трава была покрыта опавшими цветами дерева кадамба. Белели огромные деревья кетака, свободные от лиан, и журчали ручейки воды, бегущей по каналам.

47–52. Облака, спускающиеся из окон горных пещер, отдыхали на крышах домов; множество цветущих лотосов в прудах напоминали своей красотой полные луны. В густой прохладной тени деревьев зеленела молодая трава, и звезды отражались в каплях росы, что застыли на кончике каждой травинки. Дома были белыми от непрерывного снегопада белых цветов; деревья граната были украшены цветами и плодами. В домах девушки спали на перинах из облаков, а сверкание молний делало лампы ненужными. В беседках эхом гудел ветер, веявший из горных пещер; с крыши красивого желтого храма взлетали стаи попугаев и голубей. Ветерок, тяжелый и медлительный от густых ароматов раскрывшихся белоснежных цветов кандала, чуть шевелил листья.

53–56. Они видели стайки женщин, наслаждавшихся игривыми песнями птиц, и большие шумные стаи ворон, воронов, галок и кукушек. Они видели рощи покрытых плодами деревьев шала, тала и тамала, заросли синих лотосов, деревья, оплетенные браслетами лиан и плющей. Дома в деревне заросли плющами с дрожащими цветами и стояли, окруженные сладким запахом распустившихся деревьев кандала и шилиндра; ветви разросшихся у домов деревьев тали и тамала закрывали небо, а укромные уголки для отдыха прятались в прохладных рощах цветущих олеандров. Стада коров с мычанием пили струящуюся по каналам воду; дома окружали прекрасные долины с цветами и зелеными полями; реки были скрыты разросшимися на берегах деревьями; стены домов оплетали лианы, густо усеянные цветами.

57–60. Витали сладкие ароматы нектара жасмина в садах; тянулись к солнцу лотосы, скрывающие в своих соцветиях множество опьяневших от запахов пчел; красота домов могла поспорить с красотой дворца Индры; небеса были розовыми от поднятого ветром облака пыльцы красных лотосов. Журчали быстрые реки, несущиеся с гор; сияли белоснежные облака белых жасминов; цветущие лианы, вьющиеся рядом с домами, оплетали стены; слышались игривое воркование и щебетание птиц. Молодежь развлекалась на ложах из прекрасных цветов, девушки украшали себя цветочными гирляндами до пят; повсюду из земли поднимались молодые зеленые побеги; все было оплетено зелеными цветущими плющами. Пруды заросли нежными побегами голубых водяных лилий; на крышах домов отдыхали облака; в зеленых долинах со звоном падали на землю капли росы; женщины вздрагивали от молний, сверкающих в тучах над жилищами.

61–63. Неподалеку голубые лотосы сияли божественной красотой; коровы мелодично мычали в ожидании зеленой травы; павлины танцевали перед тучами брызг, поднимающихся от водопадов. Порывисто дул ветер, напоенный сладкими запахами; цветы лекарственных трав, растущих вдоль стен, своей яркостью затмевали огоньки ламп; из птичьих гнезд доносились шум и чириканье; разговоры заглушались журчанием речных потоков. Прохладные капли росы падали, подобно драгоценным жемчужинам, со всех деревьев, лиан и травы. Кто может описать словами всю красоту этой горной деревни и прелесть ее непрекращающегося цветения?

Такова сарга двадцать восьмая «История о Лиле. Горная деревня» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 29. История о Лиле. О высочайшем пространстве.

Васиштха сказал:

1–3. Две богини спустились в деревню, полную прохлады, как богатства освобождения и удовольствий входят в умиротворенного человека, познавшего свою природу. Лила, обретя, благодаря практике йоги, тело нераздельной чистой мудрости, обладала способностью ясного видения всех трех времен – прошлого, настоящего и будущего. Она легко вспомнила свои предыдущие блуждания в сансаре, свои прежние рождения, жизни, смерти и прочие события.

Лила сказала:

4–8. О богиня, узрев это место, я по твоей милости вспомнила все, чем были наполнены мои прошлые жизни. Здесь я была старой женщиной, бледной и худой, с выпирающими из-под кожи венами. Я была дваждырожденной, и мои тощие руки и тело были в шрамах от работы с сухим сеном. Я была женой своего мужа, на которой держалась семья; я доила корову и взбивала масло, была матерью всех его сыновей и хорошей хозяйкой для гостей. Я поклонялась богам, дваждырожденным и мудрым; мои руки были постоянно орошены молоком и маслом, и я держала в чистоте всю нашу посуду: ковши, горшки, кастрюли и сковороды. На единственном браслете, украшавшем мою руку, постоянно оставались следы бесконечной стряпни; я должна была услужить зятьям, дочерям, братьям, сыновьям и родителям.

9–15. Воистину, я была только домашней прислугой; день и ночь я работала и подгоняла других словами «скорей» и «поторопись». Вопрос о том, кто я и что это за сансара, не мог привидеться мне даже во сне. Я была женой такого же неизощренного в писаниях мужа, с неочищенным умом. Все мои мысли были только о том, как набрать дров, навоза и сухой травы для огня или овощей для еды, и шерстяная накидка покрывала мое тощее тело. У теленка я осторожно доставала из уха тревожащих его червей и торопила слуг, поливающих овощные грядки у дома. Я кормила своих телят зеленой травой, растущей у синей воды, и каждый день рисовала разноцветные узоры перед входом в дом, дабы украсить наше жилище. Я ненавязчиво указывала слугам на их обязанности, удерживая их поведение в строгих границах, как берег поддерживает неизменность океана. С трясущейся головой и ухом, дрожащим как сухой лист, опираясь на палку, боясь старости и смерти, – так я проживала свою жизнь.

Васиштха сказал:

16. Во время этого разговора Лила с Сарасвати шли по деревне, что расположилась на вершине горы. Лила с изумлением смотрела по сторонам.

Лила продолжила:

17–20. Это мой цветущий сад, обильно украшенный соцветиями деревьев патала; это моя роща из деревьев ашока, укрывающих все вокруг своими лепестками. А вот на берегу цветущие деревья, к которым привязаны телята. А это теленок по имени Карника, который отказывается есть листья. А это ленивая несчастная женщина, носившая мне воду; восемь дней она плачет, и ее глаза красны от слез. Здесь, о богиня, я жила, здесь сидела, здесь спала, здесь ела и пила, здесь отдавала и здесь брала.

21–25. Это мой старший сын Джьешта Шарма плачет в доме, а это моя дойная корова пасется на поляне в лесу. Это парадный вход моего дома с пятью окнами, напоминающими пять отверстий в теле человека; он стал серым от пепла, что поднимается из весеннего праздничного огня. Это моя кухня, которая была для меня как второе тело; теперь она вся покрыта засохшими плетями кислых тыкв, хотя раньше они росли здесь зелеными. А это люди, родные и близкие для меня на этой земле, с заплаканными красными глазами, с руками, украшенными бусами рудракши. Они несут дрова для огня. Дом, стоящий на каменистом берегу канала, скрыт густыми зарослями, качающимися от волн и роняющими на берег листья и цветочные лепестки.

26–30. Вот зеленые поля с ползущими плющами, с каплями росы на кончиках травинок, с брызгами цветов и с деревьями, увешанными плодами. Деревья на берегу гудят шмелями и пчелами, привлеченными их раскрывшимися цветами, и своей тенью усмиряют лучи полуденного солнца. Многочисленные восхитительные цветы кимшуки распустились на дереве яркими праздничными охапками, сделав его подобным кораллу. Водные каналы в деревне полны упавших в воду плодов, несомых беспокойным течением с шумными водоворотами на радость деревенским мальчишкам. Двор дома окружен большими камнями, принесенными с реки; их нижняя часть вымыта и отполирована набегающими волнами. Там всегда прохладно от плотной, скрывающей всё вокруг тени густых деревьев.

31–34. Там виден дом, прекрасный в окружении оплетающих его цветущих плющей и вьюнов; с окном, скрытым сломанной цветущей веткой. Здесь жил мой муж, который, хотя и не был религиозен, но в пространстве ограниченного сознания стал царем земли, окруженной четырьмя океанами. О, я помню как прежде он страстно возжелал стать царем, и это желание захватило его полностью! Потому он стал царем всего за восемь дней, которые ощущались как долгое время, о богиня!

35–37. Теперь невидимое сознание моего мужа в пространстве дома по-прежнему является царем, как незримый ветер или как принесенный им аромат. Здесь, в этом пространстве размером с мизинец, простерлось царство моего мужа, которое кажется раскинувшимся на тысячи йоджан. О богиня, несомненно, что мы – только чистое пространство Сознания, и царство моего мужа с тысячами горных пиков – раскинувшаяся великая иллюзия майи.

38. О богиня! Я хочу снова попасть в столицу его царства. Давай отправимся туда, ибо для нас нет невозможного.

Васиштха продолжил:

39–43. Произнеся это, Лила поклонилась богине и быстро вошла в дом; и там они взлетели вместе в чистое прозрачное небо, ясное, лишенное тьмы невежества, прекрасный единый неподвижный океан, подобный телу Нараяны или чистой шкуре оленя. Преодолев пояс облаков и край ветра, они затем пересекли пути луны и солнца. Достигнув пространств северной звезды и дорог мудрых, они последовали дальше, вышли за границы края сиддхов и поднялись выше небесного рая. Они переместились за пределы Брахмалоки, за пределы Вайкунтхи, или мира счастливых, пересекли пространство Голоки, Шивалоки и Питрлоки.

44–46. Оставив далеко позади миры воплощенных и не воплощенных в телах существ и следуя еще дальше, Лила постигала безграничность своей природы. Когда она смотрела назад, на преодоленное ими пространство, внизу она не видела ни луны, ни солнца, ни звезд и прочего. Там была лишь глубина неподвижной тьмы, с пещерами пространств и направлений, лишь единый чистый океан, плотный и непрерывный, как сердцевина камня.

Лила спросила:

47. О богиня, поведай, куда исчез свет солнца, луны и звезд? Откуда взялась эта тьма, неподвижная, как плоть камня, и настолько твердая, что ее можно коснуться рукой?

Богиня ответила:

48–49. Ты настолько далеко унеслась в пространстве, что отсюда не виден даже свет солнца и звезд. Как со дна глубокого темного колодца не виден небесный свет, так находящемуся здесь не видно солнца, оставшегося внизу.

Лила сказала:

50–51. Мы прошли столь долгий путь и ушли так далеко, что солнце совершенно не видно; оно теперь подобно наимельчайшей частице! Насколько далека отсюда наша цель, каков путь, и как, о мать, мы попадем туда, скажи мне?

Богиня ответила:

52. Отсюда ты пройдешь к вершине оболочки вселенной, Брахманды. Воистину, луна и прочее – всего лишь ее крохотные частицы.

Васиштха сказал:

53–55. Так, непринужденно беседуя, они достигли внешней оболочки вселенной, подобно двум пчелам, что прилетели к стене дома, стоящего на горе. Легко и без усилий они двинулись дальше, как будто пройдя сквозь воздух: лишь то, что мыслится твердым, становится крепким, как алмаз, и никак иначе. Там, за пределами вселенной, где без практики мудрости ничего не видно, они увидели раскинувшуюся сияющую оболочку воды и другие оболочки.

56–59. Эти воды простираются за Брахмандой на расстояние, в десять раз ее превосходящее, и, даже волнуясь, они остаются в неподвижности, подобно скорлупе грецкого ореха. Затем следует оболочка огня, в десять раз протяженнее предыдущей, а затем, еще в десять раз обширнее, – оболочка воздуха. Вслед за нею, тоже в десять раз протяженнее, – оболочка пространства, а за всем этим – высочайшая чистая область Сознания. В этом чистейшем пространстве нет понятий начала, середины, конца и никаких других понятий, подобных истории о сыне бесплодной женщины. Это высшее бесконечное Сознание безгранично, полно, спокойно, свободно от заблуждений, лишено начала, середины и конца; оно пребывает в своем величии в самом себе.

60. Туда не долетит камень, запущенный с огромной мощью, и даже Гаруда, летящий изо всех сил, не сможет достичь этого пространства. Сильнейший и быстрейший ветер не сможет преодолеть огромное расстояние до чистого пространства Сознания даже за целую эпоху.

Такова сарга двадцать девятая «История о Лиле. О высочайшем пространстве» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 30. История о Лиле. О множестве удивительных вселенных.

Васиштха сказал:

1–5. Они быстро прошли через эти десятикратные оболочки земли, воды, огня, воздуха и пространства. Лила увидела не поддающееся описанию высочайшее пространство Сознания, откуда этот огромный мир выглядит как яйцо. В этом пространстве Сознания она узрела во вселенных множество сияющих творений с такими же оболочками. Они парили здесь подобно пылинкам в луче солнца. В великом океане пространства бесконечного Сознания, в водах первозданной пустоты, они появлялись, как миллионы пузырьков. Какие-то из них опускались вниз, а какие-то перемещались вверх, другие двигались в стороны или оставались на месте, в зависимости от собственного понимания.

6–8. В соответствии с проявлениями отдельных сознаний в этих творениях зарождались формы: они возникали там и так, как и где осознавались. Здесь не существовало ни «там», ни «тут», ни «верха», ни «низа», ни появления, ни исчезновения, ничего отдельного от реальности: эти названия появляются только относительно положения тела. Все это возникает снова и снова само собой в соответствии с природой осознания и силой собственной мысли возвращается в состояние спокойствия, как игра воображения ребенка.

Рама спросил:

9. Что тогда значит «снизу», «сверху» и «по сторонам»? Объясни мне, о брахман, что это, если в сиянии Сознания этого нет?

Васиштха ответил:

10–12. Для малознающего в этом безграничном Сознании сияют вселенные со всем скрытым в них, как человеку с больными глазами в пустом пространстве видятся странные формы. В части вселенной, где все объекты двигаются в зависимости друг от друга благодаря силе притяжения, то, что ближе к земле, называется «снизу», то, что противоположно, – «сверху». Когда муравьи ползут по округлому камню с любой стороны, то, что у них под ногами, считается «внизу», а что над ними – «сверху».

13–17. В других мирах земля может быть покрыта множеством деревьев и холмов, а чистое пространство занято людьми, богами и демонами. Иные миры воображаются сразу с поселениями, городами и горами; различные существа покрывают их, как скорлупа зрелого грецкого ореха – сам орех. В этой высочайшей полноте Сознания вселенные мерцают, подобно пыли, как леса на горе Виндхья, полные слонов. Все пребывает в этом Сознании, все есть это Сознание; оно является всем, и все, что возникает из него, является им, до самой мелкой частицы. В этом высочайшем океане чистого Сознания непрерывно зарождаются и пропадают волны вселенных.

18–23. Некоторые из этих вселенных совершенно пусты, как ночи, во тьме которых пропадают даже образы. Они катятся в океане пустоты подобно волнам. Некоторые, достигнув конца своего существования, рушатся с ужасными звуками, которые не слышны и даже не известны другим, погруженным в собственные удовольствия. В других вселенных творение только начинает развиваться, напоминая росток, появляющийся из увлажненного водой семени. В некоторых вселенных, где всеобщее разрушение подходит к завершению, даже солнечные лучи, молнии и горы тают, как снег на солнце. А другие до самого конца творения так и не обретают материальности и, растворившись, рождаются вновь, оставаясь только чистым Сознанием. Некоторые миры совершенно неподвижны в пространстве, подобно видению, будучи проявлением Сознания, как дуновение ветра.

24–26. Когда Веды изначально возникают по-иному, они так же появляются и в последующих мирах, и действия в этих мирах тоже становятся другими. Последовательность творения непостоянна. В некоторых творцом является Брахма, в иных создатель – Вишну, а в некоторых – другие создатели. Временами творцов нет вообще, а иногда есть множество создателей творения. В некоторых вселенных есть только животные и птицы, другие наполнены только океаном, в третьих – нет жизни.

27–31. Одни миры – сплошной камень, в других обитают только черви, в некоторых – боги, в каких-то – люди. В одних – царит постоянная тьма и обитают соответствующие существа; другие – постоянно озарены светом, и их тоже населяют подобающие существа. Некоторые полны мошек, как плоды смоковницы, другие – всегда пусты, и в них нет живых существ. Вселенные, заполненные таким творением, невозможно даже вообразить, как нельзя представить себе гору, наполненную воздухом: таково пространство этих вселенных. Высочайшее пространство Сознания столь велико, что его не могут измерить ни Вишну, ни другие боги, даже определяя его величину всю свою жизнь.

32–33. Как драгоценные камни в браслете, каждая из этих округлых вселенных обладает по своей природе силой притяжения всех объектов, подобно земле. Несмотря на все способности нашего ума, высшие миры ему недоступны, и поэтому я не способен описать тот мир, о разумный.

34. Как безумные духи-якшасы танцуют в полном мраке густого леса, незримые друг для друга, так в раскинувшемся повсюду высочайшем пространстве Сознания появляются и исчезают многочисленные огромные миры.

Такова сарга тридцатая «История о Лиле. О множестве удивительных вселенных» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 31. История о Лиле. Небесные наблюдатели за битвой.

Васиштха сказал:

1–3. Покинув свой мир и насладившись зрелищем творения, две женщины снова увидели дворцовые покои Лилы и тут же оказались в них. Мертвое тело великого царя по-прежнему возлежало там в ворохе цветов, и Лила, пребывающая в тонком теле, оставалась подле него. В ночном дворце, окутанном печалью, вся семья и окружение постепенно погрузились в глубокий сон среди густых ароматов благовоний, сандала, камфары и кумкума.

4–7. Взглянув на свой былой мир, Лила страстно возжелала увидеть другой мир своего мужа и там же, в доме, взмыла в небо в тонком теле ума. Она проникла в воображаемый мир своего мужа, преодолев оболочки сансары и выйдя за внешнюю границу своего мира. Вместе с богиней Лила снова достигла огромной вселенной, скрытой за оболочками. Тут же войдя в нее, она узрела мутное болото воображаемого мира своего мужа, как львица видит в густой тьме темной горной пещеры.

8–10. Сами будучи пространством, две богини легко вошли в пространство этого мира в творении, подобно двум муравьям, залезшим в мягкий созревший плод. Пройдя другие миры, горы и пространство, они достигли земли, полной горных хребтов и океанов. Затем они прибыли на континент Джамбудвипа, украшенный горой Меру. Там, в окружении лепестков девяти стран, в стране Бхарата располагалось царство мужа Лилы.

11–12. В эту пору царство, раскинувшееся в прекрасной земле, было окружено войсками Синдху, могучего царя соседних земель. Поэтому небо было заполнено обитателями всех трех миров, собравшимися здесь, чтобы обозреть события битвы.

13–18. Прибыв неожиданно, две богини увидели небесное пространство, полное толпящихся небожителей, напоминающих гирлянды облаков. В небесах собрались сиддхи, небесные певцы, музыканты и группы видьядхаров, с апсарами, небесными нимфами, которые уже избирали своих героев. Там были обезумевшие в ожидании мяса и крови призраки-бхуты, демоны-ракшасы и ужасные пишачи, а рядом с ними – прекрасные небесные женщины видьядхары с руками, полными цветов. Питающиеся кровью веталы, божественные якшасы и уродливые кушманды, внимательно следящие за битвой, скрывались на склонах гор, дабы спастись от стрел и дротиков. В той части небес, где могут лететь стрелы и копья, неземные существа волновались и расступались. Пространство было наполнено азартом зрителей, взбудораженных боевыми криками. Здесь были прекрасные служанки, держащие опахала и, игриво смеясь в ожидании наслаждения, обсуждающие между собой слухи о наступающей великой битве.

19–22. Лучшие из мудрецов благословляли воинов как подобает с помощью своих тайных сил, и многочисленные цари возносили гимны по случаю битвы. Небо сияло свитой Индры, занятой приготовлениями к встрече достойных героев в раю и украшающей в их честь огромных слонов локапалов. Небесные певцы и гандхарвы с нетерпением ожидали прибытия на небеса благородных воинов, а небесные божественные апсары в ожидании своих возлюбленных бросали кокетливые взгляды на лучших из героев. Толпы нимф пылали от нетерпения, желая броситься в могучие объятия воинов, чья чистая слава затмевала солнце и делала его подобным скромной луне.

Рама спросил:

23. О мудрый, какого воина называют героем? Кто из них может стать украшением рая? А кто – просто животное и глупец?

Васиштха ответил:

24–26. Тот, кто сражается в битве в соответствии с указаниями писаний за благородного царя, погибнет ли он, или будет победителем, – это герой, попадающий в рай. В ином случае он просто убийца и, пав в битве, погибает как глупец, попадая после этого в ад. Тот, кто выходит на поле битвы ради целей, противоречащих указаниям писаний, погибнув на войне, попадает в бесконечную преисподнюю.

27–31. Кто ведет справедливую битву, следуя писаниям и человеческому закону, того называют верным благородным героем. Кто бьется за коров и свое хозяйство, ради брахманов и друзей, о мудрый, кто сражается ради защиты, тот, умерев, становится украшением небес. Те, кто погибает за царя, чья главная забота – защита своей родной земли, – герои в раю победителей. Те, кто бьется за правителя или другого предводителя, притесняющего людей, погибая в битве, попадают в преисподнюю. Те убийцы, которые сражаются за царя или иного правителя, не следующего писаниям, пав на поле битвы, несомненно, оказываются в преисподней.

32–34. Если бы любая война вела к воротам рая, тогда дикари и безумцы, потеряв страх перед преисподней, принесли бы миру большие разрушения! Люди говорят: «Погибающий герой попадает в рай», – но писания утверждают: «Только сражающийся за дхарму становится героем». Кто с мечом стоит на защите праведных, того называют героем, иные воины – убийцы и преступники.

35–36. Небесные красотки ожидали в небесах, раскинувшихся над битвой, будущих героев и мечтали о том, как они станут женами благородных. Небесные певцы наполняли воздух сладкими томными песнями; множество красавиц приготовили для героев гирлянды из цветов мандары; радость и веселье царили в небе, украшенном небесными повозками с возлежащими там небожительницами, божествами и сиддхами.

Такова сарга тридцать первая «История о Лиле. Небесные наблюдатели за битвой» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 32. История о Лиле. Начало битвы.

Васиштха сказал:

1–7. Затем Лила с богиней знания, пребывая в небесах, где танцевали нимфы в ожидании лучших из героев, увидели на земле, в своей стране, защищаемой мужем Лилы и окруженной густым лесом войск, пугающим и огромным, как второе пространство, две готовые к сражению армии во главе со своими царями. Они были похожи на два внешне спокойных океана, глубины которых полны мощи и силы. Вооруженные и готовые к битве, с доспехами и оружием, сверкающим подобно яркому пламени, две силы напряженно смотрели друг на друга, ожидая первой схватки. Воздетые вверх мечи, копья, сияющие боевые топоры и булавы в руках воинов напоминали грозовой поток, ужасный, сверкающий молниями и готовый обрушиться на головы людей. Войска волновались перед битвой, как тревожится лес от взмаха крыльев Гаруды; доспехи сияли золотым светом взошедшего солнца. Армии замерли друг напротив друга, с оружием, поднятым в гневе; взгляды воинов, прикованные к противнику, делали их похожими на написанную на холсте картину.

8–10. Разговоров не слышно было за звоном оружия огромных армий, расставленных в боевом порядке по обе стороны разделяющей их черты. Наконец в предвкушении первого удара утихли барабаны, и все войска напряженно замерли, ожидая скорого начала битвы. Расстояние в два полета стрелы между огромными армиями было пустым, напоминая водораздел между разорванным надвое ветрами всеобщего разрушения единым взволнованным океаном.

11–16. Предводители армий чувствовали волнение приближающегося сражения; сердца трусов дрожали от страха, как глотки квакающих лягушек. Бесчисленные воины были намерены отдать в этой битве свои жизни, лучники застыли в ожидании, натянув до предела свои луки, готовые выпустить потоки стрел. Застывшие бессчетные воины напряженно смотрели на врага, ожидая удара его оружия, сдвинутыми бровями показывая друг другу твердость и решительность. Слышался звон соприкасающихся доспехов, горящие взоры героев заставляли трусов желать спрятаться в норах. Слоны и люди казались еще более огромными от вздыбившихся в напряжении волосков на их телах. Не было уверенности в том, что они останутся в живых до конца этого сражения. Повисшее в напряженном ожидании первого удара молчание войск было подобно затишью перед штормом или тишине вздремнувшего беспокойного города.

17–20. Налетевшее облако пыли скрыло всю землю и небеса, заставив замолчать военные трубы, раковины и усмирив стук барабанов. Одно из построений воинов рассыпалось, попав под атаку противника с тыла, как перед акулой рассеивается серебристая стая рыб в океане. Множество флагов и вымпелов затмевали звезды на небе, воздетые хоботы слонов делали войско похожим на лес. В небесах катились блистающие волны взлетающих как на крыльях вооружений; воздух наполнялся свистом и звуками ударов.

21–24. Казалось, что армия богов, выстроившаяся в виде кольца, выступала против армии демонов. Боевые слоны бежали от наступления армии, построенной в виде Гаруды. С шумом и треском передние ряды войска были сломаны формированиями Орла; скрестив оружие друг с другом, воины без числа падали на поле боя. Раздавались боевые кличи благородных героев, сражающихся в различных построениях и формированиях; сверкали боевые топоры и булавы во взлетающих вверх руках. Тьма метательного оружия, как облако, скрыла свет солнца; свистящие в воздухе стрелы поднимали собой ветер, волнующий траву.

25–27. Армии напоминали сталкивающиеся между собой облака конца света или единый океан, разбушевавшийся от ветров разрушения. Войска дрожали в ярости, как только что обрубленные два крыла горы Меру. Они напоминали горы сажи, сотрясаемые жестокими ветрами. Воинства поднялись, как будто из темной пещеры преисподней явились беспокойные черные силы, сотрясая склоны гор Локалока своим безумным танцем в адском сражении, готовом раскрошить землю на части.

28. Облака взлетающих копий, дубин, мечей и топоров покрыли поле боя тенью, защитив его от солнечного жара, как бездонный океан, решивший затопить землю своими бесконечными потоками.

Такова сарга тридцать вторая «История о Лиле. Начало битвы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 33. История о Лиле. Первая атака.

Рама сказал:

1. О Бхагаван, расскажи мне все об этой битве в мельчайших деталях, ибо такие слова услаждают ухо слушающего!

Васиштха продолжил:

2–4. Когда началась битва, две женщины, чтобы лучше видеть сражение, создали силой воображения колесницу и поднялись в ней над схваткой. В это время муж Лилы не мог сдержать силы противника, с которым бился лицом к лицу. Он, поднявшись, как огромная волна океана разрушения, боевым топором ударил в грудь бесстрашного вражеского воина, как камень ударяет в скалу.

5–9. Две армии скрестили оружие в жестокой битве, с неистовством беснующегося океана разрушения сверкая огнем и молниями. Небо было расчерчено стремительно летящими боевыми стрелами; слышался их свист и звуки попадания в тела врагов. Проносящиеся обжигающие стрелы свистели, и гудели, и глухо ухали, блеск их наконечников затмевал свет лучей солнца. От звонких ударов оружия о доспехи врагов рассыпались вокруг огненные искры, осколки сталкивающихся между собой в воздухе орудий разлетались, как стаи птиц. Вздымающиеся в небо в ударах руки героев были подобны бушующему лесу; время от времени метательные диски и стрелы с клацанием ударялись о небесные колесницы.

10–15. Рычание и грохот битвы слились в глубокий низкий звук, в силу своей плотности и непрерывности напоминающий глухой гул, что издает пребывающий в глубокой нирвикальпа самадхи. Потоки стрел раскалывали головы героев; со звоном, издаваемым доспехами, воины сталкивались между собой в битве. Ужасные удары сопровождались звуком «хумммм!», мечи сталкивались в горячей битве со звуками «там-там!»; казалось, что повсюду оскаленные облака проливались ливнями стрел и дротиков. Раздавался треск и лязг булав и мечей, зажатых в руках; рев и звон «чата-чата» сотрясали воздух, перекатываясь по полю боя. Клинки рассекали воздух со свистом «сииииит!» и ударялись, испуская горячие искры: «сана!»; потоки стрел со звуками «кара-кара!» скрывали солнце, создавая осеннюю тень. Отлетали срубленные головы, и тела теряли жизнь и кровь, вытекающую с бульканьем: «дагад-даг!». Все вокруг было усеяно обломками оружия, отрубленными головами и руками.

16–18. Отблески вздымающихся лезвий касались волос на головах воинов; звенели мечи, выпадающие из рук разгоряченных битвой бойцов, падающих на поле боя. Израненные копьями слоны извергали потоки алой крови; со свистом сталкивались мечи с их бивнями. От ударов тяжелых дубин, ломающих тела, раздавались крики нестерпимой боли; головы павших героев, как неисчислимые лотосы, плыли к изначальным райским чертогам.

19–22. В небо, как огромные змеи, взмывали стрелы, поднимая облака пыли; сломавшие свои копья воины дрались, выдирая один у другого клочья волос. Бойцы, сломавшие в бою оружие, катались по земле в смертельных объятиях, вырывая друг у друга ногтями глаза, уши, носы, разрывая рты и глотки. Топот обезумевших слонов сотрясал землю, заставляя сражающихся спотыкаться и падать; с ревом текли реки крови по следам, оставленным колесницами. Битва была подобна океану, покрытому туманом вздымающейся пыли, освещенному блеском летящего оружия, оглушенному ревом сливающихся боевых криков обеих армий.

23–27. Сражающиеся полки пережевывала бешено хохочущая от восторга смерть, огромные слоны ревели оглушительнее грома грозовых туч. Горы и долины были покрыты разбитым метательным оружием, стрелами, копьями, мечами и булавами, тетива от луков, как шерстяной пояс окружала склоны гор, где шла битва. Разорванные флаги, вымпелы и опахала развевались в облаках; птицы улетали подальше от бесчисленных чакр и камней, выпущенных метательными машинами. Раздавались предсмертные крики воинов, чьи тела были разрублены и головы падали под ударами боевых топоров. Небо как будто покрылось звездами высоко взлетающих блестящих осколков лезвий мечей, земля была укрыта телами слонов, пронзенных бесчисленными неукротимыми стрелами.

28–31. Недовольные воинами уродливые демоны-веталы бросали булавы; вздымающиеся над строем пики героев казались венком, украшающим небо. Как волосы, взметались вверх осколки мечей, разбитых другим оружием; небеса сияли в свете, отбрасываемом лесом копий, как будто объятые пожаром. Воинов приветствовали цари, чьи взоры радовал лес мечей и пик; восхищенные нимфы-апсары каждое мгновение были готовы подхватить воздетых на копья героев. Головы воинов, чьи доспехи дрожали от ударов, падали вниз в снежной буре боевых палиц; тела их, с вогнанными в них с силой копьями, корчились от боли.

32–36. Зубья летящих чакр разили слонов, людей и лошадей; обезумевшие слоны падали под ударами множества боевых топоров. Воины пытались спастись от ударов дубин; запущенные метательными машинами камни рвали на куски флаги, колесницы и деревья. Поле битвы стало белым от снесенных мечами голов, подобных бледным цветам лотоса; звуки сражения тонули в немыслимом грохоте. Потерявшие управление колесницы с обезглавленными колесничими давили воинов. Боевые слоны, окруженные сражающимися ратниками, были изранены копьями; взбешенные, они падали под ударами потоков боевых топоров. Повсюду выдающиеся герои кидали кости в игре на жизнь.

37–42. Люди падали, роняя лотосы сердец из вспоротых кинжалами тел; впавшие в боевое неистовство воины исполняли странный танец, взмахивая трезубцами. Потоки стрел, выпускаемых бегущими лучниками, наполняли пространство мягкими звуками; сражающиеся напоминали танцоров, с криками «хум!» встряхивая волосами при попадании в них дротиков. Сильнейшие воины получали удары от противников с крепкими кулаками, острые копья коршунами взлетали в небо. По полю боя метались слоны, подгоняемые крюками, лошади с воинами и колесницы с флагами; войска будоражили ужасные зрелища тел убитых, разорванные плугами, которые использовали как оружие. Леса, прежде росшие на поле битвы, были как будто выкопаны огромными людьми с гигантской лопатой; на расстоянии двух полетов стрелы были уничтожены люди и раскрошены камни. Обезумевшие слоны крушили воинов враждующих армий. Жернова битвы перемалывали людей, как зерна.

43–46. Войска были подобны птицам, пойманным в сеть сияющего оружия, теряющим свободу под ударами беспощадных мечей бравых воинов. Дикие звери с ужасным рычанием растаскивали тела павших и разрывали их когтями, заставляя дрожать торчащие из них оперенные концы стрел. Звуки разрывов огненных шаров, падающих на воинов и сжигающих их, чередовались со звуками, издаваемыми ядрами, что выпускались воинами в ответ, как суп становится вкуснее от добавляемого в него перца. Разрывающиеся ядра выжигали воинам глаза; другие воители задыхались от ядовитого дыма, извергаемого сброшенными метательными снарядами.

47. Как павлины танцуют при виде утренних туч, обещающих бурю, так в потоках стрел, выпускаемых тучами воинов, содрогались обезглавленные тела. В хаосе сражения падали скалы и слоны. Всё напоминало неразбериху разрушения конца света.

Такова сарга тридцать третья «История о Лиле. Первая атака» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 34. История о Лиле. О чем говорят наблюдатели.

Васиштха сказал:

1–7. Вот что говорили там цари, желающие сразиться воины, советники царей и небесные зрители: «Как плывущие лотосы в пруду или летящие птицы в небе, так головы героев заполнили небо сияющими звездами!», «Смотри! От багровых ветров, полных кровавых брызг, облака в полдень сияют, как на закате!», «Что это, о господин? Небо кажется полным соломы! Нет-нет! Это не солома, это облака стрел, выпущенных воинами!», «Сколько на земле пылинок, алых от крови, пролитой в битве, столько тысяч лет будет длиться пребывание героев в райской обители!», «Не бойся! Это не мечи и сабли, а взгляды богини Лакшми, прекрасные как лепестки голубых лотосов, осыпающие бойцов!», «Бог любви развязывает пояски на бедрах небесных нимф, горящих желанием заключить в объятия героев!»

8–12. «С колышущимися лианами игривых рук, с молодыми побегами розовых ладоней, с цветами озорных глаз, в медовых ароматах, богини блаженных небесных садов поют и призывно щебечут, ожидая твоего прихода и приплясывая от нетерпения!», «Как армия сокрушает ряды противника своими беспощадными топорами, так любимая разбивает сердце мужчины своими кокетливыми взглядами!», «О, от попадания стрелы голова моего отца охвачена кольцом огня, подобного кольцу, создаваемому солнцем во время затмения!», «Метательная машина запускает с силой вверх два огромных камня, соединенных цепью и называемых читра-данда!»

13–17. «Эта битва кажется богом смерти Ямой. Он является с южных гор и везде уничтожает войска. Пойдем отсюда!», «На поле боя корчатся в ужасном танце обезглавленные тела, высокие, как пальмы: множество грифов ныряют в пещеры глубоких ран на месте отрубленных голов». В толпе наблюдателей велись разговоры о том, когда герои попадут в иной мир, каким образом, кто именно из них и по каким причинам: «О, ужасный воин поглощает войска противника с боевыми построениями матсья и макара, подобно океану, глотающему реки со стаями рыб и крокодилами!», «Потоки стрел нескончаемыми ливнями, льющимися на горные вершины, густо осыпают тела слонов!»

18–25. «Ах, моя голова срублена мечом, но я жив!» – раздался крик поднимающегося в небесный рай, показавшийся людям криком пролетающей птицы. «Пусть эта армия, поливающая нас потоками камней из метательных устройств, будет лишена воли, окруженная сетью цепей!», «Покойная жена, ставшая нимфой-апсарой, узнав своего мужа, погибшего в битве, обнимает его, отныне свободного от старости и морщин!», «Сияние леса копий подобно ступеням лестницы, поднимающейся до небес, чтобы отвести в рай героев!», «А вот прекрасная, в золотых украшениях, жена воина, лежавшая мертвой на груди своего героя; став богиней, она ищет своего мужа!», «Увы! Наша армия разбита ударами клинков врага, как лучшие из гор падают от ударов волн при разрушении мира!», «Глупцы, сражайтесь с теми, кто перед вами; уберите раненых, не топчите ногами своих людей, ничтожества!», «Посмотри на воина с великолепным телом рядом с толпой апсар, томящихся в ожидании и поправляющих свои локоны!»

26–30. «Возьми этого гостя, пришедшего издалека, и отведи его на отдых на берега небесного Ганга; пусть пребывает среди цветущих золотых лотосов, освежаемый ветерком в тени у прохладной воды!», «Множество осколков сталкивающегося разнообразного оружия и костей из разорванных тел взлетают в небо со звоном и рассыпаются, как звезды на небосводе!», «В небесах течет река живых душ в водах стрел. В водовороте чакр даже горы обращаются в пыль!», «С головами смелых героев, взлетающими к далеким мирам, подобными лотосам, чьи стебли – лучи, испускаемые блестящим оружием, чьи листья и шипы – мечи, чьи лепестки – флаги и знамена, а пчелы – стрелы, небеса стали подобны озеру, заросшему колышущимися на ветру лотосами!»

31–35. «Трусы укрываются среди туш павших слонов, как муравьи среди гор или как женщины, прильнувшие к широкой груди мужчин!», «Ветерок игриво развевает локоны девушек-видьядхар, нашептывая обещания встреч с красавцами, восхитительнее которых нет!», «Поднятые в небе зонты напоминают множество лун, и сама луна как воплощение чести и красоты подобна чистому зонту над землей!», «После мгновенного забвения смерти воин обретает божественное тело в соответствии со своими действиями или кармой, как во сне появляется город», «Беспокойные потоки копий, дротиков, булав и вращающихся чакр плывут в океане неба, как голодные стаи рыб и акул в море!»

36–41. «Небеса с лебедями белых зонтов, разорванных стрелами, кажутся усыпанными множеством полных лун!», «Поднятые в небо опахала, издающие чудный звук “гхара-гхара”, напоминают о величии волн, противостоящих ветру!», «Разодранные стрелами зонты и опахала, разбросанные в небе вымпелы и флаги многочисленны, как урожай славы в поле!», «Смотри, могучие потоки летящих стрел в небе несут разрушение, как стаи саранчи, налетевшие, чтобы уничтожить богатый урожай!», «Звон ударов мечей, зажатых в руках воинов, по доспехам напоминает ужасные звуки смерти», «В ветре стрел и копий низвергаются слоны, как огромные горы, исчезающие в ураганах всеобщего разрушения во время окончания жизни, и их белые бивни похожи на горные водопады!»

42–46. «В огромной луже крови груда разбитых колесниц, с возничими, воинами и лошадьми, шевелится под стоны боли и крики страданий!», «Актриса Каларатри, ночь разрушения, играет на лютне войны мелодию со звуками “таммм!” сталкивающихся мечей и воинских доспехов», «Смотри, водопады крови истекают из раненых людей, слонов и лошадей, и ветер кровавыми брызгами окрашивает небеса в цвета заката!», «В небесах, темных, как волосы Кали, в туче обломков оружия гирлянда с бутонами стрел сверкает, как молния в облаках!», «Покрытая кровью, с оружием, разбросанным повсюду, земля кажется пылающей в огне, как в преисподней!»

47–52. «Льются потоки булав, копий, стрел, сталкивающихся и сокрушающих друг друга», «Один умелый взмах врага-демона завершает сражение, как узнавание пробуждения в один миг прекращает сон», «Беспрерывные звуки ударов битвы, попадающих в цель, звучат, как пение ужасного Бхайравы, упивающегося жестокостью и яростью схватки!», «Сражение превратилось в бушующий океан, полный песка из осколков сталкивающихся друг с другом стрел и копий», «Во все стороны разносятся звуки музыки жестокой битвы. Сражение подобно горе с гигантскими крыльями вражеских армий, готовой взлететь в небо во время вселенского разрушения!», «Увы! Увы! Эти стремительные стрелы, сияющие в полете, как яркие молнии, сталкиваясь со звуком “крен!” с непробиваемыми доспехами, отлетают к вершинам гор!»

53. «О друг, разрываемый желаниями, пока сияющие огнем стрелы не поразили нас, поспешим поскорей отсюда! Приближается вечер».

Такова сарга тридцать четвертая «История о Лиле. О чем говорят наблюдатели» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 35. История о Лиле. Описание океана битвы.

Васиштха сказал:

1–4. Теперь, как в ужасном танце разрушения вселенной, океан битвы вскипел волнами рванувшейся в бой кавалерии. Зонты казались морской пеной, в которой блестящие стрелы рассыпались стаями рыб, а конные войска были множеством вздымающихся неспокойных волн. Потоки различного оружия несли водовороты воинов, недвижные горы сотрясались до самого основания от поступи тьмы разъяренных слонов. Блестящие чакры были сотнями водоворотов, что несли солому отрубленных голов; блеск взлетающих мечей был сиянием вод, желтых от поднятой пыли.

5–8. Потоки сражающихся противников, подобные огромным стаям акул, то рассыпались, то восстанавливали свой строй; в глубоких горных пещерах эхом разносился гул водоворотов. Построения лучников, подобные стаям рыб, выпускали стрелы, многочисленные, как рассыпанные семена горчицы; на рябь волнующихся флагов обрушивались мощные волны копий. Водовороты в океане сражения напоминали облака из вод оружия; занятая сражением разъяренная армия была похожа на огромную хищную рыбу. Океан битвы был ужасен, наполненный армиями в черных доспехах, кружащимися в его водах, с украшениями водоворотов обезглавленных тел.

9–11. Во все стороны расползалась тьма тумана потоков стрел; все звуки заглушались одним плотным гулом – «гхуммм!». Взлетающие и низвергающиеся отрубленные головы были брызгами; в меняющихся построениях Чакра воины казались кусками дерева, попавшими в водовороты. Поле боя пестрело боевыми луками, извивающимися, как змеи, и издающими ужасные звуки «таннн!»; волны воинов без страха вздымались, словно из преисподней.

12–15. Колышущиеся бесчисленные флаги и зонты были пеной на воде, а текущая кровь – бурными реками, уносящими деревья колесниц. Огромные пузыри крови поднимались, походя на курганы; рыбы слонов и лошадей двигались в потоках воинов. Битва напоминала воздушный замок в небесах, изумляющий зрителей; она вздрагивала, как гора, сотрясаемая разрушением в конце вселенной. Волны бойцов были птицами в этом небесном городе, павшие слоны – разбросанными камнями, ропот исходил от трусливых воинов, дрожащих, как испуганные олени.

16–19. Воины получали сотни ран от летящих стрел, подобных стаям саранчи; земля была покрыта лесами вонзившихся в нее копий, в которых лошади скитались, как дикие звери. Громкий звук труб, умноженный эхом пещер, звучал гудением роя летящих пчел. Вдали клубилась туча армии, с воинами, бросающимися на врагов, как львы. Вздымались облака пыли, сражающиеся падали, как камни, разлетались обломки могучих колесниц, повсюду сияли мечи. Множеством цветов осыпались отсеченные ноги, облаками плыли флаги и зонты, трубящие слоны валились в переполненные реки крови.

20–24. Это была битва конца света, готовая поглотить весь мир. Сражение втянуло в себя селения, колесницы, зонты и флаги. Низвергающиеся потоки сверкающего оружия напоминали множество сияющих солнц; жестокие страдания живых существ порождали терзания ума. Лился непрерывный дождь стрел из луков облаков разрушения; взлетающие мечи сверкали, как молнии в небесах. Павшие слоны скалами лежали в озерах излившейся крови, небо, как звездами, было усыпано летящими вниз сверкающими искрами. Тучи отрубленных голов плыли в небесах, наполненных водоворотами облаков чакр; воины, испепеленные огненным оружием конца света, отходили в другой мир.

25–27. Поток оружия ровнял горы с землей, усыпанной разбитыми скалами; несметное число людей было задавлено рухнувшими скалами и огромными слонами. Земля и небеса были покрыты плотным облаком стрел, бескрайний океан армий ревел в боевых столкновениях. Поле боя сотрясалось от ударов бешено атакующих друг друга врагов, как гора посреди океана содрогается под ужасными ветрами, подобными морским чудовищам.

28. Сияющие копья, мечи, чакры, стрелы, крючья, булавы, топоры и прочее оружие сталкивались и рушили друг друга, наполняя все вокруг грохотом сотен ударов, напоминая ураганы разрушения вселенной, с легкостью разбрасывающие тяжелые горы, деревья и прочее.

Такова сарга тридцать пятая «История о Лиле. Описание океана битвы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 36. История о Лиле. Описание боевых построений.

Васиштха сказал:

1–4. Везде росли горы из трупов, из стрел и копий. Испуганные раненые воины разбегались повсюду. На грудах слоновьих тел отдыхали гряды облаков. Якшасы, ракшасы и пишачи развлекались в океане крови. Те великие неустрашимые герои, твердые в дхарме, благородные, сильные и добродетельные, чистые сердцем, лотосные украшения своих семейств, сошлись в схватке друг с другом. С ревом грозовых туч желая уничтожить друг друга, они встретились в битве, как полноводные реки.

5–8. Одно множество слонов с силой столкнулось с другой армией слонов, как одно тело с другим, как лес с лесом и гора с горой. Многочисленная конница налетела со звоном на вражескую конницу, как скопище волн с ревом сталкивается с другими волнами в океане. Пешие воины сходились в схватке с другими пешими воинами, как заросли бамбука под порывами ветра бьются друг о друга. Построения боевых колесниц налетали на построения боевых колесниц неприятеля, как будто летящий город демонов сталкивался с городом богов.

9–13. Летящие стрелы лучников в сражении образовали еще одно облако, скрывающее пространство флагов армий. Воины, испуганные при встрече с превосходящими силами противника, разбегались в разрушительном огне битвы конца света. Метатели чакр сражались с другими метателями чакр, лучники – с лучниками; мечи сшибались с мечами, боевые булавы – с булавами. Палицы сталкивались с палицами, топоры – с топорами, копья – с копьями, дротики – с дротиками; молоты – с молотами, железные дубины – с железными дубинами. Кинжалы бились о кинжалы, трезубцы – о трезубцы.

14–17. Постигшие искусство метания дротиков сражались против таких же стрелков, топоры вздымались против топоров, бамбуковые палки поднимались против палок, пращи – против пращей. Ловушки использовались против ловушек, колья – против кольев, ножи – против ножей, стрелы – против стрел. Бойцы с железными ваджрами бились против бойцов с железными ваджрами, крючья взмывали против крючий. Боевые плуги направляли против плугов, вооруженные трезубцами сражались между собой. Защищенные кольчугами выступали против защищенных кольчугами, напоминая блестящих пчел или множество сталкивающихся друг с другом бушующих океанских волн.

18–20. В едином океане пространства битвы плыли круговороты вращающихся чакр, подобных лепесткам; ветры несли дожди стрел; сверкали акулы тяжелого оружия. Океан пространства между небесами и землей, с течениями, полными волн голов и готового к бою оружия, был непроходим для богов. Таковы были войска двух царей, состоящие каждое из восьми армий, в течение дня разъяренно уничтожающих друг на друга.

21–25. Слушай, какие народы были по центру и на восточном крае армии мужа Лилы, Падмы. На востоке – люди Косалы, Каши, Магадхи, Матхилы, Уткалы, Мекхалы, Каркары, Мудры, Самграмы и Шаундаки; Мукхьи, Химы, Рудрамукхьи, а также Тамралипты, Прагджьотиши, Ваджимукхи, Амбаштхи, Пурушадаки; Варнакоштхи и Вишвотры, Амаминашаны, а также Вьягхравакры, Кираты, Экападаки и Саувиры. Здесь – горцы, называемые Мальяванами, а также Шиби и Анджана, Вришала, Дхваджа, Падма и другие, а также горцы Удая.

26–29. Далее на юго-востоке – обитатели Виндхьи и прочих земель, Чеди, Ватсы, Дашарны, Анги, Ванги и Упаванги; а также Калинги, Пундры, Джатхары, Видарбхи, и Мекхалы, Шабарананы и люди из Карны и Трипуры; Кантаки из долин, красивые, в ярких одеждах; Карны и Андхры, а также Чаулики и Чарманваты; Какаки и Хемакудьи, а также бородатые Шмашрудхары; Балигривы и Махагривы, Кишкинды и Наликеры.

30–39. Теперь обратим взор на юг. Здесь правители, бывшие на стороне мужа Лилы, – с гор Виндхьи, Кусумапиды, Махендры и Дардуры; Малаи, Сурьяван и воины объединенного царства, известные как Аванти, а также Шамбхаваты; войска из Дашапуры, Катхи, Чакры, Решика, Атуры, Каччхапы; обитающие в лесу Ванавасы, а также жители гор Упагири и Бхадрагири; Нагары и Дандаки, Ганараштры и Нрираштры, Сахи и Суваршьямуки, Каркоты и Ванабимбалы; обитатели Пампы, Кайраки и Каркавиры, а также Сверики, Ясики, Дхармапаттаны и Панджики; Кашики, Тришнакхаллулы, Яды, Тамрапарнаки, Гонарды и Канаки, а также те, кого называют Динапаттаны; Тамрики, Дамбхары, Кирны, а также Сахакары и Энаки, Вайтундаки, Тумбаваналы, Аджинадвипы и Карники; Карникабхи и Шиби, Каунканы, Читракутаки, Карнаты, Мантаватаки, а также великие Катакики; Андхры и Колагири, Авантики и Кавичерики; Чандаятты, Деванаки, Краунчи и Вахи; Шилакшары, Удабхи, Нандамарданы, те, которых называют Малаями, обитающие на вершинах Читракута, и орда тех, которые известны как ракшасы с Ланки.

40–43. С юго-запада – бойцы великого царства Сураштры, а также Синдхи, Саувиры, Шудры, Абхиры и Дравиды; Кикаты, Сиддхакханды и Калирухи; также воины с гор Хемагири и Райватака, Джаякачча и Маявара; люди Яваны, Бахвики, Марганы, Аванты, Дхумры и Тумбаки, а также многочисленные Лажи и обитатели гор, вместе с бесчисленными людьми с побережья моря – таковы люди армии мужа Лилы.

44–47. Теперь выслушай, какие народы были в стане противника. В западном направлении – люди с бессчетных огромных гор: с великой горы, называемой Маниман, и с горы Курарпана, а также с гор Чакравана, Ванорка, Мегабхава и Чакраван. Далее люди, именуемые Панчаджана, – Каши, Брахмачаи и Антаки, а также Бхаракши, Параки и Шантики; кроме того, Шайбьи, Арамаки, Аяччхи, Гухутвы и Ниямы, Хайхаи и Сухмагаи, Таджики и Хунаки.

48–50. На юге, рядом с Катаками, – Карки, а также Гирипарнавамы и варвары-млеччхи, оставившие законы дхармы. За их странами следуют необитаемые земли на две сотни йоджан, и далее – гора Махендра, богатая драгоценными камнями, затем – гора под названием Ашва, в соединении с сотнями других гор, и далее – ужасный огромный океан и гора Патиятра на его берегу.

51–53. В северо-западной стороне находится горная страна, а также – страна-царство Венупати, далее Фалгуны, Мандавьи, Анеканетраки, Пурукунды, Пары и Бханумандалабхаваны; Ванмилы, Налины и Диргхи, называемые так из-за длинных волос и рук; Ранги, Станики, а также Гурухи и Чалухи.

54–57. Далее – удивительная страна женщин, обитатели которой едят мясо. Далее на севере – народы с гор Химаван, Краунча и Мадхуман, Кайлас, Васуман и Меру; народы Мадры, воинственные Яудхеи, Малавы и Шурасены; Раджаньи и те, кого называют Арджунатанаи; Тригарты и обитатели слабых и мелких племен; Абалы, Пракхалы, Шаки и Кшемадхурты, а также Дашадхи, Наги, Авасаны и Дандаханы.

58–62. Дханады, Сараки, а также Ватадханы; островные Гандхары и воины Аванти; а также те, кого называют Такшашилами, Вилавы и Годханы. Затем – народы известной страны Пушкараварты, далее – племена земель Набхимати, Тикши и Калавары, а также городов Кахака и Сурабхути; еще Ратикадарши и Антардарши, затем – Пингалы, Пандавьи и Ятудханаки с Ямуны; Манавы, Нанганы, Хематалы, Свасвамукхи и другие обитатели гор Химаван, Васуман, Краунча и Кайлас. За этими землями идут безлюдные пространства, простирающиеся на сто восемьдесят йоджан.

63–67. Теперь слушай, какие люди пришли с северо-востока, – Калюты и Брахмапутры, Куниды и Кхадины, Малавы и воины империи Рандры, а также Ваны и Раштры; Кедавы, Симхапутры, ставшие карликами, Савы, Каччи, Палавахи, Камиры и Дарады; Абхисасады, Джарваки, Палолы, Кучи, Каутуки и Упаты из Кираты, Дины и жители райских земель. Далее люди с цветущих земель Девастхала, еще Удиташри Вишвавасы, далее – земли Кайласа, далее – Манджуваны и пространства небесных колесниц видьядхаров и бессмертных богов.

Такова сарга тридцать шестая «История о Лиле. Описание боевых построений» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 37. История о Лиле. Продолжение описания боевых построений.

Васиштха сказал:

1–2. В этой беспощадной битве, где гибли во множестве слоны и люди, казалось, что толпы воинов торопились успеть погибнуть первыми. И те, и другие превращались в пепел, как мотыльки, стремящиеся изо всех сил к огню и сгорающие в нем.

3–7. Послушай, я расскажу о других армиях из центральных районов, еще не упомянутых мной. Это войска из тех, что выступили на стороне царя, мужа царицы Лилы: Таддехики, Шурасены, Гуды, Ашвагханаяки, Уттамаджьотибхадры, Мадамадхьямики и другие; Салуки, Кодьямалы, Даургнеи, Пиппалаяны, Мандавьи, Пандунагары, Саугривы и другие; Гуруграхи, Париятры и Кураштры, Ямуны и Удумбары, Раджьяхвы, Удджиханы, Калакоти и Матхуры; Панчалы и Дхармараньи, а также южные и северные Панчалаки, Курукшетры и люди Сарасваты.

8–11. Испуганные ряды колесниц Аванти, обращенные в бегство бойцами Кунти и Панчанады, отступали, падая с высокого склона. Воины Брахманов и Авасанов, разбитые противником в богатых одеждах, были брошены на землю и растоптаны разъяренными слонами. Шуры и Дашапуры, с израненными мечами телами, преследуемые Банакшитами, были загнаны в озеро шириной в йоджану. Шантики лежали неподвижно, с разрубленными животами, запутавшиеся в собственных выпущенных внутренностях, обглоданные ночью Пишачами.

12–16. Трупы и тела умирающих, как черепахи, были брошены в канавы и пруды рычащими Бхадрагирами, искусными в битве. Побежденные Дандаки, залитые кровью, преследуемые вражескими силами Хейхая, бежали подобно оленям, подгоняемым ветром. Тела Дарадов, растерзанные бивнями слонов и растоптанные врагами, плыли в реках крови, как ветви деревьев. Чины, изрешеченные стрелами и едва живые, как будто падали в океан, сбрасывая тяжкую ношу существования. Кандхары, чьи головы срезали летящие дротики воинов Карнаты, и растерзанные герои Налады падали, как множество звезд.

17–20. Шаки и Дашаки, чье оружие было быстро сокрушено в боевых построениях Кариндра и Макара, рычали, вцепившись друг другу в волосы. Дашарны, боящиеся сетей, попадали в ловушки, бросаемые Пашами, и застревали в кровавом иле, словно рыбы, запутавшиеся в камышах. Победив в битве воинов Гурджаров сотнями воздетых мечей и копий, Танганы обратили их женщин во вдов с обритыми головами. Лучники Нигады, подобные тучам, сияющим молниями оружия, из множества натянутых луков окатывали Гухов дождем стрел, как дождь поливает лес.

21–26. Враги напали на Абхиров, испуганных солнцем, внезапно померкнувшим от блеска оружия бхушунди, как стадо скота бросается к зеленой траве. Армии воинов Тамры и воинов Гауды рвали друг другу волосы и царапались, как красавицы в объятиях любовника. В битве, где горные пики были срезаны свистящими летящими чакрами, Танганы были разбиты и рассеяны Бхасаками, как цапли, атакованные хищными птицами. Заслышав неразборчивые крики «гуду-гуда» Гаудов, потрясающих поднятыми булавами, стадо Гандхаров бежало вперед, как толпа дикарей. Множество Шаков налетали, напоминая океанские потоки, падающие с небес, и накрывали плотной ночной тьмою смятения воинов Парасика, чьи ряды были похожи на заснеженные горные пики, ощетинившиеся лесами оружия в океане чистого молока, взбиваемого горой Мандара.

27–30. Тучи бессчетных стрел, взмывающих в небо, казались небесным зрителям волнами, пляшущими на поверхности океана. Белые зонты виделись им как сотни лун, стрелы – как полчища саранчи, пики – как плотный лес, выросший в пространстве. Кекаи превратили своих врагов в рыдающих пьяниц, Канки заставили пыльные головы побежденных взлетать в небо, как стаю цапель. Воины Анги, развеяв своими криками «кала-кала» боевой задор армии Кирата, бойцы которой стали скромными девочками, рычали, как Бхайравы.

31–35. Воины Каши, в одежде из травы каша, выглядели как птицы, поднимающие пыль взмахами крыльев. Опьяневшие от битвы возбужденные воины Нармада, выпустив свои дротики в небо, весело танцевали, бегали и заливались смехом. Потоки звенящих копий были сметены ветром стрел Сальвов. Шайбьи, разбитые Каунтами, бежали, из их израненных стрелами тел души отлетали в рай, подобно Видьядхарам. Храбрая армия героев Ахина, следующих закону и стремящихся к поддержанию порядка, с легкостью разбила воинов из города Панду.

36–41. Тандехаки, искусно бьющиеся копьями, слоновыми бивнями и палками, были разбиты Панчанадами и бешеными Каши и пали, как деревья, сокрушенные слонами. Брахмаватсанаки вместе со своими лошадьми повергались на землю острыми чакрами Нипов, как падают цветущие деревья под острой пилой. Лес армии Шветаков был изрублен топорами, которые метали Джатары, а затем был сожжен огнем стрел находящегося рядом царя Бхадры. Старые Матангаджи, завязшие в болоте битвы, гибли как дрова, брошенные в огонь. Митрагарты, окруженные Тригартами, взлетали вверх, как солома, и с отрубленными головами попадали в преисподнюю. Как старые слоны, застрявшие в болоте, слабые Ванилы утонули в войсках Магадхов, сияющих как океан, волнуемый ветром.

42–44. Чеди в битве лишали жизни Танганов, как жар иссушает красоту цветов, брошенных на дорогу. Каусалы, подобные смерти, не могли выдержать боевой клич Пауравов, выпускающих непрерывный поток стрел, булав и дротиков. Они, израненные стрелами, не дрогнули, хотя в потоках липкой крови и были подобны коралловым деревьям на горе. Они стояли, похожие на восходящее солнце.

45–47. Потоки стрел и других летающих орудий носились быстрыми ветрами, и сияющие латами пчелы воинов напоминали облака. Ступающие по полю битвы слоны ревели, словно Каусалы, и напоминали тучи с потоками стрел, или овец, покрытых шерстью из стрел, или деревья с листьями из стрел. Старики из долины Кандака теряли силы под ударами Ванараджей и были жестоко разорваны на куски, как ветхие тряпки.

48–49. На застрявшие в канаве колесницы со сломанными колесами налетали враги, как облака – на заросшие лесом вершины гор. Волнующийся людской лес ветвистых деревьев шала, теряя в битве отрубленные руки, становился лесом пальм тала, а теряя головы, становился ковром недвижимых пней.

50–52. Молодые восторженные красотки из райских садов вскрикивали от радости, встречая лучших из героев в лесах и рощах горы Меру. Далеко разносился оглушительный рев прекрасного леса воинов, пока их поток не встречался с палящим огнем конца творения в виде армий противника. Израненные в битве и окруженные Пишачами Дашарны, оружие которых утащили Бхуты, бежали, подобно телятам, болтающим ушами.

53–59. Воины Каши, чьи предводители были изрублены войском Джигишаванов, утратили свою уверенность, как лотосы в высохшем пруду в летнюю жару. Тушаки, израненные стрелами, копьями, дубинками и мечами Месалов, бежали, как и лжецы Катаки, рассеянные Нараками. Каунты были окружены и разбиты солдатами Прастха; так хорошие люди, окруженные дурными, становятся совершенно беспомощными. Двипы в один миг снесли острыми стрелами головы Бахудханам, как будто нарвали лотосов, и тут же скрылись. Сарасваты, сражаясь все вместе до вечера, совершенно не устали и были совершенно непобедимы, как пандиты в ученых спорах. Мелкие Кхарваги, окруженные и разбитые Ятудханами, дрались с невероятным ожесточением; так горит умирающий костер, в который подбросили сучьев.

60. Что еще сказать об этой войне? О Рама, даже многоголовый змей Васуки не мог бы сполна описать эту великую битву всеми своими бесчисленными языками!

Такова сарга тридцать седьмая «История о Лиле. Продолжение описания боевых построений» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 38. История о Лиле. Описание окончания битвы.

Васиштха сказал:

1–6. Теперь, в этой беспощадной битве, полной ужаса и криков, когда солнце покрывалось тьмой в звоне доспехов; когда от низвергающихся каменных лавин вода вздымалась, накрывая брызгами цветущие лотосы; когда реки стрел, летя издалека навстречу друг другу, сталкивались со вспышками сверкающих искр; когда в полном океане пространства с качающимися водоворотами чакр, в которых плыли лотосы отрубленных голов, с множеством потоков разнообразного оружия, с плотными тучами, наполненными оружейным звоном сражения, разносимого ветром, пугающего обезьян на берегу и вызывающего в небесных сиддхах опасение наступления конца света, кончалась восьмая часть дня, напоминая уставшего прекрасного мужественного героя, украшенного ранами.

7–11. Лошади и слоны, уставшие и израненные, и армии, сияющие блеском боевого оружия, умерили свой пыл, как жар спадает к концу дня. Затем генералы обеих армий, посоветовавшись со своими военачальниками, послали друг к другу послов с предложением прервать битву. От усталости все медленнее вздымалось оружие и все реже летели ядра, и все согласились на прекращение войны. В каждой из армий воин поднялся на главную колесницу где возвышался флаг армии. Каждый из них размахивал белым флагом во все стороны, напоминающим сияние луны ночью. Так было объявлено окончание битвы.

12–16. Затем боевые барабаны выбили дробь, отозвавшуюся эхом во всех направлениях и напомнившую гром облаков Пушкара и Авартака в конце всеобщего разрушения. Потоки стрел и дротиков, взметнувшиеся было в раскинувшиеся небеса, начали без препятствий осыпаться на землю, как ручьи, впадающие в озеро. Постепенно замедлялось движение рук и оружия, как волнение леса успокаивается по окончании землетрясения или как приходит в спокойствие после шторма океан. Затем обе армии начали покидать поле боя, как потоки вод устремляются из переполнившегося океана во всех четырех направлениях во время разрушения вселенной. Как унимается взволнованный океан молока, когда из него поднята гора Мандара, взбивавшая его, так с успокоением войск водоворот битвы постепенно стих.

17–20. Понемногу поле битвы опустело, как океан, выпитый Агастьей, и показало свои ужасные кровавые внутренности. Оно было полно мертвых тел и рек пузырящейся крови, напоминая лес, наполненный стрекотом сверчков «кхад-кхад». «Гхара-гхара», – журчали волнующиеся струи текущей крови; стоны и крики раненых и умирающих волновали сердца живых. Потоки крови влекли за собой множество мертвых и полумертвых тел, и движения еще живых, лежащих рядом с умершими, создавали ощущение, что трупы шевелятся.

21–25. На вершинах гор, образованных телами павших слонов, отдыхали рваные облака; множество разбитых колесниц напоминало огромный лес, поваленный ветром. Текущие реки крови стремительно несли тела убитых боевых слонов и лошадей. Поле боя было полно упавших стрел, копий, дротиков, дубинок, мечей и сабель. Земля была густо усеяна седлами, доспехами, щитами и мертвыми телами, прикрытыми множеством флагов, опахал и обрывков одежд. Ветер, как змея, шипел в зарослях пустого бамбука, и демоны-пишачи почивали на горах трупов, как в постели из соломы. Браслеты и украшения, упавшие с голов и рук, радугой сверкали среди деревьев, а псы и шакалы растаскивали длинные веревки кишок и внутренностей.

26–29. Едва живые воины на этом кровавом поле скрипели зубами от боли; живые же напоминали лягушек, плавающих в багряном болоте крови. Еще недавно сияющие латы бойцов утратили свой глянец, руки и ноги неисчислимых героев были покрыты множеством ран, истекающих кровью. Мертвые и умирающие воины были окружены рыдающими родственниками. Поле было завалено стрелами и прочим оружием, колесницами и седлами лошадей и слонов. Руки содрогающихся обезглавленных тел заставляли склониться небеса; запахи вина, мяса и жира соединялись в невыносимую для носа вонь.

30–34. Поднимая головы, полуживые слоны и лошади пытались удержать в себе остатки жизни; волны текущих рек крови ударяли в разбитые барабаны. В бесчисленных багряных потоках крови крокодилами плыли мертвые тела слонов и лошадей, кровавые ручейки с клокотаньем изливались из ран умирающих. Глухие стоны издавали еле живые воины с лицами и глазами, пронзенными стрелами; ветер разносил далеко вокруг запахи мяса и внутренностей, наполняющие кровавую землю. Взметающиеся хоботы полумертвых слонов как будто нападали на обезглавленные трупы. Слоны и лошади бродили, задевая и роняя разрубленные и обезглавленные тела. С кровью, кипящей от боли, плача и рыдая над павшими мертвыми телами, женщины вонзали кинжалы в свои сердца, обнимая плечи мужей.

35–37. Выжившие воины спешили на поле боя и рассыпались по нему, чтобы быстрее найти погибших товарищей. Место сражения заполнилось слугами, на руках выносящими трупы хозяев. По полю текли сотни кровавых рек с камышами волос, лотосами голов и водоворотами чакр, сливаясь в огромный алый поток с высокими волнами. Люди истекали кровью, пытаясь извлечь оружие из своих тел. Слоны и лошади павших в чужой земле военачальников приносились в жертву.

38–41. Раненые перед смертью вспоминали и звали по именам своих сыновей, любимых, матерей и своих богов. Они издавали стоны: «Ох», «Ах», «Увы!» от боли в своих глубоких резаных ранах. Могучие отходящие в иной мир воины проклинали свои прошлые дела и жестокую судьбу. Воздетые на бивни погибших слонов, почти мертвые и не способные вырваться воины возносили молитвы богам. Трусы, боясь умереть в бесчестии, бежали в поисках укрытий. Смелые же были готовы броситься даже в ужасные кровавые водовороты. Смертельно раненые стрелами дрожали от боли и страха, припоминая свои грехи и проступки, а обезглавленные тела окружали, облизывая пасти, вампиры-веталы.

42–46. Плывущие в озерах крови флаги, зонты и опахала напоминали белые лотосы, которые становились величественными красными цветами в свете заката, наполняя окружающее пространство отраженным блеском. Поле боя превратилось в восьмой, кровавый океан с водоворотами колесниц и горами тел, с пеной флагов и пузырьками прекрасных опахал. Поле с опрокинутыми колесницами казалось городом, занесенным землей и пылью; оно раскинулось, как огромный лес с деревьями, вывернутыми налетевшим ураганом. Оно напоминало мир, сожженный во время разрушения конца времен, океан, выпитый мудрецом, или страну, опустошенную наводнениями и покинутую людьми. Оно было наполнено множеством стрел и копий, булав и мечей, топоров и трупов слонов.

47–49. Копья возвышались деревьями на берегу текущей реки крови, напоминая лес на вершине горы. Тела слонов были покрыты сияющим оружием, вонзившимся в них и похожим на многочисленные цветы в зарослях деревьев. Растащенные птицами из трупов кишки словно сетью покрыли пространство. На берегах кровавой реки как будто выросли рощи деревьев из торчащих копий; множество лотосов плавающих флагов расцвело в озерах крови.

50–54. Люди, избежавшие ранений, доставали тела утонувших в болотах, образованных кровью; вынимали сломанное оружие из туш павших слонов. Окровавленные обезглавленные трупы были подобны деревьям с обрубленными ветвями. Возвышающиеся над равниной головы слонов с покрывавшими их тканями напоминали плывущие по реке крови корабли. Несомые потоками крови светлые одежды были похожи на горы пены. Среди людей выделялись слуги, спешащие выполнить приказы. Падающие тут и там обезглавленные тела казались шумящими демонами-данавами. Последние опускающиеся чакры с большими отверстиями заставляли людей бежать. Тихо вытекала кровь из ран, стонали и кричали умирающие, на застывшие каменные лица, омытые потоками крови, слетались птицы, чтобы напиться.

55–57. Толпы демонов суталов, утталов и веталов исполняли танец разрушения. Еще живые воины пытались укрыться от них, наполовину заползая под перевернутые и разбитые колесницы. Последние судороги умирающих воинов были ужасны; трупы, покрытые слизью и кровью, вызывали жалость. Едва живые люди, поднимая головы, с тоской взирали на стаи собак и ворон. Поле боя было полно движения: дикие звери дрались между собой за куски мяса.

58. Место сражения было садом удовольствий для Смерти, с разбросанными повсюду бесчисленными лошадьми, слонами, воинами и их предводителями, с колесницами, с величественными потоками крови, струящимися из разрубленных шей верблюдов и не дающими засохнуть лианам оружия. Место битвы напоминало мир с опрокинутыми горами, пребывающий в полном беспорядке во время окончательного разрушения.

Такова сарга тридцать восьмая «История о Лиле. Описание окончания битвы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 39. История о Лиле. Пиршество ночных демонов в ночь после битвы.

Васиштха сказал:

1–4. Затем, когда пришло его время, как окровавленный герой, зашло солнце; его жар и сияние оружия уменьшились и пропали в океане. Когда солнце село, как падает срубленная голова, в один миг небо окрасилось закатными цветами, отражая кровавое сияние битвы. Со всех сторон – с земли, с неба и из преисподней – как нахлынувшие воды океана разрушения, появились демоны веталы, хлопая в ладоши. И вот наступила темнота, как будто величественный слон дня выпачкался в саже, и кровавое закатное небо покрылось жемчугами бесчисленных звезд.

5–9. В озерах, где прежде кипела жизнь, а теперь все замерло и погрузилось во тьму, сомкнули свои лепестки цветы лотосов, как закрываются лотосы сердец отошедших в иной мир. Сложив крылья и спрятав под них головы, вскоре уснули птицы в своих гнездах, недвижные, как тела пронзенных стрелами. С восходом прекрасной луны лотосы сердец выживших раскрылись, как удача расцветает среди героев. Окровавленное поле брани, подобное озеру лотосов с красной в свете заката водой, скрыло стрелы своих пчел в закрывшихся соцветиях мертвых лиц. Сверху темнело небесное озеро, убранное лотосами звезд, а внизу озеро воды сверкало звездами лотосов.

10–14. В темноте, утратив страх друг перед другом, на место битвы хлынули ужасные существа, как вода разливается во все стороны из перекрытого дамбой потока. Пространство истекшего сражения наполнилось поющими демонами-веталами, звенящими скелетами, грифами, воронами и хищными зверьми. Затем звездное небо осветили языки погребальных костров, послышались звуки «пача-пача!» горящего на огне мяса и плавящегося жира. Ожидая, пока кости всех конечностей лопнут в горящих погребальных кострах, демоницы-веталы начали играть среди костров, прячась в них, как в воде. Собаки, вороны, якшасы и веталы подняли шум, крича, воя, каркая и хлопая в ладоши; колышущаяся толпа этих существ волновалась, как огромный лес.

15–19. Голодные дакини выхватывали из огня куски кровавого мяса и жира, пишачи рвали зубами окровавленную плоть и высасывали мозг из костей, облизывая губы. Среди костров были видны многочисленные окровавленные трупы, которые быстро растаскивали на своих плечах демоны-вирупики. Танцевали ужасные демоны-кумбханды с огромными животами; огонь шипел «чамат-чамат», роняя капли жира и крови, от которых вздымались облака влажного дыма. Из быстро текущих рек крови поднимались привидения-рупики, напоминающие земных существ, и толпы демонов-веталов хватали трупы с карканьем стаи ворон. Малыши-веталы спали, как в колыбелях, в утробах убитых слонов; пьяная игра ракшасов стала новым отдельным полем боя.

20–23. Среди опьяневших ветал еще одним погребальным костром вспыхнула драка, и ветры разносили запахи крови, смешанной с жиром. Обожравшихся демонш-рупиков тошнило в корзины со звуком «рата-рата», жадные якши пожирали полу-испеченные трупы и толкались друг с другом. На тела Тунгов, Вангов, Калингов и Танганов слетались ночные птицы; хохочущие светящиеся рупики носились во тьме, подобно падающим звездам. Летающие веталы развлекались среди покрытых кровью вирупиков, пишачи слушали находящихся рядом предводителей толп йогини.

24–29. Над полем боя стоял гул, как будто кто-то неведомый играл на огромной лютне со струнами натянутых внутренностей; в людях проявлялись наклонности пишачей, и они сами обращались в демонов. Выжившие герои-воины дрожали от внезапного страха под взглядами рупиков, а рядом праздновали сытный ужин другие демоны с веталами и ракшасами. Падающие с плеч пролетающих в небе рупиков трупы пугали ночных чудищ, небо над полем битвы было полно толпящихся существ. С большим трудом собранное демонами для собственного пропитания мясо павших воинов было брошено в огромные кучи. Кровавые куски, выпадающие из пастей шакалов, были подобны высыпающимся из костра углям, и от этого все поле боя напоминало букет распустившихся красных цветов ашока. Дети-веталы забавлялись, приставляя головы к безголовым телам; якши, ракшасы, пишачи и прочие создания вились в небе искрами костра.

30. Мрачная туча плотной тьмы покрыла пространство, горы, леса и пещеры. Беснующиеся демоны вились с неистовством ветров конца эпохи, сотрясая вселенную с людьми и всем содержимым, – таково было это поле битвы.

Такова сарга тридцать девятая «История о Лиле. Пиршество ночных демонов в ночь после битвы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 40. История о Лиле. Продолжение воспоминаний.

Васиштха сказал:

1–3. Когда на поле битвы ночные существа и прислужники смерти властвовали долгой ночью, как днем там же властвовали люди; когда обретшие плоть в непроницаемой тьме, которую можно схватить рукой, существа в доме ночи развлекались в компании других существ, наевшись, сбросив с себя одежды, прыгая и приставая друг к другу; когда небожители глубоко спали, во дворце, в тишине наступившей ночи, муж Лилы, обладающий благородной душой, был озабочен.

4–6. Обсудив дела следующего дня с мудрыми советниками, он возлег на свое царское ложе, сияющее белизной, как месяц, и прохладное, как снег. В своем прекрасном дворце, напоминающем полную луну, в прохладной пещере, он ненадолго забылся сном, сомкнув свои лотосные глаза. Тогда две женщины покинули пространство и вошли в покои через маленькую щель, как дуновение воздуха проникает в бутон лотоса.

Рама спросил:

7. О лучший из рассказчиков, как имеющее размеры плотное тело могло пройти через небольшую щель, о святой?

Васиштха ответил:

8–12. Тело того, чей ум пребывает в заблуждении: «Я являюсь материальным телом», –не может пройти через небольшое отверстие, о безгрешный. Думающий: «Путь для меня закрыт, я не помещаюсь здесь», – продолжает ощущать свою материальность. Кто же сначала ощущает: «Я прохожу», – тот и действует соответственно. Как можно проникнуть сквозь отверстие, если ум не считает прохождение через него возможным? Вода не способна течь вверх, а огонь не может стремиться вниз, и осознание будет только таким, каким оно проявится. Как сидящий в тени может ощутить жар солнца? Как может чувствовать что-то иное тот, кто осознает истину?

13–16. Каково понимание, таков и ум. В этом он утверждается, и лишь огромным усилием можно его изменить. Уверенность в том, что в веревке существует змея, превращается в убежденность в отсутствии змеи только благодаря усилиям ума. Без усилий неверная убежденность таковой и остается. Каково понимание, таков и ум; каков ум, таковы и действия – это ясно каждому и понятно даже ребенку. И снова: как и кто может воспрепятствовать перемещениям существа, чья видимая форма подобна воображенному во сне человеку, который является исключительно пространством?

17–19. Воистину, тело каждого – лишь осознание, что истинно для всех и всегда. Это понимается при узнавании истины в сердце. Ощущение отдельного осознания естественным образом возникает в начале творения в соответствии с намерением и потом становится причиной понятий единства и двойственности. Знай, что пространство ума, пространство Сознания и материальное пространство – эти три есть одно по своей изначальной природе.

20–25. Знай, что тонкое тело мысли вездесуще и может странствовать повсюду в соответствии с желанием и появляющимся осознанием. Оно обитает в крошечной пылинке и в пространстве, пребывает в побеге и становится соком побега. Оно блестит и играет в волне, танцует в толще камня, проливается дождем, став облаком, и превращается в гору. Подчиняясь желанию, это безграничное пространственное тело движется в пространстве и в плотных объектах, делаясь то горой, то мельчайшей частицей. Проявляя леса, как волоски на теле, оно становится горой, ощущаемой им снаружи или внутри, поддерживаемой землей и неподвижно вросшей в нее, с головой в небесах. Оно делается пространством и проявляет бесчисленные миры лотосорожденных Брахм, не отделимых от него самого, как волны и водовороты не отличны от океана.

26–27. Неподвижное осознание с начала творения есть тонкое ментальное тело. Становясь пространством и обретая плотность, оно затем осознает материальность, которая видится, как вода в мираже. Будучи нереальной, она воспринимается благодаря осознанию ее, как во сне заблуждающийся человек видит сына бесплодной женщины.

Рама спросил:

28. Как ум становится таким? Наш ум такой же или нет? Почему он нереален и при осознании истины не остается отдельным?

Васиштха ответил:

29–30. Ум каждого обладает такой же способностью создавать формы. Иллюзия мира возникает по отдельности в каждом уме. На мгновение или целую эпоху множество миров появляется и пропадает, некоторые – через миг, другие – через неисчислимые годы. Слушай, я расскажу об этом по порядку.

31–33. Каждый ощущает потерю осознанности в смерти и подобных состояниях. Знай об этом, о разумный, как ночь полного разрушения вселенной. После этого в каждом по отдельности снова проявляется творение в соответствии с его собственными приснившимися понятиями, подобными иллюзии танцующей горы. Как скоро после ночи всеобщего разрушения в Сознании снова проявляются ум и тело, так же каждый видит свой мир после смерти.

Рама сказал:

34. Творение, следующее за смертью, соответствует воспоминаниям и таким становится. Потому творение не беспричинно.

Васиштха сказал:

35–37. О Рама, все божества, подобные Брахме, Вишну и Шиве, во время вселенского разрушения обретают окончательное освобождение без тела. Откуда взяться их воспоминаниям? Даже имеющие тело пробужденные, подобные нам, несомненно, достигают освобождения. Разве могут лотосорожденный Брахма и другие, не имеющие тела, не стать освобожденными? Для других джив, подобных тебе, память становится причиной рождений и смертей по причине отсутствия освобождения.

38–39. В завершение бессознательного состояния смерти джива находится в состоянии, когда сознание как бы приоткрывает глаза, хотя оно этого не делает. Это состояние называется прадханой, первичной материальностью. Оно также известно как пространственная пракрити, или материальность, непроявленное, одновременно сознательное и несознательное в постепенном развитии воспоминания и его отсутствия.

40–44. Когда великое Сознание обращается к осознанию себя и как бы пробуждается, тогда из его пространства возникают тонкие элементы, направления, время, действие, плотные элементы и прочее. Уплотнившееся осознание становится пятью органами чувств, и именно оно осознает себя, являясь тонким телом дживы. Долго пребывая в убеждении: «Я есть тело», – оно уплотняется понятиями и начинает осознавать плотное материальное тело, подобно ребенку, который постепенно осознает свое тело. Потом появляются на основе плотного тела плотные пространство и время, которые обнаруживаются, не возникая при этом, подобно движению ветра. Так появляется и разрастается неразумное заблуждение этого мира, словно объятия приснившейся девушки, которые хотя ощущаются, но нереальны.

45–50. Когда человек умирает, его ограниченное сознание тут же видит земные наслаждения, и там же они проявляются как существующие. Пребывая в пространстве Сознания, ограниченное сознание ясно ощущает в нем иллюзию себя и мира, являющуюся пространством. Так появляется ощущающий себя джива, остающийся пространством. Перед его ограниченным сознанием открываются прекрасные виды богов, городов, гор, солнца и множества звезд; оно взирает на пещеру земного мира со старостью, смертью, слабостью и болезнями; на живых существ и неживые объекты, плотные и тонкие, существующие и несуществующие, пребывающие в волнении и желаниях, с океанами, горами, землей, реками, богами, днями и ночами, которые разрушаются в конце эпохи. Оно твердо убеждено: «Я родился здесь у этого отца», – и у него появляются чувства: «Это моя мать», «Это богатство – мое». Оно ощущает: «Это мои хорошие и плохие дела», «Я был ребенком, а теперь стал юношей», – воображая все это в своем сердце.

51–53. Так, одно понятие за другим, постепенно вырастает лес сансары, с цветами звезд и качающимися листьями темных туч. Люди в нем блуждают, как стада оленей; боги и демоны – его птицы; его свет – цветочная пыльца; тьма его ночи – густота чащи; его озера полны лотосов; Меру и другие горы – комки земли в нем; его новые побеги ощущений и понятий скрыты в семени голубого лотоса ума.

54–56. Когда джива умирает, тут же он видит этот лес. Каждое отдельное сознание раз за разом вовлекается в возникающую таким образом чащу мира сансары. Бесчисленные Брахмы, Рудры, Индры, Маруты, Вишну, Вивасваты, а также горы, океаны, страны, континенты и миры воображаются в уме и пропадают. Видимые непостоянные формы появлялись, появляются и будут появляться. Разве может кто-нибудь пересчитать эти бесчисленные проявления в Брахмане?

57–60. Эта плотная материальная вселенная не существует нигде, кроме как в воображении ума. Движение возможно только в мыслях. Познай это сейчас! Все вокруг – лишь пространство Сознания, ставшее мыслью, и эта мысль есть единственно пространство Сознания, которое не что иное, как высший Брахман. Только вода является водоворотом, у самого же водоворота нет собственного существования. Лишь видящий является видимым, видимое не обладает собственной реальностью. Как сверкает алмаз в материальном пространстве, так пространство Сознания сияет светом разнообразной нереальности ощущений мира, реальность которого подобна дырке в небе.

61–63. В моем понимании смысл слова «мир» – высочайший нектар, но в твоем осмыслении мир не выходит за пределы понятий «я» и «ты». Потому Лила и Сарасвати, обладая пространственными телами, пребывали в вездесущей чистоте высшего Атмана, не зная ни в чем препятствий. Они могли появиться в любой момент – где угодно в пространства, по своему желанию и усмотрению, и таким образом они вошли во дворец царя.

64. Пространство Сознания вездесуще, расстилаясь восприятиями существования всего. Оно же здесь считается тонким нематериальным телом. Скажи, как, кто и что может быть ограничено?

Такова сарга сороковая «История о Лиле. Продолжение воспоминаний» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 41. История о Лиле. Размышление о заблуждении.

Васиштха продолжил:

1–4. Когда две женщины ступили в покои царя Падмы, все здесь озарилось, словно от сияния двух вошедших лун. Дуновение ветра несло мягкий чистый аромат нежных цветов мандара. По велению странниц царь и другие люди были погружены в сон. При их появлении место стало напоминать блаженный райский сад наслаждений, где нет болезней и страданий. Оно стало похожим на весеннюю рощу или раскрывшийся на рассвете цветок лотоса. От их тел исходила прохлада лунного света, и в этом сиянии царь, ощутив блаженство, проснулся, словно от брызг нектара.

5–7. Он увидел двух нимф, отдыхающих на тронах и подобных лунам, взошедшим над двумя пиками горы Меру. На миг он застыл в изумлении, пытаясь понять, затем восстал с ложа, как Вишну с чакрой и булавой поднимается с колец змея Шеши. Поправив на себе гирлянды, украшения и одежды, он осыпал гостей огромными охапками цветов и склонился перед ними, как слуга перед хозяином.

8–10. Поднявшись с подушек и покрывал своего ложа, царь сел на землю в позе лотоса, поклонился богиням еще раз и произнес такие слова:

Победа вам, о богини, сверкающие светом луны, что охлаждает жар страданий и заблуждений рождения, и горящие светом солнца, что изгоняет внешнюю и внутреннюю тьму!

Проговорив эти слова, царь вновь осыпал стопы красавиц пригоршнями цветов, как дерево, растущее на берегу, осыпает своими лепестками прекрасные лотосы.

11–13. Богиня Сарасвати пожелала, чтобы приближенный царя, его советник, поведал Лиле историю рода, и по ее желанию он проснулся. Пробудившись и увидев перед собой двух божественных нимф-апсар, поклонившись им и осыпав их ноги цветами, он сел перед ними, склонив голову. Богиня спросила: «О царь! Кто ты? Чей ты сын и когда родился?»

13–18. Услышав эти вопросы, советник отвечал:

О богини, по вашей милости я могу рассказать о прошлом. Молю, выслушайте историю появления на свет моего господина. В династии Икшваку был великий лотосоокий царь по имени Кундаратха, тень рук которого покрывала землю, защищая ее от жара напастей. У него был луноликий сын по имени Бхадраратха, у того – сын Вишваратха, а его потомком был Брихадратха, сыном которого был Синдхуратха; у него – сын Шайларатха, у того – сын Камаратха, у которого – сын Махаратха; у него – сын Вишнуратха, у того – сын Набхоратха, и наш господин – его сын, воплощенное совершенство и чистота.

19–23. Как луна наполняет великий океан молока нектаром своего света, так он своими добродетелями насытил своих подданных нектаром благих качеств. Его зовут Видуратха. Он был произведен на свет своей матерью Сумитрой, как Гуха, предводитель армии богов, был рожден своей матерью Гаури. Его отец ушел в лес, когда сыну было десять лет, и оставил ему царство, которым господин с тех пор справедливо правит. О богини, прибывшие ныне, подобные деревьям славных деяний, принесшим плоды! О богини, ваше появление непросто заслужить, даже пройдя сотни сложностей длительной аскезы! Этот царь, владыка земли, известный как Видуратха, вашей милостью теперь обрел высочайшее благословление!

23–26. Когда советник произнес эти слова, он и царь замерли в молчании; сложив в приветствии руки, склонив головы, они восседали на земле в позе лотоса. «О царь, вспомни с помощью различения свою прошлую жизнь», – промолвив это, Сарасвати коснулась рукой головы царя, и тьма иллюзии в сердце Падмы растворилась. Благодаря прикосновению Сарасвати его сердце пробудилось и раскрылось, и в его памяти ярко ожили прошлые события.

27–29. Он вспомнил, как оставил тело и царство, вспомнил и приключения Лилы. Познав силой благословения прошлые события и деяния Лилы, царь как будто погрузился в океан воспоминаний. Он воскликнул: «О, как удивительна иллюзия майи, что простерлась в моем внутреннем мире! Теперь я узнал ее благодаря вашей милости, о богини!»

Царь спросил:

29–31. О богини! Почему, хотя минул всего один день с моей смерти, для меня здесь прошло семьдесят лет? Я помню многие события и даже своего прадеда! Я помню себя мальчиком и юношей, помню друзей, родственников и все остальное!

Сарасвати сказала:

31–35. О царь, сразу вслед за забытьем великого заблуждения смерти, в том же огромном мире, в то же мгновение, в том же доме, в том же пространстве и на том же месте, в доме брахмана из горной деревни, возникает это творение, о царь! В нем один за другим проявляются мир и этот дом. Воистину, в доме брахмана ты поклонялся мне. Именно там пребывают твои земные владения, и в этих покоях, в его доме, находится этот мир сансары.

36–45. Именно там стоит твой дворец, и там все происходит. Здесь, в твоем уме, в чистоте чистого пространства Сознания, появилось это понятие, раскинувшееся иллюзией мира. Возникло мнимое знание: «Это мое рождение, и это мой род Икшваку», «Это мои предки, жившие ранее», «Я был рожден», «Я был ребенком десяти лет, когда мой отец ушел в леса, отрекшись от мира и передав мне царство», «Я покорил все стороны света и уничтожил всех врагов», «С этими советниками и подданными я защищаю землю», «В исполнении различных ритуалов яджни, в поддержании подданных на пути дхармы прошли семьдесят лет моей жизни», «Сейчас напали враги и идет ужасная битва», «После тяжелого дня битвы я вернулся в свои покои», «В это время две богини появились в моем доме, и я поклоняюсь им», «Когда молишься богам, они даруют желаемое», «Одна из богинь открыла мне знание, позволившее вспомнить прошлые жизни», «Богиня дала знание, подобное распускающемуся лотосу», «Теперь я сделал все, что должно быть сделано, и пропали неверные понятия о том, что я родился», «Я обрел умиротворение и пребываю в абсолютной нирване и абсолютном блаженстве», – таково это широко раскинувшееся твое заблуждение, полное волнений и ошибок.

46–50. Множество разнообразных событий и действий, множество блужданий в этом мире ты ощутил тотчас после своей смерти. Все это – только мысли и воображение, возникшие в твоем сердце. Как течение реки, оставив один водоворот, тут же попадает в другой, так же течет поток ума. Как в одном водовороте возникает другой водоворот, так же бесчисленные творения появляются, иногда по отдельности, иногда смешиваясь. В момент твоей смерти став видимой, эта сеть мира нереальна, являясь проявлением сияния Сознания.

50–54. Как в мгновении сновидения может заключаться сотня лет; как в фантазии видятся и жизнь, и смерть; как в воображаемом воздушном городе зримы картины на стенах; как из плывущей лодки кажутся движущимися деревья и холмы; как при нарушении в теле равновесия жизненных сил припадочный видит несуществующий танец гор; как во сне просто увидеть отрубание своей головы – так ты увидел свою жизнь. Это внезапно появляющееся огромное заблуждение есть только иллюзия: на самом деле ты никогда не рождаешься и никогда не умираешь. Ты есть воплощенное чистое Сознание, покоящееся в собственной неподвижности.

55–58. Ты как бы видишь все это и в то же время ничего не видишь; ты постоянно проявляешь в себе сам себя самим собой, являющимся сущностью всего, как естественна красота прекрасного драгоценного камня или сияние солнца. Но на самом деле нет ни этого царства, ни тебя самого! Нет ни этих гор, ни селений; нет даже нас! Воистину, в пространстве покоев брахмана горной деревни существует этот мир, в котором сияют Лила и ее муж, там же пребывает столица Лилы в виде украшения покоев.

59–62. В их пространстве сияет этот воспринимаемый мир. То место, где мы сейчас пребываем, находится в этом мире, в доме. И поэтому пространство тех покоев есть чистое Сознание, в котором не существует даже пространства. Таким образом, в этих покоях нет ни земли, ни города; нет ни лесов, ни вздымающихся гор, ни облаков, ни рек, ни океанов. В полной пустоте иллюзорного дома двигаются призрачные фигуры; там не видно ни людей, ни царей, ни гор.

Видуратха спросил:

62–64. Если это так, то поведай, о богиня, мои подданные, пребывающие здесь, существуют сами по себе в Атмане или нет? Мир видится подобно предметам во сне. Мои приснившиеся люди и прочее как могут быть реальными в Атмане или же нереальными? Объясни мне это!

Сарасвати сказала:

64–67. О царь! Для понимающих истину, для постигших себя как единое чистое Сознание, для знающих свою природу пространства Сознания в этом мире нет ничего реального. Для познавшего свою природу чистого Сознания иллюзия мира воистину развеивается. Когда пропадает обман змеи, видимой вместо веревки, откуда взяться иллюзии змеи? Когда становится несомненным несуществование мира, может ли иллюзия остаться реальной? Когда понимается призрачность воды в мираже, откуда взяться снова мысли о воде? Когда ты сам во время сна познаешь природу дживы, будет ли реальна приснившаяся смерть? Только бессмертному в собственном сне может явиться смерть!

68. Для мудрых и чистых сердцем все вокруг есть только огромное пространство, подобное осеннему небу, чистое, прекрасное и безграничное, и понятия «я» и «мир» – лишь бессмысленные слова, фигуры речи, а не реальность, о Рама.

69. Когда мудрец произнес эти слова, пятый день подошел к концу, уступив место вечеру. После захода солнца собравшиеся, поклонившись, разошлись для молитв и омовений, свершаемых в соответствии с обычаями, чтобы на следующий день с восходом солнца, когда рассеется тьма, собраться вновь.

Такова сарга сорок первая «История о Лиле. Размышление о заблуждении» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Таков пятый день.

Сарга 42. История о Лиле. О реальности приснившегося.

Васиштха продолжил:

1–4. Для невежественного глупца с незрелым умом, которому недоступна высочайшая истина, весь этот мир тверд, как алмаз, и кажется реальным, хотя он нереален. Как ребенку, верящему в привидения, они доставляют страдания и даже могут убить, так же невежественному уму этот несуществующий мир представляется совершенно реальным. Как жар в мираже, узнаваемый как вода, является причиной заблуждения животных в пустыне, так же неразумному несуществующий мир кажется существующим. Как во сне смерть, которой не было, переживается человеком как настоящая и имеет последствия, так для невежи мир – это реальность, оказывающая на него воздействие.

5–7. Как тот, кто не разбирается в золоте, в золотом браслете видит только браслет и совсем не замечает драгоценного металла, так же невежественный видит блеск городов, дворцов, гор и слонов, воспринимая только видимое и не замечая высочайшего Сознания. Как тот, чье зрение мутно, в небе видит жемчуга, перья, волоски и прочее, принимая несуществующее за реальное, так же неверно представляется и этот мир.

8–11. Знай, что этот мир – всего лишь долгий сон с понятием «я». Слушай, как здесь другие приснившиеся люди могут почитаться реальными. Есть только реальность – всенаполняющая, спокойная и неподвижная, полная истины и чистая; чье тело – невообразимое Сознание, простершееся всюду абсолютное пространство, вездесущее и всемогущее, само являющееся сутью всего. Где и как оно проявляется, там и таким оно пребывает. Поэтому когда видящий осознает обитателей города в приснившемся городе и считает, что они – люди, в тот же миг для него они становятся людьми.

12–13. То, что является формой сознания видящего сон, пребывает в пространстве сновидения и, сияя там как ум, становится видимостью приснившихся людей. Благодаря единству осознания, оно осознает себя как человека. Далее, из-за силы сознания, они оба становятся реальными.

Рама спросил:

14. Почему ошибочно считать приснившихся людей нереальными, скажи мне, о муни, если сновидение полностью состоит из иллюзии майи?

Васиштха ответил:

15–18. На самом деле приснившиеся обитатели города являются формами реальности! Слушай мое доказательство этого, основанное на непосредственном знании, и никак иначе! В начале творения саморожденный Создатель Брахма захотел увидеть сновидение, и его желание создало целый мир, который поэтому – только его сон! Этот мир является сновидением, и здесь он для меня реален, как и ты, так и приснившиеся люди в снах других людей. Если бы во сне жители города были нереальными, тогда и здесь не было бы даже следа истины!

19–20. Как я реален для тебя, так же все для меня реально в этом приснившемся мире сансары; таково верное понимание. В этом огромном приснившемся мире сансары как для тебя реален я, так же и ты реален для меня. Такова последовательность всего во снах.

Рама спросил:

21. О мудрый! Когда видящий сон пробуждается, приснившийся ему город, будучи реальным, остается таким, каким был, я верно понял?

Васиштха ответил:

22–24. Да, это так. Приснившийся город, будучи реальностью, остается таким, каким был, даже когда спящий просыпается. Он остается чистым пространством Сознания. Воистину так. Знай, что этот мир, который ты считаешь бодрствованием, есть лишь сон, не занимающий пространства, времени и прочего. Следовательно, весь этот мир видится как реальный, хотя он нереален. Он даже доставляет наслаждение, хотя является иллюзией, подобно наслаждению от объятий и ласк приснившейся девушки.

25–26. Все осознается повсюду, внутри и вне тела. Таким образом, что и как осознает Сознание, то и так оно видит в себе. Как можно завладеть предметом из шкатулки, когда он увиден, так же все в пространстве чистого Сознания можно обрести в результате осознания, и никак иначе.

27–28. Затем богиня Сарасвати сказала Видуратхе, сияющему благодаря ростку различения, увлажненному нектаром мудрости:

О царь, я объяснила это все ради Лилы. Будь благословлен. Пусть тебе сопутствует удача. Мы уходим. Лила узрела то, что надо было увидеть.

Васиштха сказал:

29. Когда Сарасвати произнесла это своим сладким голосом, мудрый царь земли Видуратха промолвил такие слова.

Видуратха сказал:

30–33. Визит просителя даже ко мне, о богиня, никогда не остается напрасным для просящего. Разве может он не принести великого результата в общении с такими, как ты, щедро раздающими плоды? Скоро я, покинув тело, из этого мира перейду в мир иной, о богиня, как из одного сна в другой. Взгляни на меня, припавшего к твоим ногам в поисках прибежища! И направь меня, о мать! Великие не отказывают в исполнении желаний молящихся им! Куда бы я ни пошел, пусть за мною следуют этот мой советник и моя юная дочь. Молю, исполни мою смиренную просьбу!

Сарасвати промолвила:

34. Возвращайся теперь к своему царству и занимайся подобающими тебе делами и развлечениями, не опасаясь ничего, о царь прошлой жизни! Знай, что никто никогда не видел, чтобы я не выполнила желания обращающегося ко мне.

Такова сарга сорок вторая «История о Лиле. О реальности приснившегося» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 43. История о Лиле. О сожжении города.

Сарасвати сказала:

1–2. О царь, в этой великой битве ты погибнешь и обретешь свое прошлое царство, во всем очевидное для тебя. С дочерью и советником ты попадешь в прошлый город и обретешь прежнее тело, уже ставшее трупом.

3–4. Мы уходим, как и пришли, и скоро ты в образе ветра попадешь в свою страну с дочерью и советником. Отличен путь лошади, путь осла или верблюда, и отличен путь обезумевшего слона, роняющего хлопья пены.

5–9. Пока они беседовали друг с другом своими мягкими голосами, в комнату в волнении ворвался дозорный и сказал:

О господин, прибыла огромная вражеская армия, волнующаяся, словно огромный океан, принесший ливни стрел, чакр, мечей, булав и палиц! Как ветер разрушения конца кальпы обрушивает камни с горных хребтов, так они играючи поливают нас потоками стрел, копий и ядер. Столица подобна горе, со всех сторон окруженной огнем, с треском «чата-чата» сжигающим и разрушающим прекрасный город. В небо вздымаются гигантские клубы дыма, словно многочисленные облака разрушения мира или орлы, приготовившиеся мощно взмыть ввысь.

Васиштха сказал:

10–14. Когда дозорный с волнением произносил эти ужасные слова, снаружи поднялся оглушительный шум, заполнивший все вокруг. Внимая громкому гулу потоков стрел, выпущенных из натянутых до уха луков; реву обезумевших слонов; треску «чата-чата» пылающих в городе пожаров; громким крикам обожженных и терзаемых огнем людей; шуму «там!» разлетающихся огненных искр; гудению «дхага-дхаг!» горящих огней – так из окна обе божественные женщины, царь Видуратха и его советник смотрели на огромный город, во тьме ночи тонущий в шуме.

15–19. Наполняющийся вражеской силой с мощью единого океана, полного беспокойного огня разрушения, с катящимися облаками ужасного оружия, город горел и сиял, как гора Меру, плавящаяся в огне разрушения мира и наполняющая небеса отблесками языков огромного пламени. Город был ужасен, наполненный неистовыми криками отчаянных вооруженных грабителей, устрашающих своих жертв, ревущих, подобно огромным плотным тучам. Небо было скрыто клубами дыма, похожими на облака Пушкара и Аварта; повсюду языки пламени вздымались вверх, как золотые пики гор. Пугающие звезды взлетающих горящих углей усеяли небосклон. Множество домов, вспыхивающих друг от друга, напоминали горную гряду в пламени пожара.

20–23. Потерпевшие поражение войска царя отступали в город, полный дыма, пронзаемого взлетающими углями, ужасных криков и плача сгорающих людей. Небо было наполнено стрелами и искрами, город пылал от непрерывного потока горящих стрел и ядер. Могучих воинов затаптывали в столкновениях шагающие боевые слоны, награбленная и брошенная добыча обезглавленных грабителей усеивала дороги. Раздавались жалобные крики и причитания мужчин и женщин, на которых падали горящие угли; пылающие деревья сверкали искрами и шипели со звуком «чата-чат».

24–27. Множество взлетающих углей и чакр были подобны сотням солнц на небосводе, вся поверхность земли была покрыта обжигающими искрами. Повсюду слышалось гудение горящего дерева и треск полыхающего бамбука, к крикам воинов присоединялись крики заживо сгорающих людей. Огонь насыщался, превратив царские богатства в пепел; город был огромным угощением для ненасытного пламени, жадно пожирающего все. Гудение неукротимых пожаров мешалось с треском падающих домов; голодный огонь, поглотив множество людей, желал еще пищи.

28–31. Царь Видуратха слышал крики воинов, спешащих к своим домам и видящих разрушение огнем их имущества: «Увы, безумные ветры с шелестом битвы “кхара-кхар” дуют над высокими садовыми деревьями, что прежде поливались водой и спасали от жара солнца!», «Увы, холодные как снег тела потерявших все неподвижно лежат среди туш слонов, как мудрые мысли в умах великих мудрецов», «Увы, отец! Горящие стрелы, выпущенные ветрами воинов, застревают в траве женских волос и тлеют, подобно осенним листьям!»

32–37. «Посмотри на эту огромную бурлящую реку дыма со вздымающимися волнами, текущую вверх! Эта Ямуна из дыма превосходит даже небесный Ганг!», «Смотри, река дыма стремится ввысь с взлетающими горящими углями и пеной своих искр заслоняет обзор небесным наблюдателям на воздушных колесницах!», «Вот женщина, чьи отец, мать, братья, зятья и маленькие дети сгорели в этом доме. Хотя сама она уцелела, горе сжигает ее изнутри», «Эй, поспеши! Быстрее выходи из этого обуглившегося дома; он собирается рухнуть, как гора Меру во время разрушения вселенной!», «О, стрелы, камни, копья, дротики и мечи летят, как саранча, взмывающая в сеть закатных облаков!», «Увы! Потоки оружия огнем взвеваются в небо, желая попасть в город, как воды океана устремляются в сияющий подводный огонь».

38–42. «Огни пожаров заставляют дымиться огромные облака! Даже озера пересыхают, как сердца влюбленных!», «Ревущие слоны вырывают с треском из земли деревья, как будто видя в них ненавистные столбы для привязи», «Богатые сады у домов, где ветви деревьев были прежде полны цветов и плодов, сгорели; как и их хозяева, потерявшие все и ставшие нищими», «Увы! Дети, покинутые отцами и матерями в темноте, лежат на разбитых дорогах, раздавленные рухнувшими стенами домов, мой сын!», «Слоны в передних рядах битвы трубят от боли под ударами падающих с горящих домов углей, разбрасываемых ветром».

43–48. «Увы! Вот на человека, плечо которого уже разрублено мечом и который обожжен горящими обломками, как молния обрушился запущенный метателем камень!», «О, посмотри на толпы этих коров, лошадей, быков, слонов, верблюдов, собак, шакалов и овец, собравшихся на дорогах и как будто начинающих битву между собой!», «Вот бегут рыдающие женщины, завернувшись в увлажненную ткань для защиты от искр, похожие на брошенные на землю охапки лотосов, и с них со звуком “пата-пата” падают капли воды, подобные гирляндам пчел», «Искры пламени облизывают завитки женских волос, как будто верблюд слизывает свисающие лианы с красными цветами ашоки», «Увы, увы! Эти глаза, прекрасные, как у олененка, прикрытые пчелиными крыльями ресниц, стали неподвижными; их огонь угас, как меркнут языки пламени, не найдя себе пищи», «Даже сгорая, муж не покидает дом без жены. Увы, людям трудно выбраться из ловушки любви!»

49–52. «Вот слон, покрытый ранами от обуглившегося столба, к которому он был привязан, чтобы уменьшить боль, опускает свой обожженный хобот в озеро, заросшее лотосами!», «Дым, став облаком, сверкает молниями огня и проливается дождями пылающих углей и стрел!», «О боже! Дым кажется небесным океаном, полным драгоценностей взлетающих огненных искр, с водоворотами действий и волнами огней!», «Золотой небосвод сияет огненными языками пламени, как будто смерть украшает гостя на празднике ярким шафраном!»

53–60. «Увы, не соблюдая никаких приличий, вооруженные солдаты врага волокут даже женщин царского гарема. Они срывают с них цветочные гирлянды, которые теперь валяются кучами на дорогах. Полуобгоревшие косы красавиц разбросаны в беспорядке по их груди! Разорванные одежды обнажают их бедра и ягодицы; упавшие рубиновые браслеты покрывают землю! Их бусы разорваны, блистающие жемчуга рассыпаны; видные сквозь одежду груди и бедра сияют, подобно золоту. Их плач и причитания заглушают звуки битвы, их крики разрывают грудь, и, непрерывно проливая слезы, они почти теряют сознание. Они связаны одеждами, мокрыми от крови, грязи, слез и воды, и мужчины силой волокут их за руки и плечи. В их несчастных взглядах читается: “Увы, кто спасет нас?” – и они, как пчелы на лепестках лотоса, заставляют воинов проливать потоки слез от бессилия. С нежными ясными бедрами, видимыми под краями разодранных в клочья одежд, они напоминают небесные лотосы».

61. Эти женщины, прежде влекущие, убранные прекрасными гирляндами, блистающие одеждами и украшениями, сейчас несчастны. Локоны их рассыпавшихся волос мокры от слез. Подобно Лакшми, они словно восстали из океана страсти, постоянно взбиваемого горой блаженства Мандарой.

Такова сарга сорок третья «История о Лиле. О сожжении города» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 44. История о Лиле. Мир Брахмы в ночной битве с пожарами.

Васиштха сказал:

1–3. В этот момент в покои вошла молодая прекрасная царица, подобная самой Лакшми в ее лотосной обители, украшенная колышущимися цветочными гирляндами, сопровождаемая слугами и служанками, луноликая, с божественной фигурой, со вздымающейся в волнении грудью, с зубами словно звезды и прекрасная, как небесный рай. Со сбившимся ожерельями, она пребывала в огромном волнении.

4–7. Вошедшая с царицей женщина ее свиты рассказала царю о бушующей битве и воззвала к нему, как небесная апсара обращается к бессмертному Индре:

О господин, царица пришла сюда из внутренних покоев для защиты и ищет у вас прибежища, как лиана ищет у дерева спасения от ветра. О царь! Женщин твоего дворца захватили вооруженные враги, как вздымающиеся волны огромных океанов вырывают и уносят деревья с побережья. Все защитники внутренних покоев уничтожены ударами бессчетных внезапно налетевших врагов, как лучшие деревья падают под порывами ветров.

8–11. Наш город устрашен и захвачен в ночи нахлынувшими издалека многочисленными врагами, как лотосы под оглушающими ливнями в сезон дождей. Наш город покрыт дымом, потоками стрел, наполнен криками, блеском ужасных сабель, огнями и окружен бесчисленными врагами. Схваченные вражескими воинами, красавицы из царского гарема рыдают, а их силой тащат за волосы, как охотники волокут свою добычу. Мы пришли под вашу защиту, ибо только ваша сила способна защитить нас от ужасной участи.

12–13. Выслушав женщину, царь посмотрел на двух богинь, поклонился им и попросил прощения: «Я вынужден покинуть вас, я теперь иду сражаться. Моя жена послужит вам, как пчела – цветку лотоса». Промолвив это, царь вышел с горящим яростью взором, как лев, чей лес растоптан обезумевшим слоном.

14. Тут Лила внимательно взглянула на царицу Лилу, чей прекрасный облик и фигура были ее копией, как отражение в зеркале.

Пробужденная Лила спросила:

15–17. О богиня, скажи мне, как это возможно? Почему она такая, какой я была прежде? Как она может быть мной? И главные советники, жители города, воины и колесницы – все здесь точно такое же, как и в моем дворце! Как они могут быть и здесь, и там, о богиня, словно предметы перед зеркалом и в нем. Обладают ли они сознанием?

Богиня Сарасвати ответила:

18–20. Какое бы видение ни возникло внутри, оно в тот же миг ощущается; Сознание становится сущностью осознаваемого, как ум принимает форму того, что он воображает. Мир возникает мгновенно в соответствии с его восприятием, в нем нет длительности времени и расстояния и нет разнообразия, порожденного предметами. Мир, пребывающий внутри, кажется внешним, как наблюдаемое во сне. Находящийся внутри воображаемый или снящийся город или понятие ума кажется находящимся снаружи. Благодаря постоянному повторению это становится очевидной реальностью.

21–25. Из-за такого восприятия твой умерший муж пребывает в том городе и осознается таким. Другие люди также появились такими в силу повторяющихся понятий: они реальны для него, как армия, видимая во сне. Ощущения формы всех предметов не противоречат друг другу. Скажи, как может быть истинным это ощущение и какова эта реальность? По причине того, что в скором времени сновидение проходит, оно нереально. И таков же весь этот мир здесь. Есть ли в нем что-нибудь помимо несуществования? Во сне нереален мир бодрствования, в бодрствовании нереально сновидение.

26–30. Точно так же в жизни не существует смерть и в смерти не существует жизни. Все, что может быть разрушено, разрушается, когда ощущается иначе. Таким образом, этот мир не реален и не нереален, он сияет, как иллюзия. И в конце великой эпохи, как и сейчас, о безгрешная, то, что никогда не является несуществующим, – это только Брахман, который есть мир. В нем проявляются эти иллюзии, называемые творениями, подобно грезам в пустом пространстве, которые видятся, но не существуют. Как волны в океане, так эти творения в высочайшем Брахмане, рождаясь снова и снова, пропадают, подобно песчинкам, уносимым ураганом. Поэтому в иллюзорной видимости понятия «ты» и «я» в чистом Сознании нереальны.

31–33. Как можно уповать на воду из миража или материальность пыли творения? Нет здесь отдельных иллюзий, есть только высочайший Брахман; так в плотной тьме чудятся привидения, но там нет призраков, есть только тьма. Поэтому рождение и смерть – заблуждения, а широко раскинувшийся мир – ошибка восприятия. Брахман, который пребывает в неизменном спокойствии, есть все, включая великую эпоху. Поэтому этот видимый мир сам по себе не является ни реальным, ни нереальным.

34–38. И реальность, и нереальность – это лишь Брахман, потому что существует единственно Брахман. В пространстве, в крошечной частице, в малейшей пылинке материи – где есть искра отдельного сознания дживы, там она узнает этот мир и свое тело. Как огонь ведает свой жар, возникающий в соответствии с его естественной природой, так Атман видит мир, который является только им самим, чистым Сознанием. Как при восходе солнца в его луче в доме танцуют частицы пыли, так в высочайшем пространстве Сознания движутся пылинки вселенных. Как движение и аромат пребывают в ветре и как пустота находится в пространстве, так вся вселенная пребывает в высочайшем Сознании безо всякой материальности.

38–43. Существование и несуществование, обретение и потеря, плотное и тонкое, живое и неживое – это воображаемые разделения Брахмана, лишенного разделения! Тогда, о Рама, для узнавания форм мира воспринимаются части себя самого, которые не отдельны от себя и потому не являются частями! Вся эта вселенная как есть, возникшая в соответствии с собственной природой, пребывает в Брахмане не отдельной от него, как название. Она не реальна, не нереальна, как змея, по ошибке видимая в веревке. Реальность ощущаемой иллюзии становится нереальной при верном исследовании. Изначальная причина отдельности дживы – способность Сознания к осознанию, и этого достаточно. Затем, также из-за ощущения, отдельность дживы воспринимает этот очевидный мир. Будь он реальным или нереальным, он видится в пространстве Сознания.

44–48. Отдельное сознание наслаждается своими желаниями и чувствами. Оно ощущает что-то из прошлых переживаний или что-то, ранее не испытанное. Иногда ощущения сходные, иногда – различные, а иногда похожие только частично. Нереальные ощущения проявляются как реальные в пространстве отдельного сознания. Родственники, обычаи, рождения и желания, а также советники и жители города существуют как видимость. Они реальны только в своей природе чистого Сознания и сходны в желаниях и обстоятельствах пространства и времени. Это образы, чья природа – вездесущее Сознание.

48–51. Как в пространстве сознания царя возникают понятия, являющиеся отражением реальности, так они появляются перед ним как реальность в пространстве воображения. Твои привычки, твои действия, твоя семья, твое тело видятся, как эта Лила, рожденная отражением фантазии. В вездесущем зеркале Сознания отражается видимость, и какова она и где она есть, так и там она тут же появляется как реальность. Самосуществующее сияние Сознания, пребывающее в пространстве ограниченного сознания, как будто оказывается вовне, отражаясь в зеркале Сознания.

52. Ты, пространство, я, мир, земля и царь – все есть высшее Сознание, сияющее в пространстве Сознания, словно в плоде бильвы, моя дорогая. Поэтому оставайся как есть в полном спокойствии.

Такова сарга сорок четвертая «История о Лиле. Мир Брахмы в ночной битве с пожарами» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 45. История о Лиле. Истинное желание и истинная воля.

Сарасвати сказала второй Лиле:

1. Твой муж, царь Видуратха, оставив тело на поле битвы и достигнув этих внутренних покоев, станет царем Падмой.

Васиштха продолжил:

2. Услышав эти слова богини, Лила этого царства в поклоне, со сложенными в приветствии руками, сказала такую речь.

Вторая Лила произнесла:

3–4. О деви, я всегда поклонялась богине мудрости, и она по ночам является ко мне во сне. О божественная мать! Ты выглядишь точно так же, как она. Молю, по своей милости к несчастной, исполни мое желание, о прекраснолицая!

Васиштха продолжил:

5. Услышав эти слова, помня преданность Лилы и будучи ею ублаготворена, Сарасвати промолвила Лиле того царства.

Сарасвати сказала:

6. Я удовлетворена твоим неизменным поклонением в течение всей твоей жизни, о дитя. Поведай мне свое желание.

Вторая Лила сказала:

7. Где бы ни был мой муж, когда он оставит тело в битве, пусть я останусь его женой с этим самым телом.

Богиня ответила:

8. Да будет так! О дитя, ты непрерывно молилась мне долгое время, не ведая дурных желаний, с многочисленными подношениями цветов, благовоний и другими ритуалами.

Васиштха сказал:

9. Когда от обещания богини исполнить ее желание вторая Лила, царица этого царства, наполнилась счастьем, первая Лила спросила богиню, будучи затронута сомнением.

10–11. Первая Лила спросила:

Те, кто подобен тебе, чьи желания чисты и истинны и чья воля является воплощенным Брахманом, мгновенно достигают все желаемое. Скажи, о богиня, почему в этот мир и в эту горную деревню ты привела меня не в моем теле?

Богиня сказала:

12–17. О достойная хвалы, я ничего ни для кого не делаю! Каждое отдельное сознание достигает всего в соответствии со своими желаниями! Я богиня знания, божество чистого Сознания. Сила Сознания пребывает в каждом из существ как ограниченная сила. Как и каким образом возникает отдельная сила сознания, так и таким образом она всегда проявляется в виде соответствующего ей результата. Когда ты поклонялась мне, поднявшаяся в тебе сила отдельного сознания постоянно желала: «Пусть я прямо здесь обрету освобождение!» Соответствующим способом ты пробуждена мной и поэтому достигла чистого состояния, о красавица. Именно благодаря этому постоянному стремлению ты пробуждена: только силой своего сознания ты достигла своей цели!

18–20. Возникающие и продолжающиеся усилия собственного сознания со временем приносят свои плоды. Только собственное сознание являет результат, принимая форму аскезы или божества. Так кажется, что яблоко падает с неба само собой, хотя оно падает с дерева. Помимо усилий собственного сознания, ничто и никогда не дает успеха! Поэтому прилагай усилия к тому, чего желаешь.

21. Воистину, только восприятие Сознания является внутренней сущностью всего творения. Что оно осознает и к чему стремится, того богатства оно и достигает. Исследуй приятные или отвратительные мысли и действия. Когда поймешь, что является очищающим, сосредоточься на этом!

Такова сарга сорок пятая «История о Лиле. Истинное желание и истинная воля» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 46. История о Лиле. Выход Видуратхи.

Рама сказал:

1. Пока женщины вели беседу в покоях, скажи, что делал разъяренный Видуратха, покинувший дворец?

Васиштха ответил:

2–9. Видуратха вышел из своего дворца, окруженный свитой, подобный полной луне в обрамлении звезд. Защищенный всюду доспехами, с закрепленными на них украшениями и гирляндами, с громкими криками «джая! победа!», он выступал, как царь богов Индра. Отдав приказания боевым частям, выслушав доклады о расположении войск, обозрев группы воинов, царь поднялся в боевую колесницу, напоминающую своим видом горный пик, украшенную жемчугом и драгоценными камнями, с пятью флагами, великолепную, как колесница богов. Ее колеса и борта сияли золотым окладом, передняя часть была убрана жемчугами, звенящими при движении. С грациозными шеями, чистопородные, нетерпеливые и поджарые, стремительно летящие по воздуху, как будто несущие небесных божеств-сур, грудью нетерпеливо обгоняющие ветер, отбрасывая его копытами, как будто пьющие небо, – восемь лошадей, сходные с полными лунами, с прекрасными хвостами, похожими на опахала, были запряжены в эту колесницу, наполняя своим ржанием все пространство.

10–13. В этот момент оглушительно взревели слоны, заглушая грохот грозы, ужасным эхом среди горных ущелий откликнулась на этот рев дробь боевых барабанов. Рев слонов поддержали боевые крики разъяренных воинов «кала-кала!», звон колокольчиков и лязг сталкивающегося оружия. «Чата-чата!» – слышались звуки отпускаемой тетивы луков, «сииит!» – свистели стрелы, и звон множества сталкивающихся доспехов отзывался «джхана! джхана!». Раздавались треск полыхающего пожара «тан-тан», жалобные стоны и крики раненых, боевые кличи воинов, обращенные друг к другу, и печальные вопли захваченных в плен.

14–17. Эти звуки сделали все пространство вселенной Брахмы твердым, как камень, наполнив все десять сторон света ужасающим шумом, плотным настолько, что его можно было сжать в кулаке. Клубы пыли, поднимающейся с земли в воздух, как будто хотели скрыть собой путь солнца. Великий город был погружен во тьму этой пыли, как в утробу чудовища; мрак густел, подобно заблуждениям молодости. Лампы потухли, как звезды днем, и толпы ночных демонов обрели силу.

18–20. Две Лилы, благословленные богиней особым видением, и дочь царя с разбитым сердцем лицезрели великую битву. Теперь крики вооруженных грабителей «ката-ката» стихли, как огни подводного пожара, залитые водами великого океана. Видуратха собрал свою армию и, не ведая силы противника, ворвался в его ряды, подобный крылатой горе Меру, что погружается в единый океан вселенского разрушения, хлопая крыльями.

21–24. Поднялся звон спускаемой с луков тетивы «чатат! чатат!», и ряды противников пришли в движение, как грозовые тучи с сияющими молниями вооружения. Многочисленное оружие взмыло в небо, как стая птиц, его сияние озарило землю, а потом почернело от забранных с собой жизней. От столкновения мечей вспыхивали огни, подобные горящим угольям; стрелы летели звенящим потоком, как дождь, посылаемый облаками воинов. Словно безжалостные пилы, стрелы терзали тела героев; сталкивающиеся в воздухе мечи издавали звуки «пата-пата».

25–30. Опустившаяся было тьма мгновенно рассеялась в блеске и пламени оружия, и вся армия ощетинилась копьями. Ряды безголовых тел казались процессией танцоров на празднестве Смерти, присоединиться к ним на поле битвы спешили толпы довольных демонш-пишачей. Боевые слоны с силой сталкивались бивнями: «Тамм!»; в небе текли огромные реки камней, выпущенных из пращей. Мертвые тела падали, как листья с сухих деревьев в безветренную погоду; кровавые реки сбегали с гор битвы после дождей смерти. Кровь прибила к земле облака пыли, блеск сражения разогнал тьму. Звуки тонули в сосредоточении битвы, неминуемость смерти уничтожила страх. Битва уподобилась нависшей неподвижной туче, в которой замерли звуки, и которая сверкала молниями мечей и сабель и грохотала громом: «Там!»

31. Потоки летящих дротиков свистели «кхада! кхада!», боевые палицы опускались с треском «така-такита!», со звоном «джхана! джхана!» ставливались могучие летящие астры, невыносимыми для трусов были звуки битвы «тими-тими!».

Такова сарга сорок шестая «История о Лиле. Выход Видуратхи» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 47. История о Лиле. Столкновение Видуратхи и Синдху.

Васиштха сказал:

1. Пока продолжалось это ужасное кровопролитие, обе Лилы снова обратились с вопросом к богине знания.

Две Лилы спросили:

2. О богиня! Почему же вдруг наш муж не может одолеть в битве врага, несмотря на твои благословения, о защитница?

Сарасвати ответила:

3–10. Враг царя Видуратхи долго поклонялся мне, вознося просьбы о победе в войне, мои дети, но не царь Видуратха. Поэтому он и будет победителем, а Видуратха будет разбит. Я являюсь внутренним сознанием каждого существа, и если оно обращается ко мне, я вскоре дарую ему желаемое. Даваемый мной результат всегда соответствует устремлениям. Моя природа постоянна, как жар, присущий огню. Видуратха поклонялся мне с мыслью: «Пусть я буду освобожден», – и поэтому он будет освобожденным, о красавица! Его враг, великий царь по имени Синдху, поклонялся мне с мыслью: «Пусть я буду победителем в сражении». Поэтому Видуратха, обретя это тело, вместе со своей женой и с тобой, дорогая, со временем достигнет освобождения. Так же великий царь Синдху, его враг, убив Видуратху на поле боя, станет победителем и будет править страной.

Васиштха сказал:

10–15. Пока богиня говорила это, противники продолжали сражение на поле боя. Солнце взошло над вершинами восточных гор, словно желая полюбоваться на удивительную картину. Растворилась тьма ночи, как отступают силы врагов, и пропали толпы ракшасов и пишачей, как звезды на рассвете. Постепенно темные небеса над вершинами гор посветлели; земля засияла, словно поднявшись из черного океана. Великолепные лучи солнца потекли золотыми потоками по склонам гор, как реки крови в битве струятся по телам лучших воинов. Пространство казалось полем брани, залитым золотом лучей солнечного света, в котором взметающиеся руки воинов напоминали извивающихся змей.

15–18. Из-за упавших украшений земля была усыпана множеством драгоценностей; повсюду виднелись лотосы голов, оружие напоминало стаи зверей, стрелы летели тучей саранчи, покрытая кровью земля казалась закатом, мертвые тела походили на неподвижных йогов; гирлянды валялись, как множество сброшенных змеиных шкур; повсюду сияли бесчисленные доспехи, флаги напоминали качающиеся лианы, ноги воинов – украшенные колонны, ладони и ступни – молодые ростки, копья – густые заросли, острия мечей – зеленую траву, блеск сабель – цветы катаки.

19–23. Место сражения, усыпанное гирляндами оружия, выглядело как обезумевший ужасный Бхайрава; огненный блеск сталкивающихся стрел напоминал лес цветущих деревьев ашока. Сиддхи и герои носились с громким рыком «гум-гум», напоминающим рев океана. Украшенное разнообразным вооружением, сияющим, как восходящее солнце, поле битвы напоминало золотой город. Небо дрожало от звона копий, мечей, сабель, чакр, дротиков и булав, быстро бегущие реки крови несли горы трупов. Поле боя было полно чакр, гарпунов, трезубцев, копий, каменных ядер и другого оружия; его покрыли рухнувшие безголовые тела, разрубленные ударами кинжалов и топоров. Толпы демонов-веталов исполняли танец окончания времен под аккомпанемент жутких криков.

23–28. Войска расступились, и на поле боя выехали сияющие колесницы Падмы и Синдху. Они казались солнцем и луной в небесах, убранными множеством чакр, щитов, лезвий и прочего оружия. В окружении тысяч и тысяч воинов, они двигались по велению царей, боевыми криками наполняя округу. Их огромные колеса с чавкающими звуками крушили тела многочисленных мертвых и умирающих. Как обезумевшие слоны, колесницы неслись по рекам крови, в которых волосы убитых были водорослями, а колеса повозок – отражениями лун. Слоны во множестве падали под ударами катящихся колес. На боевых колесницах звенели украшения и жемчуга – «джан-джан»; флаги и вымпелы хлопали на ветру – «пат-пат».

29–30. Сопровождая колесницы, шли великие бесстрашные герои, и испуганные воины прятались за ними. Летели потоки дротиков, стрел, ядер, метательных орудий и чакр, блистающих в битве. Затем колесницы остановились в центре поля, повернувшись друг к другу, окруженные браслетом своих войск.

31–34. Два противника сошлись в битве лицом к лицу, метая друг в друга волны копий, летящих со звуком «кара», и ревя друг на друга, как две взбешенные грозовые тучи. Два царя, воплощенные Нарасимхи, выпускали друг в друга потоки стрел; небо наполнилось камнями и булавами. Некоторые из стрел имели лезвия мечей, кинжалов и холодных чакр, другие – лезвия топоров, иные обладали остриями копий, трезубцев и наконечниками из тяжелых камней.

35. Стрелы падали, как множество скал, разметанных ураганом уничтожения вселенной. Две силы столкнулись, как два великих океана во время разрушения мира.

Такова сарга сорок седьмая «История о Лиле. Столкновение Видуратхи и Синдху» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 48. История о Лиле. Описание оружия.

Васиштха сказал:

1–4. Видя гордого собой Синдху, достигшего столицы, царь Видуратха наполнился огнем ярости, превосходящим жар полуденного солнца. Спущенная тетива его лука наполнила звоном все пространство вокруг, словно порывы урагана вселенского разрушения рвали склоны горы Меру. Как солнце в конце века рассылает повсюду свои лучи, так могучий царь выпускал стрелы из своего колчана, словно рой пчел из открывшегося цветка лотоса. Каждая пущенная стрела оборачивалась в небе тысячей, а на землю падала уже сотня тысяч стрел.

5–7. Мастерство и сила Видуратхи и Синдху были равными, ибо искусство владения луком было дано им обоим благословлением самого Вишну. Стрелы, называемые мусала и имевшие форму дубинок, покрыли небо, грохоча, как молнии конца света. Золотые стрелы сверкали в небе, летя с ужасным ревом, и падали, как звезды в ужасающих ветрах разрушения вселенной.

8–10. Из лука Видуратхи стрелы неслись непрерывным потоком, как воды океана, как исходящие от солнца лучи, как цветы, что осыпаются с дерева, сотрясаемого неистовыми ветрами, как искры, выбиваемые на наковальне из куска раскаленного железа, как потоки дождей, как пыль водопада или как сияющие искры неистового пожара в городе Видуратхи.

11–13. Внимая звукам двух боевых луков «чата-чата!», армии обеих сторон беззвучно застыли в оцепенении, как успокоившийся океан. Навстречу царю Синху лился поток стрел, подобный полноводному Гангу, текущему в небесах и бурлящему на стремнинах – «гхара-гхара!». На него из грозовой тучи боевого лука непрерывно лился дождь сверкающих золотом стрел со свистом «щава-щава».

14–17. Лила, живущая в том городе, видела из окна поток небесного Ганга из стрел, летящих в Синдху. Благодаря этой туче стрел Лиле показалось, что ее муж одерживает победу, и, сияя от радости, лотосоликая воскликнула: «О великая богиня! Смотри, наш царь побеждает, поток его стрел способен превратить в пыль даже гору Меру!» Когда она произнесла это голосом, полным любви, обе богини, наблюдающие за битвой, улыбнулись ее сердечным чувствам.

18–21. Однако этот невообразимый океан стрел был иссушен великим пожаром стрел царя Синдху, как мудрецом Агастьей был выпит океан или отшельником Джахну – небесный Ганг. Встречным дождем стрел разбив в пыль огромное облако стрел Видуратхи, Синдху швырнул их в океан небес. Как неизвестно, куда исчезает пламя потухшей лампы, так же непонятно было, куда пропало облако стрел Видуратхи. Разбив поток стрел, подобный грозовой туче, полной влаги, Синдху наводнил небеса облаком своих стрел, несущих сотни смертей.

22–23. Видуратха мгновенно выпустил в ответ новые смертельные стрелы, успокоив взбешенную тучу, подобную урагану вселенского разрушения. Так могучие цари посылали друг против друга потоки стрел и отбивали их в тщетном и бессмысленном противостоянии.

24–27. Затем Синдху прибегнул к своему магическому оружию, полученному от дружественных гандхарвов и насылающему морок. Она околдовало иллюзией всех, за исключением Видуратхи. Отбросив оружие, онемевшие, с застывшим взглядом на искаженных страданием лицах, воины выглядели неживыми или изображенными на картине. Пока все, кроме Видуратхи, пребывали под воздействием наваждения, царь Видуратха применил свое оружие, разрушающее морок. Тогда люди пробудились, подобно лотосам ранним утром.

27–31. От этого Синдху разгневался на Видуратху, как солнце – на демонов ночи. Он выпустил ужасное змеиное оружие, связывающее путами и причиняющее боль, и небо потемнело от змей, напоминающих горы. Змеи расползлись по земле, извиваясь, как стебли лотосов в пруду, и все горы покрылись одеялами из черных гадов. Все предметы были обожжены их ядом; земля с горами, лесами и их обитателями погрузилась в смятение. Ветры, несущие жгучие горячие туманы, наполненные страданиями отравлений, дули, разбрасывая искры горящих углей.

32–35. Тогда Видуратха, великий знаток оружия, выпустил Гаруда-астру, и силой этого оружия появились орлы-Гаруды, огромные, как горы. Их золотое оперение наполнило светом все пространство, от взмахов их крыльев во всех направлениях поднялись ветры, подобные ураганам конца света, порожденным взмахами крыльев крылатых гор. Гаруды могучим ветром своего вдоха собрали отовсюду извивающихся змей; громкое шипение «гхура-гхура» наполнило пространство, как волны покрывают океан. Туча орлов вобрала в себя поток ползающих повсюду змей, заполнивших землю, как мудрец Агастья выпил воды океана.

36–38. Освободившаяся от змей земля снова засияла, словно только появившись из-под вод океана. Затем армия Гаруд куда-то канула, как множество огней, задутых ветром, или как пропадающие в осеннем небе облака, как множество крылатых гор, испугавшихся оружия Индры, как город, увиденный во сне, или как наводнение в воображенном городе.

39–42. Затем Синдху выпустил тамо-астру, распространяющую угольную тьму, отчего вокруг раскинулась мгла, подобная беспроглядности глубокой пещеры. Черная пустота простерлась, как огромный океан, заполнив пространство между небесами и землей; боевые построения стали стаями рыб, а звезды – драгоценными каменьями. Из-за наступления тьмы земля напоминала океан черной грязи, как будто ветры всеобщего разрушения разметали повсюду горы сажи. Все люди ослепли, словно оказавшись в глубоком темном колодце; движение кругом прекратилось, как в конце творения.

43–46. Тут Видуратха, лучший из знающих мантры, выпустил в небеса Мартанда-дипа астру – оружие солнечного света – и вновь оживил мир. Солнце своими лучами выпило возникшую тьму, как Агастья выпил океан. Мрак исчез, как осенью в чистом небе пропадает черная туча. Небо, освободившись от одежд тьмы, воссияло, как красавицы с прекрасными грудями в присутствии царя. Леса снова стали ясными, как ум мудрых, очищенный от налета сажи жадности.

47–52. Тут разъяренный Синдху выпустил ужасающее дьявольское оружие, ракшаса-астру – особые стрелы, направляемые силой мантры. Со всех сторон показались страшные существа – лесные демоны-ракшасы, как будто огромный океан взволновался фыркающими слонами, явившимися из нижних миров. С рыжими пучками волос, с ужасными облизывающимися языками, издающие крики, они напоминали дымные языки пламени, лижущие сырые дрова с шипением «чата-чата». Они кружили в небе с жутким ворчанием «чит!» и треском «тум!», горя огнем, подобно огненным факелам, источающим клубы дыма. Из их пастей торчали клыки, подобные росткам лотоса, глаза гноились, из грязных тел росли волосы, напоминающие траву на берегах зловонных болот. Они нахлынули, как грозовые тучи с многочисленными молниями рыжих волос, рыча и пожирая людей, как будто были созданы для уничтожения мира.

53–55. Теперь муж Лилы, царь Видуратха, пустил в ход оружие Нараяна-астру, разгоняющее ужасных существ. При появлении астры демоны тут же пропали, как тьма растворяется с восходом солнца. И армия ракшасов исчезла во всех трех мирах, как осенью в высоком чистом небе рассеиваются облака.

56–60. Тогда Синдху выпустил оружие Агни-астру, наполнившее пламенем все пространство. От него запылало все до самого горизонта, как в огне вселенского разрушения. Облака дыма наводнили все вокруг; в небе как будто расползлась тьма, поднявшаяся из преисподней. Горящие горы золотого оттенка были как будто многочисленные леса, полные цветущих деревьев чампака. Пространство, горы, леса и все стороны света были покрыты языками пламени, словно гирлянды, усыпанные кумкумом на празднестве смерти. Взирая на сияние, касающееся неба, люди думали, что это подводный огонь поднят из океана и стремительно принесен на землю сотнями кораблей.

61–65. Видуратха, вознеся молитвы богам, выпустил водяное оружие, Варуна-астру, которое ударило, сокрушив врага. Все, словно тьмой, наполнилось водяными потоками, как будто горы растаяли и потекли вниз, вверх и во все стороны; как будто в небесах мчались волны стрел или облака покрыли небо; как будто поднялся ввысь великий океан или множество каменных гор закрыли обзор; как будто взлетел лес черных деревьев тамала или наступила ночь; как будто с темных склонов гор Лока-лока вознеслась лавина сажи или поднялись огромные глухие пещеры Расаталы, желающие увидеть небо и громко шумящие – «гхура-гхура!».

66–69. Простершийся повсюду огонь был выпит потоками воды, как черная ночь, окутавшая землю, скоро уничтожает сумерки. Вобрав огонь, воды заполнили всю землю, как наступающий сон охватывает уставшее тело. Так цари насылали один другому магическое оружие – создание иллюзорной майи, видимое и ощущаемое людьми как реальное, и отбивали его. Могучие воины Синдху и его охрана были смыты водой и плыли, как солома по течению. Сдвинулась от потока воды и его колесница.

70–74. Противостоя потопу, Синдху призвал свое осушающее оружие – божественную Шошана-астру, защищающую от вод, и послал его в виде стрелы. Как солнце рассеивает тьму, так это оружие разогнало иллюзию вод. Земля высохла и иссохли тела мертвецов. Поднялся обжигающий жар, наполнивший леса сухим шорохом «джар-джар», сравнимый с огнем злости глупца. Все вокруг стало прекрасным, как будто окрасившись сверкающим жидким золотом; так притирания заставляют сиять тела цариц. Воины Видуратхи, истекая потом, падали без сознания от внутреннего жара, как нежные ростки от летнего жаркого ветра.

75–80. В разгар этой битвы Видуратха натянул и освободил с треском «крен!» тетиву своего боевого лука и выпустил оружие грозовых туч – Парджания-астру. Появились непроницаемые тучи, плотные, как множество ночей. От волнения качающихся и как будто взлетающих лесов тамала они казались горами Мантара, взбивающими воды. Склонившись под массой воды, тучи неслись с ревом и грохотом, широко раскинувшись и скрыв без остатка все небо до горизонта. Дули резвые ветры, полные туманов, рассыпающие дождевые брызги и сотрясающие ревущие облака. В небе засверкали молнии, напоминающие быстрых золотых змей или игривые взгляды небесных нимф. Тучи летели, наполняя пещеры громом, усиленным эхом, разнося до горизонта рык и рев слонов, львов и медведей.

81–84. Рухнули вниз ливневые потоки с градом огромных палиц, с грозными звуками тяжелых ударов «там!», напоминающие пристальный взгляд смерти. Сначала с земли взвился горячий пар, как будто восставший из преисподней для участия в битве с бесчисленными облаками. В следующий миг все иллюзии пропали, как с полнотой высшего понимания исчезают все мирские склонности и привычки. Все земля оказалась покрыта непролазной грязью. Войска Синдху были полностью залиты потоками дождей, как океан – водой.

85–86. Царь выпустил оружие ветра, Ваявьям-астру, наполнившее вихрями все пространство небес, подобное ужасному Бхайраве, с бешеным шумом исполняющее танец конца света. Ветры задули, обрушивая камни на тела воинов, разваливая на части горы и предвещая конец света с ужасным звуком – «там!».

Такова сарга сорок восьмая «История о Лиле. Описание оружия» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 49. История о Лиле. Третья битва волшебным оружием.

Васиштха сказал:

1–3. Ветры дули, неся с собой туманы и срывая в лесах ветви, раскачивая деревья и покрывая все пылью. Ветры вздымали ввысь деревья, которые летали подобно птицам, поднимали вверх и бросали наземь воинов, разрушали постройки и рвали на части облака в небе. Этот ужасный ураган повлек за собой колесницу Видуратхи, как река тащит обломки стволов деревьев.

4–7. Тут Видуратха, великий знаток разного оружия, выпустил оружие гор, Парвата-астру, готовую тучей поглотить даже небо. С ударом этого оружия ветры стихли, как великий поток жизненной силы иссякает с окончанием восприятия. Деревья, взмывшие в небеса, рухнули на землю, словно огромная стая ворон, что устремилась на людские трупы, устлавшие поле битвы. В городах, деревнях, лесах и кустах оборвались звуки «суут!», «даат!», «бхам!» и «ут!», как будто повсюду замолкли разговоры.

8–10. Синдху увидел горы, несущиеся на него с неба, как листья; так океан взирает на падающие в него летающие горы Майнака и подобные ей. Он выпустил оружие-молнию, огненную Ваджра-астру, разбрасывающую множество молний, которые выпивают тьму могучих гор, как огонь сжигает брошенные в него сучья. Выпущенное оружие обрубило вершины гор тучей разрушительных наконечников, как порывистые ветры обрывают плоды с деревьев.

11–17. Тут Видуратха применил Брахма-астру, чтобы обезвредить Ваджра-астру, и Брахма-астра с Ваджра-астрой разом исчезли. Тогда Синдху выпустил демоническое оружие Пишача-астру, черную, как ночь. Появились ужасающие орды демонов-пишачей. Как будто страшась их, день сталь темным, как на закате: пишачи словно покрыли землю тьмой. Огромные, они напоминали хлопающие в ладоши обгоревшие колонны, и их невозможно было ухватить рукой. Со стоящими дыбом волосами, некоторые даже с бородами, с тощими руками, черными и грязными, как у деревенских нищих, они перемещались в небе. Пишачи были страшны и безумны на вид, сжимающие что-то в руках, беспокойные, непробиваемые, жестокие и опасные, как недалекие деревенские жители. Они обитают в дуплах деревьев, на болотах, на дорогах и в покинутых людьми домах; часто облизываются, предстают в виде привидений-претов с черным телом и способны внезапно появляться и так же нежданно исчезать.

18–21. Безумные пишачи налетели на оставшиеся в живых силы Видуратхи, и воины помрачились умом от воздействия этого оружия. Они отшвырнули копья и доспехи, спотыкаясь и прерывисто дыша, с выпученными глазами, с лицами, искаженными гримасами, делая руками нелепые жесты и застывая в странных позах, спустив нижние одежды и задрав верхние, они мочились и испражнялись на себя, застыв, как танцоры, приготовившиеся к выступлению. Когда полчища пишачей приблизились к царю Видуратхе, он осознал, что они – только иллюзия.

22–23. Царь владел магическим оружием для борьбы с пишачами и выпустил его против этой ужасной армии. Прошло мгновение, и воины его армии вернулись в нормальное состояние; теперь воители противника попали под воздействие пишачей. Тут же Видуратхи выпустил еще одно магическое средство, Рупика-астру – оружие женских духов.

24–27. Духи-рупики явились из земли и с неба, со вздыбленными волосами, с запавшими ужасными глазами, с отвисшими задами и грудями. Некоторые выглядели юными, некоторые – старыми, одни были жирными, другие – тощими. Их зады потеряли свою форму, а пупки растянулись и превратились в огромные дыры. Их тела были красны, как облака на закате, в руках они держали окровавленные человеческие головы, лица их были перепачканы кровью, текущей из полупрожеванных кусков плоти. Их конечности были неестественно искривлены, а тела были грубы и бесформены, как камни – с перекошенными лицами, ногами, боками и спинами.

28–33. Духи-рупики были украшены гирляндами из трупов младенцев и веревками из внутренностей, которые они руками вытащили из трупов. У них были морды собак, ворон и сов, впалые лица с изломанными челюстями и плоские животы. Они хватали демонов-пишачей, как капризных детей. Воины-пишачи схватились с духами-рупиками, сплелись и слились с ними в единое целое. Они начали выплясывать с игривыми лицами, глазами и руками; налетали друг на друга, вскакивали на спины и катались друг на друге. С высунутыми длинными языками, корча всякие гримасы, они мазали друг друга кровью и угощали кусками мертвых тел. Они радостно ныряли в лужи крови и выныривали обратно. Их животы и руки были длинными, уши, рты и носы отвисли. Они катались и веселились в грязи из крови и мяса, подняв шум и волнение, как будто гора Мандара взбивала океан молока.

34–36. Как ранее Видуратха окутал иллюзией Синдху, так же ответил и Синдху, быстро оценив положение. Он выпустил свое демоническое оружие, Ветала-астру, от которой восстали толпы мертвых тел, с головами и без – множество веталов, живых мертвецов. Все они вместе, демоны-пишачи, мертвецы-веталы и духи-рупики, стали ужасной силой, готовой поглотить всю землю, подобно ужасному демону Кабандхе.

37–41. Тут царь Видуратха напустил на показавшего пример Синдху свою магию, применив демоническую Ракшаса-астру, готовую поглотить все три мира. Отовсюду появились огромные ракшасы, подобные горам, как будто нижние миры, восстав из преисподней, обрели тела. Их поднявшаяся ужасная армия пугала и богов, и демонов. Под рычание и оглушительные крики ракшасов безголовые тела начали свой танец. Пьяные демоны-кушманды, мертвецы-веталы и духи-якши веселились, наевшись досыта мяса и жира, напившись пьянящей крови и исполняя танец конца света. Привидения-бхуты, обрызганные волнами крови, поднятой кушмандами в танце конца света, и выглядящие красными закатными облаками, во множестве разбросанными в небе, казались мостом в реке крови.

Такова сарга сорок девятая «История о Лиле. Третья битва волшебным оружием» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 50. История о Лиле. Смерть Видуратхи.

Васиштха сказал:

1–3. В этой ужасной длящейся битве, дабы уничтожить все силы противника и защитить от пишачей свои войска, великий и смелый Синдху вспомнил о своем самом мощном оружии – Вайшнава-астре, разрушительной, как Каларудра. Он выпустил могучую стрелу Вайшнава-астры с помощью мантры, из наконечника которой в небе рассыпалось множество искр.

4–6. Полетели потоки бесчисленных чакр, освещая все стороны света сотнями солнц, небеса наполнились лесом атакующих булав. Неслись сотни ваджр, как будто покрывая небо травой; реки копий с остриями бутонов лотоса скрыли небо, как будто летящие вырванные из земли деревья. Потоки острых стрел покрыли небо сетью цветов, и стаи темных мечей скрыли небо, как тучи сухих листьев.

7–12. Затем царь Видуратха тоже выпустил Вайшнава-астру, чтобы уничтожить Вайшнава-астру противника и сломить твердость врага. Потекли реки оружия, уничтожающего оружие противника, и состояли они из воды стрел, копий, булав, пик и прочего. Две реки оружия столкнулись друг с другом в высоте, разрушая небеса и разбивая горные гряды. Стрелы срезали пики и мечи, которые разбивали на мелкие осколки копья; булавы и пики ломали оружие-шакти. Яростные боевые молоты взбивали океан дротиков, как гора Мандара. Железные булавы принялись уничтожать сияющие мечи непобедимых воинов. Копья летели против врагов, напоминая сияние луны. Казалось, что, возмущенный атаками копий, бог смерти Яма собирался положить всему конец.

13–15. Поднявшиеся астры, окруженные чакрами, крушили всё оружие и сносили горные пики, наполняя пространство звуками разрушения вселенной. Потоки оружия были снесены острыми мечами; в столкновении Вайшнава-астр разрушались горы, как в моем собственном противостоянии оружию-астрам в давней битве с Вишвамитрой. С пугающим свистом «сююют!» летели копья, разбивая на сотни частей кинжалы и ядра; боевые булавы-бхушунди одолевали ужасную армию острых пик.

16–19. Оружие, жуткое, как сам Рудра, столкнулось с другим, равным ему по силе; воины обеих армий страдали от сыплющихся на них осколков. Звуки «чата-чата!» остановили течение небесного Ганга; от столкновения множества боевых орудий и астр поднялись огромные клубы дыма, покрывшие небо. В выси горела сеть сверкающих молний, и от их грома дрожали и рассыпались горные пики по всей вселенной. Потоки оружия сражающихся Вайшнава-астр были разрублены острыми мечами.

19–23. «Только защитившись от моего оружия-астры, сильный противник может получить передышку. Насколько же он силен?» – пока Синдху размышлял, потеряв осторожность, Видуратха с громом и грохотом выпустил огненное оружие, Агнея-астру. От него колесница Синдху занялась пламенем, как сухая солома. В этом пространстве, заполненном непрерывными потоками огня, один царь напоминал вооруженную грозную тучу, другой – реку, полную воды. Оба царя создали в один миг две Нараяна-астры, вступившие в ужасное сражение и уничтожившие друг друга, как два равных по силе воина.

23–26. В это время огонь, превратив колесницу Синдху в пепел, заставил царя покинуть ее, как лесной пожар принуждает льва, царя зверей, оставить пещеру. Используя свое искусство, Синдху остановил огненную Агни-астру противника водяным оружием, Варуна-астрой. Покинув свою колесницу и оказавшись на земле, царь обнажил свой меч. В одно мгновение он с легкостью перерубил ноги лошадей, запряженных в колесницу противника, как стебли лотосов.

26–31. Видуратха, лишившись своей колесницы, тоже обнажил меч. Нападая друг на друга, цари двигались по кругу, равные в силе и оружии. Их мечи, сталкиваясь друг с другом, вскоре превратились в выщербленные пилы, похожие на зубы, которыми армии обоих противников пережевывали друг друга. Видуратха, отбросив свой меч, схватил копье и метнул его в противника. Со звуком «гхара-гхара!», подобным рычанию воды в океане, как огромная разящая молния, не знающая препятствий, попало оно в грудь Синдху. Подобно тому, как упрямая красавица отталкивает своего мужа, впавшего в немилость, так удар копья не принес царю смерти, только изо рта его потекла кровь, как фонтан воды, испускаемый слоном.

31–36. Лицо Лилы, царицы этой страны, увидевшей удар, озарилось огромной радостью, словно луна разогнала тьму. Она сказала первой Лиле:

О богиня! Смотри, наш муж своим копьем снес голову Синдху, как Нарасимха множеством когтей разорвал демона Хираньякашипу! Подобно слону, погруженному в озеро и выпускающему хоботом фонтаны воды со звуком «фут», Синдху изливает из раны кровь, булькающую «чула-чула». Но увы! Синдху поднимается в другую колесницу, доставленную ему воинами, как облака Пушкара и Авартака взметаются к золотым пикам горы Меру. Смотри, о богиня, его колесница разрублена боевым топором, как золотой город ниватакавачей, уничтоженный попавшей в него стрелой Арджны! Мой муж теперь ступает в колесницу, доставленную ему!

37–41. Увы, как молния, посланная Индрой, булава прицельно запущена царем Синдху! Но мой муж увернулся от удара этой булавы, обманув бдительность Синдху, и с легкостью взлетел в колесницу! Но увы, теперь и Синдху стремительно взбегает на колесницу благородного сына ариев, как будто поднимаясь прыжком на дерево с зеленым дуплом, и оттуда посылает на Видуратху потоки стрел. Его флаг разорван, колесница сокрушена, лошади пали, возничий ранен, доспехи, твердые, как камень, разбиты стрелами, подобными молниям, и все тело изранено! Пораженный в сердце и голову, мой муж падает на землю!

42–45. Смотри, теперь моего мужа, едва сохраняющего сознание, с плечом, рассеченным мечом, поднимают в другую доставленную колесницу. Из его раны хлещет кровь, напоминающая сиянием гору красных рубинов. Увы, увы! Своим мечом царь Синдху отрубил ноги моего мужа, как деревья пилой! Увы! Увы! Я тоже ранена, я умерла, я теряю сознание! Как корни лотоса, отсечены обе ноги моего мужа!

45–49. Произнеся это, глядя на мужа с ужасом и состраданием, потерявшая сознание Лила рухнула на землю, как плющ под ударом топора. И сам Видуратха, лишенный ног, но продолжающий битву с противником, упал со своей колесницы вниз, как обрушивается дерево, срубленное под корень. Когда колесничий пытался увезти обессиленного царя с поля битвы, жестокий Синдху нанес ему мечом удар по шее, почти отсекши голову. Преследуемая царем Синдху, колесница вернулась во дворец, как солнечные лучи входят в цветок лотоса. Сам же Синдху не мог войти во дворец, который защищала сила богини Сарасвати, как стекло лампы не дает обезумевшей бабочке влететь в огонь.

50. С горлом, рассеченным мечом, истекающий кровью, с окровавленным телом, изорванными одеждами и разбитыми доспехами, израненное тело царя было принесено колесничим во дворец и положено на смертное ложе перед богиней.

Такова сарга пятидесятая «История о Лиле. Смерть Видуратхи» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 51. История о Лиле. О царстве Синдху.

Васиштха продолжил:

1–3. «Царь убит! Царь пал в битве с другим царем!» – поднялись крики. Всех вокруг обуял страх. Множество телег, наполненных посудой и прочим домашним добром, потянулось прочь из города; толпы рыдающих женщин, покидающих свои дома, сделали дороги непроходимыми. Молодых девушек, спасающихся с криками о помощи, хватали на дорогах насильники; возбужденные люди грабили друг друга, вызывая великий ужас.

4–8. Воины противника и жители победившего царства с танцами и радостными возгласами праздновали победу. Бродили слоны и лошади, чьи хозяева геройски погибли. Из открытых дверей царской сокровищницы доносились звуки разграбления богатств. Бесчисленные ценности растаскивались прямо на глазах у бессильных охранников. Тела мертвых женщин царского гарема лежали с выпущенными ножами внутренностями. Покои дворца наполнились мародерами и разбойниками. Голодные орды разграбляли продуктовые запасы дворца; толпы солдат тащили золото и драгоценности, отшвыривая ногами рыдающих детей. Какие-то юноши тащили за волосы красавиц из гарема; бесценные украшения, выпавшие из рук грабителей, валялись на обочинах.

9–11. Получившие приказ воины собирали в одно место рассыпавшихся лошадей и слонов, брошенные повозки и колесницы. Советники и их слуги, повинуясь приказу царя, начали подготовку к коронации. Лучшие зодчие озаботились планами перестройки царской столицы. Любимые жены царя выглядывали из окон в стенах дворца. Слышались сотни возгласов победы, многократно провозглашалось правление Синдху; соседние цари толпами торопились засвидетельствовать свое почтение победителю.

12–15. В деревнях брали в плен спрятавшихся там приближенных поверженного царя. Повсюду победители грабили города и села. Многочисленные воры и разбойники для удобства грабежа перекрыли пути, по которым передвигались люди. Печаль о гибели великого царя стала туманом, скрывающим солнце. Крики родственников убитых, траурная музыка, ржание коней, рык слонов и стук повозок создавали такой плотный шум, что его можно было сжать в кулаке. «Да здравствует царь Синдху! Вся земля под его властью, как под одним зонтом!» – беспрерывно стучали барабаны по всему городу.

16–18. Гордый победой, Синдху вошел в столицу, как следующий Ману вступил в новый мир после конца эпохи, чтобы создать людей. В столицу Синдху со всех сторон потянулись подношения и подарки в виде лошадей и слонов, подобно тому, как драгоценности наполняют океан. Новым царем были изданы для страны законы и указы, сделаны печати, и над новыми землями поставлены управители.

19–20. Скоро повсюду, в каждой провинции и в каждом городе, были введены строгие правила и установлены ограничения, регулирующие жизнь, смерть и достойное существование, как это обычно бывает при новом правительстве. Это сразу успокоило волнения и беспокойство в стране, как успокаиваются трава, опускаются на землю листья и пыль, когда прекращает дуть ветер.

21–22. Вскоре во всей стране и округе воцарился мир, как волнение океана быстро прекращается с удалением взбивавшей его горы Мандара. Налетели свежие ветры, полные капель воды, сдувая пчел с лотосов лиц красавиц Синдху, как будто унося отовсюду дурные знаки.

Такова сарга пятьдесят первая «История о Лиле. О царстве Синдху» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 52. История о Лиле. О состоянии тела после смерти.

Васиштха сказал:

1–2. Здесь, о Рама, Лила обратилась к Сарасвати, видя своего мужа без сознания и испускающим последний вздох: «О божественная мать! Мой муж готов покинуть тело».

Сарасвати сказала:

2–7. В этих великих разнообразных событиях, в битве и столкновениях, существующих и происходящих, в этих разрушениях в стране ничего не появлялось, нет ни царства, ни земли! Их нет нигде, этот мир по сути своей – только сон. В пространстве усыпальницы, где возлежит мертвое тело, видится это земное царство твоего мужа, о безгрешная! А та страна со всем творением находится в комнате дома святого брахмана Васиштхи в деревне, что в горах Виндхья. В доме святого брахмана Васиштхи пребывает мир Падмы, существующий в комнате с мертвым телом, а внутри мира Падмы, который находится в пространстве мертвого тела, есть этот мир Видуратхи. И все эти три великих мира – всего лишь иллюзия.

8–11. Ты, я, вторая Лила, твой муж и земля, окруженная океаном, – все это находится в пространстве дома в горной деревне. Собственная сущность, Атман, спонтанно где-то проявляется, а где-то остается непроявленной. Знай, что высочайшее не рождается и не умирает, оно неизменно спокойно, ничем не затронуто и превосходит все. Оно проявилось в себе по собственной природе в пространстве покоев. В этих двух комнатах, даже созданных плотными, содержится только пустое пространство, а не мир. Мир является иллюзией.

12–13. Когда не существует заблуждающегося, как иллюзия может ввести в заблуждение? У иллюзии нет реальности, поэтому то, что существует, есть нерожденный Брахман. Иллюзорная видимость нереальна, откуда в этом случае взяться видящему и видимому? Когда не существует видящий и видимое, то, что есть – естественная недвойственность.

14–18. Знай это высочайшее состояние, не начинающееся и не имеющее конца, сияющее своим светом, неподвижное, изначальное и неизменное. Оно само по своей природе проявилось в пространстве покоев. Разные люди движутся сами по себе в своих домах, но нет здесь ни этого мира, ни какого-либо творения. Поэтому только Я сам, нерожденное пространство Сознания, кажется миром. Все видимое, лишенное самоосознания, включая горы Меру и прочее, не имеет материальности и не является чем-то, подобно огромному городу, что пригрезился во сне. В пространстве сердца во сне могут быть увидены миллионы плотных, как алмаз, миров с горами и всем прочим, которые являются только пространством.

19–22. Неисчислимые миры существуют даже в крошечной частице, как многочисленные и разнообразные побеги дерева заключены в его семени. Все три мира пребывают в частице Сознания, как привидевшийся во сне город, и в нем есть частицы, являющиеся Сознанием, в каждой из которых тоже существует мир. В одном из этих миров пребывает мертвое тело царя Падмы. Лила, твой двойник, уже достигла того мира, о благословенная. Когда эта Лила упала без сознания перед тобой, она оказалась рядом со своим умершим мужем Падмой.

Лила спросила:

23–24. О богиня! Как она пребывала там и как стала еще одной женой моего мужа? Скажи мне, какой ее видят и что говорят о ней люди, находящиеся в доме? Поведай мне это скорее!

Богиня ответила:

25–29. Внимай, я расскажу тебе, как ты и просишь, обо всех дальнейших событиях и печалях в жизни Лилы, твоего двойника, последовавших вслед за смертью. Падма, твой муж, видит в своей усыпальнице широко раскинувшуюся иллюзию, представляющую собою этот мир. Эта битва – наваждение. Лила, о которой ты спросила, – тоже заблуждение, и люди с нею рядом – совсем не люди; смерть – иллюзорна, и иллюзорен мир сансары. В силу иллюзии Лила является его женой. И ты, и она подобны сновидению, о красавица. Как вы обе являетесь объектами его сна, о красавица, так же и ваш муж, и даже я сама представляем собой объекты ваших снов.

30–37. Этот мир – только кажется, он – видимость, поэтому и называется видимым. Если осознать это, мир теряет свой смысл как объект восприятия. И ты, и она, и вся сансара, и царь, и я – все реальны в своей сути, потому что Атман есть все. Мы все сами создаем и видим друг друга, благодаря тому, что непрерывное великое Сознание является сущностью всего. Такова же и эта царица Лила, с игривой улыбкой, с выразительным лицом, сияющая свежестью и молодостью, с приятными грациозными движениями, с прекрасным сладким голосом, напоминающим зов кукушки, опьяненная своей любовью, с глазами, напоминающими лепестки темного лотоса, с полной округлой грудью, с золотистым телом, с губами, подобными спелому плоду бимба. Она приняла форму, напоминающую твою, благодаря понятиям ума твоего мужа, содержащего образ тебя. Удивительно Сознание! Вскоре после смерти твоего мужа, он увидел ее перед собой из-за понятий о тебе.

38–41. Когда ум ощущает материальные объекты как реальность, восприятие кажется реальным. Поэтому эта материальность создана нематериальным тонким воображением. Когда ум познаёт ощущение материального как нереальное тонкое восприятие, тогда осознается истина. С ощущением смерти твой муж осознал иллюзию нового рождения, узнал твою форму и поэтому в своих понятиях отправился в иной мир вместе с другой тобой. Так он узрел тебя, и ты увидела его. Ты тоже возникла в себе самой благодаря всемогуществу Сознания.

42–48. Так как Брахман вездесущ, он проявляет что бы то ни было, где и как угодно, тут же как будто становясь этим и видя это силой проявления сновидения. По причине всемогущества повсюду, где возникает эта сила, там она проявляется и сразу же ощущается как воспринятая. После мгновения помутнения сознания, произошедшего в смерти, Лила со своим мужем осознают в сердце этот мир силой иллюзии: «Это наши отцы и наши матери; эта страна, богатство и эти дела такие же, как и раньше. Мы создали семью и стали называться одним именем; это – наши люди». И все увиденное становится как будто реальным. Это пример очевидного восприятия в сновидении. Именно с таким ощущением Лила поклонялась мне. Я исполнила ее желание никогда не быть вдовой, поэтому она умерла раньше своего мужа.

49–51. Я есть сознательная созидательная сила всех умов всех живых существ, поэтому, когда мне постоянно поклоняются, я исполняю желания. Теперь ее ограниченное сознание, движимое умом, в виде дыхания праны покинуло тело через макушку головы. После помутнения сознания во время смерти, в этом доме, в пространстве ума, ее сознание, джива, видит своего мужа и последующие события.

52. Она, с глазами газели, с прекрасным сияющим ликом, подобным полной луне, красавица с благородным умом, любящая и готовая услужить своему мужу, в силу своей прошлой памяти присоединилась к своему мужу в ином мире после окончания этого сна, как прекрасный лотос расцветает с окончанием ночи.

Такова сарга пятьдесят вторая «История о Лиле. О состоянии тела после смерти» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 53. История о Лиле. О восприятии миров.

Васиштха сказал:

1–3. Получив дар Сарасвати, вторая Лила в своем тонком теле воспарила к небесам, чтобы присоединиться к своему мужу, великому царю. Наполненная огромным желанием встречи и блаженством ее ожидания, она, как птица, взмыла в небо в своем тонком теле. Здесь она встретила свою дочь, посланную богиней и появившуюся как будто из великого зеркала собственных воспоминаний.

Девочка сказала:

4. Приветствую тебя, о красавица! Я твоя дочь, о подруга Сарасвати, я ожидала тебя здесь, на этом небесном пути.

Лила сказала:

5. О богиня! Отведи меня к моему мужу, о лотосоокая! Встреча с великими никогда не остается без награды!

Васиштха сказал:

6–10. «Пойдем же туда!» – произнеся это, девочка взлетела перед ней, показывая дорогу. Лила полетела за нею в глубину неба, как будто следуя благоприятной линии на открытой ладони. Сначала они пересекли пояс облаков, потом прошли путь ветров, миновали путь солнца и отправились далее, за звездные небеса. Они быстро прошествовали за миры ветров, Индры, божеств и сиддхов, миновали обитель Создателя Брахмы, Вишну и Шивы и прибыли на верхушку вселенной. Как ледяной холод выходит наружу из закрытого горшка, так Лила по своему пожеланию вышла за пределы вселенной.

11–14. Лила, чье тело было лишь созданием ума, ощущала свое путешествие, порожденное собственными представлениями. Миновав обитель Брахмы и других богов, она достигла границы вселенной, затем, выйдя за пределы вселенной, она пересекла покрывающие ее оболочки, начиная с водной. Двигаясь далее, она домчалась до пространства высочайшего Сознания, границы которого недостижимы даже для Гаруды, летящего с огромной скоростью сотни миллионов эпох. Здесь пребывало бесконечное множество невидимых друг другу разнообразных вселенных, подобных бесчисленным плодам в огромном лесу.

15–18. В один из этих миров, окруженных оболочками, Лила и вошла, как червяк проникает в плод, прогрызая ход. Снова прошествовав сквозь сияющие миры Брахмы, Индры, Вишну и других богов, она достигла прекрасной огромной страны под звездами. Долетев до этой страны и до того же города, она вошла в покои и оказалась рядом с мертвым телом, усыпанным цветами. Там красавица Лила не увидела дочери, которая куда-то пропала, подобно иллюзии, понятой как иллюзия.

19–22. Увидев лицо мертвого тела, она узнала в нем мужа своим различением. Она подумала: «Это мой муж, сраженный в битве царем Синдху. Достигнув небес героев, он мгновенно счастливо успокоился. Благодаря милости богини Сарасвати, я прибыла сюда в этом теле. Воистину, мне дано великое благословление». Так размышляя и взяв рукой прекрасное опахало, она начала обмахивать им тело царя, как небеса освежают землю луной.

Пробужденная Лила спросила:

23. Что сказали слуги, служанки и проснувшийся царь? Поведай, о богиня! Что они подумали?

Богиня ответила:

24–27. Царь и слуги видят и узнают друг друга по причине единства пространства Сознания и благодаря нашему благословлению. Будучи отражениями высочайшего Сознания и пребывая убежденными в незыблемости закона творения, они видят один другого как отражения друг друга: «Это моя собственная жена», «Это мой друг», «Это моя царица» и «Это мой слуга». Только ты, я и она будем полностью знать всю эту удивительную историю, и никто другой.

Пробужденная Лила спросила:

28. Почему эта красавица Лила не пришла к мужу, благословленная тобой, в своем плотном теле?

Богиня ответила:

29–33. Для тех, чей разум не пробужден, невозможно, пребывая в собственном теле, достичь высших миров, возникших силой благих заслуг, как тень не может оказаться на солнце. Так установлено мудрыми с начала создания, что истина несовместима с неправдой. Как те, кто не имеет понятий о привидении, могут увидеть привидение, воображенное ребенком? Пока в человеке пылает жар неразличения, как в нем может взойти прохлада луны разумного различения? Тот, кто убежден: «Я являюсь материальным телом и не способен лететь в пространстве», – не может иметь другого понятия и не способен летать.

34–39. С помощью мудрого различения, благих заслуг или благословления, полученного свыше, люди попадают в другой мир с благим чистым телом. Как сухие листья сгорают, мгновенно обращаясь в пепел, так в момент, когда обретено тонкое тело, пропадает понятие: «Я есть это материальное тело». Так же происходит в случае благословений и проклятий. Только при возникновении понятия о себе таком или ином возникает память об этом. Как ощущение змеи в веревке не может вести себя как змея, так и то, что не существует в Сознании, не может сделать что-либо! Понятие «это мертво» является неверным восприятием, которое возникает, воистину, только в силу прошлых привычек. Повторяющееся восприятие мира и прочего, действительно, не создается кем-то иным; эти легко возникающие иллюзии порождаются собственными повторяющимися восприятиями мира.

40. Восприятия мира возникают внутри, но людям, не владеющими истиной о видимом мире, они кажутся внешними объектами, далекими, как луна на небе.

Такова сарга пятьдесят третья «История о Лиле. О восприятии миров» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 54. История о Лиле. Исследование смерти.

Богиня сказала:

1–3. Поэтому только тот, кто знает истину или обрел прибежище в высочайшей дхарме, может достигнуть тонких миров, о Лила, другие не могут. Плотное тело по природе своей – заблуждение иллюзии, оно не может существовать в реальности, как тень не существует на солнце. Эта Лила не знает мудрости, и высочайшая дхарма не стала ее прибежищем, поэтому она достигла города своего мужа только в своем воображении.

Пробужденная Лила сказала:

4–8. Пусть будет так. Взгляни, о божественная мать, мой муж вот-вот испустит последний вздох. Что сейчас следует предпринять? Как закон устанавливается в делах существования и несуществования? И почему рождение, смерть и иные события кажутся случайными, не следующими закону? Как определяется природа предметов? Каким образом вещи обретают свою реальность? От чего зависит то, что огонь жарок, а земля тверда? Почему снег холоден и какова природа времени, пространства и прочего? Как появляется видимость существования и несуществования, обретения и отказа, плотного и тонкого? Почему все не преумножается беспредельно, включая траву, деревья, людей и прочее, даже при наличии причины для роста, пусть и нежелательной?

Сарасвати ответила:

9–12. Во время всеобщего разрушения, когда все возвращается в свое изначальное состояние, остается только бесконечное неподвижное пространство, Брахман. Своей осознанностью это Сознание ощущает: «Я есть искра света этого сознания». Таковы ощущения во сне, когда ты воспринимаешь реальными свое путешествие в пространстве и прочее. Эта частица света сама по себе обретает материальность, кажущуюся реальной, хотя она и нереальна, и это становится известным как сама вселенная. Затем внутри себя Брахман осознает: «Я есть Создатель Брахма», – и являет понятие, которое остается им самим. Это понятие и есть этот мир.

13–15. Что, как и где в этом творении изначально проявляется Сознанием, то, так и там существует и сейчас точно так же, без изменения. Отдельное сознание возникает в соответствии с тем, что проявилось в уме Создателя Брахмы, и потому ничто не случается само по себе, случайно и вне закона. Все это неверно называть пустотой даже при полном разрушении вселенной – может ли золото оставаться совсем бесформенным?

16–19. Как в начале творения в Сознании сама проявилась природа вещей, так природа льда, огня и прочего остается такой же даже сейчас. И потому невозможно отбросить свою собственную природу существования; закон существования неуничтожим, так как он есть Сознание. Какая материальная форма ни проявилась бы с самого начала творения, даже тонкая как пространство, ее качества не изменяются до сих пор. Проявление Сознания, не имеющее изменений, остается прежним в силу его постоянного восприятия.

20–22. Этот мир не был создан с самого начала, но он ощущается; он есть только проявление пространства Сознания, подобно развлечению во сне с пригрезившейся женщиной. Эта видимость не существует, но кажется реальной, – такова ее природа и таково восприятие существ. Огромное проявление Сознания как возникло в начале творения, так и сейчас остается неизменным, и это называется законом.

23–26. Пространство Сознания, осознающее себя как пространство, становится пространством; пространство Сознания, осознающее себя как время, становится временем; осознающее себя как воду, делается водой. Как человек видит сны, так в Атмане осознается вода. Сияние Сознания в сновидении является Сознанием, и благодаря удивительной способности Сознания несуществующее воспринимается как реальное. Пространство, вода, земля, огонь и ветер нереальны; знай, что Сознание осознает их в себе, как это происходит во сне, в воображении или в размышлении.

27–30. Теперь, для избавления от всех сомнений и обретения высшего блага в смерти, внимай рассказу о том, как вслед за смертью воспринимаются результаты действий. В соответствии с изначальным законом, действующим с начала творения, в каждую из четырех эпох люди могли жить одну, две, три или четыре сотни лет. Слушай об этом законе. Продолжительность жизни людей, определяемая их прошлыми действиями, становится длиннее или короче в зависимости от чистоты или нечистоты места, времени, действий и материалов. Когда человек пренебрегает следованием своим обязанностям, продолжительность его жизни уменьшается. Когда человек строго следует своим обязанностям, продолжительность его жизни увеличивается. Если же следовать обязанностям не строго, продолжительность жизни тоже будет средней.

31–33. Смерть приходит в соответствии с прошлыми действиями: некоторые из них приносят смерть в детском возрасте, другие дают юноше смерть в молодом возрасте, или старику – на исходе его лет. Тот, кто следует своей дхарме в соответствии с писаниями, будет благословлен длинной жизнью, обещанной писаниями. Так, в соответствии со своими действиями, человек достигает конца жизни. Придя к концу, он чувствует немалую боль в слабых местах тела.

Пробужденная Лила спросила:

34. О луноликая, прошу, расскажи мне все о смерти: приятна или неприятна смерть и что случается после нее?

Богиня Сарасвати сказала:

35–36. Перед лицом смерти тела различаются три типа человеческих существ. Одни из них глупы, другие практикуют сосредоточенность и третьи – мудрые йоги. Утвердившийся в сосредоточении оставляет тело по своему желанию, так же, как и йог, верно практиковавший сосредоточение.

37–40. Глупец, не практиковавший ни сосредоточение, ни йогу, во время собственной смерти бессилен и испытывает жесточайшие страдания. Под влиянием неподвластных ему сил своих прошлых восприятий, он вспоминает о множестве предметов и ощущает огромные страдания, подобно сорванному лотосу. Тот, чей ум не очищен писаниями и пребыванием в мудрой компании, ощущает во время смерти внутреннее жжение, как будто он сгорает в огне. Когда у не познавшего свою природу из горла вырывается хрип и восприятие путается из-за разнообразных видений, тогда его разум затуманивается.

41–45. Он теряет зрение и в густой тьме видит звезды даже днем, все вокруг кажется ему скрытым за облаками, и в небе повисает темный плотный туман. Он чувствует режущую боль в теле; у него путается сознание: он видит пространство как землю и землю как пространство. У него кружится голова, как водоворот в океане. Он как будто поднимается в воздух или погружается в глубокий сон. Он словно опускается в глубокий колодец или входит в камень; издаваемые им звуки становятся бессмысленными, и его сердце как будто разрывается. Он чувствует, что падает с неба, что его несет, как сухую траву ветром, что он взбирается на несущуюся колесницу или тает, как снег.

46–50. Он безуспешно желает выразить свои страдания, но теряет связь с родственниками. Его несет, как брошенный камень, и вращает, как крылья ветряной мельницы. Его закручивает, как в водовороте, его тащит, как будто на веревке, его словно качает на волнах или бросает в какой-то механизм. Его треплет, как солому порывами ветра перед дождем; он поднимается вверх, как водяной пар, и бросается вниз, как дождь в океан. Его как будто засасывает в воронку бесконечного пространства, и ему кажется, что океан и земля поменялись местами. Он все время то падает, по взлетает, свистящий звук собственного дыхания пугает его, и всеми чувствами он ощущает смятение и боль.

51–55. Постепенно все его чувства теряют силу, и он проваливается в темноту; так повсюду тускнеет свет, когда заходит солнце. Его память пропадает, и он не может отличить одно от другого, как после вечерних сумерек повсюду исчезает видимость. Затем этот глупец теряет способность думать и по причине неразличения ввергается в полное невежество. Когда он погружается в бессознательность, его дыхание прерывается, а когда прерывается дыхание, бессознательность увеличивается. Взаимно подпитывая друг друга, возрастают заблуждения и иллюзии. Человек становится бессознательным, подобно камню. Таков порядок, существующий с начала творения.

Пробужденная Лила спросила:

56. Страдание, заблуждение, беспамятство, иллюзия, болезнь, потеря сознания – почему это случается с этим восьмичленным телом?

Богиня ответила:

57–61. Так установлено созидающим Сознанием с самого начала творения. Джива, убежденный, что подобные страдания со временем неизбежны для него, узнает их естественно, как порождение своей природы, и ощущает их в своем уме разрастающимися, как дерево. Здесь нет других причин! Когда из-за боли каналы-нади своими сокращениями и расширениями затрудняют движение праны в теле, жизненная сила тела утрачивает свое естественное равновесие. Когда вошедшие праны не выходят, а вышедшие не входят, тогда по причине сужения каналов и отсутствия движения внешние восприятия прекращаются и остается только внутренняя память. Когда прана не входит, отсутствует исходящее дыхание и каналы-нади в теле прекращают действовать. Это состояние и называется смертью.

62–66. Существует ранее возникшее понятие: «Я умру в такое-то время», и в соответствии с ним человек оставляет мир. Так же и понятие «Я должен быть здесь таким» существует с начала творения и никогда не может быть разрушено. Природа Сознания не противостоит понятию, и поэтому в неизменном осознании своей природы нет ни рождения, ни смерти. Как вода в реке может быть иногда спокойной, а иногда взволнованной, так же и эта осознанность иногда неподвижна, и иногда принимает форму жизни. Как узлы на стебле плюща расположены один за другим, так же и в реальности осознания существуют сменяющие друг друга жизни и смерти.

67–70. Сознательное существо никогда не рождается и не умирает; оно только созерцает эту иллюзию, как привидевшееся во сне. Человек есть не что иное, как сознание. Как и когда он может умереть? Если он не отделен от Сознания, скажи, чем еще, как не Сознанием, он может быть? Скажи, кто видел смерть Сознания? Что это за смерть, чья она и как возможна? Умирают миллионы тел, но Сознание остается неизменным. Если бы Сознание умирало даже в одной смерти, то с этой одной смертью окончились бы все восприятия.

71–73. Скопление разнообразных мнений и желаний становится дживой, отдельностью, к которой применимы понятия жизни и смерти. Потому никто не умирает и никто не рождается, это только джива вращается в водоворотах собственных понятий. Склонности и желания пропадают только в случае твердого, достигнутого с помощью размышлений понимания того, что в силу абсолютной невозможности видимого мира он не существует.

74. Постоянной практикой верного видения, что этот кажущийся мир никогда не появлялся, лишенный желаний джива освобождается от страха сансары. Такова истина.

Такова сарга пятьдесят четвертая «История о Лиле. Исследование смерти» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 55. История о Лиле. О жизни и смерти.

Пробужденная Лила спросила:

1. О богиня! Дабы углубить мое понимание, расскажи мне еще о рождении и смерти человека.

Богиня ответила:

2–5. Когда движение в каналах-нади затруднено и останавливается течение жизненной силы, сознание существа как бы останавливается. Чистое Сознание никогда не растет и не уменьшается, оно вездесуще и пребывает в неподвижных предметах и в живых существах, в пространстве, в горе, в огне и в ветре. Когда движение прекращается из-за полной остановки жизненной силы, тело считается мертвым, лишенным сознания. Когда оно становится трупом и его жизненная сила возвращается ветру, отдельное сознание, освобождаясь от склонностей и желаний, пребывает в истине собственной сущности.

6–7. Крошечная частица сознания, обладающая склонностями, называется дживой, или отдельным сознанием. Удерживаемое желаниями, это сознание остается в пространстве, находясь в тех покоях, где лежит мертвое тело. Это то, что люди обычно называют духом, – сознательность, вобравшая желания и склонности, подобная аромату, несомому ветром.

8–10. Оставив этот видимый мир, отдельное сознание воспринимает разнообразные формы, когда в нем возникают внутренние ощущения, как это бывает во сне или в воображении. В том же месте, внутри себя, как и ранее, оно обретает воспоминания, и когда кончается бессознательность после смерти, человек видит другое тело. В себе самом оно видит другое пространство, полное объектов и событий, с иными небом, землей, луной и солнцем.

11–12. Есть шесть типов таких душ, выслушай объяснения об отличиях между ними: обычные грешники, средние грешники и самые ужасные грешники; обычные добродетельные, лучшие и самые лучшие из добродетельных. Некоторые же могут быть отнесены к двум или даже трем из этих категорий.

13–17. Некоторые глупцы, самые ужасные грешники, после смерти погружены в бессознательность и потерю памяти в течение целого года, пребывая подобно камню. Со временем они вновь пробуждаются, долгое время ощущая свои прежние склонности как нескончаемые страдания преисподней. Они проходят через сотни рождений, двигаясь от одного ужасного страдания к другому, пока не увидят конец страданий в своих блужданиях в сновидениях сансары. Или же после заблуждения смерти они ощущают состояние деревьев и других растений, со множеством неосознанных страданий. И снова они попадают в ужасные нижние миры, ведомые своими склонностями, затем же, по прошествии долгого времени, рождаются на земле в чревах существ.

18–19. Средние из грешников тоже вслед за заблуждением смерти некоторое время остаются бессознательными, подобными камням. Затем, пробудившись через некоторое время, пройдя через множество рождений в облике червей, змей и прочих низших животных, они возвращаются в сансару.

20–21. Обычные грешники вскоре после смерти обретают человеческое тело в соответствии со своими склонностями. Они осознают свое рождение, как будто во сне или воображении, – и в тот же самый момент появляются их воспоминания.

22–23. Лучшие из добродетельных после забвения смерти ощущают, в соответствии со своими благими склонностями, рай или небесный город видьядхар. Потом, насладившись в других мирах результатами прошлых деяний, они рождаются в мире людей в богатых и хороших семьях.

24–28. Средние из добродетельных после забвения смерти, несомые ветром в пространстве, входят в побеги растений в райском саду. Затем они попадают в тело человека, насладившегося сладкими плодами этих растений, и, проникнув в семенную жидкость, входят в чрево, из которого и рождаются должным образом. В соответствии со своими склонностями души после бессознательности смерти ощущают это в себе последовательно или случайным образом. Сначала они думают: «Мы умерли», – а вслед за этим, благодаря подношениям риса и прочего от родственников, они знают: «Мы снова рождаемся». Затем они думают, что за ними пришли посланники бога смерти Ямы с петлей времени в руке, и чувствуют, что их уносят в город смерти.

29–33. Лучшие из добродетельных видят снова и снова, в соответствии со своими прошлыми действиями, божественные миры, сады и прекрасные небесные колесницы. Грешники, в соответствии со своими прошлыми действиями, ощущают и обретают холод льда, овраги с колючими кустами и леса острых пик. Те, чьи благие заслуги обычны, испытывают переживания: «Это мой спокойный путь с прохладной зеленью и освежающей тенью, с озерами вокруг. Я пришел в город бога смерти Ямы, это он – бог всех существ, совершающий суд в соответствии с моими былыми действиями». Так каждое отдельное сознание в смерти видит соответствующую часть мира, со всеми подходящими объектами, действиями и ситуациями.

34–38. Есть только лишенное объектов Сознание, подобное пустому пространству, где место, время, действие и длительность хотя видятся, но совершенно не существуют. Но джива ощущает: «В соответствии с моими действиями, мне приказано подняться в прекрасный рай или идти в преисподнюю», «Я наслаждаюсь раем» или «Я страдаю в аду», «Пройдя через эти рождения, я снова возвращаюсь в мир сансары!», «Я рожден ростком риса», затем «Я стал зерном». Так наконец, постепенно пробуждаясь, джива становится сознательным существом. Будучи спящей причиной, съеденное зерно превращается в семя в человеке, затем попадает в чрево матери, где становится зародышем.

39–43. Джива возрождается в мире в соответствии со своими прошлыми действиями, принимая форму невинного ребенка, удачливого или не удачливого. Затем он ощущает юность, сияющую красотой луны и полную ожиданием любви, затем – старость, подобную внезапно выпавшему снегу, выпавшему на лотос жизни. Затем – снова болезни и смерть, и вновь бессознательность смерти, и еще раз, как во сне, – обретение тела благодаря подношениям риса. Снова он попадает в мир смерти и опять скитается в заблуждениях, вновь и вновь проходя через разные рождения. Это длится, повторяясь, и джива, будучи формой пространства, в пространстве ощущает снова и снова эти видимости, пока не обретет освобождения.

Пробужденная Лила спросила:

44. О богиня, как появилось это заблуждение в самом начале творения? Расскажи мне, окажи милость, об этом для совершенствования моего понимания.

Богиня ответила:

45–50. Горы – это только Сознание, деревья – это лишь Сознание, земля – это лишь Сознание, небо – это лишь Сознание. Будучи сущностью всего, когда и каким это чистое Сознание проявляется как Ишвара, тогда и таким оно становится, оставаясь высшим пространством чистого Сознания. В начале творения Ишвара является изначальным прародителем, подобно приснившемуся человеку. Каким он проявился, таким и пребывает даже сейчас. Сначала возникло движение, проявляющееся как объекты; его отражение и есть объекты этого мира, которые существуют в том же виде и сейчас. Ветер входит в отверстия тела и приводит в движение его части: такое тело называют живым. Таково состояние живых тел с самого начала творения. Тела, в которых осознанность присутствует, но движения нет, называются деревьями и растениями.

51–56. Только небольшая часть пространства Сознания становится сознанием в этих телах, а остальное Сознание остается как есть. Эта часть сознания обретает кажущиеся ограничения человеческого тела и посредством глаз и прочих органов чувств начинает ощущать мир и взаимодействовать с ним. Глаза и прочие органы чувств сами по себе не способны к осознанию и даже при восприятии творения не становятся живыми. Что и как Сознание осознает по своей воле, то и так оно знает. Таким образом пространство есть пространство, земля есть земля и вода существует как вода. Так Сознание, являющееся сутью всего, осознает все тела – в движущемся осознавая движение, а в недвижимом – неподвижность. Поэтому живое соответствует такому восприятию себя и, осознавая себя так, остается таким и сейчас. То, что из-за неподвижности ощущается деревом, остается и сейчас неразумным камнем, деревом или травой.

57–60. Нет никаких отдельных разумности или неразумности. Между ними нет разницы, поскольку с начала творения в них одинаково присутствует существование. Внутреннее самовосприятие, пребывающее в деревьях и камнях, делает их обладающими осознанностью, – таково их состояние. Из-за этих восприятий объектов в Сознании тоже воспринимают по-разному и знают их под разными именами. В соответствии с собственным внутренним осознанием червей, бабочек и прочих насекомых они узнаются под разными именами.

61–63. Как люди, живущие у северного моря, ничего не знают о людях, живущих у южного моря, зная только о себе, так же живые существа и неживые объекты погружены в собственные ощущения, воспринимая других по-своему. Лягушка, живущая в трещине камня, и лягушка, обитающая вне камня, не осознают друг друга и друг для друга не существуют. Так же существа не знают существования других.

64–67. Вездесущее осознание, являющееся всем и осознаваемое пространством Сознания, с начала творения осознает себя ветром и существует таким до сих пор. То, что воспринимается как пустота, есть небо, в котором пребывает ветер, являющийся по своей природе движением и вызывающий движение всех объектов. С высшей точки зрения осознанность пребывает в подвижных и неподвижных существах, разница в том, что одних приводит в движение ветер, а других не приводит. В этом иллюзорном творении объекты являются лучами Сознания, и даже сейчас они такие же, какими были с самого начала творения.

68–69. Я поведала тебе о проявлении собственной природой всех объектов. Хотя это проявление нереально, оно кажется реальным. Посмотри, царь Видуратха умер. Он собирается войти в сердце твоего мужа Падмы, чье тело покрыто цветами.

Пробужденная Лила сказала:

70. О богиня! Давай мы перенесемся туда, чтобы узреть, как он придет в усыпальницу, где лежит мертвое тело.

Богиня сказала:

71–72. Он движется по пути своих человеческих, скрытых внутри желаний, думая: «Я иду далеко в иной мир». Мы тоже последуем этим путем в соответствии с твоим желанием, ведь противодействие желаниям друга не поддерживает дружбы.

Васиштха сказал:

73. С этими словами усталость царицы прошла и солнце понимания взошло в разуме. Вместе с этим сознание покинуло разум Видуратхи.

Такова сарга пятьдесят пятая «История о Лиле. О жизни и смерти» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 56. История о Лиле. О сознании после смерти.

Васиштха сказал:

1–5. В это время глаза царя закатились, его жизненная сила почти иссякла, губы побелели и словно истаяли. Лицо побледнело и стало подобно иссохшему листу, из горла раздавался приглушенный слабый хрип, напоминающий гудение пчелы. Его ум погрузился в темную бездну глубокого беспамятства смерти, внутри полностью прекратилась деятельность органов чувств. Его тело стало бессознательным и неживым, как изображенное на картине, и все конечности обрели неподвижность, как у каменной статуи. Что тут долго описывать? Жизненная сила покинула тело, как птица взлетает в небо из своей обители на дереве, собирающемся упасть.

6–8. Лила и Сарасвати узрели своим божественным видением, как его душа, осознание, обусловленное праной, поднялась в небо, словно тончайший аромат, несомый ветром. Эта душа соединилась в небе с жизненной силой тонкого тела и начала далекое путешествие в пространстве, соответствующее его склонностям. Две женщины последовали за ограниченным сознанием дживы, как две пчелы, летящие за тонким ароматом в дуновении ветра.

9–11. Затем мгновенно, по окончании бессознательности смерти, ограниченное сознание пробудилось в пространстве, начав осознавать, как ветер ощущает аромат. Оно увидело посланников Смерти, уносящих тело, рожденное благодаря подношениям пищи, сделанным родственниками. Долгой дорогой оно проследовало туда, где рассматриваются плоды действий, – к городу Смерти, полному людей.

12–14. Оно вошло в город Смерти и предстало перед самим богом смерти Ямой, который провозгласил, что царь никогда не совершал грешных поступков, всегда действовал только верно и благородно и процветал благословением богини Сарасвати. «Его прошлое мертвое тело возлежит в облаке цветов. Пусть он отправится к нему и войдет в него. Отпустите его», – приказал Яма, подумав.

15–19. Отпущенное Ямой, сознание царя взлетело в небо, как камень, выпущенный из пращи, и за ним проследовали в пространстве Лила и богиня Сарасвати. Будучи тонким отдельным сознанием, оно не видело двух форм, мчащихся за ним по небу. Быстро покинув пределы миров и свою вселенную, войдя в другую вселенную и сошедши на землю, достигнув города царя Падмы и внутренних покоев Лилы, две мысленные формы вместе с дживой царя в один миг легко ступили в покои Лилы, как дуновение ветра входит в цветок лотоса, как солнечный свет проникает в бутон, а аромат – в ветер.

Рама спросил:

20. О брахман! Но как он нашел этот дом, где возлежало тело? Как умерший воплощенный узнаёт свой путь?

Васиштха ответил:

21–25. Ощущение себя в мертвом теле Падмы – это чувство «я» в сердце Видуратхи, о Рама. Почему бы ему не достигнуть этого дома? В искре отдельного сознания дживы существуют бесчисленные миры, являющиеся иллюзией, подобной огромному дереву, скрытому в семени. Кто не видел этого? Как живое семя видит побег в своем сердце, так же искра сознания дживы воспринимает собственное существование как множество тройственных миров. Как человек, находящийся в одном месте, постоянно помнит о сокровищах, которые он оставил в далекой стране, так же и отдельное сознание помнит свои желания, остающиеся в собственных понятиях, даже пройдя сквозь сотни рождений и побывав во множестве мест.

Рама спросил:

26. О Бхагаван! Как отдельное сознание, которому не воздавались подношения пищи и риса, способно получить тело без подношений и прочих ритуалов?

Васиштха ответил:

27–29. Независимо от того, были сделаны подношения пищи или нет, если понятие «Я получил подношение» появляется в сердце, человек обретает плоды подношений. Мудрые знают: каков ум, таков и человек. Это верно и для обладающих телом, и для не имеющих его, и никак иначе. Думающий «Для меня сделаны соответствующие подношения», даже если их не было, получает их результат. Думающий «Для меня соответствующих подношений не сделано» не получает их плодов, даже если подношения были принесены.

30–31. Реальность предметов соответствует понятиям о них, а понятие вызывается предметами. Как в соответствии с понятием человека яд становится нектаром, так, в соответствии с ощущением, нереальный предмет становится реальностью.

32–34. Без причины никогда и ни у кого не возникает и не существует никакого ощущения или понятия. Будь в этом уверен! Без причины не бывает следствия до самого конца творения, никто не видел такого и не слышал о таком, ведь лишь единое Сознание способно проявляться само по себе. Только само Сознание становится склонностями и понятиями, подобно объектам, наблюдаемым во сне. Только оно само обретает качества причины и следствия, как будто становясь ими.

Рама спросил:

35–36. Если душа умершего человека считает, что у него нет заслуг, а его друг отдает ему множество заслуг, будут ли в этом случае учтены заслуги или они будут потеряны? Что имеет большую силу – вера в заслуги или вера в прегрешения?

Васиштха ответил:

37–39. Вера появляется в зависимости от места, времени, действий и использованных материалов. Если она появляется, то торжествует то убеждение из двух, которое сильнее. Если ритуалы выполняются в соответствии с установленным писаниями порядком, то они наполняют сознание умершего, если нет – то сознание преисполняется нечистыми понятиями об отсутствии заслуг. Во взаимной борьбе побеждает более сильный, и потому необходимо верно практиковать и направлять правильные усилия.

Рама спросил:

40–41. О брахман, если понятие возникает в связи с местом, временем и прочими условиями, то откуда берутся место, время и прочее в самом начале творения? Когда появляются основная и сопутствующие причины, тогда появляется и понятие. Но при отсутствии причин откуда взяться понятию?

Васиштха ответил:

42–45. Это так, о сильнорукий! В начале творения, после великого разрушения, не было никакого времени и никакого пространства. В отсутствие сопутствующих причин не существует и не появляется понятий о видимом, и вообще ничего не проявляется. По причине несуществования видимого все, что здесь видится, есть только Брахман, самоосознающее Сознание, пребывающее в своей неизменности. Я объясню это тебе, приведя еще сотню разных доказательств. Для этого давай возвратимся к истории, слушай продолжение!

46–49. Достигнув места, они увидели прекрасно убранные покои дворца Падмы, усыпанные подношениями цветов и подобные весенней прохладе. Мертвое тело возлежало в гирляндах цветов жасмина, кунда и мандара. Люди во дворце отдыхали от своих дел. Мертвое тело было скрыто гирляндами цветов, и в изголовье его ложа стоял очищающий ритуальный сосуд с водой. Двери в покои были затворены, окна надежно заперты, приглушенный свет ламп бросал тени на чистые стены, спокойное дыхание спящих наполняло дом.

50. Покои были прекрасны, словно взошедшая полная луна; их красота превосходила великолепие небесного рая; место было восхитительно и божественно, словно внутри лотоса Создателя Брахмы; дом пребывал в благоговейной тишине, его чистота и спокойствие напоминали луну.

Такова сарга пятьдесят шестая «История о Лиле. О сознании после смерти» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 57. История о Лиле. Размышление о сне.

Васиштха сказал:

1–4. Затем Лила и Сарасвати увидели сидящую рядом с мертвым телом Лилу, умершую прежде Видуратхи и прибывшую сюда до них. Она была одета, как и раньше, ее тело, поведение, привычки, форма были такими же, и во всем она была прекрасна. Она находилась там, в той же одежде и с теми же украшениями, с такими же движениями. Взяв прекрасный веер, она обмахивала им своего царя, украшая землю, как взошедшая луна украшает небеса.

5–9. Лила пребывала в молчании, опустив свое луноподобное лицо на левую ладонь, напоминая цветами и украшениями цветущий сад. Ее взгляд словно изливал потоки цветов жасмина и лотоса, ее красота была подобна прелести взошедших на небе многих лун. Она олицетворяла собой Лакшми, восседающую рядом с самим царем Вишну; она казалась букетом из множества восхитительных цветов. Лила с надеждой вглядывалась в лицо своего мужа, бледная как ночь, освещенная убывающей луной. Лила и Сарасвати видели ее, но она их не замечала, поскольку они были истинными понятиями, а она не была таковой.

Рама спросил:

10–11. Ты раньше упоминал, что здесь оставалось тело первой Лилы, которая во время внутреннего погружения путешествовала вместе с Сарасвати в своем тонком теле, но ты теперь не упоминаешь о ее теле. О мудрый, расскажи мне, что с ним случилось и где оно теперь?

Васиштха ответил:

12–16. Что такое тело Лилы?! Откуда в нем взяться истине? Оно было лишь заблуждением, подобным видению воды в мираже. Только Атман, чистое Сознание, является всем этим миром. Откуда взяться понятиям о теле и прочем? Есть только Брахман, блаженство и реальность. Все, что ты видишь, есть только это Сознание. Благодаря возрастанию понимания Лилы, ее тело постепенно растаяло в бесконечности, подобно снегу на солнце. В тонком теле со временем возникает заблуждение: «Я являюсь плотным материальным телом», – подобно видению змеи вместо веревки. Что видит тонкое тело, это и ощущается. Только это и становится плотным телом, составленным из элементов. В реальности плотное тело, состоящее из элементов земли и прочих, не реально ни по названию, ни по смыслу, подобно рогам кролика.

17–20. Когда человеку во сне кажется, что он превратился в оленя, будет ли он по пробуждении искать оленя для проверки реальности увиденного? Нереальность возникает в силу заблуждения и исчезает при осознании реальности, как пропадает ошибочное видение змеи в веревке, оставляя только веревку. Так же эта беспричинная и бесполезная видимость материального творения проявляется в уме непробужденного. То, что называется творением, подобно общеизвестному состоянию сновидения. Постоянное повторение понятия «Я есть тело» в следующих друг за другом рождениях подобно непрерывному вращению земли.

Рама спросил:

21. О уважаемый, как люди видят находящееся перед ними тело йога, обретшего свое тонкое тело?

22–25. Васиштха ответил:

При переходе из одного тела в другое, прошлое тело не разрушается, как в тонком теле во снах. Тело йога, даже если оно видимо, может становиться незримым, подобно снежинке на солнце или белому облаку в осеннем небе. А у некоторых йогов тело благодаря быстроте передвижений неразличимо даже для других йогов, и, тем более, для обычных людей, подобно птице, прямо перед тобой быстро взлетающей в небо. Только по причине собственных неверных понятий кто-то может сказать о йоге, что он умер где-то, когда-то и по какой-то причине.

26–27. Понятие «Я есть тело» является заблуждением, и оно утрачивается с осознанием истины себя, как понятие о змее пропадает с осознанием веревки. Где и чье это тело, какова его реальность? Что разрушается, зачем и каким образом? Что было всегда, только то и существует, уходит только невежество.

Рама спросил:

28. О учитель, меня беспокоит такой вопрос: материальное тело становится тонким или тонкое тело возникает иным образом? Прошу, объясни мне!

Васиштха ответил:

29–33. Я тебе это повторял множество раз, почему ты никак не поймешь? Есть только тонкое тело, материального тела никогда не существовало! В силу постоянной практики в тонком теле появляется понятие о том, что оно материально. Когда это понятие прекращается, возвращается изначальная реальность тонкого тела. Тогда глупое восприятие твердости и плотности тела пропадает благодаря чистой мудрости пробужденного, как по пробуждении прекращается воображение спящего. Тогда у йога появляется понимание тонкости и легкости тонкого тела, как во сне при осознании того, что это сон, тело становится легким. Как во сне с пониманием сна тело становится легким, так при осознании мудрости это плотное тело осознается как тонкое и пространственное.

34–37. У людей, утвердившихся в повторяющихся долгое время понятиях о материальном теле, когда это тело становится трупом и кремируется, возникает ощущение тонкого тела. Йог, благодаря величию своего пробуждения, тонкое тело ощущает даже в этой жизни. Когда во сне появляется в памяти понятие «Я есть только понятие», то каким становится тело понявшего, такое тело и обретается им при пробуждении. Материальное тело видится, как змея в веревке: это только заблуждение. Что умирает, когда оно пропадает? И что появляется, когда оно рождается?

Рама спросил:

38. О мудрый! Если потом приближенные во дворце по ее желанию Лилы увидят ее, что тогда они подумают о ней?

Васиштха ответил:

39–42. Они будут знать, что это царица, пребывающая в печали. Вторую Лилу они увидят одной из ее подруг, что появилась откуда-то. Какое сомнение тут может быть у этих неразличающих несчастных? Они действуют в соответствии с тем, что видят. Откуда у них взяться различению? Как брошенный в крону дерева комок сухой земли не может задеть его, так же в своем заблуждении эти невежественные ослы не влияют ни на что. В силу того, что по пробуждении приснившееся тело пропадает неизвестно куда, оно нереально. Так же нереально и плотское тело мудрого.

Рама спросил:

43. О Бхагаван, куда пропадает по пробуждении приснившаяся гора? Развей мои сомнения, как ветер уносит осенние облака.

Васиштха ответил:

44–46. Горы и прочие предметы, воображаемые в заблуждении сна, растворяются в осознании, как движение воздуха в ветре. Как дующий ветер сливается с неподвижным, так же объекты сна пропадают, растворяясь в сознании. Только само сознание видится как сновидение. Сознание сияет иллюзиями сновидений и фантазий, но, когда эти проявления заканчиваются, все возвращается в единство своей природы.

47–50. Нет разделения между сознанием и объектами сна, как неразделимы вода и ее текучесть, ветер и его движение. Неверное понимание, что отличия между ними существуют, является величайшим невежеством, это и называется сансарой, порожденной неверным пониманием. В отсутствие сопутствующих причин какое может быть разделение между осознанием приснившихся объектов и самими этими объектами во сне? Такое разделение не имеет смысла. Нет сомнения, что сновидение подобно миру бодрствования: в сновидении видится нереальный город, а в бодрствовании с начала творения грезится нереальный мир.

51–54. То, что видится во сне, не может реально существовать, реально только сознание, объекты сна нереальны. Как мгновенно или постепенно приснившаяся гора становится пространством по пробуждении, так же с осознанием истины материальное тело превращается в пространство. Тот, кто не ведает своей собственной природы, видя знающего, пребывающего в тонком теле, считает: «Он умер» или «Он улетел на небо». Эти творения – только видимость, неверные восприятия; они пусты, как наблюдаемое во сне заблуждение, полное иллюзии майи.

55. Все эти восприятия сновидений, эти следующие одно за другим иллюзорные видения, эти кажущиеся проявленные творения, возникшие как течение воды в реке миража, в пробуждении после смерти становятся тонким телом.

Такова сарга пятьдесят седьмая «История о Лиле. Размышление о сне» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 58. История о Лиле. Оживление Падмы.

Васиштха сказал:

1. В это время Сарасвати остановила ограниченное сознание Видуратхи, которое готовилось к вхождению в тело Падмы, как по желанию задерживается движение мысли.

Лила спросила:

2. Богиня, скажи, сколько времени прошло с тех пор, как я погрузилась в глубокое сосредоточение в этих покоях, где находится тело царя?

Сарасвати ответила:

3–6. Уже целый месяц две твои служанки охраняют покой спящего тела в этой комнате. Слушай рассказ о том, что случилось с твоим телом, о лучшая из красавиц! Твое тело сгнило и высохло за первые пятнадцать дней. Безжизненное, оно упало на землю, как сухой лист, и стало трупом, твердым, как доска, и холодным как снег. Пришедшие советники, увидев иссохшее тело, решили, что ты умерла по своей воле, и убрали его из комнаты.

7–9. Что тут еще рассказать? Тело твое положили на погребальный костер, сложенный из сандаловых дров, полили очищенным маслом, и скоро оно превратилось в пепел. Затем, громко рыдая и причитая оттого, что царица умерла, твои приближенные совершили все необходимые дальнейшие церемонии. Они невообразимо удивятся, увидев здесь тебя в этом теле, и решат, что ты пришла из другого мира.

10–12. О дитя, ты со своим видимым чистым телом, созданным проявленным истинным понятием, будешь настоящим чудом! Благодаря понятиям о прошлом теле, которые у тебя были, эта возникшая форма напоминает прежнюю, моя дочь! Каждый воспринимает все в соответствии со своими понятиями, как в примере ребенка, который видел привидение.

13–16. Сейчас ты есть тонкое тело, о красавица, знающая истину, без памяти о прошлом теле с прежними понятиями. Когда утверждается тонкое восприятие, утрачивается плотное тело. Хотя другие видят плотное тело мудрого, оно подобно осеннему облаку в небе. Когда осознание тонкого существования твердо, все тела оказываются подобными облакам без воды или цветам без запаха. При утверждении истинных понятий и осознании тонкого тела плотное тело забывается, как в юности забывается детство.

17–18. Сейчас уже тридцать первый день, и мы сейчас здесь, в этом пространстве. По моему желанию служанки под утро заснули. О Лила! Иди сюда, давай сами откроемся этой Лиле, проявимся игрой воображения, покажемся ей должным образом.

Васиштха сказал:

19–21. Пожелав, чтобы эта Лила увидела их обеих, Лила и Сарасвати предстали перед нею как две сияющие формы. Вся комната наполнилась сияющим светом, и глаза Лилы, жены Видуратхи, широко раскрылись от удивления. Комната казалась вырезанной из лунного диска, омытой струящимся золотом, ее стены выглядели прохладным сияющим потоком.

22–24. Увидев сияние покоев и находящихся прямо перед нею Лилу и Сарасвати, вторая Лила в изумлении поднялась со своего места и упала им в ноги со словами: «К моему счастью, вы пришли, о богини! Да будете вы всегда победительницами, о дающие жизнь! Я прибыла сюда раньше, прокладывая путь, о великие!» После этих слов прекрасные молодые красавицы расселись на высоких сиденьях, подобные вьющимся лианам на вершинах горы Меру.

Сарасвати сказала:

25. О дитя! Расскажи с самого начала, как ты попала в это место, что видела в пути, где и какой дорогой шла?

Вторая Лила ответила:

26–29. О богиня! В прежнем месте я потеряла сознание и пропала, как молодая луна, уничтоженная огнем окончательного разрушения. Закрыв глаза дрожащими ресницами, я совершенно ничего не чувствовала. Потом, после бессознательности смерти, я увидела, о богиня, как я поднялась в воздух и поплыла. Затем в тонком пространстве я взошла в колесницу ветра, и он понес меня, как носит неуловимые ароматы, и доставил в эти покои.

30–33. О богиня, здесь я увидела эту прекрасно убранную слугами комнату, освещенную лампой и безлюдную, с этим прекрасным ложем. Здесь я узрела своего мужа Видуратху, возлежащего в груде цветов, подобного богу весны в цветущем лесу. Я подумала, что он устал после битвы и заснул, и, о богиня, решила не мешать этому сну. Вскоре после этого сюда прибыли вы. Это все, что я ощутила, о дающие благословление!

Сарасвати сказала:

34. О красавицы-лебеди, прекрасные Лилы! Теперь я подниму этого царя с его смертного ложа.

35–42. Сказав так, она отпустила душу, как лотос источает аромат, и ограниченное сознание Видуратхи проникло через нос в тело в виде дуновения ветра. Как входит ветер в пустой бамбук, оно влетело через нос, с сотнями скрытых понятий и желаний внутри, многочисленных, как жемчуга в молочном океане. Когда сознание вошло внутрь, лицо Падмы порозовело и засияло, словно увядший лотос, политый живительными дождями. Одна за другой все конечности царя ожили и наполнились свежей силой, как заросли вьющихся растений, что растут весной на склонах горы. И вот он воссиял, как полная луна в полнолуние, озарив землю светом своего лика. Его руки и ноги наполнились соками, стали мягкими и обрели красивый золотистый оттенок, словно молодые весенние побеги. Он распахнул свои чистые прекрасные живые глаза, подобные двум ярким звездам, как мир открывает свои глаза луны и солнца. Его тело ожило и приподнялось, подобно горе Виндхья, и глухим глубоким голосом он вопросил: «Кто здесь?»

43–45. Две Лилы, находящиеся перед ним, сказали: «К вашим услугам!» – и он заметил склонившихся перед ним двух Лил, сходных в движениях, похожих по виду и форме, в подобных позах, с одинаковыми голосами и действиями, равно прекрасных во всем. Узрев это, он спросил у первой Лилы: «Кто ты? И кто она? И что здесь происходит?» – и та ему ответила.

Лила сказала:

45–49. О господин, выслушай мои слова! Я – твоя жена Лила, твоя супруга в прошлых жизнях. Я всегда с тобой, как всегда вместе слово и его значение. Эта вторая Лила – другая твоя жена, созданная мною для твоего наслаждения как мое отражение. А это, о господин, смотри: сама святая богиня Сарасвати, мать всех трех миров, сидит у тебя в изголовье на золотом троне. Она явилась здесь благодаря накопленным нами заслугам, и она привела нас сюда, о великий царь, из другого мира.

50–51. Услышав это, лотосоокий царь поднялся, весь в цветочных гирляндах, и упал в ноги перед богиней: «Сарасвати, приветствую тебя, о богиня, благословляющая всех! Молю, дай мне, о исполняющая желания, мудрости, долгой жизни и богатства!»

52–53. После этих слов богиня Сарасвати коснулась рукой его головы и сказала: «О сын, пусть твои желания будут исполнены в твоей жизни. Все несчастья и все мысли, приносящие страдания, пусть покинут тебя. Да придет бесконечное счастье! Пусть население царства процветает, а богиня богатства Лакшми всегда пребывает в твоей стране».

Такова сарга пятьдесят восьмая «История о Лиле. Оживление Падмы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 59. История о Лиле. Нирвана Падмы.

Васиштха сказал:

1–2. Произнеся это, Сарасвати пропала. Наступило утро, и все люди вместе с лотосами пробудились. Царь обнял свою жену Лилу, и Лила обняла в ответ его, вернувшегося к жизни после смерти. Они обнимались снова и снова, полные огромного счастья.

3–7. Царский дворец наполнился радостными хлопотами и любовью, восторженными празднующими людьми и звуками музыки и песен. Были слышны шум и крики приветствий, победные кличи и поздравления, пожелания благополучия и благословения. Радостные, счастливые люди и дружественные правители заполнили царский двор. Сиддхи и видьядхары бросали охапки цветов тысячами дождей; звучали удары бубнов и разнообразных барабанов, звуки труб и раковин. Разносился громкий рев слонов, поднявших хоботы; двор наполнился веселыми звуками и движениями самозабвенно танцующих женщин. Поздравляющие с подарками в руках сталкивались друг с другом. Прекрасную обстановку создавали люди, чьи головы украшали цветы.

8–11. Пространство напоминало шелковую ткань, по которой советники, правители соседних государств и жители города разбрасывали цветы и зерна риса. Небо наполнилось красными лотосами ладоней танцующих женщин. Браслеты и гирлянды раскачивались в танце на шеях радостных девушек; упавшие красивые цветы смешивались с пылью под их ногами. Шелковые одежды и накидки танцующих походили на купола осенних облаков; площадь перед дворцом сияла тысячами лун прекрасных девичьих лиц. Повсюду люди рассказывали, что царица вернулась со своим мужем из другого мира.

12–14. Царь Падма, узнав историю обо всем произошедшем с ним, совершил очищающее омовение водами четырех океанов. Брахманы и советники короновали его на правление, как боги короновали великого Индру, стремящегося к могуществу и исполненного бессчетных желаний. Обе Лилы и царь, мудрые и освобожденные в этой жизни, наслаждались рассказами о своих прошлых приключениях, как люди наслаждаются любовными отношениями.

15–17. Царь Падма наслаждался богатствами всех трех миров, полученными по благословению богини Сарасвати и благодаря собственным усилиям. Царь, пробужденный к мудрости богиней Сарасвати, вместе с обеими Лилами безукоризненно правил этим царством восемьдесят тысяч лет. После долгих лет жизни освобожденными при жизни мудрецами они стали освобожденными мудрыми сиддхами без тела.

18. Их царство было безукоризненно, прекрасно и блаженно благодаря присутствию мудрецов. Оно было благородно, дружественно и благоприятно для всех, доставляя спокойствие и удовлетворение всем подданным. После долгого правления супруги обрели полное освобождение.

Такова сарга пятьдесят девятая «История о Лиле. Нирвана Падмы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 60. История о Лиле. О цели истории.

Васиштха сказал:

1–4. О Рама! Я поведал тебе эту очищающую историю о Лиле для уничтожения ошибки восприятия. Оставь же все идеи о материальности мира! Не существует реальности видимых предметов, и нет необходимости ее прекращать. В силу понятия об их реальности возникает ошибка избавления от них, но этой ошибки не существует при понимании их нереальности. С помощью знания видимый мир должен быть понят как пустота пространства. Обладая таким единым видением, знающий сам становится подобным пространству. Этот видимый мир создан безо всякой материальности самосуществующим Создателем Брахмой, являющимся только сиянием Сознания. В этом случае, несомненно, мир создан в нем самом.

5–8. Сознание входит в поток осознания творения, по желанию становясь чем угодно, до тех пор, пока осознание не будет остановлено. В чистом Атмане, в пространстве Сознания, в мельчайшей его частице сияние пространства Сознания понимается как этот мир. И поэтому – какова истина глупого заблуждения, и каковы его склонности? Каковы его основа, закон и его необходимость? Все это, каким оно видится, без исключений является только бесконечной иллюзией майи, и даже сама майя нереальна.

Рама сказал:

9–11. О мудрый! Какое высочайшее видение истины ты показал! Оно подобно лучам луны, успокаивающим огонь лесного пожара! О, теперь наконец-то, спустя столь долгое время, я познал полностью то, что должно быть понято. Я постиг, как это, что это, как это должно быть узнано, почему это и когда. О лучший из дваждырожденных, я как будто обрел спокойствие и нирвану, слушая эту удивительную историю и ее объяснения в соответствии с писаниями.

12–15. Объясни мне, о мудрый и всезнающий, одно мое затруднение. Я никак не могу утолить жажду нектара твоих слов, наполняющих мой слух. Как в трех творениях текло время относительно мужа Лилы: почему в одном месте проходило несколько часов, в другом – месяц, в третьем – много лет? Почему для кого-то это недолго, для другого – очень долго, для третьего – всего одно мгновение? Объясни мне это, о мудрый, по своей милости, потому что услышанное лишь однажды не удерживается в уме, как капля воды не способна увлажнить засохший ком земли.

Васиштха ответил:

16–18. О безгрешный! Как бы, что бы и где бы ни осознавалось умом, так, тем и там оно и ощущается! Яд становится нектаром для того, кто постоянно почитает его нектаром, и враг становится другом, если считать его другом. Изначальная форма предметов, проявившись в соответствии с понятиями, в силу долгих повторений становится их предопределенной природой.

19–23. Каким проявляется Сознание, которое есть природа всех проявлений, таким это и становится по причине единства природы всего. Если в мгновении узнается множество эпох, само это мгновение становится эпохами, в этом нет сомнений. Если в эпохе видится мгновение, эпоха тут же превращается в мгновение, ибо осознание принимает такую форму. Для страдающего ночь тянется целый век, для счастливого та же ночь будет мигом. Во сне мгновение становится целым веком, и век делается одним моментом. Во сне ощущается: «Я умер и родился снова», «Я стал молодым», «Я путешествую на огромные расстояния».

24–28. За ночь Харишчандра прожил двенадцать лет, а Лавана – целую жизнь длиной в сотню лет! Один час Праджапати – вся жизнь мудреца Ману, а жизнь Брахмы – всего один день для Вишну, вся же жизнь Вишну – лишь день Шивы, о Рама. Для того, чей ум растворился в сосредоточении, нет ни дней, ни ночей, ни предметов, ни мира. Для такого йога реальность только в Атмане. Сладкое становится кислым, если воспринимается умом как кислое, и кислое оказывается сладким, если воспринимается как сладкое. Враг превращается в друга, если ощущается другом, и друг становится врагом, если понимается умом как враг.

29–31. О сильнорукий, мир существует в соответствии с его восприятием. Те, кто не практиковал ранее изучение писаний, повторение мантр и прочее, с помощью постоянной практики вскоре развивают вкус к размышлению. Путешествующие в лодке, воспринимая иллюзию движения, видят землю качающейся, хотя земля не качается для тех, кто не ощущает этого, находясь на земле. Пустота становится наполненной предметами благодаря ощущению их, как в видениях во сне.

32–36. В силу умственного восприятия желтое может ощущаться синим или даже белым; и восприятие несчастья превращает праздник в страдание. Неразличающий пьяница вместо стены видит пустое пространство, а несуществующее привидение до смерти пугает глупца. Благодаря ощущению реальности приснившаяся во сне красавица доставляет удовольствие любви такое же, как и в бодрствовании. Каким что-то видится, таким оно и становится. Неба не существует, оно есть только в собственном сознании, раскинувшееся, как танец с сотнями рук облаков и теней. Знай, что мир нереален, он лишь волнение ума в пространстве, как пригрезившееся привидение тоже только видение, вызванное движением ума.

37–44. Этот мир является только майей, наваждением, неограниченным и нематериальным обманом. Это – сияющее проявление сноподобного видения, необыкновенное восприятие того, кто не спит! Как неразумный воображает в камне невырезанные фигуры, так и в огромной глыбе абсолютного Сознания представляется это творение. Как в моем сне бодрствующий человек бьется с огромной армией, так же творение Брахмы, даже будучи бодрствующим, подобно сновидению. Как еще не проявившиеся в конце зимы живительные соки травы, деревьев и лиан весной пребывают в земле, так же творение существует непроявленным в высшем Сознании. Как текучесть неочевидно пребывает в золоте, так в каждой крошечной частице высочайшего Сознания присутствует творение. Как органы тела не отличны от самого тела, так и этот мир не отличен от безраздельного Брахмана. Как во сне спящий человек может драться с другим, так же этот мир сам по себе и реален, и нереален, будучи пространством Сознания.

44–45. После разрушения и до начала творения этот мир по своей природе остается Сознанием, и все возникающее после этого – только нереальность, а не реальность. Если в освобожденном Создателе Брахме появляется другой Создатель, порожденный памятью, он будет только осознанием в творении, порожденном воспоминанием!

Рама спросил:

46. Почему для подданных и придворных советников произошедшее с Видуратхой ощущается одинаково, если он является восприятием каждого из них?

Васиштха ответил:

47–52. Все сознания следуют за всеобщим Сознанием, как порывы ветра следуют за огромным основным ветром. Поэтому понимание царя, подданных, окружения и советников соответствовали друг другу. Жители города Видуратхи думали и осознавали: «Это наш царь, рожденный в таком-то семействе». Нет необходимости искать причины проявления собственной природы Сознания, как нет необходимости искать причину сияния великолепного бриллианта, распространяющего повсюду свой блеск. «Пусть я буду царем знатного рода», – таково понятие Видуратхи, возникшее, подобно сиянию драгоценного камня. Все существа в творении отражают и узнают друг друга благодаря вездесущности Сознания, являющегося основой всего.

53–56. Если сознание существа решительно устремилось к высшей истине, не отвлекаясь на предметы мира и утвердившись на пути освобождения, оно вскоре становится едино с бесконечным Сознанием. Отдельные сознания по своей природе отражаются в зеркале Сознания, следуя ему в своих проявлениях. Отдельные сознания, следующие истине, притягиваются к абсолютному Сознанию, как реки естественным образом устремлены к океану. Благодаря большим усилиям устремление к истине побеждает устремление к миру сансары. Когда те, чьи усилия по направлению к миру сансары и к осознанию собственной истины примерно равны, пытаются следовать природе Сознания, тогда эти усилия побеждают, а противоположные усилия уступают.

57–60. С всеми бесчисленными рождениями, смертями и жизнями в тысячах творений, даже крошечной частицей, – ничто, никогда и никак появлялось и ничто и никак не существовало! Весь этот мир есть только неподвижное пространство Сознания, и потому не имеет ни в чем никаких разделений. Мир подобен сновидению без сна и понимания, с ощущением реальности восприятий, хотя он нереален и подобен наваждению. Как листья, цветы и плоды являются частями одного дерева, так же все это – только безграничное всемогущее единое нераздельное Сознание.

61–63. Никогда более не забывается истина после узнавания нерожденной неизменной природы нереальности, состоящей из знающего, объекта знания и самого знания. Есть только единое бесконечное чистое Сознание, не восходящее и не заходящее, сияние тьмы, всегда единое, даже когда видится в форме пространства и времени, и безначально чистое. В нем нет начала, конца и середины, оно едино как чистый океан спокойствия с бесчисленными проявлениями игривых волн. Полный понятий «я», «ты» и прочих, мир по своей природе есть нераздельное сияние чистого Сознания, блистающее как изначальная непустота в пустоте пространстве в силу воображения разнообразных понятий о единстве и двойственности.

Такова сарга шестидесятая «История о Лиле. О цели истории» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 61. История о Лиле. О природе мира.

Рама спросил:

1. О брахман! Расскажи мне снова, как заблуждения «я» и «мир» возникают в высшем безо всякой причины?

Васиштха ответил:

2–4. Мудрый знает, что все иллюзорное видимое пребывает равно в Сознании, поэтому все, всегда и повсюду есть нерожденное, являющееся сущностью всего. Все понимаемые смыслы слов являются только Брахманом, не существуя отдельно. В нем нет отдельных значений и выражений. Как браслет не может быть отдельно от золота, а волна – от воды, так же нет мира отдельно от Ишвары, бесконечного Сознания.

5–10. Только Сознание видится как мир, но мира нет в Ишваре, как лишь золото видится браслетом, но качеств браслета нет в золоте. Как тело со множеством частей является всеми этими частями, также Сознание, не имеющее частей, является всем миром. Способность к полному неузнаванию себя, всегда присутствующая в высшем Сознании, сияет понятиями «мир» и «я». Как в камне существует множество различных полос и слоев, не отличных от камня, так же в нераздельной плотности Сознания, не отдельно от него пребывают понятия «мира» и «себя». Как в спокойной воде без волн в непроявленном состоянии пребывают волны, так же творения находятся в высочайшем Сознании, не обретая формы и смысла творения. Ни в творении нет высочайшего Сознания, ни в высочайшем Сознании нет творения, и они не отделимы друг от друга, как часть и целое, хотя в реальности нет частей.

11–13. Бесконечное Сознание собственным осознанием воспринимает себя самого как собственный образ в себе, как ветер воспринимает свое движение. В момент, когда сознание как бы обретает форму тонкого проявления звука, оно внутренне постигает себя как пространство. Сознание узнает себя как ветер, являющийся по сути его собственной реальностью, чувствуя в себе ощущение прикосновения как движение ветра.

14–17. Тот же Брахман сам по себе становится светом, который по сути есть та же реальность сознания, видимость, облекшаяся в форму, как искра обретает яркость. Это само по себе становится водой, являющейся по сути реальностью сознания, пребывающее в нем как вкус, подобно тому, как вода обретает текучесть. Оно же узнает себя как землю, которая является лишь собственным осознанием, как тонкий элемент запаха внутри, как земля обретает твердость. Проявление собственного осознания за время стотысячной части мгновения превращается в последовательность бесчисленных творений.

18–19. Неизменный Брахман, чистый бесконечный свет Сознания, сияющий между творениями, не затронутый созданием и разрушением, пребывает в себе, не имея иной основы, помимо себя самого. Осознание его является освобождением, являющимся истиной даже при наличии творения. Когда он не осознан, то даже без творения он никогда не свободен от наваждения творения.

20–24. Сознание есть Брахман, и как оно внутренне осознает себя, всем тем оно и становится, благодаря своей способности проявлять все. Это реально, будучи проявлением Сознания и формой постоянного осознания Сознания Сознанием, и это нереально, будучи восприятием органов чувств и ума со всеми различными названиями. Творение пребывает в высочайшем Сознании, как движение в ветре, – даже отсутствуя, оно существует, и даже присутствуя, оно нереально. Как сияние огня не отлично от огня, хотя кажется от него отдельным, так же и это разнообразное творение в Брахмане может считаться и реальным, и нереальным. Как в глине существует невылепленная фигура, в дереве – невырезанная кукла и в чернилах – ненаписанные слова, так и эти творения существуют в высочайшем Сознании.

25–28. В пустыне Брахмана сияют миражи трех миров, нереальные по сути, но кажущиеся явью. Природа творения есть Брахман, чистое Сознание. Оно и существует, и не существует, будучи от него не отдельным, как дерево в семени. Как сладость молока, острота перца, текучесть воды и движение ветра, это создание не отлично от Брахмана, оно не существует отдельно, само по себе. Творение является Сознанием, как будто принимая свой собственный отдельный образ, оставаясь по своей природе Сознанием.

29–33. Этот мир – блеск бриллианта Брахмана. То, что так существует, не имеет причины в силу неотличия от Брахмана. Он возникает с осознанием желаний, ума, отдельности существования и прочего и не возникает при отсутствии осознания отдельности, достигаемого только собственными усилиями. Ничто, нигде и никогда не рождалось и не умирало. Все есть только недвижный нерожденный Брахман, непрерывное Сознание, плотное как камень. Из-за понятий в каждой крошечной частице возникают бессчетные миры как тысячи заблуждений. Как может не быть понятий в каждой частице Сознания? Как в воде существуют волны, пена и брызги как проявленные и непроявленные возможности воды, так же в отдельном сознании дживы пребывают состояния пробужденности, сновидения и глубокого сна.

34–36. Когда у человека возникает даже небольшое отвращение к наслаждениям, одним этим он приближается к высшему состоянию, учат писания. Насколько сильно бесстрастие, настолько он освобождается. Как может стать жертвой иллюзии рождения тот, кто отрекся от понятия «я»? Те, кто знает чистое, не имеющее формы и имени нерожденное Сознание как основу живого и неживого, низшего и высшего, те побеждают сансару.

37–38. Понятия появляются сами по себе в едином высочайшем Сознании, не становясь отдельными от него, как текучесть воды появляется в ней водоворотами, не отдельными от нее. Понятие поддерживает миры чувством «я». Эти миры существуют и не существуют, будучи высочайшим Брахманом. Сознание с понятием «Я есть Создатель Брахма» разрастается творением своими различными понятиями. Возвращаясь в себя, оно в миллионную долю мгновения видит конец творения.

Такова сарга шестьдесят первая «История о Лиле. О природе мира» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 62. История о Лиле. О значении слова «судьба».

Васиштха сказал:

1–5. Тысячи вселенных и эпох сияют как реальные даже в стотысячных долях пылинок и мгновений. И так же в каждой из частиц этих вселенных сияют творения. Это все проявление бесконечного заблуждения. Эти бессчетные прошлые, настоящие и будущие творения проявляются, как водовороты и брызги видятся в бегущей воде. Эти бесчисленные разнообразные творения нереальны по своей природе, подобно видимой в мираже реке, берега которой покрыты цветами, упавшими с деревьев и лиан. Творение воспринимается, не будучи реальным, как приснившаяся иллюзия города, как сказочная гора, как пригрезившаяся фантазия, которые видятся, хотя не существуют.

Рама спросил:

6–7. Когда в силу верного исследования осознается так единство Атмана и высшая истина неизменного Сознания, о лучший из мудрых, почему в этом мире существуют тела знающих истину, как будто удерживаемые судьбой? И что такое судьба?

Васиштха ответил:

8–13. Здесь существует судьба, закон Брахмана или сила Сознания, пребывающая в виде движения. Это единая реальность, заставляющая все происходить, которая наполняет все эпохи. С начала творения судьба есть проявление Брахмана в виде неизменных разнообразных свойств и качеств, присущих объектам, которые остаются таковыми всегда. Ее также называют великим существованием, великим разумом, великой силой и великим видением. Она известна как великое действие, великое проявление и великое могущество. Она – проявление единства высочайшего Сознания. Она играет мирами, как ветер – сухой травой; до конца творения она придает демонам, богам, змеям и горам их характерные качества. Проще доказать, что Брахмана не существует, или прочитать писаное вилами по воде, но невозможно лучше объяснить судьбу.

14–18. Великие мудрецы Брахма и другие называют судьбу, которая по сути является самим Брахманом, этим творением, дабы пробудить тех, кто не знает своей природы. Брахман, не имеющий начала, середины и конца, кажется невежественному творением. Неизменного Брахмана он видит изменяющимся миром. Это подобно видению воображаемого дерева в пустом пространстве. Судьба, осознаваемая в себе Создателем, становится творением, пребывая в Создателе, словно образы, отражающиеся в кристалле, и как сон в пространстве ума спящего человека. Как в теле видятся разные части и органы, так же, по природе Сознания, судьба и прочие понятия видятся лотосорожденным Брахмой как свои части. То, что называется судьбой или божественным произволением, есть чистое Сознание, пронизывающее все времена и все предметы.

19–21. Судьба понимается как то, что определяет: это должно быть так, это – иначе, этот предмет должен двигаться, этот должен стать воспринимающим. Только она управляет человеком и является всем – травами, деревьями и прочим. Она есть все существа и предметы, мир, время, действие и все остальное. Человек обязан своим существованием судьбе, и человек создает судьбу своими усилиями. Пока существует мир, до тех пор судьба и усилия будут существовать, хотя они не отличны друг от друга.

22–25. Только путем собственных усилий человека понимается природа и судьбы, и усилий; судьба существует лишь в соответствии с собственными усилиями. То, что ты должен спросить меня, о Рама, о смысле судьбы и усилий, и то, что ты будешь прилагать усилия в соответствии с моими ответами, определяется судьбой. Если верящий в судьбу сочтет: «Судьба меня накормит» и не будет ничего делать, это, конечно, тоже судьба. Тогда не будет ни понимания, ни действий, ни изменений, ни образов, и он должен будет пребывать в таком состоянии до конца мира.

26–28. Судьба существует как неотвратимая будущность, и это не могут изменить ни Рудра, ни другие боги. Мудрые не должны отказываться от собственных усилий, полагаясь только на судьбу, потому что судьба проявляется только посредством собственных усилий. Судьба без усилий человека – это божественный закон, совместно с усилиями она становится творением. Без действий она не приносит результатов, вместе с действиями – она дает плоды.

29–32. У того, кто, полагаясь на судьбу, остается в бездействии, пропадает движение ветров дыхания и жизненных сил. Но почему называется освобожденным тот, кто собственными усилиями, остановив дыхание, остается в нирвикальпа самадхи? Только полное отсутствие действий, достигнутое собственными усилиями, приносит высшее благо освобождения мудрым, ибо из двух методов отказа от действий только этот – действенен и не сопряжен со страданиями. Если судьба, сияющая реальность Брахмана, становится этим состоянием вне страданий, тогда воистину это то, что называется высочайшей чистотой Сознания, и это есть достижение окончательной цели.

33. Только сам вездесущий Брахман проявляется этой замечательной игрой судьбы и прочего, как реальность воды, пребывающая в земле, проявляется в травах, цветах, деревьях и лианах.

Такова сарга шестьдесят вторая «История о Лиле. О значении слова судьба» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 63. История о Лиле. О превращениях вселенского ума.

Васиштха сказал:

1–4. Реальность Брахмана является всем и пребывает повсюду, всегда и всеми способами, как все возможности и проявления. Она всемогуща и вездесуща. Ибо он, будучи всемогущим, где-то проявляется как сила Сознания, где-то остается непроявленным, где-то это – сила сознания и неосознанности; где-то это свет, где-то это проявляется как что-нибудь или как вообще ничто. Где, когда и каким он себя ощущает, там, тогда и таким он себя и узнает. Каким образом ни пожелает проявиться это всемогущество, то и существует.

5–8. По своей природе это всемогущество существует в виде разнообразных сил, и эти силы являются самим чистым Сознанием. Всевозможные различия в этих силах придуманы мудрыми только для понятности объяснений, в самом Атмане различий не существует. Как волны и брызги не отдельны от воды океана, как разнообразные браслеты – это только золото, так разделение целого и частей только воображается сознанием и не является реальность. Воображенное на самом деле не появляется ни внутри, ни вовне.

9–10. Будучи сущностью всего, Сознание равно проявляет себя повсюду во всем. Только Брахман, проявляющийся как всевозможные образы, видится этим огромным миром. Воображаемые невежественным различия между частью и целым, проявлением и проявляющимся не существуют с точки зрения истины.

11. Будь это реальным или нереальным, что Сознание осознает, то оно и наполняет и видит. И все это есть реальность, сияние Брахмана, чистого Сознания.

Такова сарга шестьдесят третья «История о Лиле. О превращениях вселенского ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 64. История о Лиле. О ростке и семени.

Васиштха сказал:

1–2. Есть вездесущий Бог, высшее Сознание, великий Шива, абсолютная чистота, не имеющая начала и конца, чья природа – самоосознаваемое блаженство. Из этого безграничного блаженства сначала возникает отдельное сознание, джива, являющееся чистым Сознанием. Оно является умом, из которого появляется мир.

Рама спросил:

3. Как в Брахмане, разрастающемся осознанием Брахмана и лишенном двойственности, обретает реальность джива, который есть ограниченное сознание?

Васиштха ответил:

4–7. Сияющий нереальностью и чистый по сути, Брахман пребывает здесь, раскинувшись проявлениями. У него огромное тело, ужасающее глупца, и он же – неизменность, называемая блаженством. Его неподвижность, полнота, чистота, реальность и неописуемость неопределимы даже для знающих его. Это есть высочайшее состояние спокойствия. В нем по своей природе как будто появляется и существует до освобождения волнение, чья суть осознание, и которую называют словом «джива». Затем в огромном зеркале пространства Сознания отражаются бесчисленные миры, являющиеся по сути ощущениями.

8–10. О Рагхава, знай, что отдельное сознание – это всего лишь небольшое волнение на поверхности неподвижного океана Брахмана или чуть заметное движение пламени свечи в безветренном месте. Когда спокойствие Брахмана чуть нарушено, небольшое возмущение в виде тонкого восприятия, естественный всплеск в пространстве Сознания и есть отдельное сознание, или джива, мой дорогой. Это отдельное сознание пребывает в Сознании, как движение в ветре, как жар в огне или как холод во льду.

11–14. Дживой, отдельным сознанием, называется крошечная искра осознания, которая проявляется сама по себе в Атмане, чистом Сознании. С ростом осознанности эта же искра постепенно осознает себя, как искра и при наличии подходящего топлива вскоре разгорается ярким пламенем. Как в небе видится синева, хотя оно – пустое пространство, так в этом дживе появляется чувство отдельного «я». Это чувство «я» дживы растет и уплотняется, подпитываемое понятиями, подобно понятию о синеве неба.

15–18. Появившееся ощущение себя силой своих понятий обретает форму, ограниченную временем и пространством, появляясь как движение ветра. Обращаясь к своим понятиям, то, что называлось чувством «я», обретает другие названия – оно именуется умом, душой, разумом, майей и материальной природой. Разум, являющийся понятием, воображает существование тонких элементов (пространство, воздух, огонь, воду и землю) и из-за этих понятий сам становится пятью элементами. Разум, обретая форму пяти тонких элементов в силу понятий о них, становится подобным тусклой звезде в пространстве нерожденного мира.

19–22. Превращение в искру света благодаря понятиям о тонких элементах происходит постепенно, как семя постепенно становится ростком из-за собственных внутренних видоизменений. Эта искра света – Создатель Брахма, который из-за появляющихся внутренних понятий обретает форму того, что называют зародышем вселенной, как вода на морозе становится твердой. Мгновенно из-за возникающих представлений о теле и прочих материальных предметах, в нем появляются различные тела, остающиеся им самим, но кажущиеся отдельными, сродни воображаемому небесному городу с обитающими в нем гандхарвами. В соответствии с собственными понятиями, эта искра где-то становится деревьями и иными растениями, где-то – живыми существами, где-то обретает форму птиц, небожителей и прочих.

23–25. С начала творения перворожденный джива, появившийся как понятие, постепенно становится Создателем Брахмой и созидает мир. Что осознает Создатель, являющийся самопоявившимся в Сознании понятием, то тут же появляется и воспринимается, благодаря его природе Сознания. Благодаря собственной природе Сознания Сознание становится Создателем, являющимся причиной всего. Затем, создав действия, оно пребывает в творении как его причина.

26–28. Сам по себе из Сознания возникает ум, как пена появляется на поверхности воды. Потом этот ум ограничивается действиями, так же точно, как пена может быть ограничена плавающей на воде веревкой. Ибо воображаемый джива, являющийся по своей природе только Сознанием, есть причина действия. Возникнув из недвижного Сознания, постепенно он становится действием. Как семя сначала пускает росток и потом постепенно разрастается побегами, листьями, цветами и плодами, так отдельное сознание сначала осознает собственное существование и затем разрастается разнообразием форм.

29–30. Другие дживы, появившиеся точно так же в уже возникшем мире, находят прибежище в телах разных живых существ. Затем с помощью своих собственных действий они становятся причинами своих повторяющихся рождений и смертей и поднимаются на небеса или низвергаются в преисподнюю. Эти волнения Сознания называются действиями.

31. Только движение Сознания является действием, и лишь это определяет судьбу и становится умом, разделением на хорошее и плохое и всем остальным, затем становясь существами и мирами, будучи изначально Сознанием, как дерево, появившись из семени, отращивает цветы и листья.

Такова сарга шестьдесят четвертая «История о Лиле. О ростке и семени» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 65. История о Лиле. Об ограниченном сознании.

Васиштха продолжил:

1–3. Из высочайшей причины сначала возникает ум, наслаждающийся объектами и состоящий из мыслей. Появляясь из Брахмана, он им и остается. Он, словно маятник, колеблется между существованием и несуществованием и видит это творение и реальным, и нереальным, как воспоминание о ранее ощущавшемся аромате, порожденном желанием. Когда ум исчезает, утрачивается всяческое разделение, состоящее из понятий единства и множества, и нет более видимостей Брахмана, отдельного ограниченного сознания, ума, майи, чувства деятеля, действия и мира.

4–6. Остается только единый океан Сознания, природа самого себя, раскинувшийся водами бесконечного знания истины. Как сновидение, нереальное из-за непостоянства, но кажущееся реальным из-за ощущения, и ум, и мир и реальны, и нереальны. Иллюзия ума и мира ни реальна, ни нереальна, она не является мудрому, а для невежественного возникает, словно фокус волшебника.

7–12. Долгий сон, называемый сансарой, создается силой ума по причине неверного восприятия; так же глупец видит в пне подобие человека. Ввиду незнания своей природы ум не задумывается о своих понятиях, как, представив привидение и испугавшись его, ребенок не задумывается о его сути. Из вездесущего и всепроникающего Сознания неописуемой природы при обращении к познаваемому появляется ум; из ума возникает понятие об ограниченном сознании; из ограниченного сознания зарождается чувство «я»; из него – осознание; из осознания – чувства и прочее, и затем появляются заблуждения о теле и всем остальном, на основе которых появляются рай и ад, свобода и несвобода, подобно побегу, вырастающему из семени. Как нет различия между дживой и сущностью Сознания, так нет разделения между дживой и умом. Как нет разделения между дживой и умом, так нет отличий между телом и действиями.

13. Только действия являются телом, и лишь тело есть ум. Джива – это понятие, что «я – именно это». Это отдельное ограниченное сознание есть само божественное Сознание, Атман. Все есть блаженный Шива – в этом истина всех писаний.

Такова сарга шестьдесят пятая «История о Лиле. Об ограниченном сознании» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 66. История о Лиле. О связи между миром и Сознанием.

Васиштха сказал:

1–4. Есть только единая высочайшая Реальность, о Рама, которая кажется множеством. Единое как будто становится множеством, как из пламени одной лампы зажигается сотня ламп. Когда многообразие мира бесстрастно исследуется и видится таким, как есть, нереальным, человек освобождается от страданий. Человек – это его ум, и когда ум пропадает, мир успокаивается. Так для обутого весь путь будет выстланным кожей. Как в стволе банана нет ничего, помимо листьев, так же в мире нет ничего, кроме ошибочного наваждения.

5–10. Ум рождается, становится ребенком, юношей, стариком, а затем умирает и попадает на небеса и в преисподнюю. Таков его танец, исполняемый по причине невежества! Как под воздействием вина видятся многообразные пузырящиеся иллюзии, так же ум способен создавать разнообразие творения. Как человек с плохим зрением видит две луны в небесах, так же сознание под властью ума усматривает разделение в едином высочайшем Сознании. Как под действием спиртного пьяный видит несуществующие деревья, так же ум видит миры сквозь свое искаженное восприятие. Как в силу игры майи глупцы видят мир, подобный вращающемуся кругу гончара, так же кажущаяся видимость возникает из-за игры ума. Когда сознание осознает двойственность, появляется заблуждение и двойственности, и единства; когда восприятие двойственности пропадает, пропадают и двойственность, и единство.

11–13. Восприятия ума не отличны от самого ума. Когда ум успокаивается понятием: «Ничего не существует», – прекращаются его восприятия. Когда он остается недвижимым, осознав единство с полнотой Сознания, тогда его называют освобожденным или успокоившимся в себе, будь он в самадхи или же вовлечен в действия. При частичном осознании продолжается восприятие предметов, при полном слиянии с Сознанием все восприятия прекращаются, мой сын. Так немного выпивший человек возбуждается, а мертвецки пьяный засыпает.

14–17. Ум, достигший единства неподвижного Сознания, поднявшийся к высшему состоянию, описывается такими словами, как «состояние не-себя», «безобъектное восприятие» и прочими. Вследствие деятельности ума Сознание как будто становится предметом осознания и осознает несуществующие заблуждения: «Я рожден», «Я живу», «Я вижу» и «Я погружен в сансару». Но нет восприятия ума, отличного от собственной природы, как нет ветра, отличного от движения. То, что осознается Сознанием, становится осознаваемым предметом и является заблуждением невежества, как змея, осознаваемая вместо веревки.

18–20. Для врачевания болезни, называемой сансарой и появляющейся ввиду движения ума, нет лекарств помимо понимания. Когда, оставив все, ты остаешься вне любых понятий и склонностей, ты в тот же миг, несомненно, от них освобождаешься. Как видимость змеи в веревке пропадает в результате внимательного рассмотрения, так же видимость сансары пропадает благодаря осознанию своей природы.

21–24. Мой сын, с твердым оставлением желаний, если они возникают, обретается освобождение. Разве это трудно? Великие способны отринуть даже свою жизнь, как бесполезную солому. В чем же сложность расставания с возникающим желанием? О Рама, оставив желания, пребывай с умом, не затронутым обретением, принимая то, что получают органы действия, и забывая то, что потеряно. Мудрым так же очевидна нерожденность собственной высшей природы, как очевиден плод, лежащий на раскрытой ладони, или гора, вздымающаяся прямо перед ними.

25. Только Сознание, Атман, сияет, как этот мир, подобно безграничному океану конца творения, вздымающему волны. Узнанное, оно дает освобождение; неузнанное – порождает в уме бесконечную несвободу.

Такова сарга шестьдесят шестая «История о Лиле. О связи между миром и Сознанием» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 67. История о Лиле. Учение об истине.

Рама спросил:

1. Какова взаимосвязь между ограниченным дживой, являющимся умом, и высочайшим Сознанием? Как джива появляется в нем и как им является? Объясни мне это снова!

Васиштха ответил:

2–4. Брахман одарен всеми силами и возможностями, будучи всегда властителем всего. Какую силу он проявляет, ту он и видит. Брахман, являющийся сущностью всего, осознает себя как постоянную силу осознанности, которая именуется словом «джива» и которая создает понятия. Чистое Сознание, по своей природе являющееся причиной разделения, само создает изначальное понятие, и затем осознает множество разнообразных следствий в виде рождений и смертей.

Рама спросил:

5. В этом случае, о лучший из мудрых, что называют судьбой, что именуют кармой и что нарекают причиной?

Васиштха ответил:

6–9. Чистое Сознание проявляет в творении природу движения и неподвижности, как в пространстве ветер проявляется в силу движения, без движения пространство сияет неподвижностью. Сознание, проявляющее свойство осознания в виде ума, мудрыми именуется волнением Сознания, а в отсутствие осознания видимого оно считается неподвижным. Благодаря волнению Сознание проявляется как творение; благодаря неподвижности оно есть вечный Брахман. Волнение Сознания называется дживой, причиной, действием и всем остальным. То, что является ощущением, и есть волнение Сознания; называясь дживой, причиной и действием, оно становится семенем творения.

10–13. Силой кажущегося наложения разделения на Сознание появляется тело, и благодаря понятиям движение Сознания в творениях продолжает дальнейшее разделение. Став многочисленными причинами, волнение Сознания в конце концов освобождается – иногда спустя тысячи жизней, иногда – в течение одной жизни. По своей природе став причиной, Сознание постепенно становится причиной достижения небес и преисподней, освобождения и несвободы. Как в золоте непроявленно присутствуют браслеты и другие украшения, так же в неосознанном теле, чье состояние подобно камню или бревну, присутствует разнообразие состояний, порождаемое изменчивыми ощущениями.

14–17. Наваждение ума видит нерожденное Сознание как этот нереальный мир и заблуждается, считая: «Я рожден», «Я живу», «Я умираю». Так помутившийся взор видит иллюзорный город. Ум осознает несуществующие понятия «я» и «мое» и, не ведая истины, становится бессильным перед желаниями. Как царь Матхуры, Лавана, в силу заблуждения считал себя неприкасаемым, питающимся собачьим мясом, так и весь этот мир есть только проявление понятий ума! Все здесь – это только удивительное раскинувшееся наваждение, являющееся умом. О Рама, этот мир появляется подобно волне на поверхности воды.

18–20. По чистой изначальной причине сначала Сознание устремляется к восприятию объектов, как из неподвижности океана появляется небольшое волнение воды. В океане Брахмана, полном вод Сознания, из волнения появляются водовороты джив, бегут волны ума и появляется пена творений. О Рама, таково все это огромное проявление пребывающего в себе Сознания Брахмана, как будто осознающего себя самого.

21–23. Сознание с восприятием называется дживой; благодаря понятиям оно становится умом, и далее – тем, что известно как интеллект, память, ощущение себя, майя и прочее. Сначала воспринимая тонкие материальные элементы, ум раскидывается повсюду как этот мир, который нереален, но кажется реальным, подобно воображаемому небесному граду. Творение ума подобно воображаемому жемчужному ожерелью в пустом пространстве или заблуждению сновидения.

24–27. Чистое Сознание, Атман, пребывает в равновесии и спокойствии, как будто бесконечно наполненным. Оно не видит, но как будто видит это сноподобное наваждение, называемое умом. Творение именуют состоянием бодрствования, а чувство отдельности, или ощущение себя – состоянием сновидения, ум – глубоким сном, а чистое Сознание называют турией, или четвертым состоянием. В бесконечно чистом Сознании есть неизменное состояние, превосходящее турию, – турьятита. Утвердившийся в этом состоянии пребывает вне страданий. В этом состоянии возникает весь этот мир, и в него же возвращается. Но нет ни «мира», ни «там», этот мир подобен привидевшемуся жемчужному ожерелью.

28–31. Как пространство является причиной роста дерева, поскольку не препятствует ему, так же и океан осознания является причиной кажущегося мира. Хотя он не творит мир, он как бы становится деятелем. Как в силу одного своего присутствия поблизости металлическое зеркало становится причиной отражения, так и это чистое Сознание становится причиной узнавания объектов. Как семя обращается побегами, листьями, цветами и плодами, так же чистое Сознание становится умом, интеллектом, памятью, дживой и прочим. Как семя само по себе становится плодом, а плод потом снова становится семенем, так же и Сознание, оставив ум и осознаваемый мир (при разрушении вселенной), не остается без проявлений, а снова являет ум, ощущаемый мир и прочее.

32–36. При знании или незнании семени и скрытого в нем дерева разница между ними остается. Но разница пропадает в случае понимания мира и Брахмана, когда при осознании остается только бесконечная реальность, являющаяся сиянием чистого Сознания. Как где человек ни копал бы землю, там обнаруживается пустое пространство, так и какое знание ни рассматривалось бы внимательно, там обнаруживается Высочайший Брахман. Как по причине невежества в кристалле можно увидеть реальным дерево, являющееся лишь отражением, так же в нераздельном Брахмане мир видится отдельным, не будучи таковым. Единый нераздельный Брахман является реальностью всей материальности мира, подобно семени, в котором пребывают плоды, листья и побеги.

Рама сказал:

37–39. О этот удивительный мир, нереальный, но кажущийся реальным! О крошечная проявленность и великая самодостаточность! Как я понял, в Брахмане видится являющийся его отражением целый мир из материальных элементов и качеств, сверкающий как капли росы. Как он стал столь огромным? Как Сознание обрело материальность? Как это появляется, чтобы возвратиться снова к собственной природе? Объясни мне это, о мудрый!

Васиштха ответил:

40–42. Совершенно несуществующее проявление не отлично от его ощущения, и совершенно неощущаемая реальность пребывает прямо перед тобой как осознание себя. Как в сердце ребенка возникает привидение, со всеми своими деталями и движениями, так в высочайшем Брахмане зарождается ощущение ограниченного существования дживы. Ограниченное сознание, или джива, по своей природе является и субъектом, и объектом. Будучи только чистой реальностью, оно существует как нереальность. Джива по своей безграничной природе не отделен от Брахмана, но кажется отделенным.

43–48. Как Брахман, обретший понятие о дживе, тут же становится дживой, или ограниченным сознанием, так же джива, помыслив, тут же становится умом. Ум, размышляя о тонких элементах, вскоре видит их как себя, и вслед за этим в пространстве проявляется тончайшее проявление ветра. Мгновенно, будучи по природе осознанностью, он ощущает в себе прекрасное разнообразие, обусловленное временем, подобное сверкающей капле росы. Не полностью понимая смысла, ограниченное сознание осознает: «Кто я?» – и ощущает смысл себя и остального мира. Подобным узнаванием джива осознает ощущение вкуса и мгновенно в одном месте ощущает то, что потом назовут языком. Так же им осознается ощущение света, и в каком-то месте оно становится тем, что назовут потом глазом.

49–54. Таким же пониманием при осознании запаха появляется нос, орган обоняния. Куда направлено внимание ограниченного сознания, там появляется соответствующее восприятие. Таким образом, постепенно джива осознает в себе различные ощущения, образуя связи случайным образом, как в случае вороны и кокоса. Отдельное сознание дживы с осознанием звука обретает орган слуха, ухо, ощущающее нереальный звук, кажущийся реальным. С тем, что называется кожей, оно обретает ощущение прикосновения, с языком обретает ощущение вкуса. Оно обретает с глазом ощущение формы и с носом постигает ощущение аромата. Так ограниченное сознание видит то, что станет органами чувств в теле, что делается причиной проявления существования объектов вовне и их ощущений.

55–58. Так, о Рагхава, появляется тонкое тело, отражение чистого Сознания – как отдельного сознания изначального Создателя, так и существующих теперь отдельных сознаний живых существ. Это неопределимое высочайшее Существование как будто становится тонким телом, и при осознании своей истинной природы перестает им быть. Когда видящий, видимое и видение узнаются только как Брахман, и не что иное, тогда что можно сказать о тонком теле? Оно есть лишь Брахман. При восприятии отдельности тонкое тело становится отделенным, при осознании Брахмана оно осознается самим Сознанием, а не порождением невежества.

Рама спросил:

59. Если невежества не существует, поскольку есть лишь единый Брахман, сущность отдельного дживы, что есть освобождение и к чему тогда различение и воображаемые разделения?

Васиштха ответил:

60–62. Этот вопрос, о Рама, должен возникнуть в соответствующее ему время! Прекрасная гирлянда цветов в неподходящее время не будет подобающей! Как самая замечательная гирлянда, поднесенная в неуместное время, теряет свое значение, так же несвоевременная мысль человека утрачивает смысл. Ибо все хорошо в свое время. Есть подходящее время для запрета и для разрешения, и все приносит свои плоды в свое время.

63–66. Изначальный джива, Создатель Брахма – это порождение сновидения Брахмана; и он со временем видит в себе появление идеи создания. Он издает священный звук ОМ и, осознав его смысл, видит свое ментальное творение и тут же сам становится им. Этот мир, раскинувшийся вокруг, нереален в пространстве безграничного Сознания и сам является пространством Сознания, даже когда принимает форму огромных гор. Ничто здесь не рождается и ничто не умирает, только Брахман видится как мир, подобный воздушному замку.

67–69. Как сущность ограниченных сознаний, таких как лотосорожденный Брахма и другие, и реальна, и нереальна одновременно, такова же сущность всех существ – от самых презренных тварей до богов. Все это – только иллюзия восприятия, видимость: хотя мир проявляется, он остается нереальным. При полном понимании истины пропадает осознание всего – от Создателя Брахмы до червя. Как появляется Создатель Брахма, так же появляется и червь; но червь по причине нечистоты ума и материальных склонностей занят мелкими делами.

70–73. Сознание, обращенное к восприятию предметов, есть жизнь в дживе, и оно является его усилиями и действиями. С помощью благих дел достигается состояние Брахмы, посредством плохих – состояние червя; понятие и о том, и о другом – заблуждение неразличения чистого Сознания и материальных элементов. Это заблуждение утрачивается при внимательном рассмотрении. Знающий, знание и объект знания не отличны от чистого Сознания, поэтому понятия о двойственности и единстве существуют только на словах, подобно рогам зайца и воображаемым лотосам в небе. Блаженство Брахмана воспринимается в силу заблуждения как плотный мир, создавая ловушку двойственности, как шелковичный червь сам замуровывает себя в своем коконе.

74–76. Что и как осознается в уме Брахмы, таким оно и видится мудрыми по закону соответствия собственной природе. Ничто не может существовать без мысли Брахмы, ни мгновение, ни эпоха. Этот мир появляется как иллюзия, и как иллюзия он растет; как иллюзия, он приносит наслаждение, и как иллюзия пропадает.

77–78. Чистый вездесущий Брахман, бесконечный и недвойственный, по причине неверного понимания кажется нечистым, разделенным и ограниченным. Вода отличается от волны – такое разделение воображается незрелым умом. Это разделение нереально. Поэтому какое бы разделение ни виделось, оно существует только в воображении не знающего истину. Силы разделения и неразделения, понятия о друге и враге существуют в Брахмане подобно змее, видимой вместо веревки.

79–81. Это недвойственное Сознание простерлось как двойственность, подобно тому как вода кажется разделенной волнами, или золото – браслетами и украшениями. Сознание само по себе в самом себе как будто осознает само себя. Так появляется творение. Разрастаясь, оно приводит к возникновению ума, в котором появляется ощущение себя. Этот изначальный ум, еще не имеющий различений, воспринимая «я», тут же обретает чувство своей отдельности. Ум и чувство «я» порождают память, и вместе создают тонкие элементы. В тонких элементах джива, обладающий умом, случайным совпадением, как ворона и кокос, создает видимый мир, основанный на Брахмане, всеобщем Сознании.

82. Что бы ни вообразил ум, лишь то он и видит. Что желает ум, будь это реально или нереально, то он и творит осознанием. И только то он и воспринимает как реальное, тут же погружаясь в иллюзию.

Такова сарга шестьдесят седьмая «История о Лиле. Учение об истине» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 68. О демонше-ракшаси.

Васиштха сказал:

1–2. В связи со сказанным вспоминается древняя история о демонше-ракшаси и о множестве задаваемых ею удивительных вопросов. На вершинах Гималаев жила страшная демонша по имени Каркати, черная, как гора, и ужасная на вид.

3–7. Она также была известна как Вишучика (холера) и Аньяя-бадхика (вызывающая болезни). Она была сухой и тощей, напоминая лес на горе Виндхья. Ее глаза полыхали огнем, ее черное тело было словно ночь в одежде из темного неба и наполовину наполняла собой пространство от земли до небес. Туманы были ее нарядами, плотные облака – накидкой на голову, улыбка – низкой грозовой тучей; ее черные волосы были бесконечной тьмой. Ее глаза блестели молниями, ноги были стволами дерева тамала, острые когти сияли как драгоценные камни, ее смех был похож на грохот снежной лавины. Ее убранством была ужасная гирлянда из цветов человеческих скелетов, руки и ноги ее украшали гирлянды мертвых тел.

8–10. В танце с другими демонами-веталами ее серьги из черепов раскачивались и звенели, длинные страшные руки, казалось, хотели схватить солнце с неба. Ей было сложно найти пропитание для своего огромного тела, и она всегда была голодна. Огонь голода в ее утробе был ненасытен, как пламя гигантского океанского пожара. Ее обширная утроба никогда не была полной и сытой, и ее аппетит никогда не угасал, как язык пламени подводного пожара.

10–14. Однажды у Каркати возникла мысль: «Если бы я сожрала всех людей с континента Джамбудвипа, как океан поглощает многочисленные постоянно бурлящие реки, мой голод пропал бы, как мираж в пустыне исчезает при появлении грозовых туч. То, что позволяет выжить в ужасной ситуации, не будет неверным. Однако кто может повредить хорошо защищенным? Все люди там равно хранимы мантрами, лекарственными снадобиями, аскезой, милостыней, поклонением богам и прочим. А! Я посвящу себя высшей аскезе без устали и отвлечения ума. Только суровыми практиками можно добиться невозможного».

15–17. Помыслив так, полная желания поглотить всех существ, демонша решила для аскезы удалиться на недоступную гору в Гималаях. Она поднялась на вершину с решительным полыхающим взглядом, олицетворяя грозовую тучу чернотой своего тела и конечностей. Придя туда, она совершила омовение и приготовилась начать свою аскезу. Она стояла на одной ноге, с немигающими глазами, напоминающими солнце и луну.

18–19. Проходили дни, ночи, месяцы и времена года; в холоде и жаре тело демонши как будто вросло в скалу. Так она возвышалась, словно безвижный столб, в окружении облаков, и ее черные волосы, стоящие дыбом, как будто стремились достичь неба.

20. Бури иссушили и состарили кожу Каркати, сделав ее подобной коре; ее конечности исхудали, ветер шевелил вздыбившиеся волосы на голове, как будто достигающие неба и держащие множество жемчугов звезд. Увидев ее аскезу, нерожденный Создатель Брахма явился перед нею.

Такова сарга шестьдесят восьмая «О демонше-ракшаси» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 69. История иголки. О мантре Вишучики.

Васиштха продолжил:

1–6. Спустя тысячу лет перед Каркати предстал Создатель Брахма, чтобы завершить ее непреклонный аскетизм, силой которого можно охладить даже ядовитый огонь! Она поклонилась ему мысленно и задумалась о том, какой бы дар выбрать для удовлетворения своего голода: «О, я попрошу исполнения одного пришедшего на ум желания! Пусть я стану живой иголкой, Сучикой, воплощением болезни, твердой как сталь! Захотев этого и став такой иглой, я смогу входить в сердца всех живых существ, словно тонкий аромат. Таким путем я проглочу весь мир, дабы постепенно удовлетворить свой голод. Избавление от голода – это высшее блаженство». К ней, размышляющей таким образом, обратился Брахма, сидящий на лотосе. Он прозрел ее дурные мысли, и его голос зазвучал громом тяжелой тучи.

Брахма сказал:

7. О Каркати, о гирлянда облаков горы рода ракшасов! Я удовлетворен твоей аскезой, поднимись и получи исполнение задуманного тобой желания.

Каркати сказала:

8. О Бхагаван, владыка прошлого и будущего! Выполни мое желание: пусть я стану живой иглой, воплощением болезни, твердой, как сталь.

Васиштха сказал:

9–13. Прародитель Брахма произнес: «Да будет так, – и добавил: – Ты будешь иглой Сучикой, несущей недуг, и холерой Вишучикой. Став тонкой и невидимой для человека, ты заставишь страдать весь мир. Тех, кто ест неправильную пищу, совершает дурные деяния, кто глуп и живет, нарушая писания, тех, кто обитает в нечистых местах, – всех нехороших людей ты будешь мучить, входя в них вместе с дыханием и вызывая боли в сердце, селезенке и других органах. Ты станешь Вишучикой, болезнью, по природе своей подобной дуновению ветра, и будешь заставлять страдать и хороших, и плохих людей. Но для излечения хороших людей я дам особую целительную мантру».

Брахма сказал:

13–17. На вершине Гималаев демонша-ракшаси по имени Каркати именуется теперь Вишучикой, а также Аньяя-бадхикой, вызывающей болезнь.

«Ом хрим-храм-рим-рам вишну-шактае намах! Ом намо бхагавати вишну-шактим-енам! Ом хара-хара ная-ная пача-пача матха-матха утсадая дуре-куру сваха! Химавантам гаччха джива сах сах сах чандра-мандала-гато аси сваха», – такова эта мантра, которую надо написать на ладони левой руки и этой рукой провести над больным. Потом можно считать Каркати побежденной, бегущей в сторону снежных пиков Гималаев, пронзительно кричащей под ударами молота этой мантры. Затем надо представить больного в центре луны, источающей нектар вечной молодости и бессмертия, освобожденным от старости, смерти, страданий ума и заблуждений. Желающий излечения, очистившись и выпив немного воды, следуя этому порядку, полностью излечивается от болезни.

18. Тут вездесущий властитель всех трех миров растаял в воздухе, оставив могучую мантру пребывающим в пространстве сиддхам. Приветствуемый Индрой, он отбыл в свою нерушимую сияющую небесную обитель.

Такова сарга шестьдесят девятая «История иголки. О мантре Вишучики» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 70. Приключения иголки.

Васиштха сказал:

1–4. Тут огромная черная демонша-ракшаси, обликом напоминающая горный пик, начала уменьшаться в размерах. Она стала как черная грозовая туча, затем уменьшилась до размеров дерева, далее стала размером с человека, затем – с руку, потом – размером с ладонь, дальше – с палец, следом – с сушеный стручок, и вскоре она стала иголкой. После этого она стала тонкой, как волокно лотоса, потом – как тончайшая игла для шелка, далее – как кончик иглы и затем стала крошечной частицей, подобной воображаемой горе.

5–8. Она стала тончайшей живой черной металлической острой иглой, пребывающей в пространстве и несомой тонкими телами существ. Она казалась иголкой, хотя в ней не было никакого железа; среди множества других иллюзий она была всего лишь иллюзией крошечной иглы. Она была мельчайшей сияющей драгоценной иголкой, обладающей умом, тончайшим отблеском драгоценного камня в солнечных лучах. Она напоминала качающийся на ветру побег лианы, сотканной из черного облака, и ее глаза сияли сквозь крошечное игольное ушко.

9–14. С сияющим лицом, подобным ничтожной пылинке на острие иглы, Каркати как будто приняла обет молчания для высочайшей цели уменьшения своей величины. Она стала тончайшим элементом пространства и была еле видной, как искра света вдалеке. Она как будто выплевывала из себя пространство своим чудным ртом. Надо было прищуриться, чтобы разглядеть ее; она была тонка, как луч света лампы, и нежна, словно завиток волос на голове только что выкупанного ребенка. Она стала подобна крошечной тычинке лотоса, возжелавшей покинуть цветок. Она была красива, как сила, устремившаяся наружу по каналу сушумне. Ее усмиренные чувства как будто пребывали вовне, она была подобна неизвестной никому истине буддистов или логиков. Как будто подтверждая доктрину шуньи, демонша достигла пустоты, став беззвучной черной дырой, и за ней тянулась невидимая нить жизни.

15–19. Она отражала сознание и была полна желаний и склонностей. Как луч света от едва горящей лампы, она была остра и неуловима. Каркати стала иголкой из-за желания утолить свой голод, но ее суждения были опрометчивы! Она не обдумала своего решения, а ведь оно воистину было глупым! Демонша не задумывалась о бесполезности формы иголки. Глупцы видят только свое глупое желание. Она не размышляла о состоянии иглы своим недалеким умом, ведь глупец не размышляет о причинах и последствиях! Неукротимое желание достичь своей цели может привести к иным результатам; так желающий получше разглядеть себя в зеркале от волнения затуманивает его своим дыханием и не может увидеть отражения.

20–23. Каркати стала иголкой, отказавшись от огромного тела: воистину, для этой демонши-ракшаси, одолеваемой сильным стремлением, даже смерть огромного тела стала желанной! Увы, ужасен конец тех, кого обуяла слепая страсть! Даже тело было отброшено, как пучок соломы, в силу огромного желания демонши-ракшаси! Очарование одним объектом лишает рассудка. Демонша-ракшаси, стремясь к удовлетворению голода, не подумала даже об уничтожении своего тела. Для глупца, ослепленного одним стремлением, даже смерть становится желанной; и демонша-ракшаси, даже став иголкой без тела, была весьма довольна.

24–27. У нее была другая ипостась – живая Вишучика, болезнь, не имеющая формы, являющаяся по своей природе пространством, чьим телом стало движение. Она была подобна потоку света, как тонкая нить жизненной силы в виде кундалини, прекрасная, как луч солнца и луны. Эта безжалостная крошечная Сучика входила в тела живых существ, подобно цветочному аромату, вызывая внутренние страдания. Ее дурная сущность и греховные мысли не претерпели изменений, и, следуя за дыханием других существ, она наслаждалась их мучениями.

28–32. Итак, у демонши было две формы – Сучика и Вишучика; одна тонкая, как иголка инея, другая мягкая, как волокно хлопка. С этим своим двойственным телом, входя в сердца людей и пронзая их, жестокая демонша бродила по всему свету. В соответствии с собственными намерениями, все существа или обретают величие, или становятся ничтожными. Так Каркати, оставив свое огромное тело, приняла форму иголки. Глупые и ограниченные существа ставят перед собой глупые цели! Демонша-ракшаси своей аскезой страстно добивалась того, чтобы стать иголкой. Врожденные склонности даже хороших существ нелегко прекращаются! Демонша заслужила своей аскезой горячо желаемое тело иголки.

33–36. Когда она начала свои путешествия в пространстве, ее огромное тело растворилось, подобно осеннему облаку под порывами неукротимых ветров. Входя вместе с дыханием в обессиленные тела, тощие и полные, иголка становилась болезнью, Вишучикой. Она проникала также в тела некоторых здоровых и даже мудрых людей, превращаясь внутри них из живой иголки в болезнь. Где-то она наслаждалась, обитая в сердце глупца; где-то ее изгоняли посредством благих заслуг, очищающих мантр, лекарственных растений и аскезы.

37–43. Так жила Каркати много лет, скитаясь в своих двух ипостасях по земле и в пространстве. На земле она пряталась в пыли, на руках – под ногтями на пальцах, в пространстве – в свете, в одежде – в нитях. Она таилась в волокнах мышц, в грязи и навозе, в высохших канавах и гнилой траве. Попадая в неблагие тенистые места, она затрудняла дыхание существ. Она обитала в местах, где вьются облака мух, где не растут деревья, приносящие благополучие, где валяются кости, где постоянно дует ветер, во влажных и туманных местах и на тех, кто носит грязную одежду. Она жила там, где множество мух, кукушек и ворон садятся на пни, изгрызенные насекомыми, и там, где дуют сильные холодные ветра, раскачивая ветви деревьев. Она обитала в туманных низинах, где плывут гирлянды облаков, в глубоких ранах на пальцах и там, где выпадают дрожащие росы; в горах, в муравьиных кучах и на дорогах, исхоженных людьми.

44–47. Она появлялась в пустынных миражах, в диких местах, полных хищных зверей и огромных змей, там, где останавливаются путешественники, страдающие от блох, и откуда все в страхе разбегаются; в зловонных прудах, куда сплевывают пожеванные листья бетеля пишачи; в пристанищах путешественников на перекрестках дорог, где дуют холодные ветра. Она странствовала повсюду, разносимая руками и слюной людей и животных, раздавливающих ногтями напившихся крови блох и вшей и съедающих их. Она путешествовала по разным удивительным и живописным городам и, наконец, устала от своих бесконечных странствий.

48–50. В городах и селениях демонша носила только обрывок нити болезни, а в теле, горячем от лихорадки, она оборачивалась бешеным быком, скачущим по лесу. Устав, она пряталась в укромных местах, чтобы немного отдохнуть, как игла, выпадающая из утомленной руки после продолжительного шитья. Хотя она была жестокой, а действия ее были злыми, она вредила не сама: если бы она отреклась от своей врожденной природы, она не могла бы оставаться острой снаружи.

51–54. Так эта железная осознающая иголка, постарев телом, продолжала путешествовать всюду, как корабль с тяжелым грузом камней. Она странствовала, движимая своими желаниями, подобно пыли, несомой силой ветра. Она двигалась как иголка с пропущенной в ее ушко нитью, как будто направляемая неведомой силой. Она с удовольствием поглощала жизненные соки своих жертв. Она наслаждалась соками других, но как будто была привязана к концу тонкой нити.

55–58. Временами даже жестокие жалеют слабых, как если бы игла решила починить старое разорванное полотно. Игла, которая раньше вредила другим, ощутила в сердце желание избавиться от нити дурных действий и обрести сияющее солнце просветления. Неожиданно демонша-ракшаси Сучи почувствовала глубокое отвращение к своим поступкам, и ее действия начали жечь ее сердце. Но она по-прежнему в полную силу продолжала причинять вред другим, следуя своей природе.

59–63. Она продолжала мастерски прокалывать ткань и тянуть сквозь нее свою нить, подобную длинной нити желаний в телах живых существ. Она торопилась, смежив свои веки, как будто ее заставляли шить; так злодеи творят дурное дело, скрывая свои лица. Пронзая обернутый вокруг шеи платок, полная желания навредить, она заглядывала жертве в лицо, раздумывая: «Как лучше напасть?» – ведь мучители жаждут только этого. Игла одинаково прокалывает и грубые льняные, и тонкие шелковые ткани: воистину, разве может глупец отличить хорошее от плохого? Сама она, сжатая пальцами руки, видела протягиваемую через ее ушко нить, как свои собственные вытянутые жилы и внутренности.

64–66. Жестокая и бессердечная, она входила в самые разные объекты, сочные и сухие, нанизывая их на свою нить, но не получая от этого удовольствия. Она была бессловесной, с продернутой во рту нитью. Хотя она была и жестокой к другим, но страдала сама, хоть и была царского рода, но была несчастна. Без повода со стороны других желающая им смерти, связанная собственными чувствами, иголка Сучика висела в петле своих действий.

67–69. Выпав из руки портного, она лежала в одиночестве, в темной компании себя самой. Воистину, кто не любит друга, подобного себе? Она предпочитала общество простых людей с глупыми мыслями, ибо кто откажется от компании таких же, как он? Но когда она попадала в руки кузнеца, то, оставляя все, движимая ветрами кузнечных мехов, она готова была взлететь в небеса и исчезнуть.

70–72. Иголка входила в лотос сердца с потоками вдоха и выдоха, праны и апаны, и становилась как будто живой силой, вызывающей ужасные страдания. Смешивалась с саманой, силой пищеварения, она вызывала проблемы с желудком, соединяясь с уданой, она вызывала проблемы в горле. Сливаясь с вьяной, наполняющей все тело, она проходила через соки всех органов, вызывая разные формы безумия, слабости и болей в сердце.

73–77. Часто демонша спала в крошечных убежищах, находящихся в шерсти животных и на руках пастухов; она развлекалась, раня пальцы и руки детей. Она входила в тела через босые ноги и с радостью напивалась крови. Когда она пронзала цветы для гирлянды, она довольствовалась малым количеством пищи. Она подолгу валялась в грязных местах лицом вниз, ибо кто оставит то, что нравится? Ее жестокая природа проявляется через нападения: злые существа получают больше удовольствия от ссор, чем от радостных празднований. Скупцу доставляет огромное удовольствие даже маленькая монета: удивительное проявление себялюбия, от которого сложно избавиться.

78–81. В силу своего невежества иголка в двух своих ипостасях стремилась убивать людей. Удивительно, глупцы не заблуждаются, когда дело касается их желаний! «Мне легко убить другого, пронзая его, как игла прокалывает материю!» – от таких мыслей она становилась очень довольной. Не вредя другим существам, Сучика бы заболела сама, ведь игла ржавеет, если ее не натирать грязью. О ней, тонкой и незаметной, жестокой болезнетворной игле, вызывающей острые боли, быстро забывали, приписывая болезнь неизбежной судьбе.

82–83. Своими прокалыванием и нанизыванием, убивающими других, ракшаси была счастлива, как дурные люди наслаждаются, видя боль и страдания окружающих. Она купалась в грязи, поднималась в небо, и небесные ветры носили ее повсюду. Она падала в пыль и валялась на земле, в лесу; она скрывалась в одежде, в доме и во дворце, пряталась на руках и в ушных раковинах, в мягкой шерсти, в трещинах дерева и глины; она появлялась в сердце, бродя повсюду, как будто обладая волшебной силой.

Валмики сказал:

84. Когда мудрец произнес это, закончился день, и собрание разошлось, поклонившись, по своим вечерним делам, для молитв и омовений, свершаемых в соответствии с обычаями, а на следующий день с восходом солнца, когда ушла тьма, все собрались снова.

Такова сарга семидесятая «Приключения иголки» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 71. Раскаяние иголки Сучи.

Васиштха сказал:

1–2. Долгое время демонша-ракшаси по имени Каркати ела плоть людей, но не получала от этого удовольствия. Сначала для удовлетворения голода ей было достаточно капли крови, ведь ее размеры были невелики, но теперь ей стало трудно выносить внутреннее недовольство.

Она подумала:

3–7. Увы, увы! Зачем я стала крохотной иголкой? Я мала и не могу проглотить даже кусочка! Увы мне! Куда подевались мои руки и ноги, огромные, как черные тучи? По моей глупости они исчезли, как сухие листья опадают с деревьев в лесу. Увы, несчастна моя судьба! Я не могу насладиться даже маленьким кусочком сладкого мяса с вкусным ароматным жиром! Я валяюсь в грязи и падаю в пыль, люди топчут меня ногами, и, входя в их кровь, я становлюсь нечистой. Увы! Я потеряна и беспомощна, голодна и бездомна; страдание следует за страданием и беда за бедой!

8–10. У меня нет ни друга, ни подруги, ни отца, ни матери, ни родственника, ни помощника, ни брата, ни сына. У меня нет ни тела, ни опоры; нет у меня никаких средств к существованию и нет обители для отдыха. Меня несет, словно сухой лист в лесу! Я глубоко несчастна, мое положение ужасно. Я желаю смерти, но даже она мне недоступна!

11–14. Я оставила свое тело по собственной глупости, по недомыслию выпустила драгоценный камень из рук, увлекшись стекляшкой! Ум, полный проблем, создает заблуждение, которое потом разрастается бессмысленным вздором и страданиями. Я то живу в дыму, то валяюсь в пыли на дороге, то брошена в траву. Страдания преследуют меня! Я постоянно подвластна чужой воле и совершаю то, что меня заставляют делать другие. Я совершенно несчастна. Увы, я в чужих руках!

15–18. Я бессмысленно брожу по свету в форме вредящей всем иголки, и моя незначительная судьба – ужасное несчастье! Вместо избавления от одного демона благодаря моей аскезе и стараниям появился другой огромный демон, разрушающий все! Зачем я, глупая, так легко отказалась от своего громадного тела! Воистину, глупые мысли приводят к разрушению! О, кто спасет меня, обладающую этим телом, крошечным, как у мельчайшего червя? Кто поднимет меня из грязи?

19–21. Как мысль о такой несчастной может возникнуть в различающем уме мудрого? Как трава, растущая на деревенской дороге, может добраться до людей, живущих на вершинах гор? Как я могу спастись из этого океана невежества? Слепой не станет зрячим благодаря огоньку светлячка. Я не знаю, сколько мне еще суждено бродить в страданиях, без надежды, среди этих оврагов несчастий и невезения.

22–26. Когда я снова стану огромной и черной дочерью горы, схожей со столбом, разделяющим землю и небо? Когда мои плечи сделаются подобны гирлянде облаков, глаза будут сиять молниями, туман станет моей одеждой, а вздыбленные волосы будут доставать до неба? Когда мои черные груди будут колыхаться в такт с телом, подобным черной туче, как танцующие перед дождем павлины? Когда от моего смеха будет разлетаться пепел лесов, скрывая свет солнца? Когда я опять приму огромную форму, как будто способную поглотить мир? С гирляндой из солнц, с глазами как огненные чаши, когда я буду бродить, попирая ногами вершины гор?

27–30. Когда у меня снова будет огромное чрево, прекрасная необъятная пещера; когда ряды моих ногтей уподобятся огромным плывущим по небу облакам? О, когда ко мне вернется моя улыбка, от которой разбегались могучие демоны? Когда я снова буду танцевать в огромном лесу, отбивая на бедрах такт? Когда моя необъятная утроба будет постоянно полна горами мертвой плоти и мослов, ведрами крови и жира? Когда я захмелею, напившись крови существ всего мира, стану радостной и довольной и смогу счастливо заснуть?

31–33. Я сама превратила в пепел свое огромное замечательное тело, сожгла его в огне глупых практик и согласилась на тело иголки, обменяв золото на железо! О, где мое прошлое тело, наполняющее пространство и напоминающее черную гору, и где эта крошечная иголка, мелкая, как ножка комара? Даже получив золото, глупец бросает его, думая, что это мусор, и так же я, пожелав стать иголкой, оставила свое прекрасное тело!

34–37. Увы! О мое огромное брюхо, похожее на глубокую туманную пещеру в горах Виндхья, почему ты не убиваешь слонов, подобно льву? О мои огромные руки, которые ломали горные пики, с ногтями, напоминающими луны! Почему вы не отщипываете кусочки от луны, как от подношения? О моя грудь, прекрасная, как склоны величайшей черной горы, где теперь твои леса шерсти, в которых львы и прочие звери бродили, как блохи? О мои глаза, рассеивавшие своим блеском тьму ночи, пылавшие, как сухие дрова, почему вы больше не сияете горящими взглядами, озаряя все вокруг?

38–41. О мои плечи, любимые друзья, вы пропали! Вы сгинули с этой земли, и вас разрушило время, вы превратились в пыль на склоне горы! О, мое лицо, схожее с луной, почему ты не играешь сейчас своими лучами, затмевая пожар разрушения вселенной? О мои могучие руки, куда вы подевались? Увы, теперь крошечную иголку может оттолкнуть ногой муха! О мои круглые прекрасные ягодицы, превосходившие размером гору Виндхья! О моя замечательная бездонная пещерка, заросшая деревьями!

42. Где моя прежняя форма, наполнявшая пространство, и где это бесполезное новое тело иголки? Где мой огромный зев, куда помещалось все от неба до земли, и где этот крошечный ротик иглы? Где мои горы мяса для трапезы, и где обед иголки, состоящий из капли воды? Увы! Я стала такой крохотной только в результате своих собственных разрушительных действий!

Такова сарга семьдесят первая «Раскаяние иголки Сучи» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 72. Сила решимости иголки Каркати.

Васиштха сказал:

1–3. Иголка Сучи, молча все обдумав, твердо решила тут же вновь стать аскетом, чтобы вернуть свое огромное тело. Приняв это твердое решение, она прекратила убивать людей и удалилась на вершину Гималаев для суровых практик. Она сосредоточилась на своей природе иглы и, войдя в ум иголки, будучи ее сущностью, с помощью жизненной силы взяла ум под контроль.

4–10. Так, сосредоточившись умом на образе иглы, она перенеслась в далекие Гималаи в форме жизненной силы. Там, в отсутствие всех живых существ, в месте, сожженном пожарами, покрытом пылью и сияющем огромными драгоценными камнями, в бескрайней и бесплодной пустыне, где ничего не росло, она, явившись внезапно, была похожа на неведомо откуда взявшуюся сухую травинку. Вонзившись наполовину в землю своим тонким концом и вообразив, что стоит на одной ноге, она начала свою аскезу. Своим крошечным острием она наступила на пылинку и, отказавшись от понятий о прошлом, настоящем и будущем, стояла с усилием, подняв лицо вверх. Черная, жестокая, острая и твердая, глотая ветер, она утвердилась на своем конце среди пыли. Для голодных зверей, наблюдающих за нею из далекого леса, она выглядела крошечной травинкой, не качающейся на ветру.

11–16. Луч света вырвался из ее игольного ушка и стал отражением Сучи, ее другом, оберегающим ее сзади. Человек испытывает любовь даже к дурному близкому родственнику, так же и этот луч света по причине своей чистоты ощущал дружественность и любовь по отношению к Сучике. Из ее тени появилась другая подруга-аскет, черное подобие Сучики, ввиду черноты остающаяся всегда позади. Игла, появившаяся из тени Сучи, и луч света из игольного ушка поддерживали друг друга, как друзья: хорошие люди всегда готовы помочь другу. Глядя на Сучику, даже деревья, лианы и птицы были тронуты, да и кто не был бы вдохновлен, видя такую великую аскезу иглы? Замерев на своем остром кончике, она сосредоточила свой ум на аскезе. Деревья и лианы посылали ей с ветром пыльцу, выпуская ее со звуком «бхам!».

17–20. Боги и прочие существа леса все время пытались наполнить рот иголки пыльцой цветов. Великий Индра, желая помешать ее аскезе, посылал с ветром частички мяса, чтобы они насытили ее, но Сучика не принимала их. Решительно сосредоточившись на аскезе, она стойко отказалась от пищи: даже слабые внутренней твердостью и решительностью избавляются от препятствий своим практикам. Она ничего не принимала, даже пыльцу цветов, и ветер, способный вывернуть с корнем саму гору Меру, был изумлен ее стойкостью.

21–24. Сучи с головой покрывала грязь, ее затапливало громадными водами наводнений, ее сотрясали сильнейшие ветра и сжигали лесные пожары. Ее хлестал град, пытались напугать громы, молнии, черные тучи и рычащие звери. Так она стояла тысячи лет на конце иглы, не шевелясь, исполненная решимости, совершенно неподвижная в своем отречении от мира, как будто застывшая в глубоком сне. Отказавшись от внешних восприятий, она не замечала, как проходило время и изменялось все вокруг. Так, размышляя над своей природой, она пробудилась к истине.

25–28. Она обрела видение высшей мудрости и познала прошлое и будущее. Существо вредоносной иголки достигло высочайшей чистоты. Осознав своим собственным умом то, что должно быть познано, Сучика осознала блаженство своей природы, когда аскеза сокрушила все ее прошлые прегрешения. В течение семи тысяч лет она предавалась своему изнуряющему подвижничеству, и жар ее усилий грозил спалить все четырнадцать великих миров. В разрушительном огне ее аскезы засияли величественные Гималаи, и от этого как будто вспыхнул весь мир.

29–31. Индра, царь богов, спросил мудреца Нараду о том, чья аскеза готова поглотить мир, и Нарада ему ответил: «Это Сучи, совершая отречение от мира в течение долгих семи тысяч лет, достигла высшей мудрости, и поэтому этот мир сияет. О Индра! Демоны-наги шипят, горы сотрясаются, небожители низвергаются, океаны и облака высыхают, земля чернеет, и на солнце появляются пятна – это жар аскезы иглы Сучи творит разрушение».

Такова сарга семьдесят вторая «Сила решимости иголки Каркати» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 73. Рассказ об аскезе Сучи.

Васиштха сказал:

1. Индра, узнав о суровой практике Каркати, исполненный любопытства, продолжил расспросы Нарады.

Индра спросил:

2. О муни! Своей аскезой обретя тело демонической иголки, что хорошего получила Каркати, подобная глупой обезьяне?

Нарада ответил:

3–7. О Индра, тонкая демоническая сущность живой иглы имела опорой металлическую иглу. Оставив свою опору и перемещаясь в колеснице ветра в пространстве, она входила в тела существ вместе с их дыханием. Через отверстия в телах грешных людей она проникала в их органы, сосуды, мышцы, кровь и костный мозг и подолгу обитала там, как птица в дупле. Войдя в сосуды тела как ветер, она пробуждала острые боли, вонзаясь, как трезубец, установленный под баньяновым деревом поклоняющимися Шиве. С помощью тел и чувств своих жертв она наслаждалась их разнообразной многочисленной пищей и человеческим мясом.

8–11. Войдя в тело, игла спала с юной девушкой, чья щека покоилась на сшитом покрывале, лежащем на груди ее любимого среди гирлянд, рассыпавшихся вокруг. Проникнув в тело птицы, она путешествовала с беззаботной птицей среди прекрасных рощ и лотосов, более душистых, чем каскады цветов райского дерева желаний. Войдя в пчелу, она, как пчела, пила нектар и вкушала пыльцу деревьев мандара и забавлялась с пчелами в лесах на горных вершинах, где обитают боги. Как старый гриф, она отрывала и глотала куски мертвых тел; так воин с мечом в битве рубит на части ратников противника.

12–17. Она двигалась повсюду – во всех органах, оболочках и каналах тела, как порывы ветра путешествуют везде в синем небе. Как поток пран с дыханием входит в сердца всех существ, так она проникала в разнообразные тела. Так же единая сила сознания сияет в телах всех живых существ различными своими проявлениями, подобно хозяйке в своем доме, занимающейся своими делами при свете лампы. Она обитала в крови живых существ, как текучесть обитает в водах, и развлекалась в утробах, как в океанах появляются волны и водовороты. Она погружалась в сон в белоснежном сале, как Вишну в кольцах многоголового змея Шеши, и наслаждалась нектаром телесных соков. Словно ветер, она впитывала соки деревьев, кустов и лекарственных трав, как питающих сердце, так и ядовитых, вызывающих отравление и пробуждающих воинственность.

18–22. Затем она твердо решила стать живой иглой и оставить свою жестокую природу. Она стала святым аскетом с очищенным разумом. И эту живую сущность перемещала силой ветра невидимая железная игла, которая стала конем, несущим ее беспрепятственно повсюду. С бесчисленными воплощенными существами она пила, ела, развлекалась, давала, получала, танцевала, пела и отдыхала. Не было ничего, что она ни делала бы, имея невидимое тело, очищенный ум и форму пространства. Но, пьянея от вкуса мяса и крови, она проводила время подобно слону, прикованному к столбу.

23–26. В реках жизни, полных катящихся волн видимых тел, беспомощных и влекомых течением, она развлекалась, подобно крокодилу. Но она не могла глотать жир и мясо и горько жаловалась в своем сердце, напоминая дряхлую больную богатую старуху. Как танцовщица на сцене исполняет танец, звеня браслетами и другими украшениями на руках и ногах, так она заставляла выплясывать козла, верблюда, оленя, слона, лошадь, льва, тигра и других существ. Соединившись с ветром внутри и вовне, она пребывала в нем как тонкий аромат.

27–30. Ее изгоняли с помощью мантр, лекарственных растений, особых практик, пожертвований, молитв богам и прочих методов, и она спасалась, как выбрасывается на берег волна в горном потоке. Тогда Сучи исчезала, как неизвестно куда пропадает свет потухшей лампы. Она скрывалась в металлической игле, как в утробе матери, и оставалась там в неподвижности. Все существа стремятся в убежище, отвечающее их склонностям, и так же в соответствии со своей природой демонша-ракшаси искала пристанища в теле иглы. Живая иголка путешествовала повсюду, но в тяжелые времена возвращалась в свое прибежище железной иглы, как глупые люди в сложных ситуациях.

31–33. Так она бродила везде, и ее ум был ублаготворен, но физического удовлетворения она никогда не достигала. Только существенное может обрести качества, но не несуществующее; лишь тот, у кого есть тело, может обрести плотскую удовлетворенность. Теперь, вспоминая свои былые телесные удовольствия, она страдала и мечтала вновь ощутить сытость наполненной утробы.

34–38. Она решила снова практиковать аскезу, выбрав для этого подходящее место, чтобы получить назад свое прежнее огромное тело. Она проникла в сердце молодого грифа с дыханием, как птица входит в свое гнездо. Этот гриф, ощутив болезнь, вызванную иголкой, стал подвластен желаниям Сучи, исполняя то, чего хотелось ей. По велению иглы, гриф доставил ее на выбранную ею гору, как несомое ветром облако. Здесь, в безлюдной бескрайней глуши, он оставил ее, как йог оставляет свой ум в состоянии, лишенном всех мыслей.

39–43. Она сразу же твердо встала на свою единственную ногу, будто гриф водрузил на скалу неподвижный образ богини. Решительно вонзившись в частичку пыли кончиком своей крошечной ноги, подняв голову вверх, она уподобилась языку пламени на вершине горы. Живая иголка, видя железную иглу, оставленную грифом, вышла из тела птицы наружу. Покинув тело птицы, игла Сучи сосредоточила свой ум, как аромат, отделяясь от воздуха, устремляется с дыханием в нос. Гриф улетел в свою страну, счастливый, как носильщик, освободившийся от груза, и его внутреннее беспокойство прошло, как у выздоровевшего человека.

44–46. Живая игла сделала железную иглу своей основой в аскезе: верно использовать твердые средства для схожих по прочности целей. Ибо действия не имеющих тела не могут принести результат без поддержки! Так она, утвердившись на своей основе, начала аскезу. Живая игла наполнила железную иглу, как демон вселяется в дерево ашока или как аромат наполняет ветер.

47–48. Так, о Индра, Сучи приступила к своему долгому воздержанию, оставаясь в этой лесной глуши в течение множества лет. О искусный в том, что должно быть сделано! Тебе надо постараться исполнить ее желание, пока сила ее аскезы не спалила всю вселенную!

Васиштха сказал:

49–60. Услышав рассказ Нарады, Индра послал бога ветра пролететь по всему свету в поисках Сучи. Тут же сознание ветра отправилось в поиск и, оставив небесные пути, быстро исследовало землю. Часть его сознания тут же стала вездесущей, как свет Сознания беспрепятственно распространяется повсюду. Сознание ветра вскоре обнаружило за семью океанами на земле огромную безлюдную долину в горах Локалока, как будто состоящих из драгоценного камня. Оно видело континент Пушкару со множеством гор и долин в нем, окруженный кольцом океана со сладкой водой; континент Гомеда с тьмой строений и обитателей, опоясанный океаном вина, в котором обитают разные рыбы и морские твари; континент Краунча с массой спокойных и величавых гор, окаймленный океаном сока сахарного тростника; континент Швета с разнообразными существами, окруженный океаном молока, посреди которого пребывает Вишну, Господь всех трех миров; затем континент Куша с огромными горами и долинами, городами и дворцами, взятый в кольцо океаном топленого масла; континент Шака с поселениями и разнообразными строениями, опоясанный океаном кислого молока; континент Джамбу с огромной горой Меру и множеством других горных пиков, окруженный океаном соленой воды. Здесь сознание ветра сошло с плеч ветра на землю и тут же наполнило всю местность своим дуновением.

61–66. Ветер осмотрел континент Джамбу и достиг вершин Гималаев, где Сучи исполняла свою недвижимую аскезу. Он донесся до огромного леса на вершине горы, который раскинулся широко, напоминая еще одно пространство, в котором не было существ и их движений. По причине близости к солнцу в этом необычном творении сансары не росла даже трава, и все покрывала пыль. Это место было подобно океану, полному бесчисленных рек-миражей, от которых вздымались радуги. Эта пустыня раскинулась до горизонта, и даже локапалы, защищающие мир, не ведали ее границ; и лишь пролетающий ветер поднимал там песчаные облака. Она напоминала кокетливую женщину, умащенную желтым шафраном солнечных лучей и сандаловой пастой лунного света, издающую нежные звуки свистом ветра.

67. Пронесшись над семью континентами, окруженными океанами, облетев всю землю и устав от долгого путешествия, ветер, чье тело полностью наполняет пространство во всех направлениях, устало опустился на вершину горы, как пчела приседает на цветок.

Такова сарга семьдесят третья «Рассказ об аскезе Сучи» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 74. Окончание аскезы иголки Сучи.

Васиштха сказал:

1–6. Посреди этой огромной пустыни на вершине горы ветер увидел Сучи, застывшую на земле, словно еще один горный пик. Она стояла на одной ноге, погруженная в аскезу. Она иссохла от солнечного жара над головой, от неизменного отсутствия пищи ее живот втянулся, и осталась одна кожа. Когда в ее открытый рот входили жар и ветер, она каждый раз отбрасывала их возникающим в сердце понятием: «Это не для меня». Ее иссушило солнце, она постарела от лесных ветров, но оставалась неподвижной, омываемая лучами луны. Она была прикрыта сверху пылинкой и излучала блаженство, не требующее ничего более. Как лес дарует жизнь всему, находящемуся в нем, так долгой практикой она как будто породила огонек, собрав на макушке, как пучок волос, жизненную силу.

7–10. Ветер, увидев Сучи, исполнился изумления. Поклонившись и некоторое время посмотрев на нее, он как будто даже устрашился. Пораженный жаром ее аскезы, ветер не смог спросить: «О великая йогиня Сучи! Какова цель твоей огненной аскезы?» Он только подумал: «О, сколь удивительна труднейшая аскеза великой Сучи!» – и вернулся в небеса. Ветер поднялся выше обители облаков, затем минул пространства ветров, оставил внизу пространство множества сиддхов и достиг пути Солнца.

11–12. Затем он поднялся выше звезд и прибыл во дворец Индры. Индра обнял его, очищенного встречей с Сучи. Перед Индрой и собравшимися при дворе богами в ответ на их вопрос ветер поведал обо всем, что увидел.

Бог ветра, Вайю, сказал:

13–17. О Индра, на континенте Джамбудвипа есть высокий горный хребет, называемый Гималаями; носящий полумесяц бог Шива – его зять. На его северной стороне есть высокая вершина, на самой верхушке которой великая йогиня иголка Сучи исполняет свою суровую аскезу. К чему много говорить? Чтобы не пускать внутрь ветер, она закрыла ему вход, превратив свой желудок в металл. Она сжала свой крошечный рот и прикрыла его частичкой пыли, чтобы не пустить внутрь прохладное дуновение ветра. От ее ужасной аскезы гора перестала быть холодной, раскалилась и от этого ужасно страдает, о Индра.

18–20. Давайте мы все пойдем к Создателю Брахме, чтобы он исполнил ее желание, иначе ее могучая практика приведет к несчастью! Выслушав слова бога ветра, Индра с остальными божествами отправились в обитель Брахмы просить у него защиты. «Дабы исполнить желание Сучи, я сам пойду на вершину Гималаев», – провозгласил Брахма, и удовлетворенный Индра вернулся обратно на небеса.

21–25. К этому времени Сучи совершенно очистилась и жаром своей аскезы раскалила даже небесную обитель богов. Свидетелем ее аскезы была ее собственная удлиняющаяся и обходящая вокруг нее тень, что глядела на луч солнечного света, проходящий через игольное ушко. Тончайшая, как шелковый волосок, игла превзошла гору Меру своей твердостью. И тень, удлиняясь в начале и в конце дня, как будто бежала посмотреть, не утопилась ли с горя гора Меру. В полдень, опасаясь жара, тень пряталась, входя внутрь иглы с дыханием, а в остальное время взирала на нее с уважением издалека. Тень присматривала за иглой, а от сильного жара скрывалась в теле иглы: воистину, в сложные времена человек забывает всякие приличия!

26–27. Металлическая игла Сучи вместе с иглой, состоящей из тени, и иглой из жара создавали треугольник, очищающий аскезой, как смывает грехи слияние трех рек, на котором стоит город Варанаси. Ветры и пыль очищались этим треугольником, как тремя разноцветными потоками, омывающими Варанаси, и достигали освобождения.

28. К тому времени Сучи, исследовав свое сознание, обрела знание изначальной причины и постигла Брахмана. Несомненно, только прямое размышление о своей природе является высшим учителем, и никто другой, о Рама!

Такова сарга семьдесят четвертая «Окончание аскезы иголки Сучи» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 75. История о Сучи. Сучи обретает свое прежнее тело.

Васиштха сказал:

1–2. Спустя тысячу лет Сучи посетил Создатель Брахма и с небес вопросил: «Моя дочь, каково твое желание?» Сучи была подобна частице существования, у нее не было никаких органов, и она не могла ответить.

Поэтому она только подумала про себя:

3. Я достигла полноты и совершенства, мои сомнения рассеялись. Что мне делать с даром Брахмы? Я обрела полное умиротворение и спокойствие, я пребываю в нирване в безусловном блаженстве. Я ведаю все, что должна знать, завеса моих сомнений пропала, и мое различение ясно. Чего же мне еще желать? Я останусь здесь, как и раньше – отбросив даже разделение на реальное и нереальное. Чего мне еще жаждать? Раньше, когда я была еще глупа, меня преследовал демон собственных желаний, как ребенка пугают воображаемые привидения. Теперь он сгинул благодаря размышлениям о собственной природе. Чего мне желать и чего не желать?

8–9. Помыслив так, Сучи, не имеющая органов речи, осталась в молчании и полном спокойствии, в то время как Брахма взирал на нее. Тогда Создатель снова обратился к ней, лишенной желаний и обладающей умиротворенным умом.

Брахма сказал:

9–13. Получи дар, дочь моя. Пожив еще некоторое время на земле и вкусив удовольствий, ты достигнешь высшего состояния. Такова судьба, которой невозможно избежать. Да будет твое желание исполнено благодаря твоей аскезе. Ты вновь обретешь свое огромное тело и будешь жить демоншей-ракшаси в лесах Гималаев. Прими это гигантское, как облако, тело, которое у тебя было ранее, моя дочь. Оно проявится вновь, как огромное дерево вырастает из маленького семечка. Это тело пребывает в тебе, как в семени, из которого после полива поднимается росток плюща.

14–18. Поскольку ты познала истину, ты не будешь причинять страданий миру. Ты обрела внутреннюю ясность и стала подобна чистому облаку на осеннем небосклоне. Ты будешь непрерывно наслаждаться внутренним сосредоточением, и если когда-нибудь безусильно его оставишь, то будешь видеть всех существ, как саму себя. Ты станешь воплощением созерцания и спокойствия; движения твоего тела будут проявляться без усилий, как ветер по своей природе являет движение. Тогда, моя дочь, ты будешь сдерживать свои привычные демонические желания и будешь причинять вред существам только для естественного утоления своего голода. Ты будешь справедлива в мире, наказывая преступников. Обретя освобождение в этом теле, ты будешь обладать верным различением.

19. Сказав это, Брахма растаял в небесах. Сучи подумала, что она все так и сделает, ибо в этом нет ничего плохого и у нее нет повода не следовать словам Создателя. Сосредоточившись на своем теле, она постепенно начала расти.

20–21. Сначала она стала размером с палец, потом – размером с руку, потом – с две распахнутые руки, потом – с дерево и, наконец, выросла до размеров облака. Тут же у нее отросли все конечности, как постепенно из семени сансары вырастает дерево желаний. У ее тела появились все необходимые части, которые были сокрыты ранее, как цветы на дереве желаний содержат в себе множество неявленных до поры семян.

Такова сарга семьдесят пятая «История о Сучи. Сучи обретает свое прежнее тело» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 76. Об утолении голода грешниками.

Васиштха сказал:

1–5. После этого иголка Сучи снова стала демоншей Каркати, из крошечной превратившись в огромную, как небольшое облако вырастает в грозовую тучу. Зная свою природу, она пребывала в блаженстве. Благодаря постижению своей сути, она оставила прежнюю демоническую сущность, как змея, что сбрасывает старую кожу. Она оставалась там же, в глубоком созерцании в позе лотоса, пребывая в чистом Сознании, недвижная, как горная вершина. Через шесть месяцев она пробудилась из своего глубокого созерцания, как павлин ободряется от грома, что исходит из огромных облаков в сезон дождей. Вернувшись к внешним ощущениям, она почувствовала голод. Пока есть тело, невозможно отречься от его потребностей.

Она задумалась:

6–10. Что же мне теперь есть? Я не должна насыщаться другими существами, нарушая закон. Я думаю, что смерть этого тела лучше, чем поедание того, что не одобряют мудрые и что не обретается законно. Если я расстанусь с телом, отказавшись от неправедной пищи, то в этом нет ничего плохого! Такая еда – яд. Что хорошее может быть достигнуто в мире такой пищей? К тому же у меня нет причины ни для жизни, ни для смерти. Я есть лишь чистая сознательность, а тело и все остальное – красивая иллюзия, которая пропадает, когда пробуждаешься к истине о себе. И не существует тогда разницы, есть тело, или нет.

Васиштха сказал:

11–13. Пока она так размышляла в безмолвии, с неба раздался голос. Ветер, удовлетворенный тем, что она рассталась со своей демонической природой, произнес: «О Каркати, иди и наполняй знанием глупых и заблуждающихся. Природа мудрых проявляется в спасении невежественных. Кто, несмотря на объяснения, не пробудится, тот рожден только на свою погибель и будет твоей законной пищей».

14–16. Услышав это, Каркати ответила благодарностью за совет, встала и медленно спустилась с вершины горы. Пройдя леса на склонах, она пришла в долину у подножия горы, где была страна охотников-киратов. Эта земля была богата плодами, скотом, мирскими богатствами, сочной травой, лекарственными травами, съедобными кореньями, питьем, животными, насекомыми, птицами и всем остальным.

17. В черноте ночи, когда по земле расстилалась непроглядная мгла, ночная демонша, скрытая тьмой, вошла в эту прекрасную страну у подножия Гималаев.

Такова сарга семьдесят шестая «Об утолении голода грешниками» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 77. Размышления демонши Каркати.

Васиштха сказал:

1–8. В стране Киратов стояла черная ночь, и тьма была настолько плотной, что ее можно было схватить рукой. Небеса были скрыты темными облаками, луна не светила, плотная мгла наполняла лес деревьев тамала. Из-за густой растительности скольжения тьмы казались медленными, как движения слепого в ограниченном пространстве дома, а на освещенных перекрестках города она бежала, как мальчишка. На площадях густота тьмы отступала под лучами света ламп, пробивающегося сквозь окна и щели. Мгла, как будто танцующая вокруг, была близким другом Каркати, хранившим полное молчание, словно призрак-ветала, притворяющийся скелетом. Тьма ночи была украшена густым туманом, в котором множество животных и людей погрузились в глубокий сон. Ветер ленивыми движениями едва касался капель выпавшей росы. От озер и каналов доносилось кваканье лягушек; во внутренних покоях домов тешились ночными забавами мужчины и женщины. В джунглях были видны огни, подобные пламени разрушения мира; на полях зрела кукуруза, поблескивающая каплями росы.

9–15. На небе сверкали бесчисленные звезды, в лесах дул ветер, сбрасывая на землю цветы и плоды с деревьев. В дуплах ухали совы; слышались крики деревенских жителей, обнаруживших нарушивших границы их владений грабителей. В лесу тьма ночи была безмятежной, какой обычно и бывает тишина в лесу; в городе она была тихой, как сам спящий город. В лесах дули ветры, в гнездах спали недвижимые птицы. В пещерах дремали львы, в рощах – олени. В небе тьма наполнялась холодным туманом, в рощах тихо разливалась повсюду. Мгла была подобна черной туче и напоминала пещеру в горе горного хрусталя. Она была беспросветной, как середина камня, и такой плотной, что ее можно было резать ножом. Она дрожала, как гора сажи под ветрами разрушения вселенной, и была плотной, как мрак горной пещеры; она широко раскинулась, как муть единого океана разрушения. Тьма была плотна, как чернота угольной пещеры, прекрасна, как глубокий сон, тверда, как забытье невежества, и мягка, как спинка черного шмеля.

16–18. Этой темной ужасной ночью царь земли Киратов со своим советником вышли из города, полного спящих жителей, в темный лес, дабы защитить город от дурных людей. Царя звали Викрам, и он был решителен, мудр и смел. Каркати увидела идущих по лесу вооруженных царя и советника, ищущих встречи с демонами-веталами.

Каркати подумала:

19–24. Несомненно, я нашла свою пищу! Эти двое – глупцы, не знающие своей сущности, тела таких людей – тяжелая ноша для земли! И в этом мире, и в мире ином глупец существует лишь для страданий и смерти. Таких надо уничтожать, а не взращивать невежество! Жизнь глупца, не ведающего истины, – все равно что смерть, и ему лучше умереть, чем накапливать грехи. С самого начала мира лотосорожденным Брахмой установлено, что не знающие своей природы невежды должны стать пищей для хищников. Поэтому эти двое должны быть съедены, и было бы неверным отказаться от законной добычи. Но если они мудры и благородны, то убивать таких людей мне не по вкусу в силу моей природы.

25–30. Я их испытаю, и если они мудры, тогда я их не съем, поскольку мудрым нельзя причинять вред. Жаждущие настоящего счастья, славы и долгой жизни должны поклоняться мудрым, давая им все желаемое. Я лучше лишусь тела от голода, но не буду есть хорошего человека, ибо мудрые больше ценят спокойствие ума, чем жизнь тела. Для защиты мудрого стоит даже отдать свою жизнь, поскольку с помощью лекарства общества мудрых можно подружиться даже со смертью! Если даже я, демонша-ракшаси, беру под защиту таких людей, кто другой не приблизит их к своему сердцу, словно чистую гирлянду? Воплощенные в теле, обладающие прекрасными качествами, живут здесь, как земные луны, давая прохладу и спокойствие окружающим их.

31–32. Смерть – это небрежение мудрыми, жизнь – пребывание в их обществе. Плодом нахождения подле них является обретение рая, освобождения и прочего. Потому я испытаю этих двух лотосооких игрой с различными вопросами, и по их ответам станет ясно, насколько они знающие.

33. Сначала надо решить, обладают они хорошими или плохими качествами, затем понять, превосходит ли он меня своими достоинствами, и только тогда определить верным методом, прошел ли испытуемый проверку.

Такова сарга семьдесят седьмая «Размышления демонши Каркати» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 78. О демонше Каркати.

Васиштха сказал:

1–2. Тут Каркати, достойный цветок древа семейства демонов, подобная черному облаку, плывущему в темноте, издала ужасающий рев. После этого рыка она заговорила хриплым и страшным голосом, подобным отголоскам, следующим за раскатами грома в тучах.

Каркати сказала:

3–4. Эй, вы двое, подобные солнцу и луне, следующим по ужасному лесу! Два червя в темной пещере великой майи! Кто вы – великие мудрецы или глупцы? Вы пришли стать моей пищей и заслуживаете того, чтобы я сейчас же вас проглотила!

Царь сказал:

5–8. О призрак, кто ты и где ты? Покажи себя, ибо кто испугается одного только жужжания пчелы? Воистину, лишь недалекие люди устремляются к желаемому со всей скоростью, как лев. Оставь свое раздражение и прекрати запугивания, яви свои силу и достоинство! Скажи мне, чего ты жаждешь, и я дам тебе это, о законопослушная! Ты хочешь испугать нас своими рассерженными криками или сама нас боишься? Скорее предстань перед нами в видимой форме с подобающим голосом, ибо тянущие время не достигают ничего, кроме саморазрушения.

9–16. Каркати подумала, что ответ царя недурен и приятен, и зарычала, чтобы показать путникам свою силу, а затем расхохоталась. От ее смеха и рыка все пространство наполнилось эхом, и она явила свое огромное тело в свете блистающих в улыбке зубов. Она напоминала гору, расколотую молнией из тучи всеобщего разрушения, ее глаза сверкали молниями, наполняя небо искрами, напоминающими разлетающихся журавлей. Она была подобна мерцающим огням подводного пожара в едином океане тьмы; ее рев был словно гром множества громадных черных туч. От ужасного скрежета ее зубов с криками умирали притаившиеся во тьме хищные звери и грабители; она казалась черной колонной, достигающей небес. Волосы на ее голове стояли дыбом, черные глаза были полны мрака, и она внушала ужас демонам якшасам, ракшасам и пишачам. Ветер ее дыхания проходил через отверстия тела с ужасающим звуком «бхам!», пучки волос на голове напоминали торчащие палки, обгоревшие ветви и зубья плуга. Она была как живая вершина горы черного агата, содрогающаяся во время разрушения мира; она возникла как разрушительная последняя ночь творения, как слуга Шивы, сотрясая богов творения своим смехом.

17–21. Ее тело напоминало осеннее небо, затянутое тучами. Оно было плотным, как ночь, и походило на огромную тучу. Она была подобна черному демону Раху, восставшему из тьмы, чтобы поглотить луну и солнце. Ее черные груди напоминали бездонные деревянные ступы или два висящих облака из сияющего черного сапфира. Ее огромное тело было словно обгоревший пень с головой, похожей на крону дерева и с гигантскими качающимися лианами рук. Увидев ее, оба героя нисколько не дрогнули; их ум не взволновался, будучи чистым.

22–27. Советник сказал:

О огромная демонша! Почему ты рассержена? Воистину, только глупые и недалекие сильно распаляются даже по мелкому поводу. Оставь свой гнев, он тебе не к лицу! Мудрые достигают своих целей подходящими мирными путями. Ураган нашей мощи сдувал, лишая силы, тысячи таких букашек, как ты; и их уносило, подобно листьям и сухой соломе. Оставив раздражение, разумные достигают своих целей соответствующими действиями, с ясным и спокойным умом. Пусть собственные деяния будут успешными или нет: только великая судьба отвечает за это. К чему заблуждаться по такому поводу? Скажи, чего ты хочешь? Никогда, даже во сне, просящий не уходил от нас без исполнения своего желания!

Услышав это, демонша-ракшаси подумала:

28–33. О, какое хорошее, смелое и разумное поведение у этих двух прекрасных людей! Я думаю, они – необычные люди. Удивительно! Их слова и лица указывают на внутреннюю пробужденность. Как воды рек, сливаясь, смешиваются друг с другом, так же мудрые мгновенно узнают друг друга по речам и выражениям лиц. Эти двое, кажется, поняли мои намерения, а я разгадала их мысли, поэтому я не убью их. Силой своей мудрости они вечны. Я думаю, они постигли свою природу, потому что без знания себя ум не способен освободиться от страха смерти. Это возможно только в результате ясного понимания реального и нереального. Я спрошу их о некоторых сомнениях, которые одолевают меня, ибо те люди глупы и низки, которые не разрешают сомнений, встретив знающих!

34–35. Подумав так, Каркати приняла подобающий вопрошающему вид, прекратила смех и рычание, подобные грому тучи вселенского разрушения, наступившего не в свое время, и спросила: «Кто вы, смелые люди? Поведайте мне, о безгрешные! От одного вашего вида в чистом уме возникает дружеское расположение».

Спутник царя ответил:

36–37. Это царь страны Киратов, а я – его советник. Мы вышли на нашу ночную прогулку, чтобы останавливать подобных тебе. Это царская обязанность – днем и ночью пресекать действия скверных существ. Кто оставляет свои обязанности, тот губит себя, сгорая, как дрова в огне.

Каркати сказала:

38–41. Царь, твой советник не умен. Царь, у которого глупый советник, не должен быть царем. Если помощник хорош, хорош и царь. Поэтому царь должен умно выбирать хорошего советника, этим он обретает славу, а каков царь, таковы и подданные. Изо всех хороших качеств высочайшим является знание изначальной Сущности. Ведающий истину царь становится настоящим царем, и знающий это советник будет лучшим из его помощников. Эта благородная мудрость приносит царю могущество и беспристрастное видение; не имеющий же этого знания не достоин быть ни советником, ни царем.

42–43. Если вы владеете этим знанием, вы достигли высшего блага, но если нет, то вы бесполезны, и, в соответствии со своей природой, я вас съем. Если же вы верно и с умным различением ответите на мои вопросы, вы станете мне дороги, как любимые сыновья.

44. Царь или советник, дайте мне ответы! Это мое горячее желание, выполните мою просьбу. Кто в этом мире, не исполнив обещанного, не расплатится тяжко за свой грех?

Такова сарга семьдесят восьмая «О демонше Каркати» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 79. Вопросы демонши Каркати.

Васиштха сказал:

1. Произнеся это, ракшаси с согласия царя начала задавать свои вопросы. Выслушай их и ты, о Рама!

Демонша спросила:

2–4. Что это за крошечная частица, которая едина и одновременно множественна, в которой бесчисленные миры зарождаются и исчезают, как пузырьки пены в океане? Что это за пространство, которое не пространство; что это – что-то и ничто? Что проявляется как я, которое есть ты, и что является тобой, будучи мной? Что движется, оставаясь неподвижным, и что недвижимо, даже перемещаясь? Что это за камень, который осознан? Кто создает прекрасные иллюзии в пустом пространстве?

5–7. Что это за огонь, который не горит, оставаясь пламенем? И что это за огонь, постоянно порождаемый не-огнем? Что это за извечное сияние, которое не является ни луной, ни солнцем, ни огнем и ни звездами? Что это, не имеющее глаз, но порождающее свет? Что это за высочайший свет, дающий сияние слепым от рождения лианам, кустам, траве и всему, не имеющему органов чувств?

8–10. Что порождает пространство и остальные элементы? Кто определяет собственную природу сущего? Что является ларцом для алмаза этого мира? Чей это ларец? Что за крошечная частица заставляет сиять тьму; что это – существующее и несуществующее? Что, будучи вдали, находится рядом? Что это за мельчайшая крупица, которая видится огромной горой? Что это за мгновение, которое длится целую кальпу, и что это за кальпа, которая продолжается миг? Что это – очевидное и несуществующее? Что это – сознательное, являющееся несознательным?

11–13. Что это за ветер, который не ветер, и звук, который не звук? Что это – все и ничто, я сам и в то же время не я? Что достигается огромными усилиями во множестве жизней, а когда получено, оказывается ничем? Что это за полнота, которую не получить? Что уничтожает себя, оставаясь совершенно целым и невредимым? Что это за крошечная частица, внутри себя создающая гору Меру и три мира, как травинку?

14–17. Что это за мельчайшая пылинка, которая наполняет собой сотни йоджан, и что это за частица, которая не измеряется даже в сотнях йоджан? От чьего одного взгляда весь мир танцует, как ребенок? Что это за крупица, в которой существует множество огромных гор? Что, не меняя своего крошечного размера, по величине превосходит гору Меру? Что тоньше волоска, разделенного на сотню частей, но громаднее высокой горы? Что является лампой, проявляющей и свет, и тьму? В частице чего пребывают частицы всех восприятий?

18–20. Что это, совершенно не имеющее вкуса, но всегда сладкое? Что превосходит все и в чем пребывает все? Что не может утаить себя и скрывает весь мир? Благодаря чему при разрушении мир остается существующим, но не проявленным? Что не имеет глаз и видит тысячами глаз? Что это за мгновение, являющееся великой кальпой и сотнями тысяч кальп?

21–23. В чем, как дерево в семени, содержатся семена миров – не проявленных, проявленных и даже не возникших? В каком мгновении, как в семени, пребывает целая кальпа? Что является творцом, инструментом, целью и обстоятельствами действия, не имея цели и даже не являясь деятелем? При восприятии видимого видящий делает видимым сам себя. Что, не имея глаз, видит само себя вовне, как зримый объект?

24–26. Кто растворил видимое в себе и даже в присутствие видимых объектов видит безраздельное чистое Сознание и не видит видимого прямо перед собой? Что сияет как видимое, являясь видимым, видением и видящим? Что наполняет видимое, видение и видящего, как золото – браслеты и другие украшения? От чего ничто не отделено, как волны от океана? И по чьему велению все отделяется, как волны в океане?

27–29. От чего, единого и не разделенного временем, пространством и прочим, даже при появлении двойственности реального и нереального, они остаются неотдельными, как вода и ее текучесть? Что, став тремя временами, содержит в себе, как семя содержит дерево, три мира, которые реальны и нереальны и включают видящего, видимое и видение? В какой полноте всегда пребывают прошлое, настоящее, будущее и великая иллюзия бесчисленных миров, как дерево заключено в семени?

30–32. Что, не оставляя своей недвойственной природы и будучи невозникшим, заставляет семя превращаться в дерево и дерево – в семя? О царь, по сравнению с чем гора Меру – нежное волокно лотоса, и в чем существует огромное множество таких гор, как Меру и Мандара? Чем создается этот мир с бездной живых существ? За счет чьей силы ты движешься, убиваешь и наказываешь? Что увидев, ты исчезаешь или же существуешь вечно с очищенными видением и речью до их полного успокоения?

33–35. Разреши великое сомнение моего ума, подобное туману, скрывающему лик луны. Того, кто не способен вырвать сомнение с корнем, никогда нельзя считать мудрым пандитом. Если вы своим разумом не положите конец моему небольшому сомнению, вы тут же, бесспорно, станете дровами для утоления ужасного огня моего голода. После чего я сожру всех людей в этой стране, чтобы набить свое брюхо. Поэтому, я думаю, это твоя обязанность – быть хорошим царем, ибо только глупцы стремятся к своему концу.

36. Сказав это, демонша издала оглушительный и ужасающий рык, сходный с громом тяжелой тучи, и замолчала. Хотя ее вид был ужасен, внутренней чистотой она напоминала безоблачное осеннее небо.

Такова сарга семьдесят девятая «Вопросы демонши Каркати» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 80. Решение загадок Каркати

Васиштха сказал:

1. Когда огромная дочь ракшасов глубокой ночью в густом лесу завершила задавать свои замечательные вопросы, раздался голос мудрого советника.

Советник сказал:

2–5. Слушай, о подобная туче! Твои вопросы я растерзаю один за другим, как лев рвет на части обезумевшего слона. О лотосоокая! Твои вопросы, заданные замысловатым языком и способные дать мудрость знающим, касаются высшего Я, или Атмана, о красавица. Поскольку высшее Я нельзя описать словами, понять умом и воспринять пятью органами чувств, оно тоньше даже пространства, оно есть Атман, являющийся чистым Сознанием. В крошечной частице Сознания пребывает это творение как существующее или несуществующее, подобно тому, как дерево проявляется в семени.

6–8. Реальность есть ощущаемость всего и, будучи природой всего, является изначальной сущностью, вслед за которой все остальное обретает существование. Сознание подобно пространству по причине отсутствия внешнего и не является пространством в силу сознательности. Из-за того, что оно превосходит восприятие чувствами, оно не что-то и оно же является мельчайшей каплей, которая бесконечна. Будучи внутренней сущностью всего, оно не ощущается никем как что-то. Отражение недвойственного Сознания создает множественность, которая нереальна в высшем Сознании, как браслеты и разнообразные украшения – в золоте.

9–11. Это – высочайшее пространство Сознания, невоспринимаемое в силу своей исключительной тонкости. Хотя оно является внутренней сущностью всего, оно превосходит пять органов чувств и ум. Будучи сутью всего, оно никогда не пустота, это – сам говорящий и думающий, даже если он думает, что его нет. Никакой логике не поддается несуществование существующего. Природа всего осознается косвенно, как спрятанную камфару выдает присущий ей аромат.

12–14. Все здесь, осознаваемое умом как что-то, есть лишь это Сознание, и в силу того, что его чистота по своей природе превосходит чувства, оно не является чем-либо. Только оно, будучи сущностью всего существующего, оказывается и единством, и множественностью. Поскольку исключительно благодаря ему существует этот мир, лишь оно и является ларцом драгоценности этого мира. В этом безбрежном океане осознания появляются и пропадают волны трех миров, как разнообразные понятия ума; так в воде по причине ее текучести возникают водовороты.

15–17. Поскольку это Сознание не постигается умом и чувствами, оно кажется пустым, но в силу того, что оно осознается самопознанием, оно не пусто, хотя подобно пространству. При понимании недвойственности можно ощущать, что я есть ты и ты есть я, но безграничное осознание не становится ни тобой, ни мной. Когда при пробуждении к истине отброшены все представления о «тебе» и «мне», не остается ни тебя, ни меня, ни всего, или же все становится мной самим.

18–20. Это высшее Я не движется, двигаясь и даже проходя множество йоджан. Благодаря осознанию, множество йоджан пребывают в этом Сознании. Оно не движется даже в движении и, даже обретенное, не обретается, ибо место и время пребывают в пространстве собственной реальности. Если его цель находится в нем самом, воистину, куда оно может пойти? Будет ли мать искать своего сына где-то еще, когда он у ее груди?

21–22. Коль скоро оно пребывает всюду, оставаясь неизменным, содержа в себе все творение и делая все, оставаясь в себе, куда и как ему еще идти? Когда закрытый горшок переносят в другое место, пространство в нем не движется при перемещении горшка; так и высшее Я всегда остается недвижимым.

23–26. Когда оно в себе ощущает осознанность и несознательность, оно как будто становится и осознанным, и несознающим. Когда единое Сознание по своей природе является реальностью и осознанности, и несознательности, тогда оно, будучи сознающим, может быть подобным камню, о демонша! В безначальном и бесконечном высочайшем пространстве безграничное Сознание создает, не создавая, удивительное разнообразие трех миров. Чистое Сознание дает реальность огню, принимая его форму и не оставляя при этом своей природы. Даже будучи вездесущим, оно не горит, своим сиянием очищая все предметы мира.

27–29. Из чистого сияющего пространства Сознания рождается огонь, чья природа – сияющее осознание. Высшее Я, осознавая, являет свет солнца, луны и прочего и, будучи формой сияния Сознания, не может быть скрыто даже облаками всеобщего разрушения конца великих кальп. Это внутренний свет сердца, ощущаемый, но не видимый глазу; это бесконечное высочайшее сияние, дающее существование всему.

30–32. Превосходя ум и пять органов чувств, это сияние внутреннего света освещает видимость предметов вовне, хотя оно возникает внутри. Этот свет питает деревья, кусты, лианы и прочие существа, не имеющие глаз и органов чувств. Он – воплощение высшего знания, являющийся по своей природе ощущением. В этом осознании пребывает мир как существование, время, пространство и действие. Оно – хозяин, деятель, создатель и наслаждающийся, хотя с точки зрения себя самого не является чем-то.

33–35. Не оставляя своей исключительной тонкости, высшее Я становится ларцом, хранящим драгоценный алмаз мира. Мир, состоящий из знающего, знания и объекта знания, не существует в его безграничности. Только оно ярко сияет повсюду в целом мире. Когда в нем пребывает ларец мира, тогда оно само – наивысшая драгоценность! Из-за непонимания оно видится тьмой; являясь Сознанием, оно видится светом. В силу его природы осознанности оно есть, но поскольку оно превосходит чувства, его как будто нет.

36–38. Оно кажется далеким, потому что не осознается чувствами, и оно близко, будучи самим Сознанием. Являясь осознанием всего, оно – гора и в то же время – мельчайшая частица. Этот мир есть только его восприятие; горы и прочее нереальны, и поэтому гора Меру существуют только в этом тончайшем Сознании. Когда оно сияет как мгновение, оно называется мгновением. Когда оно сияет как кальпа, его именуют словом «кальпа».

39–41. В нем за один миг видится игра событий целой эпохи, как в уме может появиться огромный город, раскинувшийся на множество йоджан. В мгновении видится долгий век, как в чистом зеркале возникает отражение огромного города. Когда в этом тончайшем Сознании пребывают мгновение и эпоха, горы, селения, огромные пространства в тысячи йоджан и все прочее, откуда взяться двойственности и недвойственности?

42–44. Это подобно заблуждению во сне, когда в уме возникает понятие: «Это я делал раньше», являющееся одновременно реальным и нереальным. В печали время тянется очень медленно, а в радости всегда бежит быстрее. Так для царя Харишчандры одна ночь тянулась двенадцать лет! Какая уверенность возникает в уме, то и сияет в сознании как реальность, как браслеты и другие украшения – в золоте.

45–47. Нет ни мгновения, ни кальпы, ни близкого, ни далекого, есть только проявление чистого Сознания, нераздельной реальности, видимой как нечто, отличное от него. В чистом Сознании нет ни малейшего различия между светом и тьмой, близким и далеким, мгновением и эпохой, даже сознательным и материальным. Оно очевидно, будучи основой всех ощущений, и неочевидно, превосходя все. Оно проявляется как видимое, и его реальность воплощается как осознающий видящий.

48–50. Пока воспринимается браслет, золота как будто и не существует; точно так же, когда осознается видимый мир, как будто и нет чистого Сознания. Когда идея браслета не создается и не видится, тогда осознается само золото, и когда пропадает понятие о видимом, постигается сам Брахман, безграничный чистый незатрагиваемый абсолют. Будучи всем, оно реально, и оно нереально по причине невозможности его определения. Оно сознательно, являясь сущностью любого осознания, и в силу невоспринимаемости оно не имеет сознания.

51–54. Откуда взяться восприятию Сознания в мире, подобном дрожащему дереву на ветру, в удивительном проявлении Сознания и его отражении? Как мираж – это проявление большого жара, так же этот мир является видимостью Сознания, великой недвойственности. В солнечных лучах ощущается очевидное тонкое и чистое существование и несуществование. Откуда взяться мысли об эпохе и прочем? Как силой иллюзии майи в пространстве солнечного луча проявляется золотое свечение, так же чистое Сознание сияет как этот мир. Откуда взяться объектам в этой иллюзии?

55–57. Знай, что мир – это долго длящееся наваждение, такое же ни реальное, ни нереальное, как и ощущение стен в приснившемся или воображаемом городе. Поэтому, практикой понимания очистив ум от неверных понятий, познавший истину остается в пространстве Сознания, не возвращаясь более в сансару. Нет отличий между стеной и пространством помимо восприятия; то, что появляется по причине воображаемого разделения, от Брахмы до травинки, есть только видимость.

58–61. В силу своей иллюзорности, видимости не имеют реального существования в пространстве Сознания, но они сияют постоянно, подобно искрам света. Разнообразие его проявлений возникает благодаря его собственной удивительной силе, ибо сияние Сознания является сущностью всего, как семя есть сущность дерева. Как в семени содержится дерево, отличающееся и одновременно не отличное от него, так же в недвижном пространстве Брахмана хранятся бесчисленные миры. Как ввиду своей тонкости дерево, пребывающее внутри семени, не отдельно от пространства семени, так же мир, находящийся в Сознании, из-за осознания Брахманом не отделен от Сознания.

62. Это Сознание, Высшее Я – неподвижное, нераздельное, нерожденное, единое, безначальное и вездесущее, в нем нет и не было никогда ни времени, ни движения. Это недвойственное, не имеющее противоположностей, умиротворенное, превосходящее двойственность и недвойственность, чистое сияние единого изначального света.

Такова сарга восьмидесятая «Решение загадок Каркати» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 81. История Каркати. Высочайшее Сознание как причина материальности.

Демонша сказала:

1. Речь твоего советника о высочайшей истине превосходна, о царь. Теперь, о лотосоокий, отвечай ты!

Царь сказал:

2–4. Ты спрашивала о высшей реальности, которая знается, когда прекращается узнавание мира, что обретается оставившим все понятия умом. Возникновение и прекращение ее проявлений приводят к созданию и разрушению мира; это то, о чем говорит Веданта, и это то, что не описать словами. Это то, что находится между крайностями существования и несуществования, включая в себя обе крайности; его игра, полная осознанности, – вся эта вселенная с движущимися существами и неподвижными предметами.

5–8. Что, даже являясь сутью и природой всей вселенной, остается единым и неделимым? Вечный и безграничный Брахман, реальность. Это то, о чем ты спрашивала, о прекрасная! Когда он осознает ветер, видится иллюзия ветра, но нет ни ветра, ни чего-либо другого – есть только безграничное чистое Сознание. Когда он помышляет о звуке, появляется видимость звука; но то, что есть, далеко и от звука, и от его значения. Он есть все, и он ничто, он есть я, и он не я. Одно только сияние его всемогущества становится причиной всего мира.

9–11. Этот Атман достигается множеством усилий, но когда он обретен, ничего не получено! Когда он обретен, достигается высшее и не достигается ничто. До тех пор, пока не взойдет очищающая мудрость, уничтожающая корень невежества, цветет и растет дерево сансары в повторяющихся рождениях. Когда тончайшее Сознание принимает форму и становится видимым, его увлекают и уносят собственные восприятия мира, подобные видениям миражей в жаре пустыни.

12–15. Эта мельчайшая частица Сознания воспринимает иллюзии и горы Меру, и сухой травинки всех трех миров, отображая вовне то, что внутри. То, что пребывает в Сознании, видится вовне; так обезумевший от вожделения воображает желаемые им объятия и утехи. Как всемогущее Сознание проявило само себя в начале творения, так оно и видит с тех пор эпоху за эпохой исключительно в своих собственных понятиях. Что появляется внутри Сознания, то как будто видится им; так воображение ребенка придает реальность фантазиям.

16–19. Это чистое Сознание исключительно тонко и мелко, но заполняет собою всю вселенную. Хотя оно крохотно, его невозможно измерить в сотнях йоджан, потому как оно вездесуще и не имеет ни начала, ни формы, ни размеров. Оно подобно искусному обманщику, завлекающему и очаровывающему глупую молодую красавицу движениями глаз и бровей. Таким же образом чистый свет Сознания вдохновляет этот мир со всеми горами и травами непрерывно крутиться в вихре танца бытия.

20–23. Словно покрывалом, этим тончайшим Сознанием, обладающим природой бесконечности, покрыто все существующее, включая гору Меру и прочее, что делает их пребывающими вовне. Это Сознание тоньше сотой части кончика волоска, но по причине того, что оно не ограничено ни временем, ни пространством, ни чем-либо еще, оно больше огромной горы Меру! Сравнение пространства чистого Сознания с крошечной частицей несовершенно, подобно сравнению горы Меру с горчичным зерном. В высочайшем чистом Сознании понятие о его крошечном размере и тонкости появляется в силу иллюзии майи. Сравнение иллюзорной множественности с браслетом, пребывающим в золоте, тоже не подходит для описания чистого Сознания.

24–27. Этим светом, являющимся по своей природе осознанием, проявляется свет и тьма. Без света чистого Сознания нет восприятия, ибо пропадает его реальность. Если весь мир, включая солнце и прочие источники света, лишится света, что за свет останется, какова его природа и где он? Это сознательность, чистая реальность, сама по себе пребывающая в себе самой, и в ее сиянии видятся свет и тьма вовне. Свет, солнце, луна и огонь не отличаются от плотной тьмы невежества, являющегося их причиной. Они отличаются только цветом, белым или черным.

28–30. Как темный туман кажется облаком и нет разницы между облаком и туманом, так же между светом и тьмой нет по сути никакой разницы. Солнце Сознания освещает проявленные свет и тьму, единая реальность дается его светом и одному, и другому. Это единое солнце чистого Сознания сияет без устали день и ночь, внутри и снаружи, даже в глубине камня и прочих предметов, не всходя и не заходя.

31–34. Перед познавшим свою природу три мира сияют в свете этого Сознания, как осязаемая пещера, полная разнообразных ощущений и восприятий. Этот невоспринимаемый свет Сознания освещает тьму невежества, не разрушая его, и в этом свете тьма сияет и видится как весь мир. Как от солнечного света распускается бутон лилии и затворяется цветок лотоса, так в сиянии Сознания проявляются свет и тьма. Как солнце порождает и день, и ночь, так Сознание проявляет форму, создавая существование и несуществование.

35–38. В этом тончайшем Сознании пребывают все частицы восприятия, как в нежном семени содержатся все многочисленные цветы, листья и плоды дерева. Из этого мельчайшего Сознания появляются все ощущения и восприятия, как разнообразные растения рождаются из соков весенних месяцев. Безграничное высшее Я лишено вкуса в силу своей исключительной тонкости, и оно является единым источником всех вкусов, как тот, кто их сам и ощущает. Какие бы вкусы ни пребывали в любых жидкостях, они отражают чистое Сознание и не могут существовать сами по себе без него.

39–42. Эта чистая частица Сознания не находится ни в чем и находится во всем; она ни в чем в мире, потому что мир несознателен, и она во всем в силу своего осознания. Благодаря своей тонкости и вездесущности неспособное скрыть само себя, высочайшее Сознание укрывает собой весь мир, подобно покрывалу. Это великое Сознание, подобное пространству, не может скрыть само себя даже немного или даже на один миг, как невозможно утаить слона в траве. Знающий истину может спрятать мгновенно всю огромную вселенную, отказав ей в реальности, как ребенок прячет в кулаке крохотное зерно. О, сколь глубока сила иллюзии!

43–46. Этот мир существует и разрушается, будучи зависимым от чистого Сознания, как разнообразие цветущего леса пробуждается весенними соками. Только сама реальность Сознания сама по себе проявляется целым миром, как лес расцветает от питающих его весенних соков. Знай, что этот мир есть лишь чистое Сознание, реальность; знай, что все ростки и побеги – это только весенние соки. По причине того, что это Сознание является сущностью всех частей мира, тысячи рук и глаз – его собственные, хотя в этом тончайшем Сознании никогда не появлялось никаких частей.

47–50. В мгновение ока восприятие этого тончайшего Сознания отражается в тысячах кальп, как во сне в один миг детство сменяется старостью; и потому момента достаточно, чтобы прошли сотни миллионов кальп: все есть безусильное отражение недвойственного Сознания, являющегося реальностью всего. Как во сне может возникнуть уверенность: «Я насытился», – хотя человек не ел, так в мгновении появляется понятие о целой кальпе. Уверенность голодного: «Я насытился», – как и представление о собственной смерти во сне, возникает в силу убеждений и склонностей.

51–54. Все миры пребывают в тончайшем изначальном Сознании, они в нем – лишь отражения миров. Что есть где-то, то появляется из этого Сознания, только им и оставаясь. В неподвижном чистом пространстве не существует изменения и разделения. Все миры, которые имелись когда-то, есть сейчас и будут существовать, находятся в Сознании, как деревья пребывают в семени. И мгновение, и кальпа содержатся в нем, как зерна в оболочке, а Сознание объединяет и хранит их.

55–58. Атман, собственная природа, даже пребывая во всем в мире, совершенно не затронут чувством деятеля и наслаждающегося, оставаясь невовлеченным свидетелем. Существование мира заимствовано у этого тончайшего высочайшего чистого Сознания, и в нем пребывают, не затрагивая его, все наслаждения и действия мира. Этот мир никогда, нигде, никем и никак не создается и не разрушается, знание о деятеле и наслаждающемся – лишь результат разделенного видения человека. С высшей точки зрения, все это не отлично от света неизменного сияющего Сознания, все есть его пространство. Мир есть только название, знай его как безначальное Сознание, о демонша.

59–62. Это Сознание, чтобы сделать возможным видимый мир, отображает внутренние иллюзорные создания Сознания вовне, при этом твердо оставаясь в своей собственной природе. Слова о внутреннем и внешнем нереальны, они употребляются, дабы объяснить достойным искателям истину о трех мирах, которые есть только чистое Сознание. Видящий, достигая недостижимого, зрит самого себя как будто прямо перед собой, осознавая реальное как нереальное. И видящий никогда не становится видимым, которое нереально. Как можно стать тем, чего в тебе совершенно нет?

63–67. Сознание, являющееся глазу как видение, в отсутствие склонностей и понятий пребывает в своей изначальной природе, а создав видимое обращением к внешней форме, оно проявляется как видящий. Без видящего никак не может быть и бытия видимого, как без отца нет сына и без единства нет двойственности. Только сам видящий становится видимым, без видящего видимое не существует. Без отца нет сына и без наслаждающегося нет объекта наслаждения. Видящий, являющийся чистым Сознанием, способен создать видимое, как чистое золото способно стать браслетами и другими украшениями. Но видимое, будучи материальным и несознательным, не может создать видящего, как золотой браслет не создает золота.

68–72. Сознание творит своим осознанием видимые объекты, которые нереальны, но кажутся истинными в силу заблуждения, подобно тому, как в золоте видится иллюзия браслета. Пока видится браслет, не замечается само золото; так же, пока видится реальность в видимом объекте, не узнается сам видящий. Видящий, проявляясь как видимое, дает реальность видению, как золото пребывает реальностью золота в ощущении браслета. Видящий и видимое не могут ощущаться реальными одновременно; так если в далекой фигуре узнается человек, в ней становится невозможным узнавание животного. Воспринимая зримый объект, видящий не замечает себя самого, ибо в его видении собственная реальность становится как будто нереальной.

73–76. Когда благодаря пробуждению пропадает видимое, сияет только реальность самого видящего, как при отказе от восприятия браслета узнается само изначальное золото. Когда есть видимое, есть и видящий; когда есть видящий, зримо и видимое. Без одного пропадают оба, и не остается даже одного из них. Когда все познается таким образом Атманом, чистым Сознанием, остается лишь чистое Сознание, которое превосходит слова. Видящий, видимое и видение появляются в свете тончайшего высшего Сознания, подобно тому, как лампа освещает все вокруг.

77–80. В мудрости пропадают три понятия – знающего, знания и знаемого объекта, подобно тому, как в золоте исчезают браслеты и прочие украшения, пребывавшие в нем как нереальная видимость. Как нет объекта, даже немного отличного от элементов воды, земли и прочего, так же нет ничего отдельного от природы этого Сознания. Когда в силу природы вездесущего восприятия, будучи сущностью всех ощущений, появляется непосредственное восприятие единства, несомненным и естественным становится осознание единства всего. Нет разделения воли этого Сознания и результата, следующего за желанием, как волны не отделены от океана. Воистину, ощущение едино с тем, что оно ощущает.

81–85. Атман не разделен ни временем, ни пространством, ни чем-либо еще; будучи природой всего, он является сутью любого восприятия. Он реален благодаря своей природе осознания, но в силу его невоспринимаемости, в высочайшем Атмане, являющемся всем, нет ни двойственности, ни единства. Если есть двойственное, то есть и единое: они существуют вместе, подобно свету и тени. Ибо когда нет множественности, откуда взяться единству, с которым оно нераздельно? Если нет единства, то нет ни единства, ни множественности. В этом случае что есть, то и существует, будучи Сознанием. Поэтому двойственность и единство не отличны от Сознания, как текучесть не отлична от воды.

86–88. Как дерево находится в семени, так этот мир с разнообразными проявлениями пребывает в Брахмане, который не затронут им в силу своей неизменной природы. Поэтому даже двойственность не отделена от Брахмана, как браслет не отделен от золота. Обладающий знанием истины воспринимает двойственность, осознавая ее как нереальную. Как текучесть неотделима от воды, движение – от ветра, пустота – от пространства, так же нет множественности, отличной от высочайшего Ишвары.

89–92. Осознание двойственности и недвойственности приводит только к страданиям; полное невосприятие и того, и другого известно как высочайшее состояние. Этот мир пребывает в тончайшем высшем Сознании как знающий, объект знания и само знание, как видящий, видимое и видение. Пылинка этого мира постоянно создается и разрушается горой Сумеру чистого Сознания, будучи ее частью, как ветер проявляет и растворяет в себе движение. О, сколь ужасна эта иллюзия, величайшая из творцов человеческих заблуждений! Множество тройственных миров пребывают единственно в высочайшей частице Сознания.

93–96. Поскольку иллюзия всегда нереальна и призрачна, мир существует исключительно как чистое высочайшее Сознание. Бесчисленные миры пребывают в этой частице Сознания, которое не теряет своей неизменности, как в горшке сокрыто семя, содержащее в себе огромное дерево. Как в семени находится огромное дерево с его цветами и плодами, так высочайшим видением воспринимается и весь мир в тончайшем Сознании. Как дерево пребывает в семени, не оставляя своих ветвей, плодов и листьев, так же бескрайний мир пребывает в тончайшем Сознании.

97–101. Кто видит, что мир находится в мельчайшей частице Сознания, как дерево со своими разнообразными частями пребывает недвойственным внутри семени, тот действительно знает! Ни двойственный, ни недвойственный, ни семя, ни росток, ни плотный, ни тонкий и даже ни рожденный или нерожденный, этот тройственный мир в чистом Сознании – не существующий и не несуществующий, не спокойный и не беспокойный, и нет даже пространства и воздуха. Нет ни мира, ни его отсутствия, есть только чистейшее высочайшее Сознание, суть всего. Когда и как оно видится в соответствии с прошлыми склонностями, тогда и таким оно и пребывает в творении. Хотя оно не проявлено, но проявляется, разрастаясь собственным осознанием. Это высочайшее Сознание остается в пространстве самого себя, как недвойственная сущность всего.

102–106. Как дерево становится своим семенем в земле, не оставляя своей природы, так же Брахман, высочайшая реальность, не покидая своей сущности, проявлением мира как будто обретает качества мира и испытывает рождение, изменение и смерть. Дерево не теряет своей природы, даже в состоянии семени оставаясь деревом, и так же высочайшее Сознание, превосходящее потери и обретения, остается без изменений. Нежная тычинка лотоса – огромная гора Меру в сравнении с крошечной частицей Сознания. Тычинка видна, а высочайшее нераздельное Сознание вне восприятия. Нежная тычинка лотоса – огромная гора Меру в сравнении с крошечной частицей Сознания, но в ней пребывает бесчисленное множество гор Меру. Этим высочайшим тончайшим Сознанием наполнена, пронизана, покрыта, создана и рождена видимая материальная вселенная, как воображаемый город в пустом пространстве, окруженный со всех сторон чистой незатрагиваемой пустотой.

107. Благодаря осознанию истины такой, какая она есть, чистое Сознание, не оставляя своей природы в двойственности, напоминающей глубокий сон, сияет в своем наипрекраснейшем единстве, свободное от движения. Поэтому мир есть нераздельная плотность чистого Сознания.

Такова сарга восемьдесят первая «История Каркати. Высочайшее Сознание как причина материальности» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 82. Дружба демонши Каркати.

Васиштха сказал:

1–3. Выслушав слова царя, демонша Каркати, лесная обезьяна, окончательно пробудилась и оставила свои враждебность и возбуждение. Обретя внутреннее спокойствие и избавившись от жара внешних событий, она стала подобной павлину при наступлении дождя или озеру лилий под лунным светом. От слов царя ее сердце наполнилось блаженством, как от криков журавлей облака в небе наполняются водой.

Демонша сказала:

4–9. О, сколь очищающе ваше понимание! Оно сияет солнцем пробуждения незаходящей мудрости! Услышав от вас слова мудрого различения, я успокоилась, мое сердце наполнилось нектаром гармонии и очистилось, как земля в лучах лунного света. Я думаю, что мудрые, подобные вам, достойны служения и поклонения всего мира. Я расцвела в вашем святом обществе, как цветок ночной лилии – в лунном свете. Собрание святых распространяет благо вокруг, как цветущий сад благословляет ароматом и как в свете солнца распускаются цветы лотосов. Пребывание вместе с великими не позволяет вернуться страданиям, как тьма отступает от того, кто держит в руке лампу. Вы подобны двум земным солнцам, встреченным в лесу, и достойны моего поклонения. Молю, скажите, чего вы желаете?

Царь сказал:

10–14. О демонша, цветок в лесу демонов! Люди в этой стране постоянно страдают от сильных болей в сердце, мучает их и неумолимый недуг Вишучика, поэтому я и покинул свои покои ночью, чтобы найти решение. Боли в сердце людей и эта болезнь не лечатся лекарственными травами, и я вышел в поисках подходящей мантры, произнесенной подобными тебе. Также моя обязанность – задерживать таких, как ты, и убийц простых людей, и я готов был это сделать. Поэтому, о прекрасная, твои слова – к счастью. Пообещай не вредить никаким живым существам.

Демонша сказала:

15. Несомненно, о царь, я так и сделаю: с этого момента я клянусь не вредить никому. Это мое обещание.

Царь сказал:

16. Но если ты, о лотосоокая, питаешься только телами других, как ты будешь поддерживать это тело, никого не убивая?

Демонша ответила:

17–19. О царь, прошло шесть месяцев после того, как я вышла из глубокого состояния самадхи. Из-за воспоминаний о пище у меня возникло желание поесть. Теперь, вернувшись на вершину горы, я твердо займусь практикой созерцания, оставаясь в нем, подобно живой статуе, пока есть это желание. Созерцая бессмертную природу до смерти тела, со временем по своему желанию я оставлю его. Таково мое решение.

20–24. До того времени, как я покину свое тело, о царь, я не буду убивать других существ. Поэтому теперь выслушай мои слова. На севере есть горы, называемые Гималаями, раскинувшиеся до восточного и западного океанов и чистые, как сияющая осенняя луна. Там я, демонша-ракшаси по имени Каркати, живу в пещере на золотой вершине, подобно облаку. Благодаря моей аскезе предо мной появился Брахма, и я, жаждая убивать людей, пожелала стать крошечной разрушительной иголкой Вишучикой. Вознагражденная исполнением своего желания, много лет я наслаждалась, будучи крохотной болезнетворной иглой, вызывая недуги и мучения людей.

25–28. Брахма попросил, чтобы я не причиняла вред хорошим людям, и дал великую мантру, которая прекращает мое действие. С применением этой мантры у людей проходят любые сердечные боли, не говоря о тех, которые вызваны мной! Я доставляла множество мучений, и в результате вреда, наносимого мной сердцам людей, страдали их жилы и сосуды. Множество пострадавших от болезней крови и плоти из-за нанесенного их сосудам вреда породили такое же недужное потомство.

29–31. О царь! Ты отыскал нужную твоей стране мантру Вишучики, ведь для решительных и благородных нет ничего недостижимого в этом мире! Потому для уничтожения болезней в органах и сосудах, о царь, получи скорее эту мантру, данную Создателем Брахмой. Давайте проследуем на берег реки, о царь, где после омовения я с радостью передам вам мантру.

Васиштха сказал:

32–35. Той же ночью демонша, царь и его советник отправились на берег реки, все вместе, как встретившиеся друзья. Разными путями убедившись к этому времени в дружелюбии демонши-ракшаси, царь и советник совершили омовение и встали перед нею, как ученики. Каркати с любовью научила их должным образом мантре Вишучики, пожалованной ей ранее Создателем Брахмой и дарующей излечение. Когда демонша собралась покинуть своих новых друзей, царь произнес такие слова.

Царь сказал:

36–38. О огромная! Ты стала сегодня нашим учителем и дорогим другом, и поэтому мы хотим устроить для тебя пир, о красавица. Не отказывайся от нашей дружбы, ибо согласие с хорошими людьми растет оттого, что друзья проводят время вместе! Прими приятную форму небольшого размера, с соответствующей одеждой и украшениями, дорогая, и пойдем в нашу обитель, где ты сможешь остаться так долго, как захочешь.

Ракшаси сказала:

39–40. Вы можете накормить и напоить меня, принявшую форму обычной женщины, но чем вы можете удовлетворить меня в виде демонши-ракшаси? Для насыщения демона недостаточно обычной человеческой пищи. Сущность демона – природа, данная мне от рождения; она не изменится, пока существует тело.

Царь сказал:

41–44. Приняв форму женщины в золотых гирляндах и украшениях, оставайся в моем доме столько, сколько пожелаешь, о безгрешная! Потом со всех земель я соберу тебе для пропитания сотни тысяч убийц, грабителей и других злодеев. Оставив женскую форму и вернувшись в тело демонши, ты заберешь тьму этих преступников на вершину Гималаев, чтобы насытиться там до полного удовлетворения, ведь те, кто ест много, предпочитают питаться в одиночестве.

45–47. Утолив голод и немного поспав, ты можешь погрузиться в состояние самадхи, а когда выйдешь из сосредоточения, приходи снова. Ты заберешь других преступников, приговоренных к смерти. Это не жестокость к ним, поскольку мы исполняем закон. Соответствующая закону даже вынужденная жестокость равна великому состраданию. Оставив самадхи, обязательно возвращайся ко мне. Возникшая дружба даже со странными существами не прекращается.

Демонша сказала:

48. О царь, твои доводы разумны. Я так и сделаю, мой друг. Ибо кто не возрадуется дружественному предложению?

Васиштха сказал:

49–51. Сказав это, ракшаси превратилась в красивую девушку в прекрасном одеянии, украшенную браслетами на руках и ногах и гирляндами цветов. Она предложила царю идти, и царь с советником двинулись первыми, а демонша последовала за ними в ночи. Потом они, прибыв в царский дворец, втроем провели ночь в приятных разговорах, проявляя уважение друг к другу.

52–55. Утром демонша-ракшаси удалилась во внутренние покои как уважаемая гостья, а царь и его советник занялись своими делами. На шестой день царь собрал вместе три тысячи осужденных на смерть злодеев из разных мест своего царства и отдал ей. Ночью Каркати вновь стала огромной черной демоншей. Она схватила этих осужденных и посадила их себе на плечи, как облако вбирает в себя множество дождевых капель.

56–59. Попрощавшись с царем, демонша с огромным телом удалилась на вершину Гималаев, довольная добычей, как нищий, получивший золотую монету. Там она насытилась богатым угощением и счастливо заснула на три дня, после чего проснулась свежей и снова погрузилась в самадхи. Через четыре или пять лет она пробудилась и снова спустилась в земли царя киратов, помня его приглашение. Она провела некоторое время во дворце, наслаждаясь приятными искренними беседами, затем, забрав с собой осужденных на смерть злодеев, возвратилась вновь в свою горную обитель.

60. Так демонша-ракшаси и живет, будучи освобожденной в этой жизни, оставаясь в самадхи в лесу на горе. Когда царь, отринув все желания, обрел полное успокоение и оставил тело, она подружилась со следующим царем и продолжала жить еще долгое время, питаясь преступниками.

Такова сарга восемьдесят вторая «Дружба демонши Каркати» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 83. Поклонение Каркати как богине Кандара.

Васиштха сказал:

1–4. С каждым из царей в стране киратов Каркати поддерживала дружбу. Достигшая высот йоги, демонша-ракшаси защищала эти земли от всех разрушений и болезней, от пишачей и другой нечисти. Через много лет она, благодаря практикам погружения и созерцания, обрела бесстрастие, но по-прежнему время от времени спускалась с гор, чтобы забрать накопившихся убийц и злодеев. До сих пор цари собирают для нее преступников. Ибо кто не постарается удовлетворить друга?

5–9. Когда Каркати утвердилась в созерцании и долго не спускалась в страну киратов, люди для защиты от болезней водрузили в храме, касающемся небес, ее статую и поклонялись ей как богине по имени Кандара (живущая в пещере) или Мангала (благословляющая). С тех пор каждый царь страны киратов устанавливает статую богини Кандары для почитания. Если какой-то из царей по глупости не ставил статую богини Кандары, подданные его страны страдали от множества несчастий. Поклонением ей человек достигает желаемого избавления от болезни, а у не поклоняющегося ей напрасно пропадает сила собственных желаний.

10–11. С тех пор этой дарующей исполнения желаний богине поклоняются в виде статуи или нарисованной картины, а преступники делают подношения, желая спастись. В стране киратов здравствует древняя богиня Кандара, обладающая высшим знанием, защищающая всех слабых и юных и съедающая всех злодеев.

Такова сарга восемьдесят третья «Поклонение Каркати как богине Кандара» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 84. История Каркати. О росте побега ума.

Васиштха сказал:

1. О Рама, я рассказал тебе с самого начала всю прекрасную историю демонши Каркати, жившей в Гималаях.

Рама спросил:

2. О мудрый! Поведай мне, почему эту черную демоншу-ракшаси, жившую в горной пещере Гималаев, называли Каркати, что означает «краб»?

Васиштха ответил:

3–5. Существуют разнообразные семейства у демонов-ракшасов: какие-то из них белые, другие – черные, третьи – зеленые или светящиеся. Она была дочерью демона по имени Карката, похожего на краба, была черной и имела форму краба. Я рассказал тебе эту историю, потому что вспомнил вопросы Каркати в связи с нашим обсуждением высшего Я, сущности себя, при рассмотрении строения вселенной.

6–9. Из какой безначальной и бесконечной изначальной причины кажется возникающим для меня этот проявленный мир, при этом как будто не возникая? Подобно тому, как по воде бегут волны, и отличаясь от нее, и не отличаясь, так же эти существующие, прошлые и будущие творения пребывают в высочайшем Сознании. Как огонь, не горящий, но воображаемый в красных ветках, не согревает глупых обезьян и других существ, так же Брахман видится как разнообразие этого мира, оставаясь всегда неизменным и нераздельным и не становясь творцом.

10–14. Этот мир появляется, хотя никогда не рождался, о Рама, как по глупости возникает восприятие фигуры в древесном пне. Как из семени появляются листья и плоды дерева, будучи неотличными от семени, но кажущиеся отличными от него, так же в чистом Сознании проявляется видимая вселенная, которая кажется отличной от Сознания, хотя неотлична. По причине неделимости единой реальности нет различий между семенем и плодом, и нет в реальности разделения между Сознанием и воспринимаемым миром, как нет разделения между водой и волнами. Из-за невежества видится разница между ними, которой не существует. То, в силу чего разница появляется, пропадает при различении. Это заблуждение как пришло без причины, так пусть и уходит, о Рама. Отбрось его без остатка, и ты пробудишься к истине.

15–17. Когда, услышав мое учение, ты уничтожишь оковы заблуждений, ты сам познаешь нераздельную реальность за всеми словесными разделениями. Несомненно, от одного слушания моих слов пропадут ум и множество порожденных им неверных понятий, исчезнет невежество. Все возникает из Брахмана и все есть только Брахман. Внимая мне и пробудившись, ты познаешь эту высочайшую истину.

Рама спросил:

18. О мудрый! Ты говоришь, что вселенная возникла «из Брахмана», что подразумевает разделение, и как тогда понимать, что «все не отдельно от него»?

Васиштха ответил:

19–24. Идея разделения используется в писаниях для учения или же в мире – для удобства различения и разрешения споров. Видимые различия – не реальность, а общепринятая договоренность, нужная для взаимодействий, но нереальная, подобно выдумке привидения для игры. Как в воображаемом городе нет ни двойственности, ни единства, но различия видятся, таким же образом нет проблемы в том, что различия создаются для объяснений и взаимодействий. Понятия причины и следствия, различий между мной и моим, смысла и доказательства, частей и целого, разделения и нераздельности, разнообразных изменений, заблуждения, игры эмоций, знания и незнания, счастья и несчастья – эти и прочие ограниченности – лишь иллюзорные представления, созданные для пояснения для непонимающего. В реальности разделения не существует.

25–28. Все эти разговоры ведутся только по причине непонимания; когда есть знание, двойственности не существует. Когда осознается истина, разделение прекращается и остается лишь тишина. Все есть только единое, не имеющее начала и конца, нераздельное и безграничное; со временем, придя к мудрости, ты поймешь это как истину. Невежественные спорят, выдвигая несчетные аргументы. Такие споры продолжаются только до учения недвойственности. Когда известна истина, двойственности не существует. Без понятий о речи и говорящем не появляется двойственность. В отсутствие двойственности остается только тишина.

29–30. О Рама! Твердо устремившись рассудком к пониманию смысла великих ведических утверждений, отбросив словесные разделения, слушай то, что я тебе говорю. Подобно воображаемому небесному городу, возникшему невесть откуда, ум разрастается этой иллюзией, которая увеличивается сама по себе и называется творением.

31–34. О безгрешный, слушай внимательно мои объяснения и примеры, дабы понять, как ум создает эту иллюзию мира. Выслушав меня и убедившись, что весь этот мир является заблуждением, о Рама, ты полностью отбросишь привязанности. Поняв, что все три мира – лишь порождение ума, оставив все, ты в полном спокойствии будешь пребывать в самом себе. Сосредоточившись на смысле моих слов, ты приложишь усилия для исцеления болезни ума лекарством мудрого различения.

35–37. Осмыслив историю, которую я собираюсь рассказать, ты поймешь, что видимый мир – это лишь продолжение ума, а тело и все прочее не существуют, как нет масла в песке. Сансара – только ум, искаженный желаниями и другими понятиями; когда он от них освобождается, кажущийся видимый мир тоже прекращается. Устремления, защита убеждений, различение, благородные действия, накопление, взаимодействие, передвижение, украшение, соединение – все это является исключительно умом.

38–42. Воображая три мира, сам ум, будучи пространством, содержит в себе все и со временем разрастается понятиями «я» и «мое». Сознательная часть ума является источником осознания всех понятий, а его бессознательная часть является иллюзией видимого мира. С начала творения нерожденный, не имеющий формы Создатель как будто видит, не видя, несуществующую грезу земли и всего остального. Длительным осознанием он видит творение, жизнь и разрушение вселенных, осознанием материального – горы и прочие объекты, тонким восприятием он воспринимает тонкое. Поэтому тело не реально, а является пустотой. В силу вездесущности Сознания ум, являющийся Сознанием, принимает форму собственного осознаваемого объекта, как солнечный свет в воде распространяется, наполняя ее спокойствием и чистотой.

43–44. Ум воспринимает иллюзорный мир из-за невежества, как ребенок видит привидение; при осознании истины он узнает свою высшую природу полного и нераздельного Сознания. Внимай мне, с помощью историй и толкования писаний я расскажу тебе о том, как Атман, высшее Сознание, становится видимым миром, создавая иллюзию разделения и нераздельности.

45–46. Поведанная история, несомненно, достигнет твоего разума с помощью примеров, затрагивающих сердце, и приятной речи, полной смысла; подобно маслу, растекающемуся по воде, она покрывает сердце слушающего, уничтожая все сомнения. Речь, которую сложно понять, в которой нет примеров, полная неприятных слов, взволнованная, нелогичная и несвязная, не достигает сердца слушающего; она бесполезна, как подношение масла, вылитого на потухшие угли.

47. Те речи и рассказы, что полагаются на достоверные источники, приятны для слушателя и полны примеров, будут хорошо приняты и воссияют, наполняя светом сердца людей, как свет солнечных лучей освещает землю.

Такова сарга восемьдесят четвертая «История Каркати. О росте побега ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 85. Рассказ о сыновьях Инду. Встреча Брахмы с солнцем.

Васиштха сказал:

1–3. О безгрешный! Историю о том, что весь мир есть только ум, которую в давние времена поведал мне сам Создатель Брахма, я теперь передам тебе, дабы ответить на твой вопрос. Когда-то давно я спросил лотосорожденного Брахму, как появляются эти многочисленные творения. Услышав мой вопрос, Господь Брахма, прародитель человечества, произнес мудрую речь и рассказал мне историю сыновей Инду.

Брахма сказал:

4–8. Только ум проявляется как весь этот мир, подобно воде в реке, являющей себя разнообразными волнами и водоворотами. Слушай, дорогой, что произошло в одну из прошлых эпох, когда я проснулся утром с желанием творения. Однажды, вобрав в себя все творение по окончании дня, я пребывал в единстве сам по себе, спокойно проводя ночь. В завершение ночи я полностью пробудился, сотворил в соответствии с правилами утреннюю молитву и с намерением созидания окинул взором пространство. Я видел бесконечно раскинувшееся безграничное пространство без света и тьмы, пустое и безначальное.

9–11. Желая сотворить мир, я начал осматривать эту чистую пустоту своим тонким умом и увидел в этом бескрайнем пространстве несколько отдельно существующих, независимых великих творений. В них я увидел создателей – мои собственные отражения. Каждый из них пребывал в цветке лотоса, сидя на царственных лебедях. Это были десять лотосорожденных Брахм.

12–15. В каждом из их творений, покрытых океанами и облаками, со множеством созданных существ, текли огромные реки с чистыми водами, шумя подобно океанам, светили и грели солнца, повсюду в небе дули ветры. На небесах развлекались боги, на земле – люди, а в нижних мирах паталы обитали демоны и змеи. Соответствующие времена года сменяли друг друга должным образом в ожерелье времени, разнообразные плоды украшали землю каждый в свой срок.

16–19. В каждом творении существовали совершенные писания, определяющие запрещенные и разрешенные действия для всех созданий, приводящие их к небесам или в преисподнюю. Все живые существа, ищущие наслаждений и освобождения, действовали в соответствии со своими желаниями, временем и порядком. В творениях были семь миров, континенты, океаны и горы, и, хотя они направлялись к разрушению, они сияли, лучились жизнью и издавали разные звуки. В некоторых местах была тьма, в других – свет, в лесных зарослях тьма перемежалась со светом.

20–21. Небо напоминало синий лотос со множеством пчел облаков, и бесчисленные сияющие звезды были его желтыми тычинками. В лесах на горе Меру лежал густой снег, как будто наполняя пещеры белым пухом хлопкового дерева.

22–25. Земля была окружена поясом гор Локалока и звенящими украшениями океанов, сияя богатствами своих драгоценных камней, разгоняющих тьму. Урожаи на полях были ее нектаром, звуки живых существ – ее прекрасными речами; она напоминала красавицу, развлекающуюся в собственных покоях. Земля была убрана бесчисленными гирляндами лет, в которых белые лотосы дней чередовались с черными лотосами ночей. Сияющие красным светом вселенные были подобны плодам граната со множеством семян разнообразных существ внутри.

26–30. Река Ганг, блещущая, как чистая луна, соединяла три мира – небеса, землю и пространство, подобно священной нити, струясь внизу, вверху и по земле. Появлялись, сверкали и исчезали здесь и там цветы молний и листья облаков на лианах направлений. Создание сияло своими океанами, землями и небесами, подобно разросшимся лианам в саду привидевшегося города гандхарвов. В мирах кишели многочисленные боги, демоны, люди и гады, напоминая рой гудящих насекомых в кроне смоковницы. Время в виде юг, кальп, часов и мгновений текло в ожидании конца всего творения.

31–32. Узрев все это своим чистым тончайшим умом, я замер в изумлении: «Что это и откуда?! Почему я не вижу этого своими глазами, но вижу сию несравненную сеть иллюзии в пространстве своего ума?»

33–36. Обозрев увиденное своим умом в течение какого-то времени, я подозвал Солнце с небес одного из миров и произнес: «О величайшее божество божеств, приветствую тебя, о сияющее великолепное Солнце!». Поприветствовав светило таким образом, я начал задавать вопросы: «Кто ты? Как появился этот мир и другие миры? О Бхагаван, если ты знаешь это, поведай мне!» Когда я промолвил это, Солнце взглянуло на меня и узнало меня; поклонившись, оно ответило мягким голосом.

Солнце сказало:

37–38. О Творец! Ты являешься причиной всего видимого творения! Как вышло, что ты чего-то не знаешь и спрашиваешь меня об этом? О вездесущий, если ты просто проверяешь меня этим вопросом, слушай, я расскажу тебе об этом удивительном создании!

39. О махатма, то, что раскинулось как реальное и нереальное, есть ум, который проявляется этими бесконечными творениями, реальными для заблуждающегося и нереальными для познавшего истину.

Такова сарга восемьдесят пятая «Рассказ о сыновьях Инду. Встреча Брахмы с солнцем» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 86. Рассказ о сыновьях Инду. Размышления сыновей Инду.

Солнце сказало:

1–2. О великий Господь! Днем ранее для тебя, в прошлую кальпу, у подножия горы Кайлас, в уголке континента Джамбудвипа, в землях под названием Суварна-джата, потомками твоих сыновей был основан прекрасный, богатый и счастливый город.

3–7. Там жил очень праведный и смиренный брахман, лучший из знающих Брахмана, по имени Инду, рожденный среди потомков Кашьяпы. Он проживал там среди своих людей, с женой, близкой ему, как само дыхание. Но у этого брахмана с женой не было потомства, как у земли пустыни не родится травы. Его супруга была безутешной, подобно цветку без плода. Она была из хорошей семьи, чиста и благочестива, но бесплодна, как пучок сухой травы. Тогда несчастные супруги отправились на гору для аскезы ради обретения сына. Они поднялись на вершину Кайласа и застыли в неподвижности, подобно двум пробившимся побегам в заросшем деревьями ущелье Кайласа, где не было ни зверей, ни людей.

8–10. Там они предались суровой аскезе, стоя в неподвижности, подобно деревьям, и питаясь только водой, которой выпивали в день всего лишь один глоток. Они оставались недвижимыми, словно деревья, и стали похожими на деревья в своем сосредоточении, пока не прошли две эпохи – трета-юга и двапара-юга.

10–14. Бог Шива с полумесяцем в волосах был удовлетворен их аскезой, взирая на них с сочувствием, как луна смотрит на цветы лотоса, увядшие от солнечного жара. Господь посетил место, где стояли супруги, как весна приходит в леса с деревьями и лианами. Супруги узрели Шиву, восседающего верхом на быке, с супругой Умой и с полумесяцем в волосах, и их лица воссияли, как пара ночных лилий распускается при виде луны. Они поклонились Шиве, чистому как снег, взошедшему между землей и небесами, как полная луна.

14–16. Чарующим голосом, превосходящим нежностью дуновение ветерка, качающего молодые побеги, гудение пчел и пение птиц, мягко улыбаясь, Шива промолвил такие слова.

Шива сказал:

О брахман, я удовлетворен вашей аскезой. Молви свое заветное желание и будь счастлив, подобно дереву, исполненному весенними соками!

Брахман сказал:

16–17. О Господь, бог всех богов! Дай мне десять сыновей, мудрых и благородных, чтобы от них у меня никогда не было печалей.

Солнце сказало:

17–23. Произнеся: «Да будет так!» – Шива пропал из виду, как исчезает облако в небе или с плеском пропадает волна в океане. Тогда супруги, удовлетворенные полученным от Шивы благословением, отправились домой, подобно богам, как Ума и Махешвара, возвращающиеся в небесную обитель. Дома жена зачала десятерых младенцев и отяжелела, как грозовое облако, наполненное водой. Со временем она родила десять прекрасных мальчиков, нежных, как новорожденная луна, подобных молодым росткам, проклюнувшимся из земли. Пройдя все ритуалы, обязательные для дваждырожденных, они понемногу росли и набирались сил, как юные облака в сезон дождей. Когда мальчики достигли семилетнего возраста, они хорошо изучили писания. Сыновья Инду сияли, подобно ярким планетам в небесах.

23–29. Спустя долгое время их родители умерли; отринув свои тела, они обрели свободу. Оставшись без родителей, десять юношей-брахманов были печальны и, покинув дом, отправились на вершину горы Кайлас. Там они, скорбя от потери родных и близких, погрузились в раздумья.

26–29. Сыновья Инду делились друг с другом размышлениями: «Что является высшей целью в этом мире? К чему здесь надо стремиться, о братья? Что не приводит к страданиям? Что важно и что дает могущество? Что приводит к процветанию? Власть ли это над людьми? Если так, то управление городом выше нее. Но почему только управление городом? Власть над страной еще выше. Но почему только царствование над страной? Великая власть царя над всеми царями превыше этого. А еще более значимо могущество Индры, но и оно преходяще и длится всего лишь мгновение Создателя Брахмы! Лучше всего было бы найти то, что не пропадает даже в конце кальпы!»

30–33. Когда они рассуждали таким образом, мудрый старший брат обратился к остальным своим глубоким голосом, как олень взывает к остальным оленям: «Среди всех достижений и богатств превыше всего состояние Создателя Брахмы, о братья, и не что иное, потому что оно не разрушается и в конце кальпы». Услышав это, остальные прекрасные сыновья брахмана Инду согласились со своим братом, произнеся: «Верно, верно». Они вопросили: «Брат, как нам достичь этого состояния Создателя Брахмы, пребывающего в лотосе, свободного от всех страданий и уважаемого всем миром?»

34–35. Тогда старший брат вновь обратился к своим полным света братьям:

Делайте все так, как я вам скажу! Давайте постоянно созерцать таким образом: «Я есть сияющий Брахма, сидящий в лотосе; своим могуществом я создаю и разрушаю».

36–39. Согласившись со старшим братом, его достойные братья сосредоточились на этой мысли и все вместе погрузились в созерцание, стремясь к своей цели. Они начали сосредоточенную практику с умом, устремленным внутрь, полностью погрузившись в созерцание, подобно изображениям на картине. Они мыслили: «Я пребываю на высоком троне в центре распустившегося лотоса. Я есть Брахма, Создатель мира, деятель, наслаждающийся и великий Господь. Я есть воплощение яджни и ритуалов, во мне пребывают орудия яджни и великие мудрецы, проводящие этот ритуал, а также Веды, пураны и Веданги с богинями Сарасвати и Гаятри и все человечество.

40–46. Во мне эти райские прекрасные пространства, где бродят Локапалы, защищающие землю, где путешествуют мудрецы-сиддхи и где звучит прекрасная музыка. Здесь земля, украшенная горами, континентами, океанами и лесами, как серьга в ухе красавицы трех миров; пещеры преисподней, где обитают демоны дайтьи и данавы; пространства небес, обитель толп нектарных неземных красавиц; могучий Индра, делающий страну прекрасной, правящий городом трех миров и принимающий подношения святых жертвоприношений; двенадцать жарких солнц, сетью своих сияющих лучей удерживающих все направления, постепенно сжигая их; благородные локапалы, защищающие мир, с аккуратностью следуя законам, как пастухи берегут стадо. Каждодневно существа рождаются и умирают, взлетают и низвергаются, подобно волнам в водах океана.

47–49. Я сотворяю эту вселенную и затем разрушаю ее. Я пребываю сам в себе и потому остаюсь в спокойствии, будучи господом мира. Прошел год, завершилась эта юга и пришло время разрушения этого творения; кальпа закончилась, и наступает ночь Брахмы. Я пребываю сам в себе, наполненный и незыблемый, верховный властитель всего».

50. Созерцая таким образом, эти брахманы, сыновья Инду, оставались недвижными, подобно десяти скалам, и твердыми, как статуи, вырезанные из камня.

51. Сидя на подстилках из травы куша, они сияли, твердо сосредоточившись на мысли о Создателе Брахме. Постепенно утратились все остальные их мысли, и они достигли состояния пребывающего в лотосе Брахмы.

Такова сарга восемьдесят шестая «Рассказ о сыновьях Инду. Размышления сыновей Инду» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 87. Рассказ о сыновьях Инду. О десяти вселенных.

Солнце сказало:

1–3. О прародитель! Сыновья Инду оставались в этом созерцании; их усердный ум был устремлен к цели, пока со временем их тела от жара солнца и ветров не иссохли и упали, как осыпаются сухие листья. Вслед за тем их тела сожрали дикие лесные звери, как обезьяны съедают разбросанные там и тут вкусные плоды.

4–6. Без тел их внешние действия полностью прекратились, но сосредоточенность на состоянии Брахмы осталась. Они пребывали в таком состоянии, пока с окончанием четвертой юги не пришел конец кальпы. В разрушении конца кальпы, когда солнце сожгло все, когда во время ураганов оглушительно гремели грозные тучи Пушкара и Аварта, когда бушевали бури разрушения и в едином океане гибли миллионы существ, они продолжали свою практику.

7–8. Когда наступила ночь, в которую ты пребывал в своей природе, разрушив все творение, о сияющий, они продолжали свое сосредоточение! На рассвете этого дня, когда ты пробудился с желанием создания, они по-прежнему счастливо оставались, как и раньше.

9–11. Эти десять брахманов, о Господь Брахма, стали Создателями, и это их десять творений в пустоте их ума. Я назначен солнцем в пространстве одного из этих творений, чтобы поддерживать во вселенной разделение времен, о сияющий. Я тебе рассказал, о лотосорожденный, об этих десяти творениях Брахм, существующих в пространстве. Теперь поступай, как пожелаешь.

12. То, что видится как возникший мир, являющийся причиной несвободы и заблуждений, есть пространство, скрытое разнообразными наваждениями, и все это – только волнение в уме.

Такова сарга восемьдесят седьмая «Рассказ о сыновьях Инду. О десяти вселенных» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 88. Рассказ о сыновьях Инду. О твердом намерении создателей.

Создатель Брахма сказал:

1–3. Поведав мне об этих брахманах, ставших Создателями Брахмами, Солнце замолчало, о лучший из знающих мудрость Брахмана! Поразмыслив некоторое время, я вопросил его: «О Солнце, скажи мне, что еще я должен совершить? Воистину, эти десять вселенных уже сотворены, и в чем тогда смысл, о Солнце, мне создавать другое творение?»

4–7. Солнце надолго задумалось над моим вопросом, и затем, о великий мудрец, произнесло такие слова.

Солнце сказало:

О великий, каков смысл в творении для тебя, не имеющего желаний и мотивов? О Господь мира, для тебя творение – просто развлечение. О Господь, не имеющий желаний, творение исходит из тебя, как без намерения появляется отражение солнца в воде. Ты не имеешь желаний, и у тебя нет ни привязанности к телу, ни желания оставить его. О Всевышний, ты не стремишься и не отбрасываешь.

8–12. Как солнце созидает и разрушает день за днем, так и ты, о Господь, творишь и рушишь, играя, о защитник мира! Ты никогда не привязан, творение для тебя лишь игра. Ты проявляешь мир только с понятием: «Это должно быть сделано», – а не по причине появляющегося желания. Если ты не создашь творение, о великий Бог, то что новое ты обретешь, оставив свои обязанности? Ибо хороший человек должен делать то, что приходит само собой, всегда оставаясь без привязанности, как отражение появляется в чистом зеркале. Мудрецы не стремятся совершать что-либо, но и желание не делать у них отсутствует.

13–16. Потому своим умом, лишенным желаний, как во сне, совершай то, что приходит к тебе, с интеллектом, как будто погруженным в глубокий сон. О Господь мира, как ты сейчас удовлетворен творениями сыновей Инду, так же они будут радовать тебя и после твоего творения, о Создатель! Эти миры зримы только внутренним взором твоего ума, но не обычным видением. Несомненно, телесными глазами можно увидеть лишь то, что создал сам. Только тот, кто создал творение своим умом, о Парамешвара, может видеть его своими телесными глазами, и никто другой.

17–20. И эти десять вселенных, сотворенных десятью Брахмами, никто не способен разрушить: они долговечны благодаря твердости создавшего их ума. То, что сделано руками, может быть сломано, но то, что создано твердой уверенностью ума, никто сокрушить не сможет. Что твердо укоренилось в рассудке человека, то может быть уничтожено единственно им самим, но не кем-то другим, о Брахма. Убежденность, созданная умом в результате долгой практики, не может быть уничтожена даже проклятием и не пропадает даже со смертью тела.

21. Только то, что утвердилось в уме, и становится здесь самим человеком, а не что иное. Изменить это можно лишь осознанием своей природы; иные методы бесполезны, как не приносит плодов камень, даже если его обильно поливать.

Такова сарга восемьдесят восьмая «Рассказ о сыновьях Инду. О твердом намерении создателей» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 89. История любви Индры и Ахальи.

Солнце продолжило:

1–5. Только ум является создателем миров, и ум есть высочайший Создатель. В мире действительно сотворено то, что сделано умом, а не то, что произведено телом. Посмотри на силу ума: обычные брахманы, сыновья Инду, благодаря устремленности своего разума стали создателями вселенных! Джива обретает тело из-за сильного понятия о теле. Если он не ощущает себя телом, то проблемы и обязанности тела его не затрагивают. Тот, чье сознание направлено на внешнее, испытывает счастье и несчастье, а йог, чье внимание устремлено вовнутрь, не знает боли и удовольствий тела. Поэтому только ум является причиной разнообразных заблуждений мира, как показывает история Индры и Ахальи.

Брахма спросил:

6. О Господин Солнце, кто эта Ахалья? И кто – Индра, о разгоняющий тьму? Поведай мне о них, ибо, когда я услышу их историю, мое видение очистится.

Солнце продолжило:

7–9. Однажды в стране Магадха правил царь по имени Индрадюмна, во всем подобный знаменитому Индрадюмне из легенд. У него была лотосоокая жена по имени Ахалья, напоминавшая собой полную луну, подобная красавице Рохини, супруге луны. Там же жил некий образованный молодой юноша-брахман распутного поведения по имени Индра, предводитель местных гуляк.

10–14. Однажды царица Ахалья где-то услышала историю, воспевающую любовь Ахальи, жены Гаутамы, и легендарного Индры. Впечатлившись историей, Ахалья влюбилась в юношу Индру и страдала от безответной любви. На ложах из мягких волокон лотоса и прохладных листьев банана молодая красавица горела в огне желания, словно сорванная лиана в лесу. Она печалилась среди всех царских удовольствий, как бьется рыба на дне пруда, высохшего от жаркого солнца. Оставив всю скромность и потеряв самообладание, она вскрикивала: «Индра! О Индра!»

15–17. Видя эту сильную привязанность, одна из служанок пожалела ее и сказала Ахалье: «О красавица! Я беспрепятственно проведу Индру в твои покои!» Услышав столь желанное: «Я приведу его к тебе!» – Ахалья, с прояснившимся взором, бросилась в ноги своей подруги, как лотос падает перед лотосом. Затем, когда день подошел к концу и наступила ночь, служанка отправилась к этому дваждырожденному юноше по имени Индра.

18–21. Женщина возбудила в Индре интерес к своей хозяйке и скоро, той же ночью, привела его к Ахалье. Эту ночь Ахалья, украшенная цветами и умащенная благовониями, провела в некоем тайном убежище с распутным Индрой. Там красавица наслаждалась любовными ласками юноши, украшенного браслетами и драгоценностями, как лиана наслаждается весенними соками. Ее любовь была сильна, и в мире она видела только Индру, совсем не помышляя о своем муже, обладавшем всеми прекрасными достоинствами.

22–25. Спустя некоторое время ее любовь к Индре стала известна царю, который догадался об этом по сияющему лицу жены, подобному луне в небе. Когда она думала об Индре, от любви ее лицо сияло и цвело, как белый лотос в лучах полной луны. И Индра влюбился в нее всей душой и не мог даже мгновение быть где-то вдали от своей подруги. Неподобающее поведение Индры и Ахальи, открыто выказывающих свою глубокую любовь, заставило царя глубоко страдать.

26–28. Царь, видя привязанность влюбленных друг к другу, назначил им обоим множество наказаний. Их бросили зимой в воды холодного озера, но они оставались там довольными и смеялись, не ощущая страданий.

Царь спросил:

О грешники, разве вы не страдаете?

28–30. Они, поднятые из воды, ответили царю:

Помня прекрасные сияющие лица друг друга, мы забыли самих себя в любви друг к другу! Поэтому благодаря нашей бесстрашной любви даже в страданиях мы счастливы и будем счастливы, даже если нам отрубить руки и ноги.

31–33. Затем влюбленных бросили в кипящее масло, но они даже не почувствовали боли и радостно воскликнули: «Мы счастливы, помня свою любовь к друг другу!» Их швырнули под ноги слону, но и там они не испытали страданий и лишь сказали царю: «Мы счастливы, помня свою любовь друг к другу!» Их хлестали розгами, но они не ощущали мучений и говорили то же самое. И это повторялось снова и снова после различных наказаний, измышляемых царем.

34–39. После всех пыток и наказаний они повторяли одно и то же.

Индра сказал царю:

Весь мир для меня – моя любимая! Телесные страдания никак не затрагивают меня. И для нее, о царь, вся вселенная – только я! Поэтому наказания не приносят ей никаких мучений. Я есть только мой ум, о царь, и лишь ум считается человеком. Это видимое тело является частью материального мира, оно – творение ума. Даже многие ужасные наказания тела одновременно не могут хотя бы немного затронуть могучий ум. Воистину, о царь, нет таких сил, которые могли бы разрушить ум, твердый в своем устремлении!

39–43. Пусть тело будет возвышено или разрушено, но устремленный ум невозможно изменить. Того, чей ум длительное время сосредоточен на желаемой цели и тверд в этом, не может затронуть происходящее с телом, о царь. То, что с огромной силой ощущается умом, о правитель, только и видится им неподвижным, а не то, что сделано телом. Никакие действия, о царь, даже благословения и проклятия, не способны поколебать сильное устремление ума.

43–48. Человек не может отвернуть ум от того, чего тот страстно желает, как олень не способен сдвинуть с места огромную гору. В моем уме пребывает эта черноглазая красавица, как в храме на почетном месте стоит образ богини Лакшми. Меня не затрагивают страдания рядом с моей любимой, спасительницей моей жизни, как летний жар не задевает гору, чья вершина окружена цепью облаков. О царь, где бы я ни был и как бы глубоко я ни пал, я не воспринимаю ничего иного, кроме моей любимой. Эта привязанность ума, называемого Индрой, и ума, именуемого любимой Ахальей, не могла бы стать столь сильной, если бы не соответствовала их природе.

49–50. Воистину, ум решительного человека, занятого лишь одной мыслью, о правитель, не может поколебаться даже от благословений или проклятий, подобно горе Меру. Ибо только тело изменяется от благословлений и проклятий, но твердый ум, о царь, остается непобедимым. Эти напрасно возникшие куски тел, о царь, не есть причина ума. Ум является причиной тел, как вода – причиной соков всех лиан и лесных растений.

51–53. Знай, о великий, что ум есть изначальное тело, множество тел в мире рождается из его представлений и понятий. Где проявляется это изначальное тело в виде мысли «я», лишь там возникает тело человека, и никак иначе! Знай, что ум является корнем, а тела подобны веткам, листьям и цветам дерева. Когда уничтожен корень, ветки и листья больше не растут, но, когда сломаны ветви и листья, корень не исчезает. Когда разрушено тело, ум тут же создает множество новых тел, как во сне, но, когда сокрушен ум, тело ничего не может сотворить. Поэтому береги бриллиант ума!

54. Повсюду, о царь, я вижу только свою оленеокую любимую, и я неизменно счастлив, потому что мой ум является формой молодой красавицы. Наказаний, налагаемых тобой и твоими слугами, длительных или быстрых, я совершенно не замечаю.

Такова сарга восемьдесят девятая «История любви Индры и Ахальи» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 90. О любви Индры и Ахальи.

Солнце сказало:

1. Когда Индра произнес это, лотосоокий царь обратился к сидящему рядом мудрецу по имени Бхарата.

Царь сказал:

2–3. О Бхагаван, знающий дхарму! Я терплю немыслимое оскорбление от этого недостойного человека, похитившего мою жену. О великий мудрец, наложи на него проклятие, соответствующее греху. Не казнить преступника, заслуживающего наказания, – это прегрешение, как и казнить того, кто наказания не стоит!

4–5. Когда лев среди царей сказал это, Бхарата, мудрый из мудрых, тут же рассмотрел прегрешение преступника Индры и произнес проклятие:

Умри, преступник, вместе с той, что совершила прелюбодеяние по отношению к своему мужу!

На это влюбленные сказали царю и мудрецу Бхарате:

6–8. Увы, вы оба глупы: проклятие только разрушило результат нелегкой аскезы. Вы ничего не достигаете своим проклятием! При разрушении тела ничего не случается с нами, поскольку мы есть форма ума. Ибо никак и никогда невозможно уничтожить ум, потому что он тонок, невидим и является сознанием.

Солнце сказало:

9–13. Затем из-за проклятия поверглись на землю тела влюбленных, связанных умами глубокой любовью, как листья дерева опадают на землю. Но вскоре они родились как животные, соединенные любовью, а потом стали любящими друг друга птицами. Далее, в нашем творении, о мудрый, они родились как благочестивые супруги-брахманы, любящие друг друга и практикующие аскезу. Сильное заклятие, наложенное на них Бхаратой, уничтожило только тела, но не смогло одолеть ум, о великий! С тех пор, благодаря своей сильной привязанности, когда они рождаются, они всегда становятся мужем и женой.

14. Наблюдая их непритворную любовь друг к другу, даже деревья воодушевляются и тоже наполняются любовью и желанием.

Такова сарга девяностая «О любви Индры и Ахальи» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 91. О падении дживы.

Солнце сказало:

1–3. Посему я говорю, о Создатель, что ум подобен времени, о мудрый! Его невозможно остановить и разделить даже сильнейшими проклятиями. Поэтому, о Брахма, неверно было бы разрушить творение сыновей Инду, это недостойно мудрого. Есть ли что-то в этом мире или в других многочисленных мирах, о защитник мира, чего мог бы пожелать великий Господь?

4–5. Воистину, ум созидает миры и становится человеком! То, что сотворено убежденностью ума, несомненно, не может быть разрушено ни магическими порошками, ни ударами и ничем материальным, как человек не способен стереть отражение в кристалле. Поэтому путь остаются эти сыновья Инду со своими сияющими иллюзиями творения.

6–8. Ты, создав здесь существ, оставайся бесконечным пространством ума. Ибо пространство Сознания, пространство ума и третье пространство, телесное, – все три освещены пространством Сознания. О Создатель, твори одно, два, три или много созданий и вселенных своей волей, пребывая в себе. Твори, пребывая в себе, сколько пожелаешь! Что тебе до творений сыновей Инду?

Брахма сказал:

8–12. Поразмыслив над тем, что Солнце рассказало мне о мирах сыновей Инду, о великий мудрец, я молвил Солнцу:

Верна твоя речь, о Солнце! Воистину, пространство велико, и широко раскинулся ум, и безгранично Сознание. Я творю по своему желанию, выполняя свои повседневные обязанности. О Солнце! Я создаю множество разнообразных существ, и ты, о мудрый, будь прародителем человеческой расы, Ману. Создавай творение по своему желанию и по моему благословению!

12–15. И великое огненное Солнце одобрило мое предложение. Согласившись, оно приняло две формы, о Васиштха. В своей старой форме оно оставалось сияющим солнцем, перемещаясь по своем пути в небе и заведуя чередой дней. В своей второй роли, в моем творении, оно в своем теле стало Ману, прародителем человека, и создало целый мир в соответствии с моим намерением.

16–19. Я поведал тебе всю историю, о мудрый Васиштха, о природе великого ума, о его могуществе и способности к созиданию. То, что появляется в уме, сияет, становясь очевидным и плотным, и приносит плоды. Будучи обычными брахманами, сыновья Инду силой своего желания стали Создателями. Взгляни на удивительную силу ума! Как сыновья мудреца, будучи дживами, достигли состояния Брахмы неподвижным сосредоточением, так же и я силой ума, осознав истину Сознания, достиг состояния Брахмы.

20–23. Что воображается умом, отражением Сознания, то видится в нем как тело и прочее, но помимо него, никто не может ощущать это тело. Ум, создающий удивительные иллюзии в себе, сам творит все это как естественное проявление своей природы в самом себе, подобно остроте, естественно пребывающей в перце и прочих пряностях. Его проявление как ума называется тонким телом, и он же именуется плотным телом, когда видится материальным. Ум с тонкими склонностями нарекается дживой. Знай, что когда завершается удивительная иллюзия трех тел, возникающая в результате последовательных разделений, джива сияет, как сам Брахман.

24–26. Здесь нет ни меня и никого другого, и лишь удивительный ум видится как весь этот мир! О Васиштха, это подобно мыслям сыновей Инду, в которых нечто нереальное стало казаться реальным. Как ум сыновей Инду стал Брахмой, так же я стал Создателем. Все сотворенное и я сам по природе – только проявленное понятие. Только игра ума пребывает здесь как понятие «Я есть Брахма». Знай, что сам Брахман видится как тело и прочее, оставаясь чистым Сознанием, которое тоньше пустого пространства.

27–29. Это чистое высочайшее неразделенное Сознание в результате ощущения делается дживой и, став умом, верит, что обретает тело. Чистое Сознание сияет как все это творение, подобно вселенным сыновей Инду. Бодрствующее Сознание сверкает как длящееся сновидение, порожденное силой собственного невежества. Все это творение появляется только благодаря уму, как иллюзия двух лун на небе, начинаясь с видимости тонких элементов и существуя как пространство творения сыновей Инду.

30–33. Форма чувства «я» не реальна и не нереальна; одновременно она и реальна, и нереальна. В силу восприятия она реальна, а по причине противоречий – нереальна. Знай, что ум и сознателен, и несознателен, он огромен и состоит из склонностей и понятий. Он сознателен благодаря своей природе Брахмана и он несознателен в силу своей направленности на видимое. Когда ощущается видимое, сам ум видится как отдельный предмет, но в реальности Брахмана не становится отдельным. Он пребывает в Брахмане, как браслет пребывает в золоте. По причине вездесущности Брахмана все и сознательно, и не сознательно. Сущность всего, от меня и до камня, не материальна и не сознательна.

34–36. Несознательное не может воспринимать обломок дерева и прочее, ибо восприятие возможно только между сходными сущностями, способными взаимодействовать. Знай поэтому, что все воспринимаемое нематериально, поскольку восприятие возможно только между тем, что имеет близкую природу. В неописуемом Брахмане нет понятий «материальное», «сознательное», «ощущение» и прочих, как листья, лианы и прочее не растут в огромной бесплодной пустыне.

37–39. То, что само сознание воспринимает как предмет, называется умом. Здесь часть, относящаяся к сознанию, нематериальна, и часть, касающаяся материальности, – воспринимаема. В уме сознательная, различающая часть видится субъектом, а материальная часть – осознаваемым объектом; так джива видит иллюзию мира и теряет спокойствие. Чистое Сознание, наполняющее ум, как будто им разделяется. Поэтому весь мир есть лишь чистое Сознание, и двойственность тоже только чистое Сознание.

40–42. Воспринимая себя как нечто от себя отличающееся, ум, видя тело, принимает его форму и заблуждается, считая себя собственной частью, при этом не имея частей. Очевидно, что это иллюзия, и нет того, кто ее ощущает. Великое Сознание подобно безбрежному океану с волнами иллюзий. Вся материальность этого мира является Сознанием, ибо ты, осознавая, узнаешь в нем сознательность. Осознанная часть мира – восприятие, появляющееся из-за загрязненности чувством «я».

43–46. Как нет отдельных волн и брызг в воде, так же чувство «я» и прочее совершенно отсутствуют в высочайшем Брахмане, являясь только самим Сознанием. Знай, что воспринимаемое возникает подобно чувству «я», как вода в мираже: оно видится, но не существует. Знай, что абсолютное высочайшее Сознание чисто и не имеет чувства «я». Чувство «я» относится к чистому Сознанию, как холод ко льду. Само Сознание осознает несознательное, как собственную смерть можно увидеть во сне. Будучи сущностью всего, оно творит все силы и кажется выходящим из равновесия.

47–48. Ум, обретая свойства различных объектов, разрастается всеми формами. Это тонкое тело ума имеет разнообразные части, будучи прозрачным, как чистое пространство. Отказавшись считать себя тремя телами, являющимися отражением изначального Сознания, надо умом размышлять о природе ума, который есть отраженное Сознание.

49–50. Когда ум освобождается от невежества и становится чистым, подобно золоту, очищенному от примесей меди, он сияет в своем изначальном блаженстве. Когда куски камня, называемые телом, исследуются и очищаются, это схоже с исследованием воображаемого в пустом пространстве дерева. Если бы иллюзия тела и прочего была реальной, тогда было бы логично постигать ее.

51–53. Глупцы, погрязшие в невежестве и учащие, что тело реально, воистину являются овцами среди людей! О чем мыслит ум, тем он сразу же и становится, как в приведенном примере убежденности сыновей Инду, как в истории Ахальи и Индры и прочих. Когда бы и что бы ни вообразил ум, являющийся отражением Сознания, тогда и так он и становится телом. Убедившись, что тело не существует и не является тобой, осознав нераздельную природу себя, пребывай вне желаний.

54. По причине убежденности «Он есть тело» и «Такова природа этого» Сознание становится бренным телом и всем прочим, как ребенок в отсутствие привидения по какой-то причине воображает привидение и пугается его.

Такова сарга девяносто первая «О падении дживы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 92. О величии ума.

Васиштха сказал:

1–7. Когда лотосорожденный Создатель Брахма произнес это, о лучший из Рагху, я вновь задал ему вопрос:

О Бхагаван, ты сам говорил, что проклятия, мантры и заклинания обладают необоримой силой, почему же тогда они оказались бессильными? Все чувства, ум и интеллект людей кажутся оглушенными и сбитыми с толку силой проклятий и мантр. Как неразделимы огонь и жар, ветер и движение воздуха, кунжутное семя и масло, так же едины ум и тело. Или же тела вообще нет, и только умом человек ощущает заблуждение, как во сне, в иллюзии или взирая на вторую луну в небе. Когда уничтожено одно, оба должны быть разрушены. Несомненно, при гибели ума тело тоже должно быть сокрушено. Скажи, о мудрый, почему на ум не влияют проклятия и прочее? Или же влияют? Объясни мне это, о Создатель!

Брахма ответил:

8–10. Нет ничего в мире, чего не мог бы достичь человек чистыми действиями и усилиями. От Брахмы и до неподвижного пня – всегда все создания в этом мире имеют двойственные тела. Одно – тело ума, которое всегда беспокойно и действует быстро, второе – материальное тело, состоящее из плоти, которое ничего не делает.

11–15. Плотское тело каждого подвержено всем проклятиям, мантрам, заклинаниям и прочему. Оно тупо, бессильно, несчастно и стремительно разрушается. Оно недолговечно, как капля воды на листе лотоса; оно зависимо от везения, судьбы и прочих факторов. Второе тело воплощенных в трех мирах существ именуется умом. Это тело и зависимо, и независимо. Если ум сам прилагает усилия, всегда тверд и смел, его не затрагивают страдания. В соответствии со своими усилиями и склонностями это умственное тело обретает результат своей устремленности.

16–19. Усилия плотского тела не приводят ни к каким результатам, но все действия тела ума приносят плоды. Когда ум неизменно помышляет о чистых целях, тогда проклятия и прочее становятся бесплодными, как стрела бессильна против скалы. Пусть тело утонет, сгорит или завязнет в грязи, но на чем сосредоточен ум, то он тут же и получает. Все усилия ума приносят результат, невзирая на препятствия, даже когда все восприятия тела уничтожены, ибо этот результат тоже является умом, о мудрый.

20–24. Своими усилиями погрузив ум в любовь к Ахалье, Индра не чувствовал ни малейших страданий. С помощью усилий сделав ум бесстрастным и недоступным для боли, мудрец Мандавья не ощущал боли, даже будучи посаженным на кол. Так мудрец Диргхатапа, даже упав в глубокий колодец, провел умом ритуалы яджни и достиг божественного состояния. Сыновья Инду, будучи только людьми, усилиями ума и сосредоточением достигли состояния Создателя, и даже я не мог бы помешать этому. И так же другие устремленные и сосредоточенные мудрые, боги и великие риши силой мысли не оставляют даже на мгновение своей глубокой собранности.

25–28. Беспокойство, болезни, проклятия и порча не могут затронуть такой ум, как лепесток лотоса не способен расколоть камень. Ум же тех, кто страдает от проклятий и от острых ножей беспокойства и прочего, я думаю, просто не прилагает достаточно усилий и слабо понимает свою природу. Те, чей ум сосредоточен и целенаправлен, никогда: в сансаре, во сне или в бодрствовании – не будут даже немного затронуты бесчисленными проблемами. Поэтому своим умом и собственными усилиями человек должен направить ум на путь чистоты.

29–31. Что воображается умом, то становится как будто существующим, и в один миг ум становится плотным, как привидение в воображении ребенка, о мудрый. Сразу после появления иллюзии ум забывает свое прошлое состояние, как вслед за действиями гончара горшок забывает форму глины. О мудрый, ум мгновенно становится проявлением, как текущая вода принимает форму волн и брызг.

32–36. Силою сосредоточения ум может узреть тьму на солнечном диске, как больные глаза могут видеть две луны вместо одной. Что видит ум, то он тут же и материализует, а потом ощущает это с радостью или отвращением. Вслед за своим воображением ум видит сотни огненных языков в прохладном свете луны, начинает гореть и страдает от жара. Силою воображения ум даже в кислоте видит нектар и, напившись его, ощущает наслаждение, начинает прыгать и танцевать в опьянении. Вслед за воображением ум может узреть даже огромный лес в пустом пространстве; увидев, ум может срубить его и, срубив, может вновь его вырастить.

37. Посему, как только ум воображает иллюзию, тут же он ее и видит, мой дорогой! Поняв, что мир ни реален, ни нереален, отбрось ограниченное видение разнообразных различий!

Такова сарга девяносто вторая «О величии ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 93. О творении.

Васиштха сказал:

1–4. То, что ранее мне объяснил Создатель Брахма, я теперь поведал тебе. Из этого неописуемого Брахмана повсюду возникают все неизъяснимые тонкие тела и появляется вселенский ум, сам по себе обретая плотность. В этом уме сначала зарождаются понятия о тонких элементах, затем появляется тайджаса пуруша, вселенское тонкое существо, которое само себя называет Брахмой. Поэтому знай, о Рама, что этот Создатель и есть всеобщий ум.

5–8. Создатель Брахма – воплощение высочайшей истины, Сознания, и он, будучи понятием, что осознает, то и видит. Затем он воображает и создает невежество, из-за которого в «не-я» ощущается «я», и этим невежеством Брахман постепенно проявляет весь мир, содержащий горы, травы и океаны. Таким образом, это творение, последовательно явившееся из реальности самого Брахмы, кажется возникшим из чего-то другого. Так все объекты, пребывающие в трех мирах, являются созданием Брахмы, о Рама, как волны есть создания океана.

9–11. В этом несозданном мире вселенский ум Брахмы, являющийся Сознанием, постигает себя как чувство «я», и так Брахман становится творцом Брахмой. Разнообразные сознательные силы в этой вселенной проявляются, не будучи отдельными от единой силы Сознания. Когда творение разрастается, эти силы проявляются всеобщим умом, принявшим форму прародителя всего, Создателя Брахмы.

12–16. Тысячи таких проявлений именуются ограниченными сознаниями, отдельностями или дживами. Эти разнообразные ограниченные сознания появляются, оставаясь пространством Сознания, и пребывают в чистом пространстве, как будто под покровом тонких элементов. Ветры разносят их в пространстве в тела существ четырнадцати типов в соответствии с их повторяющимися желаниями и склонностями. Входя в тела движущихся или неподвижных существ, обладающих жизненной силой, они обретают форму семени. Затем они рождаются в мир из утробы, и вслед за этим, в соответствии с потоком желаний и склонностей, возникающих случайно, как в примере вороны и кокоса, они обретают результаты своих действий. Затем эти воплощенные существа, связанные веревками действий и нагруженные склонностями и желаниями, бродят, поднимаясь в верхние миры и опускаясь в нижние. Эти разнообразные существа являются только желанием.

17–21. Некоторые бесчисленные существа опадают, как листья с деревьев; их несет и кружит ветрами действий и роняет в горы и пещеры повторяющихся рождений и смертей, пока они не достигнут освобождения. Некоторые, заблуждаясь и не зная реальности, рождаются бесконечно в течение множества сотен кальп. Другие после многочисленных прекрасных и приятных рождений обитают в этом мире, приверженные чистым действиям. Некоторые, познавшие то, что должно быть понято, достигают высочайшего состояния, как брызги океана, поднятые ввысь ветрами, возвращаются в океан. Так из самого Брахмана происходит явление всех живых существ, непостоянное из-за рождения и разрушения и являющееся причиной созданного мира.

22–24. Эта стареющая лиана зарослей этого мира, несущая жар страданий и бедствий и яд желаний, постоянно творящая действия, приводящие к бесконечным проблемам, расползающаяся в различных направлениях, разных местах, временах, горах и пещерах, повсюду созидающая разнообразные заблуждения и разделения; эта древняя лиана зарослей мира, чье тело – волнующийся ум, будучи срублена топором верного понимания, более не растет, о благословенный Рама!

Такова сарга девяносто третья «О творении» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 94. О появлении всего в Брахмане.

Васиштха сказал:

1. Слушай, о Рама, я расскажу тебе о различиях в появлении существ, называемых высшими, низшими и средними.

2–5. Первейшее из существ становится готовым к освобождению прямо в этом рождении. Его появление, называемое наилучшим, происходит благодаря чистым практикам. Следующие имеют чистые намерения и заняты в мире благими действиями, но обладают разнообразными мирскими склонностями. Их называют праведными, и они достигают освобождения в течение нескольких жизней. Следующие различают действия, которые надо и не надо делать, только по их соответствующим последствиям, поэтому их, о Рама, знающие именуют обладающими качествами саттвы.

5–10. Следующие, имеющие многочисленные разнообразные склонности, полные нечистоты и заблуждений, обретают знание после тысяч рождений. Они различают хорошее и плохое только по их плодам, поэтому мудрые называют таких обладающими наименьшей саттвой. Тех же, для кого даже после множества долгих рождений сомнительно обретение освобождения, именуют чрезвычайно тамасичными, существами густой тьмы. Другие, пребывающие под влиянием склонностей прошлых рождений, получающие человеческое существование в этом творении за два-три рождения, активно действующие в мире, не обретающие бесстрастия, мудрыми называются раджасическими, или активными.

10–13. Те, кто становится готовым к освобождению только со смертью, называются стремящимися к освобождению раджасично-саттвичными по причине приверженности к подобным действиям. Другие, достигающие освобождения за несколько жизней, подобные предыдущему типу, знатокам истины известны как раджа-раджасичные. Следующих, которые обладают сильными желаниями и могут достигнуть освобождения за сотни рождений, мудрые называют раджасично-тамасичными.

13–19. Других, сходных с ними, если их освобождение сомнительно даже после тысяч рождений, называют раджасичными с исключительно плотным тамасом. Тех, кто даже после тысяч рождений с начала творения Брахмы по-прежнему далек от освобождения, мудрые называют существами тьмы, или тамаса. Если в таком рождении возникает стремление к освобождению, то это рождение называется мудрыми тамасично-саттвичным. Если подобный этому лишь после множества жизней обретает освобождение с ростом соответствующих качеств, то он называется тамасично-раджасичным. Если после множества прошлых жизней только через сотни новых жизней достигается освобождение, таких мудрые называют тамасично-тамасичными. Если же для кого-то после тысяч прошлых жизней впереди еще много тысяч жизней и при этом освобождение сомнительно, его называют чрезвычайно тамасичным. Таковы все эти типы существ, появившихся в Брахмане.

20–25. Множество всех этих существ появились в абсолютном Брахмане как ничтожная взволнованность, подобно тому, как множество волн рождаются на воде океана. Как лучи света исходят от лампы и как сияющие искры разлетаются из горящего пламени, так же все множество существ возникает в Брахмане. Как цветы вырастают на дереве мандара и как лучи света исходят от луны, так же все живые существа, видящие мир, появляются в Брахмане. Как множество разнообразных побегов вырастает из дерева, так все множество живых существ возникает в Брахмане. Как разнообразные браслеты и украшения появляются из золота, так все разнообразные живые существа, о Рама, рождаются в Брахмане.

26–31. Как брызги воды разлетаются из чистых потоков водопадов, так же бесчисленные существа возникают, о Рама, из нерожденной безграничности. Как пространства горшка, миски и пещеры являются одним пространством, так же все видимое в этом мире есть только единый нераздельный Брахман. Как капли дождя, водовороты, волны и брызги являются только водой, так же все видимое и ощущаемое есть лишь единый Брахман. Как реки в пустынном мираже являются только жаром солнца, так же видимое, видение и видящий не различаются по своей природе. Как прохладные лучи исходят от луны или свет – от пламени, так же все разнообразие существ появляется из Брахмана и в Брахмана уходит. Некоторые из них, существуя долго в разных рождениях, возвращаются через сотни жизней, другие пребывают в воплощении недолго.

32. В разнообразных мирах многочисленные формы существуют по воле Брахмана. Множество существ появляется и умирает, падает и взлетает, подобно бесчисленным искрам в пламени.

Такова сарга девяносто четвертая «О появлении всего в Брахмане» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 95. О единстве деятеля и действия.

Васиштха продолжил:

1–5. Действие и деятель едины и неразделимы, они одновременно самопроизвольно проявляются из Высшего Брахмана, подобно тому, как на дереве появляется цветок и его аромат. В чистом Брахмане, в котором нет никаких понятий, становятся видимы дживы, ограниченные сознания, как для невежественного взора видится синева в необъятном небе. О Рама, для непонимающих людей имеет смысл выражение, что дживы являются из Брахмана. Для пробужденного бессмысленно и утверждение «Мир является порождением Брахмана», и утверждение «Мир не является его порождением», о Рагхава. Но, о Рама, совсем безо всяких понятий о разделении невозможно в мире учение и понимание его цели!

6–10. Поэтому видящего разделения обучают, принимая для начала неверное разделение: «Это Брахман и это дживы, верно или нет?» С таким видением устанавливается, что мир рождается из не имеющего привязанностей Брахмана. Мир порожден им и является только им, посему «появление из него» есть следствие неверного понимания. Живые существа, многочисленные, словно камни в огромных горах Меру и Мандара, постоянно возникая в высочайшем Брахмане, возвращаются в него же. И сейчас бесчисленные существа рождаются тысячами, как неисчислимые листья на деревьях, что растут в густых лесах на склонах гор. И эти потоки живых существ будут появляться в Брахмане вновь и вновь, подобно новым побегам весной, и туда же они и будут возвращаться, как весенние соки высыхают летом.

11–14. Огромное количество живых существ существует непрерывно во все времена, и множество их появляется из Брахмана и возвращается в высочайшего Брахмана. Как нераздельны цветок и его аромат, так же едины человек и его действия, о Рама. Они возникают из Брахмана, пребывая в нем постоянно. Таким образом, в этом мире демоны, змеи, люди и боги рождаются, не имея существования, проявляясь снова и снова благодаря своим желаниям. Причинами их блужданий, приводящих к повторяющимся рождениям, являются не что иное, как невежество и забвение своей собственной изначальной природы.

Рама спросил:

15–18. Писанием называется то, что установлено бесстрастными мудрыми и наполнено доводами, опирающимися на верные методы познания и необходимыми для разрешения противоречий. Мудрыми садху именуются великие, обладающие качествами исключительной чистоты, имеющие равное видение, достигшие неописуемого состояния. Для успеха во всех начинаниях непонимающим необходимо следовать примеру знающих людей и откровениям писаний. Того, кто не следует писаниям и примеру знающих, избегают все, и он тонет в страданиях.

19–22. И в мире, и в Ведах неизменно считается, о мудрый, что деятель и действие следуют друг за другом. Действие создает деятеля, и деятель создает действие, как в примере семени и дерева. Это известно и в мире, и из Вед. Действие приводит к рождению существа, как из семени появляется росток, и существо совершает действия, как на дереве вновь созревают семена. Васаны влекут человека в клетку существования, и в соответствии с этими васанами он ощущает их результат.

23–27. В этом случае как ты можешь говорить, что существа рождаются из совершенного Брахмана, не имея семени прошлой кармы или действий? Полагая так, о мудрый, ты пренебрегаешь взаимозависимостью действия и рождения, существующей в этом мире. О брахман, эти две идеи противоречат друг другу: результат действия пребывает в Брахмане, где нет причины, или же в следствиях, таких как Создатель Брахма и прочее. Если в мире действия накапливаются, не принося результатов, то будет только разрушение и хаос, в котором большая рыба безнаказанно глотает мелких! Так является действие причиной рождения или нет, о Бхагаван? Объясни мне точно, развей мое великое сомнение, о лучший из знающих истину!

Васиштха сказал:

28–31. О Рагхава, ты к месту задал хороший вопрос! Слушай, я отвечу тебе на него, и это очень поможет умножению твоего понимания. Благодаря способности ума приводить к действию, его вовлеченность является семенем деяния, что ведет к результату. Ибо как только вселенский ум возник в высочайшем Брахмане, сразу появились действия и, обретя тело, появились живые существа. Как нет разделения между цветком и его ароматом, так же нет и различия между умом и действием, они едины.

32–37. В этом мире телесное движение именуется мудрыми действием; но сначала ум является телом этого действия, и поэтому действие – это и есть исключительно ум. Где нет результата собственного действия, там нет ни горы, ни пространства, ни океана – нет мира. Проявленное действие, сотворенное в этой или прошлой жизнях, есть человеческое усилие, которое никогда не остается безрезультатным. Если уничтожена чернота, сама по себе пропадет и сажа; так же, если исчезает действие, движение ума, пропадает и ум. Когда пропадает действие, разрушается ум; разрушение ума – это бездействие, которое доступно лишь освобожденному, но никогда – несвободному. Как огонь и жар всегда пребывают вместе, так же едины и ум с действием: если один из них исчезает, пропадает и второй.

38. Постоянно волнуясь, ум становится единым с волнением; знай, что это и есть действие. Затем и действие становится умом, когда его результат взаимодействует с ним. Так ум и действие взаимно создают друг друга и переходят из одного состояния в другое, о Рама.

Такова сарга девяносто пятая «О единстве деятеля и действия» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 96. Исследование ума.

Васиштха сказал:

1. Ум – это всего лишь мысль; мышление же имеет природу движения, выражающегося в действиях. За действиями всех существ следует результат в виде ощущения ума.

Рама сказал:

2. О мудрый! Молю, поведай мне во всех подробностях о природе ума, создающего понятия, который, хотя материален, но принимает форму сознательного!

Васиштха ответил:

3–5. Проявление силы понятия высочайшего всемогущего Атмана, бесконечной истины собственной природы, именуют умом. Понятие человека, решающее, истинно что-то или нет, и остающееся в виде памяти, называют формой ума. Уверенность «Я не знаю самоочевидного Атмана» и «Я делаю» зовут умом.

6–10. В этом мире не существует ума без силы действия, являющейся по природе воображением, как нет хорошего человека без благих качеств. Как огонь и жар не могут быть отдельны друг от друга, так не могут быть раздельными ум и действие, а также ум и джива. Со своей природой ума, с действиями, приносящими результаты, с телом, состоящим из разнообразных понятий, этот мир раскинулся многочисленными сущностями, полный иллюзий и понятий, не имеющий причины и порядка. Где, как и какие бы понятия и желания ни создавались умом, именно там, так и такой результат он же и получает.

11–14. В писаниях говорится: у дерева понятий действие является семенем, волнение ума – телом, а разнообразные движения – его многочисленные ветви и соблазнительные плоды. О чем ни помыслит ум, органы действия трудятся над этим, и так все обретается. Поэтому ум считается действием. Ум, интеллект, чувство «я», действие, фантазия, творение, понятия, знание, усилие и память, чувство, природа, иллюзия и деятельность – это все разнообразные слова, которые являются причинами заблуждений в этом мире, о брахман.

15. Все эти естественные последствия возникли в результате случайного, как в примере вороны и кокоса, оставления бесконечным нераздельным чистым Сознанием себя и обращения к осознаваемым объектам.

Рама спросил:

16. О брахман, как появляются эти выражения, разнообразные воображенные понятия Сознания?

Васиштха ответил:

17–24. Когда Сознание становится словно бы замутненным, порождает фантазии и разнообразно проявляется, это его состояние называется умом. Когда Сознание твердо в убеждении «это верно», оно называется интеллектом. Когда, принимая себя за иллюзорное тело, оно считает себя реальным и вовлекается в сансару, его называют чувством «я». Когда оно по-детски развлекается, оставляя одну мысль и стремясь к другой, отказываясь от размышления, тогда его называют читтой, или непостоянным умом. Когда Сознание, не являющееся деятелем, в силу своей природы волнения устремляется к результату волнения, тогда его называют действием. Когда случайным образом, как в примере с вороной и кокосом, оставив единую плотную очевидность, оно создает желаемое ощущение, его называют воображением. Когда по отношению к виденному или невиденному Сознание внутренне уверено, что знало это раньше, тогда его же называют памятью. Когда оно остается в тонком пространстве прошлых наслаждений, хотя желания уже прошли, это называется скрытой склонностью, или васаной.

25–27. «Есть только чистая реальность Сознания, двойственность порождается ошибочным восприятием» – когда оно обретает такое понимание, это именуется знанием. Когда оно, разрушая себя, проявляется как иллюзия множеством понятий и забывает изначальное состояние, оно называется нечистотой. Когда Сознание дает наслаждение Индре с помощью размышления, прикосновения, видения, ощущения звука, вкуса и запаха, его называют индрией, или органом чувств.

28–30. Когда высочайшее Сознание остается неизвестным из-за грубой очевидности множества видимых объектов мира, оно именуется пракрити, природой. Когда оно мгновенно превращает реальное в нереальное и наоборот из-за незнания истины, в силу этого смешения реального и нереального его называют майей, иллюзией или наваждением. Когда оно принимает форму причины и следствия по причине действий видения, восприятия звука, прикосновения, вкуса и запаха, оно в мире называется деятельностью.

31–35. Сознание становится загрязненным, следуя за осознаваемыми объектами ума, и становится разнообразными формами, принимая форму проявления. Они, достигая ума, обретают плотность, подтверждаемую сотнями собственных понятий. Будучи загрязненным понятиями ума, Сознание попадает в сети материального мира и как будто теряется в собственных заблуждениях, создавая многочисленные разделения. Тогда оно известно в мире как ограниченное сознание, или джива; его называют умом, а также мыслью и интеллектом. Мудрые говорят о Сознании, загрязненном невежеством и отделенном от Брахмана, как о полном воображаемых понятий и названий.

Рама спросил:

36. О брахман, сознателен ли ум или нет? О знающий истину, я никак не могу прийти к четкому заключению!

Васиштха ответил:

37–39. О Рама, ум ни сознателен, ни несознателен! Когда Сознание осознает нечистоту отражений, это называется умом. То, что пребывает между реальностью и нереальностью в каждом существе, что невежественно и является причиной мира, то именуется умом. Состояние неопределенности, лишенное какой-либо постоянной формы и служащее появлению этого мира, называется умом.

40–42. Самосотворенная мерцающая форма отражения Сознания, пребывающая между состояниями сознательности и материальности, называется умом. Неподвижность Сознания как будто загрязняется, и это нечистота называется умом, о Рама. Он не материален и не сознателен. Ему дают разнообразные многочисленные имена: чувство «я», ум, интеллект, ограниченное сознание, джива и другие.

43–44. Как актер играет разные роли и поэтому именуется по-разному, так же ум называется неодинаково в зависимости от своих действий. Как человек в зависимости от различных поступков называется по-разному, так же и ум именуется различно в зависимости от своих дел.

45–47. Я назвал тебе многочисленные названия ума, о Рагхава. Эти и другие имена даются ему последователями различных учений множеством способов. В соответствии со своими фантазиями и желаниями они придумывают множество разнообразных названий для ума, интеллекта, чувств и прочего. Одни считают ум неосознанным, другие – отличным от дживы; одни считают его чувством «я», другие – интеллектом.

48–51. Я объяснил тебе, о Рама, что чувство «я», ум, интеллект и восприятия являются воображаемым творением, по сути являясь одним. По-своему объясняют это последователи учении ньяя и подобные им, по-другому рассуждают последователи санкхьи. Материалисты тоже объясняют на свой манер, как и последователи джаймини и джайны, как буддисты и вайшешики, а также разнообразные вайшнавы и прочие. Все придерживаются собственных понятий. Последователи всех этих учений стремятся к одной высшей цели, как путники, начинающие путь в разное время и в разных местах, различными путями идут к одной столице.

52–56. Только по причине невежества и различий в понимании высшей истины они спорят между собой, желая доказать правоту собственных воззрений. Последователи с различными убеждениями восхваляют каждый свой путь, как путешественники, начавшие дорогу в различное время из разных мест, хвалят свою стезю. О потомок Рагху! Они ошибочно описывают действия, ум и интеллект в соответствии со своими целями, фантазиями и собственными разнообразными умозаключениями. Как человек, выполняющий действия омовения, отдавания, удержания и прочие, становится тем или иным деятелем, точно так же и ум меняет роли. Вследствие различных своих деяний ум обретает всяческие имена, и его называют дживой, желанием или действием.

57–60. Все ощущаемое каждым существом есть только ум; в отсутствие ума человек, даже видя, не видит. Только обладающий умом ощущает хорошее и плохое, радость и страдания от того, что слышит, от касания, видения, вкуса и запаха. Ум является основанием понятий и смыслов, как свет есть причина видимости форм. Тот, чей ум несвободен, – лишен свободы, и тот, чей ум освобожден, будет свободным. Знай, что только полный глупец называет ум материальным. Ибо тот, чей ум осознан, не ощущает материальности.

61–64. Когда ум, не являющийся ни сознательным, ни бессознательным, обретает различные желания, приносящие страдания и удовольствия, тогда возникает мир. Когда ум становится единым Сознанием, сансара пропадает. Нечистый ум становится вторичной причиной появления мира в силу заблуждения и многочисленных понятий о нем. Ибо, о Рама, осознающий ум не является причиной сансары, и тупой ум, подобный камню, тоже не является причиной сансары. Поэтому, о Рагхава, ум не выступает ни сознательной, ни несознающей причиной объектов, как свет не является причиной материальных форм, а только освещает их.

65–69. Если что-то существует помимо ума, тогда почему весь мир пропадает для любого живого существа, чей ум растворился? Ум получает разнообразные названия по причине множества совершаемых им действий, как одно и то же время в соответствии с временами года обозначается по-разному. Воистину, если без влияния ума работа чувства «я» и органов чувств заставляла бы действовать тело, тогда надо принять, что джива и прочее превосходят ум. Те, кто провозглашает в своих воззрениях разделения ума, тела и дживы с помощью споров и неверных доводов, они, о Рама, не могут ни обрести понимание, ни поменять свою точку зрения, ибо вездесущи все силы божественного ума.

70–72. Когда в чистом Сознании возникает даже малейшая сила непонимания, появляются и многообразные последствия. Как живой паук выпускает из себя неживую нить, так же сознание порождает неосознанность и в безграничном пробужденном сознании Брахмана появляется неосознанность. Под воздействием этого невежества понятия, существующие в уме у спорщиков, становятся неизменными, и поэтому у этих спорящих появляются разнообразные мнения относительно Сознания.

73. Сознание, ставшее нечистым, видится как джива, ум, интеллект и чувство «я» и поэтому называется в мире множеством имен, таких как сознание, ум и джива. В сказанном нет сомнений.

Такова сарга девяносто шестая «Исследование ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 97. Величие пространства Сознания.

Рама сказал:

1. О брахман, из твоих слов я понял, что это шумное творение пребывает только в уме и является его порождением.

Васиштха сказал:

2–4. Как жар солнца в пустынных миражах скрывает само солнце, так твердая убежденность сознания в существовании ума скрывает свет Сознания. В этом мире, являющемся по своей природе Брахманом, лишь только ум принимает форму, где-то проявляясь как человек, где-то – как божество, где-то показываясь как демон, где-то – как дух, где-то возникая как небесные гандхарвы, где-то – как киннары.

5–7. Я думаю, что только сам ум разрастается разными формами, обретая вид небесного града с разнообразными событиями, происходящими в разных частях неба. В этом случае есть ли смысл исследовать многочисленные тела, подобные траве, камню или лиане? Только ум достоин нашего исследования. Весь широко простершийся мир наполнен умом, и в его отсутствие остается только высочайшее чистое Сознание.

8–11. Всемогущее Сознание превосходит все состояния, оно вездесуще и является основой всего, и единственно по его милости в этой сансаре ум предается танцам и развлечениям. Я думаю, ум является своими действиями, и он является причиной возникновения материальных тел. Воистину, это ум рождается и умирает, в то время как у нераздельного чистого Сознания нет подобных качеств. В результате исследования ум пропадает, растворяется, и, когда это происходит, наступает освобождение. Когда ум, причина иллюзии всех действий, разрушен, человек становится освобожденным и не рождается вновь.

Рама спросил:

12–13. О Бхагаван, ты говорил ранее, что существа разделяются на три типа по причине чистоты или нечистоты их ума, который по природе нереален, но кажется реальным. Скажи, как в реальности чистого Сознания, лишенной понятий, появляется и разрастается ум, созидающий многообразие мира?

Васиштха ответил:

14–15. О Рама, пространство тройственно: это пространство ума, пространство бесконечного Сознания и материальное пространство. Все три присутствуют во всем и пребывают всюду, и только могущество чистого Сознания делает возможным их существование.

16–19. То, что пребывает внутри и вовне, являясь свидетелем и реального, и нереального, что пронизывает все сущее, именуется пространством чистого Сознания. То, что является наилучшим, будучи основой всех причин и следствий, что благодетельно ко всем существам, что создает деление времени и наполняет все, называется пространством ума. Материальное же пространство – это то, что наполняет все десять направлений во вселенной, является плотным и содержит в себе ветер, облака и прочее. Два последних, материальное пространство и пространство ума, существуют благодаря пространству Сознания, ибо Сознание является причиной всего, как день – причина множества действий.

20–22. Знай, что только неверная убежденность сознания «Я несознательно» и «Я сознательно» является умом, с помощью которого воспринимается пространство и все прочее. Тройственность пространства воображается с целью обучения не знающего своей природы, и это деление не существует для знающего. Высочайший Брахман един, он наполняет все и является всем. Для пробужденного он вечен и в нем нет разделений и времени.

23–26. Только ради объяснения для непонимающего, но не для мудрого, существует разделение на двойственность и недвойственность, облеченное в многочисленные слова. Пока, о Рама, ты непробужден, для твоего понимания и обучения я применяю понятие о трех пространствах. Материальное пространство, пространство ума и все остальное появляются вследствие как бы помутнения пространства Сознания, как миражи в пустыне порождаются палящим жаром. Принимая нечистую форму, оно становится умом, и в этом беспокойном состоянии творит иллюзию трех миров.

27. Только для непонимающих, но не для мудрых, то, что является по сути чистым Сознанием, видится грязью ума; так в ракушке видится иллюзорное серебро. По глупости человек теряет свободу, и силой понимания он освобождается.

Такова сарга девяносто седьмая «Величие пространства Сознания» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 98. История об уме.

Васиштха сказал:

1–4. Откуда бы ни появился ум и чем бы он ни был, всегда следует прилагать усилия для освобождения себя, о безгрешный! Ум, устремленный к высшему, становится чистым и свободным от суждений и желаний, а затем, лишенный иллюзий, он осознает себя, о Рагхава! Вся эта вселенная с живыми существами и недвижимыми объектами пребывает во власти ума, и потому, о Рама, в уме появляются и свобода, и несвобода. В связи с этим я поведаю тебе прекрасную историю об уме, рассказанную мне Создателем Брахмой в давние времена. Слушай внимательно, о Рама!

5–9. О Рама, существовал однажды огромный лес, пустой, неспокойный и ужасный, настолько большой, что неизмеримые расстояния в нем были подобны по размеру пылинке. В нем жил лишь один человек с тысячей рук и глаз, с нескончаемыми беспокойными мыслями, огромных размеров и ужасного вида. В тысячах своих рук он сжимал множество дубин, которыми сам себя бил по спине. Он сам себе наносил сокрушительные удары и в испуге бежал прочь от самого себя на сотни йоджан. Рыдая и убегая далеко то в одну, то в другую сторону, он уставал и в изнеможении валился с разбитых ног.

10–14. Ослепленный, он скоро в бессилии рухнул в глубокую темную пещеру, ужасающую, как тьма черной ночи, и бездонную, как пространство. Спустя довольно длительное время он выбрался из мрачной пещеры и снова осыпал себя ударами, и вновь бежал сам от себя. Умчавшись далеко, он оказался в густом лесу деревьев каранджа, полном шипов и колючек, как мотылек, устремившийся в огонь. Вырвавшись вскоре из зарослей каранджи, он снова бил себя дубинами и мчался прочь от собственных ударов. Убежав подальше, он попал в прекрасную банановую рощу, прохладную от лучей луны, и там был словно бы счастлив.

15–18. Покинув скоро эту банановую рощу, он вновь, как и раньше, продолжил бить себя и бежать от своих ударов. Он снова умчался куда-то далеко и вскоре опять упал в глубокую темную пещеру, ломая ноги. Выбравшись из мрачной пещеры, он снова попал в банановую рощу, а, выйдя из банановой рощи, оказался в колючих зарослях каранджи. Из зарослей каранджи он опять попал в пещеру, из пещеры – в банановый сад: так он бегал и бил сам себя.

19–20. Я долго смотрел на это его странное поведение и затем остановил его на мгновение силой своей йоги. Я спросил: «Кто ты? Что и зачем ты делаешь? Чего ты хочешь? Почему ты так заблуждаешься?»

21–22. На мои вопросы, о сын Рагху, он ответил: «Я никто, и я ничего такого не делаю, о муни! Ты меня обидел, и, увы, ты мой враг! Ты увидел меня, и я пропал, к моему несчастью и радости!»

23–27. Сказав это, он взглянул с отвращением на свои измаявшиеся конечности и горько разрыдался, подобно туче, изливающей дождевые потоки на лес. Спустя мгновение он прекратил рыдания и, глядя на свои конечности, возрадовался и рассмеялся. Перестав хохотать, этот человек прямо на моих глазах начал терять одну за другой свои конечности и части тела. Сначала отвалилась его ужасная голова, затем – руки, потом – грудь, и после этого упало туловище. Быстро растеряв свои конечности, этот человек силой судьбы куда-то отправился.

28–31. Потом я вновь узрел в этом безлюдном месте другого человека, который так же наносил удары самому себе своими огромными руками и бежал от самого себя. Он рухнул в пещеру и, выбравшись из нее, бежал снова. Он падал в пруд и опять страдал и бежал, он снова попадал в пещеру и скоро вслед за этим – в прохладную рощу. То несчастный, то вновь довольный, он опять и опять бил сам себя.

31–33. Взирая некоторое время с удивлением на это странное поведение, я остановил его и задал ему такие же вопросы, как и ранее. Услышав их, он сначала разрыдался, а потом рассмеялся. А затем, отбросив конечности, он стал совсем невидимым и силой размышлений и судьбы был готов уйти.

34–37. После этого я вновь в безлюдном месте увидел другого такого же человека, так же бьющего себя и несущегося от себя прочь. Убежав, он рухнул в огромный темный колодец, и я долго оставался поблизости в ожидании его. Даже спустя долгое время этот глупец не вылез из колодца, но, когда я поднялся, чтобы идти, я вновь увидел такого же человека, такого же вида, так же бьющего себя и бегущего.

37–39. Тут же остановив его, я снова обратился к нему с вопросами. Он, о лотосоокий, не был пробужден моими вопросами и произнес: «Глупец, ты ничего не понимаешь! О, ты недостойный брахман!» Сказав это, он продолжил свои странные занятия.

39–44. В этом огромном лесу я видел множество так бродящих глупых людей. От моих вопросов некоторые из них обретали спокойствие, как после окончания иллюзии сна; некоторые вовсе не обращали внимания на мои слова, как будто я был неживым; некоторые, падая в глухие колодцы, поднимались вновь. Некоторые подолгу не выходили из банановой рощи, некоторые оставались в густых колючих зарослях каранджи. Некоторые, следуя дхарме, нигде не находили покоя. Таков этот огромный, широко раскинувшийся лес, о Рама! И сейчас в нем так же обитают те люди. О Рама, ты сам видел их, и сам вел себя так, но из-за недостаточности знания истины ты не помнишь этого, о Рагхава!

45. Глупцы, не ведая высшей истины, бродят в ужасном великом лесу сансары, полном ветвей и колючек, непроходимом, густом и темном, думая, что это цветущий сад.

Такова сарга девяносто восьмая «История об уме» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 99. Продолжение истории об уме.

Рама сказал:

1. Что это за огромный лес, о брахман? Скажи, когда и где я его видел? Кто эти люди, и что они делают в нем?

Васиштха ответил:

2–4. О могучий Рама, лучший из Рагху, слушай, я объясню тебе все это! О Рама, и этот лес, и те люди не где-то далеко отсюда! Знай, что мир сансары, бесконечная глубокая пещера, и есть этот огромный лес – пустота, полная разнообразных видоизменений. В свете различения он наполняется единой реальностью и становится абсолютной полнотой, в которой нет ничего другого. Тогда он полностью освобождается от проявлений.

5–7. Знай, огромные существа, что бродят в этом лесу, – человеческие умы, погрязшие в страданиях. О разумный, в этой истории «я» – различающее сознание, осознающее их. Я осознаю их своим различением и ничем другим, о безгрешный! Я непрерывно пробуждаю эти умы различением, как солнце своим светом раскрывает цветы лотоса.

8–14. О Рама, некоторые из этих умов, прислушавшись к моим пробуждающим словам, благодаря моим благословлениям достигли освобождения и обрели покой. Другие по глупости не внимали моей мудрости и, отвергая меня, низвергались в пещеры невежества. Эти глубокие темные пещеры были адом и преисподней, о сын Рагху! А умы, которые оказывались в банановых рощах, наслаждаются только райским блаженством, ты должен знать. Те же, кто попадает в глубокие пещеры и не выходит из них, – это умы с огромными грехами, о Рама. Те, кто заходит в банановые рощи и не выходит из нее, – это умы, полные заслуг и чистых качеств, о Рагхава. Те, кто попадает в колючие заросли каранджи и остается в них, – это умы обычных людей, о потомок Рагху!

14–17. Некоторые из них пробуждаются и освобождаются; некоторые из этих существ принимают разные формы, переходя из одной утробы в другую, то поднимаясь в рай, то падая в ад. Густой лес, полный острых шипов страданий, известных как привязанности к жене и родственникам, – это разнообразные желания и состояния человека. Те умы, которые входят в колючие заросли каранджи, рождаются как люди, привязанные к объектам наслаждения.

18–22. Знай, о Рама, что банановая роща, прохладная, как лунный свет, – это небесный рай, дающий уму умиротворение и спокойствие. Некоторые тела поддерживаются благими аскезами, пребывая в неподвижном возвышенном состоянии. Глупцы, отвергавшие мою мудрость, своими несознающими умами отказывались от собственного различения! Слова «ты заметил меня, и я пропал, ты мой враг» – это слезы ума, уничтожаемого мудростью. Этот великий плач человека – рыдания ума, утрачивающего сети мирских наслаждений.

23–25. Те, чей ум обладает частичным пониманием и не достиг высочайшего состояния, оставляя наслаждения, испытывают огромные страдания. Рыдающие взирают на свои руки и ноги с сожалением, думая: «Увы, оставив их, что я буду делать?!» При избавлении от конечностей страдания тех, чей ум обладает только частичным пониманием и не достиг высочайшего состояния, только растут.

26–30. Но блаженный смех человека, пробужденного мной, – это наслаждение ума, обретшего различение, о Рама. У обладающего различением, оставившего надежды на мир сансары, при оставлении форм блаженство только возрастает. Человек, который со смехом взирает на свои конечности, осознает, что они были причиной его самообмана. Он смотрит на них, радуясь и мысля: «Увы, столь долго меня обманывали эти воображаемые несуществующие понятия!» Ум, овладевший различением, успокаивается в безграничном состоянии и издалека с улыбкой наблюдает за тем, что в прошлом приносило страдания.

31–35. То, что ум остановили и сознательно, с помощью правильных вопросов заставили задуматься, показывает, что различение может контролировать ум. То, что отпадающие конечности тут же исчезали, передает, что желание наслаждаться объектами пропадает, когда пропадает ум. То, что существо описывается как имеющее тысячи глаз и рук, означает бесконечные состояния и формы ума. То, что человек сам себе наносил множество ударов, показывает, как ум наказывает себя ударами дурных фантазий. Как человек бил сам себя и убегал от себя, так же ум отступает, спасаясь от страданий, причиняемых его собственными склонностями и желаниями.

36–41. Взгляни на это разросшееся невежество: ум избивает сам себя собственными желаниями и бежит от себя самого! Все умы, опаленные своими страстями и спешащие от себя, имеют возможность устремиться к высшему состоянию. Ум сам является причиной своих огромных страданий, и сам себя заставляет терзаться, из-за чего снова бежит куда-то. Ум запутывается в сети собственных воображаемых привязанностей и домыслов, как шелковичный червь замуровывает себя в собственном коконе. Капризный ум забавляется, навлекая на себя несчастья, словно ребенок, не видящий, что его дурные потехи ведут к страданиям. Ум подобен обезьяне, которая бездумно вытащила распорку, стоявшую в расщепленном дереве, защемила себе мошонку и застряла в ловушке.

42–43. Осознав бесполезность мира долгими практиками сосредоточения и осознания, ум более не испытывает страданий. Из-за заблуждения ума страдания вырастают до размеров гор, но когда он оказывается под контролем, они пропадают, как снег тает на солнце.

44. Если ум в течение жизни наполнен чистыми желаниями, поддержанными писаниями, в спокойствии подобно мудрецу, тогда, достигнув высочайшего, чистейшего из чистейших умиротворенного нерожденного состояния и утвердившись в нем, человек более совершенно не страдает даже в великих бедствиях.

Такова сарга девяносто девятая «Продолжение истории об уме» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 100. О появлении ума.

Васиштха сказал:

1–4. Ум возникает в высшем Брахмане, отличаясь и не отличаясь от него, подобно волне, поднимающейся в океане. Ум пробужденных, о Рама, является только Брахманом и ничем другим, как для знающих единство воды волна не отлична от океана. Для непробужденного, о Рама, ум является причиной заблуждений сансары, как для того, кто не понимает единства воды, вода и волна различны. Только ради объяснений непробужденному создается воображаемое разделение между словом и тем, что оно означает.

5–6. Высочайший Брахман всемогущ, безграничен, вечен, полон и неразделен, и нет ничего, что бы было вне его вездесущей сущности. Брахман обладает всеми силами, он наполняет все и по собственной воле являет свои силы.

7–10. О Рама, сила сознания Брахмана проявляется в телах воплощенных существ, сила движения – в ветрах, сила тяжести – в камне. Его сила текучести видится в водах, сила свечения – в огне, сила пустоты – в пространстве, сила ощущения – в живущих. Всемогущество Брахмана проявляется повсюду: это сила разрушения в разрушаемом и сила печали в страдающих, это сила радости в радующихся, сила отваги – в воине, сила созидания – в творениях и всемогущество – в разрушении конца кальпы.

11–13. Как в семени дерева пребывает само дерево с плодами, цветами, листьями и ветвями, так же вся эта вселенная пребывает в Брахмане. По причине способности к отражению ум, называемый также дживой, видится в Брахмане и находится как бы между сознанием и материей. Разнообразные деревья, лианы, кусты и побеги – это лишь неизменное Сознание, которое видится как разнообразные фантазии о неузнанной реальности.

14–18. О Рагхава! Теперь смотри на этот мир, который есть «я» в реальности, как на Брахмана. Воистину, это вездесущее чистое Сознание, вечно сияющее в своем величии. Небольшое проявление в Брахмане способности мышления называется умом. Подобно иллюзии павлиньего пера в небе или представлению о ряби на поверхности воды, так же ум или джива являются только отражениями в чистом Сознании. Так возникает форма ума, состоящая из мыслей. Это лишь проявление силы Брахмана и потому является только самим Брахманом, о победитель! Разделение на «это», «то» и «я» порождено видимостью. Более того, какова бы ни была изначальная причина заблуждения ума относительно Брахмана, она – только в самом уме, и ее природа – нечто и реальное, и нереальное.

19–22. Способность иметь все силы принадлежит Брахману. Несомненно, ум по природе реален, так как вездесущий Брахман пребывает в уме. Как силы времен года находятся в деревьях, так же желания ума пребывают в Брахмане. Как земля, содержащая цветы всех времен года, являет их в зависимости от места и условий, а не случайным образом, так же Создатель проявляет силы разумности. Поэтому в различных местах и в разное время являются силы, соответствующие разнообразным условиям – месту, времени и прочим, как из земли растут различные плоды. Но ничего отдельного не рождается, отдельное лишь видится в результате иллюзии.

23–25. То описываемое словами, что обозначается как отдельности форм, сравнений и прочих факторов, порождено Брахманом, и знай, что все это и остается только им самим. Какая бы иллюзия ни возникла в уме, только она и видится существующей, как в истории о сыновьях Инду. Как волна появляется в океане, который сам по себе чист и спокоен, так же джива, причина сансары, появляется в высочайшем Сознании.

26–28. Для знающего, о Рама, все есть Сознание. Только Брахман вечно пребывает в самом себе, как бесчисленные волны, рябь, брызги и пена есть только вода океана, пребывающая в своей природе. Разделения не существует, есть только единая реальность, являющаяся суть названий, форм и действий, как в огромном океане с множеством волн отделенность от воды только воображается. То, что рождается, разрушается, движется или пребывает, – иллюзорно проявляется в Брахмане Брахманом, оставаясь Брахманом.

29–31. Как жар сам в себе проявляется в виде миражей, так чистое Сознание, в котором нет имен и форм, самопроизвольно являет разнообразие имен и форм. Орудие действия, само действие и деятель, рождение, существование и смерть – это все есть только Брахман, воистину, существующее отдельно только воображается. Нет ни жадности, ни непонимания, ни желания, ни привязанности. Как жадность, непонимание и желание могут быть у Атмана в Атмане, откуда им там взяться?

32–35. Весь этот мир есть только Атман, чистое Сознание, все творения есть только Сознание. Как золото является взору в виде браслетов, так же Сознание видится как мысли ума. Невежество относительно высшего называется умом или дживой, ограниченным сознанием, как неузнанный друг тут же становится незнакомцем. Как пространство проявляет пустоту, так же Атманом, являющимся Сознанием, собственным воображением, при неузнавании себя проявляется джива, ограниченное сознание. Джива, хотя является только самим Сознанием, сияет в мире, как будто не являясь Сознанием, как для плохо видящего в небе возникает вторая луна, будучи и реальностью, и нереальностью.

36–37. В силу полного несуществования смысла слов и заблуждений и из-за совершеннейшей реальности Атмана откуда могут взяться свобода и несвобода? При полном несуществовании несвободы понятие «Я несвободен» есть лишь воображаемая глупость. Когда несвобода воображаема, освобождение тоже иллюзорно, ибо оно не существует.

Рама спросил:

38. Лишь то, в чем убежден ум, и существует, и никак иначе! О мудрый, но почему теперь ты говоришь, что нет несвободы, созданной умом?

Васиштха ответил:

39–42. Иллюзия несвободы – это воображаемое творение непонимающих, подобное сновидению спящего, и вместе с ним появляется противоположное понятие об освобождении. Только из-за невежества возникают понятия о свободе и несвободе, противоречащие писаниям. В реальности нет ни несвободы, ни освобождения, о мудрый! Для пробужденного ума понятия нереальны, как для узнавшего веревку нереально понятие о змее, о разумный! Для понимающего не существует заблуждений несвободы и освобождения; воображаемые несвобода и освобождение и прочие понятия появляются только в представлении незнающего, о Рагхава!

43. Сначала появляется ум, потом понятия несвободы и освобождения, затем – материальное творение, называемое миром. Так творение становится плотным, как в истории, рассказанной маленькому мальчику, о благословенный!

Такова сарга сотая «О появлении ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 101. Сказка, рассказанная мальчику.

Рама спросил:

1. О лучший из мудрых, о чем эта сказка для мальчика? Поведай мне подробности этой истории о том, что есть наш ум.

Васиштха ответил:

2–3. О Рама, слушай! Малыш попросил няню: «Няня, расскажи что-нибудь интересное!» И чтобы порадовать его, о мудрый, няня поведала ему простыми словами эту прекрасную историю.

4–7. Как-то раз в городе, которого никогда не было, жили три принца – прекрасных, благородных и бесстрашных. В огромном пустом городе они сияли, как отражения небесных звезд в воде. Двое из них никогда не были рождены, а третий даже не был в утробе. Однажды, по несчастью оставшись без родственников, в печальных думах и с поникшими головами они отправились на поиски лучшей доли. Ясноликие принцы вместе вышли из пустого города, словно планеты Будха, Шукра и Шани (Меркурий, Венера и Сатурн), уходящие с небес.

8–10. В дороге их тела, подобные нежным цветам мимозы, обжигало солнце. Так высыхают молодые побеги в разгар знойного лета. Горячий песок дороги опалял их лотосные ноги, и они взывали к своему отцу, терзаясь, как оленята, отбившиеся от стада. Жесткая трава резала их стопы, тела изнывали от жара, и в долгом пути они стали серыми от пыли.

11–14. Но вот они добрели до трех деревьев, заросших цветущими лианами, усыпанных плодами и дававших прибежище множеству зверей и птиц. Два из этих трех деревьев вовсе не выросли, а третье даже не появилось из семени. Уставшие принцы устроились отдохнуть под одним из деревьев, как боги Индра, Вайю и Яма на небесах под райским деревом париджата. Немного отдохнув, закусив налитыми нектаром плодами, напившись их сока и украсив себя цветочными гирляндами, принцы отправились дальше.

15–18. После долгого пути, когда приближался полдень, принцы подошли к трем рекам с журчащими быстрыми водами. Одна из них была совершенно высохшей, а в двух других совсем не было даже капли воды. Реки были сходны с взглядом слепых глаз. В той реке, которая совсем высохла, принцы освежились, как боги Брахма, Вишну и Шива совершают омовение в Ганге. Принцы наплескались в реке, напились сладкой, как молоко, воды, и сердца их преисполнились радости.

19–22. Они снова отправились в путь и в конце дня, когда солнце заходило, дошли до высокого, как гора, города, который только собирались построить. Голубое небо над городом было наполнено флагами, напоминая озеро с цветами лотосов; повсюду были слышны звуки песен жителей. В городе принцы увидели три прекрасных замка, украшенных золотом и драгоценными камнями, возвышающихся, словно вершины огромных гор. Два из них не были построены, а в третьем не было стен. Три принца вошли в прекрасный дворец, не имеющий стен.

23–25. Войдя во дворец со счастливыми лицами и присев отдохнуть, принцы увидели три блюда, отлитых из цельного золота. Два из них рассыпались на куски, а одно превратилось в пыль. Разумные принцы взяли то, которое стало пылью. Желая насытиться, они взяли девяносто девять мер риса и приготовили угощение.

26–29. Принцы пригласили в гости трех брахманов, двое из которых не имели тела, а у третьего не было рта. Безротый брахман съел сто мер риса, мой сын, а принцы с почтением доели остатки трапезы брахманов. Насытившись, три принца обрели высочайшее счастье. Они и по сей день беспечно живут в этом еще не построенном городе, развлекаясь охотой, о мой сын! Я рассказала тебе эту замечательную историю, о безгрешный! Храни ее в своем сердце, и ты станешь мудрым!

30–33. Такая история была рассказана няней мальчику, о Рама. Ребенку она очень понравилась. Я пересказал тебе эту детскую сказку для объяснения работы разума, о лотосоокий Рама! Появление мира схоже с этой притчей, поведанной малышу. Мир возникает как следствие сильных желаний и твердых убеждений. Это не более чем сеть представлений ума, которая является иллюзией, о безгрешный! Она разрастается понятиями о свободе, несвободе и прочими.

34–36. Нет ничего в этом мире, кроме воображения. Все существующее и несуществующее появляется здесь лишь благодаря силе понятий. Небеса, земля, ветер, пространство, горы, реки и стороны света – это все только понятия, подобные сновидению. Как три принца, и реки, и еще не построенный город созданы воображением, так же и весь мир создан силою мысли.

37–38. Повсюду в мире видится только воображение, пребывающее в себе самом, как в водах океана содержится только вода. Сначала в бесконечном Сознании возникло понятие, которое стало этим огромным миром. Так разрастается день, наполняясь различными действиями и событиями.

39. Знай, что весь мир есть только сеть понятий, и воспринимаемые объекты – это только твои представления! Отвергни без сомнений понятия, утвердись в истине без них и, отринув сомнения, достигни спокойствия, о Рама!

Такова сарга сто первая «Сказка, рассказанная мальчику» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 102. Суть учения.

Васиштха сказал:

1. Глупец, но не мудрый обманывается своим собственным воображением. Глупец воображает неразрушимое разрушимым и заблуждается, подобно ребенку.

Рама спросил:

2. Что это за воображение и как оно разрушается, о лучший из знающих Брахмана? Реально или нереально то, что приводит к огромному заблуждению?

Васиштха ответил:

3–6. Нереальность в виде чувства своей отдельности, ощущаемая материальной, сотворяет несуществующее, как ребенок воображает привидение. Когда есть только единое бесконечное вездесущее Сознание, как и откуда может возникнуть чувство «я»? На самом деле в высочайшем Сознании, в котором нет разделений, чувства «я» не существует. Оно воображается по ошибке, подобно иллюзорной реке, предстающей перед путником в сильном жаре пустыни. Драгоценный камень чинтамани, исполняющий все желания, проявляет огромное творение сансары в себе самом, подобно воде, проявляющейся в себе как волны.

7–9. Поэтому, о Рама, отвергни неверное и безосновательное понимание и придерживайся чистого видения, являющегося истиной и блаженством и основанного на реальности. Постигая природу истины путем мудрых размышлений, в которых нет невежества, оставь неистинное! Почему ты, не будучи плененным, но считая себя несвободным, страдаешь как глупец? Как, зачем и кем может быть связан безграничный Атман?

10–14. В нераздельном высшем Атмане понятия о множественности и единстве иллюзорны. Когда реальность Брахмана наполняет все, что такое несвобода и освобождение? Зачем при повреждении тела ощущать себя страдающим, хотя во мне нет страдания? В Атмане нет страданий, вызванных различием, сходством и изменением. Когда тело умирает, гибнет или изнашивается – как это может затронуть Атмана? Даже когда кузнечные меха горят в огне, ничего не случается с воздухом, который их заполняет. Пусть тело умирает или рождается, разве может это затронуть нас? Когда цветок завял, разве пропадает аромат, остающийся в воздухе? Пусть на лотосе появляется иней радостей и страданий, это не затрагивает нас – пчел, летающих в небе.

15–18. Пусть тело родится, или умрет, или улетит в небеса. Как это может затронуть меня, отдельного от него? Связь между телом и мной, о Рагхава, подобна случайному союзу между облаком и ветром, или между цветком лотоса и пчелой. Воистину, ум, о Рама, является телом всего мира. Изначальная сила, чистое Сознание, внутренняя сущность всего никогда не разрушается. Чистое Сознание, о великомудрый, не пропадает, не движется и никогда не умирает. Почему же ты напрасно страдаешь?

19–20. Когда облако растворяется в небе, в бесконечном пространстве остается ветер. Когда вянет цветок лотоса, пчела улетает в небо. Так же Атман не пропадает, когда умирает тело. Даже ум человека не исчезает, продолжая бродить в мире сансары, пока не сгорит в огне мудрости. Как может умереть Атман?

21–23. Отношение между телом и Атманом подобно отношению между сосудом и плодом в нем или между горшком и пространством в нем. Это отношение между разрушаемым и неразрушаемым. Когда сосуд разбит, плод падает в руку. Так же Атман сливается с пространством, когда разрушено тело. Когда горшок разбит, пространство горшка сливается с общим пространством. Так же Атман, наполнявший тело, остается незатронутым, когда тело разрушено.

24–26. Тело существа, воображенное умом, внезапно исчезает за завесой смерти, скрытое во времени и пространстве. Зачем печалиться об этом обмане? Зачем даже глупцу бояться смерти, которая есть лишь исчезновение во времени и пространстве, о могучий Рама? Ведь никто не видел разрушения Атмана! О Рама, отбрось свои привычные понятия о том, что ты – иллюзорные тело и ум. Отбрось их, как птица, желающая улететь в небо, расстается с яйцом.

27–30. Такова эта сила ума, связывающая понятиями желательного и нежелательного, глупо создающая своим непониманием иллюзию, подобную сновидению. Эта сила – невежество, которое растет, принося страдание. Когда эта сила не понята, она разрастается как этот нереальный мир. Эта сила ума видит свою собственную природу конечной, как пространство, скрытое туманом. Она создает ощущение мира, который совершенно нереален с самого начала, но кажется реальным, подобно долгому сну.

31–33. Природа этой силы ума – только в сотворении ощущений. Создаваемый ею мир подобен искрам света в пространстве, которые видит плохо видящий глаз. О Рама, уничтожь эту силу исследованием своей природы, как снег тает от жарких лучей солнца. Как солнце, желающее растопить снег, обретает вожделенное, восходя над землей, так же желание уничтожить ум исполняется мудрым различением.

34–37. Невежество ума разрастается, становясь неодолимым, только от непонимания. Лишь с помощью разных магических ухищрений демон Шамбара создает видимость золотого дождя. Ум сам разрушает себя: воистину, он дает представление под названием «самоуничтожение». Ум ищет Атмана, чтобы уничтожить самого себя, по глупости не видя приближающегося саморазрушения. Но ум тех, кто сознательно стремится к избавлению от иллюзий, достигает этого одной устремленностью, без боли и страданий.

38–40. Ум, обладающий различением истинного, оставив собственные желания и заблуждения, пробуждается к полному осознанию своей природы Атмана. Уничтожение ума, приводит к огромным последствиям, являясь началом избавления от страданий. Приложи свои усилия к разрушению ума, а не к его росту. В густом лесу сансары, где растут деревья счастья и несчастья и где живет огромная ядовитая змея смерти, ум, лишенный различения, является правителем и единственной причиной огромных страданий, о Рама!

41. Когда мудрец сказал это, закончился день и собравшиеся разошлись, поклонившись, для своих вечерних дел и омовений. Назавтра же все собрались снова, лишь солнечные лучи разогнали тьму.

Такова сарга сто вторая «Суть учения» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 103. О величии ума.

Васиштха сказал:

1–4. Ум, появившись в бесконечном Сознании подобно волне в океане, широко разрастаясь, затем становится этим творением. В один миг он превращает короткое в длинное, а длинное – в короткое, другого делает собой, а себя – другим. Предмет крошечного размера он своим ощущением делает огромным, как гора, существующая как будто сама по себе. Сияющий ум, утвердившийся благодаря бесконечному Сознанию, в мгновение ока созидает и разрушает миры.

5–7. Все видимое в этой вселенной, живое и неживое, все огромное многообразие мира появляется благодаря уму. Ум, смущенный силами места, времени, действия и материальности, по причине своего непостоянства мечется от одного ощущения к другому подобно актеру, меняющему роли. Он в один миг придает реальность нереальности, нереальность делает реальной и потому испытывает то счастье, то страдания.

8–11. В соответствии со своими ощущениями и восприятиями беспокойный ум заставляет действовать это тело с его руками и ногами. Вскоре действие приносит или не приносит результат, созданный самим умом, подобно тому, как политая лиана со временем приносит цветы и плоды. Как ребенок в доме лепит из глины разнообразные фигурки, так же и ум, о Рама, творит многообразный мир. Ум придает реальность играм малыша с глиняными игрушками, и он же воображает реальность в иллюзорных объектах мира.

12–14. Как время, производящее смену времен года, творит разнообразие форм дерева, так же ум создает кажущиеся различия объектов. В фантазиях, во сне, в возникающих желаниях, в собственных играх ума расстояния в множество йоджан становятся не более следа от копыта теленка. Ум делает долгую кальпу мгновением и миг превращает в кальпу. Поэтому мудрые знают, что ум управляет даже временем и пространством.

15–18. Сила ума человека ограничена из-за его быстроты или замедленности, от разделения на мелкое и великое и по причине долгих задержек. Заблуждение, ошибка, глупость, пространство и время, появление и исчезновение – все это возникает в уме, как побеги на дереве. Как океан – это только вода, как огонь – это лишь жар, так и разнообразие сансары – это исключительно ум. То, что является осознаваемым миром с деятелями, действиями и объектами действий, со множеством наблюдателей, наблюдений и наблюдаемых предметов, – все это только ум.

19. Как ювелир сосредоточен лишь на золоте, не думая об изящных формах браслетов, ожерелий и других украшений, так мудрые знают, что только ум, благодаря своим понятиям, сам распростерся, сделавшись мирами, землями и лесами.

Такова сарга сто третья «О величии ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 104. Об иллюзии. Заблуждение царя.

Васиштха сказал:

1. Слушай, я расскажу тебе прекрасную историю о том, как иллюзорное разнообразие этого мира пребывает под контролем ума.

2–5. На этой земле была огромная и богатая страна, покрытая множеством лесов и называемая Уттарапандава. В ее густых, глухих и непроходимых чащах обитали аскеты, в садах среди лиан, как на качелях, развлекались небесные видьядхары. Горы этой страны казались золотыми от пыльцы лотосов, принесенной ветрами; окружающие леса походили на гирлянды ярких цветов. Доходящие до селений джунгли изобиловали цветущими деревьями каранджа, деревни скрывались среди зарослей финиковых пальм, а небеса были объяты радостным гулом.

6–9. Золотые поля созревших урожаев напоминали там ожерелья с бусинами желтых драгоценных камней, а в дубравах не смолкали крики павлинов. В парках и лесах перекликались журавли, браслеты горных деревень чернели пятнами темных рощ деревьев тамала и патала. Стаи разнообразных птиц наполняли воздух своим пением, берега рек казались красными из-за деревьев с распустившимися алыми цветами. Там бог любви покорялся девушкам, распевавшим песни в рисовых полях, и ветер, роняющий с деревьев цветы и плоды, нес облака лепестков.

10–11. Земля была прекрасна, как райская обитель с сиддхами, певцами и бродячими музыкантами, являющимися из своих горных жилищ. Среди банановых пальм под ласковый шелест ветерка распевали небесные киннары и гандхарвы, там и сям белели цветущие сады.

12–15. В этих землях правил потомок знаменитого царя Харишчандры, благородный и справедливый повелитель по имени Лавана, подобный солнцу на земле. Там горы сияли белыми вершинами, словно покрытые цветочными гирляндами его славы и напоминающие Шиву, умащенного пеплом. Меч царя уничтожил всех главных врагов в округе, а их оставшихся в живых прислужников бросало в жар при воспоминании об этом. Народы долго будут вспоминать его великие подвиги, свершенные в защиту благородных людей, как хранят в памяти истории о жизни Кришны.

16–19. На вершинах Гималаев небесные апсары пели славу Лаване, вызывая восторг в обителях богов. К гимнам райских красавиц, исполняемым в его честь, издалека прислушивались локапалы, хранители мира, и, насладившись этими песнями, славившими благородство и щедрость царя, лебеди Брахмы вторили им своими криками. Даже во снах не было равных ему в благородных и прекрасных деяниях, о Рама, и никто не видел и не слышал, чтобы его дела имели хоть какие-то изъяны. Он не знал обмана, не ведал гордости, и благородство украшало его, как Брахму – ожерелье из рудракши.

20–24. Однажды, когда солнце уже склонялось к вечеру, царь прошествовал в зал собраний и занял свой трон. Когда он воссел на великолепном престоле, сияя, как луна в небесах, вслед за ним скромно вошли его подчиненные – правители и военачальники. Едва они расположились на своих местах, как запели девушки и послышалась сладкозвучная музыка, от звуков которой сердца таяли в блаженстве. Красавицы обмахивали царя чудесными опахалами, а помощники и советники окружали трон, подобно свите Шукры, учителя богов и демонов. Советники, умудренные опытом, сделали свои доклады и обсудили государственные дела, затем сообщили о положении дел в стране.

25–29. После того как учеными пандитами были зачитаны святые итихасы и писания, а преданные поэты произнесли свои восхваления, в зал собраний торопливо вошел некий чародей, подобный грозовой туче, сияющей молниями и готовой пролиться на землю дождями. Он поприветствовал царя, низко склонив к его ногам свою голову – так увешанное плодами дерево поклоняется прекрасной горе. Он сел перед повелителем, как обезьяна перед огромным тенистым деревом, усыпанным плодами и цветами, и обратился к восседающему на высоком троне царю, будто торопливая пчела, желающая нектара, – к лотосу, испускающему приятный аромат.

Чародей сказал:

30. О владыка, с высоты своего трона взгляни на этот удивительный фокус, как луна взирает с небес на землю!

31–32. Сказав это, он взмахнул пучком павлиньих перьев, завораживающим, словно майя высочайшего Сознания, являющаяся причиной иллюзорного разнообразия творений. Перед великим царем встала сияющая завеса, образованная искрами света и похожая на радугу, которую наблюдает Индра из своей небесной колесницы.

33–35. В тот же миг в зал собраний вошел конюший из соседней страны Синдху. Он появился, словно облако, плывущее по звездному небу. За ним ступал жеребец, спокойный и резвый, подобный коню Индры Уччайшраве, что следует за своим хозяином в небесах. Передавая жеребца в подарок, конюший обратился к государю, как океан молока, даруя коня Уччайшраву, – к повелителю ветров Индре.

Конюший сказал:

36–37. О великий царь, взгляни на этого лучшего из скакунов, подобного Уччайшраве! В быстроте полета он – само воплощение ветра. Этого коня, о владыка, мой хозяин преподносит тебе как дар, драгоценное сияние которого становится еще ярче в лучах величия того, кому он предназначен!

38–39. Едва конюший умолк, чародей заговорил, словно птица чатака, обращающаяся к грозовой туче, чуть только затихнут звуки грома.

Он сказал:

Оседлай этого коня, о господин, чтобы объехать на нем весь мир подобно солнцу, своим светом озаряющему прекрасную землю.

40–43. При этих словах царь устремил очи на жеребца, как павлин, подняв голову, смотрит на тучу, стоит лишь смолкнуть громовым раскатам. Царь смотрел на коня, не мигая, он замер, как изображение на холсте художника, и оставался недвижим, будто нарисованная фигура, прикованный взглядом к коню. Некоторое время правитель продолжал сидеть на троне с остановившимся взором; так волнующийся океан с камнями и рыбами замирает в страхе перед мудрецом Агастьей, собирающимся его выпить. Он находился в состоянии, похожем на глубокое непрерывное созерцание бесстрастного отшельника, ушедшего в себя и пребывающего в высочайшем блаженстве.

44–48. Никто не осмеливался побеспокоить царя, все замерли в свете его величия, полагая, что он полностью погружен в какую-то думу. Совсем прекратились взмахи светлых опахал, а державшие их девушки замерли, будто лучи лунного света в ночи. Присутствующие застыли в почтительном изумлении, словно неподвижные цветы лотоса, вылепленные из глины. Постепенно шум в зале стих; так после выпавших дождей успокаиваются тучи и смолкает гром. Советники встревожились, погрузившись в океан сомнений и растерянности, как боги, взирающие на Вишну, уступающего в битве с демонами.

49. До тех пор пока царь продолжал сидеть с неподвижным взором, собрание погрузилось в опасения, волнение, удивление и растерянность, напоминая увядшие лотосы.

Такова сарга сто четвертая «Об иллюзии. Заблуждение царя» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 105. Об иллюзии. Пробуждение царя.

Васиштха сказал:

1–3. Через некоторое время царь очнулся, словно прекрасный лотос, распустившийся по окончании дождей. При пробуждении все его тело, убранное браслетами и украшениями, содрогнулось на троне, как гора с покрывающими ее лесами и венчающими ее высокими вершинами от подземного толчка. Окончательно придя в себя, царь задрожал на своем престоле, будто гора Кайлас при движении слонов, держащих землю на своих спинах.

4–7. Советники подхватили царя под руки, не давая ему упасть: так соседние горы своими склонами удерживают от падения гору Меру во время потрясений конца мира. Советники поддержали своего растерянного повелителя, сиявшего красотой отражения луны в воде взволнованного океана. «Где я? Что это за собрание?» – произнес царь тихо и неразборчиво, подобно пчеле, что гудит в глубине цветка лотоса. Присутствующие в собрании с почтением вопросили: «Ваше Величество, что случилось?» Так лотос с гудящей в нем пчелой обращается к солнцу, узревшему демона Раху.

8–12. Советники вопросили царя о причине волнения, как боги – мудреца Маркандею, испуганного приближением конца света:

О господин, мы очень обеспокоены твоим состоянием. Даже сильный ум без причины смущается иллюзиями. В каких призрачных наслаждениях, вначале приятных, а затем безвкусных, омрачилось твое сознание? Почему твой чистый ум, успокоенный усердным благочестием и мудрыми речами, увяз в трясине заблуждений? Только рассудок, дорожащий мимолетными объектами и страдающий при их утрате, подвержен заблуждению в мирской жизни, но не ум, твердо стоящий в истине.

13–16. Ум устремляется к собственным иллюзиям, которые он сам постоянно создает в силу своей глупой привязанности к телу. Удивительно, что даже твой ум способен впадать в заблуждение, несмотря на то, что он не зависит от преходящего, хотя он мудр, пробужден и обладает прекрасными качествами. Только рассудок, спутывающий истину с иллюзией, заключенный в узы места и времени, подвержен воздействию заклинаний и снадобий, но не ум здравомыслящего человека! Как могут волнение и растерянность возникнуть в уме, который всегда видит разницу между истиной и иллюзией? Такой различающий ум может поддаться беспокойству не более, чем гора Меру – поколебаться при порыве ветра!

17–19. От этих ободряющих слов лицо царя расцвело красотой, подобно полной луне. Открыв глаза, он сиял спокойствием: так по окончании зимы, весной, оживает и расцветает вся природа. Затем по его лицу пробежала тень воспоминаний и на нем вновь отразились волнение, изумление и страх, как на небесном лике Луны при виде демона Раху, грозящего ей близкой смертью.

20–24. Узрев вблизи себя чародея, царь обратился к нему с улыбкой, подобно Такшаке, царю змеев-нагов, повстречавшему своего врага мангуста:

О жестокий кудесник! Что ты со мной сделал сетью своей магии, от которой в один миг всколыхнулся неподвижный спокойный океан? Потрясающе! Удивительны божественные силы сотен образов, которые даже мой могучий ум ввели в заблуждение! Но где мы, ощущающие только результаты человеческих действий, и где эти события, настолько затрагивающие и смущающие нас? Даже ум мудрого и знающего человека может вдруг на малое время поддаться иллюзии сновидения или фокуса.

25–26. О знатоки и советники! Выслушайте удивительную историю, показанную мне здесь в одно мгновение этим волшебником! В течение одного мига я стал свидетелем множества сменяющих друг друга действий и сцен из жизни, как Брахма, которого Бали попросил разрушить иллюзорное творение Индры.

27. Обратившись с этими словами к присутствующим в собрании, ожидающим повествования, царь с улыбкой приступил к изложению удивительных событий.

Царь сказал:

28. Посмотрите, наша могучая страна со всем ее разнообразием, полная озер, рек, городов и гор в окружении океанов и горных хребтов, является драгоценным украшением земли.

Такова сарга сто пятая «Об иллюзии. Пробуждение царя» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 106. Об иллюзии. Жизнь в племени.

Царь продолжил:

1–4. Наша прекрасная страна, обильно покрытая лесами и горами, похожа на всю землю, словно ее дорогая младшая сестра. Здесь, в этой стране, я – царь, уважаемый жителями, восседающий в этом собрании подобно Индре, пребывающему на небесах. Но вот из далеких мест прибыл некий чародей, словно сам демон Майя, искусный в волшебстве, явился из нижних миров. Он взмахнул волшебным пучком павлиньих перьев, как туча, несомая ураганом уничтожения вселенной, сотрясает лиану радуги.

5–8. Завороженно смотрел я на движение перьев, пока мой ум слегка не затуманился. Тогда я сел на стоявшего передо мною коня. Как грозные облака Пушкара и Авартака оседлали гору, сотрясаемую разрушением конца света, так я вскочил на этого ретивого, красиво гарцующего жеребца. В полном одиночестве мчался я что есть духу, будто охотник, преследующий добычу, или волна океана разрушения, несущаяся по опустевшей земле. Подгоняемый ветром, я вскоре оказался вдали от этих мест. Так рассудок глупца далеко уносит его глупым желанием обретения множества вещей.

9–14. Затем я достиг места – ужасного, как мир, сожженный испепеляющим огнем конца света, опасного, как мысли женщины, и пустого, как ум мудреца. Когда конь устал, я добрался до огромной и очень холодной безграничной пустыни, где не было ни птиц, ни деревьев, ни воды. Это пустое иссушенное пространство было столь же велико, как второе небо, или восьмой океан, или пятое море. Пустыня раскинулась широко, словно ум мудрого человека, и была жестока подобно ярости глупца. Там не было даже следов людей и не росли ни трава, ни деревья. В этом безотрадном месте мои мысли стали печальны, как бедная женщина, не имеющая ни родственников, ни плодов, ни иной пищи. Вокруг висели сияющие воды миражей. Я пробыл там до захода солнца в тоске и унынии.

15–18. С большим трудом пересек я эту пустыню, напоминая различающего истину мудреца посреди океана пустой и бессмысленной по своей сути сансары. Пройдя пустыню, я на утомленном коне добрался до леса, как солнце по завершении своего дневного пути достигает края западных гор. Там росло множество деревьев джамбу и кадамба, в ветвях которых сладко пели птицы. Проходящим через рощи путникам они показались бы добрыми друзьями. Изредка на земле виднелись пучки травы, не радовавшие глаз. Равным образом и нечестно нажитое богатство не приносит радости сердцу обманщика.

19–22. По сравнению с бесплодной пустыней это место было чуть лучше; так для людей страдания болезни бывают предпочтительнее смерти. Я добрался до места, поросшего деревьями джамбира, точно Маркандея после долгих скитаний по великому океану – до дерева, где обитал Вишну. Я ухватился руками за стебель свисавшего у моих плеч плюща подобно горе, что удерживает темные гирлянды туч под палящими лучами солнца. Конь выскользнул из-под меня и ускакал; так с человека, окунающегося в воды Ганга, смываются все его грехи.

23–26. Устав после долгого путешествия, я решил остаться в этом лесу подольше и отдохнуть, как солнце находит покой за хребтами западных гор под сенью дерева, исполняющего желания. Когда солнце вместе со всеми делами сансары зашло за западные горы для отдыха и вся земля постепенно окуталась тьмой, а в лесу началась ночная жизнь, я нашел убежище среди веток, на мягкой траве, как птица в гнезде.

27–30. Словно человек, укушенный змеей, или потерявший память при смерти, или отчаявшийся и страдающий, либо застрявший в темном колодце, я, казалось бы, на целую кальпу погрузился в забытье, уподобившись мудрецу Маркандее, которого носило в водах великого океана разрушения. Я не мылся, не молился, не ел, и вся моя бессонная ночь прошла в страданиях. Все это время я испытывал ужасные мучения и дрожал как лист.

31–35. Затем тьма стала рассеиваться, а звезды, луна и ночные лотосы утратили свой блеск и потускнели, сделавшись похожими на мое бледное лицо. Когда вой диких демонов в огромном лесу начал утихать, я, клацая зубами от ужасающего холода, дождался рассвета, когда восток раскраснелся, будто от хмельного пития. Он словно смеялся над моими страданиями. Вскоре я увидел всходящее солнце, спешащее оседлать своего слона на востоке, и обрадовался, как нищий золоту или непонимающий, наконец обретший понимание. Встав, я отряхнул пыль со своих одежд подобно Шиве, вытряхивающему свою слоновью шкуру перед началом самозабвенного танца на рассвете.

36–38. Я отправился бродить по этому огромному лесу, точно Каларудра по миру, в котором все существа сожжены пожаром разрушения. В этой суровой глуши не было видно никаких живых существ; так у глупца нет ни малейших следов благородства. Только птицы совершенно бесстрашно перелетали с ветки на ветку среди деревьев, чирикая и посвистывая.

39–41. К полудню, когда солнце поднялось в небе и высохла утренняя роса, лежавшая на лианах, я увидел девушку, несущую горшок с пищей, подобно тому, как демоны-данавы узрели Вишну в образе Мадхави, несущей кувшин с нектаром бессмертия. Будто луна к ночи, я подошел к ней, чернокожей, в грязной одежде, с быстрыми глазами, похожими на звезды.

Я попросил ее:

42–43. Девушка, дай мне поскорее этой еды, поскольку я в несчастном положении. У помогающего несчастному преумножаются богатство и успех. О девушка, я страдаю от невыносимого голода, отравляющего меня, как черная кобра, сидящая в дупле старого дерева.

44–47. Хотя я молил девушку о еде, она ничего мне не дала, как богиня Лакшми, у которой вымаливает богатство недостойный человек. Затем я долго и неотступно следовал за нею от рощи к роще, словно тень.

Потом девушка сказала мне:

Знай, украшенный золотыми браслетами, что я из племени неприкасаемых чандалов, жестокая, как демон-ракшас, и питаюсь плотью людей, лошадей и слонов. Не надейся получить еды от меня по причине почтения к твоему царскому достоинству. Дикарю ничего от тебя не нужно, и тебе не видать от него дружбы и уважения.

48–51. Произнеся это, девушка продолжила путь, игриво прячась за лианами и появляясь из-за них. Потом она сказала:

Я дам тебе этой еды, если ты станешь моим мужем, ведь простые люди не помогают другим без выгоды для себя. Здесь мой отец, неприкасаемый племени пулкаса, на волах возделывает поле, похожий на духа-веталу на кладбище, голодного и серого от пыли. Эта еда – для него. Я могу ее дать только своему мужу, ведь отношения супругов уважаются больше жизни.

52–55. Когда она сказала это, я согласился стать ее мужем, ибо кто в таком несчастном положении размышляет о кастовых различиях, законах и родовитости? Тогда девушка дала мне половину пищи подобно тому, как в давние времена Мадхави поднесла страждущему Индре половину нектара бессмертия. Я выпил напиток из плодов джамбу, съел пищу, приготовленную неприкасаемыми чандалами, и отдохнул там, погруженный умом в иллюзию. Потом, точно темная туча, скрывающая солнце, девушка приблизилась ко мне и нежно взяла меня за руку, будто собственную жизнь, оказавшуюся снаружи.

56–59. Она привела меня к своему отцу, страшному и грузному, грязному и ужасному видом, словно муки преисподней. Девушка шепотом рассказала ему об обстоятельствах нашей встречи; так пчела неслышно гудит возле уха слона: «Если ты позволишь, отец, он станет моим мужем». Отец сказал: «Да будет так!» – и в наступивших сумерках отвязал запряженных быков, как смерть спускает с цепи своих слуг. В конце дня, когда туманные облака и тучи пыли повсюду окрасились в красно-коричневые закатные тона, мы вышли из этого леса, полного демонов.

60–64. Вскоре, уже в сумерках, выйдя из огромного леса, мы добрались до деревни чандалов, как демоны-веталы, перелетающие с одного погоста на другой. Там повсюду валялись куски туш обезьян, кур и ворон, земля была пропитана кровью и летали тучи мух. Влажные внутренности животных были развешаны для просушки, привлекая птиц, кричавших в садах у домов. У дверей лежало множество просушивающихся жирных кусков мяса, над которыми кружили птицы; на виду у всех были растянуты шкуры животных, покрытые кровью. Мальчишки бегали с кусками сырого мяса в руках, вокруг них жужжали мухи, а старики-чандалы присматривали за детьми, прикрикивая на них.

65–67. Оказавшись в ужасном жилище дикарей, полном черепов и внутренностей, мы были похожи на слуг смерти, бродящих среди трупов во время разрушения вселенной. Мне торопливо подали пальмовый лист, на котором можно было сидеть, и я остался в этом новом доме своего тестя. Косоглазая теща с налитыми кровью глазами, посмотрев на меня, с удовольствием пробормотала: «А вот и наш зять!»

68–71. Затем, отдыхая на шкурах животных, мы поужинали пищей чандалов, олицетворяющей гору прошлых грехов. Истории и речи, которые я там слышал, были жестоки и весьма отвратительны, словно семена бесконечных страданий. Затем, в один из благоприятных для этого дней, когда на небе не было облаков и светили звезды, с различными ритуалами и церемониями, с подношением одежд и прочего черный отец отдал мне в жены эту ужасную темную девушку подобно тому, как грех причиняет боль.

72. Эти неприкасаемые собакоеды отпраздновали свадьбу громкими криками, напившись вина, оглушительно стуча в барабаны и танцуя, словно воплощения худших грехов.

Такова сарга сто шестая «Об иллюзии. Жизнь в племени» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 107. Об иллюзии. О страданиях.

Царь продолжил:

1–2. Что еще сказать об этом праздновании? Оно полностью захватило мои мысли, и с того времени я стал настоящим членом этого варварского племени. Веселье длилось семь ночей, потом прошли еще восемь месяцев, и моя жена отяжелела ребенком.

3–5. Она родила дочь, принесшую мне еще больше страданий; так плохой поступок влечет за собой несчастье. Девочка быстро росла, словно заботы у глупца. Спустя три года жена вновь родила ребенка, чернокожего сына, подобно тому, как дурной ум бессмысленно расставляет ловушки своих желаний. Затем снова родилась дочь, потом опять сын. Я стал семейным человеком и членом этого племени, живущего в лесу.

6–10. Таким образом прошли многие годы моей жизни с женой – в беспокойствах и страданиях, как наказание в преисподней за убийство брахмана. Порой я надолго уходил в лес и скитался там, бессильно страдая от холода, ветра, жары и боли, как старая черепаха, копошащаяся в пруду. Семейные заботы и беспокойства сжигали мой ум, и страдания разрастались, как пожар. Я носил из леса дрова в старых тряпках из коры, удерживая ношу на голове травяной лямкой, будто грешник, таскающий на себе груз своих дурных дел. В старой набедренной повязке, грязной, зловонной и полной вшей, я годами спал на голой земле под деревьями.

11–15. Я страдал, стремясь поддержать семью и жену, испытывая мучения от старости и холодных ветров, как лягушка, ютящаяся зимой в лесных укрытиях. Из-за бесконечных ссор и споров из глаз моих текли кровавые капли слез страдания и печали. Я проводил ночи в сыром лесу, питаясь свиным мясом, и в испуге прятался от ливней в убежище среди камней. Со временем урожаи, наливавшиеся силой дождей, оскудели. Из-за участившихся раздоров с недобрыми родственниками, окруженный со всех сторон страхом, ненавистью и шумными детьми, я был несчастен и жил, как в чужом доме.

16–21. Из-за ужасных перебранок с женой и оскорблений от жестоких соплеменников мое лицо постарело, как лик луны, пострадавший от зубов демона Раху. С расцарапанными губами я жевал жилистые остатки добычи хищных зверей, жесткие, как веревки, продающиеся в аду. Зимой я страдал от жестоких вьюг, продувавших насквозь пещеры в заснеженных горах, от долгих ледяных штормов и холодных туманов, которые терзали мое обнаженное тело, как стрелы, выпущенные самой Смертью. Постарев и ослабев, я питался корнями сухих растений, которые выкапывал во множестве, словно уничтожая поочередно результаты своих прошлых хороших дел. Я ел приготовленное в горшках мясо в лесу, в страхе держась подальше от людей вместе с моей несчастной женой. Мой рот был полон ран и ожогов, и пища приносила еще больше страданий.

22–25. Я покупал у других мясо животных для пропитания. Срезая кусок за куском мясо с этих тел, я готовил его в железных горшках, чтобы затем продать подороже в землях дикарей на горе Виндхья, как бы приумножая собственные грехи, накопленные за тысячи прошлых жизней. Непроданные грязные куски мяса я сушил на черной земле дикарей. Как попавший в преисподнюю, я разлюбил наступление ночи, сулящей голод, а на мотыгу для выкапывания кореньев смотрел с любовью. Я сроднился с лесными зарослями на горе Виндхья.

26–31. Пребывая в этом теле презренного чандала, я кормил посланных мне судьбою жену и детей дурной пищей, достойной только слепого деревенского нищего, и отгонял палками собак. Клацая зубами, я проводил ночи в компании лесных обезьян на земле, под сухими листьями пальм, по которым стучали потоки дождей. С волосами, торчавшими, как колючки, страдая от холода, я дрожал под дождем, и его капли покрывали мое тело, словно россыпи жемчужин. С тощим брюхом, сведенным от голода, я бранился и дрался в лесу с женой из-за остатков козлиного мяса. Скрежещущий зубами, с глазами, красными от холода, с черным и грязным телом, я стал похож на демона-веталу.

31–35. Я бродил с крюком по берегам рек в поисках рыбы, подобно богу смерти Яме, блуждающему по мирам со своей смертоносной петлей во время разрушения вселенной. Страдая от постоянного голода, я пил теплую кровь только что убитых стрелами животных, как младенец, сосущий молоко своей матери. Видя меня, питавшегося грязной пищей со шмашанов, где сжигали трупы, разбегались лесные веталы, как будто гонимые ужасной Чандикой. Я расставлял в лесу ловушки для ловли зверей и птиц, как человек, запутавшийся в ловушках похоти и желания оставить потомство ради преумножения себя.

35–39. Погрязший в грехах ум все больше устремлялся к дурным действиям, и жадность росла, как широко разлившаяся река в сезон дождей. Как кобра уползает, почуяв издалека зверя карабху, питающегося змеями, так и сочувствие к другим существам совсем покинуло меня подобно старой коже, слезающей со змеи. Я с легкостью стал жестоким, напоминающим изливающую потоки стрел черную тучу в конце жаркого лета. Как люди сторонятся колючих зловонных дурных цветов, растущих в оврагах, так все сторонились моих несчастий.

39–46. В ужасных преисподних, в разных местах и в разное время я посеял семена дурных дел, поливаемые дождями заблуждений. Прячась в пещерах горы Виндхья со своими сетями и ловушками, я был беспощаден, развлекаясь среди животных подобно самой смерти. Я спал, положив голову на звериные шкуры, как Вишну засыпает на кольцах змея Шеши. С одеждой пространства у подножия, полного порхающих птиц, окруженное звериными криками и покрытое пылью, мое тело напоминало сырую пещеру в туманных горах Виндхья. На своих почерневших плечах я постоянно таскал тяжелую, покрытую заплатами, полную вшей и блох старую накидку, доставлявшую мне страдания в летний зной; так Вишну, обернувшийся вепрем Варахой, носил на себе землю, кишащую живыми существами. Временами, оказавшись посреди тел сгоревших в лесном пожаре зверей, я уподоблялся разрушителю Времени, сжигающему мир в огне конца света. Как жадность порождает болезни, как глупость приводит к несчастью, так моя жена приносила детей, которые были для меня и радостью, и страданием.

47–48. Я, единственный сын царя, провел там в непрекращавшихся муках шестьдесят лет, равных для меня шестидесяти кальпам. Так, связанный цепями дурных наклонностей, я долгое время страдал, живя, будто дикарь, злясь и рыдая от невезения, и питался отбросами.

Такова сарга сто седьмая «Об иллюзии. О страданиях» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 108. Об иллюзии. Неожиданная засуха.

Царь продолжил:

1–3. Шло время, я постарел, и моя борода стала напоминать траву, покрытую инеем. Принося то счастье, то несчастье, дни летели, как множество сухих листьев, несомых ветрами кармы. Бесконечные удачи и неудачи, ссоры и дурные действия, взлеты и падения преследовали меня, как дождь стрел во время битвы.

4–7. Мой блуждающий, смущенный ум влекло в вихрях иллюзорных представлений, как неразумную птицу, попавшую в водовороты в полном волн океане. Я кружился в колесе бесчисленных тревог, и меня несло подобно соломе в течениях океана времени. Я жил, как земляной червь в горах Виндхьи, озабоченный только едой; был подобен ослу в человеческом обличье, истощавшему и ослабшему от прожитых лет. Я скоро забыл свое царствование, как труп забывает о своей жизни. Я утвердился в положении чандала, подобно недвижимой горе с обрубленными крыльями.

8–12. Однажды, как мир при разрушении вселенной, как лес в огне пожара, как океанская волна, выброшенная на берег, как сухое дерево, пораженное молнией, земля жестоких чандалов была поражена неожиданной засухой: болота у подножия Виндхьи лишились воды, и не осталось там ни травы, ни живого листа. Тучи не проливали дождей и куда-то пропали, ветры стали столь горячими, что из них сыпались искры. Сухие хрустящие листья были охвачены огнем, который в пустых лесах казался издалека рыжими волосами аскетов. Внезапная засуха и ужасные, огромные пожары полностью сожгли сухие леса, превращая в пепел и траву, и камни.

13–17. Тела всех дикарей были полностью покрыты серой пылью. Все голодали. Без плодов, травы и воды земля превратилась в пустыню. Буйволы шли за пустынными миражами, желая погрузиться в воды, видимые в них. В неподвижном воздухе лесов не было влаги, приносимой ветром. Желая найти воду, толпы людей спешили туда, откуда слышалось слово «вода», и теряли сознание от жажды, вызванной жаром. Голодные люди хватали и ели сухие листья, другие жевали собственные пальцы и катались по земле от боли этих укусов. От ужасного голода некоторые глотали вместо мяса тлеющие куски древесины, другие грызли сухие камни из леса, принимая их за еду.

18–24. Родители и дети цеплялись друг за друга, ища поддержки, и бродили в поисках пищи. Хищные птицы уничтожили всех мелких птиц, чтобы утолить свой голод. На обезумевших от голода слонов нападали львы; они ранили друг друга, заливая своей кровью землю. Бродили тигры, внушая ужас и атакуя друг друга в пещерах. Земля стала для всех полем смертельного сражения за жизнь. Ветры дули, раздувая уголья и искры в деревьях, потерявших листву; дикие кошки, стремясь напиться крови, лизали землю. Клубились вихри с поднимающимися языками пламени, и в свете потрескивающих горящих углей леса повсюду становились красно-желтыми. По кустам стелился густой дым от сгоревших растений и змей; в раздуваемых ветрами огнях небо выглядело покрытым закатными облаками. Земля была скрыта пеплом, поднимаемым вихрями, и полнилась криками. Несчастные дети рыдали перед своими плачущими отцами и матерями.

25–29. С помутившимся умом люди зубами рвали трупы и грызли собственные пальцы, измазанные кровью и пахнущие мясом. Люди, принимая вздымающийся черный дым за темные лианы, пытались сорвать их, чтобы напиться, и их лица покрывались копотью. Грифам казались добычей взлетающие горячие угли, и они глотали их. Люди рыскали в поисках трупов, чтобы урвать с них кусок; громкий треск огня пугал сердца. От порывов ветра из горных пещер разгоралось с треском пламя ужасных пожаров. Деревья рассыпали вокруг угли, шипящие, как испуганные змеи. Так огромная цветущая страна в неожиданной засухе, став сухой пещерой, стала выглядеть как мир, сожженный двенадцатью солнцами.

30. Это место стало пустыней для игр огня и жара – сыновей горячего солнца; пустыней с огромными горящими деревьями и дующими всюду ветрами разрушения.

Такова сарга сто восьмая «Об иллюзии. Неожиданная засуха» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 109. Окончание иллюзии.

Царь продолжил:

1–5. Спасаясь от этого ужасного несчастья и немилости судьбы, от великой засухи, подобной жестокому концу света, наступившему прежде своего времени, многие дикари со своими женами и близкими покинули это место и ушли в другие страны, как облака оставляют небеса осенью. Другие, крепко привязанные к детям, женам и престарелым родственникам, остались там и погибли, как деревья, срубленные в лесу. Некоторые из покинувших родные места были сожраны тиграми, как становятся добычей ворон неоперившиеся птенцы, выпавшие из гнезда. Некоторые погибли в пламени, как мотыльки, летящие на свет; другие падали в ущелья, как камни, сорвавшиеся с обрыва.

6–10. Я, оставив родителей жены и других родственников, которые были слишком слабы, чтобы идти с нами, покинул несчастную страну, взяв с собой жену и детей. Избежав огня и ветра, диких зверей, змей и прочих смертельных опасностей, я ушел со своей женой. Спасшись от несчастий, у подножия пальмы я спустил с плеч своих детей, похожих на мои многочисленные грехи. Я остановился там для долгого отдыха, как только что вырвавшийся из преисподней, и забылся сном, уставший от бесконечного огня и жара, словно лотос, лишенный воды в летний зной. Моя жена-чандалка тоже заснула в прохладной тени под деревом, крепко обняв двоих детей.

11–14. Потом младший из детей, невинный и самый любимый сын по имени Приччака встал прямо передо мной. Голодный и несчастный, он взмолился со слезами на глазах: «Папа, дай мне скорее мяса и крови!» Мой сын повторял эти слова снова и снова, он был еле жив от голода и плакал не переставая. Я ему много раз сказал, что мяса нет, но он, не понимая, настаивал: «Дай мне мяса!»

15–18. Тронутый его детской непосредственностью и измученный страданиями, я сказал ему: «Сын, ешь тогда мое мясо!» Он согласился и на то, чтобы есть мое мясо, и снова заплакал: «Дай мне!» – обнимая меня и терзаясь от голода. Чтобы прекратить все страдания, я, движимый любовью и жалостью, чувствуя невыносимую боль от его мучений, неспособный терпеть более эти ужасные бедствия, решил покончить с собой. Смерть казалась мне лучшим другом.

19–22. Собрав дрова, я разжег костер, который сразу затрещал, как будто приглашая меня. Когда я вошел в огонь, то вздрогнул и тут же оказался здесь, сидящим на троне в этом зале, разбуженным музыкой флейты и приветственными возгласами. Таково было это наваждение, которым окутал меня волшебник. Подобным образом по причине невежества джива проходит через сотни событий.

22–26. Когда сиятельный царь Лавана завершил рассказ, чародей неожиданно пропал из виду.

Собравшиеся помощники и советники, широко открыв от изумления глаза, сказали:

О царь! Это был не просто фокусник, ведь он не искал денег и награды. Это проявление божественной иллюзии, помогающее понять сансару! Он показал нам, что весь мир – только забава ума. Ибо воображаемый мир есть игра всемогущего бесконечного Сознания, силы которого разнообразны и проявляются сотнями способов. Силой наваждения майи обманывается даже различающий ум мудреца!

27–29. Где этот известный во всем мире мудрый царь и где эта огромная иллюзия, ослепляющая простые умы! Это не фокус факира, это проявление самой майи, обманывающей ум. Ведь фокусники всегда стремятся заработать, они стараются ради награды и не уходят без нее, о господин. Поэтому мы сомневаемся, что это был просто чародей.

Васиштха сказал:

30. О Рама, я сам был в том царском собрании и поэтому видел все это своими глазами и слышал сам. Я не рассказываю тебе с чьих-то слов.

31. Так ум разрастается собственными многочисленными понятиями, расширяясь и властвуя долгое время, о великодушный! Когда ум успокаивается и остается в собственной природе, ты достигнешь высочайшего чистейшего состояния!

Такова сарга сто девятая «Окончание иллюзии» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 110. Лечение ума. Об уме.

Васиштха сказал:

1–4. В начале из высочайшей первопричины из-за неведения появляется разделение на наблюдателя и наблюдаемое. Обретя таким образом понятия, Сознание становится как бы разделенным на множество частей. Осознающее сознание, вдаваясь в тонкости осознаваемого, погружается в совершенно нереальные заблуждения, в различные понятия и состояния и, забывая свою природу безграничности, надолго впадает в иллюзию. Так Сознание, загрязненное тысячами понятий, принимает форму совершенно нереального ума и разрастается страданиями, подобно ребенку, воображающему привидение. Освобождаясь от неверных понятий, ум становится самой реальностью, чистым Сознанием, мгновенно делая огромное страдание нереальностью, как солнце уничтожает тьму.

5–8. Ум забавляется игрой с существами, делая далекое близким и близкое – далеким, как мальчишка возится с беспомощными птенцами. Ум глупца, полный понятий и склонностей, в безобидном видит страшное, как заблуждающийся путник издалека принимает пень за демона-пишачи. Нечистый ум подозревает врага в друге, как пьянице кажется, что земля качается. Воистину, заблуждающийся ум видит молнии, порождаемые луной, и даже страдает от отравления выпитым нектаром, если считает его ядом.

9–11. Ум, погруженный в понятия и склонности, видит нереальные воздушные замки как реальные, для него бодрствование подобно сновидению. Многочисленные склонности человеческого ума являются единственной причиной заблуждений. Необходимо прилагать усилия, чтобы с корнем уничтожить эту ошибку. Олень человеческого ума попадает в ловушку собственных понятий и становится совершенно беспомощным в густых зарослях лесов сансары.

12–14. Тот, кто с помощью различения избавился от склонностей своего ума, сияет подобно солнцу на безоблачном небе. Поэтому знай, что только ум является человеком, а не тело. Тело неразумно, в то время как ум не бессознателен и не сознателен. То, что сделано умом, о Рагхава, то воспринимай как совершённое, а отказ ума, о безгрешный, ведай как отречение.

15–17. Вся вселенная – это только ум. Целый мир является умом! Ум – пространство, земля, ветер и все творение. Если ум не создает понятия о предмете, тогда нет света, даже когда взошло солнце! Глупцом зовут того, чей ум заблуждается. Мертвое бессознательное тело глупцом не называют.

18–20. Когда ум видит, он становится глазами, когда он слышит – появляются уши. Из тактильного ощущения образуется кожа, из запаха – нос, из чувства вкуса формируется язык. В разнообразных делах действует только ум, как актер играет множество ролей. Он делает короткое длинным, истинное – ложным, сладкое – горьким и врага превращает в друга.

21–24. Что бы ни отразилось в уме по его желанию, лишь то и становится видимой реальностью и ощущается здесь. Только силой такого отражения царь Харишчандра, чей ум был взволнован сновидением, за одну ночь прожил двенадцать лет. Силой понятия ума краткое пребывание Индрадьюмны в городе Брахмы ощущалось как целая юга. В воображении счастливого человека даже ад кажется раем, как в случае, когда закованный в цепи знает, что завтра станет царем.

25–30. Когда побежден ум, одолены и все органы чувств, как если сгорает нить в ожерелье, все жемчужные бусины в нем рассыпаются. Ум превращает Брахмана, вездесущее чистое неизменное Сознание, не имеющее формы, неподвижное, тонкое и подобное невовлеченному свидетелю, обладающее силой осознания и наполняющее собой все сущее, остающееся наразделенным осознаваемыми объектами, в немого и неразумного, подобного телу, о Рама. По глупости ум волнуется внутри собственными понятиями и желаниями и внешне игрой сменяющихся гор, рек, пространства, океанов, городов и прочего. Бодрствующий ум наделяет нектарной сладостью желаемый предмет, а нежеланный превращает в яд, даже если это нектар. В восприятии не понимающих природу вещей их ум, полный собственной магии, окрашивает вещи своими желаниями.

31–34. Ум, проявление силы Сознания, становится ветром в движущихся объектах, блеском – в сияющих, течением – в струящихся. Ум, проявление силы Сознания, становится твердостью в земле и пустотой в ощущениях отсутствия. Повсюду он пребывает как желание. Он делает белое черным и черное – белым, не нуждаясь ни в пространстве, ни во времени. Посмотри на силу этого ума! Если он где-то блуждает, язык не ощущает даже вкуса еды, находящейся во рту.

35–40. Что зрит ум, то будет увидено; что он не замечает, останется недоступным взору. Как форма воображается в темноте, так ум создает органы чувств. Ум обретает тело благодаря органам чувств, и органы чувств действуют благодаря уму. Органы чувств порождаются умом, а не ум – органами чувств! Великие мудрецы, познавшие единство бесконечно различных ума и тела, воистину велики и достойны почитания. Даже объятия красавицы с игривыми глазами, украшенной цветами, подобны прикосновению дерева или камня для мудрецов, чей ум не затронут восприятиями. Когда ум пребывает в ином месте, бесстрастный мудрец не заметит даже того, что дикие звери отгрызут ему руки. Ум превращает немыслимые страдания в наслаждения, а удовольствия – в муки, но ум мудреца, обладающего твердостью, всегда остается только в блаженстве.

41–44. Если ум пребывает в ином месте, то даже повествуемая красочно история остается неуслышанной, как ветвь, отрубленная топором. Когда ум взбирается на склоны гор, человек, даже спящий в своем доме, ощущает страдания среди привидевшихся пещер и белых облаков. Когда ум сияет в сновидении, только в самом сердце, как будто в огромном пространстве, видятся горы и города, возведенные в соответствии с желаниями человека. В беспорядочном сне ум в себе самом творит горы и города, как разволновавшийся океан создает множество волн.

45–49. Как из океанской воды появляются разнообразные волны и брызги, так же из ума, пребывающего в теле, рождаются многочисленные приснившиеся горы и поселения. Как на побеге вырастают во множестве листья, отростки, цветы и плоды, так же из ума возникают иллюзорные миры бодрствования и сновидения. Как золотая статуя не отлична от самого золота, так же множество действий в бодрствовании и сновидении неотделимы от ума. Как многочисленные потоки, брызги, волны и пена являются водой, так же великое разнообразие мира не отличается от ума. Только понятия самого ума проявляются видимостями бодрствования и сновидения, как актер на сцене играет разные роли, изображая многообразные настроения.

50–54. Как сила иллюзии ума заставила Лавану ощущать себя членом примитивного племени, так и весь этот мир является восприятием ума и состоит только из понятий. Всем тем, что узнает ум, состоящий из понятий, он тут же и становится. Зная это, поступай, как хочешь. Ум воплощенных существ, принимая форму многочисленных городов, рек и гор, раскинулся, как этот мир, состоящий из бодрствований и сновидений. Силой своих представлений ум из божества превращается в демона или из змеи – в гору, как в случае царя Лаваны. Как каждый человек с легкостью может превратиться из мужчины в женщину, из отца – в сына, так же ум без усилий преображается из одного в другое в соответствии со своими знаниями.

55–58. По причине повторяющихся понятий ум считает, что он умирает и снова рождается, воображая себя живым существом, хотя не имеет формы. Ум, заблудившийся в собственных представлениях, раскинулся повсюду глупыми склонностями и желаниями. Из-за своих понятий он обретает рождение и становится счастьем и страданием, страхом и бесстрашием. Наслаждения и печали пребывают в уме, как масло – внутри кунжутного семени, и становятся слабее или сильнее в зависимости от места и времени. Как масло появляется из семян под воздействием пресса, так же благодаря понятиям проявляются в уме радость и страдание.

59–61. О Рама, то, что называется местом и временем, тоже есть лишь понятия, поэтому говорится, что благодаря понятиям ума появляются время и место. Только когда у ума возникает представление о теле, тело умиротворяется, процветает, идет, веселится или развлекается. Само по себе тело на это не способно. Ум тешится в этом теле собственными разнообразными воззрениями и многочисленными видимостями, как забавляется добродетельная жена во внутренних покоях своего дома.

62–66. Когда уму не позволяют блуждать среди объектов удовольствия, он успокаивается, подобно слону, привязанному к столбу. Тот лучший из людей, чей ум не дрожит и подобен оружию в твердой руке, в самом деле является человеком, остальные похожи на навозных червей. Тот, чей ум оставил свою неугомонность, стал неподвижным и пребывает в сосредоточении, достигает сосредоточением непревзойденного состояния, о безгрешный! С успокоением ума пропадает заблуждение сансары; так, когда гора Мандара перестает взбивать океан молока, его волнение прекращается. Только мысли, блуждающие в желаниях чувственных наслаждений, становятся семенами ядовитого дерева сансары.

67. Глупые пчелы-люди, очарованные непостоянным лотосом ума, опьяневшие в заблуждениях, терзаемые беспокойствами, попадают в водовороты иллюзий и тревог и тонут в быстрой реке совершенно неосознанной сансары.

Такова сарга сто десятая «Лечение ума. Об уме» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 111. Лечение ума.

Васиштха продолжил:

1–3. Слушай внимательно, я расскажу тебе о прекрасном снадобье, излечивающем ужасную болезнь ума, доступном каждому, действенном и приятном на вкус. Человек сам одолевает демона ума единственно собственными усилиями в самоисследовании, оставив стремление к желаемым объектам. Тот, кто перестал тяготеть к объектам, пребывает в полноте; он побеждает ум с легкостью, как слон с бивнями пересиливает слона без бивней.

4–7. Усилиями в самопознании ум, как ребенок, отвлекается от нереального, направляется к реальному и пробуждается. Разруби ум, распаленный волнениями, самим же умом, холодным и заточенным изучением писаний и общением с мудрыми, как холодное железо режет расплавленное, о муни! Как ребенок с легкостью переключается с одного на другое, так же без усилий меняется внимание ума. Что в этом сложного? Только собственными стараниями ум, очищенный верным действием практики самадхи, приносящим лучший результат, должен обрести единство с бесконечным Сознанием.

8–11. Увы тому червю в человеческом обличье, что не способен отречься от собственных желаний, ибо такой отказ в силах каждого и является высшим благом! Сделав соответствующими собственными мыслями привлекательным самоисследование, которое прежде было неинтересно, можно с легкостью победить ум, как воин легко побеждает младенца. Собственными усилиями с легкостью усмиряется ум, и, когда он побежден, без усилий обретается бесконечный Брахман. Увы тем шакалам, кажущимся людьми, которые не могут усмирить собственный ум, хотя это полностью в их силах и не стоит труда!

12–15. Нет пути к спасению без успокоения ума собственными целеустремленными усилиями и без оставления своих желаний. Надо сказать, что только уничтожением ума путем осознания собственной природы достигается несравненное безначальное и бесконечное неделимое состояние. Если не усмирить ум отказом от желаний, бесполезными будут наставления гуру, изучение писаний, мантры и прочие методы. Когда мечом бесстрастия обрубается корень ума, обретается вездесущий неподвижный Брахман, являющийся всем.

16–18. Разве сложно обрести с помощью самоосознания контроль над желаниями, вызывающими несчастья, и достигнуть спокойствия тела? Перестань полагаться на судьбу, выдуманную глупцами, и собственными усилиями и пониманием преврати ум в не-ум. Достигнув этого высочайшего состояния единства, растворив ум в бесконечном Сознании, оставайся всегда в состоянии, превосходящем ум.

19–21. Подготовь свой ум, и затем устреми его к высшему. Всегда твердо пребывай в своей природе, раствори в ней свой ум и достигни высочайшего Брахмана. Прилагая все возможные усилия, превратив ум в не-ум, стремись к тому высочайшему состоянию, в котором нет разрушения. О Рама, только собственными стараниями можно быстро победить ум, как усилием можно исправить неверное понимание направлений, например, востока и запада.

22–24. Свобода от волнений – корень настоящего богатства, с ее помощью достигается победа над умом человека, и тогда даже власть над тремя мирами становится бесполезной, как пучок травы. В торжестве над умом путем осознания своей природы нет ни малейшей опасности, нет страха пострадать от оружия или упасть; в этом нет никаких сложностей. Как несчастные, неспособные к самопознанию люди могут вообще жить в этом мире?!

25–29. В беспокойном уме появляются неверные мысли: «Я человек», «Я живу», «Я рожден», «Я умираю». Они нереальны. Никто не умирает и не рождается, только ум знает собственную смерть и другие свои миры. Ум путешествует из этого в другой мир и принимает другую форму. Это продолжает происходить с ним до самого освобождения. Откуда взяться страху смерти? Ум бродит в этом мире или в мире ином, и до освобождения у него нет иной формы. Боль, ощущаемая от смерти родственников и близких, – это неверное понимание ума. Атман, или чистое Сознание, являющееся моей природой, не затрагивается этим.

30–36. После успокоения ума подобает беспрестанно созерцать чистый нераздельный реальный Брахман, поскольку он простерся всюду – вверху, внизу, вдоль и поперек. Воистину, нет другого способа помимо успокоения ума. Когда в сердце открывается безграничная истина, вездесущее чистое Сознание, растворением в нем ума обретается умиротворение освобождения. Когда в безграничном внутреннем пространстве Сознания острой чакрой Сознания ты уничтожишь без колебаний ум, страдания более тебя не затронут. Когда в любимых объектах с помощью исследования ты обнаруживаешь отвратительную грязь иллюзии, отбрасывая ее, уничтожай ум по частям. Ум состоит из понятий «Это я» и «Это мое» и с избавлением от них пропадает, будто срезанный серпом. Подобно рассеивающимся от ветра рваным облакам в осеннем небе исчезает и ум при избавлении от понятий.

36–39. Оружие, пожары и ураганы порождают страх, но в легком и чистом отсутствии воображаемых представлений внутри откуда взяться страху? Понимание того, что хорошо и что плохо, очевидно даже для малыша, и, как своего ребенка, ум надо воспитывать, склоняя его к благородным и верным действиям. Те, кто может уничтожить этого льва вечного древнего ума, набравшего силу во многих рождениях сансары, побеждают в этой жизни, обретая освобождение и даруя его другим. Из понятий ума рождаются ужасные несчастья, несущие заблуждения, как миражи появляются в пустыне.

40–45. Ничто не может затронуть того, кто свободен от ума. Пусть дуют ураганы разрушения вселенной, пусть все океаны сливаются в один или сияют жаром двенадцать солнц! Из семени ума вырастают радости и страдания, хорошее и плохое, побеги семи миров и леса сансары. Когда оставлены все понятия, что дарует достижение всего, утвердись на троне мудрости и правь в царстве отсутствия понятий, о Рама. Постепенное уничтожение ума приносит высочайшее блаженство, как человек радостно ощущает постепенное уменьшение нестерпимого жара огня по мере того, как потухают угли. Если ум возжелает тысячи и тысячи вселенных, он покажет их в крошечной частице Сознания как очевидные и раздельные. Одной силой понятия ум вызывает многочисленные страдания, и той же силой он достигает достойных целей. Победив ум постоянным бесстрастием и силой удовлетворенности, обрети окончательное совершенство освобождения.

46. Да будет твоим нерожденное вечное состояние блаженства, достигаемое высочайшим очищением, избавлением от понятий, спокойствием, следованием мудрым и освобождением от «я»!

Такова сарга сто одиннадцатая «Лечение ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 112. Учение об уме.

Васиштха сказал:

1–3. К какому бы предмету, какими бы путями ни стремился страстно ум, то он и видит как воплощение своих желаний. Сильное волнение ума появляется и пропадает без причины, само по себе, как возникает и исчезает множество пузырьков в спокойной воде. Как холод немыслим без снега, как чернота невозможна без сажи, так волнение, проявляющееся сильно или несильно, неотделимо от ума.

Рама спросил:

4. О брахман, волнение является главной причиной еще большего волнения. Как же движение ума можно остановить силой?

Васиштха ответил:

5–9. Не бывает ума без беспокойства; волнение – сама природа ума, как естеством огня является жар. Эта неуемная сила волнения основана на сознании, скрытом иллюзией майи. Знай, что эта сила ума проявляется как этот шумный мир. Как ветра не бывает без движения и его прекращения, так же ум не существует без непостоянных волнений. Но когда в уме отсутствует беспокойство, его называют умершим умом, и только это является окончательной целью аскезы и объяснений писаний, называемой освобождением. Когда пропадает ум, достигается прекращение страданий, а многочисленные понятия ума приводят к огромным страданиям.

10–13. Чудовище ума, возникая, вызывает невероятные мучения. Победи его собственными усилиями, приложенными для достижения бесконечного блаженства освобождения. Метания ума, о Рама, известны как невежество, это – обитель скрытых склонностей. Уничтожь ее своим исследованием! Отречением от внешних привязанностей и избавлением от невежества и склонностей, находящихся в уме, обретается высшее благо освобождения. То, что пребывает между реальностью и нереальностью, между сознательностью и несознательностью, называется умом, о Рама. Его форма колеблется между двумя крайностями.

14–17. Когда ум погружен в исследование материальных объектов, обретая качества несознательности, он сам становится плотным и материальным в силу непрерывного опыта. Когда ум погружен в самоисследование и различение единого, он постепенно обретает свойства Сознания и становится единым с ним благодаря постоянной практике. Достигнув того состояния, к которому ум устремлен своими усилиями, в результате продолжительных практик он становится Сознанием. Постоянно прилагая усилия, удерживая осознание умом, устремившись к состоянию вне страданий, оставайся твердым и бесстрашным!

18–21. Если ум, погруженный в понятия мира, не спасен приложением усилий самим же умом, о Рама, тогда нет другого пути для спасения. Только сам ум способен твердо удержать ум, как лишь царь может победить царя, о Рагхава! Для тех, кто пойман акулами желаний и кого несет водоворотами привязанностей в волнующемся океане сансары, только собственный ум будет спасительной лодкой. Кто не способен освободить себя, уничтожив ловушку ума с помощью самого ума, не может быть избавлен от сансары никаким иным способом.

22–26. Как только возникают склонности и обусловленности, обитающие внутри и называемые умом, мудрый отказывается от них и избавляется от невежества. Оставь тонкие стремления к многочисленным наслаждениям, затем оставь понятия о различении и тогда, отбросив представления о существовании и несуществовании, пребывай в блаженстве без понятий. Несуществование казавшихся существующими понятий о мире является уничтожением склонностей; это и есть разрушение ума, называющееся также избавлением от невежества, когда все, что бы ни ощущалось, превращается в неощущение. Отсутствие восприятия является нирваной, или абсолютным блаженством, а из-за восприятия появляется страдание. Только собственными усилиями человек способен быстро осознать несуществование существующего, поэтому необходимо постоянно практиковать такие усилия.

27. Осознав, что страсти и прочие желания, существующие в уме, нереальны, оставив семя, из которого они прорастают, пребывай в умиротворении, не испытывая ни страдания, ни радости!

Такова сарга сто двенадцатая «Учение об уме» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 113. О невежестве.

Васиштха сказал:

1–3. Склонности, или васаны, возникают как нереальность, подобно ошибочному видению двух лун. О Рама, от них следует отказаться. Невежество кажется реальным для неразличающего, для знающих истину оно – только название. Откуда ему взяться? О Рама, не будь глупцом, с помощью различения стань мудрым. В небе нет второй луны; это заблуждение, видимое только безумцу!

4–5. Нет ничего существующего или не существующего помимо самой реальности, как в огромном покрытом волнами океане нет ничего, кроме воды. Вне собственного воображения нет нереальных существования и несуществования. Не приписывай это вечному, совершенному, бесконечному Атману, чистому Сознанию.

6–8. Ты не деятель. Так откуда взяться в этих действиях чему-то твоему? Когда существует только единое – кто, как и что здесь делает? Но не оставайся и бездеятельным, о разумный, этим ничего не получится достигнуть. Что должно быть сделано, надлежит сделать. Потому пребывай в своей природе, о безгрешный! По причине невовлеченности, в отсутствие страсти, даже действуя, ты, о Рама, остаешься недеятелем в силу своей непривязанности. Откуда в этом случае может появиться действие?

9–10. Реальное должно быть принято, нереальное должно быть оставлено. Только в стремлении к реальному оправдана вовлеченность в действие. Когда весь мир похож на уловку фокусника, будучи наваждением и нереальностью, что следует искать и от чего подобает отказаться?

11–16. О Рама, семенем этой сансары является невежество, и даже будучи нереальным, оно разрастается, как реальность! Оно пусто и не имеет сути; это сила, заставляющая вращаться колесо сансары. Оно известно как склонности, или васаны, приносящие заблуждения ума. Словно прекрасный бамбук, невежество пусто, не имея внутри сердцевины; словно бегущие по реке волны, оно не пропадает, даже если его разрезать ножом. Им невозможно овладеть, даже если схватить рукой; оно тонко, но имеет огромную остроту; оно возникает, как волны появляются на стремнине. Оно кажется полезным для многих целей, но при этом тщетно для достижения реальности, для обретения истины. Оно подобно волнам в мираже: ясно видимо, но не существует. В нем все объекты то кривы, то прямы, то длинны, то коротки. Они неподвижны или подвижны, и то, что кажется благим, становится неблагим.

17–20. Хотя невежество пусто внутри, оно везде видится прекрасным и полным смысла; его нигде нет, но оно угадывается повсюду. Оно несознательно, но кажется сознательным, оно существует благодаря беспокойному уму. Невежество не становится постоянным ни на секунду, но кажется основательным и неподвижным. Хотя оно чисто, как огонь, но как будто покрыто сажей. Оно танцует по воле чистого Сознания, при узнавании которого пропадает. При свете чистого Сознания оно увядает, но процветает во тьме. И как мираж в пустыне, оно переливается всевозможными оттенками.

21–25. Невежество подобно черной змее, извивающейся, ядовитой, тонкой, скользкой и опасной, непостоянной, глупой и жадной. Как без масла само по себе скоро пропадает пламя в масляной лампе, так без страсти невежество становится тусклым, как пыль. Вспыхивающее и непостоянное, утвердившееся в неосознанности, невежество пугает глупых людей, как вспышка ветвистой молнии. Пойманное с помощью собственных усилий, оно горит и, сверкнув несколько раз, пропадает. Невежество обретается без усилий, и оно непостоянно, как молния. Оно появляется, даже если его не желаешь, и кажется приятным, но приносит только несчастья. Как гирлянда цветов, преподнесенная в неподходящий момент, оно не способствует благу.

26–30. Оно приводит к заблуждениям и содействует огромному счастью, только если о нем совершенно забыть. Оно подобно ночному кошмару и непременно вызывает страдания. Силой иллюзии оно становится всеми тремя огромными мирами; создавая их за мгновение, оно поддерживает их и потом проглатывает. Невежество заставило царя Лавану за час пережить множество лет, и Харишчандру – ощутить за одну ночь двенадцать лет. По его милости разлученным влюбленным ночь кажется длящейся целый год. По его милости время воспринимается по-разному: для счастливого оно бежит быстро, для страдающего растягивается.

31–33. Просто существуя, невежество видится деятельным в различных событиях, хотя это только кажется; так лампа в действительности не участвует активно в видении, а просто светит. Как изображенная на картине женщина с красивой фигурой и грудью не является женщиной и не имеет ее качеств, так же невежество, существующее как мысли, не способно ничего сделать. Оно сияет, будучи фантазией, и лишено реальности. Хотя невежество и разрастается сотнями тысяч побегов, в высшем смысле оно ничто.

34–37. Наваждением оно обманывает глупца, но не мудрого, как мираж в пустыне одурачивает животное, но не разумного человека. Как пена, оно появляется и исчезает в непрерывном потоке; его форма непостоянна, как иней, и оно ничто, если его постигнуть. Оно видится чем-то прекрасным, будучи похожим на облако серого дыма; оно пребывает во всем существующем, властвуя над ним, как ветра разрушения своей силой господствуют над миром. Оно прилипает к телу, как пыль, принося жгучую боль; затмив собой реальность, оно бродит по всему миру.

38–43. Невежество подобно потоку воды в океане, являющемуся водой; оно бессильно, но становится плотной осязаемой сансарой, сродни слабой траве, свитой в крепкую веревку. Поэты в своих фантазиях описывают невежество как волны или гирлянды лотосов, но в действительности оно подобно полому стеблю лотоса со множеством дыр, растущему в грязи и наполненному водой. Человеку кажется, что невежество растет, но это не так; как отравленный кусок сахара, оно сначала сладко, но в конце смертельно ядовито. Оно пропадает, как языки пламени потухшей лампы, и никто не знает, куда оно девается. Оно подобно туману, встающему перед тобой: он вроде бы виден, но когда пытаешься схватить его, от него ничего не остается. Оно выглядит, как тончайшая пыль, рассыпанная из горсти; оно беспричинно и иллюзорно, словно синева неба. Невежество появляется, как вторая луна, которую видят слезящиеся глаза, как объекты во сне, и как людям, сидящим в лодке, деревья на берегу кажутся плывущими.

44–47. Когда ум уязвлен невежеством, люди, введенные в заблуждение его продолжительностью, видят обман долгой сансары, подобный сну. В самом уме, пораженном невежеством, возникают и рассеиваются разнообразные наваждения, словно волны в океане. Из-за невежества прекрасная истина, реальность Брахмана, видится нереальной, а уродливый иллюзорный мир представляется существующим, хотя нереален – он. Невежество, поднимаясь на колесницу удовольствий, что доставляют объекты, усиливается, принимая форму понятий и желаний, и вскоре вводит ум в заблуждение, как сети опутывают птицу.

48–50. Невежество кажется матерью с добрыми очами и с грудью, полной молока и дарующей счастье и наслаждение. Оно быстро превращает в яд даже полную луну, наполняющую и питающую все три мира потоком нектарного света. Под влиянием ослепляющего невежества даже безжизненные столбы начинают танцевать с пьяными криками, как демоны-веталы.

51–53. По милости невежества в полумраке, на рассвете или закате, даже кусок глины, камень или стена видятся несуществующими огромными змеями. Из-за невежества при ошибочном видении кажется, что лун две, хотя луна одна, далекое делается близким и во сне может привидеться даже собственная смерть. Длинное становится коротким, и мгновение кажется годом, как для разлученных влюбленных.

54–55. Нет ничего в этом мире, что бы это невежество, возникнув, не смогло сотворить. Смотри, о Рама, насколько оно сильно, хотя ничем не обладает! Надо остановить невежество собственными усилиями, одолевая плохие мысли хорошими. Удержание этого потока иссушает реку ума.

Рама сказал:

56–58. Удивительно, но этот мир как будто ослеплен несуществующим невежеством, тонким, совершенно пустым и иллюзорным! Удивительно, но этот мир находится во власти того, что не имеет формы и содержания, что лишено прекрасной осознанности, что не пропадает, хотя и нереально. Удивительно, но мир обманут тем, что пропадает на свету знания и появляется только в темноте заблуждения, подобно зрению у совы!

59–63. Удивительно, что мир ослеплен невежеством, единственным творцом дурных действий, не выдерживающим взгляда и не имеющим даже тела! Удивительно, что мир обманут тем, у чего дурные привычки, что всегда стремится к низкому и нереально! Удивительно, что мир ослеплен чем-то полным бесконечных страданий, всегда мертвым и лишенным любого понимания! Удивительно, что мир поразило нечто полное желаний и ненависти, распространяющее тьму и мгновенно пропадающее при узнавании! Удивительно, но мир обольщен тем, что пребывает в не знающих своей природы, что старо и больно, что постоянно ноет и страдает!

64–66. Удивительно, что человек окутан невежеством, которое липнет к нему и радует его своими действиями, но пропадает при исследовании! Удивительно, что человек ослеплен этой обманщицей, которая даже не выносит его испытующего взгляда! Удивительно, что человек обманут этой грубой подругой, у которой нет ума и которая умирает, хотя ее природа бессмертна!

67. О мудрый, как уничтожить это ужасное невежество, прочно засевшее в пещере ума как склонность, приносящее бесконечные заблуждения и ответственное за радости и страдания, кои сопровождают рождение и смерть?

Такова сарга сто тринадцатая «О невежестве» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 114. Учение об избавлении от заблуждений.

Рама спросил:

1. Скажи, о брахман, как избавиться от этой великой непроницаемой тьмы всесильного человеческого невежества?

Васиштха ответил:

2–6. О Рагхава, как капля росы быстро высыхает на солнце, так это невежество исчезает, когда видит свет Атмана, высшего Я. До тех пор невежество непрестанно терзает воплощенную душу в горных лесах сансары, полных колючек страдания, пока у человека не возникнет стремление познать собственную природу, что разрушает невежество и уничтожает заблуждения. С осознанием высочайшего Сознания невежество пропадает, как тень рассеивается, когда желает познать свет, о Рагхава! При осознании вездесущего Сознания невежество исчезает само по себе, как по всем направлениям пропадает тьма, когда восходят двенадцать солнц.

7–10. О Рагхава, невежество состоит из желания; его прекращение является освобождением и достигается оно уничтожением понятий. Когда в пространстве ума, в свете восходящего солнца Сознания, даже немного уменьшается тьма желаний, чернота невежества отступает. Когда восходит солнце, куда девается ночь? Когда появляется различение, куда пропадает невежество? С усилением желаний оковы ума упрочиваются, как в полумраке уплотняется фантазия ребенка о привидении.

Рама спросил:

11. Все видимое – невежество, и оно пропадает при осознании своей природы. О брахман, какова эта собственная природа?

Васиштха ответил:

12–16. То, что недоступно органам чувств и равно пребывает во всем, есть невыразимая истина, собственная природа, Сознание, Атман и высочайший Ишвара. От великого Создателя Брахмы до мельчайшей былинки весь мир является только вездесущим Атманом, бесконечным Сознанием, и не существует никакого невежества, о безгрешный! Воистину, все есть бесконечный Брахман, нераздельное чистое Сознание, и нет никакого создания, которое можно было бы назвать умом. Ничто во всех трех мирах не рождается и не умирает, и нигде нет реальных изменений. Есть только бесконечное чистое Сознание, единое, само-очевидное, безгранично наполняющее все и не разделенное на объекты.

17–21. В этом вечном раскинувшемся чистом Сознании, в умиротворенном, спокойном, равном, блаженном и неизменном Атмане Сознание, само вообразив то, что не соответствует его природе, устремляется к этому. Это сознание, окутавшее себя своими понятиями и ставшее ограниченным, называется умом. Из этой вездесущей божественности всемогущего высочайшего Атмана возникает сила разделения, как волна рождается на поверхности океана. В этом раскинувшемся неподвижном чистом Сознании из-за понятий возникает творение, которое совершенно не существует. Оно порождено понятием и только понятием уничтожается, ибо что порождает, то и убивает, как ветер может и раздувать, и тушить пламя огня.

22–24. Невежество обретает форму желания наслаждений и пропадает с помощью собственных усилий и путем избавления от желаний. По причине твердой убежденности «Я не Брахман» ум оказывается связанным, и с твердым убеждением «Все есть только Брахман» он освобождается. Понятие является сильнейшей несвободой, его отсутствие – освобождением. Одолев понятия, поступай, как пожелаешь.

25–28. Невежество нематериально, оно подобно цветущему пруду в пустом пространстве, улыбающемуся лунным светом, с золотыми лотосами, распространяющими повсюду свой аромат, с роями сверкающих драгоценностей пчел и с многочисленными стеблями, напоминающими воздетые руки. Этот пруд как будто смеется лунным светом. Невежество видится иллюзорной сетью разнообразия и кажется реальным, как ребенок придумывает объекты для собственного развлечения. Таково это невежество, лишающее свободы, непостоянное и ввергающее в несчастье, воображенное несознательным умом глупца.

29–34. Думая: «Я слаб», «Я страдаю», «Я неволен», «Я – тело с руками, ногами и прочим» и действуя соответственно, человек становится несвободным. Считая: «Я не страдающий», «Я не тело», «Для меня нет несвободы» и поступая сообразно, человек освобожден. «Я не плоть и не кости, я – нечто отличное от тела», – тот, кто твердо это знает, считается победившим невежество. Сияние синих сапфиров на поднебесной вершине горы Меру или же густая тьма вверху, непроницаемая для лучей солнца, – эти идеи относительно естественной синевы неба возникают в воображении стоящего на земле человека в силу его собственных понятий. Это невежество является воображением. Невежественный человек, но не мудрый, иллюзорно ощущает себя в том, что собой не является, о Рама.

Рама спросил:

35. Синева неба – это не отражение синих сапфиров на вершине горы Меру и не тьма по причине отсутствия света. Скажи, о брахман, как же она возникает?

Васиштха ответил:

36–40. Воистину, синева не является качеством пространства пустоты, и она не сияние синих камней на горе Меру. Поскольку творение Брахмы состоит из света, разлившегося повсюду и освещающего границы вселенной, тьма здесь невозможна. Это лишь пустота со множеством видимостей, о счастливый! Синева неба нереальна, она сходна с невежеством и подобна ему, как родственник. Когда собственное зрение подводит, появляется тьма в глазах. И так же, в силу присущих глазу особенностей, видится синева неба. Когда это понято, то, даже видя лазурь неба, человек знает, что нет никакой синевы, есть только тьма непонимания.

41–43. Мудрые считают, что победа над невежеством, появляющимся, как воображаемый лотос в небесах, достигается с легкостью при отсутствии понятий. Я думаю, лучше не вспоминать снова иллюзию этого мира, которая видится подобно голубизне неба. Лучше о ней забыть, о разумный. Считая: «Я пропал», – человек гибнет в страданиях; считая: «Я пробужден», – он обретает блаженство.

44–46. Из-за глупых и неверных понятий ум становится невежественным, благодаря осознанным возвышенным понятиям он направляется к пробуждению. Одновременно с забвением своей природы появляется безначальное невежество, и при воспоминании своей природы оно разрушается. Невежество, создающее все ощущения и обманывающее всех существ, растет, если не познана собственная природа, и с узнаванием природы себя оно пропадает.

47–49. Чего ни пожелает ум, к тому сразу устремляются все чувства и мгновенно доставляют желаемое, как слуги без задержки стремятся исполнить приказ царя. Посему тот, кто направляет ум на размышление о своей природе и не позволяет ему блуждать среди понятий, внутренними усилиями, направленными на осознание, достигает спокойствия освобождения. То, чего не было в самом начале, не существует и сейчас. То, что видится как этот мир, есть только абсолютный Брахман, неподвижный, единый и чистый.

50–54. Никогда, нигде и никак не надо размышлять о чем-то ином, надо постоянно пребывать в неизменном, безначальном и бесконечном необусловленном Брахмане. Приложив наилучшие усилия, с интеллектом, устремленным к высочайшему, вырви с корнем из ума стремления к наслаждениям! Возникающее заблуждение, являющееся причиной старости и смерти, разрастается склонностями, сверкая сотнями связующих желаний. Заблуждения раскидываются сетью иллюзий привязанностей, представлениями «Это мои сыновья», «Это мое богатство», «Это я» и «Это мое». Как поднимаются от ветра волны на поверхности воды, так в этом пустом теле из-за невежественной склонности, или васаны, воображается ядовитая змея чувства «я».

55–57. С высшей точки зрения, о знающий истину, никогда нет и не было ни «меня», ни «моего», ни «мира». Нет ничего помимо реальности чистого Сознания. Пространство, горы, небеса, земля, реки – все разнообразие снова и снова созидается понятиями. Все это удивительное разнообразие – только игра невежества. Видимое разнообразие возникает благодаря невежеству и пропадает при свете знания. Оно кажется реальным по причине разделения времени, места и объекта, подобно понятию о змее, видимой вместо веревки.

58–60. Невежество в виде пространства, гор, океанов, земли и рек наличествует только для невежественного, о Рагхва. Для мудрого оно не существует, для него есть только Брахман, пребывающий в собственном величии. Незнающий человек воображает двойственность понятий веревки и змеи, мудрый же без сомнения видит исключительно единого самосуществующего Брахмана. Не будь глупцом, но будь мудрым, о Рама! Уничтожь умственную ограниченность, творящую мир! Почему ты страдаешь и плачешь, подобно невежде?

61–64. Что есть твое тупое и неосознанное тело, о Рагхава, ради которого ты по привычке погружаешься в радости и страдания? Как дерево и его смола, как плод и блюдо, на котором он лежит, так же тело и воплощенное существо близки друг к другу, но не являются одним. Если сгорят кузнечные меха, воздух в них не сгорит, и так же когда тело живого существа разрушено, Атман, его «я», не умирает. Понятия «Я несчастен» и «Я очень счастлив» – всего лишь заблуждения, подобные привидевшемуся наваждению, о потомок Рагху! Поняв это, оставь заблуждение и найди пристанище в истине!

65–70. Сколь удивительно, что люди забывают истину абсолютного Брахмана и помнят только нереальное невежество! О потомок Рагху, не позволяй расти и укрепляться своему невежеству; когда ум омрачен, трудно вырваться из мирских страданий! Невежество – призрачная иллюзия, приводящая к бессмысленным страданиям, разрастающаяся от глупых понятий, живущих в уме, приносящая боль и плодящая глубокие заблуждения. Оно мыслит ужасный ад даже в полной луне, сочащейся живительным нектаром, и ощущает страдания преисподней с обжигающим и иссушающим огнем. Благодаря ему человек видит пустыню в миражах озер, полных волн, пены и цветов лилий, качающихся на водах. По причине невежества во снах и фантазиях ощущается разнообразие, приносящее радости и страдания, – иллюзии взлетов и падений и призрачных городов в пустом пространстве.

71–74. Если ум не наполняет себя желаниями видимого мира, как могут затронуть кого-то волнения сновидения и бодрствования? Когда иллюзорное невежество расширяется, среди снящихся садов видятся ужасные страдания и адские мучения. Ум, окутанный невежеством, мгновенно узнает ужасную иллюзию океана всей сансары даже в стебле лотоса. Когда ум поражен невежеством, люди, даже ставшие царями, страдают сильнее презренного неприкасаемого, что питается отбросами.

75–76. Потому, о Рама, оставь все ограничения ума, приводящие к несвободе и полные страстей. Пребывай в бесстрастии, будь чистым, как кристалл. Выполняя свои действия и обязанности, оставайся бесстрастным и не будь привязан к желаниям, подобно тому, как кристалл отражает многочисленные предметы, оставаясь незатронутым.

77. Если ты, вдохновленный обществом тех, кто купается в блаженстве самопознания, действуешь всегда с мудростью и благородством, избавляясь таким образом от мирских склонностей, ты превзойдешь любого!

Такова сарга сто четырнадцатая «Учение об избавлении от заблуждений» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 115. Учение о наслаждении и страдании.

Валмики сказал:

1–3. Когда великий Васиштха, прекраснейший из мудрецов, произнес это, лотосоокий Рама пробудился, как лотос. Его раскрывшееся сердце лучилось чистым божественным светом, удовлетворенное ясностью и сосредоточенностью, подобно лотосу, сияющему от лучей солнца, когда уходит ночная тьма. Со спокойной улыбкой на лучезарном лице, отражающем благоговение понимания, он промолвил такие слова, очищенные блеском ожерелья зубов.

Рама сказал:

4–9. Воистину, удивительно, что несуществующее невежество смогло подчинить себе весь мир! Это так же диковинно, как если бы горы были связаны стеблями лотоса! Воистину, из-за невежества нереальное кажется реальным, и в трех мирах видимое, подобное ничтожной травинке, обретает твердость алмаза. Молю, еще раз расскажи мне по своей милости и для моего пробуждения об этой реке иллюзии сансары, струящейся во всех трех мирах! И, о мудрый, в моем сердце есть еще одно сомнение. Почему великий и достойный царь Лавана ощущал эти страдания? О брахман, кто из двух – тело или воплощенное в нем существо, соединенные и противостоящие друг другу, – погружен в сансару и ощущает результаты хороших и плохих действий? И тот чародей, принесший царю Лаване столько огромных несчастий, – кем он был и куда пропал?

Васиштха ответил:

10–12. Тело бессознательно, подобно стене или дереву; в нем нет ничего реального, о безгрешный. Оно только воображается умом, как в сновидении. Ум оживает как джива, украшенный силой осознания, вовлеченный в удовольствия сансары в силу узнавания их, беспокойный, как молодая обезьянка. Воплощенное существо ощущает результаты прошлых действий и принимает формы различных тел. Его называют разными именами – «я», ум или джива.

13–18. О Рагхава, бесконечные радости и страдания существуют только для невежественного ума, но не для пробужденного и не для тела. Непробужденный ум воображает и творит множество разнообразных понятий, погружается в различные мысли и становится всевозможными формами. Пока ум не пробужден, он погружен в грезы и во сне видит наваждение мира, но пробужденный ум не заблуждается. Пока отдельное сознание, или джива, взбудораженное сном невежества, не пробудится, оно видит иллюзорное разделение и заблуждение событий в мире сансары. Вся тьма невежества в пробужденном уме пропадает, и он раскрывается, как цветок лотоса распускается при свете дня. Воплощенное существо, мастер страданий, нарекается осознавшими свою природу по-разному: умом, невежеством, мыслью, дживой, обусловленностью и деятелем.

19–22. Несознающее тело не может страдать. Воплощенное в теле сознание страдает от неразличения и отсутствия размышлений. Отсутствие размышлений существует в силу плотного невежества, и невежество является причиной страданий. Ограниченное существо, джива, погружается в правильные и неправильные действия, только по причине заблуждения неразличения становясь все более и более ограниченным, подобно шелковичному червю, плетущему свой собственный кокон. Ум, страдающий от болезни неразличения, вовлечен в различные действия и бродит по кругам сансары, принимая различные формы. Только ум в этом теле рождается, плачет, убивает, ест, идет, танцует и спорит, а никак не тело!

23–24. Как хозяин совершает в своем жилище множество дел, а не дом, ибо дом несознателен, о Рама, так и в этом теле действует джива, а не тело. Во всех радостях и страданиях и во всех действиях лишь ум делает и ощущает. Знай, что ум и есть человек!

25–26. Теперь внимай, я раскрою тебе причину удивительного события, когда царь Лавана стал неприкасаемым чандалом благодаря заблуждению ума. Сейчас я объясню тебе, как ум пожинает плоды правильных и неправильных действий. Слушай внимательно, о Рагхава!

27–28. Царь Лавана был потомком рода Харишчандры, и однажды, о безгрешный, сидя в одиночестве, он надолго задумался: «Мой дед, великий правитель, исполнил ритуал раджасуи. Я принадлежу к его роду, и я осуществлю этот ритуал в уме».

29–33. Помыслив так, царь усердно собрал все необходимое для исполнения ритуала раджасуи и приступил к ритуалу в уме. Он позвал священнослужителей, поклонился святым мудрецам, пригласил богов и возжег ритуальный огонь. В соответствии со своим желанием царь провел целый год в саду, мысленно выполняя ритуал с поклонением богам, мудрецам и брахманам. Раздав присутствующим во главе с брахманами все свое богатство в качестве дакшины, положенных подношений, царь пробудился в конце дня в своем собственном саду. Так царь Лавана успешно исполнил ритуал раджасуи единственно умом и был достоин его результата.

34–35. Поэтому знай, что ум и есть человек, только он ощущает и радость, и страдания. О Рагхава, направь ум на очищение и на достижение истины. Человек, принимающий себя за тело, чувствует себя счастливым в процветающей стране, а когда страна разрушена, то погибает и он. О мудрые, достаточно речей о тех, кто уверен, что он – тело!

36. Когда ум пробужден высочайшим различением, страдания различающего полностью исчезают, как от лучей солнца раскрываются лепестки лотоса и без остатка рассеивается густая тьма закрытого бутона.

Такова сарга сто пятнадцатая «Учение о наслаждении и страдании» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 116. Рождение искателя.

Рама сказал:

1. О мудрый, как убедиться в том, что царь Лавана получил результат ритуала раджасуи в наваждении чародея?

Васиштха ответил:

2–4. В то время когда чародей пребывал в зале собраний Лаваны, я был там и все случившееся видел своими глазами. Когда чародей пропал и его магия развеялись, царь Лавана и все собрание пожелали узнать у меня, что это было. Поразмышляв и взглянув на произошедшее своим тонким зрением, я объявил им причину. Слушай, о Рама, я расскажу и тебе о смысле этого наваждения.

5–7. Те, кто выполняет ритуал раджасуи, затем подвергаются различным страданиям и несчастьям в течение двенадцати лет. Поэтому Индра с небес для причинения страданий Лаване послал своего слугу в виде этого чародея, о Рама. Причинив выполнившему ритуал раджасуи огромные страдания, он вернулся на небеса, где обитают боги и мудрецы-сиддхи.

8–9. Это очевидно, о Рама, и в этом нет никаких сомнений. Ибо ум и наслаждается, и действует. Очистив и отполировав драгоценный камень ума и растворив его с помощью различения, как снег на солнце, ты достигнешь величайшего блага. Знай, что единственно ум является невежеством, которое обманывает всех. Силой разнообразных иллюзий невежество творит этот мир. Нет разницы между словами «невежество», «ум», «отдельное сознание» и «интеллект», как одно и то же дерево можно назвать и деревом, и растением. Поняв это, очисти ум от понятий и видоизменений. С восходом солнца чистого ума рассеивается тьма разнообразных меняющихся заблуждений. Когда осознана истина, о Рагхава, нет ничего, что не было еще увидено и оставлено. Нет того, что не стало бы собой. Некому умирать, и нет ни своего, ни чужого. Всегда и везде все становится высочайшим Атманом. Множество существ и объектов, все понятия и восприятия превращаются в единый Брахман, как разнообразная многочисленная посуда из необожженной глины в воде теряет свои формы и становится просто глиной.

Рама спросил:

10. О мудрый! Ты сказал, что когда пропадает ум, то прекращаются все радости и страдания. Но как может перестать существовать ум, чья природа – постоянные беспокойные мысли?

Васиштха ответил:

11–16. О полная луна рода Рагху! Поведаю тебе о пути успокоения ума. Поняв его, ты направишь ум далеко за пределы действия органов чувств. Я раньше уже рассказывал о трех типах существ, созданных Брахмой. Сначала изначальный ум своим понятием принимает форму Создателя Брахмы, лишь пожелав: «Я есть четырехликий Брахма». Ибо что ум воображает, то и видит. И так же он создал все миры. Породив творение с рождениями и смертями, радостями и печалями, заблуждениями и всем прочим, став различными существами со всяческими названиями, живущими в созданиях во многих эпохах, Создатель самопроизвольно растворяется, подобно снежинке на солнце. Когда наступает время творения, благодаря силе понятия он вновь рождается, а потом снова пропадает и опять появляется снова и снова, то проявляя мир, то вбирая проявление. Так и в этом творении, и в других существовали, существуют и будут существовать бесчисленные создания, коих невозможно счесть.

17–23. Слушай о том, как, появившись в Ишваре, отдельное существо, или джива, живет и как освобождается. Сила ума проявляется из Брахмана, и с помощью ранее возникшего пространства и там же пребывающего ветра, уплотняется, обращаясь в намерение. Став пятью тонкими элементами, а затем обретя качества внутренних органов, оно превращается в плотные элементы в силу понятий о пространстве, ветре, огне, воде и земле. Потом в форме дождя и снега оно входит в травы и зерна и с ними попадает в чрево живых существ. Затем рождается человеческое существо. Человек с детства должен стремиться к знаниям и следовать заветам учителей. Потом постепенно, как это получилось у тебя, человек обретает прекрасные качества искателя. Человек, чей ум очищен, начинает различать, от чего необходимо отказаться и к чему надо стремиться.

24. Когда человек обретает подобное различение, чистоту и благородное рождение, он постепенно восходит к освобождению по семи ступеням йоги, очищающим и просветляющим ум.

Такова сарга сто шестнадцатая «Рождение искателя» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 117. О степенях невежества.

Рама спросил:

1. О Бхагаван, что это за семь ступеней йоги, дающих совершенство, поведай мне в подробностях, о лучший из знающих истину!

Васиштха ответил:

2–4. В глупости есть семь ступеней вниз, а в мудрости есть семь ступеней вверх, и между ступенями существует бессчетное количество промежуточных стадий. Каждый шаг на пути вверх или вниз приносит свой результат, питаемый соками собственных усилий по достижению высочайшей реальности. Сейчас слушай рассказ о семи ступенях невежества, а потом ты узнаешь и о семи ступенях мудрости.

5–10. Пребывание в собственной природе – освобождение, а оставление своей природы – появление чувства «я», что называется, соответственно, мудростью и невежеством. У тех, кто твердо пребывает в собственной природе истинного чистого Сознания, благодаря отсутствию страсти и гнева не появляется невежество. Погружение же в наслаждения воспринимаемыми объектами из-за неузнавания своей природы является огромным невежеством, хуже которого нет и не будет. Состояние неподвижности и отсутствия понятий в краткий миг между переходами ума от одного ощущения к другому – это то, что называется пребыванием в собственной природе. Состояние, в котором успокоились все мысли и понятия, став неподвижными, как внутри скалы, и в котором нет неосознанности и глубокого сна, называется состоянием самоосознания. Сознание, которое становится неподвижным и сияет, когда пропало чувство «я» и прекратились понятия о разделении, является собственной природой.

11–13. Слушай теперь о ступенях появления невежества. Вот они: зачаточное бодрствование, бодрствование и полное бодрствование, затем бодрствующее сновидение, сновидение, снящееся бодрствование и глубокий сон. Таковы следующие друг за другом семь ступеней заблуждения. Между ними возможны смешения, называемые по-разному. Слушай о признаках этих ступеней.

13–15. На первой ступени то, что есть чистая неописуемая осознанность Сознания, является зачаточной формой еще не названного будущего ума, ограниченного сознания и прочего. Бодрствование пребывает в состоянии зародыша. Это состояние первого зарождающегося понимания называется зачаточным бодрствованием.

15–17. Слушай, как это состояние переходит в бодрствование. В предыдущем состоянии зачаточного бодрствования появляются понятия «это я» и «это мое». Они возникают сами по себе в силу отсутствия прошлых жизней. Это и есть состояние бодрствования. Когда понятия «это я» и «это мое» образуются по причине прошлых рождений, растут и уплотняются, это называется полным бодрствованием.

17–19. Когда в бодрствовании возникают временные или постоянные, всегда привлекательные воображаемые видения, это состояние становится бодрствующим сновидением. В силу повторения различных иллюзий в виде второй луны, серебра в ракушке и прочих бодрствующее сновидение бывает разнообразным.

19–22. Когда по окончании сна появляется убеждение относительно времени сна «Нет, это не происходило всего лишь миг, это реально», это состояние называется сновидением и возникает оно прямо во время полного бодрствования. Состояние сновидения необозримо, но по причине отсутствия долгого восприятия не проявляется полностью. Когда сновидение обретает качества бодрствования и становится подобным полному пробуждению, независимо от того, цело тело или нет, оно называется снящимся бодрствованием.

22–24. Бессознательное состояние дживы по окончании первых шести состояний, полное скрытых восприятий будущих страданий, называется глубоким сном. В этом состоянии пребывают солома, бревно, камень и все прочие материальные объекты, состоящие из мельчайших частиц материи. Это является седьмой ступенью невежества, о Рагхава.

25–28. У каждой из этих ступеней есть сотни ответвлений, принимающих множество разнообразных форм. Долго продолжающееся состояние бодрствующего сновидения ощущается как бодрствование, оно разрастается бесчисленными разделениями объектов. Даже в этом состоянии возможны проблески полного бодрствования. В этих состояниях человек бродит от заблуждения к заблуждению, подобно лодке, которую крутит и затягивает водоворот. Некоторые творения долго пребывают в снящемся бодрствовании, некоторые так и остаются в нем, другие пребывают в бодрствующем сновидении.

29. Я описал тебе семь нисходящих ступеней невежества, имеющих многочисленные видоизменения. Когда с помощью глубоких исследований ты осознаешь самого себя чистым Сознанием, ты избавишься от всего невежества.

Такова сарга сто семнадцатая «О степенях невежества» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 118. О степенях мудрости.

Васиштха сказал:

1–2. Теперь, о безгрешный, слушай рассказ о семи ступенях мудрости, зная о которых, ты не утонешь более в болоте невежества. Люди по-разному описывают ступени совершенства. Но наилучшим их описанием я считаю следующее.

3–4. Мудрые понимают эти семь ступеней как знание и пробуждение, ибо говорится, что благодаря восхождению по ним достигается то, что должно быть познано, и обретается освобождение. Пробуждение к истине и освобождение суть одно и то же. Джива, пробужденный к истине, не рождается вновь в этом мире.

5–7. Первой ступенью знания называют чистое намерение, второй – размышление, третьей – очищение ума. Четвертая ступень именуется установлением истины, пятая – освобождением от обусловленностей, шестая – прекращением объективности, седьмой же дано имя превосхождения. За этими ступенями пребывает полное освобождение, с обретением которого прекращаются страдания. Теперь выслушай описание этих ступеней.

8. «Почему я остаюсь глупцом? Я должен стремиться к обществу мудрых людей и писаний!» – такое желание, рожденное бесстрастием, мудрые называют чистым желанием, первой ступенью.

9. Стремление следовать верным путем, появляющееся благодаря изучению писаний, пребыванию в обществе мудрых и практике бесстрастия, – это вторая ступень, называемая размышлением.

10. Благодаря чистому намерению и размышлению появляется бесстрастие к объектам чувств. В силу уменьшения привязанностей эта ступень называется очищением ума.

11. Обретя в уме силу бесстрастия к объектам благодаря практике этих трех ступеней, искатель пребывает в своей истинной чистой природе, являющейся реальностью. Это состояние называется установлением истины; оно – четвертая ступень.

12. Пятая ступень, называемая освобождением от обусловленностей, является результатом практики предыдущих четырех ступеней, проявлением результата бесстрастия и утверждением в осознании удивительной истины.

13–14. Когда проживаются эти пять ступеней, обретается неизменное блаженство своей природы. Благодаря невосприятию внешних и внутренних объектов и необходимости долгих усилий со стороны других для возвращения к восприятию разделения эта шестая ступень называется прекращением восприятия объектов.

15–16. После долгой практики этих шести ступеней появляется полное невосприятие разделений, и это твердое пребывание единственно в собственной природе называется превосхождением, или турией. И это – седьмая ступень, состояние дживанмукт – тех, кто освободился в этой жизни.

16–17. За этой ступенью следует состояние, превосходящее турию. Это состояние видехамукт – не имеющих тела освобожденных. О Рама, великие, достигшие седьмой ступени, обрели блаженство собственной природы и постигли высшую цель существования.

18–20. Освобожденных при жизни не касаются радости и страдания. Они могут совершать или не совершать действия для поддержания тела. Побуждаемые окружающими людьми, мудрые следуют общепринятым хорошим деяниям, как подобает знающему. Блаженствующий в своей природе не нуждается ни в каких мирских действиях для своего блаженства, как глубоко спящего не прельщает вид красавицы.

21–23. Эти семь ступеней знания доступны только мудрым, но не тем, кто подобен животному или дереву, не низшим существам и не варварам, чей ум неразвит. Однако даже животные, варвары и прочие, если поднимутся по этим ступеням мудрости, будь они с телом или без, достигают освобождения, без сомнения. Ибо знание есть избавление от уз невежества, и когда невежество уничтожено, наступает освобождение, подобное успокоению ума, понявшего иллюзорность воды в мираже.

24–27. Те, кто вырвался из оков невежества, но не достиг высочайшего состояния, продолжая подниматься по ступеням, стремятся к осознанию своей сущности. Некоторые прошли через все ступени, некоторые проходят только одну, две или три, другие – шесть, а некоторые всегда пребывают исключительно на седьмой ступени. Кто-то проходит три ступени, отдельные доходят до последней ступени, иные достигают четвертой, а кто-то остается на второй ступени. Некоторые проходят ступени частично: продвигаются на три с половиной ступени, на четыре с половиной, на шесть с половиной ступеней.

28–29. Так люди, обладающие различением, поднимаются по этим ступеням, даже будучи заключенными в тела, подверженные разным напастям. Одолевшие эти ступени познания – героические владыки; перед их достижениями становится бесполезной соломой даже победа над могучими врагами со слонами, охраняющими вселенную.

30. Эти великие мудрецы, прошедшие по ступеням познания, достойны только поклонения, ибо они побороли врага чувств. Для них состояния императора всего мира и даже Создателя Брахмы подобны сухой травинке; они обрели в этом мире то, что превосходит все.

Такова сарга сто восемнадцатая «О степенях мудрости» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 119. Учение о золоте и украшениях.

Васиштха сказал:

1. Как если бы золото, забыв о своей природе золота и считая себя только кольцом, плакало бы: «Увы, я не золото!» – так бесконечное Сознание, забыв свою суть, воображает себя чувством «я» и страдает.

Рама спросил:

2. О мудрый, как чувство «я» может возникнуть в Сознании, подобно осознанию кольца в золоте, о мудрый?

Васиштха ответил:

3–4. Вопросы следует задавать только о реальном, а не о нереальном! Ни кольцо, ни ощущение «я», или чувство отдельности, никогда не существовали! Если ты предложишь ювелиру оценить золото и кольцо из золота, он, несомненно, назначит цену именно за золото, потому что кольцо и есть только золото.

Рама спросил:

5. Но если это так, то что тогда это кольцо, о мудрый? Зная его природу, я постигну бытие Брахмана.

Васиштха ответил:

6–7. О Рагхава, обсуждать форму нереального – это все равно что описывать внешний вид и достоинства сына бесплодной женщины. Кольцо – глупое заблуждение, его реальность иллюзорна. Если исследовать природу кольца, оно перестает существовать.

8–11. Что не обнаруживается при исследовании, то так же реально, как воды миража, две луны, чувство «я» и прочее. В перламутровой ракушке можно увидеть серебро, но из нее никогда не удастся добыть ни грамма серебра даже на мгновение. Только в отсутствие размышлений несуществующее кажется существующим, как серебро в ракушке и как вода в пустынном мираже. Несуществование того, что не существует, становится очевидным при исследовании; если же исследование не ведется, несуществующее кажется существующим, подобно воображаемой воде в мираже.

12–15. Несуществующее может приводить к реальным последствиям, как глупец может умереть при виде иллюзорного привидения-веталы. В золоте есть только золото и помимо него нет колец, браслетов и прочих украшений, как нет масла в песке. Здесь нет ни реальности, ни иллюзии; здесь в соответствии с воображением появляется надлежащее понятие, как воображаемое ребенком привидение. Будь оно реальным или нереальным, то понятие, которое прочно утвердилось в сердце, будет иметь соответствующие последствия, и даже яд способен превратиться в нектар.

16–21. Это невежество огромно, и все творение, воистину, является только иллюзией. Из нереальности появляется чувство «я», не имеющее основы. В золоте нет ни кольца, ни других украшений, в бесконечном Сознании нет ни «я», ни других объектов. Чувство «я» не существует в чистом неподвижном сияющем высочайшем Сознании. В безграничном Сознании нет ни вечности, ни Создателя Брахмы, ни создания, ни потомков; нет иных миров, нет рая, нет Меру, нет демонов и нет ума и тела; нет никаких элементов и никаких причин, нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, нет ни существования, ни разрушения; нет ни тебя, ни меня, ни истины, ни невежества, ни множественности; нет ни восприятия и ни привязанности.

22–23. Все, что есть и что называется миром, – это неподвижное самосуществующее вечное чистое Сознание, нераздельное, непроявленное, неописуемое и беспричинное. Оно не существующее и не несуществующее, оно не имеет середины или конца, оно не все и оно же все. Оно недостижимо мыслями и словами, оно тоньше тонкого и блаженнее блаженного.

Рама сказал:

24. Теперь я понимаю, что все есть только единый Брахман. Но расскажи, почему, когда невежество уничтожено знанием, мир появляется снова?

Васиштха ответил:

25–28. Высочайший Брахман пребывает в совершеннейшем спокойствии, и в нем никогда не появляется ни вселенной, ни чего-то, что называется творением. Как вода находится в водах огромного океана, так Брахман пребывает в самом себе. Вода кажется движущейся по причине текучести, но Брахман недвижим. Солнце светит само по себе, но высочайшее Сознание не сияет, ибо оно есть сама истина сияния. Как вода в утробе океана пребывает в себе, забыв различия между «верхом» и «низом», так, оставив понятия ума, в высшем Сознании пребывает этот мир, являющийся чистым Сознанием, но кажущийся разделенным и разнообразным.

29–30. Из-за понимания малознающего, Брахман как будто становится осознаваемым миром. Когда постигнута истина, творение узнается неотличимым от вечного Брахмана. Для познавшего истину очевидно, что творение едино с высочайшим бесконечным Брахманом. Нет двойственности, и потому творение не отлично от Брахмана, как пространство не отлично от пространства.

31–34. Творение появляется из понятий ума, а в отсутствие понятий творение пропадает в бесконечном высочайшем неподвижном Сознании, как иллюзия браслета видится и пропадает в золоте. Когда ум успокаивается, творение становится как будто нереальным и растворяется в реальности; если же ум появляется, нереальность творения тут же видится реальной. Понятия ума являются заблуждением сансары и чувством «я». Когда понятия прекращаются, мир узнается как Брахман, а не как неосознанная материя. Армия, вылепленная мастером из глины, есть только глина, хотя в ней видится множество форм. Так же даже знающий недвойственную блаженную природу себя видит этот мир и его разнообразие.

35–37. Весь мир есть только полное безначальное и бесконечное неизменное высочайшее Сознание, пребывающее в полноте, раскинувшееся своей полнотой, остающееся только самой полнотой. То, что считается вселенной, есть лишь Брахман, пребывающий в Брахмане, как пространство покоится в пространстве, спокойствие – в спокойствии и блаженство – в блаженстве. Подобно понятиям о далеком и близком в большом городе, который отражается в зеркале, понятия о том и не том в Брахмане не имеют смысла.

38–40. Мир проявляется как нереальность, хотя всегда остается реальностью. Будучи отражением реальности, он реален, и не будучи материальным, он нереален. Откуда взяться в этом творении реальности? Оно подобно отражению города в зеркале, воде в мираже и иллюзии двух лун на небе. Как чародей, подбросив горсть пыли, создает в воздухе иллюзию целого города, так же в чистом Сознании появляется мир сансары, сияющий и как реальность, и как нереальность.

41. Пока старая лиана невежества не будет выжжена с корнем огнем размышления, она разрастается бесчисленными побегами, создавая заросли многочисленных радостей и страданий, мой сын.

Такова сарга сто девятнадцатая «Учение о золоте и украшениях» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 120. О страданиях чандалки.

Васиштха сказал:

1–3. О Рагхава, я поведаю тебе о том, каково величие этой силы невежества, ожидающего разрушения знанием и иллюзорного, как видимость кольца и прочих украшений в золоте. Великий царь Лавана, увидевший иллюзию, на второй день после своего видения решил посетить тот огромный лес: «Я помню то место, где я испытывал огромные страдания. Возможно, в горах Виндхья можно найти тот лес, что я видел в своем уме».

4–6. Решив так, он в сопровождении своей свиты отправился на юг, как будто чтобы снова завоевать там все земли, и вскоре достиг великих гор Виндхья. Он с интересом обследовал все восточные, южные и западные берега огромного океана, двигаясь подобно солнцу, путешествующему в небесах. И в одном месте он нашел тот самый лес, вставший перед ним, как будто воплощение былых страданий, огромный и пугающий, словно иной мир.

7–9. Царь исходил этот лес вдоль и поперек, узнавая места, где происходили все прошлые события, и задавая вопросы. Лавана был немало удивлен тем, что увидел. Он узнал тех самых охотников из племени чандалов. Совершенно изумленный, царь путешествовал далее с растущим любопытством. Затем, достигнув края леса, полного дыма и пыли, он увидел деревню, в которой когда-то был чандалом.

10–12. Там Лавана нашел тех же мужчин, тех же женщин и те же хижины, поля и земли, полные различного мусора. Он видел засохшие в засуху и рухнувшие деревья, своих друзей и родственников, те же места и своих многочисленных детей дикарского рода. Среди старух он обнаружил свою тещу, с полными слез глазами, горько жалующуюся на бесчисленные страдания своих несчастных родственников, погибших во время ужасных несчастий.

13–17. Старуха, с распухшими и покрасневшими от слез глазами, тощая, с иссохшими грудями, так рыдала и причитала на этой сожженной ужасной засухой земле:

О моя дочь! Ты, в обнимку со своими детьми, ослабла после трех дней голода! Куда и когда улетучилась жизнь из твоего обессилевшего тела, как будто пронзенного мечом голода? Я помню твоего мужа, спускающегося с дерева на горе, что достигала облаков! Повиснув на дереве, с красным гранатом в зубах и поясом из плодов гунджа, он своей улыбкой превосходил даже бессмертного Ханумана! Увижу ли я вновь пугающие тигров броски и рычание своего сына, бродящего в густых зарослях деревьев кадамба, джамибра, лаванга и гунджа? Лицо бога любви Камы не может сравниться с прекрасным и темным, как дерево тамала, лицом моего зятя, когда он нежно кормил вкусными кусочками мяса мою дочь!

18–19. О моя дочь, черная как Ямуна, вместе со своим мужем она унесена богом смерти Ямой, как в лесу сильный ветер срывает лианы с деревьев тамала вместе с листьями и цветами! О моя дочь, в гирляндах цветов и ожерельях плодов, с высокой грудью, черная кожей, в одежде из листьев, с зубами как семена плода джуджуба, куда ты пропала?!

20–22. О мой сын-царь, красотой подобный луне! Оставив прелестниц своего гарема, ты наслаждался любовью с моей дочерью, но и она не удержала тебя надолго! На какие только глупости не способны торопливые волны потока сансары! Игрой своих действий и дурными насмешками они даже соединили благородного царя с девушкой дикого племени! Она, с глазами дрожащей лани, и он, силой подобный дикому тигру, – увы, они оба пропали в один миг, как разрушаются огромные надежды и богатства!

23–26. Мой муж умер, а вскорости пропала и моя дочь; я в ужасном состоянии в этой голодной и пустой стране. Я рождена среди презренных людей в убогом окружении, воистину, я – само воплощение страха и невезения! О, я несчастная, бедная, беззащитная женщина, обитель гнева, порожденного глубокими обидами и оскорблениями, страдающая из-за голодающих родственников и собственной беспомощности. Лучше вовсе не жить, чем жить так, чем смертельно страдать, будучи обделенной судьбой, лишенной друзей и родственников, невежественной и погруженной в муки! Для живущего в оставленной людьми несчастной стране несметные беды прорастают тысячами новых побегов, сродни сочной траве, покрывающей гору в период дождей!

27–30. Послав служанок утешить рыдающую старуху, мать своей жены, царь спросил ее, что здесь случилось, кто она и кто ее дочь и сын. С глазами, полными слез, она рассказала, что это деревня, называемая Пушпасагхоша, где жил ее муж Пушкаса, что у них была единственная дочь, ликом напоминающая луну. Как несчастному ослу повезло найти в лесу разбитый горшок меда, так по счастливому стечению обстоятельств она получила себе в мужья царя, волею судьбы пришедшего сюда, подобного самому Индре. Долго они жили вместе в счастье и согласии; были у них и дочери, и сыновья, процветавшие, как лиана тумби, что обвивает ствол дерева в этом лесу.

Такова сарга сто двадцатая «О страданиях чандалки» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 121. О несуществовании ума.

Чандалка продолжала:

1–3. Но через некоторое время, о великий правитель, в этих местах случилась ужасная засуха, принесшая людям великие несчастья. От нестерпимых тягот многие люди деревни снялись с места, отправились в дальние страны и погибли от голода. Поэтому мы страдаем, потеряв их, о добрый правитель, и постоянно проливаем потоки слез.

4–7. Услышав все это из уст женщины, царь застыл в изумлении. Глядя на лица сопровождающей его свиты, он уподобился неподвижному изображению. Раздумывая над этой удивительной загадкой, царь снова и снова задавал вопросы старухе и изумлялся все более. Исполненный сочувствия, он принес тем несчастным людям соответствующие дары, чтобы уменьшить их горести. Некоторое время Лавана пробыл в той стране, которую видел раньше, размышляя о поворотах судьбы. Затем царь вернулся к себе во дворец, где его по возвращении приветствовали жители.

8–10. Утром в зале собраний царь спросил меня с удивлением: «Как, о мудрый, можно своими глазами наяву увидеть то, что наблюдал во сне?» И мои верные объяснения уничтожили в его сердце все сомнения, как ветер разгоняет облака в небе. Таково, о Рагхава, это великое невежество, приводящее к заблуждениям и иллюзиям, заставляющее нереальное казаться реальностью, а существующее – несуществующим!

Рама спросил:

11. О брахман, объясни мне, как сновидение может обрести реальное существование? Непонимание этого осталось в моем уме.

Васиштха сказал:

12–15. Но все это только заблуждение, о Рагхава, при котором одно принимается за другое; так горшок можно перепутать с тканью во сне или фантазии. Далекое кажется близким, как гора, отражающаяся в зеркале, и долгое кажется кратким, как ночь, проводимая в приятном сновидении; несуществующее становится существующим, как собственная смерть во сне, и нереальное кажется реальным, как небесные полеты в грезах; твердо стоящее движется, как вращается земля для того, у кого кружится голова, и гора сдвигается с места, как в видении того, чей ум опьянен вином.

16–19. Ум, затуманенный собственными склонностями и представлениями, что воображает, то сразу же и воспринимает, даже если этого не существует. Как только возникает невежество, состоящее из чувства «я» и прочих глупых понятий, сразу же появляется бесконечность заблуждения без начала, середины и конца. Из-за одной только силы иллюзии все видится совершенно иначе: мгновение становится кальпой, а кальпа – мгновением. Заблуждающийся человек может вообразить себя ягненком, а ягненок – ощутить себя львом силой собственных понятий.

20–22. Невежество, приводящее к ошибкам и заблуждениям, иллюзия, чувство «я» и прочее – синонимы. Все это появляется по причине заблуждения ума. Благодаря силе желаний ума случайно, как ворона и кокос, сами по себе смешиваются и взаимодействуют великие и повседневные явления мира. События, случившиеся ранее в деревне чандалов с каким-то царем, будь они реальными или нереальными, отразились в уме Лаваны.

23–27. Как человек забывает даже то, чему отдал много сил и размышлений, так же он может с точностью считать несделанным то, что он действительно делал. Так глупец, насытившись, может ощущать в уме, во сне или уйдя в другое место, что он не ел. Как во сне могут привидеться прошлые события, так Лавана ощутил все то, что случилось в деревне чандалов в горах Виндхья. Или же, наоборот, призрачное видение, которое наблюдал Лавана, осознал в уме дикарь с горы Виндхья. Или же в умах чандалов с горы Виндхья появились видения Лаваны, а в уме царя возникло знание чандалов Виндхьи.

28–31. Как сходные выражения приходят в разные умы, так даже во сне возникают время, место и действие. Когда такие понятия становятся общими для всех, они обретают существование в результате их ощущения. Реальность всех объектов появляется только благодаря восприятию, и ничему больше. Действительность объектов кажется отдельной от восприятия, она наполняет собой прошлое, настоящее и будущее, как волна кажется отдельной от массы воды и как дерево, скрытое в семени, – от семени. Их реальность и нереальность не реальны и не нереальны. Они существуют, потому что ощущаются; без ощущения их нет.

32–34. Нет никакого невежества, как нет масла в песке и как нет ничего в золотом браслете помимо золота. Невежество и истина собственной природы никак не объединяются друг с другом: из собственного опыта очевидно, что отношения могут устанавливаться только между сходными сущностями. Возражение, что несходные сущности, такие как дерево и смола, могут взаимодействовать, неубедительно. Дерево и смола едины в том, что являются порождениями одного невежества.

35–36. По причине того, что все наполнено бесконечным Сознанием, камни и другие объекты воспринимаются сходными с сознанием в силу их взаимосвязанности. Когда все объекты во вселенной являются только Сознанием и потому реальны, тогда они осознают друг друга благодаря самовосприятию Сознания.

37–39. Совершенно различные объекты никогда не могут взаимодействовать друг с другом, и ввиду отсутствия взаимодействия они друг друга не осознают. Сходные объекты быстро и безусильно взаимодействуют, смешиваясь и расширяя собственные формы благодаря общей природе, и никак иначе. Понятие о видимой форме возникает при взаимодействии сознания и осознаваемого, имеющих общую природу; взаимодействие неосознаваемого с бессознательным порождает только несознательное материальное, а взаимодействие сознания с объектом, лишенным сознания, невозможно в силу их различной природы.

40–41. В разнообразии нет единства Сознания и материи, ибо они никогда не смешиваются. Благодаря тому, что все наполнено Сознанием, Сознание охватывает все, и в результате возникает знание объекта. Между деревом и камнем нет существенных различий, ибо и то, и другое по природе своей является чистым Сознанием, а разными ощущаются лишь формы, меняющиеся от объекта к объекту.

42–45. Восприятие вкуса языком происходит в силу взаимодействия со сходными с ним объектами. Знай, что взаимодействие возможно между предметами, имеющими одну природу, и нет взаимодействия между несходными сознанием и материальным объектом. Поэтому камень и прочие объекты не являются бессознательными. Считается, что только само Сознание принимает форму камня, дерева и всего остального. Недвойственное бесконечное Сознание по причине непонимания неверно разделяется на видящего, видимое и прочее; потому что дерево, камень и все остальные объекты являются только чистым бесконечным Сознанием. Будучи Сознанием, из-за восприятия появляется иллюзорное видимое, взаимодействующее с Сознанием. Все проявленное усилием видеть в виде разнообразных форм является только бесконечной реальностью.

46–49. Знай, о лучший из ведающих истину, что весь этот мир есть только реальность, чистое существование. Если решительно оставить нереальность мира, вся вселенная, наполненная сотнями тысяч иллюзий, видится изумительным проявлением Сознания, не наполненным ничем. Как жители приснившегося города не взаимодействуют и не противостоят нашему времени и пространству, так же обстоит дело в творениях. При появлении идеи о разделении рождается иллюзия творения, чувства «я» и всего прочего, как при оставлении осознания золота появляется иллюзия браслета и прочих украшений. Как видимость браслета в золоте, возникают и другие заблуждения, такие как путешествия из страны в страну и повторяющиеся рождения.

50–52. Когда отбрасывается разделение на видящего и видимое, перестает существовать заблуждение об отдельности, как при отказе от иллюзии разделения на браслеты и прочие украшения остается одно только чистое золото. При осознании единства это творение становится нереальным, как при осознании глины многочисленная глиняная армия осознаётся как только лишь глина. Тогда возникает понимание, что волны, пена и брызги – это только вода, деревянные куклы – дерево, глиняные горшки и посуда – лишь глина, и иллюзия всех трех миров – единый неделимый Брахман.

53–55. Между видением и видимым есть видящий; когда пропадает разделение между видимым, видением и видящим, остается высшее состояние. Когда ум путешествует из одного места в другое, между ними повсюду – чистое нематериальное Сознание. Будь всегда этим Сознанием. Твоя неизменная природа отлична от состояний бодрствования, сновидения и глубокого сна, она вне сознания и бессознательности. Будь всегда этим!

56–58. Откажись от глупости и твердо пребывай в единстве. Будь всегда этой истиной, в действии или неподвижности. Ничто ни для кого никогда не появляется и не пропадает, потому в действии или в его отсутствии оставайся счастливым в своей природе. Без стремлений и ненависти пребывает в теле Сознание. Без волнений и страха оставайся самим собой, не погружаясь в действия тела.

59–61. Как ты не заботишься о повседневных делах будущей деревни, так же не погружайся в мысли ума, пребывая всегда в истине своей природы. Смотри на свой ум только как на человека в далекой стране, как на кусок дерева или камень, ибо по своей природе чистого Сознания ты не имеешь ума. Как в камне нет воды, а в воде нет огня, так же в ограниченном сознании нет никакого ума. Как он может присутствовать в высочайшем чистом Сознании?

62–65. Что при исследовании осознано как несуществующее, то не может ничего делать, и совершенное им тоже не существует. Поняв это, превзойди ум. Тому, кто потакает своему уму, который им самим вовсе не является, почему бы не следовать обычаям варвара из диких мест? Всегда держи на расстоянии этого варвара ума, не обращая на него внимания. Без сомнений оставайся в своей природе, храня неподвижность, как фигура из глины. Твердо понявший: «Ум не существует для меня» или «Он уже мертв», – становится недвижным, подобно скале.

66–69. В результате тщательного исследования ум оказывается несуществующим. На самом деле у тебя нет ума, поэтому к чему тебе этот бесполезный разрушительный ум? Глупцы, позволяющие этому воображаемому монстру ума управлять собой, воистину обладают слабым пониманием и думают, что молния появляется с луны! Потому отбрось понятие о реальности ума подальше. Ты есть то, что остается в итоге; будь тверд, понимая это. Стань свободным с помощью верного размышления и сосредоточения, обрети высшее. Те, кто следует нереальному несуществующему уму, тратят все свое время в бесполезном избивании воздуха палкой. Увы им!

70. Отбросив несуществующий ум, превзойди ощущение мира высочайшим непосредственным пониманием истины и будь чистым Сознанием! Воистину, благодаря усилиям и долгим размышлениям в чистом Сознании не обнаруживается никакой нечистоты ума!

Такова сарга сто двадцать первая «О несуществовании ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 122. Исследование собственной природы.

Васиштха продолжил:

1–3. С самого рождения, как только немного разовьется понимание, человек должен стремиться к обществу мудрых людей. Без изучения писаний и окружения мудрых невозможно пересечь этот нескончаемый поток невежества. Таким образом у человека появляется различение того, к чему следует стремиться, и того, чего следует избегать.

4–7. Далее человек восходит на ступень различения, называемую чистым устремлением. Затем, силой различения, он достигает ступени самоисследования. Правильным пониманием отбрасываются неверные склонности, и ум утончается, очищаясь от понятий сансары. Таким путем человек поднимается на ступень различения, называемую очищением ума.

8–10. Только когда искатель-йог обретает полное знание, он добирается до четвертой ступени, именуемой обретением истины. Когда благодаря этому утончаются васаны, тогда достигается ступень, называемая отсутствием привязанностей. Пребывающий на этой стадии не затрагивается результатами действий. Затем, вследствие ослабления склонностей, нереальные внешние восприятия уменьшаются.

11. Достигший этого пребывает только в своей природе всегда – и когда не действует, будучи в самадхи, и когда действует в мире среди нереальных объектов сансары. Избавившись от ума, силой практики осознав: «Я есть Брахман», – он не видит внешние объекты мира реальными, не ищет в них опоры и не помнит их. Благодаря уменьшению склонностей он делает то, что должно быть сделано, побуждаемый другими, как если бы он был полным глупцом или спящим наяву.

12–14. С уменьшением восприятий ума человек поднимается на следующую ступень йоги, называемую невосприятием объектов. Так ум растворяется в себе, и через несколько лет такой практики человек оставляет восприятия внешних объектов даже в действиях по поддержанию тела. Он преодолевает все состояния, пребывая в турии. Такого называют дживанмуктой, освобожденным в этой жизни. Он не воодушевляется от достигнутого и не печалится о недостигнутом. Без страха и сомнения он получает только то, что приходит само.

15–18. О Рагхава, ты тоже полностью познал то, что должно быть познано. Твои склонности ко всем действиям ослабли. Пребывай в состоянии, превосходящем действия тела, или же оставайся в теле, действуя, не будучи подверженным страданиям и радости. Ты есть чистое Сознание, лишенное недостатков. Когда ты – истинное сияющее Сознание, вездесущее и вечное, откуда взяться счастью или страданию, о Рама? Откуда взяться рождению и смерти? У тебя нет родственников, почему ты печалишься о них? Какие родственники могут быть у Атмана, чистого Сознания, в котором нет ничего помимо самого себя?

19–23. Это тело – только средоточие материальных частиц, меняющееся во времени и пространстве. Атман, Сознание, не появляется и не пропадает. Ты бессмертен. Почему тогда ты страдаешь оттого, что умрешь? Не существует разрушения в чистом бессмертном Сознании. Когда разбивается горшок, пространство в нем не пропадает; так же, когда прекращает существование тело, Сознание не умирает. Как не исчезает жар пустыни, когда в нем улетучивается мираж реки, так же не разрушается Сознание, когда гибнет тело. Почему у тебя возникает желание, являющееся бессмысленным заблуждением? Когда Сознание недвойственно, что еще оно может пожелать?

24–29. В этом мире, о Рагхава, нет ничего слышимого, осязаемого, видимого, обоняемого или ощущаемого на вкус, что было бы отдельным от чистого Сознания! Все силы и возможности пребывают в Атмане, всемогущем беспредельном Сознании, как пустота существует в пространстве. О Рагхава, из ума появляется актриса трех миров, иллюзорное создание, рожденное последовательным проявлением трех гун: саттвы, раджаса и тамаса. Когда ум успокаивается, то есть скрытые склонности и понятия прекращаются, пропадает иллюзия, называемая прекращением действий. На ужасной мельнице сансары веревки склонностей и желаний вращают каменные жернова. Обруби их усилием понимания, о Рагхава! Пока эта иллюзия не осознана, она приводит к огромному заблуждению, но понимание ее приносит бесконечное блаженство и дарует осознание Брахмана.

30–33. Эта иллюзия появляется из Брахмана, игриво наслаждается сансарой и, снова вспомнив Брахмана, растворяется в нем. О Рама, все существа порождены блаженным, непознаваемым, не имеющим формы, неизменным Брахманом, как свет порожден пламенем. Как прожилки существуют в листе, волны – в воде, браслеты и другие украшения – в золоте, и как жар и искры существуют в огне, так этот тройственный мир пребывает в Брахмане в виде восприятия. Рождаясь из него и всегда оставаясь только в нем, мир является только им самим.

34–36. Эта природа всех существ называется Брахманом. Когда он постигнут, познан весь мир. Он есть знающий во всех трех мирах. Познавшие свою природу называют его безграничность разными именами: Сознание, Брахман, Атман, – делая это единственно для понимания писаний и ради взаимодействия с ищущим. Он есть чистое восприятие, лишенное радости и отвращения при контакте чувств с объектами; он есть Атман, чистое неизменное Сознание.

37–40. В этом Атмане, чистом Сознании, наслаждающемся собой в себе, которое прозрачнее чистого пространства, мир отражается как отдельность. Понятие о мире, желание, заблуждение и прочее возникают в этом Атмане по причине нереального разделения, как отражения в зеркале. С точки зрения высшего Сознания они являются только самим Атманом. Откуда у тебя, не имеющего тела воплощения неизменного Сознания, может возникнуть заблуждение стыда, страха или страдания? Почему ты, не обладающее телом Сознание, изводишься, как глупец, от нереальных дурных понятий стыда, страха и прочих, относящихся лишь к телу?

41–45. Когда тело разорвано на куски, нераздельное Сознание не разрушается. Это так даже для того, кто не обладает совершенным знанием, и тем более это очевидно для имеющего понимание. Воистину только ум, который может без труда достигнуть даже пути солнца, является человеком, а не тело! Независимо от того, есть ли тело, в этих трех мирах человек, является он знающим или нет, не умирает, когда разрушено тело, о Рама. Всевозможные несчастья, которые ты видишь, относятся только к телу и никак не затрагивают чистое Сознание. Воистину, как чистое Сознание, превосходящее пути ума и потому подобное пустоте, может быть затронуто страданиями или радостями?

46–48. Отдельное сознание, избавившееся от склонностей, возвращается в свою обитель чистого Сознания из разрушенной клетки тела, как пчела улетает в небо из цветка лотоса. И даже если реальности Сознания не существует, тогда что может быть сокрушено при разрушении этой тюрьмы твоего тела? О Рама, к чему страдания? Поэтому размышляй об истине и не впадай в заблуждения. Нет никаких желаний в бесстрастном Атмане, не загрязненном грехом.

49–52. В равном сияющем сознающем неизменном чистом Сознании без желания и намерения, как в зеркале, отражаются миры. В сияющем неизменном чистом Сознании сами собой осознаются миры, как видится игра лучей солнца в драгоценном камне. Как непроизвольно устанавливается связь между зеркалом и отражением, так же здесь соотносятся друг с другом Атман и мир; различие же между ними и есть, и нет. Как при свете солнца оживает мир, так же в присутствии реальности Сознания проявляется эта вселенная.

53–57. О Рама, понятие о материальности мира теперь разрушено, и чистое пространство Сознания утвердилось в уме слушающих. Как в природе лампы – распространение света, так в природе Сознания – проявление состояния этой вселенной. Сначала в реальности высочайшего Атмана возникает ум, который раскидывается сетью своих собственных понятий, как этот мир; так пустотой пространства создается несуществующая синева, кажущаяся прекрасной. Когда благодаря уничтожению понятий растворяется ум, туманы заблуждений сансары рассеиваются. Тогда, как ясные осенние небеса, сияет чистое недвойственное нерожденное Сознание, не имеющее начала и конца. Сначала появляется ум, склонный к действию, и своими понятиями обретает природу Создателя Брахмы. Затем без всякой причины он создает этот мир с различными именами и формами, подобно тому, как в воображении ребенка появляется привидение-ветала.

58. Нереальный ум, кажущийся реальным, сам по себе разрастаясь в изначальном Сознании как разнообразный мир, проявляется, существует и разрушается вновь и вновь, подобно бесчисленным волнам, поднимающимся и утихающим в огромном океане.

Такова сарга сто двадцать вторая «Исследование собственной природы» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной божественным посланником Валмики.

Такова книга третья «О создании».