Лёгкий шорох прозрачных хрустальных подвесок на двери. Ветер? Или кто-то пришёл?
Анжела с надеждой перегнулась через барную стойку и вытягивала голову, сосредоточившись на колеблющихся от ветерка, словно танцующие серебристые тени, подвесках, застилающих дверной проём.
Не каждый посетитель мог даже увидеть её заведение, не говоря уже о том, чтобы войти в него. Когда Анжела хотела тишины и покоя — она получала их.
Зачарованное кафе "Без названия" находилось настолько близко к порту, что по ночам, когда наступала тишина, были слышны крики портовых рабочих, занимающихся загрузкой корабельных трюмов, а также, конечно же, шум волн, накатывающих на берег. Впрочем, этот звук был слышен везде в городе, проникал во все окна, трубы, в каждую щель, звеня в ушах, словно колокольный звон. Навязчивый и привычный, застрявший в сознании.
Моложавый мужчина нерешительно оглядывался, словно только что родившийся младенец, который какими-то злыми чарами был превращён во взрослого человека — лишённого воспоминаний и жизненного опыта.
Девушка одним махом перескочила через стойку и с интересом уставилась на него, открыто, не скрываясь, машинально поправив задравшуюся юбку. Впрочем, Анжела подозревала, что белые чулки мужчина всё-таки видел в своей жизни.
— Здравствуйте, — мужчина вежливо улыбнулся. — Представляете, я не помню, откуда я тут взялся. Смешно, правда?
— А как вас зовут, помните? — полюбопытствовала она, ничуть не удивлённая. Значит, у неё появился новый постоялец, привлечённый её тайным желанием, огненно-ледяной жаждой всего существа, трепещущего в ночи, как одинокий болотный огонёк.
— Э… Кажется, Джон, — он нервно хихикнул.
— Ничего страшного, — она мягко улыбнулась. Такая улыбка предназначалась как раз для таких случаев, когда она "приманивала" новичков. Правда, последний раз это было настолько давно… Тем приятнее этот случай, да и мужчина был почти красивым. По крайней мере, она чувствовала, что с ним, как минимум, будет интересно, а это дорогого стоило.
— Где я? — растерянно покрутил головой незнакомец с непослушными каштановыми волосами и тёмно-серыми, как зимние небеса, глазами.
— Можно сказать, на юге. Наш городок называется Южная Пристань, — улыбнулась девушка.
— Я помню, что шёл словно в тумане, — мужчина с осоловевшим взглядом запустил пятерню в волосы и несильно рванул, словно пытаясь насильственно вытащить себя из сна-кошмара. Она только улыбнулась: это было невозможным, так как её работа всегда отличается стопроцентным результатом — и пути назад не было. Правда, сообщать ему об этом Анжела не спешила.
Ещё попытается прибить ненароком — и только себе навредит. Разве он виноват, что ей опять скучно по ночам? Да и днём сонная одурь и тоска собрались в кафе вместо посетителей и дразнятся, и даже кофе некому подать, так как остальные её "постояльцы" в основном бродят по городу, пытаясь найти выход. Может, кто-то и нашёл, но пока она недостачу не обнаружила.
— Я видел большой православный собор, гавань, какие-то фонтаны и клумбы… высокие платаны. Я шёл, не зная куда, а вокруг меня клубился туман, и я вскоре вообще перестал что-либо замечать, слышал только чужие шаги, шум воды и мне казалось, что я схожу с ума.
— Не переживай, — белокурая красавица с глубокими синими глазами подбадривающе подмигнула ему. — Тебе здесь понравится. Хочешь кофе?
Это был важный момент. Если б незнакомец отказался… то мог бы и вернуться обратно в свой сон, а потом — в свой мир.
— Да, не откажусь, — ответил он, обмякая и почти падая на высокий стул у стойки, замирая и глядя впереди себя так, словно всё ещё видел сон.
Раздался мелодичный звон, который услышала только она.
— Сейчас, — девушка поправила беленький фартучек, надетый поверх серого платья, и направилась не на кухню, а совсем в другую сторону. — где находился хрустальный шкаф. Открыв дверцу, Анжела бросила взгляд на полку с фигурками: так и есть, у неё появилась новая игрушка.
— Теперь ты сможешь спокойно гулять по городу, тебе от меня не уйти, так как ты всё равно будешь стоять в шкафу, — пробормотала она. Взяв тряпку, она начала осторожно протирать остальные фигурки от пыли, улыбаясь им с нежностью матери, разглядывающей своего новорожденного ребёнка.
Вскоре она принесла ему кофе на хрустальном подносе.
— У меня есть свободная комната, — сообщила Анжела. — Ты будешь там жить.
Сначала всё было прекрасно. Новая жизнь сквозь хрустальную завесу тумана, причудливыми узорами скрывающего прошлое, застилающего мысли и чувства. Прошлое… его словно бы и не было. Иногда Джону казалось, что он вообще не жил до этой реальности, что именно эта девушка с длинными, словно бы рано поседевшими волосами и синими, словно беззвёздное небо, глазами вытащила его из небытия, возможно, из своей фантазии, произвела на свет, как мать рожает ребёнка.
А иногда ему казалось, что вот-вот, и он ухватит воспоминания за тоненький хвостик, как клубок за выбившуюся из него нить. Потянет — и увидит всю картину целиком.
Всё было хорошо, пока он просто наслаждался жизнью, такими тёплыми объятиями красавицы, неспешными чае- и кофепитиями. Свежей выпечкой и обильными обедами, ужинами, проведенными на балкончике второго этажа, почти на крыше этого маленького домика, где так много солёного ветра, а весь горизонт залит голубыми волнами с белыми барашками.
Иногда в кафе приходил кто-то ещё, и уходил спать в одну из комнат второго этажа, почти не здороваясь с ними, словно не замечая их. Как обычный постоялец, который платит за гостиницу, и поэтому никогда не отчитывается, где он был и когда вернётся в следующий раз.
Джон замечал, что эти незнакомцы косились на Анжелу практически с ненавистью — так смотрит собака на цепи и в наморднике, которая мечтает укусить — но боится палки. Однако же, эти мужчины казались смирившимися с тем, что "укусить" свою "хозяйку" нет никакой возможности. В их глазах было поровну равнодушия, затаившейся боли и усталости.
То, что Анжела — не человек, он догадался практически сразу. Даже в постели она казалась лишь куклой, которая неумело притворяется живым человеком. Все его прикосновения и страстные объятия ей казались… интересными. Словно маленький ребёнок смотрит на что-то невиданное, вроде воздушного змея, и следит за ним немигающим взором, пытаясь понять, как и почему он летает и не падает.
Часто Джону казалось, что Анжела вообще ничего не чувствует, что у неё даже нервных окончаний нет, как у обычного, живого человека. Это в те дни, когда он позволял себе считать себя живым.
… В одну из ночей он отправился на берег и неподвижно сидел на мелком крошеве гальки, устало и с тоской глядя, как чайки бело-серыми вспышками чертят небеса, улетая по своим делам, вылавливая мелкую рыбёшку. Корабли манили его, хотелось попроситься на борт, умолять, чтобы его забрали отсюда, увезли куда-нибудь… всё равно куда, только подальше отсюда.
Он заночевал на берегу, практически всю ночь провёл, любуясь игрой лунного света, танцующего на гребнях волн, с отяжелевшей от бессонницы и тяжёлых мыслей головой и затёкшим телом.
… Теперь он уходил всё чаще, благо, Анжела не препятствовала, только давала ему с собой еду, и грустно смотрела, словно пытаясь понять, в чём она, демиург местного значения, ошиблась при создании "очередной ошибки природы".
Дни утекали, как морская вода сквозь пальцы. Теперь Джон практически поселился на берегу, так как другие здания города казались ему такими же заколдованными, как и кафе "Без названия", где всем повелевала Анжела. Впрочем, в последнее время и повелевать-то было некем.
Мало кто появлялся, чтобы нарушать покой хозяйки. Небольшой домик застыл в молчании, отражая только внешние звуки.
Несколько раз, когда он ночевал в своей спальне, иногда просыпаясь, то видел Анжелу, сидящую на стуле неподалеку от его постели. Она неподвижно сидела, уставившись на него тяжёлым взором, но в постель к нему больше не ложилась.
Тогда Джон демонстративно поворачивался к ней спиной и засыпал, таким образом выражая свой протест.
Однажды на берегу, он встретил старого пирата. По мнению Джона, мужчина был немного не в себе: пытался разузнать, нет ли у него какой-то карты, где крестиком обозначены сокровища. Но в основном ему понравилось беседовать с незнакомцем: тот словно бы пропах морем, и весь состоял из ветра, рвущегося наружу.
Тогда Джон ещё больше заинтересовался кораблями, и направился в порт, где часами гулял, наблюдая, как разгружаются и загружаются разномастные корабли, выглядевшие более чем странно. Ему почудилось, что в этом порту собрали коллекцию кораблей многих эпох, устроив импровизированный музей, только этот "музей" был живым, а коллекция — действующей.
С каждый кораблём, который отправлялся навстречу приключениям, Джон ощущал кусочек своей души, пытающейся отделиться и последовать за ним, полететь в виде чайки или альбатроса.
Тоска усиливалась с каждым днём, чем больше он понимал, что находится в клетке, как редкая и дорогая птица, которую скорее доведут до смерти, чем отпустят.
Джону вспоминались прочитанные произведения, где скряги так и умирали на грудах золота, но не тратили его.
Постепенно, кроме тоски, в нём начала созревать ярость. И однажды
Джон почти решился пойти на всё, даже если пресловутое "всё" означало смерть, то есть, по сути, "ничего".
В этот день, когда солнце почти скрылась за тучами, и он неподвижно сидел на гальке, застыв как изваяние, практически медитируя, решаясь на, возможно, самый безумный поступок в своей жизни, после которого нельзя будет всё вернуть, как прежде, он увидел Анжелу.
Та легко и быстро перемещалась по берегу, словно практически не касалась земли белыми туфельками. Белое платье казалось созданным из морской пены и белоснежных облаков.
Девушка села рядом, прямо на берег, вытянув ноги — при этом туфельки методично заливали волны, но она на это совершенно не обращала внимания.
— Ты хочешь меня убить? — спросила она. И тут же, без перехода, добавила:
— Кстати, я принесла тебе поесть, а то умрешь с голоду.
— Не знаю, — тихо ответил он, неожиданно ощущая себя с ней подругому, гораздо свободнее, чем раньше. И желание удавить её прямо тут немного уменьшилось, хотя и не исчезло совсем.
— Пойми, я никому не хотела причинить боль! — горячо воскликнула девушка, поправляя волосы, которые ветер задувал её в лицо. — Я лишь хотела сохранить… и защитить.
— Коллекцию рабов? — язвительно переспросил он.
— Да, коллекцию, — воскликнула она. — Но коллекцию любимых…
— Кукол? — любезно подсказал он.
Она резко замотала головой.
— Я просто хотела спасти… Вы, люди, такие странные: чтобы наполнить свой сосуд, совершаете ужасные вещи, даже жестоко убиваете друг друга, сначала духовно, а потом физически. Вы так же пожираете друг друга, как и животные, но не ради пропитания, а ради развлечения! И я сделала из тебя… из вас сосуды. Пустые — за это прости. Теперь вы ощущаете такую же тоску, как и я. Мы никогда не сможем наполнить свой "сосуд" смыслом и даже чувствами. Зато вы можете жить чувствами других, ощущая их гораздо ярче, чем когда-то свои… поэтому вам надо общаться с другими. И на этот раз поглощение людьми станет для вас безопасным — я об это позаботилась. Мне было легко на душе, когда я знала, что в этом городке, полном тёмных тайн и крови, а также нелёгких воспоминаний, вы можете ходить где угодно, и с вами никогда ничего не случится… никогда-никогда. Разве это плохо — знать, что никто и никогда не сможет поиграть с вами против вашей воли, только потому, что оказался сильнее?
Они немного помолчали. Она рисовала кончиком туфли узоры на мелкой гальке, он размышлял, только так и не мог придти к какому-либо выводу, ненавидя себя за мягкотелость. Он словно бы ждал, когда она опять всё решит за него. Но апатия вновь покрывала лёгкий налёт ярости — он вновь ощущал себя пустым… Как она и говорила: сосудом с дырой, который ничем невозможно наполнить. Хотя, возможно, это действительно небольшая цена за боль и возможность никогда и ничего не бояться: ни людей, ни смерти?
— Держи, — неожиданно она вложила в его руку странную хрустальную фигурку. — Это твоя судьба и твоя жизнь. Теперь ты будешь хранить её, если тебе так уж неприятно, что я сохраняю её за тебя.
Анжела встала и уставилась на горизонт, в то магическое место, где обманом зрения соединялась вода и небеса.
— Теперь ты можешь уйти от меня и даже уехать. И так же никого и ничего не бояться, так как теперь твоя судьба в твоих руках, и насильно её отобрать ни у кого не получится. Всё-таки мои чары до сих пор на ней… И я вновь буду заботиться о тебе, только без навязчивости. Можешь теперь считать меня своим ангелом хранителем, — девушка рассмеялась с некоторой горечью. —
Кажется, мне пора найти остальных и вручить им их фигурки. А ты… думаю, ты можешь стать пиратом или моряком, мне кажется, что тебе понравится такая жизнь. В любом случае, делай, что хочешь… Только иногда возвращайся, пожалуйста.
Анжела ушла, оставляя в его сердцу странную пустоту, а ладонь рефлектора сжала фигурку. Некоторое время Джон боролся с желанием швырнуть её в воду, но затем решил перестать быть инфантильным ребёнком, и взять на себя ответственность за собственную жизнь.