Утро было пасмурным. С моря тянул холодный ветер, наступала осень.
Несмотря на то, что город находился на берегу теплого Черного моря, в сентябре вдруг резко похолодало, чего раньше в этих краях никогда не случалось.
Погода здесь всегда была ласковой, особенно осенью, недаром многие богатые чиновники приезжали в Южную Пристань именно в сентябре-октябре, отдохнуть от промозглого Петербурга. Но в этом году природа распорядилась иначе — ветер сиплым голосом пел северную песню, он согнал тучи со всех концов и наверно скоро пойдет дождь, такой же ледяной и унылый, как в Питере. Что тут поделаешь, недавнее землетрясение изменило мир до неузнаваемости. Но теперь не до погоды — весь белый свет будто сошел с ума и не собирается приходить в себя.
Михаил Стожаров стоял на деревянном причале и смотрел в пустующее море — на рейде не было видно ни одного корабля. Рядом с ним — Витька, такой же растрепаный как всегда, в распахнутой ватной телогрейке и дырявой тельняшке, прикрывающей его крепкое тело. Витька был юн, но выглядел намного старше своих пятнадцати, иной раз в темноте его принимали за мужика.
— Дядь Мих, а что, больше уже никогда не будет как раньше? — спросил он, вглядываясь в серый горизонт, надеясь увидеть хоть один корабль.
— Не знаю, Витька, не знаю, — слова кузнеца тяжело скатывались с его губ и падали на деревянный помост как чугунные ядра. — Может, все и вернется на свои места, но когда? Теперь нам надо привыкать к другой жизни, а не плакать по поводу старой. Тот, кто будет жить одними воспоминаниями, так и сгинет, сидя у печи. Сидеть сложа руки и стонать — это, Витька, не для нас.
Горизонт уже который месяц был чист — ни паруса, ни дымка. Ничего и никого. Михаил развернулся к бухте спиной и зашагал в сторону города. Витька, постояв немного, поспешил за ним.
С момента землетрясения минуло полгода, но за это время в Южную
Пристань зашло всего только три парохода, но и те, увидев, что здесь творится нечто странное, задерживаться в порту не стали. Слухи разлетаются по миру со скоростью мысли — Крабовую бухту, некогда забитую кораблями, стали избегать, боясь столкнуться с расплодившейся там нечистью. Два сторожевых пароходика, приписанные к Южной Пристани, затонули спустя несколько дней после катастрофы — разбились на рифах у берега. Никаких рифов на лоцманских картах отмечено не было и неизвестно откуда они появились. Умные люди говорили, что во время землетрясения изменился ландшафт морского дна, правда, Михаил не понимал, как это могло произойти. Что бы там ни было, а посетить соседний порт они не могли, не на утлых же рыбацких баркасиках плыть — на них просто от берега отойти и то страшно.
Кузнец быстрым шагом шел к казацким казармам. Теперь он не был кузнецом, он снова в строю. Он наделся, что это ненадолго, — вот разберутся они с нечистью и вернётся он к своему любимому горну. Новую кузницу, которую построили взамен разрушенной, он отдал в распоряжение Витьки. Когда тот узнал об этом, то взволнованно спросил.
— Дядь Мих, а я смогу? Я же только ученик. Боязно.
— Ты не просто ученик, — ответил Михаил. — Ты ученик Мишки Стожарова. Сможешь. Гвозди клепать и дурак сможет, а ты станешь мастером. Подбери себе в подмастерье толкового пацана, только смотри, мои тайны ему сразу не открывай. Сначала присмотрись к нему. Если он способный малый, тогда можешь приоткрыть ему самую малость. Когда у меня будет время, я тебя еще кое-чему научу.
На Большой Рыбацкой улице они разошлись в разные стороны — Михаил двинул к виднеющимся вдалеке казармам, а Витька повернул к кузнице. Перед входом в казарму кузнец столкнулся с французом. Никола Миньон казался ребенком по сравнению с огромным, жилистым Стожаровым.
— А, Никола, — Михаил кивнул французу и хотел было пожать ему руку, но тот сжал ладонь в кулак и спрятал за спину.
— Вы мне в прошлый раз едва руку не сломали — ответил он.
— Я хотел с тобой поговорить, — Михаил отвел француза в сторону.
Они остановились под платаном. Ветер шелестел в ветвях, покачивая дерево, тень которого плясала на стене казармы. Никола молчал, дожидаясь, пока кузнец начнет говорить. Михаил положил ему руку на плечо и сказал:
— Коля, как ты думаешь, можно ли попасть тебе назад, в ту Францию, о которой ты мне рассказывал?
— Даже и не знаю, что сказать, мой друг, — француз хитро улыбнулся.
— А ты подумай, и скажи.
Они беседовали на диковинной смеси русского и французского. Кузнец умел сносно говорить по-французски, а француз за полгода немного освоил русский.
— Я не уверен, что вы, Мишель, печетесь о моей дальнейшей судьбе.
Мне кажется, что вам просто хочется попасть в ту Россию, в которой вы никогда не были.
— А хоть бы и так! — Михаил сжал плечо Никола так сильно, что тот, поморщившись, сбросил его руку.
— Я всего лишь географ, Мишель, я не знаю природы произошедшего сдвига.
— Какого еще сдвига?
— Это я так, для себя назвал то, к чему привело землетрясение, — Никола махнул рукой, показывая на город и намекая на разрушения и не только на них, вернее вовсе не на разрушения он намекал. — Что-то сдвинулось с места — пространство ли, время ли, или и то и другое, но сдвинулось основательно.
И причем, как мне кажется, только в районе Крабовой бухты, как вы называете бухту Солнечную. Кто знает, откуда здесь стала появляться вся эта нечисть, кто знает, куда пропадают жители Южной Пристани? В данный момент Бухта похожа на перекресток миров, а все эти вурдалаки и ведьмы, на которых вы со своими казаками стали охотиться, просто жители другого мира. Может быть, они так же пропали без вести в порту своего города, как исчезнувшие жители
Южной Пристани. Может быть и так, что ваши рыбаки, которых вы уже и искать перестали, оказались в другом мире и их там приняли за оборотней.
— Путано ты говоришь, географ, но я кое-что все же понимаю. Так ты не знаешь, как вернуться назад? Если честно, то вскружил ты мне голову рассказами о Российском Триединстве, прямо как барышне вскружил. Очень уж хочется посмотреть мне на государство, где нет обиженных. Даже и не верится, что такое возможно — мир и благодать для всех, никто не обижен ни Царем, ни Богом. Такое же только в сказке может быть. И зачем только твой король на Россию войной пошел?
— Ну, на это ответить я могу. От большого пирога кусок откусить желающий всегда найдется. Не Парижский Король, так Византийский Паша или Римский Император, кто-нибудь обязательно это бы сделал. Слишком уж вкусный пирог, а у столь большого государства, каким является Российское Триединство, просто не хватает сил, чтобы охранять отдаленные от центра границы. Вот и нападают на вас все кому не лень. — Никола замолчал, почесал ладонь, посмотрел на огромную кисть Михаила и усмехнулся. — А насчет того, как мне попасть домой я долго думал, кузнец, и мне пришла в голову такая мысль: самые странные вещи происходят именно в порту. Здесь и люди пропадают, и появляются различные твари, неизвестно в каком мире обитающие. Это значит, что именно там находится дверь в мой мир. Но не только в мой — все эти крыланы, все эти оборотни и ведьмы, это обитатели не моей земли. Скорее всего, они попадают в Южную Пристань из разных вселенных. И если я даже найду эту дверь, то нет гарантий, что, пройдя сквозь нее, я окажусь в Парижском Королевстве, а не в царстве крылатых и зубастых тварей. Но если ты очень хочешь увидеть Российское Триединство, то мы можем попробовать.
— Хочу! — едва не выкрикнул Михаил. — Хочу увидеть государство, в котором справедливы и царь, и бог, и сам народ. Даже и не верится, что такое возможно.
— Тогда начнем отслеживать те места, где появляется нечисть. — сказал
Никола. — Там, где выходят те, кого вы называете ведьмами и ведьмаками, упырями и вурдалаками, может быть, и находится дверь, но куда она ведет?
Громкие крики и глухие звуки шагов заставили прервать разговор. Несколько людей топали в сторону порта и тяжело дыша, перекидывались словами.
— Вон там! Я видел!
— Он со стороны порта шел!
— Не один, несколько их, с ними собака была!
Из казармы посыпали казаки как горох из опрокинутой банки. Они бежали, на ходу крепя пояса с ножнами и закидывая ружья за спины.
— Что там произошло? — схватив молодого чернявого казачка за рукав, спросил Михаил.
— Кажись, опять нечисть поперла!
Михаил, забыв о французе, побежал вслед за казаками. Никола остался стоять в тени под платаном, глядя в спину бегущему кузнецу. Невдалеке от казармы, у коновязи, нервно фыркали кони — верный признак того, что рядом находится нечисть. Кони начали дергаться и брыкаться, столбы, к которым они были привязаны, того и гляди рухнут. Они кого-то очень сильно испугались.
Кто это был — упыри, вурдалаки или еще кто из нечистой братии, предстояло узнать.
Кузнец отвязал своего Кудлата, стоявшего под седлом с самого утра и запрыгнул на него. Конь, почуяв хозяина, несколько успокоился, но в сторону порта идти не хотел. Только после нескольких окриков он настороженно двинулся к морю. Кудлат фыркал, вертел головой, ржал, но подчинился воле человека. Вскоре он уже скакал галопом, а рядом с ним бежали его товарищи.
Ножны при каждом скачке били коня по боку, подстегивая его.
Минуту спустя Михаил увидел отца Силантия. Тот стоял посреди дороги — один рукав рясы оторван, борода развевается на ветру, в руках бутыль со святой водой, которую он разбрызгивает перед собой. Все знали, что нечисть святой воды не боится, но сила привычки велика. Не брали упырей и молитвы, однако поп громко, нараспев читал "отче наш", потом затянул молитву богородице, хоть и понимал, что толку от этого чуть.
Люди поговаривали, что за грехи их бог отдал Южную Пристань дьяволу и тот, недолго думая, наслал на город своих тварей. Несколько пришлецов спокойно, будто не замечая священника, продолжали идти по дороге. Рядом с ними была собака, и Михаил порядком удивился — раньше появлялись только разные уродцы, то о трех ногах, то с одним глазом, то волки с петушиными головами, то вообще какие-то крокодилы. Но сейчас перед казаками стояли обычные люди, отличаясь от них только одеждой, а с ними была обычная собака, похожая на сенбернара.
— Отойди, батюшка, — крикнул есаул. — Отойди от греха подальше.
Шашка с легким "вжикон" выскользнула из его ножен и блеснула сталью в солнечных лучах.
— Руби их, братцы, — приказал он, и тотчас над головами казаков заблестело несколько полуденных солнц.
Поп, завидя подоспевшую помощь, сошел с дороги. Казаки тем временем приблизились к чужакам, помахивая шашками, и по команде есаула с гиканьем бросились на них. Кузнец хотел было их остановить, уж очень страшной показалось ему нападение казаков на собаку и нескольких безоружных людей, но не успел — в несколько секунд пришлецы были уложены вдоль дороги с отрубленными головами. Из кустов выбрался отец Силантий с бутылью под мышкой. В бороду его вплелись веточки и листья, отчего он стал похож на лешего.
— Слава те, господи! Я уж думал, в одиночку с нечистью драться придется.
— Пошто так жизнью рискуешь, батюшка? — с укоризной в голосе сказал есаул. — Неровен час сожрут черти, а нам что потом без тебя делать? Да брось ты эту бутыль, коль в ней самогона ни капли нет.
— Водица здесь святая, — заметил отец Силантий.
— То-то пользы от неё! — укоризна в голосе есаула сменилась едкой насмешкой.
И тут Михаил обратил внимание на то, что одного пришлеца не хватает.
Собаки. Успела дать деру. И неизвестно, где она спряталась, и теперь ее навряд ли удастся найти — не отличить её от обычной собаки. Михаил даже подумал — а может быть, это и была обычная собака, а те пришлецы — обычные люди? Да нет, судя по реакции коней, судя по их мандражу, пришлецы это, кони пришлецов ужас как боятся. Михаил со злостью пнул камешек под ногами.
Вот ведь нечисть хитрая пошла, под людей косить начала, думают, что мы пожалеем. А мы и своих не пожалеем, если надо, а тут всего лишь нечисть.
Вскоре подъехала бричка, на которую загрузили тела пришлецов и их отрубленные головы. Лошадь брыкалась, ржала, не хотела везти нечистых, но с ее мнением никто не считался. Тела чужаков отвезли на городскую свалку, где и сожгли, облив керосином. Над городской свалкой вот уже полгода стояла удушливая вонь, запах горелого мяса, и туда даже бродячие собаки опасались подходить. А люди привыкли доверять своим питомцам — и кони, и собаки едва почувствовав иноземельцев, начинали вести себя так, что сразу становилось ясно — перед ними исчадия ада. Ведь псы даже прах пришлецов облаивали, а это о многом говорит.
Закончив с телами нечистых, казаки вернулись в казармы, оставив дозор в порту. Михаил уже знал, что твари не появляются одна за другой. Теперь можно ожидать их только к вечеру. Поэтому он решил навестить Витьку и проверить как идут дела в кузнице. Подышать расплавленным металлом, очиститься от скверны жаром кузнечного горна — он бы полжизни отдал за то, чтобы дожить остатки лет в своей кузнице. Но времена нынче не те, тяжелые времена, казаки только и заняты тем, что отлавливают нечисть, сжигают пришлецов на городской свалке. А кто кроме Михаила Стожарова поможет им? Ведь недаром он бывший вояка, и матросом успел побывать, и в пехоте не одну пару сапог износил. С кузницей и Витька справится, надо лишь следить за ним да советы давать. А у кузнеца сейчас работы хоть отбавляй — город почитай заново строится, одних ажурных перил сколько надо! Ага, ажурные перила — город почти разрушен, а богачам подавай ажурные перила да кованные заборы покрасивей. Да ладно, деньги платят, какая разница за что получать их?
Хотя больше всего Михаил любил работать с оружием и Витьку на это натаскивал. Шашки, кортики, ятаганы, несколько раз даже двуручные мечи ковал, когда пошла мода на средневековье. А иногда кузнец и сам моду делал — изготовит саблю турецкую и ну хвалить её перед посетителем. Тот, как услышит, что такая сабелька у самого градоначальника на стене в гостиной висит, и берёт её. А последним градоначальник гонцов своих присылает — "сделай и мне такую же, а то неловко, почему у всех есть, а у меня нет".
В кузнице Михаил отдыхал и душой, и телом. Скидывал казацкую одежонку, надевал грязную робу, ставил в углу шашку и ружье и принимался за дело. Только теперь он не первым, подмастерьем теперь он был. А его ученик с каждым днем становился все искуснее, иногда даже свои идеи подкидывал, чем очень удивлял и радовал Михаила. И это было здорово — хороший ученик должен стать лучше своего учителя, иначе не будет никакого движения, прогресса не будет. До вечера Михаил провел в кузнице, а после собрался, дал
Витьке несколько советов, похвалил за новые приемы и ушел в казарму.
Вечером, сидя на своей кровати, он задумался о сегодняшнем дне.
Вспомнился и разговор с французом, и сожженные пришлецы, такие непохожие на прежних упырей. А ведь Никола, наверно, был прав — ведь может быть и так, что никакие это не вурдалаки, не упыри, а обычные люди, только из другой земли. Может быть, даже из Российского Триединства. Он повернулся к
Ваньке Игнатьеву, здоровому борову сорока с лишним лет, который на службе вот уже лет двадцать. Иван лежал на кровати с закрытыми глазами, но Михаил знал, что он не спит.
— Вань, слышь? — сказал Михаил.
— Ну? — ответил казак.
— А ведь мы людей сожгли, не нечисть. Они ж, обычные люди были, только одеты не так как мы.
Иван открыл один глаз и покосился на кузнеца.
— А че ж ты, такой умный, сразу смолчал, че ж ты шашкой махал? — зло сказал он. — Думаешь, мне такие мысли на ум не приходили? Приходили, да только поздно, когда головы пришлецов уже в канаве лежали.
— И что же теперь делать? Так и будем убивать их? А что если это такие же люди? Только из другой земли пришедшие. Вот как наши рыбаки пропали, так и они пропали в своей земле. А представь, что рыбачков наших тоже гдето на кострах сжигают?
Иван поднялся и посмотрел на Михаила.
— Надо сначала попробовать поговорить с ними. Если разумные твари, то и нельзя им готовы рубить. — продолжал Михаил.
— Черти тоже разумные, вот только ведут себя не так как мы, да и думают о другом. Вот унесут эти пришлецы твою душу в ад, что тогда скажешь? О! — Иван поднял указательный палец, ткнув им в закопчённый потолок. Но тут же плечи его опустились, роскошные казацкие усы завяли, стали как пожухлые травинки — Хотя, может, поэтому их и вода святая не берет, что не от дьявола они, а такие же божии создания, как и мы с тобой. А что собаки их боятся, так они на всех приезжих лают. — Иван вздохнул. — Плохо, если мы ошиблись.
Представь, кузнец, сколько невинных душ тогда мы на небо отправили! С батюшкой поговорить надо.
— А что батюшка? — Михаил аж подскочил, ударившись головой о кровать второго яруса. — Такой же запуганный как и мы, так же ошибиться может.
— А это совсем плохо. Но что мы сделать-то сможем? — Иван выглядел совсем потерянным.
— Надо не убивать пришлецов, а поговорить с ними, — сказал Михаил. —
Авось и договоримся. Толмач из меня плохой, я только по - французски немного могу, но уж жесты они наверно понимают.
— Надо есаулу сказать. Иначе за самоуправство нам самим головы снесут. Я сегодня к нему подойду после ужина, посмотрим, что он скажет.
Вечер и ночь прошли спокойно, пришлецов не было. Утром есаул собрал всех казаков и сообщил, что если снова попрет нечисть, и особенно, если они будут очень похожи на людей, то убивать их не следует, а надо попытаться поговорить с ними. Рубить головы только в случае угрозы со стороны пришлецов. Хватит средневековье разводить!
До вечера прождали пришлецов, но так и не дождались. К ночи выставили новый дозор, а казаков отправили в казарму. Когда Михаил возвращался, он отстал от остальных, его Кудлат неспешно переставлял ноги, мерно цокая копытами по булыжной мостовой, опустив голову и глядя под ноги. Грива его спадала на глаза и он иногда встряхивал головой. Казаки уже исчезли в конце улицы, когда Кудлат вдруг, всхрапнув, остановился и ударил по булыжникам передними копытами.
— Ну, чего ты, Кудлатка? — Михаил успокаивающе похлопал его по боку.
И вдруг он увидел ту самую собаку. Ту белую с рыжими подпалинами собаку, которая вчера сопровождала убитых казаками пришлецов. Она осторожно кралась вдоль дороги, прячась в кустах. Ничего странного в ней не было, собака как собака. Если вчера она спокойно шла посередине дороги, то сейчас старалась быть незаметной, чтобы и ей тоже голову не снесли.
— Эй, пес, — сказал Михаил и собака, напрягшись, остановилась и посмотрела в его сторону. У нее был затравленный вид, один бок испачкан спекшейся кровью, хвост поджат.
— Иди сюда! — позвал ее Михаил, спешившись и привязав коня к штакетине покосившегося забора.
Кудлата такое соседство не устраивало, он нервно храпел, ржал, с его губ слетали белые хлопья пены.
— Поди сюда, — повторил Михаил.
Собака, прижав уши, медленно приблизилась к нему.
— И откуда же ты взялся, такой? — спросил кузнец.
Собака села у его ног и посмотрела в глаза. Взгляд ее был печальный, оно и понятно, казаки убили ее хозяев, а она не смогла их защитить.
— Ну, и как же мне тебя назвать? — сказал Михаил, присев перед собакой на корточки.
— Лопе де Пух, — вдруг услышал он.
Оглянувшись, кузнец удостоверился, что рядом никого не было. Говорила собака. Вернее, не собака, а пришлец по виду очень на нее похожий.
— Чего? — воскликнул Михаил, подскочив, и напугав коня.
— Лопе де Пух, это мое полное имя.
— Говорящая собака!
— Я не собака, вернее, я не собака в вашем понимании.
— И ты не послан дьяволом?
— Ни дьяволом, ни богом. Я сам по себе. Подрабатываю охранником и проводником. Ваши люди вчера убили моих клиентов. А ведь они только хотели наладить с вами контакт.
— Какой контакт?
— Рынок открыть в порту хотели, а вы их убили. И не только их, скольких до них угробили!
— А зачем рынок?
— Торговать. Только здесь могут собраться все внеземельцы, только в порту вашего города есть портал для всех миров.
— Портал? Какой еще портал? — Михаил даже забыл, что он говорит с собакой.
— Окно, или дверь, как вам удобней называть. Окон много и каждое ведет в один из миров внеземелья.
— А ты, значит, проводник?
Лопе де Пух кивнул.
— И ты, Лопух, знаешь, где находится Парижское Королевство, конфронтирующее с Российским Триединством?
Очередной кивок.
— И ты, Лопух, сможешь меня туда провести?
Еще один кивок.
— Ну так веди! Э, постой, а вывести назад в случае чего ты меня сможешь?
— Смогу, — сказал Лопе де Пух. — Для нас, представителей клана Неспящих, нет невыполнимой задачи. Правда, если вас там примут за нечисть, навряд ли я смогу спасти.
— Пошли! — кузнец поднялся на ноги. — Где находится дверь?
— Везде, — ответил пес. — Положите руку мне на спину. Вся беда Неспящих, что мы не можем путешествовать без спутников. Иначе я давно бы уже вернулся домой.
Михаил почувствовал ладонью тепло живого тела. Несколько секунд спустя они оба растворились в сумерках.
Михаила Стожарова искали три дня. Нашли только его перепуганного
Кудлата, привязанного к забору брошенного дома. На четвертый день кузнец появился в порту с огромной псиной, которую он называл Лопухом. Собравшимся вокруг казакам он рассказал, что с ним случилось, и объявил, что пришлецы никакие не исчадия ада, что они такие же божии твари, только другой расы, что нельзя их безнаказанно убивать. Они просто хотят мирно торговать — товара у них диковинного целое море.
— Был я, Коля в Российском Триединстве, дюже там хорошо. — сказал
Михаил французу. — И если хочешь, могу тебя отправить в твое Парижское Королевство.
— А что же вернулся, раз тебе там понравилось? — спросил его Никола
Миньон.
— Негоже наслаждаться красивой жизнью, коли дома такой беспорядок.
Вот если бы добиться того, чтоб и здесь и царь, и бог, и народ едины были…
Тяжело мне было все это время, пока я там отдыхал. В Российской Империи царит несправедливость, а я стало быть, дезертир, сбежал от трудностей. В общем, решил я вернуться.
Михаил отстегнул пояс с ножнами и вместе с ружьём отдал их есаулу.
Развернулся и медленно побрёл к кузнице.