Юлий Цезарь. Политическая биография

1. Ранние годы

Происхождение и жизнь Гая Юлия Цезаря были теснейшим образом связаны со многими из указанных выше перепитий римской истории. В известной степени, судьба рода стала некоей квинтэссенцией судьбы Рима, и есть основания полагать, что знаменитый полководец и политик четко осознавал это обстоятельство и связь времен.

По отцу он принадлежал к роду Юлиев, восходящему к богам и основателям Рима. Род возводил генеалогию к богине Венере (Suet. IuL, 6) и ее сыну Энею, троянскому герою, основавшему династию древних римских царей. Фигурировавший уже у Гомера, Эней стал одним из главных героев римской мифологии. Бежавший из Трои, совершивший путешествие в Италию и поселившийся в Лации, он заключил мир с царем Латином и женился на его дочери Лавинии. Традиция об Энее была разработана Вергилием, но она восходит к очень ранним временам, появляясь у Антиоха Сиракузского, Тимея и Стесихора, а, возможно, и в более ранний период, и имеет множество версий (Liv., I, 12; Plut. Rom., 1–2; Plin. N. H.). Изображения Энея относятся еще к VI в. до н.э. Венера у римлян была не только богиней любви, но и богиней удачи, очень ценимой именно в этом качестве. Удача и любовь будут играть немалую роль в жизни Цезаря.

Родоначальником Юлиев считался Юлл-Асканий, сын Энея. Одна линия предания считает его сыном Энея и Креусы, бежавшим с отцом и дедом из-под Трои, другая — сыном Лавинии (Liv., I, 3 Dion. Hal., I, 70). Согласно Аврелию Виктору, беременная Лавиния бежала после смерти Энея к царю Тирру (Origo, 16, 5) и родила Сильвия, от которого пошла династия Сильвиев, правящая в Альба-Лонге. К ней принадлежали Нумитор, Амулий, Рея Сильвия, Ромул и Рем. По другой версии Сильвий был сыном Аскания (Liv., I, 3). Интересно, что Цезари, вероятно, придерживались версии о Креусе (Gell., II, 16), так или иначе, с Ромулом они себя не связывали. Относительно Альбы-Лонги мнения также расходятся, основателями ее обычно считают Аскания или самого Энея (Liv., I, 5, 1–2; Dion. Hal., I, 45; 56; lust., XIIII, 1, 4; Strabo, V, 3; Aur. Vict. De orig., 17).

В царский период Юлии упоминаются как знатный род Альбы (Liv., I, 15–16; Dion., II, 63; Plut. Rom.., 28; Flor, I, 1; 18, 6; Cic. De re p., I, 20) и Рима (Liv., I, 30; Dion., III, 29; Tac. Ann., XI, 24). В Риме он упоминается в основном в связи с Прокулом Юлием, тогда как основной род, вероятнее всего, находился в Альбе. После завоевания Альбы Туллом Гостилием, Юлии в числе альбанских семей переселяются в Рим и входят в число знатнейших патрицианских родов.

При республике род появляется в фастах очень рано. Первый его представитель — консул 489 г. Г. Юлий Юлл. Юлии были консулами в 473, 447, 435, 434, 431,430 гг., военными трибунами 438,424, 408, 405, 403, 401, 397, 388 и 379 гг.

Не раз они были цензорами и диктаторами, так Г. Юлий был назначен диктатором в 352 г. до н.э. (Liv., VII, 22). В IV веке род почти исчезает из фаст и появляется после значительного интервала. Консулом 267 г. стал Л. Юлий Либон. Юлии Цезари появляются в фастах в 208 г. Прапрадед будущего диктатора, Секст Юлий Цезарь, участвовал во II Пунической войне. У него было два сына, Секст Цезарь, консул 156 г. и претор Луций Юлий Цезарь. Сыновьями Секста были претор 123 г. Секст Цезарь и Луций Цезарь, а сыновьями последнего консул 90 и цензор 89 г. до н.э. Л. Юлий Цезарь и знаменитый оратор, Гай Юлий Цезарь Страбон. Вторая ветвь, к которой принадлежал диктатор, шла от претора Л. Юлия Цезаря. Его детьми были консул 91г. Секст Юлий Цезарь, отец диктатора, Гай Юлий Цезарь, и Юлия, вышедшая замуж за Мария. Ее сыном (родным или приемным) был Марий-младший.

Бабушка Цезаря по отцу происходила из рода Марциев Рексов (Suet. Iul., 6). Судьба этого рода достаточно сложна. Его родоначальником считался царь Анк Марций, внук Нумы Помпилия. К нему принадлежал Марций Кориолан, предавший Рим в войне с вольсками. Затем род появился в IV веке как плебейский, а его ветви, Рутилы, Тремулы и Филиппы, часто появляются в фастах IV–III вв., принадлежа к новой плебейской знати (консулы 357, 352, 344, 310, 306, 288 и 281 гг.). Во II веке наряду с Филиппами появляются Фигулы (консулы 169, 162 гг.) и Цензорины (149 г.). Марций Рексы могли бы быть и патрициями, происходящими от священных царей (rex sacrorum). Сам Цезарь, видимо, по крайней мере, дважды упоминал о происхождении от последних — в речи на похоронах тети (Suet. Iul., 6) и затем — в одной из шуток, сказанных в последние месяцы жизни, заявив, что он является не царем (rex), а Цезарем (Caesar) — юмор не монархического, а аристократического свойства, прекрасно понятный знатокам римских генеалогий.

Родителями Цезаря были Гай Юлий Цезарь и Аврелия из выдвинувшегося во II в. до н.э. рода Аврелиев Котт. По сравнению с Марциями это была «новая» плебейская знать, впрочем, в I веке такого рода различия уже не имели принципиального значения. Об отце известно мало, он достиг должности претора и умер. Мать руководила воспитанием сына и всегда была ему близким доверенным человеком. Римляне часто сравнивали ее с матерью Гракхов (Тас. Dial., 28). Аврелия дожила до 55 г. до н.э. Кроме Цезаря, в семье были две дочери, как обычно, их именовали Юлия Старшая и Юлия Младшая. Старшая сестра позже была замужем за Л. Пинарием и легатом Цезаря в Галлии Кв. Педием, консулом 43 г. до н.э. Младшая сестра сыграла важную роль в конце жизни брата и последующей истории. От брака с М. Атием Бальбом у нее были две дочери. Одна из них была замужем за преторием 61 г. Г. Октавием. В 63 г. у них родился сын, будущий император Август.

Среди родственников Цезаря были весьма значительные люди. Его родной дядя, Секст Юлий Цезарь, был консулом 91 г. и участником Союзнической войны, двоюродными дядями были Луций Юлий Цезарь и Цезарь Страбон. Л. Юлий Цезарь был консулом 90 г., цензором 89 г. и инициатором закона Юлия о союзниках, а Цезарь Страбон — известным оратором и членом кружка ораторов П. Лициния Красса и М. Антония. Возможно, в кружок Крассов-Сцевол входили и Луций Цезарь и отец диктатора, Гай.

Младшими членами кружка были Ливии Друз, Сульпиций Руф и братья Котты. Последние, возможно были двоюродными братьями Цезаря по матери. Гай Аврелий Котта (род. 120 г.) был другом Ливия Друза. В 90 г. он был обвинен комиссией Вария и вернулся только с победой Суллы (Cic. De orat., III, 11; Brut., 205; 303–5; App. B. C, I, 37). Котта имел репутацию оратора и позже стал консулом 75 г. Его брат, М. Аврелий Котта, был консулом 74 г. и участвовал в войне с Митридатом. Третий брат, Л. Аврелий Котта, претор 70 г., позже станет одним из лидеров популяров и инициатором закона о судах, в 65 г. он стал консулом, в 64 г. — цензором, всю жизнь оставаясь союзником Цезаря. То же самое можно сказать о сыне Луция, консуле 64 г. Л. Юлии Цезаре.

Происхождение не могло не повлиять на будущую судьбу. Несмотря на понимание пороков и ограничений своего класса, Цезарь оставался аристократом. Это означало наличие у него римского патриотизма и глубокой приверженности к традиции, веру в исключительность Рима и его миссии, высокое чувство государственности и аристократический стиль поведения, высокую ответственность и обостренное понимание личной чести. Примечательно, что Цезарь был одним из тех римских политиков, которые особенно поднимали на щит понятие личной чести (dignitas), так и не растворившееся в государственности создания римлян. Родословная Юлиев была особой даже на фоне родословных римского нобилитета.

С другой стороны, род был теснейшим образом связан с реформаторами и популярами. Еще маленьким мальчиком Цезарь оказался в центре марианской и друзианской оппозиций. Племянник Мария, затем зять Цинны, двоюродный брат Мария-младшего и достаточно близкий родственник Луция Цезаря и Аврелиев Котт, он волею самой судьбы должен был стать новым лидером марианцев и «наследным принцем» этой оппозиции, объединившим ее различные течения.

Влияние было различным. Марий, несомненно, самый крупный из этих лидеров, видимо, оказал влияние скорее как полководец, чем как политик. Цезарь всегда демонстративно подчеркивал свою приверженность Марию, как в личном, так и в политическом плане. Качество племянника Мария давало ему популярность в народных массах, возможно, это и был его начальный политический капитал. С другой стороны, в политике Цезарь едва ли ориентировался на Мария, будучи чуждым его радикализму, грубому популизму, классовой и социальной ограниченности и склонности к насилию.

Цезарь никогда не подчеркивал приверженности Цинне. Отношения с Корнелией строились в чисто личном плане. Реабилитация Цинны -дело современной историографии, античная традиция относится к нему однозначно негативно. Впрочем, быть может, гибкость и умение лавировать в сочетании с решительностью при взятии власти были связаны с политическим влиянием тестя.

В политике Цезарь во многом следовал линии круга Крассов-Сцевол-Цезарей. Это был курс на сильное государство, лишенное диктаторского и репрессивного элемента. Политический центризм, взвешенность решений, и политика dementia роднят Цезаря именно с этими кругами. С ними его сближает и высокий интеллектуализм и рационализм политики, а его действия были основаны на высокий культуре, знании основ государственности, права и традиции и сочетании пиэтета перед греческой образованностью и исконно римских почвеннических интересов.

Наследник всех трех политических сил, Цезарь соединил полководческий талант и популярность Мария, политическую гибкость Цинны и интеллектуализм круга Крассов-Сцевол. В его лице получился исключительно редкий синтез военного, политика и деятеля культуры.

Гай Юлий Цезарь родился 12 квинктилия (позже — июля) 102 или 100 года. Именно год рождения представляет собой сложную, а, возможно, неразрешимую проблему. Прямые указания дают более позднюю дату. Светоний, Плутарх и Аппиан сообщают, что он погиб на 56 году жизни (Suet. Iul., 88; Plut. Caes., 69; App. В. С, II, 146), а, согласно Плутарху, в 67 г. ему было 33 года (возраст Александра Македонского) (Plut. Caes., 11). 102 год принимается на основании возраста при занятии должностей. По закону Суллы минимальным возрастом для квестуры был возраст 37 лет, претуры — 40, а консульства — 43 года. Если считать 100 г. годом рождения, то получается, что Цезарь занимал должности за два года до положенного срока, что трудно объяснить, учитывая окружающую его политическую обстановку.

События детства восстановить достаточно сложно. Детские годы вообще мало освещаются в биографиях политиков. Кроме того, биография Цезаря у Светония начинается со смерти его отца (16 лет) (Suet. Iul., 1), а у Плутарха — с брака с Корнелией (Plut. Caes., 1).

По всей вероятности, детские годы мало отличались от детства и юных лет любого римского аристократа, хотя, в них, конечно, были и свои особенности. Ранние годы обычно посвящаются образованию, а образование Цезаря было глубоким и разносторонним. Позже он проявил себя во всех областях тогдашнего знания: филология и язык, ораторское искусство, эпистолография, историописание, поэзия. Цезарь, несомненно, был глубоким знатоком права и религиозных установлений. Луций Цезарь даже написал трактат «Об ауспициях», а в семье Цезарей, как и во всем круге Сцевол и Крассов, прекрасно знали сакральное право. Произведения самого Цезаря показывают его интерес к астрономии, математике, технике (особенно — военной), строительству, биологии, географии. По всей вероятности, он был очень любознательным человеком с глубоким интересом практически ко всем областям знаний. Многие из них он приобрел уже позже, но основа, несомненно, была заложена в детские и юношеские годы.

Известны некоторые детали. Аврелия уделяла образованию сына особенно много внимания и сама участвовала в его воспитании в детстве. Учителем Цезаря был грамматик М. Антоний Гнифон (Suet. De gram., I)^{109}, под руководством которого он научился читать и писать, учился латинскому и греческому языку и основам ораторского искусства. Вероятно именно Гнифон впервые привил своему ученику вкус к чистому и правильному языку, четким формам и литературному пуризму^{110}. Язык Цезаря всегда предельно прост, четок и ясен. В филологии он был сторонником аналогизма, течения, отстаивающего необходимость жесткого следования грамматическим правилам^{111}.

Круг чтения был очень широк. В числе любимых авторов Цезаря — Гомер, Эсхил, Софокл, Еврипид, «Одиссея» Ливия Андроника, «Анналы» Энния, комедии Менандра и Теренция^{112}. Конкретные данные всегда очень неполны. Среди книг, прочитанных Цезарем, наверняка должны были быть произведения философов, Платона, Аристотеля, Эпикура, историков, Геродота, Фукидида и Ксенофонта (явное подражание последнему имеется в стиле «Записок»), многих римских авторов от Фабия Пиктора до своего времени. Вероятнее всего, в список надо включить всю (или практически всю) известную нам античную литературу и, по-видимому — немалое число произведений, которые мы просто не знаем. Круг литературных знаний Цезаря, вероятно, примерно тот же, что и круг литературных знаний Цицерона и, при всем различии их убеждений, интересов и вкусов, уровень сочинений обоих людей творчества показывает сопоставимость интеллектуального потенциала и творческой одаренности. Наши сведения о творчестве Цезаря, помимо «Записок», содержат фрагменты минимум 8 речей и около 150–200 писем, большие трактаты «Об аналогиях», «Антикатон» и даже трактат «О звездах» и поэму «Путь»^{113}. Впрочем, все это относится к более позднему периоду.

Из юношеских произведений Цезаря известны поэма «Похвала Геркулесу» и драма «Царь Эдип». Выбор, наверное, не случаен. Образ Геракла — это образ самого значительного героя греческой мифологии, обошедшего весь земной круг и боровшегося со злом, защитника слабых и обиженных, популярного в самых различных слоях общества. Судьба самого Цезаря позже окажется удивительно созвучна судьбе Геракла, смертного человека, личными заслугами вознесенного к богам. Что это — предчувствие или уже понимание перемены судьбы? Трагедия «Эдип» (Цезарь был едва ли не первым римским писателем, обратившимся к этой теме) могла быть навеяна ужасами проходивших перед его глазами гражданских войн.

Эти последние были, быть может, важнейшим фактором, определившим его ранние годы и последующую жизнь. Цезарь родился в год или сразу после великих побед Мария, и, вероятнее всего, дядя был кумиром его ранних лет. Позже известно о личном мужестве Цезаря, не раз принимавшем участие в сражении, даже будучи полководцем. Как римский аристократ, тем более, живший в условиях постоянной войны, Цезарь прошел основательную военную и спортивную подготовку, прекрасно владея верховой ездой и всеми видами оружия. Позже он выделялся даже на фоне римских полководцев, особенно ценивших солдатские награды. Известно, что Цезарь прекрасно плавал.

Если в детстве Марий, несомненно, должен был быть примером для подражания, то остался ли он таковым после того, как мальчик своими глазами увидел ужасы гражданских войн, виновником которых был его прославленный дядя? Вопрос, наверное, остается без ответа, но политический опыт Мария, несомненно, был переосмыслен юным потомком Цезарей.

Первые годы жизни Цезаря, вероятно, действительно были счастливыми. Окруженный любовью и заботой, он жил в кругу знаменитых родственников, возможно, мечтая когда-нибудь войти в их число. В 90 г. он впервые увидел лицо войны, а затем один за другим уходят все, кто мог бы быть его покровителем. В 87 г. жертвами марианского террора стали Луций Цезарь и Цезарь Страбон. В 86 г. умер Марий, в 84 г. погиб тесть Цезаря, Цинна. В 16 лет (т. е. в 86 или 84 г.) юноша лишился отца.

С 84 г. начинается уже достоверная информация о его политической карьере. Светоний дает следующую последовательность событий: смерть отца, назначение Цезаря фламином Юпитера, расторжение помолвки с Коссуцией, девушкой из всаднического рода, и брак с дочерью Цинны Корнелией. Это последовательность опять-таки скорее указывает на 102 год как дату рождения.

Гай Юлий Цезарь-старший умер, скорее всего, в 84 г. Если получение жречества пришлось на следующий год (Suet. Iul., 1), то брак с Корнелией также состоялся в 83 г., а в 82 (или конце 83) родилась дочь Юлия. При более раннем варианте сроки смещаются: смерть отца приходится на 86 год, брак с Корнелией и назначение фламином на 85 год, а рождение Юлии — на 84.

Различие принципиально. В 83 г. не было в живых отцов обоих новобрачных, Цинны и Цезаря-старшего, хотя, вероятнее всего, брак должен был состояться (или хотя бы быть согласован) при жизни обоих политиков. Назначение молодого Цезаря на одну из высших должностей в римской сакральной иерархии было, скорее всего, возможно при жизни Цинны. После его смерти Цезарь вполне мог отойти от высших кругов марианского руководства, с которым его уже почти не связывали личные узы. Это, равно как и возраст и семейные обстоятельства, вероятно было причиной его неучастия в гражданской войне 83–82 гг. Впрочем, наступал новый, самый опасный поворот в его жизни. После кровопролитной междоусобной бойни, к власти пришел Сулла.

2. «Большой террор»

Победитель юридически оформил свою неограниченную власть. По инициативе самого Суллы сенат объявил междуцарствие (interregnum), а интеррекс, старейший консуляр (консул 100 г.) и принцепс сената Л. Валерий Флакк, назначил Суллу диктатором (Veil., II, 28; Liv. Epit., 89; Cic. De 1. agr., III, 5; Plut. Sulla, 33). Это был не только карт-бланш на будущее, но и предоставление полной безнаказанности за все прошлые деяния и, более того, полное их формальное одобрение. Цицерон уточняет, что все действия Суллы, совершенные ранее, приобретали законную силу, а согласно Плутарху, Сулла получил безнаказанность за все, совершенное им ранее, а на будущее — «право на убийства, конфискации, вывод колоний, разрушения, право отбирать царства и жаловать их, кому он пожелает» (Plut. Sulla, 32). Плутарх описывает абсолютную власть Суллы, скорее оперируя эмоционально-этическими, нежели правовыми понятиями, но суть передана достаточно верно. Аппиан пишет более четко: Сулла был избран диктатором «для принятия законов» (sni Oeoei vojkgv), «какие он сочет нужным» и «устройства государства» (Арр. В.С. I, 98–99).

Правовой аспект сулланской диктатуры является предметом дискуссии. Спор идет вокруг трех вопросов: соотношение с традиционной диктатурой, характер полномочий Суллы и их срок.

Диктатура была реанимирована после столетней паузы. Последний диктатор был назначен в 202 г. до н.э. Власть Суллы была не только восстановленной магистратурой, но и значительно расширенной, причем, споры среди исследователей вызывает даже сама формула власти. Т. Моммзен считает ее диктатурой rei gerendae causa^{114}, тогда как другой правовед, У. Вилькен, предлагает формулу rei publicae constituendae (аппиановское καταστάσει; πολιτείας), что можно признать более правомерным. В этом случае, диктатура Суллы была беспрецедентна даже в чисто правовом аспекте^{115}.

Компетенция диктатора выходила за все возможные рамки^{116}. Если древняя диктатура обычно концентрировалась на какой-либо конкретной задаче, то сулланская, напротив, касалась всех сфер жизни. По сути, задача носила внутренний характер, и власть соединяла элементы диктатур seditionis sedandae (подавления мятежа) и senatus legendae (пополнения сената) с некоторыми элементами диктатуры военного характера (rei gerendae). Даже самые серьезные древние диктатуры такого рода не обнаруживают и части тех полномочий, которые имел Сулла. Ни один из ранних диктаторов не проводил сколь-нибудь масштабных репрессивных акций, что вообще не очень характерно для диктатуры V–III вв., носители которой скорее играли роль социальных посредников, аналогичных греческим эсимнетам или израильским судьям, и в этом смысле Сулла не только превысил, но и исказил суть магистратуры.

Наверное, самым сложным вопросом является срок. Начиная с Т. Моммзена, исследователи придерживаются мнения о ее бессрочном характере^{117}. По мнению У. Вилькена, диктатура не была ограничена определенным сроком, и Сулла должен был снять ее, когда он сочтет нужным (предполагалось, что когда-то он должен был это сделать)^{118}. Третья точка зрения, мнение Э. Габбы, заключается в том, что Сулла занимал должность в течение положенного 6-месячного срока, в 80 г. он стал консулом, а в 79 г. снял власть^{119}. Заметим, что мнение Э. Габбы противоречит источникам. Оно не соответствует рассказу Аппиана (Арр. В. С. I, 98–99), а согласно Плутарху, снятие диктатуры произошло в 79 г. в связи с уходом на покой и выборами на 78 г. (Plut. Sulla, 34). Аналогичны и сообщения Ливия и неизвестного автора «De viris illustribus» (Liv., Epit., 89–90; De v. ill, 15). Римляне совершенно однозначно восприняли его уход как отказ от монархической власти (Арр. В. С, I, 103; Plut. Sulla, 34).

Победа сулланцев знаменовалась волной спонтанного террора, постоянно происходящего уже в процессе военных действий и напугавшего даже сторонников диктатора (Plut. Sulla, 31). Вероятно, Сулла сознательно начал именно с такого рода акции. Далее последовали проскрипции. По просьбе сторонников (или в соответствии с собственным планом), диктатор составил список из 80 имен лиц, подлежащих уничтожению, на следующий день добавил 220 имен, на третий — «по меньшей мере столько же» (Plut. Sulla, 31). Списки Сулла составил лично. Потом они возобновлялись и, наконец, диктатор заявил, что записал только тех, «кого вспомнил», обещая добавить тех, кого «вспомнит еще» (Ibid.).

Укрывательство проскрипта каралось смертной казнью даже если укрывателем был близкий родственник (отец, сын или брат), а за убийство платили 2 таланта. Раб, убивший хозяина или сын-отца, не подлежал наказанию. Имущество конфисковывалось, а рабы отпускались на волю. Как правило, жертвы уничтожались, лишь в достаточно редких случаях диктатор ограничивался изгнанием или конфискацией (Арр. В. С, I, 95–96; Plut. Sulla, 31; Veil., II, 80). Последнее было опять-таки грубейшим нарушением закона, поскольку даже гражданин, осужденный на высшую меру наказания в полном соответствии с законом, как правило, присуждался не к смерти, а к изгнанию и лишению гражданских прав.

Валерий Максим оценивает число казненных в 4 700 человек (Vail. Mai., X, 2,1), вероятно, эта оценка касается людей, принадлежащих к социальной элите. Согласно Аппиану, Сулла уничтожил 40 сенаторов и 1 600 всадников (Арр. В.С. 1,95), по Флору, число всадников достигло 2 000 (Flor, III, 21). Террор вышел за пределы уничтожения противников. Карали за денежную помощь и сочувствие марианцам, а также — за различного рода связи с ним. Особенно свирепствовали против богатых, многие становились жертвами личной вражды с сулланцами. Списки составлялись по всей Италии. Некоторые убийства сопровождались особыми жестокостями. Головы убитых выставлялись на форуме, а современникам на всю жизнь запомнились эти страшные дни террора (Арр. В. С, I, 95–96; Plut. Sulla, 31; Veil., II, 28; Dio, 30–36, fr. 9; 21). Акции проводились против целых городов: Столетий, Итерамна, Пренесте, Флоренция, Сульмон.

Сулла позаботился о полном уничтожении всего, связанного с противниками. Все действия марианцев были объявлены противозаконными. Победные трофеи Мария были свергнуты, равно как и статуи марианских лидеров (Licin. р. 33 Flemish). Дети и внуки проскрибированных лишались гражданских прав, что было тоже беспрецедентно для римских законов, предполагавших только индивидуальную ответственность.

Террор обогатил сулланскую верхушку и именно тогда создавались сверхбогатства сулланских олигархов и основа их политического могущества. Состояние Суллы достигло 350 млн. сестерциев (Liv. Epit., 89), богачами стали Каталина (Sail. Cat., 5), Марк Лициний Красс, занимавшийся скупками конфискованного имущества (Plut. Crass, 6), Гай Веррес и многие другие. О массовых грабежах пишут многие авторы (Sail. Cat., 11; Арр. В. С, 1, 95–96; Plut. Sulla, 33; Dio, 30, fr. 9–11). Происходило и грандиозное перераспределение собственности, когда с санкции Суллы его сторонники приобретали конфискованное имущество по сниженным ценам.

Итогом террора было уничтожение марианцев и любой другой оппозиции и создание атмосферы подавляющего страха. Репрессии стали резким шоком, сломившим всяческое сопротивление, а конфискации были расплатой с армией и сулланским окружением, равно как и способом создания новой олигархии, располагавшей теперь гигантскими богатствами.

Кровавая вакханалия коснулась и Цезаря, едва не ставшего ее жертвой. Формальных оснований для осуждения, даже учитывая полнейший произвол диктатора, у Суллы не было, в военных действиях 83–82 гг. Цезарь не участвовал, а каких-либо тесных связей с марианским руководством у него, видимо, уже не было. Участию в войне препятствовала и должность: фламину Юпитера было запрещено покидать Рим и даже смотреть на вооруженное войско и прикасаться к острым предметам. Наконец, молодой человек совсем недавно женился и, видимо, только что стал отцом. Сулла сделал другой ход, потребовав от Цезаря развода с Корнелией, а после отказа, лишил его должности фламина Юпитера, приданого жены и родового наследства. Преследуемый и больной лихорадкой, Цезарь попал в руки сулланского патруля и спасся только после того, как откупился за взятку (Plut. Caes., 1; Suet. Iul., 1). Цезарь был спасен благодаря матери, сумевшей найти путь к всесильному диктатору. Непосредственными ходатаями выступили весталки (по римскому обычаю даже осужденный на казнь подлежал помилованию в случае встречи со жрицей Весты) и два влиятельных покровителя, будущий консул 77 г. Мамерк Эмилий Лепид Ливиан и родственник Аврелии, Аврелий Котта. По мнению исследователей, это мог быть либо Г. Аврелий Котта, член кружка Антония и Красса, изгнанный в 91 г. комиссией Вария и возвращенный Суллой, либо его брат, Л. Аврелий Котта, позже ставший консулом 74 г. Вполне возможно, что ходатайствовали оба. Сулла дал согласие, сделав это весьма неохотно, и произнеся свою знаменитую фразу о том, что этот молодой Юлий «стоит многих Мариев».

Как и многие другие эпизоды из молодости Цезаря, этот вызывает немало вопросов. Предыдущий рассказ был основан на достаточно логичном изложении Светония. Плутарх дает хотя и близкий, но несколько иной вариант. Согласно Плутарху, Сулла потребовал развода с Корнелией и, после отказа, лишил Цезаря приданого. Цезарь попытался стать жрецом (возможно, подтвердить сан фламина), Сулла помешал ему и теперь уже внес в проскрипционные списки. В этом варианте действия Суллы оказываются в большей степени «в правовом поле», а действия Цезаря более вызывающими.

Между Суллой и Цезарем произошла личная встреча. Очень маловероятно, что встреч было несколько, диктатор вообще не удостаивал свои жертвы аудиенции, и уже сам факт был неординарным. Светоний и Плутарх сообщают, что встреча произошла до ходатайства родственников, но логичнее предположить, что она состоялась после. Вероятно, Цезарь просто получил приказ о разводе, а поскольку его не последовало, Сулла, как и ранее, вопреки всяким законам, внес его в списки. Для личной встречи должно было быть очень веское основание, и им могло стать ходатайство. Возможно, Сулла захотел лично поставить точку в этой истории.

Встреча произвела на Суллу очень сильное впечатление. О чем могли говорить эти два человека? Это уже загадка для романиста, историку остается только констатировать факт и всякая попытка реконструкции является лишь умозрительной гипотезой. Вероятнее всего, Сулла встретил не политическую (это было бы самоубийством для Цезаря), а нравственную оппозицию. Проявив глубокую лояльность к Риму и (хотя бы чисто внешнюю) лояльность к диктатору, молодой человек оказался готов погибнуть ради сохранения собственной чести и чести своей жены, сейчас, как никогда, нуждающейся в его поддержке. Может быть, это сцена была чем-то похожа на мастерски нарисованную Александром Дюма сцену первой встречи д'Артаньяна и кардинала Ришелье. Впрочем, на месте коварного, ловкого, жестокого, но все же преданного идее государственности кардинала был циничный кровавый палач, не веривший никому и, вероятно, изверившийся уже во всем, кроме своего права вершить дела по собственному произволу.

Почему же Сулла пощадил Цезаря? Как ни парадоксально, известную роль могли сыграть второстепенные факторы. Потомок древнего патрицианского рода, Сулла смотрел свысока не только на «новых людей» типа Мария, но и на менее родовитых нобилей. Аристократическая солидарность могла проявиться. Уничтожая марианцев, Сулла выступал как мститель за убитых ими аристократов, среди которых были и родственники Цезаря. Корнелия была дочерью государственного преступника, Цезарь — не был. Формально он был невиновен перед режимом и, в силу возраста и положения, пока еще не опасен. Все эти аргументы наверняка выставляли ходатаи, доказывая, что их протеже — не родственник Цинны и Мария, а потомок Цезарей и Аврелиев.

Цезарю была сохранена только жизнь. Он лишился имущества, должности, возможности карьеры и положения, ему пришлось покинуть Италию и (возможно, это было условием) отправиться в действующую армию. Он оставался «виновным» перед диктатором. Приговор, по сути, не был отменен, скорее он был смягчен и отсрочен, реабилитации не было. Возможно, Сулла тоже предпочел «держать на крючке» оставшихся членов семьи Мария.

82–81 гг. сыграли большую роль в жизни Цезаря. Буквально в одночасье он лишился всего, что было у него ранее. Новый период жизни он встретил изгоем, подобно своему любимому герою Гераклу, в одиночку противостоя могущественному врагу. Впереди были «двенадцать подвигов». Это была его первая, возможно, самая тяжелая схватка с сулланской системой, с которой он будет бороться всю жизнь. И, все же, несмотря ни на что, он победил. Рядом с ним были мудрая любящая мать, молодая жена и только что родившийся ребенок. Случилось почти невероятное: любовь и жизнь одержали свою маленькую победу над насилием и смертью.

3. Сулла и его «дело»

В 80 г., не снимая с себя диктаторских полномочий, Сулла стал консулом. Его коллегой был, видимо, второй человек в сулланской партии, Квинт Цецилий Метелл Пий, фактический глава рода Метеллов и лидер аристократической части сулланцев. Выбор Метелла должен был подчеркнуть, что кровавый репрессивный режим поворачивался своей другой стороной, «консервативно-реформаторской». Трудно сказать, в какой последовательности проводились действия Суллы, но обычно полагают, что 81 год был, в основном, связан с репрессиями, а в 80-м Сулла провел основной блок реформ. Одно не мешало другому, реформы могли начаться во время террора, а последний мог не прекращаться и в ходе преобразований.

Суть сулланских законов сводилась к реставрации старых порядков, существовавших до Гракхов, а иногда и до периода завоеваний плебеев. Другой целью диктатора было установление безраздельного господства собственной партии и создание системы, при которой последняя получала неограниченный контроль над государственной жизнью. Восстанавливая старые порядки, Сулла приспосабливал их к нуждам своих сторонников, приведших его к власти.

Основным звеном нового порядка становился сенат, который должен был взять на себя функции управления государством и быть избавленным от всякого контроля со стороны других органов власти. Сенат сильно поредел в ходе войн и террора 80-х гг. Евтропий оценивает потери в войнах 91–81 гг. до н.э. в 200 сенаторов, 24 консуляра, 7 преториев и 60 эдилициев (Eutr., V, 9). По Аппиану, только в ходе войны 83–82 гг. и репрессий марианцев и Суллы погибло 90 сенаторов и 15 консуляров (Арр. В.С. I, 103). Число оставшихся сенаторов, видимо, не превышало 100–150 человек, многих из которых Сулла считал неблагонадежными. Особенно пострадала элита, в сенате оставалось 5–6 консуляров (обычно — 20–25), а из 15 консулов 90–81 гг. (младшая часть элиты) в живых остался один Сулла[23].

Эти остатки сената[24] Сулла пополнил 300 новыми членами, в основном, из молодых нобилей и своих офицеров (Арр. В.С. I, 100), сразу получив твердое большинство. Составу сулланского сената посвящена немалая литература^{120}. Значительную часть составляли молодые аристократы из числа сторонников Суллы, цвет которой сражался под знаменами диктатора (Цецилии Метеллы, Клавдии Пульхры, Корнелии Долабеллы, Лицинии Лукуллы, Лицинии Крассы, Октавии, Постумии, Сервилии и др.). Многие из них уже были на нижних этажах сената и теперь переместились в его верхушку. Многие сулланские сенаторы были его офицерами из сенаторских и всаднических семей. Э. Габба отмечает, имена 102 сулланских сенаторов (85% из них сенатского происхождения), Кл. Николе обнаруживает 23 сенатора всаднического происхождения^{121}. Среди сулланских офицеров и исполнителей проскрипций было немало незнатных людей. Значимость этих маргинальных групп видна из того, что в 70 г. были исключены 64 человека. Свое назначение Сулла подкрепил «народным выбором», все новые сенаторы прошли выборы по трибам. (Арр. В.С. I, 100).

Сенаторам была передана и судебная власть (отмена законов Гракха и Главции) (Cic. Verr., I, 13, 37; Veil., II, 32). Чтобы избавить сенат от всяческого контроля, диктатор отменил цензуру. Одним из следствий законов стала небывалая коррупция сенатской элиты, борьба с которой была одним из центральных процессов 70–60-х гг. и проводилась самыми разными силами. Хотя правительство защищало своих коллег и многие из них стали практически неприкасаемыми, центральными фигурами процессов были именно сулланские лидеры.

Сулланские законы сняли контроль за политикой со стороны магистратов и комиций. Особенно слабыми стали демократические элементы системы. Еще в 88 г. Суллу провел решение, запрещающее передавать в народное собрание предложения без предварительного обсуждения в сенате (Арр. В.С. I, 59). Это было фактической отменой закона Гортензия о плебисцитах. При соблюдении этого закона, большинство законопроектов Гракхов, Сатурнина, Сульпиция, Друза, а позже — популяров и самого Цезаря не были бы даже поставлены на голосование. Еще более сильным был экономический удар: Сулла отменил хлебные раздачи (Арр. В.С. I, 100). Решение вызвало сочувствие многих античных авторов^{122} и поздних историков, как «ликвидация системы социального паразитизма»^{123}, но немалая часть обнищавших граждан лишалось тем самым средств к существованию, и невозможность таких мер осознавали даже крайние сулланцы.

Особый удар Сулла нанес по народным трибунам, de facto лишив из какого-либо значения. Трибуны были ограничены в праве вносить законопроекты в народное собрание (ius legum ferendarum) и должны были согласовывать это с сенатом (Cic. Verr., II, 1, 155; Liv. Epit., 89). Существенно ограничивалось трибунское вето. Наконец, занятие должности лишало бывшего трибуна права занимать какие-либо иные магистратуры, что восстанавливало порядки времени до IV века до н.э. В том, что Сулла практически уничтожил трибунскую власть, согласны все наши источники (Caes. В. С, I, 7; Арр. В.С. I, 100; Liv. Epit., 89; De v. ill., 15). Это был удар по реформам, поскольку именно трибуны были теми магистратами, которые напрямую обращались к народу и могли наложить вето на антинародное решение. Именно они были инициаторами реформ 133–91 гг.

Ограничению подвергались и магистратуры с империем. Сулла отменил практику марианцев, превративших консульство в диктаторскую власть. Диктатор подтвердил закон Виллия от 180 г., нарушаемый марианцами и требующий занимать должности в четком порядке (квестура-претура-консульство). Возрастной барьер был поднят: 39, 41 и 43 года. Второе консульство можно было занимать только через 10 лет после первого. С другой стороны, консулы фактически лишались права командовать армиями и почти все войны 79–49 гг. велись проконсулами. Консулы превращались во власть, управлявшую Италией, и спикеров сената. Выборы, по всей вероятности, de facto решались в сенате, руководимом элитой консуляров. Согласно Аппиану, диктатор отменил и реформу центуриатных комиций, вернувшись к системе Сервия Туллия (Арр. В.С. I, 59). Исследователи часто и вполне обоснованно сомневаются в правомерности этих данных^{124}, но такого рода идеи вполне могли фигурировать в сулланской пропаганде.

Сулланские лидеры высшего ранга особенно стремились к длительным проконсулатам, которые и делали их реальной властью. Проконсульства Помпея длились с 77 г. по 71 г. (Испания), 67–62 гг. (восточные провинции) и 55–48 гг. (Испания); Метелл Пий был проконсулом Дальней Испании в 79–71 гг. Сервилий в Исаврии — с 78 по 74 г., Курион во Фракии — с 75 по 73 гг., затем его сменил Марк Лукулл (73–71 гг.), его брат Луций был проконсулом на востоке с 74 по 67 г. Как правило, власть давал сенат.

Число низших магистратов существенно выросло: преторов с 6 до 8, квесторов — с 8 до 20. Отчасти причиной был рост числа провинций, но были и другие причины: число квесторов было связано с пополнением сената, а число преторов — с ростом числа судебных комиссий. Число авгуров и понтификов вьь росло с 9 до 15 (Liv. Epit., 89). Другим новшеством стала отмена закона Домиция (104 г.) о выборе жрецов и допущение кооптации^{125}.

Важнейшим и наверное, самым конструктивным преобразованием Суллы были преобразования судебной системы. Были созданы новые специальные комиссии (quaestiones) для разбора различных преступлений: поджогов, лжесвидетельств, государственной измены, подделки завещаний, оскорбительных действий, ростовщичества и др.^{126},[25] Есть данные об уголовных законах диктатора: о лжесвидетельствах (de falsis), о вымогательствах (de repetundis), об убийствах (de sicariis), об отравительствах (de veneficiis). Был принят и закон против роскоши. Членами судебных комиссий были сенаторы.

Программа Суллы носила реставраторский характер. Во главе стоял значительно усилившийся сенат, подчинивший себе магистратуры и народные собрания. Исчезли многие перемены, происшедшие в 133–88 гг. Формулой нового порядка стал Закон Корнелия об оскорблении величия (Lex Cornelia de maiestate) квалифицировавший государственные преступления: самовольное оставление провинций и войск, ведение войны без санкции сената и народа, организация мятежа (seditio) и убийство магистрата, самовольный ввод войск в провинцию (Cic. pro Cluent, 9 Fam., III, 11, 2; in Piso, 50).

Политика Суллы в Италии носила ярко выраженный консервативный характер. По большому счету, диктатор прервал и даже сорвал процесс предоставления гражданства Италии, начатый в 90–89 гг. и продолженный Цинной. Законы Сульпиция отменил переворот 88 г., после победы Суллы, диктатор, похоже, не отменял закон Цинны (есть и другие данные)[26] и скорее пошел по пути лишения прав (полностью или частично) конкретных городов и общин. Многие «новые граждане» были уничтожены физически. Другим ударом было расселение по Италии 120 000 солдат 23 или 27 легионов Суллы. Поселения появились по всей Италии, они были в Этрурии, Лации и Кампании (Фезулы, Капуя, Пренесте, Арреций). Раздача земель сопровождалась репрессиями, конфискациями и массовым сгоном с земель местного населения. Ликвидировав цензы и цензуру, Сулла ликвидировал механизм учета новых граждан. Положение до Союзнической войны могло показаться италикам хорошими временами.

В 79 г. Сулла, видимо, продолжал быть диктатором (Арр. В.С. I, 103). Плутарх сообщает о роскошном триумфе (Plut. Sulla, 34; Арр. В.С. I, 99). Консулами стали П. Сервилий Ватия Исаврийский и Аппий Клавдий Пульхр. После этого Сулла снял власть и удалился от дел, живя в своем поместье и занимаясь охотой и сочинением мемуаров. Мелкими государственными делами он занимался вплоть до своей смерти в 78 г. Источники не без злорадства сообщают о тяжелой болезни диктатора в его последние годы. Его заболевание именуют «вшивой болезнью», когда тело постепенно превращается в струпья и вшей (некоторые врачи сомневались в существовании такой болезни в природе), или лихорадкой. Возможен вариант экземы или аллергии. Последние дни Сулла непрерывно пьянствовал в обществе актеров, заглушая вином нестерпимую боль. Незадолго до смерти он закончил свои мемуары, от которых до нас дошли незначительные фрагменты. Сам он умер от кровоизлияния в момент расправы над своей последней жертвой, эдилом Гранием (Plutt. Sulla, 37).

Зачастую необъяснимые парадоксы жизни, деятельности и особенно отставки Суллы вызвали дискуссию в источниках и историографии. Откровенной апологетики Суллы было немного. Консервативная традиция отнеслась к нему достаточно неоднозначно, представив диктатора как великого полководца, обвинив в войне марианцев и проявив симпатию к его реформам. Вместе с тем, защищая «дело Суллы» (термин имеет не современное, а античное происхождение)^{127} и поднимая на щит его продолжателей (Метелла Пия, Помпея, Катула и др.), она оставила диктатора фигурой умолчания, стараясь вывести за скобки его одиозную личность. Цицерон и Саллюстий пишут, что за «прекрасным делом» последовала «дурная в нравственном отношении победа» (Cic. De off., II, 86; Sail. Cat., 11), Плутарх замечает, что Сулла оказался «хуже собственных законов» (Plut. Sulla, 41). Напротив, демократическая традиция отвергает все, связанное с Суллой, видимо, вполне справедливо видя в его деятельности жесткую тиранию, подчинившую все и вся своему произволу.

Исследование политической деятельности Суллы началось с Т. Моммзена, создавшего образ аристократического реформатора и создателя италийской государственности^{128}. Эти два несколько противоречивых тезиса, образ консервативного реставратора и образ предтечи Цезаря в создании государственности Империи, долго сохранялись в историографии XIX века, претерпевая отдельные модификации (напр. К.В. Нич)^{129}. Одной из попыток пересмотра этой позиции является мнение К. Фрелиха, считавшего Суллу лидером победивших олигархов, стремившимся к неограниченному возвышению, и делавшим акцент на политике репрессий, террора и конфискаций^{130}. Другие исследователи, оставаясь на этой позиции, отмечают сходство между ним и его противниками в плане методов, целей и состава партий и видят в диктаторе скорее лидера «личной партии», стремящегося к личной власти (Л. Блох, Ф. Марш, Е. Бэдиан, X. Беннет)^{131}. Э. Габба более склонен искать в деятельности Суллы легитимные стороны, не видя особых противоречий между ним и аристократической традицией^{132}.

На несколько ином уровне идею консервативной реставрации воссоздает Хр. Мейер, полагающий, что она завершилась неудачей^{133}.[27] По мнению С.И. Ковалева, Сулла заложил основы военной монархии, сочетавшейся с республиканскими формами^{134}. Н.А. Машкин считает реставрацию скорее формальной стороной деятельности диктатора^{135}. Для С.Л. Утченко действия Суллы — это последняя попытка правящей знати удержать свои позиции, выявившая безнадежность планов такого рода^{136}. Достаточно оригинально звучит точка зрения Ж. Каркопино, считавшего Суллу «неудавшимся монархом», стремящимся к личной власти, но вынужденным уйти в отставку под давлением оппозиции в собственном лагере^{137}. Существуют и откровенные апологии Суллы, авторы которых считают его «последним республиканцем»[28].

Особые споры возникли вокруг отставки диктатора. Большинство исследователей, видимо, справедливо, считают ее добровольным актом (Т. Моммзен, К. Фрелих, У. Вилькен, С.И. Ковалев, А.В. Игнатенко и др.)^{138} - Другим пунктом полемики стал вопрос о том, было ли действие Суллы обычным снятием чрезвычайной магистратуры (Э. Габба) или же, как видимо, восприняли его римляне, неожиданным отказом от огромной, бесконтрольной, диктаторской (в современном понимании) или монархической власти. Очевидность второй точки зрения привела к появлению логичной, интересной, но не находящей подтверждения в источниках версии Ж. Каркопино^{139}. Суллу ненавидели многие, в том числе и значительная часть его окружения, но если бы он решил остаться, оппозиция была бы бессильна. Вопрос, почему он принял такое решение, объясняют (помимо фактора болезни) «сознанием выполненного долга» (Т. Моммзен)^{140} или, наоборот, разочарованием и пониманием отсутствия перспективы^{141}. Можно даже усилить вторую точку зрения: перспектива была обратной и вполне очевидной.

К 80–79 гг. общество оказалось в критическом положении. Большинство населения Италии и провинций было разорено войнами 80-х гг. и сулланской системой, экономика находилась на грани развала, казна была пуста (вероятно, около 40 млн. сестерциев). Итогом диктатуры было то, что большинство населения Италии и провинций было раздавлено системой. Восстание Лепида показало взрывоопасную обстановку в Италии, в 80 г. в Испании началось восстание Сертория, уже занявшего Дальнюю Испанию и громившего сулланских наместников. На востоке поднял голову Митридат, начинался расцвет киликийского пиратства и войны на Балканах. В 70-е гг. военное напряжение достигло 28–45 легионов (больше чем во II Пунической войне).

Крах был реален. Политика Суллы зашла в тупик. Сулла выбрал момент, когда было еще не поздно. Более того, полного ухода не было, экс-диктатор оставался самым высокопоставленным сенатором, сохранял огромное влияние, богатство и страх перед собой. Власть была передана его сторонникам, многие из них были с ним в родстве (Метелл Пий, Лукуллы, Сервилий Ватия, Помпеи и др.). Многие из них предпочитали сделать Суллу «фигурой умолчания», но лично ему ничего не угрожало. Это был не столько уход от власти, сколько снятие ответственности, совершенное с характерной для Суллы изворотливостью и цинизмом.

Сулла и его «дело» сыграли огромную роль в жизни Цезаря. Это было то, с чем ему предстояло бороться всю его жизнь, а дальнейшая политическая биография проходила в окружении сулланской элиты. Борясь с законами Суллы и его креатурами, Цезарь должен был думать не только об их устранении, но и о выходе из тупика, в который было загнано все римское общество. Живой и мертвый, Сулла оставался, наверное, самым страшным противником Цезаря. Именно Цезарь вывел общество из тупика, в который загнал его Сулла, другим парадоксом было то, что этих двух людей часто считали политическими преемниками.

4. Сулланская элита

Сулланская и постсулланская элита была достаточно сложным объединением, включавшим разные группировки и господствующим с 79 по 49 гг. до н.э. Монополизировав высшие магистратуры, решающие голоса в сенате и высшие посты в провинции, эти люди достаточно уверенно держали власть в своих руках. Условно их можно разделить на четыре группы, грани между которыми провести достаточно сложно, но каждая из которых имела тот или иной отличительный признак.

1. Клан Метеллов. Основателями могущества рода стали два брата, победитель Лже-Филиппа и ахейцев Кв. Цецилий Метелл Македонский, консул 143 и цензор 131 г., и консул 142 г. Л. Цецилий Метелл Кальв. В 123–110 гг. консульство занимали шесть представителей рода: 4 сына Метелла Македонского — Кв. Цецилий Метелл Балеарский (консул 123 и цензор 120 г.), Л. Цецилий Метелл Диадемат (консул 117 г.), М. Цецилий Метелл (консул 115 г.) и Г. Цецилий Метелл Капрарий (консул 113 и цензор 102 г.) и 2 сына Метелла Кальва — Л. Цецилий Метелл Далматик (консул 119 и цензор 115 г.) и Кв. Цецилий Метелл Нумидийский (консул 107 г.). Новое поколение Метеллов стало во главе сулланской партии. Посредством браков с родом были связаны М. Эмилий Скавр и Сулла, женатый на дочери Метелла Далматика. Сыном Метелла Нумидийского был Метелл Пий, консул 80 г. и командующий в Серторианской войне, отправившийся в Испанию уже в 79 г. Из консулов 79 г. один, Сервилий Ватия, принадлежал к Метеллам по матери, активно участвовал в войнах 87 и 83–82 гг., затем, с 78 по 74 г., был проконсулом Исаврии. Второй консул, Аппий Клавдий Пульхр, был женат на Метелле. Их детьми были Ann. Клавдий Пульхр, консул 54 г., знаменитый трибун 58 г. П. Клодий и три дочери, Клодии, бывшие замужем соответственно за консулом 68 г. Кв. Марцием Рексом, Кв. Цецилием Метелл ом (консул 60 г.) и Л. Лицинием Лукуллом. Братья Лукуллы были через мать внуками Метелла Кальва. В 69 г. консулом был Кв. Цецилий Метелл Критский, завершивший войну с критскими пиратами, в 68 г. — Л. Цецилий Метелл. Влияние Метеллов преобладало в 70-е гг. и сохранялось в 60-е гг., с ними были связаны 11 из 40 консулов 79–60 гг. и почти все проконсулы. Метеллы сохранили влияние и в 50-е гг.: в 57 г. консулом был Кв. Цецилий Метелл Непот, а в 60 г. — его брат, Метелл Цел ер, внуки Метелла Балеарского. Наконец, вторым человеком в партии Помпея был консул 52 г. Кв. Цецилий Метелл Пий Сципион, приемный сын Метелла Пия и тесть Помпея.

2. Консерваторы и оптиматы. Строго говоря, в идейном плане они были едины с Метеллами, не будучи, впрочем, структурированы в их «семью». Хотя Метеллы, видимо, были лично связаны с Суллой в большей степени, чем их единомышленники из других кланов, и те и другие видели в нем «секиру палача», которая должна была быть убрана, выполнив свою задачу^{142}. Стоя за «дело Суллы», бывшее реально их делом, эти силы ставили его выше личности диктатора, они же были идеологами его реформ.

Лидером этой группы можно считать Кв. Лутация Катула, сына второго победителя кимвров, ставшего жертвой репрессий Мария. В 78 г. он стал консулом при поддержке самого Суллы (Plutt. Sulla, 34; Pomp. 15), а после его смерти возглавил его сторонников в вопросе о похоронах диктатора. Именно Катул реально возглавлял сулланский сенат, а в 70 г. это положение было узаконено после объявления его принцепсом. Он же подавил восстание Лепида. Вплоть до своей смерти в 61 г., Катул был неизменным руководителем оппозиции всем попыткам изменить законодательство Суллы.

К консерваторам можно, видимо, отнести Мам. Эмилия Ливиана, консула 77 г., консулов 76 и 75 гг., Гнея и Луция Октавиев, вероятно, племянника и сына консула 87 г. Гн. Октавия и знаменитого оратора, консула 69 г. и соперника Цицерона, Кв. Гортензия Гортала. К ним присоединились и некоторые бывшие марианцы: интеррекс Л. Валерий Флакк, объявивши Суллу диктатором, и консул 91 г. Л. Марций Филипп. К числу этих перебежчиков принадлежал и консул 65 г. Т. Манлий Торкват. Если в 70 г. эта группа скорее играла вспомогательную роль, то в 60–50-е гг. она выдвигается на ведущее место, включив в себя и Метеллов. Ее несомненным идейным лидером стал племянник Ливия Друза, М. Порций Катон, на эту же роль претендует и оратор Цицерон. Среди ее представителей были ровесник Цезаря, консул 59 г. М. Кальпурний Бибул, консул 57 г. П. Корнелий Лентул Спинтер, консул 56 г. Гн. Корнелий Лентул Марцеллин, могущественный олигарх, консул 54 г. Гн. Домиций Агенобарб, консул 50 г. Г. Клавдий Марцелл и консулы 49 г. Г. Клавдий Марцелл и Л. Корнелий Лентул Крус. Это было поколение, среди которого было много молодых сулланских сенаторов, однако некоторые, как Цицерон и Катон, относились к нему откровенно враждебно. Вместе с тем именно они стали преемниками сулланских оптиматов и центром борьбы с Цезарем.

3. Военные. Эта группа объединяла выходцев из, как правило, незнатных сенаторских семей, бывших офицерами диктатора. Хотя среди первых групп было немало способных полководцев, именно данная группа, вероятно, в наибольшей степени отражала это военное начало. Для целого ряда сулланцев качество военного, видимо, было определяющим. Они сыграли особую роль в победе Суллы в 83–82 гг. и были неоценимы, как силовая структура. Они оказались и наиболее независимой частью сулланцев, готовой на реформы и отход от сулланской практики.

Типичным представителем этой группы и, видимо, ее лидером, можно считать будущего союзника, а затем — главного противника Цезаря, Гнея Помпея Магна, крупнейшего римского полководца в 80–40-е гг. I века. Хотя род Помпеев появился в фастах во II веке, отец Помпея, Гней Помпеи Страбон, был, видимо, первым представителем своей ветви рода, который добился консульства. Став консулом 89 г., Помпеи Страбон командовал северным фронтом римлян, не снял власть после войны и играл очень сложную роль в событиях обороны Рима в 87 г. Страбон явно претендовал на положение, аналогичное положению Мария, Цинны или Суллы. Эти амбиции унаследовал и его сын.

Гней Помпеи родился в 106 г. и в 17 лет начал службу в армии отца, пройдя с ним все перипетии событий 89–87 гг. После вступления марианцев в Рим, Помпеи бежал в Пицен. В 86 г. он удачно выступил в процессе по обвинению покойного отца и был оправдан благодаря Кв. Гортензию и Л. Марцию Филиппу. Успех был двойной, разбиравший дело претор Антистий выдал за Помпея свою дочь (Plut. Pomp. 4). При подходе Суллы Помпеи выступил на его стороне, собрав в Пицене 3 легиона. В 83 г. он разбил войска марианских полководцев, Г. Каррину, Целия и Брута (Plut. Pomp., 7), а затем соединился с Суллой. Сближение с последним изменило положение Помпея, которого уже не устраивало родство с Антистиями. Сулла также желал родства с молодым генералом. Помпеи дал развод Антистий, а сам преторий вскоре был проскрибирован Суллой (Plut. Pomp., 9). В аналогичной ситуации Помпеи поступил совершенно отличным от Цезаря образом и женился на падчерице диктатора Эмилии, уже бывшей замужем за Манием Ацилием Глабрионом. Беременная Эмилия умерла в доме Помпея. В 82 г. вместе с Метеллом Пием, Помпеи командовал сулланской армией в Этрурии и сыграл, возможно, решающую роль в разгроме Карбона (Арр. В.С. I, 91–92). После победы в Италии, Помпеи переправился в Сицилию: войска Перперны сдались, сам он бежал, а Карбон был захвачен и казнен. Помпеи переправился в Африку и разбил 20-тыс. войско Домиция Агенобарба и его союзника, нумидийского царя Гиарбу (Plut. Pomp., 10–12; Арр. В. С, I, 95–96). Молодой командующий явно претендовал на особую роль в окружении Суллы, полагая, что своей победой диктатор во многом обязан ему. Он получил триумф и прозвище Магн (Plut. Pomp., 13–14), быть может, данное ему не без иронии, а на выборах консулов на 78 г. Помпеи против воли Суллы поддержал Лепи да. Сулла имел основания не доверять Помпею и обошел его в завещании (Plut. Pomp., 15).

Другим, также достаточно нетипичным представителем этой группы, был М. Лициний Красс, сын консула 97 г. П. Лициния Красса. Судьба родившегося в 115–4 гг. Красса была чем-то похожа на судьбу Цезаря. В 87 г. его отец и брат стали жертвами марианцев (Liv. Epit, 80; Cic. Sest, 48), сам Красс с тремя друзьями бежал в Испанию, где долго скрывался, а в 84 г. начал операции в Испании с отрядом в 2500 человек. Позже он соединился с Метеллом в Африке, а затем прибыл к Сулле в момент его высадки. Сулла послал Красса в область марсов для набора войск, после чего он участвовал в кампании 83–82 гг. Красс отличился в битве под Римом, фактически выиграв это решающее сражение. Происходя из одной из самых богатых семей Рима, Красс вернул себе состояние семьи, разбогатев на проскрипциях и городских пожарах (Арр. В.С. I; Plut. Crass., 6), что вызвало недовольство Суллы. Впрочем даже диктатор был вынужден терпеть этого богатейшего олигарха. В 55 г. Красс имел 45 млн. денариев (180 млн. сестерциев) (Plut. Crass., 2; Plin. N. Н., XXXIII, 134), немалая часть капитала была у него уже в сулланский период.

К числу военных можно отнести ряд других сулланцев. Это легат Суллы в войне с Митридатом Л. Лициний Мурена, оставшийся в Азии, командовавший осадой Пренесте Кв. Лукреций Офелла, убитый Суллой за то, что хотел стать консулом против его воли (Plut. Sulla, 33; Liv. Epit., 89) и Т. Анний Луск, посланный в 81 г. в Испанию и изгнавший оттуда Сертория. Представителями этой группы были консул 73 г. Гай Кассий Лонгин, консул 72 г. Л. Геллий Публикола, консул 65 г. Л. Манлий Торкват, консул 62 г. Л. Лициний Мурена, сын легата Суллы. Из числа легатов Помпея выдвинулись консул 62 г. М. Пупий Пизон и консул 61 г. и Л. Афраний, правая рука Помпея во всех его походах, а также участник Серторианской войны и победитель при Пистории Марк Петрей.

Военные были, видимо, самой сильной и независимой частью сулланцев и ориентировались не столько на партийные интересы, сколько на Рим и его державу. Это могло сделать их союзниками реформаторов или, хотя бы заставить соблюдать нейтралитет. Вся будущая коллизия отношений Цезаря и Помпея, бывшего явным центром этой группы, показывают сложность положения этой части сулланцев.

4. Маргинальные и криминальные круги. Многочисленные люди с «темным прошлым» и откровенно криминальные деятели были одной из опор сулланского режима, будучи использованы для «темных дел» режима и особенно — террора во время проскрипций. Вероятно, будучи наиболее одиозной из всех групп сулланцев, они особенно нуждались в фигуре диктатора, видя в нем свою основную защиту. Возникала опасность их чрезмерного сближения с Суллой, также чужим среди респектабельных оптиматов и не всегда ладившим с военными. Эти силы не ошиблись: после смерти диктатора их значение стало падать до тех пор, пока попытка самостоятельных действий не завершилась заговором Каталины. Представителями более старшего поколения, возможно, были консулы 81 г. М. Туллий Декула (о котором, впрочем, ничего не известно) и уже несомненно — Гн. Корнелий Долабелла, позже обвиненный Цезарем в вымогательствах. Впрочем, центральными фигурами были лидеры будущего заговора Каталины.

Сам Катилина был легатом Лукреция Офеллы и «отличился» во время проскрипций (Sail. Hist., I, 44; Cic. Comm. pet., 10; Oros, V, 21), другой лидер, П. Корнелий Лентул Сура, смог даже стать консулом 71 г. Интересно, что и тот и другой мечтали повторить судьбу Суллы. Третий руководитель заговора, Г. Корнелий Цетег, был легатом Метелла Пия в Испании (Cic. pro Sulla, 70). Не совсем ясно его родство с Цетегом-старшим, бывшим марианцем, перешедшим к Сулле, перед которым заискивал сам Лициний Лукулл (Plut. Luc, 5–6). Будущий консул Г. Антоний Гибрида, позже связанный с катилинариями и ставший консулом 63 г., обогатился во время грабежей и проскрипций (Asc. p. 75; 79). У катилинариев были и более «респектабельные» связи. Катилина имел контакты с Крассом и даже Катулом. Не все представители этой группы были связаны с Катилиной, превращавшимся в ее центр. Среди них — будущий наместник Сицилии Гай Веррес, сулланские палачи, Л. Лусций и Л. Беллиен, любимый либерт Суллы Корнелий Хрисогон. Верхушка группы имела сильный фундамент: многие сулланские ветераны, значительная часть Корнелиев, персонажи, подобные Росциям из речи Цицерона. Возможно, и оптиматы, и военные опасались чрезмерного сближения диктатора с этими кругами. Все эти силы начинают терять влияние после его ухода, сильный удар нанесли по ним реформы и чистка сената в 70 г., в 60-е гг. они попытались взять власть.