Юнармия

Глава X БЕЗ ВЫСТРЕЛА

На вокзале праздничная суета. «Победа» стоит на глав­ном пути, у перрона.

Доступ на вокзал свободен. Дроздовцы выставили свой броневик напоказ всей станице.

«Смотрите, мол, православные, каким утюжком погла­дим мы большевиков. Любуйтесь».

Любоваться бронепоездом пришли из станицы важные старики в черкесках, в голубых и коричневых бешметах.

Бородатый старик с серебряным кинжалом на поясе щупал корявыми руками зеленую броню и, причмокивая губами, говорил:

– Вот бы лемех сделать, ввек не сносился бы!

На перрон вышел, пошатываясь, командир бронепоезда. Он повел носом вправо и влево и сквозь зубы скомандо­вал:

– Приготовьсь!

Офицеры и рядовые засуетились вокруг бронепоезда, забегали по платформе, звякая шпорами и пересмеиваясь на бегу.

Солдаты у орудий пробовали винтовые подъемники, смахивали пыль со стволов, подымали и опускали в бойни­цах дула пулеметов, проверяя их исправность.

«Победа» готовилась к наступлению.

Машинист выглядывал из окна паровоза и невесело посвистывал. Потом он перестал свистеть и сказал своему помощнику:

– Погляди дышла там.

Помощник сбежал по ступенькам, отвернув стальные фартуки и постукивая молотком, принялся проверять клинья в дышлах.

Командир бронепоезда, аккуратно вынося в сторону правую ногу, шагал по платформе. Около паровоза он ос­тановился и, прижимая локтем кобуру нагана, долго осмат­ривал паровоз. Потом подозвал к себе молодого, похожего на жужелицу, офицера, стал торопливо расспрашивать его о каких-то запасных частях и шпалах. Офицер, приставив руку к козырьку английской фуражки, рапортовал:

– Железнодорожники утверждают, что никаких запа­сов в наличии не имеется.

– Врут, забастовщики проклятые! Не верьте им.

– Я сам проверял кладовые, господин подполковник…

– Ну и что же?

– Запасные части не обнаружены.

– В таком случае они вас околпачили, – тихо, но внят­но произнес командир бронепоезда.

У бронепоезда столпились казаки. Они глазели на мо­гучие морские пушки, заглядывали под колеса паровоза. Никто их не отгонял. Часовые спокойно расхаживали у бронепоезда, как будто не замечали посторонних.

Командир отвел в сторону молодого офицера и уже совсем тихо сказал ему:

– Вас околпачили, любезный, как последнего дурака. Возьмите солдат и немедленно разыщите запасные части. Нам невозможно отправляться при отсутствии таковых. Нас могут отрезать.

– Слушаю-с, – ответил офицер, щелкнул каблуками и ушел.

Минут через двадцать он вернулся. За ним шли сол­даты. Они несли болты, инструмент, гайки и несколько шпал.

– Вот видите, – сказал улыбаясь командир «Победы» молодому офицеру. – Я был совершенно прав, когда гово­рил, что вы ошиблись.

– Так точно, господин подполковник. Произошла ошибка.

– Ну, теперь мы в полной готовности. Я надеюсь сбить фронт без единого выстрела.

Последние слова командир произнес так, чтобы их слы­шали все. Потом он поправил ремень от плоского полевого бинокля, гордо оглядел публику и протяжно скомандовал:

– Са-дись!

На паровоз залез дежурный офицер. У орудий и пуле­метов по всем правилам расположилась прислуга. Послед­ним взошел командир «Победы».

Броневик тронулся без свистка.

Плавно катились колеса тяжелых платформ. Паровоз набирал скорость, почти не пыхтя.

Минуты через две бронепоезд «Победа» скрылся за по­воротом. Он шел на Курсавку.

На платформу выскочил Васька.

– Отправился уже? – запыхавшись, спросил он.

– Велел тебе кланяться.

Мимо нас прошел бородатый казак с серебряным кин­жалом. Придерживая рукоятку, он говорил, обращаясь к публике на перроне:

– Вот этот саданет так саданет! В навоз смешает. Попотчует красноперых!

– Ясно, саданет!

– Этот антимонию разводить не будет!

– Ясно, не будет, – сказал бородатый. – Это раньше вот – вышел на поле, и сади друг друга кулаками. А то вот дробовиками воевали. Пока зарядишь его всякой всячиной, неприятель чаю успеет напиться, да еще вприкуску. Какая же это война была, посуди на милость! Я вот всю жизнь воевал, был и на японской, и на германской, всякие штуки видел, а таких броневиков не приходилось наблюдать…

– Оно правильно… Техника теперь не та, что была. Тех­ника теперь, прямо сказать, высокой марки, – поддакнул бородатому какой-то старичок из толпы.

Перед вечером на станции собрался народ не только из станицы, но из всех соседних поселков. Пришли и старики и молодые. Казачата от стариков не отставали. У каждого болтался на кавказском наборном поясе здоровый кинжал. Все были разряжены – в праздничных черкесках, в бешметах. Хвастают перед поселковыми.

Поселковые ребята – это все сплошь дети иногородних. Есть среди нас и два казачонка: Мишка Архоник и Гав­рик. Только они такие же, как и мы, – за красных стоят. Мишкин отец – деповский рабочий. Отец Гаврика – с красными ушел. Мишку и Гаврика станичники даже не считают за казачат. Да и верно, какие они казаки. Они и бешметов отроду не носили.

Где-то на перроне заиграла двухрядка. Казачата затя­нули песню:

Милый мой, пойдем домой,

Зорька занимается.

Мы туманчиком пройдем,

Никто не сдогадается.

Высоченный рыжий казак, заложив два пальца в рот, подсвистывал гармошке во всю силу. От усердия он стал потным и красным.

– Смотри, как запарился! – сказал Гаврик.

В это время к нам подошел конопатый казак в корич­невой черкеске и попросил закурить. Гаврик сквозь зубы процедил:

– Нету. В лавке спроси.

– Дай закурыть! – крикнул казак, размахивая ру­ками.

– В лавке, – повторил Гаврик.

– А я тебе говорю: дай закурыть!

– А я тебе говорю – нема, – передразнил его Гаврик.

Казак ухватил Гаврика за ворот рубахи.

– Отчепись, дурной! – крикнул Гаврик и стал выры­ваться.

Казак замахнулся плеткой. Но тут же к нему подскочи­ли Андрей, Мишка Архоник и Ванька.

Андрей выхватил у казака плетку, а Мишка ударил его ногой в живот.

Казак зашатался. Ванька, не давая ему опомниться, выхватил у него из-за пояса кинжал.

Казак заголосил:

– Сандро, Петька! Егор! Иногородние бьют!..

Гармошка скрипнула и замолчала. Песня оборвалась. На помощь конопатому бежали здоровенные парни, семе­нили станичные казаки. Молодые на бегу вытаскивали из ножен кинжалы.

Мы сразу оказались в кольце. Андрей отбивался плет­кой. Мы с Ванькой пустили в ход кулаки.

Вдруг земля вздрогнула… Послышался тяжелый ору­дийный выстрел. За ним, точно сорвавшиеся в пропасть ка­менные глыбы, загрохотали тяжелые пушки.

Стреляли там, в стороне Курсавки. Первый раз за мно­го дней мы услышали орудийные выстрелы. Мы насторо­жились. Казаки тоже.

– Бей их! – закричал вдруг бородатый казак и хлоп­нул Ваньку плетью по голове.

Ванька схватился за голову. Казаки загикали и в де­сять рук принялись колотить Ваньку по чему попало.

– Берегись! Бомбу брошу! – закричал Андрей не сво­им голосом и сунул руку в карман.

Казаки расступились. Ванька вырвался из толпы и бро­сился бежать. Мы за ним.

– Ну, гады! Не попадайсь! – крикнул Гаврик и, на бе­гу размахнувшись кулаком, залепил по носу бородатому.

Мы бежали без оглядки.

За нами гнались казачата.

– Сволочи! Против своих пошли! Мы вам скрутим го­ловы! – кричали они вслед Мишке и Гаврику.

У железнодорожного каменного моста мы останови­лись.

– Значит, отступили? – сказал Андрей, тяжело отду­ваясь.

– Отступили, – грустно ответил Васька.

Гаврик, прислонясь плечом к своду моста, сплюнул на землю. Слюна у него была красная. Он сплюнул еще раз, и на землю упал окровавленный зуб.

– Вот курдюк конопатый, саданул как, – сказал он.

– Сразу видать – свой казак, родненький, – пошутил Мишка, потирая распухшее ухо.

– А ловко мы выкрутились, – сказал Иван Василье­вич. – Ведь у них, гадов, кинжалы были, порезать могли, как телят.

– Да, – сказал Васька. – Хорошо, что у Андрея бомба была.

Андрей засмеялся.

– Ты что смеешься? – спросил Васька.

– Вот моя бомба, – сказал Андрей и повертел кулаком перед Васькиным носом.

– Значит, ты их надул? – спросил Васька.

Андрей ничего не ответил. Он поднял голову и стал к чему-то прислушиваться.

Мы тоже насторожились.

Совсем близко слышался металлический лязг. Мост слегка подрагивал. Это возвращался бронепоезд.

Мы выползли из-под моста и цепью залегли у самого откоса.

Поезд шел без огней. Четко выстукивали тяжелые ко­леса. Острый ветерок облизывал нам лица.

– Ребята, зачем мы у самого полотна легли? – хрип­лым голосом сказал Иван Васильевич. – Еще обстреляют нас…

– А ты уже и струсил? – спросил Андрей.

– Не струсил, а даром пропадать не охота. Вот если бы хоть деревянная бомба была, я бы подполз к полотну и живо рельсу разворотил. А то что ты ему сделаешь?..

– А ты вот подползи и смажь рельсу хлебом, – ска­зал Гаврик, протягивая Ваньке хлебную корку.

– Зачем? – растерянно спросил Ванька.

– А вроде попробуем. Тогда и видно будет – трусишь ты или нет.

Ванька посмотрел на ребят и нехотя пополз на животе вверх по насыпи.

Близко-близко стучали колеса и попыхивал паровоз. Ванька полз и смотрел в ту сторону, откуда шел броневик. Наконец он добрался до полотна, оглянулся на нас и быстро мазнул рельс хлебом. Потом кубарем скатился к нам под откос.

– Ну, вот и все. Теперь лежи. Когда-нибудь вот так и бронепоезд взорвешь, – сказал поучительно Гаврик.

Мы засмеялись.

Бронепоезд медленно прошел мимо нас. Казалось, в нем не было ни души. Прошел, лязгнул колесами на стрел­ках и остановился у вокзала.

– Вставай! – скомандовал Андрей.

Мы быстро вскочили на ноги и опять побежали к стан­ции. Перелезли через забор, крадучись прошли мимо боль­ших погребов, прошмыгнули через сад. Наконец мы добра­лись до вокзала и забились в темный угол как раз напро­тив бронепоезда.

Публику с вокзала прогнали охранники. Офицеры ходи­ли злые. У платформы бронепоезда шла непонятная возня. Все кричали. Больше всех горячился молодой, похожий на жужелицу, офицер с перевязанной головой.

– А где же командир? – шепотом спросил я у Андрея.

– Молчи. Я почем знаю!

С платформы и с башен солдаты стаскивали убитых и клали их на носилки. С командирского мостика они стащи­ли чье-то тело и свалили его на носилки, как сваливают обыкновенно дорожные вещи. Сверху набросили шинель, а на нее положили плоский военный бинокль.

– Верно, это и есть командир, – сказал Андрей.